Социально-экономические аспекты традиционной структуры Казахстана в 20-30 годы ХХ века
Дипломная работа - История
Другие дипломы по предмету История
обстоятельства. Оно раскрывается через следующее замечание К.Маркса: Всякий непосредственно общественный или совместный труд, осуществляемый в сравнительно крупном масштабе, нуждается в большей или меньшей степени в управлении, которое устанавливает согласованность между индивидуальными работами и выполняет общие функции, возникающие из движения всего производственного организма в отличие от движения его самостоятельных органов [8]. Следовательно, гарантом воспроизводства структуры выступал прибавочный труд, осуществлявшийся в рамках трудовой кооперации, которая, в свою очередь, предполагала существование особой деятельности по управлению коллективным трудом кооперированных индивидов. Но коль скоро специфика организации производства в общине обусловливала данность этой особой функции, то последняя, естественно, должна была кем-то персонифицироваться. Так оно в действительности и происходило: община постоянно выделяла в своей рангово-ролевой системе носителей такого статуса.
Одним из основных, если не главных оснований, по которому воспроизводился внутриобщинный слой субъектов хозяйственно-организаторской деятельности, был материальный фактор. В данном случае он проявлялся в том, что по мере накопления и концентрации скота в отдельных хозяйствах происходило соответствующее перемещение центров принятия решений, то есть, регулятивно-хозяйственные функции со всеми вытекающими отсюда прерогативами сосредоточивались в руках наиболее обеспеченных скотовладельцев.
Надо отметить, что имеющиеся описания аула рассматриваемого нами периода фиксируют довольно многочисленные случаи, когда в общине не наблюдалась не сколько-нибудь существенная диспропорция в обеспеченности скотом. В этом варианте хозяйственно-огранизаторская функция в рамках общины могла отчуждаться и пользу либо старейших, то есть наиболее опытных общинников (принцип геронтократии), либо признавалась за наиболее авторитетными членами корпорации, выделявшимися личными заслугами и способностями. Помимо приведенных оснований, по линии которых осуществлялось присвоение хозяйственно-организаторских функций, в практике имели место и другие. Понятно, что все они, так или иначе, являлись моментом развития социально-экономического неравенства. Однако здесь для нас важно еще то обстоятельство, что перераспределение хозяйственно-огранизаторских функций могло происходить и в рамках престижно-авторитетной дифференциации. Рассмотрение же принципов этого распределения представляется важным в связи с тем, что присвоение прибавочного труда внутри общины протекало по линии монополизации хозяйственно-организаторских функций. Тезис этот подразумевает, что отчуждение прибавочного труда внутри общины было направлено в пользу лиц, узурпировавших управление производственной общностью и тем самым начинавших выступать в качестве реальных представителей тех общественных потребностей, удовлетворению которых изначально и предназначался прибавочный труд членов об шины.
Механизм присвоения части прибавочного труда субъектами монополии на хозяйственно-организаторские функции и само производство (то есть, внутриобщинные отношения эксплуатации) носил латентный характер и прикрывался общинно-личностными формами социального регулирования, традиционными институциональными отношениями, явлениями редистрибуции и реципрокации.
Если рассматривать общину, ориентированную преимущественно на земледельческую систему хозяйства, здесь протекали, в общем-то схожие процессы, хотя и обладавшие своей спецификой. Пытаясь выделить главное, отметим, что в данном случае имела место узурпация как отношений по поводу условий производственной деятельности, то есть по линии первичных производственных ресурсов (землепользование и водопользование), так и отношений по поводу собственно производственной деятельности (то есть по линии вторичных производственных ресурсов: рабочего скота, орудий труда, семенного материала и т.д.). Итак, выведенная в особый уровень хозяйственная система обладает собственным комплексом специфических характеристик. Будучи типологизированными в пределах эмпирически наблюдаемых массовых явлений они совпадают с теми признаками, данность которых дает основание говорить о наличии общественно-экономического уклада. В свете высказанных суждений представляется правомерным выделить общинную структуру организации производства в самостоятельный уклад и, исходя из сложившихся историографических традиций, обозначить его как общинный [9].
В связи со сказанным уместно отметить, что в литературе встречаются утверждения, согласно которым община состояла из байских крупных хозяйств и живущих с ними кедеев, которые обслуживали хозяйства богатых скотоводов. Недвусмысленность предложенного определения надо, по-видимому, понимать как признание идентичности крупного байского хозяйства и общинной структуры. Однако подобная точка зрения трудно согласуется с исторической действительностью. Здесь в частности, упускается из виду, что одним из атрибутов всякой общины, а тем более развивавшейся в условиях скотоводческой агрикультуры, являлась функциональная солидаризация на почве общности хозяйственных интересов и трудовой кооперации. Крупные же байские хозяйства оказывались способными существовать независимо от непосредственно общественной кооперации труда, так как обеспечивали воспроизводство за счет иных принципов организации