Сперанский - святило российской бюрократии
Информация - История
Другие материалы по предмету История
осило Сперанскому всё новых и новых недоброжелателей. К лету 1811 г. холодная атмосфера недоброжелателей вокруг Сперанского стала почти беспросветной. К нему охладели даже те, кого он считал своими приятелями, кто часто посещал его дом.
Глава 5. Падение и повторное восхождение.
Сила врагов Сперанского людей, составлявших против него настоящий заговор, заключалась так же в их хладнокровном расчёте. Так было, в частности, с поступившим к Александру I известием о том, что Сперанский принадлежит к тайному союзу иллюминатов и является главой этого якобы революционного масонства в России.
В конце сентября 1811 г. Армфельд и Балашов осуществили одну из самых хитроумных своих акций против Сперанского. Через посредство статс-секретаря Госсовета Магницкого интриганы обратились к реформатору с просьбой о встрече. Михайло Михайлович ответил согласием, и встреча состоялась. На ней Армфельд с Балашовым предложили своему противнику учредить объединённый с ними секретный комитет для управления всеми гос. делами. Сперанский сразу же отказался от участия в таком мероприятии, сказав при этом: “Упаси Боже, вы не знаете государя, он увидит тут прикосновение к своим правам и нам всем может быть худо”. О предложении шведского барона и русского министра он сообщил Магницкому, и тот дал совет немедленно рассказать обо всём государю. Но Сперанский заявил, что не сделает этого, так как подобный поступок был бы “подлою интригою с его стороны”. Иначе поступили Армфельд и Балашов. Естественно, что инициатором предложения создать секретный комитет был выставлен Сперанский.
К началу 1812 г. русский госсекретарь завершил в основном разработку стратегии подготовки России к войне с Францией. Александр же в это время всё еще сомневался в неизбежности данной войны. И Сперанскому вновь и вновь приходилось убеждать своего императора в том, что ход событий неминуемо влечёт обе страны к военному столкновению друг с другом.
Предостережения Сперанского о неизбежности войны с Францией, его настойчивые призывы готовиться к этой войне, конкретные и разумные советы о том, как это делать, не давали Александру I ни малейших оснований для сомнений в преданности его России. Напротив того, поведение госсекретаря говорило скорее о его искреннем желании блага своей стране. Мысль императора работала поэтому совсем в другом направлении, нежели то, каковое задавали ей внушения интриганов противников реформатора. Не помышляя об измене Сперанского отечеству, Александр всё более склонялся к мнению об измене госсекретаря ему, российскому самодержцу. Как-то было это в самом начале 1812 г. Александр в разговоре со Сперанским о предстоявшей войне спросил у него совета, участвовать ли в ней лично ему, российскому императору. Михайло Михайлович обрисовал всё то сложное положение, в каковом окажется в случае войны Россия, описал военные таланты Наполеона и предложил государю воздержаться от личного участия в войне, но, собрав Государственную думу, предоставить вести войну ей. Спустя несколько дней после упомянутого разговора Я. де Санглену довелось слышать, как возмущался Александр этим вполне разумным советом Сперанского: “Что же я такое? Нуль! Из этого я вижу, что он подкапывается под самодержавие, которое я обязан вполне передать наследникам моим”.
К концу 1811 г. Александр стал, видимо, понимать, что степень информированности Сперанского далеко выходит за пределы, допускаемые его должностью госсекретаря. Сперанский обнаруживал в своих записках к императору и личных с ним беседах столь обширную осведомлённость о разных обстоятельствах внутренней и внешней политической жизни России, что невольно внушал ему сомнение в том, кто же действительно правит империей он, российский государь, или вознесённый им на вершину власти и допущенный в царский дворец выскочка-попович? Это появившееся в душе Александра подозрение, что в лице Сперанского радом с ним, законным государем-самодержцем, появился госсекретарь-самодержец, с течением времени неизбежно получало всё новую пищу. Сперанский всё более брал на себя подготовку к ведению войны с Францией, усиленно занимался финансовым обеспечением этой войны. Он старался следить за малейшими переменами на международной арене и в развитии русско-французских отношений. Через своих людей в министерстве иностранных дел госсекретарь сумел получить доступ к секретным документам, даже к тем из них, знакомство с которыми составляло исключительную прерогативу государя.
При начале войны с Наполеоном роль Сперанского в управлении Российской империей неизбежно возросла бы до огромной степени. Сам Михайло Михайлович, во всяком случае, к этой своей высокой роли, пожалуй, сознательно готовился. Быть главным организатором победы над врагом, стремившимся покорить его отечество, да ещё над каким врагом гениальным Наполеоном! бать спасителем отечества, что для него могло быть славнее этой роли. А у кого слава, у того и влияние. Но всё это понимал и Александр. Высказанное ему Сперанским в начале 1812 г. предложение собрать Государственную думу и поручить вести войну ей, прежде всего, конечно, ущемляло личное самолюбие его величества. Но вместе с тем реакция его на данное предложение, зафиксированная в воспоминаниях де Санглена, показывает, что в нём появилось явное опасение того, как бы царственную его персону совсем не отстранили в ходе войны от власти.
Как бы то ни было в декабре 1811 г. в отношении Александра к Сперанскому наметился явный перелом