Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по философии  

На правах рукописи

 

МАКЕЕВА Лолита Брониславовна

ПРОБЛЕМА РЕАЛИЗМА И ОСНОВНЫЕ КОНЦЕПЦИИ

СООТНОШЕНИЯ ЯЗЫКА И РЕАЛЬНОСТИ В АНАЛИТИЧЕСКОЙ

ФИЛОСОФИИ ХХ ВЕКА

Специальность 09.00.03 - история философии

       

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора философских наук

 

Москва  2011

Работа выполнена на кафедре истории философии факультета философии ФГАОУ ВПО Национальный исследовательский университет Высшая школа экономики

Официальные оппоненты:        доктор философский наук, профессор Васильев Вадим Валерьевич

доктор философских наук

Никифоров Александр Леонидович

доктор философских наук, профессор Филатов Владимир Петрович

Ведущая организация:                Российский университет дружбы народов

Защита состоится л_____ ____________ 2011 г. в ______ часов на заседании диссертационного совета Д 212.048.12 при ФГАОУ ВПО Национальный исследовательский университет Высшая школа экономики по адресу: 109028, г. Москва, Малый Трехсвятительский пер., д. 8/2, ауд. 102.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ФГАОУ ВПО Национальный исследовательский университет Высшая школа экономики по адресу: 101000, г. Москва, ул. Мясницкая, д. 20.

Автореферат разослан л______ ______________2011 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

кандидат философских наук, доцент        Гаспарян Д.Э.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Аналитическая философия, возникшая в начале ХХ века, знаменовала собой радикальный разрыв с одурманивающей метафизической традицией1, однако одни аналитические философы восприняли этот разрыв как безоговорочный отказ от метафизики в любых ее формах, а для других он означал создание метафизических теорий принципиально нового типа. Именно в построении новой метафизики видели свою задачу Б. Рассел и те философы, прежде всего У.В.О. Куайн и П. Стросон, которые в середине ХХ века, после тридцати лет безраздельного господства в аналитической философии антиметафизических настроений, возглавили движение по реабилитации метафизики.

Усилия Куайна, Стросона и ряда других философов, среди которых следует упомянуть Р. Чизома, У. Селларса и Н. Прайора, не прошли даром. Начиная с 1960-х годов  интерес аналитических философов к метафизике неуклонно растет, и сейчас вряд ли можно найти какое-либо другое философское направление, где бы метафизические и онтологические проблемы пользовались столь повышенным вниманием.

Метафизика имеет долгую историю, в ходе которой не только происходила смена одних метафизических теорий другими, но и существенно изменялись представления о ее предмете, задачах и методах. Метафизика, разрабатываемая в рамках аналитической философии, которую, следуя традиции, будем для краткости называть ланалитической метафизикой,  образует новый этап в развитии этой отрасли философских исследований, поскольку философы данного направления по-новому осмыслили природу метафизического исследования и предложили новые способы решения метафизических проблем. Так, в представлении аналитических философов задача метафизики состоит в поисках ответа на вопрос, какова структура и содержание реальности, т.е. каковы наиболее общие роды или категории сущего. Это означает, что когда они говорят о метафизике, они часто имеют в виду онтологию - учение о бытии как таковом2, и, более того, следует отметить, что они не проводят принципиального различия между бытием и существованием3, т.е., иначе говоря, сфера бытия и сфера сущего для них совпадают. Аналитические философы предложили и новый метод решения метафизических проблем. С их точки зрения, философы не обладают особой способностью (будь то интеллектуальная интуиция или мистическое чувство), которая открывала бы им доступ к бытию; единственный инструмент, которым они могут пользоваться при решении каких бы то ни было философских проблем, включая метафизические, это анализ языка. Только анализируя наши суждения или высказывания о мире, которые мы признаем за истинные, мы можем составить представление о том, какого рода объекты и сущности обладают реальным существованием. За этим подходом к решению метафизических проблем стоит вера в то, что наиболее общие особенности реальности запечатлены в общей структуре языка и могут быть выявлены в ходе ее анализа. Таким образом, аналитическая метафизика оказывается в такой же мере затронутой лингвистическим поворотом, как и все другие области исследования в аналитической философии.

Однако если метафизик рассматривает реальность через призму языка, то не означает ли это, что он обречен иметь дело только с миром, изначально организованным и оформленным концептуальной схемой этого языка, и поэтому вопрос о том, какова реальность сама по себе, независимо от того, с помощью какого языка мы ее описываем, просто утрачивает смысл? Поиски ответа на этот вопрос приводят к выводу, что обосновать веру в анализ языка как инструмент онтологических исследований можно лишь разъяснив связь между языком и реальностью. Это объясняет, почему проблема соотношения языка и реальности стала ключевой для аналитической метафизики, ибо в решении данной проблемы заключалось оправдание самой этой метафизики. Неслучайно поэтому многих представителей аналитической метафизики в значительно большей степени заботило решение указанной проблемы, чем выстраивание собственно онтологической концепции.

Сказанное означает, что в аналитической метафизике особую остроту приобретает проблема истолкования и обоснования реализма. Следует отметить, что аналитические философы не только предложили новый - основанный на анализе языка - тип метафизики, но и внесли существенные изменения в понимание такой важной метафизической позиции, как реализм.

Как известно, первое из наиболее известных употреблений термина реализм в философии связано со средневековым спором об универсалиях, ставшим важным событием в схоластическом философствовании. Реалисты отстаивали объективное и независимое от познающего субъекта существование универсалий, а их противники - в лице номиналистов и концептуалистов - видели в них лишь присутствующие в человеческом уме общие имена или понятия. Во многом благодаря Канту4 реализм стали воспринимать как представление о том, что в нашем опыте мы воспринимаем предметы, существование и природа которых не зависит от нашего восприятия. При таком истолковании реализм противостоит уже не номинализму и концептуализму, а идеализму, ставящему существование внешних вещей в ту или иную зависимость от познающего субъекта. Именно в таком ключе понимали реализм представители разнообразных реалистических течений в англо-американской философии (неореализма, критического реализма и др.), возникших на рубеже ХХ века как реакция на абсолютный идеализм доминировавшего в тот период неогегельянства и отражавших стремление философов создать философию, согласующуюся со здравым смыслом и наукой. Вместе с тем, уже на этом этапе в число воспринимаемых (в широком смысле) предметов стали включать не только внешние вещи, но и сущности другого рода (универсалии, абстрактные объекты вроде суждений, чисел и т.п.), и реализм, таким образом, постепенно приобрел более широкое значение: его стали связывать с признанием реального и независимого от сознания существования каких бы то ни было объектов и сущностей. В результате реализм стал очень неоднородным философским направлением, поскольку совершенно очевидно, что реалист относительно абстрактных объектов и реалист относительно вещей внешнего мира могут быть непримиримыми противниками.

Эта неоднородность реализма еще более усилилась в рамках аналитической философии. Если первые аналитические философы, такие, как Б.Рассел, Дж. Мур и др. еще представляли себе реализм как определенную позицию в философии восприятия, то во второй половине ХХ века баталии между реалистами и их противниками перекинулись и в философию науки, и в этику, и в философию сознания, но главным их полем стала философия языка. Учитывая, что язык, будучи творением человека, представляет собой чрезвычайно богатый и сложный феномен, проявляющийся в огромном многообразии форм, и, более того, человечество накопило большой опыт конструирования новых языков в разных областях: в науке, искусстве, технологии и т.п., - рассмотрение реальности через призму языка неизбежно приводит к тому, что такая призма калейдоскопически множит образы мира и, соответственно, порождает великое разнообразие реалистических концепций. Для обозначения реализма, обосновываемого в рамках аналитической метафизики, мы будем использовать термин ланалитический реализм5.

Поскольку реализм, как ключевая метафизическая позиция, находится на переднем фронте философских баталий наших дней и поскольку исследование такой его современной разновидности, как аналитический реализм, напрямую касается вопроса о связи между языком и реальностью, анализ выдвинутых в аналитической философии ХХ века концепций соотношения языка и реальности и теорий, в которых осмысляется природа реализма, представляет собой важную и актуальную задачу.

Степень разработанности темы. Исследованию аналитической философии уделялось и уделяется немало внимания в отечественной философской литературе. Важный вклад в ее изучение в историко-философском ключе внесли работы А.Ф. Бегиашвили, И.С. Нарского, А.С. Богомолова, М.С. Козловой, Н.С. Юлиной, А.Ф. Грязнова, С.В. Никоненко, Л.А. Бобровой, Т.Н. Панченко и др., в которых прослежены ее истоки и основные этапы развития, проанализированы идеи ее ведущих представителей.  В теоретико-методологическом плане концепции и аргументы, разработанные в аналитической философии, стали предметом анализа в трудах В.А. Лекторского, В.С. Швырева, В.В. Петрова, А.Л. Никифорова, З.А. Сокулер, В.В. Целищева, А.Л. Блинова, В.Н. Садовского, В.П. Филатова, Е.Е. Ледникова, Е.Д. Смирновой, Р.И. Павилениса и многих др. В условиях, когда произведения западных философов, включая аналитиков, по большей части были малодоступны для отечественных философов, исследования перечисленных авторов служили своего рода локном в мир современной аналитической философии.

Вместе с тем, в отечественной философии в течение длительного времени доминировало представление об аналитической философии как о направлении, объявившем войну метафизике в любых ее проявлениях. Не в последнюю очередь это было обусловлено тем, что интерес исследователей в нашей стране был преимущественно обращен к неопозитивизму и творчеству Л. Витгенштейна и его последователей в рамках кембриджской школы лингвистической терапии и оксфордской школы обыденного языка, а именно эти две ветви аналитической традиции и отличаются своими жесткими антиметафизическими установками6. Можно сказать, что первую брешь в таком восприятии аналитической философии пробила книга Н.С. Юлиной Проблема метафизики в американской философии ХХ века: Критический очерк эмпирико-позитивистских течений, опубликованная в 1978 г. Определенное отражение онтологическая проблематика аналитической философии нашла в книге Проблемы онтологии в современной аналитической философии, опубликованной в 1988 г. под редакцией Т.А. Кузьминой. Важную роль в осмыслении специфики постановки онтологических проблем в рамках аналитической философии сыграли работы Е.Е. Ледникова, Е.Д. Смирновой и В.Н. Карповича, посвященные онтологическим аспектам логико-семантических и лингвистических исследований, а также работы В.Л. Васюкова и Е.Г. Драгалиной-Черной, в которых осуществляется построение формальных онтологий для различных логических языков. В этой связи следует также упомянуть опубликованный в 1978 г. под редакцией В.В. Целищева сборник статей Логика и онтология. В последние годы аналитический подход к решению метафизических и онтологических проблем обсуждается и разрабатывается в работах А.П. Огурцова, Н.В. Головко, В.А. Ладова, В.А. Суровцева, Борисова Е.В., Золкина А.Л. и др. Тем не менее, если аналитическая философия в западных странах переживает сегодня всплеск увлечения метафизикой, то у нас работ по этой проблематике, как историко-философских, так и теоретических, крайне мало, хотя в этой связи нельзя не отметить исследования Н.С. Юлиной, Д.И. Дубровского и В.В. Васильева по философии сознания, в которых в частности анализируется и понимание современными философами метафизических и онтологических аспектов проблемы психического.

Из всех реалистических направлений в современной философии наибольшее внимание в отечественной философской литературе получил научный реализм. Проблемы, поднятые в ходе дискуссий между научными реалистами и их противниками, были подвергнуты анализу в работах В.Н. Поруса, Е.А. Мамчур и А.А. Печенкина. Ряд концепций аналитического реализма, а именно разработанные А. Айером, Дж. Макки, П. Стросоном и М. Даммитом, нашли освещение в статьях А.Ф. Грязнова. Однако в целом современный реализм остается малоизученной темой в отечественной философии.

Творчеству философов, о которых идет речь в диссертационном исследовании, посвящены работы многих отечественных авторов. Значительным вкладом в осмысление логико-семантических и философских идей Г. Фреге стали исследования Б.В. Бирюкова и основанные на этих исследованиях переводы ряда произведений немецкого мыслителя, а также работы П.Н. Мирошниченко, Бессонова А.В. и Е.Д. Смирновой. Крупнейший английский философ ХХ века Б. Рассел незаслуженно обойден вниманием в нашей философской литературе. Помимо глав в учебниках и справочной информации в философских словарях и энциклопедиях, у нас была опубликована только одна монография Ф.С. Колесникова, посвященная его творчеству. Философия Л. Витгештейна достаточно глубоко и обстоятельно исследована в трудах М.С. Козловой, А.Ф. Грязнова, З.А Сокулер, В.Г. Кузнецова, В.П. Руднева и др. Хотя у нас не публиковалось отдельных книг о творчестве Р. Карнапа, его логико-семантические и философские идеи были предметом анализа в монографиях, написанных о логическом позитивизме В.С. Швыревым и И.С. Нарским, и в статьях Д.П. Горского, Б.С. Грязнова, Л.Б. Баженова, Е.П. Никитина, А.Л. Никифорова и многих др. Среди тех, кто занимался изучением и критическим анализом философии У.В.О. Куайна, следует отметить В.В. Петрова, В.А. Лекторского, В.В. Целищева, Л.А. Боброву, В.Ф. Самсонова, Е.Г. Виноградова и П.С. Куслия. Анализ философских взглядов П. Стросона осуществлен в работах М.С. Козловой, Т.Н. Панченко, В.Н. Брюшинкина и В.А.Чалого. Некоторые аспекты философской концепции Д. Дэвидсона исследованы в работах В.В. Петрова, А.Л. Блинова, А.З. Черняка и др.

Если теперь обратиться к западной философской литературе, касающейся вопроса о связи между языком и реальностью (или между языком и онтологией), то нельзя не поразиться ее изобилию, однако доля публикаций обобщающего или историко-философского характера в ней не столь велика. В определенной мере это можно объяснить тем, что на протяжении долгого времени в аналитической философии историко-философские исследования вообще не пользовались популярностью7 и практически не появлялись работы о ее собственной истории, тем не менее в последние десятилетия ситуация стала меняться. В начале 1980-х годов вышла книга А.Дж. Айера Философия в двадцатом столетии, книга К.М. Муница Современная аналитическая философия, а из недавно опубликованных следует отметить работы А. Стролла, С. Сомса и др.8, которые хотя и написаны, как книга Айера, скорее, в полемическом, а не историко-философском, ключе и в которых выстраивается логика развития представлений аналитических философов лишь по отдельным темам, но в них обсуждается вопрос о соотношении языка и реальности. Однако наибольший интерес в этой связи представляет переведенная на русский язык книга Г. Кюнга Онтология и логический анализ языка, а также исследования обобщающего характера по проблемам философской логики и философии языка, среди которых нужно упомянуть работы Э.К. Грейлинга, Я. Хакинга, М. Девитта, Л. Линского, Р.Дж. Нельсона, Б. Эбботт и др.

Вместе с тем, чаще вопрос о связи между языком и реальностью обсуждается в работах, в которых анализируются взгляды отдельных аналитических философов. Поэтому помимо оригинальных работ рассматриваемых в диссертации философов важным источником для изучения их творчества послужили исследования, публикуемые в серии Библиотека современных философов (лThe Library of Living Philosophers) под редакцией П.А. Шилппа (1939-1981), которого затем сменили Л.Э. Хан (1981-2001) и Р. Оксьер (2001-); в частности в диссертации использовались тома из этой серии, посвященные Б. Расселу (1944), Р. Карнапу (1963), У.В.О. Куайну (1998), П. Стросону (1998), Д. Дэвидсону (1999) и М. Даммиту (2007). С середины 1990-х годов Кембриджским университетом выпускается серия так называемых Спутников по философии, религии и культуре (лThe Cambridge Companion to Philosophy, Religion and Culture), в рамках которой вышли сборники статей о творчестве Г. Фреге (2010), Б. Рассела (2003), Л. Витгенштейна (1997), Р. Карнапа (2007) и У.В.О. Куайна (2004), представляющие интерес для изучения философских идей перечисленных философов. В последние десятилетия были предприняты попытки систематического сравнения взглядов некоторых крупнейших аналитических философов, например Витгенштейна, Куайна и Дэвидсона9, которые позволяют глубже понять их место и роль в развитии аналитической философии. В целом же среди практически необозримого массива критических и комментаторских трудов, в которых исследуются взгляды рассматриваемых в диссертации философов относительно языка, онтологии и реальности, следует отметить работы Б. Страуда, Э. Лепора, П.М.С. Хакера, П. Хилтона, И. Дилмана, Х.-Й. Глока, Р.Ф. Гибсона и др.

Западная философская литература по проблеме реализма также весьма обширна. Дискуссии между сторонниками и противниками реализма уже несколько десятилетий не затихают в самых разных областях философии - от метафизики и философии языка до этики и эстетики; не менее оживленным является обсуждение и самой специфики современного реализма. Помимо Даммита и Патнэма, концепции которых анализируются в диссертации, в исследованиях по этой проблеме активное участие принимают также Дж. Макдауэлл, К. Райт, М. Девитт, М. Лаукс, М. Миллер, В. Хейл и др.

Что же касается дискуссий вокруг научного реализма, то порожденная ими литература поистине безгранична. С 1960-х годов публикации по проблемам, поднятым в ходе этих дискуссий, занимают первые страницы в ведущих журналах по философии и истории науки. В этой области есть уже немало обзорных и обобщающих работ, в которых осмысляется природа и история научного реализма; более того, практически в любом современном учебнике по философии науки присутствует раздел, посвященный спору между сторонниками и противниками научного реализма. При проведении диссертационного исследования использовались работы по данной теме таких авторов, как Х. Патнэм, Р. Харр, Р. Бойд, А. Масгрейв, У. Ньютон-Смит, Л. Лаудан, А. Файн, Дж. Уоррол, С. Псиллос и др.

Объект и предмет исследования. Объектом исследования является становление и развитие аналитической метафизики в ХХ веке, основанной на представлении о том, что ключом к решению метафизических и онтологических проблем служит анализ языка.

Предметом исследования выступают основные концепции соотношения языка и реальности в аналитической метафизике ХХ века и сформулированные в их рамках подходы к обоснованию реализма, а также философские теории, касающиеся природы реализма.

Цель и задачи исследования. Цель диссертационного исследования состоит в том, чтобы проследить развитие представлений аналитических философов о природе и путях обоснования реализма, рассмотрев его в более широком контексте - в контексте эволюции их идей о связи между языком и реальностью и проанализировав ряд концепций о природе реализма, сформулированных в рамках аналитической метафизики.

Достижение поставленной цели требует решения следующих задач:

- выявить  наиболее общие и важные отличительные особенности аналитической метафизики ХХ века;

- очертить круг проблем, обсуждаемых аналитическими философами при решении вопроса о соотношении языка и реальности;

- описать основные тенденции в осмыслении аналитическими философами феномена языка, природы значения языковых выражений, связи между значением и истиной, характера логики, лежащей в основании языка, и критериев существования разного рода объектов и сущностей;

- охарактеризовать, как изменения в понимании аналитическими философами природы языка влияли на решение вопроса о связи между логической и концептуальной структурой языка и онтологическим строением мира, взяв в качестве предмета рассмотрения позиции в этом вопросе таких философов, как Б. Рассел, Л. Витгенштейн, Р. Карнап, У.В.О. Куайн, П. Стросон, Д. Дэвидсон и М. Даммит;

- раскрыть специфику аналитического реализма, рассмотрев концепции соотношения языка и реальности ведущих аналитических философов ХХ века, и охарактеризовать его основные виды;

- реконструировать понимание реализма в рамках аналитической философии на примере концепций семантического реализма М. Даммита и внутреннего реализма Х. Патнэма;

- определить место и роль аналитического реализма в споре между научными реалистами и их противниками в современной философии науки.

Методология исследования. Выполнение поставленных в диссертации задач предполагает использование целого комплекса научно-исследовательских методов. С одной стороны, поскольку диссертационное исследование в целом носит историко-философский характер, в нем применяются:

- источниковедческий метод при работе с первоисточниками и комментаторской литературой;

- историко-дескриптивный метод для достижения максимально возможной непредвзятости и объективности в изложении взглядов рассматриваемых аналитических философов.

С другой стороны, проводимое в рамках диссертации историко-философское исследование имеет проблемную направленность, т.е. главным предметом изучения служит то, как решали определенные проблемы (прежде всего проблемы соотношения языка и реальности и обоснования реализма) выбранные для рассмотрения аналитические философы. Это требует использования следующих методов:

- метода теоретической реконструкции, который предполагает определенную переформулировку взглядов анализируемых философов, выявление их допущений и предпосылок в свете тех проблем, решение которых составляет основной предмет изучения в диссертации. Применение метода теоретической реконструкции обусловлено также тем, что диссертационное исследование охватывает очень длительный период в развитии аналитической философии, по сути, с момента ее возникновения до дискуссий, проводившихся в последние десятилетия ХХ века в философии языка, метафизике и философии науки. В связи с этим главное внимание уделяется выстраиванию определенной логики развития идей по соответствующим темам, когда учитываются лишь наиболее существенные аспекты, а детали, иногда столь важные для исторического исследования, оказываются вне поля зрения.

- метода сравнительного анализа, предполагающего переформулировку концепций рассматриваемых философов в терминах, допускающих их сопоставление друг с другом, и обеспечивающего возможность типологических обобщений.

Научная новизна исследования. Диссертационная работа представляет собой первое в отечественной историко-философской литературе целостное исследование эволюции взглядов аналитических философов ХХ века на соотношение языка и реальности. Впервые осуществлен анализ проблемы реализма (его природы и способов обоснования) в контексте рассмотрения основных концепций, предложенных в рамках аналитической метафизики по вопросу о связи между языком и реальностью. Кроме того, в ходе исследования получены следующие новые для отечественной философской литературы результаты:

- в противовес сложившимся в нашей стране представлениям об аналитической философии как антиметафизическом направлении показано, что метафизическая и онтологическая проблематика образует одну из ключевых составляющих в тематическом поле этого философского направления; охарактеризованы истоки и основные отличительные черты аналитической метафизики;

- выявлена взаимозависимость между логическими, семантическими и онтологическими идеями в философских концепциях Г. Фреге, Б. Рассела, раннего Л. Витгенштейна, Р. Карнапа, У.В.О. Куайна, П. Стросона, Д. Дэвидсона и М. Даммита; показано, как разработанные этими философами логико-семантические концепции определяют их подход к решению онтологических проблем;

- выделены и охарактеризованы наиболее влиятельные модели соотношения языка и реальности, предложенные в рамках аналитической философии ХХ века;

- дано развернутое и целостное изложение программ создания систематической теории значения для естественного языка, выдвинутых Д. Дэвидсоном и М. Даммитом; проведен сравнительный анализ этих программ;

- выявлена роль понятий референции и истины в различных моделях соотношения языка и реальности; показано, как в зависимости от того, какое из этих понятий берется в качестве фундаментального при описании связи между языком и реальностью, а какое - в качестве производного, создаются разные концепции реализма и, соответственно, выстраиваются разные стратегии его обоснования;

- на основе анализа концепций семантического реализма М. Даммита и концепции внутреннего реализма Х. Патнэма выявлены особенности аналитического реализма, а также определена его роль в дискуссиях между сторонниками и противниками научного реализма в философии науки ХХ века.

Положения, выносимые на защиту.

(1) Чтобы представление об аналитической философии ХХ века было адекватным, необходимо учитывать, что в ее развитии значительную роль играло обсуждение метафизических и онтологических проблем.

(2) Ключевое место в аналитической метафизике занимает вопрос о том, связан ли язык с реальностью и, если связан, то каким образом. Можно ли на основе анализа языка судить о структуре и содержании реальности? Ответ именно на этот вопрос служит обоснованием самой этой метафизики. В ходе развития аналитической философии предложено несколько решений вопроса о соотношении языка и реальности, которые представляют значительный интерес для осмысления природы аналитического реализма.

(3) В эволюции аналитической метафизики отчетливо проявляются две тенденции. Одна тенденция, которую можно обозначить как лингвистическое кантианство, связана с признанием того, что язык, а стало быть, и мышление являются одним из факторов, формирующих мир, в котором мы живем. Другая тенденция выражает стремление аналитических метафизиков найти выход к объективной реальности как таковой и попытаться, учитывая всю сложность эпистемической ситуации, в которую помещены люди, ответить на вопрос, что же мы можем знать о независимом от нас в онтологическом плане мире. Борьба этих двух тенденций образует главный нерв аналитической метафизики.

(4) В зависимости от того, какое понятие - истины или референции - играет определяющую роль в решении вопроса о соотношении языка и реальности, выделяются два вида аналитического реализма - реализм истины и реализм референции10, которые характеризуются разными способами обоснования.

(5) Осмысление специфики аналитического реализма наиболее ярко представлено в концепциях М. Даммита и Х. Патнэма. Согласно концепции семантического реализма М. Даммита, реалистическая позиция необходимым образом связана с принятием трансцендентного понятия истины, однако из этой концепции вытекает ряд парадоксальных следствий, что свидетельствует о ее несостоятельности. Анализ концепции внутреннего реализма Х. Патнэма показал, что реализм даже в таком неметафизическом истолковании содержит в себе метафизическое допущение в виде понятия эпистемически идеальных условий, однако попытка соединить это метафизическое допущение с когерентной теорией истины делает внутренний реализм Патнэма непоследовательным.

(6) Дискуссии по поводу онтологического статуса теоретических объектов, проходившие в философии науки ХХ века, показали, что аналитический реализм не может служить прочным основанием для реалистической интерпретации научного знания.

Теоретическая и практическая значимость результатов исследования обусловлена тем, что содержащийся в нем материал позволяет сформировать новый взгляд на развитие аналитической философии в ХХ веке, преодолеть сложившиеся в отечественной философской литературе стереотипы в восприятии этого направления философской мысли как преимущественно антиметафизического, заложить основы для осмысления специфики аналитической метафизики в ее современных формах. Предложенный в диссертации подход к рассмотрению природы аналитического реализма создает теоретические и методологические предпосылки для дальнейшего изучения реалистических концепций в философии наших дней.

Материал и выводы, представленные в диссертационной работе, могут быть использованы при написании учебных пособий по современной западной философии, при подготовке лекционных курсов и спецкурсов, а также при проведении семинарских занятий по философии языка, онтологии и истории аналитической философии.

Апробация работы. Результаты диссертационного исследования представлены в двух монографиях, а также в статьях и других публикациях общим объемом около 48 п.л.

Отдельные положения и выводы диссертации нашли отражения в выступлениях автора на (а) Международной конференции Онтология возможных миров, организованной Центром фундаментальных исследований ГУ-ВШЭ (Москва, 28-29 октября 2009 г.), доклад Возможные миры: метафизика и здравый смысл; (б) заседании научно-теоретического семинара Логика и философия языка в ИФРАН (Москва, 5 октября 2010 г.), доклад Референция, истина и обоснование реализма, а также на методологических семинарах, проводимых в секторе современной западной философии ИФРАН в 2002-2008 гг.

Результаты, представленные в диссертации, были получены в ходе исследований, проведенных в рамках проектов, поддержанных российскими научными фондами: (а) Научный реализм: подходы, проблемы, перспективы (индивидуальный исследовательский проект 06-01-0076 Научного фонда ГУ-ВШЭ, 2006); (б) Философия ХХ века в зеркале интеллектуальных биографий ведущих мыслителей (коллективный исследовательский проект 06-03-00209а РГНФ, 2006-2007); (в) Реализм в аналитической философии ХХ века (индивидуальный исследовательский проект 09-01-0077 Научного фонда ГУ-ВШЭ, 2009); (г) Онтология возможных миров (коллективный проект 68 Центра фундаментальных исследований ГУ-ВШЭ, 2009).

Материалы диссертационного исследования в течение нескольких лет использовались для чтения следующих учебных курсов: (а) Современная философия (магистратура по программе Философская антропология на факультете философии НИУ-ВШЭ); (б) Онтология и теория познания (бакалавриат факультета философии НИУ-ВШЭ); (в) История зарубежной философии (бакалавриат факультета философии НИУ-ВШЭ).

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух частей, заключения и библиографического списка. Первая часть включает четыре главы, разделенные на семнадцать параграфов (по четыре параграфа в первых трех главах и пять параграфов в четвертой главе). Вторая часть содержит три  главы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность рассмотрения проблемы реализма в контексте эволюции представлений аналитических философов ХХ века о связи между языком и реальностью, освещается степень разработанности данной темы в отечественной и зарубежной философской литературе, определяются объект и предмет исследования, излагаются цели, задачи и методологические основания работы, формулируются положения, выносимые на защиту, раскрывается научная новизна, а также теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования.

В первой части диссертации Модели соотношения языка и реальности в аналитической философии ХХ века, которая начинается с описания наиболее важных особенностей аналитической метафизики и определения используемого в работе понятия модель соотношения языка и реальности, исследуются наиболее влиятельные и одновременно наиболее целостные трактовки связи между языком и реальностью, предложенные выдающимися аналитическими философами ХХ века - Бертраном Расселом, Людвигом Витгенштейном, Рудольфом Карнапам, Уиллардом Ван Орманом Куайном, Питером Стросоном, Дональдом Дэвидсоном и Майклом Даммитом.

В первой главе Формальный язык, логическая семантика и мир описывается первый этап в развитии представлений о языке и мире в рамках аналитической философии. Главная особенность моделей соотношения языка и реальности, разработанных на этом этапе, состоит в том, что на них доминирующее влияние оказали идеи немецкого математика, логика и философа Готлоба Фреге. Созданная Фреге концепция новой логики, формально-логического языка и логической семантики задала ракурс рассмотрения связи между языком и тем, для описания чего этот язык используется, который в разных вариантах попытались реализовать Рассел, Витгенштейн и Карнап. Преимущество подобного подхода они видели в том, что благодаря четкости логической структуры формального языка и точности его правил приобретают вполне обозримый вид отношения между элементами языка и структурными компонентами мира, которые они обозначают. В естественных языках, которые создавались стихийно и в ходе исторического развития подвергались воздействию самых разнообразных факторов, эти отношения скрыты под толщей случайных зависимостей, однако при переводе выражений этих языков на логически совершенный язык появляется возможность выявить онтологические предпосылки, лежащие в их основе.

В параграфе 1.1. Язык и онтология в философии Г. Фреге обосновывается правомерность выбора взглядов выдающегося немецкого мыслителя в качестве отправной точки диссертационного исследования. Не будучи аналитическим философом и не связывая напрямую анализ языка с решением онтологических проблем, Фреге создал систему логики, концепцию языка и логической семантики, которые были восприняты основоположниками аналитической философии как инструмент построения онтологии.

Тем не менее Фреге выстроил определенную онтологию, которая изначально определялась нуждами выдвинутой им программы логицистского обоснования математики, а в последующем оформилась в концепцию трех царств: царства физических вещей, царства психических явлений (представлений) и царства абстрактных предметов. Для отражения этого многообразия онтологических сущностей в языковых знакам им был создан принципиально новый формально-логический язык, ключевой особенностью которого является экстенсиональность. В качестве механизма соотнесения разных типов онтологических сущностей с категориями языковых выражений Фреге разработал теорию смысла и значения, которая является квинтэссенцией его логической семантики и, более того, позволяет соединить, через посредство языковых знаков, конкретные и абстрактные предметы. И хотя для применения этих идей к естественному языку немецкий мыслитель внес ряд важных ладаптирующих изменений в свою теорию, в целом в его системе отношение между языком и внеязыковой реальностью представляет собой простое отображение (в математическом смысле) множества слов (имен собственных) на множество предметов, а потому является прямым, конвенциональным и не требующим никакого обоснования. Фреге исключает из своего рассмотрения тех, кто использует язык, чтобы говорить о мире; они просто имеют в своем распоряжении готовую систему лязык-мир.

Созданная Фреге денотативная семантика и концепция языка в целом стали настоящим прорывом в представлениях о языке и послужили одним из факторов, обусловивших лингвистический поворот в философии ХХ века, одним из наиболее ярких проявлений которого является аналитическое направление. Одним из первых философов, осознавших колоссальные возможности фрегевской концепции логически совершенного, или идеального, языка для философских целей, был Бертран Рассел, анализу взглядов которого посвящен параграф 1.2. Логический атомизм Б. Рассела: язык как отображение структуры реальности.

В параграфе анализируются четыре учения Рассела - философская логика, теория знания-знакомства и знания по описанию, теория чувственных данных и теория логических конструкций, вошедшие составными блоками в его метафизическую концепцию логического атомизма, в которой постулируется строгий параллелизм между онтологической структурой реальности и логической структурой (совершенного) языка. Показывается, что это решение мотивировалось эпистемологическими соображениями, поскольку, по Расселу, именно знание-знакомство дает ответ на вопрос о том, как нашим мыслям и нашему языку удается быть мыслями и языком о мире.

огический атомизм Рассела предполагает не только онтологию дискретных латомов, но и своеобразный латомизм истины и латомизм значения. Согласно атомизму истины, каждое атомарное предложение (или суждение) является полностью истинным или ложным независимо от других атомарных предложений. Согласно атомизму значения, языковое выражение обладает значением благодаря отношению между словами и миром, т.е. благодаря отношению референции. Соответственно, референция трактуется как первичное отношение между языком и миром, а истина, как отношение структурного изоморфизма между предложениями и фактами, устанавливается в том случае, когда составные части этих предложений имеют референцию к чему-то существующему.

Хотя, по сравнению с Фреге, Рассел внес в свою концепцию языка определенные изменения и отказался от трехуровневой семантики (лзнак-смысл-значение) в пользу двухуровневой (лзнак-значение), основной подход он сохранил. Это проявляется и в том, что образцом и квинтэссенцией языка для него выступает экстенсиональный язык со строго заданной структурой, и в том, что язык берется им в его одной-единственной функции - быть репрезентацией внеязыковой сферы, и в том, что отношение между именем и его референтом трактуется как простое и единообразное, и в том, что значением имени выступает некоторая сущность. Этот подход опирается на предположение о том, что существует один-единственный язык и ему противостоит один-единственный мир.

Рассел безусловно является реалистом, однако его реализм имеет ряд особенностей. С одной стороны, свое обоснование объективного и независимого от сознания существования определенных сущностей (чувственных данных) он строит в духе неореализма. С другой стороны, его реализм приобретает уже лингвистический оттенок, поскольку в выявлении простейших элементов реальности он отводит ключевую роль логическому анализу языка. Кроме того, в его реализме референция трактуется как фундаментальное отношение между языком и реальностью.

В параграфе 1.3. Логический атомизм Л.Витгенштейна: язык как образ реальности рассматривается модель соотношения языка и реальности, представленная в Логико-философском трактате. Сопоставление концепций логического атомизма Рассела и Витгенштейна показывает, что при единстве общего подхода к выявлению онтологически простейших элементов мира между ними имеются серьезные различия, обусловленные прежде всего принципиальным расхождением в трактовке логики. Хотя Витгенштейн унаследовал от  Фреге и Рассела ряд важных логических идей, специальную терминологию и многие концептуальные различения, он разработал целый комплекс новых логико-семантических понятий (ллогическое пространство, логический образ и т.п.), предложил использовать при построении логики вместо стандартных пропозициональных связок и кванторов оператор N, а главное, по-новому истолковал природу логического. Усматривая в логике не одну из наук, а предпосылку любой науки, Витгенштейн превратил ее в строительные леса языка и мира. Это своеобразный панлогизм в конечном счете служит у него оправданием логического атомизма. Не разделяя эмпиристских эпистемологических мотиваций Рассела в обосновании параллелизма между логической структурой языка и онтологической структурой мира, Витгенштейн обосновывает правомерность атомистской онтологии нашей способностью репрезентировать мир в языке, а она в свою очередь связана с тем, что и тот, и другой пронизаны единой логикой.

В логическом атомизме Витгенштейна получили более наглядное выражение онтологические следствия  использования экстенсионального языка в качестве образа мира. Независимость атомарных фактов друг от друга, отсутствие в реальности какой-либо иной необходимости, кроме логической, - все это черты мира, подчиненного принципам экстенсиональной логики. Вместе с тем, язык с его логическими принципами организации, с одной стороны, трактуется автором Логико-философского трактата  в априористском духе - как нечто такое, что устанавливает границы и структуру мира, а с другой стороны, понимается универсалистски - как тот единственный язык, который служит картиной одного-единственного мира. В результате выход за пределы такого языка невозможен, а потому невозможно и описание, средствами этого языка, связи между языком и миром. Продемонстрировав, таким образом, пределы выразительных возможностей языка, Витгенштейн сформулировал позицию, которую можно охарактеризовать как современный лингвистический вариант кантовского подхода и которая допускает лишь кантовскую, по своему характеру, трактовку реализма.

Идея Витгенштейна о том, что язык лишь показывает, но не выражает общую для него и мира логическую форму, была отвергнута логическими позитивистами, предложившими иное видение соотношения языка и мира, которое получило наиболее полное и ясное оформление в теории языковых каркасов Р. Карнапа. Анализ этой теории проводится в параграфе 1.4. В качестве ее концептуальных предпосылок рассматриваются исследования Карнапа по логическому синтаксису языка, его семантическая теория, прежде всего метод экстенсионала и интенсионала, а также его общий подход к экспликации основной идеи эмпиризма.

В представлении Карнапа языковой каркас, состоящий из аналитических и априорных истин, выражающих определенные правила (которые устанавливают, к примеру, что считать истинным или ложным, правильным или неправильным, существующим или несуществующим), фиксирует чисто формальные, структурные аспекты системы знания и придает ей концептуальную силу. Предлагая четко различать внутренние и внешние вопросы существования и признавая лишь за первыми познавательную значимость, Карнап, по сути, заменяет вопрос об отношении между языком и реальностью вопросом об отношении между языком и проецируемой этим языком онтологией. В совокупности с отстаиваемой им свободой выбора языкового каркаса (принципом терпимости) эта замена означает признание относительности онтологии, которая становится напрямую зависимой от языка. Выбор же языкового каркаса свидетельствует лишь о том, что нам оказалось удобно или полезно для некоторых целей использовать этот каркас. Отсюда следует, что мы ничего не можем знать о том, как детерминируется и детерминируется ли вообще наш выбор языкового каркаса внеязыковой реальностью. В результате эта внеязыковая реальность превращается в ноуменальный мир, с которым мы не можем вступать в когнитивные отношения и который поэтому становится бесполезным допущением, а спор между реалистами и их противниками сводится к спору о том, какой язык лучше выбрать - язык материальных вещей или язык чувственных данных.

В качестве важных аспектов позиции Карнапа отмечается то, что он отказался от идеи луниверсального языка и логики, пронизывающей собой всё и вся и, кроме того, в его трактовке значения наметилась тенденция от семантического атомизма к холизму, когда не значение частей определяет значение целого, а значение целого определяет значение частей.

Дальнейшее развитие представлений о связи между языком и реальностью в рамках аналитической философии было связано с осознанием упрощенного характера той модели языка, на которую опирались Рассел, ранний Витгенштейн и Карнап. Это выразилось прежде всего в замене трактовки языкового значения как некой сущности идеей значения как употребления, которая получила разные истолкования у аналитических философов, послужив основой для разных концепций языка и разных моделей соотношения языка и реальности.

Предметом обсуждения во второй главе Связь между языком и онтологией в философии У.В.О. Куайна является одна из первых попыток построения аналитической метафизики на основе трактовки значения как употребления. Своеобразие модели соотношения языка и реальности, разработанной Куайном, определяется общими принципами его философской системы, такими, как сциентизм, эмпиризм и бихевиоризм, однако не меньшую роль здесь сыграла его приверженность семантическому и эпистемологическому холизму. Переход на холистские позиции имел то последствие, что отношение между языком и реальностью перестает быть простым и прозрачным, что в конечном счете сказывается на истолковании и обосновании реализма.

В параграфе 2.1. Концепция научной семантики рассматривается попытка Куайна построить теорию значения на прочных научных основаниях, а для этого, по его мнению, ее нужно избавить от всяких ссылок на линтенсиональные сущности, как ментальные, так и абстрактные, и объяснить значение в терминах публично наблюдаемого вербального поведения, которое истолковывается им в духе классического бихевиоризма. Чтобы выявить все физические и поведенческие факты, лежащие в основе лингвистической коммуникации и образующие значение в его надлежащем понимании, Куайн предлагает провести мысленный эксперимент, описание и обоснование которого дается им в теории радикального перевода. В результате значение отождествляется им с совокупностью сенсорных стимуляций, что нашло отражение в разработанной им концепции стимул-значения.

Носителями стимул-значения, согласно Куайну, являются предложения наблюдения, которые служат краеугольным камнем его семантики и эпистемологии, однако анализ понятия предложения наблюдения показывает его проблематичный характер. С одной стороны, образуя основание всего нашего знания, предложения наблюдения должны быть интерсубъективно удостоверяемыми, а с другой стороны, поскольку их истинность определяется возбуждением соответствующих сенсорных рецепторов, которые индивидуальны у каждого человека, их одинаковость оказывается под вопросом. Серьезные трения возникают и между трактовкой Куайном предложений наблюдения как имеющих независимое от всего остального языка стимул-значение и его приверженностью принципу Дюгема.

В параграфе 2.2. Референция и неопределенность перевода показывается, что важным следствием характерного для Куайна эпистемологического и семантического холизма является его трактовка понятия референции. Не отрицая наличия в языке выражений, имеющих референцию к миру, американский философ отвергает фундаментальный характер референции. Для него референция - это производное понятие, а фундаментальным, гарантирующим эмпирическую значимость языка, является отношение между предложениями наблюдения и обстоятельствами их произнесения, которые делают их истинными или ложными. Это связано с тем, что способность использовать слова, чтобы говорить об объектах, возникает, согласно Куайну, на довольно высоком уровне овладения языком, т.е. референция не устанавливается автоматически, а постепенно формируется, поэтому она оказывается зависимой от принятого способа анализа структуры предложения, а в конечном счете - от концептуальной схемы языка.

В работе прослеживается, как из этой трактовки референции Куайн сделал известный вывод о ее непрозрачности, или непостижимости, и как вместе с тезисом неопределенности перевода, обосновываемым им в теории радикального перевода,  этот вывод определил его подход к решению онтологических проблем.

В параграфе 2.3. Онтология и критерий существования анализируется, как Куайн понимает задачи философии. Отрицая существование первой философии, т.е. некоего априорного основания вне науки, на котором наука могла бы быть оправдана или рационально реконструирована и которое было бы более прочным и надежным, чем сама наука, и признавая лишь за наукой статус подлинного знания, Куайн считает философию продолжением или даже частью эмпирической науки. Главная цель философов - помочь ученым выявлять содержание мира, а для этого они должны прежде всего разъяснить, на каких основаниях принимается решение о существовании или несуществовании тех или иных видов объектов или сущностей, т.е. должны сформулировать критерий существования. Сам Куайн в качестве такого критерия предложил идею лонтологических обязательств, которая состоит в том, что мы обязаны признать существующими те объекты, которые должны существовать, чтобы принимаемая нами теория была истинной. Таким образом, в его понимании существующее - это не что-то такое, в чем мы можем непосредственно удостовериться, как считал Рассел; это нечто постулируемое нами в целях получения концептуальной схемы, согласующейся с эмпирическими данными.

Рассматривая предложенный Куайном механизм выявления онтологических обязательств научной теории, состоящий в ее переструктурировании с помощью языка первопорядковой логики предикатов (лканонической нотации), его экспликацию идеи существования в терминах объектной, или референциальной, квантификации, а также требования, которым должны удовлетворять принимаемые философами лонтические решения, т.е. решения о включении или невключении определенных видов объектов или сущностей в онтологическую картину мира, автор показывает, что выдвинутая американским философом программа лонтологической экономии сочетает в себе ограниченный, или умеренный, номинализм с элиминативным физикализмом и неограниченным экстенсионализмом.

Онтология, таким образом, является для Куайна чем-то искусственным, связанным с лидеей технической науки в широком смысле слова и не имеющим отношения к обыденному языку и мировоззрению здравого смысла. Она зависит от способа переструктурирования научных теорий и от языка, с помощью которого это переструктурирование осуществляется, а потому неизбежным следствием подобной ее трактовки является онтологическая относительность.

Параграф 2.4. Теория онтологической относительности и реализм начинается с сопоставления взглядов Карнапа и Куайна по вопросу онтологической относительности. Автор показывает, что в позициях этих двух философов много общего: оба признают, что существование является вторичным по отношению к истине в том смысле, что нам нужно сначала иметь некоторую истинную совокупность знания, представленную в том или ином языке, и только после этого мы можем ставить вопрос о том, существование каких объектов постулируется этим языком; оба являются приверженцами эмпиризма и считают, что для определения онтологии нужно опираться не на обыденный язык, а использовать специальные формальные языки. Тем не менее, если Карнап четко различает выбор языкового каркаса и выбор теории в рамках этого каркаса, если он выводит относительность онтологии из принципа терпимости и относительности истины, то Куайн, подвергнув жесткой критике аналитико-синтетическое различие, лежащее в основе теории языковых каркасов, отвергнул и возможность четкого разделения выбора языка и выбора теории, и принцип терпимости, и относительность истины. Для него предложения наблюдения являются истинными не в каком-то релятивизированном смысле, а напрямую. И выбор языка он не считает безотносительным к выбору теории, ибо отнюдь не каждый язык подойдет для формулировки истинной теории.

Онтологическая относительность в понимании Куйана заключается в том, что разные способы переструктурирования теории позволяют дать разные интерпретации ее онтологических обязательств, которые при этом будут одинаково согласовываться с ее совокупным эмпирическим содержанием, т.е. ее источником служит зазор между эмпирическим значением предложения в целом и референцией его частей, который может быть заполнен по-разному. Вместе с тем, Куайн совмещает защиту онтологической относительности с приверженностью научному реализму, однако, как показывается в диссертации, это приводит к довольно парадоксальной трактовке реализма. С одной стороны, мир в его представлении не раскалывается на мир феноменов и мир ноуменов - это единый реальный мир, с которым мы вступаем в когнитивные отношения. Именно этот единый мир мы познаем, и возможность его познания удостоверяется истинностью предложений наблюдения. С другой стороны, американский философ не считает, что в ходе непосредственного когнитивного контакта с реальностью субъекту открывается ее структура и содержание, ибо онтологическую структуру с включенными в нее родами сущего совместно создают люди, развивая и совершенствуя свои научные теории и язык, на которых эти теории формулируются. В результате получается, что мы не можем знать, в отношении чего мы являемся реалистами.

Таким образом, Куайн, опираясь на анализ языка и эмпиристские соображения, предложил новое истолкование реализма, которое можно определить как реализм истины, ибо именно истина фиксирует фундаментальную связь между реальностью и языком, тогда как референция, будучи непрозрачной и непостижимой, выстраивается лишь как производное отношение. В этом реализме признается независимая от субъекта реальность и возможность ее познания, однако объекты, наделяемые статусом реально существующих, оказываются постулатами научных теорий, принимаемых научным сообществом в качестве истинных.

Третья глава Обыденный язык и метафизика посвящена дескриптивной метафизике П. Стросона, одного из ведущих представителей философии обыденного языка. Хотя создание этой концепции идет вразрез с общими антиметафизическими установками лингвистической философии, ее корни следует искать в том представлении о языке, которое сложилось в рамках данного философского направления. Со Стросона начинается новый этап в исследовании связи между языком и реальностью в аналитической философии, когда в центре внимания оказывается не формально-логический, а естественный язык, который становится и главным инструментом в решении онтологических проблем.

В параграфе 3.1. Значение как употребление анализ идеи значения как употребления начинается с сопоставления того, как эта идея истолковывается Куайном и поздним Витгенштейном. При наличии важных сходств (признание социальной природы языка, важности учитывать процесс обучения языку и т.п.) в позициях этих философов имеется ряд существенных различий. В частности, отмечается, что если Куайн понимает вербальное поведение в бихевиористском духе - как реакцию на физическое воздействие окружающего мира, то у Витгенштейна это поведение трактуется прежде всего как интенциональное действие, а потому значение языкового выражения напрямую связывается с намерениями, которые имел человек, используя это выражение; если Куайн признает некоторый базисный уровень языка в виде предложений наблюдения, то Витгенштейн считает совершенно неприемлемой идею базисного уровня.

У позднего Витгенштейна идея значения как употребления выражает квинтэссенцию его понимания природы языка, ибо в его представлении на вопрос что такое язык? следует отвечать, разбирая многочисленные простые фрагменты языковой деятельности, однако такой подход вел к партикуляристской трактовке значения, которое тем самым превращалось в нечто неопределенное и неустойчивое. Поэтому философы обыденного языка, для которых язык представлял собой ключевой предмет философской рефлексии, стали остро ощущать необходимость более систематического теоретического осмысления идеи значения как употребления. В диссертации показывается на примере теории речевых актов Дж. Остина и теории языка П. Грайса, каких результатов удалось достичь в ходе решения этой задачи и с какими трудностями это решение столкнулось. Основная проблема заключалась в том, чтобы связать в единой теоретической конструкции собственное (конвенциональное) значение языковых выражений и значение, подразумеваемое говорящим и связанное с его намерениями.

В параграфе 3.2. Неформальная логика естественного языка и понятие референции отмечается, что философы обыденного языка не только по-новому истолковали природу языковых выражений, но и отвергли представление о том, что главным инструментом в анализе языка должна быть современная символическая логика. Они сформулировали концепцию иной логики, которую назвали неформальной. Указывая основные идеи этой неформальной логики, диссертант главное внимание уделяет критике  Стросоном священного учения формалистов - теории дескрипций Рассела. В ходе этой критики Стросон высказал ряд важных идей. Во-первых, он истолковал референцию не как свойство языкового выражения, проявляющееся в том, что оно некоторым устойчивым образом связано с определенным объектом, а как функцию употребления, благодаря чему референция становится действием, совершаемым людьми с помощью слов. Во-вторых, он подчеркнул фундаментальный характер субъектно-предикатной структуры суждений. Такую структуру имеют и суждения, выражаемые предложениями с определенными дескрипциями (которые, как известно, Рассел истолковал как сложные экзистенциальные суждения), и суждения, выражаемые предложениями с указательными и личными местоимениями. Более того, по мнению Стросона, субъектно-предикатная структура имеет глубокие онтологически корни. В-третьих, британский философ сформулировал несколько понятий, которые являются ключевыми для его дескриптивной метафизики, а именно понятие идентифицирующей референции и понятие пресуппозиции как определенного логического отношения между суждениями.

В параграфе 3.3. Философия обыденного языка и истина обосновывается, что в рамках рассматриваемого философского направления понятие истины подверглось серьезному переосмыслению. На примере двух теорий истины - корреспондентной теории Остина и перформативной теории Стросона - показывается, что вопрос об истине ставится философами обыденного языка как вопрос о том, какую функцию выполняют высказывания (произносимые предложения), в которых приписывается истинность некоторому суждению или мнению, причем если Остин видит в истине своего рода корреляцию сложной совокупности конвенций, то Стросон низводит ее до уровня простого индикатора согласия, подтверждения и т.п. Таким образом, попытавшись понять истину через объяснение того, как функционирует язык в качестве средства, применяемого людьми для коммуникации и описания мира, Остин и Стросон в итоге лишили понятие истины какой-либо философской значимости, поставив под удар те области человеческого познания, где это понятие играет конституирующую роль, а именно - логику и науку.

В параграфе 3.4. Дескриптивная метафизика Стросона предметом рассмотрения выступает попытка британского философа построить онтологию, выбрав в качестве отправной точки естественный язык, взятый с учетом его деятельностно-функциональной природы. Разбирая центральные понятия (лбазисная партикулярия, лидентифицирующая референция, реидентификация, лидентификационная зависимость и др.) и основные положения метафизической концепции Стросона, диссертант формулирует ее наиболее важные отличительные особенности. Если Рассел и ранний Витгенштейн постулировали строгий параллелизм между логической структурой языка и онтологической структурой мира, если Куайн полагал, что мы можем выдвигать онтологические гипотезы, полагаясь на формально-логический анализ концептуальной схемы, лежащей в основе наиболее зрелых научных теорий, то Стросон видит задачу метафизики в том, чтобы раскрывать онтологические предпосылки наших лингвистических и концептуальных практик. Ставя, по сути, кантовский вопрос о том, как возможны успешная языковая коммуникация и понимание между людьми, он в кантовском же духе и отвечает на него: языковая коммуникация возможна благодаря тому, что мы обладаем определенной концептуальной схемой, а она в свою очередь предполагает возможность правильной идентификации тех объектов и сущностей, о которых мы говорим; последняя же не имела бы места, если бы не существовало то, что мы идентифицируем. Вместе с тем, чтобы выявить онтологическое содержание, заключенное в структурах обыденного языка, Стросон считает недостаточным исследование конкретных способов словоупотребления и обращается к анализу базовой или глубинной структуры языка, под которой понимает обширное и неизменное лядро человеческого мышления, однако вопрос о том, на каких основаниях выделяется это ядро, так и остался открытым.

Из сказанного следует, что Стросон, по сути, вообще не разделяет структуру языка и структуру мира; они берутся им как нечто изначально и нерасторжимо единое, как некий каркас или остов, который служит своеобразной системой координат для участвующих в коммуникации людей. Поэтому для него не встает вопроса о том, как соотносятся между собой элементы концептуальной схемы и элементы мира, а понятия референции и истины, которые у ранее рассмотренных философов фиксировали это соотношение, в его модели лязык-мир начинают выполнять совсем иную функцию. Между тем Стросон заявляет о том, что те виды партикулярий и универсалий, которые он включил в свою онтологию, обладают объективным существованием. Эта внутренняя коллизия, как показано в диссертации, находит отражение и в его концепции непосредственного реализма, а также свидетельствует о том, что понятие объективности получает у него вполне кантовское прочтение.

В четвертой главе Д. Дэвидсон и М. Даммит: систематическая теория значения - ключ к онтологии излагаются и сопоставляются две программы построения систематической теории значения, выдвинутые крупнейшими аналитическими философами последних десятилетий ХХ столетия. Разделяя убеждение в том, что в структуре языка запечатлены общие особенности реальности, Дэвидсон и Даммит отстаивают ту точку зрения, что онтологические исследования только тогда имеют надежные основания, когда они опираются на систематическую теорию значения. Поскольку для Дэвидсона отправным пунктом при разработке проекта такой теории служила философия Куайна, немало внимания в главе уделяется сравнению их позиций.

Главной особенностью подхода Дэвидсона к осмыслению и природы значения, и характера связи между языком и реальностью является подчеркивание неразрывной связи между понятиями значения и истины, что выступает предметом анализа в параграфе 4.1. Дэвидсон о связи между значением и истиной. Автор показывает, что точно так же, как семантическая теория истины А. Тарского, которая служит для Дэвидсона в его исследованиях по проблеме значения образцом и теоретическим ресурсом, не разъясняет содержания понятия истины, а дает лишь строгое описание объема этого понятия, так и теория значения в представлении американского философа не должна напрямую раскрывать, что есть значение; вместо этого она должна содержать для каждого действительного или потенциального предложения естественного языка теорему, которая задает его значение и показывает, как это значение зависит от значения составных частей данного предложения. Чтобы выполнять эту задачу, теория значения должна удовлетворять требованиям композициональности и холизма, а это возможно в том случае, если значение предложения задается через указание условий, при которых оно является истинным, а для этого лучше всего подходят Т-предложения из семантической теории истины Тарского. Анализ предложенного Дэвидсоном обоснования этого положения показывает, что центральным в его концепции выступает не вопрос о том, что значит для выражения иметь значение, а вопрос о том, что значит понять или интерпретировать произнесенные кем-то предложения, т.е. теория значения - это прежде всего средство понимания или интерпретации, а для этого она должна удовлетворять условию эмпирической проверяемости.

Как осуществляется эмпирическая проверка теории значения, разбирается в параграфе 4.2. Теория радикальной интерпретации. Ситуация интерпретации совершенно незнакомого языка, согласно Дэвидсону, позволяет выявить те физические и поведенческие факты, которые обеспечивают натуралистическое объяснение значения и иных семантических понятий. Сравнение теорий радикального перевода и радикальной интерпретации указывает на серьезные расхождения в позициях Куайна и Дэвидсона. Если Куайн отстаивает элиминативный физикализм, то Дэвидсон стремится сочетать онтологический монизм с концептуальным дуализмом. Если Куайн трактует согласие носителей исследуемого языка с тем или иным предложением как механическую реакцию на сенсорные стимуляции, то Дэвидсон усматривает в этом уступку эмпиристскому мифу данного и описывает условия согласия в терминах макроскопических объектов и событий, поскольку считает, что основания знания и значения должны быть публично доступными. Если в теории Куайна принцип доверия, предписывающий приписывать носителям неизвестного нам языка представления, которые схожи с нашими и являются в большинстве своем истинными, выполняет вспомогательную роль, то для Дэвидсона он становится принципом, без соблюдения которого вообще невозможна лингвистическая интерпретация. Отражая нормативный и холистский характер интерпретации, этот принцип выступает в качестве критерия отбора наиболее предпочтительной теории значения для исследуемого языка, но поскольку он не исключает возможности разных, но в равной мере адекватных схем интерпретации для одной и той же совокупности поведенческих данных, Дэвидсон признает неизбежную неопределенность интерпретации.

В параграфе 4.3. Метод истины в метафизике рассматривается метод решения онтологических проблем, которым, согласно Дэвидсону, философы пользовались со времен Платона и Аристотеля. Себе Дэвидсон ставит в заслугу лишь то, что дал явную формулировку этого метода и обоснование его философской значимости. Поскольку успешность коммуникации между людьми свидетельствует о наличии у них по большей части верных представлений о мире и поскольку истинные предложения, будучи лингвистически репрезентациями этих представлений, детерминируют значения содержащихся в них слов, всеобъемлющая и систематическая теория значения может служить надежной основой для онтологических выводов. Разбирая различные способы применения метода истины в метафизики, Дэвидсон стремится показать, что только разработанная им истинностно-условная семантика позволяет, без привнесения каких-либо эпистемологических или метафизических соображений, выявлять онтологическое содержание, заключенное в лингвистических структурах.

Надлежащее применение указанного метода Дэвидсон демонстрирует и на примере обоснования необходимости включения в онтологию таких индивидуальных сущностей, как события, и исключения таких сущностей, как факты. Так, он показывает, что, допуская квантификацию по событиям, которая служит непосредственным указателем их существования, мы получаем возможность иметь в языке конечное количество предикатов и объяснить многие дотоле противящиеся логическому анализу, но интуитивно очевидные схемы вывода. Таким образом, онтологическое решение о существовании событий обосновывается Дэвидсоном тем, что квантификация по ним обеспечивает нам адекватную конечную композициональную теорию значения для естественного языка.

Параграф 4.4. Истина и референция посвящен эволюции взглядов Дэвидсона на природу истины. Отстаивая вначале корреспондентную теорию истины, он в конечном счете пришел к выводу о неопределимости этого понятия, который, впрочем, не означает его проблематичности. Истина интуитивно понятна любому, кто знает язык; ее понятие усваивается одновременно с усвоением языка, и она играет конституирующую роль в отношении языка и мышления. Более того, вслед за Куайном, Дэвидсон считает истину фундаментальным, базовым отношением между языком и реальностью, а референцию трактует как теоретическое понятие, которое не обладает непосредственной эмпирической данностью и в этом смысле является непрозрачным и непостижимым.

Это означает, что, признавая существование общего объективного мира, Дэвидсон, подобно Куайну, является сторонником реализма истины. Однако он отвергает вывод своего учителя об онтологической относительности. Отрицая, с одной стороны, возможность радикально различающихся способов анализа простых предложений, а с другой стороны, приравнивая непостижимость референции к невозможности ее однозначного определения даже в рамках одного языка, Дэвидсон в итоге приходит к референциальному нигилизму. Эта позиция обусловлена тем, что в силу признания концептуального плюрализма взаимодействие человека с окружающим его миром оказывается опосредованным таким множеством описаний, выстраиваемых в соответствии с особыми нормативными принципами, что проследить связи между отдельными элементами языка и структурными компонентами мира уже невозможно, тем более что все в человеческом мире пронизано интерпретацией.

В параграфе 4.5. Верификационистская семантика М. Даммита рассматривается вторая программа создания систематической теории значения. Описывая позицию  Даммита в отношении философии языка Фреге и позднего Витгенштейна и его стремление сочетать в своей теории наиболее важные идеи этих двух философов, автор исследует, в какой мере эта цель была достигнута. Свой проект систематической теории значения Даммит выдвигает как альтернативу программе Дэвидсона, главный недостаток которой он видит в том, что ее создателю не удалось надлежащим образом учесть связь между значением и употреблением. Для преодоления этого недостатка, по его мнению, необходимо разобраться в том, что представляет собой знание языка, как оно может быть проявлено и усвоено. Отвечая на эти вопросы, Даммит обосновывает, что, будучи теорией понимания языка, теория значения должна сделать явной связь между условиями истинности предложений и теми лингвистическими актами, которые совершаются посредством их произнесения, а стало быть, и теми практическими способностями, в которых проявляется знание этих условий. Осуществить это в рамках истинностно-условной семантики, считает Даммит, невозможно, поскольку она опирается на трансцендентное понятие истины, связанное с признанием того, что каждое ассерторическое высказывание определенно является или истинным или ложным независимо от того, известно ли нам его истинностное значение и способны ли мы его установить (принцип двузначности).

Не отказываясь от понятия истины, которое, по его мнению, играет ключевую роль в семантике, логике и метафизике, Даммит предлагает истолковать его как оправданную утверждаемость и на его основе построить теорию значения, взяв за образец семантическую теорию в математическом интуиционизме и заменив математическое понятие доказуемости более широким понятием верификации или обоснования. Отмечая трудности, с которыми сталкивается Даммит в своей программе соединения фрегевского (соотносящего значение с истиной) и витгенштейновского (соотносящего значение с употреблением) подходов, автор делает вывод, что хотя эта стратегия лучше согласуется с реалиями функционирования языка, чем программа Дэвидсона, в ней много еще неясного и спорного.

Подводя общий итог рассмотрения основных концепций соотношения языка и реальности, созданных в аналитической философии ХХ века, автор отмечает, что изменения в них главным образом детерминировались развитием взглядов их создателей на феномен языка, его функции, структуру и место в познавательной и практической деятельности людей, на природу истины и значения. В одних концепциях реальность истолковывается как нечто изначально оформленное языком, в других - признается, что человек взаимодействует - и в когнитивном плане тоже - с единственной и независимой от него реальностью, и, соответственно, если воспользоваться различением, введенным Кантом, то можно сказать, что одни из рассмотренных нами аналитических метафизиков отстаивают эмпирический реализм, а другие - трансцендентальный реализм. Кроме того, в развитии реалистических представлений можно выделить определенную тенденцию - движение от реализма референции к реализму истины.

Во второй части диссертации Природа аналитического реализма исследуется вопрос о том, как осмыслялась проблема реализма самими аналитическими философами, на примере двух наиболее известных концепций - семантического и внутреннего реализма. В завершении, отмечая необыкновенно богатое разнообразие реалистических позиций в современной философии, не все из которых могут быть охарактеризованы как аналитический реализм, автор рассматривает, какое место концепции именно аналитического реализма занимают в дискуссиях по поводу онтологического статуса теоретических объектов, ведущихся в современной философии науки.

В пятой главе Концепция семантического реализма М. Даммита предметом обсуждения выступает тезис о том, что реализм и антиреализм - это семантические позиции, касающиеся класса высказываний (так называемого спорного класса) об определенных сущностях и объектах, и их противоположность выражается в приверженности их сторонников, соответственно, истинностно-условной и верификационистской семантикам. Для подтверждения этого тезиса Даммит анализирует споры между реалистами и их противниками в разных областях (в философии восприятия, в философии сознания, в этике, в философии науки и т.п.), однако вне поля его зрения оказываются споры, которые не согласуются с данным тезисом, например, спор об универсалиях. Если истолковать реализм и антиреализм предлагаемым им способом, то, считает Даммит, мы можем точно выразить их неметафорическое содержание, которое исчерпывается лежащей в их основе моделью значения, а главное, появляется возможность полностью разрешить споры между их сторонниками, поскольку в этом случае нужно лишь доказать превосходство одной теории значения (и связанными с ней трактовками истины и логики) над другой. А поскольку эта задача, по его мнению, им уже в общих чертах выполнена, есть все основания полагать, что указанные споры будут разрешены в пользу антиреализма.

Этот вывод Даммита резко расходится с реальной историей споров между реалистами и их противниками, поскольку, если вообще можно говорить о победе в них той или иной стороны, преимущество, как правило, оставалось не за оппонентами реалистов. Причина таких слишком легких побед реалистов, по мнению британского философа, заключается в том, что оппозиция реализму часто принимала форму редукционизма. Однако если попытаться сформулировать нередукционистский вариант антиреализма (как это можно сделать, Даммит демонстрирует на примере решения поздним Витгенштейном вопроса о приписывании ощущения боли другим людям), то он будет значительно более жизнеспособной и основательной позицией, чем реализм.

Вместе с тем, следует отметить, что под влиянием критики Даммит внес серьезные изменения в свою концепцию семантического реализма. Прежде всего он отказался от принципа двузначности как слишком упрощенного критерия различения реализма и антиреализма. Во многих случаях для реалистической позиции достаточно признания принципа валентности, согласно которому каждое высказывание является определенно истинным или неистинным. Более того, он признал, что отвержение  реализма может проявиться в отказе от разных аспектов связанной с ним теории значения; в результате приверженность реализму или антиреализму становится вопросом степени, а между крайними выражениями этих позиций появляется множество переходных форм.

Как показывается в диссертации, внесение Даммитом этих и некоторых других изменений в концепцию семантического реализма не спасает ее от ряда парадоксальных выводов, которые из нее следуют. Во-первых, многие традиционно признаваемые реалистическими концепции в предложенной Даммитом сложной классификации форм реализма и антиреализма оказываются причисленными к антиреализму, и наоборот. Так, материализм центральных состояний, который в современной философии сознания составляет прямую  и наиболее жесткую оппозицию ментальному реализму, у Даммита представляет собой вид усовершенствованного реализма, а идеализм Беркли оказывается вполне совместимым с реализмом здравого смысла, и таких примеров можно привести немало. Таким образом, аналитический реализм - а именно в его духе сформулирован Даммитом критерий реализма - предполагает довольно серьезное переосмысление этой философской позиции, ибо в ней некоторые прежние формы реализма перестают быть реализмом. Во-вторых, оказалось невозможным последовательно сочетать реализм в отношении одного класса высказываний и антиреализм - в отношении другого, поскольку в этом случае нужно одновременно придерживаться разных теорий значения, разных систем логики, разных понятий истины и т.п. Единственной последовательной позицией становится глобальный антиреализм. Кроме того, из антиреализма вытекает очень необычная картина реальности, отличительными особенностями которой являются кумулятивность и неопределенность. Вместе с тем, несомненная заслуга Даммита в том, что он раскрыл фундаментальное значение понятия истины: мы не должны воспринимать истину как нечто элементарное и далее не анализируемое; мы должны осознать, каким понятием истины мы пользуемся и как оно влияет на наше представление о мире.

В шестой главе Х. Патнэм: в поисках адекватной концепции реализма отмечается, что Патнэм представляет немалый интерес для изучения реализма, так как одним из главных импульсов, определяющих направление его исследований, является стремление найти позицию, которая, с одной стороны, сохраняла бы наши реалистические интуиции, а с другой, учитывала бы современный уровень философского осмысления ключевых проблем человеческого бытия и познания. В работе разбирается две его концепции - концепция научного реализма, которую он впоследствии охарактеризует как метафизический реализм, и сформулированная в противовес ей концепция внутреннего реализма. И та и другая концепция являются выражением аналитического реализма, поскольку в их обосновании важную роль играет новая теория референции, которую Патнэм разработал наряду с С. Крипке, Р. Маркус, Д. Капланом и др. В определенном отношении эта теория стала возрождением расселовского подхода к значению, однако в отличие от Рассела ее создатели не отождествляют значение термина с его референцией. Кроме того, новизна их подхода заключается в предложенном ими каузальном механизме, обеспечивающем прямую, посредничества смысла, референцию. Патнэм построил эту теорию применительно к терминам естественных классов, большинство из которых  относится к категории научных терминов.

Анализируя основные положения новой теории референции и основные аргументы, выдвинутые Патнэмом в ее пользу, автор показывает, как она определяет модель соотношения языка и реальности, представленную в концепции метафизического реализма. В этой модели предполагается, что имеется один вполне определенный мир, существование которого не зависит от сознания, и допускается возможность только одного истинного описания мира, поскольку истина понимается как отношение соответствия между мыслями, выраженными в языке, и положениями дел в мире. Однако в качестве фундаментального отношения между языком и реальностью выступает референция, благодаря которой осуществляется корреляция между параметризацией мира и параметризацией языка и создаются предпосылки для корреляции (лв далекой перспективе) высказываемых предложений с положениями дел.

В дальнейшем ряд соображений, среди которых следует отметить существование эмпирически эквивалентных теорий, т.е. теорий, имеющих разное теоретическое содержание и постулирующих разные теоретические объекты, но в равной мере подтверждаемых имеющимися эмпирическими данными; невозможность объяснить природу референции каузальным взаимодействием людей с объектами, о которых они говорят; вытекающий из теории естественных классов эссенциализм, побудили Патнэма признать проблематичность референции для описанной выше модели соотношения языка и реальности. Более того, Патнэм построил специальные аргументы (теоретико-модельный, мозги в сосуде и др.), доказывающие принципиальную необъяснимость этого отношения в рамках метафизического реализма. Все это послужило поводом для создания новой модели соотношения языка и реальности, которая, как признает сам Патнэм, имеет корни в философии Канта и которая легла в основу концепции внутреннего реализма.

В этой концепции признается, что вопрос о том, какие виды объектов существуют, имеет смысл задавать только в рамках той или иной теории, ибо объекты не существуют независимо от концептуальных схем; люди могут создавать множество истинных описаний мира, а истина представляет собой идеализированную рациональную приемлемость. В результате отношение референции утрачивает всю свою загадочность: ее определение сводится к совокупности тавтологий типа: заяц обозначает зайцев; линопланетянин обозначает инопланетян и т.д. Мир становится объективным не с позиции Бога, а лобъективным-для-нас, утрачивает силу противопоставление фактов и ценностей.

В отличие от семантического антиреализма Даммита, в котором истина также определяется как рациональная приемлемость, Патнэм добавляет в свое определение слово лидеализированная. Это означает, что для него истина является свойством высказываний, которое не может быть утрачено и может быть установлено только при эпистемически идеальных условиях, а стало быть, он неявным образом признает ее трансцендентный характер. Попытавшись создать концепцию реализма, очищенного от метафизических притязаний, Патнэм благодаря трансцендентному понятию истины сохранил часть этих притязаний, и хотя позже он признал, что его внутренний реализм был довольно непоследовательным склеиванием элементов метафизического реализма и идеализма, это косвенным образом доказывает то, что аналитический реализм, как и любой другой реализм, не может не быть метафизическим в том смысле, что он не может не содержать в себе метафизических притязаний.

Седьмая глава Научный реализм и проблема истины посвящена дискуссии между сторонниками и противниками реалистического истолкования объектов, постулируемых научными теориями, которая ведется в философии науки на протяжении всего ХХ века. На примере позиций Г. Фейгля, У. Селларса, К. Поппера и У.В.О. Куайна показывается, что изначально научный реализм был очень неоднородным и объединяло в своих рядах и сторонников эмпиризма, и его критиков, и тех, для кого реализм был семантическим тезисом, и тех, кого, подобно Попперу, не затронул лингвистический поворот. Особое значение для научного реализма имеет проблема истины, ибо именно приверженность корреспондентной теории истины стала главной мишенью для критики этого направления со стороны его противников; именно стремление сформулировать более приемлемое толкование истины заставило некоторых его приверженцев изменить своей прежней вере и предложить либо иное понимание реализма, либо вообще отказаться от реализма.

Разбирая основные аргументы, выдвинутые против реализма в ходе обсуждения проблемы научной истины (теоретическая нагруженность эмпирических данных, недоопределенность научных теорий эмпирическими данными, пессимистическая индукция и др.), автор показывает, что ответом на эти аргументы стало или создание реалистических концепций, в которых редуцирована роль истины в обосновании реализма (реализм сущностей, структурный реализм, лестественная онтологическая установка и т.п.), или разработка новой стратегии обоснования научного реализма, когда он представляется как широкомасштабный философский пакет, состоящий из взаимосогласованных и взаимоподдерживаемых философских концепций, в число которых входит и представление о научной истине как приблизительном соответствии научных положений реальности.

Тот факт, что истина, которая, как правило, трактуется, в соответствии с теорией Тарского, как семантическое понятие, занимает в дискуссиях вокруг научного реализма ключевое место, свидетельствует о влиятельности семантического подхода к решению онтологических проблем как среди самих научных реалистов, так и среди их противников. В пользу этого говорит и тот факт, что при характеристике научного реализма чаще всего ссылаются на определение, которое было дано Р. Бойдом и которое формулируется в семантических терминах11. Более того, и при обосновании, и при опровержении научного реализма одну из ведущих ролей играет теория значения и референции терминов естественных классов, к которым принадлежит подавляющее большинство научных терминов.

Вместе с тем, показателен тот факт, что среди сегодняшних защитников научного реализма трудно найти тех, кто твердо убежден в том, что семантические исследования должны предшествовать и служить основной для онтологических выводов, кто, иначе говоря, является приверженцем аналитического реализма. Те философы, которые подходили к обоснованию реального существования объектов, постулируемых научными теориями, с позиций аналитического реализма, или сами, в конечном счете, перешли в лагерь противников реализма, или были причислены к этому лагерю вопреки их желанию, а среди научных реалистов остались лишь те, кто, по сути, не видит ничего зазорного в том, чтобы быть метафизическим реалистом. Это косвенным образом доказывает слабость аналитического реализма, не способного последовательно противостоять своим противникам.

В заключении подводятся итоги исследования и делается общий вывод о том, что аналитическая философия в своем развитии подтвердила ту простую истину, что философия не может обходиться без метафизики, что борьба против нее в конечном счете порождает новую метафизику.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях автора:

Монографии:

1. Макеева Л.Б. Философия Х. Патнэма. М.: Изд-во ИФРАН, 1996. - 189 с. (7.3 п.л.);

2. Макеева Л.Б. Язык, онтология и реализм. М.: Издательский дом ВШЭ, 2011. - 310 с. (18.9 п.л.).

Статьи, опубликованные в изданиях из Перечня ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, в которых должны быть представлены основные научные результаты диссертации на соискание ученой степени доктора наук:

3. Макеева Л.Б. Целью философии мы считаем познаниеЕ// Эпистемология и философия науки. 2008. № 2. С. 239-240 (0.3 п.л.);

4. Макеева Л.Б. Майкл Даммит о реализме // Историко-философский ежегодникТ2007. М.: Наука, 2008. С. 352-370 (1.1. п.л.);

5. Макеева Л.Б. Научный реализм и проблема истины // История философии, 2008. №а13. C.а3-25 (1.2 п.л.);

6. Макеева Л.Б. Может ли история философии быть интересной и полезной для современной философии? (Ответ Джона Пассмора) // Историко-философский ежегодникТ2008. М.: Наука, 2009. С. 239-255 (1 п.л.);

7. Макеева Л.Б. Научный реализм, истина и недоопределенность теорий эмпирическими данными // Логос, 2009. №а2. C.а24-36 (0.9 п.л.);

8. Макеева Л.Б. О референции и онтологии // Эпистемология и философия науки. 2010. Т.аXXV. №а3. C.а42-57 (1 п.л.);

9. Макеева Л.Б. Психологический реализм: аргументы за и против // История философии, 2010. №а15. C.а83-101 (1.1 п.л.);

10. Макеева Л.Б. О некоторых особенностях метафизики в современной аналитической философии // Вестник Ленинградского университета имени А.С. Пушкина. 2011. Т.2. № 1. С. 35-44 (0.6 п.л.);

11. Макеева Л.Б. П.Ф. Стросон. Индивиды. Опыт дескриптивной метафизики // Вопросы философии. 2011. № 5. С. 182-186 (0.5 п.л.);

12. Макеева Л.Б. Как звуки становятся речью // Эпистемология и философия науки. 2011. Т. XXVIII. № 2. С. 140-154 (1 п.л.).

Статьи, опубликованные в прочих изданиях:

13. Макеева Л.Б. Влияние идей Л. Витгенштейна на теорию значения Х. Патнэма // Тезисы докл. и выступлений Х Всесоюз. конференции по логике, методологии и философии науки (сент. 24-26, 1990), Минск, 1990. С. 84-85 (0.2 п.л.);

14. Макеева Л.Б. Дискуссия о природе ценностей в современной американской философии // Американское общество на пороге 21 века: итоги, проблемы, перспективы. М., Изд-во МГУ, 1996. С. 141-146 (0.8 п.л.);

15. Макеева Л.Б. Семантические идеи Х.Патнэма // История философии. 1997. № 1. С. 121-135 (0.9. п.л.);

16. Макеева Л.Б. Хилари Патнэм // Современная западная философия: Словарь. Изд. 2-е, перераб., доп. М., ТОН, 1998. С. 308-310 (0.3 п.л.);

17. Макеева Л.Б. Объективность ценностей и проблема реализма // История философии, 1999. №а5. C.а80-94 (0.8 п.л.);

18. Макеева Л.Б. Х. Патнэм // История философии: Запад-Россия-Восток. Кн. 4, М.: Греко-латинский кабинет Ю.А.Шичалина,1999. С. 392-396 (0.3 п.л.);

19. Макеева Л.Б. Даммит Майкл // Новая философская энциклопедия. В 4-х томах. Т. 1. М.: Мысль, 2000. С. 581 (0.1 п.л.);

20. Макеева Л.Б. Карнап Рудольф, Крипке Сол, Критический реализм, Логическое построение мира // Новая философская энциклопедия. В 4-х томах. Т. 2. М.: Мысль, 2001. С. 221-222, 323-324, 330-331, 444-445 (0.5 п.л.);

21. Макеева Л.Б. Нагель Эрнст, Неореализм, Патнэм Хилари // Новая философская энциклопедия. В 4-х томах. Т. 3. М.: Мысль, 2001. С. 7, 69-70, 209-210 (0.3 п.л.);

22. Макеева Л.Б. Рудольф Карнап // Философы двадцатого века. Книга первая. М.: Искусство XXI век, 2004. С. 106-120 (0.6 п.л.);

23. Макеева Л.Б. Хилари Патнэм // Философы двадцатого века. Книга вторая. М.: Искусство XXI век, 2004. С. 199-222 (1.1 п.л.);

24. Макеева Л.Б. Язык и реальность // Логос. Философско-литературный журнал. 2006. Т. 57. № 6. С. 3-20. (1.1 п.л.);

25. Макеева Л.Б. Альфред Айер // Философы двадцатого века. Книга вторая. М.: Искусство XXI век, 2004. С. 40-63 (1.1 п.л.);

26. Макеева Л.Б. Джон Остин // Философы двадцатого века. Книга третья. М.: Искусство XXI век, 2009. С.177-196 (1 п.л.);

27. Макеева Л.Б. Айер Альфред, Даммит Майкл, Дэвидсон Дональд, Карнап Рудольф, Критический реализм, Нагель Эрнст, Научный реализм, Остин Джон, Пассмор Джон, Патнэм Хилари, Рассел Бертран, Серл Джон, Хомский Ноам // Современная западная философия: Энциклопедический словарь.  М.: Культурная революция, 2009. C. 23-24, 30-31, 206-207, 246, 258-259, 269-271, 306, 310-313, 320-323, 330-332, 354-356 (2.3 п.л.);

28. Макеева Л.Б. Логическое построение мира, О достоверности, Человеческое познание: его сфера и границы, Что значит быть летучей мышью?, Является ли знанием истинное и обоснованное мнение // Энциклопедия эпистемологии и философии науки /  Под ред. И.Т. Касавина. М: Канон+: 2009. С. 457, 619-620, 1122, 1124, 1191-1192 (0.4 п.л.);

29. Макеева Л.Б. Возможные миры: метафизика и здравый смысл // Возможные миры: семантика, онтология, метафизика. Москва: Канон +, 2011. С. 214-227 (0.6 п.л.);

30. Makeeva L.B.. Scientific Realism, Truth, and the Underdetermination of Theories by Empirical Data // Russian Studies in Philosophy. Vol. 49 (winter 2010-2011). No. 3. P. 58-71 (1 п.л.).


1 Страуд Б. Аналитическая философия и метафизика // Аналитическая философия: становление и развитие (антология). М.: ДИК, Прогресс-Традиция, 1998. С. 510.

2 Отсюда не следует, что аналитические философы открыто отождествляют метафизику с онтологией. Они, конечно, признают, что онтология - это лишь один из разделов метафизики и наряду с ним она содержит также разделы, занимающиеся проблемой бытия Бога, проблемой свободы воли, связью между сознанием и телом, природой пространства и времени и многими другими проблемами, однако, поскольку в структуре философского знания, принимаемой современными аналитическими философами, указанные проблемы оказались в ведении, скажем, философии религии, философии сознания, философии науки и т.п., собственно метафизика - в силу этого перераспределения проблем - понимается ими как исключительно связанная с решением онтологически вопросов, и поэтому, когда они говорят о метафизике, они, как правило, имеют в виду онтологию.

3 Аналитические философы чаще всего употребляют термины бытие и существование как синонимы, но если иногда различие между ними все-таки проводится, то в этом случае существование трактуется как один из способов или модусов бытия.

4 Кант, как известно, проводил различие между эмпирическим и трансцендентальным реализмом. Эмпирический реалист полагает, что мы можем непосредственно воспринимать материальные вещи, существующие в пространстве и времени, однако обязательным дополнением этой позиции, по Канту, является трансцендентальный идеализм, согласно которому материальные вещи, как объекты восприятия, имеют статус явлений. По мнению же трансцендентального реалиста, природа и существование материальных объектов полностью не зависят от нашего познания, однако в этом случае реалист оказывается эмпирическим идеалистом, поскольку существование материальных вещей должно выводиться из непосредственных субъективных данных сознания, а стало быть, он неизбежно оказывается скептиком. Сам Кант стоял на позициях эмпирического реализма.

5 В рассматриваемом контексте этот термин был введен в отечественную философскую литературу А.Ф. Грязновым. См. Грязнов А.Ф. Концепции аналитического реализма в новейшей британской философии // Вопросы философии. 1983. № 10. С. 128-138. Правда, Грязнов в своей статье ограничивается рассмотрением концепций, сформулированных в рамках дискуссии, состоявшейся в 1960-1970-е годы в философии восприятия. В частности в центре его внимания оказываются лусовершенствованный реализм А. Айера, научный реализм Дж. Макки и непосредственный реализм П. Стросона.

6 С тем важным уточнением, что П. Стросон, будучи представителем философии обыденного языка, принадлежал к числу тех, кто положил начало метафизическому повороту в аналитической философии.

7 В качестве заметного исключения нужно отметить книги Дж. Пассмора Сто лет философии и Современные философы. Необыкновенно популярную в просвещенных кругах Историю западной философии Б. Рассела, вышедшую в 1945 г., вряд ли можно отнести к квалифицированному историко-философскому исследованию.

8 См. The Story of Analytic Philosophy: Plot and Heroes / Ed. by A. Biletzki. N.Y.: Routledge, 1998; Stroll A. Twentieth-Century Analytic Philosophy. N.Y.: Columbia Univ. Press, 2001; Soames S. Philosophical Analysis in the Twentieth Century. Vol. 1. The Dawn of Analysis. Vol. 2. The Age of Meaning. Princeton: Princeton Univ. Press, 2003.

9 См. Wittgenstein and Quine / Ed. R.L. Arrington, H.-J. Glock. L.: Routledge, 1996; Glock H.-J. Quine and Davidson on Language, Thought and Reality. Cambridge Univ. Press, 2003.

10 Термин реализм истины и реализм референции были введены Р. Харр, однако в диссертационном исследовании они получают иное истолкование.

11 Так, согласно Бойду, научный реализм представляет собой соединение следующих двух принципов: (1) для терминов зрелой науки характерно то, что они имеют референцию (что-то обозначают); (2) для теорий, принадлежащих к зрелой науке, характерно то, что они являются приблизительно истинными.

Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по философии