Публицистический характер поэзии Роберта Рождественского
Информация - Литература
Другие материалы по предмету Литература
?поэма бесчисленное количество раз передавалась по радио и даже получила первое место на каком-то международном конкурсе.
Самую большую известность и в стране, и за рубежом приобрела поэма Реквием, посвященная памяти павших на фронтах Великой Отечественной войны. В ее десяти главках звучат десять стиховых мелодий заклинаний, песен и плачей, где голос поэта вступает в перекличку с голосом матери, не дождавшейся сына, с голосами погибших воинов. Реквием был создан по предложению композитора Дмитрия Кабалевского в 1960 году, - когда отмечалось пятнадцатилетие окончание войны.
Даже самое, казалось бы, камерное, интимное, глубоко личное стихотворе ние у Рождественского, как правило, выходит на социальные обобщения, глубоко гражданские, социальные вопросы. А. Бочаров верно подметил: Рождественский один из тех мастеров, у кого пристальный и постоянный интерес к общественным событиям неотрывен от душевной сосредоточенности, глубинных душевных движений, напряженной внутренней работы. И оттого бывает и обратное: к интимному началу Рождественский обращается тогда, когда хочет, чтобы социальное непременно дошло до каждого читателя, каждого слушателя его стихов.
Мне говорят:
Послушайте,
упрямиться чего вам?
Пришла пора исправить ошибки отцов.
Перемените имя.
Станьте
Родионом.
Или же Романом, в конце концов.
Но вот поэт начинает излагать историю своего времени. Рассказывает о том, что в начале 30-х годов многие в алтайских селах назвали своих детей именем Роберт. Это, оказывается, в честь Роберта Эйхе, секретаря крайкома, латыша, революционера. Не пахло иностранщиной! Пахло революцией! И были у революции ясные глаза... И заканчивает: Несем мы имена удивительных людей. Не уронить бы! Не запятнать бы!
Конечно, Рождественский просто мог бы рассказать о судьбе Роберта Эйхе, но отдача от такого стихотворения была ба совсем иной поэтому-то он сознательно избрал для повествования предельно личный ракурс.
На публицистику Рождественский выруливает даже из пейзажа. Казалось бы, невинное начало:
До самого горизонта
мерцает зовуще и вечно
лунная дорога,
сделанная из слюды.
А мы шагаем по дюнам.
Мы вышли в четыре вечера.
За нами остаются
глубокие следы.
И вот, остановившись на слове следы, поэт начинает расширять его значение, придавая ему характер обобщения: Гул от нашей походки ширится, нарастает, и эхо ударяет в грядущие года!... Разумеется, в дюнах, на берегу моря никакого гула от походки, тем более ударяющего эха быть не может а значит, речь идет уже не столько о следах на песке, и даже вовсе не о них, а о других следах оставленных поколением, народом. Взгляд охватывает уже всю планету: дышит в наши лица то зноем, то холодом, тяжело вращается шар земной. Но мы идем дальше, оставляя везде следы: следы остаются в тундрах и пустынях садами, городами, хорошими людьми... И вывод: И если мы пройдем по лунной дороге, то и на ней останутся наши следы!
Любопытно, что хотя политическая публицистика Рождественского явно сильнее публицистики нравственной, последняя, когда подкреплена выходом на общественные, общечеловеческие темы, бывает очень впечатляющей. К числу таких стихотворений нужно, например, отнести стихотворение Убили парня: Убили парня за здорово живешь. За просто так. Спокойно, как в игре... И было это не за тысячу верст от города. А рядом. Во дворе. Никто не вышел на страшные крики этого парня, никто не откликнулся на его призыв о помощи, никто ему, окровавленному, не открыл дверь об этом говорится и с неподдельным негодованием, и с изумлением, и с ненавистью. Именно это а не сам, так сказать, голый факт убийства больше всего поразило поэта. Закономерен финал: Какое это чудо человек! Какая это мерзость человек! Наигранным это негодование не назовешь. Поэтому-то оно и передается читателю, делает его чище и духовнее. Ничего общего с нудным морализаторством, голословными призывами к человечности такие стихи не имеют, и след, который поэт оставил в нашей поэзии, измеряется именно этими лучшими его вещами.
А то, что след, оставленный им, глубок и заметен, не станут отрицать даже те, кому отнюдь не близка та ветвь нашей поэзии, которую облюбовал для себя Рождественский.
Вывод
Нет смысла лишний раз доказывать нужность актуальной публицистической поэзии, - это давно доказала сама история нашей литературы, от Слова о полку Игореве до вершин лирики В. Маяковского, - и подчеркнем, что Роберт Рождественский много сделал для продолжения этой исконной традиции отечественной поэзии.
Однако сам Роберт Рожественский утверждал, что его поэзия не сводится к одной лишь публицистичности. Он говорил: Жизнь она ведь сложная штука и она из очень разных вещей состоит, в том числе и из разных интонаций. Нельзя все время смеяться. Человек, который беспрерывно смеется или беспрестанно кричит ненормальный человек, больной. Так же, как и постоянно говорящий шепотом или непрерывно захлебывающийся в рыданиях. В жизни мы используем разные регистры. Поэтому и то, что мы пишем, должно звучать по-разному. Человек обычный человек, не поэт бывает публицистичен, когда отстаивает какие-то свои гражданские убеждения. Но тот же человек бывает и лиричен, и мягок, и нежен, когда он произносит сокровенные слова, обращенные к любимой. Нельзя брать только одну часть хара?/p>