Стилистические особенности прозы И. С. Шмелева и Б. Акунина
Сочинение - Литература
Другие сочинения по предмету Литература
огда не использовался в период их употребления: ситуация была ватер-клозетная.
Лексика церковного обихода у Шмелева (18%) также подчеркнуто серьезна, а ее употребление благоговейно: говеть, поститься, постную молитву, лампадку, дьячок, стояния, скорбение, паникадила, канун, аналои, ризы на престоле, страстные недели, страстную свечку, хоругви, христосуется, епитрахиль, кивот, клирос, хоругви, лики ангельские.
Лексика церковного обихода у Акунина, хотя в процентном соотношении и велика (15,9%), не несет, тем не менее, того глубокого смыслового значения, что у Шмелева, и используется исключительно для антуража.
Во-первых, это номинативы, диктуемые антуражем произведения: монах, епископ, чернец, архиерею, епископ, преосвященный, владыка, богомольцы, святые, схимники, молители, отшельник. Частое их использование и дает тот самый высокий процент употребления церковной лексики у Б. Акунина, хотя по разнообразию и глубине она не соответствует шмелевской.
Другая часть церковной лексики употребляется писателем исключительно для создания интерьера и антуража: трапезная, всепрощение, грех, святыня, подрясник, пожертвование, икона, лампада. Редкие, малоизвестные невоцерковленному человеку или неспециалисту слова, которыми изобилует Господне лето, у Б. Акуинина не найти, его церковная лексика вполне понятна современному читателю и обиходна.
Это объясняется тем, что у Б. Акунина просто нет внутренней, идейно-философской потребности в использовании такого слоя лексики, как у И. С. Шмелева; церковная лексика Б. Акунина внешняя оболочка, обертка для авантюрного сюжета.
Не раз Б. Акунин использует церковную лексику в сниженном контексте, с иронией: божьего служителя, духовные особы, святые старцы, на архипастырском поприще, благостный служитель, грозный архиереев перст. Использует писатель и уже известный прием контраста, где высокий стиль соседствует с просторечной или откровенно-ироничной лексикой: уставился на свою духовную дочь.
Процент использования фразщеологизмов у рассматриваемых писателей одинаков (2,4%). Но если фразеологизмы Шмелева в основном народные поговорки, служащие для воссоздания идеально-благостной картины потерянной эпохи, то крылатые выражения Б. Акунина несут функцию усиления иронии и динамики произведения: согнулся в три погибели, прижимаясь к самой земле, добычу в какие-то несусветные дали, на самый край света, ни жива ни мертва и от радости, и, конечно, от страха, не видно ни зги, не робкого десятка, отвисла челюсть.
Некоторые вполне серьезные выражения используются в заведомо сниженном контексте, например: воспряла духом.
Наконец, следует остановиться на терминологии, которой у И. С. Шмелева в Господнем лете нет вообще. Зато Б. Акунин широко использует устаревшие термины: желтый саквояж патентованный свинячьей кожи, не девальвировала предполагаемого искуса, иллюзорную поддержку, передислоцировались, капитулировал, тезис, резоны, экспедиция, реляции, методой дискурсивного позиционирования, диспозиция, ретировалась из рубки на палубу, а оттуда к себе в каюту.
Используемые писателем терминология играет исключительно ироническую роль, что соответствует основным задачам Б. Акунина: игре, иронии, конструировании особой реальности для развертывания авантюрного сюжета, реальности, напоминающей XIX век, но в то же время несущую отпечаток несерьезности и понимания автором невозможности точного копирования стилистики произведений, чья духовно-нравственная, идейная задача совершенно отличается от задач Пелагии и черного монаха.
Итак, основные отличия стилистики Б. Акунина и И. С. Шмелева, выявленные на основании анализа произведений Пелагия и черный монах и Господне лето:
1) Для Б. Акунина характерно употребление броских эпитетов, ярких сравнений, что играет на повышение динамики повествования; предпочтение И. С. Шмелевым метафор также диктуется логикой повествования и связано с желанием сделать текст более плавным, фольклорным.
2) Лексика с отрицательной эмоциональной оценкой используется Б. Акуниным едва ли не втрое чаще, чем И. С. Шмелевым, что объясняется жестким, авантюрным сюжетом и ироничной манерой повествования; у И. С. Шмелева более высок процент лексики с положительной эмоциональной оценкой.
3) употребление суффиксов с субъективной оценкой у И. С. Шмелева и Б. Акунина почти одинаково, однако для автора Пелагии более предпочтительно употребление уменьшительно-пренебрежительных суффиксов, тогда как И. С. Шмелев предпочитает уменьшительно-ласкательную суффиксацию.
4) Цветообозначения у И. С. Шмелева сводятся с розово-золотистым, голубым, пастельным тонам; цветовая гамма Пелагии более резка, используются яркие, броские цвета, с одной стороны; с другой, больше половины цветообозначений и Б. Акунина соответствует мрачным, тусклым, синим, серым, черным оттенкам и их сочетаниям.
5) Лексика церковного обихода используется И. С. Шмелевым в соответствии с идейными установками произведения; Б. Акунин использует церковную лексику для создания необходимого антуража, декораций к сюжету, поэтому он не использует малоизвестных неспециалистам и невоцерквленным людям выражений.
6) Просторечия и устаревшие слова в тексте Б. Акунина используется в сниженном значении, отвечая задачам ироничного повествования; у И. С. Шмелева архаизмы и диалектизмы используются дл прорисовки социальных портретов.
7) Фразеоло?/p>