Учебники

§ 39. Критика учения об атомах Гассенди

Л. Фейербах: История философии. Том I. Пьер Гассенди

назад в содержание

Противоречивость, произвольность соединения принципа атомов и их определений с представлениями теологии о творении, содействии, внедрении сил движения сразу очевидны. Ибо движение или принцип и способность к нему неразрывны с атомом. А именно атом есть простое, неделимое; он существует для себя, будучи отделен от других атомов; пустота Эпикура не что иное, как чувственное представление, чувственное выражение этого разрыва в понятии атома. Но атом можно мыслить одновременно лишь как многие атомы. Невозможно, чтобы существовал лишь один, а не неисчислимо многие атомы; поэтому он находится в связи, но внешней безразличной для него связи с другими атомами. Чувственное выражение, чувственное явление этого тождественного с самим атомом определения связи и разрыва есть движение; атомы должны сталкиваться, тесниться или, иначе, двигаться. Что же должен обозначать атом, который вовсе не может мыслиться без принципа движения, которому оно сообщено и должно сообщаться? И как надо понимать то, что бог действует вместе с атомами? Атомы — абсолютные атеисты или по меньшей мере свободомыслящие, которые так же мало заботятся о боге, как бог Эпикура о мире и атомах; они автократы, монархи, они не терпят соправителя, сами составляют свой мир. Cicero. De Nat. Deo. Цицерон. О природе богов1, I., 44. Подобно Гассенди и Магненус также говорит о своем “Democritus” (Hagae Comit, 1658, р. 268): “Воззрение, признающее атомы, вовсе не противоречит идее творящего бога”. Вообще христианские физики, признававшие атомизм или склонявшиеся к нему, объявили его связь с атеизмом не необходимой или даже случайной. Бэкон говорит даже, что атомизм необходимо ведет к теизму. Справедливо: всякий ограниченный принцип природы необходимо требует для своего дополнения сверхъестественной причины (1847). Так же нераздельно от атомистического принципа, как движение и свободомыслие, то определение, что мир, то есть порядок, совокупность конкретных, определенных, то есть состоящих из атомов, тел, или сами атомы — дело случая. Ибо определенные тела лишь соединения атомов, которые, хотя атом уже понятийно относится к другим, в соединении или связи в виде агрегата остаются вне друг друга, безразличны к этому соединению и связи, являющейся поэтому случайной. В принципе атома нет основания, нет необходимости, чтобы он соединялся с другими или так или иначе образовал определенный агрегат; он вступает только во внешнюю, то есть случайную, связь; мир есть только агрегат, а не система без единства и необходимости, произведение случая. Внешняя необходимость легко связывается с атомистическим принципом, но она не отличается от случая. Поэтому считать атом принципом вещи не что иное, как считать случай принципом мира. Но, обходя другие противоречия и пробелы, какова должна быть связь между актом творения и атомом, который неразложим, является неделимым первым и последним мира, и в чувственном представлении, то есть в отношении ко времени вечен и бессмертен, как пишет Лукреций?

Впрочем, именно в этой непоследовательности Гассенди оказывается в высшей степени последовательным атомистом; в своих противоречиях он как раз находится в согласии с атомистическим принципом; именно тем, что его мышление так бессвязно, он представляет в совершенстве дух атомизма. Ибо, как соединение атомов между собой в конкретные тела является внешним и случайным, такова и связь его атомистического принципа с другими его мыслями или правильными представлениями; представить себе внутреннюю связь между ними так же трудно, как внутреннее единство между соединенными атомами; его мышление представляет внешнее случайное соединение. И как атомы движутся лишь там, где нет тела, в пустоте, встречаются друг с другом и связываются, так представления об атомах связываются в голове Гассенди с другими его представлениями лишь там, где нет мышления, в мысленной пустоте.

Поэтому Гассенди являет собой и в этой связи атомизма с представлениями христианской теологии противоречие, замеченное уже у Бэкона и Гоббса и состоящее в том, что он мыслит иначе, чем он настроен и чувствует; что он имеет принцип мышления, противоположный его религиозному принципу, который находится в глубоко коренящемся противоречии к тому, что надо назвать существенным видом, существенным объектом его духа, следовательно, объективным в нем самом, если только у такого эклектического, многосторонне образованного мыслителя можно принять нечто определенное как существенный объект его духа и допустить решительное противоречие. Это то же самое противоречие, какое в более новое и новейшее время выразилось самым различным и резким образом и наконец дошло до того, что разуму оставили только конечные пустые понятия, как шелуху, отвлеченный покров вещей, а все содержимое втиснули в сердце. Изгнав бога из храма разума в уголок, богадельню, asylum ignorantiae убежище невежества сердца, пересадив из открытого, определенного, ясного и свободного мира мышления все божественное, как тепличное растение, не выносящее свежего воздуха, в приятную комнатную теплоту вымышленных софистических чувств, люди стали при свете дня, так сказать, в открытом деловом кругу рассудка, то есть в голове атеистами, а в сердце, во мраке ночи, частным образом, за спиной разума самыми суеверными христианами, самыми религиозными людьми в мире, но именно потому почитали как бога какого-либо домашнего пената.

назад в содержание