«Сказки для детей изрядного возраста»

Сочинение - Литература

Другие сочинения по предмету Литература

µнькое; выше лба не прыгнешь; и на том спасибо все это звериная мораль.

И, естественно, главным носителем этой премудрости станет Вяленая Вобла, которую всю выпотрошили, высушили на солнце, так что и весь мозг выветрился. Если снять звериные маски, то, пожалуй, основным объектом обличения у Щедрина станет вот эта мещанская мудрость, окорачивающая все наши судьбы: тише едешь дальше будешь; поспешишь людей насмешишь; потихоньку да полегоньку; ты никого не тронь и тебя никто не тронет; - словом, не растут уши выше лба, не растут! (В скобках задание к уроку: подобрать из обыденной жизни синонимы к премудрости Вяленой Воблы.)

И страшная участь ждет, по щедринским сказкам, того, кто усомнится в премудрости. Впрочем, страшная участь у всех одна участь всех пушных зверей, она в равной мере постигнет и смирившегося Здравомысленного Зайца, и счастливую недолгим счастьем вдову-невесту Зайца Самоотверженного. Здравомысленный, правда, перед смертью еще и потешал своего убийцу, играл с Лисой: ежели он и не оборонялся взаправду, то все-таки лапками закрывался, верезжал… Вот в этом верезжал самая соль щедринского сарказма: не верезжим ли и мы перед сильным, которому только и хочется, что нас сожрать?

Пробуждение совести лишь верный путь к страданиям, от которых ничего не меняется в лесу… Сказка о Бедном Волке: того так замучила совесть, так тяжело стало сознавать себя убийцей, так глубоко запали ему в душу слова сильного Медведя: "Неужто у тебя совести нет? На твоем месте я не только бы жизнью не дорожил, а за благо бы смерть для себя почитал! И ты над этими моими словами подумай!" Тяжки думы для героев Щедрина, если только это не Воблина премудрость. Что ж Волку до совести: "Не может волк, не лишая живота, на свете прожить вот в чем беда!". И действительно, от тяжких дум только один исход смерть-избавительница: появились охотники-лукаши и не стало у Волка мучений… Если Волк и рад был смерти-избавительнице, то никакой радости в этом замкнутом на жестокости и зверстве мире Щедрина нет и не будет.

Мы вернемся к сказкам, где герои люди. Хотя это уже и не вполне сказки, скорее притчи. Вернемся потому, что, как говорится в "Гиене", звериное начало не до конца господствует в человеке: "Иногда нам кажется, что "гиенское" готово весь мир заполонить… Все живое в безотчетном страхе падает ниц; все душевные отправления застывают под гнетом одной удручающей мысли: изгибло доброе, изгибло человеческое! Все, словно непроницаемым пологом, навсегда заслонено ненавистническим, клеветническим, гиенским! Но это громадное и преступное заблуждение".

Но как же заблуждение, если в мире царит порок, сила уродлива, доброта и терпимость бессмысленны? В смирении русского мужика, в неповоротливости и вялости даже Богатыря нет никакого утешения. Нет утешения и в религии, церкви: вспомним крестная сила с кем? С генералами? А в рассказе о деревенском пожаре священник выведен сущим изувером: "И я тоже, разве я не молюсь за вас? Ропщешь? говорил он с ласковой укоризной: - а Иова помнишь? Нет? Так я тебе напомню! Он был богат и славен…." И слова этого лукавого, корыстолюбивого служителя никак не утешат мать, у которой погибло дитя. Словно заговорила Вяленая Вобла…

Нет, не всегда поможет и даже нелицемерное, искреннее слово священника из "Рождественской сказки". Там Щедрин дает яркий образец церковной проповеди. Речь и написана мастерски, видно, что это так близко самому писателю (это словно оборотная сторона его сатиры), и глубоко проникает в душу именно ребенка Сережи Русланцева, не из сказки ли "Пропала совесть"?

Щедрин взволнованно описывает стремление мальчика жить по правде, по совести, - пробужденное именно проповедью сельского батюшки. Но нет никакого подлинного сочувствия у близких, даже сам священник вдруг удивляет двуличием: "Ничего, сударыня. Поговорит и забудет. На то и церковь установлена, чтобы в ней о правде возвещать" - "В церкви? А жить?" - воскликнет Сережа и уже не найдет ни в ком утешения. Христос для всей жизни, не только для обряда, - словно говорит этим сюжетом Щедрин.

От страшных душевных мук заболевает горячкою и умирает герой "Рождественской сказки"… Вновь безысходность?

И вот совершенно особую роль выполняет в цикле сказка "Христова ночь", ей бы, по развитию замысла, завершать весь цикл.

Это не обычная Пасха, отмечаемая каждый год, а подлинное, несимволическое явление Христа на грешную землю. И только теперь торжествует Правда, возвращается не только Совесть, но цельный, подлинный смысл жизни. "Воскрес Бог и наполнил собой Вселенную… Господь благословил землю и воды, зверей и птиц… Благословивши природу, Воскресший обратился к людям. Первыми вышли навстречу к нему люди плачущие, согбенные под игом работы и загубленные нуждою". Необычайно торжественен слог этой сказки, велик масштаб созданного Щедриным образа Иисуса Христа: вот подлинная сила, вот торжество высокой истины, а не мещанской мудрости. Является Христос и все обретает смысл, гармонию, но все и пройдет через суровый и милостивый Суд, как заповедано нашей религией…

Ожидание Судного дня и станет до тех пор скрытым от читателей пафосом сатирического творчества Щедрина.

Щедрин раскрыл едва ли не энциклопедию пороков в своем творчестве, показал глубокое падение человека, едва ли не полное уподобление животным. Вот тяжести этих впечатлений и соответствует чрезвычайная напряженность и взыскательность Щедрина. Много горечи разлито и в смешн?/p>