Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по культурологии  

На правах рукописи

авренова Ольга Александровна

СЕМАНТИКА КУЛЬТУРНОГО ЛАНДШАФТА

Специальность 24.00.01 - Теория и история культуры (философские науки)

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора философских наук

Москва - 2010

Работа выполнена на кафедре истории зарубежной философии философского факультета ГОУ ВПО Российский государственный гуманитарный университет

Научные консультанты:	доктор философских наук, профессор Губин Валерий Дмитриевич, доктор исторических наук, профессор Зверева Галина Ивановна
Официальные оппоненты:	доктор философских наук, профессор Шапинская Екатерина Николаева доктор философских наук, профессор Шаповалов Виктор Федорович доктор философских наук, доктор культурологии, профессор Костина Анна Владимировна
Ведущая организация:	ГОУ ВПО Государственный академический университет гуманитарных наук

Защита состоится _________2011 года в _______часов на заседании Диссертационного совета Д 212.154.14 при ГОУ ВПО Московский педагогический государственный университет по адресу: 119571, г. Москва, проспект Вернадского, д. 88, ауд. 826 а.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке МПГУ по адресу: 119991, г.Москва, ул. Малая Пироговская, д.1.

Автореферат разослан л  ___________2010 г.

Учёный секретарь Диссертационного совета                          Горяинова О.И.

Актуальность исследования. Проблема взаимоотношения культуры и пространства, пространственных характеристик культуры - область постоянного интереса как гуманитарных, так и естественных наук. В разнонаправленных исследованиях культуры все большее значение приобретают созданные культурой смыслы географического пространства и ландшафта.

Культура заново структурирует пространство своего обитания, и представления о среде превращаются в знаковую систему. Область непосредственного соприкосновения культуры и географического пространства - слой семиосферы, знаками в котором выступают топонимы, гидронимы и собственно именуемые ими географические объекты. Эти знаки находятся в сложных поливалентных отношениях, к которым применимы основные законы семиотики и семиологии. Их референциальное наполнение представляет несомненный интерес.

Знаковая система, создаваемая культурой в результате рефлексирования по поводу ее вмещающего ландшафта, генетически связана с базовыми установками и кодами культуры. Архетипы и символы, на которых строится космогония и образ мира, имеют свою кальку на земной поверхности, пока нет и единого мнения, что первично, что вторично - осознание пространства как категории или как совокупности реалий конкретного вмещающего ландшафта. В философии культуры и культурологии до сих пор нет четкой разработанной системы понятий и методов для определения характера и генезиса этих взаимодействий. Поэтому сейчас весьма актуально исследование в этом направлении, чтобы постараться приблизить разные подходы и методы в области пространственной семантики к единой системе. Имеет смысл предложить синтетический подход к изучению проблемы - на основе проводившихся в разных научных дискурсах исследований, - который может быть применим равно как в естественнонаучных, так и в гуманитарных изысканиях для изучения феномена культурного ландшафта

Культурный ландшафт - явление, лежащее в том срезе семиосферы, где знаковые системы культуры оказываются напрямую связанными с географическим пространством в целом и его отдельными объектами в частности.

Соответственно, возможно поднять проблему изучения культурного ландшафта как знаковой системы - проблему семантики культурного ландшафта. Изучение этой проблемы выводит на новый методологический уровень целый пласт разрозненных исследований по географии духовной культуры, философских и культурологических изысканий в области географических образов и представлений как феномена культуры.

В гуманитарном знании проблема взаимоотношения культуры и пространства исследовалась преимущественно в лингвистическом или антропологическим дискурсах, не рассматривающих явление культурного ландшафта в его целостности. Не ставилась и задача выделения знаков, генетически связанных с географическими объектами, в отдельную систему, имеющую потенциальность линтертекста и в то же время - ограниченную степень свободы прочтений и толкований из-за наличия географических констант.

Недавно вошедшая в культурологию проблематика моделирования географических образов позволила изучать взаимодействие культуры и пространства на новой методологической ступени в рамках феноменолого-культурологического подхода. 

Осмысление пространства в контексте культуры, изучение семиотики культурного ландшафта приводит к новому пониманию его организации, морфологии, выводит на новые возможности моделирования геокультурных взаимодействий. Постановка проблемы семантики культурного ландшафта позволяет выйти на следующий уровень теоретизирования - от моделирования географических образов к прочтению  пространственного текста.

В данном исследовании будет предпринят следующий шаг в теоретизировании по поводу проблемы взаимодействия культуры и пространства, в осмыслении не столько рефлексии культуры по поводу пространства и создающихся в результате образов, сколько субстанциальности геокультурной реальности, представленной в виде культурного ландшафта.

Состояние вопроса и степень разработанности проблемы.

Проблема семантики культурного ландшафта еще не ставилась ни в гуманитарном, ни в естественнонаучном знании. Но проблема взаимодействия культуры и пространства в ее широком понимании исследуется довольно давно. В конце XIX века была широко распространена теория географического детерминизма, постулирующая определяющее влияние территории, т.н. вмещающего ландшафта, и его географических особенностей, на особенности культурогенеза (В.П. Семенов-Тян-Шанский, К. Риттер, Ф. Ратцель). В философии в этот период развивается феноменологическое направление, в котором особое место отводится осмысления пространства.

В русской философии группа мыслителей, получивших позднее определение космистов, размышляла над проблемами бытия и мира исключительно в контексте пространственных категорий разного уровня - от Вселенной до географической оболочки нашей планеты. Наиболее интересными и плодотворными с точки зрения дальнейшей разработки проблемы представляются концепции ноосферы В.И. Вернадского и пневматосферы П.А.аФлоренского, где провозглашался примат культуры и человеческой деятельности не только над ландшафтом, но и географической оболочкой в целом, и как результат - возникновение некого культро-пространственного единства, охватывающего планету.

Географическое пространство стало предметом пристального внимания и опорной точкой многих философских и социо-политических построений евразийства. Месторазвитие (термин идеолога евразийства П.Н. Савицкого) человеческих сообществ включает в название собственно развитие, эволюцию. Человек развивает место, место служит опорой для развития проживающего на нем общества. Одно неотъемлемо от другого.

В середине ХХ века в ряде культур-философских исследований пространство выступает как категория структурирования мысли. Ж. Делез и Ф. Гваттари выдвинули понятие геофилософии.

Ю.М. Лотман, выдвинувший концепцию семиосферы, не предполагал в ней сколько-нибудь значимой пространственной компоненты, сфера в этом термине изначально означала лишь всеохватность семиотических процессов, зачастую когерентных в абсолютно несхожих культурах. Нам же представляется перспективным наполнить термин семиосфера пространственным содержанием, подчеркнув повсеместность семиотических процессов,  создающих многоуровневую семантическую сеть на земной поверхности.

В работах В.А. Подороги географическое пространство становится объектом философского осмысления и термин ландшафт, рожденный в недрах географии обретает иное значение - фактически становится символом, метафорой, означающей перепады течения философской мысли, ее пограничные состояния. В его работах фактически была использована рельефная интерпретация философских текстов - методология, детально разработанная в теоретической географии (Б.Б. Родоман), которой свойственно уподоблять внутреннюю неравномерность явления рельефу литосферы. 

Образы мира в интерпретации Г. Гачева - один из ярких примеров попытки современной философии культуры справиться с наплывом пространственно-образной информации, осмысления ее в традициях постмодерна - как поток сознания, транслирующий в индивидуальном сознании основные символы и архетипы, свойственные образу мира национальной культуры. 

В исторической науке в середине ХХ века также совершается пространственный поворот, предшественником которого полагаются работы М. де Серто, Ф. Бродель, Р.аКозеллек. П.аНора в книге Места памяти в развитие идей М. де Серто пишет о пространственной организации исторического опыта.

В филологии генетически сходные исследования можно обозначить как одноименные сборники Языки пространства - исследования пространственных составляющих образа мира, закодированного в языке и отдельных текстах (М.М.аБахтин, Ю. Кристева, Ю.М. Лотман, В.М. Топоров, Е.С. Яковлева). Очень широка область филологических исследований в области этнических языковых картин мира (Н.М.аТеребихин, Е.Л.аБерезович), в которых значительное внимание уделяется семности отдельных географических объектов и связанных с ними топонимов и лексических единиц.

В антропологии пространственные представления как феномен культуры изучены довольно подробно с точки зрения транслирования трансцендентных архетипов, свойственных той или иной культуре, на географическую реальность, лупаковывания их в определенные символы, структурирующие бытовое пространство и пространство ландшафта повседневной деятельности (М. Элиаде, Я.В.аЧестнов, И-Фу Туан).

Взаимодействие культуры и пространства было положено в основу концепции культурного ландшафта, предложенной русским географом Л.С. Бергом (1915), а затем - американцем К. Зауэром (1927). Но на протяжении нескольких десятков лет эта концепция развивалась в рамках естественнонаучной парадигмы, где культура в пространстве рассматривалась как определенный тип землепользования, градостроения и т.п. Культурный ландшафт в различных дискурсах трактуется по разному, в данной работе отдается предпочтение пониманию его как некоего динамического единства географического пространства и человеческой деятельности во всех ее проявлениях.

В культурной и гуманитарной географии, географии искусства вопросы семиотики культурного пространства частично исследовались в рамках базисного интереса к  взаимодействию культуры и географического пространства. Согласно положениям современной культурной географии (Ю.А. Веденин), формирование культурного ландшафта как результата сотворчества человека  и природы включает в себя не только последствия цивилизационных процессов в виде формирования сельскохозяйственных угодий, вырубки лесов или строительства городов,  но и семиотизацию среды, выражающуюся, в том числе, и в художественных образах, свидетельствующую о духовном и интеллектуальном освоении Земли.  Соответственно, взгляд географа на художественное пространство литературных или живописных произведений определяется желанием увидеть за ним образы географического пространства и, напротив, восприятие  географического пространства представителями той или иной культуры во многом определяется искусством.

Для изучения пространственных представлений культуры в географии применяется метод ментальных карт. И чтобы картографическое изображение соответствовало системе исследуемых пространственных представлений необходимо, чтобы результатом картографирования стало понимание того, как люди - мысленно организуют окружающую среду. При этом важно, что ментальная карта отображает лишь некоторый аспект исходной информации, поэтому она не является синонимом пространственных представлений, так как не передает всю гамму смысловых символических и эмоциональных значений. Вместе с тем, ментальная карта является эффективным методом обработки информации об индивидуальных или коллективных представлениях о пространстве в целом, об отдельных географических объектах и ландшафтах. Причем если в таких видах искусств как живопись или скульптура можно изобразить только пейзаж (ландшафт в пределах видимости), то пространственная вместимость литературных произведений не ограничена и позволяет отображать не только культурный ландшафт, но и его взаимоотношения с мировым географическим пространством.

Проблематика географических и пространственных образов поднимается в работах Э. Саида и Х. Бхабха в т.н. постколониальных исследованиях, где речь идет о подспудной колониальности тех образов пространства, с которыми работает академическая наука.

Вопросы формирования и моделирования географических образов в контексте проблемы взаимодействия культуры и пространства в отечественной культурологии обобщил Д.Н. Замятин. 

Тем не менее, в современной философии культуры и культурологии практически нет работ, посвященных обобщению теоретических основ и разработке методологических подходов к изучению семиотики культурного ландшафта. Абсолютное большинство работ, касающихся проблематики культурных стереотипов и образов, связанных с теми или иными топонимами и географическими объектами, носит преимущественно констатирующий характер. Подобные работы посвящены дискретным географическим образам, вне контекста культурного ландшафта.

Анализ источников

В качестве основных источников в данной диссертации были использованы работы В.И.аВернадского, Ю.М. Лотмана и Ю.А. Веденина, и соответственно, их концепции ноосферы, семиосферы и культурного ландшафта.

Концепция ноосферы (от греч. нус - ум) была выработана В.И.аВернадским и Тейяр де Шарденом при участии Ле Руа. Вернадским и Шарденом было подмечено, что деятельность человека становится геологической силой, и особым фактором воздействия на окружающую среду является мысль, направляющая эту деятельность. Под воздействием идей изменяются техногенные процессы и, как следствие, меняет свой облик оболочка Земли. С развитием нового агента биосфера, сфера живого вещества, начинает претерпевать качественные изменения и эволюционировать в ноосферу.

В понятии ноосферы В. Вернадским были заложены возможности глубинного осознания процесса культуро-пространственного взаимодействия, которые сейчас развиваются в положении о том, что существование культуры в географическом пространстве выражается не только в его освоении и обустройстве среды обитания, но также в его осмыслении  и осмыслении своего места в нем.

Термин семиосфера был введен в научный оборот Ю.М. Лотманом по аналогии с ноосферой и биосферой В.И. Вернадского и под влиянием этих концепций.  По Лотману семиосфера - это синхронное семиотическое пространство, заполняющее границы культуры и являющееся условием работы отдельных семиотических структур и, одновременно, их порождением1.

Но, в отличие от ноосферы, охватывающей всю географическую оболочку, понятие семиосферы изначально ограничивалось пространством распространения одной доминирующей культуры и ее системы кодов. Тем не менее, процесс превращения культурой любой области материального мира, с которой она сталкивается, в знаковую систему, затрагивает и географическое пространство. Оно естественным образом включается в семиосферу - семиотическое пространство культуры.

На наш взгляд, если связать положения о семиосфере с реалиями географического пространства, осмысливаемого культурой, то становится очевидным, что его субъективная разнородность возникает не только из объективной  разнородности географической оболочки, но и благодаря  неравномерному  осмыслению его объектов.

В контексте проблематики семантики культурного ландшафта такой подход представляется весьма перспективным, поскольку позволяет рассматривать культуру как географическую реальность, а географическое пространство, ландшафт - как сферу культуры.

Современная теория культурного ландшафта, которая рассматривает культуру и географическое пространство в их единстве, создавалась в развитие концепции В.И.аВернадского о ноосфере. В русле ноосферной концепции лежит определение культурного ландшафта Ю.А.аВеденина. Согласно этому определению, культурный ландшафт рассматривается как природно-культурный территориальный комплекс, сформировавшийся в результате эволюционного взаимодействия природы и человека, его социокультурной и хозяйственной деятельности и состоящий из характерных сочетаний природной и культурных компонентов, находящихся в устойчивой взаимосвязи и взаимообусловленности2. Ю.А. Веденин и М.Е. Кулешова3 включают в культурный ландшафт топонимы, артефакты и рукотворные формы ландшафта, являющиеся маркерами исторических событий, архивные и библиографические источники. Ю.А.аВеденин отмечает способность ландшафта накапливать потенциал интеллектуально-духовной энергии4, и формулирует информационную парадигму культурного ландшафта5, согласно которой в него на равных правах входят материальная и духовная культура, современная (традиционная и инновационная) и культурное наследие.

Объект и предмет исследования.

Объектом исследования выступает сфера пространственных представлений  и кодов культуры, рассматривающаяся как культурный ландшафт.

Предметом исследования является процесс семиотизации пространства и ландшафта в контексте концепций семиосферы и ноосферы.

Цель исследования состоит в выявлении особенностей превращения культурой географической среды в знаковую систему и построении концептуальной модели культурного ландшафта как знаковой системы, в разработке схемы взаимодействия дискурсивных практик, бытующих вокруг культурного ландшафта.

Задачи исследования:

1. поставить проблему бытия культуры в пространстве как процесс семиозиса, разработать концепцию культурного ландшафта как знаковой системы и показать возможность применения семиотических методов для исследования культурного ландшафта как феномена культуры,

2. концептуализировать междисциплинарные основания семантики культурного ландшафта, репрезентированные в многообразии видов субъективного и интерсубъективного опыта,

3. эксплицировать различные компоненты социокультурных форм пространственных представлений в эпистемологическом пространстве гуманитарного знания,

4. исследовать особенности информационно-знаковых процессов в культурном ландшафте,

5. показать особенности некоторых универсальных категорий культуры применительно к семантике пространства, 

6. отработать методологические подходы к семиотическому анализу культурного ландшафта (специфику интерпретации культурного ландшафта как текста).

Семиотическая концепция культуры как теоретическое основание  исследования. В рамках поставленной проблемы взаимодействия культуры и пространства можно в равной степени изучать вторую природу по отношению к первой - артефакты и памятники в контексте ландшафта или особенности психологического восприятия ландшафта и соответствующие формы поведения, или другие аспекты и результаты этого взаимодействия. Поэтому необходимо сначала определиться, в пределах какой из концепций культуры будет вестись разговор, поскольку позиционирование по отношению к той или иной концепции естественным образом влияет на результат исследования.

В современном гуманитарном знании существует множество подходов к изучению культуры и еще большее количество ее определений. Неоднократно делались и попытки классифицировать все это многообразие. Культура - полиморфное явление, которое может и должно изучаться с разных точек зрения. Следует ожидать, что разные подходы к ее изучению рано или поздно будут заново систематизированы наукой, чтобы на новом этапе приблизиться к пониманию явления в его целостности. Каждая такая ступень приближения обычно приводит к парадигмальному сдвигу, если не к полной смене парадигмы. 

Не претендуя на теоретическую и методологическую всеохватность, определим рамки дальнейшей работы как опыт редукции различных уровней взаимодействия культуры и пространства - от философского до прагматического - в задачу изучения процессов семиозиса и превращения культурой географической среды в знаковую систему. Соответственно, в качестве наиболее перспективного для данного исследования представляется семиотический подход к культуре6 - как способа производства значений, смыслов и символов, их распространения, закрепления их освоения. При этом будем иметь в виду, что семиотический подход - неодномерный, имеет множественные расширения, усложнения.

В семиотической концепции культуры безусловно важны ее смысловое начало, самостоятельность жизни духа и ее относительная свобода мира идей от материальных форм. Процесс семиозиса рассматривается как проявление духовной природы человека, связанной с эйдетической и феноменологической реальностью. Эта реальность имеет наиболее адекватное выражение в мире знаков и символов, являющемся семантическим телом культуры, которое привлекает пристальное внимание исследователей, пытающихся понять ее сокровенную сущность.

В рамках семиотической концепции развивается понимание культуры как иерархически организованной системы разных кодов, т.е. вторичных знаковых систем (Н.И. Толстой, С.М. Толстая). Знаки, создаваемые культурой, находятся в постоянной коммуникации, формируя системы, в значительной мере определяющие бытие культуры, в том числе и ее бытие в пространстве.

Для ее репрезентативного  научного описания требуется адекватная интерпретация знаковых систем. В рамках семиотической концепции кросскультурная коммуникация возможна при условии правильного перевода и интерпретации знаков и символов. Единый непротиворечивый код и связанная с ним модель обмена информацией  определяет культурную самоорганизацию коллектива (Ю.М. Лотман).

В данной работе представляется важным учесть также понимание культуры и методы ее изучения с точки зрения системного подхода и синергетики, где культура рассматривается как открытая самоорганизующаяся полиморфная система, находящаяся в постоянном взаимодействии как с другими культурами, так и со средой обитания. В этом взаимодействии она одновременно является и донором, и лакцептором, и субъектом, и объектом. Изучение функционирования культуры как открытой системы с точки зрения семиотики наметил Ю.М. Лотман в работе Культура и взрыв, описывая непредсказуемые пути семиозиса в момент взрыва в художественном творчестве - создания новых или переосмысления  уже существовавших семиотических систем.

Из всего теоретического и методологического арсенала семиотической концепции культуры выделим несколько положений, на которые будем опираться в теоретических разработках по семиотике культурного ландшафта.

1. Бытие культуры есть постоянное порождение смыслов, которые трансформируются в символы-знаки, в культурные коды, определяющие и обеспечивающие функционирование социокультурных систем.

2. Внутри культуры и на ее границах непрерывно происходят коммуникационные процессы между разными семиотическими системами, которые приводят к порождению новых смыслов.

3. Бытие культуры в принципе можно определить как непрекращающийся процесс семиозиса, результаты которого сразу же подвергаются считыванию, интерпретации и снова возвращаются в плавильный котел смыслообразования.

Методологические основы диссертационной работы.

Для решения комплекса задач,  входящих в основную цель диссертации, предполагается использование прежде всего семиотического метода исследования, предполагающего интерпретацию культурного ландшафта как системы знаков.

Используется методы сравнительно-исторический, сравнительно-географический, системно-структурный, а также интерпретирующего и сравнительного анализа, подразумевающие конструктивное сопоставление различных концепций и проецирование результатов философского осмысления одной научной области (или их совокупности) на другую. 

Используется метод синтеза и интеграции частных концепций в более комплексные и многомерные структуризации семантики культурного ландшафта.

Данная работа предполагает систематизацию и универсализацию методологического аппарата философии культуры, культурологии и географии культуры.

Гипотеза исследования.

Бытие культуры в географическом пространстве неотделимо от процесса символизирования среды (в его абстрактном, космическом или географическом аспектах), неотъемлемо присущего человеческому сознанию. Осмысление пространства имеет много уровней - от ассоциативного до сакрального. В результате складываются устойчивые представления о географических объектах или устойчивые культурно-значимые символы, имеющие разную степень пространственных коннотаций. Культура - универсальный объект семиотики, в данном исследовании рассматривается как субъект семиотизации географического пространства, выражающийся в наследуемых и постоянно возобновляемых рамках, возникших в результате этого непрекращающегося процесса, истоки которого лежат в глубокой архаике.

Географические объекты и/или топонимы становятся метафорами, символами, знаками в том случае, если в культуре существуют устойчивые ассоциации с определенными историческими событиями, артефактами или уникальными чертами природного ландшафта. Эта подвижная в области означаемых и латентная знаковая система неизменно имеет константные реперы - конкретные географические объекты. Поэтому можно говорить, что географическое пространство неотделимо от созданных культурой образов и символов, обретающих характеристики целостной системы, которую можно обоснованно рассматривать  как геокультурное пространство.

Национальная, региональная, локальная культуры в той или иной мере эксплицированы в культурном ландшафте соответствующего территориального уровня. Геокультурное пространство представляется состоящим из своеобразных информационно-территориальных кластеров - культурных ландшафтов разных таксономических рангов (от культурного ландшафта города до культурного ландшафта страны), которые могут быть интерпретированы и изучены как знаковые системы.

Изучая культурный ландшафт, мы раскрываем один из философских аспектов бытийности культуры - пространственно-семантический аспект.

Основные положения, выносимые на защиту. 

1. Бытие культуры в пространстве представляет собой непрерывный процесс семиозиса, информационные процессы в культурном ландшафте имеют семиотическую природу. Культура определяется как самоорганизующаяся система, обладающая совокупностью характерных черт семиозиса и связанной с ним системой ценностей и эталонов, транслирующихся во времени и определяющих жизнедеятельность конкретной территориальной общности людей.
2. Пространственные концепты культуры возникают из опыта реального взаимодействия человека с пространством, и в свою очередь влияют на семиотизацию конкретного ландшафта, в этом состоит роль территориальности, пространственности культуры как рефлексии территориально-природного субстрата, на котором она зародилась и развивается.
3. Дихотомия - культура и географическое пространство в ноосферной и семиосферной реальностях снимается в понятии геокультурного пространства.
4. Геокультурное пространство - информационно-семантическая форма существования культур в пространстве, обладающая глобальной целостностью, имеющая эйдетическую, идеациональную, символическую составляющую. Геокультурное пространство возникает на основе и существует в тесной взаимосвязи с физико- и социогеографическими реалиями.
5. Культурный ландшафт представляет собой кластер геокультурного пространства и феномен культуры - систему матриц и кодов культуры, выражающихся в знаках и символах, непосредственно связанных с территорией и/или имеющих на территории свое материальное выражение.
6. Структура культурного ландшафта определяется его физико-географическими константами, аксиологической и семиотической структурой культуры - ее системой ценностей, парадигматикой и неравномерностью семиотических процессов, которые порождают в культурном ландшафте узлы (центры) и периферии смысла, его внутренние (культурные разломы) и внешние границы.
7. Универсальные категории культуры, такие как ощущение времени, ощущение пространства, дихотомия сакральное-профанное и другие имеют свое выражение в культурном ландшафте.
8. Информация в пространстве и о пространстве, возникающую в процессе  жизнедеятельности культуры, представляет собой составную часть семиосферы и семиотическую систему, в которой соблюдается большинство правил семиотики. Форма знаков в данной системе - собственно географические объекты и топонимы. В такой знаковой системе отдельные географические объекты и/или их топонимы означают определенные смысловые категории или архетипы, и территориальная локализованность этих значений вынуждает их быть взаимосвязанными, выстраиваться в систему.
9. Коммуникации локусов-знаков в культурном ландшафте представляют собой постоянное поле культурного взрыва, в котором порождаются новые значения.
10. С точки зрения когнитивистики культурный ландшафт может быть интерпретирован как метафора, его элементы могут выступать в роли метафорических моделей и в роли цели метафорической проекции, определяя основу дискурсивных практик в пространстве для каждого из носителей культуры.
11. Культурный ландшафт представляет множество метафор, символов, знаков,  находящихся в коммуникативных отношениях, и может быть интерпретирован и прочитан как текст в его широком культурологическом значении, обладающий сакральной, темпоральной, исторической семантикой и содержащий те или иные сообщения - послания культуры самой себе.
12. Будучи интерпретирован как текст, культурный ландшафт становится доступен прочтению на разных уровнях - от локального до макрорегионального. Нелинейная экспозиция этого текста имеет следствием вариативность прочтения. Стратегии прочтения могут быть различными - визуальное считывание информации с помощью семиотических кодов культуры (локальные ландшафты), изучение художественных текстов, связанных с определенным местом или регионом), представляющих собой локальный текст культуры (локальные, региональные, макрорегиональные ландшафты), путешествие (ландшафты всех территориально-иерархических уровней), которое как явление культуры имеет собственную семантику и способно продуцировать новые значения.

Научная новизна полученных результатов состоит в разработке междисциплинарной философско-семиотической концепции культурного ландшафта, где информация в пространстве и о пространстве рассматривается как составляющая семиосферы.

Диссертантом впервые систематизирован широкий круг отечественных и зарубежных исследований и предложен комплексный механизм описания взаимодействия культуры и пространства, на новом методологическом уровне. Научная новизна этого результата состоит в интеграции разрозненных исследований, с разных точек зрения рассматривающих феномен культурного ландшафта и пространственных характеристик культуры. С точки зрения философии семиотики определены роль и место в культурном ландшафте информационных процессов, имеющих культурный генезис, а также методология их изучения в рамках культурологического и культурофилософского дискурсов.

В диссертации предложена концепция репрезентации знаковых механизмов в культуре, связанных непосредственно с конкретным ландшафтом и/или с пространственными категориями культуры. Показана связь пространственных категорий культуры и связанных с конкретным ландшафтом семантических констант, бытующих в культуре, систематизированы разнородные исследования проблематики выражения архетипов коллективного сознания и базовых философских категорий в географическом пространстве и пространственных категориях.

Впервые проведено исследование семиотики морфологических элементов культурного ландшафта.

Обоснован системный теоретико-методологический подход, позволяющий видеть культуру во взаимоотношении с географическим пространством как единую систему.

Обосновано структурное и целостное сопряжение поливариантных и поливалентных географических образов, представленных в науке и культуре, как динамическое поле семиозиса, кристаллизующегося в семантике культурного ландшафта.

Предложены авторские дефиниции геокультурного пространства и культурного ландшафта, вводящие эти понятия в культурофилософский дискурс. Геокультурное пространство впервые репрезентируется как информационно-семантическая форма существования культур в пространстве, обладающая глобальной целостностью, имеющая эйдетическую, идеациональную, символическую составляющую. Культурный ландшафт представлен как система матриц и кодов культуры, непосредственно связанных с  территорией, и представляющих из себя знаковую систему.

Практическая значимость результатов диссертации

Положения и выводы, полученные в ходе диссертационного исследования, могут быть использованы для анализа семантики конкретных культурных ландшафтов и при решении возникающих в связи с этим теоретических, методологических и организационных проблем. Результаты работы могут быть использованы в научных исследованиях по философии культуры, социальной философии, истории и теории культуры.  Кроме того, материалы и выводы диссертации могут быть применены в преподавании философии, культурологии, в составлении спецкурсов и лекций по данной проблематике.

Апробация работы

Ключевые положения и тезисы диссертации отражены в 40 публикациях (общим объемом 46 печатных листов), в том числе в монографии Пространства и смыслы: семантика культурного ландшафта (М., 2010), в коллективных монографиях La collocazione geopolitica della Russia (Torino, 2001), Мир глазами россиян: мифы и внешняя политика (М., 2003), доложены на российских и международных конференциях, в том числе на VIII и IX конгрессах Европейская культура (Памплона, Испания, 2005, 2007), международной конференции Россия: воображение пространства / пространство воображения (Москва, 2008), международной конференции Язык и культура (Томск, 2004), доложены на семинаре Культурный ландшафт (географический факультет МГУ), на семинаре по гуманитарной географии (Институт Наследия, Москва).

Основное содержание диссертации

Во ВВЕДЕНИИ ставится проблема взаимоотношения культуры и пространства, обосновывается использование в качестве базовой концепции исследования семиотической концепции культуры. Та часть семиосферы, где в качестве знаков выступают географические объекты, а также соответствующие им топонимы и гидронимы, обозначается в качестве объекта исследования. Вводятся авторские дефиниции терминов культура, геокультурное пространство и культурный ландшафт.

Глава 1. БЫТИЕ КУЛЬТУРЫ В ПРОСТРАНСТВЕ. КОНЦЕПЦИЯ КУЛЬТУРНОГО ЛАНДШАФТА В КОНТЕКСТЕ КУЛЬТУРО-ФИЛОСОФСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ посвящена теоретико-методологическим вопросам исследования бытия культуры в пространстве в контексте заявленной проблемы. Очерчиваются границы проблемного поля с точки зрения семантической компоненты взаимоотношений культуры и пространства.

В параграфе первом рассматриваются ноосфера и пневматосфера как базисные концепты для изучения поставленной проблемы.

Современная наука, изучая взаимодействия культуры и пространства, рассматривает как особую, ноосферную реальность, сферу проявления на Земле человеческого разума. Авторы ноосферной концепции, В.И.аВернадский и Тейяр де Шарден были первыми, кто отметил, что деятельность человека становится геологической силой. Для целей данной работы нам важно отметить характеристики ноосферы, выделенные основателями и современными последователями концепции:

Ц Всеохватность, глобальность ноосферных процессов.

Ц Выделение в качестве действенной силы энергии человеческой культуры или культурной биогеохимической энергии.

Ц Наличие структуры, лузлов, нитей, которые мы в терминах данной работы обозначим как ядра и коммуникационные механизмы культуры.

Ц Географическая память ноосферы, которая сохраняет в своих информационных слоях сведения о первоначальных ландшафтах, впоследствии до неузнаваемости видоизмененных цивилизацией.

Современная метафора многослойности пространства ноосферы возникла из взаимообусловленности различных видов пространства, создаваемых человеком. Порядок взаимозависимости располагает различные виды пространства один над другим, а над ними, согласно гипотезам некоторых ученых (например, Л.Н. Гумилев, Р.Д.аСэк), - трансцендентные организующие импульсы которых проходят через все слои, преобразуя идеи и мышление, и через них - и свойства земной поверхности.

Ц Наличие аксиологического измерения - культура как система вечных ценностей, культура задает идеал ноосферного существования.

Сегодня ученые говорят о жестокой ноосферной реальности, но сам Вернадский полагал, что разрушительная, деструктивная деятельность противоречит идее ноосферы, и в противопоставлении этом видел ручательство дальнейшего существования мировой цивилизации.

Концепция пневматосферы П. Флоренского как сферы высших человеческих ценностей важна для нас той же аксиологической составляющей, которая представляется одним из фундаментальных измерений культурного ландшафта в нашей работе.

В понятии ноосферы и пневматосферы заложены возможности глубинного осознания процесса культуро-пространственного взаимодействия, которые сейчас развиваются в положении о том, что существование культуры в географическом пространстве выражается не только в его физическом освоении, но и семантическом переустройстве.

Во втором параграфе рассматривается концепция семиосферы, предложенная Ю.М. Лотманом и ее последующее развитие в современном гуманитарном дискурсе. В изначальном значении семиосфера как универсальная единица семиозиса и семиотическое пространство ограничивалась пределами одной доминирующей культуры и ее системы кодов, но в более поздних работах уже интерпретируется как среда, обеспечивающая возможность появления и существования культур (М.аЛотман).

В целях подтверждения выдвигаемой нами гипотезы мы выделяем следующие характеристики семиосферы:

Ц Неоднородность семиосферы, возникающая благодаря неравномерному течению процессов семиозиса в культуре и, соответственно, неравномерному осмыслению объектов внешнего мира, в том числе и географических объектов. Эта характеристика имеет следствием семантическую неоднородность географического пространства.

Ц Обновляемость семиотического пространства культуры в понятийном и смысловом контексте вмещающего ландшафта - семиотическая неоднородность географического пространства выступает в качестве субъект-объектного фрейма культуры, провоцирующего и направляющего процессы семиозиса.

Культура рассматривается как универсальный объект семиотики и субъект семиотизации географического пространства.

С точки зрения изучения семиотики пространства модель семиосферы являет собой сложное сплетение культурных кодов и систем коммуникации. Внутри семиосферы любая внеязыковая реальность, в том числе и географическое пространство, наделяется смыслом, переводится в разряд знаковых категорий. Появляется еще один язык, код семиосферы - пространственный, геокультурный.

В третьем параграфе проблема взаимоотношения культуры и пространства рассматривается в контексте современного гуманитарного дискурса.

В современном гуманитарном знании заметно расширение не так давно наметившейся тенденции изучать географическое пространство и ландшафт с привлечением понятийной сферы лингвистики и семиотики, и наоборот, размышлять о внутренней структуре текста, его философии с помощью понятийной сферы географии и ландшафтоведения.

Анализ языковых структур с точки зрения лингвистики и философии языка приводят к пониманию обусловленности некоторых языковых структур системой пространственных представлений культуры. В рамках проблемы дискурса, который в лингвистике рассматривается чрезвычайно широко, анализ дискурсивного события проводится в контексте внеязыковых условий его возникновения. В их числе - вмещающий ландшафт культуры и геокультурное пространство. С другой стороны метафорически определяется пространство дискурса как отдельная территория познания.

Среди философских исследований следует отметить понятие геофилософии, которое выдвинули Ж. Делез и Ф. Гваттари. С помощью метафоры соотношения земли и территории они определили субъект-объектные отношения мысли. Так была сделана попытка философского осмысления процессов, происходящих при взаимодействии культуры и географического пространства, характеристики пространственного бытия культуры.

Важным этапом в философском теоретизировании на тему пространства стали работы В.А. Подороги, в которых географическое пространство выступает в качестве субъекта структурирования философской мысли; в частности, наследие Ницше, Киркегора, Хайдеггера, Пруста, Кафки интерпретируются как ландшафтные миры. В результате текст обретает ландшафтную структуру - в нем вычленяются локусы смысла, смысловые поля, территории и их границы, отношения между ними.

В отечественных культурологических работах в большинстве своем за основу берется концепция семиотики культуры и семиосферы Ю.М.аЛотмана, рассматривается многослойная пространственная картина мира, создаваемая разнородной человеческой деятельностью и продуцируемыми образами, символами, знаками. Этот подход раскрытия поливалентного генезиса знаковых систем будет использоваться и в данной работе, поскольку семиотика культурного ландшафта по определению - продукт взаимодействия с территорией самых разных культурных страт и субкультур.

В зарубежной социологии и культурологи заметной вехой является проблематика производства пространства, конструирования пространства, которую обозначил Анри Лефевр. В его концепции важное значение имеет функционально-экзистенциальная триада восприятие-осмысление-проживание пространства. Конструирование пространства сегодня рассматриваются также в контексте социальной феноменологии П.аБергера и Т. Лукмана.

Отдельная тема в современных гуманитарных исследованиях междисциплинарного характера - географическое пространство как фактор бытийности культуры. Это направление сложилось как следствие понимания географических констант в самой ткани культуры, того, что открытая система культуры открыта и к географическому пространству, воздействию констант вмещающего ландшафта.

Мы можем утверждать, что дихотомия - культура и географическое пространство как ее внекультурный фрейм, - снимается в ноосферной и семиосферной реальности, объединяющей их в функциональное единство - геокультурное пространство. Это создает новый синтетический теоретико-методологический подход, который позволяет видеть культуру во взаимоотношении с географическим пространством как единую систему.

В четвертом параграфе, посвященном концепции культурного ландшафта, анализируются генезис, структура понятия в контексте философии культуры и гуманитарного дискурса географии.

Концепция культурного ландшафта развивалась на стыке естественнонаучных и гуманитарных дисциплин. В географии изначально культурный ландшафт - это природный ландшафт в той или иной степени испытавший антропогенное воздействие, как его понимал Л.С. Берг, предложивший этот термин в 1915 году. Здесь и далее будет рассматриваться преимущественно гуманитарная концепция, в рамках которой культурный ландшафт интерпретируется как результат взаимодействия культуры и пространства и в большей степени как феномен культуры, чем феномен пространства.

Уходящая корнями во времена античности теория географического детерминизма постулировала влияние природной среды - климатических условий и характера вмещающего ландшафта на общую структуру ментальности культуры. В разных вариациях эта концепция используется в культурологических и этнологических исследованиях, поскольку в ней есть рациональное зерно. По крайней мере, способ земледелия и структура расселения традиционной культуры довольно жестко диктуются природным ландшафтом. С другой стороны, культура формирует ландшафт, вмешиваясь в его структуру гармонично или деструктивно. Постепенно в нем накапливаются признаки освоенности, структурированности, осмысленности, - в какой-то момент ландшафт переходит в новое качество, ландшафт становится феноменом культуры.

Согласно ноосферной концепции, культурный ландшафт формируется в том числе участвующими в нём материальной и духовной культурой, современным (традиционным и инновационным) культурным наследием (Ю.А.аВеденин). Ноосферная концепция культурного ландшафта позволяет рассматривать материю и информацию, природу и культуру в их функциональном единстве.

В современной гуманитаристике природная составляющая вытесняется на периферию концепта культурного ландшафта, который начинает рассматриваться как функция культуры. Культурный ландшафт также рассматривается как рефлексия культуры на географическую среду, то есть изучаются образы географического пространства в культуре, их генезис и структура (Д.Н. Замятин).

Нам представляется важным рассматривать культурный ландшафт как процесс и результат наделения человеком окружающего мира смысло-ценностными категориями, как непрекращающийся процесс и результат семиозиса, как составляющую семиосферы и кластер геокультурного пространства.

Морфоструктура культурного ландшафта представляет собой производную от ментальности культуры. Топонимия и материальная составляющая культурного наследия (архитектурные сооружения, памятники) закрепляют смыслы в пространстве, формируя новые ментальные матрицы носителей культуры следующих поколений. Культурный ландшафт имеет свою территориальную иерархию, в равной степени справедливо говорить о культурном ландшафте локуса/места, региона, макрорегиона (страны).

Глава 2. УНИВЕРСАЛЬНЫЕ КАТЕГОРИИ КУЛЬТУРЫ В ЛАНДШАФТЕ: ВРЕМЯ И ТРАНСЦЕНДЕНЦИЯ посвящена интерпретациям таких характеристик картины мира как ощущение времени и пространства, осмысление дихотомии сакральное-профанное в культурном ландшафте. Универсальные категории культуры, определяют ее ментальность и бытие, они создают устойчивое образование, которое А.Я.аГуревич определяет как модель мира (лкартину мира, лобраз мира), характерную для отдельно взятой культуры и эпохи - ту сетку координат, которая обусловливает восприятие действительности и характер деятельности. Универсальные категории образуют базовую когнитивную матрицу и основной семантический линвентарь культуры. Такие трудноуловимые категории как время и трансценденция могут быть выражены через символ и знак, соответственно могут быть выражены и в семантике культурного ландшафта.

Первый параграф показывает время как категорию культуры, проявляющуюся в культурном ландшафте. Временные и пространственные концепты варьируются в различных типах культур, наследуются из поколения в поколение в течение веков, или за несколько десятилетий сменяются новой парадигмой. Соотнесенность пространства и времени интересно тем, что модель мира от архаики до современности допускает взаимоперетекание и взаимопроникновение этих категорий. В культурном ландшафте время имеет несколько ритмов, оно обретает пространственные характеристики - у него есть локусы-сгустки, где оно концентрируется, есть пути, по которым оно движется вместе с номадами и инновациями, есть перекрестки, где возможно как прямое, так и обратное течение времени. Различные ритмы времени, проявляясь в культурном пространстве, сообщают ему свойство текучести, пластичности. В культурном ландшафте неизменно присутствуют геологическое, мифологическое, историческое и физическое время. Благодаря процессу семиозиса определенные локусы в культурном ландшафте могут становиться выразителем и таких категорий как вечность и безвременье. В результате культурный ландшафт становится ландшафтом времени, где топонимы выступают как знаки того или иного качества времени, порожденного культурой. Это позволяет применительно к времени строить пространственные метафоры, уплотняющие его смысл освоенности человеком. Осмысление пространства-времени в его разнообразии постоянно порождает новые смыслы в культуре, расширяет границы семиосферы.

Во втором параграфе рассматривается сакральная семантика ландшафта, исследуется процесс превращения ландшафта или географического пространства в целом в выразителя архетипов человеческого сознания. Несмотря на то, что образ мира в современной мировой культуре сформирован преимущественно естественнонаучной парадигмой, сквозь нее в той или иной мере просматривается изначальная религиозно-мифологическая картина мира. Ее исследовали М. Элиаде, В.Н. Топоров, А.Я. Гуревич, Н.М. Теребихин, Г. Башляр и другие. Основой религиозно-мифологического образа мира является космогония, примененная к реальному географическому пространству. В структуре мира отражаются основные онтологические и космологические категории, благодаря чему, в зависимости от различных аспектов мировоззрения, либо все пространство становится священным, либо происходит разрыв, разделение мира на священное и мирское. В культурном ландшафте получают выражение такие мифологические категории как центр и ось мира, КосмосЦХаос, рай и ад.

Священные локусы становятся таковыми через ритуал (называние, освящение, постройка культового сооружения, отправление культа) и образуют сеть, действенную в рамках породившей ее культуры. Сакральное пространство обычно имеет два варианта его интерпретации - не только как текст, но и как икона. Осмысление сакральной семантики ландшафта приводит к новому пониманию его организации, морфологии, выводит на новые возможности моделирования геокультурных взаимодействий.

Глава 3. КУЛЬТУРНЫЙ ЛАНДШАФТ КАК МЕТАФОРА посвящена анализу географических образов с точки зрения теории метафоры. Определив ландшафт как процесс и результат семиозиса, мы попытались найти в нем место такому семиотическому концепту как метафора. Как полагает Н.Д. Арутюнова, образ, метафора и символ возникают стихийно в процессе художественного освоения мира и их значение нельзя считать полностью сформированным, поскольку и метафора, и символ являются объектом скорее интерпретации, чем понимания. В метафоре важно значение, в символе - форма. В культурном ландшафте есть место и тому и другому, поскольку в генетически связанной с ним культуре собственно географические объекты, имеющие определенные визуальные и количественные и качественные характеристики (высота гор, протяженность рек, широта равнин), выступают в роли символов. Например, река Волга, выступающая символом русской души, отличается среди других рек Русской равнины своей протяженностью, полноводностью и исключительной шириной в нижнем течении.

В третьей главе рассматривается когнитивная теория метафоры с точки зрения постижения ландшафта как сложного понятия, к которому метафоры открывают лэпистемологический доступ, и наоборот, ландшафта - как концепта, структурирующего целый ряд абстрактных фреймов (гештальтов) в ментальности культуры. Метафора в исследованиях культурного ландшафта используется как инструмент познания, рождающий новые смыслы.

Параграф первый посвящен соотнесению концепции культурного ландшафта в предложенной нами дефиниции и современной теории метафоры, которая лежит в проблемном поле когнитивистики, исследующей процессы восприятия, категоризации, классификации, осмысления мира, а также когнитивной лингвистики (Дж. Лакофф, М.аДжонсон, Н.Д.аАрутюнова, А.Н.аБаранов, Ю.Н. Караулов, Е.С. Кубрякова Э.аМаккормак, А.П. Чудинов, В. Порус, Э.В. Будаев и др.). Метафора определяется как проявление аналоговых возможностей человеческого разума, как способ категоризации, концептуализации и объяснения мира.

Взаимоотношение культуры и пространства имеет метафорическую природу. С точки зрения семантики культурного ландшафта важна одна из теорий, детально разработанная Дж. Лакоффом и М. Джонсоном, описывающая процесс метафоризации как биполярное взаимодействие двух структур знаний - когнитивной структуры источника и когнитивной структуры цели. В процессе метафоризации происходит т.н. метафорическая проекция - частичное структурирование цели по образцу источника. В результате такой проекции цель понятийно организуется по образу и подобию источника. В случае участия метафорических проекций в формировании культурного ландшафта, его структура частично испытывает на себе влияние тех образов или категорий, которые играют роль источника. Иногда возможно обратное направление метафоры. Например, метафора жизнь - это река вполне может корреспондироваться с метафорой вода - это жизнь. И та и другая упомянутая метафора имеет вполне определенные ландшафтные коннотации, которые подспудно возникают в сознании носителя культуры либо при произнесении этой метафоры, либо при взгляде на пейзаж, открывающийся с высокого берега реки.

Во втором параграфе рассматриваются ориентационные и онтологические (структурные) метафоры, а ландшафт - как источник метафорической проекции, который в контексте дескриптивной теории метафоры (развивающей когнитивную теорию метафоры), описывается так же, как метафорическая модель (М-модель), как гроздь сигнификативных дескрипторов. По образу и подобию ландшафта, отдельных его элементов строятся целые поля метафорических значений в культуре. Вполне оправдано видеть ландшафтные образы как смысл структурных метафор. Например, схема образов, использующаяся в метафорах путешествие / путь подразумевает ландшафтную компоненту, поскольку подразумевает преодоление препятствий, в случае духовного пути - восхождение. Препятствия имеют коннотацию к пересеченной местности, восхождение подразумевает метафорический перенос структуры горного ландшафта. Метафоры вместилища, поля зрения также структурируются по ландшафтной М-модели.

Ориентационные метафоры делают, казалось бы, абстрактное понятие пространственным, поскольку строятся по аналогии с восприятием пространства - на противопоставлениях верх - низ, внутри - снаружи, лцентр - периферия и др. Физические основания метафоры счастье соответствует верху могут быть не только положения человеческого тела, как это утверждается Дж. Лакоффом и М. Джонсоном, но и ощущения человека, взобравшегося на гору.

В третьем параграфе исследуются возможности иконичной метафоры (обладающей образной яркостью) применительно к интерпретации культурно-ландшафтных реалий. С этой точки зрения можно рассматривать метафоры, включающие в себя топонимы. Наиболее яркие изобразительные метафоры переводят связанные с ними топонимы в разряд иконических знаков. Например, устойчивая культуро-географическая метафора Москва златоглавая, возводит в смысловой квадрат сразу два образа. Первый - визуальный облик города, архитектурную его особенность - обилие златоглавых церквей. Второй - латентный мифологический образ колосса с золотой головой, символизирующий государственную власть. Второй метафорический образ находится под спудом, под образным давлением первого, но отрицать его существование нельзя.

Подобной образностью обладают пространственные метафоры. Например, метафоры, структурирующие понятия верх - низ и вошедшие в саму ткань языка конкретные ландшафтные коннотации - воспарить к облакам, быть на вершине счастья, лечь на дно.

Каждый конкретный ландшафт предстает как метафора, в зависимости от специфики и типа: горный ландшафт - как метафора онтологической вертикали, равнинный степной ландшафт - как метафора беспредельности и бескрайности, речной ландшафт - метафора жизни и пути, и так далее - во всевозможных вариациях. Все эти метафоры - иконические, причем яркость образа, конструируемая в языке, в данном случае подменяется визуализацией образа, наблюдаемого или представляемого как пейзаж.

В четвертом параграфе пространство и/или ландшафт рассматривается как семантический вызов, порождающий новые смыслы. В ряде философских работ наблюдается обилие пространственных и ландшафтных метафор, с одной стороны, структурирующих философскую мысль в пространственных образах, таким образом географическое пространство выступает в роли метафоры - как категория структурирования мысли, с другой - провоцируется вторичное осмысление философии пространства и культурного ландшафта на основе возвратности этих метафор. Некоторые из этих метафор проанализированы в работах Д.Н.аЗамятина, по его определению, например, в работах М. Фуко географическое пространство превращается в собственную метафору. Равно как в гуманитарной географии, так и социологии и в философии культуры используется метафора ризомы (фр. rhizome корневище), введенная Ж. Делезом и Ф. Гваттари, - как бесконечно ветвящейся системы, должной противостоять неизменным линейным и центрированным структурам (как бытия, так и мышления), типичным для классической европейской культуры.

Как вариант метафоры, влияющей на последующие исследования в области культурного пространства, предлагается концепт метаметафоры К.А. Кедрова, которая базируется на теории двойной инверсии внутреннего и внешнего пространства, использовавшейся еще Павлом Флоренским в его анализе Божественной комедии Данте. По мнению самого К.А. Кедрова, в контексте его теории дупло, колодец, трещина в горе, а иногда и просто стена, тоннель, т.е. вполне узнаваемые элементы ландшафта, представляют собой метафорический этап гипотетического сценария подлета к черной дыре, поэтому можно рассматривать попытки выразить категории физической вечности и бесконечности в реальном ландшафте как метаметафору (духовные измерения вечности и бесконечности выражаются в культурном ландшафте через символ, о чем было подробно рассказано в предыдущей главе).

Пятый параграф посвящен обобщениям в области заявленного проблемного поля культурный ландшафт как метафора. В культурном ландшафте как специфической области культуры в достаточной мере используются метафоры. Это и антропоморфные метафоры, например, Москва - сердце России, и перенос значения с одного географического объекта на другой, например, Москва - третий Рим, космографические метафоры, в которых уже участвуют не отдельные объекты, а ландшафт в целом, уподобляясь космосу в представлениях связанной с ним культуры. На уровне локальных ландшафтов наиболее распространены, конечно, антропоморфные метафоры, уподобляющие горы, озера, леса человеческому телу или его элементам. Например, Дж.аЛакоффа и М. Джонсон рассматривают метафору гора - это человек, что выражается в таких лексемах, как подножие горы, плечо горы. По их мнению, такие метафоры маргинальны в культуре и языке. Но на наш взгляд, можно говорить о том, что эта метафора формирует специфичный дискурс путешествия по горам, выступает в роли дискурсивной практики (А.Н. Баранов) для определенной субкультуры. В альпинистском и туристском фольклоре метафора гора - это человек становится основополагающей, структурирующей мышление и деятельность представителей этой субкультуры, определяют отношение с ландшафтом. Она ложится в основу своеобразного неоязыческого культа - например, определяет обычай здороваться с горами перед восхождением, класть свой камень в каменные пирамиды, напоминающие обо, на перевалах, - отдавая дань уважения и благодарности горе за благополучно пройденный этап пути.

В шестом параграфе рассматривается наиболее емкая и полисемантичная метафора современной культуры - город и городской ландшафт - как метафора сознания, метафора Небесного Града, метафора комплексного общества, как метафора инфернального (антиидеального) пространства.

Процесс урбанизации охватывает все пространства, от географического до внутреннего, от реального до иномирного. Город представляется полимасштабной метафорой сознания (Л.В. Стародубцева), он может выражать структуру сознания от единичной человеческой личности до человечества в целом. Эта метафора предполагает двойной перенос значения между городом и сознанием, поскольку и город, и сознание структурно и понятийно подобны.

С метафорой городЦсознание связаны метафоры городЦНебесный Град и городЦинфернальное пространство, поскольку и то и другое понятие укоренены в сознании, и душа человека, согласно многовековой христианской традиции, может быть как местом для возведения Небесного Града, так и обиталищем инфернальных существ и пороков.

Параллельно с тем, что город является метафорой сознания, в каждой урбанистической культуре реализуется мифологический архетип города, обладающего сознанием, влияющего на своих жителей, их действия и образ мысли. Отголоски этой метафоры мы встречаем в Петербургском тексте В.Н. Топорова.

Если речь идет о конкретном городе на карте мира, то примечательно, что его метафорическое значение меняется в зависимости от географического положения. Город на горе, город у моря, город на перекрестке путей и город вообще (типовой, безликий город) - устоявшиеся метафоры культуры, применяемые к различным городам, отвечающим закрепленным в метафорах признакам.

В седьмом параграфе анализируются поэтические метафоры культурного ландшафта России и мирового геокультурного пространства на материале русской поэзии XVIII - середины XX века.

Поэзия открывает возможности герменевтического понимания сущности геокультурного пространства, здесь кроются безграничные возможности интерпретации, в том числе и культурного ландшафта как феномена культуры. Поэтические строки высвобождают метафорический смысл, который выращивается в толще культурных образов (Поль Рикер). Поэзия приносит в мир метафор неожиданные инновации (Г.аБашляр). На наш взгляд, существует предшествование поэтического образа, в том числе и пространственной метафоры, - оно лежит в области зависимости творческого сознания от сферы бессознательного, выраженного в культурных кодах, трансформирующихся при рождении поэтического образа.

В результате анализа поэтических текстов выявляются следующие метафоры культурного ландшафта России и некоторых его структурных элементов:

Россия - антропоморфная сущность, бескрайние пространства, трансцендентное пространство, Рим, Азия, великая степь, Север.

Санкт-Петербург - Пальмира Севера, столица мира, не-Россия, вымышленный, искусственный город.

Москва - библейский город, мать, исторический и духовный исток.

Волга - царица рек, мифологическая река.

Кавказ - антропоморфная сущность мужского рода, мифологическое пространство, опасное пространство.

Глава 4. КУЛЬТУРНЫЙ ЛАНДШАФТ КАК ЗНАКОВАЯ СИСТЕМА раскрывает особенности семиозиса, в котором участвуют географические объекты в качестве материальной оболочки знаков и/или их имен (топонимы).

В первом параграфе рассматриваются некоторые теоретические положения семиотики, в частности, касающиеся категории знака и знаковой ситуации, применительно к реалиям культурного ландшафта. Культура базируется на семиотических механизмах, в ней непрерывно порождаются новые знаки и сохраняются уже существующие, и те и другие вступают в процесс коммуникации, т.е. присваивают, преобразовывают и передают информацию (Ю.М. Лотман).

Знак - чрезвычайно емкое понятие, мы не вводим в работе новой дефиниции, а принимаем его в расширительном смысле как объект, который при определенных условиях (в определенной знаковой ситуации), имеет некое значение, не равное самому объекту.

Согласно ряду определений, в качестве знака (информационного сигнала) могут выступать не только предметы, явления и действия, но и образы, играющие роль представителей другого предмета, свойства или отношения.

Перефразируя А.М. Пятигорского, можно сказать, что люди могут использовать локусы, географические объекты в качестве знаков именно потому, что какие-то заложенные в них (а не в психике людей и не в актах сигнальной коммуникации) свойства объективно дают возможность такого использования. Мы предлагаем рассматривать онтологическую двоичность объектов в геокультурном пространстве - они не только и даже не столько представители физической реальности, сколько культуры, но когда имя объекта - топоним - употребляется в качестве знака, за ним всегда возникает образ вещности и физической реальности связанного с этим образом города, реки, горы, равнины. В географический образ обычно включаются архитектурные особенности города, протяженность, величина, физико-географические особенности природно-ландшафтных компонентов.

В отличие от метафоры, рассматривавшейся ранее в контексте геокультурного пространства, основная функция знака - коммуникативная. В случае культурного ландшафта метафоры могут редуцироваться в знаки и, наоборот, возвращать себе качества метафорических проекций, и в том и в другом случае пополняя и обогащая образы, связанные в конкретной культуре с тем или иным геообъектом. В этом случае генерируются знаки с символическим значением.

Применительно к геообъектам в контексте культуры можно говорить и о символах, более многозначных, чем знак, и родственных ему по сути. Символика ближе к образности, и символ тем более содержателен, чем больше в нем значений.

Рассматриваются и так называемы культурные знаки, которые имеют культурный компонент в денотативной или коннотативной его части (Ю.Б. Пикулева). Все семиотические формы в культурном ландшафте имеют культурный компонент преимущественно в денотативной его составляющей. Содержание знаков, являющихся частью культурного ландшафта, столь же многомерно, как смысловое содержание лексической единицы.

Во втором параграфе исследуется соотношение образов и знаков в культурном ландшафте. Знак - информационное образование, концепт знака включает в себя и информацию, которую несет знак, и сумму знаний об обозначаемом этим знаком объекте или понятии.

Информационные процессы выполняют организующую роль во всех пространствах, условно выделяемых внутри географического пространства, особенно в связанных с жизнедеятельностью человека, - экономическом, социо-культурном и геокультурном.

Информационно-знаковые процессы изучаются в овеществленных формах их проявления и в форме так называемого нематериального наследия, которое также признается неотъемлемой частью культурного ландшафта. Изучается и эволюция культуры в ее жизненном пространстве - пути внедрения новых информационных импульсов (инноваций), пространственные аспекты их взаимодействия с традиционно сложившимися структурами культурного ландшафта.

Человек, носитель той или иной культуры, трансформирует воспринимаемую им пространственную информацию в соответствии с кодом культуры (если под кодом культуры понимать систему внутренне связанных представлений, определяющих поведение человека в культуре).

Осмысление пространства культурой связано с рождением многоуровневых географических образов - от образа мира до образа места. Устойчивые представления о географическом объекте, локальности, элементе ландшафта, существующие в общественном сознании и/или зафиксированные в художественных произведениях, обозначаются как образ места и становятся, в свою очередь, неотъемлемой частью культурного ландшафта.

Из визуальных ландшафтных образов возникает ландшафтная символика культуры, конструирование символической образности проходит через стадии схематизации - вычленения характерной детали ландшафта, конвенциализации - закрепления за этой деталью кодового значения, наделения значащими деталями (крутизна, обзор, значительность), и наконец - рождения матрицы кругов смысла (Е.Ю.аКолбовский). Семиотика воспринимаемого пейзажа-пространства может рассматриваться как язык пространства, и может выступать в роли моделирующего кода культуры (Ю.М.аЛотман).

В концепции Д.Н. Замятина географические образы представляют собой исследовательский конструкт, в котором структурируются и выявляются наиболее важные нюансы из всех значений и смыслов, связанных с конкретным местом.

Хотя географический образ и существует, как и любой другой образ, в культуре, но приоритет пространства в ментальности культуры приводит к тому, что он воспринимается и репрезентируется как лоблако смыслов, клубящееся вокруг места/ландшафта, имеющего свои координаты в географическом пространстве и свои географические особенности. В качестве элементов образа места рассматриваются такие явления топофилия и топофобия (И.Фу Туан).

Из системы географических образов с помощью символических и метафорических элементов кристаллизуются знаковые системы культурных ландшафтов.

Третий параграф посвящен семиотике культурного ландшафта.

Семиотическая структура культурного ландшафта локального уровня строится на знаковых объектах и средовых зонах, которые тоже наполнены смыслом. Выделяются пространственные коды, регулирующие семиотизацию локального пространства, - архитектонический (объемы, пластика форм), предметно-функциональный (назначение объектов) и социально-символический - согласно которому значимая форма (памятник, триумфальная арка и т.п.) становится термином пространственного суждения и приобретает свой смысл только если она установлена на соответствующем месте (Л.Ф.Чертов).

Апеллируя к иному территориально-иерархическому уровню, не воспринимаемому непосредственно по причине своих масштабов, мы можем сказать, что в культурном ландшафте региона и макрорегиона архитектонический код существует не в непосредственном восприятии объектов, а в их образах. Объемы и массы горных систем и равнин, впадин и морей читаются через географическую карту, воспринимаются и интерпретируются через тот багаж географических знаний, который человек получает в средней школе.

Предметно-функциональные коды на макротерриториальном уровне довольно редки, поскольку не существует узкого функционального назначения объектов, за исключением наукоградов, военных городков и полигонов. Существовавшие в советский период лейблы регионов специализированного промышленного производства, вроде кузница страны, житница страны сейчас отошли в прошлое.

Аналогами высказывания, имеющего субъектно-предикатную структуру, в культурном ландшафте страны могут выступать города, если их строительство было своеобразным символическим актом. Таковы, например, Санкт-Петербург и Комсомольск-на-Амуре - один представлял собой локно в Европу и в то же время был эквивалентом имени святого покровителя его создателя, другой - закреплял советскую власть на дальних восточных рубежах и нес в своем имени идею коммунизма. Переименование городов в советский период и возникновение городов-имен, таких как Киров, Куйбышев и других, тоже служило утверждением в культурном ландшафте имен новой политической элиты. Новый Иерусалим и в имени своем, и в семантике внутренней структуры нес религиозную идею Небесного града, Иерусалима небесного и аналога Иерусалима земного.

Знаки-топонимы, знаки - географические объекты, знаки-ландшафты могут иметь прецедентный генезис или быть выразителями типичной ситуации, типичного, эталонного ландшафта. Прецедентный культурный знак выступает как разновидность культурного знака и соотносится с представлением о значимости как о культурно-ценностной характеристике (Ю.Б. Пикулева). В отношении дихотомии культурного (и/или исторического) прецедента и типичной ситуации в случае с объектами географического пространства важны сверхличный характер (известность всем представителям сообщества) знака, актуальность в когнитивном (познавательном и эмоциональном) плане, постоянное или регулярное использование среди представителей определенной культуры.

Географические объекты и элементы ландшафта становятся символами в том случае, если в культуре существуют устойчивые ассоциации с судьбоносными историческими событиями, артефактами или уникальными чертами природного ландшафта.

Рассматривая культурный ландшафт как знаковую систему, мы можем наблюдать, что в нем соблюдается большинство правил семиотики - минимизация исходного текста, дискретная передача непрерывного содержания, делимитация текста, метонимия.

По отношению к знакам пространственно-семантической сети применима классическая классификация Ч. Пирса - в культурном ландшафте выделяются символьные, индексальные и иконические знаки. Наиболее употребимы символьно-индексальные знаки.

Интерпретацию культурного ландшафта как знаковой системы можно расширить с помощью более современной классификации на основе базисного знака, разработанной А. Соломоником. Географические объекты и топонимы выступают в роли естественных, образных, языковых, иероглифических (системы записи) знаков. Символический уровень знаковой системы, как уровень максимальной абстракции, по Соломонику выраженный в математических кодах, для культурного ландшафта практически неприменим.

Итак, если рассматривать семантику географических объектов, которая читаема в пределах семиосферы мировой культуры, то геокультурное пространство предстает как пространственно-семантическая сеть. Узлами такой сети являются города, реки, горные вершины и горные цепи, наполненные историей, смыслами и идеалами человечества. Разные объекты пространственно-семантической сети находятся в сложных, богатых нюансами, но неоспоримых взаимоотношениях. Например, взаимоотношение топонимов и соответствующих городов, такое как Ватикан - Иерусалим - Константинополь читается как символика двух ветвей развития христианства. Иначе выглядит, например, биполярное отношение Иерусалим - Мекка, читающееся как неслияние двух культурных и конфессиональных миров.

В Главе 5. КУЛЬТУРНЫЙ ЛАНДШАФТ КАК ТЕКСТ особое внимание уделено теоретическим и методологическим вопросам изучения культурного ландшафта текстологическими методами.

В параграфе первом рассматривается история структуралистского и постструктуралистского понимания текста. Концепция текста и концепция семиосферы Ю.М. Лотмана существенно расширяют возможности в области изучения не только культуры, но и преображенного ею географического пространства - культурного ландшафта. Понятие текстуальности теряет определенность границ и охватывает чрезвычайно широкую сферу человеческой деятельности. Неизбежную субъективность ментальных конструктов в восприятии и научной интерпретации действительности отметил Б.М. Гаспаров, введя в научный оборот понятие презумпции текстуальности. Презумпция текстуальности по Б.М.аГаспарову (в отношении речевых актов) состоит в потребности представить высказывание или событие в качестве непосредственного и целиком обозримого феномена. В контексте презумпции текстуальности культурный ландшафт представляется идеальным объектом изучения. Процесс формирования и существования культурного ландшафта определяет его смысловую структуру, где не только события, но и места, с ними связанные, воспринимаются как значимые и несущие в себе определенное сообщение для социума. Критерием значимости места в культуре выступает использование его топонима как единицы текста и способность имени к образованию вторичных (переносных) значений, т.е. к деноминации (Е.Л. Березович).

Вторичные или переносные значения топонимов и представляют собой сообщения - например, вторичные значения топонимов Камчатка и Колыма не вызывают особых разночтений. Эти сообщения возможно прочесть в их исторической и, соответственно, смысловой последовательности. Иногда локусы-сообщения используются для составления новых сообщений, например, при разработке маршрутов паломничеств или тематических экскурсий. В остальных случаях прочтение локусов-сообщений, интерпретация смыслов места и локального текста культуры зависит от интенций воспринимающего.

Топонимика позволяет нам рассматривать тексты культурного ландшафта как свернутые мнемонические программы (Ю.М. Лотман). Топонимы-знаки и соответствующие им географические объекты находятся между собой в определенных отношениях.

Процесс создания любого текста обозначается А.М. Пятигорским как субъективная ситуация. Субъективная ситуация в культурном ландшафте продолжается бесконечно, а процесс считывания (восприятия) также не прекращается, соответственно, субъективная и объективная ситуация совпадают во времени. Культура не только воспринимает (наследует, рефлексирует) созданные ранее и запечатленные в географическом пространстве смыслы, но и вносит свои изменения даже в результате восприятия, если при этом происходит переосмысление сообщений, созданных ранее. В связи с этим по отношению к пространству, семантически упорядочиваемому культурой, как нельзя больше подходит понятие интертекста, который возникает как результат чтения-письма, как пространство схождения всевозможных цитаций (Ю. Кристева). Мы приходим к тому, что понятие текста воспринимается и трактуется чрезвычайно широко - как гибкая иерархизированная, подвижно структурирующаяся система значащих элементов (В.В. Абашев), и позволяет нам интерпретировать культурный ландшафт как текст.

Во втором параграфе анализируются закономерности существования текста культурного ландшафта. В культурном ландшафте, как уже отмечалось, происходит фиксация смыслов в пространстве, которые при всей своей текучести, видоизменяясь, тем не менее, ассоциируются с породившим их местом/регионом или макрорегионом. Пространственная структура культурного ландшафта может выступать в роли текста, где каждый элемент имеет устойчивые значения и смыслы. Пересечение смыслов в одном локусе дает приращение смысла. Сама поливалентность значений в пространстве имеет значение культурной насыщенности, граничащей с понятием культурного наследия.

Элементы структуры: центр - провинция - периферия - граница, - определяют смысловые значения каждого из конкретных географических объектов, занимающих своё определенное место в этой матрице. Дороги в культурном ландшафте выступают и как выразители идеи коммуникации, и как собственно коммуникация, особенно актуализующаяся в путешествиях, порождающих новые смыслы (классика жанра - Путешествие из Петербурга в Москву Радищева).

К культурному ландшафту применима концепция палимпсеста, применяемая при интерпретации и анализе других текстов культуры. В ландшафте проявляются разновременные тексты культуры, накладываясь один на другой, составляя неповторимые сочетания, многие из которых, попадая в новый культурно-исторический контекст, прочитываются заново, иногда и с диаметрально противоположной перестановкой акцентов и смыслов.

огика знаковой системы культурного ландшафта нелинейна, не имеет четкой нарративной структуры. Можно представить культурный ландшафт как плетение смыслов. Если есть узлы, есть и ткань нерегулярного плетения. В структуре культурного ландшафта акцент ставится на выделение системы центров и семантически значимых территорий.

В культурном ландшафте существуют полисемантичные знаки и лакуны смысла. Собственно природные свойства местности - уже смысл, но только в присутствии наблюдателя. Лакуны могут возникать и как изнанка смыслов в определенной системе философских, эстетических, этических координат. Как стихийные свалки или палаточные городки бомжей, периодически возникающие в ландшафте города, но в местах, практически не контролируемых городской цивилизацией. В этом отношении интересна концепция выморочного района, выделяемого исследователями там, где ослабевают качества или признаки, по которым та или иная территория относится к крупному культурному или экономическому центру притяжения.

В культурологии, при том что культура рассматривается как текст, структурная единица текста не определена. Но пространственный компонент культуры обязывает к проявлению структуры. В культурном ландшафте структурной единицей может становитсья локус/место, но уже в ином значении - как локус-символ, локус-сообщение, локус-знак, поскольку подразумевается, что символическое значение имеет связь с конкретной территориальной единицей.

Третий параграф представляет возможности изучения городского ландшафта, интерпретированного как текст. Город - особый тип культурного ландшафта, обладающий гипер-семантической насыщенностью, каждый элемент которого и соотношение элементов несет в себе сообщение. Городской ландшафт насыщен символами и сообщениями, в которых передаются смыслообразы миновавших исторических периодов; элементы городской структуры также семиотичны - сама за себя говорит планировка исторического центра и окраин и т.п.

В основе идеи города лежат глубинные идеи-архетипы мировой культуры. Мифы, символы и образы выступают как основа восприятияЦчтения города: квадраты, окружности, вертикальные линии воспринимаются в их архетипическом значении - как мандала (символическая схема мироздания) города (А.А. Барабанов).

Исследуя семантику ландшафта Петербурга В.Н. Топоров выделяет коэффициенты: прямизны, кривизны, ломанности улиц; организованности пространства; открытостиЦзакрытости пространства; прерывности-непрерывности и разъединенности-слитности пространства. Город имеет свой лязык - его физиогномические элементы и объекты (улицы, площади, памятники и т.д.) интерпретируются как гетерогенный текст, имеющий некий общий смысл.

Внутренняя структура города, подобно внутренней структуре текста, состоит из системы единиц и узлов (К. Линч), связей (отношений) и свойств, присущих именно городу (тексту), как целому. Города, подобно литературным текстам, имеют свой жанровый образ, выражающий в какой-то мере смысл места, смысл города (Е.В. Конева).

В четвертом параграфе обсуждаются возможные стратегии прочтения текста культурного ландшафта.

В современной философии культуры (В. Подорога) процесс чтения понимается как попытка понимания Другого. Читающий вступает в коммуникацию с текстом, который может представляться в роли субъекта, понимающего своего читателя. Текст прорастает, распространяется в читателя.

Поэтому прочтение текста культурного ландшафта сходно с методикой моделирования образов места, предложенной Д.Н.аЗамятиным - латентная информация преобразуется исследователем, вступающим с ней в активную коммуникацию, в пространственно-знаковую модель.

В акте прочтения текста культурного ландшафта следует учитывать то, что семиотические системы, как их определяет Ю.М. Лотман, при их прочтении требуют перевода, поскольку семиотические механизмы - не только средства коммуникации, служащие для точной передачи текста, но механизмы творческого сознания. Сообщение, которое представляется как текст, предполагает как минимум два культурных кода, не тождественных, но эквивалентных - один кодирует текст, другой применяется при его декодировании. Учитывая то, что экспозиция текста культурного ландшафта нелинейна и не определяет сама по себе направление прочтения, его читатель получает больше возможностей для дешифровки и интерпретации.

В культурном ландшафте всегда наличествует несколько направлений, линий и блоков прочтения. Легче всего поддаются прочтению ландшафты-тексты национальной истории. Например, изучение семиотической структуры культурного ландшафта России на материале русской поэзии (О.А. Лавренова) показывает, что она представляет собой застывшую в пространстве волну колонизации. Староосвоенная европейская часть России отделена от бесструктурного, внутренне хаотичного топонима-пространства Сибири границей-фронтиром Уральских гор.

Тот же текст культурного ландшафта России может быть прочитан не в историческом, но в религиозно-мифологическом ключе. Это прочтение, в отличие от исторического, более универсально и, в то же время, более обобщенно. В этом же ключе могут быть прочитаны тексты культурных ландшафтов регионального и локального уровня. Может быть геополитическое прочтение (в призме политики в культурном ландшафте России выделяются совсем другие структурные элементы - например, красный пояс), прочтение из области истории идей или геобиографий отдельных личностей.

Чтение пейзажа имеет несколько иные ключевые подходы. Во-первых, оно определяется точкой обзора, во-вторых, в качестве значимых элементов выделяются пластика ландшафта, его ритм, структура. Чтение пейзажа имеет три основных уровня - поэтический (чувственный), эстетический и когнитивный.

В пятом параграфе предлагается еще одна стратегия прочтения текста культурного ландшафта - через локальные тексты культуры, представляющие собой корпус художественных, документальных и фольклорных текстов, связанных с конкретным местом. Тексты художественных произведений выступают как генераторы смыслов для конкретного культурного ландшафта/места. Наличие текстов, генетически связанных с ландшафтом, подразумевает, что ландшафт как семиотическая система строится также по принципу мозаики цитаций, как продукт впитывания в информационную составляющую ландшафта других текстов, и при считывании этого интертекста - генерации других текстов.

Проблематика локального текста культуры впервые была фундаментально исследована В.Н. Топоровым на примере Петербургского текста русской культуры, который он определил как некий конструкт общего характера, отличающийся смысловой сверхуплотненностью, который он обозначил как синтетический сверхтекст, настроенный на высшие смыслы и цели, и который обладает семантической связностью, цельностью, наличием ядра, восходящего к одному источнику. Топоров рассматривает и классифицирует в аксиологическом и онтологическом ключе смысловые аспекты образа города, от высоких до низких, исследует мифы, лежащие в основе Петербургского текста - миф о творце, эсхатологический миф, миф об онтологической противопоставленности Москве. Как одна из сюжетных линий в Петербургском тексте участвуют его природа и ландшафтные особенности. Петербургский текст вполне оправдано рассматривается не только как смысл, но и как коммуникационная функция петербургского ландшафта, транслирующий себя как сообщение в Россию и вовне.

В.В. Абашев исследовал Пермский текст русской культуры. Анализируя письменные источники от Епифания Премудрого, Пастернака до современных самиздатовских стихов, афиш и рекламных проспектов, исследователь включает в Пермский текст семиотизированные особенности ландшафта, истории, географии, бытового уклада и поведения. В результате определяется парадигматика данного локального текста, в которого включены как конкретные объекты городского ландшафта, так и сложные синкретические образования вроде пермского звериного стиля. Важным элементом Пермского текста выступает способность топонима Пермь к анаграммированию, которая используется как смыслопорождающая в формировании образа города. Резонанс Пермского текста в русской культуре, конечно, не сравним с Петербургским. Но тем не менее со времен Пушкина, произнесшего знаменитое Еот Перми и до Тавриды в стихотворении, обращенном к клеветникам России, имя Пермь звучало как выражение некоей бытийной предельности.

Другой предел, положенный в вышеупомянутом, наполненном патриотическим пафосом стихотворении К клеветникам России, - Таврида - вдохновила А.П. Люсого на исследование Крымского текста, который представляет собой более поздние вариации на тему античного мифа. Этот же автор исследует и Кавказский текст русской литературы, в котором, в отличие от других локальных текстов, ярко выражены темы плена, любви, мести.

М. Петровским рассматривается Киевский текст, но не русской культуры в целом, а литературного наследия М. Булгакова, где город Киев интерпретируется как вечный город (РимЦИерусалим), гибнущий в мировом катаклизме. Пластика ландшафта Киева и его метафизика (инвертированность пространств) находит выражение в сюжетных линиях романов.

Не менее, чем локальные тексты, интересна рефлексия на тему гений и место, в которой с разных авторских позиций и с разным методологическим арсеналом исследуются образы мест и концепции пространства в произведениях тех или иных классиков русской литературы. Наиболее значимым исследованием концептов пространства, выполненным в филологическом ключе, представляется монография Петра Вайля Гений места.

Шестой параграф - еще одна стратегия прочтения культурного ландшафта, с помощью путешествия, которое как явление культуры имеет свои семантические категории. Семантика культурного ландшафта при непосредственном соприкосновении с ним требует не бесстрастного наблюдения, а вживания - исследования его герменевтическими методами. Мирское, обыденное пространство доступно стороннему наблюдению и описанию, но чрезвычайно скудно по своей семантике. Эти пространства существуют одновременно в одно и том же культурном ландшафте, и путешественник, перемещаясь по лицу планеты, выбирает сам, в каком из них он совершает свой путь, насколько богаты и полисемантичны будут его наблюдения.

Путешествие рассматривается как географическое самопознание культуры и как прототип метафоры и концепта пути, одного из основополагающих в любой культуре. Проводится классификация путешествий в контексте семиосферы - вектор на плоскости для обыденных путешествий, движение по кругу для вечных скитальцев или проклятых мифологических персонажей, вектор восхождения нЦ для духовных путешествий, паломничеств.

В ЗАКЛЮЧЕНИИ формулируются результаты, подводятся итоги предпринятого исследования, делаются обобщения, намечаются перспективы развития темы.

Главный итог работы можно сформулировать следующим образом.

Культурный ландшафт как феномен культуры, закрепляющейся в географическом пространстве с помощью семиотических механизмов - это особая область бытия культуры, обладающая некой функциональной и онтологической самодостаточностью, но тем не менее, включенная в семиосферу и ноосферу.

Основные положения диссертации и результаты проведенных исследований отражены в следующих авторских публикациях:

Монографии:

1. авренова О.А. Пространства и смыслы: Семантика культурного ландшафта. Ц М.: Институт Наследия, 2010. Ц 330 с. (20 п.л.)
2. Бородулина Н.А., Вендина О.И., Галкина Т.А., Гудков Л.Д., Заяц Д.В., Колосов В.А., Криндач А.Д., Лавренова О.А., Середина Е.В., Трейвиш А.И., Туровский Р.Ф. Геополитическое положение России: представления и реальность. (Коллективная монография.) - М.: Арт-Курьер, 2000.  - 352 с. (18 п.л. / личная доля автора 0,8 п.л.)
3. Borodulina N.A., Galkina T., Gudkov L.D., Kolosov V.A., Krindach A.D., Lavrenova O.A., Seredina E.V., Treyvish A.I., Turovskiy P.F. Zayatz D.V. La Russia nelle imagini artistiche di poeti e compositori russi e sovietici // La collocazione geopolitica della Russia. (Коллективная монография.) - Torino: Edizioni, 2001. - 350 p. (18 п.л. / личная доля автора 0,8 п.л.)
4. Бородулина Н.А., Вендина О.И., Галкина Т.А., Гудков Л.Д., Заяц Д.В., Колосов В.А., Криндач А.Д., Лавренова О.А., Середина Е.В., Трейвиш А.И., Туровский Р.Ф. Мир глазами россиян: мифы и внешняя политика. (Коллективная монография.) - М.: Общественное мнение, 2003. - 304 с. (19 п.л./ личная доля автора 0,9 п.л.)

Научные и словарные статьи, доклады:

5. авренова О.А. Философия ландшафта и геокультурного пространства в творчестве Н.К.Рериха и С.Н.Рериха // Человек. 2001. №1. С.153-163. (1,2 п.л.)
6. авренова О.А. Пространство в бытии, или Время в культурном ландшафте // Вопросы культурологи. № 12, 2009. (0,48 п.л.)
7. авренова О.А. Стратегии прочтения текста культурного ландшафта // Эпистемология & философия науки. 2009. Т. XXII. № 4.  С. 123Ц141. (0,98 п.л.)
8. авренова О.А. Культура и пространство: ноосфера, пневматосфера и семиосфера как базисные концепты // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: Философия, 2010. Том 8, вып. 1. С. 90Ц95. (0,51 п.л.)
9. авренова О.А. Культурный ландшафт как знаковая система // Философия и культура. № 3 (27), 2010. С. 61Ц70. (0,9 п.л.)
10. авренова О.А. Семиотическая концепция культурного ландшафта // Обсерватория культуры. Ц 2010. Ц №.4. Ц С. 62Ц70. (0,98 п.л.)
11. авренова О.А. Культура и пространство: гуманитарный дискурс // Вопросы культурологии. Ц 2010. Ц № 6. Ц С. 38Ц43. (0,49 п.л.)
12. авренова О.А. Культурный ландшафт как метафора // Философские науки. Ц 2010. Ц № 6. Ц С.а92Ц101. (0,51 п.л.)
13. авренова О.А. Культурные миры и философия культуры в литературном наследии Н.К.Рериха: геокультурный аспект // Вестник исторической географии.Ц Москва-Смоленск, 2001. №2. - С.87Ц106. (0,45 п.л.)
14. авренова О.А. Преображение пространства Культурой: Земля и человек на пути к ноосфере // Новая Эпоха - Новый Человек. Материалы международной научно-практической конференции. 2000. - М.: МЦР, Мастер-Банк, 2001. - С.180Ц193. (0,52 п.л.)
15. авренова О.А. Новые направления культурной географии: семантика географического пространства, сакральная и эстетическая география // Культурная география. - М.: Институт Наследия, 2001. - С.95Ц126. (0,8 п.л.)
16. авренова О.А. Сакральная семантика пространства // Наследие и современность. Информационный сборник. Вып. №9.  - М.: Институт Наследия, 2002. - С. 3Ц19. (0,85 п.л.)
17. авренова О.А. Философия ландшафта и геокультурного пространства в творчестве Н.К. Рериха и С.Н. Рериха // География искусства. Вып. 3. - М., 2002. - С.50Ц82. (1,2 п.л.)
18. авренова О.А. Культурный  ландшафт: семантика  культурно- географических взаимодействий // Известия РАН. Серия географическая. - 2003, №2. - С.114Ц120. (0,97 п.л.)
19. авренова О.А. Культурный ландшафт: от Земли к Космосу. Ноосферная концепция В.И. Вернадского и понятие культурного ландшафта // Биосфера. 2003, №2. www.ihst.ru/~biosphere (0,56 п.л.)
20. авренова О.А. Образ места и его значение в культуре провинции. В сб.: Геопанорама русской культуры. Провинция и ее локальные тексты. - М.: Языки славянской культуры, 2004. - С. 413Ц426. (0,51 п.л.)
21. авренова О.А. Ноосферная концепция культурного ландшафта // Язык и культура в Евразийском пространстве. Сборник статей XVII Международной научной конференции. 19Ц21 апреля 2004 г. - В 2 т. - Т.2.Ц Томск: Изд-во ТГУ, 2004. - С.606Ц614. (0,78 п.л.)
22. авренова О.А. Постижение ландшафта: философия пространства в романе А. де Сент-Экзюпери Цитадель // Гуманитарная география. - Вып.1. - М.: Институт Наследия, 2004. - С. 62Ц76. (0,7 п.л.)
23. авренова О.А. Культурный ландшафт: от Земли к Космосу // Космическое мировоззрение - новое мышление XXI века. Материалы международной научно-общественной конференции. - В 3 т. - Т.II. - М.: МЦР, Мастер-Банк, 2004. - С.140Ц151. (0,7 п.л.)
24. авренова О.А. Молитва Земли Небу. Философия ландшафта в творчестве Н.К. и С.Н. Рерихов // Культура и время. - №3/4, 2004. - С. 85Ц99. (0, 9 п.л.)
25. авренова О.А. Семиотизация культурного ландшафта в музеях-заповедниках (на примере музея-заповедника Томская писаница) // География искусства. - Вып.4. М., 2005. - С.43Ц58. (0,7 п.л.)
26. авренова О.А. Мой дом везде, где есть небесный сводЕ Русский космизм начала ХХ века и современная гуманитарная география // Гуманитарная география. Научный и культурно-просветительский альманах. - Вып. 2. - М.: Институт Наследия, 2005. - С.6Ц25. (1,1 п.л.)
27. авренова О.А. Сакральная география // Гуманитарная география. Научный и культурно-просветительский альманах. - Вып.2. - М., 2005. - С.365Ц370. (0,1 п.л.)
28. авренова О.А. Семиотика культурного ландшафта // Гуманитарная география. Научный и культурно-просветительский альманах. - Вып.2. - М.: Институт Наследия, 2005. С.370Ц372. (0,1 п.л.)
29. авренова О.А. От Земли к космосу: ноосферная концепция В.И. Вернадского и космический детерменизм А.Л. Чижевского // Гуманитарная география. Научный и культурно-просветительский альманах. - Вып.4. - М.: Институт Наследия, 2007. С.100Ц120. (0,95 п.л.)
30. авренова О.А. Эстетическая география // Гуманитарная география. Научный и культурно-просветительский альманах. - Вып.4. - М.: Институт Наследия, 2007. - С.356Ц358. (0,1 п.л.)
31. авренова О.А., Митин И.И. Топофилия // Гуманитарная география. Научный и культурно-просветительский альманах. - Вып.4. - М.: Институт Наследия, 2007. - С.339Ц342. (0,1 п.л./ личный вклад автора 0,05 п.л.)
32. авренова О.А. Институт Гималайских исследований Урусвати: вехи науки будущего // Культура и время. - №3, 2007. - С. 26Ц39.
33. авренова О.А. Культурный ландшафт в контексте ноосферной концепции //  Экология и культура: от прошлого к будущему. Материалы межрегиональной научно-практической конференции, 29Ц30 ноября 2007 года. - Ярославль: Александр Рутман, 2008. - С.18Ц23. (0,4 п.л.)
34. авренова О.А. Два эссе об антропном пространстве-времени // Totallogy-XXI. Постнекласичнi дослiдження. - № 19. - Киев: ЦГО НАН Украни, 2008. - С. 311Ц339. (1,12 п.л.)
35. авренова О.А. Время, мерцающее в пространстве // Гуманитарная география. Вып. 5. - М.: Институт Наследия, 2008. - С. 111Ц124. (0,8 п.л.)
36. авренова О.А. География искусства и география литературы  // Гуманитарная география. - Вып. 5. - М.: Институт Наследия, 2008. - С.211Ц213. (0,1 п.л.)
37. авренова О.А. Перцепционная география // Гуманитарная география. - Вып. 5. - М.: Институт Наследия, 2008. - С.260Ц264. (0,1 п.л.)
38. авренова О.А. Тексты путешествий и тексты о путешествиях: философский и семантический аспекты. К 85-летию Центрально-Азиатской экспедиции Н.К. Рериха (1924Ц1928) // География искусства. - Вып. 5. - М.: Институт Наследия, 2009. - С.39Ц53. (0,77 п.л.)
39. авренова О.А. Центрально-Азиатская экспедиция Н.К. Рериха: философия и семантика путешествия // 80 лет Центрально-Азиатской экспедиции Н.К. Рериха. Материалы Международной научно-общественной конференции. 2008. - М.: МЦР, Мастер-Банк, 2009. - С.224Ц238. (0,8. п.л.)
40. авренова О.А. Философия пространства в русском космизме // Россия: воображение пространства / пространство воображения (Гуманитарная география: Научный и культурно-просветительский альманах. Специальный выпуск) / Отв. ред. И.И. Митин; Сост. Д.Н. Замятин, И.И. Митин. М.: Аграф, 2009. - С.82Ц93.  (0,67 п.л.)

---

1 Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров: Человек. Текст. Семиосфера. История. - М.: Языки русской культуры, 1996. - С.4.

2 Веденин Ю.А., Кулешова М.Е. Культурные ландшафты как категория наследия // Культурный ландшафт как объект наследия. - М.: Институт Наследия, СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. С. 13Ц16.

3 Веденин Ю.А. Искусство как один из факторов формирования культурного ландшафта // Известия АН СССР. Серия географическая. 1988, № 1; Веденин Ю.А. Проблемы формирования культурного ландшафта и его изучения // Известия АН СССР. Сер. геогр. 1990. № 1. С. 3Ч17; Веденин Ю.А. Очерки по географии искусства. СПб.: Изд-во "Дмитрий Буланин", 1997; Веденин  Ю.А., Кулешова М.С. Культурный ландшафт как объект культурного и природного наследия // Известия РАН. Сер. геогр. 2001. №1.

4 Веденин Ю.А. Очерки по географии искусства. СПб.: Институт Наследия, 1997. С. 8.

5 Веденин Ю.А. Информационная парадигма культурного ландшафта // Культурный ландшафт как объект наследия. М.: Институт Наследия; СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. - С. 68Ц81.

6 См. работы основоположников и современное развитие семиотического подхода: Kassirer E. Philosophie der symbolischen Formen. Bd. 1-3. Berlin, 1923-1929; Вебер М. Избранное. Образ общества / Пер. с нем.аЦ М.: Юрист, 1994; Lvi-Strauss Cl. Antropologie structurale. P.: Plon, 1958; Лотман Ю.М. История и типология русской культуры. СПб.: Искусство - СПб, 2002; Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб.: Искусство-СПб, 2000; Пятигорский А.М. Избранные труды. М.: Шк. "Языки рус. культуры": Кошелев, 1996. Мамардашвили М.К. Символ и сознание: Метафиз. рассуждения о сознании, символике и языке. М.: Шк. "Языки рус. культуры": Кошелев, 1997. Ревзин И.И. Современная структурная лингвистика. Проблемы и методы. М.: Наука, 1977. Успенский Б.А. Семиотика искусства. М.: Шк. "Языки рус. культуры", 1995. Успенский Б.А. Крест и круг: из истории христианской символики. М.: Языки славян. культур, 2006; Успенский Б.А. Крестное знамение и сакральное пространство: почему православ. крестятся справа налево, а католики - слева направо? М.: Яз. слав. культуры, 2004; Успенский Б.А. Царь и патриарх. Харизма власти в России: (Византийс. модель и ее рус. переосмысление). М.: Школа "Языки рус. культуры": Кошелев, 1998Механизмы культуры : [Сб. ст.] / АН СССР, Науч. совет по истории мировой культуры, Комис. по изуч. культуры как коммуникатив. системы; Отв. ред. Б.А. Успенский. М.: Наука, 1990; Иванов Вяч. Вс. Славянские языковые моделирующие семиотические системы: (древний период). Акад. наук СССР, Ин-т славяноведения. М.: Наука, 1965; Топоров В.Н. Петербургский текст русской литературы. Избр. труды. СПб.: Искусство-СПБ, 2003; Топоров В.Н. Исследования по этимологии и семантике. М.: Яз. славян. культуры, 2004; Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исслед. в обл. мифопоэтического: Избранное. М.: Прогресс: Культура, Б.г. (1994); Егоров Б.Ф. От Хомякова до Лотмана: [Сборник]. М.: Языки славян. культуры (Кошелев), 2003;  Егоров Б.Ф. Российские утопии: исторический путеводитель. Санкт-Петербург : Искусство-СПБ, 2007; Егоров Б.Ф. Структурализм. Русская поэзия. Воспоминания. Томск: Водолей, 2001; Гаспаров М.Л. Избранные статьи. М.: Новое лит. обозрение, 1995; Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. - М.: Новое литературное обозрение, 1996; Гирц К. Интерпретация культур / Пер. с англ. Ч М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004; Гриценко В.П. Культура как знаково-семиотическая система. Дисс. Едокт.филос.наук. Краснодар, 2000. Махлина Т.Н. Семиотика культуры и искусства. СПб, 2003; Махлина Т.Н. Язык искусства в контексте культуры. СПб, 1995. Махлина Т.Н. Семиотика сакрально-религиозны представлений. М.: Алетейя, 2008. Махлина Т.Н. Семиотика культуры повседневности. М.: Алетейя, 2009.

  Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по культурологии