Учебники

ВРАЖДЕБНЫЕ ДЛЯ ЖИЗНИ ГРАНИЦЫ

Восприятие границы Катцелем как становящейся все более узкой вплоть до юридически и математически прочерченной линии, будущей арены борьбы за жизнь вытекает из создающей сильное напряжение противоположности, которая существует на стыке между наполненной жизнью землей и землей незаселенной (анэйкуменой). Это напряжение заставляет изучать, пожалуй, как сильнейшую, понятную с точки зрения как естественных, так и гуманитарных наук разделяющую силу в отношении границы незаселенного или же считающегося незаселенным земного пространства (мнимая анэйкумена?); оно, само собой разумеется, имеет точно такое же значение как для экономики и физической географии и их проявлений в сфере сношений, так и для хорошо продуманных, проникнутых духовностью политических и культурно географических планетарных мировоззренческих движений. Но и здесь в пересечении полярных пространств, арктической и антарктической анэйкумены, поясов пустынь, высочайших горных хребтов, поясов болот первобытного тропического леса (Terai) , океанских просторов (которые и сами, естественно, являются ареной борьбы за жизнь) мы видим проницаемость всех границ . Абсолютных границ больше нет ни на земле, ни на море, ни в ледяных пустынях полярных ландшафтов. Как раз в наше время взялись за раздел границ Арктики и Антарктики под нажимом англосаксов и Советского Союза . На планете больше нет “no man' s land” — “ничейной земли”.

В этой констатации сразу обнаруживается масштаб проблемы противоречия между границей и анэйкуменой, значение признания того, что с быстро растущим оттеснением анэйкумены эйкуменой, с расширением пригодной для жизни земли и с увеличением плотности населения усиливается значение идеи о границе как плацдарме борьбы, как о непрерывно наступающем или отступающем замкнутом, но не сохраняющемся застывшим образовании! Пограничная борьба между жизненными формами на поверхности Земли становится при ее перенаселенности не мирной, а все более безжалостной, хотя и в более гладких формах. Кто пытается ввести в заблуждение человечество на этот счет, неосознанно или сознательно потворствует лжи, даже если она продиктована состраданием и милосердием. Чем больше будут оттесняться незаселенные, а также считающиеся таковыми пространства, тем все труднее сохранить длительную конструктивную прочность естественных границ, тем все острее, [с.55] немилосерднее борьба за существование внутри унаследованных границ.







Взгляд на масштаб и значение постановки вопроса о разделяющей силе необитаемости целесообразно исходит, пожалуй, из определения понятий “эйкумена” и “анэйкумена” , т.е. из понятий обжитых или сохраняющихся незаселенными пространств, которые встречаются в трудах Ратцеля, впервые опубликованных под заголовком “Uber die Anwendung des Begriffs Okumene auf die geographischen Probleme der Gegenwart” (“О применении понятия “эйкумена” в географических проблемах современности”), а также во втором томе “Antropogeographie” (“Антропогеография”) и “Erde und Leben” (“Земля и жизнь”) .

Исследование представлений жившего до нас поколения о считавшихся непригодными для жилья пространствах, признанных естественными науками безусловно разделяющими зонами планеты, показывает, как далеко мы опередили эти представления на протяжении жизни одного поколения, которые в то время для любого человека, любого народа находились в совершенно другом месте, позволяя выносить лишения сообразно их способности и технической оснащенности в борьбе за существование.

Нам необходимо лишь дополнить представления Ратцеля взглядами его учеников, прислушиваясь к мнению К. Хассерта о северной полярной границе обитаемой земли, какой он увидел ее в 1892 г., к Е. Шёне по поводу тропических зон или к суждениям Бергера о возникновении понятия “анэйкумена” в его “Geschichte der wissenschaftlichen Geographic der Griechen” (“История научной географии греков”) , чтобы узнать, как быстро совершалось развитие от тех первых формулировок понятия об отдельных образованиях анэйкуменных зон и поясов, например, в высотных границах и высотных поясах . Сегодня мы признаем борьбу за освоение анэйкумены и понятие политически обеспеченной защиты в ней как крупную пространственную цель превентивной политики заселения, градацию этого понятия, скажем, от русского к китайскому и японскому, становящегося все более южным и океанским, как одну из мощнейших движущих сил политического действия на длительную перспективу и на более широких пространствах.

Как нам известно из физической географии, среди проявлений жизни на Земле, которые ведут к установлению границ анэйкумены, — прежде всего сковывание жизни вследствие холода [с.57] (лед в полярных или высокогорных областях), недоедание в результате отчуждения земли (исчезновение растительного покрова, опустошение пассатами, ветровая эрозия), неосвоение территорий из за недостатка осадков, заражения почвы, засоления, гибели всходов от пожаров (похожая на чернозем земля на Суматре) .

Как широко в этих проявлениях все еще сохраняются остатки оттесненных укладов жизни человека, искателей сокровищ земли, необычно вооруженных для борьбы спорадических поселенцев, — это вопрос для обдумывания.

Мы знаем и совершенно иной тип сохраняющихся незаселенными земель, из коих одна часть считается высокопродуктивной, обладающей способностью к освоению, возникающей путем подавления многообразия жизни из за переувлажненности. К этому типу относятся тундра и болотистые земли, а также прочие неисчерпаемо плодородные земли, где в результате засилья отдельных видов растительного и животного мира, нашедших для себя оптимальные условия, другие жизненные формы не могут изменять свои границы; они могут переместиться туда, как только внешнее насилие, новые находки, например улучшения тропической гигиены, сломают это враждебное жизни, одностороннее пышное произрастание, развеют давление первобытного леса, в котором, по достоверному мнению Заппера, на плодороднейшей земле можно голодать из за ее однообразия, полчищ саранчи, разносчиков тропической малярии, мухи цеце. И даже в наших умеренных зонах мы должны наблюдать за борьбой буков и сосен, бросового леса и кустарников против строевого леса или же желтых лютиков на пашне, чтобы знать истоки подобных явлений.

Этот взгляд на оттеснение анэйкумены и на раздвижение границ человечества, прежде всего культурного, по мысли Пенка, играет большую роль в расширении возможности пропитания народов Земли путем действенного превращения тропических земель в плодородные для культурных рас, причем в первую очередь имеется в виду тропическая гилея в Африке и Южной Америке. Правда, работа А. Швейцера в устье Конго и последние путешествия в Южную Америку показывают, как много еще предстоит сделать с самых азов, как, к сожалению, маловероятно, что белая раса преодолеет эту форму анэйкумены не с позиций господства, а иным образом.

В противовес всем видам анэйкумены мы узнаем в возможно плотном примыкании к ней для защиты более мелких и становящихся все более крупными поселений и государственных жизненных форм инстинктивный и осознанный лейтмотив [с.58] существующей столетия дальновидной и крупнопространственной культурной политики. Все равно, идет ли речь прежде всего о сохранении защитного пояса лесов, например, в еще сохраняющихся сегодня формах защиты в сельских поселениях к востоку от Мюнхена, о крупнейших центральноафриканских раскорчеванных участках, об обращении с хвойными лесами к востоку от Лимеса, как описывает их Градманн, или же об упорных битвах России (завоевание Сибири), Англии (борьба за Северо Западный проход) , Соединенных Штатов (овладение полярными районами), обеспеченность защиты играет решающую роль в истории России, американских государственных образований, Ирана, поздних центральноазиатских крупных империй, Китая, в формировании островных государств — Англии и Японии, в трансформированном морем государственном организме Римской империи, в размере образований Индийской империи, а также в окаймленных границами образованиях Ганзы , Тевтонского ордена, альпийских государств на перевалах. Кто утрачивает обеспеченную защиту в незаселенных местах, как, к сожалению, северогерманская раса, столь ущемленный германский рейх, лишенный таковой на своих границах , тот для удержания необходимого жизненного пространства принужден к неизмеримо большему, длительному напряжению сил, к более интенсивной борьбе за существование, к большей осторожности при возвращении в состояние передышки.

Мы можем также научными методами политической географии и геополитики, и в добавление к тому подключив историчные учения о кинематике, установить отчетливую градацию представлений об отделяющей незаселенности у отдельных рас и народов не только с изменением времен, но и синхронно по чисто локальным мотивам привычки. Эти представления имеют огромное политическое значение для определения границ, их сохранения и проведения у крупных народов, создавших свою государственность.

Для переоценки представлений, связанной с изменением эпох , сравним лишь один пример — отношение Рима, его певца Овидия , изгнанного в Томы, к тогдашним черноморским ландшафтам и более ранние эллинские восприятия Понта Евксинского, а также поздних черноморских резиденций, которые создал для себя избалованный западноевропеец, или Ялты, казавшейся властителям Российской империи раем на Земле. Сколько.оттенков в точке зрения на пограничное пространство — понтийское, — восточных и западных срединных стран на зерновую биржу Афин, “гостеприимные эллинские города”, “место ссылки римлянина”, русскую Ривьеру, ухоженный сад рафинированного представителя западноевропейской культуры из дома Кобургов!

Для различия точек зрения на одно и то же пространство , приблизительно синхронных по времени , но только в одном случае больше нордической, континентальной, [с.59] а в другом больше южной, океанской по происхождению и воспитанию, быть может, наиболее типичным и бесспорным является пример отношения России, Китая и Японии к Приамурью.

Что позволяет нам простейшим способом разгадать мнимую загадку, почему русским удалось в баснословно короткое время пройти вдоль северной анэйкумены через Сибирь и достичь Тихого океана, создать громадное имперское образование, которое проникло в американское пространство вплоть до бухты Сан Франциско и лишь под сильным нажимом англосаксов, а позже китайцев и японцев вынуждено было отступить назад?

Решающим был все же тот факт, что продвигавшийся в Северную Азию русский не считал эти пространства незаселенными и поэтому проникал туда, в то время как другие крупные народы мира, в том числе восточноазиатские, с чьим жизненным пространством он скоро соприкоснулся, считали их непригодным для жизни, не имеющим ценности пространственным владением или даже придатком, примыкающим к враждебной для жизни северной полярной области. Таким образом русская экспансия в 1643 г. приблизилась к последнему крупному резервату культурного пространства Земли — восточноазиатскому, который до этого из всех видов анэйкумены сохранялся как основательная область защиты: между полярной, пустынной, океанской, альпийской и тропической. Вопрос был близок к решению, окажется ли под защитой расширяющегося русского образования северный пшеничный пояс Земли вокруг всей северной зоны умеренного климата, или же он должен оставаться нарушенным в решающем месте сохранением обеспеченной защиты восточноазиатского мотыжного земледелия в северной необжитости. Перед китайцами лежали земли на Амуре, которые они считали непригодными для жилья, не представляющими ценности для огосударствления. Они стояли на Амуре, как Древний Рим — на Дунае и Рейне, наблюдая за рекой, но ничего не организуя там. Все же степной инстинкт Маньчжурской династии защитил ее право на границу в договоре 1689 г., заключенном в Албазин Нерчинске . Он отбросил русских назад до тех пор, пока нарастающее расчленение рушившейся Маньчжурской империи под ударами морских держав и внутреннего восстания китайского Юга (тайпинов) не помогло им наложить руку на тихоокеанское побережье Маньчжурии и затем на район Амура (середина ХIХ в.) .

Значительно позднее, чем китайцы, угрозу русских из зоны Амура почувствовали японцы. Островному государству, расположенному ближе к тропикам, до конца ХVШ в. казалось, что северная анэйкумена начинается уже у пролива Цугару между [с.60] Хондо и Хоккайдо и крепости Матцумай в Дате на южной оконечности Хоккайдо как оборонительной линии для него достаточно. Лишь в конце XVIII в. японцы ощутили приближающийся натиск и встретили его благодаря спешным северным экспедициям на Сахалин и в богатые рыбой участки в устье Амура под руководством Мамиа Ринзо и Могами Токунаи, которые впервые описал Западу Зибольд viii . Но затем инстинкт безопасности быстро подтолкнул их собраться с силами для ответного удара: в начале по договорам о совместном управлении с проницаемой северной анэйкуменой через Сахалин и Курилы, затем к разделу, при котором океанские Курильские острова отошли Японии, а близкий к континенту Сахалин — России. Наконец, дело дошло до военного столкновения 14 , в результате которого прежде всего Южный Сахалин вновь оказался в восточноазиатских руках и русские были выброшены из коренных земель Маньчжурии. Прибрежная полоса у Тихого океана и земли севернее Амура остались в руках русских; тем самым Восточная Азия была вытеснена из северной анэйкумены, которую она с тех пор без устали стремится возвратить посредством переселения и экономической экспансии. Независимо от этого идет упорная борьба за кратчайшую северную воздушную линию, новейшими симптомами чего являются оккупация острова Врангеля Канадой, разъяснения Советов о том, что им принадлежит вся область, простирающаяся к северу от них до Северного полюса.

Таково на сегодняшний день состояние еще находящегося sub judice вопроса об обеспечении линии защиты в североазиатской анэйкумене. Оно указывает, с учетом рассмотрения по меньшей мере всей предыстории вопроса, какой широкий процесс происходит в людях и народах в результате борьбы за расширение обжитого пространства Земли вокруг полюса, моря, степи, высокогорья, за раздвижение границ человечества, которая ведется одновременно с продвижением державного мышления в считавшиеся незаселенными области. Этот процесс характерен для расширения России в североазиатском и северотихоокеанском направлениях, придавая ему героический облик, хотя и привел к провалам в океанской политике вследствие продаж и Аляски, возвращения к политике охвата северной части Тихого океана, к столкновению с Японией , которым снова противостоят континентальные приобретения (Монголия!) .

Такие примеры кажутся столь убедительными, что мы фактически пришли к пониманию различной для любого человека и каждой группы людей мнимой анэйкумены — одной казавшейся только им непригодной для заселения, другой — относительной анэйкумены в противоположность абсолютной. Простое [с.61] упоминание об этом показывает, как мало достигнуто во всех представлениях о границе и пограничных спорах жесткими, чисто правовыми понятиями и научными дефинициями, выработанными общественными науками, как очень нужны повсюду свидетельские показания, заключения экспертов в области географии, чтобы не оставить без внимания противоестественный вздор, закрепляющий позицию, устранение которой означает скорее всего борьбу и войну

< Назад   Вперед >
Содержание