Бернар Сишер \"Ницше Жоржа Батая\"
Статья - Культура и искусство
Другие статьи по предмету Культура и искусство
найти свое выражение в литературном пространстве, и как в этом пространстве выражается батаевское понимание Ницше, в частности, его тезисов об искусстве будущего. Суверенность Понятие суверенность вносит в чтение Батая некоторый сумбур и неудобство, особенно если мы пытаемся лучше уяснить себе возможный статус этого концепта и отношение этого концепта к онтологии Батая в том виде, в каком она развивается в 1950-1957 гг. В большинстве случаев у Батая понятия не стоят на месте: они скорее кружатся в вихре, нежели образуют систему. Система —это круг, что мы наблюдаем у Гегеля, а Батай —тот, кто разбивает этот круг, впуская в него свежий воздух. Такой круговорот связан с непростой попыткой при помощи мысли завладеть тем эротическим опытом, что дается в опыте индивидуальном и тех коллективных формах, которые эксплуатируются Батаем начиная с 1949 г. в Проклятой доле, Истории эротизма и Суверенности. Вне всякого сомнения, здесь он прикасается к чему-то обжигающему, лежащему в самом сердце современного опыта и языковой революции, к которой этот опыт призывает20. Это жжение неотделимо от отношения Батая к Ницше и его опыту, к последней безысходности этого опыта: структуралистская же мысль будет разворачивать свои изыскания вдали от этого жжения. Признав это, можно понять, в чем состоит основное различие между тем, как понимает Ницше Батай, и тем, как его понимают другие, например Хайдеггер, Бланшо, а также (через призму структурализма) Делёз, Фуко, Деррида (толкователь Гегеля, и прежде всего батаевского Гегеля). Можно ли сказать, что навязчивое и ревностное упоминание имени Батая у этих 9 Прошу прощения за уточнение, но такое определение бытия и бесчинства не может быть основано философски (О. С. 3: 12). 20Michel Foucault, Preface a la transgression, Critique 195-196 (aout-septembre 1963). P. 761: Крушение философской субъективности. .. вероятно, одна из фундаментальных структур современной мысли. (См. русское издание: Фуко М. О трансгрессии // Танатография Эроса: Жорж Батай и французская мысль середины XX века. СПб., 1994. С. 111-131. — Прим. ред.). Заметим, что со временем у Фуко имя Батая перестает возникать. 245 авторов сравнимо с упоминанием имени Ницше? В некотором смысле да: в этих почти всегда путаных изложениях мысли одновременно затрагивается и отрицается нечто из батаевского опыта. Путаных — в силу той проблемы, которую Батай живо решает: Ницше и фашисты. Неудивительно ли, что, кроме Батая, никто — особенно в лагере экзистенциалистов — не попытался воспроизвести нацистскую мысль? У Хайдеггера молчание, у Сартра тоже, и это молчание продлится еще долго. Толкуя Ницше, Батай предлагает развести некоторые положения: в учении Ницше есть одна деталь, которая при ближайшем рассмотрении может оправдать соблазн фашизма, деталь, благодаря которой жестокость силы (воли к власти) может помочь в борьбе с системой разума, моралью упадка и буржуазного гуманизма, против коих Батай, в то время приверженец марксизма, тоже выступает. Конечно, те произведения, где он анализирует феномен нацизма, требуют более внимательного прочтения, но их общий смысл — в том, что касается Ницше, — совершенно ясен: надо толковать Ницше также вопреки нацизму, поскольку нацизм несовместим с фундаментальными принципами ницшеанской мысли (но не с мыслями о Ницше Хайдеггера)21. Однако, ставя этот вопрос, Батай затрагивает важный аспект, возникающий во всех прочих толкованиях Ницше, как и во всех исследованиях нацистского феномена: аспект сексуальный, весьма спорный, но неизбежный, последний рубеж для любого исследователя Ницше, как и самого Батая, ежели он не занимается самообманом. Если Батай обретает себя в годы расцвета нацизма — как предполагаемого нацизма Ницше, то прежде всего это происходит потому, что в нем самом в сексуальном отношении есть нечто противящееся нацистской мистике и остальным разновидностям мистики, нацистским или нет, которые в первую голову определяют себя как исступленное отрицание сексуальной раны, отрицание кастрации22. Потрясающе, что в тот момент, когда из Германии на Европу обрушиваются когорты гульфиков, при виде которых замирает Жене, Батай пишет Мадам Эдварду, т. е. выводит на сцену кровавую и распущенную кастрацию. Сказать, что между эротизмом и мистикой нет барьеров,— значит высказаться против языческой мистики, оккультизма, вообще всяких оккультных дел и фетишизма, против той оккультной и фетишистской религии Матери, которой посвятят себя многие другие, и в первую очередь сюрреалисты. Ясно, что мысль Батая есть самый решительный отказ от этого материнского оккультизма, триумфальным отстранением от 21 Между идеями реакционного или нереакционного фашиста и идеями Ницше больше чем различие: радикальная несовместимость (О. С. 6: 186). 22 Надо ли напоминать, что в этом Батай (может быть, и сам того не зная) сближается с Селином? 246 которого выступает Мадам Эдварда; триумфальным — поскольку сексуальным и не обезличенным. Атеология Батая — против оккультного культа Матери, против нацистской мистики, против сюрреалистической и юнговской алхимии: Селин пройдет этот путь иначе, разыграв другую карту, впрочем, тоже фиктивную, сексуальной раны23, Батай же — через атеологию, выступив против всякого оккультизма, против замкнутых извращений, на протяжении всего века развивавшихся не только во Франции, но и в Америке, от великой оргональной Матери старого Рейха до архаической Матери Берроуза, вооружающей ?/p>