Тайна пшеничного зерна ("Братья Каарамазовы")
Сочинение - Литература
Другие сочинения по предмету Литература
?оуста, читаемого во время торжественного православного богослужения на праздник Пасхи, светлого Христова Воскресения. Достоевский видел здесь сжато, концентрированно выраженную суть христианства. Об этом свидетельствует заметка в записной тетради автора "Братьев Карамазовых", к которой генетически восходит запись, относящаяся к черновым наброскам предсмертного слова старца Зосимы: "…Аще кто и в 9-й час ничтоже сумняшеся…" (15; 243). Заметка сделана писателем еще в апреле 1876 года: "Христос - 1) красота, 2) нет лучше, 3) если так, то чудо, вот и вся вера, засим уже проповедь Иоанна Златоуста, аще в девятый час - помните… Это уже восторг, исступление веры, всепрощение и всеобъятие. Крепко обнимемтесь, поцелуемтесь и начнем братьями. Где, смерть, твое жало, где, аде, победа?.. Ничтоже сумняшеся. Ну поколеблете вы эту веру позитивистическими доказательствами? Ведь я знаю, что выше этой мысли обняться ничего нет…" .
Достоевский говорил устами одного из героев "Братьев Карамазовых", что "раньше, чем не сделаешься в самом деле всякому братом, не наступит братства" (14; 275). Воплощением такого братского внутреннего устроения и явилась для писателя "проповедь Иоанна Златоуста" - пасхальное огласительное слово святителя, логику которого Достоевский кладет в основу развития сюжета своего последнего романа. Огласительное слово развертывается как раз с помощью евангельской притчи о делателях виноградника: "Аще кто благочестив и боголюбив, да насладится сего добраго и светлаго торжества. Аще кто раб благоразумный, да внидет радуяся в радость Господа своего. Аще кто потрудися постяся, да приимет ныне динарий. Аще кто от перваго часа делал есть, да приимет днесь праведный долг. Аще кто по третием часе прииде, благодаря да празднует. Аще кто по шестом часе достиже, ничтоже да сумнится, ибо ничимже отщетевается. Аще кто лишися и девятаго часа, да приступит ничтоже сумняся, ничтоже бояся. Аще кто точию достиже и во единонадесятый час, да не устрашится замедления: любочестив бо сый Владыка, приемлет последняго якоже и перваго… Темже убо внидите вси в радость Господа своего: и первии и втории мзду приимите… Никтоже да рыдает убожества, явися бо общее царство. Никтоже да плачет прегрешений, прощение бо от гроба возсия. Никтоже да убоится смерти, свободи бо нас Спасова смерть… Где твое, смерте, жало; где твоя, аде, победа; Воскресе Христос, и ты низверглся еси… Воскресе Христос, и жизнь жительствует. Воскресе Христос, и мертвый ни един во гробе: Христос бо востав от мертвых, начаток усопших бысть. Тому слава и держава, во веки веков, аминь".
Так всею архитектоникой "Братьев Карамазовых" выражается преодоление "естества", открывающееся в Воскресении Христовом.
"- Карамазов! - крикнул Коля, - неужели и взаправду религия говорит, что мы все встанем из мертвых, и оживем, и увидим опять друг друга, и всех, и Илюшечку?
- Непременно восстанем, непременно увидим и весело, радостно расскажем друг другу все, что было, - полусмеясь, полу в восторге ответил Алеша…" (15; 197).
Еще в 1862 г. в редакционном предисловии к напечатанному в журнале "Время" "Собору Парижской Богоматери" В.Гюго Достоевский сказал о надежде, что "основная мысль всего искусства девятнадцатого столетия" о "восстановлении погибшего человека" воплотится "хоть к концу-то века... вся, целиком, ясно и могущественно" в таком произведении, которое выразит "стремление и характеристику своего времени" столь же "полно и вековечно", как, к примеру, "Божественная комедия" Данте "выразила свою эпоху средневековых католических верований и идеалов" (20; 29). В высказанном Достоевским уповании, безусловно, отразились его собственные художнические устремления. Намерение писателя создать роман-эпопею, построенный на материале "текущей", современной ему жизни, но сопоставимый (как бы через посредство "Человеческой комедии" Бальзака) с дантовским масштабом, выводящим в пространство мировой истории и вечности, - это намерение осуществилось в "Братьях Карамазовых", последнем романе Достоевского, ставшем новым образцом современного эпоса.
Если в "Войне и мире" Льва Толстого, произведении, оцененном частью критиков как национальное, русское решение проблемы современного эпоса, авторская мысль развивалась в историко-ретроспективном русле, то в художественном пространстве Достоевского стержневой принцип основывался на соотнесении изображаемых событий с истиной евангельского слова. И выявив этим соотнесением глубину и емкость образов своих героев, их характеров и переживаний, Достоевский помещает их в огромный (как ни в каком другом своем произведении) литературный и историко-культурный контекст, указывая на живую и непосредственную связь злободневных вопросов современности с мировыми, вечными - главными вопросами человечества.
Круг книжных и фольклорных источников, прямых отсылок к русской и мировой литературе в "Братьях Карамазовых" необычайно широк - от агиографии (житий Алексия человека Божия, Ефрема Сирина, Марии Египетской, Иоанна Милостивого) и духовных стихов ("Хождение Богородицы по мукам"), других памятников древнерусской письменности и устной народной поэзии, а также западных средневековых мистерий и легенд, до "Кандида" Вольтера и "Фауста" Гете, шиллеровских "Разбойников", "Жалобы Цереры", "Элевзинского праздника", "Перчатки" и "Дон Карлоса", романов Гюго "Собор Парижской Богомате?/p>