Учебники

Гуманитарный и естественнонаучный аспекты социологии

Контраст между отношением точных и гуманитарных наук к ве­ликим классическим трудам отмечался часто. Он вызван глубокими различиями в типах избирательной аккумуляции, происходящей в цивилизации (куда входят наука и техника) и в культуре (куда входят гуманитарные науки и ценностные формы) 53 . В более точных науках избирательная аккумуляция знаний означает, что классический вклад, сделанный гениальными или необыкновенно одаренными людьми в прошлом, во многом развивается в более поздних работах и часто людьми явно менее талантливыми.

О наличии подлинно кумулятивного знания свидетельствует тот факт, что сегодня человеку с заурядными способностями по силам решение задач, к которым не могли подступиться великие умы прошлого. Студент-математик умеет идентифицировать и решать зада­чи не поддавшиеся усилиям Лейбница, Ньютона или Коши 54 .

• 55 Различие между обществом, культурой и цивилизациейи было подчеркнуто Альфредом Вебером в « Prinzipiellen zur Kultursoziologie : Gesellschaftsprozess , Zivilisationsprozess und Kulturbeweguag », Archivfur Sozizlwissenschaft und Sozialpolitik , 1920,47, 1—49. Похожий анализ см .: R.M. Masciver, Society: Its s Structure and Changes (New York: Long & Smith, 1931), 225—236, и более позднее обсуждение : Merton, «Civilization and Culture», Sociology and Social Research, нояб .- дек . 1936, 21, 103—113. Примеры тенденции к смешению истории и систематики теории см . краткие обзо ­ ры понятий « культуры » и « цивилизации », использованных Гердером , Гумбольдтом , Гизо , Э . Дюбуа - Реймоном , Вундтом , Фергюсоном , Морганом , Тайлором , Боклем , Гете , и т . д . в следующих работах : Paul Barth, Die Philosophic der Geschichte als Soziologie (Leipzig: Reisland, 1922), 597—613; Y.S. Stoltenberg, «Seele, Geist und Gruppe», Schmollers Jahrbuch, 1929. LV , 105ff.; R. Euken, «Geschichte und KritikderGrundbegrifie der Gegenwart» ( Leipzig : 1878), 1871T. Сорокин дает критический обзор этой систе­ мы анализа в своих Sociological Theories of Today , глава 10. — Примеч. автора.

Поскольку в более точных науках теория и данные довольно да­ лекого прошлого в большой мере входят в состав современного куму­ лятивного знания, то упоминание великих авторитетов прошлого главным образом приходится на историю дисциплины; а ученые на своих рабочих местах и в трудах в первую очередь пользуются недав­ ними достижениями, развившими эти прежние открытия. В резуль­ тате прежние и часто более весомые научные достижения часто пре­даются забвению (за редкими и иногда существенными исключения­ ми), поскольку их поглощает более поздняя работа.

В гуманитарных областях все обстоит иначе: с каждой классичес­ кой работой — каждым стихотворением, драмой, эссе или истори­ ческим исследованием — последующие поколения гуманитариев зна­ комятся непосредственно. По образному выражению Дерека Прай­ са, «кумулятивная структура естественных наук имеет фактуру с пос­ледовательным соединением элементов, подобно вязанию, тогда как фактура гуманитарной области больше напоминает беспорядочное плетение, в котором любая точка с равной вероятностью может быть связана с любой другой» 55 . Короче говоря, личное знакомство с про­ изведениями классиков играет малую роль в физических и биологи­ческих науках и очень большую в работе гуманитариев.

Кесслер, другой специалист по информационным системам в на­ уке, изложил эту мысль в намеренно провокационной, если не воз­ мутительной манере:

В научной литературе даже шедевры со временем потеряют всю цен­ ность, кроме исторической. В этом основная разница между научной и художественной литературой. Немыслимо, например, чтобы человек, серьезно изучающий английскую литературу, не читал Шекспира, Миль­ тона или Скотта. А тот, кто всерьез занимается физикой, может спокой­ но проигнорировать первоисточники Ньютона, Фарадея и Максвелла 56 .

Стиль Кесслера на то и направлен, чтобы вызвать возмущение читателя. И действительно , с точки зрения гуманизма и истории науки, это утверждение кажется выражением современного невежества. Многим из нас трудно отделить свой преисполненный признатель­ности прошлому интерес к истории, к трудам основоположников от увлеченности работой, направленной на развитие современной на­уки и почти не требующей непосредственного знакомства с Principia Ньютона или Traite Лавуазье. Тем не менее такое же замечание, как у Кесслера, красноречиво высказал один из основателей современной социологии. Рассматривая основное предназначение науки — вклю­чение новых знаний и тем самым расширение ее сферы через призму личности ученого, Макс Вебер отмечает:

• 54 Charles С . Gillespie, The Edge of Objectivity: An Essay in the History of Scientific Ideas (Princeton University Press, 1960), 8. «...каждый первокурсник колледжа знает физику в большем объеме, чем Галилей, который в первую очередь заслужил честь считаться основателем современной науки, и знает больше Ньютона, ум которого превосходил все другие, обращавшиеся к природе». — Примеч. автора.
• 55 Derek J. De Solla Price, «The scientific foundations of science policy», Nature, ап ­ рель 17, 1965, 206, № 4981, 233-238. - Примеч . автора .
• 56 M.M. Kessler, «Technical information flow patterns», Proceedings, Western Joint Computer Conference, May 9, 1961 , 247—257. — Примеч . автора .

...каждый из нас знает, что сделанное им в области науки устареет через 10, 20, 30, 40 лет, такова судьба, более того, таков смысл научной работы, которому она подчинена и которому служит, и это как раз со­ ставляет ее специфическое отличие от всех остальных элементов культу­ ры, всякое совершенное исполнение замысла в науке означает новые «вопросы», оно по своему существу желает быть превзойденным. С этим должен смириться каждый, кто хочет служить науке. Научные работы могут, конечно, долго сохранять свое значение, доставляя «наслаждение» своими художественными качествами или оставаясь средством обучения научной работе. Но быть превзойденным в научном отношении —- не толь­ ко наша общая судьба, но и наша общая цель. Мы не можем работать, не питая надежды на то, что другие пойдут дальше нас. В принципе этот про­ цесс уходит в бесконечность 57 .

Социологи, балансируя между представителями естественных и гуманитарных наук, испытывают давление в ориентации на класси­ческие достижения с обеих сторон и не торопятся брать на себя обя­зательства, описанные Вебером. Лишь некоторые из них уступают и полностью принимают либо естественнонаучную ориентацию, пред­ложенную Вебером, либо гуманитарную. Большинство, по всей ви­димости, колеблются, а некоторые пытаются их объединить. Эти по­пытки соединить естественнонаучную и гуманитарную ориентации обычно приводят к смешению систематики социологической теории с ее историей.

То, что в процессе кумуляции знаний социальные науки находят­ся между естественными и гуманитарными, убедительно подтверж­дается так называемым исследованием ссылок, где сравниваются рас­пределения дат публикаций, на которые ссылаются в нескольких оп­ределенных областях. Полученные данные исключительно закономер­ны. В естественных науках — представленных такими журналами, как «физикалревю» и «Аапрофизикал джорнал», — примерно от 60% до 70% ссылок относятся к публикациям, появляющимся за предшествующие пять лет, в гуманитарных науках — представленных такими журнала­ ми как «Американ хисторикал ревю», «Арт Бюллетин» и «Джорнал ов Истетикс энд арт критисизм», — соответствующие цифры колеблют­ ся от 10% до 20%. Между ними социальные науки — представленные такими журналами, как «Американ социолоджи кал ревю», Американ джорнал ов социолоджи» и «Бритиш джорнал ов сайколоджи», — где от 30% до 50% ссылок относятся к публикациям предшествующих пяти лет 5 *. Другие исследования ссылок подтверждают, что эти данные ти­ пичны в общих чертах.

• 57 М. Вебер. Наука как призвание и профессия. — В М. Вебер. Избранные произ­ ведения. — М.: Прогресс, 1990, с. 712. — Примеч. автора.

В одном отношении социология принимает ориентацию и прак­ тику естественных наук. Исследование движется от рубежей, установ­ ленных кумулятивной работой прошлых поколений; социология, имен­ но в этом отношении, отличается исторической близорукостью, узос­ тью кругозора и плодотворности. Но в другом отношении социология сохраняет свое родство с гуманитарными науками. Она не желает от­казаться от личного знакомства с классическими произведениями со­циологии и предсоциологии как от неотъемлемой части работы соци­олога qua социолога. Каждый современный социолог с претензией на социологическую грамотность непосредственно и многократно встре­ чался с работами основателей: Конта, Маркса и Спенсера, Дюркгей- ма, Вебера, Зиммеля и Парето, Самнера, Кули и Веблена и других та­ лантливых людей, оставивших неизгладимый след в современной со­ циологии. Поскольку я тоже обращался к наследию прошлого, даже до того, как нашел этому разумное обоснование, и поскольку отчасти и сейчас не желаю отказаться от общения с классиками, это может по­ служить достаточным основанием для размышления о характере и при­ чинах этого нежелания.

• 58 Я благодарен Дереку Дж. де Солла Прайсу за то, что получил доступ к его еще не опубликованным данным, основанным на 154 подшивках журналов в различных областях науки. Огромное количество упоминаний включает : Р . Е . Burton and R.W. Keebler, «'Half-life' of some scientific and technical literatures», American Documentation, •960, 11,18—22; R.N. Broadus, «An analysis of literature cited in the American Sociological Review», American Sociological Review», июнь 1952, 17, 355—356, и «A citation study for sociology», The American Sociologist, февраль 1967, 2,19—20; Charles E. Osgood and Louis V. Xhignesse, «Characteristics of bibliographical coverage in psychological journals published ш 1950 and 1960». Institute of Communications Research , University of Illinois , март 1963. В Дифференцированных исследованиях ссылок необходимо, конечно, различать ссыл­ ки на исследования и на «необработанные данные», т.е. исторические документы, стихотворения и другую литературу далекого прошлого, которые критически заново оценивают гуманитарии. — Примеч. автора.

Эрудиция и оригинальность

Влечение социологов к работам своих предшественников не оку­ тано тайной. Во многом социологическую теорию, представленную новыми членами этого прославленного генеалогического древа, от­ личает непосредственная связь с прошлым, и современная теория отчасти откликается на многие до сих пор не решенные проблемы, выделенные предшественниками.

Однако интерес к классическим произведениям прошлого так­ же вызвал интеллектуально дегенеративные тенденции в истории идей, Первая из них — это слепое благоговение почти перед каж­дым высказыванием блистательных предков. Оно не раз звучало в самоотверженном, но в целом бесплодном для науки толковании комментатора. На этот обычай как раз и ссылается Уайтхед в эпиг­ рафе к данной главе: «Наука, которая не торопится забыть своих ос­ нователей, обречена». Вторая дегенеративная форма — это превра­ щение в банальность. Ведь один из способов превратить истину в заезженный и все более сомнительный штамп — это чтобы ее часто повторяли, желательно в неосознанно искаженном виде, те, кто ее не понимает. (Примером является часто высказываемое предполо­ жение, что Дюркгейм отводил огромное место насилию в обществен­ ной жизни, развив концепцию «принуждения» как одной из харак­ теристик социальных фактов.) Превращение в банальность — от­ личное средство истощить истину, выжав из нее все соки.

Короче говоря, изучение классических произведений может быть или прискорбно бесполезным, или удивительно полезным. Все зави­сит от того, какую форму принимает это изучение: бесплодного про­ стого толкования классики и превращения истины в банальность или активного развития и разработки теоретических наметок авторитет­ ных предшественников. Огромная пропасть разделяет эти два подхо­ да и обусловливает двойственное отношение ученых к постоянному чтению первоисточников.

У этой двойственности есть исторические и психологические кор­ ни. Со времени зарождения современной науки доказывалось, что ученым надо знать работу предшественников, чтобы исходить из того, что уже сделано, и отдать должное тем, кто этого заслуживает. Даже самый ярый проповедник антисхоластики Фрэнсис Бэкон считал это само собой разумеющимся: «Когда человек, готовясь и приступая к какому-либо исследованию, прежде всего отыскивает и изучает ска­ занное об этом другими, затем он прибавляет свои соображения и по­ средством усиленной работы разума возбуждает свой дух и как бы призывает его открыть свои прорицания» 59 . С тех пор такая практи­ ка закрепилась в требованиях к научным статьям: в них должен быть обзор теории и исследований, имеющих отношение к рассматрива­ емым проблемам. Логическое обоснование этого и понятно, и зна­ комо: незнание прежних работ часто обрекает ученого на открытие того, что уже известно. Вот как Сорокин изложил это для нашей об­ ласти знаний:

Не зная, что конкретная теория была давно разработана или что кон­кретная проблема тщательно изучена многими предшественниками, со­циолог вполне может потратить время и силы на открытие новой социо­логической Америки, когда ее уже давно открыли. Вместо того чтобы с удобствами пересечь научную Атлантику за короткий период времени, необходимый для изучения достигнутого ранее, такой социолог вынуж­ ден перенести все испытания Колумба лишь для того, чтобы обнаружить уже после напрасной траты времени и сил, что его открытие давно сдела­ но и все испытания были впустую. Обнаружить такое — трагедия для уче­ ного и пустая трата ценного для общества и социологии дарования 60 .

Ту же картину не раз отмечали и в других областях науки. Гени­ альный физик Кларк Максвелл (проявлявший огромный, хотя и не профессиональный интерес к социологии того времени) заметил на заре своей научной карьеры: «Я читаю старые книги по оптике и на­хожу в них много такого, что гораздо лучше, чем новое. Зарубежные математики сейчас сами открывают методы, хорошо известные в Кем­ бридже еще в 1720 году, но ныне забытые» 61 .

Так как политика и отчасти практика поиска предшествующей литературы давно стали правилом в науке, научные исследования перестали нуждаться в каком-нибудь другом документальном подтвер­ ждении. Но противоположная тенденция, не получившая официаль­ ного признания, но все же часто проявляющаяся на практике, требу­ ет обширного документального подтверждения, если мы хотим по­нять двойственное отношение ученых к эрудиции.

Примерно на протяжении последних четырех столетий выдающи­ еся ученые мужи предупреждали о возможных опасностях эрудиции. Исторические корни этого отношения кроются в неприятии схолас­ тического подхода комментатора и толкователя. Так, у Галилея зву­ чит громкий призыв:

• 59 Фрэнсис Бэкон Веруламский. Новый органон. — Л.: Соцэкгиз, 1935. — Афо­ ризм LXXXII , с.149. — Примеч. автора.
• 60 Sorokin, Contemporary Sociological Theories XVIII—XIX. — Примеч . автора .
• 61 Lewis Campbell and William Garnett, The Life of James Clerk Maxwell (London: Macmillan and Co., 1884), 162. — Примеч . автора .

...человеку не стать философом, если его все время будет волновать написанное другими, и он никогда не посмотрит своими глазами на тво­ рения природы, пытаясь распознать в ней уже известные истины и ис­следовать некоторые из бессчетного числа тех, которые еще предстоит открыть. Так, я считаю, философом никогда не станешь, а будешь всего лишь учеником других философов и знатоком их работ 62 .

Уилльям Харви вторит ему (выразительностью сказанного глубо­ко поразив Кларка Максвелла, тоже испытывавшего противоречивые чувства к эрудиции):

Все те, кто читает авторов, а не выводит сам посредством своего ума истинные утверждения о вещах (выражая свое авторское понимание), воспринимают не истинные идеи, а лишь обманчивые идолы и фанто­ мы; тем самым они создают себе некие тени и химеры, и вся их теория и размышления (которые они зовут наукой) есть не что иное, как сны на­ яву и фантазии больного воображения 63 .

Со временем эту двойственность по отношению к эрудиции не­которые превратили в выбор между ученостью и творческой научной работой. К концу семнадцатого века Темпль, апологет древних мыс­лителей, знавший о естественных науках лишь понаслышке, был го­тов высмеять современных авторов, которые не хотели ограничиваться древней мудростью:

Окажись эти рассуждения верными, я уж тогда не знаю, на какие преимущества могут претендовать современные Знания по сравнению с теми знаниями, которые мы получаем от Древних. В этом случае люди скорее многое потеряют, а не приобретут, возможно, они ослабят Силу и Развитие своего Гения, сдерживая его и формируя на основе чужого, бу­ дут меньше иметь собственных знаний, удовольствовавшись знаниями тех, кто был раньше... К тому же, кто знает, а вдруг ученость ослабит Твор­ ческое начало в человеке, имеющем огромные преимущества от Приро­ ды и Рождения, вдруг весомость и количество идей и понятий у такого множества других людей подавят его собственные или затруднят их дви­ жение и пульсацию, из которых и возникают все открытия 64 .

То, что Темпль от полного незнания ученых считал смешным, было всерьез воспринято великими учеными позже. Их двойствен­ное отношение к эрудиции было выражено недвусмысленно. Например, Клод Бернар допускает, что человек науки должен знать работу своих предшественников. Но, продолжает он, чтение даже такой «по­ лезной научной литературы... не должно заходить слишком далеко, чтобы не иссушить ум и не задушить изобретательность и научное творчество. Какую пользу можем мы извлечь, выкапывая источенные червями теории или результаты наблюдений, полученные без долж­ных методов исследования?». Словом, «неправильно понятая эруди­ ция была и до сих пор является одной из главных преград на пути развития экспериментальной науки» 65 .

• 62 Le Opere di Galileo Galilei , Edizione Nazione ( Firenze : Tipographia di G . Barbera , 1892), III , i . 395. — Примеч. автора.
• 63 Campbell and Gavnett, op. cit., 277. — Примеч . автора .
• 64 Sir William Temple's, Essays on Ancient and Modern Learning, изданные J.E. Spingarn (Oxford: Clarendon Press, 1909), 18. — Примеч . автора .

Такая широта ума, как у Бернара, явно позволяла относительно легко справиться с этим двойственным отношением, остановившись на выборочном чтении работ, непосредственно относящихся к соб­ ственной экспериментальной и теоретической работе. Математик Литтлвуд, подобно самому Бернару, решил эту проблему, обратив­шись сначала к своим собственным идеям, а потом проверив их по предшествующей литературе, прежде чем опубликовать свои резуль­таты 66 . Тем самым Бернар и Литтлвуд «замкнули цикл», вернувшись к практике, которую отстаивали светила в науке задолго до них 67 .

• 65 Claude Bernard, An Introduction to the Study of Experimental Medicine (New York: Henry Schuman, 1949; впервые опубликовано в 1865 г .), 145, 141. — Примеч . автора .
• 66 J.E. Littlewood, A Mathematician's Miscellany (London, Methuen Publishing Co., 1953), 82—83. «Это, конечно, хороший способ — и я часто прибегал к нему — начи­ нать, не слишком погружаясь в существующую литературу» (курсив мой). Charles Richet , The Natural History of a Savant , trans by Sir Oliver Lodge ( New York : George H . DornCo ., 1927), 43—44, формулирует этот способ так: «Информированный человек... может знать слишком много о том, что напечатано другими, и не сохранить ориги­ нальность своего подхода. Наверно, было бы лучше никогда не публиковать резуль­ таты эксперимента, тщательно не изучив соответствующую библиографию, и все же лучше не отягощать себя слишком большими знаниями перед проведением экспери­ мента». — Примеч. автора.

" Д-р И. Бернар в письме Джону Коллинзу 3 апреля 1671 г.: «Книги и экспери­ менты хороши в сочетании друг с другом, но, взятые отдельно, страдают недостатка­ ми, поскольку работу человека неосведомленного невольно предвосхитят труды древ­ них, а начитанного вводит в заблуждение вымысел вместо науки». Stephen Peter Rigaud, ed. Correspondence of Scientific Men of the 17th Century ( Oxford : at the University Press, •841), 1,158. О взаимосвязи эрудиции и личных наблюдений см. также высказывание врача XVII — XVIII веков Джона Фрейнда: «Каждый врач хочет и должен делать зак­ лючения, исходя из своей врачебной практики; но он сможет высказать лучшее суж­ дение и дать более справедливое заключение, сравнивая то, что читает и что видит. Когда я говорю, что и то, и другое стало бы более плодотворным и совершенным благодаря поиску и изучению мнений и методов тех, кто жил раньше, не стоит счи­ тать мои слова оскорблением для интеллекта любого человека, особенно учитывая то обстоятельство, что ему никто не мешает самому рассуждать и он не обязан вдаваться в понятия автора больше, чем сочтет разумным и применимым к практике. Поэтому не надо опасаться, что чтение скажется на его природной сообразительности, какова бы она ни была, сбивая с пути и вводя в заблуждение. History of Physic ( London : 1725— 1726), I, 292. — Примеч . автора .

Другие преодолевают свое двойственное отношение к эрудиции главным образом тем, что отказываются от всякой попытки сделать хорошее знание предшествующей литературы необходимым услови­ ем продвижения в своей собственной работе. В социальных науках есть свой ряд примеров такого приспособления к ситуации. Давным-давно Вико готов был с радостью процитировать замечание Гоббса, что если б он прочитал так же много, как другие, то и знал бы так же мало 68 . Герберт Спенсер — о котором можно сказать, что никто до него не писал так много, зная столь мало о том, что уже написано по такому же широкому кругу вопросов, — превратил и свое неприятие авторитетов по отношению к авторитетам, и свою болезнь (у него от чтения кружилась голова) в философию исследования, не предпола­ гавшую знакомство с работами предшественников 69 . И Фрейд тоже неоднократно и вполне осознанно в своих клинических исследова­ ниях и в своей теории не считал нужным обращаться к предшествую­ щим работам. Как он однажды выразился: «Я на самом деле очень мало знаком со своими предшественниками. Если мы когда-нибудь встретимся в мире ином, они меня, конечно, заклеймят плагиатором. Но это такое удовольствие исследовать что-то самому, а не читать об этом литературу». И еще: «В последние годы я отказал себе в огромном удовольствии читать работы Ницше из тех соображений, чтобы моей работе над впечатлениями, полученными в ходе психоанализа, не ме­ шали никакие ожидания, полученные извне. Так что мне нужно быть готовым — и я с радостью готов — отказаться от всех притязаний на при­ оритет во многих случаях, когда тщательное психоаналитическое ис­ следование может лишь подтвердить истины, которые этот философ постиг интуитивно» 70 .

Заметим, что именно основоположнику социологии удалось дове­ сти этот способ адаптации к конфликту между эрудицией и творчеством до абсурда. В течение двенадцати лет, посвященных написанию «Кур­ са позитивной философии», Конт следовал «принципу умственной гигиены» — он очистил свои мозг от всего, кроме собственных идей, с помощью простого способа: не читая ничего, что хотя бы отдаленно относилось к его теме. Он с гордостью писал об этом А.Б. Джонсону: «Что касается меня, я не читал ничего, кроме великих поэтов, древних и современных. Умственная гигиена действует на меня чрезвычайно благотворно, особенно способствуя сохранению оригинальности свой­ ственных только мне рассуждений» 71 . Таким образом, мы видим, как Конт проводит окончательное — и в своей крайности абсурдное — раз­ граничение истории и систематики социологии. Как историк науки он пытался воссоздать ее развитие, довольно обстоятельно познакомив­ шись с трудами классиков, тогда как в качестве зачинателя позитивис­ тской системы социологической теории он преднамеренно игнориро­ вал непосредственно предшествующие ему идеи — в том числе и идеи своего бывшего наставника Сен-Симона, — чтобы добиться специфи­ чески понимаемой им оригинальности своих суждений.

• 68 The Autobiography of Giambatista Vico. Перевод Max Harold Fisch and Thomas Goddard Bergin (Ithaca, New York: Great Seal Books, 1963). — Примеч . автора .
• 69 Autobiography of Herbert Spencer (New York: D. Appleton & Co., 1904). — Примеч . автора .
• 70 Первое замечание — из письма Фрейда к Пфистеру, 12 июля, 1909 г.; второе — из его «Истории психоаналитического движения», Collected Papers , I , 297. Фрейд не зря предвидел, что позднее откопают всякого рода предвидения его работ; см. под­ борку как давних, так и недавних «предвидений» в Lancelot Law Whyte The Unconscious Before Freud ( New York : Basic Books , Inc ., 1960). — Примеч. автора.

Как мы уже видели, исторически повторяющееся противостоя­ ние эрудиции и творчества — это проблема, которую еще предстоит решить. С семнадцатого века ученые предупреждали, что эрудиция часто толкает на чисто схоластические толкования прежних трудов вместо нового эмпирического исследования и что сильное увлечение прежними идеями сковывает творчество, лишая мышление гибкос­ти. Но, несмотря на эти опасности, великие ученые смогли соеди­ нить эрудицию и творческий поиск ради продвижения науки, либо читая лишь самые последние исследования по своей проблеме, кото­рые, по-видимому, вбирают в себя соответствующие накопленные в прошлом знания, либо изучая более далекие источники только после завершения своего исследования. Однако экстремальные попытки освободиться от предшествующих идей — как это сделал Конт — мо­ гут переродиться в осознанное пренебрежение всей существенной теорией прошлого и в искусственное разделение истории и система­ тики теории.

Функции классической теории

Даже основоположнику нельзя позволить исказить исследуемую нами фундаментальную разницу между подлинной историей и сис­тематикой социологической теории, поскольку различие, подчерки­ ваемое нами, мало, если вообще похоже на разграничение, сделанное Контом . Истинная история социологической теории должна пред­ставлять собой нечто большее, чем хронологически упорядоченный набор критических обзоров определенных доктрин. Она должна за­ ниматься взаимодействием теории и таких вопросов, как социальное происхождение и статусы ее представителей, меняющаяся социальная организация социологии, изменения идей в результате их распрост­ранения, и их связи с окружающей социальной и культурной струк­ турой. Теперь мы хотим обрисовать некоторые отличительные функ­ции систематики теорий, основываясь при этом на классических фор­ мулировках социологической теории.

• Письмо было адресовано Александру Брайану Джонсону и напечатано в новом издании его замечательного «Трактата о языке» [ Treatise on Language /, ed . by . David Rymn (Berkeley University of California Press, 1959), 5—6. — Примеч . автора .

Ситуация в естественных и биологических науках продолжает зна­чительно отличаться от ситуации в социальных науках и социологии в частности. Хотя физику как таковому нет необходимости с головой уходить в Prinicipia Ньютона или биологу как таковому читать и пере­читывать «Происхождение видов» Дарвина, то у социолога кактаково- го скорее, чем у историка социологии, есть достаточные основания изу­ чать работы Вебера, Дюркгейма, Зиммеляи, коли на то пошло, иногда возвращаться к работам Гоббса, Руссо, Кондорсе или Сен-Симона.

Причина этого различия была изучена здесь детально. Данные говорят о том, что в целом естествознание больше, чем социальные науки, преуспело в извлечении соответствующих накопленных ранее сведений и во включении их в последующие формулировки. В социо­ логии случаи забвения классических формулировок из-за такого вклю­чения встречаются пока редко. В результате не извлеченную никем ра­ нее информацию все еще можно успешно использовать как новую отправную точку и современное применение прошлой теории весьма разнообразно, о чем свидетельствует диапазон функций, которые вы­ полняют ссылки на классическую теорию.

Иногда цель ссылки состоит в том, чтобы просто прокомменти­ ровать классиков или привлечь авторитетный источник и тем самым придать весомость теперешним идеям. Цитата приводится для того, чтобы отразить элементы родства между собственными идеями и иде­ ями предшественников. Многим социологам доводилось пережить удар по самолюбию, когда они обнаруживали, что самостоятельно сделанное ими открытие поневоле оказывается повторным и что, более того, язык этого классического предоткрытия, давно исчез­ нувшего из поля зрения, настолько живой, выразительный или на­ столько содержательный, что их собственное открытие становится всего лишь второстепенным. Раздираемые противоположными чув­ ствами — переживая, что их опередили, и наслаждаясь красотой пре­ жней формулировки, они цитируют классическую идею.

Лишь немногим отличаются от таких ссылок на классические тру­ ды те заметки, которые делает читатель, переполненный своими собственными идеями, когда обнаруживает в ранней книге именно то, к чему пришел сам. Идею, пока незаметную другим читателям, отмеча­ ют именно потому, что она близка разработавшему ее самостоятель­ но. Часто предполагают, что упоминание раннего источника обяза­ тельно означает, что идея или данные в этой ссылке впервые пришли в голову после чтения классиков. Однако есть много свидетельств тому, что более ранний отрывок замечают лишь потому, что он со­ гласуется с тем, к чему читатель уже пришел сам. Здесь мы сталкива­ емся с невероятным событием: диалогом между мертвыми и живыми. Они не слишком отличаются от диалогов между современными уче­ными, в которых каждый радуется, когда обнаружит, что другой со­ гласен с тем, что до сих пор было идеей, рассматриваемой в одиноче­ стве и, возможно, даже казавшейся сомнительной. Идеи приобрета­ют новую весомость, когда их самостоятельно высказывает другой, будь то в печати или в разговоре. Когда ученый наталкивается на них в печати, то единственное преимущество заключается в уверенности, что ученый знает, что не было неумышленного пересечения книги или статьи со своей более ранней формулировкой той же идеи.

Есть еще один способ ведения «диалога» с классическими труда­ ми. Современный социолог часто наталкивается на трактовку клас­ сиков, подвергающую сомнению идею, которую он готов был выдви­ нуть как состоятельную. Следующие за этим размышления действу­ют отрезвляюще. Более поздний теоретик, вынужденный допустить, что он ошибся, заново исследует свою идею и, если находит, что она действительно несовершенна, формулирует ее в новом варианте, из­ влекая пользу из состоявшегося, но нигде не зарегистрированного диалога.

Четвертая функция классиков в том, что они являются эталоном интеллектуальной работы. Следя затем, как глубоко проникают в суть явлений великие умы, такие, какими в социологии были Дюркгейм и Вебер, мы обретаем критерии, необходимые для настоящей социоло­ гической проблемы — той, которая осмысляется теорией, — и узнаем, что представляет собой адекватное теоретическое решение проблемы. Классики — это то, что Салвемини любил называть libri fecondatori — книги, развивающие способности требовательных читателей, которые уделяют им пристальное внимание. Видимо, именно этот процесс и заставил великого юного норвежского математика Нильса Абеля от­метить в своей записной книжке: «Мне кажется, что если хочешь до­ биться чего-то в математике, надо изучать учителей, а не учеников» 72 .

• Отрывок из записной книжки Абеля приводится в Oystein Ore , Niels HenrikAbel : Mathematician Extraordinary ( Minneapolis : University of Minnesota Press , 1957), 138. — Примеч. автора.

В конце концов, если классическая социологическая книга или статья стоит того, чтобы ее вообще читать, то ее стоит и периодичес­ки перечитывать, поскольку то, что сообщает печатная страница, от­части меняется в результате взаимодействия между покойным авто­ром и живым читателем. Точно так же, как бывает разной Песня пес­ ней, когда читаешь ее в 17 лет и в 70, так и « Wirtschaft und Gesellschaft » Вебера, «Самоубийство» Дюркгейма или « Soziologie » Зиммеля различ­ ны, когда их читают в разные времена. Ибо точно так же, как новые сведения имеют обратное воздействие, помогая распознать предви­ дение и предвосхищение в ранних работах, так и изменения в совре­менной социологической науке, проблемах и круге интересов социо­ логов позволяют найти новые идеи в работе, которую мы уже читали. Новый контекст текущих достижений в нашей собственной интел­лектуальной жизни или в самой дисциплине высвечивает идеи или намеки на идеи, которые мы упустили, читая работу раньше. Конеч­ но, этот процесс требует интенсивного чтения классиков и такого рода сосредоточенности, которую проявил тот воистину преданный науке ученый (описанный Эдмундом Уилсоном), который, когда его рабо­ ту прервал стук в дверь, открыл ее, задушил незнакомца, стоявшего на пороге, и затем снова вернулся к своей работе.

В качестве неформальной проверки потенциально творческой функции перечитывания классиков достаточно изучить записи на полях и другие заметки, сделанные нами в классической работе, ког­ да мы ее читали, а затем перечитывали годы спустя. Если книга сооб­ щает нам абсолютно то же самое во второй раз, мы или переживаем сильный интеллектуальный застой, или в классической работе мень­ше интеллектуальной глубины, чем ей приписывалось, или, к несча­ стью, верно и то и другое.

То, что характерно для интеллектуальной жизни отдельного со­ циолога, может стать типичным для целых поколений социологов. Ведь по мере того, как каждое новое поколение накапливает свой соб­ственный запас знаний и тем самым повышает свою восприимчивость к новым теоретическим проблемам, оно начинает видеть много но­ вого в прежних работах, сколько бы ни обращались к ним до этого. В пользу перечитывания старых работ можно сказать многое, особенно в такой не полностью сложившейся области, как социология, при ус­ловии, что это изучение представляет собой нечто большее, чем без­ думную мимикрию, посредством которой серость выражает свою при­ знательность величию. Повторное чтение прежней работы при све­ жем восприятии позволяет современным социологам по-новому вос­ принимать то, что неясно вырисовывалось в ходе первоначального изучения, и в результате объединить старое, полусформировавшееся представление и проходящее заново исследование.

Таким образом, помимо чтения классиков с целью написания истории социологической теории, знакомство с ними и повторное обращение к их трудам имеет ряд функций. Они таковы: искреннее удовольствие при нахождении эстетически привлекательного и бо­ лее убедительного варианта своих собственных идей, удовлетворение от независимого подтверждения этих идей великими умами, воспи­тательная функция установления эталонов социологической работы и эффект взаимодействия при разработке новых идей, когда обраща­ются к более старым работам в контексте современных знаний. Каж­ дая функция вызвана недостаточной востребованностью прошлой со­ циологической теории, которую еще пока полностью не впитала в себя последующая идея. По этой причине социологи в наши дни должны и впредь вести себя не так, как их современники в естественных на­ уках, и больше уделять внимания знакомству с не такими уж далеки­ ми предшественниками-классиками. Но если их цель — творчество, а не ханжеское почитание, если они хотят использовать прежние фор­мулировки теории, а не просто испытывать благоговение перед ними, они должны отличать схоластическую практику комментария и тол­кования от научной практики расширения предшествующей теории. И что самое важное, социологам надо различать две совершенно са­мостоятельные задачи: развитие истории социологической теории и развитие ее современной систематики.

II . О социологических теориях среднего уровня

Подобно многим другим часто применяемым словам, слово «тео­ рия» грозит стать бессмысленным. Из-за разнообразия его референт­ ных значений — куда входит все: от второстепенных рабочих гипотез и обстоятельных, но туманных и неупорядоченных рассуждений до аксиоматических систем мышления — употребление этого слова ско­ рее затрудняет понимание, чем способствует ему.

Во всей этой книге термин социологическая теория относится к логически взаимосвязанным множествам утверждений, из которых можно вывести эмпирические закономерности. Везде в центре наше­го внимания находится то, что я называю теориями среднего уровня: это теории, находящиеся между второстепенными, но необходимы­ ми рабочими гипотезами, появляющимися в изобилии в ходе проведе­ ния рутинного исследования', и всеобъемлющими систематическими попытками разработать общую теорию, которая объяснит все наблю­ даемые закономерности социального поведения, социальной органи­ зации и социального изменения 2 .

Теория среднего уровня используется в социологии в основном как ориентир для эмпирического исследования. Она находится меж­ду общими теориями социальных систем, слишком далекими от частных классов социального поведения, организации и изменения, что­ бы объяснить наблюдаемые явления, и теми подробными четкими описаниями частностей, которые совершенно не обобщены. Теории среднего уровня, разумеется, содержат отвлеченные понятия, но они достаточно тесно связаны с наблюдаемыми данными, чтобы их мож­но было ввести в утверждения, допускающие эмпирическую провер­ ку. Теории среднего уровня, как видно из их названий, касаются со­ вершенно определенных аспектов социальных явлений. Мы говорим о теории референтных групп, социальной мобильности или ролевого конфликта и формирования социальных норм точно так же, как о теории цен, теории вирусных заболеваний или о кинетической тео­ рии газов.

1 «Рабочая гипотеза» мало чем отличается от разумного образа действия, харак­терного для всех нас в повседневной жизни. Когда мы сталкиваемся с определенны­ ми фактами, в голову приходят определенные альтернативные объяснения, и мы при­ ступаем к их проверке». James B. Conant, On Understanding Science (New Haven: Yale University Press, 1947), 137, n. 4. — Примеч . автора .

• 1 В этом обсуждении использована и расширена рецензия на статью Парсонса о положении социологической теории на заседаниях Американского социологического общества в 1947 г., в сжатом виде опубликованная в American Sociological Review , 1949, 13, 164—168. В нем также использованы последующие дискуссии : R.K. Merton, «The role-sets: problems in sociological theory», The British Journal of Sociology, июнь 1957, 8, 106—120, на 108—110; R.K. Merton, «Introduction» to Allen Barton, Social Organization under Stress: A sociological Review of Disaster Studies (Washington, D.C.: National Academy of Sciences — National Research Council, 1963), xvii-xxxvi, на xxix-xxxvi. — Примеч . автора .

Конструктивным идеям в таких теориях свойственна простота: возьмем, например, теорию магнетизма Гильберта, теорию атмосфер­ ного давления Бойля или теорию формирования коралловых остро­ вов Дарвина. Гильберт начинает с относительно простой идеи о том, что Землю можно представить как магнит; Бойль — с простой идеи о том, что атмосферу можно представить как «море воздуха»; Дарвин — с идеи о том, что атоллы можно представить как направленный вверх и наружу рост кораллов над уровнем островов, которые уже давно погрузились в море. В каждой из этих теорий создан некий образ, бла­ годаря которому можно прийти к определенным заключениям. При­ведем всего один пример: если считать атмосферу морем воздуха, то тогда, как заключает Паскаль, на вершине горы атмосферное давле­ ние должно быть меньше, чем у ее основания. Так начальная идея подсказывает особые гипотезы, которые проверяются тем, получают ли эмпирическое подтверждение сделанные на их основе выводы. Плодотворность самой идеи проверяется тем, что констатирует круг теоретических проблем и гипотез, позволяющих выяснить новые ха­ рактеристики атмосферного давления.

Во многом сходным образом теория референтных групп и отно­ сительной депривации начинается с простой идеи, выдвинутой Джей­ мсом, Болдуином и Мидом и развитой Хайменом и Стауффером, о том, что за основу самооценки люди принимают стандарты других «значимых» людей. Некоторые выводы, сделанные на основе этой идеи, расходятся с разумными ожиданиями, основанными на неизу­ ченном множестве «самоочевидных» предположений. Здравый смысл, например, подсказывает, что чем больше сам ущерб, нанесенный се­ мье при массовом бедствии, тем более обделенной она будет себя чув­ ствовать. Это представление основано на неизученном предположе­ нии, что величина объективного ущерба находится в линейном соот­ ношении с субъективной оценкой ущерба и что эта оценка ограничивается собственным опытом. Но теория относительной деприва­ ции приводит к совершенно другой гипотезе, а именно: самооценки зависят от сравнения своего собственного положения с положением других людей, с которыми мы себя сопоставляем. Согласно этой тео­рии, таким образом, предполагается, что при определяемых условиях семьи, понесшие тяжелые утраты, будут себя чувствовать менее обде­ ленными, чем понесшие меньшие утраты, если окажутся в ситуации, позволяющей им сравнивать себя с другими людьми, пострадавши­ ми еще больше. Например, именно те люди, которые сами испытали огромные лишения в зоне наибольшего ущерба от бедствия, видят вокруг себя тех, кто пострадал еще больше. Эмпирическое исследова­ ние подтверждает теорию относительной депривации, а не предполо­ жение, сделанное на основе здравого смысла: «ощущение, что твое по­ ложение относительно лучше, чем у других, возрастает при объектив­ ном ущербе, доходя до категории наибольшего ущерба», и лишь потом идет на убыль. Эта последняя модель укрепляется из-за склонности средств массовой информации делать утверждения о том, что «наибо­ лее пострадавшие обычно фиксируют себя как референтную группу, относительно которой даже другие пострадавшие могут делать срав­ нения в свою пользу». В ходе дальнейшего обследования выясняется, что эти модели самооценки, в свою очередь, влияют на распределе­ ние морального состояния в среде выживших и на их мотивацию в оказании помощи другим 3 . В пределах отдельного класса поведения, таким образом, теория относительной депривации приводит нас к набору гипотез, которые можно проверить эмпирически. Подтверж­денный вывод можно сформулировать довольно просто: когда мало людей пострадало в основном в одной и той же степени, боль и поте­ ря каждого кажется огромной; когда многие пострадали в совершен­но разной степени, даже довольно большие потери кажутся малыми, когда их сравнивают с более значительными. На вероятность самого факта сопоставления влияет различная очевидность потерь большей и меньшей степени.

Специфика этого примера не должна затемнять общий характер теории среднего уровня. Очевидно, что поведение людей при массо­ вом бедствии — всего лишь одна из бесконечного множества конк­ ретных ситуаций, к которым можно эффективно применить теорию референтных групп; точно так же это касается теории изменения в социальной стратификации, теории авторитета, теории институцио­нальной взаимозависимости и теории аномии. Понятно, что эти тео­ рии среднего уровня не были логически выведены из единой всеобъ­ емлющей теории социальных систем, хотя в своем окончательном виде ут не противоречить ей. Более того, каждая теория — это нечто большее, чем простое эмпирическое обобщение, то есть отдельное утверждение, суммирующее наблюдаемые закономерности отноше­ний между двумя или более переменными. Теория содержит множе­ ство предположений, из которых получены сами эмпирические обоб­ щения.

• 3 Barton , op . cit ., 62—63, 70—72, 140, и Введение, XXIV — XXV . — Примеч. автора.

Еще один пример теории среднего уровня в социологии может помочь нам определить ее характер и применения. Теория набора ролей 4 начинается с образного представления, как социальный ста­ тус «встроен» в социальную структуру. Этот образ не сложнее, чем образ атмосферы как моря воздуха у Бойля или образ Земли как маг­ нита у Гильберта. Однако, как и в случае со всеми теориями среднего уровня, их доказательство заключается в применении, а не в том, что­ бы мгновенно объявить появляющиеся идеи очевидными или стран­ ными, полученными из более общей теории или предназначенными для решения частного класса проблем.

Несмотря на самые разные значения, закрепленные за понятием социального статуса, по одной из социологических традиций оно пос­ ледовательно применяется к положению в социальной системе с его отличительным набором определенных прав и обязанностей. Соглас­ но этой традиции, представленной Ральфом Линтоном, родственное понятие социальной роли относится к поведению носителей статуса, ориентированному на принимаемые за образец ожидания со сторо­ ны других людей (тех, кто дает права и требует выполнения обяза­тельств). Линтон, как и многие другие представители в этой школе, придерживается давно признанного всеми базисного положения: каж­ дый человек в обществе непременно имеет многочисленные статусы и у каждого статуса есть своя связанная с ним роль.

Здесь-то и начинается расхождение теории набора ролей с этой давно установившейся традицией. Разница поначалу мала — на­ столько, сказали бы некоторые, что ее можно считать несуществен­ной, — но изменение угла зрения постепенно ведет к все большим фундаментальным теоретическим различиям. Теория набора ролей исходит из той идеи, что каждый социальный статус подразумевает не одну-единственную связанную с ним роль, а совокупность ролей. Эта особенность социальной структуры приводит к понятию набора ролей: того комплекса общественных отношений, в который люди вступают просто в силу занимаемого ими определенного социально­го статуса. Так, человек со статусом студента-медика играет не только роль студента, чей статус находится в определенном отношении к статусу своих преподавателей, но и комплекс других ролей, связыва­ ющих его разным образом с другими людьми в этой системе: другими студентами, врачами, сестрами, социальными работниками, медика­ ми-лаборантами и им подобными. Опять-таки, статус школьного учи­ теля имеет свой отличительный набор ролей, связывающий учителя не только с обладателем соотносительного статуса, учеником, но так­ же с коллегами, директором школы, министерством образования, профессиональными ассоциациями и, в Соединенных Штатах, с ме­ стными патриотическим организациями.

• 4 На следующих страницах использована работа Merton « The role - set », op . cit . — Примеч. автора.

Заметим, что набор ролей отличается от того, что социологи дав­ но называют «множественными ролями». Последний термин тради­ ционно относится не к комплексу ролей, связанных с одним соци­ альным статусом, а к разнообразным социальным статусам (часто в разных институтах общества), которые приобретают люди — напри­ мер, у одного человека могут быть разнообразные статусы врача, мужа, отца, профессора, церковного старосты, члена партии консерваторов и армейского капитана. (Этот комплекс отдельных статусов челове­ка, каждый со своим собственным набором ролей, является набором статусов. Это понятие породило свой собственный комплекс анали­тических проблем, которые исследуются в главе XI .)

Вплоть до этого момента концепция набора ролей была просто образом для представления компонента социальной структуры. Но этот образ — начало, а не конец, поскольку непосредственно ведет к определенным аналитическим проблемам. Из понятия набора ролей непосредственно вытекает, что социальные структуры ставят перед нами задачу четко сформулировать компоненты бесконечных набо­ров ролей — то есть функциональную задачу, — постараться как-то их упорядочить для достижения ощутимой степени общественного порядка, достаточной, чтобы позволить большинству людей большую часть времени заниматься своим делом и чтобы при этом их не ско­вывали глубокие конфликты в своих наборах ролей.

Если это относительно простая идея набора ролей имеет теорети­ ческую ценность, она должна породить четко определенные пробле­ мы для социологического исследования. Так оно и происходит 5 . Воз­ никает общая и определенная проблема идентификации социальных ханизмов (то есть социальных процессов, имеющих конкретные по- ледствия для конкретных частей социальной структуры), в которых в остаточной мере артикулированы ожидания носителей данного на­ бора ролей: ослабить конфликты ролей для их носителя. Затем возни­ кает следующая задача: обнаружить, как приходят в действие эти ме­ ханизмы, чтобы можно было объяснить, почему они не срабатывают или вообще не проявляются в некоторых социальных системах. И наконец, подобно теории атмосферного давления, теория набора ро­ лей прямо указывает на соответствующее эмпирическое исследова­ ние. В монографиях о деятельности разнообразных типов официаль­ных организаций на основе эмпирических данных расширены теоре­тические представления о том, как функционируют наборы ролей на практике 6 .

• 5 Более раннюю версию этой развивающейся идеи см. в Merton , « The social - cultural environment and anomie », в Helen L . Witmer and Ruth Kotinsky , ed ., New Perspective for Research on Juvenile Delinquency : доклад на конференции по релевантности и взаимо­ связям определенных понятий из социологии и психиатрии для преступности, со­ стоявшейся 6 и 7 мая 1955 г. ( Washington , D . C .: U . S . Department of Health < Education , and Welfare , 1956), 24—50, на 47—48. — Примеч. автора.

Теория наборов ролей помогает уяснить еще один аспект социо­ логических теорий среднего уровня. Они часто согласуются с самы­ми разнообразными так называемыми школами социологической те­ории. Насколько можно судить, теория наборов ролей не противоре­ чит таким широким теоретическим ориентациям, как марксистская теория, функциональный анализ, социальный бихевиоризм, интег­ральная социология Сорокина или теория действия Парсонса. Это высказывание может ужаснуть тех, кого приучили считать, что шко­лы социологической мысли — это логически замкнутые и взаимоис­ ключающие друг друга доктрины. Но на самом деле, как мы позже отметим в этом вступлении, всеобъемлющие социологические тео­рии имеют довольно свободные внутренние связи и внутренне мно­ гообразны, они частично совпадают друг с другом, так что некую дан­ную теорию среднего уровня, в какой-то мере подтвержденную эмпи­ рически, часто можно включать в такие всеобъемлющие теории, ко­ торые в каких-то отношениях противоречат друг другу.

Пояснить это довольно нетипичное мнение можно, рассмотрев заново теорию наборов ролей как теорию среднего уровня. Мы отхо­ дим от традиционного понятия, допустив, что один статус в обществе предполагает не одну роль, а комплекс связанных с ним ролей, соотносящий данного человека с разными людьми.

• 6 Если можно судить по динамике развития в науке, кратко изложенной в преды­ дущей части этого введения, то теории среднего уровня, находясь близко к исследо­ вательским рубежам науки, особенно часто являются результатом многократного и приблизительно одновременного открытия. Центральная идея набора ролей была не ­ зависимо разработана в важной эмпирической монографии Neal Gross, Ward S. Mason and A.W. McEachern, Explorations in Role Analysis: Studies of the School Superintendency Role (New York: John Wiley & Sons, inc., 1958). Значительные расширения теории вме­ сте с эмпирическим исследованием можно найти в монографиях: Robert FL . Kahn et al -, Organizational /Stress: Studies in Role Conflict and Ambiguity (New York: John Wiley & Sons, 1964), см . 13-17 и passim; Daniel Katzand Robert L. Kahn, The Social Psychology of Organizations (New York: Johr Wiley & Sons, 1966) 172 ff. and passim. — Примеч . автора .

Второе: мы отме­ чаем, что данное понятие набора ролей порождает четко определен­ ные теоретические проблемы, гипотезы, а также эмпирическое иссле­ дование. Одна из основных проблем — это выяснить, какие социальные механизмы структурируют набор ролей и сокращают количество кон­фликтов между ролями. Третье: понятие набора ролей выводит нас на структурную проблему выявления таких видов общественного устрой­ ства, которые объединяют, а не только противопоставляют ожидания разных членов данного набора ролей. Понятие множественности ро­ лей, с другой стороны, сосредоточивает наше внимание на ином и, не­ сомненно, важном вопросе: какотдельные носители статусов справля­ ются со многими и часто противоположными требованиями, предъяв­ ляемыми к ним? Четвертое: понятие набора ролей приводит нас к даль­ нейшему вопросу о том, как возникают эти социальные механизмы. Ответ на этот вопрос позволяет объяснить многие конкретные слу­ чаи, когда набор ролей действует неэффективно. Это не означает, что в целом мы исходим только из функциональности всех социальных механизмов. Мы допускаем ее не больше, чем теория биологической эволюции, предполагающая, что никаких дисфункциональных изме­ нений не происходит. И наконец, логика анализа, представленная этой социологической теорией среднего уровня, полностью построе­на на элементах социальной структуры, а не на конкретных истори­ ческих описаниях отдельных социальных систем. Таким образом, тео­ рия среднего уровня позволяет выйти за пределы мнимой проблемы теоретического конфликта между номотетическим и идиотетическим, то есть между общим и совершенно частным, между обобщающей социологической теорией и историзмом.

Следовательно, согласно теории набора ролей, всегда есть веро­ ятность существования отличающихся друг от друга ожиданий сре­ ди участников набора ролей относительно того, что является подхо­ дящим поведением для носителя статуса. Основной источник этой возможности конфликта — и опять важно отметить, что в этом мы согласны с такими несопоставимыми глобальными теоретиками, как Маркс и Спенсер, Зиммель, Сорокин и Парсонс, — заключается в том структурном явлении, что другие носители набора ролей чаще всего занимают самое разное общественное положение, отличное от поло­ жения данного носителя статуса. В силу того, что носители набора ролей разнообразно размещены в социальной структуре, они вполне могут иметь интересы и мнения, ценности и нравственные ожида­ ния, отличающиеся от тех, которые есть у самого носителя статуса. Таково, в конце концов, одно из главных предположений марксистс-ойтеории, как и многих других социологических теорий: социальная ибференциация порождает различие интересов среди людей с раз- ым положением в структуре общества. Например, члены местного ольного совета часто принадлежат к общественным и экономичес­ ким слоям, существенно отличающимся от того слоя, к которому при­ надлежит школьный учитель. Поэтому интересы, ценности и ожида­ ния членов совета могут отличаться от тех, что у учителя, и, таким образом, в отношении его могут быть противоречивые ожидания у этих и у других носителей его набора ролей: коллег по профессии, влиятель­ ных членов школьного совета и, скажем, Комитета по патриотизму Американского легиона. То, что для одного — основа воспитания, для другого может быть излишеством, а для третьего — вообще подрывной деятельностью. То, что явно верно для данного статуса, то верно в оп­ределяемой степени и для носителей других статусов, структурно свя­ занных через свой набор ролей с другими людьми, которые при этом занимают совершенно разное положение в обществе.

Таким образом, теория наборов ролей, как любая другая теория среднего уровня, начинается с некоторой общей идеи и связанной с ней образности и порождает комплекс теоретических проблем. Так, предполагаемая структурная основа возможного нарушения набора ролей приводит к двойному вопросу (который, как показывают дан­ ные, не возникал до появления теории): какие из социальных меха­ низмов, если таковые имеются, вступают в действие для того, чтобы противостоять теоретически предполагаемой нестабильности наборов ролей, и соответственно при каких обстоятельствах эти социальные ме­ ханизмы не срабатывают, приводя к падению эффективности, пута­ нице и конфликту? Подобно другим вопросам, возникшим историчес­ ки из общей ориентации функционального анализа, они тоже не пред­полагают, что наборы ролей неизменно работают с максимальной эф­ фективностью. При этом данная теория среднего уровня занимается не историческим обобщением того, в какой мере в обществе преобла­ дает общественный порядок или конфликты, а аналитической про­ блемой выяснения социальных механизмов, приводящих к больше­ му порядку или меньшему конфликту, по сравнению с тем, что было бы, если бы эти механизмы не вступили в действие.

Содержание

Дальше