Патриотический пафос русских летописей
Статья - История
Другие статьи по предмету История
>Вероломство и предательство - тяжкий грех, но не по отношению к врагам, которые нередко предавали первыми. Когда в 1095 г. в Переяславль к Владимиру Мономаху пришли "на мир" половцы, дружина посоветовала князю убить послов. "Како же могу створити, роте с ними ходив?" - спросил князь. "Княже! Нету ти в том греха; да они всегда к тобе ходяще роте (т.е. приносили клятву, присягали - М.Л.), губять землю Русьскую и кровь хрестьяньску проливають бесперестани", "И послуша их Володимир" - заключает летописец. Несомненно, что его мнение полностью совпадает с точкой зрения дружины.
Не вызывают осуждения у летописца и такие факты, когда наемные войска ставятся князем в значительно более опасное положение, чем собственная дружина. Так, князь Мстислав Великий, старший сын Мономаха, использовал в Лиственской битве варяжское воинство: "Кто сему не рад! Се лежить северянин, а се варяг, а дружина своя цела".
"Мораль летописца - оборотная сторона его политической программы, его политического "исповедания веры", - подчеркивал И.П. Еремин (Еремин И. Литература Древней Руси. Л., 1966. С. 54). Особенно явно это положение проявилось в XIII-XIV столетиях, когда усилилось политическое влияние Московского княжества. Поскольку главной задачей Москвы стала политика объединения русских областей в единое целое, это требовало строгого идеологического обоснования.
Составителем первого в истории Руси общерусского летописного свода стал митрополит Киприан, незаурядный писатель и общественный деятель. Собрав воедино Новгородскую, Рязанскую, Тверскую, Суздальскую и другие летописи, Киприан намеренно сохранил обвинительный характер некоторых их фрагментов (обвинения новгородцев против тверичей, москвичей - против суздальцев), чтобы на фоне областных интересов наиболее выгодно оттенить и подчеркнуть объединительную политику московских князей - современников летописца.
В понимании летописца нет и не может быть прощения лишь одному - предательству, переходу на сторону врага: "Да луче есть на своей земли костью лечи, нежели на чюжей славну быти", - такие слова вкладывает летописец в уста князя Даниила Галицкого. Монголо-татарские завоеватели отождествляются с апокалиптическими племенами, о нашествии которых пророчествовал еще несколько столетий назад византиец Мефодий Патарский.
"Древнерусскую литературу, - писал Д.С. Лихачев, - можно рассматривать как литературу одной темы и одного сюжета. Этот сюжет - мировая история и эта тема - смысл человеческой жизни". А смыслом жизни для русского человека, для человека, осознающего себя русским, всегда было благо своей земли и защита ее интересов.
IV
"ЧУЖБИНЫ ПРАХ С ПРЕЗРЕНЬЕМ ОТРЯХАЮ..."
"Русы мужественны и храбры... Ростом они высоки, красивы собою, и смелы в нападениях..." (Ибн-Руста, VI в.); "Народ этот могущественный, и телосложение у них крупное, мужество большое" (Ибн-Мискавейх, нач. VII в.); "Это обширная страна: ее жители обладают дурным характером - непокорны, держатся вызывающе, любят спорить, воинственны. Они воюют со всеми неверными, которые живут вокруг их страны, и одерживают победы" (персидский Аноним со ссылками на географов Ал Балхи и Ал Хорезми, Х в.).
Такой предстает Русская земля и населяющие ее народы в текстах восточных авторов VI- Х вв. Насколько объективно подобное описание?
"Русская земля - понятие политическое, если под ним подразумевается Русское государство; этническое, если под ним подразумевается русский народ; географическое, если под ним подразумевается определенная территория" (Насонов А. "Русская земля" и образование территории древнерусского государства. М., 1951. С. 195).
Для летописца почти не существовало дифференциации этих трех понятий - под "Русской землей" понималась территория, населенная определенными народностями, исповедующими (в подавляющем большинстве своем) одну религию. Нелишним будет вспомнить, что в период монголо-татарского нашествия именно эти факторы явились важнейшими стимулами для осознания необходимости объединения прежде раздробленных на мелкие владения княжеств: единый язык, единая религия, единая история и сознание этнического родства.
Еще в IX в. понятие "Русская земля" использовалось как обозначение территории, занимаемой племенем полян, наиболее сильным из славянских племен, проживающих в Приднепровье уже в III-IV вв. нашей эры. Далее, по мере расширения Киевского княжества. Русской землей стали называть территорию трех княжеств: Киевского, Черниговского и Переяславского. Вследствие перемещения идеологического и культурного центра на северо-восток эта номинация перешла к Владимиро-Суздальскому, а затем и к Московскому княжеству (особенно в Х1П-XIV вв.). В начале XVI столетия, когда процесс централизации Русского государства подошел к концу, термин "Русская земля" прочно закрепляется за Московской Русью.
Контексты, в которых употребляется сочетание "Русская земля", показывают, что оно оказывается тождественным по смыслу слову "отьчина", т.е. "отчизна". Характерно, что чаще всего такое употребление встречается в составе прямой речи, во фрагментах, где поднимается тема защиты родины. Например: "Молимся, княже, тобе и братома твоима. Не мозете погубити русьскыя земли" (ЛЛ). В значении "территория, находящаяся в чьем-либо владении" чаще употребляется слово "страна": "И иже преступить се от страны нашел князь ли ин кто ли... да не имуть помощи от Бога" (ЛЛ).
Существитель