Перипетии жизни
Информация - История
Другие материалы по предмету История
разцов из баженовской свиты, Сергей Германович поразился аномально большому содержанию в них урана, хотя там вовсе не было промышленной залежи. Позже выяснилось: это не исключение, а правило для всех аналогичных горных пород. Причем независимо от их возраста.
Геохимики, как оказалось, знали о нем давно. И так же давно спорили о причинах странного явления. В их дискуссиях опять-таки фигурировало сероводородное заражение.
Это из-за него, говорили Неручеву, часть урана, тория и других тяжелых элементов из морской воды переходила в нерастворимую форму и выпадала в осадок.
Однако Сергей Германович убедился, что концентрация урана и тория повышена и в тех черных сланцах, где, если так можно выразиться, сероводородом и не пахло. То же подтверждали наблюдения известных геохимиков: нашего Г. Н. Батурина и англичанина Э. Т. Дегенса.
Причина накопления тяжелых элементов совсем иная, высказывали геохимики еще догадку. Их на дне бассейнов сорбировали органические остатки.
Увы, сорбция, то есть поглощение осадочной породой металла, рассеянного в воде, могла, как выяснилось, обеспечить лишь небольшую его концентрацию.
Тем дело не кончилось. Были и другие предположения. Ученые обстоятельно обсуждали возможность прижизненного накопления урана организмами. Сему имелось немало подтверждений. В теле некоторых кораллов, например, концентрация этого металла раз в 700 выше, чем в воде, а в одном из видов водоросли хлореллы и того больше почти в 4 тыс. раз. Но далеко не все морские жители были такими же рекордсменами.
Оттого-то, наверное, Г. Н. Батурин продолжал стоять за сорбцию. Он подсчитал: средняя концентрация урана и других тяжелых элементов в морских существах гораздо ниже, чем в осадочных породах земной коры. А уж в сухопутных организмах тем более. Из чего вроде бы следовало: ни те ни другие не могли играть роль основных поставщиков радиоактивного металла черным сланцам.
Вот тут, после разговора с Батуриным, у Неручева и мелькнула своя догадка поначалу еще неясная, расплывчатая. Сергей Германович подметил у собеседника слабое место.
Дело в том, что остатки погибших организмов отнюдь не без потерь достигают морского дна значительная их часть окисляется по дороге и в виде минеральных соединений остается в толще воды. Мало того, разложение продолжается и на дне, и даже (правда, гораздо медленнее) в самой толще недр.
Одно было непонятно: как биологические остатки попадают на морское дно? Дело в том, что просто под действием силы тяжести, так сказать, своим ходом они туда добраться никак не могут. Почему? Ведь все так просто и естественно: сколько бы ни кружились подводные соринки, а все равно должны опуститься на дно, как оседает пыль на суше, как падают на землю легкие снежинки. Куда им еще деваться?
Увы, деваться им есть куда. И Неручев, наверное, зашел бы здесь в тупик, если бы не одно интересное исследование океанологов.
Около тридцати лет Александр Петрович Лисицын посвятил, как вы помните, изучению морской взвеси. (Средний размер частиц повсюду примерно одинаков 11 мк (попадаются, конечно, раз в десять и крупнее и мельче). Скорость их осаждения меньше 2 см в сутки, и падением-то не назовешь, скорее, какое-то витание. Но и такими темпами все же можно пусть за 400700 лет достигнуть глубины 35 км. Однако и того не произойдет взвесь должна попросту раствориться по дороге. А если бы что и осталось, то было бы унесено за многие тысячи километров сначала поверхностными течениями, (потом .более глубокими противотечениями и наконец (оказалось бы во власти придонных течений. I И все же остатки большинства микроводорослей, когорые вроде бы должны были раствориться уже на глубине нескольких сот метров, опускались на дно, на 1-лубину 45 км, и притом именно в той климатической роне, где они обитали в поверхностных водах. Что им Гпомогало?
Еще в начале нашего века ученые, которые занимались исследованием планктона, заметили, что рачки зоопланктона, питающиеся биофильтрацией, выбрасывают пищевые комки, заключенные в тончайшую оболочку. Причем это не были фекалиив них оставалась часть непереваренной пищи. Комкам дали название пеллеты. В 30-х гг. в Англии появились первые описания пел лет, извлеченных из осадков со дна мелководного залива Клайд, близ Глазго. Комки цилиндрической формы заключали в себе главным образом почти непереваренные остатки водорослей (целые диатомеи) и немного микроскопических минеральных частичек. Это подтверждал и микроскоп, и химический анализ. Величина пеллет от десятков микрон до нескольких миллиметров.
Такие комки, как оказалось, производят все фильтрующие животные оболочники, рачки, моллюски. Океан заселен несметным множеством всевозможных фильтра-торов. Поражает их фантастическая работоспособность. Широко известная мидия, сидя в своей бурой раковине, улавливает частички размером менее микрона. Мидии обитают на дне в шельфовых водах, где наибольший снос с суши. Колония этих моллюсков способна за сутки полностью очистить от взвеси до 1 тыс. т воды.
Рачки-копеподы, особенно многочисленные в составе зоопланктона, должны в сутки получать пищи не менее трети собственного веса. Они работают почти беспрерывно, ухитряются улавливать частички величиной менее 1 мк.
Выделенная из воды взвесь связывается в комки и облекается в хитиновую оболочку. Зачем нужна упаковка? Чтобы не использовать отходы вторично. Оболочка своего рода метка.
Лисицын был первым, кто всерьез заинтересовался глобальным масштабом деятельности фильт