Антрополатрия и человеколюбие, как точки экстремума антроподицеи К.Н.Леонтьева
Информация - Философия
Другие материалы по предмету Философия
за это ужасно.- Одно из предзнаменований их падения была их уродливая и унылая одежда.- В природе ? на обезьяну и ворону; в истории религии на тёмные зраки христианских муринов и бесов, вечно злых, и вечно слабых против БогатАЭ [28; 268-269].
Обращаясь к Ницше, надо отметить, что, безусловно, точки соприкосновения с творчеством немецкого мыслителя у Леонтьева есть. Это обстоятельство подмечали многие исследователи, начиная с В.Соловьёва, в результате чего сложился ещё один тАЬмифтАЭ леонтьеведения о тАЬрусском НицшетАЭ. При внимательном взгляде становится ясно, что точки соприкосновения подчас есть точки скрещения шпаг. Анализируя работы двух мыслителей можно сделать вывод, что главными точками соприкосновения-отталкивания двух тАЬфилософов неприятных истинтАЭ опять-таки будут Ренессанс и антроподицея.
Для Ницше, как и для Леонтьева, проблема Возрождения и его оценки была одной из центральных в творчестве. И скорее именно Ницше можно назвать тАЬренессансной натуройтАЭ, ибо вслед за титанами он делал акцент на революционном, хаотическом начале в человеке, которое было опознано им как тАЬдионисийствотАЭ. тАЬЧеловек это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, канат над пропастью. Пишет Ницше. Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращённый назад, опасны страх и остановка. В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель. Я люблю того, кто не бережёт для себя ни капли духа, но хочет всецело быть духом своей добродетели: ибо так, подобно духу, проходит он по мостутАЭ [177; 9, 10]. Как видно из текста, для немецкого мыслителя определяющим, в его отношении к человеку, является заключённый в нем образ сверхчеловека, таинственный переход от ветхого человека к новому сверхчеловеку.
Поэтому в области самосовершенствования человека Ницше не полагает никакого предела: тАЬНе должны ли мы сами обратиться в богов, чтобы оказаться достойными Его?тАЭ [175; 593]. Учитывая, что тАЬНицше восставал непосредственно на христианство, выхолощенное либеральным гуманизмом, христианство, которое превратилось не более чем в нравственный идеализм, подкрепленный эстетическим чувствомтАЭ [199; 34-35], становится ясным, что его бунт носил изначально скорее антипротестантский, чем антихристианский характер. Поразительно, как в своём пафосе Ницше стремится к православному пониманию задач, стоящих перед человеком, его наивысшего предназначения [vi] тАж Великий святой православной церкви Афанасий Александрийский выразил её в знаменитой формуле: тАЬБог вочеловечился, чтобы человек обожилсятАЭ.
Справедливости ради надо отметить, что в отличие от Леонтьева и Святых Отцов, Ницше мыслил своего человека асоциальным (социопатом), а посему остался пленником типичного протестантского индивидуализма: тАЬГосударством зову я, где все вместе пьют яд, хорошие и дурные; государством, где все теряют самих себя, хорошие и дурные; государством, где медленное самоубийство всех ? называется "жизнь". Туда, где кончается государство, ? туда смотрите, братья мои! Разве вы не видите радугу и мосты, ведущие к сверхчеловеку?тАЭ [177; 36, 37].
В противоположность Ницше тАЬЛеонтьев-антрополог никогда не писал о человеке "вообще". Для воспринятия такого рода абстракции у него не было "органа". Человек выступает у него в некоем социальном, национальном, религиозном облачении. Вне социально-этнических общностей, "оформляющих" его, человек Константина Николаевича не интересует. Леонтьевский человек ? человек "цивилизованный". Более того, человек "государственный". Творчество Леонтьева не знает человека в догосударственном или внегосударственном состояниитАЭ [129; 11]. Только глубоко национальное, по мнению Леонтьева, способно стать общемировым. Именно укоренённость в культуру есть гарантия творческого роста навстречу Небу, подобно тому, как всё бытийствует, так как принадлежит Бытию; тварь обожается, поскольку принадлежит Телу Христову Святой Соборной и Апостольской Церкви.
Будучи оба эстетами и аристократами, а вдобавок ещё и блестящими стилистами, Леонтьев и Ницше эстетически ненавидели то безобразие, которое представлял собою современный им средний европеец. В своих оценках и наблюдениях подбираются для описания подчас близкие по духу слова: тАЬГоре! Приближается время, когда человек не родит больше звезды. Горе! Приближается время самого презренного человека, который уже не может презирать самого себя. Смотрите! Я показываю вам последнего человека. тАЬЧто такое любовь? Что такое творение? Устремление? Что такое звезда?тАЭ так вопрошает последний человек и моргает. Земля стала маленькой, и по ней прыгает последний человек, делающий всё маленьким. Его род неистребим, как земляная блоха; последний человек живёт дольше всех. тАЬСчастье найдено намитАЭ, говорят последние люди и моргают. Нет пастуха, одно лишь стадо! Каждый желает равенства, все равны: кто чувствует иначе, тот добровольно идёт в сумасшедший дом. тАЬПрежде весь мир был сумасшедшийтАЭ, говорят самые умные из них, и моргаюттАЭ [177; 11, 12].
<