Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по истории  

На правах рукописи

БОНДАРЕВ ВИТАЛИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

РОССИЙСКОЕ КРЕСТЬЯНСТВО

В УСЛОВИЯХ АГРАРНЫХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ

В  КОНЦЕ  20  Ц  НАЧАЛЕ  40-х  ГОДОВ  XX  ВЕКА

(НА  МАТЕРИАЛАХ  РОСТОВСКОЙ  ОБЛАСТИ, КРАСНОДАРСКОГО  И  СТАВРОПОЛЬСКОГО  КРАЕВ)

Специальность 07.00.02 - Отечественная история

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук

Новочеркасск

2007

Диссертация выполнена  в

Южно-Российском государственном техническом университете

(Новочеркасский политехнический институт)

Научный консультант -

доктор философских наук, кандидат исторических наук, профессор

Скорик Александр Павлович

Официальные оппоненты: действительный член РАЕН,

доктор исторических наук, профессор

Полторак Сергей Николаевич

доктор исторических наук, профессор

Булыгина Тамара Александровна

доктор исторических наук, профессор

инец Сергей Иванович

Ведущая организация: Воронежский государственный университет

Защита состоится 26 октября 2007 г. в 12 часов на заседании диссертационного совета ДМ 212.256.03 в Ставропольском государственном университете по адресу: 355009, г. Ставрополь, ул. Пушкина, 1.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Ставропольского государственного университета.

Автореферат разослан _____ сентября 2007 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета,

доктор исторических наук,

профессор И.А. Краснова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. В драматичной российской истории период коллективизации и последующего развития колхозной системы выступает одним из наиболее сложных, трагичных и одновременно - ключевых. Являясь грандиозным социальным экспериментом, на десятилетия вперед предопределившим развитие российской деревни, коллективизация одновременно стала одним из важных средств формирования сталинского режима, подчинения советского общества государству. В связи с этим процесс и результаты коллективизации представляется возможным характеризовать как одно из важнейших событий отечественной истории XX в. Уже поэтому такая научная проблема, как коллективизация и развитие российской деревни в конце 20-хаЦ начале 40-х гг. XXав., является актуальной для ученых.

На протяжении постсоветского периода исследователи получили доступ к массе ранее закрытых материалов, что дало новый импульс анализу коллективизации и позволило рассмотреть целый ряд вопросов данной темы, прежде практически не затрагивавшихся. Однако научно-теоретический аспект актуальности указанной проблемы определяется не столько представившейся специалистам возможностью осветить недостаточно исследованные ее аспекты, сколько радикальными трансформациями методологической базы исследования коллективизации. В условиях теоретико-методологического плюрализма, сменившего былой диктат марксистского подхода, исследователи могут анализировать проблему колхозного строительства с разных позиций, что существенно расширяет поле научного поиска.

Актуальность проблемы коллективизации и развития колхозной системы возрастает в процессе осуществления демократических пренобразований в России, когда общество нуждается в осмыслении и при необходимости применении опыта предшествующих модернизаций. В этих условиях исследование проблемы развития коллективизированной деревни имеет уже не только научно-теоретическое, но и практическое значение, позволяет реализовать прогностическую функцию исторической науки. Иными словами, располагая знаниями о прошлых исторических ошибках, общество полунчает возможность избежать аналогичных ошибок в настоящем и будущем.

Нам представляется, что в практической плоскости можно говорить об экономическом и социально-политическом аспектах актуальности проблемы колхозного строительства в российской деревне. В экономической плоскости опыт коллективизации может (и должен) быть востребован в ходе постсоветских преобразований аграрной сферы, эффект которых на данный момент, к сожалению, невелик, а негативные итоги пока превалируют над положительными. В значительной мере это есть следствие отказа государства от регулирования сферы сельхозпроизводства, а также непоследовательности и чрезмерного радикализма преобразований. Между тем результаты анализа колхозного строительства убедительно свидетельствуют, что в специфических условиях России, не благоприятствующих аграрному производству, сельское хозяйство нуждается в разумном государственном регулировании и государственной же помощи. Кроме того, анализ жизнедеятельности колхозной деревни позволяет утверждать, что аграрная сфера весьма болезненно реагирует на попытки унификации форм производства и, напротив, функционирует эффективно в условиях их многообразия (многоукладности).

Тесная, неразрывная взаимосвязь экономики и общественной жизни определяет социально-политический аспект актуальности темы. В данном случае важно подчеркнуть, что политика коллективизации являлась очередным выражением вечной российской закономерности, суть которой можно сформулировать следующим образом: государство стремится подчинить себе общество для удобства управления этим обществом и наиболее эффективного решения масштабных государственных (а также и общественно важных) задач. При этом отвергаются принципы самоуправления, демократические ценности, разрушаются механизмы саморазвития общества. Соответственно, в процессе  демократизации общественно-политической жизни важно устранить и не допустить реанимации негативных характеристик колхозной системы, таких, как отстраненность крестьян от важнейших вопросов жизни того или иного поселения, региона, страны, их зависимость от местного руководства, возникшая как результат отсутствия собственной экономической базы, и пр. 

Хронологические рамки исследования - конец 1920-х - начало 1940хагг. Начальный рубеж определяется решениями XV съезда ВКП(б) об активизации усилий в деле колхозного строительства и кооперирования крестьянства и, что более важно, - фактическим переходом большевиков к слому нэпа в деревне (что противоречило постановлениям съезда о добровольности коллективизации). Переход к слому нэпа выразился в репрессиях против сельских жителей и в чрезвычайных хлебозаготовках 1927 - 1928 гг., из которых, как отметил В.П. Данилов, и вырастал курс на сплошную коллективизацию.1 Наконец, 7 ноября 1929 г. в газете Правда была опубликована статья И.В.аСталина Год великого перелома, фактически провозгласившая начало сплошной коллективизации (Енам удалось повернуть основные массы крестьянства в целом ряде районов Е к новому, социалистическому пути развития, Е крестьяне пошли в колхозы, пошли целыми деревнями, волостями, районами2).

Завершение периода связано с началом Великой Отечественной войны, прервавшей поступательное развитие колхозной системы. Согласно имеющимся материалам, для колхозов Дона, Кубани и Ставрополья 1941аг. не был кризисным. Несмотря на мобилизацию 40% работников-мужчин и значительного количества техники, на оккупацию южных территорий Ростовской области, коллективные хозяйства исследуемых регионов в начале войны еще сохраняли высокий производственный потенциал, а уровень материального обеспечения колхозников снизился незначительно.3 Рубежным для колхозной системы Юга России стал 1942аг., когда в результате нацистской оккупации экономика коллективных хозяйств была подорвана и потребовались долгие годы на ее восстановление. 

Территориальные рамки исследования охватывают Дон, Кубань и Ставрополье с учетом административно-территориальных изменений, происходивших в 1930-х гг. С 1924 г. по 1933 г. данные регионы входили в состав Северо-Кавказского края. С 1934 г. из Северо-Кавказского края был выделен Азово-Черноморский край, куда вошли территории Дона и Кубани. В 1937 г. административно оформились Ростовская область, Краснодарский и Орджоникидзевский (с 1943 г. - Ставропольский) края.

В работе рассматриваются преимущественно зерновые районы Дона, Кубани и Ставрополья, где преобладает русскоязычное население; национальные регионы в силу их своеобразия требуют специального исследования. Основанием для комплексного анализа указанных регионов послужило сходство их культурно-исторических традиций и социально-экономических условий (значительный удельный вес казачества и крестьянства, преобладание аграрного сектора экономики и т. д.). Выполняя роль житниц России, Дон, Кубань и Ставрополье относились к числу регионов, представлявших собой модель аграрного производства нашей страны, характеризовавшуюся преобладанием индивидуальных крестьянских хозяйств, наличием общинной организации, экстенсивным характером земледелия и пр. Это повышает репрезентативность выводов относительно колхозного строительства, сделанных на основе изучения южнороссийских региональных материалов.

Историография такой темы, как коллективизация сельского хозяйства и развитие колхознной деревни СССР (в том числе сел и станиц Дона, Кубани и Ставрополья) в конце 1920-х - начале 1940-х гг., весьма обширна, противоречива и порой фрагментарна в отношении отдельных вопросов.*4 Данной теме посвящены тысячи различных работ, анализ содержания которых позволяет выделить ряд основных этапов в процессе ее научного осмысления:

1. Конец 1920-х гг. - начало 1940-х гг. (этап первичного анализа);
2. Вторая половина 1940-х гг. - первая половина 1950-х гг. (этап фактологического осмысления и идеологического оправдания);
3. Вторая половина 1950-х гг. - середина 1980-х гг. (этап бланкетно-рамочного изложения);
4. Вторая половина 1980-х гг. - наше время (этап поливариантных интерпретаций).

Предложенная периодизация историографии проблемы базируется на следующих критериях: 1) степень хронологически изменчивого воздействия коммунистической партии и властных структур советского государства на аграрные отношения и, соответственно, на исследовательскую практику; 2) уровень накопления конкретно-исторических материалов о многомерных изменениях в сельском хозяйстве и жизни российского крестьянства (с учетом не только объема, но и качественных параметров накопленных материалов); 3) наличие и использование исследователями определенного методологического инструментария; 4) развитие исследовательской лаборатории российских историков-аграрников (характер и разнообразие привлекаемых исторических источников, степень академической свободы, использование опыта исследований, методика анализа информации, адекватность исторического моделирования и т. п.); 5) уровень историографической разработанности проблематики коллективизации в целом и отдельных ее сюжетов. Анализ историографии, основанный на учете перечисленных критериев, позволяет заключить, что процесс научно-теоретического осмысления колхозного строительства на уровне как общесоюзном (общероссийском), так и региональном отличают одни и те же тенденции. Поэтому указанная периодизация в равной мере применима к историографии проблемы коллективизации в рамках и всего СССР, и Юга России.

Одновременно с развертыванием форсированной коллективизации в СССР появились работы, в которых предпринимались попытки не только осветить, но и проанализировать ход и первые результаты колхозного строительства. Поскольку данные исследования были современны коллективизации, они отличались крайне узкой источниковой базой, зачастую представленной лишь материалами периодики, свидетельствами очевидцев и участников событий, наблюдениями самих авторов; в итоге уровень анализа происходивших в деревне изменений был невысок. В процессе исследования на первый план выходили вопросы организационно-экономического состояния коллективных хозяйств и социально-политические (а также идеологические) аспекты коллективизации (роль компартии, борьба с кулачеством и т. д.). Социально-психологический, социокультурный аспекты колхозного строительства не воспринимались в качестве предмета исследования и чаще всего вовсе не затрагивались.5 Во второй половине 1930-х гг., особенно к исходу десятилетия, появился ряд работ, где на основе несколько расширенного круга источников достаточно подробно, но при этом некритически, анализировались социально-экономические итоги коллективизации, сравнивались (всегда в пользу колхозной системы) производственные возможности индивидуальных и коллективных хозяйств, их способность к модернизации аграрного производства. Анализировались (точнее, сравнивались) культурная жизнь и быт доколхозной и коллективизированной деревни, но данное направление исследований не являлось приоритетным и чаще всего ограничивалось отдельными частными сюжетами в рамках общего освещения социально-экономических трансформаций в жизни села.6 

В целом работы конца 1920-х - начала 1940х гг. были посвящены текущим вопросам колхозного строительства, отличались узостью источниковой базы, слабостью анализа, описательным и практическо-рекомендательным характером, ограниченностью рассматриваемых вопросов, полным соответствием авторских выводов и оценок идеологической доктрине, гласившей, что коллективизация являлась единственно возможным путем развития деревни. Цель данных работ заключалась прежде всего в обосновании идеи о необходимости и полезности коллективизации, в решении практических, жизненных вопросов коллективных хозяйств и пропаганде достижений (реальных и выдуманных) колхозного строя. Тем самым первичный анализ коллективизации (понимаемой как комплекс социалистических преобразований)  носил ярко выраженный позитивный характер, что в рамках научного дискурса не может не вызвать обоснованной критики. Вместе с тем, на протяжении первого этапа историографии были заложены основы для научно-теоретического осмысления проблемы и началось накопление конкретно-исторических материалов. 

Исследование коллективизации прервалось в годы Великой Отечественной войны, и лишь со второй половины 1940-х гг. появился значительный массив работ, в которых более глубоко анализировались преимущественно социально-экономические и социально-политические аспекты колхозного строительства: разработка и реализация политики сплошной коллективизации и раскулачивания, мероприятия по организационно-хозяйственному укреплению колхозов, деятельность политотделов МТС, уровень материального обеспечения и культурно-бытовые условия колхозного крестьянства и пр.7

Следует отметить как положительную тенденцию, что многие исследования, выходившие в послевоенный период, основывались на более солидной и разнообразной источниковой базе, тем самым заметно отличаясь от публикаций предшествующего этапа историографии. Это придавало таким работам действительно научный, а не прикладной, характер и повышало уровень анализа вопросов колхозного строительства. Однако эффект теоретического осмысления введенных в научный оборот материалов существенно снижался тем, что подходы к исследованию коллективизации и ее оценки в это время не претерпели практически никаких изменений, поскольку не были поколеблены позиции сталинского режима, диктовавшего ученым задачу создания некритически-положительной, благостной картины недавно минувших событий. Во второй половине 1940-х - первой половине 1950-х гг., как и ранее, исследовательские суждения и оценки колхозного строительства были выдержаны в духе Краткого курса8, исключавшего какие-либо альтернативы коллективизации и характеризовавшего ее как комплекс социалистических преобразований, несомненно прогрессивных в социально-экономическом плане и пользовавшихся полной поддержкой подавляющего большинства крестьян. Круг рассматриваемых исследователями вопросов и аспектов коллективизации по-прежнему был ограничен в силу кратковременности осмысления недавно минувших событий и господства в советской исторической науке определенных идеологических установок.

Региональная южнороссийская историография на протяжении первых двух этапов (конец 1920-х - начало 1940-х гг., вторая половина 1940х - первая половина 1950-х гг.) развивалась по тем же направлениям и на тех же основаниях, что и историография общероссийская (общесоюзная); впрочем, данное утверждение справедливо и по отношению ко всей советской эпохе. Уже в конце 1920-х гг. на Северном Кавказе появились работы, в которых в целом оптимистически освещались первые итоги колхозного строительства в крае.9 Цель данных публикаций заключалась не столько в беспристрастном осмыслении опыта функционирования немногочисленных коллективных хозяйств Юга России, сколько в пропаганде идей кооперирования и коллективизации. С развертыванием сплошной коллективизации на первый план выходят проблемы колхозного строительства и жизнедеятельности колхозов. Преимущественно рассматривались вопросы партийного руководства коллективизацией,10 организационно-хозяйственного укрепления колхозов,11 функционирования системы социального обеспечения и страхования колхозников.12 

Наряду с освещением хозяйственно-организационных аспектов коллективизации, повышенное внимание в данный период уделялось проблематике социального конфликта в деревне (в терминологии того времени - борьбе с кулачеством), причем именно кулацкая прослойка деревни Северо-Кавказского края объявлялась инициатором антиколхозных выступлений.13 Вместе с тем для некоторых авторов идеи социальной агрессии в форме кулацкого саботажа служили своего рода щитом, прикрываясь которым, они могли объективно оценивать первые итоги коллективизации, в частности, резкое снижение поголовья скота.14 

Отличительной чертой многих работ конца 1920-х - 1930-х гг. являлось то, что они в большинстве своем носили прикладной характер. Их авторы видели свою цель в том, чтобы, проанализировав процесс коллективизации и жизнедеятельности колхозов Северо-Кавказского края, предложить варианты решения проблем, возникавших в ходе колхозного строительства. В связи с этим процесс коллективизации нередко освещался на примере развития отдельных коллективных хозяйств, как, например, в книге В. Тодреса, основанной на материалах четырех колхозов Терского округа Северо-Кавказского края.15 

Особым направлением историографии колхозного строительства в данный период являлось освещение процессов функционирования отдельных колхозов и машинно-тракторных станций, добившихся в своей деятельности заметных положительных результатов. Такие работы появились еще в конце 1920-х - начале 1930-х гг.,16 но расцвета данное направление историографии достигло в конце 1930-х - начале 1940-х гг.17 От исследований, подобных книге В. Тодреса, где материалы отдельных колхозов являлись основой для освещения процесса коллективизации в целом, эти работы отличались тем, что носили описательный характер и преследовали задачи пропаганды и популяризации достижений конкретных предприятий, составлявших колхозную систему.

Тогда же, в конце 1930-х - начале 1940-х гг., появляются обобщающие работы об основных направлениях и результатах деятельности коллективных хозяйств Юга России, где на основе документов и фактов настойчиво подчеркивалась мысль о неуклонном укреплении и развитии колхозного строя. Здесь анализировались результаты преобразований в сфере сельского хозяйства: изменение размеров и структуры посевных площадей, развитие агротехники, механизация и пр.18 Именно эти работы следуют рассматривать в качестве первых попыток научного анализа исследуемой нами темы, предпринятых в границах конкретного региона. Причем в данных исследованиях коллективизация и ее результаты освещались, по существу, в русле модернизационной парадигмы. Хотя авторы, оставаясь в рамках существовавших в то время методологических подходов (а также идеологических догм), говорили исключительно о социалистических преобразованиях в деревне, процесс колхозного строительства рассматривался ими как движение по пути совершенствования аграрного производства. 

В 1941 - 1945 гг. внимание южнороссийских исследователей было обращено почти исключительно на текущие проблемы коллективных хозяйств, в связи с чем анализ коллективизации был на время отложен. Лишь во второй половине 40-хаЦ начале 50-х гг. возрождается традиция популяризации прошлых и настоящих достижений отдельных коллективных хозяйств и в целом колхозной системы на Юге России.19

Подчеркнем, что в послевоенный период наблюдаются качественные изменения в региональной историографии колхозного строительства, которые нельзя оценить иначе, как положительно. В это время, наряду с публикациями описательного, популярно-прикладного характера на Юге России впервые появляется значительный массив действительно научных работ аналитического плана, посвященных коллективизации и функционированию колхозной системы в 1930-х гг. Но в данных исследованиях анализ коллективизации в основном ограничивался, как и ранее, социально-политическими и организационно-хозяйственными аспектами колхозного строительства.20 Как и прежде, авторы четко придерживались некритически-позитивной модели освещения коллективизации, обосновывая тезис об отсутствии ей альтернатив и об успешном развитии колхозного строя. 

На протяжении третьего этапа историографии (вторая половина 1950хагг. - середина 1980-х гг.), который мы определяем как этап бланкетно-рамочного изложения, наблюдались заметные количественные и качественные изменения источниковой базы, обогатившейся новыми документами, архивными материалами, свидетельствами современников и т.ад. Вкупе с произошедшими в данное время в СССР общественно-политическими процессами (десталинизация, лоттепель) это привело к увеличению количества работ по теме коллективизации, углублению авторского анализа, некоторому расширению круга исследуемых вопросов. Однако отмеченные положительные тенденции соседствовали с неизменностью методологической базы и сохранявшимся господством советской моноидеологии. Поскольку радикальных сдвигов в методологии в данное время не наблюдалось, в монографиях21 и фундаментальных коллективных исследованиях22 проблема колхозного строительства освещалась традиционно: на первый план выходили организационно-экономические, социально-политические, партийно-идеологические аспекты коллективизации, понимаемой не иначе как комплекс социалистических преобразований. Вместе с тем больше внимания уделялось трансформация коллективной психологии советского доколхозного и колхозного крестьянства, повседневной жизни колхозной деревни и т. п. 

Подчеркнем, что на протяжении рассматриваемого этапа историографии появились несколько иные, чем в сталинскую эпоху, трактовки событий времен коллективизации. Данное обстоятельство свидетельствовало о частных изменениях модели исторического исследования колхозного строительства, выразившихся в том, что ученые, не ставя под сомнение прогрессивный, положительный характер коллективизации, не упоминая о наличии ей альтернатив, стали чаще писать о ее издержках (лперегибах). Собственно, это и дает основания говорить о бланкетно-рамочном изложении, когда допускаются некоторые вольности, но лишь в определенных рамках. Такие изменения были обусловлены в первую очередь некоторой демократизацией общественно-политической жизни СССР, произошедшей после смерти И.В. Сталина. В частности, в ряде работ содержались прямые заявления об ответственности И.В. Сталина за перегибы и трудности в сфере организационно-хозяйственного состояния колхозов, утверждалось, что негативная реакция части крестьян на коллективизацию и хлебозаготовки объяснялась не происками кулаков (как указывала господствовавшая в сталинскую эпоху теория кулацкого саботажа), а ошибками и перегибами властей и т. п.23 Хотя критический настрой, характерный для периода лоттепели, был существенно ослаблен брежневской ресталинизацией, преодолеть его полностью советской идеологической машине не удалось, и к прежним сталинским оценкам коллективизации большинство отечественных исследователей не вернулось.

Еще одна положительная тенденция заключалась в расширении (правда, очень несущественном и происходившем зачастую вопреки официальной советской научной доктрине) круга оценок коллективизации путем обращения к наработкам зарубежных исследователей. В условиях лоттепели советские ученые познакомились с работами М. Волина, Р.У.аДэвиса, М. Левина, Ш. Мерля, Ж. Мока, М. Оже-Лярибе, Т. Шанина, Н. Ясного и других западных исследователей, занимавшихся вопросами аграрной истории, в том числе коллективизации. В зарубежной историографии политика коллективизации и ее результаты освещались под совершенно иным углом зрения, чем в СССР: обоснованно указывалось на изначальное огосударствление колхозов и всей колхозной системы, тщательно анализировались такие табуированные в СССР темы, как хлебозаготовки и голод 1932 - 1933 гг., репрессии по отношению к крестьянам и т. п. Диалог советских и западных специалистов мог бы значительно обогатить процесс изучения колхозного строительства новыми оценками и выводами, но возможность такого диалога в данное время исключалась, а суждения зарубежных ученых-аграрников трактовались в СССР как буржуазные фальсификации коллективизации.24 Однако сам факт ознакомления советских исследователей с альтернативными подходами к осмыслению колхозного строительства имел огромное позитивное значение, поскольку способствовал расширению их научно-теоретического кругозора и подготавливал почву для переоценки коллективизации, последовавшей в постсоветский период.

На Юге России на протяжении третьего этапа историографии коллективизации был издан ряд коллективных работ, где в числе других вопросов освещалось и колхозное строительство.25 Достоинством этих работ являлось привлечение новых материалов, а традиционный недостаток заключался в том, что они были написаны строго в рамках идеологически-повествовательной модели, отличавшейся описательным характером, отсутствием критического анализа коллективизации и практически полным отказом от пересмотра прежних (лсталинских) ее оценок. 

Иные, позитивные, тенденции были характерны для большинства авторских исследований по проблеме. В основанных на солидной источниковой базе монографиях М.В. Молчанова, М.И. Овчинниковой, Е.Н. Осколкова, Е.И.аТурчаниновой, П.Г. Чернопицкого и других исследователей26 детально анализировались проведение коллективизации на Северном Кавказе, роль местных органов власти и парторганизаций в колхозном строительстве, мероприятия по организационно-хозяйственному укреплению колхозов в годы второй пятилетки, классовая борьба, социальная структура деревни и настроения крестьянства и казачества в конце 1920-х - 1930хагг. Сходные вопросы освещались также в диссертационных исследованиях Н.В.аКиселевой, В.А.аМельситова, Д.Г. Негодова, Е.Г.аПономарева, Н.А. Широкова и других специалистов27, а также в целом ряде публикаций (в том числе весьма объемных и сравнимых с брошюрами), помещенных в различных журналах, сборниках научных работ или трудов вузов.28

Хотя исследователи действовали в рамках позитивной модели с издержками и не ставили под сомнение необходимость форсированной коллективизации, процесс и результаты колхозного строительства оценивались ими более взвешенно. Так, в обширной публикации Ф.И.аКривохижи объективно освещались сложности и недостатки внедрения агротехники в колхозах Ставрополья29 (к слову, данное исследование также укладывается в русло модернизационной парадигмы, поскольку внимание автора привлекали в первую очередь процессы переустройства аграрного производства с целью повышения его эффективности). Более объективно освещалась и политика органов власти по отношению к колхозам и крестьянству, признавались факты перегибов, впервые был поставлен под сомнение тезис о кулацком саботаже. Критичный настрой специалистов к действиям сталинского режима в ходе коллективизации был особенно силен в условиях лоттепели. Так, Е.И.аТурчанинова прямо заявила о вине И.В. Сталина за многочисленные перегибы.30 

Во время брежневской ресталинизации советская идеологическая машина пресекла попытки критически оценить процесс колхозного строительства, что привело к некоторому историографическому спаду, особенно заметному в качественном, а не в количественном, отношении (коллективизация оставалась востребованной темой, но большинство исследователей вернулись к традиционным, положительным ее оценкам, хотя и признавали факты перегибов). Тем большего внимания заслуживает монография Е.Н.аОсколкова, в которой была затронута такая неудобная в то время тема, как политика заготовок в начале 1930хагг. Е.Н.аОсколков обоснованно отметил, что изъятие государством у колхозов большей части произведенной продукции отрицательно сказывалось на колхозном производстве. В противовес трактовкам антиколхозных выступлений как кулацкого саботажа исследователь доказывал, что протест крестьян против коллективизации зачастую объяснялся неразумной политикой заготовок.31

Таким образом, на протяжении третьего этапа историографии произошли значительные сдвиги в наращивании источниковедческого фундамента, существенно расширился круг исследуемых вопросов, ряд незыблемых ранее постулатов и суждений подвергся переоценке. Вместе с  тем, радикального пересмотра прежних оценок коллективизации в данное время не произошло, поскольку методологический монополизм марксизма в исторической науке (причем марксизма, обработанного и искаженного советской моноидеологией) сохранялся в полной мере.

В целом следует заключить, что в советский период научное осмысление колхозного строительства основывалось на двух подходах аЦ историко-экономическом и историко-политологическом. В рамках первого в оптимистических тонах освещалось хозяйственное развитие коллективных хозяйств, рост трудовой активности колхозников, повышение их благосостояния и пр. Второй подход заключался в освещении ведущей роли партийных и советских организаций в колхозном строительстве и в процессах борьбы с кулацким саботажем. Тем самым научное осмысление коллективизации и ее результатов существенно ограничивалось. Хотя исследователи, по существу, нередко расценивали коллективизацию как модернизацию сельхозпроизводства, колхозное строительство анализировались исключительно в рамках марксистской теории (скорректированной с учетом идеологических догм), а не модернизационной парадигмы.

Начало четвертого из выделенных нами периодов научного осмысления проблемы относится ко второй половине 1980-х гг. и связано с демократизацией общественной жизни в СССР, что в научной сфере привело к формированию инновационных трактовок колхозного строительства. Характерными чертами данного этапа историографии являются, во-первых, расширение круга вопросов истории советского и российского (в том числе южнороссийского) крестьянства, анализируемых в научных исследованиях и, во-вторых, радикальный пересмотр традиционных, устоявшихся оценок колхозного строительства, освещение ранее закрытых аспектов коллективизации на основе рассекреченных и введенных в научный оборот документов, поиск ее новых интерпретаций. На протяжении указанного периода времени четко заметны такие историографические тенденции, как освещение процесса коллективизации с позиций поливариантности (когда признается, что данный путь развития являлся отнюдь не единственно возможным для советской деревни) и первоочередное внимание к негативным сторонам колхозного строительства (актуализация негативных характеристик коллективизации и отрицательных компонентов колхозной системы).

Большое значение для отечественной исторической науки в постсоветский период времени имела разработка теоретико-методологических подходов к исследованию прошлого, крайне необходимая в условиях утраты марксистской методологией своей монополии в сфере познания. Одним из таких подходов, принципиально важным в рамках избранной нами темы, является теория модернизации. Разработанная в середине XX в. М.аВебером, Э. Дюркгеймом, М. Леви, Т. Парсонсом, Ш.аЭйзенштадтом и многими другими учеными, теория модернизации в постсоветской России была обоснована и скорректирована на российских материалах отечественными исследователями, причем предпринимались попытки на ее основе анализировать и преобразования в советской деревне 1930х гг.32 Следует отметить активизацию усилий отечественных специалистов в области разработки вопросов крестьяноведения,33 а также не менее активное осмысление (и дополнение) ими наработок иностранных исследователей в данной области.34

Освещая процесс и последствия коллективизации, российские исследователи35 на основе массива рассекреченных и впервые введенных в научный оборот документов и материалов убедительно доказывали, что прежние трактовки колхозного строительства как комплекса социалистических преобразований в деревне, имеют мало общего с действительностью. Располагая богатой источниковой базой, не ограниченные более моноидеологией, ученые констатировали насильственный характер коллективизации, освещали противоборство сталинского режима и значительной части крестьянства в данное время, трагические события конца 1920-х - 1930-х гг., такие, как раскулачивание, репрессии, голод 1932 - 1933 гг. и т. д. Причем в постсоветский период оценки коллективизации в отечественной и зарубежной историографии практически совпали, а обстоятельные и новаторские работы иностранных специалистов (А.аГрациози, Л. Виолы, Р. Дэвиса, Р. Конквеста, Р.Т. Маннинг, Ш. Фицпатрик, Т. Шанина и др.36) впервые стали широко известны в России и сыграли важную роль в формировании и развитии новой отечественной историографии колхозного строительства.

В региональной историографии ярко проявляются указанные выше тенденции, в особенности актуализация негативных характеристик колхозного строительства. На Юге России начало переосмысления коллективизации было положено Е.Н. Осколковым, который на ранее засекреченных материалах осветил голод 1932 - 1933 гг. в Северо-Кавказском крае, убедительно доказав, что важнейшей причиной этой трагедии являлась политика сталинского режима. Он же впервые дал научный анализ проблемы депортации жителей чернодосочных станиц.37 Положения и выводы Е.Н. Осколкова были развиты другими исследователями.38 Так, В.В. Криводед доказал, что во время голода 1932 - 1933агг. сталинский режим оказывал материальную поддержку своей социальной опоре в деревне - колхозной администрации и лактивистам.39

Н.А. Токарева осветила процесс насильственной деформации социально-экономических отношений в деревне Юга России в 1928 - 1929 гг., обосновав суждение о том, что приток крестьян в колхозы в данное время зачастую являлся не свидетельством признания ими достоинств коллективных хозяйств, а реакцией на репрессивные меры сталинского режима.40 Драматичный процесс слома нэпа в деревне Северо-Кавказского края освещал и А.В.аБаранов, проанализировавший проблему массового сопротивления казачества и крестьянства Юга России политике чрезвычайщины.41 В других работах также получил обоснование факт широкого сопротивления крестьянства, казачества и даже членов ВКП(б) политике насильственной коллективизации42, что шло вразрез с доминировавшими в советское время утверждениями, будто колхозному строительству противились лишь кулаки и неустойчивая часть жителей села. В целом в этих и других работах коллективизация трактуется как политика, осуществлявшаяся методами террора и приведшая к социальному надлому крестьянства, огромным человеческим жертвам и подрыву аграрного производства.43

Историографический анализ четвертого этапа позволяет выявить тенденцию повышения внимания ученых к социально-политическим аспектам коллективизации, в ущерб аспектам организационно-экономическим, что, собственно, и составляет содержание колхозного строительства. Одно из немногих исключений - выполненная на материалах Ставрополья монография Н.А.аМальцевой, в которой, в частности, освещается процесс создания колхозов-гигантов.44

С.И. Линец в своей представительной монографии, основанной на солидной источниковой базе, осветил один из самых сложных этапов в развитии колхозной системы Юга России - начальный период Великой Отечественной войны. Исследователем был убедительно обоснован вывод о том, что накануне гитлеровской оккупации коллективные хозяйства региона функционировали достаточно эффективно.45 В постсоветской региональной историографии данное исследование является одним из немногих, где детально анализируются вопросы реализации колхозной системой своих высоких мобилизационных способностей в условиях перестройки аграрной экономики на военный лад. 

Отдельно следует упомянуть работы, посвященные вопросам теории колхозного строительства, актуальность которых возрастает в условиях концептуальной неопределенности,46 сложившейся сегодня в сфере исследования коллективизации. Ведь они закладывают теоретические основы дальнейших исследований коллективизации, определяют направления и перспективы исторического моделирования колхозного строительства. В данном случае отметим исследования А.В. Баранова и Т.А. Булыгиной.

В монографии А.В. Баранова анализируется многоукладность, под которой автор, солидаризуясь с отечественными специалистами (в том числе с представителями действовавшего в 1970-х гг. нового направления),47 понимает всеобъемлющее состояние, имевшее не только экономические, но и социальные, политические, ментальные проявления.48 По справедливому замечанию А.В. Баранова, слом нэпа означал ликвидацию многоукладности. Данное положение является принципиально важным для исследователей колхозного строительства, поскольку с таких позиций процесс коллективизации можно трактовать как ликвидацию многоукладных отношений деревни Юга России, а в коллективизированном селе выявить остаточные компоненты многоукладности (о чем пишет ряд ученых49), что и составляет предмет нашего исследовательского внимания. 

В работах Т.А. Булыгиной50 разрабатываются положения Новой локальной истории, под которой понимается лизучение истории региона, в данном случае Северного Кавказа, в исследовательском поле общероссийской истории, с позиций междисциплинарного подхода.51 Новая локальная история предоставляет исследователям возможность четко определить региональную специфику, которая в ряде случаев серьезно опосредовала преобразования, инициированные Центром. В том числе данное теоретическое направление позволяет выявить специфические проявления колхозного строительства, предопределенные условиями Юга России. 

Итак, на протяжении постсоветского этапа историографии проблемы, отличающегося поливариантными интерпретациями, существенно изменились подходы к осмыслению коллективизации, был закрыт ряд лакун темы (в основном социально-политических). При этом историографический анализ позволяет констатировать снижение исследовательского интереса к колхозному строительству в целом (следствие того, что с 1990 г. общественный интерес к коллективизации заметно упал52) и к вопросам модернизации сельского хозяйства в 1930-х гг. - в частности. Производственно-экономические аспекты модернизации сельхозпроизводства, рассматриваемые в историческом ключе (механизация, развитие агротехники и т. п.) проигрывают в привлекательности таким острым вопросам, как раскулачивание, репрессии против жителей села, голод 1932 - 1933 гг. и пр. Но без анализа производственно-экономических аспектов невозможно создание детальной картины функционирования колхозной системы.

В целом анализ историографии коллективизации и развития колхозной деревни в конце 1920-х - начале 1940-х гг. позволяет утверждать, что целый ряд важных вопросов данной темы не получил в работах южнороссийских исследователей полного, всестороннего и объективного освещения. В их числе:

- глубинные ретроспективные характеристики коллективизации как политики, осуществляемой российским государством с целью подчинения общества государственной власти;

- интерпретации коллективных хозяйств в их сталинском варианте с привлечением новых материалов (производственный потенциал, роль в деле модернизации аграрного производства и пр.), специфика социального статуса колхозников;

- формы, методы и конкретные проявления социального конфликта, в состоянии которого находились сталинский режим и значительная часть крестьянства в конце 1920-х - начале 1940-х гг.;

- остаточные элементы многоукладности в различных сферах жизни коллективизированной деревни (социально-экономическое устройство, культура, коллективная психология);

- роль и значение личных подсобных хозяйств (ЛПХ) в жизни колхозников и в сфере аграрного производства;

- динамика и специфика положения такой группы сельского населения, как единоличники.

Источниковую базу исследования составляют архивные материалы, опубликованные сборники документов (статистических материалов, нормативных актов, информационных сообщений различных органов и т. д.), сочинения и тезисы докладов и выступлений большевистских лидеров, пресса, эпистолярные источники, мемуары и воспоминания.

В работе использовались архивные материалы, хранящиеся в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), Российском государственном архиве экономики (РГАЭ), в Центрах документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИ РО) и Краснодарского края (ЦДНИ КК), в Государственном архиве новейшей истории Ставропольского края (ГАНИ СК), в Государственных архивах Ростовской области (ГАРО), Краснодарского (ГАКК) и Ставропольского (ГАСК) краев, в Таганрогском (ТФ ГАРО) и Шахтинском (ШФ ГАРО) филиалах Государственного архива Ростовской области. В целом использованы архивные материалы в объеме 49 фондов и более чем 300 дел.

Прежде всего отметим материалы РГАСПИ. В частности, среди многообразных документов делопроизводства ЦКаВКП(б) (ф.а17), удалось обнаружить обстоятельные доклады руководства Северо-Кавказского края о ходе коллективизации, в которых содержатся уникальные сведения о единоличниках. В личном фонде И.В.аСталина (ф. 558) отложились противоречивые свидетельства современников о колхозном строительстве.

В РГАЭ хранятся материалы Центрального статистического управления СССР (ф. 1562): сводные годовые отчеты колхозов, итоги переписей скота, сведения о динамике и экономических параметрах хозяйств колхозников и единоличников, бюджеты колхозников. Архив Крестьянской газеты (ф. 396) содержит письма колхозников и единоличников, содержащие ценные сведения о повседневной жизни деревни Юга России.

В ЦДНИаРО содержатся документы Северо-Кавказского (ф. 7), Азово-Черноморского (ф. 8) краевых комитетов ВКП(б) и Ростовского областного комитета ВКП(б) (ф. 9), в которых отражены процессы разработки и реализации аграрной политики в конце 1920-х - начале 1940-х гг. Аналогичны по содержанию документы Краснодарского (ЦДНИ КК, ф. 1774-а) и Орджоникидзевского (Ставропольского) (ГАНИ СК, ф. 1) крайкомов ВКП(б), Ростовского областного (ГАРО, ф. р-3737) и Краснодарского краевого (ГАКК, ф. р-687) исполкомов советов депутатов трудящихся, горсовета г.аТаганрога (ТФ ГАРО, ф. р-165). 

Хранящиеся в ЦДНИ РО материалы политсектора Северо-Кавказского и Азово-Черноморского крайзу (краевого земельного управления) (ф. 166) представлены сводками и отчетами ОГПУ и политотделов МТС, содержащими огромное количество информации о самых разных сторонах жизни деревни Юга России: от экономики до внутрисемейных отношений. С этими материалами сравнимы по информативности документы из фондов Северо-Кавказского краевого (ГАРО, ф. р-1185) и Кубанского окружного (ГАКК, ф. р-226) управлений Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ). Помимо прочего, материалы данных фондов позволяют воссоздать картину крестьянского сопротивления коллективизации и негативным компонентам колхозной системы. В этом отношении к ним близки документы местных органов власти Ростовской области периода нацистской оккупации, на основе которых представляется возможным выделить и обосновать такой метод крестьянского протеста, как коллаборационизм (ШФ ГАРО, ф. р-636, р-681, р-795, р-796, р-797, р-924, р-925).

В ГАНИ СК сконцентрированы материалы Орджоникидзевского крайкома профсоюза рабочих МТС Юга и Центра СССР (ф. р-1016) и Пятигорского горкома профсоюза рабочих МТС и батрачества (ф. р-1157), содержащие массу сведений о профессиональном уровне, возрасте, настроениях механизаторов Юга России. По содержанию к ним близки хранящиеся в ГАРО документы Северо-Кавказского краевого отделения Всесоюзного центра МТС (Трактороцентра) (ф. р-2562) и Северо-Кавказского краевого управления зерновых МТС (Крайзернотрактора) (ф. р-2573).

Среди материалов государственных архивов Дона, Кубани и Ставрополья следует отметить документы краевых земельных управлений Северо-Кавказского, Азово-Черноморского (ГАРО, ф. р-1390) и Орджоникидзевского (ГАСК, ф. р-2395) краев. Здесь сосредоточены постановления, инструкции, переписка крайзу, сведения о колхозах, МТС, хатах-лабораториях, колхозных инспекторах по качеству и другие документы, отражающие процесс модернизации аграрного производства в 1930-х гг. Не менее информативны документы Северо-Кавказского краевого союза сельскохозяйственных коллективов (Крайколхозсоюза) (ГАРО, ф. р-2399). 

Значительный массив информации о динамике численности колхозов, хозяйств колхозников и единоличников, поголовья скота, парка сельхозмашин и пр. содержится в делах статистических управлений Ростовской области (ГАРО, ф. р-4034), Ставропольского (ф. р-1886) и Краснодарского (ф. р-1246) краев, а также Азово-Черноморского краевого управления народно-хозяйственного учета (ГАРО, ф. р-98), Азово-Черноморской (ГАРО, ф. р-2443) и Краснодарской (ГАКК, ф. р-1378) краевых плановых комиссий.

Важными источниками являются указы, постановления, распоряжения партийных и советских органов разных уровней, материалы и резолюции пленумов ЦК, решения совещаний высшего партийного и советского руководства, нормативно-правовые акты, на основе которых регулировалась жизнь коллективных и крестьянских хозяйств, а также донесения, отчеты и докладные записки органов госбезопасности. Масса такого рода источников содержится в сборниках документов и материалов, изданных в советскую53 и постсоветскую эпоху,54 в том числе и на Юге России.55

В работе использовались материалы прессы. Центральная пресса представлена 18 журналами (Коллективист, Социалистическая реконструкция сельского хозяйства, На аграрном фронте, На стройке МТС, Советская агрономия и др.) и газетой Социалистическое земледелие. Список региональных изданий включает 6 журналов (Северо-Кавказский край, Колхозный путь, Колхозница и т. д.) и 10 газет (Молот, Большевик, Орджоникидзевская правда и др.).

Особой группой источников выступают произведения и материалы выступлений политических и государственных деятелей: В.И. Ленина, И.В. Сталина, С.М. Кирова, Н.И. Бухарина, М.И.аКалинина, Я.А. Яковлева, А.А. Андреева, Б.П. Шеболдаева и др.

Наиболее малочисленной группой источников являются мемуары и воспоминания. Отметим дневник демобилизованного красноармейца А.М. Варанкина, переселившегося в 1933аг. в станицу Динскую на Кубани, выдержки из которого опубликовал в 1991 г. краевед А.аПавлов.56 Также в работе использованы воспоминания В.М. Молотова (записанные Ф.аЧуевым), председателя одного из кубанских колхозов З.О. Кияшко,57 ряда сельских тружеников Юга России, опубликованных в номерах распространяемой на Юге России газеты Крестьянин за 2000 - 2003 гг.

Эпистолярные источники представлены как опубликованными письмами крестьян и казаков,58 так и посланиями, обнаруженными нами в архивных фондах. В последнем случае можно назвать письмо крестьян хутора Красюковки, Донской области, Черкасского округа товарищам Рыкову, Бухарину и Томскому (ноябрь 1929 г.); письмо л100 человек колхозников сельхозартели Советский пахарь Кропоткинского района Северо-Кавказского края В.М. Молотову (10 ноября 1931 г.), направленное тому же адресату письмо бывшего красного партизана, члена ВКП(б) Комарова (2 августа 1932 г.).

Комплексный подход в использовании различных групп источников, их источниковедческая критика позволили получить значительный объем разнообразной и достоверной информации. На этой основе было произведено всестороннее и объективное освещение проблемы развития колхозной деревни Дона, Кубани и Ставрополья в конце 1920х - начале 1940-х гг.

Целью исследования является анализ коллективизации и процессов развития советской колхозной деревни, рассматриваемых на примере Дона, Кубани и Ставрополья в контексте фрагментарной модернизации, осуществленной в СССР в сталинскую эпоху.

Реализация цели осуществляется путем решения основных задач:

- дать концептуальное обоснование и указать сущностные положения частно-исторической теории фрагментарной модернизации, с позиций которой, на наш взгляд, возможно осуществить адекватное научное объяснение преобразований, осуществленных в конце 1920-х - начале 1940-х гг.;

- выделить сущностные характеристики и особенности процесса и результатов коллективизации с позиций частно-исторической теории фрагментарной модернизации;

- провести анализ понятийно-категориального аппарата научных исследований, посвященных интересующей нас теме, и осуществить корректировку и дополнение данного аппарата;

- осветить организационно-хозяйственное развитие коллективных хозяйств Юга России, выявить и проанализировать факторы, оказывавшие определяющее влияние на данный процесс;

- раскрыть такие важнейшие направления модернизации аграрного производства, как механизация и развитие агротехники, указать особенности и факторы их осуществления на Юге России, сформулировать результаты;

- исследовать жизнедеятельность единоличников, представлявших особую социальную группу коллективизированной деревни, которая синтезировала в себе черты традиционного доколхозного крестьянства и новации, привнесенные в жизнь деревни коллективизацией;

- осуществить анализ функционирования личных подсобных хозяйств колхозников как важного компонента (наряду с единоличниками) крестьянского уклада в советской коллективизированной деревне; 

-  определить причины, формы, методы и периодизацию перманентного социального конфликта, в состоянии которого находились определенная часть советского крестьянства и сталинский режим в процессе осуществления насильственной коллективизации. Дать периодизацию перманентного социального конфликта;

- рассмотреть на материалах Юга России проявления и результаты крестьянского сопротивления власти в конце 1920-х - начале 1940-х гг.

Объектом исследования является совокупность социально-экономических отношений, возникающих в аграрном секторе экономики России и рассматриваемых в историческом контексте.

Предмет исследованияаЦ многоплановые трансформации аграрного производства и социальное развитие крестьянства Юга России как особой группы российского общества в конце 1920-х - начале 1940-х гг., в условиях осуществленной в данное время фрагментарной модернизации. 

Теоретико-методологическая база работы основывается на принципах историзма, системности, всесторонности и объективности, ориентирующих ученого на исследование событий и явлений минувшей реальности во всей их сложности, противоречивости, взаимной обусловленности, в полном соответствии со спецификой эпохи. Говоря о подходах к исследованию проблемы коллективизации, отметим, что в условиях теоретико-методологического плюрализма постсоветской отечественной исторической науки ученые используют различные приемы и способы познания прошлого. Многие специалисты стремятся применять те или иные методологические подходы в их совокупности, поскольку каждый из них обладает собственными достоинствами. Наше исследование также основано на синтезе ряда методологических подходов. Использован ряд положений формационного подхода, в рамках которого представляется возможным рассмотреть особенности такой социальной группы, как крестьянство, осветить ее место и роль в обществе, проанализировать специфику аграрной экономики. В то же время использовался цивилизационный подход, позволяющий изучить материальную и духовную культуру, структуры повседневности села, коллективное сознание крестьянства.

Основой же теоретико-методологической базы работы является теория модернизации. Учитывая, что в отношении России эта теория нуждается в существенной корректировке, нами была предложена частно-историческая теория фрагментарной модернизации, с позиций которой и осуществлялся анализ коллективизации и ее последствий.59 

В работе применялись как общенаучные, так и специально-исторические методы исследования. Сравнительно-исторический метод позволил установить общие и специфические компоненты доколхозного и колхозного укладов в аграрной сфере, традиционное и новаторское содержание аграрной политики большевиков на протяжении 1930-х гг. Историко-генетический метод применялся для определения устойчивых тенденций в сфере взаимоотношений государственной власти и крестьянства, предопределивших особенности насильственной коллективизации по-сталински. При помощи метода ретроспективно-логической реконструкции удалось, в частности, воссоздать присущую населению колхозной деревни ментальную картину окружающей действительности. Метод контент-анализа использовался для поиска смысловых единиц с целью установления количественных показателей того или иного явления, имевшего место в жизни коллективизированной деревни.

Новизна представленной работы состоит прежде всего в предложенном подходе к исследованию коллективизации как одного из важнейших компонентов фрагментарной модернизации, осуществленной в Советском Союзе в конце 1920-х - начале 1940-х гг. На основе критического анализа массива конкретно-исторических материалов разработаны положения частно-исторической теории фрагментарной модернизации, представляющей собой центральное звено теоретико-методологической базы исследования. Кроме того, в работе:

1. Путем комплексного анализа источников установлены взаимосвязанные аспекты коллективизации (социокультурный, социально-политический, социально-экономический, организационно-технический) как единой государственной политики, имеющей внутреннюю логику, четкие цели и задачи, и осуществляемой в контексте фрагментарной модернизации. Проанализированы мероприятия сталинского режима в рамках каждого из данных аспектов, их положительные и негативные результаты. 

2. Осуществлен концептуально-теоретический анализ понятийно-категориального аппарата, применяемого при исследовании проблемы коллективизации и развития колхозной деревни в период с конца 1920-х до начала 1940-х гг. С позиций частно-исторической теории фрагментарной модернизации внесены существенные коррективы в имеющийся набор понятий и терминов. Предложена новая трактовка понятий коллективизация, коллективное хозяйство, колхозное крестьянство и т. д.

3. Выявлены и проанализированы важнейшие направления модернизации сельхозпроизводства в СССР в конце 1920-х - начале 1940хагг., в качестве которых выступают механизация, развитие агротехники, распространение среди крестьян научных знаний и пр. Обосновано суждение, что модернизация была затруднена ускоренностью коллективизации и негативными компонентами колхозной системы (бюрократизацией управления колхозами, трудовой апатией работников, и пр.). В итоге к концу 1930-х гг. не удалось достичь комплексной механизации сельхозпроизводства, а в сфере агротехники в начале десятилетия наблюдались проявления регресса.

4. Доказано, что результатом коллективизации стало формирование колхозного крестьянства как особой социальной группы советского общества (квазисословия), помещенной в дисциплинарное пространство социалистического аграрного сообщества (возвращающего колхозников в историческую модель податного сословия), отличающейся специфическими социальными характеристиками и жестко регламентированной моделью сельскохозяйственного производства, созданной и контролируемой государством. На материалах Юга России проведен анализ квазисословных прав и обязанностей колхозного крестьянства в СССР.

5. Обосновано мнение о том, что с момента начала коллективизации сталинский режим и значительная часть российского (советского) колхозного и единоличного крестьянства находились в состоянии перманентного социального конфликта, длившегося вплоть до начала 1940хагг. и отличавшегося на Дону, Кубани и Ставрополье острыми формами. Предложено новое видение социального конфликта между крестьянством и советской властью как единого непрерывного процесса, формы и методы которого могли меняться на протяжении исследуемого времени, но неизменными оставались причины и суть, поскольку противостояние между селом и сталинским режимом было вызвано коллективизацией и подпитывалось негативными компонентами колхозной системы. Разработана периодизация перманентного социального конфликта, классификация форм и методов крестьянского сопротивления практикуемой сталинским режимом политике социальной агрессии. 

6. На основе конкретно-исторических материалов получило обоснование утверждение, что в коллективизированной деревне Юга России (как и всего СССР) в 1930-х гг. сохранялось состояние многоукладности, пусть и в пережиточной форме. Компонентами многоукладных социально-экономических отношений выступали колхозы, хозяйства единоличников и личные подсобные хозяйства колхозников. Доказано, что в социально-экономическом плане состояние многоукладности отличалось высокой эффективностью, поскольку сочетание возможностей различных укладов позволяло решать многообразные задачи, непреодолимые для отдельно взятых укладов. 

7. Проведен анализ положения хозяйств единоличников и личных подсобных хозяйств колхозников Дона, Кубани и Ставрополья, понимаемых как остаточный элемент многоукладности в колхозной деревне. Выявлены системные характеристики единоличников как особой социальной группы в рамках коллективизированной деревни. Представлена основанная на хозяйственно-экономических критериях, качественно отличающаяся от советской, классификация единоличных хозяйств. Разработана классификация ЛПХ колхозников, которые в предшествующей историографической традиции практически не дифференцировались.

В нашей работе мы намерены отстаивать ряд принципиальных сюжетов, из числа которых, в соответствии с заявленной целью и задачами исследования, следует особо выделить несколько положений:

1. Преобразования, осуществленные в Советском Союзе на протяжении сталинской эпохи, в комплексе могут быть охарактеризованы как фрагментарная модернизация. Фрагментарная модернизация является особой разновидностью догоняющей модернизации, характерной для России вне зависимости от того, какую историческую эпоху мы имеем в виду. Применительно к сталинской эпохе речь идет о неполных, частичных преобразованиях, осуществленных советским государством (при активной эксплуатации ресурсов и потенциала советского общества, но часто против желания последнего) в наиболее важных, с точки зрения государственной власти, сферах жизни страны. Фрагментарная модернизация осуществлялась государством традиционными средствами, и потому многие мероприятия имели обратный вектор развития, то есть были направлены на возрождение досоветских социально-экономических и общественно-политических институтов и норм (что соответствующим образом сказывалось и на сфере общественного сознания). Тем не менее в целом сталинская модернизация не являлась консервативной и была направлена на лосовременивание страны. 

2. Коллективизация представляла собой один из важнейших компоненнтов фрагментарной модернизации и имела все отличительные ханрактеринстики последней. Коллективизацию следует рассматривать как комплекс взаимосвянзанных аспектов: социокультурного, социально-понлитического, социально-экономиченского, организационно-технического. Кажндый из них имел специфические причины, отличительные черты и был направлен на достинжение особых результатов. Но в совокупности все аспекты были объединены в одном процессе с общей логикой, суть которой в следующем: коллективизацияаЦ политика социальной агрессии, проводившаяся в целях модернизации социально-экономических структур советской деревни, в интересах государства и традиционными для российнской государственности средствами (лсверху), среди конторых одним из важнейших являлось насилие над обществом.

3. Как один из важнейших компонентов фрагментарной модернизации коллективизация привела к совершенно противоположным, но тем не менее объединенным общей логикой и неотделимым друг от друга результатам. Положительными, прогрессивными результатами коллективизации являлись: развитие в деревне систем здравоохранения, образования, социальной помощи, обеспечение сельского хозяйства научными знаниями, техникой, специалистами, создание крупных, технически- и энерговооруженных форм аграрного производства, достаточно эффективно реализующих задачу обеспечения продовольственной стабильности и безопасности страны. Но прогрессивные изменения были достигнуты в значительной мере путем восстановления и усиления реалий прошлых эпох: отчуждения работников от средств производства, внеэкономического принуждения как стимула аграрного производства и пр. Причем восстановление указанных реалий существенно ослабляло эффект достигнутых новаций. В социальном плане результатом коллективизации стало формирование в новых исторических условиях колхозного крестьянства как тяглово-податного квазисословия, наделенного специфическими правами и обязанностями, среди которых важнейшей являлось служение якобы патерналистскому государству.

4. Коллективизация была объективно направлена на унификацию форм организации аграрного производства и всей жизни деревни. Однако под влиянием целого ряда факторов (ускоренность коллективизации, сопротивление крестьянства, экономические расчеты и предпочтения правительства и т. д.) процесс колхозного строительства в данном отношении не был завершен, хотя аграрный культ колхоза в сознании общества заложить удалось: ведь сталинские колхозы обманчиво напоминали традиционную для России и весьма привлекательную для россиян крестьянскую общину. Состояние колхозной деревни Юга России и в целом всей страны в 1930-х гг. по-прежнему сохраняло черты многоукладности, хотя уже не столь четко выраженные. Основными компонентами многоукладности являлись колхозы, единоличники, ЛПХ колхозников, причем каждый из этих элементов не только сам являлся самостоятельным укладом, но и имел определенную внутреннюю структуру. Все эти формы аграрного производства и сельского жизнеустройства сосуществовали друг с другом,  искали и находили собственные социально-экономические ниши, позволявшие им эффективно и с пользой для общества функционировать.

5. В исторической перспективе колхозное крестьянство представало в виде транзитивной социальной общности, вектор развития которой был направлен по пути преобразования в сообщество наемных сельскохозяйственных рабочих. Но в сталинскую эпоху подобного рода трансформации были далеки от завершения, поскольку для них не существовало подготовленной почвы в самой деревне, коллективизированной насильственно. Эта ситуация нашла отражение одновременно как в положении и жизнедеятельности колхозного крестьянства, так и в его коллективной психологии. Личность колхозника синтезировала в себе как традиционные черты сознания (коллективизм, патернализм, отношение к труду в колхозе как к барщине и пр.), так и новации (возросший уровень социальной рефлексии вследствие неизмеримо повысившегося уровня грамотности, ощущение или хотя бы желание ощущать себя гражданином Советского Союза и пр.).

6. Коллективизация привела к противостоянию сталинского режима и значительной части крестьянства. Учитывая специфику и длительность противостояния, мы полагаем возможным говорить о наличии в конце 1920-х - начале 1940хагг. перманентного социального конфликта между советской деревней и властью. Формы и методы крестьянского сопротивления были различны. Но они равно основывались на социальном отчуждении и, сосуществуя и последовательно сменяя друг друга, свидетельствовали о сохранении конфликтности и напряженности во взаимоотношениях власти и крестьянства, в том числе крестьян и казаков Юга России.

Практическая значимость исследования. Материалы диссертационной работы использовались автором в процессе преподавания спецкурсов История и культура донского казачества, История и культура народов Северо-Кавказского региона, читаемых на протяжении ряда лет в Южно-Российском государственном техническом университете (Новочеркасском политехническом институте) (ЮРГТУ (НПИ)). Содержание и выводы настоящей работы могут быть использованы при подготовке и чтении лекционных курсов по отечественной истории, а также специальных курсов по истории регионов Юга России, аграрной истории, истории российского крестьянства советского периода времени.

Апробация работы. По теме исследования опубликованы три монографии общим объемом 80,75 п.л., 33 статьи (16,38ап.л.), в том числе 5 статей (1,95 п.л.) - в изданиях, рекомендованных ВАК. Совокупный объем публикаций по теме диссертационного исследования составляет 97,13ап.л.

Диссертация неоднократно обсуждалась на заседаниях кафедры теории государства и права и отечественной истории Южно-Российского государственного технического университета (ЮРГТУ (НПИ)). Концепция и основные положения диссертационного исследования озвучивались в виде докладов и сообщений на международных, Всероссийских, региональных, межвузовских и вузовских научных чтениях и конференциях. В их числе: Вторые межрегиональные научные чтенния по актуальным проблемам социальнной истории и социальнной работы (Новочеркасск, 2001), Четвертые межрегиональные научнные чтения по актуальным пронбленмам сонциальной истории и социнальной ранботы (Нонвочернкасск, 2003), Дунховная культура донского казачества: прошлое и современнность (Новочеркасск, 2005), Динамика нравственных приоритетов человека в процессе его эволюции (Санкт-Петербург, 2006), Дикаревские чтения (Краснодар, 2006), Человек на исторических поворотах XX века (Краснодар, 2006), Язык в контексте социально-правовых отношений современной России (Ростов н/Д., 2006), Лосевские чтения (Новочеркасск, 2006), Человек в контексте своего времени: опыт историко-психологического осмысления (Санкт-Петербург, 2006).

Структура исследования. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении к диссертационному исследованию обосновывается актуальность избранной тематики, освещается степень научной изученности проблемы, определяются объект, предмет, цель, задачи, методологическая основа работы, дается характеристика источниковой базы, раскрываются научная новизна и тезисы, выносимые на защиту.

В первой главе Коллективизация как историческая проблема: выработка исследовательской стратегии дан анализ модернизационных процессов в постреволюционной России и СССР, представлена частно-историческая теория фрагментарной модернизации, выступающая в качестве теоретико-методологической базы работы, выявлены состояние и перспективы понятийно-категориального аппарата исследования проблемы колхозного строительства. 

Одним из ведущих теоретико-методологических направлений в системе отраслей социогуманитарного знания постсоветской России является теория модернизации, с позиций которой процесс развития человечества предстает как поступательное движение от традиционного, аграрного общества к обществу современному, индустриальному. Модернизационная парадигма представляется весьма перспективной при анализе тех периодов отечественной истории, которые характеризуются резкими качественными изменениями социально-экономических структур, в том числе и периода социалистических преобразований в СССР 1930-х гг. (одним из которых являлась коллективизация). Вместе с тем классический вариант теории модернизации с его линеарностью и универсализмом не позволяет выявить цивилизационную специфику России, опосредовавшую любые реформы. Поэтому для создания картины преобразований в советской деревне 1930-х гг., адекватно отражающей историческую реальность, требуется корректировка теории модернизации с учетом специфики России. Одной из попыток такой корректировки является предложенная нами частно-историческая теория фрагментарной модернизации.

Под фрагментарной модернизацией мы понимаем процесс и механизм преобразований общества, характеризующийся осознанной либо случайной заменой общемодернизационной цели (переход от традиционного общества к современному, индустриальному) на цель более частного порядка и менее ценную в социальном отношении (модернизация отдельных сфер жизни общества). Характерными чертами фрагментарной модернизации являются: ограниченность использования достижений научно-техниченского, общественно-политического, культурного прогресса; избыточный субъективизм проведения преобразований; частичный охват преобразуемых отношений даже в рамках одной сферы общественной жизни; лимитирование базовой совокупности методов преобразования действительности.

Фрагментарная модернизация в СССР 1930-х гг. проводилась государством путем эксплуатации ресурсов и потенциала общества, в сжатые, кратчайшие сроки, дабы как можно скорее достичь военно-технического и политического паритета с динамично развивающейся цивилизацией Запада; достижение такого равновесия являлось важнейшей целью и одновременно стимулом преобразований. Жестко ограниченная во времени, фрагментарная модернизация в СССР осуществлялась по нескольким важнейшим направлениям (индустриализация, интенсификация аграрного производства и пр.) и, следовательно, ее можно трактовать как совокупность неполных преобразований. Кроме того, государство как субъект модернизации навязывало обществу свой вариант преобразований и подавляло любые попытки общественного недовольства, одновременно укрепляя государственные институты, выступавшие в этих условиях как залог успешности реформ (но лишь с точки зрения власти). В итоге фрагментарная модернизация не могла создать механизмов общественного саморазвития, что вело к стагнации лосовремененной социально-экономической системы, которая через некоторое время снова нуждалась в реформах. Но, с точки зрения субъектов модернизации, такой сценарий преобразований был единственно приемлемым, так как позволял в кратчайшие сроки решить жизненно важные для страны задачи.

В конкретно-исторических условиях 1930-х гг. модернизация  в СССР проводилась под флагом социалистических преобразований и потому специфическим ее направлением являлось переустройство общественной жизни в соответствии с идеологической доктриной большевизма. В рамках данного направления проводились не только экономические мероприятия (национализация собственности, социализация земли и пр.), но и предпринимались попытки социальной инженерии, создания нового человека, социалистического быта и пр., декларированной целью которых являлось формирование такого типа общества, в котором исключались эксплуатация человека человеком, имущественное и социальное неравенство и другие негативные черты предшествующих формаций. Однако указанное направление отличалось наибольшей неполнотой преобразований, что объяснялось специфическими чертами фрагментарной модернизации.

Дело в том, что фрагментарная модернизация 1930-х гг. была по-своему уникальна, поскольку проводилась в уже преобразованной стране. Ведь события 1917 г. можно охарактеризовать как революционную модернизацию социального устройства России: была ликвидирована сословность, из деревни устранялись помещики как носители социальной архаики, крестьянство получило землю и волю. В новых исторических условиях, когда свобода декларировалась как ценность, население советской страны в целом и крестьянство, в частности, не были готовы нести тяготы новой модернизации. Поэтому советское государство, стремясь устранить все препятствия реформам и активизировать ход преобразований, реанимировало социальные институты минувшей эпохи (например, крепостное право). На наш взгляд, советское крепостное право - это форма общественно-индивидуальной зависимости колхозного крестьянства, выражавшаяся в прикреплении части сельского населения к земле и подчинении его власти партийной номенклатуры, осуществлявшей аграрную политику в рамках социалистической доктрины большевизма и опиравшейся на разветвленный государственный репрессивный аппарат. Советское крепостное право базировалось на предшествовавшей российской исторической традиции, оформлялось системой партийно-государственных документов и опосредованно подкреплялось действующим законодательством. Оно транслировалось и внедрялось в аграрную практику когортой местных начальников, что приводило к различным злоупотреблениям и отклонениям от генеральной линии правящей партии. Такая иерархичность социального управления и отчасти неповоротливость внедрения советского крепостного права позволяли крестьянам некоторое время достаточно быстро приспосабливаться к изменению условий своего существования и отстаивать в меру возможностей свои социально-экономические интересы, нередко вопреки командно-административной системе. 

В итоге присущие модернизированному, современному обществу идеалы свободы, неприкосновенности личности и пр. в Советской России не были реализованы. С учетом данного обстоятельства представляется возможным установить еще одну специфическую характеристику фрагментарной модернизации - обратный вектор развития, то есть восстановление в новых исторических условиях традиционных социально-экономических и общественно-политических институтов, отношений, норм (или их элементов). Причем, что парадоксально, восстановление таких институтов в условиях Советской России 1930-х гг. преследовало цели ускорения модернизации!

В рамках фрагментарной модернизации коллективизация трактуется как огосударствление аграрной сферы путем установления безраздельного контроля партийных и советских органов над деревней, повсеместного насильственного формирования крупных сельскохозяйственных предприятий (колхозов) и восстановления тяглово-податной зависимости колхозного крестьянства от государства. Процесс коллективизации в этом случае выступает в четырех взаимосвязанных аспектах: социокультурный (крушение традиционного крестьянского уклада, ликвидация различий между городом и деревней как двумя разными культурно-историческими типами организации жизнедеятельности общества); социально-политический (политическая смерть российского крестьянства, устранение крестьянства как общественно активного слоя, подчинение его диктату власти); социально-экономический (социальная смерть традиционного российского крестьянства в ходе раскрестьянивания, формирование колхозного крестьянства); организационно-технический (создание колхозов как крупных форм сельхозпроизводства, техническое обеспечение аграрной сферы и пр.). Коллективизация была нацелена на качественные преобразования сельхозпроизводства с целью повышения эффективности данной отрасли экономики, но эти преобразования проводились путем насилия над крестьянством, ликвидации его самостоятельности, уничтожения его традиционной культуры и традиционного же социального облика, что снижало эффект достигнутых новаций. 

С позиций частно-исторической теории фрагментарной модернизации коллективизация выглядит как внутренне логичный, непротиворечивый процесс, в отличие от историографической традиции перестроечного и постсоветского периодов, для которой было характерно выделение положительных (модернизация аграрного производства и пр.) и негативных (лраскулачивание, реанимация крепостничества) результатов колхозного строительства. Логичным выглядит и незавершенный характер коллективизации: результатом данной политики стало частичное (частичная механизация аграрного производства и пр.), но не полное (комплексная механизация, превращение крестьянства в составную часть гражданского общества и т.ад.) осовременивание деревни. 

Во второй главе Коллективизация в системе социалистических преобразований сельского хозяйства анализируются организационно-хозяйственные аспекты колхозного строительства, такие, как выбор и укрепление организационных форм колхозов; направления, факторы, эффективность колхозного производства; механизации колхозного производства; процесс осуществления и результаты модернизации полеводства, считавшегося в годы коллективизации важнейшей отраслью экономики коллективных хозяйств (развитие агротехники, освоение новых культур).

В ходе коллективизации произошла ликвидация альтернативных форм коллективных хозяйств и их унификация в варианте сельскохозяйственной артели. Коммуны, ранее считавшиеся высшей и наиболее желательной формой колхозов, в начале 1930-х гг. были отвергнуты сталинским режимом после того, как стало ясно, что характерный для этих объединений максимальный процент обобществления средств производства и даже быта вызывает резкое неприятие крестьянства. Напротив, товарищества по совместной обработке земли (ТОЗы) не устраивали творцов коллективизации низким уровнем обобществления средств производства и также были отвергнуты, хотя пользовались поддержкой крестьян.

С 1930 г. основной (а затем практически единственной) формой колхозов в земледельческих регионах, в том числе на Юге России, стала сельскохозяйственная артель, отличавшаяся неполным обобществлением средств производства. Органы власти остановились на артели по двум причинам: во-первых, она не вызывала резкого неприятия крестьян и, во-вторых, позволяла государству присваивать большую часть произведенной ею продукции, так как колхозники могли выжить за счет личных хозяйств. Крестьян же в артели привлекало право пользования личным хозяйством. 

Хотя артели устраивали и крестьянство, и власть, ряд факторов препятствовал их нормальному функционированию. На колхозной экономике отрицательно сказывалась государственная политика заготовок, ориентированная на изъятие у колхозов большей части произведенной продукции. Особенно тяжелое положение сложилось в первой половине 1930-х гг. в условиях крайней организационно-хозяйственной слабости поспешно созданных коллективных хозяйств. Так, перед весенней посевной кампанией 1933 г. колхозы Северо-Кавказского края, оставшись без семян из-за разорительных хлебозаготовок 1932 г., даже после получения семенной ссуды от государства могли выполнить только 84,8 % плана сева яровой пшеницы, 91,8 % плана сева ячменя и т. д. Даже в 1940 г. колхозы Дона вынуждены были отдать государству (госпоставки, натуроплата МТС, возврат семссуд) 40 % произведенной продукции. Колхозное производство страдало также от потери рабочих рук в результате депортаций, репрессий и голода 1932 - 1933 гг., а также из-за невысокой трудовой активности колхозников, недовольных низкой оплатой труда, и их ухода на постоянную или временную работу в промышленность, совхозы и т. д.

Мерой, направленной на осовременивание сельхозпроизводства, являлась механизация, в процессе осуществления которой предстояло решить ряд задач: осуществить замену живого тягла различными механизмами (тракторами, комбайнами, автомашинами и т. д.); механизировать основные производственные операции в тех или иных отраслях аграрной экономики (в конечном счете механизировать эти отрасли); достичь комплексной механизации сельского хозяйства.

С развертыванием коллективизации уровень механизации аграрного производства заметно вырос. Так, основная масса тракторов (89,1 % от их общего количества в 28а150 машин по данным на 25аноября 1933 г.) была завезена в Северо-Кавказский край с 1929 г. по 1933 г. включительно. Для большей эффективности использования техника концентрировалась в тракторных колоннах и машинно-тракторных станциях (МТС). Вместе с тем создание МТС усиливало зависимость от государства колхозов, которым с начала 1930-х гг. запрещалось приобретать тракторы.

Даже после создания МТС эффект механизация был занижен низкой квалификацией и трудовой мотивацией механизаторов, проходивших ускоренное обучение и не получавших достойной оплаты за труд. Кроме того, колхозное руководство нередко отказывалось от услуг МТС из-за высокой их стоимости (лтракторобоязнь, комбайнобоязнь). Лишь во второй половине 1930-х гг., в условиях общего укрепления колхозной системы, процесс механизации на Юге России был оптимизирован. Увеличилось число квалифицированных механизаторов, накопивших солидный профессиональный опыт; численно вырос парк сельхозмашин; была снята проблема разномарочности, так как теперь на колхозных полях работали исключительно однотипные машины отечественного производства; произошли качественные улучшения тракторного парка, в составе которого резко увеличилась численность более мощных и экономичных гусеничных тракторов (например, в 1940 г. 12,6 % тракторного парка в МТС Орджоникидзевского края составляли гусеничные тракторы).

Привлечение техники позволило МТС и колхозам Дона, Кубани и Ставрополья в 1937 - 1940 гг. довести уровень механизации основных производственных операций в полеводстве (весновспашка, весенний и озимый сев, лущение, подъем зяби, уборка и т. д.) до 80 - 100 %. Еще одним результатом механизации являлась интенсификация аграрного производства. Так, на Дону и Кубани в 1924 - 1926 гг. индивидуальные крестьянские хозяйства тратили на посев 1 га зерновых 15,05 человекодней. В 1933 г. на тех же работах колхозы тратили 8,67 человекодней, а в 1937аг. - 6,96 человекодней. Однако механизация, частично затронув сферу полеводства, почти не коснулась других отраслей колхозной экономики (огородничества, животноводства и т. д.). Комплексной механизации аграрной сферы к началу 1940-х гг. достичь не удалось.

Еще одним направлением модернизации сельхозпроизводства являлось повышение уровня агротехники путем внедрения научных достижений и разработок. Первоначально форсирование коллективизации препятствовало реализации поставленных задач. В частности, из-за ускоренного создания колхозов ощущалась острейшая нехватка агрономов и агротехников. В 1932аг. в Северо-Кавказском крае не хватало 37астарших и 944аучастковых агрономов, 232аагрономов для хлопководческих, рисоводческих и других специализированных колхозов и 300аагротехников. В этих условиях предпринимались попытки компенсировать нехватку кадров агроспециалистов за счет ускоренного обучения самих колхозников, создания института колхозных инспекторов по качеству, массового формирования в 1934 - 1935 гг. опытных учреждений - колхозных хат-лабораторий. Но эти меры лишь частично восполняли нехватку специалистов. Только к исходу 1930хагг. проблема кадрового обеспечения колхозного полеводства была в основном решена. Так, на Кубани в 1939аг. на 2а369 колхозов приходилось 1а609 агрономов и 1а010аагротехников (а в 1913 г. здесь было лишь 27аагрономов).

Эффективность агротехнических мероприятий снижалась противоречивой политикой властей, которые одновременно требовали и расширения посевных площадей, и соблюдения качества сельхозработ; бюрократизацией управления колхозной системой; низкой трудовой активностью колхозников и т. д. Тем не менее, внедрение агротехники в колхозное производство все же привело к постепенному повышению урожайности. Так, во время засухи 1934 г. в Северо-Кавказском крае по итогам обследования 128 колхозов оказалось, что при средней урожайности озимой пшеницы (11 центнеров с га) 23 колхоза благодаря умелому ведению хозяйства и высокой агротехнике собрали свыше 14,4ацентнеров с га. Однако в целом колхозная система Юга России сумела превысить показатели урожайности и валовые сборы 1913 г. (наиболее урожайного в дореволюционный период) только в благоприятном 1937 г., что свидетельствовало о недостаточном уровне агротехники.

Модернизация аграрного производства выразилась и в освоении колхозами Дона, Кубани и Ставрополья новых сельскохозяйственных культур, которые ранее либо вовсе не возделывались в указанных регионах, либо их удельный вес в составе других культур был практически незаметен. Так, на Кубани в 1928 г. совсем не выращивались такие технические культуры, как хлопок и клещевина, а в 1938 г. удельный вес этих культур составлял соответственно 1,5 % и 3,4 % всех посевных площадей. На Ставрополье вместо 6 - 7 сельхозкультур, выращиваемых в дореволюционный период, к началу 1940-х гг. возделывались 13 зернобобовых, 14атехнических, 12акормовых культур и 22аогородные культуры. 

Таким образом, колхозная деревня Юга России 1930-х гг., прошедшая модернизацию, заметно отличалась в организационно-хозяйственном плане от деревни доколхозной (немодернизированной) формами организации производства, уровнем технической оснащенности, агротехники, структурой посевных площадей. Однако аграрные преобразования не были завершены в силу ускоренности и отчуждения от них сельского социума, а эффективность уже достигнутых результатов модернизации снижали негативные характеристики колхозной системы.В третьей главе Крестьянский уклад как отражение многоукладности коллективизированной деревни освещаются состояние и функционирование личных подсобных хозяйств (ЛПХ) колхозников и хозяйств единоличников, обосновывается разработанная в рамках данного исследования классификация таких хозяйств, анализируется государственная политика по отношению к ним.

Под социально-экономическим укладом в советской колхозной деревне автором понимается прямая личная и ассоциированная групповая включенность сельского жителя в определенную сферу сельскохозяйственного производства, которая предопределяет его хозяйственную и социальную активность, его ментальные умонастроения и жизненную философию, его социально-политическую позицию. Следовательно, под многоукладностью доколхозной деревни понимается не только сосуществование разных социально-экономических укладов, но также изначальная вариативность организации сельскохозяйственного производства и деревенского быта, предопределяемая совокупностью культурно-исторических, экономических, биологических и технических возможностей и потребностей сельского социума.

К 1934 г. по СССР насчитывалось не менее 9амлн. единоличных хозяйств (40% от общего количества крестьянских дворов). Те же тенденции были характерны и для Северо-Кавказского края, в котором в 1933 г. единоличники составляли до 35,3% от общего количества крестьянских хозяйств. После разделения в начале 1934 г. Северо-Кавказского края в обеих новых административно-территориальных единицах единоличники по-прежнему составляли заметный процент: в новообразованном Северо-Кавказском крае насчитывалось 263,4 тыс. хозяйств единоличников (44,4% от общего числа крестьянских дворов), в Азово-Черноморском крае - 117,3 тыс. (19,8%).

Советским законодательством единоличными хозяйствами признавались семьи (или одиночки), не состоявшие в колхозе, не являвшиеся рабочими и служащими и получавшие доход исключительно или в основном от собственного сельхозпроизводства. Имеющиеся в нашем распоряжении документы и материалы позволяют разработать классификацию единоличных хозяйств, основанную на их производственно-экономических характеристиках и качественно отличную от советских вариантов, по которым единоличники делились на кулаков, середняков, бедняков, или на трудовые хозяйства и хозяйства спекулянтов. По нашей классификации хозяйства единоличников делятся на ряд основных групп (типов): 1) хозяйства потребительского типа; 2) хозяйства наемно-батрацкого типа; 3) мелкотоварные хозяйства, делившиеся на две основных категории - предпринимательско-производящие и садово-огороднические; 4) хозяйства примитивно-коммерческого типа.

Единоличные хозяйства потребительского типа ограничивали свои размеры потребительской нормой и, кроме того, зачастую не занимались полеводством, возделывая огороды либо существуя за счет природных ресурсов (рыбная ловля, сбор ягод и т. д.) и хищений продукции у колхозов и сельских жителей. Хозяйства наемно-батрацкого типа, хотя и занимались сельским хозяйством, но основные доходы получали работой по найму. В рамках аграрного производства у представителей единоличных хозяйств наемно-батрацкого типа было три основных варианта трудоустройства - наняться в батраки к зажиточным единоличникам или колхозникам, записаться на сезонные работы в совхоз или уйти на заработки в колхоз. Источники свидетельствуют, что наиболее предпочтительным вариантом для единоличников являлась работа в совхозе, так как по действовавшим правилам они в этом случае освобождались от обязательных госпоставок натуральных продуктов и получали ряд других льгот. 

Единоличные хозяйства садово-огороднического типа, сократив до минимума посевы зерновых культур, акцентировали усилия на выращивании фруктов, ягод и овощей, приносивших значительные доходы даже с тех небольших участков земли, которые оставались у единоличников после коллективизации. В 1934 г. члены обследовательских комиссий в Северо-Кавказском крае констатировали, что хозяйства садово-огороднического типа составляли здесь 15 - 20%ав общей массе единоличников. Такие хозяйства оказались наиболее устойчивыми, так как производимая ими продукция всегда пользовалась спросом.

Единоличные хозяйства предпринимательско-производящего типа стремились к наращиванию своих производственных показателей. С этой целью они преступали закон (постановление ЦИК и СНК СССР от 1 февраля 1930 г. о запрете единоличникам арендовать землю и использовать наемный труд), расширяя площади колосовых культур и используя для их обработки наемную рабочую силу. Обычными способами расширения земельных наделов являлись захваты, аренда и - значительно реже - покупка земли у колхозов, совхозов, других организаций, колхозников и единоличников. Благодаря усилиям предпринимательско-производящих хозяйств, единоличники в целом даже перевыполняли посевные задания. Так, в 1934аг. единоличники Северо-Кавказского края засеяли яровыми 428 тыс. га (105,2% к плану в 407 тыс. га). Одновременно с зерновым производством такие хозяйства выращивали овощи, фрукты, занимались извозом, предоставлением (за определенную плату или часть урожая) тягла односельчанам для вспашки огородов и пр.

Самой немногочисленной группой единоличников являлись хозяйства примитивно-коммерческого типа, занимавшиеся (преимущественно либо исключительно) торговлей и предпринимательством. Причем в условиях запрета свободной торговли деятельность единоличников-предпринимателей обретала нередко полукриминальный оттенок (торговля похищенным зерном и мукой, тайный помол зерна и пр.).

Период с 1933 г. до 1935 г. является своеобразным золотым веком единоличного крестьянства Юга России, так как в это время оно было, по существу, забыто властью и не подвергалось давлению с ее стороны. Но единоличники подавали нежелательный пример самостоятельности для колхозников. Поэтому на июльском (1934 г.) совещании в ЦК ВКП(б) по вопросам коллективизации было принято решение ужесточить административное и налоговое давление на единоличников, чтобы заставить их вступить в колхозы. В итоге, если в первой половине 1934 г. на Дону, Кубани и Ставрополье насчитывалось 380,7атыс. хозяйств единоличников, то к 1аянваря 1936аг. Ц76,4 тыс., в 1940 г. - только 8 тыс.

Наряду с единоличниками, важным компонентом крестьянского уклада в коллективизированной деревне являлись личные подсобные хозяйства колхозников (ЛПХ), предусматривавшиеся как элемент сельхозартелей и первым (1930 г.), и вторым (1935 г.) Примерными уставами сельскохозяйственной артели. Согласно Примерному уставу 1935 г. колхозники в районах Дона, Кубани и Ставрополья могли пользоваться участком земли 0,25 - 0,5 га (в отдельных районах до 1 га) и содержать одну корову, до двух голов молодняка крупного рогатого скота, до двух свиноматок с приплодом и пр. Предполагалось, что ЛПХ будут приносить колхознику вспомогательные доходы, а основное он получит за работу в колхозах. Однако в условиях, когда выдачи на трудодни в колхозах были не только малы, но и, по меткому выражению Ш. Фицпатрик, непредсказуемы, ЛПХ превратились в основной источник продуктов питания и материальных средств для семей колхозников. Так, в удачном для колхозной системы 1940 г. ЛПХ давали колхозной семье (в среднем по СССР) 66,9 % всего потребляемого ею картофеля, 66,1 % овощей, 86,8а%амяса и сала и т. д.

Анализ функционирования личных подсобных хозяйств колхозников дает основания утверждать, что они не представляли собой однородной массы, но подразделялись на два основных типа: хозяйства натурально-потребительского типа и мелкотоварные хозяйства.

Хозяйства натурально-потребительского типа ограничивали свои производственные возможности рамками собственного потребления. Как правило, такие хозяйства акцентировали усилия на выращивании овощей, картофеля, кукурузы, бобовых, других сельхозкультур, которые приносили относительно высокие урожаи даже с тех небольших земельных участков, которыми пользовались колхозники. Часть продукции представители таких хозяйств выносили на рынок, но чаще всего для того, чтобы получить деньги, необходимые для уплаты налогов. Напротив, мелкотоварные хозяйства колхозников не только удовлетворяли потребности своих владельцев в продовольствии, но и являлись источником товарной продукции. В связи с этим важнейшими отличительными признаками таких хозяйств являлись четкая ориентация на рынок и стремление к наращиванию производственных мощностей либо к интенсификации производства.

Не имея возможности прожить на те скудные средства, которые они получали на выработанные в колхозах трудодни, колхозники зачастую уделяли большую часть сил и времени своим ЛПХ. Данное обстоятельство серьезно беспокоило представителей власти, которые постоянно контролировали размеры ЛПХ и пытались запретительными мерами снизить их значение в жизни крестьянских семей. К исходу 1930-х гг. в результате административных мер и, что важнее, укрепления колхозной системы (результатом чего стало увеличение оплаты трудодней) роль ЛПХ несколько снизилась. Однако и в это время подавляющее большинство колхозников пользовались ЛПХ.

Итак, хотя коллективизация была направлена на унификацию форм аграрного производства, в колхозной деревне Юга России в 1930х гг. сохранялись компоненты многоукладных социально-экономических отношений (крестьянский уклад), что было обусловлено поспешностью преобразований, расчетами правительства, сопротивлением крестьянства и действием объективных законов экономики и социальной жизни.

В четвертой главе Коллективизация как перманентный социальный конфликт в советском обществе конца 1920-х - начала 1940-х гг. исследуются проблемы взаимоотношений власти и крестьянства (единоличного и колхозного), приводится определение перманентного социального конфликта между сталинским режимом и населением советской деревни, освещаются социокультурные формы и корни конфликта, дается его периодизация, анализируются конкретные его проявления.

В ходе противостояния между сталинским режимом и советским крестьянством в конце 1920-хаЦ начале 1930-х гг. население деревни ответило массовым протестом на насилие власти. По нашему мнению, в данном случае в наибольшей мере подходит такое определение, как перманентный социальный конфликт, вызванный несовпадением государственной политики и интересов значительной части крестьянства, важнейшими характеристиками которого выступают долговременность, устойчивость и преемственность различных акций крестьянского сопротивления. Выражаясь в разных методах и формах, конфликт между крестьянством и властью длился на протяжении всего рассматриваемого нами периода (конец 1920-х - начало 1940-х гг.), что объясняется нерешенностью аграрного вопроса в Советской России, ибо коллективизация устраивала в основном лишь государство, но не массу крестьян.

В ходе перманентного социального конфликта крестьянство использовало различные формы и методы борьбы. В нашем исследовании выделено 17 методов крестьянского протеста (массовые или групповые крестьянские выступления; террористические акты, самораскулачивание, коллаборационизм, тупиковые методы - алкоголизм, самоубийство и т. д.), применявшихся жителями села на разных этапах перманентного конфликта. Все эти методы можно сгруппировать, основываясь на тех или иных критериях. Тем самым мы выходим на формы крестьянского сопротивления давлению власти.

Если рассматривать степень активности участников (а также их готовность разрушить систему аграрного производства или в целом советскую систему или же приспособиться  к ней), можно выделять активные (массовые выступления, теракты и пр.), пассивные (уклонение от колхозного производства и т. п.) и тупиковые (алкоголизм, самоубийство) формы протеста. Избрав в качестве критерия действия участников сопротивления, мы выделяем вербально-эпистолярные (лписьма во власть, жалобы, слухи и т. д.) и бихевиористские, или деятельностные (волнения, расширение личных хозяйств и др.) формы протеста. Учитывая степень традиционности или, напротив, новационности крестьянских акций протеста, можно отметить, что большинство из них являлись традиционными (волнения, бегство из деревни и т. п.), но появился и ряд новаций (попытки создания крестьянских союзов и т. п.). Принимая во внимание численность участников акций протеста, можно говорить об индивидуальных (лтеракты и т. п.) и массовых, или коллективных (волнения, восстания, волынки и пр.) формах протеста. Методы протеста можно разграничить в соответствии с таким трудноуловимым критерием, как степень осознания субъектом сопротивления своего недовольства системой организации аграрного производства, сложившейся в ходе коллективизации. В зависимости от конкретно-исторической ситуации, выделяются субъектные и неперсонифицированные (то есть как бы не имеющие субъектов) формы протеста. Так, в 1930-х гг. многие колхозники сознательно уклонялись от участия в сельхозпроизводстве (субъектная, осознанная форма протеста). Но в 1941 - 1945 гг. уклонение от общественного производства нередко не являлось протестом, даже с точки зрения самого уклоняющегося, так как зачастую колхозники просто не могли трудиться из-за физического истощения. Однако возникновение такой ситуации было объективно предопределено негативными характеристиками колхозной системы (остаточным принципом распределения средств по трудодням и т.ап.).

Анализ конкретно-исторических материалов позволяет выделить несколько этапов перманентного социального конфликта. В течение подготовительного, или предварительного этапа (1927аЦ 1929 гг.) крестьяне в основном пытались уклониться от давления власти, например, путем вступления в колхозы, чем в значительной мере объясняется рост коллективизации в Северо-Кавказском крае в конце 1920хагг. Напротив, в период с конца 1929 г. до начала 1933 г., в результате форсирования темпов коллективизации и усиления налогово-административного давления на деревню,  характерны активные и массовые формы крестьянского протеста, постепенно угасающие в результате репрессий и голода 1932 - 1933 гг. Так, в 1930 г. в русских районах Северо-Кавказского края произошло 1а061 массовое крестьянское выступление, а в период с января 1931 г. по март 1932 г. - всего 186. С 1933 г. и до самого начала 1940хагг. преобладали пассивные формы крестьянского протеста (уклонение от работы в колхозах, расширение ЛПХ и пр.). В частности, в 1940аг. не выработали минимума трудодней либо ни одного трудодня 1,4а% трудоспособных мужчин и 9,4 % женщин в коллективных хозяйствах Дона, 3 % мужчин и почти 18 % женщин в колхозах Ставрополья. С началом же Великой Отечественной войны социальный конфликт между частью советского крестьянства и сталинским режимом вновь обострился, найдя выражение в коллаборационизме, когда некоторое количество сельских жителей поддержало оккупантов, пойдя к ним на службу в качестве полицаев, старост разных уровней и т. д.

Таким образом, коллективизация, в силу ее ускоренности и широкого применения государственного насилия, стала толчком к социальному конфликту между сталинским режимом и значительной частью крестьянства. Выражаясь в острых формах в начале 1930-х гг., перманентный социальный конфликт постепенно затухал на протяжении десятилетия в результате устранения из деревни наиболее активных оппозиционеров и организационно-хозяйственного укрепления колхозной системы. В начале 1940-х гг. конфликт вновь обострился, так как небольшая группа сельских жителей поддержала оккупационный нацистский режим. Однако подавляющее большинство крестьян не поддержали оккупантов, причем не только в силу патриотизма, из-за недовольства принуждением к труду, реквизициями, грабежами, притеснениями, но нередко под влиянием сформировавшегося в 1930-х гг. (особенно во второй половине десятилетия) позитивного отношения к колхозной системе.

В заключение диссертационной работы подводятся итоги исследования, формулируются основные выводы. Фрагментарная модернизация сельскохозяйственного производства и социального устройства сел и станиц Юга России 1930-х гг., выражавшаяся в создании колхозов как крупных хозяйственных форм, механизации аграрной сферы, развитии агротехники и т. д., позволила в значительной мере интенсифицировать сельское хозяйство, уменьшить его зависимость от природной стихии, повысить урожайность и пр. Однако ускоренность преобразований, отчужденность от них сельского социума не позволили полностью реализовать намеченные задачи, привели к тому, что осуществить реформы удалось лишь частично. Наряду с техническим прогрессом в колхозной деревне наблюдалась реанимация досоветских социально-экономических институтов, что также являлось прямым следствием модернизации, в ходе которой власть закрепощала крестьянство ради скорейшего осовременивания социально-экономических структур деревни. 

 

Основное содержание настоящего диссертационного исследования отражено в следующих публикациях автора:

1. Бондарев В.А. Фрагментарная модернизация постоктябрьской деревни: история преобразований в сельском хозяйстве и эволюция крестьянства в конце 20-х - начале 50-х годов XX века на примере зерновых районов Дона, Кубани и Ставрополья: Монография / Отв. ред. А.П. Скорик. - Ростов н/Д.: Изд-во СКНЦ ВШ, 2005. - 36,25 п. л.
2. Бондарев В.А. Селяне в годы Великой Отечественной войны: Российское крестьянство в годы Великой Отечественной войны (на материалах Ростовской области, Краснодарского и Ставропольского краев): Монография / Отв. ред. А.П. Скорик. - Ростов н/Д.: Изд-во СКНЦ ВШ, 2005. - 12,0 п. л.
3. Бондарев В.А. Крестьянство и коллективизация: многоукладность социально-экономических отношений деревни в районах Дона, Кубани и Ставрополья в конце 20-х - 30-х годах XX века: Монография / Отв. ред. А.П.аСкорик. - Ростов н/Д.: Изд-во СКНЦ ВШ, 2006. - 32,5 п. л.
4. Бондарев В.А., Циткилов П.Я. Социальная поддержка сельского населения Ростовской области в годы Великой Отечественной войны // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. - 2000. - № 1 - 0,75ап.ал.
5. Бондарев В.А. Эмигрантские коммуны в советской деревне 1920-х гг. (на материалах Юга России) // Научная мысль Кавказа. Приложение. - 2005. - № 11. - 0,3ап. л.
6. Бондарев В.А. Роль личных подсобных хозяйств в колхозном строительстве в 30-х - начале 50-х годов // Научная мысль Кавказа. Приложение. - 2005. - №а12. - 0,28ап. л.
7. Бондарев В.А. К вопросу о роли бедноты в коллективизации сельского хозяйства в СССР (на материалах Юга России) // Научная мысль Кавказа. Приложение. - 2006. - № 1. - 0, 28 п. л.
8. Бондарев В.А. Судьба единоличников на Юге России (начало 30-х - первая половина 40-х годов) // Научная мысль Кавказа. Приложение. - 2006. - №а2. - 0,34 п. л.
9. Бондарев В.А., Скорик А.П. Виновен ли Харлампий Ермаков, или Новый взгляд на шолоховских героев (Рецензия на книгу А.И. Козлова М.А. Шолохов: времена и творчество. По архивам ФСБ). Ростов н/Д.: Изд-во РГУ, 2005. 479 с.) // Донской временник. Краеведческий библиотечно-библиографический журнал. Год 2007-й. Ростован/Д., 2006. - 0,125 п. л.
10. Бондарев В.А. Историческая реконструкция коллективизации: поиск интерпретаций // Путь в науку: Молодые ученые об актуальных проблемах социальных и гуманитарных наук: Сб. статей / ИППК при Рост. гос. ун-те. - Ростов н/Д.: СКНЦ ВШ, 2004. - 0,33 п. л.
11. Бондарев В.А. Вербально-эпистолярные формы протеста колхозного крестьянства (конец 20х - первая половина 40-х гг. XX века) // Рубикон: Сб. науч. работ молодых ученых. - Ростов н/Д.: Изд-во РГУ, 2004. - Вып. 28. - 0,2 п. л.
12. Бондарев В.А. Российская деревня в ходе коллективизации: деформация социальной структуры и преступность (на материалах Юга России) // Рубикон: Сб. науч. работ молодых ученых. - Ростов н/Д.: Изд-во РГУ, 2006. - Вып. 41. - 0,2 п. л.
13. Бондарев В.А., Левакин А.С. Морально-этические и профессиональные качества колхозного руководства как фактор функционирования коллективных хозяйств в 1930-х гг. (на материалах Юга России) // Рубикон: Сб. науч. работ молодых ученых. - Ростов н/Д.: Изд-во РГУ, 2006. - Вып.  41. - 0,25 п. л.
14. Бондарев В.А. Великая Отечественная война и психология колхозного крестьянства (на материалах Дона, Кубани и Ставрополья) // Человек и общество: поиски, проблемы, решения: Сб. науч. и метод. статей. - Новочеркасск, 2000. - Вып. 2. - 0,19 п. л.
15. Бондарев В.А. Миграционные процессы и колебания численности крестьянства Дона в годы Великой Отечественной войны // Актуальные проблемы социальной истории: Сб. науч. статей. - Новочеркасск; Ростов н/Д.: Изд-во Пегас, 2000. - Вып. 1. - 0,13 п. л.
16. Бондарев В.А. Крестьянский быт в условиях Великой Отечественной войны (на материалах Дона, Кубани и Ставрополья) // Актуальные проблемы социальной истории: Сб. науч. статей. - Новочеркасск; Ростов н/Д.: Изд-во Пегас, 2001. - Вып. 2. - 0,18 п. л.
17. Бондарев В.А. Крестьянство России в 1941 - 1945 гг.: проблема отношения к власти (на материалах Дона, Кубани и Ставрополья) // Человек и общество: поиски, проблемы, решения: Сб. науч. и метод. статей. - Новочеркасск, 2001. - Вып. 4. - 0,19 п. л.
18. Бондарев В.А., Цветов Б.П. Выбор советского народа: патриотизм в годы Великой Отечественной войны (на материалах Юга России) // Страницы истории российского общества: Сб. статей. - Новочеркасск, 2002. - Деп. в ИНИОН РАН 15.11.2002, № 57587. - 0,94 п. л.
19. Бондарев В.А. Социально-экономическое воздействие колхозной системы на российскую деревню (1930-первая половина 1940-х гг.) // Страницы истории российского общества: Сб. статей. - Новочеркасск, 2002. - Деп. в ИНИОН РАН 15.11.2002, № 57587. - 0,88 п. л.
20. Бондарев В.А. Великий перелом российской деревни: коллективизация и кризис крестьянской ментальности // Актуальные проблемы социальной истории: Сб. науч. статей. - Новочеркасск; Ростов н/Д.: Изд-во Пегас, 2003. - 0,18ап. л.
21. Бондарев В.А. Коллективизация и крестьянское сопротивление: причины, формы, итоги (на материалах Юга России) // Вопросы истории, социальной философии и права: Сб. статей. - Новочеркасск, 2004. - Вып. 1. - Деп. в ИНИОН РАН 01.07.2004, № 58763. - 1,18 п. л.
22. Бондарев В.А. О формах социального протеста российского крестьянства в период насильственной коллективизации (на материалах Юга России) // Актуальные проблемы социальной истории: Сб. науч. статей. - Новочеркасск; Ростов н/Д.: Изд-во Пегас, 2004. - Вып. 5. - 0,19 п. л.
23. Бондарев В.А. Организационно-хозяйственные формы сталинских колхозов: от многообразия к унификации // Вестник филиала Российского государственного социального университета в г. Каменск-Шахтинском: Науч. и учеб.-метод. ежегодник. - Каменск-Шахтинский, - 2005. - № 3. - 0,22 п. л.
24. Бондарев В.А. Тенденции коллективной психологии колхозного крестьянства СССР в сталинскую эпоху (30-е гг. - начало 50-х гг. XX в.) // Вопросы истории и культуры России: Сб. статей. - Новочеркасск, 2005. - Деп. в ИНИОН РАН 07.09.2005, № 59427. - 0,78 п. л.
25. Бондарев В.А. Механизация колхозного производства в 1930-х гг.: факторы, направления, результаты (на примере Дона, Кубани и Ставрополья) // Региональные измерения социальной истории: Сб. статей. - Новочеркасск, 2006. - Деп. в ИНИОН РАН 25.04.06, № 59724. - 1,13 п. л.
26. Бондарев В.А. Модернизация социальной сферы южно-российской деревни в 1930-х годах // Вестник филиала Российского государственного социального университета в г. Каменск-Шахтинском: Науч. и учеб.-метод. ежегодник. Каменск-Шахтинский, - 2006. - № 4. - 0,3 п. л.
27. Бондарев В.А. Предпосылки сохранения социальной неоднородности колхозного крестьянства Юга России в 1930-х гг. // Социальное знание и практика: Сб. науч. статей. - Новочеркасск, 2006. - Вып. 1. - 0,44 п. л.
28. Бондарев В.А., Левакин А.С. Судьба иностранцев в советских колхозах (Юг России, 1930-е годы) // Региональные измерения социальной истории: Сб. статьей. - Новочеркасск, 2006. - Деп. в ИНИОН РАН 25.04.06, № 59724. - 1,25 п. л.
29. Бондарев В.А. Повседневность казачьей станицы Юга России в условиях коллективизации (30-е годы XX века) // Итоги фольклорно-этнографических исследований этнических культур Северного Кавказа за 2005 год. Дикаревские чтения (12). - Краснодар, 2006. - 0,75 п. л.
30. Бондарев В.А., Скорик А.П. Красноармейцы-переселенцы в колхозах Дона и Кубани в 1930-х гг.: опыт исторического исследования локально созданной группы эпохи Великого перелома // Человек на исторических поворотах XX века / Под ред. А.Н.аЕремеевой, А.Ю. Рожкова. - Краснодар, 2006. - 0,5 п. л.
31. Бондарев В.А. Политика советского государства и крестьянский уклад в колхозной деревне 1930-х гг. // Лосевские чтения: Труды Международной ежегодной науч.-теор. конф., г. Новочеркасск, май 2006 г. - Новочеркасск, 2006. - 0,5 п. л.
32. Бондарев В.А. Социальные функции коллективных хозяйств Юга России (1930-е гг. - начало 1950-х гг.) // Лосевские чтения: Труды Международной ежегодной науч.-теор. конф., г. Новочеркасск, май 2006 г. - Новочеркасск, 2006. - 0,5 п. л.
33. Бондарев В.А., Скорик А.П. Сектанты в деревне Юга России 1930-х гг.: религиозные убеждения и стратегии поведения в рамках колхозной системы // Человек и общество: поиски, проблемы, решения. Сб. науч. и метод. статей. - Вып. 13 / Под ред. Л.С.аНиколаевой. - Новочеркасск, 2007. - 0,38 п. л.
34. Бондарев В.А., Ревин И.А. Механизаторы 1930-х гг.: профессиональный уровень и специфика деятельности в условиях колхозной системы // Человек и общество: поиски, проблемы, решения. Сб. науч. и метод. статей. - Вып. 13 / Под ред. Л.С.аНиколаевой. - Новочеркасск, 2007. - 0,38 п. л.
35. Бондарев В.А. Возникновение и деятельность колхозных хат-лабораторий на Юге России (1930-е годы) // Россия в исторической ретроспективе: теория, методология, интерпретации. К 100-летию ЮРГТУ (НПИ). Сб. статей / Юж.-Рос. гос. техн. ун-т (НПИ). - Новочеркасск, 2007. - С. 29 - 46. - Рус. - Деп. в ИНИОН РАН № 60310 от 07.06. 07 г. - 1,125 п.л.
36. Бондарев В.А., Левакин А.С. Инспекторы по качеству в колхозах Юга России 1930-х гг.: специфика социального статуса и профессиональной деятельности // Россия в исторической ретроспективе: теория, методология, интерпретации. К 100-летию ЮРГТУ (НПИ). Сб. статей / Юж.-Рос. гос. техн. ун-т (НПИ). - Новочеркасск, 2007. - С. 47 - 62. - Рус. - Деп. в ИНИОН РАН № 60310 от 07.06. 07 г. - 1,0 п.л.

---

1 См.: Данилов В.П. Истоки и начало деревенской трагедии // Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы. 1927аЦ 1939. В 5-ти т. Т. 1. Май 1927аЦ ноябрь 1929. М., 1999. С. 22, 53.

2 Сталин И.В. Год великого перелома. К XII годовщине Октября // Сталин И.В. Сочинения в 16-ти т. Т. 12. М., 1953. С. 125, 131.

3 См.: Бондарев В.А. Селяне в годы Великой Отечественной войны: российское крестьянство в годы Великой Отечественной войны (на материалах Ростовской области, Краснодарского и Ставропольского краев). Ростов н/Д., 2005. С. 24, 113.

* В автореферате приведен сокращенный вариант историографического обзора. Расширенный анализ историографии проблемы содержится в тексте диссертации.

5 См., например: Наумов К. Вопросы колхозного строительства // На аграрном фронте. 1928. № 5. С. 92 - 113; Никулихин Я. Темпы развития сельского хозяйства и темпы его обобществления // Большевик. 1929. № 18. С. 68 - 87; Дудин К.Ф. Организация тракторных колонн. М., 1929; Ангаров А. Сельсовет и ликвидация кулачества как класса // Большевик. 1930. № 6. С. 3 - 18; Власов М. Коллективизация советской деревни. М., 1930; Елизаров Н.В. Ликвидация кулачества как класса. М., 1930; КрицманаЛ.Н. Решающий этап коллективизации // На аграрном фронте. 1930. № 5. С. 3 - 24; Ильин И.Е. Колхозы РСФСР и перспективы их развития. М. - Л., 1930; Шуваев К. Машинно-тракторные станции и колонны. М. - Л., 1930; Анастасенко Ф.И., Кричевский А.О. 25-тысячники краснопутиловцы на колхозной стройке. М. - Л., 1931; Либкинд А.С. Аграрное перенаселение и коллективизация деревни. М., 1931; Папшицкий Н.М., СигароваМ.С. Организационно-хозяйственное укрепление колхозов и задачи пролетарского шефства. Саратов, 1932;  Алексеев А.И. Сельскохозяйственная артель - основное звено коллективизации. М. - Л., 1931; Андрианова К.И. и др. Постоянная бригада и внутрибригадная организация труда. М., 1934; Жуйко И. Учет труда в колхозах. М., 1935; ЯковлеваЯ.А. Вопросы организации социалистического сельского хозяйства. М., 1935.

6 Анисимов Н.И. Победа социалистического сельского хозяйства. М., 1937; ШуваеваК.М. Старая и новая деревня. М., 1937; Альфиш С.Д. Победа колхозного строя. Саратов, 1939; Лаптев  И. Советское крестьянство. М., 1939, и др.

7 См., например: Белов П.А. Социалистическая индустриализация страны и коллективизация сельского хозяйства СССР. М., 1946; Анисимов А. Советское крестьянство. М., 1947; Бурджалов Э.Н. СССР в период борьбы за коллективизацию сельского хозяйства (1930 - 1934 гг.). М., 1950; Трапезников С. Борьба партии большевиков за коллективизацию сельского хозяйства в годы первой сталинской пятилетки. М., 1951; Генкина Э.Б. СССР в период борьбы за коллективизацию сельского хозяйства (1930 - 1934). М., 1952; Краев М.А. Победа колхозного строя в СССР. М., 1954.

8 См.: История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. Под ред. комиссии ЦК ВКП(б). М., 1950. С. 275, 278 - 286, 290 - 305, 321, 325 - 326. 

9 Червочкин П. Колхозы Северо-Кавказского края. Ростов н/Д., 1928; Колхозное строительство на Кубани // Северо-Кавказский край. 1928. № 6аЦ 7. С. 35 - 47; Лантух Л. Колхозы на Дону // Северо-Кавказский край. 1928. № 8 - 9. С. 33 - 43; Рельский Д. Тракторные колонны края // Ленинский путь. 1929. № 8. С. 5 - 11.

10 Повалюхин И. Партийное руководство колхозным строительством // Известия Северо-Кавказского крайкома ВКП(б). 1929. № 7. С. 8 - 13; Белячков П. Назревшие вопросы (партстроительство на селе) // Ленинский путь. 1929. № 7 - 8. С. 23 - 26; Ильин Г.Ф. Партячейка в колхозе. Ростов н/Д., 1931.

11 См.: Донской И. Край сплошной коллективизации // Северо-Кавказский край. 1930. № 12. С. 43 - 54; Дьяченко Н. Рабочий план в колхозе. Ростов н/Д., 1931; Андреев В. ОбезличкааЦ враг колхоза. Ростов н/Д., 1932; Перерва В. Производственная бригада в колхозе. Ростов н/Д., 1932.

12 Травкин В. Кассы взаимопомощи Северо-Кавказского края // Социальное обеспечение. 1931. № 4. С. 21 - 22; Демьяненко П. Орджоникидзевский крайсобес работал хорошо // Социальное обеспечение. 1938. № 12. С. 25 - 27; Его же: Социальное обеспечение в Орджоникидзевском крае // Социальное обеспечение. 1940. № 1. С. 22 - 23; К. Раздорские колхозы плохо помогают кассам взаимопомощи // Социальное обеспечение. 1940. № 3. С. 27; Кожин В. 10 лет Ростовских касс взаимопомощи колхозов // Социальное обеспечение. 1941. № 4. С. 23, и др.

13 Макарьев И. Почему кулак наш враг? Ростов н/Д., 1928; Лихницкий Н.Т. Классовая борьба и кулачество на Кубани. Ростов н/Д., 1931; Родин А., Шаумян Л. За что жители станицы Полтавской выселяются с Кубани в северные края? Ростов н/Д., 1932; ДарьеваА.Б. Колхозный Дон. Ростов н/Д., 1933.

14 Сысоев В., Ильинская А.С. Состояние и задачи животноводства края // Северо-Кавказский край. 1932. № 3 - 4. С. 10 - 43.

15 Тодрес В. Колхозная стройка на Тереке. Пятигорск, 1930.

16 Романовский М.М. Коммуна Северного Кавказа Коммунистический маяк Георгиевского района Терского округа. М. - Л., 1929; Гарус И.И. Крупный колхоз Октябрь. Ростов н/Д., 1930; Криволапов С. Коммуна Наша жизнь. Ростов н/Д., 1930; ДавыдоваЮ.аКрасный терец (о колхозе ст. Ново-Павловской, Георгиевского района). Ростов н/Д., 1931.

17 Мидцев В. Колхоз-миллионер. Ростов н/Д., 1938; Некрасов И. Проточная МТС // Социалистическое сельское хозяйство. 1939. № 11. С. 37 - 47; Мацкевич С. МТС им. Кагановича Краснодарского края. М., 1939; Мар Н. Орденоносный колхоз. Ростов н/Д., 1940; Гайдаш Н. Калиновский колхоз л15 лет Октября. Пятигорск, 1940; Анисимов Ф.М., Кудряшева А.Ф. Колхоз-миллионер Красный буденовец. Пятигорск, 1940, и др.

18 Алтайский И., Попов А. Колхозная Кубань // Социалистическая реконструкция сельского хозяйства. 1938. № 2. С. 32 - 53; Наш край (сельское хозяйство Орджоникидзевского края). Пятигорск, 1939; Народное хозяйство Ростовской области за 20 лет. Ростов н/Д., 1940.

19 Ковалев К.М. Прошлое и настоящее крестьян Ставрополья. Ставрополь, 1947; Поспелов Н.А. Что дала Советская власть крестьянам Ставрополья. Ставрополь, 1947; Его же: На обновленной земле. Ставрополь, 1948; Ильин М., Смирнов П. Пионер социалистического земледелия - колхоз имени Сталина Сальского района. Ростов н/Д., 1947; Горсткина Л. Колхоз Украина. Ростов н/Д., 1950; Кузнецов В.И. История колхоза имени Военсовета СКВО Ростовской области: Дис. Е канд. ист. наук. М., 1950; Колхоз имени Сталина // Сальский район. Ростов н/Д., 1952. С. 32 - 59. 

20 См., например: Извекова А.К. Сплошная коллективизация и ликвидация кулачества как класса на Кубани: Дис. Е канд. ист. наук. Краснодар, 1948; Оганян А.Г. Историческая роль политических отделов МТС в деле укрепления колхозного строя в СССР. 1933 - 1934 гг. На материалах работы политотделов МТС Северо-Кавказского края: Дис. Е канд. ист. наук. М., 1948; Левизов А.Г. Политические отделы машинно-тракторных станций в борьбе за политическое и организационно-хозяйственное укрепление колхозов Дона: Дис. Е канд. ист. наук. Ростов н/Д., 1950; Канцедалов П.З. Коллективизация сельского хозяйства на Тереке: Дис. Е канд. ист. наук. Пятигорск, 1951; Пейгашев В.Н. Большевики Ставрополья в борьбе за сплошную коллективизацию сельского хозяйства: Дис. Е канд. ист. наук. Пятигорск, 1951; Уланов В.А. Большевики Ставрополья в борьбе за ликвидацию кулачества как класса на основе сплошной коллективизации (1927аЦ 1931агг.): Дис. Е канд. ист. наук. Ростов н/Д., 1952; Измайлов П.П. Борьба партийных организаций Кубани за коллективизацию сельского хозяйства в годы первой сталинской пятилетки: Дис. Е канд. ист. наук. М., 1953; Денисенко П.И. Создание машинно-тракторных станций и их роль в проведении сплошной коллективизации сельского хозяйства (1928 - 1932 гг.) (По материалам Украинской ССР, Северо-Кавказского края и Поволжья): Дис. Е канд. ист. наук. М., 1954.

21 См, например: Данилов В.П. Создание материально-технических предпосылок коллективизации сельского хозяйства в ССР. М., 1957; Трапезников С.П. Исторический опыт КПСС в социалистическом преобразовании сельского хозяйства. М., 1959; Его же: Ленинизм и аграрно-крестьянский вопрос. Т.  I - II. М., 1974; Селунская В.М. Борьба Коммунистической партии Советского Союза за социалистическое преобразование сельского хозяйства. М., 1961; Мошков Ю.А. Зерновая проблема в годы сплошной коллективизации сельского хозяйства СССР. М., 1966; Островский В.Б. Колхозное крестьянство СССР. Саратов, 1967; ВылцанаМ.А. Укрепление материально-технической базы колхозного строя во второй пятилетке. М., 1959; Его же: Советская деревня накануне Великой Отечественной войны (1938аЦа1941 гг.). М., 1970; Его же: Завершающий этап создания колхозного строя (1935 - 1937агг.). М., 1978; Ивницкий Н.А. Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса (1929аЦ 1932 гг.). М., 1972.

22 Советское крестьянство. Краткий очерк истории (1917 - 1970). 2-е изд. М., 1973; История социалистической экономики в СССР. В 7-ми т. Т. 3 - 5. М., 1976; Вылцан М.А., Данилов В.П., Кабанов В.В., Мошков Ю.А. Коллективизация сельского хозяйства в СССР: пути, формы, достижения. Краткий очерк истории. М., 1982; История советской психологии труда (20-е - 30-е годы XX века). М., 1983; История советского крестьянства. В 5-ти т. Т. 2. (1927 - 1037 гг.). М., 1985; Т. 3. (1938 - 1945 гг.). М., 1987.

23 См., например: Богденко М.Л. К истории начального этапа сплошной коллективизации сельского хозяйства СССР // Вопросы истории. 1963. № 5. С. 19 - 35; Вылцан М.А. Материальное положение колхозного крестьянства в довоенные годы // Вопросы истории. 1963. № 9. С.а15аЦ 24; Мошков Ю.А. Зерновая проблема в годы сплошной коллективизации сельского хозяйства СССР. М., 1966; Ивницкий Н.А. Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса (1929аЦ 1932 гг.). М., 1972; Вылцан М.А., Данилов В.П., Кабанов В.В., Мошков Ю.А. Коллективизация сельского хозяйства в СССР: пути, формы, достижения. М., 1982.

24 См., например, критику выводов западных исследователей в следующих работах: Борисов Ю.С., Васюков В.С. Вопросы социально-экономических преобразований советской деревни в современной французской антимарксистской историографии // История СССР. 1960. № 4. С. 21 - 37; Кузнецов Б. Против буржуазных концепций по аграрному вопросу. М., 1962; Барсов А.А., Васюков В.С. Зарубежная антимарксистская историография коллективизации сельского хозяйства и развития колхозного строя в СССР // История советского крестьянства и колхозного строительства в СССР. Материалы научной сессии, состоявшейся 18аЦ 21 апреля 1961 г. в Москве. М., 1963. С. 232 - 246; Марушкин Б.И. История и политика. Американская буржуазная историография советского общества. М., 1969; а также: Левин М. Российские крестьяне и советская власть. Исследование коллективизации. Нью-Йорк; Лондон. 1975 (Реферат) // Отечественная история. 1994. № 4 - 5. С.а48 - 59; Мерль Ш. Аграрный рынок и новая политика. Зарождение государственного управления сельским хозяйством в Советском Союзе. 1925 - 1928. Вена, 1981 (Реферат) // Отечественная история. 1995. № 3. С. 104 - 116.

25 Ставрополье за 40 лет Советской власти. Ставрополь, 1957; Очерки истории Краснодарской организации КПСС. Краснодар, 1966; Очерки истории Ставропольской организации КПСС. Ставрополь, 1970; Ленинский путь донской станицы. Ростов н/Д., 1970; Очерки истории партийных организаций Дона. Ч. 2. 1921аЦ 1971 гг. Ростов н/Д., 1973; Ставропольский край в истории СССР. Ставрополь, 1975; Очерки истории Ставропольского края. Т. 2. С 1917 года до наших дней. Ставрополь, 1986; Дон советский. Ростов н/Д., 1986; Сквозь ветры века. Ростов н/Д., 1988.

26 См.: Молчанов М.В. Победа колхозного строя на Дону и Кубани. Шахты, 1960; Турчанинова Е.И. Подготовка и проведение сплошной коллективизации сельского хозяйства в Ставрополье. Душанбе, 1963; Чернопицкий П.Г. На великом переломе. Ростов н/Д., 1965; ИвановаВ.И., Чернопицкий П.Г. Социалистическое строительство и классовая борьба на Дону (1920 - 1937 гг.). Исторический очерк. Ростов н/Д., 1971; Овчинникова М.И. Советское крестьянство Северного Кавказа (1921 - 1929 гг.). Ростов н/Д., 1972; Осколков Е.Н. Победа колхозного строя в зерновых районах Северного Кавказа. Ростов н/Д., 1973; Воскобойников Г.Л., ПрилепскийаД.К. Казачество и социализм: Исторические очерки. Ростов н/Д., 1986.

27 Мельситов В.А. Азово-Черноморская краевая партийная организация в борьбе за политическое и организационно-хозяйственное укрепление колхозов годы второй пятилетки: Дис. Е канд. ист. наук. Ростов н/Д., 1969; Негодов Д.Г. Терская партийная организация в борьбе за коллективизацию сельского хозяйства округа (1927 - 1931 гг.): Дис. Е канд. ист. наук. Ростов н/Д., 1971; Широков Н.А. Деятельность партии по усилению политической и трудовой активности сельских комсомольцев и молодежи в период завершения социалистической реконструкции народного хозяйства (на материалах Северного Кавказа): Дис. Е канд. ист. наук. Ставрополь, 1975; Киселева Н.В. Экономическая политика Коммунистической партии и укрепление колхозов в период второй пятилетки (на материалах Дона, Кубани и Ставрополья): Дис. Е канд. ист. наук. Ростов н/Д., 1978; Пономарев Е.Г. Партийное руководство советским строительством на селе в 1926аЦ 1932 годах (На материалах Дона, Кубани и Ставрополья): Автореф. дис. Е канд. ист. наук. Л., 1988, и др.

28 См.: Пейгашев В.Н. Коллективизация сельского хозяйства Ставропольского края (1927 - 1932агг.) // Ученые записки Пятигорского государственного педагогического университета. Т. 16. Пятигорск, 1958. С. 191 - 270; Кривохижа Ф.И. Партийная организация Ставропольского края в борьбе за развитие народного хозяйства в третьей пятилетке (1938 - 1941агг.) // Ученые записки Пятигорского государственного педагогического университета. Т. 16. Пятигорск, 1958. С. 271 - 366; Семернин П.В. О ликвидации кулачества как класса // Вопросы истории КПСС. 1958. № 4. С. 15 - 28; Измайлов П.П. Борьба коммунистов Кубани за подъем сельского хозяйства и подготовку сплошной коллективизации // Труды Краснодарского государственного педагогического института. Вып. XXXIII. Краснодар, 1963. С. 53 - 69; Гаташов В.В. Социальные настроения крестьянства в начале сплошной коллективизации // Аграрная история Дона и Северного Кавказа: Сб. ст. Ростов н/Д., 1980. С. 95 - 106; Петижев У.И. Социальная структура колхозного крестьянства Северного Кавказа в 30-х годах // Социально-экономическая структура населения Дона и Северного Кавказа / Отв. ред. А.И. Козлов. Ростов н/Д., 1984. С. 46 - 54; Киселева Н.В. Совершенствование системы заготовок колхозной продукции в годы второй пятилетки и его значение для экономического укрепления колхозов // Дон и Северный Кавказ в период строительства социализма: Сб. ст. Ростов н/Д., 1988. С. 120 - 138, и др.

29 Кривохижа Ф.И. Указ. соч. С. 300 - 335.

30 Турчанинова Е.И. Указ. соч. С. 200.

31 Осколков Е.Н. Победа колхозного строяЕ С. 287, 300.

32 См.: Красильщиков В.А. Модернизация и Россия на пороге XXI века // Вопросы философии. 1993. № 7. С. 40 - 56; Его же: Вдогонку за прошедшим веком: Развитие России в XXавеке с точки зрения мировых модернизаций. М., 1998; Российская модернизация: проблемы и перспективы (Материалы круглого стола) // Вопросы философии. 1993. № 7. С.а3аЦ 39; Алексеев В.В., Алексеева Е.В., Денисевич М.Н., Побережников И.В. Региональное развитие в контексте модернизации. Екатеринбург, 1997; Алексеев В.В., Алексеева Е.В. Распад СССР в контексте теорий модернизации и имперской эволюции // Отечественная история. 2003. № 5. С. 3 - 20; Вишневский А.Г. Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР. М., 1998; Каспэ С.И. Империя и модернизация. Общая модель и российская специфика. М., 2001, и др.

33 См., например, работы В.П. Данилова, Л.В. Даниловой, А.В. Гордона, О.Ю. Яхшияна и др. в сборнике Менталитет и аграрное развитие России (XIXаЦ XX вв.). Материалы международной конференции. М., 1996, материалы теоретических семинаров Современные концепции аграрного развития, публиковавшиеся в номерах журнала Отечественная история с 1992 г., а также: Кондрашин В.В. Голод в крестьянском менталитете // Новые страницы истории Отечества (по материалам Северного Кавказа. Межвузовский сборник научных статей). Вып. 1. Ставрополь, 1996. С. 53 - 61; Данилова Л.В. Природное и социальное в крестьянском хозяйстве // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1997. М., 1997. С. 21 - 52; Никольский С.А. Коллективизация и деколлективизация: сравнительный анализ процессов, последствий, перспектив // Крестьяноведение. 1997. С. 223 - 240; МиловаЛ.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 2001.

34 См., например: Шанин Т. Формы хозяйства вне систем // Вопросы философии. 1990. № 8. С. 109 - 115; Его же: Определяя крестьянство (Реферат) // Отечественная история. 1993. № 2. С. 7 - 16; Скотт Д.С. Моральная экономика крестьянства. Нью-Хевн; Лондон. 1976 (Реферат) // Отечественная история. 1992. № 5. С. 5 - 17; ВульфаЭ.Р. Крестьяне (Реферат) // Отечественная история. 1993. № 6. С. 82 - 94; Сиви Р.И. Голод в крестьянских обществах (Реферат) // Отечественная история. 1995. № 4. С. 5 - 14; Левин М. Деревенское бытие: нравы, верования, обычаи // Крестьяноведение. 1997. С. 84 - 128. 

35 См., например: Гордон Л.А., Клопов Э.В. Что это было? Размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30аЦ 40-е годы. М., 1989; Коллективизация: истоки, сущность, последствия. Беседа за круглым столом // История СССР. 1989. № 3. С. 3 - 62; ДаниловаВ., Ильин А., Тепцов Н. Коллективизация: как это было // Урок дает история. М., 1989. С. 138 - 182; Данилов В.П. Коллективизация сельского хозяйства в СССР // История СССР. 1990. № 5. С. 7 - 30; Рогалина Н.Г. Коллективизация: Уроки пройденного пути. М., 1989; Тепцов Н.В. Аграрная политика: На крутых поворотах 20аЦ 30-х годов. М., 1990; Осокина Е.А. Иерархия потребления. О жизни людей в условиях сталинского снабжения. 1928 - 1935. М., 1993; Зеленин И.Е. Революция сверху: Завершение и трагические последствия // Вопросы истории. 1994. № 10. С. 28 - 42; Его же: Коллективизация и единоличник (1933-йаЦ первая половина 1935 г.) // Отечественная история. 1993. № 3. С. 35 - 55; Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х гг.). М., 1994; Вылцан М.А. Последние единоличники. Источниковая база, историография // Судьбы российского крестьянстваЕ С. 364 - 386, и др.

36 Дэвис Р., Хлевнюк О.В. Вторая пятилетка: механизм смены экономической политики // Отечественная история. 1994. № 3. С. 92 - 108; Мерль Ш. Голод 1932 - 1933 годов - геноцид украинцев для осуществления политики русификации? // Отечественная история. 1995. № 1. С. 49 - 61; Таугер М.Б. Урожай 1932 года и голод 1933 года // Судьбы российского крестьянства. М., 1995. С. 298 - 332; Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. М., 2001; Уиткрофт С.Г., ДэвисаР.У. Кризис в советском сельском хозяйстве // Отечественная история. 1998. № 6. С.а95 - 109;  Маннинг Р.Т. Женщины советской деревни накануне Второй мировой войны. 1935 - 1940 годы // Отечественная история. 2001. № 5. С. 88 - 106; Ее же: Политический террор как политический театр. Районные показательные суды 1937 г. и массовые операции // Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 1. М., 2004. С. 51 - 70; Грациози А. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 1917 - 1938. М., 2001, и др.

37 Доклад Е.Н. Осколкова о голоде 1932 - 1933 гг. за круглым столом на тему Коллективизация: истоки, сущность, последствия // История СССР. 1989. № 3. С. 47 - 51; Осколков Е.Н. Голод 1932 / 1933. Хлебозаготовки и голод 1932/1933 года в Северо-Кавказском крае. Ростов н/Д., 1991; Его же: Трагедия чернодосочных станиц: документы и факты // Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 1993. № 1 - 2. С. 3 - 23.

38 Тархова Н.С. Участие Красной Армии в заселении станицы Полтавской зимой 1932 / 1933 г. (по материалам РГВА) // Голос минувшего. 1997. № 1. С. 38 - 42; Алексеенко И.И. Наказание голодом // Родная Кубань. 2002. № 3. С. 33 - 36; Чернопицкий П.Г. Голод 1932 / 1933 гг. на Кубани // Родная Кубань. 2002. № 3. С. 26 - 32; КокунькоаГ.В. Черные доски // Кубанский сборник. Т. 1. 2006. С. 210 - 224.

39 Криводед В.В. История села Львовского на Кубани. Краснодар, 2002. С. 62 - 63.

40 Токарева Н.А. Деформация социально-экономических отношений в станицах и селах Северо-Кавказского края в 1928аЦ 1929 гг.: Дис. Е канд. ист. наук. Ростов н/Д., 1994.

41 Баранов А.В. Социальное и политическое развитие Северного Кавказа в условиях новой экономической политики: (1921аЦ 1929 гг.). СПб., 1996; Его же: Многоукладное общество Северного Кавказа в условиях новой экономической политики. Краснодар, 1999.

42 Осколков Е.Н. Голод 1931 / 1932Е С. 49 - 51, 57 - 63; Кислицын С.А. Вариант Сырцова. Из истории формирования антисталинского сопротивления в советском обществе в 20аЦ 30-е гг. Ростов н/Д., 1992; Его же: Государство и расказачивание. 1917аЦ 1945 гг. Ростов н/Д., 1996; Алексеенко И.И. Репрессии на Кубани и Северном Кавказе. Краснодар, 1993; Его же: Коллективизация и казачество Кубани в 1929 - 1933 гг. // Проблемы истории казачества: Сб. ст. Волгоград, 1995. С. 236 - 248; Кочура Д.В. Коллективизация в СССР: раскрестьянивание деревни // Вестник Ставропольского университета. Вып. 4. 1996. С. 62 - 66; Кропачев С.А. Большой террор на Кубани. Драматические страницы истории края 30 - 40-х гг. Краснодар, 1993; КруговаА.И. Ставропольский край в истории России (1917аЦ 1941 гг.). Ставрополь, 1996; Кущетеров Р.М. Аграрная политика Советского государства. 1917аЦ 1991 гг. (на материалах Северного Кавказа): Дис. Е докт. ист. наук. Ставрополь, 1997; Игонин А.В. Партийно-государственная политика в сельских районах Ставрополья, Кубани и Дона: историко-политический и теоретический аспекты (1928 - 1934 гг.): Автореф. дис. Е канд. ист. наук. Ставрополь, 1997; КозловаА.И. М.А. Шолохов: Времена и Творчество. По архивам ФСБ. Ростов н/Д., 2005.

43 Шаповалов В.А., Игонин А.В. Аграрная политика советского государства на Ставрополье в середине 30-х годов // Ставропольская земля в прошлом и настоящем: Материалы научной конференции. Ч. 2. Ставрополь, 1998. С. 83 - 87; Серогодский Н.А., Сытник К.В. Особенности продовольственного кризиса 1936 г. на Кубани // Историческое регионоведение Северного Кавказа - вузу и школе. Славянск-на-Кубани, 1999. С. 64 - 67; Кругов А.И., Шевченко И.А. Крестьянство и власть на Ставрополье в 1930 - 1950-е годы // Северный Кавказ и кочевой мир степей Евразии. Ставрополь, 2001. С. 199 - 203.

44 Мальцева Н.А. Очерки истории коллективизации на Ставрополье. СПб., 2000.

45 Линец С.И. Северный Кавказ накануне и в период немецко-фашистской оккупации: состояние и особенности развития (июль 1942аЦ октябрь 1943 гг.). Ростов н/Д., 2003.

46 Красильников С.А. Серп и Молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930е годы. М., 2003. С. 27.

47 См., например: Гефтер М.Я. МногоукладностьаЦ характеристика целого // Вопросы истории капиталистической России: Проблема многоукладности. Сб. ст. Отв. ред. В.В. Адамов. Свердловск, 1972. С.а83; Никольский С.А. Аграрная экономика, сельская общность и проблема социально-экономических укладов // Вопросы философии. 2001. № 12. С. 16 - 27.

48 Баранов А.В. Многоукладное общество Северного КавказаЕ С. 22.

49 См.: Безнин М.А., Димони Т.М. Аграрный строй в России в 1930 - 1980-х годах (новый подход) // Вопросы истории. 2005. №7. С. 31; Они же: Процесс капитализации в российском сельском хозяйстве 1930 - 1980-х годов // Отечественная история. 2005. № 6. С.а106.

50 См.: Маловичко С.И., Булыгина Т.А. Современная историческая наука и изучение локальной истории // Новая локальная история. Вып. 1. Новая локальная история: методы, источники, столичная и провинциальная историография: Материалы первой Всероссийской Интернет-конференции. Ставрополь. 2003. С. 3 - 11; Булыгина Т.А. Историческая антропология и исследовательские подходы новой локальной истории // Человек на исторических поворотах XX века / Под ред. А.Н. Еремеевой, А.Ю. Рожкова. Краснодар, 2006. С. 27 - 34. 

51 Булыгина Т.А. Историческая антропологияЕ С. 27.

52 Мерль Ш. Взгляд с Запада на советскую историографию коллективизации сельского хозяйства // Россия в XX веке: Судьбы исторической науки / Под общ. ред. А.Н. Сахарова. М., 1996. С. 376.

53 Важнейшие решения по сельскому хозяйству за 1938аЦ 1946 гг. М., 1948; Директивы КПСС и советского правительства по хозяйственным вопросам / Сост. В.Н. Малин, А.В.аКоробов: В 4-х т. Т. 1. 1917аЦ 1928 гг. М., 1957; Т. 2. 1929аЦ 1945 гг. М., 1957; КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 1898аЦ 1953. 7-е изд. В 2-х ч. Ч. 2. М., 1953; История колхозного права. Сборник законодательных материалов СССР и РСФСР. 1917аЦ 1958 гг. / Сост.  Н.Д. Казанцев, В.К. Григорьев, А.И.аВолков, Е.Н. Колотинская, Г.В.аИванов, А.В. Смирнов. Т.1. 1917аЦ 1936. М., 1959; Т.а2. 1937аЦ 1958. М., 1959.

54 Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации 1927 - 1932 гг. / Под ред. В.П. Данилова и Н.А. Ивницкого; Сост. В.П. Данилов, Н.А. Ивницкий, С.А. Иникова, М.Е. Колесова, Т.Ф. Павлова, Е.А. Тюрина. М., 1989; Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание: Документы и материалы в пяти томах. 1927аЦ 1939 / Сост. В. Данилов, М. Кудюкина, Н. Глущенко, Т. Голышкина, Л. Денисова, Ким Чан Чжин, М. Колесова, С. Красильников, В. Михалева, Н.аМуравьева, А. Николаев, Е. Осокина, Т. Привалова, Н. Тархова, М. Таугер, А. Федоренко, Е. Хандурина, Т. Царевская.  Т. 1. Май 1927аЦ ноябрь 1929. М., 1999; Т.2. Ноябрь 1929аЦ декабрь 1930. М., 2000; Т.3. Конец 1930аЦ 1933. М., 2001; Т. 4. 1934аЦ 1936. М., 2002; Т. 5. Кн. 1. 1937. М., 2004; Кн. 2. 1937 - 1939. М., 2006; Советская деревня глазами ВЧКаЦ ОГПУаЦ НКВД: Документы и материалы / Сост. Л.аБорисова, В. Данилов, Н. Перемышленникова, Н. Тархова, Т.аГолышкина, С. Мякиньков, Ю. Разбоев, Т. Сорокина, Е. Степанова. 1918аЦ 1939. Т.2. 1923аЦ 1929. М., 2001; Т.3. Кн.1. 1930аЦ 1931. М., 2003; Кн. 2. 1932 - 1934. М., 2005; Политбюро и крестьянство: высылка, спецпоселение. 1930 - 1940: В 2 кн. Кн. I / Отв. ред. Н.Н. Покровский. М., 2005; Кн.аIIа/ Отв. ред. Н.Н. Покровский, В.П. Данилов, С.А.Красильников, Л. Виола. М., 2006.

55 Наш край. Из истории советского Дона: Документы. Октябрь 1917 - 1965 / Отв. ред. А.Г. Беспалова. Ростов н/Д., 1968; Коллективизация сельского хозяйства на Кубани. 1918 - 1927 гг.: Сб. документов и материалов / Под ред. С.Ф. Таращенко, А.Н. Трубицыной; Сост. Н.С. Вертышева, Э.М. Ефимова-Сякина, В.Ф. Латкин, А.А. Прохорова. Краснодар, 1959; Коллективизация и развитие сельского хозяйства на Кубани (1927 - 1941агг.): Сб. документов и материалов / Под ред. И.И. Алексеенко; Сост. Н.С. Вертышева, Э.М.аЕфимова-Сякина, В.Ф. Латкин, А.А. Прохорова. Краснодар, 1981; Коллективизация сельского хозяйства на Северном Кавказе (1927 - 1937 гг.) / Под. ред. П.В. Семернина и Е.Н. Осколкова; Сост. Н.С. Вертышева, М.Я. Левина, А.А. Прохорова. Краснодар, 1972; Краснодарский край в 1937 - 1941 гг. Документы и материалы / Сост. А.М. Беляев, И.Ю.аБондарь, В.Е. Токарев. Краснодар, 1997.

56 Павлов А. Записки переселенца // Советская Кубань. 1991. 18 января.

57 Кияшко З.О. Годы колхозной жизни. Литературная запись Г. Новогрудского, А.аДунаевского. Краснодар, 1953; Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М., 1991.

58 День нашей жизни. Очерки. Статьи. Заметки. Письма. Документы. (15 мая 1940 г.). Ростов н/Д., 1940; Крестная ноша. Трагедия казачества. Ч. I. Как научить собаку есть горчицу. 1924 - 1934 / Сост. В.С. Сидоров. Ростов н/Д., 1994; Письма во власть. 1928аЦ 1939. Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и советским вождям / Сост. А.Я. Лившин, И.Б. Орлов, О.В. Хлевнюк. М., 2002; Тепцов Н.В. Вадни великого перелома. История коллективизации, раскулачивания и крестьянской ссылки в России (СССР) в письмах и воспоминаниях: 1929 - 1933 гг. М., 2002.

59 Развернутое изложение частно-исторической теории фрагментарной модернизации дано в монографии: Бондарев В.А. Фрагментарная модернизация постоктябрьской деревни: история преобразований в сельском хозяйстве и эволюция крестьянства в конце 20-х - начале 50-х годов XX века на примере зерновых районов Дона, Кубани и Ставрополья: Монография / Отв. ред. А.П. Скорик. - Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2005. С. 64 - 111.

  Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по истории