Фаддей Булгарин о наполеоновских войнах (о прагматике мемуарного текста)
Сочинение - Литература
Другие сочинения по предмету Литература
?ряжем приняла в недро свое осиротевшую ветвь и оживила ее своими питательными соками" и т.д.14
Далее, однако, пригорюнившийся автор ("сердце его сжалось грустью, слеза канула на бумагу") с горечью восклицает: "Какой злой гений возбудил во мне желание быть Сочинителем!" (I. C. VI). Автора утешает явившаяся ему Истина (что свидетельствует не только об авторской установке, но и о высоте авторских претензий).16 В полемическом "Предисловии" ко второму изданию 1830 г.17 Булгарин специально останавливается на нападках "литературной партии, стремящейся овладеть общим мнением в Литературе", а также "мнимых патриотов", боящихся его сатиры на нравы. Он рисует себя самостоятельным, независимым "от всякого влияния" писателем (I. C. XI), трудящимся в "тиши кабинета", в "удалении от светских обществ" (I. C. XIV), любимце публики и жертве литературных интриг.18
Последняя тема - тема его "горькой участи" как независимого литератора - становится постоянным спутником всех сочинений Булгарина. На этом фоне в интересующих нас мемуарных очерках и вырисовывается альтернатива писательской карьере - военная служба (см. его очерк "Военная жизнь" и мн. др.)19 На войне, согласно интерпретации Булгарина, он не был парией, а был таким, как все, членом боевого братства. Вот как он сам формулирует это противопоставление литературной и военной карьеры в своей "были" "Приключения уланского корнета, под Фридландом, 2-го Июня 1807 года":
"Мне и теперь жаль, что я не в военной службе. Вид кавалерийского полка и звук труб поныне производят во мне магическое действие: кровь играет, и все жилки во мне трепещут. От чего же это? От того, что в военной службе я был счастлив нравственно: был любим товарищами, всегда весел, всем доволен, пел и шутил с утра до вечера. Литература имеет свои приятности, не спорю, но - малейшая известность в свете есть мишень, в которую безпрестанно стреляет зависть своими ядовитыми стрелами, и уязвляет сердце гораздо более - нежели все пули и картечи!"20
В историко-мемуарных очерках о наполеоновских воинах перед читателями предстает храбрый веселый корнет, отличный товарищ, не теряющий присутствия духа и смекалки в трудных ситуациях (см.: "Ужасная ночь"), мужественно переносящий трудности похода (см.: "Переход через Кваркен"), великодушный, гуманный, умеющий ценить достоинства в неприятеле, но главное - патриот, преданный присяге, гордый своей принадлежностью к славному воинскому братству (иногда русскому, иногда - французскому). Для удостоверения читателя в своих достоинствах Булгарин прибегает к ссылкам на авторитеты. Приведем один, но, что называется, крайний пример.
Это очерк "Знакомство с Наполеоном на аванпосте под Бауценом, 21 Мая (н.с.) 1813 года (из воспоминаний старого воина)", откуда позаимствуем два диалога нашего героя с Наполеоном. Кроме повышенной знаковости самой ситуации, их структура дает нам замечательные примеры булгаринской "объективности" и "подвижной" точки зрения:
""Давно ли Вы служите?" - спросил он меня. - "Это мое ремесло, Ваше величество: имея шестнадцать лет от роду, я познакомился с пушечными выстрелами." - "Они храбрые солдаты; однако ж приносят больше пользы в лагерной службе, нежели в генеральном сражении". - "Правда! Случалось ли вам драться с Русскою пехотой?" - "Случалось, Ваше Величество! Отличная пехота и достойная соперница пехоты Вашего Величества." - "Он прав!" сказал Наполеон, оборотясь к Нею" (I. C. 141-142).
Приведенный эпизод столь выразителен, что не нуждается в дополнительных комментариях. Следующий диалог с Наполеоном не менее колоритен. Он происходит после того, как Булгарин удачно выполнил поручение императора. Из него мы узнаем, как произошло его производство в капитаны французской службы:
""Бертье, запишите имя господина офицера!" сказал Наполеон. Потом сел на лошадь и оборотясь ко мне, примолвил: "Я говорил об вас с вашими подчиненными, я доволен вами. Если вы будете в чем иметь нужду, отнеситесь прямо ко мне, и припомните наше знакомство под Бауценом; прощайте! желаю вам скоро быть капитаном!" - Я поклонился, и Наполеон уехал шагом к эскадронам гвардейских улан , которыя не разбирают ни Капитанов, ни Поручиков"" (I. C. 145-146).
Одним ударом Булгарин оправдывает перед русскими читателями свой "французский" чин (полученный из рук самого Наполеона!) и превращает себя в лицо поистине историческое.
Оставим в стороне вопрос о подлинности этих и других эпизодов и остановимся на проблеме эффективности литературного жеста.
Усилия Булгарина не увенчались успехом и созданный им образ храброго воина, на свою беду сделавшегося писателем, не помог его репутации. Критика отнеслась к его военным рассказам с обидным равнодушием, хотя и выделила некоторые из них на общем фоне булгаринских сочинений.21 Булгарин претендовал на искренность и объективность, а современники усматривали в его апелляции к своему п?/p>