Учебники

Глава 1 Российская школа геополитики

Среди множества школ, занимающихся развитием мировой геополитической науки, достойное место занимает российская школа геополитики. Как и в зарубежных школах, в ней много течений, зачастую противоречащих друг другу.

В ходе становления и развития Российского государства шел непрерывный поиск направлений международной политики и разрабатывались проекты, определявшие его геополитическую стратегию. Среди них проект “территориального могущества” (прорыв в Европу во имя могущества России); осуществленный Петром Великим проект “Европа плюс Россия”; нереализованный Греческий проект Екатерины II по ликвидации Османской империи и выходу России в Средиземноморье. Конфликт между западниками и славянофилами привел в конце концов к геополитической концепции евразийства.

После объединения в VII–IX вв. восточнославянских земель в Древнерусское государство наступил сложный, тяжелый период его укрепления и развития. На рубеже X–XI вв. начались военные походы в Прикаспий, Прикавказье, Причерноморье и Крым с целью расширения территории и завоевания новых торговых путей. Наряду с этим Русь стремилась к установлению мирных – экономических, политических, культурных – связей с народами соседних стран. Однако на рубеже XI–XII вв. единое Древнерусское государство распалось на удельные княжества, что ослабило его противостояние врагам и отрицательно [c. 109] сказалось в период монголо-татарского нашествия. Только благодаря победе русских на Куликовом поле 8 сентября 1380 г. был расчищен путь к национальному освобождению и консолидации Руси.

К XVI в. было завершено объединение русских земель вокруг Москвы, и после лихолетья Смутного времени началось заметное расширение территории Российского государства. В XVII в. шло продвижение в Сибирь. Россияне достигли берегов Тихого океана, а на юге границы России вплотную подошли к границам Крымского ханства, Северного Кавказа и Средней Азии. К середине XVIII в. Россия вышла к Балтийскому морю и одновременно начала продвижение к “теплым морям”.

Во второй половине 70-х гг. XVIII в. государственным деятелем, дипломатом А.А. Безбородко (будущий канцлер) и государственным и военным деятелем Г.А. Потемкиным была разработана новая внешнеполитическая доктрина русского правительства – Греческий проект. Его идеями “по-серьезному заразилась” Екатерина II. Грандиозный проект предусматривал полное разрушение Оттоманской империи и учреждение новой Византийской империи со столицей в Константинополе.

На чрезвычайных заседаниях Государственного совета 4, 6, 27 ноября 1768 г. в развитие данной идеи был разработан план наступательной войны против Порты с участием сил русской армии в 130–135 тыс. человек. Советом было дано поручение графу А.Г. Орлову, руководившему мощной агентурной разведывательной сетью в Турции, учредить по просьбе греков 50-тысячный греческий легион и произвести “приготовление, распоряжение и руководство” по организации восстаний славянских и греческого народов Оттоманской империи. Эти восстания должны были произойти “одновременно и своевременно” с целью поддержания наступления русских войск против турецкой армии. В Черногорию были направлены полковник Эздемирович и поручик Белич, в Албанию – венецианский грек Петушин, а в дунайские княжества и другие внутренние области Турции – полковник Каразин. Они должны были вместе с другими участниками агентурной сети А.Г. Орлова провести необходимую подготовку к восстаниям. “Воззвание” Екатерины II к греческому и славянским народам православного вероисповедания, населявшим Балканский полуостров и прилегающие к [c. 110] нему острова, призывало свергнуть совместно с русской армией ненавистное турецкое иго1.

Для блокирования Костантинополя с моря в район будущего театра военных действий были направлены эскадры адмирала Спиридонова и контр-адмирала Эльфинстонаi, в составе которых находились специальные подразделения морского десантирования для ведения боевых действий на побережье2.

На престол нового государственного образования предполагалось возвести младшего внука Екатерины – великого князя Константина Павловича.

Чтобы осуществить данный план, Россия начала сближение с Австрией, обещая ей долю лакомого турецкого пирога. Австро-российский союз был оформлен в 1780–1781 гг.

В 1783 г. Россия присоединением Крыма и Кубани начала претворять в жизнь Греческий проект. Идея Греческого проекта просуществовала вплоть до завершения русско-турецкой войны в 1877–1878 гг.

Начало XIX в. ознаменовалось успешным завершением Россией Отечественной войны 1812 г., историческими победами войск антинаполеоновской коалиции в битве народов под Лейпцигом (1813) и в сражении под Ватерлоо (1815), приведшими к краху грандиозных планов Наполеона I, мечтавшего о покорении Европы и Российской империи.

Последовало сближение России с Англией и Францией, которое позволило Николаю I победоносно провести русско-турецкую войну (1828–1829 гг.), в результате которой Россия расширила владения на восточном берегу Черного моря и распространила свое влияние на Балканский полуостров. [c. 111]

Успешная геостратегия обеспечила России господство на Черном море и свободный доступ в Средиземноморье, что вызвало резкую негативную реакцию европейских держав, в первую очередь Англии и Франции. Это привело к Крымской войне (1853–1856). Российская империя сражалась против коалиции Великобритании, Франции, Турции и Сардинского королевства, за господство на Ближнем Востоке. Крымская война завершилась поражением России и значительным ослаблением ее позиций на Черном море.

Россия только спустя 20 лет, после проведения исторических реформ 60-х гг. XIX в. и восстановления своей экономической и военной мощи, смогла успешно провести очередную русско-турецкую войну (1877–1878 гг.) и вернуть ранее утраченные позиции в европейском концерте великих держав.

В конце XIX – начале XX в. царское правительство стало проводить политику соглашений и балансирования, которая определялась желанием уклониться от явно назревавшего конфликта между Германией и Англией, а также стремлением закрепить свое геополитическое поле в Евразии. Однако Первая мировая война и ее итоги привели Российскую империю к краху и новому повороту в ее истории.

Следует признать, что российская геополитическая мысль формировалась с учетом западноевропейских школ, однако зачастую она опережала их. На становление и развитие российской геополитической школы значимое влияние оказали труды отечественных путешественников, географов, философов, офицеров армии и флота и других представителей различных отраслей российской науки.

Одним из первых теоретиков в области геополитики в России по праву считается М.В. Ломоносов (1711–1765). В научном трактате “Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию” он, обращаясь к императору Павлу I, отметил великий подвиг его деда – Петра Великого, который созданием флотов российских превратил Россию в мощную морскую державу, а выводом боевых кораблей в Белое, Азовское, Варяжское (Балтийское. – С.Ф.) и Каспийское моря показал всем соседним державам морскую силу Отечества. “От Вас, – обращался Ломоносов к внуку Петра I, – Россия ожидает благополучного [c. 112] продолжения, так как в основе всего – морское могущество России”3.

В своем трактате великий русский ученый констатировал, что расширение государством своего пространства зависит от стабильности и военной мощи, позволяющей государству не только вести победоносные войны и заключать “прибыточный и славный мир”, но и обеспечить безопасность внешней торговли. “Благополучие, слава и цветущее состояние государств от трех источников происходит. Первое – от внутреннего покоя, безопасности и удовольствия подданных, второе – от победоносных действий против неприятеля, с заключением прибыточного и славного мира, третие – от взаимного сообщения внутренних избытков с отдаленными народами чрез купечество”4.

В апреле 1764 г. Ломоносов начертил вторую полярную карту, отметив на ней все новые территории, открытые капитан-командором Российского флота Витусом Ионассеном (Иваном Ивановичем) Берингом и лейтенантом Александром Ильичом Чириковым, а также “обретенные” Алеутские острова5. Ученый подчеркивал, что “Россия простерла свою власть до берегов Восточного океана и в пространстве оного открыла неведомые земли”, дальность до которых затрудняет овладение ими, что может быть полностью упразднено “морским северным ходом”6.

Согласно секретному указу Екатерины II от 14 мая 1764 г. “Об организации экспедиции Северным океаном в Камчатку”, Ломоносову поручалось подготовить обстоятельную инструкцию для управления и чрезвычайных случаевii. Ученый не только составил инструкцию, но и подготовил перечень необходимого для экспедиции снаряжения. Когда же заказанные в Англии квадранты не прибыли к моменту отправки экспедиции, он [c. 113] переделал старые, находившиеся в Академии наук, и вместе с академическими инструментальщиками И.И Беляевым и Н.Г. Чижовым в короткий срок изготовил две “зрительные” и три “ночезрительные” (“суморочные”) трубы, барометры и термометры, представив все это 18 февраля 1765 г. в Адмиралтейскую коллегию7.

В “Примерной инструкдии морским командующим офицерам, отправляющимся к поисканию пути на восток Северным Сибирским океаном” Ломоносов выступил как государственный политик, ратующий за территориальное расширение геополитического пространства России и за то, чтобы на вновь открытые территории уже никто не претендовал. Инструкция требовала от офицеров – руководителей экспедиции на берег обязательно “выходить, где жителей чаять можно, немалолюдно и небезоружно”8. В инструкции говорилось: “На пристойном месте, которое у моря близко и на высоте издалека видно, скласть из камней высокий маяк и на нем утвердить великий деревянный крест и сверх того учинить самые наиприлежнейшие обсервации для назначения долготы и широты места; сняв, как водится, оного берега с разных сторон виды и планы, положить на карте; и прежде отъезду вырезать на оном кресте разными литерами на доске или лучше начертить и смолою вычернить на камне имена судов и командиров, год, месяц и число, когда сие место российскими мореплавателями сыскано и посвящено под Российскую державу, под высокую руку Ея Императорского Величества; и притом то место Ея Величество позволяет наименовать по фамилии того командира, который из командиров первый его увидит или на оный выйдет”9.

Значимую лепту в становление российской геополитики внес Федор Иванович Тютчев (1803–1873) – выпускник факультета словесных наук Московского университета, дипломат, член-корреспондент Петербургской АН, замечательный русский поэт. Содержание его политических стихов близко славянофильской теории объединения славянских народов под эгидой России.

Поддерживая идею о единстве славян, Ф.И. Тютчев предполагал и возможность единства Запада со славянским миром, которого нельзя добиться железом и кровью, а надо спаять [c. 114] любовью, которая прочнее всего. Наиболее значительным итогом грядущего единства, по его мнению, были бы признание “Русского Духа Союзной силой”10 и важные геополитические перемены – освобождение Черного моря из 15-летнего “западного плена” и возможность для России быть свободной и способной непременно восстановить “бессмертный черноморский флот”11.

В письмах поэту П.А. Вяземскому (1848 г.), президенту Петербургской АН графу С.С. Уварову (1851 г.), жене Э.Ф. Тютчевой (1854 г.) поэт дал верную оценку причин враждебного отношения Европы к России. В то время как европейцы мечтают о захвате новых территорий, русскому народу “предстоит бороться с одним действительно реальным врагом – пространством”, и схватка с целой Европой и ее флотом неминуема, так как Восток и Запад находятся в вечном антагонизме12. Ф.И. Тютчев отмечал, что “восточный вопрос” еще долго будет “трепать и терзать” его поколение, так как на Востоке нет места “отдельным державствам, как в Западной Европе”13.

Большой вклад в формирование российской геополитической мысли внесли научные труды русского климатолога и географа А.И. Воейкова (Будет ли Тихий океан главным морским путем земного шара? СПб., 1911), географа и демографа П.П. Семенова-Тян-Шанского (О могущественном территориальном владении применительно к России: Очерки политической географии. Пг, 1915), публициста, социолога и идеолога панславизма Н.Я. Данилевского (Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому. СПб., 1888), писателя и проповедника “византизма” К.Н. Леонтьева (Восток, Россия и славянство: Философская и политическая публицистика. Духовная проза (1872–1891). М., 1996), географа и социолога Л.И. Мечникова (Цивилизация и великие исторические реки. СПб., 1898).

Следует отметить таких российских представителей военно-стратегического направления в геополитике, как военный [c. 115] географ Д.А. Милютин, военный исследователь А.Е. Вандам, военачальник и ученый-востоковед А.Е. Снесарев.

Первым российским ученым-геополитиком мирового значения по праву считается профессор Императорской военной академииiii по кафедре военной географии, будущий военный министр-реформатор и последний генерал-фельдмаршал Российской империи Дмитрий Алексеевич Милютин (1816–1912). По завершении учебы в военной академии в 1839 г. он в течение пяти лет проходил службу на Кавказе. После ранения Милютин был возвращен в академию на кафедру военной географии, где уже профессором (с 1845) инициировал введение в академический курс военной статистики (термин “геополитика” тогда еще не употреблялся).

Наиболее значимыми из созданных ученым в академии трудов были “Критическое исследование значения военной географии и статистики” (СПб., 1846), “Первые опыты военной статистики” в двух томах (Т. I: Вступление и Основания политической и военной системы германского союза. СПб., 1847; Т. II: Военная статистика Прусского королевства. СПб., 1848), а также фундаментальная работа об Итальянском походе Суворова – “История войны 1799 г. между Россией и Францией в царствование императора Павла I” (1852–1853), за которую Российская Академия наук избрала его своим членом-корреспондентом и вручила полную Демидовскую премиюiv.

В работе “Критическое исследование значения военной географии и статистики” Д.А. Милютин заложил идеологические и теоретические основы отечественной геополитики и определил геополитические приоритеты России в середине XIX в. Основным противником России в то время Милютин считал Британскую империю и потому для поддержания равновесия в Европе и на Ближнем Востоке настаивал на необходимости военно-политического союза России с Германией.

Как военный географ, Милютин определил предмет географии и военной статистики (т. е. геополитики) – это общие и частные закономерности функционирования и развития [c. 116] государства (политическая система, экономическая и военная мощь, территория, географическое положение, а также очертания границ, включая границы соседей); в зависимости от того, какое государство – континентальное или морское, главное внимание будет обращено на сухопутные войска или на флот. Он подчеркивал, что “все данные, которые в каждом государстве вообще определяют его средства и способы к ведению войны, выгоды и невыгоды географического, этногеографического и политического положения, а через это исследование распространяются почти на весь состав государства и будут вести уже к общей цели: к определению силы и могущества государства в военном отношении”14. Достижение этой цели предполагает и решение научных задач. Так, “статистика имеет полное право называться наукою, имея свой определенный предмет… общий для всех наук политических – государство во всех разнообразных проявлениях сложного его организма”15. Это помогает, по мнению Милютина, находить общее в политике: “С какой бы точки ни рассматривалась политическая жизнь государства, предметом исследования неизбежно будут одни и те же основные силы, или элементы, государства: 1) страна (или территория), 2) народонаселение и 3) государственное устройство и постановления”16.

Милютин рекомендовал исследовать государство как в сравнении с другими государствами, так и сравнительно с несколькими государствами в совокупности17. Исходя из этого, содержание военной статистики он делил на три отделения:

“1. Общее обозрение целого государства в военном отношении, т. е. рассмотрение общих основных сил его, так называемых элементов, с военной точки зрения, как они влияют на военную силу государства.

2. Исследование вооруженных сил сухопутных и морских и всех способов к их устроению, снабжению и приготовлению к военному времени.

3. Частное исследование стратегического положения государства по театрам войны”18. [c. 117]

Таким образом, вполне обоснованно считать Д.А. Милютина основателем российской геополитической школы. Выдающийся русский ученый еще в 1846–1848 гг. (задолго до X. Маккиндера) научно обосновал особую роль пространства в развитии государств, значение очертаний береговой линии и границ (т. е. морская или континентальная держава) и их влияние на определение приоритета в строительстве вооруженных сил для обороны страны (сухопутные войска или флот). Кроме того, Д.А. Милютин, как отмечал А.Е. Снесарев, определил, что “производительность почвы, климат и другие свойства местности определяют собственные средства (государства. -– С.Ф.) к снижению и содержанию армии и флота…”19

Достойным продолжателем дела ДА. Милютина был Андрей Евгеньевич Снесарев (1865–1937). В Первую мировую войну он командовал дивизией и корпусом, а в Гражданскую – армией. Начальник и преподаватель Академии Генерального штаба, а позже ректор Института востоковедения СССР А.Е. Снесарев известен широкому кругу читателей по работам, посвященным Индии и Афганистану20. В области геополитики его главным детищем стал научный труд по военной географии, работу над которым он начал еще до революции 1917 г., а закончил в советский период. Этот труд принес ему славу ученого с мировым именем.

В работе “Афганистан” А.Е. Снесарев дал определение географии (описание страны и народа) с военно-политической точки зрения, т. е. с точки зрения возможности возникновения на территории государства войны. Отмечая, что военная география исследует прежде всего географические объекты, такие, как географическая обстановка, народонаселение, движение и распределение народов, народный труд и другие, важнейшими компонентами геополитики он назвал народ и природную среду21. По его мнению, народ – это большая трудовая сила и общий резерв для создания силы военной. Ученый считал, что, изучая природную среду страны (рельеф, реки, климатические условия), необходимо установить, отвечает ли она стратегическим требованиям, в первую очередь пригодны ли пути сообщения [c. 118] для передвижения войск и переброски военных грузов в разное время года22.

Определив географическое и этнографическое содержание понятия “Средний Восток”, Снесарев отметил политическое значение завоеванных территорий. Автор считал, что важны не богатства этого-региона, а то, что он соседствует с Индией – источником исключительного богатства23.

Для политического анализа региона, делал вывод А.Е. Снесарев, необходимо определить: 1) источник богатств (т. е. конкретное государство, к примеру – Индия); 2) кольцо маленьких, несильных, небогатых государств, которые его окружают; 3) территорию, с которой возможно наступление на этот источник, т. е. “базу”. Таким образом, территория региона с точки зрения политической – это большой район, который включает в себя как объект (источник богатств) обладания, удержания или достижения, так и территорию тех стран, которые окружают его (государства-буферы), и поэтому пути к ним рассматриваются в качестве базы подготовительных операций к овладению этим источником24.

В 1924 г. был издан фундаментальный труд А.Е. Снесарева по общей и прикладной геополитике – “Введение в военную географию”, предназначавшийся слушателям Военной академии РККА в качестве учебного пособия. В нем он констатировал, что географический фактор является постоянным спутником войны и вне географии, как и вне пространства, войну представить нельзя. Ученый-востоковед дал подробный анализ работ известных зарубежных (А. Гумбольдт, К. Риттер и др.) и отечественных (Л.С. Берг, Д.А. Милютин) географов – родоначальников современной географии, внесших значительный вклад в ее развитие.

Снесарев отмечал, что с середины XIX в. наука, в том числе и география, стала широко использовать статистический метод. Именно это ранее позволило Д.А. Милютину назвать военную географию “военной статистикой”.

Первая мировая война, по мнению Снесарева, внесла в военную статистику Милютина существенные изменения, что [c. 119] заставило ученых вернуться к прежнему названию – “военная география”. Снесарев назвал военную географию политической наукой, которая занимается изучением военного могущества государства с точки зрения его географии. Ученый предложил поделить военную географию на общую (географию государства) и прикладную (военную географию театров военных действий)25.

Снесарев исследовал также проблему определения границ государства. Если К. Хаусхофера они “завораживали” возможностью их изменения, то научный интерес Снесарева был связан с определением характера границы – сухопутная она или морская, постоянная или временная, каковы ее конфигурация и удаленность от центра26.

Развивая положения Милютина, Снесарев рассматривал географическое положение государства как научное понятие, включая в его географические координаты характер территории (материковая или островная), а также сведения о территории и составе населения соседних государств. Военная география (военные аспекты геополитики) как наука, считал А.Е. Снесарев, изучает территорию, силы и средства государства, природные, экономические и политические его характеристики и соседних с ним государств (театр военных действий), определяя тем самым стратегические задачи и возможный характер военных действий.

У истоков наиболее мощного в русской геополитической мысли евразийского течения стоял публицист и естествоиспытатель Николай Яковлевич Данилевский (1822–1885). Получив степень кандидата и выдержав магистерский экзамен в Петербургском университете, он в 1853–1856 гг. принял предложение естествоиспытателя и эмбриолога К.М. Бэра участвовать в экспедиции по Волге и Каспийскому морю, а затем, служа в департаменте сельского хозяйства, исследовал Северный Ледовитый океан, Белое море и другие районы России.

В главном своем труде – “Россия и Европа” – Данилевский изложил свою теорию культурно-исторических типов в противовес европоцентристской концепции развития общественного прогресса. Он выделил десять основных “естественных групп культурно-исторических типов” – носителей исторической [c. 120] жизни: египетский, китайский, ассиро-вавилоно-финикийский, индийский, иранский, еврейский, греческий, римский, аравийский и германо-романский (европейский). Славянская Россия, по мнению Н.Я. Данилевского, должна образовать новый, отличный от европейского “культурно-исторический тип, рядом с которым может, иметь место существование и развитие других типов”27. Этому новому культурно-историческому образованию, в отличие от других, суждено развить все сферы человеческой деятельности, хотя Европа, приходящая в упадок, “видит в России и славянах вообще нечто ей чуждое… не чуждое только, но и враждебное начало”28.

В противовес Европе Данилевский предлагал создать славянскую федерацию со столицей в Константинополе. С этой целью он составил план раздела Австрии и Турции, осуществить который можно было лишь в ожесточенной борьбе России с коалицией европейских государств во главе с Францией. Приобретение русскими Константинополя, считал Данилевский, сократило бы черноморско-азовскую пограничную линию с 2,5 тыс. км до одной точки29, следовательно, решило бы главную геополитическую задачу России – выйти к “теплым морям”. При реализации данного плана единственной союзницей России в Европе представлялась ему Пруссия, так как “ выросла под крылом России и теперь может только на нее опереться для довершения германского единства”30.

В статье “Общеевропейские интересы”, опубликованной в ежедневной петербургской газете “Русский мир” (5, 12 и 14 апреля 1879 г.), Данилевский отметил, что главный и “истинный, непримиримый, всегда и во всем, и в мире, и в войне стремящийся вредить России враг есть Англия”31. Здесь же он писал: “…где только идет дело об отношениях Европы и России – там нет и речи о справедливости, равноправности, беспристрастии. [c. 121]

Эта бесспорная истина вытекает из анализа всех отношений между Европой и Россией уже с очень давних времен”32.

В статье “Горе победителям”, напечатанной в январском и февральском выпусках ежемесячного журнала “Русская речь” за 1879 г., Данилевский сделал вывод, что Европа – это политический организм, которому противостоит “Россия и представляемый ею Славянский мир”, или так называемая Анти-Европа33.

В книге “Россия и Европа” Данилевский ввел в научный оборот геополитическое определение внешней политической силы. Внешняя политическая сила, свойственная действительно могущественным государствам, складывается из силы армии и силы флота, которые не могут полностью заменить друг друга. Эти составляющие внешней политической силы, подчеркивал ученый, являются определяющими, и “ни чисто морское, ни чисто сухопутное государство не может считаться могущественным, если не будут соблюдены их пропорции, соответствие которых полностью зависит от географического положения государств…”34.

Геополитические идеи Н.Я. Данилевского оказали влияние на формирование оригинального и талантливого проповедника крайне консервативных взглядов, позднего славянофила Константина Николаевича Леонтьева (1831–1891). Завершив медицинскую службу военврача в Крымской войне (1853–1856), а позже врача в Нижегородской губернии, Леонтьев вопреки своей профессии поступил на службу в азиатский департамент Министерства иностранных дел. В течение десяти лет (1863–1873) он занимал различные консульские должности в Турции, затем должность помощника редактора “Варшавского дневника” и наконец с должности цензора Москвы вышел в отставку. Прожив четыре года в Оптиной пустыни, он принял тайный постриг с именем Климента, переехал в Сергиев посад, где и закончил свой жизненный путь.

Идеалом К.Н. Леонтьева был монархизм, освященный православием и крепкий равнодушием народа к политическим вопросам. Главными ценностями российского общества, которые необходимо охранять от наступающего европейского [c. 122] уравнительного буржуазного прогресса, он считал строгое церковно-монашеское христианство византийско-римского типа, крепкую монархическую государственность и самобытную национальную красоту жизни.

В работе “Византизм и славянство”, опубликованной в 1875 г., ученый изложил свою теорию всемирно-исторического развития. Согласно ей, жизнь человеческих обществ, государств и культурных миров подобна жизни организмов и органическим явлениям, которым свойствен общий триединый процесс. Он состоит из первоначальной простоты (младенчество), положительного расчленения (цветущий возраст) и, наконец, вторичного смесительного упрощения (умирание и разложение)35.

Леонтьев дал определение жизненного цикла государства, отметив, что его развитие “сопровождается постоянным выяснением, обособлением свойственной ему политической формы; падение выражается расстройством этой формы” и имеет определенные сроки, так как “ни одно государство больше 12 веков жить не может”36. Он считал, что Россия должна возглавлять вновь складывающийся славянский мир. Она не просто европейское государство, а целый особый мир. Европа же находится на последней стадии своего развития, и ее “разложение” – простое следствие общего естественного закона, ибо там “везде одни и те же более или менее демократические конституции… везде надежды слепые на земное счастье и земное полное равенство! Везде реальная наука и везде ненаучная вера в уравнительный и гуманный прогресс”37.

По Леонтьеву, объединение славянских народов невозможно, так как они жили и живут “чужими началами”. К тому же объединение славянских государств с Россией опасно, так как ослабит истинно византийские начала в жизни населения России. “Опасен не чужеземный враг… – писал Данилевский, – страшнее всех брат младший и как будто бы беззащитный, если он заражен чем-либо таким, что, при неосторожности, может быть для нас смертоносным”38. Он считал, что жизненные интересы России – Царьград и черноморские проливы. [c. 123]

Большой вклад в изучение влияния географической среды на человека и общество внес российский географ и статистик Лев Ильич Мечников (1838–1888). Он родился в состоятельной семье ремонтёраv двух полков гвардии в Санкт-Петербурге. По завершении учебы в училище правоведения он поступил в Харьковский университет, а затем продолжил учебу на арабско-персидско-турецко-татарском отделении факультета восточных языков Петербургского университета, посещая одновременно классы Академии художеств.

Проучившись три семестра в Петербургском университете, Мечников в качестве переводчика в дипломатической миссии Б.П. Мансуроваvi был отправлен на Ближний Восток. По возвращении он успешно сдал экзамены на физико-математическом факультете Петербургского университета и получил свидетельство и право на предоставление кандидатской диссертации. Затем он торговый агент Русского общества пароходства и торговли на Ближнем Востоке, волонтер в звании лейтенанта (1860) в знаменитой “тысяче” Гарибальди. После тяжелого ранения Мечников в 1873 г. направился в Японию. Однако неблагоприятный климат заставил его вернуться в Европу. Он поселился в Швейцарии, где в 1881 г. издал свой труд “Японская империя” (в трех частях: “Страна”, “Народ”, “История”) – о неразрывной связи среды и людей в истории.

В последний год жизни Л.И. Мечников, профессор кафедры сравнительной географии и статистики академии Невшательского кантона Швейцарии (с 1884), приступил к работе над историей человечества от подневольных союзов до будущих свободных союзов и их связи с географической средой. Однако ухудшение здоровья заставило его ограничиться исследованием периода подневольных союзов.

Ученый пришел к выводу, что цивилизация зарождается в специфических географических условиях. В центре осваиваемой территории всегда река – река-кормилица, заставлявшая [c. 124] население объединять свои усилия в общей работе, солидаризироваться враждовавшие группы населения. Это вело к объединению людей, зарождению цивилизаций. Древние цивилизации Египта, Месопотамии, Индии и Китая Мечников относил к эпохе подневольных союзов. Осваивая великие исторические реки – Нил, Тигр и Евфрат, Инд и Ганг, Янцзы и Хуанхэ, цивилизации продвигались, считал Мечников, к средиземным морям, что сопровождалось ростом свободы в обществе: освоение средиземных морей было по силе тем цивилизациям, где в подневольных союзах подчинение постепенно уступало место добровольным и свободным союзам, способным осваивать океаническую среду.

Л.И. Мечников покинул мир через месяц после своего 50-летия, а в следующем, 1889 г. в Париже был издан его труд “Цивилизация и великие исторические реки”. В нем он разделил влияние среды на человека и общество на:

астрономическое влияние (или астрономическое отношение Земли к Солнцу, т. е. Земля как часть Солнечной системы);

влияние физико-географической среды (отношение между геосферой, гидросферой и атмосферой);

влияние растительного и животного мира (антропологических условий).

В то же время ученый, исследуя влияние среды на формирование человеческих рас, пришел к выводу, что они совокупный результат наследственно приобретенных физических и умственных особенностей. В отличие от Ф. Ратцеля, выделявшего “господствующие” и “подчиненные” типы народов39, Мечников делил их в зависимости от условий среды обитания на “избранных” и “отверженных”40, т. е. тех, кому для выживания настоятельно требуются солидарность и сотрудничество. Он вывел общую формулу, позволяющую вычислить взаимную связь между физико-географической средой и различными этапами социальной эволюции, между различными периодами коллективной истории человеческого рода.

Согласно формуле Мечникова, четыре древние цивилизации возникли на великих реках: египетская – в долине Нила, [c. 125] азиатская – в междуречье Тигра и Евфрата в Передней Азии, индусская – в бассейне Инда и Ганга и китайская – на реках Хуанхэ и Янцзы. Колыбелью первой цивилизации Мечников считал Африку (хотя древнегреческие историки рассматривали Египет составной частью Азии), а остальных – Азию. В своем развитии эти цивилизации прошли три эпохи: речную (Древние века), средиземноморскую (Средние века) и океаническую, или интернациональную (Новое время)41. По Мечникову, гидрологические системы служили колыбелью для каждой из четырех великих цивилизационных культур древности.

Л.И. Мечников сделал гениальный вывод-предвидение о векторе будущих глобальных процессов, о том, что в будущем у человечества других путей, кроме смерти или солидарности, нет: “Если оно не хочет погибнуть, то люди неизбежно должны прибегать к солидарности и к общему коллективному труду для борьбы с окружающими неблагоприятными условиями физико-географической среды. В этом заключается великий закон прогресса и залог успешного развития человеческой цивилизации”42.

Таким образом, еще в 80-х гг. XIX в. Л.И. Мечников обосновал великий закон прогресса – глобализацию человеческого общества.

Оригинальную концепцию территориального могущества предложил сын знаменитого географа и путешественника Петра Петровича Семенова-Тян-Шанского – геополитик Вениамин Петрович Семенов-Тян-Шанский (1870–1942).

Закончив учебу (1893) на естественном отделении физико-математического факультета Петербургского университета, В.П. Семенов-Тян-Шанский в 1895 г. принял участие в геологических исследованиях в бассейне реки Урал и в районе Общего Сырта, а в 1905–1917 гг. возглавлял статистический отдел Министерства финансов и промышленности. До 1914 г. под его редакцией вышло 19 томов (из 22 запланированных) многотомного труда “Россия. Полное географическое описание нашего отечества”. В 1915 г. вышли труды В.П. Семенова-Тян-Шанского по геополитике – “Колонизационная роль России”, “О могущественном территориальном владении применительно к России” [c. 126] и “Значение России в колонизационном движении европейских народов”.

Семенов-Тян-Шанский отмечал, что среда (газообразная, жидкая и твердая, солнечная теплота и свет) играет определяющую роль в развитии человечества, а “местные условия питания разрабатывают и физические типы людей (расы) и кладут отпечаток на их преобладающие занятия”, т. е. производят разнообразие антропологической природы человека и его деятельности43.

Проанализировав естественные границы, ученый выделил три Средиземноморья (Европейское с Черным морем; Южное и Восточное Китайское с Японским и Желтым морями; Карибское с Мексиканским заливом). У трех средиземных морей и двух полуобрывов между ними – Индостанского и Малоазий-ско-Аравийского выросли наиболее сильные и оригинальные цивилизации и государственные образования – арийцев – семитов, монголов – малайцев и погибшие цивилизация и государства ацтеков – инков. Наиболее сильные и совершенные политические системы сложились на берегах северных, с умеренным климатом морей: в Европе – у северных средиземноморских полуостровов – Балканского, Апеннинского и Пиринейского, а в Азии – у берегов Китая и Японии44.

Наряду с этим В.П. Семенов-Тян-Шанский выделил три исторических типа политического контроля над пространством (кольцеобразный, континентальный и клочкообразный), дав им научное определение. На Средиземном море сложилась кольцеобразная система могущественного политического владения. Первое кольцо этой системы начали создавать греки, владевшие многочисленными колониями. Другая, континентальная система политического могущества “от моря до моря” (Греческий архипелаг – Индийский океан), считал ученый, была задумана Александром Великим и исследована испанцами и португальцами в ходе безуспешных поисков Индии, открытия Америки и уничтожения инкского и ацтекского государств. Клочкообразную систему могущественного владения, по его мнению, создали англичане, связавшие периодическими рейсами военных и [c. 127] торговых кораблей разбросанные по морям и океанам острова и материки45.

Российский географ и геополитик подробно проанализировал континентальную систему политического могущества, характерную для России. Он показал ее сложность и недостатки, а также дал конкретные рекомендации о путях решения сложных геополитических проблем. Главным недостатком российской системы, считал он, является громадная ее протяженность в широтном направлении. Чтобы ликвидировать этот недостаток, Семенов-Тян-Шанский рекомендовал сдвинуть культурно-экономический центр России ближе к географическому центру и выделить на пространстве между Волгой и Енисеем от Ледовитого океана до южных границ государства особую культурно-экономическую единицу – Русскую Евразию, соединив тем самым в одно географическое целое Европейскую Россию с Азиатской46.

Осуществить это можно было либо радикальным, либо эволюционным способом. Первый, путем переноса столицы России в Екатеринбург, он считал слишком дорогим. Второй, по его мнению более реальный, предусматривал создание четырех культурно-экономических колонизационных баз (по примеру Галицийско-Киево-Черниговской, Новгородско-Петроградской, Московской и Средневолжской земель на территории Европейской России)47.

Семенов-Тян-Шанский предлагал, используя европейские базы, основать в Русской Евразии промышленные филиалы и, дав им экономическую независимость, развивать эти “азональные бойкие торгово-промышленные наносы” совместно с “зональными, менее бойкими торгово-промышленными полосами” между ними (хлеботорговыми, лесоторговыми, скотоводческими и др.). Увеличивая население до штатной нормы (свыше одного жителя на квадратную версту) и сооружая современные пути сообщения, эти будущие базы (Уральская, Алтайская, Туркестанская и Прибайкальская) должно было присоединить к старым колонизационным базам Европейской России48. [c. 128]

Оригинальны геополитические труды Алексея Ефимовича Едрихина (1867–1933), вошедшего в историю геополитической науки под псевдонимом Вандам.

Выходец из низов русского народа (из многодетной семьи солдата), А.Е. Едрихин с 17 лет вольноопределяющийся пехотного полка, затем юнкер пехотного училища, унтер-офицер, подпоручик и поручик – слушатель Николаевской академии Генерального штаба. Он дослужился до звания генерал-майора, был награжден орденами и Георгиевским оружием. В октябре 1899 г. Едрихин при поддержке военного ведомства отправился в Южную Африку внештатным корреспондентом газеты “Новое время”. Там он “по совместительству” изучал опыт англо-бурской войны в векторе ее значения для прогноза особенностей и направлений будущего развития военного искусства. Дальнейшая судьба Едрихина – Вандама вплоть до событий октября 1917 г. была связана с военной разведкой.

В 1912–1913 гг. вышли в свет его книги по геополитике военно-стратегической направленности – “Наше положение” (СПб., 1912) и “Величайшее из искусств”: Обзор современного международного положения в свете высшей стратегии” (СПб., 1913).

В работе “Наше положение” он справедливо отмечал, что на русский народ огромное влияние оказывают большие территории и неблагоприятные климатические условия. Отсутствие выхода к теплым морям, по его мнению, затрудняло вывоз изделий и тормозило развитие промышленности и внешней торговли. Поэтому у русских всегда существовало инстинктивное стремление на Восток и в Китай, на юг и юго-запад, т. е. “к солнцу и теплой воде”49.

Тылом России Вандам считал Северный Ледовитый океан, правым флангом – Балтийское море и владения Германии и Австрии, а левым – мало пригодные для плавания воды Тихого океана. У России, отмечал он, не три, а лишь один (от устья Дуная до Камчатки) обращенный к югу фронт. Ведя наступление “обеими оконечностями своей длинной фронтальной линии”50, через Черное море и Кавказ она сможет выйти к Средиземному морю, через Среднюю Азию – к Персидскому заливу и Суэцкому [c. 129] каналу, а двигаясь через Маньчжурию и Китай – на богатый юг Азии.

Главным противником континентальной России Вандам считал Англию, как морскую державу. По Вандаму, необходима “коалиция сухопутных держав против утонченного, но более опасного, чем наполеоновский, деспотизма Англии…”51. Однако участие в коалициях и войнах за освобождение Европы и ошибочное понимание “равновесия сил” привели Россию к нежелательным последствиям – “ослабили полезный нам противовес и дали возможность Англии придвинуть к нашей границе всю континентальную Европу”. Время, когда русские “смело могли пробить себе путь к южным морям”52, было упущено. Россия очень многое потеряла. Причина этого, отмечал Вандам в работе “Величайшее из искусств”, в несоответствии российской военной стратегии долгосрочным интересам страны в борьбе за “место под солнцем”.

Вандам, понимая, что Россия – великая держава и ее моральные и материальные ресурсы не имеют себе равных в мире, пришел к выводу: “…если они будут организованы соответственно своей массе, если задачи наши будут определены точно и ясно и армия и флот будут в полной готовности в любую минуту выступить на защиту наших собственных, правильно понимаемых интересов – у нас не будет причин опасаться наших соседей”53.

Достойный вклад в российскую геополитику внес генерал-адъютант Алексей Николаевич Куропаткин (1848–1925). По завершении обучения в Павловском военном училище и Николаевской академии Генерального штаба А.Н. Куропаткин выполнял ряд ответственных поручений государственного масштабаvii, а свою боевую практику прошел в должности начальника штаба отряда генерала Скобелева в русско-турецкой войне (1877–1878). После тяжелого ранения 25 декабря 1877 г. Куропаткин занял должность начальника азиатской части Главного штаба, а позже был направлен в академию Генерального штаба адъюнкт-профессором [c. 130] кафедры военной статистики. В 1898–1904 гг. А.Н. Куропаткин – военный министр, а с 13 февраля 1904 по 2 марта 1905 г. – командующий русскими сухопутными силами на Дальнем Востоке.

“Записки генерала Куропаткина о русско-японской войне. Итоги войны”, изданные в 1911 г. в Берлине, впечатляют точным анализом российской геополитики, четкими выводами и дальновидными прогнозами. В них А.Н. Куропаткин сделал исторический вывод: “…ныне войны, для успешного их окончания, должен вести "вооруженный народ", а не армия. Поэтому все стороны жизни государства затрагиваются войною несравненно глубже, чем это было прежде”54.

Расширение геополитического пространства стоило России титанических усилий. Куропаткин привел данные о людских потерях во имя достижения этой цели. Так, выход к Балтийскому морю потребовал 21 года войны с участием 1 700 тыс. военнослужащих и стоил России 120 тыс. убитых, раненых и без вести пропавших. Борьба за выход к Черному морю вылилась в XVIII столетии в четыре войны с Турцией, “потребовавшие” 1 500 тыс. человек. Русская армия только за 1787–1791 гг. потеряла 90 тыс. убитыми, ранеными и без вести пропавшими55.

Куропаткин, анализируя состояние российских границ, пришел к заключению, что империи следовало бы заняться их упрочением, чтобы, не расширяя своих пределов ни в Европе, ни в Азии, задаться целью найти “выход в теплые моря: внутреннее Средиземное и открытые круглый год выходы в Великий (Тихий. – С.Ф.) и Индийский океаны”56.

Военный теоретик ясно представлял себе сложность решения этой стратегической задачи для России в XX в. Под псевдонимом А. Морской в своем труде “Военная мощь России: Предсказания генерал-адъютанта А.Н. Куропаткина и их критика графом С.Ю. Витте”, изданном в 1915 г., Куропаткин подчеркивал: “Эти задачи настолько глубоко затрагивают интересы почти всего мира, что, преследуя их, мы должны готовиться к борьбе с коалицией из Англии, Германии, Австрии, Турции, [c. 131] Китая и Японии. Этим державам страшен не факт движения России к тому или другому из указанных выходов, но те последствия, какие будут вытекать, если движение удастся… Овладение Босфором и выходом в Средиземное море, – считал генерал-адъютант, – поставит нас в возможность решительно действовать в Египетском вопросе, дабы сделать Суэцкий каналviii международным”57, тем самым будет полностью ликвидирован монопольный диктат англо-французских владельцев на проход по каналу судов других держав.

Куропаткин сделал подтвердившийся позже вывод-прогноз, что вследствие высокой боевой готовности соседей соотношение сил России и ее вероятных противников сложится не в пользу первой и россиянам будет не по силам не только решать новые задачи, но и сохранить целостность Отечества.

В то же время Куропаткин прогнозировал, что территория России станет своего рода связующим звеном между Европой и Америкой. По мнению Куропаткина, всего “более может устрашать наиболее культурные народы Европы и Америки, снабжающие весь свет произведениями своих фабрик и заводов, вступление России в экономическое с ними состязание на всесветных рынках. Держа в своих руках железнодорожные линии, связывающие Великий океан с Балтийским морем, и имея щупальца в Босфоре, Индийском и Великом океанах, Россия с ее неисчерпаемыми естественными богатствами конечно создаст грозную промышленную конкуренцию всем великим державам”58.

Развивать евразийскую концепцию геополитики продолжили лингвист и филолог Николай Сергеевич Трубецкой (1890–1938), экономист, географ и социолог Петр Николаевич Савицкий (1895–1968), историк, этнограф и географ Лев Николаевич [c. 132] Гумилёв (1912–1992) и другие, однако новые политические реалии стали, по сути, тормозом на этом пути.

После событий октября 1917 г. геополитика как наука официально советской властью отрицалась, была объявлена “лженаукой мировой буржуазии”, хотя руководство страны направляло усилия народа на осуществление грандиозных геополитических проектов. Ленинский проект, опиравшийся на идею мировой пролетарской революции, предусматривал образование Всемирной Республики Советов (март 1919 г.). С основанием СССР этот проект трансформировался в программу создания Мирового Союза Советских Социалистических Республик. Этот сталинский проект базировался на геополитической концепции территориальной мощи путем расширения СССР (до границ Российской империи, включая и проекты) и всего социалистического лагеря59.

После распада СССР российские ученые активно взялись за определение места России в изменяющемся мире, за разработку научных концепций дальнейшего развития страны. Решить эти проблемы помогают труды А.С. Панарина, В.В. Ильина, А.Г. Дугина, К.Э. Сорокина, Н.А. Нартова, В.А. Дергачева и др

< Назад   Вперед >
Содержание