Особость архетипов женского/девичьего успеха в русской сказке
Сочинение - Литература
Другие сочинения по предмету Литература
и на ум (шашки-шахматы). Князь чуть было не отдал за богатыря Василия дочь замуж [14, с. 413 22].
В схожей роли - знаменитая Авдотья Рязаночка, героиня исторической песни, освободившая своим бесстрашием и умными ответами хану царю Бахмету турецкому всю свою родню из плена. Активность героини в самом решении пойти на риск, а также в хитроумии и решительности ответов. Эта песня - шедевр дипломатии: древнюю загадку дополнительно обыгрывают исторической мотивировкой. На вопрос, кого же из родственников ей освободить - сына, мужа, брата? - женщина с плачем отвечает, что мужа можно заиметь нового, следовательно, будут снова и дети, а вот брат... Царь Бахмет тоже заливается слезами. Оказывается, ответ не только остроумен, но бьет в больное место: Когда я разорял вашу сторону (...)у меня убили милого-то братца родимого [25, с. 80].
Отвязная богатырка. Амазонка перекочевала в другой, более подходящий для нее жанр: в былины. И тут ей раздолье. В иных, схожих с боевым эпосом, богатыркаполяница становится на мужской путь радикально. Вооруженные единоборства часто кончаются смертью. Таков конец былины Дунай и Добрыня сватают невесту князю Владимиру [14, с. 85, 86] и трагической былины Непра и Дон, сюжет который известен как миф о рождении Днепра [14, с. 4Ю-413]. Богатырь Дон сгоряча убивает свою жену, поляницу (богатырку) Непру, победившую его в стрельбе, губит еще не родившегося сына и в ужасе от содеянного закалывается.
Поучительно бывает сравнить интерпретации мотивов поведения героев.
Реки, на берегах которых много воюют, реки-рубежи рождаются из пролитой крови богатырей, говорит мифологическая модель. Правильность вневременной трактовки подтверждается наблюдением: мотив рождения требует участия женского пола. К тому же Непра была беременна.
Основной конфликт былины обусловлен уже семейным укладом феодального общества: Непра обесчестила Дона, во-первых, тем, что посмела хвастаться умением стрелять, поставив себя в ряд русских богатырей и обойдя при этом своего мужа; во-вторых, на деле доказала свое превосходство над Доном. А это вызов феодально-семейной иерархии, - таково мнение фольклориста Ф. Селиванова [14, с. 547].
Далеко не во всех сюжетах этой группы женщина гибнет. В некоторых вариантах былины Добрыня и Настасья побеждает она. Но побежденного не убивает, а берет в мужья [14, с. 63].
А вот в былине Илья Муромец и дочь его отношения сперва кончаются миром после поединка, но затем бой насмерть возобновляется. В чем дело? Илья вспомнил, что был в Италии, и там свел близкое знакомство с честной вдовой колачницей, так что он теперь бьется со своей дочерью [14, с. 183]. Для богатыря предмет конфликта исчезает: ведь они одного клана. Но поляница держит сторону матери - патриархальный переход дочери в клан отца для нее пустой звук.
Женские активные сценарии тяготеют к крайностям. Лесная женщина после расставания с пришлым мужем мстит ему тем, что надвое разрывает их ребенка и кидает одну половину ему, а свою половинку съедает (сказка Федор Бурмакин и Вавилонское царство) [26, с. 183].
Наконец, противостояние полов и кланов может толкать более слабую сторону к генерализации конфликта в магической плоскости. Если женщина - богиня, то владеет волшебством: колдунья! Именно так обстоит дело в былине Добрыня и Маринка, где смерть героини от руки влюбленного в нее мужчины (в ряде родственных легенд и быличек - мужа) мотивируется - и прикрывается - борьбой с колдовством [14, с. 69].
Ту же функцию исполняют бесконечные сводни, сватьи бабы Бабарихи и старухи множества сказочных сюжетов. От них уже рукой подать до Бабы-Яги.
Многозначная бабка. Образ Бабы-Яги заслуживает подробного исследования. Она (в этимологии имени - славянский корень еда: Баба Ядущая) центр культового мира сказки: со встречи с ней начинается в сказке собственно волшебство. Ее избушка располагается на границе миров - это блок-пост того света. Она символизирует крайнюю старость, слепоту, посему почти безграничную мудрость. Фигура Яги соблазняет прочесть себя как прародоначальницу клана эпохи матриархата, о чем уже упоминалось. Тем не менее даже Пропп, то и дело употребляющий термин матриархат, признает гермафродитизм Яги: он понимает ее как двуполый персонаж, воплощающий смерть [4, с. 167, 168].
У Яги непорядок с ногами - и это верный признак ее хтоничности (костяная нога;
в ряде вариантов - нога из г...). Что позволяет последователям К. Леви-Строса, заметившего хтоничность Эдипа [22], убедительно сопоставить ее с такими на первый взгляд различными персонажами, как Галай-галай-яма (древняя Индия), черт с копытом (христианская традиция). Пан и сам Эдип (древнегреческая мифология).
Было бы лишним напоминать, что сказка не предполагает внушить модель поведения Яги как воспитательный эталон. Ее черты не предназначены для подражания, ибо суть полубожественной Яги неподражаема. От Бабы-Яги отчетливая нить тянется к классическому архетипу ведьмы (вспомним полеты с помелом); но ведьма, как мы знаем, начиная с эпохи развитого земледелия была не образцом, а жупелом.
Поворот по отношению к ведьмовской модели произошел, если верить историкам школы Ж. Мишле, в европейском средневековье. На эпоху Возрождения приходится пик известных ведьмовских процессов. Многие до сих пор видят в деревенской ведьме проявление особой женской контркультуры: то ли выражение женского протеста, то ли извращенный обломок древнего куль?/p>