Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по разное  

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

УРЬЕ Вадим Миронович

Трансформации аристотелевской лонтологии в византийских богословских дискуссиях VIЦVII веков

09.00.03 Ч история философии

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора философских наук

Санкт-Петербург

2008

Работа выполнена на кафедре истории философии факультета философии и политологии Санкт-Петербургского государственного университета

Научный консультант Ч доктор философских наук, проф. Б. Г. Соколов

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, проф. Д. В. Шмонин

доктор философских наук, проф. Д. И. Макаров

доктор филологических наук, проф. Г. М. Прохоров

Ведущая организация: Санкт-Петербургский Государственный Политехнический университет.

Защита состоится л__ ______ 2008 г. в __ часов на заседании совета Да212.232.05 по защите докторских и кандидатских диссертаций при СанктПетербургском государственном университете по адресу: 199034, СанктПетербург, Менделеевская линия, д. 5, философский факультет, ауд. ____ .

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета (Университетская наб., д. 7/9).

Автореферат разослан л_______________ 2008 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат философский наук, доцент А. Б. Рукавишников

Общая характеристика диссертационного исследования

Актуальность темы исследования

Вопросы изучения византийской философии, как и византийской культуры в целом, приобретают все большую актуальность в современном российском обществе, и это естественное следствие все углубляющегося понимания необходимости познания нашим обществом собственных корней. Изучению философской традиции тут принадлежит особая роль, так как именно в ней эксплицируются основные мировоззренческие концепции.

Усиление интереса к византийской философии характерно также и для мирового научного сообщества, ищущего путей для преодоления мировоззренческих ограничений западных философских систем.

Особое внимание уделяется византийской философии в рамках кросс-культурных исследований и, естественно, в рамках экуменического движения. С 1990-х годов в рамках экуменического движения интенсивно обсуждаются именно те вопросы, которым посвящена настоящая диссертация1.

В собственно научном отношении изучение византийской философии актуально, прежде всего, для более адекватного представления о генезисе и истории европейской философии в целом. До недавнего времени внимание ученых концентрировалось лишь на античной философской традиции. Но с этой традицией мы знакомы, главным образом, благодаря Византии, где она продолжала развиваться. В Византии античная традиция философствования продолжалась в особой среде, в контексте новой и собственно византийской философии, основы которой лежали за пределами греческой культуры, в иудейской традиции, хотя и адаптированной к греческой культуре еще в эпоху эллинизма. Характерной и до сих пор мало изученной фигурой на перекрестке античной философии, византийской философско-богословской традиции и латинской схоластики (для которой он тоже стал авторитетом) является Иоанн Филопон2, трудам которого уделяется особое внимание в настоящем исследовании.

В предлагаемом исследовании роль Иоанна Филопона оценивается как фундаментальная: будучи учеником Аммония Александрийского и крупнейшим философом его школы, он придал концептуализации византийского богословия еще один мощный импульс аристотелизма, сравнимый с тем, какой был получен в IV веке. На наш взгляд, масштабы этого воздействия аристотелизма Филопона на всю последующую византийскую традицию еще до сих пор далеко не оценены.

Научная актуальность темы трансформации византийской философской традиции от Иоанна Филопона до Максима Исповедника достаточно очевидно следует из имеющихся научных данных, но до сих пор подобное исследование не предпринималось.

Фигура преподобного Максима стоит в самом центре византийской богословской традиции Ч и не только в хронологическом смысле, но и в собственно историко-идейном. То или иное понимание св. Максима определяет взгляд на все дальнейшее богословие, причем, не только византийское, но и западное и сирийское. О Максиме будут продолжать спорить в Византии XI века3, на определенном прочтении Максима будут основываться те богословские концепции, которыми православная Византия стала отличаться от католического Запада. Особенно это станет заметно, начиная с XIV века4. Потому не приходится удивляться, что научная патрология с самого своего рождения в XVII веке проявляла к св. Максиму нарочитый интерес. Научные интересы тут постоянно переплетались с интересами межконфессиональной полемики и просто с интересами богословскими Ч поскольку такого всеобъемлющего богословского синтеза, как у Максима, в Византии и вообще в православном богословии не было никогда.

В последние десятилетия была осознана особая роль VI века как формативного периода для основных богословских традиций средневекового христианства Ч византийской, западной (латинской) и ряда восточных5. Это произошло, во многом, вследствие того, что с конца XIX века накопилась большая масса впервые введенных в научный оборот источников на восточных языках (сирийском, армянском, грузинском, коптском, арабском, эфиопском), представляющих собой переводы утраченных в греческом оригинале произведений. Через них исследователям открылся целый мир философских школ и богословских дискуссий, от которого в более поздней византийской традиции сохранялись лишь едва заметные следы. Отдельные линии этих дискуссий восстановлены трудами ученых ХХ века, но общая картина до сих пор остается неясной.

Поэтому важнейшей задачей настоящего исследования было воссоздание общей панорамы византийских философско-богословских дискуссий VI века. На наш взгляд, эти дискуссии дают ключ и ко многим до сих пор не понятым или не вполне верно понятым аспектам творчества Максима Исповедника.

Особую актуальность имеют исследования, связанные с историей оригенизма вообще и, в особенности, византийского оригенизма6. Спорами о разных видах оригенизма был заполнен весь VI век, и против оригенизма продолжал полемизировать Максим Исповедник на столетие позже. Но в истории оригенизма VI века остается множество белых пятен, а об оригенистских оппонентах Максима Исповедника ничего конкретного до сих пор неизвестно7. В настоящем исследовании отчасти восполняются эти пробелы.

Степень разработанности проблемы

Настоящее исследование основано на двух научных направлениях, каждое из которых имеет свою собственную историю. Во-первых, это изучение византийского богословия VI века, и, во-вторых, изучение богословия Максима Исповедника. Историографию каждого из этих направлений нужно охарактеризовать по отдельности.

Византийское богословие VI века изучалось в ранний период научной патрологии не особенно интенсивно. Тем не менее, большинство богословских трактатов, дошедших до нас от VI века на греческом, были изданы не позднее XIX века и успели войти в греческую Патрологию Ж.-П. Миня8. Тогда же появились первые исследования богословия этой эпохи, из которых следует особенно отметить работы Ф. Лоофса9. Но настоящая революция в этих исследованиях произошла на рубеже XIX и ХХ веков, после начала систематической публикации богословской литературы, сохранившейся на восточных языках и, прежде всего, на сирийском. Необходимым условием для такого взрывного развития исследований в области истории богословия и философии было учреждение двух научных серий, Patrologia Orientalis (Париж, 1897)10 и Corpus Scriptorum Christianorum Orientalium (основана при Лувенском Католическом университете в 1903 г.; к настоящему времени вышло более 600 томов), предназначенных для публикации подобных текстов силами всего международного научного сообщества. Российские ученые, Б. А. Тураев и Н. Я. Марр, принимали в этих сериях деятельное участие, которое, к сожалению, было прервано окончательно к концу 1920-х годов. Многие важные источники издавались и за пределами этих серий, но критическую массу источников образовали именно эти серийные публикации. В начале ХХ века Лувенский Католический университет создает лидирующую научную школу по изучению богословской литературы на языках христианского востока, основателем которой стал Жозеф Лебон.

Параллельно развивались исследования по систематизации и анализу этого постоянно расширяющегося материала. Во главе их до самой своей смерти стоял выдающийся патролог современности кардинал Алоиз Грилльмайер (1910Ч1998). Первой существенной попыткой систематизации новых материалов стал изданный в 1951Ч1954 годах (и с тех пор неоднократно переиздававшийся) трехтомный сборник статей, приуроченный к 1500-летию Халкидонского (Четвертого Вселенского) собора11. Именно в этом сборнике вышла обширная статья Ш. Мёллера, где были описаны ключевые особенности византийского богословия VI века и был введен в качестве их совокупного обозначения до сих пор популярный термин неохалкидонизм12. В 1969 году на концепцию Мёллера другой выдающийся патролог, Иоанн Мейендорф, отреагировал монографией Христос в византийском богословии13, в которой показывал, что неохалкидонизм Ч это такой подход к христианскому богословию, который на Востоке стал нормативным и традиционным, хотя на Западе он таковым и не стал. Таким образом, некоторые ключевые моменты богословских дискуссий VI века были найдены еще исследователями 1950-х и 1960-х годов. Сегодня эти исследования продолжились как в плане источниковедческом, так и в плане систематизации и анализа вводимых в научный оборот материалов.

Второе научное направление, в русле которого выполнено настоящее исследование, Ч это изучение богословия и философии Максима Исповедника.

Только в XX веке научная патрология подступила вплотную к осознанию богословского синтеза св. Максима в его полном масштабе. Приоритет здесь принадлежит молодому ученому из Киевской Духовной Академии Сергею Леонтьевичу Епифановичу (1886Ч1918), защитившему о св. Максиме двухтомную диссертацию. От этой диссертации дошли только отрывки (за небольшим исключением Ч лишь то, что он сам успел опубликовать), однако, даже этих отрывков достаточно, чтобы получить представление о подлинном объеме личности и трудов св. Максима.

Диссертация С. Л. Епифановича была защищена в роковом 1917 году, за год до скоропостижной смерти ученого в возрасте 32 лет. Издавать труд оказалось некому, а сейчас от экземпляра, отданного на сохранение в архив Киевской Духовной Академии, обнаружены лишь небольшие фрагменты, которые понемногу публикуются14. К счастью, сам автор успел издать полный конспект своей диссертации: Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие (Киев, 1915)15.

Почти независимо от С. Л. Епифановича шло переоткрытие богословия св. Максима на Западе. Пальма первенства тут принадлежала крупнейшему католическому богослову Гансу-Урсу фон Бальтазару (1905Ч1988), выпустившему в 1941 г. свою впоследствии самую знаменитую монографию Космическая литургия. Миросозерцание Максима Исповедника16. Максим предстал в ней лидером патристического неоплатонизма Ч в одном ряду с Оригеном, Григорием Нисским и Дионисием Ареопагитом. Несмотря на очевидную теперь для всех (а уже тогда очевидную после С. Л. Епифановича) односторонность такого подхода, значение труда швейцарского богослова и патролога трудно переоценить. Именно после его исследований жизнь и творения св. Максима заняли подобающее им одно из центральных мест в научных изысканиях по патрологии17.

В 1970-е гг. интерес к св. Максиму опять стал излишне конфессиональным. Появилась целая группа католических ученых, которая поставила своей целью доказать отличие богословия св. Максима от богословия св. Григория Паламы (XIV в.; отец православной церкви, который постоянно опирался на св. Максима, и чье богословие стало главным камнем преткновения между православием и католичеством), а также, разумеется, тождество Максимова богословия с позднейшими католическими концепциями. Во многом, развитие этого направления было вызвано диссертацией И. Мейендорфа о Григории Паламе (1959)18, где автор слишком прямолинейно настаивал на тождестве учения Паламы и Максима Исповедника19. В течение 1970-х годов появилась целая серия работ о св. Максиме, нарочито заостренная против его паламитского толкования20. Их авторы (обычно Ч католические богословы, группировавшиеся вокруг центра Istina в Париже), впрочем, пошли гораздо дальше, предложив вместо паламитского толкования Максима его новое католическое толкование, где Максиму приписывались римско-католические взгляды по всем вопросам, по которым произошло разделение между православием и католичеством.

Почти сразу это вызвало критику, приведшую к серьезному углублению наших знаний о богословии св. Максима. Сначала это были работы канадского патролога М. Дусе21, а потом, вслед за Дусе и опираясь на его работы, Ч фундаментальный труд французского патролога Жана-Клода Ларше.

Несмотря на некоторые оговорки, именно труд Ларше заключает в себе почти всю сумму современных знаний о богословии св. Максима. Этот труд разделен на две монографии: La divinisation de lТhomme selon saint Maxime le Confesseur [Обожение человека согласно св. Максиму Исповеднику] (Paris, 1996) (Cogitatio Fidei, 194) и Maxime le Confesseur, mdiateur entre lТOrient et lТOccident [Максим Исповедник, посредник между Востоком и Западом] (Paris, 1998) (Cogitatio Fidei, 208). Сейчас, спустя более десятка лет после публикации трудов Ларше, можно констатировать, что их автору удалось завершить все дискуссии по вопросам, поднимавшимся в трудах католических конфессиональных интерпретаторов Максима в 1970-е годы.

Отсутствие ближайшего контекста для богословия Максима Ч это важнейшая проблема для современных исследователей, и Ларше ее не решил, но попробовал обойти, стараясь объяснять мысли Максима только из его собственных сочинений, то есть лизнутри, а не лизвне. Поэтому рецензенты22 справедливо отметили, что Ларше не учитывает исторический контекст богословия св. Максима, рассматривая его слишком изолированно от остальных богословских концепций эпохи и даже пренебрегая подчас теми пассажами св. Максима, где он выстраивал мост между собственным богословием и такими, не замеченными Ларше, богословскими концепциями.

В самые последние годы различным аспектам богословия Максима было посвящено несколько монографий и множество статей. Заметные достижения в изучении мысли Максима в ее историческом контексте принадлежат и российским ученым Ч В. В. Петрову23 и выступающим в соавторстве Г. И. Беневичу и А. М. Шуфрину24. Не столь однозначно была воспринята научным сообществом еще одна попытка лцелостной реконструкции системы мышления Максима, предпринятая Димитрием Вафреллосом25, полемически заостренная против труда Ларше.

Предмет диссертационного исследования

Предмет диссертационного исследования Ч анализ вторичной трансформации аристотелевских онтологических категорий в христианском богословии VI и VII веков, то есть той трансформации, которой подвергался аристотелевский категориальный аппарат уже после его первичной трансформации в христианском богословии IV века.

Цель и задачи диссертационного исследования

Цель исследования - представить в их системной связи те трансформации аристотелевских онтологических категорий, которыми определялась динамическая картина конфессиональных разделений VI века, и, исходя из этой картины, определить характер процессов конфессиональной интеграции в VII веке.

Для достижения указанной цели автор ставит перед собой следующие задачи:

  • Изучить процессы трансформации в византийской традиции категории Аристотеля первая природа, то есть выработанной византийскими богословиями категории липостась.
  • Изучить процессы трансформации в византийском богословии концепции частная сущность, выработанной в александрийской платонистической школе толкования Аристотеля.
  • Представить целостную картину концептуальных споров между византийскими богословами VI века, с точным, насколько это возможно, выяснением генезиса каждого из направлений.
  • Определить значение Иоанна Филопона и связанной с его именем новой волны аристотелизма для всех богословских течений VIЧVII веков.
  • Выяснить судьбу оригенистских идей после осуждения оригенизма на Пятом Вселенском соборе (553) вплоть до эпохи Максима Исповедника.
  • Реконструировать генезис и раннюю историю (до эпохи Максима Исповедника включительно) монофелитства, обращая особенное влияние на трансформацию в монофелитских доктринах такой базовой философской категории, как природа.
  • Идентифицировать те концепции, против которых полемически выступал Максим Исповедник, особенно в его учении о бытии.
  • Проанализировать интерпретации ряда вопросов в учении самого Максима Исповедника.

Методологическая основа исследования

Методологическая основа исследования вытекает из его первооченредной задачи - реконструировать конфликтующие философско-богословские концепции VIЦVII веков как единую динамическую систему и увидеть место Максима Исповедника внутри этой системы. Это заставляет не ограничиваться методом исторического описания истории идей, но сочетать его с дедуктивно-акнсиоматическим методом. Преимущественный интерес для нашего исследования представляет не деятельность тех или иных лиц, а реконструирование внутренней логики истории идей.

Для интерпретации рассматриваемого материала использовались методы исторической герменевтики, сравнительно-исторического анализа, комплексного культурно-религиоведческого анализа.

Специфика исследуемого материала потребовала особого подхода, связанного с необходимостью привлекать методы истории и текстологии (то есть истории текстов) для установления взаимосвязи философских идей, находящихся в отношениях либо преемства, либо противостояния. В соответствии с фундаментальными принципами исследований в области патрологии, выводы о взаимодействии идей допускались только в тех случаях, когда возможность такого взаимодействия была заранее доказана исторически и/или текстологически.

Источниковедческая база исследования

Византийские богословские тексты VIЦVII веков, написанные на греческом языке, далеко не все дошли до нас на языке оригинала. Значительная их часть, особенно монофизитских авторов, дошла до нас лишь в древних переводах на восточные языки (более всего Ч на сирийский). Тексты, дошедшие на греческом, были, в основном, изданы не позднее XIX века и собраны, главным образом, в греческой серии Патрологии Ж.-П. Миня. Издание и систематизация текстов, дошедших на восточных языках, получили настоящее развитие лишь в ХХ веке, главным образом, в трудах ученых, связанных с Лувенским Католическим университетом (Бельгия).

Это, прежде всего, Жозеф Лебон с его монографией Севирианское монофизитство (J. Lebon. Le monophysisme svrien. tude historique, littraire et thologique sur la rsistance monophysite au concile de Chalcdoine jusquТ la constitution de lТglise jacobite. Louvain, 1909), издавший также основные богословско-философские тексты Севира Антиохийского (в серии Corpus Scriptorum Christianorum Orientalium). В середине ХХ века главой лувенской школы можно было считать Рене Драге, опубликовавшего монографию по Юлиану Галикарнасскому и все тексты богословской полемики между Севиром и Юлианом (R. Draguet. Julien dТHalicarnasse et sa controverse avec Svre dТAntioche sur lТincorruptibilit du corps du Christ. Louvain, 1924. Idem. Pices de polmique antijulianiste // Le Muson. 1931. T. 44. P. 235Ч317; 1941. T. 54. P. 59Ч89). От Драге эстафета перешла к Андре де Аллё (Ж 1994), автору классического труда о Филоксене Маббогском (A. de Halleux. Philoxne de Mabboug. Sa vie, ses crits, sa thologie. Louvain, 1963) и многих других работ по патрологии христианского востока.

Масса вводимых в научный оборот источников уже к 1970-м годам оказалась настолько велика, что задача ее хотя бы первичной систематизации стала одной из первостепенных. Этому посвящена начатая еще в 1960-х годах и до сих пор не оконченная монография Алоиза Грилльмайера Иисус Христос в вере Церкви (частично опубликована посмертно; монографию продолжают дописывать ученики26). Основная ее часть (три тома из вышедших пяти и пять из запланированных семи) посвящена VI веку, на котором и заканчивается область исследования Грилльмайера и его научной группы. Обобщающий труд Грилльмайера стал, фактически, энциклопедией по богословию VI века, включающей полную библиографию по каждому данному автору (по состоянию на 2004 год) и резюме посвященных ему научных исследований, а во многих случаях содержит оригинальные научные исследования самого Грилльмайера и его ученицы Терезии Хайнталер. Наличие такой лэнциклопедии, само по себе, побуждает заняться более углубленным анализом богословской полемики VI века.

Что касается источников VII века, то в настоящем исследовании основной упор делается на творения Максима Исповедника. Подавляющее их большинство было впервые издано на языке оригинала в XVII веке и переиздано в составе Патрологии Миня. Это издание не соответствует современным научным требованиям, и поэтому в настоящее время начат большой коллективный труд по переизданию всего греческого корпуса Максима Исповедника (в бельгийской серии Corpus Christianorum. Series graeca). Однако из основных богословско-философских творений Максима в этой серии переизданы лишь Вопросоответы к Фалассию, а издание другого важнейшего труда, Ambigua (толкования трудных мест из Григория Богослова и Дионисия Ареопагита), лишь едва начато. Таким образом, те труды Максима, которые представляют наибольший интерес для изучения философской стороны его творчества, по большей части, доступны лишь в устаревших и недостаточно надежных изданиях.

Это не единственная источниковедческая трудность, связанная с изучением Максима Исповедника. Максим до сих пор остается для нас не только недостаточно понятым, но и недостаточно прочитанным автором. До сих пор продолжают всплывать его неизвестные произведения. Так, в 1982 г. Х. Деклерк издал по новонайденной греческой рукописи собрание вопросоответов экзегетическо-богословского содержания (он назвал их Quaestiones et dubia)27, а в 1986 г. М. ван Эсбрук издал сохранившееся только в грузинской версии Житие Богородицы, написанное св. Максимом28. Древние грузинские переводы, как оказалось, сохранили очень большую часть Вопросоответов к Фалассию Ч одного из самых главных богословских произведений св. Максима (значительная их часть сохранилась и в греческом оригинале, но грузинская версия содержит большой объем утраченного в оригинале материала). К их изданию успел приступить М. ван Эсбрук (1934Ч2003)29, но основная часть работы еще только предстоит специально для этого созданной группе ученых в Тбилиси. Очевидно, что после издания этих текстов наши представления о богословии и философии Максима получат, как минимум, существенные уточнения.

Помимо творений Максима, другую важную группу источников VII века представляют собой тексты монофелитов, сохранившиеся (и, возможно, написанные) на восточных языках, главным образом, на сирийском. Основную их часть издал и впервые ввел в научный оборот Себастиан Брок в 1970Ц80-е годы.

Основные положения, выносимые на защиту, и их новизна

1. Определены основные параметры трансформации онтологических категорий Аристотеля в формативный период византийской философии (VIЦVII века). Установлено, что основные инновации были связаны с аристотелевской категорией первой сущности, которая к тому времени уже была подвергнута первичным трансформациям в богословии конца IV века, где категория первой сущности была заменена новой категорией липостась.

Новизна полученного результата заключается в том, что рассмотренные вторичные трансформации категории первая сущность до сих пор не были систематически описаны и достаточно адекватно интерпретированы.

2. Показано фундаментальное значение новой философской концепции частной сущности, канонизированной в христианском богословии Иоанном Филопоном, предопределившей не только тематику споров между сторонниками и противниками Халкидонского собора, но и тематику споров сторонников Халкидона друг с другом.

Новизна полученного результата заключается в том, что само понятие частной сущности до сих пор почти не привлекало внимания исследователей и, тем более, никто из них не предпринимал тех конкретных наблюдений над историей философской полемики, которые представлены в настоящем исследовании.

3. Показана роль Иоанна Филопона и Леонтия Византийского в тех концепциях, оперирующих понятием частная сущность, на которых в VII веке будут основаны все направления монофелитства.

Новизна полученного результата заключается в том, что соответствующие корни монофелитских концепций прослеживаются впервые, а также в установлении факта особого влияния Иоанна Филопона на всех мыслителей его эпохи.

4. Показано развитие учения о воле или волях во Христе в течение VI века и, в частности, различные трактовки единства воли как признака единства божественного и человеческого во Христе. Представлены аргументы в пользу того, что вербальное монофелитство было официальным богословским языком Пятого Вселенского собора.

Новизна полученного результата заключается в предложении новой трактовки таких спорных явлений изучаемой эпохи, как ересь агноитов, декрет императора Юстиниана против агноитов, рецепции Деяний Пятого Вселенского собора и сопутствующих документов в богословской полемике VII века и, в частности, на Шестом Вселенском соборе.

5. Оценивается степень влиятельности оригенизма и его конкретных форм после осуждения оригенизма на Пятом Вселенском соборе. В частности, оценивается оригенизм Константинопольского патриарха Евтихия и его значение для конфликта этого патриарха с императором Юстинианом.

Новизна полученного результата заключается как в самой трактовке событий, связанных с двумя низложениями патриарха Евтихия и так называемым Декретом об афтартодокетизме Юстиниана, так и в оценке влиятельности оригенизма в эпоху Максима Исповедника.

6. Впервые предложена классификация различных направлений в монофелитстве VII века и, в том числе, выявлена особая богословская традиция монофелитского оригенизма.

Новизна полученного результата заключается в установлении самого факта существования доктринальных расхождений внутри лагеря монофелитов и, в частности, существование особого монофелитского оригенизма, что, в свою очередь, имеет косвенное значение для оценки влиятельности оригенизма в эпоху Максима Исповедника.

7. Впервые составлена полная классификация всех монофизитских течений VI века, относительно которых известно, что они имели какое-либо специфическое вероисповедание. Полученная таким образом конфессиональная карта монофизитства VI века особенно полезна для изучения более поздних монофизитских учений на христианском востоке, но также важна для исторической привязки различных концепций, которые могут быть теоретически выведены из тех или иных логических посылок, принятых богословами того времени.

8. Показана взаимосвязь Максимовой полемики против монофелитства с его учением о сущностях и ипостаси Христа, то есть с отвержением Максимом понятия частных сущностей, на котором основывались все направления монофелитства.

Новизна полученного результата заключается, с одной стороны, в выявлении ряда важных внутренних связей внутри учения Максима, и, с другой стороны, в идентификации главного идейного противника Максима, просматривавшегося и за монофелитством, и за оригенизмом VII века Ч Иоанна Филопона.

9. Сделано несколько существенных уточнений нашего понимания учения Максима Исповедника о обожении человека и мира, в частности, о независимости категорий бытия от категории времени.

Теоретическая значимость исследования 

Прослеживается трансформация важных аспектов традиции аристотелизма и, в том числе, традиции александрийского неоплатонистического аристотелизма в контексте византийской богословской полемики и, шире, византийской интеллектуальной жизни. В культурологическом аспекте, речь идет о процессе адаптации важнейшей составляющей культурного наследия античности в формирующейся культуре восточно-христианского средневековья.

По-новому представлено развитие философского концептуального аппарата в византийском богословии VIЦVII веков. Новые сведения получены относительно как роли отдельных философов, так и философского содержания богословских дискуссий этого времени.

Новые сведения о роли отдельных лиц в содержательном развитии богословских споров имеют значение не только для истории философии, но и для истории культуры этого периода в целом и, разумеется, в наибольшей степени Ч для понимания собственно церковной истории. По-новому представлена роль целого ряда деятелей в истории византийской философии. Прежде всего, это относится к личности Иоанна Филопона Ч величайшей фигуры ранневизантийского времени, масштабы философской деятельности которого вполне сопоставимы с масштабами Максима Исповедника.

Новые сведения относительно содержания богословских дискуссий соответствующего периода важны для понимания философской проблематики византийского богословия в целом, особенно для периода VIIIЦXII веков, до сих пор плохо изученного. Они важны также для понимания истории византийского и, шире, средневекового аристотелизма и, по всей видимости, должны учитываться также историками латинской схоластики.

В частности, показано значение понятия частная сущность для процесса трансформации аристотелевских представлений о бытии в ранневизантийскую эпоху, что существенно меняет сложившиеся представления об истории философских концепций в византийском богословии как в саму эту эпоху, так и в последующие периоды. Это позволило существенным образом конкретизировать представления о философской сущности догматических споров того времени и связать воедино целый ряд фактов истории философии, которые прежде либо воспринимались как разрозненные и маргинальные, либо не были известны вовсе.

Некоторые из рассмотренных в исследовании философских концепций могут представлять интерес и для современных специалистов в области неклассических логик.

Практическая значимость исследования

Результаты диссертационного исследования могут представлять практический интерес как в плане истории философии, так и в более общем культурологическом плане, поскольку исследование касается важнейшего аспекта трансформации античного наследия в культуре средневекового христианского общества. Соответственно этому, данные настоящего исследования могут быть использованы в преподавательской деятельности, в частности, в курсах истории культуры и культурологии при рассмотрении перехода от античности к средневековью и от культуры античного общества к христианской.

Результаты диссертационного исследования могут быть использованы также в систематических курсах по истории философии, по истории средневековой философии, в курсах патрологии. Частично результаты диссертационного исследования могут быть использованы в преподавании таких дисциплин, как история средневекового Востока, история Византии, история Церкви, текстология памятников византийской литературы и литератур негреческого христианского Востока. Результаты диссертационного исследования могут представлять интерес для исследователей и преподавателей, специализирующихся в области неклассических логик.

Апробация результатов исследования

Диссертация обсуждена на заседании кафедры истории философии факультета философии и политологии Санкт-Петербургского государственного университета и рекомендована к защите (13 мая 2008 г.).

Основные положения исследования представлены в публикациях автора, в частности, в монографии История византийской философии. Формативный период (СПб., 2006; сербский перевод готовится к изданию в г. Нови Сад, Югославия) и в ряде статей на страницах журналов Византийский временник, Христианский Восток, Studia Patristica, Scrinium. Revue de patrologie, dТhagiographie critique et dТhistoire ecclsiastique и других, а также в энциклопедических статьях в международной Encyclopaedia Aethiopica, издающейся в Гамбурге.

Отдельные положения диссертации апробировались также в выступлениях автора на различных международных и российских научных конференциях, главные из которых Ч Оксфордские международные конференции по патристике, которые представляют собой наиболее представительный международный форум исследователей в области византийской философии (XII конференция, 1995 г.; XIII конференция, 1999 г.; XIV конференция, 2003 г.; XV конференция, 2007 г.), а также XVIII Международный конгресс по византинистике (1991, Москва), XIV Международная конференция по эфиопским исследованиям (2003, Гамбург), конференция Новосибирского научного центра Перечитывая Доддса. Рационализм и иррационализм в античной философской традиции (2007, Новосибирск), Первые, Вторые и Третьи Патристические Чтения при Русской христианской гуманитарной академии (2006, 2007, 2008, С.-Петербург), Пятые Торчиновские чтения (2007, С.-Петербург).

Результаты исследования были также представлены в рамках специальных семинаров на философском факультете Белорусского государственного университета (Минск, январь 2007 г.) и на философском факультете Воронежского государственного университета (Воронеж, март 2007 г.).

Структура диссертации

Структура работы обусловлена целью и основными задачами исследования. Диссертация состоит из введения, четырех глав, подразделяемых на параграфы, приложения, заключения и библиографического списка.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении дано обоснование актуальности темы исследования, выявлена степень ее научной разработанности, формулируется цель и задачи исследования, выделяются положения, характеризующие научную новизну, теоретико-методологические основы исследования, освещена теоретическая и практическая значимость диссертации.

Глава I Трансформация аристотелевской категории первой сущности в христианском богословии до начала VI века посвящена ближайшей предыстории тех проблем, которые будут рассмотрены в диссертации. Это, главным образом, трансформации аристотелевских понятий первая сущность и вторая сущность в понятиях сущность и липостась сначала в христианском учении о Троице в конце IV века, а затем в христологических спорах V века.

В з 1 Определения понятий сущность и липостась в триадологоических спорах IV века рассматриваются определения указанных понятий, главным образом, в учении Каппадокийских отцов (Василия Великого и Григория Богослова). Отмечается отличие созданной ими новой категориальной системы от той системы категорий Аристотеля, на которой она была основана. В отличие от первой сущности Аристотеля, липостась выступает не только в качестве частного по отношению к общему (лвторой сущности Аристотеля, в христианском словоупотреблении чаще всего именуемой просто сущностью), но и как, в определенном смысле слова, вместилище сущности. Такой категориальный аппарат был использован для выражения учения о лединосущности Бога-Троицы.

В з 2 Опыты применения понятий сущность и липостась к христологии в V веке дается обзор концептуально-логической стороны богословских споров о воплощении Христовом, начиная от Нестория и Третьего Вселенского собора (431 год) до Энотикона императора Зинона (482 год). Обращается внимание на тот факт, что христологические концепции этого времени, если их рассматривать не с богословской, а с философско-логической стороны, не отличаются когерентностью и, что особенно характерно, никогда не используют тот концептуальный язык, который уже был разработан и даже стал общепринятым для триадологии.

В заключение главы сделан вывод о том, что к началу VI века ни в одной из соперничавших богословских школ так и не возникло единого философского языка, одинаково приложимого и к учению о Троице, и к учению о боговоплощении. Таким образом, создавались предпосылки для появления в качестве доминирующей новой темы для богословских дискуссий Ч объяснения троичного и христологического догматов в их взаимной связи. Это означало поиск ответа на вопрос: как могла воплотиться только одна ипостась Троицы, а не все три, если Троица едина? Еще одна тема обозначилась в качестве доминирующей еще в V веке, но и к началу VI продолжала вызывать острые споры: как человечество Иисуса относится к человечеству всех прочих людей? (Этот вопрос конкретизировался, например, в вопросах о том, как объяснить, почему Бог не воплотился во всех людей сразу). Очевидно, что оба этих вопроса, которые станут главными для христианского богословия в VI веке, внутренне связаны между собой, так как могут получить то или иное решение лишь в зависимости от понимания категорий сущность и липостась применительно к Богу и к тварному миру.

Глава II Христианская метафизика в первой половине VI века: попытки создания последовательной философской онтологии посвящена философскому содержанию тех богословских дискуссий, в которых два указанных выше главных для VI века вопроса были по-настоящему осознаны. В этих же дискуссиях были предложены первые ответы на эти по-новому поставленные вопросы.

В з 1 Логическая структура догматической полемики в VI веке рассматриваются общие характеристики той догматической полемики, которой будет занят весь VI век, ее основные характеристики и предпосылки. Особое внимание уделяется базовым проблемам отличия монофизитского богословия от вербально совпадающего с ним в основных тезисах богословия Кирилла Александрийского (на примере Филоксена Маббогского). Единая природа Бога Слова воплощенная в понимании Кирилла Александрийского представляла собой единство не только божественной и человеческой сущностей во Христе, но и единство со Христом всех обоженных людей. Цитируя соответствующие слова Кирилла Александрийского почти дословно, Филоксен Маббогский модифицирует их так, чтобы исключить из понятия лединой природы Бога Слова воплощенной обоженных людей.

Рассматривается также спор между Севиром Антиохийским и Иоанном Грамматиком Кесарийским о том, является ли человеческая природа во Христе частной (Севир) или лобщей (Иоанн). Эта маргинальная для своего времени (первая треть VI века) тема дискуссии через несколько десятилетий окажется в центре богословской полемики.

В з 2 Феопасхизм и проблема единства природ рассматриваются так называемые феопасхитские споры и последовавшие за ними споры о трех главах (те самые, в которых сформировалось богословие, названное в середине ХХ века неохалкидонизмом). Главной философской проблемой на этом этапе была возможность (отрицавшаяся монофизитами) трактовать липостась как вместилище сущностей, которых может быть две разных.

В з 3 Расширение категориального аппарата: первые споры о воле и лэнергии во Христе рассматривается постановка вопроса о волях и энергиях во Христе в связи с дискуссией о ереси агноитов и Пятым Вселенским собором (553 год). В рамках полемики против ереси агноитов формулируется концепция единой воли Христа как единства Его сознания, в котором поэтому не может иметь место неведение даже в тех вопросах, в которых человеческой природе свойственно неведение.

Особое внимание уделяется трансформации традиции оригенизма, которая для VI века остается весьма плохо изученной, хотя она и в этом столетии оставалась фундаментально важной. Делается вывод о том, что в дискуссиях, предшествовавших Пятому Вселенскому собору, оформилось не менее одного направления оригенизма, которое смогло полностью адаптироваться к обстановке гонений и избежать соборного осуждения, хотя и ценой признания анафем на Оригена, Евагрия и Дидима.

В з 4 Первые споры об изменяемости человеческой природы Ч о ее тленности и нетленности рассматривается философское содержание дискуссии между Севиром Антиохийским и Юлианом Галикарнасским о нетлении Тела Христа. По сути, это были дискуссии о том, как нужно понимать единство человеческой природы во Христе и во всем остальном человеческом роде. Здесь же рассматривается также эволюция учений Севира и Юлиана у их последователей до конца VI века включительно, так как по своему философскому содержанию эти дискуссии были прямым продолжением дискуссий первой половины VI века и не содержали каких-либо принципиальных философских инноваций. Предлагается (в виде схемы) реконструкция генетической связи разных течений юлианитства, о которых упоминают источники.

В первоначальном юлианизме (у самого Юлиана) нетление тела Христа понималось, в первую очередь, как следствие тождества качеств человеческой природы во Христе и в Адаме до грехопадения (причем, Адам до грехопадения считался нетленным по природе). Этот аргумент исчезает из аргументации юлианитов очень быстро, уступая место более сильному: Христос приобретает нетление лот самого соединения, то есть от соединения человечества с божеством. Обе концепции ставили под сомнение обязательный для всех сторон спора тезис христологии V века о том, что Христос по человечеству лединосущен нам. В контраргументации Севира, напротив, возникали трудности с пониманием обожения тела Христа во время Его смерти. Таким образом, обе концепции не могли до конца удовлетворить не только своих противников, но и сторонников, что придавало монофизитской христологии VI века значительный концептуальный динамизм.

Глава III УНовый аристотелизмФ Иоанна Филопона и богословие его эпохи посвящена главной, по мнению автора, фигуре в византийском богословии и философии VI века Ч Иоанну Филопону. До недавнего времени о нем более всего было известно как о философе, комментаторе Аристотеля, повлиявшем на латинскую схоластику, и авторе новой теории движения, пришедшей через схоластику в научную физику Нового времени. В аспекте истории византийской философии Иоанна Филопона и Максима Исповедника можно признать в качестве двух равновеликих фигур. Наследие каждого из них составит две противоборствующие традиции позднейшего византийского богословия, борьба между которыми только в XII веке завершится победой последователей Максима.

В настоящей главе рассматривается философское содержание богословских трактатов Филопона и вызванные ей, прямо или косвенно, дискуссии как в антихалкидонитских кругах, к которым принадлежал сам Филопон, так и в халкидонитском богословии официальной Церкви.

В з 1 Понятие частной сущности и новая триадология Иоанна Филопона, после необходимых общих сведений об Иоанне Филопоне как личности и как философе, основное внимание уделяется впервые введенному Филопоном в богословское употребление понятию частной сущности, сформированному в философской школе его учителя Аммония Александрийского. В отличие от категории ипостаси, которая понимается как индивидуальное бытие вместе с теми отличительными особенностями, которые отличают данный индивидуум от других индивидуумов той же природы (и в этом понятие липостась совпадает с понятием первая сущность по Аристотелю), частная сущность не включает в себя ипостасных отличительных особенностей, то есть тех признаков, по которым один индивидуум отличается от всех остальных индивидуумов той же природы. Сам термин частная сущность появляется еще у Порфирия, но лишь в значении некоей абстракции, которая не имеет самостоятельного онтологического статуса. В отличие от Порфирия, у Филопона частные сущности трактуются как реальные, а лобщие сущности Ч как абстракции, существующие только в человеческом уме. Отрицание реальности общих сущностей придает философии Филопона в глазах современных исследователей разительное сходство с позднейшим номинализмом латинских схоластов, но это сходство весьма ограниченное: ведь Филопон признавал реальность не только самих индивидуальных существ, но и их частных сущностей.

Инновационный характер философии Филопона немедленно проявился в трактовке им триадологических проблем: он становится ведущим богословом появившейся в монофизитской среде на несколько десятилетий раньше так называемой лереси тритеитов (полемическое название, данное оппонентами). Филопон признает в Троице три частных сущности, что, конечно, входило в вопиющее противоречие абсолютно со всеми традиционными трактовками лединосущия. Филопон тут совершенно сознательно шел на конфликт, открыто полемизируя не только с современниками, но даже с Великими Каппадокийцами. Необходимость противостоять лереси тритеитов, имевшей не так уж много сторонников и ненамного пережившей Филопона, расколола монофизитский мир по линии триадологии. Соответствующий спор между монофизитским патриархом Антиохии Петром Каллиникским и монофизитским патриархом Александрии Дамианом также рассматривается в настоящем параграфе. Итогом этого спора стало формальное примирение последователей обоих патриархов через тридцать лет, после которого, однако, в монофизитстве больше никогда не будет сколько-нибудь определенной триадологии. Некоторые монофизитские богословы будут доходить даже до признания равнозначности христианской триадологии и мусульманского учения об атрибутах Аллаха (этим более поздним судьбам монофизитской триадологии посвящен отдельный очерк внутри данного параграфа).

В з 2 Иоанн Филопон и судьба оригенизма в его эпоху: учение о человеческой природе рассматривается та же философская проблема соотношения общего и частного, но теперь уже в другом аспекте Ч как она была поставлена Филопоном в его учении о воскресении (воскресении Христовом и общем воскресении мертвых в конце истории). Здесь Филопон проявил себя оригенистом, хотя в его дошедших до нас сочинениях нет ни одной ссылки на Оригена как на авторитет. Скорее всего, Филопон присоединялся к прежним церковным осуждениям Оригена и, таким образом, был одним из первых представителей лоригенизма без Оригена. Оригенизм Филопона вызвал раскол в его собственной Церкви тритеитов, но еще более значительное влияние он оказал на халкидонитский лагерь, где, фактически, его последователем стал сам Константинопольский патриарх Евтихий, еще незадолго до того председательствовавший на Пятом Вселенском соборе.

Предлагается (в виде схемы) реконструкция генетических связей разных течений севирианского монофизитсва, о которых известно из источников. Вместе с уже предложенной выше (глава II, з 4) реконструкцией связей юлианитских течений в монофизитстве это дает нам, практически, полную карту крайне раздробленного в эту эпоху монофизитского мира (более десятка направлений). По отношению к собственно истории философии выяснение этого вопроса является моментом техническим, но, тем не менее, совершенно необходимым.

В з 3 Патриарх Константинопольский Евтихий и его представления о человеческой природе особое внимание уделяется реконструкции его учения и обнаружению его зависимости от учения Филопона, как в отношении частных сущностей, так и в отношении лоригенизма без Оригена (этот патриарх как раз председательствовал на Пятом Вселенского соборе в 553 г., которым Ориген наиболее авторитетно анафематствован). Эти обстоятельства позволяют пролить свет на до сих пор весьма спорную суть конфликта между этим патриархом и императором Юстинианом, в результате которого патриарх был низложен за ересь (565 г.), а император, сам бывший выдающимся богословом своего времени, издал не дошедший до нас так называемый Декрет об афтартодокетизме. В реконструкции содержания Юстинианова Декрета об афтартодокетизме автор диссертации, в целом, следует А. Грилльмайеру (Юстиниан держался традиционного православного представления о человеческой природе и выступил против инноваций Евтихия), приводя дополнительные аргументы в пользу его подхода и приведя доводы против альтернативной гипотезы М. ван Эсбрука (прямое влияние на императора армянских юлианитов).

Автор приходит к выводу о том, что Евтихий разделял представления Филопона о том, что при воскресении (сначала Христа, потом всех людей) происходит перемена тела, а наше первоначальное физическое тело не может быть обожено, и его судьба Ч истлеть навсегда. Таким образом, оригенизм приходил к выводам, внешне сходным с позицией крайних юлианитов, и именно против подобных выводов был направлен, по мнению автора настоящего исследования, декрет Юстиниана лоб афтартодокетизме.

Одно из направлений оригенизма (основанная Стефаном Говаром секта ниовитов), ответвившееся от группы последователей Иоанна Филопона, по-всей видимости, пришло даже к формальному принятию тезисов афтартодокетизма, парадоксальным образом сочетая их со своей формальной приверженностью севирианству. Это один из самых ярких примеров того, как собственная логика развития идей способна ломать межконфессиональные барьеры, создавая при этом новые.

В з 4 Монофелитский оригенизм рассматривается важное догматическое движение VIЦVII веков, которое автор диссертационного исследования назвал монофелитским оригенизмом. У его истоков также оказывается патриарх Евтихий. Согласно этому учению, при воскресении Христос оставил прежнюю тленную человеческую плоть и волю этой плоти, так что после воскресения у Него осталась только одна воля, хотя прежде воскресения было две. История этого учения с середины VI века до Шестого Вселенского собора (680Ц681 гг.) также рассматривается в этой главе.

В конце VI века с таким учением выступает в монофизитской среде некий оригенист Феодор, об учении которого известно только от сирийского хрониста Симеона Кеннешринского. В VII веке этому же учению приходится посвятить целое заседание Шестого Вселенского собора, где с ним выступил также уроженец Сирии, Константин Апамейский. Учение этих авторов прежде никогда не анализировалось, хотя источники, в которых оно изложено, относятся к наиболее известным.

Глава IV Максим Исповедник и его новая философская онтология начинается с подробного очерка предыстории и истории монофелитской унии. Для удобства читателя эта часть главы сопровождается Приложением, в котором дается краткое изложение соответствующих событий церковной истории, понимание которых существенно облегчает восприятие собственно истории идей.

В з 1 Монофелитская уния в исторической ретроспективе: генезис идей оппонентов Максима Исповедника рассматриваются дошедшие до нас полемические произведения монофелитов и ставится вопрос об исторических предшественниках монофелитов VII века. В качестве важнейших источников использованы два сирийских полемических руководства против максимитов (то есть последователей Максима Исповедника), впервые изданные в 1985 году и еще не успевшие привлечь должного внимания исследователей.

Обращается внимание на факт идейной неоднородности монофелитства VII века, а также на факт использования монофелитами различных философских концепций, распространенных в VI веке, а иногда и бывших общепринятыми в это время. Сделан вывод о том, что основа монофелитских учений, независимо от их конкретных модификаций, заключалась не в представлениях о человеке (в частности, не в учении о человеческой природе или о волевом акте), а в положении, относящемся к философской онтологии: лэнергия принадлежит ипостаси. На этом онтологическом фундаменте выстраивались разные монофелитские концепции, отличавшиеся друг от друга, в основном, в подробностях представлений о человеческой природе.

В з 2 Частные сущности и энергия ипостаси: полемика Леонтия Византийского против Иоанна Филопона рассматривается генезис онтологической концепции лэнергия принадлежит ипостаси. Как представляется автору диссертации, ее формирование можно проследить в дошедших до нас документах VI века, точнее, в трудах одного из наиболее известных богословов той эпохи Леонтия Византийского30.

Делается вывод о том, что основные философские положения монофелитов находятся уже в позднем полемическом диалоге Леонтия Византийского Разрешение силлогизмов, предложенных Севиром, где, как отмечалось исследователями, Леонтий отчасти меняет свои еще недавние христологические позиции. Благодаря принятой автором (вслед за М. ван Эсбруком31) более поздней, чем общепринятая, датировке активности Леонтия Византийского удается указать точный прототип Акефала Ч оппонента Православного в упомянутом диалоге Леонтия. Это Иоанн Филопон и, еще более точно, его трактат Арбитр (552 год), в котором Филопон, накануне Пятого Вселенского собора, сформулировал свои условия для объединения халкидонитов и антихалкидонитов. Хорошо известно, что трактат Арбитр произвел сильнейшее впечатление на тех, кому он был адресован, вследствие чего целые главы из него сохранились в цитатах у халкидонитских авторов (включая Иоанна Дамаскина). Разумеется, предлагавшийся Филопоном проект объединения сторонников и противников Халкидона строился вокруг понятия частная сущность: объявив Христа частной сущностью Сына, можно было примирить монофизитское учение о лединой природе Бога Слова воплощенной с халкидонитским учением о единой ипостаси (но не природе!) Христа.

еонтий Византийский еще незадолго до написания диалога Разрешение силлогизмовЕ отрицал существование частных сущностей, но в своем позднейшем трактате неожиданно соглашается с этой категорией, предложенной Акефалом. Однако, он не готов согласиться с дальнейшими выводами Акефала в пользу монофизитской христологии. Поэтому он разрабатывает собственную философскую онтологию, то есть учение о бытии. Характерно, что и Леонтий, как и Филопон, был мыслителем, находившимся в русле идей оригенизма, и поэтому сходство его онтологии с оригенистской, как представляется автору данного исследования, не может быть случайным.

еонтий рассматривает частные сущности как не просто реальные, но и предсуществующие индивидуумам, наподобие платоновских идей. Как известно, частные сущности отличаются одна от другой различием. Эта терминология есть еще у Порфирия, а применительно к учению о частных сущностях в христианском богословии она была подробно разработана Филопоном и его анонимным последователем третьей четверти VI века, автором трактата О различии. Это различие () не следует путать с лотличительными признаками, или лидиомами. Если есть различие, то у него могут быть и отличительные признаки. Но и без всяких признаков все равно может быть просто различие. Когда говорят о различиях не между ипостасями (или первыми сущностями Аристотеля), а между общими сущностями, то можно говорить только о различии как таковом, но не о признаках этого различия. В немного другой терминологии, принятой у тех же авторов, речь идет о численном различии, благодаря которому частных сущностей много, а не одна. Согласно Леонтию, актуализация бытия представляет собой именно актуализацию () различий между частными сущностями, тогда как до актуализации эти различия существовали лишь в нашем интеллекте ( ), то есть были абстракциями. Характерно, что такое бытие лишь в нашем интеллекте утверждается Леонтием не для самих частных сущностей, а только для различий между ними. По мнению автора настоящего исследования, Леонтий реанимирует таким образом понятие оригенистской Энады, и только этим объясняется до сих пор никем не объяснявшийся факт актуальности критики этой концепции для Максима Исповедника, который посвятил ей один из своих наиболее важных трактатов (Ambigua, 7).

В з 3 Максим Исповедник и его новая философская онтология рассматривается учение Максима Исповедника, с особым вниманием к основным вопросам онтологии и в связи с рассмотренным выше учением Леонтия Византийского.

Позднее богословие Леонтия Византийского подразумевает, по мнению автора диссертации, последовательную философскую онтологию, которая стала фундаментом сразу и для тех христологических концепций, которым противостоял Максим Исповедник, и для тех форм оригенизма, с которыми он полемизировал. Поэтому в богословии Максима Исповедника получил такое значение собственно философский компонент, а особенно Ч философская онтология и критика философской онтологии оригенизма. Для Максима Исповедника, как и для его оппонентов, полемика с оригенизмом и полемика против монофелитства не представляли собой два совершенно разных фронта борьбы (как это обычно понимается современными исследователями), а тесно взаимосвязанные вещи. Современные Максиму Исповеднику формы монофелитства, даже основные из них, а не только маргинальный монофелитский оригенизм, базировались на той философской онтологии, фундамент которой заложили богословы VI века (патриарх Евтихий и особенно Леонтий Византийский), принадлежавшие к оригенистской традиции и находившиеся, в свою очередь, под сильным влиянием Иоанна Филопона. По существу дела, Иоанн Филопон Ч это главный адресат всей вообще полемики Максима Исповедника.

В своей новой философской онтологии Максим Исповедник отказался не только от центрального для традиции Филопона понятия частной сущности. Он пошел на гораздо более радикальную философскую инновацию и отказался от самого взгляда на бытие как на актулизированную данность. Подобно оригенистам, Максим Исповедник признает деление бытия на потенциальное и актуальное. Но потенциальным для него оказывается уже не оригенистская Энада (существование которой он отрицает), а как раз наше обычное наличное бытие. Актуализация этого бытия Ч только в обожении, то есть в присноблагобытии, согласно его собственной терминологии. Подлинное бытие Ч это не данность, а заданность.

При изложении этих главных положений богословия и философии Максима Исповедника особое внимание обращается на их связь с другими философскими и богословскими концепциями, актуальными для той эпохи. Кроме того, некоторые частные аспекты учения Максима рассмотрены более подробно (например, его учение о волевом акте, о лединой воле Христа и святых, об участии в воплощении Христовом тех праведников, которые жили раньше этого воплощения, то есть о вневременном характере присноблагобытия).

В Заключении подводятся итоги исследования. Резюмируются те богословско-философские проблемы, с которыми византийское богословие подошло к началу VI века, а также предложенные в том же столетии пути их решения. Эти пути, так или иначе находившиеся в зависимости от Иоанна Филопона и традиции оригенизма, сопоставляются с теми коренными инновациями, которые внес в византийскую философскую онтологию Максим Исповедник.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Монографии:

  1. В. М. Лурье. Призвание Авраама: Идея монашества и ее воплощение в Египте. СПб.: Алетейя, 2000 (Богословская и церковно-историческая библиотека). V, 243 с.
  2. В. М. Лурье. Византийская философия. Формативный период. СПб.: Axima, 2006. ХХ, 553 с.
  3. В. М. Лурье. Критическая агиография. Часть 1: Агиографический документ и его устройство. СПб.: Axima, 2008. Х, 305 с.
  4. В. М. Лурье. Русское православие между Киевом и Москвой. Очерки истории русской православной традиции между XV и ХХ веками. М.: Европа, 2008 (в печати).

Публикации в журналах, включенных в список ВАК:

  1. В. М. Лурье. Евфимия в Эдессе и Евфимия в Халкидоне: две агиографические легенды на фоне догматических споров // Известия Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена. Общественные и гуманитарные науки. 2007. № 9 (50). C. 133Ц141.
  2. В. М. Лурье. Скрытые резервы российской цивилизации: Апология церковных наук. Для светского пользования // Вопросы образования. 2006. № 4. C. 294Ч300.
  3. В. М. Лурье. Публикации монастыря Бозе по истории исихастской традиции у греков и славян, 1Ч2 // Византийский временник. 1997. Т. 57 (82). С. 309Ч317.
  4. В. М. Лурье. Из истории чинопоследований псалмопения: полная псалтирь в ежедневном правиле (в связи с историей египетского монашества IVЧVII вв.) [Статья первая.] // Византийский временник. 1995. Т. 56 (81). C. 228Ч237.
  5. В. М. Лурье. Работы Антонио Риго по истории византийского исихазма // Византийский временник. 1994. Т. 55 (80). С. 232Ч236.
  6. В. М. Лурье. Из истории чинопоследований псалмопения: полная псалтирь в ежедневном правиле (в связи с историей египетского монашества IVЧVII вв.) [Статья вторая.] Византийский временник. 1999. Т. 58 (83). C. 76Ч83.
  7. В. М. Лурье. Историческое назначение особого характера: из истории эсхатологических представлений в новейший период российской истории // Вестник Санкт-Петербургского университета. СПб., 2000 [2001]. Сер. 6. Вып. 4 (№ 30). С. 31Ч39.
  8. В. М. Лурье. Рец. на: Monette Bohrmann, Valeurs du judasme du dbut de notre re / Prface de Pierre Lvque. Bern etc.: Peter Lang, 2000 ) // Вестник древней истории. 2002. № 3 (242). С. 233Ч235.
  9. В. М. Лурье. Повествование отцов Иоанна и Софрония (BHG 1438w) как литургический источник // Византийский временник. 1993. Т. 54. С. 62Ч74.
  10. В. М. Лурье. Рец. на: G. Podskalsky.  Griechische Theologie in der Zeit der Trkenherrschaft (1453Ч1821). Die Orthodoxie im Spannungsfeld der nachreformatorischen Konfessionen des Westens. Mnchen 1988 // Византийский временник. 1992. Т. 53. С. 182Ч185.

Статьи и публикации:

  1. B. Louri. Prire de Jsus au cours de filiation des sectes monophysites et une fausse attribution Chnout // Acts, XVIIIth International Congress of Byzantine Studies, Selected Papers: Main and Communications, Moscow, 1991 / Editors-in-Chief: I.аevenko, G. G. Litavrin; Corresponding Editor: W. K. Hanak. Vol. II. Shepherdstown, WV: Byzantine Studies Press, Inc., 1996 (Byzantine Studies / tudes byzantines. New Ser., Supplementum 2). P. 367Ч374.
  2. Диакон Андрей Кураев, В.аМ.аЛурье. На пороге Унии. Станем ли мы монофизитами? М., 1994. 40 с.
  3. В.аМ.аЛурье. Некоторые замечания по поводу Шамбезийских документов 1993 года // Христианство: вехи истории. Материалы научной конференции, посвященной 1110-летию со дня блаженной кончины святого равноапостольного Мефодия / Отв. ред. архиеп. Волгоградский и Камышинский Герман. Волгоград: Изд-во Волгоградского гос. ун-та, 1996. С. 5Ч8.
  4. В. М. Лурье. Около Солунской легенды. Из истории миссионерства в период монофелитской унии // Славяне и их соседи. 1996. Вып.а6. C. 23Ч52.
  5. B. Louri. Un autre monothlisme : le cas de Constantin dТApame au VIe  Concile cumnique // E.аLivingstone, ed. Studia Patristica. Louvain 1997. Vol. XXIX. P. 290Ч303.
  6. Прот. Иоанн Мейендорф. Жизнь и труды святителя Григория Паламы. Введение в изучение. Пер. Г.аН.аНачинкина под ред. И.аП.аМедведева и В.аМ.аЛурье. СПб.: Византинороссика, 1997 (Subsidia byzantinorossica, т.а2).
  7. В. М. Лурье. Авва Георгий из Саглы и история юлианизма в Эфиопии // Христианский Восток. 1999. 1 (7). C. 317Ч358.
  8. В. М. Лурье. Богословие легиптствующих умом: монофизитская триадология между тритеизмом и дамианизмом // Христианский Восток. 1999. 1 (7). C. 479Ч489.
  9. В. М. Лурье. Рец. на: G.аLusini. Studi sul monachesimo eustaziano (secoli XIVЧXV).  Napoli 1993 (Studi Africanistici. Serie Etiopica, 3) // Христианский Восток. 1999. 1 (7). C. 489Ч499.
  10. B. Louri. Le second iconoclasme en recherche de la vraie doctrine // Studia Patristica / E.J. Yarnold, ed. Studia Patristica. 2000. Vol. XXXIV. P. 145Ч169.
  11. В. М. Лурье. Последний труд монсеньера Альберта Ван Руя [Petri Callinicensis Patriarchae Antiocheni Tractatus contra Damianum / Ed. R. Y. Ebied, A. Van Roey, L. R. Wickham. II, III (Turnhout, 1996, 1998)] // Христианский Восток. 2000 [изд. 2001]. 2 (8). C. 499Ч502.
  12. B. Louri. An Aristotelian Ontology around the Proclean Henad: the Theology of Barlaam of Calabria and its Byzantine Background // Аристотель и средневековая метафизика / Отв. ред. О. Э. Душин. СПб., 2002 (Verbum. Вып. 6). C. 137Ч144.
  13. В. М. Лурье. Время поэтов, или Praeparationes Areopagiticae: к уяснению происхождения стихотворной парафразы Евангелия от Иоанна // Нонн из Хмима. Деяния Иисуса / Отв. ред. Д. А. Поспелов. М., 2002 (Scrinium Philocalicum. T. I). C. 295Ч337.
  14. B. Louri. Benjamin of Alexandria // Encyclopaedia Aethiopica / Ed. by Siegbert Uhlig. Vol. I: AЧC. Wiesbaden: Harrassowitz Verlag, 2003. P. 530.
  15. B. Louri. Damian of Alexandria // Encyclopaedia Aethiopica / Ed. by Siegbert Uhlig. Vol. II: DЧHa. Wiesbaden: Harrassowitz Verlag, 2005. P. 77Ч78.
  16. B. Louri. Eutychius // Encyclopaedia Aethiopica / Ed. by Siegbert Uhlig. Vol. II: DЧHa. Wiesbaden: Harrassowitz Verlag, 2005. P. 456Ч457.
  17. В. М. Лурье. Богословский синтез VII в.: св. Максим Исповедник и его эпоха // Византия: общество и церковь. Сборник научных статей / Отв. ред. С. Н. Малахов. Армавир: Армавирский государственный педагогический университет. Кафедра истории России, 2005. C. 5Ч133.
  18. В. М. Лурье. Два нередукционистских подхода к волевому акту: Максим Исповедник и психоанализ после Мелании Кляйн // Acta eruditorum. Научные доклады и сообщения. Богословие. Религиоведение. Вып. 2 (2006) (Приложение к журналу Вестник Русской христианской гуманитарной академии, том 3). C. 50Ц71.
  19. B. Louri. Une dispute sans justesа: Lon de Chalcdoine, Eustrate de Nice et la troisime querelle sur les images sacres // Studia Patristica / Ed. by F. Young, M. Edwards and P. Parvis. 2006. Vol. 42. P. 321Ц339.
  20. B. Louri. LТHistoire Euthymiaqueа: lТuvre du patriarche Euthymios/Euphemios de Constantinople (490Ц496, Ж 515) // Warszawskie Studia Teologiczne. 2007. T. XX/2 [Miscellanea Patristica Reverendissimo Domino Marco Starowieyski septuagenario professori illustrissimo viro amplissimo ac doctissimo oblata]. P. 189Ц221.
  21. B. Louri, G. Fiaccadori. Heraclius // Encyclopaedia Aethiopica / Ed. by Siegbert Uhlig. Vol. III: HeЧN. Wiesbaden, 2007. P. 13Ц15.
  22. B. Louri. John of Damascus // Encyclopaedia Aethiopica / Ed. by Siegbert Uhlig. Vol. III: HeЧN. Wiesbaden, 2007. P. 295Ц296.
  23. B. Louri. Julianism // Encyclopaedia Aethiopica / Ed. by Siegbert Uhlig. Vol. III: HeЧN. Wiesbaden, 2007. P. 308Ц310.
  24. B. Louri. Michel Psellos contre Maxime le Confesseur: lТorigine de lТ лаhrsie des physthsitesа // Scrinium. 2008. T. 4. P. 201Ч227.

Комментированный перевод источника:

  1. Григорий Нисский, Об устроении человека / Перевод В.аМ.аЛурье под ред. А.аЛ.аВерлинского. Прим., послесловие В.аМ.аЛурье. СПб.: Axima, 1995 [изд. 2-е, исправленное: 2000].

1 См. подробно: Диакон Андрей Кураев, В.аМ.аЛурье. На пороге Унии. Станем ли мы монофизитами? М., 1994; В.аМ.аЛурье. Некоторые замечания по поводу Шамбезийских документов 1993 года // Христианство: вехи истории. Материалы научной конференции, посвященной 1110-летию со дня блаженной кончины святого равноапостольного Мефодия / Отв. ред. архиеп. Волгоградский и Камышинский Герман. Волгоград: Изд-во Волгоградского гос. ун-та, 1996. С. 5Ч8.

2 Современный этап изучения Иоанна Филопона был открыт сборником статей под ред. П. Сорабджи: Philoponus and the Rejection of Aristotelian Science / Ed. P. Sorabji. London, 1987.

3 B. Louri. Michel Psellos contre Maxime le Confesseur: lТorigine de lТ лаhrsie des physthsitesа // Scrinium. 2008. T. 4. P. 201Ч227.

4 И. Мейендорф. Жизнь и труды святителя Григория Паламы. Введение в изучение. Пер. Г.аН.аНачинкина под ред. И.аП.аМедведева и В.аМ.аЛурье. СПб., 1997 (Subsidia byzantinorossica, т.а2).

5 Точнее сказать, была осознана роль VI века как формативного периода всей культуры византийского тысячелетия, в которой богословие и философия были лишь одними из составляющих. См. особо: The Sixth Century. End or Beginning? / Eds. P. Allen and E. Jeffreys. Brisbane, 1996 (Byzantina Australiensia, 10).

6 О исследованиях в этой области можно судить по регулярным международным конференциям Origeniana и регулярным выпускам трудов этих конференций; последний из вышедших выпусков: Origeniana Octava: Origen and the Alexandrian Tradition / Origene e la Tradizione Alessandrina: Papers of the 8th International Origen Congress, Pisa, 27-31 August 2001 / Ed. by Lorenzo Perrone, P. Bernardino, D. Marchini. Leuven, 2003. Origeniana Nonna находится в печати.

7 В чем можно убедиться, в частности, из недавней статьи: Pablo Argrate. Maximus ConfessorТs Criticism of Origenism: the Role of Movement within Ontology // Origeniana OctavaЕ, p. 1037Ч1041.

8 Patrologiae cursus completus / Accurante J.-P. Migne. Series graeca. T. 1Ч161. Parisiis, 1858Ч1865.

9 В частности: F. Loofs. Leontius von Byzans und die gleichnamigen Schriftsteller der griechischen Kirche. Leipzig, 1887 (Texte und UntersuchungenЕ, III, 1-2).

10 Основана Рене Граффеном (Ren Graffin) в 1897 г. под названием Patrologia Syriaca, нынешнее название Ч с 1904 года; издание серии продолжается.

11 A. Grillmeier, H. Bacht, hrsg. Das Konzil von Chalkedon. Geschichte und Gegenwart, Band I: Der Glaube von Chalkedon (Wrzburg 1951, 19795); Band II: Entscheidung um Chalkedon (Wrzburg 1952, 19795); Band III: Chalkedon heute (Wrzburg 1954, 19795).

12 Ch. Moeller. Le Chalcdonisme et le No-Chalcdonisme en Orient de 451 la fin du VIe sicle //  Das Konzil von Chalkedon. Bd. I. S. 637Ч720.

13 Рус. пер. с французского под другим названием: И. Мейендорф. Иисус Христос в восточном православном предании. М., 2000.

14 В киевском журнале . 2001. № 4-5. С. 33Ч51.

15 Теперь переизданный: С. Л. Епифанович. Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие. М., 1996 (Приложение к серии Святоотеческое наследие). С. Л. Епифанович начал также переводить на русский язык сложные богословские произведения св. Максима (прежде переводились только аскетические творения святого отца). Его труд продолжил А. И. Сидоров, который издал уже два тома Творений преподобного Максима Исповедника (М., 1993). Наиболее полное собрание житийных материалов (имеющих значение и для истории догматических споров): Творения святаго отца нашего Максима Исповедника. Ч. I [и единственная]. Сергиев Посад, 1915 [так на титуле; на обложке: 1916] (Творения святых отцев в русском переводе, издаваемые при Императорской Московской Духовной Академии. Т. 69). Этот том был подготовлен М. Муретовым. Его перевод одной из поздних редакций Жития св. Максима переиздан с новыми примечаниями в: А. И. Сидоров. Максим Исповедник. Политика и богословие в Византии VII века // Ретроспективная и сравнительная политология. Публикации и исследования. Вып. I. М., 1991. С. 120Ч176.

16 H.-U. von Balthasar. Kosmische Liturgie. Das Weltbild MaximusТ des Bekenners. 2. Aufl. Einsiedeln, 1961.

17 Последнюю по времени библиографию работ о св. Максиме, появившихся на этой волне, а также их обзор: А. Г. Дунаев. Максим Исповедник // Исихазм. Аннотированная библиография / Под ред. С. С. Хоружего. М., 2004. C. 242Ч256.

18 Мейендорф. Жизнь и труды святителя Григория Паламы.

19 Эту же мысль Мейндорф проводил в своих более поздних монографиях Ч о Христе и о византийском богословии в целом: Мейендорф. Иисус Христос в восточном православном предании; он же. Византийское богословие. Исторические тенденции и доктринальные темы. Минск, 2001 (оригинальное англ. изд. 1974 года).

20 J.-M. Garrigue. La charit, lТavenir divin de lТhomme. Paris, 1976; F.-M. Lthel. Thologie de lТagonie du Christ. La libert humaine du Fils de Dieu et son importance sotriologique mises en lumire par saint Maxime le Confesseur. Paris, 1979.

21 M. Doucet. Est-ce que le monothlisme a fait autant dТillustres victimesа? Rflexions sur un ouvrage de F.-M. Lthel // Science et Esprit. 1983. Vol. 35. P. 123Ч159; idem. La volont humaine du Christ, spcialement en son agonie. Maxime le Confesseur interprte de lТcriture // Science et Esprit. 1985. Vol. 37. P. 123Ч159.

22 См. особо рецензию крупнейшего специалиста по богословию VII века: K.-H. Uthemann // Byzantinische Zeitschrift. 1998. Bd. 91. S. 151Ч152.

23 В. В. Петров. О трудностях XLI Максима Исповедника: основные понятия, источники, истолкования // Космос и душа. Учения о Вселенной и человеке в античности и средние века (исследования и переводы) / Ред. П. П. Гайденко, В. В. Петров. М., 2005. C. 147Ч288.

24 Прп. Максим Исповедник: полемика с оригенизмом и моноэнергизмом. СПб., 2007 (Византийская философия, т. 1). Те же авторы издали одновременно том комментированных переводов писем св. Максима: Прп. Максим Исповедник. Письма. СПб., 2007 (Византийская философия, т. 2).

25 D. Bathrellos. The Byzantine Christ. Person, Nature, and Will in the Christology of Saint Maxim the Confessor. Oxford, 2004 (The Oxford Early Christian Studies). Рец. Ларше в: Revue dТhistoire ecclsiastique. 2006. T. 101/2; критические замечания автора этих строк: Лурье. Византийская философияЕ С. 525.

26 Новейшее переиздание томов, вышедших первым изданием с 1979 по 2002 годы: A. Grillmeier mit Th. Hainthaler. Jesus Christus im Glauben der Kirche. Bds. 1, 2/1, 2/2, 2/3, 2/4. FreiburgЧBaselЧWien, 2004.  Всего планируется семь томов (тт. 2/5, 2/6 еще не дописаны). В этом издании наиболее полный библиографический аппарат. С более ранних изданий были сделаны переводы на разные европейские языки (французский, английский, итальянский).

27 J. H. Declerck. Maximi Confessoris Quaestiones et dubia. Turnhout, 1982 (Corpus Christianorum. Series graeca, 10).

28 M.-J. van Esbroeck. Maxime le Confesseur, Vie de la Vierge. Lovanii, 1986 (Corpus Scriptorum Christianorum Orientalium. Vols. 478, 479; Scriptores iberici, tt. 21, 22).

29 M. van Esbroeck. La question 66 du Ad Thalassium gorgien // Philohistr. Miscellanea in honorem Caroli Laga septuagenarii / Eds. A. Schoors, P. Van Deun. Leuven, 1994 (Orientalia Lovaniensia Analecta, 60). P. 329Ч337.

30 Следует оговориться, что автор настоящего исследования исключает из рассмотрения Леонтия Иерусалимского, чье положение в истории византийских философско-богословских традиций теперь лучше всего считать неясным. Дирк Краусмюллер (поддержанный автором этих строк) привел основания вернуться к датировке Леонтия Иерусалимского первой половиной VII века (вместо общепринятой с 1940-х годов датировкой на столетие раньше), как это еще в 1880-е годы предложил Ф. Лоофс. См.: D. Krausmller. Leontius of Jerusalem, a theologian of the 7th century // The Journal of Theological Studies. 2001. Vol. 52. P. 637Ч657; В. М. Лурье. История византийской философии. Формативный период. СПб., 2006. С. 517Ч521. Поэтому, впервые за многие десятилетия, мы постарались нарисовать панораму византийских богословских дискуссий VI века без участия Леонтия Иерусалимского. Вопрос о соотношении учений Леонтия Иерусалимского и Максима Исповедника теперь должен быть поставлен по-новому в отдельном исследовании.

31 М. van Esbroeck. Le УDe sectisФ attribu Lonce de Byzance (CPG 6823) dans la version dТArsne Iqaltoeli // Bedi Kartlisa. 1984. T. 42. P. 35Ч52; Idem. La date et lТauteur du De sectis attribu Lonce de Byzance // After Chalcedon. Louvain, 1985 (Orientalia Lovaniensia Analecta, 18). P. 415Ч424. Эти данные до сих пор не учитывались патрологами, если не считать дополнительного примечания, внесенного Т. Хайнталер при переиздании написанного с ее участием труда А. Грилльмайера (первое издание 1989 г.): A. Grillmeier mit Th. Hainthaler. Jesus der Christus im Glauben der Kirche. Bd. 2/2. Die Kirche von Konstantinopel im 6. Jahrhundert. FreiburgЧBaselЧWien, 2004. S. 523, Anm. 91a. Автор примечания соглашается с М. ван Эсбруком в том, что эти данные могут существенно изменить картину религиозных дискуссий эпохи.

Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по разное