Проблема альтернативы в русской культуре
Информация - Культура и искусство
Другие материалы по предмету Культура и искусство
?ность.
Стремление к крайностям ведет к катастрофе, и Ахиезер показал это на историческом материале.
Что это нам дает? Мы теперь видим, против чего должен бороться соловьевско-бердяевский человек (в самом себе прежде всего), и что должен в себе выделять - антисоборность, антиавторитарность, антиинверсионность, а в конструктивных терминах - диалогичность, поиск меры, почвенный либерализм (условно).
Основной вывод: в философском пласте культуры развивалась альтернативная тенденция - либеральная, антитрадиционная, антиавторитарная. Кроме того, эта тенденция одновременно носила и соборный характер. Это была общая болезнь русской интеллигенции до 1917 г.
Сегодня интеллигенция уже почти не соборна, хотя зюгановское направление пытается эту соборность возродить.
Мы видим, что пласт русской рефлексии, где должна вестись борьба за альтернативу, ее поиск, - религиозно- нравственный. Это наиболее консервативный, фиксирующий архаичность пласт. Но он не главный. Главный пласт, где происходят интересующие нас процессы, - русская литература.
Надо начинать с XVIII века. Царь, помазанник Божий, взял в руки рубанок. Этот факт создал религиозно- нравственный прецедент, дал стимул русской литературе и всей русской рефлексии XVIII - XIX веков, конструктивность которой состояла в выработке нового типа нравственности. Отсюда я начинаю отiет моих исследований. Произошло то же самое, что две тысячи лет назад в Иудее, когда Иисус объявил себя сыном Божиим. С одной стороны - Бог, с другой - человек, это известная евангельская интерпретация. То же самое произошло и в России. С одной стороны - помазанник Божий, с другой - нормальный человек. То, что сам Бог взял в руки рубанок означало, что высшая нравственность спустилась из потусторонности в повседневную жизнь человека.
Зачем Петр плевал и кривлялся перед Богом, ездил на свинье по улицам, стриг бороды? Если мы попытаемся по- новому это понять, то увидим, что он создавал новую нравственность. Он должен был оправдать реформаторов, оправдать проводимые им реформы. Любые реформы надо обеспечить новой нравственностью, иначе они не пойдут, так как сложившаяся религиозно-нравственная основа отстраняла новое. Надо дискредитировать религиозно- нравственную основу, противостоящую реформам.
Именно с Петра началась новая русская светская литература. Она сразу поставила основные вопросы бытия: Бога, нравственности и т.д. Крылов, Фонвизин, Радищев - главные просветители. О Державине и Ломоносове я пока говорить не готов.
Крылов - "мир хорош, он не лежит во зле". Это мой вывод из расшифровки всего его творчества в целом. Когда светская литература осмысляла себя как целое, она брала религиозные сюжеты. Главная цель: "Россия должна проснуться". А откуда взялась эта нравственность сна, ничегонеделания? Почему до XVIII века Русь, по словам Флоровского, вообще молчала? Все авторы, которых я назвал, начиная с Крылова обращались к библейскому образу Адама, критиковали его православную интерпретацию, при которой Адама отличало ничегонеделание.
"Страсти - нужны" ("Послание о пользе страстей"): "Чтоб заключить в коротких мне словах, вот что мой друг скажу я о страстях: они ведут науки к совершенству, глупца - к козлу, философа - к блаженству. Хорош сей мир, хорош, но без страстей он кораблю был равен без снастей".
Вся традиционная нравственность говорит, что мир лежит во зле, а Крылов говорит, что мир - хорош. Православие воюет против страстей, а он говорит, что страсти нужны. Это прослеживается в двух его работах - "Послании о пользе страстей" и "Письме о пользе желаний". Как он их оправдывает? Ведь если страсти не управляются разумом, они ведут к крайностям. И тут православная церковь абсолютно права. Он предлагает: "Нет, нет, не то нам надобно блаженство, с желанием на свет мы рождены. На что же ум и чувства нам даны? Уметь желать - вот iастья совершенство." Это совершенно новая постановка вопроса, это - проблема середины, проблема меры.
Фонвизин. Основной его вывод - традиционный человек скотоподобен, безбожен и православен ("Недоросль", "Бригадир"). По Фонвизину, божественное - не в обычае, а в разуме. Но, скажем мы, разум один не может выстоять в борьбе против традиций. Он раскалывает нравственность, идет впереди, но победить в одиночку не сможет. Но в то время это было так: божественное - в разуме. Подлинное всемогущество - в самоограничении. До Фонвизина этого нигде не было. Это прозвучало в его повести "Калисфен", где он создал новую концепцию Бога, противопоставив православному Богу свое собственное понимание.
Фонвизинский Бог потому всемогущ, что не всё может. Он наложил на себя самоограничение, обет - заботиться о душе человека, делать добро человеку. А православный Бог всемогущ - потому что все может. Но фонвизинский Бог могущественнее православного. Фонвизин первый сказал, что церковь - это сам человек.
Возьмем линию Фонвизин - Гоголь - Лермонтов. Эти трое четко поставили проблему нищенства, бедности, их безнравственности. Это чуждо было русской религиозной православной нравственности. "Поучение, сказанное в Духов день" у Фонвизина, У Гоголя - в "Выборных местах...", у Лермонтова - "Нищета - душа порока и преступления".
Осуждение нищеты и бедности как нравственной основы, ведущей к крайности. У Гоголя - "надо помогать нищему".
Но как? Ты к нему прийди, помоги стать другим человеком, стать богатым! А Фонвизин называет нищего "нечестивец", богоугоден тот, кто богат,