«Дворянское гнездо»: судьба сословия (по произведениям русской классики)
Сочинение - Литература
Другие сочинения по предмету Литература
ского происхождения и положения. Но он не только использует сословные привилегии, а даже злоупотребляет ими, уже совершенно ничего не отдавая людям, обществу в ответ. Даже внутреннее благородство Онегина, которое уже одно могло служить оправданием сословного возвышения, как бы памятником дворянству, уже не всегда присуще герою нашего времени, который скорее стремится соблюсти лишь внешнюю пристойность и значительность при внутреннем опустошении, а подчас и прямой подлости. Поэтому, с одной стороны, лермонтовский герой может быть только дворянином, а с другой связан с сословием чисто формально, никакого общественного долга он не признает за собой.
Наконец, идеальное воплощение дворянина встречается достаточно редко. Неудачи Гоголя при создании героев второго тома "Мертвых душ" вполне очевидны были и для самого автора: идеальный помещик Костанжогло, идеальный генерал-губернатор были лишены художественной правдивости. Попытка пройти жизненный путь, как положено дворянину, наиболее убедительно дана в ищущих героях "Войны и мира" Николае Ростове, Пьере Безухове и особенно в судьбе Андрея Болконского. Толстой показывает, насколько тяжек этот путь чести, если верить в дворянские идеалы искренне, глубоко.
Даже в своем идеальном облике дворянское положение было опять-таки внутренне противоречивым. Дворянские идеалы свободной и развитой личности, будучи обусловленными сословным статусом, были чреваты революционностью, сами же и отрицали сословное деление. Искренне принятые дворянские идеалы неизбежно вели к декабризму, если идеалы ценились выше реального положения дел. Поэтому так драматичен финал "Войны и мира", когда именно Пьер вовлечен в сеть тайных обществ, поэтому дух декабризма виден в Чацком, ищут революционность даже в Онегине (хотя и едва ли успешно)… Думается, что идеальную сторону дворянской судьбы наиболее полно отразил Л. Толстой в Пьере Безухове: чем более развиты дворянские идеалы, тем все более очевидной становится сословная обреченность, доведенный до честного и логического решения идеал свободы уничтожает дворянский статус. Поэтому именно Пьеру будет открыт духовный мир простолюдина в Платоне Каратаеве, и именно Пьер вовлечен в явно антисословную деятельность в конце романа.
Однако чаще облик дворянства отягощен скорее ритуальными чертами, чем наделен стремлениями к реальным действиям. Единство сословия лучше всего передает не деятельность, а своего рода жизненная пауза, заполненная балами и интригами, играми и обрядами, клубами и охотами. На этом строятся и дружелюбие, и показная нетерпимость в непременной дуэли, и честолюбивая страсть к мундиру, и модный сплин… Власть ритуальных действий становится показателем сословного упадка. Былое государственническое оправдание сословия уже не встречает понимания. Так, пушкинская патриотическая лирика 1830-31 годов вызовет массу упреков и подозрений в неискренности, не говоря уже о знаменитых "Стансах" (1826), обращенных к императору Николаю Павловичу и исполненных самых благородных и вместе с тем чисто сословных чаяний:
Семейным сходством будь же горд;
Во всем будь пращуру подобен:
Как он, неумолим и тверд,
И памятью, как он, незлобен.
Так истинный дворянин Пушкин обращается к памяти императора Петра I, созидателя дворянского сословия в чертах 19 столетия. Но естественное для предыдущего столетия торжественное обращение к царю, первому среди дворянства, уже вызвало упреки в заискивании, на что поэт ответил стихотворением "Друзьям" (1828):
Нет, я не льстец, когда царю
Хвалу свободную слагаю:
Я смело чувства выражаю,
Языком сердца говорю.
Его я просто полюбил:
Он бодро, честно правит нами;
Россию вдруг он оживил
Войной, надеждами, трудами.
Это стихотворение своего рода манифест идеального сословного устройства, но манифест уже во многом непонятый и непринятый, как будет позднее и с гоголевскими "Выбранными местами из переписки с друзьями" (1847). Но не сам ли Пушкин, воспевший и "святую добродетель" кинжала (1821), и не всем понятную свободу, негодовавший на дворянство в кругу декабристов, внес в дворянское сознание нечто саморазрушительное, хотя и неизбежное?
Литературное развитие подводит к крушению дворянства, и останется нерешенным вопрос, может ли иное сословие после принять ценности дворянской культуры. В страшном облике Катерины Ивановны из "Преступления и наказания", в безжизненных чеховских гаевых это крушение будет очевидным. Но едва ли с уходом аристократического сословия останутся в силе ценности, этим сословием поддержанные. Мы имеем даже в виду не только своеобразную красоту, эстетику независящего от забот о хлебе насущном человека, но и саму эстетику свободы, бескорыстия, чести. Именно состояние позднего дворянства, пушкинской поры, рождало высокую созерцательность перед лицом природы, сосредоточенность на чистой духовности, изощренность и даже изнеженность восприятия и сознания. Боюсь, что и чистоту христианского мироощущения могло хранить в земном бытии только аристократическое сознание. Не потому ли путь едва ли не каждого писателя из плеяды русской классики можно представить как путь к Христу?
Итак, 19 век это время дворянской культуры в зените своего развития, но уже во всем предвещающее смену сословного устройства и прощание с дворянскими идеалами.
"Горе от ума" А.С.Грибоедова удивительно точно называет И.А.Гончаров комедией жизни. Это необычайно широко?/p>