Утопия в русской литературе

Информация - Литература

Другие материалы по предмету Литература

?уровый образ жизни", под стать простому народу. Больше того, Рахметов не со стороны наблюдает быт и жизнь народа. Герой Чернышевского сам работает пахарем, плотником, перевозчиком, бурлаком. Рахметов гордится тем, что товарищи окрестили его Никитушкою Ломовым, славным и дорогим для "простонародья" именем бурлака-богатыря. Так необычайно выпукло, заостренно представлен в романе демократизм революционера, принёсший ему доверие, уважение и любовь простых людей.

"Рахметов потомок древнейшей аристократической фамилии, сын богатого помещика-ультраконсерватора". Протестующие мысли стали бродить в юноше ещё в доме отца-деспота, причинившего много зла и горя матери, любимой девушке, крепостному люду ("видел он, что в деревне"). В студенческие годы Рахметов сошёлся с Кирсановым, и "началось его перерождение в особенного человека".

Натура кипучая, живая, страстная, Рахметов отказывается от любви, от жизненных удовольствий. "Мы требуем для людей полного наслаждения жизнью, говорит он, мы должны своею жизнью свидетельствовать, что мы требуем этого не для удовлетворения своим личным страстям, не для себя лично, а для человека вообще". Свою готовность выдержать самое тяжкое испытание, любые страдания, даже пытки, во имя революционных убеждений, Рахметов проверяет тем, что однажды хладнокровно укладывается на войлок, утыканный гвоздями, и, окровавленный, проводит таким образом всю ночь. "Проба. НужнотАж говорит Рахметов, на всякий случай нужно. Вижу, могу".

Рахметовский "ригоризм" нельзя путать с "жертвенностью" или самоограничением. Он принадлежит к той породе людей, для которых важное общее дело исторического масштаба и значимости стало высшей потребностью, высшим смыслом существования. В отказе Рахметова от любви не чувствуется никакого признака сожаления, ибо рахметовский "разумный эгоизм" масштабнее и полнее разумного эгоизма новых людей. К "Четвёртому сну" Веру Павловну ведёт разговор с Рахметовым, потому что от "особенного человека" она впервые услышала об истинной свободе любви и задумалась о путях её достижения. Тема этого разговора отразилась в словах "светлой красавицы": "Теперь те, кто признают мою власть, ещё не могут повиноваться всей моей воле". К этому сну ведёт и новое понимание труда, которого она достигла через iастье с Кирсановым. И само это iастье свободной и полной любви. "Светлая красавица" говорит Вере Павловне: "Твоё положение очень iастливоетАж Я могу открыться тебе вся".

Есть ещё одна линия, которая очень издалека тянется к этому сну и, осознанная в нём до конца, поведёт героиню к новому этапу её жизни.

"Старшая сестра", "невеста" революция, говорит: "вот что в будущемтАж переносите из него в настоящее, сколько можете перенеститАж" Вера Павловна сделала свой особый вклад в дело создания в настоящем ростков будущего. "Ты кое-что делаешь по-моему, для менятАж говорит ей "старшая сестра". Вспомни же свою мастерскуютАж"

тема мастерских-коммун Веры Павловны проходит подтекстом в изображении общества будущего. Некоторые детали этого сна могла увидеть только она организатор мастерских. "Больше половины детей осталось дома заниматься хозяйством: они делают почти всё по хозяйству, они очень любят это; с ними несколько старухтАж Сколько же тут будет обедающих? Да человек тысяча или больше. Здесь не все, кому угодно, обедают особо, у себя; те старухи, старики, дети, которые не выходили в поле, приготовили всё это: "готовить кушанье, заниматься хозяйством, прибирать в комнатах, это слишком лёгкая работа для других рук, говорит старшая сестра, ею следует заниматься тем, кто ещё не может или уже не может делать ничего другого".

Если принять эти подробности за некую авторскую модель коммунизма, то придётся признать их сверхнаивными. Но здесь другое: приведённые описания это своеобразное отражение тех забот, которые возникли при развитии мастерских-коммун. Эти детали видятся Вере Павловне во сне и могут присниться только ей. У неё, занятой своими мастерскими, зримые образы сна о коммунизме вполне закономерно возникают в формах, близких к устройству этих мастерских, тем более что в них она видит ростки будущего.

Вере Павловне приснилось будущее, похожее на то, как она представляла себе развитие своих мастерских. Сразу же за последними строчками "сна": "переносите из него в настоящее всё, что можете перенести", следует как ответ: "Через год новая мастерская уже совершенно устроиласьтАж"

Однако именно в "Четвёртом сне Веры Павловны" обнаружились слабости, типичные для утопистов всех времён и народов. Они заключались в чрезмерной "регламентации подробностей", вызвавшей несогласие даже в кругу единомышленников Чернышевского. Салтыков-Щедрин писал: "Читая роман Чернышевского "Что делать?", я пришёл к заключению, что ошибка его заключалась именно в том, что он череiур задался практическими идеалами. Кто знает, будет ли оно так? И можно ли назвать указываемые в романе формы жизни окончательными? Ведь и Фурье был великий мыслитель, а вся прикладная часть его теории оказывается более или менее несостоятельной, и остаются только неумирающие общие положения".

Чернышевский предвидел это, он знал, что многие, даже неплохие, люди отнесутся к роману как к утопии, которая никогда не станет реальностью. "Но чистейший вздор, что идиллия недоступна, писал он, она не только хорошая вещь поч