Учебники

Глава 5 Эволюция геоконфессионального пространства

Конфессиональная ситуация в мире весьма подвижна и изменчива. На разных этапах истории разные религии определяли развитие человечества. Можно сказать, что взлеты и падения мировых цивилизаций тем или иным образом связаны с религиозным фактором. К середине XX в. сложилось относительное конфессиональное равновесие, когда три мировые религии, т. е. христианство, мусульманство, буддизм, и конфуцианство заняли примерно равные позиции. Они имели приблизительно равное число последователей, им соответствовали свои цивилизации. Тем не менее до середины XX в. ведущей была христианская цивилизация. Именно она составляла “золотой миллиард”, который играл и продолжает играть ведущую роль в научно-технической, экономической и военной сферах планеты.

Распространение христианства привело к образованию его многочисленных и разнообразных ветвей. Разделение христиан часто было результатом доктринальных разногласий; социальные и политические разногласия также имели определенное значение. В XVI в. эти разногласия стали столь “острыми, что в последующие 150 лет Европа была втянута в ожесточенные религиозные войны. Путь к прекращению кровопролития был открыт в 1648 г. заключением после очередной, так называемой Тридцатилетней войны Вестфальского мира, который установил, что доктринальные расхождения не могут служить поводом для взаимного уничтожения. [c. 72]

Основные ветви христианства имеют весьма четкую географическую локализацию. Наиболее многочисленная Римская католическая церковь господствует в Южной Европе, в бывших колониях европейских государств в Центральной и Южной Америке, а также в Польше и Ирландии. Неоднородные протестантские церкви, отколовшиеся от Римско-католической в XVI в., сосредоточены в Центральной и Северной Европе и в США. Эмиграция и миссионерская деятельность способствовали распространению католического и протестантского учений, прежде всего в Австралии и Африке.

Идеологией ряда правоцентристских партий является христианская демократия, которая ставит целью применить христианские принципы к управлению современным государством. Христианские демократы (ХД) провозглашают лозунг гуманизации и общества, и экономики. Большое значение ХД придают семье, трудовым ассоциациям и другим формам общественных объединений, выступают защитниками прав человека и твердыми сторонниками региональной интеграции. Позиции ХД-партий особенно сильны в Италии, Германии, Бельгии, где они часто находятся у власти. Слабее – но ощутимо – их влияние во Франции и Нидерландах. После 1960 г. отмечается укрепление позиций ХД в большинстве стран Центральной Америки.

Влиятельную ветвь в христианстве представляют восточные православные церкви, исторически сосредоточенные в России, Восточной Европе, Греции, на Украине, в Грузии и на Ближнем Востоке. Объединение православных церквей состоит из независимых, автокефальных (самоуправляющихся) церквей, признающих единую веру и учение. Существует четыре ближневосточных патриархата: Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский; русский, сербский, румынский, болгарский и грузинский патриархаты; православные церкви Кипра, Греции, Чехии, Словакии, Польши и Албании, а также ряд автономных церквей. Службы в восточных православных церквах по традиции ведутся на национальных языках, используется также церковно-славянский язык. Православные Церкви придают большое значение соборам, в противоположность римскому католицизму, подчеркивающему авторитет папы. Основные принципы вероучения в православных церквах основываются на Священном Предании – решении семи Вселенских [c. 73] соборов, проведенных до 787 г. Основу православной доктрины составляют догматы о триединстве Бога, искуплении, воскресении и вознесении Иисуса Христа. Иконам приписывается важная посредническая роль между верующими и Богом. Претерпев множество гонений в XX в., сегодня православные церкви обрели свободу и активизировали свою деятельность.

Кроме того, в VI в. на основе монофизитства – учения, отрицающего двойную природу Христа: Божественную и человеческую – и признающего лишь его Божественную сущность, – образовались четыре влиятельные церкви, взаимно признающие духовенство и таинства друг друга: Коптская, Эфиопская православная, Армянская апостольская и Сирийская православная. С 1966 г. эти церкви ведут переговоры с Русской православной церковью и восточными православными церквами об объединении.

В 50–60-х гг. XX в. на подъеме оказался буддизм с его идеями духовного совершенства. Главное в социальном учении буддизма – поиск гармонии, что требует отрицания себя и переноса интереса на других, диалога с самим собой и с другими, устранения барьеров, разделяющих людей. Культурное разнообразие и отсутствие претензий на универсальную рациональность – две главные отличительные черты этого учения.

К середине XX в. в мире наибольшее число прозелитов, т. е. принявших новую веру, приходилось именно на буддизм. Его адептами, ревностными приверженцами, вне ареала буддийской цивилизации являлись представители интеллигенции, прежде всего университетские круги – преподаватели и студенты. В большинстве западных университетов открылись буддологические центры, курсы.

Определенный толчок к пробуждению в этот период интереса к буддизму дали бегство Далай-ламы XVIi из Тибета в Индию и его проповедническая деятельность. Активизация буддизма способствовала распространению в интеллектуальной среде Западной Европы принципов ненасилия и ахимсы – непричинения зла живому. Буддизм активизировался преимущественно в морально-этической сфере, и к геополитическим изменениям это не привело. [c. 74]

В начале третьего тысячелетия на геоконфессиональную и геополитическую ситуацию в мире серьезно повлиял пассионарный взрыв в конфуцианском ареале конфуцианской цивилизации (собственно Китай, Япония, Корея, Вьетнам и прилегающие к ним территории). Именно в этом регионе в начале XXI в. наблюдаются устойчиво высокие темпы развития экономики и “демографический взрыв”. Выход региона на ведущее место в мировой экономике и внешнеэкономических связях не мог не сказаться на самосознании его населения и позиции политических лидеров. Но к коренному изменению геоконфессиональной ситуации это вряд ли приведет, поскольку экономический подъем шел в условиях верности конфуцианским традициям.

Постулатом, определяющим ментальность и поведение приверженцев конфуцианской конфессии, является не просто веротерпимость, а представление о том, что каждая из религий имеет право на существование и вносит свой вклад в формирование человека и человечества. Это выражается в краткой формуле: в каждом религиозном учении можно найти непротиворечивые взаимодополняющие черты, что настраивает не на противостояние и борьбу противоположностей, а на поиск совпадающего и в перспективе ведет к достижению гармонии. В этом ареале чтут завет Конфуция: жить надо долго и надо приумножать достояние. То есть в Китае и примыкающих к нему странах веберовская протестантская этика начала складываться, по крайней мере, в V в., до рождения Христа.

Если к этому добавить культ учебы (только сдача экзаменов открывала возможность к изменению социального статуса и продвижению по служебной лестнице) и убеждение, что ближайший и лучший способ достижения цели не в противостоянии, а в нахождении обходных путей, то можно составить представление о перспективе взаимоотношений региона с миром. Удельный вес этого региона в мировой политике в обозримой перспективе будет расти, но к кардинальным изменениям в геоконфессиональном пространстве это не приведет.

Конфуций был убежден, что единственный путь к достижению стабильности в обществе и благосостоянию народа – формирование прослойки государственных деятелей с твердыми этическими принципами. Великий учитель китайцев был убежден, что функционирование государственных институтов и организаций зависит от того, кто в них работает. Конфуций [c. 75] считал: чтобы политический лидер был морально устойчивым, его надо воспитывать и главную роль в этом процессе играет нравственное самовоспитание, в ходе которого складывается личность, ставящая долг и общественные интересы выше личных.

В отличие от основоположников других великих учений, положивших начало мировым религиям, Конфуций утверждал, что преобразование человека, достижение им морально-этических вершин невозможно в условиях изоляции от общества; человек должен играть в нем наиболее активную и ответственную роль. Конечно, ни одно учение никогда не было и никогда не будет претворено в жизнь в полном объеме, но Конфуций и его учение дали мощный, на тысячелетия, импульс устойчивой ориентации на принципы достижения моральных вершин, образцов чести и общественного долга. Первым шагом на пути преобразования “естественно данного” в “благородного мужа”, т. е. образцового члена общества и его руководителя, по Конфуцию, является “преодоление себя” (кэ цзы). Затем следовал путь с 21 вершиной, и первая из них – человеколюбие.

Конфуций понимал, что природных данных и профессионализма, чтобы стать успешным политиком, работающим на длительную перспективу, недостаточно. Нужно обладать еще честью и достоинством, именно они должны быть ценностными ориентирами в обществе. Конфуцианство считает гармонию, образование, социальный порядок (иерархию) и семью основой социальной организации. Сложился особый, конфуцианский тип экономики, в котором центр взаимоотношений – личность, а потому важны личная дисциплина, личное самосовершенствование, стремление в отношениях к консенсусу, акцент на образование, соблюдение ритуалов (процедуры), патернализм и правительственное руководство. Китайцы стремятся избегать открытых конфликтов, поскольку конфликт, даже если он разрешен, создает напряжение в коллективе1. Конфуций нашел тот способ соединения государственной машины с учебой и нравственным совершенствованием, который привел к уникальности Китая как сообщества, которое, существуя более двух с половиной тысяч лет, и в современное мире демонстрирует образец динамического развития. [c. 76]

В последнюю четверть XX в. на авансцену глобальной истории вышел ислам, поставив современников перед множеством не имеющих аналогов в прошлом, подчас парадоксальных проблем. К этому времени приверженцы ислама составляли 18 % населения планеты, к 2000 г. – 20, а к 2020 г. могут составить уже 30 %2.

История знает неоднократные взлеты и падения в развитии ислама. Наибольшего наднационального политического могущества ислам достиг к XV в. До XVII в. он безраздельно господствовал на территории от Гибралтара до Филиппинских островов. В это время исламская цивилизация добилась наибольших успехов в литературе, искусстве, науке, в том числе математике, медицине, химии, астрономии, географии, оптике. Однако в XVIII в. появились признаки упадка, начался политический закат исламского мира и появились первые признаки взлета европейской, т. е. иудейско-христианской, цивилизации. Это произошло в том числе и потому, что Запад сумел воспользоваться достижениями Востока в различных областях знания и применить их на практике.

Многие отечественные специалисты по арабскому миру и исламу видят отличие ислама, исламской цивилизации в том, что она не имеет территориальной базы, основана только на религии, что в мусульманском мире весь образ жизни строится на религии, которая является мерой всех вещей3. Эти утверждения представляются не вполне корректными. Во-первых, даже индуизм имеет своих приверженцев вне полуострова Индостан. На острове Бали, за тысячи километров от Индийского субконтинента, он является доминирующей конфессией. О христианстве, конфуцианстве, буддизме и тем более иудаизме можно сказать то же самое. То есть тезис о территориальной привязке не работает. Вспомним хотя бы, что для китайца Китай там, где он живет.

И конечно не работает положение о том, что ислам больше чем религия, поскольку якобы определяет и образ жизни. Реальная жизнь убеждает, что и буддизм, и конфуцианство, и христианство, и иудаизм определяют порядок и правила [c. 77] жизнедеятельности и повседневного поведения человека от рождения до смерти. Например, для правоверных иудеев в Соединенных Штатах или в Австралии принцип кошарности является определяющим и в личной и в общественной жизни. В остальных конфессиях, кроме ислама, большая часть верующих к XXI в. урбанизировалась, что оказало решающее воздействие на их образ жизни, хотя для индуса вне касты по-прежнему существования нет.

Феномен ислама заключается в том, что и урбанизация, и образование, наложив свой отпечаток на его приверженцев, принципиально не изменили их отношения к окружающему миру. В отличие от христианства, буддизма и конфуцианства, которые являются ортодоксальными учениями, т. е. учениями, где главное – “правильно” следовать тому, что говорил основоположник, мусульманство является ортодоксической религией, когда практика, претворение предписанного в жизнь, столь же важна, как и доктрина. А это требует, чтобы доктрина была просто и четко сформулирована. Простота и прагматичность учения Мохаммеда, отсутствие сложных интеллектуальных и метафизических конструкций, способность создать целостную и понятную картину мира, общества и устройства Вселенной – всем этим привлекает ислам новых сторонников из всех слоев населения.

Вместе с тем необходимо отметить, что исламский мир после эпохи правоверных халифов (т. е. первых четырех преемников Мохаммеда) никогда не был единым. В самом учении Мохаммеда содержалась возможность неоднозначного толкования тех или иных постулатов, – это с одной стороны. В исламе нет института церкви, собственно духовенства в западном понимании этого слова, а следовательно, и общеобязательной догматизированной регламентации. Все имеющие религиозное образование и знания (улемы) вправе толковать и комментировать Коран и предания. При этом любой авторитетный улем или знаток обычного права – фатих может оспорить точку зрения даже общепризнанного религиозного учреждения (такого, например, как Аль-Азхар). С другой стороны, уже с IX в. в исламе появляется тенденция возврата к своим истокам, оформившаяся в фундаментализм.

Можно сказать, что вся арабо-мусульманская история представляет собой наслаивающиеся друг на друга различные религиозные движения, ставящие своей целью возврат к чистоте [c. 78] первоначального учения и борющиеся за претворение своих идей в жизнь. На циклический характер появления очередных попыток реализации идеи возврата к первоначальному исламу указывал еще средневековый богослов, ученый, просветитель Ибн-Хальдун. С его точки зрения, циклы составляли примерно 100 лет, что соответствует периоду жизни четырех поколений. Он же отметил одну специфическую особенность фундаментализма – крайний патриотизм (асебийя). Следует подчеркнуть, что идея возвращения к неким конкретно-историческим первоначалам характерна практически для всех конфессий и этносов. Крайние формы она приобретает в учениях, исходящих из своей уникальности, что предполагает движение от начала к концу истории.

Относительная недогматизированность ислама ведет к тому, что в его священной книге – Коране мы встречаем достаточно много противоречивых положений, в том числе принципиального характера. Так, рядом с общечеловеческим “не убий” мы находим призыв убивать неверного; призыв распространять истинную веру мечом соседствует с заявлением “нет принуждения в вере”. Абсолютная детерминированность человеческого существования, его изначальная предопределенность соседствуют с общим всем религиям положением о свободе воли, свободе выбора. И наконец, с одной стороны, отход мусульманина от своей веры – смертный грех, а с другой – Коран утверждает: “Скажи: истина от вещего Господа: кто хочет, пусть верует, а кто хочет, пусть не верует” (сура 18, аят 29).

С точки зрения своей доктрины ислам демократичен. В нем допускается существование различных позиций и толкований (иджтихад), и вместе с тем он утверждает решающую роль мусульманской общины (уммы) и практически не приемлет концепцию политической демократии, которая рассматривается как стремление утвердить приоритет светской власти по сравнению с властью Бога. Для суннитовii (у них верховный [c. 79] правитель, султан, одновременно являлся и наместником Мохаммеда) проблема взаимоотношений светской и духовной власти не столь остра, как у шиитов. Доминирование догматических школ обеспечивает суннитскому исламу относительную устойчивость перед внутренней экстремистской оппозицией. В шиизме же, признающем приоритет власти духовенства по сравнению со светской властью и право ученых-богословов формулировать новые правовые нормы, существует постоянная угроза появления крайне экстремистских тенденций, сторонники которых не признают ничего позитивного в деятельности светской власти.

Необходимо отметить еще одно обстоятельство. В исламе изначально присутствуют две взаимоисключающие тенденции – оппозиционная и лояльная, что связано с двумя периодами в жизни Мохаммеда – до и после хиджрыiii. До хиджры он выступал как носитель протестных, оппозиционных идей, которые ученые-богословы считают ортодоксальными. Мохаммед стал сувереном, и мусульманская доктрина освещает его власть. Но остался и Мохаммед, противостоящий власти и обществу. Таким образом, в этой доктрине, так же как и во всех других, есть основание и для традиционалистских, и для радикальных фундаменталистских течений.

Мусульманская доктрина и общество демонстрируют достаточную гибкость и способность адаптироваться к современным условиям. Во всяком случае, подавляющее большинство мусульманских государств, возникших после Второй мировой войны, взяли за образец государственное устройство стран Запада, вчерашних метрополий. Принципы сочетания духовной и светской власти практически полностью были отброшены, победили принципы секуляризма. Существовало убеждение, что заимствованные у Запада формы государственного устройства быстро обеспечат мусульманскому населению западные стандарты жизни. Когда же эти ожидания не оправдались, ответственность была возложена на Запад.

В последней трети XX в. в мире поднялась волна ресакрализации, связанная с общемировыми структурными изменениями [c. 80] и набирающей силу глобализацией. В исламских странах данное явление получило столь яркое выражение, что дало основание говорить о тенденции к реисламизации государств. Совокупность обстоятельств как регионального, так и межрегионального порядка способствовала этому. Среди них поражение арабских стран в ближневосточном конфликте 1967 г. и, как следствие, кризис насеризмаiv, баасизмаv и всего спектра арабского светского национализма, включая и общеарабское (общемусульманское) движение; обострение палестинской проблемы; рассеяние палестинских эмигрантов и территориальный отрыв их политических и идеологических центров от масс; распространение в массах убеждения в неэффективности прежних методов борьбы – все это вело к усилению фундаменталистских настроений и экстремизации исламского фундаментализма, его политизации. Так появился исламизм, т. е. использование ислама в политических целях.

Ислам как религия и образ жизни мусульман и исламизм как политическое течение, выражающее крайне экстремистские тенденции в исламском фундаментализме, тесно связаны, но представляют собой явления разного уровня. Ислам – одна из мировых религий, пророк Мохаммед – один из великих учителей человечества, звавший человека стать человеком и учивший тому, что вокруг живут другие люди. Исламизм – экстремистское политическое движение, объявившее беспощадную борьбу всем не разделяющим его установок, в том числе и представителям мусульманского сообщества. В связи с этим уместно напомнить слова русского религиозного философа Н.А. Бердяева: “Поистине в истории сочетаются два элемента, два момента, без которых история невозможна, момент консервативный и момент творческий. Процесс истории невозможен без сочетания того и другого момента. Под консервативным моментом понимается связь с духовным прошлым, внутреннее предание, принятие из этого прошлого того, что в нем есть наиболее священного. Так же невозможно и восприятие истории без момента [c. 81] динамически творческого, без творческого продолжения истории, творческого стремления к разрешению ее. Таким образом, должна быть внутренняя связь с прошлым, глубочайшее обращение к памятникам прошлого и дерзновение творческого почина. Отсутствие одного из этих элементов – или момента консервативного, или момента творческого, динамического – уничтожает сущность истории”4.

Два момента являются ключевыми в развитии исламизма. Исламская революция в Иране в феврале 1979 г., провозгласившая идею экспорта исламской революции, привлекла мусульман со всех концов исламского мира в ряды афганских моджахедов. Входе войны в Афганистане у исламистов появилась материально-государственная база и многочисленные сторонники, посвятившие свою жизнь профессиональной борьбе против всех противников ислама. Когда в силу каких-либо причин борьба затухала в одной стране, исламисты перемещались в другую и там, опираясь на местных сторонников, продолжали борьбу.

Реисламизация государств, когда ислам объявлялся основным источником государственного законодательства, ни в коей мере не была возвратом к теократической модели раннего ислама. Это явление было инициировано, за исключением Ирана при аятолле Хомейни и Афганистана при талибах, правящими кругами государств преимущественно с мусульманским населением, уловившими общественное настроение -– непринятие идей и моделей развития, не обеспечивающих быстрого улучшения жизни всего населения. В этих условиях провозглашение примата исламского права и норм было во многих случаях маневром, имевшим целью успокоить народ, отмежеваться от прежнего курса и продемонстрировать верность исламским устоям.

Подобные маневры далеко не всегда приводили их инициаторов к поставленной цели. Так, в Египте хотя и была в 1979 г. изменена конституция и провозглашен примат исламских принципов, но в конце 80-х гг. XX в. была предпринята попытка государственного переворота. Его пыталась осуществить исламская группировка “Джихад”, планировавшая с помощью иранских спецслужб совершить в стране “исламскую революцию”. Затем последовала серия террористических актов, в том [c. 82] числе в июне 1995 г. покушение на президента Арабской Республики Египет Хосни Мубарака. Перечисление примеров экспорта “исламской революции” можно продолжить. Отметим лишь, что причиной политической и социальной нестабильности являются глубокое разочарование и, можно сказать, фрустрации, проистекающие из того, что большинство исламских государств оказались на периферии современного мира, переживают упадок, вынуждены мириться с тем, что представители “золотого миллиарда” “правят миром”. В арабском же мире эксплуатируются легенды о былой славе и могуществе арабов, которые сопоставляются с их современным положением.

Ныне основную армию противников “осовременивания” ислама составляют не традиционные маргинальные слои – безземельные феллахи и бедуины, а люди, получившие образование, в том числе и высшее, как на родине, так и за рубежом. К сожалению, явное улучшение жизни значительной части населения не ведет к изменению ее политических и общественных позиций. Определяет ситуацию то, что все большее число граждан отвергает всякое не только сотрудничество, но и элементарное взаимодействие с современными политическими структурами и включается в протестные движения, т. е. в движения, отвергающие всё и практически ничего позитивного не предлагающие.

Важно отметить постоянное эволюционирование исламского фундаментализма. Исследователи выделяют три этапа его эволюции как течения общественной мысли и общественного движения XX в.:

конец 20-х – начало 50-х гг. – этап идейно-организационного становления при преимущественном влиянии суфизма, в котором главное – личное самосовершенствование;

50-е – начало 70-х гг. – политическая радикализация, отказ от ориентации на суфийские и патриотические ценности;

с 70-х гг. по настоящее время – раскол единого движения на крайне экстремистское и умеренно прагматическое, активное противостояние этих двух направлений.

Ранний фундаментализм отличали конфессиональная терпимость, политическая умеренность, обращение к духовности, многоплановость, патриотизм. Хасан аль-Банна (1906–1949), основатель организации “Братья-мусульмане”, принадлежал к одному из суфийских орденов и выступал за обновление суфизма как движения, целью и финалом для адептов которого было [c. 83] личное самосовершенствование. Банна считат, что, достигнув личного совершенства, необходимо начать борьбу за духовное совершенствование окружающего общества, т. е. соединял суфизм и политику. К началу 50-х гг. “Братья-мусульмане” практически подменили суфийские ордена, взяли на себя их функции – систему руководства отдельными людьми и обслуживание общества путем создания местных отделений.

Основные теоретические установки, которые сформулированы Хасаном аль-Банной и по сей день разделяются большинством исламских фундаменталистов, сводятся к следующему:

идея универсальности ислама как некой всеобщности и неразделимости для религии и общества. Как утверждал Хасан аль-Банна, “те, кто полагает, что приобщение к исламу есть лишь приобщение к его духовным и культурным ценностям, ошибаются. Ибо ислам – это служение и руководство, религия и государство, духовность и практичность, молитва и джихад, повиновение и власть, Коран и меч, и ничто в нем неотделимо от другого”5. Ведущий американский специалист по проблемам ислама Джон Эспозито в книге “Исламская угроза” писал: “Для исламских политических активистов ислам является тотальным, всеобъемлющим путем жизни, как это утверждается в Коране, Божьем Откровении, отражается в примере жизни Мохаммеда и воплощается во всеобъемлющей природе шариата. Соответственно для того, чтобы вдохнуть жизнь в мусульманские правящие учреждения и в общество, требуется утвердить вновь исламский закон, эту основу государства и общества, которые должны руководствоваться исламом и базироваться на социальной справедливости. Современное национальное государство рассматривается как провальное… Слабость и подчиненное положение мусульманских обществ – это результат безбожия мусульман, сошедших в сторону с пути, открытого Богом, и воспринявших вместо этого светские, материалистические идеологию и ценности Запада или Востока – капитализм и марксизм”6;

призыв к возврату ислама в его первоначальной чистоте и понимании, освобождение его от многовековой путаницы и наслоений; [c. 84]

лозунг панисламизма: “Каждый клочок земли, на котором взошли всходы ислама, всяким мусульманином должен почитаться родиной; его следует беречь, холить и отстаивать. В той же мере, как ислам является верой и служением, он несет в себе родину и национальность. Все мусульмане являют собой единую нацию, а исламское отечество – единое отечество”;

идея возрождения халифата;

борьба за истинно исламское правление: “Все шаги, надежды и действия "Братьев-мусульман" направлены к единой цели – созданию исламского правительства, ибо ислам есть власть и ее осуществление, законодательство и образование, закон и суд, и ничто не отделимо от другого”7.

В этот же период была сформулирована и концепция трех стадий, через которые должно пройти движение “Братьев-мусульман”. Первая стадия – стадия ознакомления, когда организация, не привлекая к себе внимания, ведет в основном благотворительную и просветительную работу; вторая – стадия структуризации, когда происходит отбор “братьев”, наиболее подготовленных для открытой борьбы за правое дело, и их объединение; третья – стадия осуществления, когда движение переходит в стадию борьбы без уступок и снисхождения, которая невозможна без духовного самосовершенствования8.

В Египте на первом этапе “Братья-мусульмане” выступали в союзе с организацией “Свободные офицеры” под знаменем ликвидации династии, за национальное освобождение. Лишь нежелание “Свободных офицеров” после июньской революции 1952 г. делиться с “Братьями-мусульманами” плодами общей победы привело к разрыву этого союза, и египетские исламские фундаменталисты начали эволюционировать в сторону политического радикализма.

На рубеже первого и второго этапов развития современного исламского фундаментализма первая волна членов организации “Братья-мусульмане” ушла за пределы Египта и рассредоточилась по странам арабского и мусульманского мира. Этому предшествовали участие боевиков из организации “Братья-мусульмане” в первой палестинской войне, запрет организации и массовые аресты ее членов после покушения на президента Египта [c. 85] Г.-А. Насера в 1954 г. Рассредоточение привело к появлению близких к организации “Братья-мусульмане” фундаменталистских организаций в Палестине, Сирии, Иордании и Пакистане, где египетские “братья” приняли участие в создании Исламской ассоциации. Отметим, что две последующие крупные волны рассеивания (после абортивных попыток государственных переворотов в Египте в 1965 и 1981 гг.) привели к интернационализации исламского фундаменталистского движения, к постоянному взаимодействию их национальных организаций.

В 70-х гг. XX в. единое ранее течение разделилось. Одна из ветвей опирается преимущественно на насилие, а вторая отдает предпочтение средствам убеждения. Сторонники радикальной ветви убеждены, что все не разделяющие их позицию мусульмане – “отступники от ислама”. “Пусть они молятся, постятся, совершают хадж и платят закят (т. е. соблюдают все заповеди Мохаммеда. – Ю.Г.) – все это никак не искупает их богоотступничества. Тот же, кто не обвиняет неверного в неверии, тот сам неверный. А кто выйдет из наших рядов, то у него будут отняты все права и все имущество. Нет – выборам, нет – парламенту, нет – демократии, нет – мечетям, где молятся безбожники безбожно и о безбожном”9 – таково кредо радикалов.

Умеренное же крыло исламских фундаменталистов призывает прежде всего к духовному самосовершенствованию, не одобряет насилия, считает практику обвинения мусульман, соблюдающих завет, в неверии неприемлемой. Умеренные говорят: если один мусульманин обвиняет другого в неверии, то он присваивает себе функции Аллаха или его Пророка, т. е. сам становится неверным. Умеренные опираются на Коран, особенно на 80-й аят суры “Женщины”, где сказано: “Кто повинуется посланнику, тот повинуется Аллаху. А кто отворачивается… то мы не посылали тебя хранителем над ними”. Часто ссылаются на 56-й аят суры “Худ”: “Творец держит за хохол каждую свою тварь”, т. е. ни одно из творений Аллаха не подлежит критике человека.

Конечной целью большинства исламских движений, включая и фундаменталистские, является создание всемирного исламского государства, основанного на нормах и установлениях Корана и шариата. Промежуточной, или стратегической, целью считается построение истинного исламского государства. Тактической [c. 86] целью фундаменталистов является создание либо мирными, либо насильственными средствами (в зависимости от ориентации) нового общественного устройства, основанного на принципах шариата в масштабе отдельного государства.

Крайние фундаменталисты отрицают все виды государственного устройства, не опирающиеся на Коран и шариат. Политическая демократия для них неприемлема, во-первых, потому, что она предполагает полифонию мнений и позиций, в том числе и практическое отделение религии от политики, и, во-вторых, потому, что ислам и демократия, считают они, несовместимы, так как демократия предполагает полноту власти в руках народа, а не всевластие Аллаха. Приверженцы крайнего фундаментализма считают, что в обществе могут существовать только две партии: партия Аллаха – это их партия и партия Шайтана – Сатаны, куда входят все остальные.

Что касается ближневосточного кризиса во всех его проявлениях, то в представлении ультрафундаменталистов поражения и от Израиля, и от возглавляемой США коалиции представляют собой воплощенное наказание за то, что арабы и мусульмане отвернулись от истинной веры и погрязли в неверии. Израиль, считают они, враг, но не главный'. Он лишь следствие создавшегося положения, бороться же со следствием бесполезно. Главные враги – это сегодняшние правители арабских стран; поэтому вначале надо установить исламский режим в своей стране, затем во всех арабских странах; лишь после этого возможны успешные выступления против Израиля и сил, его породивших.

Исламские фундаменталисты имеют разветвленную многослойную организационную структуру. Основу ее составляют группы, обычно именуемые либо “джамаат исламийя” – исламское объединение (ассоциация), либо “усар исламийя” – исламские семьи. Они обеспечивают в том числе взаимодействие умеренных и радикальных ветвей фундаментализма. Джамааты – это группы, насчитывающие, как правило, до 20 человек, объединившихся для совместного отправления культовых и других религиозных обязанностей. Возглавляется джамаат лидером – амиром; от его позиции многое зависит, в том числе и политические пристрастия членов джамаата. Большинство молодых людей через джамаат исламийя хотя бы на короткое время приобщаются к первичным исламским организациям – в этом особенность политической культуры мусульманского мира. [c. 87]

Как и все протестные структуры, исламские организации конспиративны. Всех членов группы знает только амир; амир низовой группы контактирует лишь с непосредственно работающим с ним представителем вышестоящей организации и информирует только его о численности и функциональной структуре руководимой им группы. Широко распространены подпольные клички, расшифровать которые в состоянии лишь один, в крайнем случае два члена руководящего звена.

Как правило, в исламистских организациях принята трехступенчатая структура членства. Первая, начальная ступень – так называемое общее выступление. Члены этой категории называются “помогающие” (ах-мусаид). Вторая ступень – “вступление в братство”, а прошедший эту процедуру – “присоединившийся” (ах-мунтасиб). Третья ступень – “практическое, или действенное, выступление”; прошедший третью ступень называется “действующим” или “работающим” (ах-амиль). Находящиеся на первых двух ступенях составляют основную массу боевиков-террористов, в том числе и непосредственных организаторов и руководителей конкретных террористических актов. Только пройдя первые две ступени, “присоединившийся” получает идеологическую и военную подготовку; продемонстрировав способности и преданность и получив рекомендации руководства, он может претендовать на обретение третьей ступени. Среди равных имеются более равные. Наиболее достойные среди “действующих” получают звание “брат, борющийся за правое дело” (ах-муджахид). Эти люди входят в высший слой руководства организации, для них открыта вся, в том числе и секретная, информация. На всех ступенях крайняя осторожность рассматривается как качество, присущее “хорошему мусульманину”.

С точки зрения социальной базы исламский экстремизм -типично городское движение, вне города его действия невозможны. Процессы над экстремистскими исламскими организациями в арабских странах показали, что примерно 50 % их состава – студенты, до 15 % – рабочие и ремесленники, примерно 15 % – служащие, учителя, врачи, т. е. те категории, которые обычно называются средними слоями, и только оставшиеся примерно 10 % приходятся на долю военных, безработных, вчерашних крестьян. Немаловажно, что 60–70 % членов экстремистских организаций – это студенты или недавние выпускники вузов (причем половина из них связана с наиболее престижными [c. 88] факультетами: медицинским, бизнеса, инженерным). Все более втягивается в экстремистскую деятельность на религиозной основе интеллигенция, которая в этих странах занимает вершину среднего слоя. Не менее значимо и то, что все большее число мусульман, проживающих в странах Европы и давно решивших свои материальные проблемы, причисляют себя к радикальным террористическим организациям, а левое местное общественное мнение поддерживает террористические организации как борцов против империализма.

Важной составляющей исламизма является убеждение его сторонников в собственном превосходстве, в том числе и своей культуры, в том, что только ислам как религия содержит истину. Реалии же сегодняшнего дня убеждают в том, что задают тон другие, что сила, мощь, влияние не у них – избранников Божьих, а у Запада. Вот это чувство “второсортности”, “невостребованности”, неоднократные поражения в открытых вооруженных столкновениях с противником и рождают убежденность в том, что террор – единственное эффективное оружие. Есть и конкретные, специфические черты, рождающие неприятие “западного” мира. В Иерусалиме (по-арабски Аль-Кудс – священный) на территории 2,5 км2 расположены святыни трех едино-божных религий – иудейства, христианства и мусульманства. Для мусульман Иерусалим третий (после Мекки и Медины) священный город; в нем находятся две великие, наиболее почитаемые святыни – мечети Масджид аль-Акса (отдаленная) и Куб-бат ас-Сахра (купол скалы). По легенде, именно в этих местах пророк был вознесен на небо и встречался с Аллахом. Сейчас эти святые места находятся в руках израильтян, которых мусульмане считают своими злейшими врагами.

В нынешних условиях проблема Иерусалима неразрешима. Но история знает времена, когда представители всех религий почитали свои святыни и не было столкновений на этой почве. Это было во времена турецкого владычества, когда жестко регламентировалось, кто и в какое время отправляет свои религиозные потребности. В наше время никто не обладает достаточным авторитетом и авторитарностью, чтобы регламентировать эти процессы.

Вышеизложенное подтверждает, что в исламе, как и в любой Другой религии, есть противоречащие и даже взаимоисключающие устои, принципы и традиции, что сторонники ислама не [c. 89] едины и в современном мире существует несколько центров, претендующих на руководство движением. В исламском фундаментализме тоже есть экстремистское и умеренное направления. Поэтому нельзя всех исповедующих ислам рассматривать как силу, несущую в себе угрозу, порождающую насилие. Необходимо отделять ислам как религию от исламизма как политики, направленной на достижение конкретных целей.

В документе, озаглавленном “Письмо к Америке”, авторство которого приписывается наиболее одиозному лидеру экстремистов, Бен Ладену, перечисляются требования исламистов к американскому народу: “…покончить с угнетением, ложью, аморальностью и развратом… признать, что Америка – это страна без принципов, перестать поддерживать Израиль в Палестине… Индию в Кашмире, Россию в Чечне, правительство Манилы… воюющее с мусульманами на юге Филиппин, перестать поддерживать коррумпированных лидеров в наших странах. Если американцы не выполнят предъявленные требования, то они будут побеждены, как все предшествующие крестоносцы, а их судьба повторит судьбу Советов, которые бежали из Афганистана”10.

Всеобщее геоконфессиональное пространство современного мира с сотнями миллионов представителей религиозных течений в условиях стремительных процессов глобализации требует: преодоления нетерпимости и экстремизма со стороны приверженцев ярого фундаментализма, считающих себя обладателями полной истины, а остальных заблуждающимися, и развертывания диалога цивилизаций и конфессий во имя строительства будущего справедливого миропорядка на основе толерантности и сотрудничества

< Назад   Вперед >
Содержание