Трудовая деятельность фракийцев в западных провинциях Римской империи (I–III вв. н.э.)

Информация - История

Другие материалы по предмету История

стоят ремесленники, работавшие в больших городах, таких, как Лондиний44, Немавз45, Вьенна46 (Нарбонская Галлия), Сагунт47 или в других местах, не локализированных с точностью48, каменотесами и гончарами, имеющими право на самостоятельную работу, а иногда и на собственную печать. Более широкую деятельность развивали, вероятно, другие фракийцы49, которые занимались, вероятнее всего, предпринимательством и часто одаривали свои города. Они получали или приобретали доходные хозяйства, были связаны с различными отраслями деятельности, включая и торговую, и располагали значительными финансовыми средствами. Житель Карфагена Claudius Mucatra, который попал в город, вероятнее всего, из армии, а не из отпущенников, может быть причислен с известным вероятием к категории фракийцев, обладавших большими экономическими возможностями торгового характера. Он сделал подарок своему городу50. Наряду с ремесленниками и купцами существовала третья группа обитавших в городах фракийцев, чьи занятия остаются не вполне выясненными. Например, P. Aelius Mucatra51, который, если принять во внимание ономастические данные, вероятно поселился после увольнения в гарнизонном городе Ламбезиса и здесь в качестве римского гражданина начал заниматься мелкой торговлей. О Dula из Оранжа, который воздвиг плиту в память отца, совершенно ничего не известно52. На такое же затруднение наталкивается исследователь при изучении Mucatralis Tanurius53. Этот усыновленный либертин воздвиг в Ламбезисе плиту в память отца и патрона Mucatralis Auluzenus54. В этой же категории фракийцев, занявшихся городской трудовой деятельностью, известны точно только две достоверные профессии некто Diaz(enus) (вероятнее всего либертин, который стал saltuarius в Нумидии, может быть, в имении своего бывшего господина)55; другой, по имени G. Livineius Sipo Severianus56, известен как medicus, который, видимо, получил римское гражданство и профессию в армии.

 

Каково же принципиальное значение всех изложенных выше, основанных на материале extra fines, наблюдений с точки зрения истории западных провинций, с одной стороны, и с точки зрения фрако-мезийской истории, с другой? Принимая во внимание обширность географического района Запада, можно сказать, что с I до III в. фракийский этнический элемент в нем совсем не был многолюден57 и не стремился к слиянию с местной средой. Наоборот, фракийцы сохраняли свою обособленность, имена, традиции, верования и поэтому не оказывали влияния этнического и этнографического характера. Очевидно также, что, не проявляя стремления к прочной оседлости, фракийцы не внедряли в других провинциях свои нравы и производственные традиции. Поскольку они попадали туда "свободным путем" и, следовательно, были не обременены другими социальными обязательствами и ограничениями, то они всегда удовлетворялись наиболее доступным для них занятием земледелием. Важно, что приток рабов в западные провинции из Фракии и Мезии очень слабый и к концу II в. постепенно исчезает. В то же самое время более осязательно чувствуется процесс освобождения рабов, и именно среди либертинов мы встречаем людей с большим хозяйственным весом, людей, которые быстро ориентируются в условиях рынка в больших городах. Несомненно, это важный вывод при оценке общих тенденций развития рабовладения в западных областях Империи в III в.

 

Если к тому же помнить заключение о слабых экономических и торговых связях Фракии и Мезии с Западом и соображение, что Запад не представлял интереса для фракийских хозяйственных кругов, то можно. прийти к выводу о ценности подобных исследований для общеримской истории на основании "зарубежных" материалов.

 

Отраженные сейчас на историческом фоне Фракии и Мезии с I по III в. эти наблюдения выглядят еще более значительными, тем более, что они совпадают конечно, соблюдая все соотношения с нашими наблюдениями и относительно Италии, Дунайских и восточных провинций58. Приводимые нами свидетельства показывают, что фракийцы на Западе встречаются не часто и что надо внести поправку во всеобщее мнение о массовых наборах, в результате которых обезлюдевали и денационализировались южнодунайские земли59. Наборы являются бесспорным фактом в продолжение всей античной эпохи, но они должны восприниматься не механически, не как свидетельство безвозвратной демографической потери. Прежде всего, как было отмечено выше, многократные эпиграфические и литературные упоминания об алах и когортах Thracum еще не означают непрерывного рекрутирования из фракийских земель. Очевидно также, что процент фракийцев-солдат на Западе незначителен. С другой стороны, данные показывают, что, ревниво охраняя признаки своего племени и часто группируясь, фракийцы избегали селиться в новых местах, но возвращались в родные края. Число солдат, обнаруженных в болгарских землях, пожелавших поселиться здесь по отбытии военной службы и не изменивших ни имени, ни племени, ни своих верований, гораздо больше, чем фракийцев на Западе60. Если к сказанному выше прибавить, что фракийские земли отнюдь не были истощены порабощением и вывозом рабов, что в самих южнодунайских областях рабовладение было в общем мало развито61, а вне их по мере приближения к переломному, III веку все реже встречаются рабы-фракийцы, то мы не сможем отрицать того достоверного факта, что фракийский крестьянский этнический элемент продолжал быть устойчивым и крепко связанным с родными местами также своими производственными и культурно-религиозными традициями. В конечном счете это подкрепляется и тем обстоятельством, что случаи добровол