Символ и миф: к проблеме генезиса
Информация - Литература
Другие материалы по предмету Литература
Символ и миф: к проблеме генезиса
А. Чех
И вот, есть последние, которые будут первыми, и есть первые, которые будут последними.
Лк. 13.30
1. Введение. Взаимообусловленное сосуществования мифа и символа в устной и письменной традиции культур, сильно разнесённых по времени и местоположению, давно привлекал к себе внимание. В славянских языках этот феномен уже в XIX веке был тщательно изучен в знаменитом трёхтомном труде А. Н. Афанасьева; а затем в работах А. А. Потебни, А. Н. Веселовского и других учёных школы Ф. И. Буслаева приобрёл классическую завершённость изложения.
Один из важнейших выводов, сделанных А. А. Потебнёй на основании достигнутого к тому моменту уровня развития литературы, сводился к ясному разграничению между мифическим и поэтическим мышлением: "Каков бы ни был, в частности, способ перехода от образа к значению (то есть по способу ли, называемому синекдохой или по метонимии, метафоре), сознание может относиться к образу двояко: или так, что образ считается объективным и потому целиком переносится в значение и служит основанием для дальнейших заключений о свойствах означаемого; или так, что образ рассматривается лишь как субъективное средство для перехода к значению и ни для каких дальнейших заключений не служит. Первый способ мышления называем мифическим (а произведения его мифами в обширном смысле), а второй - собственно поэтическим. Этот второй состоит в различении относительно субъективного и относительно объективного содержания мысли. Он выделяет научное мышление, тогда как при господстве первого собственно научное мышление невозможно." [1]
Этот небольшой отрывок выражает две существенные характеристики взаимодействия мифологического начала с остальными культурными составляющими на конец XIX века. Во-первых, поэтическое сознание, как и вообще художественное, получили вполне автономный статус; во-вторых, в этом сопоставлении поэтическое сближается даже с научным сознанием. Мифологическое мышление как таковое оказалось в известной изоляции, сохраняя своё влияние разве что в простонародной среде, мало затронутой просвещением, культурным и научным. Как сказано в известном стихотворении К. К. Случевского (написанном примерно в то время):
…Отвечает гора голосам облаков,
Каждый камень становится жив…
Неподвижен один только - старец веков -
В той горе схоронившийся Миф.Он в кольчуге сидит, волосами оброс,
Он от солнца в ту гору бежал -
И желает, и ждёт, чтобы прежний хаос
На земле, как бывало, настал… Но разоблачённый и до известной степени дискредитированный наукой традиционный миф больше не мог исполнять своей основной функции: в общезначимой образной форме отражать nomena и phenomena сверхчувственного бытия, народного и мирового [2]. Он вполне ещё мог питать художественное творчество самого высокого уровня (кроме известных достижений русской музыки, связанных с фольклорно-мифологической тематикой, сошлёмся на поэзию и прозу новокрестьянских писателей, особенно Николая Клюева и Сергея Клычкова), он мог служить "естественным алфавитом" философской мысли и литературы [3], но не мог переступить "роковой черты", означенной А. А. Потебнёй: вернуть к отношение к себе, как к объективно-сущему. Употребление традиционных мифологем непременно связывалось с фантастикой, сказочностью, национальным колоритом.
А необходимость исполнения этой функции нарастала. И быстро менявшиеся экономические условия, как в самой России, так и в мире в целом, и острые социальные процессы, и мощный подъём религиозной проблематики, как в традиционной православной мысли, так и в "новых мехах" теософии и антропософии, общее усиление эсхатологических настроений - связанные с этим чувства и представления не могли уложиться в рамки науки и позитивного знания. Новый всплеск мифологического ощущения был неизбежен, и он произошёл, в первую очередь в связи с развитием русского литературного символизма: как в его художественной практике, так и в теории мифотворчества, созданной Вяч. Ив. Ивановым [4]. Это позволяет рассмотреть само зарождение мифа - что в случае классического мифа неизбежно носит гипотетический характер.
Как можно интерпретировать результаты мифотворчества? Удалось ли русским символистам создать новую мифологию?
2. Точка зрения современника. Разумеется, уже и тогда возможность искусственно создать миф не вызывала ничего, кроме скепсиса, часто облекавшегося в саркастическую форму. По учению Вяч. Ив. Иванова, миф по существу своему должен был быть непроизволен, он не мог быть ничем иным, как самооткровением высшего бытия в восприятиях художника или мистика, и в силу всеединства этого бытия достигать сознания всех прочих. Вот эта-то аутентичность создающегося мифа и была наиболее сомнительным моментом.
Приведём один весьма характерный пример. Принадлежность Д. С. Мережковского к зачинателям "новой литературы" и новой православной мысли несомненна. Автор нескольких исторических романов, в названии главной своей трилогии "Христос и Антихрист" он подчеркнул именно мифологический аспект. Он мог быть одним из первых, кто, предчувствуя новую мифологию, способен был оценить первые побеги раньше и глубже других.
""…Города серы; кажется, в них жители занимаются приготовлением облаков, скуки, мокрых заборов и грязи - единственное занятие. На пристанях толпится интеллигенция… с выражением "второй скрипки" во всей фигуре; по-видимому, ни один не получает больше 35 рублей и, ?/p>