Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по социологии  

На правах рукописи

АСТОЯНЦ Маргарита Сергеевна

социальноЕ сиротствО:

условия, механизмЫ
и динамика эксклюзии

(Социокультурная интерпретация)

Специальность 22.00.06 Ц социология культуры,
духовной жизни

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора социологических наук

Ростов-на-Дону Ц 2007

Диссертация выполнена в Педагогическом институте

ФГОУ ВПО Южный федеральный университет

на кафедре социологии и политологии

Научный консультант:

доктор философских наук, профессор

Радовель Михаил Рувинович

Официальные оппоненты:

доктор социологических наук, профессор

Бондаренко Ольга Васильевна;

ГОУ ВПО Южно-Российский государственный технический университет (Новочеркасский политехнический институт)

доктор педагогических наук, профессор

Сорочинская Елена Николаевна;

ФГОУ ВПО Южный федеральный университет

доктор социологических наук, профессор

Ярская-Смирнова Елена Ростиславовна

ГОУ ВПО Саратовский государственный технический университет

Ведущая организация:

Институт социально-политических исследований

Российской академии наук

Защита состоится л___ _________ 2007 г. в ___ ч. на заседании диссертационного совета по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора и кандидата наук Д. 212.208.19 по социологическим наукам при ФГОУ ВПО Южный федеральный университет по адресу: 344082, г. Ростов-на-Дону, ул. Большая Садовая, 33, ауд. 202

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Педагогического института ФГОУ ВПО Южный федеральный университет по адресу: Ростов-на-Дону, ул. Большая Садовая, 33.

Автореферат разослан л___  ноября  2007 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета:        Хоронько Л.Я.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. В современном российском обществе существует колоссальный разрыв в обеспеченности различных групп населения экономическими, социальными, культурными, властными, квалификационными и иными видами ресурсов. Особенно тревожно, что у определенной части россиян эти ресурсы практически полностью отсутствуют. А значит, некоторая часть российского населения не просто бедна - она оказалась на периферии социального пространства, практически утратив связи с остальной частью общества. И в этом случае можно говорить о его социальном исключении (социальной эксклюзии), под которым Э. Гидденс понимал механизм, отделяющий группы людей от главного социального потока1.

Сегодня чаще всего проблемы социального исключения рассматривают в экономическом аспекте, обращая внимание на низкий уровень доходов, материальную необеспеченность и безработицу. Однако не менее важен и социокультурный аспект эксклюзии: ведь исключение - это не только бедность, но и депривированность основных социальных и культурных потребностей. В современном российском обществе усиление экономического и социального неравенства сопровождается социокультурным расколом и является серьезной угрозой его стабильности. Вполне вероятно, что непринятие мер по преодолению исключения может привести к тому, что часть населения будет выпадать из процессов общественного развития, скатываясь в состояние стагнации и полной социальной зависимости.

Социальная эксклюзия углубляется в тех случаях, когда разрушается социетальность, возникает аномия и нарастает дисфункциональность социальных институтов. Именно это и произошло в конце 90-х гг. ХХ в. в России. Трансформация социально-экономических условий жизни, поляризация доходов привела к глубокой дифференциации российского общества и тяжело отразилась на состоянии практически всех групп и слоев населения и, в первую очередь, на детях, которые оказались наименее защищенной и наиболее пострадавшей категорией. Кризис повлек за собой утрату жизненных смыслов, разрушение системы ценностей, которые задают ориентиры развития личности и общества. Ценностный хаос повлиял и на функционирование основных институтов общества, среди которых институты первичной социализации личности ребенка - семья и школа.

Детская безнадзорность, беспризорность, социальное сиротство - наиболее тревожные характеристики современного российского общества. Однако сиротство не назовешь новым социальным явлением: оно существовало и, вероятно, будет существовать всегда. Наблюдая его в динамике, можно заметить, как более или менее спокойные периоды сменялись бурными всплесками в тяжелые революционные и военные годы - количество сирот и беспризорных детей резко возрастало в годы политических, экономических, социальных потрясений.

Данные о количестве оставшихся без попечения родителей и безнадзорных детей в современной России различны - от 725,2 тыс. человек по данным Минобразования2 до 4 млн по оценкам независимых экспертов3, но все источники единодушно утверждают, что количество таких детей возрастает с каждым годом. Ежегодно выявляется свыше 100 тыс. детей, оставшихся без попечения родителей, большинство из которых - социальные сироты, отобранные у родителей, не выполняющих свои обязанности по воспитанию и содержанию детей, или оставленные родителями по тем или иным причинам. Если во второй половине ХХ в. сироты в нашей стране проживали в учреждениях преимущественно двух типов: в детских домах и школах-интернатах, то сегодня помимо того функционирует множество разнопрофильных учреждений: социальных приютов, реабилитационных центров, центров психолого-педагогической помощи и т.д. Дети при живых родителях вынуждены жить вне дома - в детских домах, приютах, интернатах.

Сегодняшние воспитанники интернатных учреждений отличаются от своих собратьев, поступавших в детские дома послереволюционных или военных лет. Потеряв семью в период социально-экономических потрясенийаЦ революции, кровопролитных войн, большинство детей имели опыт нормальной семейной жизни в крестьянской, рабочей, ремесленной семье, где усваивали культурные нормы, традиции, осваивали социальные роли, т.е. накапливали необходимый социальный и культурный капитал. Сегодня ребенок-сирота жил с родителями под одной крышей, зачастую так и не узнав, что такое нормальная, благополучная семья, и уже на этапе ранней социализации был лишен необходимых экономических, социальных и культурных ресурсов.

И хотя ребенок испытал эксклюзию, проживая в неблагополучной семье, то не лучше обстоит дело и с теми детьми, которые попадают в учреждения государственной поддержки детства. Несмотря на то, что сегодня интернатные учреждения не являются полностью закрытыми, изоляция детей от общества, его культурных ценностей сохраняется. В то время как ученые и специалисты-практики, работающие в интернатных учреждениях, разрабатывают и применяют инновационные методы реабилитации, уже долгие годы результаты социализации выпускников интернатных учреждений весьма неутешительны, дети-сироты часто оказываются в положении изгоев и продолжают испытывать социальную эксклюзию во взрослой жизни. И ответа на вопрос, в чем же причина отсутствия долгосрочной результативности казалось бы действенных методов социальной помощи детям-сиротам, пока не найдено.

Нельзя не учитывать и то, что практики, направленные на социальную интеграцию или, напротив, эксклюзию детей-сирот, осуществляются в определенном социокультурном и социально-историческом контексте. Ведущую роль в воспроизводстве/преодолении исключения детей-сирот играет идеология, на основе которой формируется государственная социальная политика. Так детская безнадзорность и беспризорность стали определяться как социальная проблема и получили большой общественный резонанс именно после того, как в 2002 г. ее сформулировал и поставил перед чиновниками страны Президент Российской Федерации В.В. Путин.

В современной России вследствие перехода от преимущественно коллективистской системы ценностей к индивидуализму и признанию приоритета прав человека постепенно меняются представления о том, какая форма устройства детей-сирот будет наиболее соответствовать интересам самого ребенка. Наряду с самыми популярными формами устройства детей-сирот и оставшихся без попечения родителей - опекой/попечительством (в 2004 г. было устроено 51,3% от общего числа выявленных детей) и размещением в государственные учреждения (31%) - постепенно развивается институт приемной семьи (1,2%), создаются детские дома семейного типа4.

И хотя наилучшей формой устройства детей-сирот сегодня признается семейная, массовая деинституализация воспитания детей-сирот в России пока невозможна. К сожалению, еще долгое время интернатные учреждения будут оставаться основным институтом социализации детей-сирот, обойтись без них мы пока не готовы. Изучение жизненных практик детей-сирот в условиях интернатного учреждения поможет понять истинное положение вещей, минимизировать неблагоприятные последствия пребывания ребенка в учреждении и сделать все возможное для его успешной социализации. Однако социокультурные аспекты социальной эксклюзии детей-сирот в настоящее время социологически не акцентированы, а идеология и практики исключения не подвергнуты социокультурной интерпретации.

Таким образом, заявленный социокультурный ракурс исследования процесса социальной эксклюзии детей-сирот в современном российском обществе обладает практической и теоретической актуальностью. Теоретический аспект проблемы предполагает осмысление глубинных истоков и механизмов, особенностей протекания процесса исключения детей-сирот. Практический (в частности, социально-политический) аспект не менее актуален и состоит в необходимости социокультурной интерпретации социального сиротства для определения возможных путей преодоления социального исключения.

Степень разработанности проблемы. Истоки теории социального исключения можно обнаружить в макроэкономических теориях, в концепции стратификации, опирающейся на идеи К. Маркса и М. Вебера, а также в теории структурации Э. Гидденса и концепции социальных изменений П.аШтомнпки. Свою концепцию инклюзии развивал и Н. Луман, отводя функциональным системам решающую роль в воспроизводстве эксклюзии/инклюзии.

Концепция социальной эксклюзии, широко распространившаяся во второй половине ХХ в. в Западной Европе (и особенно в Великобритании), сегодня весьма активно обсуждается как в социально-политических, так и в научных дискуссиях. Проблеме социального исключения уделяли внимание такие известные политики, как Тони Блэр и Барбара Роче; ей посвящены многочисленные работы современных зарубежных ученых П. Абрахамсона, В.аДжадда, Дж. Дэвиса, Н. Кабира, Р. Кастеля, Р. Левитас, Р. Листера, Дж.аПерси-Смита, С. Погама, Р. Рэндольфа, Х. Сильвер и многих других5. В их работах проанализирован концепт социальное исключение, выделены важнейшие признаки этого процесса и состояния, обоснованы особенности использования концепта исключения и его отличия от родственных понятий бедности и неравенства, определены важнейшие сложности и проблемы, возникающие в связи с применением данного концепта, дискутируются подходы к изучению проблем исключения в современных обществах. В работах британских ученых социальное исключение определяется относительно самого процесса исключения, людей, которые вовлечены в него, и социального мира, в котором протекает этот процесс.

В последнее десятилетие отдельные аспекты социального исключения нашли свое отражение и в работах российских ученых. Здесь необходимо выделить наиболее важные для нас и посвященные широкому осмыслению и изучению проблем социального исключения в российском обществе работы Ф. Бородкина6 и Н. Тихоновой; анализ методологии исследования социальной эксклюзии В. Шмидт; исследования исключенных групп или территорий Т. Бараулиной, Р. Емцова, Ю.Зубок, О. Карпенко, М. Локшина, Н. Черниной, С. Ярошенко, Е. Ярской-Смирновой и др.

Продуктивными для нашего исследования стали идеи междисциплинарного анализа социальной эксклюзии, предложенные В. Шмидт7. Автор считает, что многоуровневый характер проблемы эксклюзии обусловливает междисциплинарный характер ее изучения и предлагает исследовать социальное исключение не только в рамках экономического или социологического подходов, которые позволяют заниматься изучением проблемы на мезоуровне, но и привлекать политико-правовой и психологический подходы.

Наиболее известными и авторитетными в этом направлении являются исследования социальной стратификации в современной России, предпринятые Н.Е. Тихоновой8. В своих работах она делает вывод о формировании новой структуры российского общества, в которой образовался значительный слой социально исключенных, качественно отличающийся от привычной для россиян группы бедных. Чтобы уточнить, кто же может быть отнесен к категории исключенных, Н.Е. Тихонова адаптировала индикаторы социальной эксклюзии, используемые зарубежными исследователями (в частности, П.аАбрахамсоном), и применила их для изучения бедных российских домохозяйств. Хотя работы Н.Е. Тихоновой, на наш взгляд, скорее могут быть отнесены к предметному полю экономической социологии, многие из ее методологических находок мы смогли применить в анализе социокультурных условий эксклюзии, при разработке типологии исключенных групп современного российского общества.

Привлеченный в данной работе ресурсный подход к исследованию социального исключения опирается на теорию неэкономических форм капитала П. Бурдье (изложенную как в переводах Н.А. Шматко, так и в ее собственных интерпретациях идей П. Бурдье), Д. Коулмена, Г. Беккера и др. и систематизируется в работах В.В. Радаева, Т.И. Заславской, Н.Е. Тихоновой. Концепция неэкономических форм капитала П. Бурдье развивает классическое представление о ресурсах человека, влияющих на его статус и стратегию преодоления жизненных трудностей, что также находит отражение в понятии ресурсов клиента социальных служб (М. Мердак, М. Сипорин и др.) и может быть использована для изучения исключенных индивидов (групп).

Поскольку в нашей работе исследуются проблемы социального сиротства, то среди теоретических источников мы обращаем особое внимание на те, в которых затрагиваются проблемы эксклюзии этой группы населения. Отдельные ученые считают, что все дети могут считаться социально исключенными. Английские социологи Дж. Дэвис, Дж. Миллар, Э. Праут, Т. Ридж, А.аТисндейл, М. Хилл подчеркивают тот факт, что дети составляют одну из самых управляемых групп в обществе, потому что лишены возможностей социального и политического участия и не представлены во властных структурах.

Концепция социального исключения особенно полезна для изучения проблем ущемленных детей, в частности, детей-сирот. Эти дети испытывают исключение, находясь в неблагополучной семье, которая и послужила причиной их сиротства. Причины размещения детей в интернатных учреждениях Великобритании анализируются в работах таких ученых, как Д. Беридж, М.аБоланд, А. Броди, А. Гиббс, Э. Кендрик, Л. Ламберт, А. Синклер, Дж.аТринсэлиотис, М. Хилл и др.9, и здесь в качестве важнейших причин выделяются семейное неблагополучие (отсутствие внимания и заботы, оскорбления, пренебрежение нуждами детей), правонарушения и школьные проблемы (непосещение школы, отсутствие необходимого альтернативного образования). Однако ряд ученых - Э. Беббингтон, Б. Гиллхэм, Э. Ламби, Дж.аМайлз, М. Руни, Г. Тэннер, Д. Фаррингтон, А. Фримэн, Б. Чиун, С. Эсквит и др. - в первую очередь обращают внимание на бедность, безработицу, тяжелые жизненные условия семей, из которых были изъяты дети, и выявляют связь социального неблагополучия с насилием в семье и подростковой делинквентностью.

Социальное исключение и стигматизация воспитанников интернатных учреждений рассматриваются в работах зарубежных психологов, педагогов, социологов, причем речь идет не только о массовых учреждениях российского типа (хотя количество воспитанников в зарубежных интернатных учреждениях на порядок ниже), но и о проблемах фостерных семей (в российском профессиональном дискурсе их также называют семейными воспитательными группами). В этом вопросе мы опирались на исследования Й. Лангмейера и З. Матейчика, Э. Бильсона и Р. Баркер, А Берриджа и А. Броди, А. Синклера и А. Гиббса, К. Вайта, С. Хайдена, Дж. Годдарта, С. Горина и К. Ван дер Спека, Э. Кендрика, М. Косонена, Т. Риджа и Дж. Миллар, Ф. Поллата и П.аФарелла, Р. Эмонд и др.10

Британские ученые Д. Болдуин, Б. Колс, В. Митчел, Э. Хет, С. Чьюинг и др. утверждают, что дети-сироты продолжают испытывать исключение и во взрослой жизни, когда сказывается недостаточно высокий уровень образования, отсутствие профессиональных навыков. Интересный опыт социальной инклюзии выпускников интернатного учреждения описали С. Джексон и П.аМартин, считая важнейшими факторами преодоления исключения наращивание социальных и культурно-образовательных ресурсов воспитанников.

Рассматривая социальную эксклюзию детей-сирот в аспекте этапов их социализации, мы обращаемся к трудам как зарубежных (Ф. Гиддингс, Т.аПарсонс, Дж. Мид, Ч. Кули, А. Маслоу, К. Роджерс, Н. Смелзер, П. Бергер, Т. Лукман и др.)11, так и отечественных (Г.М. Андреева, С.А. Беличева, Л.И.аБожович, Л.С. Выготский, Я.И. Гилинский, Н.Ф. Голованова, И.С. Кон, А.В. Мудрик, М.М. Плоткин, С.И. Щеглова, В.А. Ядов и др.)12 ученых, посвященных общим проблемам социализации и социологии детства.

Данные отечественных исследователей Е. Бреевой, Н. Бинеевой, И. Дементьевой, Л. Дулиновой, О. Исуповой, С. Кабанова, И. Назаровой, В. Ослон, Г. Семья, В. Слуцкого, С. Стивенсон и др. позволяют сделать вывод о правомерности применения понятия социального исключения по отношению к детям-сиротам в России13. Накопленный отечественными педагогами и психологами опыт в области социализации и реабилитации детей-сирот, способствующих их социальной инклюзии, нашел свое отражение в работах К.А.аАбульхановой-Славской, И.Е. Байтингера, И.А. Бобылевой, Л.И. Божович, М.И. Буянова, Л.Н. Галигузовой, О.А. Дорожкиной, И.В. Дубровиной, Н.П. Ивановой, Г.М. Иващенко, Л.С. Кочкиной, М.И. Лисиной, В.С. Мухиной, Л.Я. Олиференко, В.Н. Ослон, Т.Н. Поддубной, А.О. Поддубного А.М.аПрихожан, А.Г. Рузской, Н.Н. Толстых, Е.Н. Сорочинской, О.В. Степанова, Е.Е. Чепурных, В.И. Шишовой, Т.И. Шульги и др.14

Близкими к проблематике нашего исследования являются работы Ю.А.аЗубок, посвященные проблемам социального исключения детей и молодежи в современной России. В них акцентируется внимание на социальном исключении молодежи как следствии ее конфликта с социальной системой на всех уровнях в ходе становления молодежи как субъекта социального воспроизводства15.

В то же время социокультурные аспекты социальной эксклюзии остаются мало изученными отечественными социологами. Первой крупной (и, пожалуй, пока единственной) научной работой, посвященной изучению социокультурных аспектов эксклюзии, стала монография Е.Р. Ярской-Смирновой Социокультурный анализ нетипичности16, в которой она определяет социальное исключение, связывая его с процессами депривации, и рассматривает практики социального исключения в отношении людей с ограниченными возможностями. Однако разработка социокультурного ракурса анализа проблемы социального исключения в настоящее время не реализована в виде целостного социологического анализа.

Тем не менее, зарубежными и отечественными учеными предложен ряд подходов к пониманию феномена культуры: философский (В.Ж. Келле и М.Я. Ковальзон, Ю.М. Резник), деятельностный (М.Р. Радовель и Г.С. Денисова, Г.В. Драч) и антропологический (К. Гирц, Дж. Б. Томпсон); развивается социология культуры (Д. Крейн, Л. Ионин, Ф. Тенбрук) - и эти идеи являются весьма плодотворными для реализации нашего исследования. Так, представление о сущности социокультурного как единстве культурного и социального было разработано в рамках социокультурного подхода П. Сорокина17; теории социокультурного поля П. Штомпки18; идеях социокультурного подхода современных российских ученых Н.И. Лапина19 и А.С. Ахиезера20. В этом же русле работал и К. Гирц, утверждавший необходимость рассмотрения любого явления в рамках социокультурного контекста21 (идея, приводящая к необходимости синтетического контекстуального анализа).

В трудах М. Вебера, Г. Зиммеля, Ж. Бодрийара, Ф. Тенниса предложено глубокое исследование социокультурных феноменов и процессов, свойственных городскому и сельскому образу жизни, что открывает возможность исследования особенностей проявления социальной эксклюзии в социокультурном контексте городского и сельского типа поселений.

Анализируя социокультурные условия воспроизводства эксклюзии, мы обратились к тем работам, в которых рассматриваются проблемы социальной политики и социального государства. Социальное благосостояние, социальное развитие и социальная политика получили свое теоретическое осмысление в трудах Д. Вейт-Уилсона, Х. Ламперта, Л. Эрхардта, Г. Эспиннг-Андернсена и др.22 Ими проанализирован теоретический концепт социальное государство, особенности социальной политики в западных развитых демократиях, ее издержки и преимущества, функции и дисфункции. Вопросы социального развития и социальной политики в России отражены в работах Е.Ш.аГонтмахера, Н.В. Зубаревич, Е.И. Холостовой23 и ряде других. Противоречия рационального и этического подхода к социальной работе также раскрываются в произведениях З. Баумана.

Важным аспектом социокультурного анализа эксклюзии является анализ политического дискурса о сиротстве. Идеи дискурсивного подхода изложены в работах Л. Альтюссера, Л. Витгенштейна, Ж. Дерриды, Ж. Лакана, П. Рикера, М. Фуко, Н. Филлипа, Т. Лоуренса, С. Харди и др.24 (хотя особую роль языка в упорядочении и воспроизводстве социальной реальности также отмечали Э. Дюркгейм, П. Бергер и Т. Лукман). Применение анализа дискурса в российской социологии еще не получило достаточно широкого распространения, однако следует назвать наиболее интересные для нас как содержательно, так и методологически, работы по исследованию проблем этнизации миграции О. Карпенко, особенности конструирования дискурса социальных проблем в СМИ И.Г. Ясавеева, изучение дискурса социального материнства в 1930Ц1950-е гг. Ю. Градсковой, сравнительный анализ англо-американского и российского культурных подходов в дискурсе о ювенальной делинквентности А.П. Михайлова, анализ дискурса инвалидности П.В. Романова и Е.Р. Ярской-Смирновой.

Теоретической основой анализа социокультурных практик является теория культурных изменений М. Вебера, которая определяет культуру как двигатель социального развития. Теоретическое обоснование анализа практик изложено в работах Э. Гидденса25 и П. Бурдье26, которые стремились подчеркнуть значимую роль личности как субъекта социальных изменений. Изучая практики, мы апеллируем к категории повседневность, поскольку анализ ежедневных, обыденных практик людей, воспринимающих мир с позиции личного опыта, позволяет, по меткому выражению И.В. Давыдовой, увидеть то, что все видели, но не замечали. Эти практики могут воспроизводить социальное исключение или способствовать интеграции детей-сирот в общество.

Традиционно изучение практик происходило в рамках французской социологической школы, наибольшую известность которой принесла модель дисциплинарного общества М. Фуко27. Основными дисциплинарными практиками у М. Фуко являются типизация и стигматизация, при этом дисциплинарная власть помещает исключенных в исправительные заведения, психиатрические клиники, приюты. Идеи М. Фуко дополнил М.Де Серто, предложивший понятие тактик, представляющих собой практики сопротивления власти. М.Де Серто утверждал, что сопротивление подавляемых не только позволяет им выжить, но и вносит свой вклад в установление существующего порядка28. Длительное включенное наблюдение за пациентами в психиатрической клинике позволило другому известному социологу И. Гоффману разработать концепцию тотальных институтов - закрытых сообществ, обитатели которых при помощи определенных процедур и особенностей организации жизни как бы лотливаются в одинаковые формы29, пригодную для описания жизни ребенка в интернатном учреждении.

Таким образом, зарубежной и отечественной наукой накоплен значительный эмпирический и методический потенциал для рассмотрения заявленной темы диссертационной работы. Притом, что отечественными учеными проведено большое количество исследований, посвященных проблемам социального сиротства в современной России, большинство этих работ сосредоточены на анализе личностных особенностей детей-сирот, изучении структурных и институциональных факторов сиротства либо направлены на разработку мер по реабилитации и социализации детей-сирот.

В то же время зарубежными учеными разработана концепция социальной эксклюзии, которая только начинает применяться в работах отечественных социологов. Однако социальное сиротство в современном российском обществе не интерпретировано в категориях социальной эксклюзии/инклюнзии, не проведен социокультурный анализ процесса социального исключения детей-сирот, не выявлены условия и механизмы воспроизводства эксклюзии. Данное диссертационное исследование направлено на восполнение этого пробела в отечественной социологической науке.

Объектом исследования является социальная эксклюзия детей-сирот в современном российском обществе.

Предметом исследования выступают характеристики процесса социального исключения детей-сирот, условия и механизмы его воспроизводства в социокультурном поле современной России.

Гипотеза исследования состоит в том, что характеристики процесса социальной эксклюзии детей-сирот (масштаб, глубина и пр.) существенно зависят от социокультурного и социально-исторического контекста в его своеобразии и динамике. Влияние социокультурного контекста на процессы социального исключения обнаруживается на всех этапах социализации детей-сирот и отчетливо проявляется в повседневных практиках исключения и в политическом дискурсе. Поэтому преодоление социальной эксклюзии требует не только применения специальных инклюзивных мероприятий, но и преобразования социокультурных практик, придания им гуманистического характера.

Цель и задачи диссертационного исследования. Целью настоящего диссертационного исследования является интерпретация социокультурных оснований формирования и воспроизводства социальной эксклюзии детей-сирот в условиях трансформации российского общества.

Для достижения этой цели необходимо решить ряд взаимосвязанных задач:

1. выявить специфику концепта социальной эксклюзии по сравнению с родственными понятиями, и определить возможность его применения к анализу современного российского общества;
2. определить основные составляющие специфического российского социокультурного контекста, влияющие на процессы эксклюзии детей-сирот и выявить направленность их влияния;
3. проанализировать зависимость эксклюзии от специфики социокультурной среды и определить особенности городской и сельской эксклюзии;
4. разработать типологию исключенных индивидов (групп), пригодную для анализа особенностей проявления и преодоления социального исключения, обозначить в ней место детей-сирот как социальной группы;
5. выявить и проанализировать социокультурные установки специалистов, работающих в сфере социальной защиты населения, по отношению к социально исключенным;
6. обосновать процессуальный характер социального исключения детей-сирот в современном российском обществе, выделить этапы эксклюзии и их характерные особенности;
7. проанализировать динамику отечественного политического дискурса о сиротстве в кризисные периоды развития российского общества как фактора социальной эксклюзии/инклюзии;
8. выявить динамику социокультурных практик интернатных учреждений для детей-сирот и выявить ее взаимосвязь с изменениями политического дискурса;
9. обнаружить основные механизмы воспроизводства социального исключения в практиках современного интернатного учреждения;
10. изучить опыт преодоления социальной эксклюзии в современных российских интернатных учреждениях и выявить причины слабой эффективности мероприятий, направленных на инклюзию детей-сирот.

Теоретико-методологическую основу исследования составляют идеи гуманистической социологии, заложенные в трудах М. Вебера и Г. Зиммеля и получившие свое развитие в феноменологической социологии А. Щюца, драматургической социологии И. Гоффмана и теории социального конструирования реальности П. Бергера и Т. Лукмана. Социокультурная интерпретация основана на ее лумеренной модели (лдвойная герменевтика в определении Э. Гидденса), предполагающей синтез интерпретации и причинного объяснения, т.е. основанной на линтерпретациях участников, и на выдвигаемых исследователем интерпретациях этих интерпретаций30. Работа основана на общенаучном принципе историзма; методах сравнительно-исторического анализа и типологизации.

Исследование опирается на философский, деятельностный и антропологический подходы к пониманию феномена культуры, представление о сущности социокультурного как единстве культурного и социального и основывается на идеях социологии культуры. Значимыми для нашего исследования являются идеи социокультурного подхода П. Сорокина, теория структурации Э. Гидденса, концепция неэкономических форм капитала П. Бурдье, модель социокультурного поля и теория социального становления П. Штомпки, символическая концепция культуры К. Гирца.

Важным теоретическим основанием методологии диссертации является принцип понимающей социологии, обоснованный М. Вебером и предполагающий проникновение в глубинные мотивы социальных акторов, интерпретацию смыслов, которые они вкладывают в свои действия. Не будет лишним отметить, что работы М. Вебера и М. Фуко также вдохновили нас на привлечение методов исторической социологии. Следование этой методологической установке реализовано в работе посредством изучения динамики политического дискурса о сиротстве (метод критического дискурс-анализа Н. Феркло) и исследования практик социального исключения детей-сирот (методы диахронного и синхронного анализа практик).

Проблема социального сиротства актуализирует привлечение методологических подходов социологии детства. Она л...выдвигает на первый план наиболее острые социальные проблемы, такие как детская бедность, беспризорность, преступность, наркомания, проституция, причем обсуждение причин этих явлений неразрывно связано с поиском конкретных и эффективных форм социальной интервенции31. Подобная методологическая посылка весьма близка автору и будет реализована в ходе диссертационного исследования.

Эмпирическую базу диссертационной работы составляют данные официальной статистики и вторичный анализ результатов социологических исследований, опубликованных в научных (как российских, так и зарубежных) изданиях. Проанализирована нормативно-правовая база, статистические документы, данные отчетов учреждений социальной защиты населения, проведены экспертные интервью (всего 18 интервью) с работниками социальных служб Ростовской, Иркутской областей и Республики Татарстан. Наряду с этим, эмпирической основой диссертации стали исследования трех случаев (кейс-стади) в изучаемых регионах: г. Шахты, пос. Хужир и пос. Николаевка. В рамках кейс-стади было проведено 36 полустандартизованных интервью и осуществлялось включенное наблюдение.

Изучение динамики политического дискурса и практик социального исключения детей-сирот на протяжении советского и постсоветского периода обусловило широкое привлечение в исследовании архивных материалов и публикаций в СМИ. Для изучения политического дискурса о сиротстве 1920Ц1926 гг. были проанализированы материалы четырех фондов Государственного архива Ростовской области (ГАРО) по этой тематике общим объемом 4224 ед. хранения. Политический дискурс о сиротстве во время Великой Отечественной войны изучался по материалам газет военного времени (центральный орган Советов депутатов трудящихся СССР, газета Известия за 1942Ц1948 гг.; центральная газета Ростовской области Молот, 1944 г.). Анализ современного политического дискурса осуществлялся по публикациям в СМИ материалов представителей властных структур различного уровня. Для проведения анализа нами были использованы интервью и статьи, опубликованные за период с 2002 по 2005 г. в Российской газете и прозвучавшие в передачах радиокомпании Маяк. Анализ социокультурных практик был реализован по материалам 10 фондов ГАРО (всего 5299 единиц хранения). В исследовании также использованы материалы четырех интервью и двух писем сирот военных лет; данные современных российских исследователей и результаты собственных исследований (в том числе включенного наблюдения, анкетирования, анализа документов).

Научная новизна диссертационного исследования. Принципиально новым является авторский подход к исследованию эксклюзии детей-сирот, синтезирующий концепцию социальной эксклюзии со специфическим российским социокультурным контекстом в его своеобразии и динамике.

В содержательном плане научная новизна исследования заключается в следующем:

• определена специфика концепта социального исключения (динамичность, многомерность и кумулятивность и др.) по сравнению с родственными ему понятиями бедности, социального неравенства, маргинальности, депривации, показано его место в соответствующем предметном поле; обоснован процессуальный характер социальной эксклюзии и показана целесообразность применения концепции социального исключения к изучению российского общества;
• социальное сиротство интерпретировано с учетом специфического российского социокультурного контекста, определяющего условия, механизмы и динамику эксклюзии и рассматриваемого в его синхронии (социокультурная специфика России и ее отдельных регионов, типов поселений) и диахронии (специфика социально-исторического и культурно-историнческого развития России);
• показана зависимость процессов социальной эксклюзии от особенностей социокультурной среды обитания исключенных индивидов (групп) с точки зрения доступности ресурсов; выявлены факторы и группы высокого риска социальной эксклюзии, особенности ее проявления в условиях городского и сельского типа поселений (на материалах кейс-стади);
• разработана типология исключенных индивидов (групп) по критерию наличия или отсутствия у них экономических, социальных и культурных ресурсов, включающая восемь типов, различающихся по степени риска социальной эсклюзии (от полной инклюзии до глубокой эксклюзии); обосновано, что дети-сироты находятся в состоянии глубокой эксклюзии, поскольку испытывают дефицит всех видов ресурсов;
• выявлены двойственность и противоречивость социокультурных установок (прагматические, целерациональные и нравственные, ценностно-рациональные) специалистов, работающих в сфере социальной защиты населения, порождаемые разными интерпретациями образа клиента и определяющие различные стратегии оказания социальной помощи;
• обоснован процессуальный характер социальной эксклюзии детей-сирот, определены этапы этого процесса; показано, как на каждом из этапов сироты лишаются определенных экономических, социальных или культурных ресурсов, необходимых для нормальной социализации;
• выделены четыре устойчивых типа политического дискурса о сиротстве в первой половине 20-х гг. ХХ в. (дискурсы социальной опасности, социального участия, социальной ответственности и социальной полезности), показано каким образом каждый из них выражал идеологию эксклюзии/инклюзии детей-сирот;
• показано, что в период Великой Отечественной войны распространился монодискурс социального единения, способствовавший интеграции детей-сирот в общество, однако общая логика, на которой был основан этот дискурс, привела к социальному исключению детей-сирот в послевоенные годы;
• определены три типа современного политического дискурса о сиротстве (дискурсы социальной опасности, социального самооправдания и социальной интеграции), выражающие как идеи инклюзии, так и эксклюзии; показано, что наиболее распространенные типы современного властного дискурса не способствуют социальной инклюзии детей-сирот;
• вскрыта связь и зависимость социокультурных практик от типов политического дискурса, распространенных в данный социально-исторический период; в рамках диахронного анализа выявлены переходные практики, возникающие в периоды смены типа дискурса;
• выявлены основные механизмы воспроизводства исключения в социокультурных практиках современного интернатного учреждения (отчуждение, ограничение в общении и целый ряд других), проявляющиеся как в повседневных правилах взаимодействия, так и в тактиках сопротивления воспитанников;
• на основе анализа методов социальной инклюзии детей-сирот, применяемых в российских интернатных учреждениях, показано, что реабилитационные мероприятия осуществляются вне связи с повседневными практиками ребенка в интернатном учреждении, что значительно снижает их действенность.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. Концепт социальной эксклюзии в отличие от содержательно близких понятий бедности, депривации, маргинальности, андеркласса и т.п. фиксирует такие признаки социального процесса, как динамичность, многомерность и кумулятивность. Под социальной эксклюзией автор понимает многомерный кумулятивный процесс, нарушающий социальные связи индивидов (групп) и препятствующий их участию в жизни общества, и состояние отверженности индивидов (групп), возникающее вследствие этого процесса. Концепция социальной эксклюзии достаточно полно и глубоко объясняет процессы и механизмы общественной дезинтеграции, отражая ее культурные и социальные аспекты, а потому она весьма продуктивна для исследования различных социальных явлений в условиях трансформации российского общества. Акцентирование динамического характера эксклюзии делает концепцию исключения особенно продуктивной для изучения проблем социального сиротства, так как позволяет рассмотреть процесс нарастания социальных препятствий на пути интеграции детей-сирот в общество.
2. Социокультурная интерпретация социального сиротства с применением концепции социальной эксклюзии требует учета особенностей российского социокультурного контекста в его своеобразии и динамике. Влияние социокультурной специфики российского общества обнаруживается на каждом этапе социализации личности ребенка-сироты и проявляется в характере институциональных причин социального сиротства, типических чертах процесса социальной эксклюзии детей-сирот на этапах первичной и вторичной социализации. Социокультурная и культурно-географическая специфика различных регионов России, типов поселений будет в значительной мере определять доступные для индивидов ресурсы, которые могут помочь (или помешать) им преодолеть социальное исключение. Специфика социально-исторического и культурно-исторического развития России, проявляющаяся в динамике, своеобразии периодов российской истории, отражается в механизмах воспроизводства эксклюзии в конкретных социокультурных практиках, идеологии, политическом дискурсе.
3. Сравнительный анализ результатов кейс-стади в городских и сельских поселениях показал, что социокультурная среда выступает фактором, определяющим как возможности, так и ограничения доступа индивидов к ресурсам. Социкультурные феномены и процессы, свойственные городскому образу жизни, - индивидуализация и анонимность, замкнутость и обособленность жителей - становятся питательной средой эксклюзии. Важнейшим фактором исключения в условиях города является разрыв социальных сетей, одиночество; в частности, социальное исключение здесь испытывают мигранты, пожилые и молодые люди, утратившие социальные связи. Наиболее страдающей от эксклюзии социальной группой являются дети-сироты, выпускники интернатных учреждений. Сельская эксклюзия тесно связана с территориальной эксклюзией и отсутствием развитой социальной инфраструктуры.
4. Социальная эксклюзия обусловлена отсутствием у индивида (группы) экономического, социального и культурного капитала, который может стать ресурсом для ее преодоления. По степени эксклюзии/инклюзии выделяются восемь типов индивидов (групп) с различной комбинацией доступных им ресурсов. Один из типов находится в благополучной ситуации и не подвержен риску эксклюзии; у трех - риск исключения есть, хотя он и не столь высок; еще три находятся в зоне высокого риска и еще один, безусловно, подвержен эксклюзии. Деятельность социальных служб направлена, прежде всего, на преодоление необеспеченности экономическими ресурсами. Недостаток социального ресурса способна частично компенсировать система социального обслуживания, однако если у индивида не формируются собственные социальные сети, то может возникнуть полная зависимость от социальной защиты. Явно недостаточна социальная поддержка тех групп населения, которые не обеспечены одновременно всеми типами ресурсов. Дети-сироты, выпускники интернатных учреждений (входящие в восьмой тип нашей классификации), находятся в зоне глубокой эксклюзии, поскольку не обеспечены всеми типами ресурсов, причем в отличие от других низкоресурсных групп общества (мигранты, маргиналы и пр.) они оказываются в ситуации ресурсной необеспеченности с самого раннего детства. К тому же, именно эта группа имеет мало шансов на получение всего комплекса необходимых ей ресурсов и зачастую относится социальными службами в разряд безнадежных, что не способствует социальной инклюзии детей-сирот.
5. В условиях трансформации системы ценностей, сопровождающей переход от государственного патернализма к либеральной модели минимальных социальных гарантий, наблюдается двойственность, амбивалентность социокультурных установок акторов поля социальной политики. В интерпретациях специалистов социальных служб обнаруживается два типа клиентов. Образ клиента-иждивенца вызывает отторжение и нежелание оказывать социальную помощь, а клиент, который определяется как действительно нуждающийся в социальной помощи, не всегда может ее получить, поскольку необходимая помощь нередко оказывается за пределами профессиональной компетенции социального работника. Граница между двумя этими типами является размытой, ее определение носит субъективный и ситуативный характер. Различаются прагматические (целерациональные, обоснованные экономическими и политическими мотивами) и нравственные (ценностно-рациональные, опирающиеся на морально-этические основания) представления о роли социальной защиты населения в обществе.
6. Социальную эксклюзию детей-сирот можно рассматривать как процесс, происходящий на протяжении всей их жизни, причем на каждом этапе этого процесса сироты оказываются лишенными каких-либо ресурсов, необходимых для нормальной социализации. На начальном этапе ребенок испытывает недостаток ресурсов в неблагополучной семье, которая выступает институциональным фактором социального сиротства. На этапе первичной социализации, попадая в интернатное учреждение, дети оказываются в противоречивой ситуации: растет их экономический ресурс, но в то же время уменьшается ресурс социальный, поскольку они исключаются из семьи и привычного сообщества. На этапе вторичной социализации эксклюзия выпускников интернатных учреждений усиливается, поскольку в этот период сказывается недостаток образования, навыков, социального и культурного капитала.
7. Важнейшим фактором формирования государственной социальной политики в отношении детей-сирот является политический дискурс, поскольку господствующая интерпретация проблематики социального сиротства запускает механизмы их социального исключения/интеграции. В первой половине 20-х гг. ХХ в. можно выделить четыре устойчивых типа политического дискурса: социальной опасности, социального участия, социальной ответственности и социальной полезности. Каждый из них выражает определенное отношение к сиротам: полное исключение и отчуждение, признание ущербности и жалость, восприятие детей-сирот как объекта социальной помощи и, наконец, осознание их социальной полезности. В целом послереволюционные годы характеризуются сильным отторжением и исключением сирот: 1920Ц1922 гг. характеризуются наиболее высокой степенью исключения, начиная с 1923 г. отношение становится более вариативным, и к 1926 г. возрастает включающая составляющая. Однако более ранние типы дискурсов не исчезают полностью, а лишь уступают часть своего влияния более позднему дискурсу социальной полезности.
8. Властный дискурс о сиротстве военных лет можно охарактеризовать как монодискурс социального единения, рассматривающий детей-сирот как родных детей всего советского народа. Помощь им определяется как общезначимое, патриотическое дело и предписывается оказывать всем группам общества. Этот тип дискурса способствовал социальной интеграции детей-сирот, однако логика, на которой он был основан: заботливое отношение к детям как ответ на героизм и самопожертвование их родителей, оправдывавшая себя в годы войны, привела к печальным последствиям в период мирного времени. К концу 1940-х гг., когда среди контингента воспитанников детских домов все чаще появляются дети матерей-одиночек и родителей, отбывающих наказание в местах лишения свободы, упоминания о сиротах исчезают из официальных источников. Дети тех родителей, которые не соответствуют представлениям о советском человеке, не могут уже претендовать на внимание и заботу со стороны власти.
9. Анализ современного политического дискурса о сиротстве позволяет выделить три его типа: дискурс социальной опасности, социального самооправдания и социальной интеграции. Дискурс социальной опасности влечет за собой исключение детей-сирот из общества. Дискурс социального самооправдания рассматривает детей как жертв нерадивых родителей и обвиняет неблагополучную семью. Зарождающийся дискурс социальной интеграции рассматривает сиротство как проблему общества в целом. Ребенок предстает, в рамках этого дискурса, как активная развивающаяся личность, а решение проблемы социального сиротства видится в интеграции и сотрудничестве всех институтов общества. Наиболее распространенными в настоящее время являются дискурс социальной опасности и социального самооправдания, не способствующие успешной интеграции детей-сирот в общество.
10. Изменение дискурсов меняет социокультурные практики: в связи с распространением дискурса социального участия большое значение приобретает забота о здоровье воспитанников, а становление дискурса социальной полезности сопровождается усилением роли труда в воспитании детей-сирот. Влияние политического дискурса на жизнь современных интернатных учреждений обнаруживается в практиках их взаимодействия с общественными организациями, добровольными объединениями граждан. При смене дискурсов могут возникать переходные типы практик: так при переходе от дискурса социальной опасности к дискурсу социальной полезности возникает практика изоляции трудновоспитуемых в специальных учреждениях, которая обосновывала их исключение как необходимый шаг для оптимизации использования остальных воспитанников в качестве трудового ресурса.
11. В условиях интернатного учреждения сосуществуют властные правила и практики сопротивления, причем те и другие работают на воспроизводство исключения. Основными механизмами воспроизводства исключения в социокультурных практиках современного интернатного учреждения являются: отчуждение, ограничение в общении, карательная система интернатного учреждения, отсутствие у воспитанников возможности получать достоверную информацию и принимать решения о своем будущем и пр. В то же время неформальные связи дают возможность детям применять некие обходные тактики в противовес существующим правилам. Это расширение возможностей коммуникации, завоевание дополнительного пространства, альтернативные практики питания и т.п. Пользуясь своей меткой сироты, дети подкрепляют существующую систему и свое место в ней.
12. Российскими исследователями и практиками социальной работы разработан ряд методов преодоления социальной эксклюзии, способствующих пополнению социальных и культурно-образовательных ресурсов детей-сирот. Однако, как показывают результаты включенного наблюдения, мероприятия, нацеленные на социальную инклюзию, зачастую осуществляются вне связи с повседневными практиками ребенка в интернатном учреждении, что снижает их действенность. Преодолению социальной эксклюзии могла бы способствовать разработка и реализация в интернатном учреждении общей концепции деятельности, которая не только включала бы меры воспитательного характера, но и была бы нацелена на преобразование повседневности учреждения, способствовала становлению новых, более гуманных жизненных практик.

Практическая значимость работы определяется потребностью изучения особенностей проявления и механизмов воспроизводства социальной эксклюзии в современной России, а также разработки системы мер, способствующих социальной инклюзии уязвимых групп населения. Данные исследования могут быть использованы при концептуализации социальной политики в изучаемых регионах и муниципалитетах, выявления потенциала социальной защиты и местного сообщества в преодолении эксклюзии, анализа и последующего внедрения форм активной социальной самопомощи, как весьма перспективного направления социальной политики в свете реформы местного самоуправления. Результаты анализа могут быть полезны при разработке мер социальной защиты по уменьшению социального исключения детей-сирот и их социальной интеграции. Основные положения диссертационного исследования могут быть использованы органами государственной власти, Министерством образования, Министерством труда и социального развития, сотрудниками интернатных учреждений при решении проблем безнадзорности и беспризорности для формирования концепции профилактики социального сиротства.

Наряду с этим результаты диссертации могут быть использованы для развития соответствующих направлений в современном социологическом знании: социологии культуры, социальной политики, социальной стратификации, социологии личности, а также в учебном процессе при разработке лекционных курсов и спецкурсов по этим направлениям.

Апробация и внедрение результатов исследования. Основные положения, выводы и рекомендации, содержащиеся в диссертации, докладывались на заседаниях кафедры социологии и политологии Педагогического института Южного федерального университета, на отечественных и международных научных конференциях: на Всероссийской научно-практической конференции Молодежная политика Российской Федерации: проблемы и перспективы (г. Москва, 2000 г.); Всероссийском симпозиуме Психологическая поддержка инновационных процессов в транзитивном обществе (г.аМосква, апрель 2001 г.); Региональной конференции Семейные формы жизнеустройства детей-сирот: пути организации, проблемы, психологическая поддержка (г. Ростов-на-Дону, сентябрь 2001 г.); Региональной конференции Пути и судьбы детского движения (г. Ростов-на-Дону, май 2002 г.); Всероссийской научно-практической конференции Развивающаяся личность в системе высшего образования России (г. Ростов-на-Дону, май 2002 г.); Региональной научно-практической конференции Опыт межведомственного взаимодействия в профилактике безнадзорности и правонарушений (г. Ростов-на-Дону, декабрь 2002 г.); Региональной научно-практической конференции Толерантность и нетерпимость в России (г.аАзов, декабрь 2004 г.); Международной конференции Childhoods - 2005. Children and Youth in Emerging and Transforming Societies (г. Осло, Норвегия, июньЦиюль 2005 г.); Международной научной конференции Социально-гуманитарное знание: прагматический аспект (г. Ростов-на-Дону, декабрь 2005 г.); IV Международной научной конференции Социальная политика: вызовы XXI века (г. Москва, декабрь 2005 г.); Всероссийской научно-практической конференции Социальные науки: опыт и проблемы подготовки специалистов социальной работы (г. Екатеринбург, апрель 2006 г.); Всероссийском социологическом конгрессе Глобализация и социальные изменения в современной России (г. Москва, октябрь 2006 г.); VаМеждународной научной конференции Социальная политика: вызовы XXI века (г. Москва, февраль 2007 г.); Всероссийской научно-практической конференции Современное сиротство: социокультурный портрет (г. Челябинск, февраль 2007 г.); XIV годичном собрании Южного отделения РАО (г.аРостов-на-Дону, май 2007 г.) и др. Материалы диссертационного исследования применяются в преподавании курсов Социология, Методология социологического исследования на кафедре социологии и политологии ПИ ЮФУ и спецкурса Актуальные проблемы теории и практики социальной работы на кафедре гуманитарных дисциплин Азовского филиала РГСУ, а также в деятельности Министерства общего и профессионального образования Администрации Ростовской области.

Основные положения диссертации отражены в научных публикациях общим объемом 35,2 п.л., в том числе в двух авторских монографиях, научных публикациях в центральных периодических изданиях, статьях в научных журналах и сборниках.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, 5 глав (16 параграфов), заключения, библиографического списка использованной литературы и 9 приложений.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновывается актуальность темы, отражается степень разработанности проблемы, представлены объект, предмет, цель, задачи и гипотеза исследования, отражена теоретико-методологическая и эмпирическая база, излагаются научная новизна и основные положения диссертационного исследования, раскрывается его практическая и теоретическая значимость.

Первая глава Теоретико-методологические основания исследования социальной эксклюзии раскрывает социокультурные основания и сущность концепта социальной эксклюзии; его место в соответствующем предметном поле. В первой главе автор анализирует работы как западных, так и отечественных ученых, изучающих проблемы социального исключения. Здесь же представлены философско-социологические подходы, наиболее актуальные, с точки зрения автора, для социокультурной интерпретации социальной эксклюзии; раскрывается примененная автором методология синтетического контекстуального анализа, представляющего собой синтез концепции социальной эксклюзии с российским социокультурным контекстом в его динамике и своеобразии.

Автор раскрывает социокультурный генезис концепции социального исключения, прослеживая историю появления и закрепления концепта эксклюзии в западноевропейском социально-политическом и научном дискурсе. Широкое распространение концепции эксклюзии автор связывает с изменением социальной структуры западных обществ во второй половине ХХ в. и обострением в них социальных проблем: бедности, маргинальности и депривации. А поскольку актуальность этих проблем и сейчас, в начале ХХI в., не теряет своей значимости, то концепция социальной эксклюзии продолжает оставаться весьма популярной и в наши дни.

Истоки теории социального исключения обнаруживаются в макроэкономических теориях, в концепции стратификации, опирающейся на идеи К.аМаркса и М. Вебера, а также в теории структурации Э. Гидденса и концепции социальных изменений П. Штомпки. Очень широкий и многогранный, концепт эксклюзии охватывает целый спектр социальных, экономических, политических аспектов.

Анализируя работы современных зарубежных ученых, посвященные проблемам социального исключения (П. Абрахамсон, Д. Армстронг, Ф. Армстронг, Р. Аткинсон, Л. Бартон, Б. Бэрри, В. Джадд, Дж. Дэвис, Н. Кабир, Р.аКастель, Э. Килмюррей, Г. Крейг, Р. Левитас, Р. Листер, А. Марш, Д. Маллинс, Ф. Паркин, Дж. Перси-Смит, С. Погам, Э. Праут, Р. Рэндольф, К. Сарасено, Х. Сильвер, П. Стройбель, У. Уилсон, Ф. Фаррингтон и др.), автор обнаруживает такие признаки социальной эксклюзии, как динамичность, многомерность, кумулятивность, нарушение социальных связей. Систематизируя работы зарубежных ученых, автор показывает, что процессы и состояние исключения рассматриваются в них на уровне индивидов, групп и общества в целом и связываются зарубежными учеными с ослаблением одной или нескольких социальных систем. На основе осмысления работ названных авторов, отмечается, что исключение нарастает вследствие интенсивных социально-экономических преобразований в обществе и приоритетно для экономической сферы и рынка труда, оно означает недостаточность ресурсов и перспектив для исключенных. Различные трактовки понятия исключения связаны с определенными социально-политическими решениями, которые они влекут за собой. Важнейшей мерой по преодолению социального исключения является социальное включение (инклюзия), основанное на активном участии индивидов и групп в жизни общества.

Сопоставляя концепт социального исключения с родственными ему понятиями бедности, социального неравенства, андеркласса, маргинальности, депривации, автор заключает, что, частично перекрываясь с каждым из них, исключение несет в себе множество новых смыслов и имеет ряд существенных отличий, поскольку подразумевает такие признаки, как динамичность, многомерность и кумулятивность. При этом в центре внимания оказываются процессы взаимодействия между индивидом и обществом, условия социального участия и социальной интеграции индивидов и групп.

Анализ работ отечественных ученых Т. Бараулиной, В. Бойкова, Ф. Бородкина, Г. Владимировой, Р. Емцова, М. Локшина, К. Муздыбаева, Н. Тихоновой, Н. Черниной, В. Шмидт, К. Южанинова, С. Ярошенко, Е. Ярской-Смирновой и др., в которых раскрываются отдельные стороны проблемы социальной эксклюзии в современном российском обществе, позволил автору сделать вывод о том, что российские ученые чаще всего рассматривают экономические аспекты социального исключения, в то время как социокультурные его особенности остаются мало изученными.

Опираясь на философский (В.Ж. Келле и М.Я. Ковальзон, Ю.М. Резник), деятельностный (Г.С. Денисова и М.Р. Радовель, Г.В. Драч) и антропологический (К. Гирц, Дж. Б. Томпсон) подходы к пониманию феномена культуры и основываясь на идеях социологии культуры (Д. Крейн, Л. Ионин, Ф. Тенбрук), понимании сущности социокультурного как единства культурного и социального (А.С. Ахиезер, Н.И. Лапин, П. Сорокин, П. Штомпка), автор предлагает собственную методологию социокультурной интерпретации социальной эксклюзии, разрабатывая ее как синтез концепции эксклюзии со специфическим российским социокультурным контекстом в его своеобразии и динамике.

Предложенный в работе синтетический контекстуальный анализ развивает идеи К. Гирца о необходимости рассмотрения любого явления в рамках социокультурного контекста. При этом в понятие контекста автор вкладывает множество смыслов, понимая его, во-первых, как собственно социокультурную, социально-экономическую, социально-политическую специфику России; во-вторых, как социокультурную и культурно-географическую специфику различных ее территорий (регионов России, типов поселений) и,
в-третьих, как специфику социально-исторического и культурно-историчеснкого развития России, которую можно обнаружить в динамике, своеобразии этапов (периодов) российской истории. Таким образом, анализ социальной эксклюзии осуществляется в работе с погружением в российский контекст, рассматриваемый в его синхронии и диахронии.

Автор изучает социальное исключение на всех уровнях социальной реальности: на макро-, мезо- и микроуровне. На макроуровне исключение обусловлено нарушениями в функционировании социальной системы в целом, обострением существующих и возникновением новых социально-экономинческих, политических, социокультурных проблем и соответствующей социальной политикой государства. Социальное исключение может подкрепляться или, напротив, ослабляться под воздействием множества социальных, экономических, политических, культурных факторов, образующих самый широкий контекст, в котором существует та или иная социальная проблема. На мезоуровне исключение связано с функционированием социальных институтов и сообществ, ключевых для тех или иных исключенных групп (для детей-сирот такими институтами оказываются семья и институт государственной поддержки детства), и повседневными практиками, в которых проявляется социальное исключение. На микроуровне исключение будет тесно связано с отсутствием или наличием у индивида ресурсов, необходимых для социального включения. Большое значение на микроуровне приобретают экономический, социальный и культурный капитал исключенных индивидов и групп как ресурс, наличие которого может служить лекарством от исключения - потенциалом для расширения социального включения и участия.

Влияние особенностей российского социокультурного контекста на социальное исключение автор обнаруживает на каждом из этапов социализации личности ребенка-сироты. Поскольку на этапе раннего детства наиболее влиятельным институтом социализации является семья, то именно состояние и динамика этого социального института становятся факторами роста или снижения уровня социального сиротства. Первичная социализация личности ребенка-сироты в стенах интернатного учреждения имеет значительные отличия от нормальной социализации в семье. Однако не менее важным фактором здесь оказываются те условия, которые обеспечиваются ребенку в подобном учреждении. На этапе вторичной социализации будущность выпускника интернатного учреждения зависит как от тех социальных, культурных, экономических ресурсов, которые он успел накопить на этапе первичной социализации, так и от тех возможностей, которые открываются перед ним в экономической, политической, социальной и духовной сферах общества.

Осуществляя в исследовании территориальный подход, автор акцентирует внимание на особенностях социокультурной среды обитания исключенных, поскольку территория будет в значительной мере определять доступные для индивидов ресурсы, которые могут помочь (или помешать) им преодолеть социальное исключение. Исследуя особенности проявления социальной эксклюзии в социокультурном контексте городского и сельского типа поселений, диссертант опирается на труды М. Вебера, Г. Зиммеля, Ж. Бодрийара, Ф. Тенниса, изучавших социокультурные феномены и процессы, свойственные городскому и сельскому образу жизни.

В то же время, с точки зрения ресурсного подхода, теории неэкономических форм капитала П. Бурдье, наличие или отсутствие необходимых экономических, социальных, культурных ресурсов является важнейшим фактором социальной эксклюзии. Это позволяет диссертанту классифицировать исключенных по показателю наличия у них того или иного типа ресурсов, который будет определять характер и степень социального исключения.

Рассматривая социальное исключение как процесс, диссертант анализирует не только его статичные показатели, но и динамику: точки перелома, в которых процессы исключения и включения сменяли друг друга, изменяли свою направленность или интенсивность. Поэтому автор обращается к российскому социально-историческому, культурно-историческому контексту, к рассмотрению своеобразных этапов развития российского общества, акцентируя внимание на кризисных, критических для советской и постсоветской России периодах ее истории. В качестве таких кризисных периодов автор выделяет три, которые традиционно считаются наиболее тяжелыми в новейшей истории России и которые всегда упоминаются в литературе и публичном дискурсе как периоды всплеска сиротства. Это Октябрьская революция и Гражданская война, Великая Отечественная война, перестройка и постперестроечный период.

Погружение в специфический российский социально-исторический и социокультурный контекст позволяет автору изучить как механизмы воспроизводства эксклюзии в конкретных социокультурных практиках, так и его интерпретацию в идеологии, дискурсе.

Следуя идеям социального конструктивизма, наиболее полно раскрытым в концепции социального конструирования реальности П. Бергера и Н. Лукмана, автор считает важным изучить, как социальная проблема (в частности, социальное сиротство) интерпретируется и переинтерпретируется социальными акторами, какие смыслы они в нее вкладывают.

По мнению автора, как в советское время, так и сегодня, российское государство остается ведущим субъектом социальной политики, и политическая идеология представляет собой основной фактор ее формирования. Именно государство, властные структуры оказывают определяющее влияние на проблематизацию социального сиротства. Господствующая интерпретация проблематики социального сиротства в значительной степени определяет выбор стратегии по отношению к этой социальной группе: стремление к интеграции в общество или, напротив, к социальному исключению. Поэтому первоочередное значение приобретает анализ политического дискурса.

Политический дискурс неоднороден, в нем можно выделить несколько устойчивых типов, которые могут как меняться во времени, так и оказаться достаточно стабильными. Поэтому необходимо подвергнуть анализу все типы дискурса и изучить, как они изменялись в кризисные периоды развития российского общества. Предлагаемая диссертантом технология анализа дискурса основана на том, что в каждом типе дискурса дети-сироты являются действующим лицом, представляющим собирательный образ с определенными, различающимися характеристиками. Этот образ получает какое-либо наименование, выраженное семантически в текстах, что очень важно, поскольку процедура называния составляет основу любого высказывания.
В дискурсе формируются разные представления о том, что это за образ и какими поведенческими характеристиками он обладает. В каждом типе дискурса этот образ по разному представляет сущность проблемы сиротства и предлагает разные меры по ее разрешению, определяет те действия, которые следует предпринимать в решении проблемы сиротства. И эти действия могут способствовать интеграции детей-сирот в общество или, напротив, приводить к социальному исключению. Таким образом, политический дискурс в данном случае выступает фактором, запускающим механизм эксклюзии/иннклюзии.

Сами же механизмы исключения диссертант прослеживает в повседневных практиках интернатных учреждений для детей-сирот. При этом учреждения рассматриваются автором как динамические социокультурные и социально-исторические образования, проявляющиеся в конкретных практиках. Практики интернатных учреждений анализируются автором в единстве властных практик (лправил, негласно установленных теми, кто обладает властью их устанавливать) и практик сопротивления власти (лтактик слабых, способов противостояния тех, кто оказывается в подчиненном положении). При этом диссертант опирается на известную модель дисциплинарного общества М. Фуко и понятие тактик М. Де Серто.

Для того чтобы изучить, каким образом происходит социокультурное воспроизводство исключения в практиках интернатного учреждения, автор применяет два взамодополняющих метода анализа практик - диахронный и синхронный (В.В. Волков, О.В. Хархордин), что позволяет учесть своеобразие этапов социально-исторического развития России и ее социокультурные особенности.

Во второй главе Типология социальной эксклюзии в современном российском обществе и место в ней группы детей-сирот автор типологизирует эксклюзию, опираясь на территориальный и ресурсный подходы, а также интерпретируя интерпретации образа клиента, обнаруженные у работников социальных служб. Важным исследовательским вопросом, решаемым автором в данной главе, является определение специфического места, занимаемого группой детей-сирот в общей типологии социальной эксклюзии.

В центре внимания автора оказываются особенности социокультурной среды обитания исключенных, поскольку социокультурное пространство в значительной мере определяет доступные индивидам ресурсы, которые могут помочь (или помешать) им преодолеть социальное исключение. Опираясь на данные массовых опросов Левада-Центра, автор выдвигает предположение о различной природе социальной эксклюзии в условиях городского и сельского типа поселений. Затем, привлекая идеи Э. Тоффлера, Г. Зиммеля, Ж. Бодрийара и Ф. Тенниса о сущности социокультурных процессов и феноменов в крупных городах и сельской общине, диссертант обосновывает, что социокультурные условия города будут способствовать социальному исключению, разрушая социальные связи между людьми, в то время как село в целом вытесняется на периферию социального пространства (отсутствие развитой социальной инфраструктуры является одним из значимых факторов эксклюзии в сельской местности).

Типологизация, приведенная в диссертации, основана на данных эмпирического исследования, проведенного под руководством автора в рамках межрегионального проекта Региональные модели социальной защиты и их влияние на социальное исключение (на материалах Республики Татарстан, Ростовской и Иркутской областей), проводившегося в период с апреля по декабрь 2006 г. Исследование, проведенное в трех регионах России: Ростовской и Иркутской областях и Республике Татарстан, имеющих разный уровень социально-экономического развития, было реализовано методом кейс-стади. В качестве кейсов были выбраны изолированный поселок Новониколаевский в черте г. Казани; город Шахты в депрессивной угольной зоне; поселок городского типа Хужир, расположенный на побережье озера Байкал. В рамках каждого кейса на основе изучения нормативно-правовой базы, статистики, анализа документов и официальной репрезентации социальной ситуации в регионах и муниципалитетах, из экспертных интервью со специалистами муниципальных и региональных органов власти в области социальной защиты населения, включенного наблюдения и интервью с местными жителями изучались: особенности каждого поселения (социально-экономические и социально-демографические показатели, занятость и миграция, развитость социальной сферы и пр.); развитость и поддержка местного сообщества, его роль в преодолении социального исключения; социальная защита населения и ее роль в борьбе с эксклюзией.

Проведенное диссертантом исследование подтвердило предположение о высокой значимости учета особенностей социокультурной среды для анализа процессов социальной эксклюзии. Результаты анализа кейсов позволили выделить два вида социальной эксклюзии: городскую и сельскую. Для городской эксклюзии наиболее важным фактором оказался разрыв социальных сетей, одиночество. Сельская же эксклюзия оказалась не только тесно связанной с эксклюзией территориальной, но и одновременно с отсутствием развитой социальной инфраструктуры (основные факторы социального исключения в сельских поселениях - недоступность получения медицинского обслуживания, низкие доходы, плохие бытовые условия, невозможность использовать все положенные меры социальной защиты). Анализируя положение детей-сирот в изучаемой социокультурной среде, автор заключает, что поскольку как в городе, так и в селе, лучшей защитой от социального исключения является поддержка местного сообщества, то одной из самых страдающих от эксклюзии групп являются выпускники интернатных учреждений. Теряя за время пребывания в учреждении социальные связи (родственные, дружеские, соседские), они оказываются без той существенной помощи, которая оказывается местным сообществом более активным и вовлеченным в его жизнедеятельность группам - пенсионерам, многодетным семьям, малообеспеченным гражданам.

С другой стороны, автор, опираясь на мнение отечественных и зарубежных ученых - приверженцев ресурсного подхода - о том, что результаты исключения будут тем более угрожающими, чем менее доступны ресурсы, необходимые для социальной инклюзии, классифицирует индивидов (группы) по степени социального исключения в соответствии с их ресурсной обеспеченностью.

Согласно теории неэкономических форм капитала П. Бурдье, классификация осуществляется по наличию экономического, культурного и социального ресурсов. Здесь автор привлекает идеи Н.Е. Тихоновой и Н.М. Давыдовой, которые описывают ресурсный подход как новую теоретико-методологическую парадигму в исследовании социальной стратификации и подчеркивают его плодотворность для изучения социальной структуры современного российского общества. Однако, в отличие от названных известных ученых, диссертант обращает внимание не столько на абсолютные и объективные, сколько на относительные и субъективные показатели социальной эксклюзии (в частности, в авторской интерпретации большое значение приобретает самоидентификация индивида, отнесения себя к группе исключенных или, напротив, интегрированных). В целом авторская позиция, по сравнению с работами Н.Е. Тихоновой, предполагает исследование скорее микро-, нежели макроуровня социальной реальности, и позволяет определить ресурсную обеспеченность индивидов, принимая за норму не средний показатель по стране, а характеристики местного сообщества.

По степени эксклюзии/инклюзии автор выделяет восемь типов индивидов (групп), из которых один находится в благополучной ситуации и не подвержен риску эксклюзии; у трех - риск исключения есть, хотя он и не столь высок, причем у каждого типа риски обусловлены разными причинами и потому требуют разных мер по снижению; еще три находятся в зоне высокого риска и один в абсолютно неблагоприятной ситуации и, безусловно, подвержен эксклюзии. В то же время, деятельность социальных служб направлена, прежде всего, на преодоление необеспеченности экономическими ресурсами. Недостаток социального ресурса способна частично компенсировать система социального обслуживания, однако если у клиента не формируются собственные социальные сети, то может возникнуть полная зависимость от социальной защиты. Наиболее проблематичным является преодоление дефицита культурного ресурса. Явно недостаточна социальная поддержка тех групп населения, которые не обеспечены одновременно всеми типами ресурсов.

Одной из таких групп, по данным автора оказываются дети-сироты, выпускники интернатных учреждений (тип 8). К тому же, именно эта группа, испытывая сильнейший дефицит ресурсов, имеет меньше всего шансов на их пополнение и зачастую относится социальными службами в разряд безнадежных, что не способствует их социальной инклюзии.

И, наконец, с точки зрения социокультурного анализа важным является понимание глубинных мотивов и внутренних установок тех специалистов, которые определяют (пусть и в ограниченном масштабе области или муниципалитета) стратегии социальной защиты населения в отношении исключенных групп и непосредственно осуществляют ее. Опираясь на идеи понимающей социологии М. Вебера, автор попытался извлечь из текстов интервью со специалистами те смыслы, которые они вкладывают в деятельность института социальной защиты населения в целом и собственную деятельность в частности.

Социокультурный контекст преодоления социальной эксклюзии составляет взаимодействие традиционных ценностей российской культуры (общинность, самопожертвование, соборность и др.) с западными ценностями либерализма. Трансформация системы ценностей, сопровождающая переход от государственного патернализма к либеральной модели минимальных гарантий, приводит к противоречиям в социальной сфере: отсутствию единой комплексной государственной социальной политики; разнонаправленным тенденциям формирования социальной политики в регионах; двойственности социокультурных установок акторов поля социальной политики.

Как оказалось, клиенты и социальная помощь в профессиональном дискурсе представлены как взаимосвязанные категории. Практика социальной работы формирует у специалистов два типа образа клиента, которые вряд ли часто встречаются в чистом виде: это иждивенец, не заслуживающий особого сочувствия, и человек, действительно попавший в сложную ситуацию, которому необходимо помочь. Различаются эти типы степенью собственной активности клиента (приложение личных усилий) и некоторыми личностными качествами, которые (не) вызывают симпатию у специалистов.

У специалистов, работающих в сфере социальной защиты населения, образ клиента-лиждивенца вызывает отторжение и нежелание оказывать социальную помощь, а клиент, который определяется как действительно нуждающийся в социальной помощи, не всегда может ее получить, поскольку необходимая помощь нередко оказывается за пределами профессиональной компетенции социального работника. Граница между двумя этими типами клиентов является размытой, ее определение носит субъективный и ситуативный характер. Различаются прагматические (целерациональные) и нравственные (ценностно-рациональные) представления о роли социальной защиты населения в обществе. Рациональная позиция - это позиция человека государственного, она получает политическое и экономическое обоснование. При этом подразумевается, что социальная защита защищает общество и государство, служит средством социальной интеграции. Также социальная защита понимается как разумная экономическая мера, способная поддержать тех, кто испытывает временные трудности. Другая часть специалистов считают более важными нравственно-этические мотивы, и рассматривают защиту обездоленных как важнейший этический принцип.

В третьей главе Эксклюзия как социальный процесс: опыт анализа детей-сирот исследуется социальное исключение на этапах социализации личности ребенка-сироты, обосновывается процессуальный характер эксклюзии, изучаются особенности протекания этого процесса в различных социокультурных контекстах.

Институциональные причины формирования социального сиротства автор обнаруживает, прежде всего, в дисфункциях института семьи. Влияние родительской семьи на этапе ранней социализации отмечается в работах различных отечественных и зарубежных ученых.

Однако социокультурные особенности среды по-разному влияют на причины размещения детей в интернатных учреждениях разных стран. Анализируя данные шотландской администрации и британской ювенальной юстиции, исследований английских исследователей Дж. Трисэлиотиса, М. Боланда, М. Хилла, Л. Ламберта, А. Синклера, А. Гиббса, Д. Бериджа, А. Броди, Э. Кендрика, Э. Беббингтона, Дж. Майлза и др., диссертант выявляет следующие основные факторы размещения детей в интернатных учреждениях Великобритании: социально-экономические проблемы (бедность, плохие жилищные условия, безработица родителей); социально-психологические проблемы (жестокое обращение с детьми, отсутствие заботы со стороны родителей, разрушение семейных связей); школьные (образовательные) проблемы (например, непосещение школы или слабую успеваемость) и правонарушения, совершенные самими подростками.

С начала 90-х гг. ХХ в. многие отечественные социологи стали поднимать тему кризиса института семьи, подразумевая ее неспособность выполнять те функции и ту роль в обществе, какую семья призвана выполнять и выполняла всегда. Всплеск социального сиротства в постсоветский период отмечается именно в низкоресурсных группах населения. Анализируя данные отечественных ученых С.Н. Кабанова, В.П. Култыгина, Л.И. Кунельского, М.А. Можиной, Л.Н. Овчаровой, Е.Б. Бреевой, Н.М. Римашевской, М.Н.аРуткевич, Г.И.аОсадчей, И.Ф. Дементьевой, Т.А. Гурко, А.Н. Елизарова, Т.И. Шульги, Л.Я. Олифиренко, И.А. Двойменного, В.А. Лелекова, И.И. Гуртовой, Н.К. Бинеевой и др., а также результаты собственных исследований, автор обнаруживает ряд факторов неблагополучия, характеризующих семьи группы риска: социально-экономические; медико-социальные; социально-демографические; социально-психологические и социально-педагоги-ческие; криминологические; алкоголизм и наркомания. И хотя экономические факторы в России имеют большое значение как фактор сиротства, однако не менее важны слабость социального ресурса и плохая социальная адаптированность самой матери, вынужденной оставлять ребенка в интернатном учреждении.

В результате сравнительного анализа автор заключает, что социкультурные особенности России и Великобритании влияют на причины размещения детей в интернатных учреждениях. Хотя в обоих странах дети оказываются в интернатных учреждениях вследствие социально-экономических (бедность, плохие жилищные условия, безработица родителей) и социально-психологинческих (жестокое обращение с детьми, отсутствие заботы со стороны родителей, разрушение семейных связей) проблем, однако для Великобритании приоритетны социально-психологические и семейные проблемы, тогда как для России - социально-экономические (бедность и снижение жизненного уровня населения). Возможно, в России проблемы этого порядка пока остаются невидимыми, поскольку скрыты за более кричащими проблемами бедности. К специфическим факторам эксклюзии в британском обществе следует отнести школьные (образовательные) проблемы, например непосещение школы или слабую успеваемость, тогда как в России это принадлежность семьи к определенной категории: например, неполная или многодетная семья, семья родителей-инвалидов и пр. Из этого можно заключить, что эксклюзия в российском обществе в значительной степени носит приписываемый характер и является скорее социально (а не личностно) обусловленной.

Диссертант делает вывод о том, что дети и молодежь попадают в интернатные учреждения, уже имея опыт влияния множества факторов, связанных с социальным исключением, кроме того, они испытали разрыв со своими семьями, школой и сообществом. А поскольку их родительские семьи относятся к низкоресурсным группам населения, то уже на этапе ранней социализации дети испытывают дефицит экономических, социальных и культурных ресурсов.

На этапе первичной социализации основной оказывается не семейная, а институциональная ее форма. В отсутствие важнейшего института социализации - семьи - реальный состав агентов социализации ограничен коллективом сотрудников учреждения. Диссертант рассматривает условия интернатного учреждения как еще одну ступень в процессе социализации, ограничивающую доступные детям-сиротам ресурсы. Опираясь на данные британских (С. Хайден, Дж. Годдарт, С. Горин и К. Ван дер Спек, Д. Беридж, А. Броди, Э. Кендрик, Т. Ридж, Дж. Миллар, К. Вайт и др.) и российских (В.Н. Ослон, В.И.аСлуцкий) исследователей и собственные данные, автор доказывает, что воспитанники интернатных учреждений испытывают социальную, пространственную депривацию и изоляцию, которая отрицательно сказывается на их личностном развитии. Субкультура интернатного учреждения не способствует накоплению у воспитанника таких культурных ресурсов, которые составят его культурный капитал в последующей взрослой жизни. Если же говорить о социальных ресурсах воспитанников, то следует заметить, что как зарубежные (Р. Эмонд, Э. Бильсон, Р. Баркер, А. Синклер, А. Гиббс, Д. Беридж, А. Броди), так и отечественные исследователи, единодушно утверждают, что помещение в интернатное учреждение скорее всего приведет к распаду или еще большему ослаблению этих связей. Диссертант делает вывод, что на этапе первичной социализации, проживая в интернатном учреждении, дети-сироты оказываются лишенными необходимых социальных ресурсов, что, безусловно, усиливает риски исключения и снижает возможности последующей инклюзии.

Как показывает автор, на этапе вторичной социализации выпускников интернатных учреждений, их возможности нормальной социальной интеграции становятся еще более призрачными. Данные зарубежных (С. Чьюинг и Э.аХет, Д. Болдуин, Б. Колс и В. Митчел) и отечественных (Г.В. Семья, И.Б.аНазарова) исследователей подтверждают весьма низкий образовательный и квалификационный уровень выпускников. Сопоставляя данные Министерства труда и социального развития РФ и Министерства образования РФ, автор обнаруживает, что на поверку сведения о росте образовательного уровня выпускников интернатных учреждений хотя и соответствуют действительности, но этот рост является весьма незначительным, и около половины детей-сирот получают лишь неполное среднее образование. Не удивительно, что они могут получить лишь низкооплачиваемую, неинтересную, неквалифицированную работу, отсутствуют перспективы развития и роста.
К тому же, в отличие от британских данных, российские показатели свидетельствуют не о количестве получивших образование, а лишь о количестве поступивших в учебные заведения, что совсем не одно и то же! При выборе жизненных стратегий большинство ребят вместо проявления активной экономической позиции пытаются получить максимум того, что может дать статус сироты или лоставшегося без попечения родителей. Таким образом, автор приходит к закономерному выводу, что социальное исключение детей-сирот в российском обществе является социальным процессом, на каждом из этапов которого ребенку все сложнее прорвать порочный круг эксклюзии и вписаться в социум.

В четвертой главе Отечественный политический дискурс о сиротстве как фактор воспроизводства/преодоления эксклюзии исследуется динамика отечественного политического дискурса о сиротстве в кризисные периоды развития российского общества.

Автор рассматривает политический дискурс как основной фактор формирования социальной политики государства. Если в дореволюционной России основной упор в борьбе с беспризорностью делался на семейном воспитании и благотворительности, то в Советской России реализовывалась коллективистская модель социальной защиты детей-сирот на основе социального воспитания и государственной опеки над ними. В современной России государство хотя и стремится к либерализации социальной политики и сокращению расходов на социальные нужды, но не намерено полностью выпускать социальную защиту детства из поля своей ответственности и влияния. Поэтому как в советское время, так и сегодня, государство остается ведущим субъектом социальной политики, и политическая идеология представляет собой основной фактор ее формирования. Господствующая интерпретация проблематики социального сиротства определяет выбор стратегии общества в целом по отношению к этой социальной группе: стремление к интеграции в общество или, напротив, к социальному исключению.

Опираясь на идеи теоретиков дискурсивного подхода Л. Витгенштейна, П. Рикера, М. Фуко, Н. Филлипа, Т. Лоуренса, С. Харди и применяя метод критического дискурс-анализа Н. Феркло, автор исследует дискурсы о сиротстве в кризисные периоды развития российского общества в XXЦXXI вв., обращая внимание на три наиболее острые, критические из них - Октябрьскую революцию и Гражданскую войну, Великую Отечественную войну, перестройку и постперестроечный период.

Для анализа использовались материалы Государственного архива Ростовской области и СМИ (газетные публикации и радиопередачи).

В первой половине 20-х гг. ХХ в. автором выделено четыре устойчивых типа политических дискурсов: социальной опасности, социального участия, социальной ответственности и социальной полезности, им соответствует определенная позиция: от исключения до интеграции. Каждый тип дискурса выражает определенное отношение к сиротам: полное исключение и отчуждение, признание ущербности и жалость, восприятие детей-сирот как объекта социальной помощи и, наконец, осознание социальной полезности.

Дискурс социальной опасности (исключение и отчуждение). Наибольшая степень отчуждения характерна для тех типов дискурса, которые представляют детей-сирот несущими опасность для остального общества. Эта опасность может осознаваться как криминальная (рост преступности, правонарушений) или как эпидемическая и гигиеническая (рост заболеваемости, грязь, хаос). Следствием дискурсивного подчеркивания чуждости будет социальное исключение вплоть до физической изоляции. Дискурс социального участия (признание ущербности и жалость). Это шаг по направлению к социальной интеграции, когда детские проблемы оказываются в центре внимания. Акцент здесь делается на социальной недостаточности, физической или моральной ущербности детей. Тяжелая ситуация, в которой они оказались, вызывает чувство жалости, но далеко не всегда подкрепляется конкретными мерами по решению проблемы сиротства. Дискурс социальной ответственности (дети-сироты как объект помощи). Этот тип дискурса можно рассматривать как еще один шаг в сторону по направлению к социальному включению детей-сирот. На место отторжения и обвинения приходит признание необходимости оказания помощи. Однако ребенок воспринимается не как активный, действующий субъект, а как объект социальной помощи. Дискурс социальной полезности (интеграция детей-сирот в общество). Этот тип дискурса рассматривает детей-сирот как социальный ресурс, будущих взрослых, которые могут и должны приносить пользу обществу. Оказание помощи детям рассматривает как своего рода социальная инвестиция в будущее развитие общества. Осознание социальной полезности способствует решению проблем сиротства посредством социальной интеграции и участия в жизни общества.

В период Великой Отечественной войны мы смогли выделить лишь один тип дискурса. Дискурс социального единения (советский народ - одна семья, сироты - дети всего народа). Дискурс о детях-сиротах в годы Великой Отечественной войны являлся органичной частью широкого политического дискурса, призванного объединить советский народ в стремлении к победе над врагом. Дети-сироты в военный период обобщенно представлены во властном дискурсе как наши дети, дети всего советского народа. Помощь им озвучена как общезначимое, патриотическое дело, долг не только перед их родителями, но и перед Родиной. Конечной целью являлась подготовка детей к будущей мирной жизни как полноправных граждан страны Советов. Этот тип дискурса безусловно можно отнести к интегрирующим, способствовавшим быстрому преодолению социального исключения детей-сирот. Однако логика, на которой был основан этот тип дискурса: заботливое отношение к детям как ответ на героизм и самопожертвование их родителей, оправдывавшая себя в период тяжких испытаний военных лет, привела к печальным последствиям в период мирного времени. К концу 1946 г. упоминания о сиротах в политическом дискурсе становятся все более редкими, а в 1948Ц1950агг., когда среди контингента воспитанников детских домов все чаще появляются дети матерей-одиночек и родителей, отбывающих наказание в местах лишения свободы (следствие послевоенных репрессий), упоминания о сиротах и вовсе исчезают из официальных источников. Дети тех родителей, которые не соответствуют представлениям о советском человеке, не могут уже претендовать на внимание и заботу со стороны власти.

Современный политический дискурс о сиротстве оказался достаточно разнородным. Дискурс-анализ позволяет выделить 3 его типа: дискурс социальной опасности, социального самооправдания и социальной интеграции.

Дискурс социальной опасности (исключение и отчуждение). Образ ребенка-сироты в данном типе дискурса практически не отличим от образа его сверстника 20-х гг., чаще всего он воспринимается как угроза криминализации общества. Дискурс социальной опасности влечет за собой исключение детей-сирот из общества. Дискурс социального самооправдания (поиск виноватых), пожалуй, самый распространенный в современной России тип политического дискурса о сиротстве. Соглашаясь с тем, что сиротство представляет серьезную проблему, его носители ищут виноватых в сложившейся ситуации. Чаще всего в проблемах сиротства обвиняются неблагополучные семьи. Этот тип дискурса рассматривает детей как жертв нерадивых родителей и обвиняет неблагополучную семью. Он может способствовать как усилению профилактической работы с родителями, так и вести к ужесточению социального контроля и исключению самих неблагополучных семей. Дискурс социального партнерства (интеграция общества в решении проблем детей-сирот). Этот тип дискурса признает существование проблемы семейного неблагополучия, однако предлагает другой путь ее решения: не усиление социального контроля, а оказание социальной помощи и поддержки не только со стороны государственных структур, но и профессиональных объединений, общественных организаций, СМИ. То есть решение проблем детей-сирот представляется как некое коллективное действие, предполагающее интеграцию различных сил общества и государства. Ребенок предстает с точки зрения этого дискурса как активная развивающаяся личность, а решение проблемы социального сиротства видится в интеграции всего общества, в сотрудничестве государственных структур, общественных организаций, профессиональных объединений, СМИ.

Изменение дискурсов во времени обнаруживает, как меняются возможности интеграции в общество детей-сирот. Если в период Великой Отечественной войны единственный поддерживаемый властью тип дискурса способствовал социальной интеграции детей-сирот, то и в послереволюционный, и в современный период дискурсивное пространство значительно более вариативно. Удивительно стойким оказался дискурс социальной опасности, ведущий к социальному исключению детей-сирот и рассматривающий их как угрозу стабильности и правопорядку в обществе. Промежуточными по степени исключения/включения в послереволюционный период оказались дискурс социального участия и дискурс социальной ответственности, не имеющие полного аналога в современности. В то же время, в 20-е гг. практически не появляется современный образ сироты как жертвы нерадивых родителей. Наиболее позитивными с точки зрения интеграции детей-сирот в общество в разное время оказались три очень разных типа дискурса: в основе дискурса социальной полезности (1920Ц1926 гг.) лежит идея о том, что дети-сироты должны быть включены в общество, поскольку могут стать его полезными членами; дискурс социального единения (1941Ц1946 гг.) рассматривает помощь детям-сиротам как общезначимое, патриотическое дело, долг не только перед их родителями, но и перед Родиной, а дискурс социального партнерства (2003Ц2006 гг.) видит роль детей-сирот в том, что необходимость разрешения проблемы сиротства должна послужить отправной точкой к интеграции всего российского общества.

Автор заключает, что наиболее распространенными в настоящее время являются дискурс социальной опасности и социального самооправдания, не способствующие успешной интеграции детей-сирот в общество. Об уменьшении социального исключения и включении детей-сирот в общество можно будет говорить лишь тогда, когда укрепится дискурс социальной интеграции и в дискурсивном пространстве получит приоритет идея общей ответственности в ее конструктивном выражении.

В пятой главе Механизмы воспроизводства/преодоления эксклюзии детей-сирот в практиках интернатных учреждений автор анализирует, как специфика социально-исторического и культурно-исторического развития России, проявляющаяся в динамике, своеобразии периодов российской истории, отражается в механизмах воспроизводства эксклюзии в конкретных социокультурных практиках интернатных учреждений.

Для того чтобы изучить, каким образом происходит социокультурное воспроизводство исключения в практиках интернатного учреждения, автор применяет два взаимодополняющих метода анализа практик - диахронный и синхронный. Рассмотрение социальной действительности как совокупности практик, имеющих пространственно-временную организацию, предполагает необходимость отстранения для их изучения. При этом диахронный анализ заключается в оперировании исторической дистанцией, которая дает возможность дистанцирования за счет того, что изучаемые практики существенно отстоят во времени. А синхронный анализ пользуется антропологическими техниками дистанцирования и имеет дело с процессами воспроизводства практик в повседневности.

Имея в виду, что основной задачей учреждений является обеспечение нормальной жизни ребенка и его успешной социализации, автор определяет необходимые для этого условия и анализирует, как они реализовывались в практиках интернатных учреждений в кризисные периоды развития российского общества. При этом диссертант опирается на разработанную и представленную во второй главе типологию исключенных, основанную на ресурсном подходе. Это позволяет установить, как менялись практики интернатных учреждений в обеспечении своих воспитанников необходимыми для социальной инклюзии ресурсами.

Осуществляя диахронный анализ, автор оперирует лишь неким лобобщенным образом интернатного учреждения. Для анализа использованы материалы Государственного архива Ростовской области (ГА РО), материалы газет военного времени (центральный орган Советов депутатов трудящихся СССР, газета Известия за 1943Ц1946 гг.; центральная газета Ростовской области Молот, 1944 г.), данные современных российских исследователей и результаты собственных исследований автора. Диссертант приходит к выводу, что изменение практик социальной заботы о сиротах происходит под влиянием смены идеологии - причем эта зависимость существовала не только в политизированном советском обществе, сохраняется она и в современной России.

Как показал диахронный анализ, забота о здоровье воспитанников начинает занимать важное место в практиках детских учреждений в связи с распространением дискурса социального участия, определяющего детей-сирот как несчастных, голодных и больных. Борьба с грязью (беспорядком) рассматривается как необходимый компонент борьбы с беспризорностью, действует лозунг В здоровом теле - здоровый дух!, в отчетных документах
20-х гг. нередко можно встретить подробные сведения о санитарном состоянии детских учреждений, а гигиеническим практикам отводится важное место в распорядке дня воспитанников. Становление дискурса социальной полезности, в рамках которого ребенок начинает восприниматься как полезный член общества, по-новому расставляет акценты в практиках заботы: теперь важнее бытовых условий и гигиены становится труд воспитанников и включение интернатного учреждения в жизнь большого общества. Труд воспитанников становится более значимым, чем школьное обучение, и если грамоте обучаются не все дети, то трудиться должны все. Труд является средством воспитания личности, подготовки к взрослой жизни, самое пристальное внимание уделяется профессиональному обучению.

Не поддающиеся перевоспитанию получают клеймо трудновоспитуемого, для них начинают создаваться специальные учреждения. Интересно, что как раз в это время властный дискурс уходит от определения сироты как опасности и угрозы и нарастает дискурс социальной полезности. Возможно, в данном случае изоляция трудновоспитуемых стала переходной практикой, которая находится на пересечении обоих типов дискурса и рассматривает исключение и отчуждение трудновоспитуемых как необходимый шаг для оптимизации использования остальных как социального ресурса.

В это же время в учреждениях появляется детская организация (детское самоуправление), устанавливаются связи со школами, предприятиями, партийными и профсоюзными организациями. Общество становится более заинтересованным в том, что происходит в стенах детских учреждений, и это проявляется в практиках контроля со стороны граждан за ситуацией в детских домах. Активные общественники по собственной инициативе или по решению трудовых коллективов, посещали детские дома и информировали компетентные органы о ненормальностях.

Влияние дискурсивных практик на жизненные реалии интернатных учреждений можно обнаружить и сегодня. Учреждения для детей-сирот во многом остаются сегодня закрытой для общественного контроля зоной, продолжая традиции, заложенные еще в 70-х гг. Однако ситуация постепенно изменяется в лучшую сторону, когда происходит взаимодействие с правозащитными общественными организациями, добровольными объединениями граждан, что отражает и способствует становлению дискурса социального партнерства. И сегодня неправительственные организации по правам человека борются за то, чтобы детские учреждения стали прозрачными для общества, а ситуация в отдельных детских учреждениях часто становится темой для широких общественных дискуссий и публикаций в СМИ.

Анализируя практики интернатных учреждений, автор отмечает, что именно динамика их социальной и культурной (а не экономической) составляющей в изученный нами период наиболее существенно определяла вектор процессов социальной эксклюзии/инклюзии детей-сирот. В частности, условия жизни и быта воспитанников интернатных учреждений в изучаемый период были приближены к аналогичным условиям жизни детей из бедных семей. Улучшение экономического благополучия воспитанников современных интернатных учреждений является относительным: условия их жизни улучшились по сравнению со сверстниками 20-х гг. или военного времени, но степень благополучия по сравнению с домашними детьми существенно не изменилась. И к тому же улучшение условий жизни и быта воспитанников никак не увеличило возможности их социальной интеграции.

С другой стороны, жизнь в интернатном учреждении никогда не гарантировала ребенку полной безопасности. Дисциплинарные практики советских интернатных учреждений (в том числе и реализуемые при помощи детского самоуправления) вели к социальному исключению правонарушителей, но в то же время способствовали социализации остальных воспитанников в нормативной системе ценностей. В современном интернатном учреждении мы можем наблюдать все ту же сохранившуюся, хотя и несколько трансформировавшуюся систему дисциплинирования тоталитарного общества. Эта система по инерции продолжает социализировать воспитанников в прежней системе ценностей, которая уже перестала существовать в самом обществе, но сохранилась в тотальных институтах. Стоит ли удивляться тому, что многие выпускники впоследствии возвращаются в систему, попадая в пенитенциарные учреждения? В результате растет риск исключения выпускников интернатных учреждений во взрослой жизни.

Воспитание и образование, полученное ребенком в период пребывания в интернатном учреждении, пополняет его культурный ресурс и способствует социализации личности, являясь основой успешной социальной интеграции. Достижение высокого образовательного уровня всегда оставалось недоступным для воспитанников интернатных учреждений, лишь единицы из них получали высшее образование. Воспитательные практики интернатных учреждений в советский период осуществлялись в рамках господствующей идеологии и были весьма политизированы. Основным средством формирования личности ребенка признавался труд, а в 30-е гг. и позднее - еще и учебная деятельность. Воспитанник должен был стать трудолюбивым и политически грамотным для того, чтобы успешно интегрироваться в советское общество, и воспитательные практики соответствовали этому своему назначению. В современном интернатном учреждении в отсутствие моноидеологии, когда ценностные ориентиры оказались размытыми, педагоги сами определяют приоритеты воспитательной системы. Производительный труд уже не занимает существенного места в воспитательных практиках интернатных учреждений, что не способствует успешной социальной интеграции сирот.

Важнейшее значение для социальной инклюзии детей-сирот имеют восстановление и формирование социальных связей, что в свою очередь тесно связано со степенью закрытости или открытости учреждения, его включенности в жизнь местного сообщества. Изменения в этом аспекте практик произошли весьма значительные - от широкого вовлечения общественности в жизнедеятельность интернатных учреждений в 20-е гг. через формализованный институт попечительских советов в послевоенное время к полной закрытости учреждений и исключению возможности общественного контроля в 70-е гг. Сегодня ситуация хотя и меняется в сторону большей открытости, но значительно отстает от процессов демократизации в иных институтах общества. Позитивные изменения в практиках современных интернатных учреждений подстегиваются активной деятельностью правозащитных организаций и сформировавшимся общественным мнением о необходимости развития семейных форм воспитания детей-сирот.

Синхронный анализ практик, осуществленный автором методом наблюдения за повседневной жизнью воспитанников современного интернатного учреждения, позволил выделить основные механизмы воспроизводства исключения в практиках интернатного учреждения.

Это разделение людей на группы, категории своих и чужих, ограничение в общении со сверстниками, соседями, родственниками, которое не только сужает круг общения детей, но и закрепляет саму схему разделения как единственно возможную в социальном взаимодействии. Особенно болезненно для ребенка, когда деление на первый и второй сорт происходит по признаку наличия или отсутствия родителей. В этом случае ребенок оказывается автоматически обречен на неуспешность независимо от своих личных достижений. Закрытость, огораживание отдельных помещений в учреждении, куда не допускаются дети, прессинг нормативной системы определяют те узкие рамки, в которых протекает жизнь ребенка. Происходит искусственное конструирование границ между двумя мирами: большим миром вне стен учреждения и замкнутым миром внутри его. Еще больше закрепляет эту ситуацию карательная система интернатного учреждения, сходная с системой наказаний в пенитенциарном учреждении. При малейшем неповиновении социальная защита оборачивается социальным подавлением, причем используются не только легальные, но и незаконные санкции, без применения которых система не в состоянии обеспечить собственную безопасность. Система наказаний обеспечивает дополнительное клеймение ребенка, что еще больше снижает его жизненные шансы. Лишение индивидуальности, обезличивание порождается особой коммунальной организацией быта в учреждении. Ролевая ситуация, в которой оказывается сотрудник интернатного учреждения, препятствует установлению личностных, теплых отношений с ребенком, лишает его индивидуального внимания со стороны взрослого, в котором так нуждается воспитанник. Посредством механизмов де- и ресоциализации происходит формирование социальной инвалидности: дети постепенно отучаются от тех социальных ролей, которые выполняли раньше (не важно, были ли эти роли позитивными или негативными), и приучаются к новой и главной теперь роли приютского, детдомовского ребенка, которому ничего не нужно делать или решать самому, достаточно не нарушать и потреблять. Жизнь ребенка в интернатном учреждении основана на его зависимости от персонала. Это проявляется в невозможности получить объективную и достоверную информацию, принимать решения о своем будущем, поскольку считается, что ребенок не способен самостоятельно решать вопросы, касающиеся его собственного благополучия.

Было бы ошибкой считать, что практики специалистов и руководства интернатных учреждений определяются какой-то согласованной и логичной системой идей, которые продумываются, обсуждаются и осуществляются в одном направлении. Повседневность порождает множество дилемм, противоречий и парадоксов (например, попытка создать теплую домашнюю атмосферу в учреждении, с одной стороны, и стремление соблюсти профессиональную дистанцию, с другой стороны; признание необходимости личного пространства и коммунальный характер бытия; стремление развивать индивидуальность и осуществлять интеграцию).

Не все отношения детей и сотрудников учреждения формализованы. Неформальные связи дают возможность детям применять некие обходные тактики в противовес существующим правилам. Это расширение возможностей коммуникации, завоевание дополнительного пространства, альтернативные практики питания и т.п.

В то же время дети подкрепляют существующую систему и свое место в ней, пользуясь своей меткой сироты (и продолжая это делать после того, как покинут интернатное учреждение), хотя и страдают от нее. Так в условиях интернатного учреждения в лединстве и борьбе сосуществуют властные правила и практики сопротивления, причем те и другие работают на воспроизводство исключения.

Проанализировав опыт преодоления социальной эксклюзии с позиций ресурсного подхода, автор выявляет ряд разработанных российскими исследователями и практиками социальной работы методов.

Пополнение культурных ресурсов детей-сирот, формирование позитивной системы ценностей, норм, знаний, интеллектуальных, морально-нравстнвенных и социальных характеристик осуществляется методами психологической коррекции, психолого-педагогической реабилитации, трудового воспитания и профессионального обучения, приобщения детей к творческой деятельности, путем создания специальной социокультурной среды, формирующей личность воспитанников, и др.

Укреплению социальных связей ребенка способствует метод работы с сетью социальных контактов ребенка и его семьи. Социальные ресурсы детей-сирот, выражающиеся в укреплении социальных сетей, взаимного доверия и взаимопомощи, пополняются и укрепляются в процессе совместной общественно-полезной деятельности воспитанников со сверстниками и взрослыми, когда ребенок выступает не как объект внешнего воздействия, а как активная социально ответственная личность.

Альтернативные (в отличие от государственного попечения) формы устройства детей-сирот: опека (попечительство), усыновление, приемные, патронатные семьи, детские деревни и пр. - представляют новые возможности для социальной инклюзии детей-сирот в общество.

Можно утверждать, что в учреждении осуществляются разнообразные реабилитационные мероприятия, но повседневная жизнь порой дает ребенку совсем иные уроки, и они в значительной степени снижают эффективность работы специалистов. Во время нахождения ребенка в учреждении протекают по меньшей мере два слабо связанных между собой процесса - реабилитация в соответствии с разработанной специалистами программой, осуществляемая на занятиях, и повседневная жизнь ребенка в учреждении; создается зазор между реабилитацией и жизнью как таковой. Несомненная польза от проводимых реабилитационных мероприятий могла бы быть значительно больше, если бы они реализовывались в соответствии с общей концепцией учреждения, которая кроме создания воспитательной системы, видимо, должна быть нацелена на преобразование повседневности учреждения, способствовать становлению новых более гуманных жизненных практик.

В заключении диссертации приведены основные выводы и результаты проведенного диссертационного исследования, сформулированы практические рекомендации, определены перспективные направления дальнейших исследований. В приложениях представлены таблицы, путеводители интервью, фрагменты анализа транскриптов, базы данных документов для проведения дискурс-анализа, выдержки из личных документов респондентов и архивных материалов ГАРО.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях.

Статьи из перечня ведущих научных журналов и изданий ВАК: 

1. Астоянц, М.С. Дети-сироты: анализ жизненных практик в условиях интернатного учреждения. Опыт включенного наблюдения [Текст] / М.С.аАстоянц // Социологические исследования. - 2006. - № 3. - 1 п.л.
2. Астоянц, М.С. К определению социального исключения [Текст] / М.С.аАстоянц // Гуманитарные и социально-экономические науки. - 2006.аЦ № 1. - 0,4 п.л.
3. Астоянц, М.С. Проблема сиротства в современном политическом дискурсе [Текст] / М.С. Астоянц // Гуманитарные и социально-экономинческие науки. - 2006. - № 4. - 0,4 п.л.
4. Астоянц, М.С. Социальное исключение: новый синоним бедности или новые смыслы? [Текст] / М.С. Астоянц // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Спецвыпуск Социология и политология. - 2006. - 0,5 п.л.
5. Астоянц, М.С. Социокультурный генезис и основные понятия концепции социального исключения [Текст] / М.С. Астоянц // Социально-гуманинтарные знания. - 2006. - № 12. - 0,5 п.л.
6. Астоянц, М.С. Воспроизводство социального исключения детей-сирот в политических дискурсах [Текст] / М.С. Астоянц // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. - 2007.аЦ № 2. - 0,8 п.л.
7. Астоянц, М.С. Социальная эксклюзия в современном российском обществе: региональные особенности проявления и преодоления [Текст] / М.С. Астоянц, В.В. Куклина, У.И. Сересова // Социальная политика и социология. - 2007. - № 4. - 1 п.л. (авт. принадлежит 0,7 п.л.)

Монографии:

8. Астоянц, М.С. Социальная эксклюзия в современном российском обществе: социокультурный анализ [Текст] / М.С. Астоянц. - Ростов н/Д: ИПО ПИ ЮФУ, 2007. - 9,7 п.л.
9. Астоянц, М.С. Мир сиротства в советской и постсоветской России [Текст] / М.С. Астоянц. - Ростов н/Д: ИПО ПИ ЮФУ, 2007. - 9,5 п.л.

Научные статьи, доклады, тезисы:

10. Астоянц, М.С. Проблема социализации молодежи в условиях социально-реабилитационного центра. Психологическое сопровождение в работе педагога [Текст] / М.С. Астоянц // Психологическая поддержка инновационных процессов в транзитивном обществе. Материалы Всероссийского симпозиума. - М., 2001. - 0,2 п.л.
11. Астоянц, М.С. Семейное жизнеустройство детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей в ГОУСРЦ с. Кулешовка: опыт, проблемы, перспективы [Текст] / М.С. Астоянц // Материалы научно-практической конференции по обмену опытом Семейные формы жизнеустройства детей-сирот (пути организации, проблемы, психологическая поддержка). - Ростов н/Д, 2001. - 0,2 п.л.
12. Астоянц, М.С. Социализация личности в условиях социально - реабилитационного центра для несовершеннолетних [Текст] / М.С. Астоянц // Сборник научных трудов Развивающаяся личность в системе высшего образования России по материалам Всероссийской научно-практичеснкой конференции. - Ростов-на-Дону, ИУБиП, 2002. - 0,3 п.л.
13. Астоянц, М.С. Программа социализации воспитанников ГОУСРЦ подростково-юношеского возраста [Текст] / М.С. Астоянц // Социальная защита. - 2002. - № 4. - 0,3 п.л.
14. Астоянц, М.С. Детское и молодежное общественное объединение в условиях социально реабилитационного центра [Текст] / М.С. Астоянц // Работник социальной службы. - 2002. - № 4. - 0,3 п.л.
15. Астоянц, М.С. Инновационный опыт социализации молодежи в процессе совместной общественно-значимой деятельности [Текст] / М.С. Астоянц // Музыкальное образование: проблемы и перспективы: материалы региональной научно-практической конференции. - г. Азов: ООО Мирт, 2002. - 0,3 п.л.
16. Астоянц, М.С. Социокультурная обусловленность личностных характеристик несовершеннолетнего в условиях депривации [Текст] / М.С. Астоянц // Наука и образование. Известия Южного отделения РАО и РГПУ. - 2003. - № 2. - 0,3 п.л.
17. Астоянц, М.С. Детско-молодежное общественное объединение как действенное средство профилактики детской безнадзорности [Текст] / М.С.аАстоянц // Образование и детское общественное движение (Сборник нормативно-правовых и методических материалов). - Ростов н/Д, 2003. - 0,2 п.л.
18. Астоянц, М.С. Отношение к детям-сиротам: толерантность или ...? [Текст] / М.С. Астоянц // Материалы научно-практической конференции Толерантность и нетерпимость в России. - Азов, 2004. - 0,3 п.л.
19. Астоянц, М. Дети-сироты в России: социокультурная обусловленность личностных характеристик ребенка в условиях депривации [Текст] / М.С.аАстоянц // Вестник Евразии. - 2004. - № 3. - 1,5 п.л.
20. Астоянц, М. Отношение к детям-сиротам: толерантность или отторжение? [Текст] / М.С. Астоянц // Социальная педагогика. - 2005. - № 2. - 0,2ап.л.
21. Астоянц, М.С. Методы социальной поддержки детей-сирот в России [Текст] / М.С. Астоянц // Социально-гуманитарное знание: прагматический аспект. Материалы международной конференции. - Ростов н/Д: Институт управления, бизнеса и права, 2005. - 0,5 п.л.
22. Астоянц, М.С. Социализация детей-сирот: новая перспектива [Электронный ресурс] / М.С. Астоянц // Педагогическая наука и образование в России и за рубежом: региональные, глобальные и информационные аспекты. - Вып. 1. - 2006. - 0,3 п.л. Режим доступа: publish/pednauka/2006_1.
23. Астоянц, М.С. Социокультурная детерминация личностных характеристик несовершеннолетнего в условиях депривации [Текст] / М.С. Астоянца// Отечественный журнал социальной работы. - 2005. - № 3. - 0,8 п.л.
24. Астоянц, М.С. Проблема социального исключения детей-сирот [Текст] / М.С. Астоянц // Актуальные вопросы социальной политики в регионе / Науч. ред. А.А. Вартумян. - Армавир, 2006. - 0,6 п.л.
25. Астоянц, М.С. Концепция социального исключения: влияние на социально-политические решения [Текст] / М.С. Астоянц // Социальные науки: опыт и проблемы подготовки специалистов социальной работы / под общ. ред. К.В. Кузьмина. - Екатеринбург, 2006. - 0,2 п.л.
26. Астоянц, М.С. Дети-сироты: конструирование социальной проблемы в современном политическом дискурсе [Текст] / М.С. Астоянц // Тезисы докладов и выступлений Всероссийского социологического конгресса Глобализация и социальные изменения в современной России. - Т.а13.аЦ М., 2006. - 0,2 п.л.
27. Астоянц, М.С. Политический дискурс о сиротстве в советский и постсоветский период: социальная интеграция или социальное исключение? [Текст] / М.С. Астоянц // Журнал исследований социальной политики. - 2006. - Т. 4. - № 4. - 1,6 п.л.
28. Астоянц, М.С. Практики социального исключения в повседневности интернатного учреждения [Текст] / М.С. Астоянц // Развитие личности в образовательных системах Южно-Российского региона: Материалы докладов XIV годичного собрания Южного отделения РАО и XXVI психолого-педагогических чтений Юга России. - Ростов н/Д: ИПО ПИ ЮФУ, 2007. Ч. II. - 0,5 п.л.
29. Астоянц, М.С. Характеристика детей-сирот как исключенной социальной группы (социокультурная специфика России и Великобритании) [Текст] / М.С. Астоянц // Современное сиротство: социокультурный портрет: материалы научно-практической конференции с международным участием.аЦ Челябинск: ЧГАКИ, 2007. - 0,7 п.л.
30. Астоянц, М.С. Социальная эксклюзия в современном российском обществе: роль государства и местного сообщества в ее преодолении [Текст] / М.С. Астоянц, В.В. Куклина, У.И. Сересова // Региональные контексты реформирования социальной политики / под ред. Е. Ярской-Смирнонвой.аЦ Саратов, 2007. - 1 п.л. (авт. принадлежит 0,7 п.л.)
31. Астоянц, М.С. Социокультурные установки специалистов социальной защиты населения [Текст] / М.С. Астоянц // Социальное образование: региональный аспект. Сборник статей. (Проблемы социальной работы. Вып. 2) / под ред. О.И. Андреевой. - Азов, 2007. - 0,6 п.л.
32. Астоянц, М.С. Социальный контекст модернизации: процессы социальной эксклюзии в современном российском обществе [Текст] / М.С. Астоянц, В.В. Куклина, У.И. Сересова // Вестник РМИОН. - Ростов н/Д: ЮФУ, 2007. - 1 п.л. (авт. принадлежит 0,7 п.л.)
33. Astoyants, M. Social Support of Children-orphans in Russia: the analysis of experience [Text] / M. Astoyants // Conference on Chidhoods - 2005. Children and Youth in Emerging and Transforming Societies. - Norway, Oslo, 2005. - 0,2 п.л.
34. Astoyants, M. Social Exclusion in Contemporary Russia: Role of State and Local Community in its Overcoming [Text] / M. Astoyants, V. Kuklina, U.аSeresova // Conflict, Citizenship and Civil Society / Ed. by V.A. Mansurov. - Moscow, 2007. - 0,3 п.л. (авт. принадлежит 0,2 п.л.).

---

1        Giddens A. The Third Way. The Renewal of Social Democracy. - Cambridge: Polity Press, 1998. P. 105.

2        Дети-сироты: выявление и устройство (основные тенденции) // Вестник образования. - 2005. - № 16. - С. 3.

3        Сколько в России беспризорных? // Комсомольская правда. 2002. 24 янв.

4        Дети-сироты: выявление и устройство (основные тенденции). - С. 4, 8.

5        См., например: Абрахамсон П. Социальная эксклюзия и бедность // Общественные науки и современность. - 2001. - № 2; Погам С. Исключение: социальная инструментализация и результаты исследования // Журнал социологии и социальной антропологии. Т. II. Специальный выпуск: Современная французская социология. - 1999.

6        Бородкин Ф.М. Социальные эксклюзии // Социологический журнал. - 2000. - № 3/4; Бородкин Ф.М. Преодоление социальной эксклюзии: новые подходы // Россия, которую мы обретаем / отв. ред. Т.И. Заславская, З.И. Калугина. - Новосибирск: Наука, 2003.

7        Шмидт В. Междисциплинарный подход к проблеме социальной эксклюзии // Журнал исследований социальной политики. - 2004. - Т. 2. - № 4. - С. 547Ц566.

8        См., например: Тихонова Н.Е. Социальная эксклюзия в российском обществе // Общественные науки и современность. - 2002. - № 4; Тихонова Н.Е. Социальный капитал как фактор неравенства // Общественные науки и современность. - 2004. - № 4; ДавыдовааН.М., Тихонова Н.Е. Методика расчета ресурсной обеспеченности при анализе социальной стратификации // Социологические исследования. - 2006. - № 2.

9        Bilson A., Harwin J. Gatekeeping Services for Vulnerable Children and Families in the Changing Minds, Policies and Lives. UNICEF/World Bank series: UNICEF Innocenti Research Centre - Florence, 2003. Оnline: Bilson A., Markova G., Petrova M. Evaluation Report on Take Me Home 2 Project // Save the Children. - Sofia, 2003. Online:

10        Bilson A., Barker R. Parental contact with children fostered and in residential care after the Children Act 1989 // British Journal of Social Work. - 1995. - № 25 (3); Ridge T., Millar J. Excluding children: Autonomy, friendship and the experience of the care system // Social Policy & Administration. - 2000. - № 34 (2). - P. 160Ц175.

11        См., например: История социологии в Западной Европе и США: Учебник для вузов / Отв. ред. Г.В. Осипов. - М.: НОРМА, 2001; Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. - М.: Медиум, 1995.

12        См., например: Голованова Н.Ф. Социализация и воспитание ребенка. - СПб., 2004; КонаИ.С. Ребенок и общество. - М.: Academia, 2003; Щеглова С.И. Трансформация детства в современном российском обществе и императивы развития государственной политики в интересах детей // Журнал исследований социальной политики. - 2004. - Т.а2.аЦ № 2; Ядов В.А. Личность в условиях модернизации // Человек. - 1991. - № 3; МудрикаА.В. Социальная педагогика: Учебник для студ. пед. вузов / под ред. В.А. Сластенина. - М., 2002.

13 См., например: Бреева Е.Б. Социальное сиротство. Опыт социологического обследования // Социологические исследования. - 2004. - № 4; Кабанов С.Н. Социальное сиротство детей и подростков в современной России (социологический анализ): Автореф. дис. Е канд. социол. наук. - М., 2002; Назарова И.Б. Возможности и условия адаптации сирот // Социологические исследования. - 2001. - № 4.

14        См., например: Мухина В.С. Особенности развития личности детей, воспитывающихся в интернатных учреждениях. Воспитание и развитие детей в детском доме. - М., 1996; Поддубная Т.Н., Поддубный А.О. Управление системой социальной защиты детства. - Ростов н/Д, 2005; Сорочинская Е.Н. Словарь-справочник по курсу Социальная педагогика. - Ростов н/Д, 1998; Чепурных Е.Е. Преодоление социального сиротства в России в современных условиях // Сироты России: право ребенка на семью. - М., 2001.

15        Зубок Ю.А. Исключение в исследовании проблем молодежи // Социологические исследования. - 2001; Чупров В.И., Зубок Ю.А. Молодежь в общественном воспроизводстве: проблемы и перспективы. - М., 2000.

16        Ярская-Смирнова Е.Р. Социокультурный анализ нетипичности. - Саратов, 1997.

17        Сорокин П. Человек, цивилизация, общество. - М., 1992.

18        Штомпка П. Социология социальных изменений / пер. с англ. под ред. В.А. Ядова. - М.: Аспект Пресс, 1996.

19        Лапин Н.И. Социокультурный подход и социетально-функциональные структуры // Социологические исследования. - 2000. - № 5. - С. 3Ц12.

20        Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. - Т. 1. - Новосибирск, 1997.

21        Гиртц К. Насыщенное описание: о природе понимания в культурной антропологии // Антология исследований культуры. - Т. 1. - СПб.: Университетская книга, 1997.

22        См., например: Эрхардт Л. Благосостояние для всех. - М.: Дело, 2001; Вейт-Уилсон Д. Государство благосостояния: проблема в самом понятии // Pro et Contra. - 2001. - Т. 6. - № 3.

23        См., например: Гонтмахер Е.Ш. Российская социальная политика как сфера взаимной ответственности государства, бизнеса и гражданского общества // SPERO. - 2004. - №а1; Холостова Е.И. Социальная политика. - М.: ИНФРА-М, 2001.

24 См., например: Витгенштейн Л. Философские исследования // Философские работы: в 2ат. - М., 1994; Рикер П. Герменевтика и метод социальных наук // Герменевтика. Этика. Политика. - М., 1995; Фуко М. Археология знания. - Киев, 1996.

25 Гидденс Э. Устроение общества / пер. с англ. - М.: Академический проект, 2003.

26 Бурдье П. Практический смысл / пер. с фр.; общ. ред. Н.А. Шматко. - М.: Институт экспериментальной социологии. - СПб.: Алетейя, 2001.

27        Фуко М. Надзирать и наказывать: рождение тюрьмы. - М.: Ad Marginem, 1999.

28        Certeau M. de. The Practice of Everyday Life. - Minneapolis: University of Minnesota Press, 1998.

29 Goffman E. Asylums: Essays on the Social Situation of Mental Patients and Other Inmates. ЦLondon: Penguin Books, 1961.

30        Девятко И.Ф. Модели объяснения и логика социологического исследования. - М.: Центр социологического образования Института социологии РАН, 1996. - С. 67Ц68.

31        Кон И.С. Детство как социальный феномен // Журнал исследований социальной политики. - 2004. - Т. 2. - № 2. С. 166.

  Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по социологии