Размышления о взаимодействии лингвистики и математики
Информация - Математика и статистика
Другие материалы по предмету Математика и статистика
и (семантику Монтегю).
Разумеется, с помощью математического аппарата можно описать только один из двух идеалов языка, о которых говорил Выготский; поэтому часто раздающиеся возражения против использования той или иной математической модели (или математических моделей вообще) на том основании, что такие-то и такие-то частные случаи она не охватывает, не имеют смысла: для описания присущих языку колебаний и несоответствий нужны совсем другие, не математические средства, и как раз четкое описание математического идеала могло бы помочь их находить, поскольку оно позволило бы ясно отграничивать в языке фантастическое от математического. Но это пока что дело будущего.
Не меньшее, а может быть и большее значение, чем возникновение математической лингвистики, имело непосредственное проникновение в лингвистику фундаментальных математических идей и понятий таких, как множество, функция, изоморфизм. В современной лингвистической семантике важную роль играют пришедшие из математической логики понятия предиката и квантора. (Первое из них возникло в логике еще тогда, когда она не отграничивалась от лингвистики, и теперь вернулось в лингвистику в обобщенном и математически обработанном виде.)
И, наконец, очень большое значение имеет уточнение языка лингвистических исследований, происходящее благодаря проникновению в лингвистику математического духа не только в тех ее областях, где возможно использование математических идей и методов. Все это можно коротко резюмировать так: лингвистика становится все более точной и более объективной наукой не переставая, само собой, быть наукой гуманитарной.
Однако на этом естественном пути развития лингвистики стоят серьезные препятствия, которые могут его надолго затормозить. Главное из них возникшее в начале Нового времени разделение факультетов: естествоиспытатели и математики с одной стороны и гуманитарные ученые с другой не интересуются работой коллег на другом факультете и, более того, в глубине души, а нередко и открыто презирают их. Математики и естествоиспытатели (и еще больше технари) склонны видеть в гуманитарных исследованиях всего лишь некое украшение или даже пустую болтовню, а гуманитарии готовы терпеть математику и естественные науки лишь ради практической пользы и убеждены, что они ничем не могут помочь постижению природы человеческого духа.
Только в середине XIX столетия в этой, говоря словами великого биолога и великого мыслителя Конрада Лоренца, зловредной стене между естественными и гуманитарными наукам (die bse Mauer zwischen Natur- und Geistwissenschaften) была пробита первая брешь в самом тонком месте, отделявшем логику от математики. В ХХ столетии появились и другие бреши среди них и та, которую пробили с двух сторон математики и лингвисты, но их все еще мало, стена крепка до сих пор, и нет недостатка в усилиях с обеих сторон укреплять ее дальше и латать пробоины. Нередко эти усилия бывают довольно успешны; последнее достижение в этом направлении профильное образование в средней школе, уже в детстве разделяющее способных и интересующихся людей на факультеты и приучающее их гордиться невежеством в чужих науках может очень сильно воспрепятствовать дальнейшему сближению естественных и гуманитарных наук, настоятельно необходимому для нормального развития тех и других. Одно из последствий воздвижения стены состоит в том, что гуманитарии, включая подавляющее большинство лингвистов, ничего не знают даже об азах как раз тех разделов математики, которые имеют наибольшее значение для гуманитарных наук (и представляют себе математика как человека, занятого исключительно вычислениями).
Другое препятствие характерная для нынешнего состояния науки бешеная гонка, безостановочная погоня за все новыми и новыми результатами, сужающая кругозор и не оставляющая времени задуматься над более глубокими проблемами или заняться серьезным изучением смежной и тем более не совсем смежной научной дисциплины. Это относится в равной степени к лингвистам и к математикам как, впрочем, и ко всем, кто профессионально занимается наукой.
И третье инертность, или, проще говоря, лень. На первый взгляд лень и бешеная гонка несовместимы, но в действительности они прекрасно уживаются между собой и, более того, поддерживают и стимулируют друг друга. Когда человеку лень взяться за трудное дело, он хватается за более легкое и более надежное, успехи в котором оправдывают и поощряют его инертность. Высокомерное отношение к меньшим братьям, копошащимся по другую сторону стены, также поощряет лень и поощряется ею. Когда, например, математик предлагает пересмотреть все представления о древней истории, не дав себе труда хоть немного познакомиться с древними языками, за это в весьма значительной степени ответственна та же лень-матушка.
Опасность для развития науки, создаваемая этими препятствиями, гораздо серьезнее, чем может показаться на первый взгляд. Когда невежество в чужих науках становится предметом гордости, это закономерно ведет к поверхностности и невежеству также и в своих. Факультетов давно уже много больше двух, число их растет из года в год, и каждый отгораживается стеной от других; появляются стены и внутри факультетов. Кругозор исследователей постепенно сужается; правда, аппарат исследования становится все более тонким и изысканным, но в поле его зрени?/p>