УНИЯ И МОДЕРНИЗАЦИЯ: СТАНОВЛЕНИЕ ШОТЛАНДСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ В XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX вв. Специальность 07.00.03 - Всеобщая история Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук Ростов-на-Дону 2009

Авторефераты по всем темам >> Авторефераты по истории

На правах рукописи

Апрыщенко Виктор Юрьевич

УНИЯ И МОДЕРНИЗАЦИЯ:

СТАНОВЛЕНИЕ ШОТЛАНДСКОЙ

НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

В XVIII Ц ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX вв.

Специальность 07.00.03 Ц Всеобщая история

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук

Ростов-на-Дону

2009

Диссертация выполнена на кафедре

новой и новейшей истории исторического факультета

Южного федерального университета

Научный консультант: - доктор исторических наук,

профессор Узнародов И.М.

Официальные оппоненты: - доктор исторических наук,

профессор Айзенштат М.П.

- доктор исторических наук,

профессор Гелла Т.Н.

- доктор исторических наук,

профессор Егоров А.А.

Ведущая организация: Воронежский государственный университет

Защита состоится ннн3 июля 2009 г. в 14 часов на заседании Диссертационного совета Д 212.208.08 по историческим наукам при Южном федеральном университете по адресу: 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Б. Садовая 105.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Южного федерального университета (ул. Пушкинская, 148).

Автореферат разослан ____________________

Ученый секретарь

диссертационного совета,

доктор исторических наук,

профессор Сущенко В.А.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования

В современной Европе, для которой свойственно стремление сохранить национальные и этнические идентичности, Шотландии принадлежит особое место, поскольку уже долгое время она является одним из символов европейского национализма. На этом фоне парадоксом выглядит факт, что в XIX веке, в эпоху формирования государств-наций, когда повсеместно в Европе развернулось движение за политические суверенитеты, Шотландия успешно провалила свой национальный проект, не только не сформировав собственного государства - по аналогии с теми молодыми странами, что вели в Европе войны за национальную независимость, но, наоборот, укрепляла и воспевала свое место в рамках Британской империи.

Шотландская национальная идентичность занимает особое место в ряду себе подобных, и не только потому, что уже на протяжении трех столетий нация, хотя и лишенная государственности, постоянно торжествует, воспевая свое место в рамках Соединенного Королевства, но и потому, что именно англо-шотландская парламентская уния 1707 г. заложила основу первой полиэтничной и полирелигиозной европейской нации. Союз 1707 г. имел общеевропейскую значимость, поскольку им была заложена основа совершенного стандарта европейского этно-религиозного национализма, который не только сформировал новый для Европы тип бюрократической идентичности, реализованный позже в большинстве европейских стран, где шел модернизационный процесс, но и предложил мирный вариант решения национальной проблемы. И ни Просвещение XVIII века, ни романтизм столетия XIX, ни, наконец, современная демократия не смогли воспрепятствовать этой тенденции.

В начале XXI в., когда европейское пространство провозглашено Европой регионов, опыт трехсотлетней давности, в результате которого было преодолено противоречие между локальным и национальным, и, вместе с тем, чувство шотландскости составляло основу национальной гордости жителей северной Британии, представляется чрезвычайно важным. Одновременно, то, как была решена проблема межнационального и межкультурного противостояния в условиях модернизации, породившей новые социальные и экономические задачи, может иметь значение не только для Западной Европы. Этот факт проистекает из того, что процесс формирования идентичностей имеет вневременное и внеисторическое значение, возобновляясь в каждодневной человеческой практике.

Объект и предмет исследования

Объектом диссертационного исследования является шотландское общество с конца XVII по середину XIX в., включая весь комплекс социально-экономических, политических, духовных и внешне-политических отношений, а также совокупность трансформационных процессов в нем.

Предмет исследования составляют англо-шотландская парламентская уния 1707 г., и обусловленный объединением шотландский модернизационный процесс, а также влияние модернизации на отношение к унии и изменение идентичности, как под воздействием административной, политической и социально-экономической трансформации, так и в результате деятельности интеллектуалов.

Хронологические и географические рамки

Уния 1707 г. стала результатом длительного, противоречивого процесса англо-шотландского сближения, который протекал, как минимум, на протяжении всего XVII в. Особую роль в этой наметившейся тенденции к интеграции сыграли события конца XVII - начала XVIII в. В этой связи, думается, необходимо рассматривать унию не как событие, произошедшее 1 мая 1707 г., или, даже, процесс, развивавшийся, начиная с его официального объявления в 1706 г., а как более длительный этап, начавшийся в к. 80-х гг. XVII в. Все эти события, с одной стороны, способствовали заключению союза, а, с другой, положили начало формированию идеи нации в Шотландии.

Верхней хронологической границей исследования является середина XIX в. Хотя и условная, она объясняется тем, что в середине XIX столетия в Шотландии случился целый ряд событий, трансформировавших национальную идеологию. В 1843 г. произошел церковный раскол, в ходе которого три возникшие шотландские церкви, стали претендовать на то, чтобы называться истинными наследницами шотландской пресвитерианской церкви, отражавшей национальные интересы. Это породило настроения пессимизма, поскольку распадался один из основных институтов формирования и тиражирования национальной идентичности. Этот пессимизм достиг своей высшей точки в 1853 г. созданием Ассоциации по отстаиванию шотландских прав, которая впервые после 1707 г. выдвинула политические требования.

50-60-е гг. XIX в., одновременно, стали временем, когда в Шотландии завершился промышленный переворот, сформировавший индустриальные слои населения. Новые группы общества уже не довольствовались культурной автономией Шотландии, инициируя политическое движение за ее независимость. Середина века знаменует собой начало другого, сепаратистского национализма, пришедшего на смену юнионистскому.

Географические рамки диссертационного исследования включают Шотландию, в том числе, ее горные районы, при этом, в некоторых случаях охватываются события, происходившие на территории северо-английских земель.

Степень изученности проблемы

Проблема формирования европейских наций не единожды являлась предметом научного осмысления. Освещался этот вопрос и применительно к шотландской истории. Однако влияние модернизации на формирование шотландской национальной идентичности - тема, гораздо менее изученная в историографии. Англо-шотландская парламентская уния 1707 г. в связи с ее влиянием на процесс шотландской модернизации и на формирование национальной шотландской идентичности - также проблема, слабо изученная как в отечественной, так и в зарубежной исторической науке.

В отечественной историографии, даже на фоне относительно слабо изученной истории Британии XVIII в., события англо-шотландского объединения, и, тем более, шотландской модернизации, а также динамика развития идентичности, не были заявлены как научная проблема. За исключением статьи Н.А. Ерофеева1, англо-шотландская парламентская уния 1707 г. не подвергалась специальному изучению, хотя на ее значимость указывалось в общих работах по истории Британии, и немногочисленных монографиях по шотландской истории.2

Отдельные аспекты шотландской истории, в том числе и истории англо-шотландских отношений, освещены в статьях и монографиях В.В. Штокмар, Н.И. Басовской, Г.И. Зверевой, М.Ю. Брандта, И.Н. Гроздовой, А.А. Петросьян, Д.Г. Федосова, Г.Ю. Магакова, В.Ю. Апрыщенко.3 Значимость исследований отечественных историков определяется тем фактом, что, как правило, констатируется и анализируется противоречивость процесса англо-шотландских отношений на протяжении средних веков и раннего нового времени. При этом зачастую объектом анализа становится сложная этнополитическая мозаика Шотландии, особенности ее экономического уклада. В то же время, как правило, эти исследования посвящены более ранним периодам шотландской истории и не затрагивают вопросы, связанные с модернизацией и шотландской идентичностью.

В зарубежной историографии шотландская история рубежа XVII-XVIII вв. и последовавший за этим процесс трансформации идентичности вызывали и продолжают провоцировать многочисленные дискуссии. Характерной особенностью всех исследований этой проблемы, начиная с XVIII-XIX вв. и по сей день, является четкое разделение на проюнионистских и антиюнионистских историков, чьи общественно-политические взгляды детерминируют их исследовательские воззрения.

Несмотря на многочисленные спорные вопросы шотландской истории изучаемого времени, которые включают и политические аспекты развития, и якобитские войны, и внешнеполитическое положение Шотландии, пожалуй, две группы проблем привлекают наибольшее внимание исследователей. Во-первых, это комплекс проблем, связанных с экономическим развитием Шотландии и о том, что, с этой точки зрения, принесла шотландцам уния 1707 г. Во-вторых, это вопрос о трансформации идентичности, а точнее, способах репрезентации преобразованной идентичности, включая отражение этого процесса в исторических сочинениях.

Проблема развития шотландской экономики, уже на протяжении многих лет интересовавшая исследователей, ранее, как правило, освещалась в общих трудах по истории Шотландии, или в статьях и монографиях, касающихся отдельных регионов. Такой подход был характерен для зарубежной историографии практически всего XX в. Примером подобных исследований являются работы С. Лайта, Б. Ленмана, Г. Доналдсона, Д. Дайчеза4 и других авторитетных историков, которые проблему экономического развития рассматривали в контексте более обширных вопросов, частично затрагивая и нацие-строительство.

Более тщательный и детальный, а потому и убедительный, анализ проблемы экономического развития характерен для исследований последних десяти-пятнадцати лет. В особой степени это касается работ Й. Уайта и К. Уотли5, которые, в отличие от предшественников, многие проблемы шотландской истории XVII-XIX вв. рассматривают сквозь призму экономического развития.6 Среди вопросов, интересующих историков не только уровень развития экономики, выраженный в показателях производительности труда или обеспеченности ресурсами. Главное, что отличает их исследования - несомненная антропологическая направленность, в рамках которой сочетается интерес к лобъективным экономическим показателям с человеческой ориентацией экономической истории - авторов интересует как те или иные процессы отражались в сознании их современников.7

Экономическая история в исследовании К. Уотли присутствует в виде скрупулезно собранного и проанализированного статистического материала, относящегося к различным графствам Шотландии. При этом автору удалось лочеловечить эту, казалось бы, не очень живую область исторического познания - экономические процессы оказываются пропущены сквозь призму человеческого сознания, и обезличенные цифры наполняются индивидуальным содержанием. Обмен скотом, торговля, земледелие и ремесло предстают не просто коммерческими операциями, но несут и престижную нагрузку.

Анализ социально-политических процессов периода подписания унии дал возможность историкам составить всеобъемлющую картину шотландского прошлого конца XVII - первой четверти XVIII в., в которой отразились сложные и многозначные явления персонального, группового, национального уровней. Избрав предметом своего анализа очень короткий хронологический промежуток, К. Уотли создает чрезвычайно насыщенное описание, где он достигает не только эффекта тотальности, но и той плотности, к которой призывал К. Гирц, подразумевая анализ категорий языка в целях погружения в смысл символов и процессов, содержащих в себе историческое прошлое.

Другим вопросом, столь же значимым для шотландской истории XVIII в. является проблема трансформации идентичности на протяжении с конца XVII по XIX столетие, которая, за редким исключением, стала привлекать внимание историков лишь в последние два десятилетия. Особенность историографических источников этой группы заключается в том, что они, как правило, предметом своего анализа имеют интеллектуальный, включая, историографический дискурс XVIII-XIX вв., а, с другой стороны, сами являются отражением сложного процесса развития шотландской идентичности последней четверти XX - начала XXI вв. Большая часть современных исследователей этого периода согласны в одном - в важности XVIII в. как своеобразной инициации - обряда трансформации Шотландии и шотландскости.

В 1964 г. шотландский историк Уильям Фергюсон, обобщая сформировавшуюся историографическую традицию об англо-шотландской унии 1707 г., назвал ее добрым делом, необходимым и, более того, неизбежным.8 События начала XVIII в. он рассматривал, как подготовленные всем ходом исторического развития, но, одновременно, делал акцент на том, что видимо, это был величайший политический проект XVIII в., который стал возможен благодаря деньгам и системе патронажа.

Изучение того, как писалась история унии, изменившей статус Шотландии, которая потеряла свою политическую независимость, находится в полном соответствии с процессом формирования шотландской идентичности. История, таким образом, преобразуя прошлое в настоящее, является важным компонентом конструирования национальной идентичности.

Современные исследования шотландской историографии XIX в. демонстрируют, что, в отличие от других европейских стран, в Шотландии практически не было работ, связанных с изучением собственной шотландской национальной идентичности. Работа шотландского историка Маринел Эш Странная смерть шотландской истории9 являет собой пример одного из самых оригинальных исследований постюнионистской шотландской историографии. Ее основные идеи заключаются в том, что в Шотландии в XIX в. произошла т.н. романтическая революция в историописании, инициированная Вальтером Скоттом. В результате этого переворота сформировалась традиция историописания, основанная на скрупулезном изучении аутентичных источников.10 Однако влияние этой традиции не долго сохранялось в Шотландии и исчезло уже в 1870-е гг. - явление, получившее название внезапная смерть шотландской истории.11

Вместе с тем, анализ самих историографических работ, написанных на протяжении всего XX в., представляет как собственно историографический интерес, так и имеет значимость с позиций исследования трансформации шотландской идентичности в XX столетии. Точка зрения М. Эш разделяется Майклом Фраем, Колином Кидом, отчасти, Мюрием Питтоком.12 Шотландская историография середины XIX в., по их мнению, уже была крайне озабочена изучением процесса складывания нации в Шотландии. Согласно мнению М. Фрая, в то время как Англия успешно формировала свой историографический канон, Шотландия, наоборот, разрушала собственную историографическую традицию, в целях освобождения от оков прошлого, сдерживавших дальнейшее процветание общества.13

Мюррей Питток, сферой интересов которого являются культурные аспекты якобитизма, тоже разделяет эту идею. По его мнению, в формировании идеологически нейтральной, спекулирующей на ностальгии по прошлому, истории, нашло свое выражение лоткрытие Шотландии.14 История якобитского движения и другие драматические аспекты шотландского прошлого представляет собой красочную драму, ставшую неотъемлемой частью мифологизации северо-британской истории.15

Точка зрения о том, что шотландская культура и историография периода Просвещения не разрабатывала концепт национальности, стала подвергаться критике с двух сторон. Во-первых, Линси Патерсон и Ричард Финли высказали мнение, что европейский национализм XIX в. вообще не использовал концепт национальной культуры.16 Более того, Р. Финли считает, что националистическая историография XIX в. вовсе не претендовала на обоснование независимости, поскольку и сам национализм XIX в. не выдвигал требования создания независимого государства-нации. В этой связи перед шотландцами просто не могло встать задачи реконструкции их прошлого с националистическими целями.17 В своих утверждениях и Финли, и Паттерсон формулируют основное содержание теории концентрической природы шотландского национализма - быть шотландцем, по их мнению, значило одновременно быть и британцем.

Грэм Мортон, еще один современный шотландский историк, разделяет точку зрения Р. Финли и Л. Паттерсон на природу шотландского национализма XIX в. Используя теоретические взгляды на сущность нации Э. Смита, он считает, что требование нации-государства было лишь одним, не самым главным, из проявлений национализма. Политический национализм был ненастоящим движением, особенно, в сравнении с культурным национализмом.18

За последнюю четверть века историки от Маринел Эш до Мюррея Питтока обращают внимание на одну характерную черту шотландской историографии XIX в., заключающуюся в упадке интереса к национальной шотландской истории. Исследования шотландской культуры демонстрируют слабость и нежизненность собственно шотландских мотивов. За редким исключением, каким является, например, анализ просветительской историографии, проведенный Дэвидом Аланом, шотландская культурная традиция сводится к некоему примитиву. И это касается не только XIX в., но и шотландской культуры в целом.

Анализ того, как в рамках целого мира британских региональных идентичностей19 формировалось шотландское самосознание, дает нам блестящую возможность верифицировать обоснованность тезисов о механизме конструирования идентичности, о факторах, оказывающих влияние на этот процесс, и, в конечном счете, о его результатах. Изучение историографии унии 1707 г. и тех процессов, которые она породила, имеет как историографическое значение, так и самостоятельное - с той точки зрения, что дает проследить трансформацию идентичности, отраженную в трудах историков.

В то же время, анализ историографии проблемы позволяет сделать вывод о том, что, несмотря на целый ряд работ, посвященных отдельным темам и вопросам шотландской истории XVIII-XIX вв., включая и унию 1707 г., и экономическое развитие региона, и проблему трансформации идентичности, не было ни одного исследования, в котором сочетались бы все три аспекта: уния, модернизация, идентичность. Многочисленные исследования, посвященные шотландской идентичности в XVIII и XIX вв., оставляют вне поля своего внимания вопрос о влиянии модернизации на трансформацию идеи шотландскости, полагая идентичность экзистенциальным свойством, а потому обладают некоторым редукционизмом.

Даже в монографических сочинениях последних лет вопросы соотношения унии, модернизации и идентичности рассматриваются изолированно. И хотя связь между ними никто не отрицает, тем не менее, не было предпринято попытки анализа влияния модернизации посредством унии на шотландскую идентичность и отражения этого процесса в понимании нации. В этой связи данное диссертационное исследование, в котором все три элемента рассматриваются во взаимозависимости и взаимообусловленности, бесспорно, актуально.

Цель и задачи исследования

Основной целью диссертационного исследования является всестороннее изучение и комплексный анализ трансформации шотландкой идентичности в процессе реализации англо-шотландской парламентской унии 1707 г. и в условиях модернизационного процесса XVIII - первой половины XIX вв.

Для достижения поставленной цели необходимо решение следующих исследовательских задач:

рассмотреть и проанализировать положение Шотландии накануне унии 1707 г., изучить позиции разных слоев по отношению к объединению и те политические практики, в условиях которых был заключен и реализовывался договор 1707 г.;
раскрыть природу, идейные основания и сущность якобитского движения, как проявления модернизационного протеста;
изучить динамику трансформации системы центрального и местного управления в Шотландии после принятия унии 1707 г., проанализировать истоки и механизм формирования т.н. гражданской идентичности;
исследовать процесс социально-экономической модернизации в Шотландии, включая этапы инкорпорирования горной Шотландии в систему британских общественных связей;
проанализировать реакцию шотландских интеллектуальных слоев на унию 1707 г., а также формы репрезентации отношения интеллектуалов к объединению, определить роль историков в процессе трансформации идентичности;
определить сущность и формы проявления шотландского кризиса идентичности в XVIII в. и намечающиеся пути его преодоления;
изучить основное содержание т.н. шотландской романтической революции как формы преодоления кризиса идентичности;
раскрыть содержание и значимость процесса формирование новых символов шотландской идентичности, как формы передачи интеллектуальных идей в широкие слои населения.

Методологическая и теоретическая основа

В процессе работы над диссертацией автор исходил из принципа теоретического и методологического плюрализма, в основе которого лежит целый ряд поворотов в развитии гуманитарного знания второй половины XX в., включая лантропологический, лингвистический, прагматический, и другие, постулировавшие необходимость обращения к изучению внутреннего мира и повседневных практик человека во всем комплексе его восприятий.

Основополагающее значение при работе над диссертационным исследованием имели принципы антропологически-ориентированной истории, в рамках которой наибольшее внимание уделяется не событию, а его отображению в сознании и репрезентации преломленных сознанием образов. Центральным понятием, подвергаемым исследованию при таком подходе, является идентичность. Использование этой категории способно принести новые аналитические приемы в изучение многих исторических явлений.

Средством скрепления различных сторон идентичности является концепт исторической памяти. Идентичность, основанная на памяти, рассматривается как вариативное образование, подвергаемое изменению в той же степени, что и память. Это, в свою очередь, делает идентичность не обязательно предметом эмпирически верифицируемых утверждений.20

Важное значение в данном диссертационном исследовании имеет междисциплинарный принцип исследования, позволяющий рассматривать объект изучения диссертации, включая модернизацию, историческую память и идентичность, как на перекрестках социально-гуманитарных наук, так и в общем пространстве научного знания..21 Применение методов лингвистического, социологического, политологического, историко-психологического и собственно исторического анализа при изучении феномена национальной идентичности сделали возможным поставить ряд проблем и приблизиться к решению сложных вопросов взаимодействия объективных и субъективных процессов в эпоху модернизации.

Большую роль в формировании теоретико-методологических принципов исследования сыграла теория модернизации, как разновидность теории развития. Модернизацию исследователи рассматривают как процесс создания институтов и отношений, ценностей и норм при переходе от традиционного к индустриальному обществу. Констатация факта связи модернизации и идентичности является безусловной частью подавляющего числа модернизационных теорий, что делает их важной составляющей методологической основы диссертации.

Модернизация, будучи комплексным и чрезвычайно емким понятием, совмещает в себе не только различные сферы жизни переходного общества - от политической и экономической до духовной и национальной, - но и сочетает традиционные и инновационные элементы. Полагая модернизацию эволюционным развитием, исследователь получает возможность рассматривать ее как процесс, со многими точками возврата в той или иной области общественного бытия, неравномерностью развития по регионам, преобладанием традиционных или рыночных механизмов и практик.

Наконец, чрезвычайно важным в контексте данного диссертационного исследования является понимание нации, которое за последние десятилетия было обогащено посредством использования новых методологических принципов. Чрезвычайно важен поворот к пониманию нации как дискурсивного феномена.

Своеобразным лоткрытием последнего десятилетия стал отказ от нацие-центричного изучения национализма. Современные исследователи считают, что феномен национализма может быть раскрыт только в контексте тех знаков и символов, которыми он выражается. Символическая система, по мнению ученых, становится тем, посредством чего выражает себя национализм. Соответственно динамике символов, которые меняются с развитием эпох, с переходом от традиционного общества к индустриальному, меняется и экспрессия национализма, который в современном глобализирующемся обществе, с его массовыми антропотоками и миграциями, рождает феномен разделенной преданности [нации] и гибридной лояльности.22

Диссертационное исследование осуществлялось на основе принципов историзма, конкретности, системности. В нем использовались как общенаучные (анализ и синтез, индукция и дедукция, описательный, количественный), так и специально-научные (историко-генетический, историко-сравнительный, историко-системный, историко-типологический) и конкретно-проблемные методы исследования.

Комплексное использование отмеченных методологических подходов, теорий, принципов и методов исследования позволило всесторонне и глубоко изучить как объективный процесс модернизации, так и субъективное его преломление в сознании отдельных интеллектуалов и в процессе формирования идентичности всего общества.

Источниковая база исследования

Источники, использованные в диссертации из фондов ряда британских библиотек, таких как Библиотека Британского музея, Национальная библиотека Шотландии, библиотеки Эдинбургского и Стратклайдского университетов, библиотека университета Глазго, где хранится коллекция неопубликованных источников, а также из собраний Национального архива Шотландии (г. Эдинбург), целесообразно разделить на следующие несколько групп.

Во-первых, это законодательные памятники, самым важным из которых является договор унии 1707 г., состоящий из двадцати пяти статей.23 Несмотря на то, что целью данного диссертационного исследования не является изучение политической истории унии 1707 г., внимание к этому договору и сопровождающим его документам, обусловлено тем, что в процессе их реализации шотландская модернизация получила решающий стимул, что, вместе с тем, означало начало коренной перестройки идентичности. Кроме того, договор 1707 г. сопровождался многочисленными документами, вышедшими на протяжении последующих лет, в которых нашли отражение модернизация системы управления Шотландии, изменение ее экономического статуса, попытки преобразований.

Важным законодательным памятником для изучения периода 1703-1707 гг. являются Акты шотландского парламента, преимущественно, тома IX-XI.24 Документы содержат информацию о законотворческой деятельности шотландского представительного органа в период подготовки парламентского объединения, отражая разные стороны общественной жизни.

Особую группу законодательных памятников представляет британское законодательство периода якобитских войн. В данном случае интересна не столько военная составляющая движения, сколько те мероприятия по реформированию шотландского общества, которые сопровождали якобитизм и последующие годы после окончания движения. Законы, касающиеся изъятия поместий, а потом их возвращения, британское законодательство, направленное на лумиротворение Хайленда, включая разоружение и запрет на ношение шотландской одежды, меры, предусмотренные правительством в рамках т.н. лулучшений - все это составляет важную часть законодательных памятников, использованных в работе.

Во-вторых, это документальные материалы, которые, в отличие от законодательных, фиксируют, не правовой идеал, а реалии, характерные для того или и иного общества. Такие источники интересны, в первую очередь, для изучения общественной реакции на унию 1707 г. и для исследования процесса модернизации, в то время как вопросы идентичности в данных источниках затрагиваются лишь опосредованно. Эти материалы включают в себя как информацию архивов о резне в Гленко, отраженную в государственных бумагах и документах отдельных семей25, а также в специальном каталоге архивных источников, посвященных этому событию26, сведения о народном городском протесте времени с подготовки и подписания статей унии до середины 20-х гг. XVIII в.27, так и правительственные документы периода якобитского восстания, фиксирующие численность, идеи и требования восставших. Особой группой материалов являются документы по истории последнего якобитского восстания 1745-1746 гг. и политики лумиротворения Хайленда, последовавшей за его успешным подавлением.28

Отчеты оценщиков поместий, которые работали в рамках Комиссии специальных уполномоченных по конфискациям поместий, представляют значительный интерес, поскольку дают информацию о методах модернизации сельского хозяйства. Такой источник, как бумаги отдельных семей, в которых характеризуется механизм ведения кланового хозяйства до якобитского восстания и те изменения, которые стали происходить в горах в результате реализации политики лумиротворения, также представляет несомненный интерес, хотя по своему характеру он может быть отнесен как к юридическим, так и к нарративным источникам.

Документы центрального правительства включают в себя многочисленные планы и предложения, выполненные в рамках программы умиротворения Шотландии. Многие из них касаются классификации поместий, деятельности Комиссии уполномоченных по конфискациям, а также расходов правительства, связанным с политикой лумиротворения. Эти документы, в частности, свидетельствуют, что одни и те же цели, которые ставились перед Комиссией по конфискациям в 1714 и 1746 гг. по-разному были реализованы и имели различное значение для модернизации Шотландии.

Эти первые две группы, представляя собой юридические памятники, дают представление о целях и намерениях правительства и его чиновников, а также о реальных результатах их действий, что составляло основу модернизационного процесса. Последующие группы источников относятся к нарративным материалам, традиционно и, отчасти, обоснованно считающимся гораздо более субъективными. Однако именно они, в силу специфики заявленной в диссертации темы и поставленных задач, представляют наибольший интерес.

Следующая, третья группа памятников это т.н. клановые истории.29 Интерес представляют разные стороны анализа этих памятников, включая как их содержание, так и условия, формы, причины публикаций, поскольку сам выход в свет таких источников свидетельствует о динамике идентичности. Обращают на себя внимание интересные факты публикации этой группы источников. Массовое их издание приходится на XIX в., когда они выходят в свет благодаря исследователям, антиквариям, издающим документы, связанные с историей отдельных кланов. Были опубликованы целые серии, снабженные подробными указателями имен, топонимов, достаточно полными предисловиями, в которых давалась развернутая характеристика источников.

Интересной особенностью данного вида источника является то, что он совмещает в себе нарративность и документальность. С одной стороны, такие издания посвящены истории какого-то определенного клана, включая его родословную, легенды о происхождении, и последующую, часто, трагическую историю. Уже сам по себе этот материал, составленный в конце XVIII или в XIX в. представляет немалый исследовательский интерес. Важно же, однако, и то, что такие тома содержали интерполяции (либо - в тексте, либо - отдельным приложением) документов, подтверждающих изложенные истории.

Четвертую группу источников представляют исторические и художественные произведения, авторами которых были современники изучаемых событий. По форме они представляют собой как развернутые, так и выполненные в форме незначительных по объему эссе, которые имеют особую значимость для изучения процесса трансформации идентичности. Это исследования Дж. Кларка Пеникуика, П. Тайтлера, В. Скотта,30 и других антикваров и историков XVIII-XIX вв., в чью задачу входило переосмыслить процессы, происходящие в Шотландии в современную им эпоху. Часть из подобных источников представляют общие истории Шотландии, другая касается отдельных периодов, как правило, истории унии 1707 г. Подробный анализ этих источников, как и, в целом, исторических концепций их авторов, содержится в пятой и шестой главах диссертации.

Пятая группа - это мемуары, дневники и переписка, как политических деятелей, так и представителей творческой элиты. Несмотря на устоявшуюся традицию выделять эти источники в разные группы, думается, что в данной работе в этом нет необходимости, поскольку основная интересующая нас информация связана с личной перцепций событий, отраженных в этих источниках. Это и переписка герцога Малборо и Р. Бернса, и дневники В. Скотта, Г. Кобурна и других интеллектуалов,31 составлявших сравнительно небольшую по численности группу, но формировавших тот интеллектуальный дискурс, который распространялся среди широких масс населения.

Шестую группу источников составляют памфлетная литература и т.н. обзоры, представляющие собой нечто среднее между историями и памфлетами. Особое значение данного источника определяется, во-первых, тем, что, являясь продуктом деятельности образованных слоев общества, эта литература была рассчитана, главным образом, на широкие населения,32 а, во-вторых, тем, что памфлеты отражают мнение как противников, так и сторонников объединения, причем, зачастую одни и те же факты используются в качестве аргументов обеими сторонами дискуссии. Часть источников этой группы не опубликована и хранится в специальной коллекции библиотеки Университета Глазго,33 другие были опубликованы.34

Седьмую группу источников составляют петиции. В отличие от предыдущей группы материалов, петиции были результатом коллективного творчества, под некоторыми из них стоит более тридцати подписей. Кроме того, они являлись проявлением исключительно антиюнионистского протеста. В работе использованы два вида петиций: во-первых, это мнения против объединения, высказанные баронами и фригольдерами - представителями графств, а, во-вторых, т.н. приходские петиции, в составлении которых активное участие принимала пресвитерианская церковь. Важно, что содержание посланий, поданных графствами, часто отличалось от мнения представителей городов этих графств, заседавших в парламенте.

Материалы периодической печати, значимость которых особенно возрастает в XIX в., важны для изучения механизма транслирования интеллектуальных идей в широкие слои, составляют восьмую группу источников. Это и крупные шотландские газеты и журналы, такие, как, например, BlackwoodТs Edinburgh Magazine, и местная пресса (Inverness Courier).35

Они представляют интересный источник по истории региона, сполна вкусившего плоды модернизации. Именно на страницах периодических изданий измененная под влиянием модернизации идентичность выступает в целостной форме. Вместе с тем, именно в газетах и журналах впервые появляются признаки политического, сепаратистского национализма, пришедшего на смену юнионистскому, принимавшему культурные формы.

Указанные группы источников позволяют решить поставленные задачи, и отражают вопросы, связанные с англо-шотландской парламентской унией 1707 г., шотландской модернизацией и трансформацией национальной идентичности.

Научная новизна диссертационного исследования

Научная новизна диссертации заключается в следующем:

впервые в отечественной историографии шотландская модернизация рассмотрена как системный процесс, включающий англо-шотландскую парламентскую унию 1707 г., сопровождавшую ее социально-экономическую, политическую и административную трансформацию, а также эволюцию национальной идентичности;
выявлено влияние парламентской унии 1707 г. на становление национального самосознания посредством интеграции различных сфер и социальных слоев в механизм функционирования британской общественной системы, вместе с тем, доказана обусловленность темпов шотландской модернизации динамикой трансформации национальной идентичности;
впервые якобитское движение рассмотрено как часть модернизационного процесса, сопровождающегося общественной нестабильностью, исходящей от горского региона, наименее подготовленного к модернизации; это позволило поставить якобитизм в один ряд с такими проявлениями модернизационного протеста, как восстания 20-х гг. XVIII в.;
изучены содержание и формы реализации шотландской модернизации, впервые охарактеризована и проанализирована значимость противоречивого процесса инкорпорирования горной Шотландии, показано влияние модернизации на трансформацию шотландской идентичности;
на основе анализа оригинальных текстов обосновано положение об определяющем значении интеллектуалов, в частности, историков, в процессе выработки и формулирования основ новой шотландской идентичности; доказано, что решающим фактором в творческом процессе формирования постюнионисткой идентичности была лобработка прошлого, направленная на придание истории англо-шотландских отношений неконфликтного характера;
исследованы факторы разного уровня, включая объективные (модернизация, социальная и экономическая динамика, социокультурные процессы) и персональные (образование, круг общения, особенности творческой деятельности и интересы), которые повлияли на выработку шотландскими интеллектуалами их концепций;
изучен механизм транслирования интеллектуальных идей в широкие слои населения посредством популяризации шотландского прошлого, а также формы репрезентации и значимость символов, в том числе, и визуальных, новой шотландской идентичности, проанализировано влияние горских символов и истории на процесс конструирования идеи шотландскости;
впервые разработана и сформулирована периодизация эволюции шотландской идентичности в период после принятия англо-шотландской парламентской унии.

Выводы и положения, выносимые на защиту

Изучение поставленных проблем позволяет сделать следующие выводы:

парламентская уния 1707 г. стала результатом длительного и противоречивого процесса англо-шотландской интеграции, ускоренной модернизационными изменениями, обусловленными взаимными англо-шотландскими интересами;
уния, не исчерпавшая полностью противостояния Англии и Шотландии, обострила конфликт идентичностей необходимостью согласования англо-шотландских интересов в рамках единого государства. Разрешение этого нового типа конфликта должно было осуществляться посредством придания модернизации необратимого характера и решения судьбы династии Стюартов;
конфликт, связанный с потребностью англо-шотландской интеграции, был тесно сопряжен с необходимостью административной реформы, которая должна была устранить вакуум власти в Шотландии, лишенной традиционных легислатур. В едином комплексе проблем оказались завязаны разные уровни модернизационного процесса. Успешность модернизации могла быть обусловлена только полным решением взаимообусловленных проблем;
процесс обсуждения, принятия и реализации унии сопровождался массовыми проявлениями протеста, которые могут быть охарактеризованы как ситуация модернизационной нестабильности, принимавшая антиюнионистские, антиганноверские или социальные формы;
сращивание английского и шотландского политического классов, имеющих общие политические и экономические интересы, и происходившее на протяжении XVII и первой половины XVIII вв., обеспечило успех административной интеграции Шотландии. Шотландский институциональный компромисс также стал возможен благодаря сохранению традиционных политических практик и административных институтов;
значимость процесса административной унификации определялась не только тем, что формировалась единая система властных органов, но и тем, что наряду с британскими властными институтами, шотландцы получили возможность создать целую систему независимых от государства организаций, которые составили основу шотландской гражданской идентичности, не нуждавшейся в политическом суверенитете;
возникающее чувство непрерывности административного развития способствовало излечиванию идентификационного кризиса, образовавшегося в результате утраты собственных политических легислатур, что меняло отношение шотландцев к союзу 1707 г., формируя образ неконфликтного англо-шотландского прошлого;
якобитское движение сыграло значительную роль в развитии шотландской модернизации и в формировании идентичности. Его поражение свидетельствовало как о необратимости модернизационного процесса, так и о том, что был разрушен прежний социокультурный контекст, с которым связывались традиционные отношения, в том числе и идентичность. В процессе якобитского движения, выжила та знаковая система, которая даже при утрате формальной независимости Шотландии, позволила сохранить собственную культурную идентичность;
уния 1707 г. способствовала обострению кризиса идентичности, и требовала изживания шотландского комплекса провинциальности, что делало необходимым создание образа неконфликтного англо-шотландского прошлого. Решение этой проблемы должно было осуществляться путем лобработки исторической памяти, что, с одной стороны, предполагало активизацию интеллектуального процесса, а, с другой, могло осуществляться параллельно с модернизационной трансформацией, становившейся условием изменения идентичности;
в результате модернизации, которой уния 1707 г. придала новый импульс, были интегрированы как разные части Шотландии, так и сделалось необратимым англо-шотландское объединение. Кроме того, модернизация обозначила перспективы экономического развития, связанные с англо-шотландским сотрудничеством, которое, в первую очередь, касалось развития Империи, игравшей для Шотландии, возможно, даже большую роль, чем для Англии. Этот же процесс сформировал социальный слой, развитие которого было непосредственно связано с культурным, торговым, политическим, военным взаимодействием Англии и Шотландии;
в середине XVIII в., когда англо-шотландская интеграция и модернизация сделались необратимыми, основная задача, вставшая перед шотландскими интеллектуальными элитами, заключалась в том, чтобы выработать такой вариант сознания, который позволил бы сохранить чувство шотландскости в условиях процесса политической, административной и экономической унификации;
эта задача решалась интеллектуалами, которые, с одной стороны, пытались спасти шотландскую историю от забвения, что было вполне реально в условиях англо-шотландской интеграции, а, с другой, преодолеть представление об истории англо-шотландских отношений, как об истории конфликта. Факторами преодоления кризиса идентичности становились просветительские представления об исторических законах, основным их которых является прогресс, и романтическая тоска по величественной шотландской истории, обретавшая форму антикварных изысканий;
идея нации, возникшая в условиях модернизации и эрозии сословной идентичности, хотя и была проектом интеллигенции и средних классов, тем не менее, учитывала интересы остальных слоев, в том числе и низших страт, а, потому, нуждалась в транслировании в эти широкие слои. Особо значима в этом процессе была роль историков, институционально и интеллектуально связанных с государством;
важное значение приобретал процесс создания новых национальных символов, имевших, как правило, визуальный, максимально адаптированный характер, а их язык был доступен для широких слоев. Вместе с тем, принципиальным отличием новой знаковой системы, поменявшим ее смысловое содержание, было то, что она воспринималась в новом контексте индустриального и интегрированного общества. В результате изменился тот смысловой код, которым символы наделялись.

Практическая значимость работы

Практическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что фактические материалы, представленные в нем, а также его теоретические и практические выводы могут быть использованы в научной и научно-педагогической деятельности, в частности, для дальнейшего изучения и преподавания британской истории XVIII-XIX вв., разработки общих и специальных курсов по новой истории, истории национальных движений в Европе. Материалы диссертации могут быть использованы философами и политологами, которые занимаются изучением проблем национальной идентичности и этноконфессиональных отношений.

Кроме того, материал диссертации показывает примеры относительно безболезненного преодоления идентификационного кризиса в условиях модернизации, что может быть небезынтересно с точки зрения решения аналогичных проблем, возникающих в современном обществе.

Апробация результатов исследования

Основные положения и выводы диссертационного исследования были апробированы в докладах на международных, всероссийских и региональных научных и научно-практических конференциях, двадцати двух научных публикациях, в том числе в двух индивидуальных и одной коллективной монографиях. Материал диссертации использовался при написании учебных пособий, разработке лекционных курсов.

Работа обсуждалась на заседании кафедры новой и новейшей истории исторического факультета ЮФУ с привлечением специалистов кафедры археологии, истории древнего мира и средних веков исторического факультета ЮФУ, а также кафедры всеобщей истории Педагогического института ЮФУ.

Структура работы

Диссертация, построенная по проблемно-хронологическому принципу, состоит из введения, шести глав, объединенных в три раздела, заключения и списка использованных источников и литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновывается актуальность темы диссертационной работы, определяются объект и предмет исследования, обозначены хронологические рамки, цель и задачи исследования, указаны его методологические и теоретические основы. Значительную часть введения составляют характеристика степени изученности проблемы и анализ источников. Раскрыта научная новизна, положения, выносимые на защиту, показана практическая значимость результатов исследования.

Первая глава называется На пути к унии: англо-шотландский парламентский договор 1707 г. и посвящена дискуссиям, развернувшимся в Шотландии накануне заключения союза. В ней проанализирован сложный и противоречивый процесс англо-шотландской интеграции, в котором были задействованы все социальные и интеллектуальные слои.

Англо-шотландский контракт, реализованный в унии 1707 г., включал и политическую, и экономическую, и символическую составляющие - все то, вокруг чего в конечном итоге разворачивались дискуссии, призванные ускорить или, наоборот, положить конец процессу объединения. Основываясь на анализе широкого круга источников, автор выделяет ряд факторов англо-шотландского сближения, которые оказались решающими на рубеже XVII-XVIII вв. Это, в первую очередь, и культурно-исторические, связанные с общностью прошлого и с интеграционными процессами, протекавшими на протяжении XVII в., и экономические, основанные на взаимных экономических интересах и необходимости развивать модернизацию, и военно-политические, выражавшие концепт общей англо-шотландской стратегической безопасности. Значимость этих факторов состоит не в лобъективном воздействии на динамику подготовки и заключения унии, а в том, что они, будучи преломленными в создании современников, решающим образом сказались на дальнейшем восприятии союза.

Однако заключение договора и вступление его в действие еще не означало фактической инкорпорации. Шотландии еще предстояло пройти долгий путь через трансформацию системы управления, социальные и национальные бунты, политические реформы и экономические преобразования, прежде чем она обретет мир. Те противоречия, которыми англо-шотландские отношения характеризовались накануне унии, в результате заключения союза не только не были устранены, но, наоборот, выступили наиболее отчетливо.

Уния обострила конфликт, выражавшийся теперь не в реальном противостоянии, а в сознании шотландцев. Произошла рационализация конфликта, выразившаяся в согласовании интересов, но не исчерпавшая полностью противостояния, которое должно было разрешаться в двух направлениях. Во-первых, необходимо было привести в соответствие шотландскую и английскую экономики, иными словами, необходима была ускоренная модернизация, грозившая стать неразрешимой проблемой, из-за ограниченности шотландских ресурсов. Кроме того, осуществление модернизации наталкивалось на сопротивление той части шотландского общества, которая не могла принять политический аспект английского модернизационного процесса - а именно, свержение династии Стюартов.

Политический конфликт, в свою очередь, был тесно сопряжен с необходимостью административной реформы, поскольку ликвидация парламента создавала вакуум власти на севере Британии, который в условиях нестабильности представлял опасность самому процессу объединения. В результате необратимость интеграции была негарантированна до тех пор, пока в Шотландии не будет создано эффективной административной системы. Таким образом, в единый клубок оказывались завязаны разные уровни модернизационного процесса - экономический, политический, административный. Успешность модернизации как комплексного явления могла быть обусловлена только полным решением всех взаимообусловленных проблем.

Вторая сторона конфликта, заключалась в том, что противостояние идентичностей, сопровождавшее любые попытки интеграции, было институциализировано союзом 1707 г., обретя форму кризиса. Это второе направление своим предметом имело не реальные институты и практики, которые сопутствовали объединению и модернизации, а их преломление в сознании. В процессе восприятия находили отражение не только современные реалии, не отвечавшие, по мнению шотландцев, их интересам, но и исторические конфликты, память о былом англо-шотландском противостоянии. Решение этого второго конфликта должно было осуществляться путем лобработки исторической памяти, что требовало, с одной стороны, времени и активизации интеллектуального процесса, а, с другой, могло осуществляться параллельно с модернизационной трансформацией, становившейся условием изменения идентичности. Хотя первые попытки преодоления кризиса идентичности были сделаны уже в процессе подписания договора об объединении, процесс был далек от завершения.

Таким образом, в результате заключения унии 1707 г. конфликт, долгое время носивший характер англо-шотландского противостояния, приобрел, скорее, внутренний, чем внешний характер, и основной задачей, вставшей пред шотландским обществом, стала проблема нахождения внутреннего компромисса, в том числе и компромисса с собственным прошлым. Сформировавшийся в результате заключения парламентского союза конфликт не был противостоянием социальным, политическим или экономическим - все эти стороны являлись составляющими общего конфликта идентичности, успешное разрешение которого зависело от комплекса факторов. Возможность его преодоления находилась в руках самих шотландцев и зависела от того, насколько эффективно они используют находящиеся в их распоряжении ресурсы - социальные, психологические, экономические и другие.

Во второй главе Уния и протест автор доказывает, что модернизация Шотландии, благодаря унии получившая новый стимул развития, предполагала активную динамику перемен во все сферах жизни общества. Она предусматривала не только изменения в структуре производства, в управлении, или в социальных связях, трансформации должна была подвергнуться вся система социальных связей, включая видимые и дискурсивные символы. Уния, благодаря которой рушился мир традиционных шотландских отношений, становилась зримым воплощением модернизации. Реакцией на эти изменения стал массовый протест первой половины XVIII в.

Рассматривая эволюцию социального протеста в Шотландии с конца XVII по середину XVIII в., автор констатирует, что модернизационная нестабильность присуща, в большей или меньшей степени, любому обществу, переживающему трансформацию. Она может проявляться в форме уличных беспорядков, хлебных бунтов, или революционных потрясений. Тот факт, что модернизация социально-экономической сферы часто сопровождается политической трансформацией или процессами нацие-строительства дает основание связывать проявления протеста с изменениями в этих сферах. Однако общественная нестабильность хотя и может принимать форму национального или политического протеста, как правило, все же связана с модернизационным переходом.

Стремясь сохранить прежний мир социальных отношений, шотландцы воспринимали все попытки его разрушить как вторжение в мир традиционного, наделенного особым смыслом. Отношения, уходящие корнями в патриархальные клановые структуры и патронажные практики, составляли основу шотландской идентичности, поэтому нарушения в этих связях неизменно порождало ее кризис. С другой стороны, от преодоления протеста в равной степени зависел и успех англо-шотландского союза, и степень, темпы, характер шотландской модернизации. Последней попыткой сохранения традиционных отношений, традиционной культуры для шотландцев стало якобитское движение, которое может быть охарактеризовано с нескольких позиций. Во-первых, бесспорен факт его националистической окраски. Об этом свидетельствует как массовая поддержка, так и те лозунги, которые выдвигались его участниками. Во-вторых, политическая антиганноверская подоплека тоже вполне очевидна, показателем чему современные споры между историками, часть которых связывает движение с простюартовскими настроениями.

Но более глубокие корни этого движения, думается, тоже лежат в модернизационной нестабильности, происходившей от региона в составе Британии, менее всего подготовленного к модернизации. Явления же, сопровождавшие модернизацию в Шотландии, и в частности, уния позволили облечь этот, по своей сути антимодернизационный протест, в националистические и политические лозунги. Более того, символическое насилие, примененное к участникам движения после его подавления, имело целью лишь ускорить модернизацию (часто, посредством уничтожения того, что ее сдерживало - пережитков клановости, родового землевладения и т.д.), но не репрессировать население региона. Все это позволяет, с одной стороны, постулировать непосредственную связь модернизации и якобитского движения, а с другой, поставить якобитизм в один ряд с проявлениями социального протеста, с которыми Шотландия столкнулась в первой половине XVIII в.

Поражение якобитского движения свидетельствовало как о необратимости модернизационного процесса, так и о том, что был разрушен прежний социокультурный контекст, с которым были связаны традиционные отношения. Интерпретировать все современные реалии, все процессы, происходящие в экономической, политической или культурной жизни теперь необходимо было в рамках новой системы координат, оси которой соответствовали интересам Шотландии в рамках Британии, и коммерческим отношениям, приходившим на смену традиционным. Политическая лояльность Стюартам, в той же степени, что и верность клановым вождям теперь уже не определяли место человека в социуме, как это было на протяжении многих веков.

Однако, в процессе якобитского движения, выжила та знаковая система, которая даже при утрате формальной независимости Шотландии, позволила шотландцам сохранить собственную культурную идентичность. На короткое время символы, коды шотландскости, были изъяты из обращения, а по окончании политики лумиротворения возвращены в общество развивающейся модернизации и в новом контексте обрели иной смысл. Эта символика находила свое выражение как в видимых знаках, таких так тартаны, клановые имена, и т.д., так и в формирующейся мифологии и культивировании отдельных сторон шотландской реальности, которые составляли наиболее ощутимые (зримые и дискурсивные) отличия от Англии.

В то же время после подавления якобитского движения мало кто сомневался в необратимости процесса англо-шотландской интеграции, которая неизбежно вела к трансформации идентичности. Задача состояла в другом - необходимо было выработать такой вариант национального сознания, который позволил бы сохранить чувство шотландскости в условиях процесса политической, административной и экономической унификации. Иными словами, необходимо было привести в соответствие знаки и символы, которые сохранили шотландцы, включая и представление о собственной истории, и многочисленные визуальные коды с меняющимся в ходе модернизации контекстом.

В третьей главе Административная унификация автор доказывает, что система управления, установившаяся в Шотландии после унии, при кажущихся радикальных изменениях не стала чем-то принципиально новым. Политические практики детерминировались патронажем, уходившим корнями в клановую корпоративность, в системе которой вождь оказывал покровительство своим подданным, взамен претендуя на их лояльность. Оттого, очевидно, Лондон и ставил своей целью заручиться поддержкой элиты, справедливо рассчитывая, что верность клановым вождям будет противостоять в представлениях шотландцев риторике тех, кто призывал на борьбу под знамена патриотизма. В свою очередь, сознание элиты становилось все более рационалистичным по мере втягивания в орбиту британской колониальной экономики, и все это способствовало тому, что волнения, несмотря на их кажущийся размах, в итоге привели к победе юнионистских сил.

Рассматривая этапы формирования институциональной идентичности, автор считает, что деятельность локальных филантропических организаций и местного управления, которые были каналом, соединяющим общественную инициативу и локальный скептицизм в оценках роли центрального правительства, сыграла значительную роль в формировании основ гражданского общества в Шотландии. В результате, шотландцы, не претендуя на то, чтобы быть самостоятельным государством в формальном смысле, сформировали институциональную идентичность, ставшую гражданским воплощением их нации.

Такая гражданская идентичность могла возникнуть только в условиях, когда на смену религиозным представлениям о богоданности человеческих институтов приходит идея о человеке, как творце общества. В то же время непременным условием такой трансформации является то, что параллельно с духовной и идеологической динамикой должна была сложиться группа секулярных интеллектуалов, которая бы, являясь носителем новых идей, могла формулировать и тиражировать их в массовое сознание. Иными словами, самоуправление гражданского общества в Шотландии реализовывалось одновременно с формированием бюрократического этоса, социальным измерением которого стало оформление слоя профессионалов, которые, скорее, управляли, нежели правили.36 Элементы этого сознания проникали повсюду - и в государственные и в локальные учреждения, проявляя себя в развитии медицины, образования, социальной работы и производства, составляя основу новой идентичности.

В четвертой главе, Социально-экономическая модернизация, рассматривается эволюция шотландской социально-экономической системы, что предполагало переход от традиционного общества, где зачастую преобладали патриархальные связи и патронажные практики, идущие от родовых отношений, к индустриальному, преимущества которого должны были испытать на себе, в первую очередь, представители клановой элиты и шотландской аристократии. Эффективность этого процесса должна была зависеть от комплексности преобразований, необходимых как в области организации производства, социальных отношений и управления, так и в сфере культуры и идентичности. Однако становление новых отношений было невозможно до тех пор, пока в обществе преобладала приверженность традиционным социальным нормам, с которыми связывалась вся предшествующая история Шотландии.

В главе автор последовательно доказывает, что значимость модернизации для шотландской идентичности объясняется несколькими факторами. Во-первых, на протяжении долгого времени, вплоть до XVII в., Шотландия не представляла собой единства, ни этнического, ни культурного, ни хозяйственного, ни политического, что делало невозможным реализацию проекта по созданию единой национальной шотландской идентичности. Результатом реструктуризации сельскохозяйственного сектора горной Шотландии и включения его в общешотландский хозяйственный механизм, стало то, что Э. Хобсбаум назвал тремя столпами индустриализма, выходящими далеко за пределы самого сельского хозяйства37.

Во-вторых, модернизация не только способствовала объединению страны, интеграции разных ее частей, хотя и обладающих разным экономическим потенциалом, но ставящих общие экономические цели, но и обозначила перспективы дальнейшего экономического развития, связанные с англо-шотландским сотрудничеством.

В третьих, в результате модернизации сформировался слой населения, развитие которого было непосредственно связано с культурным, торговым, политическим, военным взаимодействием Англии и Шотландии. Получив европейское образование на континенте, представители этого слоя, втягиваясь в британскую имперскую систему, ощущали себя, в первую очередь британцами, что нисколько не мешало им культивировать шотландскую идентичность.

В четвертых, благодаря экономической трансформации и стремительной социальной динамике, формировалась интеграционная административная система, которая, с одной стороны, встраивала Шотландию в британские структуры, в том числе, и имперские, а, с другой, способствовала сохранению сети механизмов местного управления на территории самой Шотландии. Важно было, что эта новая система не порывала коренным образом с традиционными институтами, прочно интегрировав их, и видоизменяя в зависимости от требований времени и ситуации, и составляя основу гражданской идентичности. В рамках новой системы шотландцы могли реализовывать свои интересы посредством участия в многочисленных формальных и неформальных организациях, что давало им чувство причастности к осуществлению управления своей родиной. Таким образом, формирующаяся административная система включала два важнейших компонента, сыгравших определяющую роль в выстраивании новой идентичности. Во-первых, новые органы управления строились на основе уже существующих традиционных, а, во-вторых, к участию в этих органах управления могли привлекаться самые широкие слои населения. Как результат, создававшееся чувство непрерывности развития способствовало излечиванию идентификационного кризиса, образовавшегося в результате утраты политических легислатур.

И, наконец, еще одно значение модернизации заключалось в том, что она, изменив условия развития шотландского общества, обострила проблему совмещения прошлого и настоящего на уровне сознания. Кризис идентичности не мог быть преодолен до тех пор, пока в сознании шотландцев существовал разрыв между представлениями об обществе, истории и символах, их олицетворяющих - с одной стороны, и реалиями зарождающегося индустриального общества - с другой. Трансформация идентичности должна была происходить в процессе ре-интерпретации традиционных символов посредством соотнесения их с новым историческим контекстом. Своеобразной подсказкой для интеллектуалов, занимавшихся решением этой задачи, было то место, которое процветающая Шотландия занимала в рамках Британской империи. Уже к средине XVIII в. произошло выстраивание механизма (экономического, административного, культурного), создававшего условия не только для инкорпорирования экономики в британские структуры, но и для адаптации идентичности, в рамках которой могла совмещаться шотландскость и британскость. Формирование этих методов осуществлялось на основе традиционных принципов отношений и в рамках британских модернизационных практик, но в перспективе имело решающее значение для оформления шотландской национальной идентичности.

В то же время, несмотря на значимость модернизации, ее, очевидно, нельзя считать непосредственной причиной формирования особой шотландской концентрической идентичности. Скорее, модернизация создавала условия, при которых деятельность, направленная на экономическую, социальную и политическую интеграцию, а также усилия интеллектуалов по трансформации идентичности были успешны. При этом, как показала европейская история и XIX, и XX вв. в ряде случаев модернизация приводила к развитию национальных движений под лозунгами политического суверенитета. Последствия модернизации, такие как создание единого рынка, унификация системы управления, социальная мобильность должны были осознаваться социумом как благо, способствующее процветанию нации. Эта задача решалась в ходе дискуссий, направленных на интеллектуальное конструирование нации. Иными словами, хотя в Шотландии в эпоху нового времени модернизация и стала одним из факторов, способствовавших становлению концентрической, сочетавшей одновременно идею шотландскости и британскости, идентичности.

В пятой главе, Интеллектуальные дискуссии XVIII в., автор доказывает, что интеллектуальные дискуссии, сопровождавшие подготовку, подписание и обнародование унии, не менее важны, чем ее политические, международные или экономические аспекты. Тем более они значимы, что именно интеллектуалы, публицисты, историки, писатели и художники, создавали тот образ союза, который во второй половине XVIII и в начале XIX в. тиражировался в массовое сознание, формируя национальную шотландскую идентичность. Это был общеевропейский процесс, в котором листориков, как и всех остальных, увлекла волна национализма, и многие из них не видели никакого противоречия между профессиональными требованиями и работой над своекорыстной национальной историей.38

Шотландская интеллектуальная история XVIII в. заключает в себе несколько тенденций. Сами противоречивые социокультурные условия, в которых она формировалась, наложили отпечаток на внутренние сложности ее развития. С одной стороны, очевидны попытки шотландских интеллектуалов спасти шотландскую историю от забвения. Эта перспектива была вполне очевидна в условиях англо-шотландской интеграции. Но с другой стороны, то прошлое, с которым связывалась история англо-шотландских отношений, а это была, как правило, история противостояния, не отвечало потребностям Шотландии XVIII в. Более того, это прошлое не устраняло, а, наоборот, способствовало углублению кризиса идентичности.

Становилось очевидным расслоение истории на листорию как прошлое, и на листорию как повествование об этом прошлом. Если до XVIII в. эти два уровня совпадали, или, по крайней мере, не столь социально значима была разница между ними, теперь же возник разрыв, от ликвидации которого зависело то, насколько успешно Шотландия преодолеет кризис идентичности. И хотя феномен кризисной идентичности в ряде произведений может быть зафиксирован уже на рубеже XVII-XVIII вв., его наибольшее влияние ощущается во второй половине XVIII столетия, когда процесс англо-шотландской интеграции становится необратимым, а последствия модернизации все более ощутимы.

Вместе с тем, именно в этот период делаются попытки преодоления разрыва между прошлым и настоящим, которые были связаны с обработкой исторической памяти, в направлении его деконфликтолизации, позиционирования англо-шотландских отношений как истории неизбежного сближения и пути к унии. Мемориизация и забвение становятся средством преодоления идентификационного кризиса. В наиболее полном и развернутом виде эти идеи были реализованы в творчестве Джона Пеникуика, оказавшего решающее влияние на шотландскую интеллектуальную культуру XVIII и XIX вв. и заложившего основу романтической революции реализованной В. Скоттом.

Этому процессу, имевшему как интеллектуальное значение, так и социально-политическое, посвящена шестая глава исследования, Шотландская романтическая революция первой половины XIX в., в которой автор рассматривает как, используя и переоценку событий прошлого, и связанную с ней мифологизацию истории, и, в некоторых случаях, следуя принципу социальной амнезии, как средству преодоления конфликта, перевода идентичности из конфликтной в консенсусную стадию, шотландские историки и публицисты сумели создать т.н. концентрическую идентичность. Будучи каледонцами, лелея и воспроизводя древнюю культуру и историю своей страны, шотландцы одновременно были и практик, но в перспективе имело решающее значение для оформления шотландской национальной идентичности.

Этому процессу, имевшему как интеллектуальное значение, так и социально-политическое, посвящена шестая глава исследования, Шотландская романтическая революция первой половины XIX в., в которой автор рассматривает как, используя и переоценку событий прошлого, и связанную с ней мифологизацию истории, и, в некоторых случаях, следуя принципу социальной амнезии, как средству преодоления конфликта, перевода идентичности из конфликтной в консенсусную стадию, шотландские историки и публицисты сумели создать т.н. концентрическую идентичность. Будучи каледонцами, лелея и воспроизводя древнюю культуру и историю своей страны, шотландцы одновременно были и жителями Северной Британии. При этом история страны понималась в первую очередь как ее дух, характер ее жителей, ее культура.

Обработка исторического прошлого, его адаптация к условиям модернизирующегося общества была связана с деятельностью интеллектуалов, которые должны были примирить прошлое с настоящим, преодолев кризис идентичности. История и публицистика были средствами преодоления этого кризиса. Не фальсифицируя прошлое, интеллектуальные элиты смогли создать такой его вариант, который в равной степени устраивал и британские политические элиты, и шотландцев. Деятельность этих творцов прошлого была обусловлена многими факторами, и, конечно же, она несводима к какой-либо предначертанности объективными или субъективными факторами.

Преодоление того кризиса идентичности, который сформировался в результате целого ряда драматических событий шотландской истории рубежа XVII-XVIII вв., включая и резню в Гленко, и Дарьенскую авантюру, и унию 1707 г., было связано с необходимостью изменения сознания и формирования такого языка, и, шире, такой знаковой системы, в категориях которой можно было бы объяснить происходящие изменения. Память и идентичность оказывались связаны теснейшим образом. В результате длительного процесса трансформации идентичности сформировались и до сих пор существует целый ряд бинарных оппозиций, отражающих противоречивое отношение к процессу англо-шотландской интеграции, однако все они ориентированы не по вертикали, то есть имеют не диахронный, а синхронный характер, подчиняя тем самым прошлое настоящему, и именно настоящее рассматривая как ту систему координат, в которой оценивается событие. Среди таких дихотомий наибольшее значение имели противопоставление разума, фиксировавшего целесообразность упрочения англо-шотландских контактов и души, зовущей шотландцев в независимое прошлое; т.н. лизобретение традиции, которая должна была примирить прошлое и настоящее; и, в конечном счете, сама категория люнионистский национализм, в которой националистические чувства шотландцев могли быть наиболее полно реализованы лишь в союзе с Англией.

Удивительным образом эти противоречия преодолевались в процессе обработки прошлого, формируя новый нарратив, отвечающий потребностям времени. Шотландские интеллектуалы XVIII - первой половины XIX в., которым довелось жить в период наиболее драматической ломки идентичности, сочетая разум, воспетый идеологами Просвещения, и сердце, призывающее сохранить исконную шотландскую культуру, отыскивали ответы на волнующие их вопросы в прошлом, одновременно, адаптируя историю к реалиям модернизирующегося общества. Делая предметом своих изысканий прошлое, они транслировали его в современную им Шотландию.

В заключении диссертации автор подводит итоги исследования, выделяя основные этапы формирования шотландской национальной идентичности, связывая их с модернизационным процессом, а также характеризует факторы этой эволюции.

На первом этапе, продолжавшемся с конца XVII в. по 1746 г., активно велись дискуссии по вопросу о принятии унии, а затем - о роли заключенного союза. Этот же период был ознаменован разрушением традиционных экономических, социальных, политических общественных связей и практик, а также массовым неприятием объединения, проявлениями протеста, сочетавшегося с социальными выступлениями, связанными с модернизационной ломкой, и все это сопровождалось интеллектуальными идеями о потере древней свободы и трагедии героической нации. Высшей точкой этого недовольства стало якобитское движение, сочетавшее антиганноверские и антиюнионистские лозунги, но по своей сути уходящее корнями в социальное противостояние и поляризацию сил, свойственные для эпохи модернизации. Вместе с тем, со временем подвергшись мифологизации, якобитизм на протяжении последующего времени сохранился в качестве одной из основ шотландской идентичности, приобретя знаковую, семиотическую функцию.

Параллельно с этим, начавшимся процессом пересмотра шотландцами своего прошлого в пользу неконфликтного образа англо-шотландских отношений, и, в значительной мере, способствуя изживанию политического противостояния, шла консолидация нации, факторами которой были несколько обстоятельств. Во-первых, значимым фактором интеграции шотландцев стало объединение на почве неприятия английской политики рубежа XVII-XVIII вв. Первым массовым проявлением национального единения, продемонстрировавшим формирование разделяемой всеми шотландцами идеи нации, становится инициатива участия в Дарьенском предприятии, крах которого лишь укрепил идею противостояния Шотландии и Англии. Его формой становятся массовые выступления первых десятилетий XVIII в. А, во-вторых, шотландская модернизация привела к ускорению темпов интеграции разных ее регионов, в том числе и Хайленда, где традиционные отношения сочетались с насильственно формируемыми рыночными. Такое единство выражало идею общности национальных интересов не только между разными регионами, но и между слоями формирующейся нации.

Второй этап становления национальной шотландской идентичности, включающий время с середины 1740-х гг. по конец XVIII в., стал периодом активной модернизации Шотландии, когда произошел качественный скачок в развитии основ индустриального общества, в том числе и в Хайленде. Вместе с тем, это было время, когда шотландцы, уже в рамках британской нации, впервые ощутили экономические результаты своего вхождения в состав Великобритании. Шотландская идентичность в этот период проявляет себя как идентичность институциональная, гражданская, реализовывающаяся в особых институтах, таких как церковь, образование, правовая система, развивавшихся без активного вмешательства центральных британских властей. Одновременно интеллектуалами в разных формах разрабатывается идея о бесперспективности шотландского исторического развития до унии, которая способствовала реализации идеи прогресса.

Наконец, третий период - первая половина XIX в. - стал временем окончательной реанимации исторического прошлого Шотландии путем трансформации социальной памяти, происходящей в условиях завершения промышленного переворота и формирования слоев индустриального общества. Инициированное В. Скоттом воскрешение шотландского прошлого, как романтического периода доблести и безобидной дикости, было подхвачено историками, которые, основываясь на анализе свидетельств былого, создавая общества и клубы, собирая и публикуя исторические источники, доказывали неизбежность и полезность англо-шотландского объединения. При этом, в отличие от просветительских идей, историки первой половины XIX в. видели в шотландской старине, пусть и непрямой, но путь к утверждению свобод. Просветительские представления об универсальности прогресса, наряду с развитой антикварной традицией, стали условием динамики исторической памяти.

Неправомерно было бы объяснять процесс трансформации идентичности какой-то одной группой причин субъективного или объективного свойства. В этой эволюции был задействован целый ряд факторов, относящихся как к традиционному, и, даже родовому обществу, характерному для Шотландии, так и являющихся признаками индустриальной цивилизации. Вместе с тем, действия причин экономического и социального порядка осуществлялись параллельно с влиянием интеллектуальных процессов. Сочетание различных, экономических и интеллектуальных, традиционных и современных механизмов, наряду с политикой правительства, обеспечили мягкий и социально-безболезненный переход к новой идентичности, которая сама впоследствии стала фактором модернизации.

Подвергшись трансформации, историческая память со временем превращается в романтическую ностальгию, в которой шотландская история является достоянием всей британской нации. Отказавшись от прежнего представления о прошлом как о политическом или военном факторе нацие-строительства в пользу его романтизации, Шотландия взамен получила процветающую экономику в рамках Британии. Происходивший параллельно с этим, процесс становления концентрической идентичности развивался очень неравномерно, а представления о неизбежности англо-шотландской интеграции стали результатом обработки исторической памяти шотландскими интеллектуалами.

Основные выводы и положения диссертации отражены в следующих публикациях автора:

Хайлендерский клан: социальная природа и специфика развития в XVI в. // Древний мир и средние века. Ростов-на-Дону, 2000. - 0.5 п.л.
Некоторые особенности генезиса феодализма в Северной Шотландии в XVI веке // Сборник научных трудов сотрудников и аспирантов исторического факультета РГУ, посвященный памяти Ю.В. Кнышенко. Ростов-на-Дону, 2002. - 0.5 п.л.
Об итогах хайлендерской политики шотландских монархов (XVI - начало XVII вв.) // Сборник научных трудов сотрудников и аспирантов исторического факультета РГУ, посвященный памяти Ю.В. Кнышенко. Ростов-на-Дону, 2002. - 0.4 п.л.
Формирование идеологических основ хайлендерской политики шотландских монархов в период раннего нового времени // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Ростов-на-Дону, 2002. № 2. - 0.6 п.л.
Ивен Алансон Камерон и его потомки: обычные вожди необычного клана // Человек второго плана в истории. Вып. 2. Ростов-на-Дону, 2005. - 1.2 п.л.
Сэр Джон Кларк Пеникуик и кризис шотландской
идентичности в первой половине XVIII века // Диалог со временем: альманах
интеллектуальной истории. Вып. 15, М., 2005. - 1 п.л.
Вальтер Скотт и шотландская национальная идентичность первой половины XIX в. // Личность в политике, науке, культуре (всемирная история). Ярославль, 2005. - 0.4 п.л.
Проблемы идентичности и культурный национализм XVIII-XIX вв. // Политическая культура XIX века: Россия и Европа. М., 2005. - 0.5 п.л.
Нация и национализм в контексте исторической антропологии // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Ростов-на-Дону, 2006. № 1. - 0.6 п.л.
Шотландский якобитизм: бунт или национальное движение? // Британские исследования. Вып. 1. Ростов-на-Дону, 2006. - 1 п.л.
Клановая система горной Шотландии: традиции и модернизация. Монография. Ростов-на-Дону, 2006. - 19 п.л.
В поисках национальной идентичности: внезапная смерть шотландской истории // Историческое знание: теоретические основания и коммуникативные практики. М., 2006. - 0.6 п.л.
Англо-шотландская уния 1707 г.: память, забвение, идентичность // Cogito. Альманах истории идей. Вып. 1. Ростов-на-Дону, 2006 г. - 1 п.л.
Обреченная нация в поисках прошлого: В. Скотт и шотландская романтическая революция в историописании // Диалог со временем: альманах
интеллектуальной истории. Вып. 21. М., 2007. - 1.2 п.л.
Шотландцы и Уния Криса Уотли: Новый этап изучения англо-шотландской парламентской унии // Cogito. Альманах истории идей. Вып. 2. Ростов-на-Дону, 2007 г. Ц1 п.л.
Диалоги со временем. Память о прошлом в контексте истории. Коллективная монография. М., 2008. - 2 п.л.
Уния и модернизация: становление шотландской национальной идентичности в XVIII - первой половине XIX в. Монография. Ростов-на-Дону, 2008. - 15 п.л.
Национализм и институциональная идентичность: местное управление в Шотландии в XVIII - 1 половине XIX века // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Ростов-на-Дону, 2008. № 5. - 0.7 п.л.
Умиротворение горной Шотландии в контексте шотландской модернизации // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Ростов-на-Дону, 2009. № 2. - 08. п.л.
Уния, модернизация, идентичность: Шотландия во второй половине XVIII - первой половине XIX вв. // Вестник ВГУ. Серия история, политология, социология. Воронеж, 2009. № 2. - 0.8 п.л.
Власть символов или символы власти Шотландии в первой половине XIX в. // Диалог со временем: альманах интеллектуальной истории. Вып. 25/1. М., 2008. - 1.1 п.л.
Англо-шотландская парламентская уния в современной англо-шотландской историографии // Известия ТТИ ЮФУ. Гуманитарные и информационные технологии. (В печати, планируется к выходу в июне 2009 г.) - 0.6 п.л.

1 Ерофеев Н.А. Англо-шотландская уния 1707 г. // Новая и новейшая история. 1975. № 6.

2 См, напр.,: Зверева Г.И. История Шотландии. М., 1987; Бурова И.И. Две тысячи лет истории Англии. СПб., 2007.

3 Штокмар В.В. Англо-шотландские отношения накануне соединения двух королевств в конце 80-х годов XVI в. // Проблемы отечественной и всеобщей истории. Ленинград. 1976; Штокмар В.В. Некоторые условия и дипломатическая подготовка объединения Англии и Шотландии в конце XVI - нач. XVII вв. // Англия XIV - XVII вв. Проблемы генезиса капитализма. Вып. 2. Горький. 1974; Басовская Н.И., Зверева Г.И. Союз Франции и Шотландии XII - XV вв. // Средние века. Вып. 48. М., 1985; Брант М.Ю. Шотландия в Европейской системе государств (вторая половина XVI века). М., 1993; Гроздова И.Н. Шотландцы, тенденция этнического развития // Современные этнонациональные процессы в странах Западной Европы. М. 1981; Федосов Д.Г. Геральдика в Шотландии // Средние века. № 54. М., 1991; Магаков Г.Ю. Шотландия и англо-шотландская луния корон начала XVII в. // Проблемы социальной истории и культуры средних веков. Л., 1987; Он же. Казнь Марии Стюарт и содержание англо-шотландского дипломатического кризиса 1587-1588 годов // Средневековая Европа. История и историография. Вып. 1 Воронеж, 1997; Апрыщенко В.Ю. Клановая система горной Шотландии: традиции и модернизация. Ростов-на-Дону, 2006; Он же. В поисках национальной идентичности: внезапная смерть шотландской истории // Историческое знание: теоретические основания и коммуникативные практики. М., 2006.

4 Lythe S.G.E. and Butt J. An Economic History of the Scotland 1100-1939. Glasgow and L., 1975; Daiches D. Scotland and the Union. L., 1977; Lenman B. Integration, Enlightenment, and Industrialization. Scotland 1746-1832. L., 1981; Donaldson G. Scotland: The Shaping of a Nation. L., 1993.

5 См., напр., их работы: Whyte I.D. Proto-industrialization in Scotland // Regions and Industries: A Perspective on the Industrial Revolution Britain. Ed. by P. Hudson. Cambridge. 1989; Whyte I.D. Scotland before the Industrial Revolution. L., 1995; Whatley C.A. Scottish Society 1707-1830. Beyond Jacobitism, towards industrialization. Manchester-NY., 2000; Whatley Ch. Bought and Sold for English Gold? Explaining the Union of 1707. Edinb. 1994.

6 Подробный историографический анализ работ К. Уотли см.: Апрыщенко В.Ю. Шотландцы и Уния К. Уотли: Новый этап изучения англо-шотландской парламентской унии // Cogito. Альманах истории идей. Вып. 2. Ростов-на-Дону, 2007.

7 Whyte I.D. Scotland before the Industrial Revolution. L., 1995. P. 298.

8 Ferguson W. The Making of the Treaty of the Union of 1707 // Scottish Historical Review. 1964. № 43. P. 89-90.

9 Ash M. The Strange Death of Scottish History. Edinb., 1980.

10 Ibid. P. 9.

11 См., например, Lynch M. Scotland: A New History. L., 1991. P. 354-359.

12 Fry M. The Whig Interpretation of Scottish History // The Manufacture of Scottish History. Edinb., 1992.; Kidd C. Subverting ScotlandТs Past. Camb., 1993.; Pittock M. Invention of Scotland: The Stuart myth and the Scottish Identity, 1638 to the present. L., 1991.; Pittock M. The Myth of Jacobite Clans. Edinb., 1995.

13 Fry M. The Whig Interpretation of Scottish History // The Manufacture of Scottish History. Edinb., 1992. P. 82-83.

14 Pittock M. Invention of Scotland: The Stuart myth and the Scottish Identity, 1638 to the present. L., 1991. P. 73-133.

15 Pittock M. The Myth of Jacobite Clans. Edinb., 1995. P. 5.

16 Finlay R. Controlling the Past: Scottish Historiography and Scottish Identity in the 19th and 20th Centuries // Scottish Affairs. 1994. № 9. P. 128-131; Paterson L. The Autonomy of Modern Scotland. Edinb., 1994. P. 59-67.

17 Finlay R. Controlling the Past: Scottish Historiography and Scottish Identity in the 19th and 20th Centuries // Scottish Affairs. 1994. № 9. P. 128.

18 Morton G. Unionist Nationalism. Edinb., 1999. P. 46-49.

19 Brockliss L., Eastwood D. Introduction. A Union of multiple identities // A Union of multiple identities. The British Isles, c.1750-c.1850. Ed. by L. Brockliss, D. Eastwood. Manchester-NY., 1997. P. 2.

20 Мегилл А. Историческая эпистемология. М., 2007. С. 140.

21 Репина Л.П. Опыт междисциплинарного взаимодействия и задачи интеллектуальной истории // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Вып. 15. М., 2005. С. 5.

22 Smith Ph., West B. Cultural Studies // Encyclopedia of Nationalism. 2 vols. Vol. I. Ed. by A.J. Motyl. San Diego, 2001. P. 95.

23 The Articles of Union // Acts of the Parliaments of Scotland. Ed. by T. Thomson, C. Innes. 12 vol. Edinb., 1814-1875. Vol. XI. P. 406-413.

24 Acts of the Parliaments of Scotland. Ed. by T. Thomson, C. Innes. 12 vol. Edinb., 1814-1875.

25 State papers. Scottish Record Office. SP3/1; Breadalbane papers. Scottish Record Office. GD/112/39/159/10; Campbell of Barcaldine papers. Scottish Record Office. GD170/629/35/1.

26 The Massacre of Glencoe. Historical background document extracts and copies. Scottish Record Office. Edinb., 1995.

27 См., напр.: Ecclesiastical Records of the Presbytery of Lanark 1623-1709. Edinb., Abbotsford Club. 1889.

28 A Selection of Scottish Forfeited Estates Papers. 1715; 1745. Edited from the Original Documents, with Introduction and Appendices by A.H. Millar, LL.D., F.S.A. Scot. Edinb., 1909; Culloden Papers L. 1912; The Highlands of Scotland in 1750. Ed. by Andrew Lang Edinb. 1898.

29 См., например, Fraser W. The Book of Carlaveroch. Privately printed for William Lord Herries in fulfilled of the wishes of his later brother the Honourable Marmaduke Constable Maxwell of Terregles. 2 vol. Edinb., 1873.; Macdonald A., Macdonald A. The Clan Donald. 3 vol., Edinb., 1896.

30 Sir W. Scott. The Tales of Grandfather: being the History of Scotland from the earliest period to the close of Rebellion 1745-46. L., 1925; Sir John Clerk. History of the Union of Scotland and England. Ed. by D. Duncan. Edinb., 1993; Tytler P.F. History of Scotland. Edinb., 1828-1843.

31 Forbes to Walpole, Aug. 1716 // Culloden Papers, L. 1912; The Letters of Robert Burns. Ed. by G. Ross Roy. Oxf., 1985; The Marlborough - Godolphin Correspondence. Ed. by. H.L. Synder. Oxf., 1975. 3 vol.; Lord Cockburn. Circuit Journeys. Hawick, 1983; Rose G.H. The Marchmont Papers. L., 1831.

32 См., напр.: Defoe D. An Essay at Removing National Prejudices Against a Union with Scotland. Part I. L., 1706.

33 См., напр.: Reasons For An Union Between the Kingdoms of England and Scotland. L., 1706. Glasgow University Library Special Collections Unit, James Dean Ogilvie Collection; William Setton of Pitmedden. Scotland's Great Advantages By An Union with England: Showen in a Letter From the Country, To a Member of Parliament (1706). Glasgow University Library Special Collections Unit, James Dean Ogilvie Collection.

34 United and Separate Parliaments. Ed. by Paul Scott. Edinb., 1982.

35 BlackwoodТs Edinburgh Magazine. Edinb., 1834. November, № xxxvi.

36 Nairn T. Faces of Nationalism. Janus Revisited. L.-NY., 1997. P. 204.

37 Хобсбаум Э. Век Капитала. 1848-1875. Ростов-на-Дону, 1999.

38 Тош Д. Стремление к истине. Как овладеть мастерством историка. М., 2000. С. 23.

Авторефераты по всем темам >> Авторефераты по истории

Blog