Культура Италии эпохи Возрождения - Изображение человеческой внешности

Глава IV. Открытие мира и человека. Якоб Буркхардт

Мы не отваживаемся рассуждать относительно места, занимаемого великими итальянскими врачами в прогрессе физиологии, художественное же исследование человеческого образа принадлежит не к нашей теме, но к истории искусств. Однако здесь может идти речь об общей тренированности глаза, которая сделала возможным появление в Италии объективных имеющих всеобщее значение суждений в отношении телесных красоты и уродства.

Что первым делом поражает при внимательном чтении итальянских авторов того времени так это точность и филигранность в обозначении внешних черт а также полнота характеристики многих личностей104 . Жителям Рима до сих пор свойствен дар тремя словами сделать узнаваемым человека о котором идет речь. Это стремительное схватывание характерных черт является, однако, существенным предварительным условием познания прекрасного и способности его описать. У поэтов обстоятельность описания является скорее пороком, поскольку одна единственная черточка, подсказанная глубокой страстью, может создать у читателя куда более глубокий образ соответствующей личности. Нигде Данте не превознес Беатриче с большей силой, нежели там, где им изображается исключительное сияние, которое исходит от ее существа на все окружение. Однако речь у нас теперь идет не о поэзии, которая как таковая преследует свои собственные цели, но о способности обрисовать в словах как конкретные, так и идеальные образы.

Мастером в этом отношении является Боккаччо, причем не в «Декамероне», поскольку новеллы не допускают сколько-нибудь пространного описания, но в романах, где ему приходится посвящать этому досуг и прикладывать необходимое в таких случаях воодушевление. В своем «Амето» он дает описание105блондинки и брюнетки приблизительно так, как это делал бы художник сотню лет спустя  ибо и в этой области образованность как таковая идет далеко впереди возможностей искусства. В случае брюнетки (и в лишь ненамного ослабленном виде блондинки) уже проявляются некоторые черты, которые мы назвали бы классическими. В словах Боккаччо «la spaziosa testa е distesa»4 содержится предчувствие укрупненных форм,  выходящих уже за пределы миловидности. Теперь брови не образуют, как то было в идеальном представлении византийцев, двух изогнутых дуг, но составляют сплошную сросшуюся воедино линию; нос, изображаемый им, заставляет представлять нос, приближающийся скорее к так называемому орлиному106 .  Также и широкая грудь, умеренной длины руки, впечатление от изящной кисти (то, как она лежит на пурпурном одеянии),  все эти черты приводят на ум ощущение красоты, свойственное наступающему времени, и бессознательно сближающееся с идеалом высокой античной классики. В другом своем описании Боккаччо упоминает о ровном (а не выпуклом, как в средневековье) лбе, серьезных, миндалевидных карих глазах, округлой, лишенной впадин шее, и, разумеется, о весьма современной «крошечной ножке», а в случае черноволосой нимфы также и о «паре плутовских проворных глаз»107 и многом другом.

Я не могу положительно сказать, оставил ли по себе XV в. письменное описание своего идеала красоты, достижения, продемонстрированные в этом отношении живописцами и скульпторами, не сделали такое описание чем-то излишним, как это могло бы представиться на первый взгляд, потому что именно рядом с их реализмом у людей пишущих мог бы сохраниться некий специфический канон красоты1. В XVI в. появляетсяФиренцуола4 со своим в высшей степени примечательным трактатом о женской красоте1. Необходимо в первую очередь отделить то, что было им усвоено исключительно от античных авторов и художников, как, например, определение размеров, выражаемое в величине головы, отдельные абстрактные понятия и тому подобное В остатке — его в полном смысле собственное восприятие, которое он подкрепляет примерами ярких женщин и девушек из Прато. Поскольку же его сочиненьице является чем-то вроде речи, с которой он выступает перед этими же самыми горожанками Прато, т. е. наиболее придирчивыми судьями, Фиренцуоле приходится сохранять верность правде. Его принцип, о котором объявляет он сам,  тот же самый, что у Зевксида4 и Лукиана соединение отдельных прекрасных деталей в высший идеал красоты. Он определяет цвета, встречающиеся в окраске кожи и волос, и отдает biondo4 предпочтение  как самому основному и наиболее красивому цветуволос1, правда, при этом он понимает под ним скорее соломенный цвет с красноватым отливом. Далее, он требует, чтобы волосы были густые, вьющиеся и длинные, лоб  светлый и в высоту в два раза уже, чем в ширину, чтобы кожа была светлой и светящейся (candido), но не мертвенно бледной (bianchezza),  брови  темные и шелковистые, чтобы шире всего они были посередине, а к ушам и носу сужались, чтобы белки глаз были голубоватыми, а радужная оболочка была не вполне черной, хотя все поэты и воспевают в один голос occhi nen4 в качестве подлинного дара Венеры, в то время как небесно-синий цвет глаз характерен для самой богини, а наиболее излюбленным цветом является нежный, живо поблескивающий темно-карий. Сами глаза должны быть крупными и выпуклыми, а веки красивее всего  белые с едва заметными красными прожилками; ресницы не должны быть ни слишком густыми, ни чересчур длинными, ни чрезмерно темными. Глазные впадины должны иметь тот же цвет, что и щеки111 . Уши средней величины должны быть крепко и хорошо посажены, в своих припухлых частях они должны иметь более живую окраску, чем в плоских, а края уха — быть прозрачными и отливать красным, как зернышки граната. Всего красивее белые и плоские, не слишком узкиевиски112 Красный цвет на щеках должен сгущаться на их закруглениях. Нос, которым в значительной степени определяются достоинства профиля, должен плавно и равномерно сужаться кверху, там, где кончается хрящ, должна иметься небольшая выемка, но не так, чтобы в результате выходил орлиный нос, который не идет женщинам. Нижняя часть лица должна иметь более нежную окраску, чем уши, однако это не должен быть холодный белый цвет, пространство над верхней губой должно быть нежно-розовым .От рта автор требует, чтобы он был скорее небольшого размера, однако не должен быть ни сложен дудочкой, ни приплюснут, губы не должны быть чересчур тонки, но красиво друг другу соответствовать, когда рот оказывается открытым без внешних причин (те не в случае смеха или разговора), должны открываться самое большее шесть верхних зубов. Особенным лакомством являются ямочка в верхней губе, красивая припухлость губы нижней, разжигающая любовь усмешка в левом уголке рта и так далее. Зубы должны быть не слишком мелкими, а кроме этого  быть одного размера; они должны четко отделяться друг от друга и иметь окраску цвета слоновой кости, десны не должны быть слишком темными, им не следует быть цвета даже красного бархата Подбородок должен быть округлым, но не быть ни срезанным, ни заостренным, и розоветь в направлении впадины, особую его славу составляет ямочка Шея должна быть белой и округлой, не быть ни слишком длинной, ни чересчур короткой, впадины в ней и адамово яблоко должны быть лишь слегка намечены, при всяком повороте кожа должна образовывать красивые складки. От плеч Фиренцуола требует ширины, а что касается груди, то в ее достаточной ширине он провозглашает даже высшее требование красоты. Кроме того, ни одна кость не должна здесь выступать наружу, и все расширения и сужения должны быть едва заметны, а что до цвета, то он должен быть candidissimo4. Ноги должны быть длинными и книзу  тонкими, однако не слишком сухими в голени, а кроме того, иметь мощные белые икры. Что до ступней, то Фиренцуола желает, чтобы они были маленькими, однако не тощими, подъем (как можно полагать) высоким, а цвет их  белый, как алебастр. Руки должны быть белыми, слегка розовеющими на выпуклостях; их конституция характеризуется им как мясистая и мускулистая, однако столь же нежная, как у Паллады, когда она стояла перед пастухом на Иде, одним словом, их строение должно быть сочным, свежим и крепким. От кистей рук он требует, чтобы они были белыми, особенно сверху, однако большими и несколько полноватыми, на ощупь же  как тонкий шелк, и имели розовую внутреннюю сторону с немногочисленными, но четко намеченными и неперекрещивающимися линиями, и не слишком выступающими бугорками. Пространство между большим и указательным пальцем не должно иметь морщин, а цвет его должен быть живым, пальцы  быть длинными, нежными и только на концах едва заметно утончаться, со светлыми, слегка выпуклыми и не слишком длинными, но также и не квадратными ногтями, которые должны быть подстрижены на ширину тупой стороны ножа.

Рядом с этой специальной эстетикой эстетика более общая занимает только подчиненное место. Наиболее глубинные основания красоты, которые глаз отыскивает senza appello4, также и для Фиренцуолы остаются тайной, в чем он сам открыто сознается, и его определения Leggiadria, Grazia, Vaghezza, Venusta, Aria, Maesta4 есть отчасти, как отмечалось, лишь филологические экзерсисы, отчасти же являются следствием тщетной борьбы с невыразимым. Смех определяется им (очевидно, вслед за античным автором), и очень мило, как сияние души.

На исходе средневековья во всех литературах отмечаются отдельные попытки дать строгое определение красоты1. Однако затруднительно отыскать труд, который можно было бы поставить рядом с тем, что вышел из-под пера Фиренцуолы. Например, куда меньшим авторитетом в сравнении с ним является писавший добрые полстолетия спустя Брантом4, поскольку им руководит не чувство прекрасного, но сладострастие.