Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии  

На правах рукописи

Бондаренко Артём Владимирович

ЯЗЫКОВАЯ ОНТОЛОГИЯ СМЕХОВОЙ КУЛЬТУРЫ

Автореферат

диссертации на соискание учёной степени

доктора филологических наук

Специальность 10.02.19 - теория языка

Москва Ц 2009

Работа выполнена на кафедре ближневосточных языков ФГОУ ВПО Военный университет.

Официальные оппоненты:	доктор филологических наук, профессор Шагаль Владимир Эдуардович, главный научный сотрудник Института востоковедения РАН
	доктор филологических наук, профессор Хухуни Георгий Теймуразович, заведующий кафедрой теории языка и англистики Московского государственного областного университета
	доктор филологических наук, профессор Миронова Надежда Николаевна, заведующая кафедрой немецкого языка факультета иностранных языков и регионоведения Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова
Ведущая организация:	Российский университет дружбы народов

Защита состоится на заседании диссертационного совета Д 215.005.01 в Военном университете 2 декабря 2009 г. в 11 часов по адресу: 111033, г.аМосква, ул. Волочаевская, д. 3/4, тел. 362-41-38.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Военного университета МО РФ.

Автореферат разослан л___ ____________ 2009 года.

Учёный секретарь диссертационного совета

кандидат филологических наук, доцент

Нечаевский В. О.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Эффективность любой коммуникации определяется полнотой взаимопонимания. В условиях лингвокультурной полифонии общение осложнено различиями в апперцептивном фоне, социокультурном опыте и языковом коде, приёмах и средствах самовыражения коммуникантов. Успех живого, разговорного общения обеспечивается не только знанием структурных особенностей языка, но, в значительной степени, и умением ориентироваться в стихии смыслового культурно-выразительного опыта. Знание тонкостей языка и культуры, не поверхностное знание, а истинное, сопереживаемое, прочувствованное знание особенностей мировосприятия, эмоциональной заряженности и ценностной значимости предметов и явлений, чувство слова - средоточия культурного опыта, впечатлений, оценок, знаков и смыслов - всё это способствует успеху в общении как с соотечественниками, так и с иностранцами. Огромный пласт речевой жизни любого народа составляет неформальное бытовое общение с доминирующей ролью позитива различных оттенков. Такие состояния и расположенности, как улыбка, смех, юмор, ирония, насмешка, издёвка, умиление, восторг и т. п., и соответствующее речевое поведение совокупно формируют народную смеховую культуру. В контексте современной науки важно понимать не только общегуманитарный, но и языковой статус смеховой культуры (возможно, её исконно лингвистическую сущность). Связь смеха и языка исследуется уже давно и не отрицается большинством исследователей. Тем не менее, самой постановке вопроса не хватает фундаментальности, глубины. Эта связь понимается как чисто внешняя, случайная, неорганичная. Настоящее диссертационное исследование представляет собой попытку интерпретации данной связи как органичной, атрибутивной: насколько лингвистичен смех, и в какой мере смеховой момент присущ языку? Таким образом, диссертация посвящена языковой теории смеха. Смех осмысливается не просто как феномен, но как одна из ипостасей языка. В связи с этим в целом область исследования определяется нами как языковая онтология смеховой культуры. Термин УонтологияФ здесь выбран не случайно. Ещё М. М. Бахтин говорил: Предмет гуманитарных наук - выразительное и говорящее бытие1. Данный постулат не просто красивая метафора. Он содержит характерный методологический ориентир всякого лингвистического анализа. Очерченная выше область исследования (языковая онтология смеховой культуры) требует предварительного прояснения онтологического статуса языка. Последнее предполагает известное расширение уже устоявшихся принципов рассмотрения, а именно: выход за рамки гносеологической трактовки языка, т. е. рассмотрение языка как онтологического объекта (по крайней мере, узрение онтологических корней языка), и преодоление известной онтологической обособленности бытия, т. е. телеологическое понимание бытия в его отношении к языку. Между бытием и языком, видимо, нет непреодолимой грани. Онтологическую фобию лингвистики вряд ли стоит считать обоснованной. И, как замечает Н. В. Иванов, лингвистике не следует опасаться дальнейшего расширения оснований её онтологии2. При действительно широкой постановке вопроса, бытие может и должно быть не только отправной точкой, но и последней инстанцией лингвистического анализа. Если взять за основу то общепринятое положение, что мысль учёного движется по пути отрицания от явления к сущности и обратно, то на конечном этапе научного понимания объектаЕ явление должно раскрываться как его бытие, которое может быть лишь бытием сущности объекта3. Диалектика широкого понимания эмпирического объекта - это диалектика сущности, взятой, выражаясь лингвистическим языком, контекстуально, со стороны её бытия, где в бытии раскрывается живой смысловой опыт и смысловое развитие объекта. Сущность языка, понятая в аспекте бытия, и есть широкий эмпирический объект языкознания. Только таким путём и раскрывается природа языка как научного объекта4. Удовлетворительно фундированный онтологический статус языка способен обеспечить теоретические и методологические предпосылки лингвистического рассмотрения смехового феномена.

Реферируемая работа есть попытка формулирования языковой теории смеха с позиций фундаментальной связи категорий языка и бытия.

Актуальность диссертации обусловлена рядом объективных обстоятельств:

       Во-первых, необходимостью адекватного ответа на вызовы современности, такие как глобализация, растущая вовлечённость стран в мировые интеграционные процессы, коллегиальность в решении спорных вопросов, поиск консенсуса между представителями различных культур. Успешным в международном общении становится тот, кому удаётся, не ограничиваясь сухими формулировками официоза, расположить к себе собеседника, кто сможет, опираясь на знаковые элементы культуры собеседника, дать ему понять - мне не чужды ценности твоей культуры, поскольку они уходят корнями в ценности общечеловеческие. Ничто так не способствует конструктивному общению, как юмор, заряженные позитивом, жизнеутверждающие языковые выражения. В то же время в практике международного общения возникают ситуации, когда необходимо тактично парировать агрессивное позиционирование противоположной стороны, защитить интересы родной страны, отстоять собственные интересы, не оскорбляя собеседника. И здесь на помощь вновь приходят ирония, намёки, иносказания, метафоры, эвфемизмы, тематики и образы народной смеховой культуры.

Во-вторых, остро ощущаемой потребностью современной науки в комплексном познании человека как единой и нераздельной сущности. Антропологически ориентированные отрасли науки в целях достижения объективности и полноты исследований учитывают результаты и наработки друг друга. Не составляет исключения и наука о языке. Заявленная тема апеллирует к цельной сфере человеческого бытия - смеховой культуре, имеющей собственную онтологию, прежде всего, лингвистическую. Значительно возросла актуальность исследований, направленных на теоретическое обоснование имманентной способности языка к опосредованию самых разнообразных состояний, настроений, расположенностей, выявление антропных универсалий и этнокультурной специфики такого опосредования. Для эффективного общения в условиях плюрализма языков и культур на первый план выходят именно эти аспекты проблематики. Культура человека предстает в восприятии при посредстве языка. В языке практически невозможно выделить чисто вербальную составляющую в качестве самодостаточного объекта. Всестороннее и объективное рассмотрение культурной динамики предполагает учёт всех аспектов языкового опосредования - мотивацию, эмотивное переживание, языковое выражение. В диссертации постулируется самый широкий взгляд на язык и речевую деятельность, где язык как предпосылка изначально присущ человеку и актуализируется всякий раз, когда активизируется сознание. Язык УначинаетсяФ ещё во внесубъектной (лежащей вне сознания) стимулирующей действительности - УпровокацияхФ внешнего бытия и собственного организма. Переживание впечатлений в качестве следующего звена в цепи сложной реакции может иметь в различных сочетаниях вербализацию зрительных, звуковых или тактильных образов. Языковая реакция может оформляться в словесную речь, а может и спровоцировать новую цепь внутренних реакций, новый ряд образов и ассоциаций, стимулировать процессы мышления. Деятельность ориентирующегося сознания - суть языковая деятельность. Специфика языкового опосредования состояний позитива, характерных для ситуаций смеховой культуры, может и должна стать предметом широкого лингвистического анализа.

       В-третьих, дефицитом фундаментальных лингвистических исследований, обращённых к теории и практике гелотогенных коммуникаций, то есть рассматривающих смеховые обнаружения человека в контексте организации речевой деятельности. Наука в настоящее время не испытывает недостатка в работах, обращённых к смеху, юмору и сатире, но по большей части рассматривает эти явления с литературоведческих или психологических позиций (что само по себе ценно). Однако лингвокоммуникативный потенциал смеховой культуры остаётся не до конца изученным. Структурная организация речевого общения с доминантной стратегией позитива и вовсе оказалась вне поля зрения науки. Высшие психические функции и сложные культурные формы поведения со всеми присущими им специфическими особенностями функционирования и структуры, со всем своеобразием их генетического пути - от возникновения до полной зрелости или гибели, со всеми особыми закономерностями, которым они подчинены, оставались обычно вне поля зрения исследователя5. Эта естественность, которой держится всё наше повседневное поведение и коллективное отношение к общему окружающему миру и сообща устраиваемым окрестным вещам, событиям, заботам - естественность того, в чём разворачивается вся наша повседневная жизнь, есть именно то, что традиционные теоретико-познавательные и трансцендентально-философские анализы переживаний и актов сознания упускали и через что они перескакивали6. Находясь в семиосфере родной культуры, человек ощущает комфорт в речевом общении, интуитивно чувствует, когда, где, что и как надо говорить, реагируя на высказывания других. В условиях культурной полифонии на смену комфорту приходит скованность, обусловленная незнанием речевого этикета, высказываний, типических для данного жанра речевого общения. Ситуация осложняется на полюсах выражения и восприятия привнесением гелотогенных коннотаций, таких как издёвка, подтрунивание, розыгрыш и т. д., что приводит к эвфемизации, намёкам, двусмысленностям, идиоматизации общения. Жанровое структурирование смеховой культуры, выявление принципов порождения и восприятия смехового высказывания, анализ смеховой семиотики и психотехники опосредования гедонических переживаний в привязке к речевой ситуации - в числе актуальных проблем современной лингвистики.

В-четвертых, конкретно-научным интересом к народно-смеховым культурам, традициям и этнокультурным предпочтениям стран Востока и Запада. Проблема наведения мостов между различными цивилизациями, культурами, этносами ещё долгое время будет оставаться актуальной7. Смех, будучи культурным архетипом, неотъемлемой частью самой сущности человека, предоставляет идеальную площадку для межкультурного диалога. Настоящее исследование умышленно предполагает анализ текстов контрастных и смежных народно-смеховых культур.

Объект исследования - язык в качестве тотальной и всеобъемлющей сущности, посредством которой человек только и причастен бытию (человек-в-языке у язык-в-человеке р человек = язык).

Предмет исследования - жизнеутверждающие манифестации языка (человека) гелотогенного (смехопорождающего) типа, совокупно формирующие смеховую культуру.

Цель исследования - всестороннее теоретическое раскрытие и практическое описание языковой онтологии смеховой культуры.

Достижение поставленной цели потребовало решения следующих взаимосвязанных задач. Так, в частности, предполагалось:

• Привести развёрнутый онтологический аргумент в теории языка, критически обозрев теоретическое наследие классических парадигм;
• Раскрыть мировоззренческое содержание сущностно-бытийного взгляда на язык и специфику онтологического мышления;
• Анонсировать в качестве отправной точки экзистенциальной аналитики Увот-бытиеФ, или УприсутствиеФ (по М. Хайдеггеру);
• Предложить и обосновать онтологически и аксиологически ориентированную концепцию сущего;
• Определить УчеловекаФ как языковую личность, или семантический паттерн языка, постулировать метафизически ориентированный инвариант смысловой архитектоники языковой личности;
• Осуществить позитивную деструкцию наличных парадигм феномена Усмеховой культурыФ;
• Ввести и развить лингвоонтологическую апологию смеха, обосновав последний в качестве языкового инобытия;
• Провести экзистенциальный анализ смеховой экзистенции с выделением дериватов и экзистенциалов;
• Определить Учувство юмораФ с позиций вероятностной метафизики и метасемантики;
• Охарактеризовать феномены культуры и смеховой культуры в частности с принципиально онтологических позиций;
• Раскрыть семиотику (архетипы, тематики, образы) смеховой культуры и её организационную структуру (жанры и формы);
• Выработать концепцию гелотогенных (смехопорождающего типа) кросскультурных коммуникаций.

Научная новизна исследования состоит в том, что на основании анализа значительного объёма научного и фактического материала

• впервые феномен Усмеховой культурыФ выводится за рамки культурного реликта и экзотики (литературной, театральной, праздничной) и обретает статус тотальной речеповеденческой практики, типа мировоззрения, мироощущения - экзистенциального модуса;
• впервые вопрос о природе смеха и смеховой культуры увязывается напрямую с языком как сущностью абсолютного порядка;
• впервые предпринята попытка описать картину языкового, а затем и смехового, бытия не на основе парадигмального изоляционизма и приверженности той или иной идеологии, а с опорой на фундаментальную онтологию, с привлечением конвергирующих теорий и парадигм;
• впервые на разнородном лингвокультурном материале систематизируются и структурируются гелотогенные коммуникации.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что в нём формулируются и научно обосновываются фундаментальные принципы языковой онтологии. Объект исследования - язык - масштабируется до уровня философской проблематики, благодаря чему исследование приобретает междисциплинарный характер. Как следствие, методология и методика научного поиска не ограничиваются арсеналом одной лишь лингвистики. Получает дальнейшее теоретическое развитие в решении стыковой, межотраслевой проблемы металингвистика - наука, инициированная М. М. Бахтиным, но не доведённая им до концептуального завершения. Решается проблема теоретической отчуждённости смеха, доказывается не только возможность, но и необходимость рассматривать все смеховые манифестации с позиций металингвистики. Вся работа нацелена на теоретическое осмысление с лингвистических позиций целого пласта человеческой культуры, именуемой смеховой. Делается попытка комплексного исследования языка - не только в его отношении к речи, но и в отношении к деятельности мышления и чувственного восприятия. Достижения смежных отраслей науки органично встраиваются в лингвистическую теорию объекта. Возрождаются фундаментальные положения философии языка В.афон Гумбольдта. УРеанимируетсяФ ранее казавшаяся утопической теория эстетики Б. Кроче. Получает новое развитие бахтинская модель организации речевого общения, акцентуируются проблемы высказывания и текста. Закладывается теоретический фундамент анализа культурных феноменов с позиций современной лингвистики.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Определение языка, если и возможно, то только онтологическое, то есть в отношении к таким базовым эмпирическим данностям, как жизнь и смерть, бытие и сущность, сознание и смысл, пространство и время, хаос и упорядоченность. Язык тотален, вездесущ, всеобъемлющ, характеризуется обилием вариаций, состоящих в различных иерархических отношениях друг к другу. Человек не единственный носитель языка. Но все манифестации языка возможны (наблюдаемы) лишь благодаря метаязыку человека, структурирующему весь мир. Мир глубоко лингвистичен и антропоморфен. Ключевым фактором в определении языка становится сам человек. Но и человек может быть понят как языковой факт - как Homo lingualis.
2. Язык инициируется сознанием. Не в том смысле, что сознание является творцом языка, и язык невозможен вне сознания. Язык существует вне времени и надиндивидуален. Люди приходят и уходят, но человек как родовое сознание вечен. Вечен и язык. Языковая личность не капсулизирована, не стеснена психосоматическим каркасом, а напротив - интерферентна с окружающим миром, проникает в него, растворяется в нём. Архитектоника языковой личности, или картография сознания, многослойна. Индивидуальность должна быть правильно понята: языковая личность, скорее, динамика и эволюция, нежели статика и суверенитет. Она явственнее кажет свою сущность через становление.
3. Языковая личность - демиургическая носительница смыслов. Человек - это смысловой паттерн. Смыслы - самостийные сущности, излучаемые семантическим континуумом в форме дискрет, становящихся достоянием человека. Данным обстоятельством обусловлена фундаментальная аксиома сознания - спонтанность. Превалирующим модусом языкового сознания является неосознанность (не путать с бессознательностью), интуиция - рефлексия низшего уровня. Ей релевантно вероятностное мышление, то есть смыслы фильтруются сознанием согласно байесовской логике (силлогизму): смысл, прошедший фильтр, есть функция от апостериорной семантики (вероятностно навязываемой вот-бытием, или коммуникативным событием), наложенной на семантику априорную (апперцепцию, индивидуальный опыт). Рефлексия второго уровня - Аристотелева логика (риторика, остроумие, творчество).
4. Смех - инобытие языка, его ипостась и экзистенциальная возможность. Редуцирование феномена смеха до аффекта теоретически неправомочно, методически непродуктивно. Смех следует понимать как мироотношение, мировоззрение, мироощущение. Сущность смеха заключается в реализации человеческих амбиций в широком смысле, удачном поступлении, ощущении полноты бытия, преодолении условностей.
5. Смех обнаруживает дериваты и экзистенциалы. Дериваты смеха - это его разновидности: восторг, умиление, насмешка, подтрунивание, ирония, игривость, юмор и т. д. Дериваты классифицируются по модусу расположенности. Расположенность формируется бытием, спонтанно размыкающимся в вот-бытие. Экзистенциалы смеха - это его внутренние и внешние атрибуты: мимика, пантомима, жесты, кряхтения и покашливания, игривость глаз, удовольствие от щекотки и т. д.
6. Если язык - это способ бытия человека, то культура - это оппозиционная сущность этого способа. Человек не только экзистирует, но и противопоставляет в своей экзистенции себя остальному миру. Мир культуры оппозиционен миру природы. Мир семантический противопоставляется асемантичности мира неразличаемого. Семиосфера (царство знаков) совпадает с пневматосферой (царством духа). И то и другое объемлет культура. Удачное поступление (освоение, культурация) формирует специфическую смеховую культуру. Под смеховой культурой следует понимать не столько результаты, нажитое (тексты культуры), сколько сам процесс смехового экзистирования, пребывания в смехе, бытность смехом. Смеховые тексты как речевые произведения есть уже случившиеся, но в потенции способные быть снова интерпретированными в смеховом ключе.
7. Гелотогенные (смехопорождающего типа) коммуникации могут быть структурированы по жанровому признаку. Под жанром в онтологическом смысле понимается речекоммуникативная ситуация, характеризующаяся значительной степенью типичности и, как следствие, порождением релевантной стилистики - типических жанрово-речевых форм (движений, жестов, высказываний, поступков в широком смысле). Чувство юмора может обрести лингвистическую дефиницию. Общность социокультурного опыта коммуникантов способствует фильтрации общей семантики, а значит, и взаимопониманию. Не имеющий чувства юмора - это человек с укороченной семантической шкалой, прежде всего, с укороченной её хвостовой частью. Инокультурность гелотогенных коммуникаций удваивает герменевтическую проблему - проблему понимания этнического смеха. Общегуманитарный опыт сближает, национально специфический отчуждает. Для того чтобы понимать иноязычный смех, необходимо иметь расширенное представление о культуре народа, популярных смеховых тематиках, образах, типических смеховых реакциях.

       Рабочая гипотеза исследования заключается в допущении всецело и без остатка языковой сущности смеха как феномена человеческой культуры. Смех - не есть исключительно психофизиологическое отправление организма и эмоционально-оценочный эпифеномен речевой деятельности, но - в первую очередь и по своей сути - феномен человеческой культуры, модус языкового бытия, мировоззренческая и ценностно-смысловая система, имеющая собственную знаково-символическую и структурную организацию. Смех - это язык особого рода, т.е. по отношению к языку есть понятие родовое, субординарное. Другими словами, никакой иной онтологии, кроме как языковой, у смеха нет и быть не может. Смех - разновидность языка, его экзистенциальный модус. Сущность и бытие смеха как сущего следует искать в языке, языковом бытии. Именно поэтому объектом диссертационного исследования становится язык, предметную область которого составляют его многообразные смеховые манифестации.

Материалом исследования послужили тексты смеховых культур, устные и письменные, на английском, арабском, персидском и русском языках. В качестве первоисточников использовались справочные издания, словари, периодика, художественная литература, Интернет-культура, аудио- и видеоматериалы, собранные автором, а также данные личных наблюдений, полученные в ходе полевых исследований в России и за рубежом. Иллюстративный материал представлен различного рода остротами, шутками, прибаутками, пословицами и поговорками, каламбурами и анекдотами, скороговорками и ругательствами, божбой и клятвами, народными блазонами и криками, крылатыми выражениями и популярными фразеологизмами, карикатурами и шаржами и т. д.

Основу методологии исследования составили ключевые положения ведущих парадигм по следующих аспектам онтологии языка, смеха и смеховой культуры:

• фундаментальная онтология (Парменид, Гераклит, Лао-Цзы, Платон, Аристотель, Плотин, Нагарджуна, Августин, Ибн Араби, Фома Аквинский, Дж. Беркли, Ж.-П. Сартр, М. Хайдеггер, А. Ф. Лосев);
• феноменология и герменевтика (Э. Гуссерль, Х.-Г. Гадамер);
• языковая онтология, или металингвистика (Парменид, Гераклит, Платон, Плотин, В. фон Гумбольдт, Б. Кроче, М. Хайдеггер, П. А. Флоренский, А. А. Потебня, А. Ф. Лосев, М. М. Бахтин, Л. Витгенштейн, Д.аОстин, Й. Хабермас, У. ван О. Куайн, Н. Хомский, Л. П. Якубинский, В. В. Налимов, Н. Д. Арутюнова, Е. В. Сидоров, Н. В. Иванов);
• философия и семиотика культуры (Ч. Пирс, М. М. Бахтин, Ю. М. Лотман, М. А. Мамардашвили, Э. А. Поздняков, Н. Д. Финкельберг);
• социолингвистика и диалектология (Е. Ф. Тарасов, Э. Н. Мишкуров, Б. Л. Бойко);
• метасемантика, или вероятностная метафизика (Д. Юм, К. Г. Юнг, Ю. С. Степанов, В. В. Налимов);
• культурно-историческая психология и психолингвистика (Ж. Пиаже, Л. С. Выготский, А. Р. Лурия, А. Н. Леонтьев, А. А. Леонтьев, В. П. Зинченко, Е. Ф. Тарасов);
• коммуникативная лингвистика и речевая деятельность (А. А. Леонтьев, Е. Ф. Тарасов, Е. В. Сидоров, Е. Г. Князева);
• гелотология (Б. Грасиан, А. Бергсон, З. Фрейд, М. М. Бахтин, В. Я. Пропп, Д. С. Лихачёв, С. С. Аверинцев, Л. Н. Столович, А. А. Зализняк, А.аГ. Козинцев, А. В. Бондаренко);
• ингвокультурология и межкультурная коммуникация (Ю. Н. Караулов, В. В. Воробьёв, С. Г. Тер-Минасова).

Методы исследования:

• феноменологический метод: Аподиктическая достоверность бытия в его непосредственности. Феноменологический метод - магистральный - способствует выявлению сущности объекта и предмета в их бытии;
• трансцендентный метод: постулирует созерцание как исследовательский метод, не сводимый к эмпиризму и логицизму, трансцендирует ракурс телесности, аккумулирует опыты религиозных онтологий, а также некоторые теоретические положения современной физики;
• метод Усмеховых провокацийФ: Умышленное включение гелотогенных тематик в естественно протекающий разговор помогает выявить содержание реактивных процессов, протекающих скрытно от глаз испытующего. Такой метод известен также как интроспективный;
• метод саморефлексии: подобен интроспективному методу, но направлен на самого исследователя; вскрывает когнитивные процессы на базе собственных интуиций. Интуиция не противостоит рациональному овладению миром, однако интуитивное познание осуществляется в редуцированном виде, без детального выявления и осознания всех логических форм и механизмов когнитивного процесса;
• медитативный метод: Расширяет собственный опыт, выводя в область трансперсональной психологии. Помогает услышать голос бытия, рассмотреть сущее, разворачивающееся на его фоне;
• аналитический метод: В методологии анализ есть могущественнейшее оружие, направленное на познание реальностей, изучение фактов и приводящее к достоверному знанию;
• герменевтический метод: помогает автору добраться до сущности явлений, истинно толковать бытие в его проявлениях. Это путь и способ движения от бытия к сущности. Способ онтологического постижения. Всякое понимание осуществляется в модусе расположения;
• эстетический метод: наполняет герменевтику ценностным смыслом, аксиологизирует анализ;
• интерпретационный метод перекрёстной экстраполяции: технологический по предназначению, в экзистенциальной аналитике тандема УязыкFEсмехФ помогает перекрёстно применять результаты анализа сущности более высокого порядка (языка) к анализу следующей по иерархии сущности (смеха);
• синтетический метод: За анализом непременно следует синтез. Результаты экзистенциальной аналитики комплиментарно и взаимофундирующе сополагаются друг с другом, синтезируя качественно новое знание, допущенное автором в формулировке рабочей гипотезы.

Практическая значимость исследования заключается в возможности использования его результатов в профессиональной деятельности лингвистов-переводчиков, бизнес-коммуникаторов, специалистов в области рекламы и связей с общественностью, маркетологов. Материалы диссертации могут быть использованы и в лингводидактике, в учебном процессе в практическом курсе речевого общения, лекциях по теории перевода, занятиях по общему переводу и при составлении дидактических материалов по английскому, арабскому и персидскому языкам.

Апробация теоретических положений и результатов исследования проводилась автором

• при чтении лекционных курсов на факультетах иностранных языков Военного университета МО РФ и Международного университета бизнеса и управления в 2005Ц2009 годах;
• в докладах на предметно- методических комиссиях и заседаниях кафедр ближневосточных и средневосточных языков Военного университета МО РФ;
• в выступлениях на межвузовских научных семинарах и конференциях на базе Военного университета МО РФ, Университета МГИМО, Института стран Азии и Африки при МГУ им. М. В. Ломоносова;
• при написании учебно-методических пособий, практикумов и разработок по культуре речевого общения, научных публикаций, список которых включает свыше 23 работ, в том числе 12 статей, опубликованных в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендованных ВАК, а также 2 монографии по теме диссертационного исследования.

Структура диссертации определяется целью, спецификой объекта и предмета исследования и построена в соответствии с логикой решаемых задач. Работа состоит из введения, четырёх глав, заключения, списка литературы. Главы разбиты на параграфы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновываются актуальность исследования, анонсируются объект и предмет исследования, определяются цели и задачи исследования, обосновываются научная новизна и теоретическая значимость диссертации, формулируются положения, выносимые на защиту, выдвигается рабочая гипотеза, характеризуется материал исследования, раскрывается методология исследования, обосновывается практическая значимость работы, приводятся сведения об апробации, излагается структура диссертации.

Глава I Онтологический аргумент в языкознании состоит из пяти параграфов и посвящена теоретическому обоснованию онтологического, т. е. сущностно-бытийного подхода к языку и его феноменологии.

з 1 Апология бытия в свете экзистенциальной аналитики. Но почему именно бытие - пусть и во всём первичная данность - должно служить основанием для вывода языка? Прав А. Ф. Лосев: Бытие, или - что то же, - полагание, утверждение, очевидно, есть самое первое, самое основное, что утверждает мысль, без этого не существует ничего прочего8. Но сразу же возникает соблазн наделить бытие ореолом Усамо-собой-разумеющегосяФ. Когда соответственно говорят: бытие есть наиболее общее понятие, то это не может значить, что оно самое ясное и не требует никакого дальнейшего разбора. Понятие бытия скорее самое тёмное9. В преддверии любого рода анализа, так или иначе затрагивающего фундаментальные вопросы языка, следует отчётливо прояснить для себя самого, что же такое бытие, которое только в языке и выражается. Что такое онтология, или наука о бытии, о которой твердят все философские системы и - все философские учебники? Онтология - наука о бытии. Но ведь нет никакого бытия вне эйдосаЕ Я не понимаю, как можно говорить и мыслить о бытии помимо слова, имени и помимо мысли. То, что необходимо конструируется в мысле-слове как неизбежный результат его саморазвития, то есть само бытие10. Действительно, а существует - или лучше - бытийствует человек вне языка? Ответ будет категоричным: нет. Язык насквозь пропитывает человеческое существование, и сам человек не мыслим вне языка. Мы говорим УдаФ бытию в качестве методологического основания для науки о языке. При этом весьма привлекательной, - пишет Е.аВ. Сидоров, - выглядит задача описания дискурса как некоторого языкового бытия, то есть онтологии. Онтология дискурса в этом смысле может получить описание как сфера языкового бытия как такового; при реализации такого типа описания возможна попытка построения учения о самом языковом бытии11. Выбирая между гносеологией и онтологией языка, Е. В. Сидоров отдаёт пальму первенства последней: В данном случае речь может идти о перестановке логического акцента с характерного для лингвистики гносеологически заострённого, идеологически выдержанного (как у Соссюра!) представления лингвистической теории на описание самой бытийности языка12. Что может быть более истинным, чем то, что непосредственно связано с жизнью, чем сама жизнь! Человек есть не отвлеченный созерцатель природы, а деятель, постоянно пребывающий в гуще бытия, озабоченный бытием. Человек изначально всегда как-то поступающий, как-то себя ведущий и уже самоощущающий, а уж потом теоретизирующий, объективирующий, анализирующий. Человек всегда уже как-то есть. УВот-бытиеФ занимает центральное положение в окружающем его мире. Онтология, имеющая своим предметом бытие человека и мироздания, сущность и смысл этого бытия, не она ли ближе иных наук обращена к истине? Итак, язык есть УкакФ бытия, иначе говоря, его (бытия) способ. В свою очередь бытие есть местонахождение сущности языка.

з 2 Эволюция онтологической мысли в языкознании. Попытки, и небезуспешные, подобраться вплотную к сущности языка с онтологических позиций предпринимались со времен античности. Древние философы и их последователи создали настолько мощный теоретический конструкт, что он до сих пор питает основные лингвистические теории. В числе лингвистов-онтологов такие громкие имена, как Парменид, Гераклит, Лао-Цзы, Платон, Аристотель, Плотин, Нагарджуна, Блаженный Августин, Фома Аквинский, Вильгельм фон Гумбольдт, Эдмунд Гуссерль, Анри Бергсон, Людвиг Витгенштейн, Карл Гюстав Юнг, Жан-Поль Сартр, Мартин Хайдеггер, Ханс-Георг Гадамер, Бенедетто Кроче, Алексей Лосев, Михаил Бахтин, Юрий Лотман, Василий Налимов и ряд других мыслителей. Что единит этих учёных? Широкий и целокупный взгляд на проблемы бытия и языка. все они рассуждают о человеке в его родовой специфике. Мировоззренческой подоплёкой их работ выступает Philosophia perennis (философия вечного) - фундаментальное описание реальности, лежащее в основе большинства метафизических традиций мира. Они сумели поднять свой анализ с плоскости критического обсуждения той или иной системы взглядов на высоту принципиального исследования средствами общей науки. Последующий опыт развития лингвистики показал невозможность в научном исследовании языка полностью ограничивать себя почвой теоретического объекта, минуя живой опыт языка13. Классики фундаментальной онтологии исповедовали комплексный, междисциплинарный подход к человеку. Я осмелюсь сказать, что любая попытка систематизации есть нечто новое, непосредственно свидетельствующее о совершенно независимых и очень длительных индивидуальных исследованиях, которые возможны лишь при соединении лингвистических знаний с настоящей способностью к философской рефлексии или же со знанием нескольких дисциплин, внешних по отношению к лингвистике14. Опыт лингвистики показывает, что широкая трактовка эмпирического объекта всегда была для неё более перспективной15. Знакомство с трудами классиков онтологии позволяет заключить: необходим широкий взгляд на языковое бытие; бытие следует постигать не объективируя, а на основе естественной установки на мир, в котором живет человек и частью которого он является.

з 3 Объектное позиционирование языка в современной лингвистике. Подходы к изучению языка были сформулированы ещё основоположником теоретического языкознания В. фон Гумбольдтом, ключевые из которых: системно-целостный взгляд на язык; приоритет изучения живой речи над описанием языкового организма; описание языка не только изнутри его самого, но сопоставление языка с другими видами духовной деятельности человека, и, прежде всего, с искусством. О тождестве языковедческой науки и эстетики, оперируя философски расширенным понятием УвыражениеФ, много писал Бенедетто Кроче. Выражение является действительно первым самоутверждением человеческой активностиЕ переход от души к духу, от животной чувственности к человеческой активности совершается через посредство языка (следовало бы сказать: через посредство интуиции или выражения вообще)16. Э. Кассирер конкретизирует место языка в разрабатываемой им философии символических форм: Но действительно ли эстетика, как полагает Фосслер вслед за Кроче, это наука о выражении вообще или это одна из наук о выражении - символическая форма, с которой сосуществуют другие формы, равноправные с ней?Е Но из этого следует, что философия языка только в том случае может быть охарактеризована как частный случай эстетики, если эстетика прежде того освобождена от всякой специфической связи с художественным выражением17. Однако Х.-Г. Гадамер предупреждает Э. Кассирера о возможно чрезмерной УформализацииФ в объектном позиционировании языка: Но уместно ли здесь вообще понятие формы? Является ли вообще язык, говоря словами Кассирера, символической формой? Постигаем ли мы при этом всё его своеобразие, которое заключается как раз в том, что языковой характер имеют все прочие символические формы, выделенные Кассирером, как-то: миф, искусство, право и т.д.18. Г. Шухардт призывает к позитивистскому рассмотрению языка: Я направляю свой взор или снаружи вовнутрь, или изнутри на находящееся снаружи; учение о языке является либо учением о значении, либо учением об обозначении и имеет своей целью либо понимание его сущности, либо описание наличных в нём форм19. Но Х.-Г. Гадамер протестует: Ясно само собой, что инструменталистская теория знаков, рассматривающая слово и понятие как уже готовые или подлежащие изготовлению орудия, не удовлетворяет истине герменевтического феномена20. На опасность всякого схематизма указывает и А. Ф. Лосев: У нас настолько увлеклись установлением структур чисто человеческого языка, что за этими структурами забыли и о природе самого языкаЕ т. е. языка в собственном смысле слова, языка в смысле выражения человеческого сознания и мышления, в смысле общения одного человека с другим и в смысле воздействия одного человека на другого и вообще на всю действительность21.

з 4 Специфика онтологического мышления. Гносеологический инструментарий бытия может быть полноценно обеспечен специфически онтологическим мышлением, т. е. таким типом мышления, который бы целокупно схватывал глубинные и масштабные проблемы языка. Онтологическое мышление, в конечном счете, есть размышление о происхождении и сущности окружающего человека мироздания. Но является ли оно исключительно делом философов, не имеющим практической ценности для простых людей? Иначе говоря, является ли онтологическое мышление, т. е. мышление, пытающееся ухватить сущее (мир в целом) в его бытии, праздным любопытством одних лишь профессиональных философов? Мы должны отрицательно ответить на этот вопрос22. А. Ф. Лосев усматривает методологический кризис в языковой науке. Традиционное языкознание, загруженное накопленными в течение десятилетий огромными материалами, несомненно, требует уточнения своих основных категорий и частичного пересмотра своих методов23. О категории УбытияФ в дискурсе пишет Э. Бенвенист: Само не будучи предикатом, быть является условием существования всех названных предикатов. Всё многообразие свойств: быть таким-то, быть в таком-то состоянии, всевозможные аспекты времени и т. д. - зависит от понятия бытие24. Онтологическое мышление погружает язык в бытие - в стихию разумно-жизненного общения.

з 5 Сущностно-бытийный взгляд на язык как научное мировоззрение. Я-зык, т. е. Уя есть зыкФ, зычный - во мне зов, говор Бытия. Язык повсеместен, вездесущ, сопровождает человека повсюду. Отдельный индивид находит готовым объективно существующий язык с его значениями25. Язык тотален и ситуативен, общ и конкретен, нагляден и ускользающ, отчасти постигаем, но его природа остаётся непознанной. Язык начинается непосредственно и одновременно с первым актом рефлексии, когда человек из тьмы страстей, где объект поглощён субъектом, пробуждается к самосознанию - здесь и возникает слово, а также первое побуждение человека к тому, чтобы внезапно остановиться, осмотреться и определиться26. Языковость эволюционирует. Стадия, на которой речь и поступок сливались в едином порыве жизни, сменилась тенденцией к их разведению и обособлению. Как устроен язык? Наука, прежде чем исследовать языковую природу, должна ответить на вопрос: что обладает бытием в бесконечном разнообразии языковой природы27, иначе говоря, определить границы языковости. Если под языком подразумевать некий порядок, логику организации и функционирования, то он распространяет свою мощь на всё сущее. Если сущность - имя и слово, то, значит, и весь мир, вселенная есть имя и слово, или имена и слова. Всё бытие есть то более мёртвые, то более живые слова. Космос - лестница разной степени словесности. Человек - слово, животное - слово, неодушевлённый предмет - слово. Ибо всё это - смысл и его выражение. Мир - совокупность разных степеней жизненности или затверделости слова. Всё живёт словом и свидетельствует о нём28. Центральным моментом лязыковости следует считать различение. Язык бытует как сбывающееся различие мира и вещи29.

Онтологический аргумент звучит категорично: помыслить нечто - значит придать этому нечто статус бытия. Истинное бытие скрыто от человека за пеленой языка и представляет собой экзистенциальный континуум - семантический вакуум, лишённый дискретных форм и атомарных смыслов. Оно есть Ничто. Бытие формирует в Человеке его расположенность, говоря с ним на языке своих модальностей. Человек волящий постольку, поскольку ему дарует волю бытие через язык. Из модальностей бытия и состоит для человека язык - то, как ему видятся вещи, что он чувствует и как себя ведёт. Личность - языковая по сути - есть уникальное сочетание мироотношений, мировоззрений, ценностно-смысловых предпочтений, выражающихся в различных поступлениях, в поведении в широком смысле. Языковая личность с лингвистической точки зрения - это высказывание, или текст в контексте бытия. Сущие не обладают однозначным и раз и навсегда закреплённым за ними смыслом. Понятие смысл не означает приоритетность, важность, значимость. Здесь нет и не может быть какой-либо иерархии. Смысл - способность сущего пробуждать в нас уникальные переживания. Если признать, что лоном Бытия являются изначально заданные на континууме (но ещё не распакованные) смыслы (языковые по своей природе)Е Становится ясным, что всё существующее в Бытии привносится из самого Бытия, из его языковой первоосновы30. Человек одержим языком, находится в его плену. По Э. Кассиреру, лобъектом лингвистики является язык, над свойствами которого воля отдельного индивида властна в такой же степени, в какой, например, соловей свободен сменить свою песню на песню жаворонка31. И у Б. М. Гаспарова: Мы Увладеем языкомФ - но, в известном смысле, и он владеет нами32. Им в унисон заключает академик Э. А. Поздняков: Так оно и есть: мир человека - это мир слов. Человек опутан словами и связан ими по рукам и ногам. Слово есть деспот; оно держит нас в своём плену на короткой цепи - не разгуляешься. Мы считаем, что мы владеем словом. Ничего подобного!33 Человек - не демиург языка, а его невольный носитель, в том смысле, что один немыслим без другого.

Глава II Пролегомены к фундаментальной онтологии языка состоит из шести параграфов и посвящена разработке теоретических основ языкового бытия, т. е. объекта диссертационного исследования.

з 1 Введение в экзистенциальную аналитику присутствия. Центральной проблемой онтологии языка является проблема языкового бытия - бытия, которое для человека только и может быть как языковым. В онтологическом смысле между человеком и языком можно поставить знак равенства. По сию пору сопротивляемость языка всякому глубинному постижению, его особая неподатливость любой попытке генуинного определения объяснима лишь одним - само языковое бытие, конституирующее человека в его самости, так и не стало предметом фундаментального интереса. Фундаментально-онтологический анализ языка намерен показать, что понятность всего сущего - нас самих и того, к чему мы относимся - есть то, что она есть только благодаря языку и его сущности. Вообще всё сущее в аспекте того, кто, что и как оно есть, открыто и явлено только в языке и из языка. Сущность языка столь же изначальна, как понимание бытия и мира34. М. Хайдеггер выводит понятие УЯФ из существования: Только УсубстанцияФ человека есть не дух как синтез души и тела, но экзистенция35.

з 2 УВот-бытиеФ, коммуникативное событие (ситуация). Итак, отправной точкой в постижении сущего, коим является язык, служит бытие. Но данное понятие слишком объёмное, слишком широкое и с трудом поддающееся предметной фиксации. Необходимо найти такой фрагмент целого, который бы содержал в себе весь набор качеств этого целого. Что будет являться для бытия таким фрагментом? Конечно же, здесь-и-сейчас! Мир во всём подручном всегда уже УвотФ36. Феномен бытия требуется правильно понять, предварительно высветив феномен вот-бытия в его экзистенциальной структуре. Феномен есть то, что себя обнаруживает, и бытие так или иначе себя обнаруживает перед всеми, поскольку мы можем о нём говорить и в определённой мере его понимать. Следовательно, должен быть феномен бытия, явление бытия, описываемое как таковое. Приступ тошноты, скуки и т. д. разоблачит нам это бытие в его непосредственности, и онтология будет описанием феномена бытия таким, каким он себя обнаруживает, то есть каким непосредственно является37. Вот-бытие следует воспринимать как цельный фрагмент действительности в динамике. В этой динамике смысловым центром становится сам человек. Он - нулевая координата.

з 3 Размыкание и специфическая открытость бытия. огос - первая попытка помыслить язык онтологически. По М. Хайдеггеру, к Ту принадлежит непотаённость, 38. Алетейа, или античная УистинаФ, открывается небезразлично и неспокойно. Постигать сущностную глубь настроений вместе с тем означает усматривать вот-разомкнутость как таковую в её экстатично-горизонтной устроенности. Мир как разомкнутый не есть что-то безразлично-нейтральное, но он разомкнут сущностно в меру настроений. Поэтому и внутримировые вещи, и соответствующий мир моих отношений обнаруживаются соразмерно настроениям. Онтическая слитность стимула, содержания, выражения налицо. Налицо и методологическая условность и онтологическая неадекватность бинарных оппозиций. Так и язык не просто исходно ведёт себя удивительно индифферентным образом по отношению к разделению мира на две чётко различающиеся сферы, на внешнее и внутреннее бытие, но более того, прямо-таки возникает впечатление, что эта индифферентность является необходимым моментом его сущностиЕ  Оба, и содержание, и выражение, становятся самими собой во взаимном переплетении: значение, ими обретённое в соотнесённости друг с другом, не является простым внешним приложением к их бытию, а представляет собой именно тот фактор, что и порождает это бытие39.

з 4 Модус расположенности. Мир раскрывается в модусе расположенности. Модусы - фундаментальные атрибуты бытия. Что настроения могут портиться и меняться, говорит лишь, что присутствие всегда уже как-то настроено. Частая затяжная, равномерная и вялая ненастроенность, которую нельзя смешивать с расстройством, настолько не ничто, что именно в ней присутствие становится себе самому в тягость. Бытие его вот в такой ненастроенности обнажается как тягота. Почему, неизвестноЕ И опять же приподнятое настроение может снять обнаружившуюся тяготу бытия; эта возможность настроения тоже размыкает, хотя и снимая, тягостную черту присутствия. Настроение открывает, Укак оноФ и Укаково бываетФ человеку. В этом как оно настроенность вводит бытие в его УвотФ40. Горизонт истолкования вот-бытия не столько оптический, сколько онтологический. Своими глазами я УупираюсьФ в сущее, частью которого я себя также ощущаю. Х.-Г. Гадамер отелеснивает процесс понимания, выводя его из тени абстракций на свет бытийной конкретики: Зрение как таковое, слух как таковой - догматические абстракции, искусственным образом редуцирующие соответствующие феномены. Восприятие всегда включает значение41.

з 5 Теория сущего (хронотоп, кванты языка, референция). Бытие сущего, каким являются язык и смех, - искомое настоящего анализа. Сущее предварительно артикулируется в своём бытии. Это предварительный этап экзистенциальной аналитики. А. Ф. Лосев именует сущее вещью: Е имя вещи есть орудие существенно и личностно-индивидуально смыслового и умного общения с нею всего окружающего её42. Артикуляция логоса даёт языковое выражение строению сущего. Сущее - это всегда сущее вот-бытия, ситуационно обусловленное и находящееся в расположенности. Одним из сущностных атрибутов сущего следует признать хронотоп. Автор полагает чрезвычайно знаменательным обнаруженный Гумбольдтом факт, что в ряде языков (напр., арабском, фарси) имеет место единство значения отдельных личных местоимений и обстоятельств места. Эти языки отражают в своей грамматике глубинную связь различных форм бытия: выделенное, центральное положение ля и периферийное, массовидное положение прочих отдельных сущих. Пространство как форма конституирования бытия выступает не как сеть координат и понятий, а как взаимосвязь, сосуществование вещей, мира и человека. Человек - минипроекция бытия (витрувианский человек). Если человек УформируетФ пространство и время, то какими языковыми единицами он оперирует? Какие единицы языка чаще всего встречаются нам в обыденной речи? Не погрешим против истины, если скажем, что общаемся мы репликами, фразами, точнее, высказываниями. Почему последний термин подходит более всего? Потому как он отчётливо проводит границу субъектов речи: один высказался - предоставил слово другому. В высказывании цельность и завершённость одновременно. Размер высказывания не имеет значения. Это может быть и междометийный возглас и многотомный роман. Изучение природы высказывания и речевых жанров имеет, как нам кажется, основополагающее значение для преодоления упрощенных представлений о речевой жизни. Более того, изучение высказывания как реальной единицы речевого общения позволит правильнее понять и природу единиц языка (как системы) - слова и предложения43. Высказывание характеризуется трёхмерной структурой. Сам язык многомерен. Ю.аС. Степанов выделяет три семиотических измерения языка - семантику, синтактику, прагматику. Нет ничего более естественного, как представлять себе язык в виде пространства или объёма, в котором люди формируют свои идеи. Что это, метафора? Да, если мы хотим вообразить себе язык44. Говоряще-озабоченное отношение провоцирует высказывание. Само же высказывание есть не что иное, как отсылание к предмету, вокруг которого человек озабочен. Забота подразумевает переключение внимания, обращение внимания. Сам факт такого обращения есть проекция, несущая референциальный характер. Знак зарождается как онтический смысловой вектор сущего, способ конструируемого смысла. Знаки человеческого языка характеризуются не обобщённостью, но подвижностью. Знак инстинкта есть знак приросший, знак интеллекта - подвижный45. Знаковая сущность языка очевидна. Прав Н. В. Иванов: Собственная сущность языка разворачивается в знаке46. Отсылание в онтогенезе есть не самостийный, самому себе довлеющий акт, а естественная реализация бытия, которое имеет организацию, структуры, сложную динамику онтических процессов. Референция бессознательна. Такое бессознательное поступление обеспечивается уникальным механизмом - сознанием, которым наделена языковая личность, подлежащая раскрытию в своей архитектонике.

з 6 Онтологически фундированная теория языковой личности. 

Структура языковой личности многослойна, многоярусна. Это признаёт и психолингвистика: Согласно психологической концепции Выготского существуют различные уровни осознания47. Личность - это становление, процесс, динамика, текучесть. Языковая личность может быть понята и как родовая сущность: Понятие Уязыковая личностьФ (homo loquens) употребляется чаще для обозначения родового свойства homo sapiens вообще48. Именно многомерность выступает как сущностная характеристика личности49. Сходные взгляды на языковую личность обнаруживаются также в трудах В. В. Налимова, К. Уилбера, С. Грофа. Так, например, В. В. Налимов выходит за пределы личностного каркаса и рассматривает индивидуальную когницию в контексте унивёрсума: Не будем бояться непривычно звучащих (для науки) метафор и положим, что уровень метасознания уже принадлежит трансличностному - космическому (или - иначе - вселенскому) сознанию, взаимодействующему с земным сознанием человека через бейесовскую логику. На этом космическом уровне происходит спонтанное порождение импульсов, несущих творческую искруЕ Таким образом, показывается, как гностическая плерома через человека, локализованного в теле - носителе смыслов, - доходит до возможности взаимодействия с реальным (готовым к социальному действию) миром земной жизни, созданной в значительной степени смыслами, запечатлёнными в человеке50.

В. В. Налимов небезосновательно приписывает миру текстовую структуру: Если мы теперь хотим говорить о смыслах нашего Мира в целом, то его природе надо будет приписать текстово-языковую структуру. Здесь мы перекликаемся с герменевтической философией Хайдеггера: его теория познания исходит из представления о Мире как о своеобразном онтологизированном тексте. Соответственно, сознание человека, раскрывающее смыслы через тексты, выступает перед нами как языковое начало - нам становится понятной метафора Хайдеггера-Рикера: Человек есть язык51. Язык и личность как языковое образование трансцендентны, интерсубъективны, интертекстуальны.

По А. Ф. Лосеву, Е поток сознания есть непрерывная текучесть языкового сознания, возможная и необходимая как заполнение непрерывных и строго определённых моментов в движении этого языкового сознания, которые сами по себе вовсе не отменяются, но существуют исключительно только в своей взаимной слиянности. Поэтому с точки зрения потока сознания вообще не существует абсолютной прерывности в языке, но всякий прерывный элемент в языке всегда заряжен той или иной динамикой окружающей его семантики. Всякий прерывный элемент в языке существует не сам по себе, но как принцип семантического становления, как динамическая заряженность для той или иной области окружающего его контекста52. Сознание непрерывно, тогда как интеллект прерывен, дискретен. Интеллект ясно представляет себе только прерывное53. Но континуально-дискретная сущность языкового сознания проявляет себя на фоне абсолютной спонтанности, устранить которую не в силах даже самый изощрённый ум. Языковое сознание - это спонтанность. Языковая бессознательность как была, так и остается действительным способом бытия языка54. Итак, что именно считать спонтанным в языковом сознании - ответ во многом очевидный. Смыслопорождение. Таким образом, континуальность, дискретность и спонтанность сознания обращают нас к смысловой сфере бытия. Не является ли единственной и правдоподобной теорией сознания - семантическая?

Язык - это прежде всего смысловая сфера55. И этой фразой А. Ф. Лосева, кажется, сказано всё. Смысл - это та среда, в которой и проявляется человеческое. Архитектоника личности - это архитектоника смыслов, воплощённых в личности - демиургической носительнице смыслов56. Именно смысловое содержание отличает одну личность от другой. Ассоциативность сознания накладывается на апперцептивный фон, делая санкцию на смысловое самоопределение фактически непредсказуемой. Н. В. Иванов совершенно справедливо указывает на стохастический характер семиозиса: Смысловая многогранность слова всегда скорее потенциальна, чем реальна. Смысловое противопоставление, ассоциация могут возникнуть самым неожиданным образом в любом слове языкаЕ Невозможность дальнейшего смыслового развития представить труднее, чем бесконечную возможность дальнейших смысловых определений57. Помимо спонтанности возникновения и стихийности функционирования смыслы характеризуются и бесконечной смысловой валентностью. Как только возникла категория бытия, т. е. как только утвердилась первая смысловая индивидуальная точка, так тот час же вышебытийственное сцмое самщ превратилось в окружающий эту точку бесконечный и клокочущий хаос бесчисленных смысловых возможностейЕ Теперь же в самом буквальном смысле сцмое самщ, ещё не становясь никакой логической категорией, превращается в живое и неиссякаемое лоно бесчисленных смысловых возможностей, в ту бесконечно плодородную и тучную почву, в которую попадает наше первое зерно разума - категория бытия58. Бытие, которое может быть понято, есть язык59. В свете вероятностной теории смыслов отчётливые контуры обретает проблема понимания. Понимание - это скорее не пристальное всматривание в текст, не напряжённый слух и натуженный взгляд, а УраскованноеФ движение навстречу смыслу. По В. В. Налимову, понимание - это порождение новых фильтровЕ, отвечающих новым ситуациям у, задаваемым не только новыми текстами, но и новыми жизненными условиями. Это всегда порождение новых текстов, или, говоря словами Хайдеггера, проектирование, забегание вперёд себя. Причём не только и не столько гносеологический, сколько онтологический процесс: понимание смыслов - это всегда овладение смыслами, осуществляемое путём распаковки исконно заложенного в мироздании. Новые тексты и раскрывшиеся через них новые смыслы создают новые условия бытия человека60. Всё богатство смыслового опыта - семиозиса смысла - должно стать необходимым условием интерпретации. Любой смысл может быть понят и оценен лишь при его соотнесении со всей культурой смысла, со всем опытом смыслового движения, представленным в слове61. Получив удовлетворительно фундированный объект исследования - бытие языка, показав, что его онтология объемлет всякую иную онтологию, анализ обрёл надёжное основание для раскрытия смехового феномена в его языковой специфике.

Глава III Языковая онтология смеха и смеховой культуры состоит из восьми параграфов и посвящена раскрытию предмета.

з 1 Позитивная деструкция наличных парадигм. О смехе накоплен огромный массив научной литературы, но как, справедливо отмечает М. М. Бахтин, вся эта огромная литература, за редкими исключениями, лишена теоретического пафоса. Она не стремится к сколько-нибудь широким и принципиальным теоретическим обобщениямЕ Вполне понятно, что при таком подходе и могучее влияние народной смеховой культуры на всю художественную литературу, на самое лобразное мышление человечества остается почти вовсе не раскрытым62. Первое научное упоминание концепта смеховая культура мы находим в фундаментальном труде М. М. Бахтина Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса, посвященном изучению народных источников смеха. Какое содержание автор вкладывает в понятие смеховая культура? Вот, что пишет сам М. М. Бахтин: Все многообразные проявления и выражения народной смеховой культуры можно по их характеру и подразделить на три основных вида форм:

1. Обрядово-зрелищные формы (празднества карнавального типа, различные площадные смеховые действа и пр.);

2. Словесные смеховые (в том числе пародийные) произведения разного рода: устные и письменные, на латинском и на народных языках;

3. Различные формы и жанры фамильярно-площадной речи (ругательства, божба, клятва, народные блазоны и др.).

Все эти три вида форм, отражающие - при всей их разнородности - единый смеховой аспект мира, тесно взаимосвязаны и многообразно переплетаются друг с другом63. До и после М. М. Бахтина многочисленные теории смеха, высвечивая то одни, то другие стороны его феноменологии, оказывались не в состоянии выявить его сущностно-бытийные, природно-генетические черты и характеристики. Можно выделить основные тенденции теоретического рассмотрения смеха:

1. Теория научной ничтожности предмета, или отрицание всякой теории. Платон и ряд других мыслителей древности, якобы, игнорировали смех, полагая его не заслуживающим пристального внимания.
2. Теория безобидной ошибки и внезапного и такого же безобидного обмана (Аристотель, Кант, Шопенгауэр, Кроче) не является достаточным основанием для выделения смеха в суверенное качество.
3. Теория социального превосходства (Гоббс).
4. Теория превращения напряжённого ожидания в ничто (Кант).
5. Теория сублимации сексуальной энергии и латентной агрессии. (Фрейд, Флагел, Чойси, Крис, Левайне, Косер, Истмен и др.).
6. Теория нарушения культурных норм (Бергсон).
7. Когнитивная теория фреймов (Кестлер, Минский, Раскин, Аттардо, Витч). Особняком стоят эклектичные или узкопарадигмальные теории, например, социокультурная теория А. В. Дмитриева64, символико-мифологическая Л. В. Карасёва65 или контекстуальной контрадикции А. Д. Кошелева66, жанровые исследования Е. А. и А. Д. Шмелёвых67.

з 2 Сущностно-бытийная постановка вопроса о смехе. Онтологически фундированный, лингвистический по сути, вопрос о смехе ещё не поставлен. В поисках ответа на вопрос: что есть смех? автор предлагает обратиться к наиболее фундаментальной антропологической данности - языку. Филология, как никакая другая наука, всецело обращена к человеку, к его духовной сфере. Филология обращена к духу, в свою очередь смешное всегда как-то связано именно со сферой духовной жизни человека68. Какая сторона человеческого бытия представляет непосредственный научный интерес? Когда люди улыбаются, шутят, подтрунивают друг над другом, смеются раскатисто или хихикают, придумывают и рассказывают анекдоты, насмехаются, кокетливо отводят взгляд, непристойно намекают, вводя в краску, умиляются, плачут от щекотки и т. д. и т. п. При внимательном анализе самых разнообразных видов смеха - от гомерического хохота и слёз умиления до злой издёвки и тонкой иронии - можно узреть фундаментальный конститутив, единящий все эти состояния. Этот признак - гедонизм. Так же считает и Л. С. Выготский: Есть все основания полагать, что наиболее истинна та теория происхождения психики, которая связывает её возникновение с так называемым гедоническим сознанием, т. е. с первоначальным чувствованием удовольствия и неудовольствия69. Смех обладает принципиально важной для жизни человека способностью - снимать тяжесть бытия. Смех раскрепощает, расширяет эластичность культуры, предоставляет человеку семиотическую свободу.

з 3 Смех как инобытие языка: Homo loquens vs. Homo ridens. Человек говорящий и человек смеющийся. УЯзыковостьФ и УсмешностьФЕ Как сочетаются в человеке эти две способности? Смех, как и язык, вовлекает человека в событие. Человек здесь скорее ведомый, нежели ведущий. Если язык соприсутствует человеку всегда и везде, то смех это соприсутствие делает куда более навязчивым. Смех обезволивает. Начав смеяться, мы словно поднимаем якорь и даем волнам увлекать нас в направлении, заранее непредсказуемом. Над чем именно и почему именно мы смеемся - это то так, то эдак раскрывается и поворачивается в самом процессе смеха, и здесь всегда возможна игра смысловых переходов и переливов; ею, собственно говоря, смех и живёт70. Смех, как и язык, спонтанен. Смеховая реакция всегда настигает нас и, если не застаёт врасплох, то, по крайней мере, характеризуется безудержностью. Смех, как и язык, бессознателен в своей непроизвольной эманации. Самая скоротечная и изощрённая рефлексия и попытка осознать собственное говорение (не говоря уже о смехе), где дискретность форм куда выраженнее, всегда окажется post factum. Мысль уже пробежала. Выражение уже состоялось. Организм уже прореагировал. Язык и смех роднит и присущая им онтологическая функция высвобождения, вымещения. Тогда же и наступает ощущение душевного и телесного комфорта, экзистенциальной гармонии. Смех - как и язык - глубоко метафоричен. Знаки смеха, как и языка, лобслуживают различные состояния. Смех способен к функциональным трансформациям, что позволяет усмотреть в нём языковое начало. Улыбка - ярчайший пример многофункциональности смеха. Улыбка радости раскрепощает, подобно клапану открывает поры сознания, дарует свободу дыхания, снимает заслоны сдержанности, серьёзности, сосредоточенности. Улыбка-маска, наоборот, служит для сокрытия истинного отношения. Семиотика смеха базируется на культурных архетипах, главным образом, материально-телесного низа. Например, нос получает фаллическую мотивацию: совать свой нос не в свои дела, лостаться с носом, щёлкнуть по носу. Разинутый рот (глотка и зубы) как намек на преисподнюю. Высунутый язык ассоциируется с чревом, утробой. Произнесение трудного слова, заикание, дефекты речи уподобляются родовому акту: ну, рожай же, наконец! Образ внутренностей - живота, кишок, чрева, утробы - входит конститутивным элементом в большинство распространённых угроз. Их грозят вывернуть, забить, намотать. Гиперболизированный характер образов еды и образов тела - источник всех чрезмерностей и избыточностей. Язык сам по себе игрив. По мнению Й. Хёйзинги, Наиболее заметные проявления общественной деятельности человека все уже пронизаны игрою. Возьмём язык, это первейшее и высшее орудие, которое человек формирует, чтобы иметь возможность сообщать, обучать, править. Язык, посредством которого человек различает, определяет, устанавливает, короче говоря, именует, то есть возвышает вещи до сферы духа. Играя, речетворящий дух то и дело перескакивает из области вещественного в область мысли. Всякое абстрактное выражение есть речевой образ, всякий речевой образ есть не что иное, как игра слов. Так человечество всё снова и снова творит своё выражение бытия, второй, вымышленный мир рядом с миром природы71. Язык представляет собой богатейший арсенал средств комизма и осмеяния72. Игривость языка естественным образом проникает во все ярусы УязыкопользованияФ. К тому же весь процесс употребления слов в языке можно представить и в качестве одной из тех игр, с помощью которых дети овладевают родным языком. Я буду называть эти игры "языковыми играми" и говорить иногда о некоем примитивном языке как о языковой игреЕ "Языковой игрой" я буду называть также единое целое: язык и действия, с которыми он переплетён73. Игровые потенции языка наглядно иллюстрирует Вяч. Вс. Ивцнов: л(Хлебников, в университете основательно занимавшийся санскритом, под возможным его влиянием изобретал в прозе такие русские сложные слова, как стадо-рого-хребто-мордо-струйная река, но любопытно, что он образовывал при этом, как и в стихах, подобных Гру-до-губо-щёко-астая / Руко-ного-главо-астая, тот тип сложных прилагательных, который под греческо-церковнославянским влиянием давно сложился в русском языке, в XVIII в. использовался Ломоносовым и в пародиях на его оды Сумароковым, а на рубеже XX в. появляется в форме, напоминающей хлебниковскую, в письмах Чехова). У позднего Гёте среди черт, делающих его индивидуальный стиль сопоставимым с классическим санскритом, находят и такие словосложения, как Fettbauch-Krummbein-Schelme (= fettbТuchige, krumm-beinige Schelme = жирнобрюхие кривоногие мошенники ~ жирнобрюшнокривоножножульё)74. И русский язык наводнён уже прочно закрепившимися в народном словаре лексемами, вроде Сработа не-бей-лежачегоТ или Ссостояние ни-петь-ни-рисоватьТ (после перепоя), или Смама-не-горюйТ (о чём-то очень значительном).

з 4 Экзистенциальная аналитика смеховой экзистенции. В предыдущем параграфе продемонстрировано онтологически выверенное задание феномена Та. Настал момент его перевода в практическую плоскость экзистенциальной аналитики. Каковы онтологические условия возможности смеха? Автор постулирует алгоритм экзистенциальной аналитики смешного: феномен смеха поддаётся рассмотрению в трёх аспектах: в-отношении-чего смеха, смешность и о-чём смеха.

1. В-отношении-чего смеха есть всегда некое сущее, с которым человек встречается и в отношении которого необходимо не онтический умозаключить, что оно по-разному способно быть УсмешнымФ, а феноменологически определить смех в его смешности. Что принадлежит к смешному как таковому, встречающемся в смехе? В-отношении-чего смеха имеет характер смешения. Сюда отнесём: УнасмешкуФ, УусмешкуФ (УухмылкуФ), УвысмеиваниеФ, УиздёвкуФ, УподтруниваниеФ, УликованиеФ (УвосторгФ), УщекоткуФ, УнегуФ, УирониюФ, УумилениеФ и другие дериваты. Мы целенаправленно выдели некоторые из них, в которых сам Язык показывает онтический вектор обхождения в вот-событии с другим. В-отношении-чего смеха - тенденциозность.
2. Сама смешность есть вдруг-явленность (УразмыканиеФ, по Хайдеггеру) бытия в модусе смешения, могущего вызывать смех в случае усмотрения, эвристического обнаружения для-себя-вдруг смешного. Смешность - это всегда моё состояние - внутреннее (латентное) и внешнее (поведение). Я могу быть бодрым, одухотворённым, злым и апатичным - и при этом мною завладевает смешность, становясь для моих переживаний общим знаменателем, их фундирующим. В результате моё душевное состояние обретает онтическую направленность, тенденциозность. Я не просто недоволен кем-то, я в отношении него язвлю. Не просто испытываю сексуальное желание, но в отношении предмета вожделения отпускаю сальную остроту т. д.
3. О-чём смеха есть само смешующееся сущее, присутствие, тематическая заданность смеха. О-чём смеха может онтически затрагивать другие сущие. О-чём смеха предметно-тематически обслуживает в-отношении-чего смеха и предоставляет мне средства смехового поведения. Я вдруг встречаю своего друга, которого не видел уже несколько лет. Сама такая встреча есть радостное событие. Бытие размыкается для меня в вот-бытие радостного сущего. В-отношении-чего этого сущего - это моя встреча друга (смеховое событие). Смешность сущего - это моё переживание радости, душевный подъём. О-чём сущего - это давнишность невидения друг друга, скукота по друг другу, провоцирующие обмен новостями, шутками, взаимное любование. Разомкнутость вот-бытия смеха, конституируемая пониманием, расположенностью и увлечённостью, получает артикуляцию через речь.

Остроумие и чувство юмора могут обрести лингвистическое определение. Тезауро, Грасиан, Фрейд и ряд других мыслителей предлагали собственное объяснение чувства юмора. Однако современные исследования однозначно указывают на семантическую природу остроумия. Двусмысленность, в основе которой лежит формально-логическое, мнимое противоречие, нарушающее закон самотождественности языкового знака, преодолевающее семантические границы слова, приводит к состязанию смыслов на игровой площадке морфемного повтора, не получающему преференциального разрешения. Это характеризует такие инстанции комического, как каламбур, парадокс, оксюморон, шуточная (ложная) реэтимологизация75. На семантическом распутье оказывается опечатка, или речевой ляп: рабость. Варианты: радостьJ или робостьK. Смех смешит, смешивает семантику слова. Другой пример: СВысокие договаривающиеся стороны обменялись (п)осламиТ76. Созвучие, чреватое появлением новой сущности, есть не что иное, как игра языка. Единицы текста, погружённые в вероятностный метафизический контекст, способны конструировать новый смысл. Отношение текста к различным метакультурным структурам образует семантическую игру, которая является условием риторической организации текста77. Уже на приведённых примерах мы видим, насколько знак сковывает, обязывает, предписывает. Освобождение от пут знака раскрепощает. Смех - смешение языка серьёзности, размывание семиотических границ. Логика смеха - это не Аристотелева, не формальная логика, а байесовский силлогизм, предполагающий спонтанность сознания и вероятностное распределение смыслов. Бейесовская модель позволяет нам понять природу шутки... Человек устроен так, что он не любит серого речевого поведения, оно его утомляет. Шутка, нарушающая однообразие речи, заключается в неожиданном переводе мало вероятных ассоциаций в доминирующие. Шутки основаны на использовании хвостовой части априорной функции распределения. Чтобы понимать шутки, надо иметь далеко растянутую хвостовую часть. Чтобы уметь шутить, надо уметь ею пользоваться. У людей, не понимающих шутку, априорная функция распределения рано усекается - они могут использовать только те значения смыслового поля слова, которые ассоциируются с данным словом с большой вероятностью78. Правило это работает в любом языке и в любой культуре. В любой культуре распространены игры, заключающиеся в перестановке слогов (или тонов, ударений при наличии соответствующей возможности), во вставлении ничего не значащих сегментов, в повторении элементов; есть много других способов игрового манипулирования языком. В некоторых регионах (Турция, Сардиния, Гренландия) проводятся словесные дуэли, и победителем выходит самый виртуозный участник языковых игр. Всякого рода словесные фантазии, каламбуры, придумывание неологизмов, когда не преследуется иной цели, кроме игровой, не только доставляют удовольствие игроку, наслаждающемуся собственным остроумием и рассчитывающему на успех у окружающих; они свидетельствуют о том, какое обширное поле для языкотворчества отводят себе отдельные субъекты высказывания в сфере, где, казалось бы, господствуют одни языковые конвенции79. Чувство юмора получает конкретное лингвистическое определение и задаётся вероятностной фильтрацией смыслов смыслового континуума.

з 5 Гелотогенез в фило- и онтогенезе. Смех появился задолго до появления интереса к нему. Возникновение смеха учёные-антропологи синхронизируют с возникновением языка. Богатое воображение компенсировало все природные изъяны, включая медленное перемещение, ограниченную физическую силу, уязвимый кожный покров, неспособность желудка переваривать сырую пищу, сравнительно длительный период вынашивания ребёнка. Нарушение равновесия со средой обнаруживает тяготу бытия, обретение такого равновесия - смех бытия. Находчивость ума и игривость присущи человеку с рождения, эти способности заложены в нём его природой. То же говорит и Жан-Поль: На низшей степени, там, где ещё только начинается человек (и кончается животное), первое легчайшее сравнение двух представленийЕ есть уже острота (Witz) (Jean Paul, т. 18, з 45). Остроумные сближения суть первородные создания стремления к развитию, и переход от игры остроумия к науке есть только шаг, а не скачокЕ Всякое изобретение есть сначала острота80. Фундаментальная психология отмечает очень интересный для настоящего изыскания факт: Между 1-м и 2-м месяцем ребёнок реагирует улыбкой на звук человеческого голоса81. Смех, таким образом, возникает одновременно с инициацией сознания. На начальном онтогенетическом этапе гелотогенеза смех предстаёт для ребёнка не как инобытие языка, а как собственно языковое бытие.

з 6 Онтологически фундированное определение смеховой культуры. Культура - это война и мир, это нравственное и безнравственное, справедливое и несправедливое, это УвысокаяФ классическая культура и самый примитивный фольклор, это лук дикаря и атомная бомба, это религия и атеизм, наука и суеверие, проституция и девственная чистота Мадонны, бессмысленное прожигание жизни и высоконравственная благотворительность, государство и анархияЕ Другими словами, культура - это каждый предпринимаемый человеком шаг, всякий его поступок, любая его деятельность, отдыхает он при этом или трудится, любит или ненавидит, верит или отрицает82. Если язык есть способ бытия, то культура - форма бытия. Культура формирует сферу знаков - семиосферу. Освоение природного пространства при посредстве языка - искусство. Онтологический статус искусства подчёркивает Н. В. Иванов: Категория искусственного с онтологической точки зрения как раз удобна в том отношении, что позволяет отделить собственно культурное от всего природного, естественного в человеке, в человеческом опытеЕ Всё культурное - искусственно, всё искусственное подлежит культурной оценке, культурной интерпретации83.

Простой народ - самый надёжный хранитель духовных ценностей - и в смехе - прост и мудр, не замысловат и всегда свеж, остёр на язык и не злобен. Деланным мудрствованиям искусства он противопоставляет лаконичность и непосредственность выражения. Тяга, свойственная всем культурным людям, - приобщиться к толпе, замешаться в толпу, слиться с толпой, раствориться в толпе; не просто с народом, а с народной толпой, толпой на площади, войти в сферу специфического фамильярного общения, вне всяких дистанций, иерархии и норм; приобщиться к большому телу84. По М. М. Бахтину, народ - абсолютно весёлый хозяин залитой светом земли, потому что он знает смерть только чреватой новым рождением, потому что он знает весёлый образ становления и времени85. Народная комика видит в человеке проекцию вселенной, со всеми её стихиями и разнонаправленными силами, с топографическими ценностно нагруженными полюсами верха и низа. Архетипические свойства смеха следует искать в народе, в людских смеховых толках. Смеховые жанры бытового общения это различные коммуникативные ситуации фамильярно-дружеского общения в семье, быту, на работе, во время отдыха, типические доброжелательные приветствия, расспросы о здоровье, состоянии дел, новостях и т. д. Жанры массового эстетического творчества представлены ритуальными и отчасти регламентированными смеховыми действами. В первую очередь это всевозможные праздники и празднества, карнавальные представления и ярмарки, эстрадные номера и застольные тосты. Кроме того, нельзя упустить из внимания богатейшую литературную традицию: Сервантес, Боккаччо, Рабле, Эразм, Мольер, Свифт и многие другие образчики смеховой литературы.

з 7 Онтология смехового текста. Идеальным объектом филологии является гуманитарный текст - человек текстопорождающий, говорящее бытие. Гелотогенный текст как тип текста культуры непременно попадает в сферу самых пристальных интересов филологии и лингвистики. Онтология смехового текста должна быть высвечена в плане своей структуры и своей функциональности. Любой гелотогенный текст, даже с учётом его разнородности, обладает инвариантной структурой. В основе структуры гелотогенного текста можно выделить три составляющие: а) мотивационную, б) экзистентную и в) экспликативную. Мотивационная составляющая - это коллективное приобщение к радости бытия, отход от каждодневной рутины, стремление ощутить себя принадлежащим к большому народному телу, получить, временную анестезию сердца. Экзистентная составляющая проявляется во всеобщей одержимости, выходе индивидуума из приватного мира собственных смыслов в коллективный смысловой континуум, добровольное сложение суверенитета личности в пользу ликующего коллективного разума. Экспликативная сторона - это овнешнённый текст: поведение участников действа (песни, пляски, диалоги), экстерьер (одежда, утварь, предметы обихода), антураж (хороводы, конкурсы, застольные тосты).

з 8 Смеховой канон нового времени. Смеховой канон нового времени во многом противоречив и драматичен. Сегодня народный смех вытесняется массовой культурой с её суррогатами гедонизма (шоу, вечеринки, эстрадные концерты, огоньки). Из-за урбанизации смех всё чаще приобретает рекреационный, утилитарный характер. Телевидение заполоняют низкопробные юмористические передачи, репертуар которых узок и отдаёт примитивизмом. Тематики и образы подобных УобразчиковФ смеховой культуры лишены какой-либо мировоззренческой глубины, но обращены к поверхностным, сиюминутным интересам публики. Люди отучаются мыслить, довольствуясь смешностью речевой агрессии и разговорами Униже поясаФ. Тона единого смехового целого ослабевают, превращаясь в обертоны. Смех становится всё более камерным, уходит на профессиональную сцену, на трибуну, на экран телевизора и в радио-эфир, утрачивает соборность и свободу жанровых форм. Народная комика редуцируется до иронии, сценической сатиры, развлекающего юмора. Онтология и семиотика смеха современности находятся в отрыве от большого космического целого, от архетипов народной смеховой культуры. Затеняется специфическая двутелость, амбивалентность комизма. Но отголоски смехового мира ещё слышны в глубинке, где близость к земле и общинный образ жизни единят людей, так разрозненных и изолированных в городах, особенно мегаполисах.

Глава IV Гелотология кросскультурных коммуникаций состоит из четырёх параграфов и рассматривает смеховой феномен в плане его этнокультурной и лингвокоммуникативной специфики.

з 1 Введение в гелотологию кросскультурных коммуникаций. Как справедливо пишет Ю. Б. Борев: Национальное своеобразие культуры каждого народа заключается не столько в его одежде или кухне, сколько в манере понимать вещи, проявляющейся и в формах комизма86. Для того чтобы уяснить специфику лингвокоммуникативной деятельности субъекта гелотогенных кросскультурных коммуникаций, необходимо отчётливо представлять себе структуру Усмеховой личностиФ. Подобно личности языковой, смеховая личность может быть также постулирована в качестве инварианта, допускающего наличие широкого спектра вариаций - возрастных, гендерных, национальных и т. п. Номенклатура психо-семантических установок, вероятно, может быть отнесена к универсалиям в той степени, в какой универсальна церебрация87. В чём же тогда смеховые личности разнятся? Основным различием прирождённых и приобретаемых реакций служит то, что первые представляют собой совершенно единообразный для всего вида наследственный капитал полезных приспособительных движений, а вторые, напротив, чрезвычайно разнообразны и отличаются крайней изменчивостью и непостоянством. Кашляют и проявляют страх почти одинаково австралиец и эскимос, француз и негр, рабочий и миллиардер, ребёнок и старик, древний человек и современный. Напротив того, приобретаемые реакции чрезвычайно различны в зависимости от исторических, географических, половых, классовых и индивидуальных особенностей88. Какое место занимает гедонизм и гедонистические переживания в структуре личности? Насколько удалось эмпирически выяснить, темпераменты оказывают следующее влияние на душевные свойства: первое - на психоэстезию, т. е. повышенную чувствительность или нечувствительность к душевным раздражителям; второе - на окраску настроения, на оттенок удовольствия или неудовольствия в душевных переживаниях, главным образом, в шкале весёлого и грустного89. Напротив, под характером следует понимать тот особенный склад личности, который вырабатывается у неё под влиянием приобретённых реакций, иначе говоря, характер будет означать то же самое в отношении индивидуальной надстройки над прирождённым поведением, что и темперамент в отношении безусловных форм90. Смех всегда национально маркирован, обусловлен культурой того или иного этноса. Особенности национальной смеховой культуры проявляются и в смеховом поведении, в том числе мимическом91. Анекдот - жанр, в котором смех проявляет себя наиболее явственно, - может быть признан маркером национальной идентичности92, или графой в лязыковом паспорте 93.

з 2 Типовая модель национальной смеховой культуры (на материале персидского языка). Иранистика накопила огромный массив теоретических знаний и практических сведений о персидской народной комике, в первую очередь, благодаря неустанному и самоотверженному труду таких учёных, как В. А. Жуковский, Ю. Н. Марр, Р. А. Галунов, Е.аЭ. Бертельс, Г.аК. Крыжицкий, Э. А. Шварц, Дж. Х. Дорри и др. Однако большинство работ по иранской народно-смеховой культуре лежат в русле фольклористики и литературоведения, но в значительно меньшей степени касаются вопросов языка, лобслуживающего смеховую культуру, жанрово-речевых форм повседневного бытового общения иранцев. Автор предпринял попытку отчасти восполнить этот пробел94, применив жанровую теорию организации смехового общения в структурировании иранской народно-смеховой культуры в следующем порядке: уровень слова смеховая идиоматика персидский сленг, пародии, травести словесная игра жанровые транспозиции скороговорки, загадки и логогрифы смеховые пословицы и поговорки анекдоты связный юмористический рассказ персидский народный театр. Например, смеховая номинация в персидском языке и арготизация персидской речи подчиняются универсальным законам сленга в речевой культуре любого народа - предметам и явлениям, как бы, даются вторые, смешные, имена: нахождение смеховой черты с последующей эвфемизацией по внешнему сходству: прикроватный торшер свидетель происшествия; нахождение смеховой функции: комнатные тапочки бронетранспортер; обнаружение в одной форме звучания другой: корабль различение [тш-хистhеш (его дно) хис аст (сырое; мокрое)]; обнаружение в структуре слова значащей части: Афганистан траурная церемония [фан (стон, плач)]; осмысленное созвучие: туалет беспокойное место, а не место для отдыха. Типовой классификации и толкованию были подвергнуты и иные смеховые явления в культуре иранцев.

з 3 Криптолокуция сленга: О тайноречии и обособляющей силе смеха (на материале английского языка). Онтология сленга свидетельствует о его тотальной сущности: фактически вся сфера неформальной, неподцензурной коммуникации становится благоприятной почвой для возникновения сленга. В настоящем параграфе на примере английского языка автор продемонстрировал инкорпорирующие и обособляющие коллектив посвящённых потенции сленга, его криптолокутивную функцию. За основу может быть принято определение сленга, данное английскими лексикографами Уитни (W. D. Whitney), Мюрреем (James A. H. Murray) и Брэдли (Henry Bradley): Уan informal, nonstandard, nontechnical vocabulary composed chiefly of novel-sounding synonyms for standard words and phrasesФ95. В определении ключевыми свойствами сленга предстают неофициальность, новизна и креативность, а также его поразительная способность давать вторую жизнь единицам нормативного языка. Сленг поникает во все слои языка и жанры его бытования. Но более всего он встречается в устной речи. Сленг становится маркером культурной принадлежности. На языковой базе сленга формируются целые субкультуры (например, по расовому, половому или этническому принципу). Сферы бытования сленга детерминируют выработку релевантных жанрово-речевых форм и риторических приёмов. Сленг травестирует иноязычные формы. Заимствованные языковые формы имеют свои собственные коннотации, отражающие наше отношение к иностранцам. Отличительные признаки этих форм могут заключаться в звуковых особенностях или в фонетическом моделированииЕ Подобные коннотации обыгрываются при создании шуточных, пародийных иностранных форм, таких как nix come erouse ничего не выходит; ish gabible не моё дело (по-видимому, подражание еврейско-немецкому). Школьники используют шутливые псевдолатинизмы, употребляя например, ничего не значащую форму quid sidi quidit или макаронические стишки: Boyibus kissibus priti girlorum, girlibus likibus, wanti somorum9697. Л. Блумфилд выделяет и специфическую коннотацию сленговых форм: В противовес коннотациям книжно-иностранным, коннотации сленговых форм носят шутливый и непринуждённый характер: используют эти формы молодёжь, спортсмены, игроки, деклассированные элементы, преступники, а также в известной мере и многие другие говорящие, причём в неофициальной и свободной обстановке. Примеры такого рода хорошо известны: это английские guy, gink, gazebo, gazook, bloke, bird - для обозначения мужчины, rod или gat - для обозначения пистолета и т. д.; сленговая форма может одновременно являться и заимствованной, например: loco тронутый, sabby кумекать, vamoose смываться взяты из испанского языка. Эти формы имеют в основном шутливый характер. Когда сленговая форма находится в употреблении довольно долго, её начинает вытеснять какая-нибудь новая шутка или острота98. Сленг, таким образом, выказывает свою криптолокутивную сущность - предназначение быть тайным языком коллектива посвящённых. Истоки сленга - в культуре самого народа. В действительности сленг - это наиболее яркое и вербально оформленное проявление исконной народно-смеховой культуры. Что касается сленга, то я целиком на его стороне! Некоторые беспокоятся, что сленг каким-то образом лиспортит язык. Эта порча была бы для нас большим везением. Но большинство сленговой лексики ревностно оберегается посвящёнными её субкультуры как опознавательный знак для своих. А присмотревшись к этой лексики, ни один истинный любитель языка не может не восхититься блестящей игрой слов и остроумием: Zorro-belly Спациент, перенесший операцию на животеТ; crispy critter Спациент с ожогами (от названия сухого завтрака)Т; prune Снекто неприятный, тупой, упрямыйТ букв. СчерносливТ (студенты-медики); jaw-jacking СразговаривающийТ (от jaw - челюсть); dissing СнеуважительныйТ (происходит от отрицательной приставки dis-) (рэперы); studmuffin Собаяшка (о мужчинах)Т (от stud Сплеменной жеребецТ); veg out Сбездумно и бездейственно проводить времяТ (происходит от слова vegetable СовощТ); blow off Снарушить обещаниеТ букв. СсдутьТ (студенты); gnarlacious СотличныйТ (первое значение - Схорошая для катания волнаТ); geeklified СзанудныйТ (от geek Сцирковой уродТ) (серфингисты); to flame Слицемерно протестоватьТ букв. СвоспламенятьсяТ (хакеры). Когда устаревшие термины отбрасываются субкультурой и присоединяются к основному потоку языка, они зачастую прекрасно заполняют пробелы выразительности в языке99. Сленг дарует новую жизнь отмирающим структурам нормативного языка. Сленг, как мы сумели убедиться, есть не что иное, как ярчайшее проявление народной смеховой культуры, её идеальное и максимально полное воплощение в языковой форме.

з 4 Лингводидактические перспективы народной смеховой культуры (на материале арабского языка). Современный исторический этап развития общества - с отчётливыми тенденциями к глобализации - предъявляет повышенные требования к подготовке профессиональных лингвистов, специалистов в области межкультурной коммуникации. Лингводидактика постоянно совершенствует методики преподавания языковых дисциплин с учётом культурного своеобразия стран изучаемого языка. Однако трудности на этом пути всё ещё остаются. Настоящие трудности возникают позже, когда русскоязычные студенты сталкиваются с особенностями смыслообразования и смыслоразличения, а также с особенностями логического мышления и поведенческих норм представителей иноязычного этноса100. Одним из слабо разработанных аспектов лингвокультуры этнический смех. Данный феномен представляет значительный интерес не только как научный объект. Его учебно-методический потенциал101, то есть возможность использования в качестве дидактического приёма и средства в учебном процессе, также требует дополнительного изучения102. Филологические вузы и факультеты приходят к осознанию необходимости изучения и преподавания смеховой культуры: разрабатываются учебные программы103, читаются теоретические курсы, проводятся практические семинары. Проиллюстрируем сказанное на материале арабского языка. Живой интерес у студентов-арабистов вызывают викторины на поиск однокоренных слов, кроссворды, загадки, игра диалектами , когда им предлагается сказать одну и ту же фразу на нескольких диалектах, например, сообщение автоматического оператора мобильной связи лаппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети: . Некоторые варианты, особенно бедуинские, вызывают бурные эмоции. Факты иноязычной культуры усваиваются эффективней, если содержат элемент гедонизма,  например, в текстах карикатур: СГазетный заголовок: Шарон выжил после инфаркта. Один араб другому: Как жаль!!! А я-то хотел при случае выразить соболезнования!Т

Сведения о системной организации иностранного языка могут преподноситься в позитивной оболочке. Например, при усвоении арабской фонетики для россиянина крайне важно отрабатывать правильную дикцию, произношение эмфатических, гортанных и межзубных согласных. Содействовать этому могут лексически не осложненные скороговорки и фразы с чередованием звуков сходной артикуляции. Тексты арабской смеховой культуры способны стать иллюстративным материалом при объяснении грамматики (морфологии и синтаксиса) слабо изученных обиходных языков арабов. С креативных позиций могут быть объяснены такие языковые явления, как ломанное множественное число, собирательные имена, род грамматический и гендерный и т. д.

В Заключении автор подводит итоги диссертационного исследования и определяет его научные перспективы.

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях:

Монографии:

1. Бондаренко А. В. Языковая онтология смеховой культуры: монография / науч. рец-ты: проф. каф. ближневост. языков ВУ МО РФ д-р филол. наук, проф. Н. Д. Финкельберг, проф. каф. средневост. языков ВУ МО РФ д-р филол. наук, проф. В. И. Миколайчик, проф. Высшей школы перевода МГУ д-р филол. наук, проф. Э. Н. Мишкуров. - Краснодар: Печатный двор Кубани, 2009. - 320 с.: илл. - Библиогр.: с. 293-316. - 1000 экз.
2. Бондаренко А. В. Теория и практика народно-смеховой культуры: на материале современного персидского языка: монография / науч. рец-ты: проф. каф. вост. языков МГЛУ д-р филол. наук, проф. Д. Х. Дорри и проф. каф. средневост. языков ВУ МО РФ д-р филол. наук, проф. В. И. Миколайчик. - М.: Военный университет, 2008. - 168 с.: илл. - Библиогр.: с. 153Ц160. - 2 прил.: с. 161-164. - 500 экз.

Учебно-методические пособия, брошюры и разработки

по теме диссертации:

3. Бондаренко А. В. Практикум по культуре речевого общения. Смеховая культура арабов: учебно-методическое пособие / рецен-ты: проф-ра каф. ближневост. языков ВУ МО РФ к-ты ф.н., доц-ты А. Л. Спиркин и Н. А. Шамраев. - М.: Военный университет, 2007. - 288 с.: ил. - Методические рекомендации: с. 211-237. - 3 прил.: с. 238-284. - Библиогр.: с. 285-286. - 70 экз.
4. Бондаренко А. В. Гелотогенные коммуникации в арабоязычной среде: практикум / Военн. ун-т. - М., 2008. - 350ас.: ил. - Библиогр.: с. 347-349. - СРДР, Серия Б. Вып. 83. - Деп. в ЦВНИ МО РФ 07.04.08, №аВ6783.
5. Бондаренко А. В. Учёт фактора смеховой лингвокультуры в арабистической лингводидактике: методическая разработка / утв. к опубл. и использ. в учеб. процессе на засед. каф. ближневост. языков Военн. ун-та. - Проток. № 2 от 27.09.07. - М.: Воен. ун-т, 2007. - 32 с.: ил. - Библиогр.: с. 29-30. - 100 экз.

Статьи, опубликованные в ведущих рецензируемых научных журналах, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты на соискание учёной степени доктора наук:

6. Бондаренко А. В. Арабская смеховая традиция как предмет лингводидактики // Вестник РУДН. Сер. 15, Русский и иностранный языки и методика их преподавания. - 2009. - № 1. - С.а47-54.
7. Бондаренко А. В. Лингвистическая онтология от античности до наших дней // Вестник ЧеГУ. Серия Филология. Искусствоведение. - 2009. - № 10 (148). - С. 15-21.
8. Бондаренко А. В. Онтологическая проблематика в современном языкознании // Вестник РУДН. Сер. 17, Лингвистика. - 2009. - № 1. - С. 5-12.
9. Бондаренко А. В. Онтологический статус языка и его объектное позиционирование в современной лингвистике // Вестник Военного университета. - 2008. - № 2. - С. 109-113.
10. Бондаренко А. В. Сатира Мохаммада Али Джамаль-Задэ Наш иранский нрав // Азия и Африка сегодня. - 2009. - № 8. - С. 72-76.
11. Бондаренко А. В. Семиотика гротескного тела // Культурная жизнь Юга России. - 2008. - № 4 (29). - С. 125-126.
12. Бондаренко А. В. Филология комизма и смеха // Вестник Военного университета. - 2009. - № 2. - С. 100-106.
13. Бондаренко А. В. Язык: бытие и сущность // Известия ВГПУ. Серия Филологические науки. - 2009. - № 2 (36). - С.а8-11.
14. Бондаренко А. В. Язык иранской смеховой культуры // Восток (Oriens). - 2009. - № 3. - С. 104-116.
15. Бондаренко А. В. Языковая онтология: наследие и перспективы // Вестник ЛГУ им. А. С. Пушкина. Серия 2, Филология. - 2009. - № 2 (26). - С. 124-134.
16. Бондаренко А. В. Языковая теория смеха: Экзистенциальные предпосылки // Вестник ННГУ им. Н. И. Лобачевского. Серия 6, Филология. - 2009. - № 2. - С. 269-275.
17. Бондаренко А. В. Homo loquens vs. Homo ridens: Язык и Смех Человека // Культурная жизнь Юга России. - 2009. - № 2 (31). - С. 104-105.

Статьи и тезисы докладов по теме диссертации,

опубликованные в научных журналах и изданиях,

а также материалах научных конференций:

18. Бондаренко А. В. Философско-лингвистические подходы к изучению эстетики словесного творчества // Роль фундамент. и приклад. иссл-ний в науч. обеспеч. образоват. процесса в Военном университете: мат. науч. конф. - М.: ВУ, 2004. - С. 68-71.
19. Бондаренко А. В. Тождество предметов общей лингвистики и эстетики // Приложение к Вестнику Военного университета Соискатель. - 2008. - № 1. - С. 135-147.
20. Бондаренко А. В. Особенности арабской смеховой культуры: технология использования в учёбном процессе // Лингвострановедение: методы анализа, технология обучения. Пятый межвузовский семинар по лингвострановедению: Сб. статей: В 2 ч. - Ч. 1. Языки в аспекте лингвострановедения / Отв. ред. Л. Г. Веденина. - М.: МГИМО-Университет, 2008. - С. 43-50.
21. Бондаренко А. В. Эволюция онтологической мысли в языкознании // Внутренний мир и бытие языка: процессы и формы: мат. II Межвуз. науч. конф. по акт. пробл-м теории языка и комм-кации. - 17 июня 2008 года: общ. ред. Н. В. Иванова. - М.: Книга и бизнес, 2008. - С. 9-19.
22. Бондаренко А. В. Архитектоника языковой личности // Пространства и метасферы языка: структура, дискурс, метатекст: мат. III Межвуз. науч. конф. по акт. пробл-м теории языка и комм-кации. - 26 июня 2009 года: общ. ред. Н. В. Иванова. - М.: Книга и бизнес, 2009. - С. 30-41.

---

1 Бахтин М. М. К философским основам гуманитарных наук // Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. СПб.: Азбука, 2000. С. 228.

2 Иванов Н. В. Символическая функция языка в аспектах семиогенеза и семиозиса: автореф. дис. Е док. филол. наук: 10.02.19: защищена 29.10.02. М., 2002. С. 3.

3 Иванов Н. В. Проблемные аспекты языкового символизма (опыт теоретического рассмотрения): монография / Рец-ты д-р филол. наук, проф. Е. В. Сидоров, канд. филос. наук В. Т. Мануйлов, д-р филол. наук, доц. В. А. Курдюмов. Мн.: Пропилеи, 2002. С. 26.

4 Там же. С. 27.

5 Выготский Л. С. Психология. М.: ЭКСМО-Пресс, 2000. С. 513.

6 Херрманн Фр.-В.фон. Фундаментальная онтология языка. Мн.: ЕГУ; Пропилеи, 2001. С. 99.

7 См.: Финкельберг Н. Д. Пути познания этнического мирообраза // Внутренний мир и бытие языка: процессы и формы: мат. II Межвуз. науч. конф. по акт. пробл-м теории языка и коммуникации. 17 июня 2008 года: общ. ред. Н.аВ. Иванова. М.: Книга и бизнес, 2008. С. 576Ц583.

8 Лосев А. Ф. Вещь и имя. Сцмое сам / Подг. текста и общ. ред. А. А. Тахо-Годи, В. П. Троицкого; вступ. ст. А. Л. Доброхотова; комм. С. В. Яковлева. СПб.: Изд-во Олега Абышко, 2008. С. 295.

9 Хайдеггер М. Бытие и время. / пер. с нем. В. В. Бибихина. Изд. 3-е, испр. СПб.: Наука, 2006. С. 3.

10 Лосев А. Ф. Философия имени. М.: Академический проект, 2009. С. 284Ц285.

11 Сидоров Е. В. Онтология дискурса. М.: ЛКИ, 2008. С. 6.

12 Сидоров Е. В. Указ. соч. С. 6.

13 Иванов Н. В. Проблемные аспекты языкового символизма. С. 24.

14 Соссюр Ф. де. Заметки по общей лингвистике: Пер. с фр. / Общ. ред., вступ. ст. и коммент. Н. А. Слюсаревой. М.: Прогресс, 2000. С. 167.

15 Иванов Н. В. Проблемные аспекты языкового символизма. С. 18Ц19.

16 Кроче Б. Эстетика как наука о выражении и как общая лингвистика. М.: Intrada, 2000. С. 35Ц36.

17 Кассирер Э. Философия символических форм. Том 1. Язык. М.; СПб.: Университетская книга, 2001.С. 101.

18 Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики / общ. ред., вступ. ст. д-ра филос. наук Б. Н. Бессонова; пер. с нем. М. А. Журинская [и др.]. М.: Прогресс, 1988. С. 470.

19 Шухардт Г. Избранные труды по языкознанию / Пер. с нем. А. С. Бобовича; ред., пред. и прим. проф. Р. А. Будагова. М.: Изд-во иностранной литературы, 1950. С. 238.

20 Гадамер Х.-Г. Истина и метод. С. 469.

21 Лосев А. Ф. Знак. Символ. Миф: Труды по языкознанию. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982. С. 67.

22 Абдуллин А. Р. Виды и сущность онтологического мышления: Автореф. дис. Е док. филос. наук. Уфа, 2002. С. 2.

23 Лосев А. Ф. Введение в общую теорию языковых моделей / Под ред. И.аА. Василенко. Изд. 2-е, стереотипное. М.: Едиториал УРСС, 2004. С. 11.

24 Бенвенист Э. Категории мысли и категории языка // Общая лингвистика / Пер. с фр. Ю. Н. Караулова. Благовещенск: БГК им. И. А. Бодуэна де Куртенэ, 1998. С. 111.

25 Леонтьев А. Н. Лекции по общей психологии. М.: Смысл, 2001. С. 95.

26 Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию / Пер. с нем.; Общ. ред. Г. В. Рамишвили; Посл. А. В. Гулыги и В. А. Звегинцева. М.: Прогресс, 2000. С. 301.

27 Иванов Н. В. Проблемные аспекты языкового символизма. С. 41.

28 Лосев А. Ф. Философия имени. С. 220.

29 Хайдеггер М. Язык. СПб.: Интеллект, Эйдос, 1991. С. 17.

30 Налимов В. В. Спонтанность сознания: вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности. 2-е изд. М.: Водолей Publishers, 2007. С.а158.

31 Кассирер Э. Философия символических форм. Том 1. Язык. 93.

32 Гаспаров Б. М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М.: Новое литературное обозрение: научное приложение. - Вып. IX. - 1996. - С. 7.

33 Поздняков Э. А. Философия культуры. М.: Интурреклама, 1999. С.а208.

34 Херрманн Фр.-В.фон. Фундаментальная онтология языка. С. 102.

35 Хайдеггер М. Бытие и время. С. 117.

36 Там же. С. 83.

37 Сартр Ж. П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии / пер. с фр., предисл., примеч. В. И. Колядко. М.: Республика, 2000. С. 23.

38 Хайдеггер М. Бытие и время. С. 219.

39 Кассирер Э. Философия символических форм. Том 1. Язык. С. 110.

40 Хайдеггер М. Бытие и время. С. 134.

41 Гадамер Х.-Г. Истина и метод. С. 137.

42 Лосев А. Ф. Вещь и имя. Сцмое сам. С. 51.

43 Бахтин М. М. Проблема речевых жанров. Проблема текста // Автор и герой. К философским основам гуманитарных наук. С. 257Ц258.

44 Степанов Ю. С. В трёхмерном пространстве языка: семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства / Отв. ред. д-р филол. наук В. П. Нерознак; рец-ты: А. Л. Гришунин, В. И. Постовалова. М.: Наука, 1985. С. 3.

45 Бергсон А. Творческая эволюция. / Пер. с фр. В. А. Флеровой; пер. сверен И. Н. Блауберг и И. С. Вдовиной. М.: Кучково поле, 2006. С. 170.

46 Иванов Н. В. Проблемные аспекты языкового символизма. С. 18Ц19.

47 Леонтьев А. А. Язык, речь, речевая деятельность. Изд. 5-е. М.: ЛКИ, 2008. С. 143.

48 Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. Изд. 6-е. М.: ЛКИ, 2007. С. 70.

49 Маслова В. А. Homo lingualis в культуре: монография / Рецен. гл. науч. сотр. Инс-та язык-я РАН, д.ф.н., проф. В. Н. Телия, зав. каф. общ. и русс. яз-ния УО ВГУ им. Машерова, д.ф.н., проф. А. М. Мезенко. М.: Гнозис, 2007. С. 15.

50 Налимов В. В. Спонтанность сознания. С. 103-104.

51 Там же. С. 118.

52 Лосев А. Ф. Знак. Символ. Миф. С. 455.

53 Бергсон А. Творческая эволюция. С. 166.

54 Гадамер Х.-Г. Истина и метод. С. 471.

55 Лосев А. Ф. Знак. Символ. Миф. С. 42.

56 Налимов В. В. Спонтанность сознания. С. 120.

57 Иванов Н. В. Проблемные аспекты языкового символизма. С. 57.

58 Лосев А. Ф. Вещь и имя. Сцмое сам. С. 301.

59 Гадамер Х.-Г. Истина и метод. С. 548.

60 Налимов В. В. Спонтанность сознания. С. 124.

61 Иванов Н. В. Проблемные аспекты языкового символизма. С. 66.

62 Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Художественная литература, 1965. С. 62Ц63.

63 Бахтин М. М. Указ. соч. С. 6Ц7.

64 См.: Дмитриев А. В. Социология юмора: очерки / Отв. ред. доктор филос. наук К. М. Долгов. М., 1996.

65 См.: Карасёв Л. В. Мифология смеха // Вопросы философии. 1991. № 7, С. 68Ц86.

66 См.: Кошелев А. Д. О природе комического и функции смеха // Язык в движении. К 70-летию Л. П. Крысина. М., 2007. С. 227Ц326.

67 См.: Шмелёва Е. Я., Шмелёв А. Д. Русский анекдот: Текст и речевой жанр. М.: Языки славянской культуры, 2002.

68 Пропп В. Я. Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре (по поводу сказки о Несмеяне). (Собрание трудов В. Я. Проппа). Научная редакция, комментарии Ю. С. Рассказова. М.: Лабиринт, 1999. С. 29.

69 Выготский Л. С. Психология. С. 161.

70 Аверинцев С. С. Бахтин, смех, христианская культура // М. М. Бахтин как философ. М.: Наука, 1992. С. 11.

71 Хёйзинга Й. Homo ludens. Человек играющий: пер. с нидер. / Пер. с нидер. Д. Сильвестрова. СПб.: Азбука-классика, 2007. С. 23.

72 Пропп В. Я. Проблемы комизма и смеха. С. 114.

73 Витгенштейн Л. Философские исследования. URL: historic.ru/ ooks/ tem f00/s00/z0000273/index.shtml.

74 Ивцнов Вяч. Вс. Лингвистика третьего тысячелетия: Вопросы к будущему. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 43Ц44.

75 Карпухина Т. П. Лингвоэстетическая игра морфемного повтора: теоретическая модель анализа феномена частичной итерации в художественном тексте: на материале англоязычной художественной прозы: автореф. дис. Е док. филол. наук: 10.02.04. Иркутск, 2007. С.28.

76 См.: Санников В. З. Русская языковая шутка: От Пушкина до наших дней. М.: Аграф, 2003. С. 10.

77 Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров // Семиосфера. С.-Петербург: ИскусствоЦСПб., 2000. С. 187.

78 Налимов В. В. Вероятностная модель языка: О соотношении естественных и искусственных языков / отв. ред. док. филос. наук Л. Б. Баженов. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Наука, 1979. С. 86Ц87.

79 Ажеж К. Человек говорящий: вклад лингвистики в гуманитарные науки: пер. с фр. / Пер. с фр. Б. П. Нарумова; отв. ред. В. Д. Мазо. Изд. 2-е, стер. М.: Едиториал УРСС, 2008. С. 245.

80 Цит. по: Потебня А. А. Мысль и язык. М.: Лабиринт, 2007. С. 189.

81 Выготский Л. С. Психология. С. 919.

82 Поздняков Э. А. Философия культуры. С. 11Ц12.

83 Иванов Н. В. Символическая функция языка в аспектах семиогенеза и семиозиса. С. 11.

84 Бахтин М. М. К философским основам гуманитарных наук. С. 230Ц231.

85 Там же. С. 271.

86 Борев Ю. Б. Эстетика. В 2-х т. Т. 1. 5-е изд., допол. Смоленск: Русич, 1997. С. 192.

87 Финкельберг Н. Д. Теория семантических доминант (на материале арабского литературного языка): автореф. дис. Е док. филол. наук: 10.02.19. М., 1994. С. 20.

88 Выготский Л. С. Психология. С. 125.

89 Кречмер Э. Строение тела и темперамент. М., Л., 1930. С. 273.

90 Выготский Л. С. Психология. С. 125.

91 См.: Токарева М. А. Феномен улыбки в русской, английской и американской культуре: автореф. дис. Е канд. культ.: 24.00.01. М., 2007.

92 См.: Копылкова Е. А. Анекдот как средство переживания национальной идентичности: на материале анализа еврейских анекдотов: дис. Е канд. психол. наук: 19.00.05. М., 2006.

93 См.: Бойко Б. Л. Основы теории социально-групповых диалектов: монография / науч. рецен-ты: д-р филол. наук, проф. В. Д. Девкин и д-р филол. наук, проф. Е. Г. Князева; науч. ред. лауреат Премии През. РФ д-р филол. наук, проф. Е. Ф. Тарасов. М.: Воен. ун-т, 2008. С. 18.

94 См.: Бондаренко А. В. Теория и практика народно-смеховой культуры: на материале современного персидского языка: монография / науч. рецен-ты: проф. каф. вост. языков МГЛУ д.ф.н., проф. Д. Х. Дорри и проф. каф. средневост. языков Военн. ун-та д.ф.н., проф. В. И. Миколайчик. М.: Воен. ун-т, 2008; он же: Сатира Мохаммада Али Джамаль-Задэ Наш иранский нрав // Азия и Африка сегодня. - 2009. - № 8. - С. 72Ц76.

95 Historical Dictionary of American Slang / Editor J. E. Lighter, assistant editors J.аBall, J. OТConnor. Volumes 1, 2. New York: Random House, 1994. P. XI.

96 Травестирование англ. Boys kiss pretty girls, girls like it, want some more СЮноши целуют хорошеньких девушек, девушкам это нравится, хотят ещёТ.

97 Блумфилд Л. Язык / Пер. с англ. Е. С. Кубряковой и В. П. Мурат; комм. Е. С. Кубряковой, под ред. и с пред. М. М. Гухман. М.: Прогресс, 1968. С. 159.

98 Блумфилд Л. Указ. соч. С. 160.

99 Пинкер С. Язык как инстинкт: пер. с англ. / Пер. с англ. Е. В. Кайдаловой; под общ. ред. В. Д. Мазо. М.: Едиториал УРСС, 2004. С. 381Ц382.

100 Финкельберг Н. Д. Пути познания этнического мирообраза. С. 576.

101 См. в частн.: Бондаренко А. В. Особенности арабской смеховой культуры: технология использования в учёбном процессе // Лингвострановедение: методы анализа, технология обучения. Пятый межвузовский семинар по лингвострановедению: Сб. статей: В 2 ч. Ч. 1. Языки в аспекте лингвострановедения / Отв. ред. Л. Г. Веденина. М.: МГИМО-Университет, 2008. С. 43Ц50; Он же: Арабская смеховая традиция как предмет лингводидактики // Вестн. РУДН. Сер. 15, Русский и иностранный языки и методика их преподавания. - 2009. - № 1. - С.а47Ц54.

102 См. в частн.: Бондаренко А. В. Практикум по культуре речевого общения. Смеховая культура арабов: учебно-методическое пособие / рецен-ты: канд. филол. наук А.аЛ. Спиркин, канд. филол. наук Н. А. Шамраев. М.: Военный университет, 2007; он же: Учёт фактора смеховой лингвокультуры в арабистической лингводидактике: методическая разработка. М.: Военный университет, 2007.

103 См.: Народная смеховая культура: программа спецкурса (для студентов ОмГУ) / сост. И. К. Феоктистова. Омск: Омский государственный университет, 2002.

  Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии