Слово о "бессловесных"
Статья - Культура и искусство
Другие статьи по предмету Культура и искусство
Слово о "бессловесных"
Личутин В. В.
1.
Разговор о русском языке больной и тревожный для всякого совестливого человека и конца краю ему не будет, пока земля наша озабочена будущим и хочет радостно жить. Особенно нынче, когда грустно и тревожно в России, когда много развелось пустословья, сквернословья и злословья, когда русскому человеку выставлены всякие препоны и рогатки на пути, когда русским называться стыдно, укорливо, словно бы великий народ и не "выняньчил" огромные студные пространства со своих ногтей, поистратив силы и здоровье.
Не очередную годовщинку надо бы нынче править, а упасть бы на колени каждом властному и лихому чиновному, и нещадно биясь лбом о церковную паперть, просить прощения у матери сырой земли и ее насельщиков, тех самых мужичонков и бабеней, наших защитников, кормильцев и поильцев, что горбатят, бессловесные, на ней от зари до зари. Ведь пропадет крестьянство, иль вовсе иструхнет, сойдет на мелочевку, то и некому станет нашей Родины защитить. Вовсе отринули мы крестьянина от себя, отряхнули, как прах, стыдимся даже на праздник вспомнить его, окликнуть тревожно по телевизору: "Ау? Жив-нет, курилка!?" И напрасно, ведь на этих суровых пространствах, в этой терпеливой русской груди, где живет мягкая чистосердечная русская душа, в особенной русской крови и зародилось в веках самое богатое, душевное, цветистое и многомысленное в мире слово, коему били поклоны и слагали свои гимны наши святые отцы, великие князья и многомудрые Божьи посланники от Аввакума до Шолохова: а среди них мы увидим и Ломоносова, и Пушкина, Гоголя и Достоевского, Тургенева и Есенина… Сохраним русскую землю, излечим от хвори и скорби русского пахаря, возлюбим его от всего сердца, поймем его величие, поможем в его нужде последней копейкой из казенной калиты, то и годовщинок никаких во спасение языка не надо будет справлять. Ибо язык хранится и пестуется лишь на земле-матери в народе-простеце. А беда грозно, неотвратимо постучалась в ворота, и этого бряка не услышит только гордоус, пересмешник, пустой души человек. Ведь только в последние годы без пожара повыгарывали, запустошились, ушли в нети двенадцать тысяч деревень, замшились, обросли дурниной и чернолесьем десятки миллионов гектаров земли. С гибелью деревни исчезает не только ее побыт, не только нравственный скоп, не только праздничный сердечный лад, но и ощутимо мелеет верхний ходовой пласт языка, выпадают из оборота, уходят в нети метафорические ряды, рвутся, отмирают гибкие прежде, паутинные связи меж душами человека и природы, которые обозначаются лишь словом и больше ничем… Не станет пахаря, то слово наше невольно зачерствеет, оскудеет, лишится душевности и духовности, сколько бы денег ни потратили на его позолоту. Да русская речь и не нужна станет вовсе, ибо ростовщик-процентщик, меняла и барыга, мировой плут и ловыга ловко, без переводчика, объяснятся и на "распальцовке", языке несчастных глухонемых. А чиновный человек, возомнив себя "дворянской костью", будет изъясняться на французском и английском. Нынешняя свобода слова, о которой так радеют демократы, это свобода для избранных, для "золотого миллиона", расхитившего русский пирог, и потому народ, как свидетель этого бесчиния, вовсе лишний, презренный, темный, "бессловесный" и о нем знать нет никакого интереса. И потому исчезли с экрана русская жизнь в её подробностях и мужик-кормилец с его бесконечными заботами о хлебе насущном.
За утратою почитания земли-матери потухает и значимость русского крестьянина (и трудового народа вообще), его полнота, его заповеданная власть на этой земле, усыхает его сила, меняется его выразительная физиономия, превращаясь в плаксивый, удрученный кукишок; уважение же к простецу-человеку дает горделивости, крылья вырастают за плечами, морщины расправляются, в глазах оживает искра, и такой мужичонко, подпоясавшись кушаком и поплевав на ладони, горы при нужде свернет. Русскому человеку не столько денег не достает нынче, сколько любви и сердечного отношения… А "бездольице жизнь укорачивает. От бездольица нынче и запомирал народ, побежал на погост".
Конечно, не хлебом единым жив человек. Хлеб приходит и уходит, как и всякий злак, в свой черед, чтобы умерев, родиться вновь, но добрая, совестная, учительная книга остается надолго, и от нее кормится наш всеобщий дух.. Кстати, и с житенным караваем не так все просто; он не только насыщает утробу, но поновляет кровь, вместе с тем и душу и невольно участвует в создании слова. Сейчас мы все охотники до мяконького и тепленького; ну и слава Богу, значит ожили. Но ведь в годы предавние нашими предками было сказано остерженье: "Да не едим хлеба горячева и гораздо мяхкова, но пусть переночует, ибо от него многие стомаховы (животные) болезни приключаются".
Вот и к книжке мы постепенно привыкаем мягкой, к книжке "милорда глупого", чтобы употребить без душевного труда и умственного напряга. А если душа заболеет? "Да кто ее видал, душу твою? возразят мне. Да и пустое, знать, все это, из мрака пришло, во мрак и канет". А по мне добрая книга это как житняя коврижка, присыпанная маком. Иной слижет семя, захмелясь слегка, а от темного, как мать-земля, ячменного мякиша и отступится, не оразумев, что откусишь-то его мало, а жуешь долго, сытно и маетно. Но вот охоты-то и нет на маету, да и нужды вроде такой, когда лотки заполнены "мякиньким". А ты потерпи, сердешный, потерпи, вот тогда и ощутишь весь сытный, надежный ествяный дух хлеба, ставящего ж