Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по культурологии  

На правах рукописи

ГАШЕВА Наталия Николаевна

СИНТЕЗ В РУССКОЙ КУЛЬТУРЕ XIX-XX вв.:

ТИПОЛОГИЯ И ДИНАМИКА ФОРМ

24.00.01 Ч теория и история культуры

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора культурологии

Киров - 2007

Работа выполнена в ГОУ ВПО

Пермский государственный институт искусств и культуры

на кафедре культурологии

Официальные оппоненты:        доктор филологических наук, профессор

                                       Ануфриев Анатолий Евдокимович

                                       доктор культурологии, профессор

                                       Едошина Ирина Анатольевна

                                       кандидат филологических наук,

доктор философских наук,

профессор, академик РАЕН

                                       Кондаков Игорь Вадимович

Ведущая организация:        ГОУ ВПО Уральский государственный университет им. А. М. Горького

Защита состоится 15 ноября 2007 г. в 12 часов на заседании диссертационного совета Д 212.041.02 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук и доктора культурологии при ГОУ ВПО Вятский государственный гуманитарный университет по адресу: 610002, г.аКиров, ул. Красноармейская, 26, ауд. 104.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ГОУ ВПО Вятский государственный гуманитарный университет

Автореферат разослан л октября 2007 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета                               Н.И.Поспелова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Общая ситуация смены культурной парадигмы на рубеже XX-XXI вв. активизировала процессы саморефлексии и самоидентификации в русской культуре. Поиск национально-культурной идентичности в современной гуманитаристике - одна из многогранных, сложных и перспективных тем, связанная с такой чертой русской культуры, как бинарность (А.Ахиезер, И.Кондаков и др.). Автору диссертационного исследования представляется весьма плодотворной точка зрения Ю.Лотмана, обращавшего внимание на то, что при изучении культуры как непрерывно движущегося процесса мы оказываемся Ене в центре однозначной и легко моделируемой структуры, а в центре живого мира, который сам себя осознает, постоянно взаимодействует со своими различными уровнями1. В такой ситуации очевидно, что любое построение будет условно, поскольку интересующий нас материал есть живой и не прекращающий своего движения объект, постоянно меняющийся, не являющийся чем-то самим себе равным. Сложность русской культуры как динамической системы делает актуальным обращение в процессе ее осмысления не к одной, а к различным моделям описания (вариативным, дополняющим друг друга, альтернативным, полемическим, друг друга проявляющим) с целью приближения к адекватности, но не исчерпанности ее понимания.

Тема диссертационного исследования ориентирована на актуальность идеи синтеза в методологии научного анализа как условия и способа перехода границ в процессе коммуникации разных типов мышления, связанных с постижением культурных смыслов. Полнота понимания обеспечивается интегративностью научных подходов. Ускорившиеся в XIX-XX вв. вследствие стремительного развития наук темпы развития современной цивилизации прояснили осознание иллюзорности очередных научных школ, претендующих на исключительность и универсальность. В культурологическом дискурсе естественнонаучный, логический, философский, эстетический, литературоведческий принципы исследования использованы не только в аспекте взаимопересечения современных методологий и методик, но и с учетом контекста исторической динамики научной мысли. Принципиально важна установка автора работы: литературоведение должно стать органической частью общей системы миропонимания, вектором культурологического дискурса, должно включиться в идеи холизма исследования культуры, провозглашенные отечественными и зарубежными научными школами.

Избранный ракурс научной методологии, обеспечив работе актуальность, позволяет выйти на проблему структурной типологии как культуры в целом, так и художественного ее аспекта, а в нем - литературы. В центре размышлений автора - субстанциальная в процессах развития культуры категория динамический синтез (свойственная и системам русской словесности), обращение к которой способствует пониманию механизма универсальных связей русской литературы как вида искусства с другими духовными формами культурной деятельности, восприятию русской литературы XIX-XX вв. как центра отечественной культуры - открытой, динамически функционирующей системы. Русская литература XIX-XX вв. не есть некое замкнутое, автономное целое: самодвижение литературы определяется металитературными и метаисторическими факторами. Культурологический подход к русской литературе XIX-XX веков как части культуры, несущей на себе печать ее целого, позволяет сосредоточиться на ее глубинных течениях, ментальном типе, вскрыть корни литературоцентризма отечественной культуры, для которой, как считал М.Бахтин, имея в виду ее всеотзывчивость, характерна идея метафизического присутствия в пространстве мировой культуры.

Актуальность работы связана также с выявлением типологии форм и специфичности механизмов взаимодействия культурных текстов, а также с анализом новых типов связи искусства с реальностью и духовной культурой в целом. Положенный в основу исследования динамический, постоянно отыскиваемый и конструктируемый объект (взаимодействие, синтез, дифференциальные отношения, сходство и различие, диалог культурных систем в синхронии и диахронии) позволяет говорить о перспективности и фундаментальности предложенного пути исследования и результативности изучения интеграционных процессов художественной культуры.

Степень научной разработанности проблемы. Теоретические основы изучения синтеза в гуманитарных науках связаны с традицией типологических исследований на междисциплинарной основе - в системах философского, культурологического, эстетического анализа. Для философии культуры конца XIX-XX в. особую значимость приобретает дильтеевская теория исторического, схватывающая свой предмет - культуру - в целостностях и внутреннем единстве отдельных ее проявлений. Существенную роль в преодолении эволюционизма и механицизма сыграли работы Ж.Кювье, Ф. де Сент Пьера, утвердивших новые научные представления (гештальт, тип, метаморфоз, морфологическое единство), связанные с неоплатоновской философией. Важное значение имеют работы А.Лосева, отмечающего в типологическом подходе свойство сохранять интуицию качественной определенности классифицируемых объектов, а также отсутствие резких границ в континууме находящихся в живой связи целокупностей. С 70-х гг. XIX в. и по настоящее время сформировались системы философии культуры, построенные на понятии культурно-исторического типа как основного теоретического конструкта. Это работы Н.Данилевского, О.Шпенглера, М.Вебера, А.Тойнби, П.Сорокина, Ф.Конечны, Э.Кассирера, К.Леви-Строса, К.Г.Юнга, Ю.Лотмана и др.

Принципиальное значение для становления авторской концепции настоящего исследования имели работы ученых, принадлежащих к двум крупнейшим антропологическим школам - американской и английской (Ф.Боас, Р.Бенедикт, А.Крёбер, Р.Билз, Л.Уайт, Дж.Мёрдок, Б.Малиновский, А.Радклифф-Браун, Э.Эванс-Причард, Э.Лич, Д.Бидни и др.), которые начали рассматривать культуру в понятиях новации, развития и синтеза. Значение их подхода заключается в описании культуры как интегрирующейся, самоорганизующейся системы.

Независимо от Запада и одновременно в сложном диалоге с ним в России культура во многих параметрах и аспектах осмысливалась как система еще в XIX в. (в сфере рецепции творчества Ф.Достоевского), в русской философской традиции XIX-XX вв. (П.Чаадаев, славянофилы и западники, В.Соловьев, Н.Лосский, С.Франк, С.Булгаков, В.Эрн, В.Розанов, Н.Бердяев, Л.Шестов, Г.Федотов), в работах М.Бахтина, Г.Гачева и др.

Значительное место принадлежит исследованиям, посвященным изучению динамики культуры (Э.Кассирер, А.Бергсон, Г.Зиммель), и открытиям синергетики (И.Пригожин, В.Налимов и др.), в разных аспектах методологии перекликающимся с идеями постструктуралистов (М.Фуко, Ж.Делёз, Ж.Деррида, П.Рикёр, Р.Барт и др.).

К осмыслению многогранного мирового и российского опыта в изучении культуры как системы в синтезе с концепциями, родившимися в Америке (например, идеи А.Моля) и на Западе (например, идеи Э.Гуссерля, синергетиков), идет и современная отечественная культурологическая мысль, вскрывая новые аспекты в изучении культуры и порождая плодотворную методологию (А.Ахиезер, В.Библер, М.Каган, И.Кондаков, А.Пелипенко, И.Яковенко и др.).

Начиная с рубежа XVIII-XIX вв. в культурфилософских и художественно-эстетических исследованиях тенденция объяснения и классификации художественного процесса сменяется стремлением обнаружить в движении художественно-исторического процесса некую саморазвивающуюся основу. Заметный вклад в разработку проблем типологии историко-культурного процесса внесли представители немецкой, венской и французской школ искусствознания на рубеже XIX-XX вв. (О.Вальцель, Г.Вёльфлин, А.Гильдебрандт, К.Фосслер, Г.Корф, К.Фолль, В.Деонна), которые размышляли о культурных формах мышления. Плодотворен опыт, накопленный школой Анналов, разрабатывавшей историю ментальностей. По аналогии с этим подходом философская история искусств задается вопросом о существовании внутренней интенции, действующей на протяжении длительных историко-художественных периодов (работы Л.Февра, Э.Панофского, А.Хаузера, Г.Зедльмайера, Э.Гомбриха). К настоящему времени создание синтетической истории культуры и ее типологии осуществляются в двух направлениях: первый подход - фактологический, при котором история искусств рассматривается как история событий (работы И.Иоффе, Н.Дмитриевой, А.Альфонсова, М.Жегина, И.Минераловой2; материалы регулярно проводимой научно-практической конференции, посвященной памяти А.Лосева Синтез в русской и мировой художественной культуре. М., 2001-2006. и др.); второй подход - реконструктивный, основанный М.Дворжаком, изучает историю искусства как историю структур (этот путь характерен, например, для работ Г.Гачева, исследующего эволюцию образного сознания).

В качестве первичного элемента в любой исторической поэтике (см. работы А.Веселовского, современные исследования Н.Тамарченко, В.Тюпы, С.Бройтмана и др.) рассматривается слово и его производные. У французского культуролога М.Фуко феномен слова раскрывается и анализируется как подвижный феномен культуры.

Большое значение для данной работы имели также подходы к изучению литературы как культуры, использовавшиеся П.Сакулиным и Т.Манро3. Выявляя определенную культурную общность, специалисты обосновывали ее органическое единство, определяли лцентрирующие идеи этой общности как внутренние принципы данного типа культуры.

Однако проблема заключается в том, что в эстетике и философии культуры до сих пор нет согласия между сторонниками диахронии и синхронии, что порождает разноголосицу по поводу принципов типологии, использование разных критериев для определения смыслообразующих оснований художественного видения, не позволяющих синтезировать общекультурные принципы с внутренней динамикой художественной системы.

Используя опыт теоретического осмысления бинарного структурирования, диссертант распространяет на культурный процесс принцип комплементарности, который автоматически снимает установку на иерархию полярных моделей.

Механизм динамического синтеза и запускаемый им тринитарный двигатель семантической прогрессии - источник самодвижения русской культуры, структурная основа сильных внутренних стимулов, присущих самой логике данного этноса.

Цель исследования состоит в изучении свойственного системе русской литературы XIX-XX вв. проявления динамического синтеза; в анализе механизма связей русской литературы с другими духовными формами культурной деятельности.

В связи с этим ставятся следующие задачи:

1. обозначить и исследовать общий принцип культурогенеза на всех его уровнях, включая  историю трансформаций в искусстве и духовной культуре, основу которой составляет динамический синтез как механизм проявления той или иной культурной структуры;
2. выявить особенные, индивидуальные свойства ментально-культурного синтетизма русской литературы XIX-XX вв. как центрирующие начала отечественной культуры;
3. исследовать процессы, происходящие внутри разных синтетических форм литературы и в динамических их взаимодействиях с другими формами культуры.

Обозначенные процессы рассматриваются в диссертации на материале русской литературы XIX-XX вв., включенной в целостный культурный контекст. В контексте этих проблем важно не хронологически-скрупулезное реконструирование литературного процесса XIX-XX вв., а обнаружение сквозных синтетических импульсов в экстра- и интракультурологических и эстетических контекстах литературы, взгляд на природу динамических метаморфоз русской литературы с точки зрения структурной организации ее форм. Такой подход позволяет выявить различие и сходство этих форм, характер и смысл взаимодействия разных сфер искусства, приблизиться к пониманию сущностной ментально-культурной и художественной семантики русской литературы XIX-XX вв.

В связи с заявленной целью и задачами выделяется ряд конкретных аспектов:

Цадинамика форм межкультурного взаимодействия (литература и философия, литература и социокультурные процессы);

Цамежвидовые и межродовые взаимодействия (поэзия и проза, литература и живопись, литература и кинематограф);

Цавзаимодействие художественной и внехудожественной реальности (как результат жизнетворческого синтеза);

Цасемантический и семиотический синтез на уровне отдельных культурных текстов (антропологический синтез на уровне авторской концепции личности в литературе);

Цаинновации в результате диалога разных языков художественной культуры (на уровне стилевых трансформаций);

Объект исследования Ц русская литература XIX-XX вв., рассмотренная в историко-культурном контексте религиозно-философских, художественно-эстетических, социокультурных исканий русской и мировой культуры.

Предмет изучения - метакатегория динамического синтеза на разных уровнях ее проявления (ментальном, жизнетворческом, антропологическом, структурном), отражающих общность русской культуры с мировой при доминирующей тенденции к тринитарности.

Источниковую базу исследования составили тексты русской литературы XIX-XX вв. в их полилоге с текстами русской и мировой духовной и художественной культуры. В центре внимания - авторское сознание Ф.Достоевского, А.Пушкина, Н.Гоголя, И.Гончарова, Л.Толстого, А.Чехова, А.Ахматовой, Н.Гумилева, М.Кузмина, К.Бальмонта, О.Мандельштама, И.Анненского, И.Северянина, Ф.Сологуба, М.Осоргина, Ю.Мамлеева, Л.Петрушевской, Т.Толстой, Н.Садур, В.Пелевина, А.Королёва, И.Жданова, В.Кальпиди, Ю.Беликова и др.; поэзия западноевропейского барокко (А.Грифиус, П.Флеминг, Д.Марино, Г.Хародерфер, И.Клай, К.Гофмансвальдау и др.); философские концепции русской религиозной традиции (В.Соловьев, С.Булгаков, Н.Лосский, К.Леонтьев, С.Франк, Д.Мережковский, Н.Бердяев, В.Розанов, Л.Шестов и др.); идеи западноевропейской культурфилософии (Г.Гегель, С.Кьеркегор, Э.Кассирер, О.Шпенглер, М.Хайдеггер, К.Ясперс и др.); религиозная и философско-эстетическая публицистика, манифесты, воспоминания современников; богословские труды Г.Паламы, митрополита Антония Храповицкого; тексты живописи (от Ван Гога, Гогена до современных художников отечественного постмодернизма И.Кабакова, М.Кантора, И.Ганиковского, А.Сундукова, Т.Шимаса, Л.Табенкина и др.).

Методологическая и теоретическая основа исследования. Учитывая интегративный характер культурологического подхода, диссертация опирается на опыт междисциплинарности в исследованиях культурных феноменов, включая также категориальный аппарат смежных областей гуманитарного знания: философии, эстетики, философии истории искусства.

Основу методологии составляет системный анализ в синергетическом его аспекте, позволяющий рассматривать культуру как открытую, сложно структурированную систему в ее экстра- и интрадинамических отношениях. Используется типологический метод в разных его модификациях с учетом методологии исторической и теоретической поэтики.

Теоретическую базу исследования составили работы в области теории и истории культуры (Ю.Лотман, М.Бахтин, М.Каган, И.Кондаков), морфологии культуры (А.Пелипенко, И.Яковенко, К.Кантор, О.Кривцун, Ж.Делёз и др.).

Позиция исследователя сосредоточена на выявлении кульминационных моментов смыслополагания в горизонте динамики художественного сознания русской литературы XIX-XX вв. Это позволяет увидеть, как русская литература XIX-XX вв. в ее сложном, разнонаправленном полилоге с духовными и эстетическими текстами, в частности с событийными текстами социальной практики и внеэстетической реальности (жизнестроение, историческая практика), с философией становится способом генерации и проявления семантики (значения) и поэтики (системы формы, имеющей стилевое выражение и структуру) культурно-бессознательного, или культурных детерминативов ментальных структур.

М.Бахтин ставил проблему масштаба историзма и выдвигал понятие: диалог в большом времени4. Таким образом трактуемый историзм особенно актуален на уровне исторического подхода к исследованию процессов динамического синтеза в русской культуре, литературе и философии XIX-XX вв., а также на внутрисистемном уровне, внутри структур. Структуры ментальности и структуры отдельных текстов взаимодействуют не в линейном порядке во времени (суждение о традициях в этом смысле устарело), а воплощают свое разнообразие одновременно или дистанцируясь во времени, претерпевая преображение обновления и обогащения в их текучем синтезе через индивидуальность.

Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней впервые:

• в научный обиход введена метакатегория динамического синтеза и обоснован ее статус как основного субстанциального ядра культурного развития;
• выявляются характер и свойства динамического синтеза как основы культурного многообразия смыслов и форм, проявления которого в любой культуре носят специфический характер;
• в широкой историко-культурной ретроспективе XIX-XXавв. апробирована комплексная методология и выработан теоретический инструментарий анализа русской литературы XIX-XXавв. в интерактивном контексте мировой культуры с учетом системной модели тернарного синтеза, обусловленного ценностной национально-исторической и общекультурной динамикой русской ментальности;
• исследована структурная типология и динамика синтетических форм русской литературы XIX-XX вв. как основы культурного самосознания;
• разработаны методологические принципы и методы изучения синтетических процессов в разных слоях духовной и художественной культуры, что позволяет применять их как в теоретическом, так и в конкретно-историческом исследовании.

Теоретическая значимость исследования заключается:

Цав расширении и уточнении категориального аппарата теории и методологии культурологических исследований применительно к разработке системно-интегративной модели изучения русской литературы XIX-XX вв. как культуры;

Цав разработке типологического подхода к анализу эмпирического материала как конкретного проявления синтеза духовных и художественных текстов в социокультурной динамике и определении тех форм, где синтез проявляет себя как сложное и многоструктурное явление;

Цав определении границ интерпретации русской культуры как целостного феномена в момент его самоопределения в литературе XIX-XX вв., дающего импульс к изучению его идентичности в современных условиях.

Практическая значимость исследования связывается с выработкой нового интегративного подхода к изучению русской литературы XIX-XX вв. как метатекста отечественной культуры. Предложенный в работе комплекс идей и наблюдений может быть учтен в дальнейшем научном исследовании развития русской культуры XIX-XX вв., в школьном и вузовском преподавании. Характеристики и гипотезы, содержащиеся в работе, могут использоваться в общих и специальных курсах в рамках философии, культурологии, эстетики, филологии.

Основные положения, выносимые на защиту:

1.аДинамический синтез - субстанциальная категория всей культуры, определяющая структурный механизм динамики любой культурной системы. Культура - сложный динамический синтез, обладающий способностью к неравномерности развития, трансформациям, новациям, деградации - раскрывается как подвижная иерархия синтетических форм (ментальная, жизнетворческая, антропологическая, структурная).

2.аИдея синтеза, составляя основу русской культуры, структурирует культуррефлексивный контекст (термин И.Кондакова, А.Гениса) русской литературы XIX-XX вв. - всеобъемлющую систему ментальных ценностей, культурно-семантический репертуар - не как сложившуюся статичную целостность, а как интерактивную хроноструктуру смыслополагания.

3.аБудучи динамичным ядром самосознания культуры, русская литература XIX-XX вв. в эпоху поэтики модальности проявляет не тождество ментальности и художественного сознания, а их динамический синтез, реализующийся на уровне авторского сознания художника - субъекта культуры, носителя заданных культурой экзистенциальных ориентиров и соответствующих им когнитивных и поведенческих установок.

4.аЯдро семантико-аксиологических структур авторской экзистенциальной ориентации в русской литературе XIX-XX вв. составляет тяготение к всякого рода всеобщности и всемирности, собирательная, синтетическая интенция, лавтономная причастность (М.Бахтин), дипластийное двуединство авторского ля.

5.аДинамический синтетизм авторской экзистенции - форма прямого и опосредованного, синхронного, осознанного и диахронного, бессознательного, интуитивного диалога русской литературы XIX-XX вв. с философско-религиозным дискурсом. Динамический синтез русской литературы XIX-XX вв. и философии - смыслопорождающий контекст ментальных ценностей.

6.аЛогика христианского реализма (С.Франк) и синтетическая формула этико-эстетического онтологизма, открытые А.Пушкиным, становятся сквозными в русской литературе XIX-XX вв. и проявляются не только у Н.Гоголя, Ф.Достоевского, Л.Толстого, Б.Пастернака, А.Солженицына, но и у И.Тургенева, И.Гончарова, А.Чехова, А.Ахматовой, Н.Гумилева, М.Осоргина, М.Булгакова, Ю.Мамлеева, Л.Петрушевской и других писателей в форме экзистенциального сознания.

7.аТенденция к созданию срединного слоя культуры, реализующаяся в русской литературе XIX-XX вв. как противовес инверсионной направленности социально-исторической реальности, органично обусловлена идущими из глубины веков токами ментально-религиозной духовности, которая складывается на путях динамического синтезирования витальных энергий язычества, этико-эстетической мистики исихазма, народного православия и претворяется в мистериальности русского экзистенциального сознания, преодолевающего хронический пантрагизм и дилемму этическое - эстетическое.

8.аЖизнетворческий аспект ментального синтеза реализуется на уровне индивидуально-личностном, отчетливо воплощается в религиозных, духовно-нравственных, эстетических поисках ключевых персон отечественной культуры XIX-XX вв. (А.Пушкин, Н.Гоголь, Л.Толстой, Ф.Достоевский, А.Чехов, А.Ахматова, Н.Гумилев, М.Булгаков, Б.Пастернак, А.Солженицын, И.Бродский, В.Высоцкий и др.) и органично связан с особенностями художественного сознания в русской литературе XIX-XX вв. с его тенденцией к выходу за свои границы, рождению новой структуры смысла как подвижного целого. Смысл структурируется не как уничтожение или примирение логического противоречия гегелевской диалектики, но как их одновременное сосуществование в подвижных рамках процесса дифференциации.

9.аПроявление антропологического синтеза обусловлено специфической устремленностью образного сознания в русской литературе и духовно-эстетической культуре XIX-XX вв. к собиранию и пластическому выражению идеала гармонической целостности, снятию фатальной напряженности, бинарности между базовыми оппозициями в структуре личности на уровне авторской концепции человека (имманентное - трансцендентное, тоталитарное - антропоцентрическое, социальное - метафизическое). Условием этого является экзистенциальная сопричастность личности бытию и этико-эстетический онтологизм в творчестве Ф.Достоевского, Л.Толстого, И.Тургенева, И.Гончарова, А.Чехова, А.Ахматовой и других писателей.

10.аСпектр многообразия структурного синтеза в русской литературе XIX-XX вв. определяется этико-эстетическим типом русской экзистенции: русская литература XIX-XX вв., будучи одновременно и философией, и религией, через художественные возможности языка обнаруживает новые, сокровенные аспекты смысла в неожиданных эстетических интерференциях. Соединяя пластику выразительности и экспрессию изобразительности, визуальный жест и акустический ритм, она демонстрирует способность к воплощению пластики целостного динамически развивающегося, постоянно усложняющегося образа Бытия.

11.аРассмотренная в мировом контексте типология творчества Ф.Достоевского и В.Ван Гога демонстрирует общие искания культуры конца XIX - начала XX вв.: в восприятии человека и мира писатель и художник обратились к тернарным синтетическим структурам художественного текста, передающим трагическую динамику психологического, природного, исторического, метафизического Бытия. Структурный синтез жизнетворческих и эстетических стратегий Н.Гумилева и П.Гогена обнаруживает их общность: индивидуальные антропологические характеристики становятся характеристиками культурно-антропологическими.

12.аТип структурного синтеза трансисторических смыслов проявляет себя в построении текстов барокко и серебряного века: на уровне мироощущения (переживание трагизма Бытия и моделирование эстетической утопии), семантики, стилевой доминанты, в стремлении к обретению новой гармонии через синтез искусств и жизнетворчество.

13.аФормы структурного синтеза русской литературы XX века демонстрируют ее тяготение к лэкранной поэтике: повышенная кинематографичность прозы М.Осоргина - не только следствие общей тенденции к синтезу художественных средств выразительности в разных видах искусства в XX веке, но и результат специфических особенностей авторского сознания писателя, принадлежащего к определенной культурной традиции воплощения образа мира в динамике и визуальной пластике.

14.аИдеальная перспектива современной российской культуры (литература, живопись, кино) складывается в этико-эстетическом синтезе с классикой XIX-XX вв. как универсальным аксиологическим центром отечественной культуры, дополняющим картину текущего и конечного времени измерением бесконечности: апелляция к А.Пушкину, Н.Гоголю, Ф.Достоевскому, Л.Толстому, А.Чехову, И.Бунину рождает многообразие структурно-символических рядов в творчестве Ю.Мамлеева, Л.Петрушевской, Н.Садур, А.Королева, Т.Толстой, В.Пелевина, Ю.Беликова, В.Кальпиди и др.

Достоверность научных результатов исследования обеспечена привлечением обширного литературного материала, глубиной анализа художественных, философских, культурологических источников, аргументацией выносимых на защиту положений, адекватностью избранной методологии целям и задачам диссертации.

Апробация диссертации. Основное содержание диссертации отражено в двух монографиях, двух учебных пособиях и целом ряде статей. Общий объем публикаций - свыше 170 печатных листов. Результаты исследования были изложены автором в форме докладов на научных и научно-практических конференциях в г.Москве (Синтез в русской и мировой художественной культуре, 2003 г.); г.Санкт-Петербурге (Реальность этноса. Образование и национальная идея, 2004 г.); г.Екатеринбурге (Человек в мире культуры, 2003 г.); г.Перми (Проблемы функционирования языка в разных сферах речевой коммуникации - к 80-летию профессора М.Н.Кожиной, 2005 г.) и др.

Результаты исследования включены в содержание общих курсов История русской литературы XIX века, История русской литературы Усеребряного векаФ, Теория и методология культуры, Культурология, Теория искусства, Эстетика, История искусства, спецкурсов Духовный и эстетический синтез в русской литературе XIX-XX веков, Литература XIX-XX вв. как самосознание русской культуры, апробированных автором на факультете культурологии, факультете искусств, художественно-педагогическом факультете, факультете документально-информационных технологий Пермского государственного института искусств и культуры.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух частей (каждая из которых включает 5 глав), заключения и библиографии, включающей 494 наименования). Объем диссертации - 399 страниц.

Основное содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность исследования, анализируется степень разработанности его темы, определяются его цели и задачи, научная новизна, формулируются положения, выносимые на защиту, характеризуется методология исследования, а также его теоретическое и практическое значение.

Первая часть диссертации - Русская литература XIX-XX веков как самосознание культуры - рассматривает следующие проблемы: генезис метакатегории динамический синтез, его философские, культурологические, эстетические контексты (глава 1.1); культуррефлексивный контекст русской литературы XIX-XX вв. (глава 1.2); динамический синтез литературы и философии как смыслопорождающий ментальный контекст (глава 1.3); жизнетворческое измерение ментального синтеза в русской культуре XIX-XX вв. и особенности художественного сознания (глава 1.4); антропологическое измерение ментального синтеза в русской культуре XIX-XX вв. (глава 1.5).

Глава 1.1 - Генезис метакатегории Удинамический синтезФ: философские, культурологические, эстетические контексты Ц носит теоретико-методологический характер. С опорой на фундаментальные исследования (А.Бергсон, Р.Вагнер, В.Виндельбандт, И.Гете, Э.Гуссерль, Г.Земпер, Г.Зиммель, Э.Кассирер, У.Моррис, Ф.Ницше, Д.Рёскин, П.Рикёр, М.Фуко, М.Хайдеггер, Ф.Шеллинг, И.Пригожин, Р.Барт, Ж.Делёз, Ж.Деррида, Х.Р.Яусс, М.Бахтин, В.Библер, М.Каган, И.Кондаков, Ю.Лотман, А.Пелипенко, И.Яковенко и др.) автор обосновывает метакатегорию динамический синтез и объясняет ее семантику.

Динамический синтез - это не историческое явление, он присутствует в культуре постоянно. Рождение любых инновационных смыслов, появляющихся в результате аналитической деятельности сознания, самим фактом своего возникновения указывает на онтологически предшествующее ему динамически-синтетическое состояние. Принцип динамического синтеза манифестирует структурно-онтологический паттерн общекультурного метатекста, выступая априорной константой, организующей отношения между природой и культурными компонентами человеческой сущности, между реальностью и ментальностью. Синтез, при котором осуществляется передача информации, взаимообогащение языков, возможен при наличии, с одной стороны, двух или нескольких подсистем, вступающих в диалогическую коммуникацию (тексты литературы и иные тексты), а с другой стороны - при условии изоморфности их системе более высокого порядка (ментальности). Ментальный синтез определяет лицо культуры, является внутренней стратегией текста (Ж.Деррида) русской культуры.

Синтез как внутренняя логика ее развития осуществляется в модусе выхода за границы своей формы - открытость, чреватая динамикой метаморфоз и рождением нового качества. Синтез реализует взаимопереход духовных форм друг в друга либо взаимодействие духовного и материально-практического, духовного и художественного, художественного и деятельностного начал. В основе такого синтеза (не как статического и окончательного состояния) хроноструктуры системы лежит бинарность как основная структура всех процессов реальности, природы, ментальности. Эти феномены содержат в себе две противоположные стороны. Любая система, в основе которой лежат две или более взаимоуравновешенные силы, поливалентна и полифункциональна, открыта для диалога или полилога с другими такими же системами. Но два или более полюсов одной системы могут быть симметричными или асимметричными как одновременно, так и последовательно.

Рассматривая культуру в проекции сложного динамического синтеза, обладающего способностью к неравномерности развития, автор различает (идя от внешнего к внутреннему) в динамике развития истории культуры и искусства достаточно отчетливо вырисовывающуюся подвижную иерархию следующих синтетических форм. Во-первых, синтез как качество целостной структуры системы, ее сквозная субстанция, когда речь идет о ментальном, антропологическом, жизнетворческом типах синтетизма. Во-вторых, структурный синтез в его исторической и трансисторической ипостасях, проявляющий себя особенно последовательно в динамических взаимодействиях художественных текстов. Эта типология рассматривается в следующих главах.

В главе 1.2 Ц Культуррефлексивный контекст русской литературы XIX-XX веков Ц рассматривается интерактивный и несинхронный культуррефлексивный контекст русской литературы XIX-XX вв. в пространстве ее полилога в большом времени культуры с различными традициями. Плотность совпадений - свидетельство общего поля, как никогда напряженного в русской культуре XIX-XX вв., доказывающего общность проблем и решений, в том числе и образных. Отзывчивость мысли, узнающей родственное и перекликающееся, - свидетельство того, что культуррефлексивный контекст русской литературы XIX-XX вв. организуется на параметрах динамического синтеза.

В работе рассмотрен авторский мир Ф.Достоевского как динамичный и подвижный центр культуррефлексивного контекста, аккумулирующий духовно-эстетические интенции предшественников и смыслопорождающий источник открытий последующих эпох (Н.Гоголь, Ф.Тютчев, А.Блок, Вяч.Иванов, А.Белый и др.). Контекст Достоевского выстраивает закономерный сюжет структурирования и осмысления русской идеи. В состав контекстуальных историко-культурных обстоятельств, проявляющих глубинные смыслы, формулируемые Достоевским, входит его художественное творчество. Христианский диалогизм позволил писателю в романе Преступление и наказание показать открытый им тип героя, Раскольникова, в чьей душе ненависть рождается из уязвленной любви и сострадания. В Идиоте Достоевский дает ключ от выхода из грозящих человечеству ненависти и отчуждения. Он заключен в типе высшей духовной красоты, который Достоевский связывал с христианской нравственной традицией (лкнязь-Христос). Новый опыт синтеза - роман Бесы, начатый как памфлет с плетью в руках (выражение Достоевского), а законченный как величайший акт русской трагедии (термин С.Булгакова). Далее Подросток с его идеей деятельной христианской любви к ближнему. Дневник писателя - целенаправленное и осознанное созидание синтеза русской национальной мысли с ее центральными императивами всеединства, всеотзывчивости и всепримирения. Основа этого синтеза у Достоевского - народный идеал (Мужик Марей, Столетняя), сострадание (трагические сюжеты о детях), всечеловечность (восточный вопрос), ценности христианской этики (размышления об Анне Карениной Л.Толстого), покаяние и самоочищение (главы о Н.Некрасове). Бунту русского скитальца Ивана против мира Божьего противопоставлено смиренное приятие мира Божьего старцем Зосимой в романе Братья Карамазовы. Достоевский уводит читателя от необходимости универсально-абстрактного выбора к нахождению меры жизненно-конкретной правды. Эта традиция глубоко пережита и продолжена в XX веке М.Булгаковым в романе Мастер и Маргарита (диалог об истине).

Активное присутствие в рефлексиях Достоевского и в его художественном мире контекстов А.Пушкина, П.Чаадаева, К.Леонтьева, И.Ильина, С.Булгакова и других мыслителей, полемика с современниками, напряженные размышления писателя над судьбами России и человечества, собственный жизнетворческий опыт позволили ему интуитивно ощутить и проявить новое мышление, новую методологию. Эстетические сдвиги и формирование поэтики художественной модальности оказались неразрывно и органично связанными с ментальной спецификой отечественной культуры.

Позиция писателя отражает парадоксальную метафизику христианства, выражает логику динамического синтезирования идеала, объединяющего русских художников до и после Достоевского их принадлежностью к православно-христианской культурной традиции (А.Пушкин, Н.Гоголь, Л.Толстой, А.Чехов, А.Ахматова, Н.Гумилев, М.Осоргин, Ю.Мамлеев и др.). Дифференциальные отношения личностного и родового начал, их динамический синтез в художественном мире Достоевского подготовили почву для возникновения полифонической структуры его романов, раскрытой М.Бахтиным.

Это синтез, исключающий тоталитарное миросозерцание, поскольку имеет в основе персоналистичность в качестве организующего принципа. Существование разрыва между умозрительными теориями героев и их экзистенциальным поведением и его синтетическое снятие - типичная черта построения художественного образа у Достоевского. В этом - главная черта экзистенциального сознания, сложившегося в русской культуре XIX-XX вв., в отличие от западного безрелигиозного экзистенциального сознания. Имея в виду синтез, дифференциальные отношения имманентного и трансцендентного, эмпирического и метафизического, диссертант вводит понятие экзистенциально-онтологического реализма, учитывая то, что тернарная модель в русской литературе оказывается сквозной и проявляется не только у А.Пушкина, Н.Гоголя, Ф.Достоевского, Л.Толстого, А.Чехова, но и у И.Тургенева, И.Гончарова, А.Ахматовой, Н.Гумилева, О.Мандельштама, Б.Пастернака, М.Осоргина, М.Булгакова, Г.Газданова, В.Набокова, А.Солженицына, Ю.Мамлеева, Л.Петрушевской, В.Высоцкого, И.Бродского, М.Кучерской, О.Николаевой, Т.Зульфикарова и др. Понимаемые онтологически широко (в синтезе конечного и вечного измерений, а не в узком социально-историческом плане), тайна жизни, глубина и красота Бытия, первозданность земного творения, безусловная самодостаточность и самоценность экзистенциального существования - доминантные мотивы русской литературы XIX-XX вв.

В главе 1.3 Ц Динамический синтез литературы и философии как смыслопорождающий ментальный контекст Ц указывается, что системы разных языков (литературы и философии) самоорганизуются, ориентируясь на метаописание, акцентируя то, что актуально для метаязыка, транслируя ментальный архетип как в синхронии, так и в диахронии и делая второстепенным то, что не органично для ментальных предпочтений культурного сознания. Дело не в том, что литература и философия XIX-XX вв. предстают лишь как пучок вариантов одного или нескольких устойчивых архетипов, - напротив, в едином тексте литературы или философии вычленяются некие субъекты, внутренне ориентированные на диалог, и не только преобразующие друг друга в этом диалоге, но и преобразующиеся благодаря особой специфике литературно-философских феноменов. Единый текст, таким образом, внутренне конфликтен, и из этой конфликтности рождается его качественно новая сущностная многоцентричная целостность.

В диссертации на уровне индивидуальных авторских систем структурируются следующие возможные типы динамического синтетизма в русской культуре как открытой системе: А.Пушкин и М.Хайдеггер, Ф.Достоевский и С.Кьеркегор, Л.Толстой и М.Вебер, А.Чехов и О.Шпенглер. Дифференциальные отношения русской литературы и философского дискурса как смыслопорождающий механизм рассматривается автором при анализе художественного сознания Л.Толстого и Ф.Достоевского в их соотнесенности с философским дискурсом Н.Лосского, Н.Бердяева, Л.Шестова, К.Ясперса, С.Франка, а также через сравнение эстетики и поэтики символизма и акмеизма. Если Л.Толстой в своем творчестве воплотил идеально синтетический тип рус ского мировидения, растворив мета физическую проблематику в непосредственной стихии саморазвивающейся жи зни, то Ф.Достоевский художник, идеально выразивший суть русской метафи зики, подра зуме вающей неразрывность и необходимость дифференциальной связи двух противоположностей . Матер иальное и духовное неот ъемлемо друг от друга в его художественном мире. Достоевский создает для своих героев социально-психологические ситуации, м отивируя их поступки обстоятельствами вполне конкретными и даже материаль ными, но кульминация в ра звитии их обра зов связана с духовным прозрен ием, нравственный катарсис они переживают в мо менты прорыва в вертикальную метафи зическую сферу бытия. В дуализме мировидения символистов (противоречии между здешним и потусторонним), в презрении к пластике земного существования и апелляции к отвлеченному - причина кризиса символизма. Акмеисты вернули русскому поэтическому языку плоть и кровь, в их поэзии мир реальный обрел осязаемость, внутреннюю плотность, синтетичность, фактурность, материальное воплощение, ту меру гармонии, равновесия всех начал, цельность, к которой призывал М.Кузмин в статье О прекрасной ясности. Идеальное содержание из запредельных сфер вернулось на родную почву - гармон ичность наци онального мироощущения в поэзии была восстановлена. Безусловно влияние Пушкина, Толстого, Чехова на творчество акмеистов, с их ориентацией на ментально-культурный архетип. Глубинная мотивация вновь обретенного синтеза Духа и Плоти опосредована общей ментальной тенденцией национального самосознания. Отношения акмеизма и символизма в литературе серебряного века - это не только спор разных стилевых систем восприятия и выражения, но и эстетическое отражение реальной драмы, специфического кризиса, духовной катастрофы в истории от ечественного сознания, поскольку спасительный синтез, осуществленный в эстетике, не был осуществлен в исторической практике.

В структуре образного сознания русской литературы XIX-XX вв. за внешней пластикой, визуальностью слова скрывается морфо-грамматическая структура. Выявление этой скрытой конструкции, просвечивающей сквозь целостное и зримое, не допускает окончательного разрыва между плотью и духом, а подразумевает их постоянную динамическую связь. Система симметрий-асимметрий - это специфический механизм смыслопорождения, структурирующий семиотическую ситуацию, типичную для русской культуры. Разрыв оппозиций исключает возможность познания истинной сути вещей, искажает зрение. Сосредоточенность на одной из противоположностей активизирует механизм другой стороны антитезы, актуализирует ее смысловое содержание в режиме симультанности.

Ментальная парадигма русской культуры проявляет себя в диалоге литературы XIX-XX вв. и философии на уровне содержательной категории и как идеальная форма, в качестве универсальной устремленности к преодолению социальной, духовной, этической энтропии, и как взаимоотношение гармонии и хаоса в их динамике, и как тенденция к воплощению неоформленной материи духовности и реальности, внешнего и внутреннего. Опираясь на рефлексию русских мыслителей XIX-XX вв., пытающихся определить ядро русской духовности в диалоге с русскими классиками, автор убеждается, что само существо ментальной парадигмы строится не как статичная структура, а как процессность, хроноструктура саморазвивающейся системы, в основе которой лежит тернарная модель динамического синтеза, тринитарный принцип самооформления культурного космо-психо-логоса (Г.Гачев).

В главе 1.4. Ц Жизнетворческое измерение ментального синтеза в русской культуре XIX-XX веков и особенности художественного сознания - отмечается, что для А.Пушкина, Н.Гоголя, Ф.Достоевского, Л.Толстого, А.Чехова, А.Ахматовой, Н.Гумилева, М.Осоргина, М.Булгакова, Б.Пастернака, А.Солженицына, Ю.Мамлеева и некоторых других писателей, творчество которых не анализировалось в работе, но чьи жизнетворческие интенции структурируют культуррефлексивный контекст литературы XIX-XX вв., русская литература, независимо от того, осознавали они это или нет, была семиотическим пространством решения философских, религиозно-этических вопросов в образной форме. Устойчивое тяготение к живописности, пластике, концентрированной образности, свойственное не только для литературы XIX, но и XX в., есть проявление общей особенности национального самосознания, опирающегося на православную концепцию Богоявленности Творца через его Творение. Также языческая витальная энергия и восприятие мира как одухотворенного, природного Бытия, как вместилища животворного начала, праздничности Бытия, - факторы, структурирующие общие черты национального идеала восприятия мира, включающего смирение перед конкретно-чувственной жизнью в ее онтологии, опору на единственно верную точку зрения - точку зрения самой жизни, восприятие самой жизни как эстетически осязаемого совершенства, чувственно переживаемого в непосредственном контакте с ней. На рефлексивном уровне персоналистического мировоззрения в русской философии XIX-XX вв. и через ее диалог с искусством автор констатирует утверждение синтетического подвижного единства этического и эстетического начал, воплощаемого в художественном сознании русской литературы XIX-XX вв.

Этико-эстетический идеал, который как данность являл себя в древнерусской иконе и духовности Святой Руси, по-иному выражается в новых культурных условиях в литературе XIX-XX вв., в период кризиса и переоценки всех ценностей, когда вопрос о смысле жизни поднимается А.Пушкиным, Н.Гоголем, Л.Толстым, Ф.Достоевским: авторская позиция лобратной перспективы у А.Пушкина; симметрия асимметрии у Н.Гоголя; модель чередования инверсии и медиации, с одной стороны, и мистерия преображения, с другой - у Л.Толстого; срединная, синтезирующая точка зрения автора у Ф.Достоевского.

Идея преодоления границы между литературным текстом и жизнью по-разному воплощается у русских писателей XIX-XX вв. Достоевский вслед за А.Пушкиным не отказывается от своих творений, подобно Л.Толстому или Н.Гоголю. У Достоевского элементы художественной конструкции оказались способными выразить авторскую концепцию мира как бесконечной динамики и человека как незавершенной структуры. Эта тенденция выводила творения Достоевского за рамки литературы и превращала художественное целое в концентрат религиозно-философской мысли, в единство онтологических смыслов. Преодолевая условности наррации, Достоевский перестраивает повествовательную структуру, обращаясь к диалогу, являющему собой говорящее Бытие: слово о мире становится словом самого мира, слово персонажа о человеке  - словом самого человека. Таким образом, устанавливается ситуация дифференциальных, подвижных отношений человека и Бытия.

Богоискательство и жизнетворчество - пути личности в поисках целостного представления о себе и своей связи с Абсолютом. В этих процессах не только оформляется внешний образ человека, но и выявляется его предназначение. Этический и эстетический варианты жизненных стратегий обнаруживают себя в русской культуре как результат взаимодействия и полемики в исторической практике векторов ментальных и антропологических устремлений, проявляют себя на подсознательном уровне в эсхатологических и утопически-религиозных мотивациях. При этом обнаруживаются глубинные оппозиции русского космо-психо-логоса в изоморфизме романтически-символистского и православно-аскетического, имманентного и трансцендентного, профанического и сакрального, горизонтали социума и вертикали метафизики. В фатальной тенденции к разрушению статичной, замкнутой формы религия, философия, литература, искусство перестают быть только собой и становятся непосредственной жизнью, действием, стремятся быть имманентными социопсихофизическому и историческому бытию. Взаимодействие и взаимопереход, динамический синтез богоискательства и жизнетворчества рассматриваются автором как глубинная закономерность русской экзистенции, тут-бытия (М.Хайдеггер).

В главе 1.5. - Антропологическое измерение ментального синтеза в русской культуре XIX-XX веков Ц автор рассматривает отношения изоморфизма между концепцией человека в литературе и всей моделью мира, авторской концепцией Бытия, отражающей векторы устремленности культурного самосознания. На уровне авторского мышления дилемма антропоцентризма и тоталитаризма, социального и метафизического в качестве личностных семиотических характеристик героев и их сюжетного поведения снимается, разрешается через медиативные механизмы экзистенциального существования, дифференциальные отношения, динамический трансцензус имманентного и эсхатологического. Экзистенция человека в русской литературе XIX-XX вв. не вписывается в сюжетно-жизненные схемы - сама личность в ее монадном осуществлении внутренне определяет логику духовного самоопределения при условии экзистенциальной сопричастности личности Бытию и на основе православно-христианского этико-эстетического онтологизма.

В диссертации анализируются дифференциальные отношения, возникающие на уровне базовых оппозиций в структуре личности: Онегину и Печорину, олицетворяющим собой две стадии демонического эстетизма (Фауст и Дон Жуан), Раскольникову, Ставрогину, Ивану Карамазову как проекциям байронического героя (Каин) в русской литературе противостоят герои, выражающие иной характер отношений субъекта и объекта - Обломов (русский Гамлет), князь Мышкин (Князь Христос), Алеша Карамазов.

Антропологический синтез, преодолевающий забвение бытия (М.Хайдеггер), осуществляется в творчестве Л.Толстого (этика ответственности), в творчестве Ф.Достоевского (просветление духа), в творчестве А.Чехова и А.Ахматовой (лумное делание).

На пути исследования интегративных связей разных сфер культуры (философии и искусства) обнаруживается, как культура прокладывает дорогу исконно русскому ценностному сознанию, эстетически выразившемуся еще в творчестве А.Пушкина и определившему на рубеже XIX-XX вв. черты новой культурной парадигмы. Она особенно отчетливо проявилась в экзистенциально-онтологическом реализме А.Чехова и А.Ахматовой, чьи жизнетворческие интенции (апофатика, онтологическое слово, мужество быть) корреспондируют с культурфилософским контекстом новой эпохи (О.Шпенглер, М.Хайдеггер, С.Булгаков, П.Флоренский, Н.Бердяев, Л.Шестов). Способы воплощения в слове экзистенциального мироощущения (в его негативно-безысходном, либо в утверждающем, онтологически-бытийном вариантах) сопряжено у Чехова и Ахматовой с символотворчеством, характер которого обусловлен, разумеется, и общей тенденцией развития художественного сознания XX века. Не аналитическое поэтапное изображение внутренней жизни личности, а психологическая экспрессия, не абстрактная символизация символистов (маски, эмблемы чувств, сущностей, понятий), а дифференциация психологического мира через экспрессивную объективацию субъективности. Раскодированию внутренней жизни человека через символотворчество, когда человек ощущает присутствие себя в мире настолько, насколько его внутренняя сущность разомкнулась в объективном предметном бытии, посвящены философские наблюдения и обоснования О.Шпенглера и П.Рикёра. Лирический подтекст, подводное течение, символотворчество и другие выразительные приемы Чехова и Ахматовой есть способы расшифровки, герменевтики психической жизни личности. Их символы при этом примиряют различные уровни реальности, в частности, психический уровень с пространственным (пространство памяти, например, или пространство обыденности начинают поддаваться духовной интерпретации).

Творческие интуиции А.Чехова и А.Ахматовой созвучны философской рефлексии конца XIX в. и начала XX в., как русской, так и западноевропейской, рассматривающих духовный центр личности, ее волю, как вектор духовной жизни, ее организации, целенаправленности. Чехов и Ахматова разворачивают в своем творчестве определенные символические потенциалы, которые словно нанизываются на единую линию значения. Иногда вокруг основного символа выстраиваются целые семантические ряды. Каждый символ отражается эхом во всех планах реальности, и духовная среда личности представляет собой по существу один из этих планов благодаря традиционно установленному соотношению между макрокосмом и микрокосмом - соотношению, которое философия XX века подтвердила, выведя человека в качестве посланца бытия (М.Хайдеггер). Символ существует у Чехова и Ахматовой как проекция, как индивидуальный случай. Психологическая интерпретация символа указывает срединный путь между объективной истиной символа и конкретными обстоятельствами, повлиявшими на индивида, имевшего опыт переживания символа. Символ Ахматовой и Чехова поливалентен. Множественности символических объектов, связанных общим ритмом, соответствует поливалентность их значений, распределенных на основе аналогии. Каждое на своем уровне реальности. М.Элиаде подчеркивает эту существенную характеристику символа, делая акцент на одновременности его различных значений, вернее, различных значимостей и частных аспектов, приобретаемых основным значением. Образ мира, Бытия в душе и образ души в мире, Бытии - особенность символики Чехова и Ахматовой. Архетипы обязаны конкретностью своей образности впечатлениям, полученным извне.

В собственной жизни и судьбе Чехов и Ахматова реализовали свой нравственный императив, продемонстрировали, что приобщенность к подлинной человечности - это путь жизнетворчества.

Этико-эстетический онтологизм отечественной культуры утвердился и в русском зарубежье (М.Осоргин, Г.Газданов, В.Набоков и др.). И на родной почве этот подход никогда окончательно не исчезал и сегодня заявляет о себе в творчестве тех представителей русской культуры, кто не пожелал стать собеседником хаоса (Е.Ермолин).

Русская цивилизация - это явление не структурное, а процессуальное. Ментальный синтез складывается во времени, которое в исторической системе культуры формируется и разворачивается в различных подвижных связях элементов и смыслов. Процесс этот принципиально не может быть окончен, он незавершим, пока культура продолжает функционировать. В этом смысле ментальная диахрония есть постижимая конечным современным сознанием форма экспликации всеобщей, национальной синхронии, где ничто не уходит безвозвратно в небытие, все живо и все рядом (прошлое, настоящее и будущее), где высшие истины и ценности вечны, имеют вневременную природу и лишь в нашем опыте и сознании являются и действуют как нечто свойственное диахроническому порядку ментального, национально-культурного бытия.

В то же время ментальный синтез как хроноструктура, будучи объективно телеологичным, есть субъективно свободный динамический контекст, предполагающий возможность открыто волевого творческого акта, т.е. выбора того или иного пути по принципу вызов - лответ.

Вторая часть диссертации - лСтруктурный синтез в русской культуре XIX-XX вв. - рассматривает следующие проблемы: синтетическое становление новых промежуточных смыслов в рецепции искусства (Ф.Достоевский и В.аВан Гог) (глава 2.1); спектр структурного синтеза на уровне межэпохальных взаимодействий (Серебряный век и барокко) (глава 2.2.); Н.Гумилев и П.Гоген: жизнетворческий и эстетический синтез (глава 2.3.); возникновение смыслового инновационного поля в культуре XX века (М.Осоргин и киноязык) (глава 2.4.); новое качество отечественного постмодернизма - трансформация синкрезиса (глава 2.5.).

В главе 2.1 Ц Синтетическое становление новых промежуточных смыслов в рецепции искусства (Ф.Достоевский и В.аВан Гог) - отмечается, что ментальная структура проявляет себя на разных уровнях культурного сознания, транслируется в разных его формах и подсистемах, определяет экстракультурологические и интракультурологические векторы развития культуры как открытого динамического процесса смыслопорождения. При этом различные виды художественной культуры переводят основные модусы ментальности на свой специфический язык. В общекультурном контексте рассмотренные в I части работы интегративные языки (русская литература и философия) воспринимаются как соприродные в своей динамической целостности и направленности по отношению друг к другу благодаря их корреспондированию с автометаописанием (ментальными ценностями). Такая коммуникативная модель, в свою очередь, обеспечивает целостность саморефлексии и самоидентификации всего комплекса культуры. Аналогичным образом вписываются в общую систему инновационного поля культуры типы структурного синтеза на уровне взаимодействия языков разных искусств внутри культурного поля, несмотря на их органическое несходство на уровне глубинных генетических, морфологических основ (II часть). Можно выделить следующие уровни структурных взаимодействий: межвидовые (литература и живопись, литература и кино); межэпохальные (литература и искусство разных эпох). Часто это влияние не внешнее, а внутреннее, глубоко опосредованное, так что результаты этих связей воспринимаются как моменты эволюции своего собственного языка внутри данной системы. Учитывая, что текст может развиваться через взаимодействие с другими текстами, автор сосредоточивает внимание на том виде взаимодействия, цель которого состоит не в передаче статичной (готовой) информации, а в ситуации, при которой целью диалога является структурирование нового смысла. Ю.Лотман называет такие сдвиги нетривиальными. В результате рождается полиязычный текст, который в рамках отдельного языка не может быть расшифрован эквивалентно. Этот текст становится больше себя самого, его можно рассматривать как вибрирующий, самовозрастающий. Феномены, исследуемые в работе (литература, живопись, кино), могут рассматриваться как полиязычные, хотя традиционно они функционируют и воспринимаются как одноязычные. В каждом из видов искусства что-то преобладает: в литературе - слово- выражение; в живописи - цвет, линия, визуальный жест; в кино - визуальный динамический ряд, то есть язык зримо воспринимаемых движущихся образов. Вместе с тем автор прослеживает влияние принципов одного из языков на другой (при существенной разнице их структур), принцип, стимулирующий порождение новых смыслов, не искажающих исходной природы языка, подвергшегося влиянию, а наоборот, раскрывающих новые его имплицитные возможности. Во всех рассматриваемых вариантах сохраняется главное свойство специфики образного сознания русской литературы - его тяготение к пластике, синтезирование духовного и телесного (фактурного) начал, опосредованное выражение смысла через ощутимо образную форму, нетерпимость к пластической ущербности, идейной односторонности, тенденциозности, тяготение не к аналитической дифференциации, а к собирательному, целостному воплощению образа Бытия. Ментальность в динамической совокупности ее православных и экзистенциальных ориентаций ищет прежде всего образную, пластическую, а не рационально-логическую форму самовыявления в диахронии русской культуры. Диссертант стремится показать обозначенные процессы на уровне разных форм проявления структурного синтеза.

Восприятие мира как процесса превращений у В.Ван Гога и Ф.Достоевского приводит к общности видения человека как незавершенной, не подвластной угнетающим социальным обстоятельствам и метафизическим ловушкам сознания творческой личности. Здесь проявляется их близость как выразителей новых тенденций культуры последней трети XIX века, когда динамика мира как в русской, так и западноевропейской культурах обретает новый инструментарий исследования в разных областях духовной сферы и искусства. Творчество обоих авторов демонстрирует черты структурного синтеза на языке поэтики Достоевского и Ван Гога, писателя и художника, освободивших искусство от власти культурных стереотипов.

Достоевский и Ван Гог в своем утверждении этических ценностей дают внутреннюю их мотивировку, представляют эти ценности через рефлектирующее, экзистенциальное сознание. Переживания, духовное содержание вещи (пейзажа) и человека становятся предметом искусства. Реализм названных художников автор определяет как экзистенциально-онтологический. Они демонстрируют неприятие умозрительно-упрощенного отношения к человеку и миру. Их христианский гуманизм сродни позиции экзистенциальной философии (в ее религиозном варианте) и персонализму. Так, С.Кьеркегор, К.Ясперс, М.Хайдеггер, Э.Мунье, Н.Бердяев, Л.Шестов выступали против рационалистического сведения человеческого существа к мышлению. Художественное мироощущение творцов, корреспондируя с новым религиозно-философским сознанием и опережая его, сосредоточено не только на самоценности индивидуального существования человека, то есть определения человека как особого рода Бытия, но и на самобытности самого Бытия, не укладывающегося в умозрительную схему.

Достоевскому и Ван Гогу удалось выразить то, что станет характерной чертой нового культурного сознания, формирующегося философско-антропологического, экзистенциального мировидения и мирочувствования, для которого определяющими категориями оказываются, например, время в его амбивалентных отношениях с пространством (как у О.Шпенглера), Бытие и время как синонимические феномены (как у М.Хайдеггера). Характер хронотопа в творчестве исследуемых художников демонстрирует синтез экзистенции личности и исторического Бытия. Их герои думают, чувствуют и страдают не только за себя лично, но и за все страдающее человечество. В пространстве их сознания сосредоточено осмысление прошлого, настоящего в перспективе будущего, то есть история интеллектуальных, моральных исканий человека, их философская квинтэссенция. Так, еще до открытий художественного кинематографа, фотомонтажа, телевидения в искусстве последней трети XIX в. можно заметить возникновение новых способов трактовки пространства и времени, их экзистенциализации, проявление экзистенциальной парадигмы отношения к человеку не как к единичному и даже не как к особенному, но как к монаде, ибо она может репрезентировать всю вселенную, сжатую в пределах конкретного индивидуума. Личность в ее монадном осуществлении внутренне определяет логику своего духовного самоопределения, самоутверждается в направлении суверенизации.

Обоих художников объединяет близкий образный язык: эмоциональная выразительность и повышенная экспрессивность рисунка Ван Гога, особенности ритмики образа и пространственно-временных решений его картин соотносимы с контрастной драматургией сцен Достоевского, с особенностями экспрессивной интонации, характером авторской оценки. Язык живописи и язык литературы оказались адекватными друг другу; оба мастера, даже не подозревая об этом (один - словом, другой - краской) сказали миру нечто поразительно близкое о человеке и его бытии, о глубинах и противоречиях человеческой души, о сущности и назначении жизни.

Тип структурного синтеза трансисторических смыслов диссертант выявляет в главе 2.2 Ц Спектр структурного синтеза на уровне межэпохальных взаимодействий (УСеребряный векФ и Барокко) - в построениях текстов барокко и серебряного века. Общее состояние мира становится онтологической основой, порождающей типологические схождения в разных литературах, во многом определяя и формируя ценностные ориентации разных художественных систем. Усложнение гуманизма и эстетики в барокко и культуре Серебряного века, складка (Ж.Делёз) как доминанта стиля - следствия изменений парадигмы культурного сознания в эпоху барокко и на рубеже XIX-XX веков.

Трансисторические формы синтеза имеют свойство актуализации своих индивидуально-конкретных, исторически сложившихся черт, но уже вне контекста эпохи, сформировавшей их, а в иных культурах в качестве обратной связи, определяющей концептуально-стилистические и эстетические доминанты. Автор анализирует творчество И.Анненского и Д.Донна, Ф.Сологуба и А.Грифиуса, К.Бальмонта и П.Флеминга, И.Северянина и К.Гофмансвальдау, Н.Гумилева, О.Мандельштама, обнаруживая в их художественном сознании барочные черты. Интенсивность смысловых и структурных порогов, усложнений и рельефности (лскладчатости) текста по-разному обнаруживают себя в творчестве, например, А.Белого, раннего В.Маяковского, В.Хлебникова, Н.Гумилева, О.Мандельштама, М.Цветаевой и др. Данные конструкции выполняют роль перцепций (лиголок, стимулов, сгибов, складок), они в сгущенном виде репрезентируют стиль поэтов серебряного века, внутренне выражая трагический ток авторской экзистенции, дифференциальную связь макрокосма и микрокосма.

Историческая кризисность, переходность времени, складывание новой картины мира, ощущение усложнившейся реальности, таинственности бытия, невозможности понять сущее, разочарование в идеалах классического Возрождения в барочной Европе, - и в социально-идейных императивах и общественных устремлениях XIX в. в русской культуре рубежа веков, ощущение своего времени как катастрофы, обращение к душевному, личному миру человека, к болезням не внешним, социальным, а внутренним, метафизическим, к болезням духа, понимание тщетности излечить эти болезни, чувство обреченности человека, безысходности общего смысла его судьбы в мире, декадентская ориентация искусства барокко и серебряного века, индивидуализм и попытки преодолеть его, игровое начало - объективная основа выявления в поэзии барокко и серебряного века сквозной лейтмотивной антиномии жизни и смерти в разных ее концептуально-образных интерпретациях (гипертрофия чувства смерти, ее эстетизация, гедонизм, экзальтация витальных импульсов). Внутренняя антитетичная связь, характерная для мировосприятия поэтов барокко и серебряного века, дает о себе знать и тогда, когда тот или иной художник воплощает непосредственно в своем творчестве лишь одну из противостоящих друг другу контрастных сущностей.

В творчестве Н.Гумилева театрализация человеческой судьбы в экзотическом контексте смерти позволяет художнику переживать жизнь во всей ее яркости и драматизме контрастов. Творческий метод Гумилева основан на близком барочной эстетике принципе преображения реального, соприроден концептуальной для барокко складчатости - соответствию мировых (вселенских) контрастов и страстей, с одной стороны, - и экзистенции человека, - с другой. С барокко сближает его и поиск всего необычного, экстраординарного, ярко выраженное субъективно-личностное восприятие мира и человеческой судьбы, стремление придать поэтической форме максимальную эмоционально-экспрессивную силу.

Безысходности человеческого существования, трагизму бытия художники барокко и серебряного века противопоставляют в своем творчестве конструктивно-организующее начало, на основе которого они стремятся преодолеть хаотичность окружающего мира, переосмыслить абсурдную бессмысленность смерти. Стремление к обретению новой гармонии, поиски некоего упорядочивающего начала, единство целостного мироощущения проявилось в барокко и в серебряном веке в тенденции к синтезу разных искусств. В процессах синтеза музыки и архитектуры, поэзии и архитектуры, музыки и скульптуры, живописи и музыки сказалось стремление художников барокко преодолеть ощущение убегающего времени, истекающей жизни - мир горизонтали, мир времени и движения, парадоксально трансформируется в свою противоположность - в мир вертикали, динамизированной статики. Этот барочный идеал формируется как принцип динамического равновесия времени и вечности (текучесть архитектурных форм Бернини - Экстаз святой Терезы, фонтаны Версаля и Петродворца - музыка в архитектуре, ритмическая изощренность Баха, Генделя, Вивальди - архитектоническая организации музыки, игра светотеней в полотнах Тициана, Караваджо, чья живопись проникнута импульсами и ритмами движения).

Сродни этому барочному идеалу и мандельштамовская концепция культуры. Символисты растворили статику материального, плотного, земного мира в динамике идеальных звуков - в их искусстве вертикаль вечности проникнута стихией музыки. В этом и заключалось основное противоречие символизма, причина кризиса его мирочувствования и эстетики: нельзя долго находиться в небе - утрата почвы чревата полной энтропией. Мандельштам и акмеизм в целом вернули поэзию на землю. Любимая идея Мандельштама - противопоставить хаосу космоса и мироздания самоценность дела рук человека - культуру, одомашнить вечность, сконструировать поэтический чертеж, в котором вертикаль накрепко связать с горизонталью. Поэтому для Мандельштама в культуре - разрешение трагичности человеческого существования. Художник, в данном случае - архитектор, строитель, обустраивает пустое пространство, лишенное смысла, создавая нечто (собор, поэму), человек преодолевает в себе ощущение беззащитности перед пустым пространством. Архитектура у Мандельштама - зримое выражение победы человека над пустотой, тяжестью мира. О.Мандельштам стремится осуществить на уровне поэтической метафоры барочный трансцензус горизонтали истребимого времени и вертикали Вечности.

В главе 2.3 Ц Н.Гумилев и П.Гоген: жизнетворческий и эстетический синтез Ц отмечается, что контекстно-герменевтический культурологический подход позволяет обнаружить глубинные перекрестки в семантике жизнетворческих стратегий и эстетических устремлений Н.Гумилева и П.Гогена. Их индивидуальные творческие поиски выразили процессы, характерные для динамики художественного и в целом культурного сознания конца XIX - начала XX вв. в Западной Европе и России.

Большое внимание в главе уделено выявлению взаимоотношений синтетизма и мифа. Синтетические структуры изначально складываются как универсальное средство мифологизации человеческого бытия. По своей утопической ориентации синтез соприроден мифу. Миф размыкает мир вечных аксиологических ценностей в мир повседневный. Способ синтетического миропредставления снимает противоречия между идеальной картиной мира и реальностью. Речь идет о том, что мифопоэтические символы, органично включенные в стратегию жизнетворчества, не иллюстрируют миф, а актуализируют идеальное начало тут и сейчас, осуществляют в реальности связь субъекта мифотворчества с Абсолютом. Синтетический образ включается в мистическую и эстетическую иерархию взаимосвязанных смыслов, строит миф, поскольку складывается как реально зримое воплощение мифологизированных представлений об идеале.

Установка на сознательное строительство своего ля, жизнетворчество, изоморфное стилю собственного искусства, - это то, что объединяет Н.Гумилева и П.Гогена. Стилистические формы поэзии и живописи в данном случае оказываются одновременно стилистическими формами культурно-эстетической биографии того и другого. Подспудные моменты синтетической взаимосвязи бытийной и творческой биографии художников, как бы ни были они порой парадоксальны, действуют контекстуально, опосредованно и неодолимо, демонстрируя внутреннюю цельность человека - творящего и живущего. Сопоставление жизнетворческих стратегий Н.Гумилева и П.Гогена позволяет убедиться, что характер жизненных и творческих противоречий, способ реакции на них глубоко укоренен в особенностях их индивидуального темперамента и в ментальности самой культуры конца XIX - начала XX вв.

Ницшевская идея личностного усилия, идея жизненного порыва и самосозидания сверхчеловека - стержень неоромантической философии Н.Гумилева и П.Гогена, стимул и источник индивидуального мифотворчества каждого из них. Архетип путешествия становится центром этой индивидуальной мифологии, а главным ее персонажем - настоящий мужчина, поэт и художник - Н.Гумилев - мужественный путешественник, воин, охотник и П.Гоген - путешественник, отважный моряк, бродяга. Оба - открыватели новых неведомых стран, у каждого - своя terra incognita, свой рай, своя утопия. Путешествие как жизненный сценарий включает в свою семантику экзистенциальные ценности: освобождение, самопознание, путь самоидентификации. Для Н.Гумилева и П.Гогена путешествие - это способ расширения границ собственной личности, ее экзистенциального самообновления. Гумилевская Африка так же, как и гогеновская Полинезия, - не географическое понятие, - а мечта о другой жизни, нафантазированный плод неоромантического воображения об обетованной земле. Художественный мир Гогена и Гумилева глубоко индивидуален. И тот и другой стремились захватить жизнь в ее самых ярких, экстраординарных проявлениях, порой предпочитали намеренно раскрашивать ее, когда она не устраивала их своим однообразием. Установка на поэтическое преображение реальности объединяет того и другого художников. Обычное их тяготило: оба прочно связаны с символизмом. Экзотизм их творчества, на первый взгляд, может показаться экстравертным, то есть направленным во вне (местом действия их произведений становятся экзотические страны, объектом описания - необычные путешествия во времени и пространстве, в новые миры). На самом деле экзотика их творчества интровертна, это экзотика ля-экзистенции. Оба художника стремились к открытию таинственных связей человека и мира. Гумилев придавал силе воздействия поэзии абсолютную исключительность, для него стихотворение - магический тотем, простой как символ, но гипнотизирующий как заклинание. Но экзотизм Гумилева, который критика особенно часто ставила ему в вину, связан не только с его лафриканскими стихами. Это черта поэтического сознания, существующего на уровне кульминационных, предельных состояний. То ему мерещится пуля, что меня с землею разлучит, то рождается поразительный по визуальной пластике образ палача в красной рубашке, с лицом как вымя, который срежет ему голову, то какое-то темное возмездие судьбы за все прожитое время. Творчество рождает в поэте чувство катастрофичности, ему кажется, что он говорит свое последнее и самое главное слово. П.Гоген ранее Н.Гумилева осознает судьбу художника как трагедию, мыслит участь творца в современном искусстве как участь отверженного, изгоя. Оба видят себя избранниками и бросают вызов житейской обыденщине. Оба могли бы повторить мысль О.Уайльда о том, что жизнь художника, чтобы быть прекрасной, должна закончиться неудачей и что профессия художника - небезопасное для личности занятие. Их реальная биография стала продолжением их искусства.

В главе 2.4 Ц Возникновение смыслового инновационного поля в культуре XX века (М.Осоргин и киноязык) Ц отмечается, что в словесном искусстве структурный синтез, выразившийся через многоканальность связей художественных слоев текста, может проявить себя в самой архитектонике вербальной структуры, сближающейся с архитектоникой искусства кинематографа, что позволяет нагрузить рецепцию читателя возможностями сотворческого диалога в понимании и интерпретации художественного текста. Кино - искусство синтетическое, вобравшее в себя эстетические достижения литературы, живописи, музыки, в свою очередь, оказывает серьезное влияние на другие виды искусства. В диссертации этот тип синтеза рассматривается на творчестве М.Осоргина.

М.Осоргин, как писатель своего века, не мог оказаться вне сферы этого влияния. В основе киноизложения лежит монтаж движущихся кинокадров, каждый из которых представляет собой определенную зрительную картинку. Восприятие мира - внешнего и внутреннего - как динамики, развития, движения пластически-зримых образов и картин - основа художественного мышления М.Осоргина. Это обусловлено своеобразием осоргинской концепции соотношения человеческой жизни и мира природы, истории, космоса в целом.

В романе М.Осоргина Сивцев Вражек мир обозревается автором словно извне и предстает как полифония разноуровневых движений, взаимосвязь и взаимозависимость явных и подспудных изменений. В основу сюжета романа Сивцев Вражек положен кинематографический принцип межкадрового монтажа - сочетание сцен, зрительных эпизодов, картин романа строится на основе их духовно-смыслового взаимодействия. При этом динамическая контрастно-ассоциативная смена глав - фабульных кадров - нацелена не столько на логически последовательное изложение событий, сколько обусловлена общим авторским замыслом. В своем настойчивом противопоставлении единичного, естественно-непосредственного индивидуального существования, не исчерпывающегося социальными характеристиками, но сильного своей связью с онтологически-родовым бытием (детство, юность, семья, любовь, дружба), и некой враждебной, по своей сущности, абстрактно-общей необходимости, искусственно создаваемой людьми же, отчужденной от человека и природы (война, революция, террор), Осоргин апеллирует к Льву Толстому.

Эта антитетичность авторского зрения воплощается через кинематографический прием перекрестного монтажа. С одной стороны, главы, строящиеся по принципу движущихся мизансцен и представляющие духовно-значимые события внешней и внутренней жизни героев романа, с другой - главы, в основе которых - кинематографический принцип панорамирования, широко применяюнщийся Осоргиным для изображения обширных пространств России, Европы, всей Земли в целом, высших государственных сфер европейских стран накануне первой мировой войны с их преступной безответственностью по отношению к своим народам. Принцип панорамирования используется Осоргиным не для пассивной фиксации событий (как в обзоре и хронике), а для передачи скрытых смыслов происходящего и подчинен логике авторских оценок, проявляющейся в контексте полифонии монтажа целого романа. Авторская оценочность выражается в романе через использование принципов параллельно-ассоциативного монтажа смысловых эпизодов, зрительных образов, а также через обращение к принципам так называемого интеллектуального монтажа, чередование движения с внезапными остановками воображаемой камеры и закадровый авторский комментарий, лигру временем (сжатие, растяжение, фрагментирование длительности), параллельный, дробный, контрастный монтаж, стоп-кадр, перекрестное совмещение реальных и условных планов изображения. Многоотточенность авторских рефлексий, таким образом, передается через полифонию ракурсных точек зрения.

Специфические черты авторского видения Осоргина проявляются в разных произведениях (рассказ Земля, романы Сивцев вражек, Свидетель истории, автобиографическое повествование Времена и т.д.). Разумеется, монтаж со всем арсеналом его выразительных средств - это принцип и закономерность построения художественного образа не только в кино, но и в литературе вообще, в живописи, в театре, в музыке, это родовое имманентное качество искусства. Киномонтаж - лишь специфическая разновидность его. Повышенная же кинематографичность прозы М.Осоргина, думается, не есть результат сознательной установки художника, а скорее следствие совпадения общей тенденции к синтезу художественных средств выразительности в разных видах искусства в XX веке со специфическими особенностями творческой индивидуальности писателя, тяготевшего к воплощению образа мира в динамике и визуальной пластике. Об этом свойстве литературного синтеза свидетельствует творчество и современников М.Осоргина: Е.Замятина, А.Мариенгофа, а в последней трети XX века, прежде всего - А.Солженицына. Художественный мир литературы не так наглядно ярко явлен реципиенту, эстетические аспекты вербального текста находятся в глубине (ибо они - духовные), в связи с чем от реципиента требуется большая работа фантазии, усилие интеллекта, воображения. В киноискусстве же больше конкретно-чувственных стимуляторов творческой активности воспринимающего сознания. Но литература оказалась способной опосредованно выразить динамику и пластику киноязыка в спектре своих эстетических возможностей.

Структурный синтез литературы XX века, его тяготение к экранной поэтике позволяет говорить об активизирующейся роли читательского восприятия, участвующего в созидании смысловых структур художественного текста, когда текст выражает себя как интертекст, галактика означающих, а произведение - лэффект текста, зримый результат текстовой работы (Р.Барт). Категория лозначивания (Ж.Деррида) позволяет уловить этот динамический аспект структурного синтеза - рецепцию читателя.

В главе 2.5 Ц Новое качество отечественного постмодернизма Ц трансформация синкрезиса Ц подчеркивается, что отечественный постмодернизм, в наиболее существенных своих чертах соприродный западноевропейскому (интертекстуальность, игра, полилогизм, пародийность, двойное кодирование, деконструктивизм и децентрализация и т.д.), следует рассматривать не только в соотнесенности с синхронными контекстами других культур, но прежде всего как закономерный этап развития русской культуры в ее исторической и ментальной диахронии и взаимодействии экстра- и интракультурных аспектов.

Ценность и достоинство представителей отечественного постмодернизма определяется адекватностью их творческих исканий современному состоянию мира. Новизна взгляда на человека связана с экзистенциально-ироническим мироощущением художников. Есть определенная разница между западным экзистенциальным сознанием, например, беккетовским (В ожидании Годо) и отечественным с его конкретикой и абсурдом социальных, психологических, повседневно-бытовых мотивировок (см. творчество В.Ерофеева, Ю.Мамлеева, Л.Петрушевской, Ф.Горенштейна, С.Довлатова, Т.Толстой, Н.Садур, В.Сорокина, В.Пелевина, В.Сарапулова, А.Субботина, А.Еременко, И.Жданова, В.Кальпиди, Ю.Беликова, Т.Кибирова, Е.Гришковца, Ю.Старцевой и соприродные явления в других видах искусства: работы художников-постмодернистов И.Кабакова, М.Шемякина, М.Кантора, Т.Файбыш, Ю.Лапшина, А.Сундукова, Т.Шимаса, А.Бобрусова, Л.Табенкина; современный кинематограф К.Муратовой, В.Тодоровского, Р.Литвиновой, Ю.Звягинцева С.Потемкина, И.Вырыпаева и др.).

Постмодернистская культура создает проекцию на идеальный план современности и истории, осмысляет реальность глубиной этого идеала. Ощущение ностальгии по цельности и гармонии - это то, что связывает названных авторов с традицией. Внешне демонстрируемое отсутствие реального идеала в творчестве постмодернистов есть знак его долженствования. Субстанциональный конфликт, дегуманизация как отчаяние, лэстетика зияния - общие типологические черты творчества лучших представителей отечественной культуры. Изображение распада человека и мусорного мира взывает к исканиям духовного содержания жизни.

Можно говорить о доминантной антитезе в творчестве художников двух начал - жизни и смерти, сближении этих двух миров и их взаимном превращении друг в друга. Мир расползается на глазах, деструкция приводит к выплеску на поверхность реальности хтонических символов, меона, первичных архетипов. Деструкция захватывает все основные измерения человеческого бытия: хронотоп, причинно-следственные детерминации, внутренне духовное пространство человека. Деформированная реальность усугубляет одиночество и отчуждение человека, не только вытесняет собственно человеческое из неестественно исказившейся визуальной реальности, но и способствует хтонизации живого существа, трансформациям и превращениям человека в недочеловека, монстра, вампира и т.д. Синкрезис нравственного, психологического, вербального, онтологического абсурда ментальности и реальности, оборачивающейся пусттами и псевдосмыслами (Ю.Мамлеев - Вечный дом, Гроб, Улёт, Ножницы, Бычок; В.Пелевин - Вести из Неаполя, Чапаев и пустота, Синий фонарь; В.Сорокин - Кисет, Летучка, Возможность; Н.Садур - Синяя рука, Лунные волки; Ю.Старцева - Медея, Родненький, Убить змею; Е.Гришковец - Как я съел собаку; визуальные объекты и инсталляции художников-постмодернистов: И.Мухин - Пустые места, А.Альчук - Фигуры закона, О.Кулик - Зоофрения, Последнее табу, охраняемое одиноким цербером, Африка Крымания и др.

Особенно характерно возвращение современной культуры к знаковой фигуре Н.Гоголя (Голова Гоголя А.Королева, Панночка и Брат Чичиков Н.Садур, творчество Ю.Мамлеева, Л.Петрушевской, В.Пелевина и т.д.) в сегодняшнем культурном контексте - не только автора Вия, писателя, исследующего экзистенцию маленького человека, но и религиозного мыслителя, взглянувшего на мир с христианской точки зрения, первым призвавшего Россию к покаянию и нравственной ответственности. В мире Гоголя нет современного позитивного объективированного героя; однако в этом мире с беспримерной силой и осязательностью воплощен его всевидящий и исполненный многогранной, даже всесторонней (от мощного духа юмора до столь же мощного трагедийного духа) духовности творец, автор. Внешне демонстрируемое отсутствие реального идеала в творчестве рассматриваемых современных авторов есть знак его долженствования.

Этико-эстетический онтологизм художников, не пожелавших стать собеседниками хаоса, связывает их творчество с традициями отечественной классической культуры, формирует стратегию плодотворной творческой перспективы.

Для концепции динамического синтеза в русской литературе XIX-XX вв. важна безусловность вовлеченности русского искусства и культуры в целом в мировой культурный процесс, но, как автор стремится показать, при абсолютном осознании необходимости трансформировать свою колею в деконструктивном выборе постмодернизма. Своеобразие ментальности, идущее от корней русской культуры, постоянно обновляется, дух себя структурирует и переструктурирует с движением времени. В этом можно убедиться при обращении к творческим концепциям двух крупнейших современных художников - к прозе А.Солженицына - его художественно-интеллектуальному дискурсу, самоосознающему себя сознанию народа, и к метафизическому реализму Ю.Мамлеева. Путь обоих, как показано в диссертации, является свидетельством плодотворности динамического синтеза в русской литературе конца XX - начала XXI вв.

В Заключении подводятся итоги исследования, формулируются основные выводы. Взгляд на синтез как на аспект развития раскрывает стереоскопическую природу культуры, основным движущим законом которой является асимметрия трансформаций, происходящих на разных уровнях подвижной иерархии. Неравномерность этих изменений воплощается в эволюции русской литературы и искусства XIX-XX вв. Выделенные сквозные формы динамического синтеза (ментальный, жизнетворческий, антропологический, структурный) отражают содержательные процессы развития общей культурной парадигматики (можно говорить не только о религиозно-философской, духовной, эстетической, но и об идеологической, общественно-психологической, социологической и т.д.). Структурные уровни ментальности определяют трансисторическую актуализацию тех или иных типов исторически складывающихся синтетических моделей в процессе развития искусства и культуры в целом. Инволюция в этом смысле, движение вспять не всегда означает деградацию, но всегда свидетельствует о новом уровне самовыявления ментальных структур. Синтез и потребность в нем всегда сохраняются как формы движения к постоянному обновлению культуры.

Предложенная в диссертации методология по-новому раскрывает историческую динамику художественной культуры, искусства и русской литературы; позволяет представить русскую литературу XIX-XX вв. в широком контексте как целостную систему на фоне общей панорамы развития культуры. Это, в свою очередь, дает возможность проследить динамику преобразований синтетических систем (субъектно-объектных), своеобразие переходов из одной системы в другую или преобразование старых систем, уловить эволюцию стиля художественного творчества в категориях синтеза, соотнести типологически выявленную субстанцию любой структуры (синтеза) со структурой образного сознания, художественного образа, творческого метода, критериями художественности.

Содержание работы отражено в публикациях автора:

I.аВ изданиях, рекомендованных ВАК РФ:

1.аЭтический онтологизм А.Чехова и А.Ахматовой / Вестник Московского государственного университета искусства и культуры. 2005. № 4. С.44-49.

2.аКинематографичность прозы М.Осоргина: аспект структурного синтеза на межвидовом уровне / Вестник Воронежского государственного университета. Серия Филология. Журналистика. 2005. № 2. С.37-41.

3.аВзаимодействие художественных концепций Ф.М.Достоевского и В.Ван Гога / Вестник Новгородского гос. ун-та. Серия Гуманитарные науки. 2006. № 36. С.4-7.

4.аЭтико-эстетический синтез в творчестве А.Чехова и А.Ахматовой / Известия Уральск. гос. ун-та. Гуманитарные науки. Вып. 11. История. Филология. Искусствоведение. Культурология. Екатеринбург, 2006. № 41. С.74-83.

II.аМонографии. Учебные пособия.

5.аДинамика синтетических форм в русской культуре и литература XIX-XX вв.: монография. Пермь: ПГУ, 2004. 360 с. 23 п.л.

6.аДинамика синтетических форм в культуре: монография. Пермь: ПГУ, 2000. 184 с. 11,5 п.л.

7.аОпыт изучения художественных взаимодействий в творчестве: учеб. пособие. Красноярск: КГУ, 1996. 126 с. 8,2 п.л.

8.аХудожественные искания лирики Новой волны конца 1970-1980-х гг.: учеб. пособие. Красноярск: КГУ, 1992. 95 с. 5,9 п.л.

III.аРазделы в коллективных изданиях.

9.аХудожественные концепции Ф.Достоевского и В.Ван Гога - раздел 1 / Н.Гашева, Н.Гашева, Е.Белозерова, Г.Плюснина. Литература и живопись (опыт изучения взаимодействия искусств): учеб. пособие по спецкурсу под общ. ред. проф. Р.Коминой. Пермь: ПГУ, 1990. 5 п.л. С.8-41.

10.аТворческие интуиции А.Чехова и А.Ахматовой в контексте культурной парадигмы XX в. - раздел 1; Социальное животное или метафизический человек (к вопросу о русской ментальности) - раздел 2 / Формы духовного и эстетического синтеза в культуре: учеб. пособие под общ. ред. Н.Гашевой. Пермь: ПГУ, 1999. 18,5 п.л. С.6-23; С.214-240.

11.аРусская литература XIX-XX вв. как культурное самосознание - раздел 1 / Языки искусств и язык культуры: учеб. пособие под общ. ред. Н.Гашевой. Пермь: ПГУ, 2007. 15,5 п.л. С.8-13.

IV.аСтатьи.

12.аЭстетические взгляды Ф. Достоевского и В. Ван Гога / Эстетические концепции русских и зарубежных писателей. Межвуз. сб. Красноярск, КГУ, 1996. С. 30-42.

13.аКультура как смысложизненные отношения (к постановке проблемы) // Человек в мире культуры. Материалы респуб. науч.-практ. конф. (27-28 мая 1997 г.). Часть I, Пермь, 1997. Изд-во ПОИПКРО. - Пермь, 1997. С. 34-36.

14.аК.Г. Юнг и Н. Бердяев о культуре // Славянские чтения. Материалы III междунар. науч. конф. Апрель 1998. Уральский гуманитарный институт. - Пермь: 1998. С. 50-52.

15.аСвязь мотивов детства и линого мира в миросозерцании Ф.Достоевского / Проблемы межкультурной коммуникации. Межвуз. сб. науч. тр. ПГУ, Пермь. 1999. С. 44-49.

16.аК изучению ментального синтеза в русской культуре XIX-XX вв. (проблема динамики синтетических форм) / Филологические заметки. Сб. статей. ПГУ, Пермь. 2002. С. 197-204.

17.аОтечественный постмодернизм - новый синкрезис и прорывы к синтетизму (концепция человека и мира в современном искусстве и классика) / Постмодернизм и судьбы художественной литературы на рубеже тысячелетия. Междунар. науч. конф. и науч.-метод. семинар Инновационные подходы к высшему профессиональному филологическому образованию. 16-19 апреля 2002 г. Тюменский университет. Тюмень, 2002. 0,5 п.л. С. 45-54.

18.аСинтетические формы в русской культуре XIX-XX века / Культура, социум, творчество. Сборник статей и материалов. Всероссийской научной конференции. Омск. Сиб. филиал Росс. инст. культурологии. 2003. С.21-23.

19.аПроблема русской ментальности в философии и литературе XIX-XX вв. / Народная культура: личность, творчество, досуг (Этнокультурный и творческий потенциал личности в пространстве досуга): Сб. статей и материалов Всеросс. научн. конф. Омск: Росс. институт культурологии. Сиб. филиал. 2003. С.24-27.

20.аБазовые оппозиции в трактовке личности в русской культуре и литературе XIX и XX веков / Профетическая сущность искусства и культуры. Пророчества, прогнозы, догадки, озарения, теории, факты, интерпретации, размышления. Сборник статей и материалов научной конф., посвящ. памяти Н.А.Добролюбова. Нижний Новгород: НГЛУ, НГ литературн. мемориальн. музей Н.А.Добролюбова. 2003. С.30-35.

21.аДинамический синтез литературы и философии в русской культуре XIX-XX веков в его утопическом и реальном измерениях / Человек в мире культуры: Материалы Всеросс. научн.-практ. конф.: Екатеринбург. Урал. гос. пед. ун-т. 2003. С.11-15.

22.аСинтетизм литературы и философии как процесс самоидентификации русской культуры XIX-XX веков / Образование в культуре и культура образования: Материалы межрегион. науч.-практ. конф. Пермь. Ч.1. Перм. гос. ин-т иск-ва и культуры. 2003. С.100-105.

23.аАнтропоцентрическое и тоталитарное начала в русской культуре и литературе XIX и XX веков / Филологические заметки. Межвуз. сб. научн. трудов. Выпуск 2. Пермь-Любляна. Перм. ун-т; ун-т в Любляне. Часть 2. 2003. С.37-45.

24.аФормы духовного и эстетического синтеза в русской и мировой художественной культуре / Синтез в русск. и миров. худож. культуре: Материалы Третьей научно-практической конференции, посвященной памяти А.Ф.Лосева. Москва. МПГУ, Учебно-научн. филологич. центр. 2003. С.122-123.

25.аКультурология в ее значимости для современного искусствознания / Учебный процесс в вузе искусства и культуры: организационные и научно-методические проблемы: Сб. материалов науч.-метод. конф. Ч.2. Гуманизация и гуманитаризация учебного процесса в вузе искусства и культуры / Пермь. Перм. гос. ин-т искусства и культуры. 2004. С.51-53.

26.аВыйти из лабиринта / Межкультурная коммуникация. Межвузовск. сб. науч. трудов. Пермь. Перм. гос. ун-т. 2004. С.14-19.

27.аИспользование культурологических методов в искусствознании / Учебный процесс в современной высшей школе: содержательные, организационные и научно-методические проблемы: Материалы международной научно-методической конференции. Пермь. Перм. ун-т. 2004. С.251-253.

28.аЯзыческие и христианские символы в интертексте В.Высоцкого / Библия и национальная культура. Межвузовский сборник научн. статей. Пермь. Перм. ун-т. 2004. С.282-283.

29.аЭтическая и эстетическая мифологемы в жизнетворческом синтезе русской культуры / От текста к контексту: Межвузовск. сборник научн. работ. Вып.4. Ишим - Белово. 2004. С.290-292.

30.аСтруктура русской национальной идеи (проблемы изучения) / Реальность этноса. Образование и национальная идея. Материалы VI Международной науч.-практ. конф. Санкт-Петербург. РГПУ им. А.Герцена. 2004. С.97-100.

31.аКультура серебряного века и барокко / XVI Пуришевские чтения: Всемирная литература в контексте культуры: Сборник статей и материалов конференции Образы иной культуры в национальных литературах. Москва. МПГУ, 2004. С.42-43.

32.аА.С.Пушкин и мировая культура в интертекстуальном дискурсе отечественного постмодернизма / А.С.Пушкин и русская литература. Материалы науч. конф. Всероссийского праздника русского языка, приуроченного к Пушкинским дням. Москва. РУ Дружбы народов. (РУДН), 2004. С.17-26.

33.аПроблемы изучения отечественного постмодернизма / Русская литература XX-XXI вв.: проблемы теории и методологии изучения: Материалы международной научной конференции. Москва. МГУ им. М.Ломоносова. 2004. С.250-253.

34.аАнтиутопические мотивы в творчестве В.Высоцкого и контекст культуры / Современная русская литература: Проблемы изучения и преподавания: Сборник статей по материалам Международной научно-практической конференции. Пермь. Перм. гос. пед. ун-т. 2005. С.282-289.

35.аКультурный синтез в творчестве В.Высоцкого / Филологические заметки. Межвуз. сб. науч. трудов. Вып.3. В 2 ч. Ч. 2. Пермь; Любляна, 2005. С.81-95.

36.аДифференциальные отношения хроноструктур русской литературы и философии как текстов культуры / Проблемы функционирования языка в разных сферах речевой коммуникации (к 80-летию проф. М.Н.Кожиной). Материалы междунар. науч. конф. (Пермь, 5-7 окт. 2005). Пермь, 2005. С.301-306.

37.аМотив детства в художественном миросозерцании Ф.М.Достоевского / Вестник ПОИПКРО. № 1. Пермь, 2005. С.60-71.

38.аСинтез литературы и философии в пространстве русской культуры рубежа XIX-XX вв. / Синтез в русской и мировой художественной культуре. Материалы V науч.-практ. конф. памяти А.Ф.Лосева. М., МПГУ, 2005. С.77-81.

39.аЧеловек и мир в отечественной литературе конца XX - начала XXI вв./ Классические и неклассические модели мира в отечественной и зарубежных литературах: материалы Междунар. науч. конф. Волгоград. 12-15 апреля 2006. ВоГу, стр.96-100.

40.аРусская литература XIX-XX вв. как метатекст культуры / Концепт и культура: материалы 2 Междунар. науч. конф. (Кемерово, 30-31 марта 2006). КемГУ, ПФ КемГу. 2006. С.606-612.

41.аСинтетическая тенденция в культуре конца XIX - начала XX вв.: Н.Гумилёв и П.Гоген / Социально-культурная деятельность: проблемы, опыт, перспективы: сборник статей. Пермь. ПГИИК, 2006. С. 69-79.

42.аМетапозиция в изучении текстов русской культуры / Вестник ПГИИК. 2006. № 1. Том 1. С.20-24.

43.аСинергетический подход к изучению русской культуры как сложной саморазвивающееся системы / Классический университет в российском образовательном пространстве (к 90-летию ПГУ): материалы Международн. науч.-метод. конф. (Пермь, ПГУ, 11-14 октября 2006). С.121-122.

44.аРусская литература XIX-XX вв. как часть культуры / Святоотеческие традиции в русской литературе: сб. научн. трудов. Омск, Омск. гос. ун-т. 2006. С.258-262.

45.аРусская литература XIX-XX вв. в контексте большого времени / Филологические заметки: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 4. В 2 ч. Ч.2. Пермь; Скопье; Любляна, 2006. С.31-41.

46.аРусская идея и мотив живой жизни у Ф.Достоевского (культурологические аспект) / Национально-культурная специфика текста: Межвуз. сб. науч. тр. Пермь, ПГУ, 2007. С.90-95.

V.аУчебные программы вузовских курсов.

47.аИстория русской литературы конца XIX - начала XX вв.: программа курса. Красноярск, КГУ, 1993. 13 с. 1,1 п.л.

48.аИстория культуры и искусства: программа курса для студентов факультета искусств. Пермь, ПГИИК, 2003. 35 с. 1,8 п.л.

49.аТеория и история искусства: Учеб. программа и учеб.-метод. материалы для студентов специальности № 020600 Культурология / Сост. Н.В.Казаринова (I, II часть), Н.Н.Гашева (III часть - Теория искусства). Пермь, ПГИИК, 2003. 92 с. 5,35 п.л.

50.аИстория мировой культуры: программа курса для студентов специальности Культурология № 020600. Пермь, ПГИИК, 2003. 16 с. 0,93 п.л.

51.аИстория культуры России: программа курса для студентов специальности Культурология № 020600. Пермь, ПГИИК, 2003. 27 с. 1,63 п.л.

52.аИстория изобразительного искусства: учебно-методические материалы для студентов заочного отделения специальности Культурология № 020600. Пермь, ПГИИК, 2007. 22 с. 1 п.л.

---

1 Лотман Ю. О русской литературе классического периода / Ю.Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994. С.393.

2 См.: Моль А. Социодинамика культуры. М., 1994; Гуссерль Э. Амстердамские доклады. Феноменологическая психология // Логос. 1992. № 3; Каган М. Философия культуры. СПб., 1995; Библер В. От наукоучения - к логике культуры. Два философских введения в XXI в. М., 1991; Ахиезер А. Россия: Критика исторического опыта. В 3 т. М., 1991; Кондаков И. Введение в историю русской культуры. М., 1997; Пелипенко А., Яковенко И. Культура как система. М., 1998; Михайлов А. Историческая поэтика в истории немецкой культуры. М., 1989; Вальцель О. Сущность поэтического произведения // Проблемы литературной формы. Л., 1928; Вёльфлин Г. Основные понятия истории искусства. М., Л., 1930; Гильдебрандт А. Проблема формы в изобразительном искусстве. М., 1914; Фолль К. Опыты сравнительного изучения картин. М., 1916; Гуревич А. Исторический синтез и школа Анналов. М., 1993; Панофский Э. Смысл и толкование изобразительного искусства. СПб., 1999; Гомбрих Э. История искусства. М., 1998; Иоффе И. Синтетическая история искусств. М., Л., 1933; Дмитриева Н. Изображение и слово. М., 1962; Минералова И. Русская литература серебряного века (поэтика символизма). М., 1999.

3 Дворжак М. История искусства как история духа. СПб., 2001; Веселовский А. Историческая поэтика. М., 1940; Теория литературы: учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений: В 2 т. / Под ред. Н.Тамарченко. Т.1: Н.Тамарченко, В.Тюпа, С.Бройтман. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика. М., 2004; Сакулин П. Филология и культурология. М., 1990; Фуко М. Слова и вещи: Археология гуманитарных наук. М., 1977 и др.

4 Бахтин М. Ответ на вопросы редакции Нового мира / М.Бахтин. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С.356.

  Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по культурологии