Учебники

Великая пустота на Востоке

Я не буду здесь распространяться по поводу того, что Франсуа Фюр$ назвал «загадкой распада коммунизма» (Notes de la Fondation Saint-Simon, октябрь 1990), не стану много говорить об этом экстраординарном и непредвиденном идеологическом сейсмическом толчке, все последствия которого мы еще не учли. Впрочем, именно этот распад, я подчеркнул это в начале книги, создает опасную ситуацию столкновения капитализма с самим собой. Именно распад коммунизма и наводит на размышления, которые я стремлюсь изложить на этих страницах. Конец коммунизма и противостояния Восток—Запад не только отмечает победу одной системы (либе-ральной) над другой (государственной). Это кораблекрушение уносит за собой, как гигантский вихрь, целую систему идей, размышлений, чувств, анализов, которые не всегда заслуживают того, чтобы исчезнуть, как исчезает корабль, затонувший вместе со всем экипажем и имуществом. В будущем История сделает выбор, но, несомненно, следует признать, что этот выбор еще не сделан.
Напротив, эта великая пустота, внезапно открывшаяся на Востоке, приводит к тому, что перераспределенный груз в трюмах судна чрезмерно увеличивает крен на один бок мирового корабля. Действительно, этот исторический крах не только погубил коммунизм в его сталинском или бюрократическом варианте, несправедливо погибло все, что было близко или отдаленно связано с реформаторским социалистическим идеалом, или, проще говоря, с идеалом социальной справедливости.
Следует измерить непреодолимую мощь этой дисквалификации, которая не вникает в детали. Отныне в Восточной Европе и даже в Советском Союзе некоторые широкоупотребительные слова современного языка до такой степени затерты, скомпрометированы в результате их долгого существования под знаменем коммунизма, что никто больше не желает их употреблять. Речь идет о таких словах, как «партия», «коллектив», «трудящиеся», и т. д. По этой причине большинство новых политических партий, созданных в Восточной Европе, предпочли называться «форум» (Чехослова- ния), «альянс» (Венгрия), «союз» (Польша). Напрасно вы будете искать в новой венгерской или чешской прессе малейший намек на упоминание вчерашних слов: «трудящиеся», «план», «стратегические объекты»; они канули в бездну вместе с самой системой.
В западных странах подобных явлений со словарем не происходит, но что касается идей, то последствия крушения коммунизма не имеют слишком глубоких отличий от того, что происходит на Востоке. Такие понятия, как уменьшение неравенства, такие реальности, как профсоюзное движение, стремление к коллективной дисциплине, некоторые институции, например «План» или даже прямое налогообложение, а также авторитет социал-демократии, отмечены знаком минус. Эти понятия и реалии не стали по-настоящему дискредитированными, но они стали подозрительными. «Великая пустота» создала у нас великую пустоту слева и в левом центре в той области, которую можно было бы назвать диалектикой идей.
С этой точки зрения, европейская политическая жизнь поражена односторонним параличом. Левое полушарие поражено фатальной слабостью. На память приходит противоположное явление, которое произошло на другой день после освобождения. Во Франции, вследствие компромисса части правых с Виши и коллаборационистами, политика, культура и даже литература были надолго парализованы. Левые в течение почти тридцати лет пользовались фактической монополией в области культуры и университетского образования.
Сегодня наблюдается левосторонняя, и даже центральная, потеря чувствительности. Сегодня левые осиротели, наказаны, лишены своей опоры и уверенности, отброшены во тьму исторического поражения. Это явление затронуло не только Францию. Признает это общественность или нет, но центр политического притяжения Европы сегодня депортирован в направлении консерватизма.
Разумеется, неоамериканская модель, которая рассматривается как чистый и жесткий вариант капитализма, извлекает выгоду из этого вихря. И наоборот, рейнская модель, пронизанная социальными идеями, ближайшая родственница социал-демократии, прямо наталкивается на новые силы ультралибералов.
Добавим, что неоамериканская модель представлена как модель строгая, прозрачная, непримиримая, по-настоящему профессиональная; рейнская модель, наоборот, — как сложная, немного расплывчатая, непрозрачная, чтобы не сказать темная, несущая в себе смесь любопытства, социальных требований наряду со строгой финансовой дисциплиной, наследие прошлого наравне с нетерпеливым стремлением к будущему. Понятно, что она «не проходит». Однако недалеко то время, когда разрыв между новыми богачами и новыми бедняками, характеризующий сегодняшнее американское общество, отразится в широком масштабе и с невиданной прежде силой в странах Востока. Тогда, как уже начинают понимать в Польше, нужно будет заинтересоваться «капитализмом с человеческим лицом», что в общих чертах, как я пытаюсь здесь показать, соответствует рейнской модели.
Следовательно, психологический, журналистский и по-литический успех американского капитализма не так парадоксален, как можно подумать сначала. Но этот успех влечет за собой искажения, которые не всегда воспринимаются нужным образом. Действительно, «экспортируясь», пересекая Атлантику с целью просочиться в рейнскую модель, соблазнить Великобританию или заставить мечтать Францию, американский капитализм не привозит в своем багаже свои противоядия, т. е. те противоядия, которые в какой-то степени срабатывают за Атлантикой и исправляют эксцессы «закона джунглей»: педантичное соблюдение буквы и формы закона, моральное чувство, внушенное религией, гражданское чувство и дух объединения, и т. д.
В Европе или в любой стране Южного полушария культурный фон отличается от американского. Различные тормоза, противовесы, коррективы, наблюдаемые в Соединенных Штатах, в этих странах не существуют или не срабатывают таким же образом. Следовательно, «экспортированная» версия американского капитализма, несколько рассеянно почитаемая европейскими ультралибералами, оказывается более жесткой, менее уравновешенной, более напоминающей «джун-гли», чем оригинальная версия. Применяемая без предосторожностей, она эквивалентна приему лекарства в лошадиных дозах при отсутствии противоядия, которое могло бы исправить отрицательное действие передозировки. Страны Восточной Европы рискуют испытать на себе воздействие слишком резкого переноса американской модели на свою почву

< Назад   Вперед >
Содержание