Фантастика в творчестве Гоголя и Гофмана
Информация - Литература
Другие материалы по предмету Литература
? в Вие, описание колдовства в Страшной мести и романтические пейзажи в Вие и Страшной мести. Сходство с художественной стихией немецкого романтизма отчетливее всего видно в тех рассказах Гоголя, где на первый план выступает трагический характер мироотношения писателя (Вечер накануне Ивана Купала, Страшная месть, отчасти Вий). Трагическая концовка двух первых рассказов, наличие страшных сил, вмешивающихся в человеческую жизнь, иррациональный характер происходящего создают в них атмосферу, родственную атмосфере немецкой романтической повести.
Однако точки соприкосновения непосредственно с Гофманом здесь едва ли уловимы. Попытка А. Стендера-Петерсена установить сюжетное сходство между рассказом Гофмана Игнац Деннер и Страшной местью покоится на весьма шатких основаниях. Сходные мотивы в повести Гоголя (освобождение колдуна после ложной клятвы, убийство внука) весьма мало существенны, зато силен национальный исторический фон действия. Определяющим моментом в ВечерахтАж является господство украинского колорита и широкой народной сказочной стихии, комической по преимуществу. И этим Гоголь сильно отличается от Гофмана, которому не свойственны были фольклорные мотивы. Конфликты у Гоголя чаще всего традиционны: столкновение мачехи с падчерицей, богатого отца с бедным возлюбленным дочери, соперничество отца с сыном и т.п.
Большинство рассказов имеет благополучную концовку. Как в волшебной народной сказке, злые силы посрамлены, герой преодолел препятствия. Торжествует добро и справедливость. Сговор или свадьба венчают дело. Разрешение коллизий происходит не в царстве мечты, а на украинском хуторе. Правда, действительность этого хутора меньше всего напоминает быт крепостной Украины. Это романтический поэтический мир. Он также противостоит повседневности, как и сказочные царства Джиннистан или Атлантида у Гофмана. В этот мир органически входит фантастический элемент - черти, ведьмы, русалки, живущие вещи и наделенные странной и страшной силой животные. Но это сходство объясняется лишь романтическим миропониманием, а не использованием гофмановского опыта.
2. Особенность фантастики у Гофмана
гоголь гофман фантастика
Для Гофмана жизнь - фантасмагория, где люди делятся на две категории: iастливых филистеров, довольных собою и своим существованием, послушно играющих свои бессмысленные роли, и на мечтателей, энтузиастов, людей не от мира сего. Жизнь вселяет в них ужас. Ничего не умея ему - миру - противопоставить, они бегут от него в свой внутренний мир, но и там не находят ни iастья, ни покоя.
Это не фантазии, это - безумие самой действительности. И, может быть, безысходность и фатализм еще не столь глубоки, как затем у Кафки или как уже у Клейста и Вернера, но дух уже озадачен.
Вещие сны, знахарки и вещуньи, таинственные и целебные силы природы, атмосфера тайны, двойники, перевоплощения - лишь внешние аксессуары магического мира души. Его фантазия естественна - но не как сон, как само существо яви. Как слияние мира мечты с обыденным злом мира.
В горькой сатире Мысли о высоком значении музыки он пишет: Цель искусства - доставлять человеку приятное развлечение и отвращать его от более серьезных или, вернее, единственно подобающих ему занятий, то есть от таких, которые обеспечивают ему хлеб и почет в государстве, чтобы он потом с удвоенным вниманием и старательностью мог вернуться к настоящей цели своего существования - быть хорошим зубчатым колесом в государственной мельнице итАж снова начать мотаться и вертеться.
Нет ничего безумнее действительной жизни, как бы говорит Гофман, и всей своей магией - выпившим дьявольское снадобье Медардом, голым королем, крошкой Цахесом - демонстрирует подполье души, внутреннее ничтожество хозяев жизни, истоки мирового зла.
Гофмановская фантазия - он сам говорит об этом - чужда той, что создается на потребу праздной толпы, где дурачится глупость, и чудеса громоздятся на чудеса без всякой связи и смысла. Его фантазия - это самая глубокая правда, проглядывающая из того, высшего мира, доступного лишь вдохновенному духовидцу. Сквозь неистовую фантазию проглядывает не просто трезвость, прочно связывающая магию с реальностью, но сама сущность жизни, замаскированная повседневностью и словами.
Его ирония - свойство сознания, сталкивающегося с неразрешимыми антиномиями жизни, средство создания магической реальности и фантомов, являющих собой сущность бытия.
Он остро ощущал жизнь как вечную трагедию борьбы поэзии и прозы, в которой всегда торжествует проза: оттого сквозь музыкальную гармонию капричио то здесь, то там прорываются вопли отчаяния.
Таинственные нити нередко связывают между собой удаленные друг от друга тональности, тогда как близкие и родственные друг другу иногда разделены непреодолимой идиосинкразией.
Гармония, рождающаяся из диссонансов, и хаос, возникающий из воплощения идеала. Мысль разрушает созерцание, и оторванный от груди матери-природы человек беспрестанно скитается в безумном своем ослеплении.
Реальность закабаляет; повседневность ограничивает, сужает горизонты, одевает шоры; все мы - пленники обыденности. Ничто так ярко не высвечивает реальность, как миф, этот символ глубинного, вневременного, непреходящего, вечного. Сказочность Гофмана - всего лишь маска на жестокой правде жизни, его так называемый романтизм - только камуфляж скрытой боли.
Его искусство рождается не из страха не?/p>