Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии  

На правах рукописи

ПРОНЯГИН Валентин Михайлович

ПРАВОСЛАВНЫЕ ТРАДИЦИИ И НОВЫЕ ПОДХОДЫ В ИХ ХУДОЖЕСТВЕННОМ ОСМЫСЛЕНИИ В РУССКОЙ ПРОЗЕ

ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XX ВЕКА

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертация на соискание ученой степени

доктора филологических наук

Москва 2008

Работа выполнена на кафедре русской литературы

филологического факультета Московского государственного

гуманитарного университета имени М.А.аШолохова

Научный консультант:                доктор филологических наук, профессор

                       Воронова Ольга Ефимовна

       

Официальные оппоненты:                доктор филологических наук, професор

                       Сохряков Юрий Иванович

Московский государственный областной университет;

                       доктор филологических наук, профессор

                       Овчинникова Любовь Владимировна

Институт международного права и экономики имени А.С. Грибоедова

                       доктор филологических наук, профессор

                       Гончаров Петр Андреевич

Мичуринский государственный педагогический институт

  доктор филологических наук, профессор 

Ведущая организация:                Калужский государственный

               педагогический университет

               имени К.Э. Циолковского

Защита диссертации состоится 18 июня 2008 г. в 14 часов 00 минут на заседании диссертационного совета Д 212.136.01 при Московском государственном гуманитарном университете имени М.А.аШолохова по адресу: 109240, г.аМосква, ул. Верхняя Радищевская, д. 16/18.

Автореферат разослан л____  мая  2008 г.

Учёный секретарь диссертационного совета

кандидат филологических наук, доцент                                        .Г.аЧапаева

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Православное сознание было и остается неотъемлемой частью национальной культуры, духовно-эстетической и этической основой русской классики, действенным фактором влияния традиции на современный литературный процесс. Чтобы понять настоящее и осмыслить значение происходящих перемен в российской действительности и отечественной художественной мысли на рубеже XX - XXI веков, необходимо учитывать исторический, духовный и культурный опыт нации, накопленный ею на протяжении многих столетий. Ведь художественное постижение роли национальных духовно-нравственных и эстетических традиций в современной отечественной культуре и литературе призвано не только защитить духовные ценности нашего народа, но и открыть новые пути и подходы к их дальнейшему творческому развитию. Поэтому столь важным является сегодня понимание диалектической преемственности православных традиций русской классической литературы XIX - начала XX веков и русского зарубежья в современном литературном процессе. Такой подход выявляет естественное и закономерное движение русской литературы от древнейшего периода до настоящего времени и определяет направленность новаторских поисков художественной прозы ХХ века.

Общеизвестно, что краеугольным камнем православноый традиции является соборность.

В абсолютном большинстве научных исследований отправным моментом служит строго каноническая, конфессионально определенная трактовка данного термина: Соборность - богословское понятие, означающее единство, целостность Церкви, единение всех членов под главою Церкви - Христом1. Данная трактовка в качестве исходной учитывается и в настоящей работе. Однако многолетний углубленный анализ как богословских, так и философско-культурологических, литературных источников разных эпох, осуществлявшийся в процессе работы над этой диссертацией, позволил обнаружить гораздо более широкий спектр смыслов и ассоциаций, связанных с исследуемым понятием, сделать вывод об эволюции категории соборности в общественном и художественно-философском сознании, продолжающейся и по сей день.

Основания для такого широкого понимания соборности в единстве религиозного и внерелигиозного аспектов сложились давно, вследствие объективных культурно-исторических факторов. Еще со времен Древней Руси была осознана необходимость соборного сплочения народа вокруг идеи общенационального единения и согласия как главного условия защиты формирующейся государственности от внешних и внутренних угроз. Идея собирания единой Руси из удельных княжеств составляет основу многих памятников древнерусской письменности, этой идеей вдохновлен знаменитый завет святителя Руси Сергия Радонежского: Все для любви, которая собирает.

Идея собирающей любви как основы соборного сознания пронизывает и наследие славянофилов. Уже А.С.аХомяков, наиболее глубоко разработавший данную проблему, видел в соборности не только христианскую силу духовного единения с братьями, со Спасителем, но и лобщий принцип устроения бытия, характеризующий множество2.

Глубоко раскрытая Ф.М.аДостоевским в духе всесветного единения во имя Христово3, категория соборности получила дальнейшее развитие и обогащение смыслов в наследии мыслителей русского религиозно-философского ренессанса.

Тенденция к расширительному толкованию категории соборности наиболее явственно проявилась в философии всеединства В.С.аСоловьева. Сам термин у мыслителя-классика больше используется в значении собирательность (лсобирательный процесс, собирательное человечество, собирательное существо)4. Примечательно, что и в словаре В.И.аДаля задолго до него эти понятия равноценны соборности5.

Исследования последних лет показывают, что соборность, не утрачивая своей изначальной конфессиональной принадлежности, всё более трансформируется в одну из базовых категорий отечественной культурологической и литературоведческой мысли. По справедливому утверждению И.А.аЕсаулова, идея соборности должна стать новой концепцией русской литературы и культуры в целом6.

Широкого контекста в истолковании сущности соборного сознания придерживается и современный культуролог Е.С.аТроицкий: Соборность как раз такая церковная и вместе с тем социально-политическая ценность, которая может обеспечить и консолидацию общества и вместе с тем гарантировать демократические права народов, гражданские права личности7.

Учитывая такое значительное теоретическое наследие, автор диссертации сосредоточил внимание на малоизученной проблеме художественного осознания развития идеи русской соборности в современной прозе второй половины ХХ - начала XXI столетий. В отличие от подавляющего большинства именитых предшественников, диссертант рассматривает идею соборности не только как олицетворение духовного единения с Богом и людьми в религиозном пространстве и времени, но и в поиске путей утверждения единства и гармонии в системах отношений: человек - природа, человек - общество, человек и собственное Я, художник и творчество.

В связи с этим в диссертации акцентируется внимание на таких важных проявлениях категории соборности в художественном сознании, как:

• идея единения людей в утверждении высших смысложизненных целей бытия, в контексте христианского миропонимания с позиций православной системы ценностей;
• идея гармонизации взаимоотношений мира и человека во всём их изменчивом многообразии;
• идея преодолимости онтологического зла и угрозы гибели земной цивилизации объединенными усилиями человечества.

Такое разноаспектное понимание соборности как духовно-творческого воплощения православной традиции в художественном опыте писателей ХХ - начала XXI вв. позволило нам существенно расширить рамки данной проблемы, включив в контекст исследования и литературу советского периода 60-80-х и постсоветских 90-х годов ХХ века, подчеркнуть непрерывность отечественного литературного процесса в его ключевых духовно-эстетических координатах.

Цель диссертационного исследования видится в системном и многоаспектном рассмотрении художественных принципов наследования православных традиций, эволюции соборного сознания в отечественной прозе второй половины ХХ - начала XXI веков, новых подходов к художественно-эстетическому освоению духовно-нравственных ценностей и современных аспектов взаимоотношений личности, природы, общества в начале третьего тысячелетия, на новом цивилизационном витке мировой истории.

Для достижения указанной цели в работе решаются следующие задачи:

1. Изучение связей современной прозы с православными традициями в литературном процессе XIX столетия, серебряного века, русского зарубежья.
2. Исследование эволюции категории соборности в художественном сознании ХХ - начала XXI вв., её содержательной структуры, традиционных и новых компонентов её художественного воплощения в современных прозаических жанрах.
3. Рассмотрение духовного генезиса новых типов литературных героев как носителей традиций соборного сознания в духовном мире нашего современника на материале художественной практики второй половины XX - начала XXI вв.
4. Рассмотрение пространственно-временного континуума и стилевых особенностей в произведениях современной прозы в контексте жанрово-композиционных исканий, обусловленных православными традициями.
5. Разработка новых методологических подходов к исследованию православных традиций и специфики их воплощения в художественном опыте различных творческих индивидуальностей.

Предметом исследования явилась проза второй половины ХХ - начала XXI вв. в её преемственных связях с отечественной классикой и литературой русского зарубежья.

Объектом исследования послужил опыт художественного воплощения православных традиций в литературном процессе эпохи в развитии от христианско-аксиологической проблематики творчества М.аБулгакова, Б.аПастернака, Ю.аДомбровского к философским и духовно-нравственным аспектам содержания в произведениях Л.аЛеонова, М.аШолохова, С.аЗалыгина, В.аТендрякова, В.аАстафьева, В.аСолоухина, Е.аМальцева, А.аСолженицына, Ю.аБондарева, Д.аБалашова, В.аПьецуха, А.аЛарионова, В.аКрупина, а также писателей, ныне изучаемых в рамках литератур ближнего зарубежья, но творчески связанных с литературным процессом советского периода (О.аГончар, Ч.аАйтматов).

Выбор столь широкого круга авторов оправдан тем, что даёт возможность показать национальное своеобразие словесного искусства, его преемственность и новаторство в современной прозе, увидеть сквозь призму различных граней соборного сознания живое движение лидей времени и форм времени (В.аБелинский), появление новых типов литературных героев, преемственно связанных со своими предшественниками.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. Соборность как универсальная системообразующая категория национального сознания, имеющая православную духовную природу, способна выступать как культурный концепт, эстетическая реальность и формообразующий фактор, оказывающий влияние на содержание и поэтику литературного творчества.
2. Анализ отечественной литературной практики показывает многогранность и широту художественно-философских ассоциаций, связанных с категорией соборности как основы и сердцевины православного мироощущения. Вместе с тем идея собирания, лединения, сопряжения, гармонизации целого, достижения духовной общности людей в защите смысложизненных ценностей высшего порядка допускает более широкое, в том числе и внерелигиозное, толкование этого понятия в художественном опыте многих отечественных писателей, выявляя не прямую, а опосредованную соотнесенность раскрываемой ими духовно-нравственной проблематики с её православно-христианским первоистоком и общинной ментальностью русского национального сознания.
3. Соборное сознание в духовном и творческом опыте конкретных писательских индивидуальностей может выступать не только как олицетворение духовного единения человека с Богом и людьми в религиозном пространстве и времени (лсоборном хронотопе), но и в поиске путей утверждения единства и гармонии в системах отношений: человек - природа, человек - общество, человек и собственное Я, художник и творчество.
4. Художественная проза второй половины ХХ в. - начала XXI в. объективно отразила процессы преемственной эволюции соборных начал общественного сознания в утверждении национальных, духовно-нравственных, социально-гражданских, экологических ценностей, в том числе в литературе советского периода. Идеологическое давление и атеистическая пропаганда не уничтожили ментальных корней русской соборности: в скрытых, зачастую трансформированных, а порой и в открытых формах философской веры она продолжала жить в глубинах национального сознания, а на рубеже ХХ - XXI вв., с возрождением православных традиций на государственном уровне, заявила о себе в литературе с новой силой.
5. Уровень причастности к соборному целому как критерий сформированности соборного сознания литературного персонажа позволяет применить типологическую классификацию при характеристике того или иного литературного героя на основе оппозиции сакрального/профанного. С учетом этого признака в диссертации обосновывается градация персонажей от низшего, профанного к профанно-историческому, сакрально-историческому и, наконец, высшему, сакральному уровню духовного бытия.
6. С учетом всех вышеназванных факторов категория соборности рассматривается нами в единстве и взаимосвязи религиозного, нравственно-этического и социального компонентов как целостная философско-онтологическая система, объемлющая всю духовную полноту национального сознания и бытия в их художественно-эстетическом отражении.
7. Новизна подходов к художественному осмыслению православных традиций в русской прозе второй половины ХХ в. определяется многоаспектностью их духовно-нравственного, философско-психологического, социально-политического, эколого-культурного и эстетического преломления.

Методологическую базу исследования определяют историко-генетический, историко-функциональный, сравнительно-типологический принципы. В качестве одного из методов используется и историко-культурный, подход ,предполагающий рассмотрение литературы во взаимодействии с другими типами общественного, в частности, религиозного сознания. Характер отмеченного взаимодействия обусловил необходимость разграничения разных типов мышления, потребовал привлечения мифопоэтического, фольклорного, религиозно-философского материала. Изучение жанровых форм, принципов сюжетостроения и других элементов поэтики призвано углубить представление о динамике развития русской прозы, когда каждое значительное явление становится звеном в цепи духовной и художественной преемственности.

Теоретическую базу диссертации составили труды выдающихся отечественных ученых-славянофилов XIX века А.С.аХомякова, А.И.аКошелева, братьев И.В.аи П.В.аКиреевских, Ю.Ф.аСамарина, братьев К.С.аи И.С.аАксаковых; богословские и святоотеческие источники и сочинения русских религиозных философов последней трети XIX - начала XX веков: В.С.аСоловьёва, В.В.аРозанова, Н.О.аЛосского, С.Н.аБулгакова, Н.А.аБердяева, П.А.аФлоренского, В.И.аИванова, И.А.аИльина, Г.В.аФлоровского, В.В.аЗеньковского, В.В.аВейдле, исследования А.Ф.аЛосева, М.М.аБахтина, а также работы современных философов и культурологов В.В.аБычкова, Е.С.аТроицкого, М.П.аМчедлова, М.М.аДунаева, литературоведов Ю.И.аСохрякова, И.А.аЕсаулова, Ю.Г.аКруглова, В.Ю.аТроицкого, О.Е.аВороновой и др.

Актуальность предпринятого исследования определяется объективной потребностью современного литературоведения в адекватном реагировании на духовные запросы общества и текущего литературного процесса в освоении  огромного духовного наследия прошлых эпох, в выработке нового ценностного фундамента на основе приобщения к национальному духовно-нравственному и культурному достоянию и, с другой стороны, в недостаточно разработанной методологии анализа православного историко-культурного контекста в современной русской литературе.

Научная новизна диссертации состоит в обосновании целостной методологической концепции, позволяющей рассматривать отечественную литературу второй половины ХХ - начала XXI века с позиций эволюции соборного сознания, в диалектике традиций и новаторства, в открытых, скрытых и трансформированных формах наследования православных традиций, рассматривая их как содержательный и формообразующий фактор, как имманентную духовно-эстетическую реальность, формирующую национальный культурный космос в его прошлом, настоящем и будущем.

Теоретическая значимость работы состоит не только в раскрытии содержания и форм наследования православных традиций, преемственных связей современной литературы с классикой XIX и ХХ вв.; главное видится в перспективном историко-культурном анализе новых эпико-художественных форм и самобытных граней эволюции соборного сознания в современном литературном процессе в их духовной и эстетической сущности.

Практическая значимость диссертации заключается в возможности использования её материалов в преподавании курса История русской литературы XX века, спецкурсов, факультативов в высшей школе, в практике школьного преподавания произведений русской словесности, а также в разработке учебно-методических пособий по исследуемой проблематике.

Апробация работы. Основные результаты исследования нашли отражение в авторских монографиях, статьях, методических рекомендациях, изданных во Владимирском государственном педагогическом университете, Криворожском государственном пединституте. Многие положения диссертации стали основой докладов на международных, межвузовских научных конференциях в МГГУ им.аМ.А. Шолохова в 2005 - 2008 годах. Основные положения и выводы диссертации отражены в четырех монографиях, одном учебно-методическом пособии, а также в одиннадцати статьях, в числе которых четыре опубликованы в изданиях, рекомендованных ВАК.

Структура диссертационного исследования состоит из Введения, шести глав и Заключения, Примечаний и Списка использованной литературы, который включает более 500 наименований. Отдельные главы делятся на параграфы, вычленяющие основные грани и аспекты православных традиций и новые подходы к их художественному осмыслению в лучших прозаических произведениях современного искусства.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении изложены цели и задачи диссертации, обосновываются актуальность и новизна исследования, определены его структура и методологические основы, называются исходные положения в их традиционной и современной трактовках.

Традиционное понимание указывает на связь понятия соборности с основным Символом Веры Русской Православной Церкви - Единой, Святой, Соборной и Апостольской. Поэтому соборность в нашей работе рассматривается многоуровнево: как духовное ядро православного Символа Веры; как всеобщая, универсальная, объективная категория русской религиозной философии, как духовно-нравственная устремлённость человека и человеческого сообщества к высшему идеалу на основе единых христианских ценностей, как неотъемлемый элемент национального художественного сознания.

Теоретические аспекты соборности были наиболее отчётливо сформулированы учёным-славянофилом А.С.аХомяковым. Выдающийся богослов, философ и поэт рассматривает Русскую Православную Церковь и соборность как неделимое целое, как наследие духовной жизни, или лцерковный разум в своём единстве с Христом: Каждый человек находит в Церкви самого себя, но себя не в бессилии своего одиночества, а в силе духовного единения с братьями, со Спасителем...8. Соборность, по А.С. Хомякову, лэто целое исповедание веры9.

Традиционное хомяковское понимание соборности как сердцевины православной веры чрезвычайно близко художественной концепции гениального мыслителя и великого романиста Ф.М.аДостоевского, выраженной в краткой и глубокой формуле, которая повторяется в Братьях Карамазовых: все за всех виноваты. В этом богатом по содержанию тезисе потаённо скрыты и братское единение во Христе, и любовь как Божественный и Благодатный Промысел, и жизненная заповедь: Братья.., любите человека и во грехе его, ибо сие уже подобие божеской любви и есть верх любви на земле10. Это и путь через православный соборный идеал народной жизни к всечеловечеству и полной воцерковленности жизни, к слиянию всех во Христе11, - пишет М.М.аДунаев.

Категория соборности в представлении автора диссертации не есть особая теоретическая доктрина или мировоззренческая концепция; скорее всего, лэто идея, угол зрения, подход к общим идеологическим и практическим задачам12.

Современная трактовка исследуемой категории основывается на рассмотрении соборности как лцерковной и вместе с тем социально-политической ценности (Е.С.аТроицкий), как художественно-эстетической системы (В.В.аВейдле, М.М.аБахтин, В.В.аБычков, И.А.аЕсаулов и др.). При этом И.А.аЕсаулову ближе понимание соборности как выражения одной из фундаментальных особенностей русского пасхального архетипа, соборности как УзернаФ Благодати Божией13.

Категория соборности оказалась столь значимой для русского народа ещё и потому, что со времен Древней Руси была осознана её тесная взаимосвязь с идеалом общенационального единения и согласия как главным условием защиты формирующейся государственности от внешних и внутренних угроз. Идея собирания единой Руси из удельных княжеств пронизывает памятники древнерусской письменности Слово о полку Игореве, Слово о Законе и Благодати митрополита Илариона, Сказание о Мамаевом побоище и т.п. Великий общенациональный святой Сергий Радонежский оставил потомкам завет: Все для любви, которая собирает.

Идея собирающей любви как основы соборного сознания и сплочения людей пронизывает наследие славянофилов. В силе духовного единения с братьями, со Спасителем14 видел суть и смысл соборности А.С.аХомяков, наиболее глубоко разработавший её теоретические аспекты. Вместе с тем уже у славянофилов можно наблюдать тенденцию к расширительному толкованию соборности, выходящему за пределы строго богословского понимания. Так, уже А.С.аХомяков трактует соборность как лобщий принцип устроения бытия, характеризующий множество15.

Другой видный славянофил Ю.Ф.аСамарин обратил внимание на то, что истоки соборности восходят не только к христианским, но и крестьянским общинам, а значит - к мирским, общественным, социальным традициям. Тем самым он указал на тесную взаимосвязь понятий соборность и лобщинность как существенный признак российского бытия и бытоустройства. По его мнению, общинность есть не только характеристическая племенная особенность славянства, но и начало соборного согласия, на котором построена и держится Православная церковь16. Тем самым была выявлена ментальная взаимосоотнесенность между духовным и общественным укладом жизни русского народа.

В дальнейшем акцент на собирательном смысле понятия соборность получил еще более широкое и емкое толкование. Слово соборность стало мыслиться не только как производное от слова собор (в значении приобщенности к храмовой культуре православия), но и как проекция идеи собирания, объединения, согласия - иными словами, по меткому замечанию В.В.аГорбунова, как идея собирательности в процессе человеческих общений и сплочения людей на основе национально-религиозных и иных интересов: Такая соборность понималась как духовное единение людей непосредственно друг с другом вне диктата всяких государственных и политических структур17.

К пониманию соборности как национальной идее подошел и Ф.М.аДостоевский, увидев в ней связующее звено между православием и русским социализмом. В Дневнике писателя он подчеркнул, что народ русский спасётся лишь в конце концов всесветным единением во имя Христово. Вот наш русский социализм18.

Очередной этап эволюции категории соборности связан с деятельностью мыслителей русского духовного ренессанса.

Диалектически связал понятие соборности с идеей всеединства В.С.аСоловьев (1853 - 1900), мысливший бытие как единство Бога, Природы, Человека, а человека - как некоторое соединение Божества с материальной природою19. Сам термин у мыслителя-классика больше используется в значении собирательность (лсобирательный процесс, собирательное человечество, собирательное существо). Примечательно, что и в словаре В.И.аДаля перечисленные понятия равноценны соборности20.

Другой выдающийся мыслитель - В.В.аРозанов (1856Ц1919) дополнил идею всеединства, поставив проблему единства Бога и мира через пол, через акты рождения и соединения.

В трудах П.А.аФлоренского (1882Ц1937) всеединство бытия понимается как всеобъемлющая любовь, а любовь, в свою очередь, выступает как фактор соборного единения людей, соборного сознания, соборного религиозного чувства.

Идеей всеединства как соборного сплочения людей на основе принципов социального равенства, взаимопомощи и согласия проникнуты многие работы С.Н.аБулгакова (1871Ц1944).

Соловьевское понимание соборности как всеединства всего сущего нашло свое развитие и в наследии Н.А.аБердяева (1874Ц1948), в его идее гармони космического, природного и социального, в обобщающих трудах по философии русской идеи, понимаемой, в том числе, как идея славянского братства, межнационального единения и духовного согласия между народами. Вместе с тем Н.А.аБердяев сумел связать понятие соборности и со сферой индивидуального сознания: В действительности соборность есть Е расширение моего опыта до сверхличного, всеобщего опыта21.

Сходную мысль развивает и С.аТрубецкой также размышлявший о соборной природе человеческого сознания. Согласно его мнению, соборность личного сознания проявляет себя в том, что фактически УяФ по поводу всего держу внутри себя собор со всеми, сознание не может быть ни безличным, ни единоличным, ибо оно более чем лично, будучи соборным22 (38, XIV; 495 - 498).

Анализ показывает, что русские философы различали в структуре соборности четыре составляющие: религиозную, нравственную, социальную и национальную (связанную с тягой к общинности, коллективным началам устроения российского жизненного уклада).

О религиозной составляющей соборности как совокупном церковном разуме (А.С.аХомяков, С.Н.аБулгаков) уже говорилось выше. С точки зрения Н.аБердяева, например, соборность церковная есть пребывание в общении и любви церковного народа и Духа Святого23.

На диалектическую взаимосвязь соборного и национального начал для русского сознания справедливо указал С.Н.аБулгаков: определяя национальность как подсознательный или, лучше сказать, сверхсознательный линстинкт, философ характеризует его объединительную тенденцию: это мистическое влечение к своему народу, нахождение себя в единстве с другими, или переживание соборности24 (36, II; 179).

Выявляя социально-общинную природу соборности, Вяч.аИванов подмечал, что это слово почти непередаваемо на иноземных наречиях, в нем что-то исконно родное и заветное; тем не менее мыслитель видел в соборности тенденцию к общемировому единению, считая, что человечество когда-нибудь достигнет состояния луниверсального коллективизма.

Внутренне полемизируя с ним (скорее, в сфере терминологии, чем содержания) Н.А.аБердяев в своих размышлениях идет дальше в соотнесении соборности и близких ему понятий - общинности, общности, коммюнотарности и, наконец, коллективизма. Резко разделяя эти понятия, он замечает: Мы в соборности не есть коллектив. Коллективизм не соборность, а сборность. Он носит механически-рациональный характер25.

Проблема нравственного содержания соборности также нашла отражение в русской религиозной философии.

По В.С.аСоловьёву, добро - понятие сплачивающее, собирательное, идущее от Бога, объединяющее человечество со Всевышним и людей друг с другом; лу добра существует признак всеобщности26.

Н.О.аЛосский, развивая эту мысль о соборности добра, подчеркивает: Исследование множества кодексов морали самых разнообразных народов всех времен дает материал для индуктивного обоснования истины единства нравственного сознания человечества27.

Таким образом, анализ категории соборности с точки зрения её эволюции и структуры показывает доминирующий, системообразующий, стержневой характер в области сохранения и преемственного развития православных традиций, православного сознания в русском культурном космосе, определяя не только его прошлое, но и его настоящее и будущее.

Вот почему так свежо и обнадеживающе звучат слова современного ученого-культуролога Е.С.аТроицкого: Соборность как раз такая церковная и вместе с тем социально-политическая ценность, которая может обеспечить и консолидацию общества и вместе с тем гарантировать демократические права народов, гражданские права личности.

Исследования последних лет показывают, что соборность, не утрачивая своей изначальной конфессиональной принадлежности, всё более трансформируется в одну из базовых категорий отечественной культурологической и литературоведческой мысли. По справедливому утверждению И.А.аЕсаулова, идея соборности должна стать новой концепцией русской литературы и культуры в целом.

С учетом всех вышеназванных факторов соборность рассматривается в нашей диссертации в качестве универсальной категории не только в рамках православного вероучения, но и в отечественной системе светского философского просветительства, включая мышление в образах - литературное творчество.

Анализ литературного процесса ХХ столетия, осуществленный в ряде его тенденций в данной работе, показал непрерывную преемственность соборных начал (духовно-нравственных, социальных, национально-исторических) в художественном сознании общества, в том числе в литературе советского периода. Идеологическое давление и атеистическая пропаганда не уничтожили ментальных корней русской соборности: в скрытых, трансформированных (а порой и в открытых) формах она продолжала жить в глубинах национального сознания, а на рубеже XX - XXI веков заявила о себе с новой силой.

Всё это вместе взятое позволяет нам рассматривать соборность как целостную философско-онтологическую систему, объемлющую не только религиозное, но и светское содержание национального сознания и бытия.

В силу того, что русская религиозная философия, а значит, и учение о соборности есть цельное знание, явление цельного духа, нельзя не сказать, что соборность как идеал имеет и свою эстетическую природу. Недостаточная изученность эстетического аспекта соборности побудила нас исходить из необходимости разработки данной проблемы. Поэтому в нашем исследовании мы отталкиваемся от теоретических трудов таких авторитетных учёных, как В.В.аВейдле, М.М.аБахтин, В.В.аБычков, И.А.аЕсаулов и др.

Наибольший интерес в этом плане представляет труд В.В.аВейдле Умирание искусства (СПб., 1996; М., 2001). Видный искусствовед русского зарубежья В.В.аВейдле убеждён, что со времён романтизма и на Западе, и на Востоке шло интенсивное нарастание рассудочно-рационалистических форм искусства. Подобная направленность стала вытеснять в художественном творчестве веру и религиозное сознание как из человеческой души, так и из культуры. Начался разлад смысла и форм, души и тела в искусстве, разлад личности и таланта в жизни, в судьбе художника. Таким образом, делает вывод учёный, искусство стало утрачивать стиль, то есть свою сущность и основу. Ведь стиль, как внутренняя согласованность душ, есть воплощённая в искусстве соборность творчества. Когда потухает соборность, гаснет стиль, и не разжечь его вновь никакой жаждой, никаким заклятием28. Вейдле выступал противником рассудочно-рационалистического начала в художественном творчестве, считал, что соборность объективно вытекает из религиозного сознания и носит внеличностный, надындивидуальный и вневременной характер.

В 50-70-е годы XX века традиции философско-эстетических исследований, заложенные выдающимися предшественниками, были продолжены М.М.аБахтиным: Эстетика словесного творчества много бы выиграла, если бы более ориентировалась на общую философскую эстетику, чем квазинаучные генетические обобщения истории литературы...29. Именно В.В.аВейдле, М.М.аБахтину, А.Ф.аЛосеву и нашим современным учёным В.В.аБычкову, М.М.аДунаеву, И.А.аЕсаулову и другим удалось обозначить внутреннюю и внешнюю связь художественного сознания с соборностью как философско-эстетической категорией. И сегодня уже признанный и устоявшийся подход к соборности как сущностной силе, по выражению В.Г.аБрюсовой, проясняет главное: соборное сознание лимеет целью через УчастноеФ приблизиться к пониманию УцелогоФ, УобщегоФ30

.

В отличие от многих именитых предшественников, диссертант рассматривает идею соборности не только как олицетворение духовного единения человека с Богом и людьми в религиозном пространстве и времени, но и в поиске путей утверждения единства и гармонии в системах отношений: человек-природа, человек-общество, человек и собственное Я, художник и творчество.

Такое широкое, отвечающее культурным реалиям нашего дня понимание соборности позволило существенно расширить рамки данной проблемы, включив в контекст исследования и литературу советского периода, в которой преобладали скрытые либо трансформированные формы соборного сознания, а также произведения рубежа XX - XXI вв. с их тенденцией к возрождению традиции и тем самым подчеркнуть непрерывность отечественного литературного процесса в его ключевых духовно-эстетических координатах.

Поэтому, с нашей точки зрения, глубоко прав В.В.аКожинов, утверждавший, что соборность как духовное единение может совершаться или воплощаться и в иных актах поведения людей ради торжества справедливости или в целях освоения еще не подвластных человечеству пространств мира на безупречно свободной основе в стремлении к незамутненному какой-либо узко личной, частной корыстью идеалу.

огика исследования данной проблемы отразилась в его главах.

В главе первой Православное сознание как духовно-эстетическая традиция и этическая основа русской литературы, фактор влияния на современный литературный процесс даётся краткий обзор православных традиций в литературных произведениях XIX столетия, серебряного века и русского зарубежья вплоть до нашего времени. Такой подход в реферируемом исследовании не только отражает эволюцию православного сознания в духовно-эстетических и этических исканиях великого прошлого, но и открывает новые пути к исследованию соборного сознания в современном литературном процессе, новые аспекты при анализе произведений XIX - начала XX веков и русского зарубежья. Соборные тенденции рассматриваются нами в первом параграфе главы. Например, уже в трагедии А.С.аПушкина Борис Годунов и в его Песнях западных славян отражается и народный соборный дух и, по словам Ф.М.аДостоевского, выражается пушкинское предчувствие славян русскими, это пророчество русских славянам о будущем братстве и единении. В лирике Ф.И.аТютчева сформулированы историософские проблемы судьбы России и революции как противостояния двух разнородных духовных начал - Христа и Антихриста, как символическое противопоставление двух типов цивилизаций - России и Запада. Не случайно Г.В.аФлоровский заметил, что Ф.И.аТютчев воспринимал духовный мир России как греко-византийский, как православный империализм. Мысль Тютчева о славянской империи вызвала теоретический и полемический интерес у Ф.М.аДостоевского. В Братьях Карамазовых в главе Из поучений старца Зосимы писатель осуждает уединение и отъединение в народе, которые стали пороками вместо служения братолюбию и человеческому единению. Достоевский свои думы о человеческом единении укреплял верой в народ и предназначение монастырей: От народа спасение Руси. Русский же монастырь искони был с народом... И станет единая православная Русь.

Отсюда сокровенные, идущие от сердца мысли писателя о любви к человеку, любви к ближнему. По этой причине в романе Преступление и наказание Достоевский поднял важнейшую проблему - трагедию христианскую, трагедию свободы, которая исходит, по мнению Георгия Флоровского, из-за внутреннего раздвоения человеческого духа, вполне реально бьющегося между волевым избранием чистого или греховного, узкого или широкого пути31.

Идея нравственного единения людей - одна из центральных и в толстовской эпопее Война и мир, она результат живой сопричастности человека к бытию в целом. В 60-е годы XIX века единственной формой соединения людей в духовную общность, которую признавал Толстой, было соборное единение в молитве. Достаточно вспомнить Наташу Ростову в московской церкви или молебен солдат перед Бородинской битвой. И, наконец, просветлённое, умиротворённое состояние умирающего князя Андрея, осознавшего вдруг различие между любовью человеческой и Божеской: Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью Божеской... Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но Божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить её. Она есть сущность души....

В романе Воскресение Дмитрий Нехлюдов приходит к простым истинам, что необходимо жить по заповедям Нагорной проповеди: Только исполняй люди эти заповеди, и на земле установится царство Божие, и люди получат наибольшее, которое доступно им.

В начале XX столетия тема единения человечества, столь бережно хранимая и лелеемая в русской классической литературе, не угасает, но принимает более отвлечённый характер. У лучших представителей общества она порою носит романтический оттенок. Герой повести Александра Куприна Поединок подпоручик Ромашов с трудом удерживал необычные для него разбегающиеся мысли:

- А вдруг моё Я, а больше... весь миллион Я, составляющих армию, нет
- ещё больше - все Я, населяющие земной шар, вдруг скажут: Не хочу! И сейчас же война станет немыслимойЕ32,

Повесть А.И.аКуприна содержала огромное социальное обобщение. По существу, она передавала картину разложения не только военной машины, но и всей государственной системы России.

Наиболее концентрированное выражение безысходности и мрачности исторических перспектив России накануне Первой мировой войны содержится в повести Ивана Бунина Деревня. Кузьма Ильич Красов - один из резонёрствующих героев произведения - заявляет: Историю почитаешь - волосы дыбом встанут: брат на брата, сват на свата, сын на отца, вероломство да убийство, убийство да вероломствоЕ33

.

Суровый и жестокий образ времени, запечатлённый словесным искусством начала XX века, вскоре облачится в военные одежды и станет зловещим, кровавым Молохом Первой мировой войны, революций Февраля и Октября 1917 года и последовавшей за ними гражданской войны.

Однако преемственность в наследовании традиций соборного сознания не была нарушена окончательно. Величайшая заслуга сохранения национального духовного наследства в трагических условиях русского рассеяния принадлежит писателям русского зарубежья - в особенности, Б.К.аЗайцеву и И.С.аШмелёву, о чем говорится во втором параграфе первой главы.

Повесть Сергий Радонежский Б.К.аЗайцева рассказывает о пути православного праведника к святости. Тема святости в изображении Б.К. Зайцева и до сегодняшнего дня в художественной литературе всё ещё остаётся недосягаемой вершиной. Русский писатель сумел запечатлеть святую силу Руси и её народа, заключенную в соборности.

И.С.аШмелёву, развивающему тему соборного единения и любви, удалось художественно показать её становление и формирование в духовном мире юного россиянина (Лето Господне, 1933). Нет сомнения, что и эта грань до сих пор остаётся непревзойдённой.

Поэтому так важно подчеркнуть: именно писатели русского зарубежья унаследовали и сохранили для нынешних поколений православные традиции классической отечественной культуры XIX и серебряного веков, которые позднее были продолжены в новых, советских исторических условиях.

Во второй главе Столкновение христианских и антихристианских начал и новизна отражения православных традиций в контексте соборного сознания указанная тема рассматривается с учетом художественного опыта М.аБулгакова, Б.аПастернака, Ю.аДомбровского. На каждом историческом отрезке времени эта тема, традиционная для мировой и отечественной литературы, приобретала либо социально-политический, либо культурно-философский характер. Например, в произведении Фридриха Ницше (Антихрист. Проклятие христианству) она вылилась в утверждение мировоззренческого антиидеала сверхчеловека, супермена. У Дмитрия Мережковского в его трилогии Христос и Антихрист противоборство Христа и Антихриста символизировало содержание мировой истории как борьбы двух противоположностей - неба и земли, духа и плоти.

У Андрея Белого в поэме Христос воскрес (1918) воскрешение сакрального героя выражало надежду на справедливый мир в пореволюционной России. И только у Владимира Соловьёва, первооткрывателя этой темы в русской литературе XIX века, в Краткой повести об антихристе (1900), включенной в Три разговора, дано религиозно-нравственное толкование этой темы, соответствующее евангельским источникам.

Изучение традиций в художественном осмыслении столкновения христианских и антихристианских начал в русской литературе ХХ века потребовало расширения терминологического аппарата диссертации. Наличие у самых различных писателей христоподобных, христообразных героев, как, впрочем, и их антагонистов демонического плана, а также персонажей переходного, синкретического типа привело к необходимости говорить о двух принципиальных свойствах в воссоздании духовной природы человека в искусстве словааЦ профанности и сакральности. Изучение этих свойств человеческой личности восходят к мифологическому периоду развития мировой культуры.В диссертации отмечается, что выдающийся представитель французской социологической школы Эмиль Дюркгейм характеризует человека дуалистически - как существо социальное и в то же время - индивидуальное. В своей книге Элементарные формы религиозной жизни. Тотемическая система (Париж, 1912) Дюркгейм религию рассматривает неразрывно от мифологии. В силу этого теоретического положения, и в религии, и в мифологии, по мысли учёного, сакральное и профанное - это две формы состояния сознания, которые в преломлении к нашей концепции соответствуют соборному и индивидуально-частному опыту людей. Подлинное осмысление обе формы состояния сознания приобретают только в рамках христианского миропонимания.

В нашем исследовании эти понятия по отношению к типологии литературных персонажей означают следующее.

Профанный уровень бытия персонажа - это мирской, обыденный, земной круг его жизни. Но и на этом уровне возможны драматические и судьбоносные коллизии, стремление к значительному прорыву на более высокий уровень духовного существования.

Это становится возможным, когда профанный герой превращается в профанно-исторического, включаясь в сложную и драматическую жизнь большого социума, Большой Истории или в широкий культурно-исторический контекст.

Когда в рамках созданной писателем реальности профанно-историческая личность поднимается на уровень высших требований своей эпохи, являя черты героизма и жертвенности, она приобретает сакрально-исторический статус.

Высшая, сакральная ступень бытия - это достижение духовного Абсолюта, идеала святости, доступного немногим подвижникам на путях полного самоотречения во имя высоких духовных целей и всеобщего блага. Иначе  говоря, по В.В.аЗеньковскому, к двум бытийным понятиям листинный человек, действительный человек добавляется третье - человек в Церкви, человек воцерковленный, соборная личность. Более подробно профанные и сакральные уровни бытия личности раскрываются в диссертации на материале лучших художественных произведений современной прозы.

Наше обращение к теоретическому обоснованию представлений о профанном и сакральном уровнях бытия личности восходит к двойственности природы самого человека.

Если рассматривать двойственность природы человека с позиций христианства, то следует помнить: природа в людях не только УодинаковаФ, но она УоднаФ, едина у всех, а личность у каждого своя, несравнимая, несмешиваемая34. Такой подход очень важен для различения личности и природы в человеке, несмотря на его целостность и единство: Каждая личность индивидуальна; понятие индивидуальности относится к единству личности и природы, в их взаимодействии, в их развитии35. И только в Богочеловеке при единстве личности наличествуют две природы Ч божественная и человеческая, Уне отделимыеФ одна от другой, но и Уне сливающиесяФ одна с другой36. Следовательно, богоподобие в человеке повреждено грехом, искусом, как утверждает Библия. Поэтому, с богословской точки зрения, и отдельные духовные функции в человеке, например, разум, моральное сознание, свобода, совесть и т.п. несут на себе печать повреждённости, печать греха. Однако образ Божий сохраняется и в грешнике.

Таким образом, различение личности и природы в человеке позволяет нам отнести сферу греха к природе человека, не затрагивая момента личности37. Поэтому наш обобщающий вывод позволяет ещё раз осмыслить лосновную антропологическую идею в православии - а именно: с грехопадением не утерян образ Божий, который продолжает нас связывать с Богом. Духовная же природа (разум, свобода и моральное сознание) оказывается в человеке повреждённой, в то время как УличностьФ не повреждена: она может быть придавлена и угнетена, ослаблена и ущерблена, но остаётся неповреждённой38. Вот почему наше различение профанного уровня бытия личности и сакрального уровня бытия личности вполне оправданно и правомочно. Применительно к литературному процессу допустимо употребление терминов профанный/лсакральный герой и подобных им. Как известно, и в культурологии оппозиция профанный/сакральный естественна и очевидна. Такая оппозиция, как утверждают многие мифологические изыскания и школы, вполне применима и по отношению к художественному времени и пространству.

В этом убеждён и современный исследователь, доктор богословия и филологии М.М.аДунаев. Опираясь на творчество Ф.М.аДостоевского, учёный пишет: В размышлениях Достоевского раскрывается двуплановость, амбивалентность бытия, где оба уровня его - профанный и сакральный - совмещаются в сложном единстве (но не в плоскостном совпадении), в непрерывности одного от другого. У Достоевского и Царство Божие и ад внутрь человека есть. Смысл этого совмещения - не в идее неизбежности тьмы, но в неуничтожимости света при видимом торжестве самого кромешного мрака39

. По Бердяеву, свет лосвобождающий - это свет Христов, который и во тьме светит. Противоречие же личности человеческой находится между заключённым в творении образом Божиим (богоподобием - В.П.) и его повреждённостъю первородным грехом40.

Таким образом, по Достоевскому, художественный образ обретает вечность, когда писатель раскрывает временную повреждённость грехом природу литературного героя, когда сквозь пелену бытия таинственно и постепенно высветляется внутренняя, скрытая красота человеческой личности. В этом и состоит суть оппозиции профанного/сакрального, обоснованной в контексте первого параграфа второй главы нашего диссертационного исследования.

Основные подходы к этой проблеме заложены в ставших уже классическими произведениях русской литературы ХХ века - романах Мастер и Маргарита М.А.аБулгакова и Доктор Живаго Б.Л.аПастернака, о которых речь идет во втором параграфе данной главы. К тому же, в большом количестве художественных сочинений столкновение христианских и антихристианских начал рассматривается в нескольких аспектах. В Мастере и Маргарите М.аБулгакова отражен конфликт между государственной властью и неповторимой личностью человека, свободно проповедующего новое философско-религиозное учение. Смелые и светлые мысли булгаковского Иешуа о царстве истины и справедливости, в котором не будет никакой власти, о свободе человеческой, а также пронизывающий страх перед утверждением новой веры заставили римского прокуратора Понтия Пилата и первосвященника Каифу предать жестокой и мучительной смерти булгаковского героя. Государственный эгоизм одержал победу во времени, проиграв вечности.

В отличие от сакрального героя Иешуа, добровольно жертвующего своей жизнью ради искупления грехов человечества, чтобы личность была свободна и добролюбива, центральный герой романа Б.аПастернака Юрий Андреевич Живаго внешне лишен героико-романтического ореола. Однако сын писателя Е.Б.аПастернак считает, что Доктор Живаго (1956) - это Божья повесть, вечная тема искусства,41 где героем является отдельный человек со своей судьбой, страданием и подвигом, поскольку законы Христа для него являются определяющими. Юрий Живаго пытается философски осмыслить проблему: согласуется ли справедливая по целям революция с Христовой верой? Или же в этой коллизии скрыта борьба христианских и антихристианских начал? У Юрия Живаго, по мнению Д.С.аЛихачёва42, больше лирического и поэтического отношения к событиям, чем ясных ответов и окончательных выводов. В колебаниях не слабость Живаго, а его интеллектуальная и моральная сила. Пастернаковский герой Ч рефлектирующая, созерцательная личность, как и автор романа, руководствующийся прежде всего духовными и эстетическими ценностями. Уже по этой причине, если исходить из концепции М.аБахтина, Юрий Живаго - синкретический тип героя; он - как и автор произведения - поэт, что означает: прозаический персонаж романа есть одновременно и его лирический герой.

Следовательно, синкретический художественный тип - явление более крупное, чем обычный герой в литературном произведении. Синкретический персонаж - саморазвивающаяся личность, всегда индивидуальная и неповторимая. У синкретического героя преобладают сакральные качества души над профанными. В этом и заключается новизна художественного образа Юрия Живаго в романе Бориса Пастернака.

Романы Доктор Живаго Б.ЛаПастернака, Хранитель древностей и Факультет ненужных вещей Ю.О.аДомбровского объединяет общая тема - тотальное политическое давление со стороны государственной власти. Но в дилогии Ю.О. Домбровского ярко показан отлаженный, хорошо поставленный механизм уничтожения инакомыслящих, внутригосударственный институт палачей. Его художественное разоблачение идёт с христианских позиций. Писатель Домбровский в центр романа поставил тему мученичества и решает её по-своему. В дилогии мучеником является Георгий Зыбин, бывший хранитель древностей, а теперь зэк, безвинно осуждённый.

В чём же новизна этого впечатляющего образа? Зыбин чётко осознал: ему не будет покоя всю жизнь, если он, чтобы спасти себя, будет идти на поводу у своих палачей, если помимо него, пострадают и другие невиновные. Только правда способна вытащить его из тюрьмы. В его душе ни на секунду не умолк голос совести и не помутилась нравственная чистота. Они-то и победили.

У Юрия Домбровского тема жестокости тоталитарной системы ассоциируется с образом Иосифа Сталина. Сталинщина, как безнравственная и жёсткая система нивелирования человеческой личности властью государства, в писательском изображении потенциально стремится выйти за пределы одной лишь политической темы. Этот аспект и побудил отдельных критиков (например, И.аЗолотусского) видеть в романе обобщенно-философский смысл, рассматривать лэру правления Сталина как антиисторию43.

С нашей точки зрения, писатель скорее разоблачает сталинщину как явление истории с религиозно-нравственных, принципиальных положений христианства. Поэтому не следует лэру правления Сталина понимать как антиисторию. В контексте нашего исследования Сталин в дилогии Ю. Домбровского не лантихрист, а профанно-исторический герой.

В третьем параграфе Философско-эстетический аспект соборности при осмыслении национального, историко-культурного достояния (М.аШолохов, Л.аЛеонов, В.аСолоухин) анализируется структурообразующая роль художественной формы соборности в движении и развитии культуры на материале прозы М.аШолохова (Тихий Дон), Л.аЛеонова (Раздумья у старого камня) и В.аСолоухина (Чёрные доски: Записки начинающего коллекционера). В этих произведениях прослеживается взаимосвязь поэтики и православных традиций в единстве содержания и формы. Согласно теоретической концепции М.аБахтина, художественная форма становится формой содержания, поскольку лединство эстетической формы есть единство позиции действующей души и тела, то есть лактивной ценностной позиции автора-творца. Следовательно, эстетическое единство в художественном произведении - сложный и всеохватный процесс личностного и исторического начал, выявляющий связь человеческого рода и индивидуальности, единство исторически непреходящего и мгновенного, всеобщности и конкретности. Таким необъятным художественным макрокосмом стала эпопея Тихий Дон гениального М.А.аШолохова. Иасегодня, по объективному праву истории, роман писателя в равной степени принадлежит и национальному достоянию России, и всей мировой культуре.

Главный герой произведения М.А.аШолохова - Григорий Мелехов - изображён писателем с высокоэстетических позиций, потому что, по М.аБахтину, проблема души есть проблема эстетическая. Герой Шолохова - типичный герой, сформировавшийся в самобытных устоях русской казачьей среды, основу которой составляли народная нравственность, неизменные представления о людских отношениях: в дружбе и товариществе, взаимной выручке в беде, в помощи страдающим, в почитании старших, в отвращении к двуличию, лицемерию, наглости и насилию. Вот почему роман Михаила Шолохова - это эпос русского народа с его историей и православными традициями, с его светлыми идеалами добра и справедливости.

Национальное и мировое значение эпопеи М.А.аШолохова видится в том, что самый беспощадный бунт в романе проявился не в бессмыслице, о чем предостерегал когда-то А.С.аПушкин, а в ясно различимом смысле: когда расшатывается соборность, духовное единение народа, то и власть вырождается, что может привести к гибели Отечества.

Другой великий писатель и современник автора Тихого Дона Л.М.аЛеонов в публицистической статье Раздумья у старого камня (1968 - 1980) углубляет и развивает общенациональную идею об исторической преемственности поколений, содержанием которой всегда была воля народа, скреплявшая нацию в соборное соработничество. Отсюда и мудрый наказ писателя о бережном отношении к старинным памятникам архитектуры, живописи, литературы, музыки и т.д. Художественными персонажами Раздумий... можно считать такие отвлечённые понятия, как соборная воля, философская и религиозная вера, которые в соответствии с концепцией данной диссертации, имеют самое прямое отношение к структурным компонентам соборности как основе православной традиции.

Идея русской соборности в произведении Владимира Солоухина Чёрные доски: Записки начинающего коллекционера (1969) получила новый качественный оттенок - эстетический. Не случайно один из героев Записок..., Народный художник СССР Павел Дмитриевич Корин, подчеркнул, что, собирая иконы, древнерусскую живопись, собираешь душу народа. Писателю Владимиру Солоухину в произведении удалось образно показать духовную, собирающую силу красоты, неисчерпаемое богатство соборного идеала национального прошлого, настоящего и будущего.

На основе проведённого анализа в главе сделан вывод о том, что православные традиции в литературе и культуре советского периода XX века не угасли, а трансформировались в новых исторических условиях в скрытую форму соборности, актуализировав собирательный, объединительный смысл традиционного понятия.

В третьей главе диссертации Познание духовной природы личности в литературном процессе 50-80-х годов XX века рассматривается сложный, противоречивый конфликт между государственной властью, насаждающей воинствующий атеизм, с одной стороны, и духовной потребностью человека в глубокой и сильной вере, с другой. Это драматическое, а порой и трагедийное противоборство нашло художественное воплощение в произведениях В.аТендрякова, А.аСолженицына, О.аГончара, Ч.аАйтматова, В.аАстафьева, С.аЗалыгина, В.аШаламова.

В параграфе первом этой главы рассматриваются проблемы веры и неверия в творчестве В.Ф.аТендрякова (1923-1985). В психологически сложных повестях Чудотворная, Чрезвычайное, Апостольская командировка взгляд писателя смел и необычен, так как, являясь сторонником материалистического учения, писатель решительно выступал за честную, открытую борьбу атеизма и религии. Разумеется, такая принципиальная для своего времени гражданская позиция прозаика не могла одержать победу в 60-е годы XX столетия. И, тем не менее, трагедийная коллизия повести В.аТендрякова Чудотворная подспудно (как в чеховском подтексте) высветила вопрос о необходимости компромисса, который был поставлен ещё В.С.аСоловьёвым. Ааименно: о компромиссе не между истиной (абсолютной или относительной) и действительностью, а о компромиссе христианско-спасительном, нравственно-религиозном, то есть о компромиссе между осуществляющимся в мире высшим идеальным началом и тою материальною, не соответствующею ему средою, в которой оно осуществляется44

. Обобщённо говоря, в действительной жизни целесообразной в известных пределах может оказаться мудрая луступка высшего начала низшему (В.аСоловьев). Собственно, в этом и таится незамеченная новизна мысли талантливого художника В.Ф.аТендрякова.

Другая повесть Владимира Тендрякова - Чрезвычайное - является своеобразным продолжением Чудотворной, но её художественный конфликт менее остр, зато глубок, более масштабен, более современен. В Чрезвычайном покоряет свободное мышление незаурядного педагога, талантливого воспитателя и мудрого человека директора школы Махотина.

Повестью Апостольская командировка Владимир Тендряков, по существу, завершает своеобразную трилогию, которая разрешает главную проблему трёх повестей писателя. По мнению автора, объективная истина материалистической теории должна проявляться в честном диалоге, в двусторонней полемике с религиозным идеализмом. Наука должна быть нравственной в своем познании истины. Ведь идущие следом поколения стараются развить прежде всего положительное и привлекательное содержание нашего бытия. В этом видится автору философский смысл бессмертия, так как, по мысли писателя, могила вовсе не является концом человека.

В параграфе втором Соборы душ своих берегите, друзья!.. рассматриваются судьбы героев произведений А.аСолженицына Матрёнин двор, О.аГончара Собор и Ч.аАйтматова Плаха, олицетворяющих красоту человеческих душ, их духовное своеобразие и национальную самобытность. Литературные персонажи исследуемых произведений не растеряли свои лучшие человеческие черты в характерах, несмотря на деформации в различных сферах жизни общества: нравственной, социально-политической, экономической, экологической и идеологической.

Некоторые из перечисленных признаков демонстрирует, в частности, роман Чингиза Айтматова Плаха. Писатель, подчеркивая неординарность образа Авдия Каллистратова, в интервью корреспонденту журнала Литературный Киргизстан (1987, № 7) и в беседе со слушателями телестудии Останкино признавался, что главный герой романа Плаха есть веяние времени, образ-метафора, образ-идея. Следовательно, применительно к теме нашего исследования, можно говорить о Каллистратове как о синкретическом типе героя - художественном образе и идее времени, то есть о его новом качестве в сравнении с Юрием Живаго в романе Б.аПастернака. Собственно, в этом и состоит новаторство Чингиза Айтматова, поскольку персонаж как бы имеет дополнительное приращение - образ-идею, воедино связующую все звенья и всех персонажей романа.

Художественное воплощение соборности в произведении проявляется неатолько в синкретическом герое, православном по своему исповеданию, но и ваевангельских эпизодах с их пространственными и временными характеристиками (лсоборными хронотопами). В романе их немного (конец первой главы второй части; вся вторая глава и фрагмент третьей). Один лишь пример. В конце первой главы второй части Ч.аАйтматов рисует сцену избиения Авдия Каллистратова добытчиками анаши в полусумрачном пространстве грязного вагона-товарняка. Этот эпизод перекликается с муками Иисуса Христа, которого ведут к Лысой горе для распятия на кресте. И тогда тоже, кстати, была пятница, - пишет автор. Это не просто фраза. В магическом кристалле писательского воображения сошлись во времени разные исторические эпохи, соприкоснулись, совместились. Так через художественный хронотоп (в данном случае соборный) писатель проповедует планетарный гуманизм, всеобъемлющую любовь к людям. Здесь романист изображает не столько реальное пространство, сколько художественное, резко отличающееся от действительного. Айтматовский художественный хронотоп в романе Плаха носит трагедийный характер. Такое течение времени и изображение пространства определяют нравственную и философско-публицистическую направленность произведения. Поэтому жанр романа можно определить как философско-публицистический.

Устремлённость к планетарному гуманизму породила и новую форму произведения Ч.аАйтматова. Ощущение сложности, масштабности романа, его композиции, отвечающей требованиям современности, отметили все критики. А.аКрасновас назвал Плаху агрегатом, Л.аАннинский заговорил о мозаике, С.аАверинцев - о коллаже. К тому же, сложную композицию художник высветляет высоконравственным потенциалом своих героев - Иисуса Христа, Авдия Каллистратова, Бостона Уркунчиева. С этой целью писатель широко использует диалоги-споры (бои), монологи, авторскую характеристику, вставной рассказ Шестеро и седьмой и целый ряд других художественных средств. Отсюда большое количество параллелей, которыми изобилует произведение Ч.аАйтматова и которые цементируют роман в единое целое, придают поистине мировой масштаб творению прозаика, в котором оригинально сочетаются традиции этноязыческого мифомышления с христианской парадигмой сюжета.

У другого талантливого художника В.Т.аШаламова (1907-1983) необычность композиции небольшого рассказа Воскрешение лиственницы (1966), глубокая философичность художественной мысли обретают новую масштабную грань: в нем присутствует вера в чудо. Вот собственное признание рассказчика: Мы суеверны. Мы требуем чуда. Мы придумываем символы и этими символами живём45. Общечеловеческая идея рассказа олицетворяет философско-символическую форму соборности - пасхальный архетип (И.А.аЕсаулов), выражающий светлое начало православно-христианской Божественной Благодати - Веры, Надежды, Любви.

В третьем параграфе главы Экологический аспект духовности в свете православия на материале повествования в рассказах Царь-рыба (1976) В.П.аАстафьева и Экологического романа (1993) С.П.аЗалыгина акцентируется их актуальный духовно-нравственный смысл, и более того - эсхатологический смысл, так как современное человечество совершенно бессознательно может приблизить своё собственное уничтожение.

Рассматривая экологическую проблематику в свете категории соборности, автор утверждается в мысли, что идеологическая направленность советской литературы носила характер формальной религиозности (Н.О.аЛосский, С.Н.аБулгаков), несмотря на атеистическую тенденциозность социалистического реализма. В этом случае сталинизм действительно заключал в себе антиприродное начало, если мыслить категориями экологической и духовной безопасности общества.

Глава четвёртая называется Православно-государственная форма соборности как проявление державности в исторических повествованиях Д.аБалашова и Е.аМальцева.

В параграфе первом главы УМыслю землю языка нашего, способную к подвигуФ (Сергий Радонежский) предлагается с учётом хронологического принципа разделить все произведения исторической хроники на два больших блока:

1. Младший сын (1977), Великий стол (1980), Бремя власти (1981), Симеон Гордый (1984).
2. Ветер времени (1988), Отречение (1990), Святая Русь (1992) и последний роман Воля и власть (1999).

Двублочную схему исторической хроники Дмитрия Балашова скрепляет православно-государственная художественная форма соборности, особенности которой анализируются в диссертации.

Митрополичий престол рассматривается при этом как символ духовного единения церкви и государства в романах Д.аБалашова. Во весь исполинский рост встаёт фигура митрополита Алексия. Во многом благодаря многотрудным и многолетним заботам этого сакрально-исторического героя в холмистом и лесном Залесье явилось государство нового типа и с даты этой (1363 год. - В.П.), едва отмеченной косвенными указаниями позднейших грамот, надобно считать возникшим Московское самодержавное государство, Московскую Русь, заменившую собой Русь Владимирскую. Родина почтила своего героя, объявивши его святым. Таким образом, в итоге своего пути сакрально-исторический герой, благодаря своему исключительному подвижничеству, преобразуется в сакральную личность.

Художественным открытием в исторической хронике является символическая форма соборности. Писатель показывает, сколь значим в истории России митрополичий престол, занимаемый Алексием, который был олицетворением духовного единения Руси, надежд на единство народа и государственной власти. Таким образом, автору в полную художественную силу удалось выразить идею соборности как сущее.

Важно отметить, что различные художественные формы проявления соборности в русской прозе 50-90-х годов ХХ века - скрытая, трансформированная и лоткрытая, - выделенные нами ранее, обозначены потому, что в доперестроечный период религиозные ценности в литературном процессе не пропагандировались в силу господствовавшей атеистической идеологии, но сохранялись в глубинах духовного сознания народа.

Совсем в иные времена уводит нас дилогия Елизара Мальцева, которой посвящен второй параграф четвертой главы. Его произведения Белые гуси на белом снегу(1988) и Приобщился к роду своему (1990) рассказывают о трудных годах истории России второй половины XVII - первой половины XX веков. Первая часть дилогии Белые гуси на белом снегу повествует о великом расколе не только в Русской Православной Церкви, но и в российском государстве и народе. Великий раскол и бесчеловечное угнетение крепостных крестьян в авторском изображении тесно переплетены; столь разноплановые картины народной жизни объединены в дилогию нравственно-философским замыслом. Елизар Мальцев прослеживает многовековую связь своего рода с далёкими предками, пешком прошедшими всю Русь, выполняя повеление императрицы Анны Иоанновны. Они шли с рубежей польской границы до Забайкалья, в городок Селенгинск. Такой грандиозный сюжет позволил автору раскрыть историю своего старообрядческого рода и великого раскола. Поэтому жанр мальцевского произведения можно определить как историко-родословную хронику. Композиция дилогии определяется этико-религиозным аспектом романа. Авторская философская идея проста: раскол произошёл не по вине народа, разлом стал великим духовным несчастьем в жизни нации, которое привело к трагическому разобщению единой веры в народе.

Дилогия Белые гуси на белом снегу и Приобщился к роду своему художественно насыщена символическими сценами, видениями, снами, притчами, заговорами, размышлениями о вере, повествованием о судьбе старообрядчества и отдельных исторических персонажей. А авторская личная причастность к изображению сакральных, сакрально-исторических героев времени великого раскола усиливает ощущение соборного единения. В связи с этим полагаем, что есть необходимость в углублении понятия сакральный герой, с точки зрения лучастия самого человека в устроении46 своего спасения.

Требует разъяснения и понятие сакрально-исторический герой. Священное Писание соответственно указывает, что среди православных христиан есть личности, способные главенствовать во всяком упорядочивании47, то есть они своим знанием, авторитетом и опытом могут правильно растолковывать происходящее в жизни и обществе. Однако их действия не должны противоречить Божьим заповедям, должны быть полезными для людей, они обязаны беречь в миру гармонию, данную от Бога.

Вот почему в авторском изображении такие сакрально-исторические по своему статусу герои, как цари Алексей Михайлович, Пётр Алексеевич и патриарх Никон, претерпевают в результате внутренних трансформаций изменения и становятся профанно-историческими персонажами. Зато неистовый огнепальный протопоп Аввакум (1620 или 1621-1682), писатель и проповедник, вырастает в сакрально-исторического героя и выразителя не только дум старообрядческого движения, но и сознания всего народа.

Пртерпевает эволюцию и образ боярыни Морозовой в романе Белые гуси на белом снегу. В своей духовной эволюции и судьбе она из сакрально-исторической героини вырастает в сакральную личность, наделённую чертами святости. Мученической смертью любимой героини автор заставляет читателя глубоко задуматься о духовной ценности человека. В этом контексте есть смысл говорить о соборности как идеально высоком, горнем проявлении человеческого духа, его  нравственном величии.

Блестяще и крупно в романе Белые гуси на белом снегу изображена ещё одна историческая личность - царь Пётр Алексеевич. Петру I русская литература всегда уделяла много внимания. Но, пожалуй, только Елизару Мальцеву из всех художников, включая самых выдающихся, удалось показать наиболее отчетливо внутренний противоречивый мир царя-реформатора. Царь Пётр в произведении Е.аМальцева более органичен, чем у писателей-предшественников, а главное - более трагичен и одинок, полнокровен и импульсивен в силу глубокого психологического анализа. Писатель, следуя канонам исторического жанра, реалистически нарисовал образ Алексея Михайловича, отца ПетрааI. Ведь Пётр многие черты характера унаследовал от отца: жестокость, властолюбие, вспыльчивость, противоречивость. Но сын родился более талантливым, поэтому черты отцовского характера проявились в Петре ярче - к тому же, молодой царь был последовательнее, непреклоннее и круче в своих начинаниях. Елизару Мальцеву, с нашей точки зрения, удалось правильно показать духовную эволюцию образа от царя Петра к императору ПетруаI.

Кульминацией в развитии петровской темы в романе стала выразительная сцена диалога-поединка монаха-старообрядца Василия Андреевича Левина и царя-самодержца.

В этом фрагменте нравственно-религиозное обвинение Петра осуществляется с позиций христианства. Даже поднятый на дыбу, Левин заставил царя оправдываться в своих поступках. В идейной победе монаха над государем сказалась авторская позиция писателя Елизара Мальцева, согласно которой духовные устои старообрядческой веры сильны убеждённостью и верой в Христовы заповеди. Они воплощают праведность, совестливость, честность и высокую нравственность как лучшие черты характера русского народа.

Здесь важно упомянуть ещё об одном диалоге-поединке - царевича Алексея и его отца-самодержца. И этот диалог также насыщен философским и религиозно-нравственным содержанием. Сын Петра обвиняет отца не только важестокости и тиранстве, но и в слабости императорской державы, в которой народ нищенствует и ожесточается против власти, так как не понимает и не принимает царских реформ, потому что они разрушают историческую память народа и сложившееся целостное, соборное, духовно-нравственное единство, способствующее укреплению государственной и церковной власти.

Именно в силу названных причин образ ПетрааI, как и царя Алексея Михайловича, в изображении Е.аМальцева является скорее профанно-историческим, чем сакрально-историческим. Это не отменяет того факта, что ватрактовке других писателей, положительно оценивающих реформаторскую деятельность Петра, он, согласно нашей типологии, может быть отнесён к героям сакрально-исторического типа (Юрий Герман. Россия молодая).

В пятой главе Философская вера и соборное сознание в романе Л.аЛеонова УПирамидаФ показано, что тема столкновения христианских и антихристианских начал в современном литературном процессе стала предметом многогранного художественного отражения. Тенденция к этому проявилась с наибольшей отчетливостью в рамках короткого, но переломного этапа в истории России второй половины 80-х годов ХХ века - периоде перестройки социально-экономического и общественно-политического уклада страны, о котором идет речь в первом параграфе данной главы. Как и прежде, основной тенденцией продолжала оставаться реалистическая направленность. С той лишь разницей, что во главу угла выдвинулась тема кризисного состояния общества. Отсюда пристальный интерес ведущих писателей и деятелей культуры к нравственному разложению представителей административно-командных структур. Боль и гнев ощутимы в Пожаре В.аРаспутина, Печальном детективе В.аАстафьева, Фуку Е.аЕвтушенко, Искушении Ю.аБондарева. Процесс демократизации общества в литературе обозначил, в основном, два потока её обновления: запрещённую и возвращённую литературу, а также литературу русского зарубежья. Основными темами художественных произведений в годы перестройки стали разоблачение культа личности Сталина, изображение гонений отдельных национальных меньшинств, политические репрессии. Для примера назовем только некоторые произведения, ставшие в этот период доступными для массового читателя: Белые одежды В.аДудинцева, Черные камни А.аЖигулина, Дети Арбата, Страх, Тридцать пятый и др. А.аРыбакова; Факультет ненужных вещей Ю.аДомбровского, В круге первом, Раковый корпус, Архипелаг Гулаг А.аСолженицына, Ночевала тучка золотая А.аПриставкина, Колымские рассказы В.аШаламова и многие другие.

О тотальных деформациях в революционной действительности, гражданской войне, общественном быте 20-30-х гг. и Великой Отечественной войне читатели узнали из произведений А.аПлатонова (Чевенгур, Котлован), Ю.аТрифонова (Исчезновение), Вас.аГроссмана (Жизнь и судьба).

Расширили горизонты современного литературного процесса произведения писателей-эмигрантов третьей волны: В.аАксёнова (Ожог, Остров Крым, Желток яйца); Г.аВладимова (Верный Руслан, Не обращайте вниманья, маэстро); В.аМаксимова (Заглянуть в бездну, Семь дней творения); А.аЗиновьева (Живи), В.аВойновича (Москва 2042); Э.аЛимонова (Это я, Эдичка, У нас была Великая Эпоха) и др.

Среди изобилия книг второй половины 80-х годов критика выделила так называемую новую, или другую прозу и её инварианты (лбедная, жестокая, лироничная) - прозу Л.аПетрушевской, Т.аТолстой, С.аКаледина, Л.аГабышева, В.аПьецуха, Вл.аСорокина, А.аКабакова, В.аНарбиковой, Е.аПопова, Вик.аиаВен.аЕрофеевых и др.

Непревзойдённым образцом поистине новой прозы, достойной рубежа тысячелетий, стало завершающее и во многом вершинное творение классика русской литературы ХХ века Л.М.аЛеонова - роман Пирамида (1994), который с полным основанием можно назвать современной интеллектуальной эпопеей (ему посвящен второй параграф пятой главы). Писатель обращает наше внимание на планетарные, даже космологические тоталитарно-идеологические устремления Иосифа Сталина - совсем по Владимиру Соловьёву - единственному из писателей рубежа XIXЦXX вв., сумевшему показать в образно-аллегорической форме притязания Антихриста на мировое господство. Именно в этом аспекте следует понимать планетарный замысел вождя всех времён и народов - осуществить мечту о древней боли земной, то есть о  праведном царстве земном, а не небесном, о котором проповедовал Иисус Христос.

.аЛеонову важно провести эту мысль, ведь герой его романа прекрасно понимает, что возникшая надежда луложиться в отпущенный нам исторический срок шибко поубавилась совсем не из-за враждебного сопротивления, а по соображениям о самой натуре людской Для выполнения этой задачи Хозяин и просит у Ангела содействия в осуществлении своих далеко идущих планов. Хозяин, разумеется, рассчитывал не только на советы Ангела, но и на его практическое сотрудничество в коренной перестройке сложившейся у населения психики48, понимая, что эта проблема встанет и перед другими государствами, что мы и лони станут искать разный подход к решению возникающей задачи, а именно: биологический Ц  лони и социальный - мы.

По замыслу вождя, в лэнергии отбора с нашей стороны необходима новая сила, способная оживить ржавеющие поршни. С этой точки зрения, Сталина, каким он предстает в романе Л.аЛеонова, интересует пригодность русского племени как главного инструмента в решении поставленной задачи49. В этом и состоит суть мистического диалога грузинского царя с Иваном Грозным.

И вновь перед нами встаёт вопрос: кто же всё-таки Иосиф Сталин в изображении современных писателей, согласно принятой в нашем исследовании теоретической гипотезе: антихрист, профанно-исторический или сакрально-исторический герой? Если говорить о существе решаемой проблемы, то необходимо признать: позиции современных писателей в оценке личности И.аСталина расходятся до весьма широкого разброса мнений: от воплощенного Антихриста (И.аЗолотусский) до профанно-исторической фигуры (Л.аЛеонов) и, наконец, до сакрально-исторической личности (В.аКарпов, А.аЧаковский, Ю.аБондарев, А.аПроханов и др.). В нашей оценке И.аСталин - герой профанно-исторического типа.

В романе Л.аЛеонова Пирамида есть, однако, поистине сакральный образ русской девушки Дуни Лоскутовой. В семье Лоскутовых любимый всеми ребёнок, хрупкий и впечатлительный, она обладала божественным даром ясновидения и умением разгадывать являвшиеся ей видения. Дуня способна была выключиться из действительности, убежать от яви в необычайные просторы себя, в свой сложный внутренний мир. Леонид Леонов на примере судьбы любимой героини, старофедосеевской девочки, как и Поли Вихровой из Русского леса, поднимает множество философских проблем современной действительности. Центральной из них является планетарная идея о спасении рода человеческого от безумства ядерной войны. Помимо философских проблем, образом Дуни Лоскутовой автор высвечивает целый ряд мотивов нравственно-гуманистического плана. Важнейший из них - любовь к человеку, любовь неаабстрактная, а наполненная человеческим состраданием, участием, душевной теплотой.

В произведении Л.М.аЛеонова есть ещё один необычный сакральный образ - священнослужитель о.аМатвей Лоскутов, имеющий небольшой приход в церкви на старофедосеевском кладбище, на далёкой окраине Москвы. Матвей Лоскутов - достопочтенный семьянин, вырастивший троих детей: старших - Вадима и Дуню, младшего Ч Егора. Матвей Лоскутов - неординарный и новаторский образ в русской литературе последнего десятилетия. Он лишенец, то есть принадлежит к категории лиц, ущемлённых в гражданских и имущественных правах. Писатель сознательно выбрал в центральные герои попа-ллишенца, чтобы правдиво передать трагедию 1937 года и последующих лет; художник наглядно, убедительно и конкретно показал многострадальную судьбу отдельного человека, в которой отразились судьбы многих.

Матвей Лоскутов - подлинно национальный и народный тип, человек высокообразованный и высоконравственный. Но главное, что привлекает в нём, - это интеллект мыслителя, искателя истины. Несмотря на почтенный возраст, онаЦ натура рефлектирующая, задумывающаяся над смыслом жизни и назначением религии, над сущностью православия, последовательный и убеждённый христианин.

К числу профанных героев леоновского романа Пирамида относится Никанор Шамин. Отношение рассказчика к Шамину дружелюбно-ироническое, сочувствующее, как к молодому человеку, неутомимому правдолюбцу и наивно философствующему студенту. Нередко повествователь вкладывает в уста героя зрелые мысли или обобщённые авторские суждения.

Характер Никанора Шамина в романе Л.аЛеонова Пирамида претерпевает изменения. В конце дилогии перед читателем не самоуверенный юноша, а рассудительный и сдержанный молодой человек. Любовь к Дуне, участие в судьбе Вадима, горе Лоскутовых и история с Ангелом изменили Никанора Шамина, сделали его характер более ровным и спокойным. Этот профанный герой не зря займёт достойное место в жизни Дуни и общества.

К сакральным героям в дилогии Леонова принадлежит Ангел Дымков, персонаж, созданный авторским воображением и фантазией, столь органичной для романа-наваждения. Ангел Дымков занимает главное место в произведении. Композиционная роль этого необычного и чудесного образа чрезвычайно велика. Благодаря коллизии вокруг него, дилогия делится на три части: Загадка, Забава, Западня. Его появление на страницах книги загадочно. Посланник небес прибыл на Землю в командировку для наказания Зла и выяснения в людях тенденций к добрым делам, чтобы прогнозировать неиспользованные потенциальные возможности человечества.

Но его почти полугодовое пребывание на Земле оказалось настолько трудным, что он мог бы оказаться в западне, если бы не Дунины проницательность и забота. Чувство сострадания, любовь и требовательные советы Дуни помогли ангелу Дымкову. Но предстояло последнее испытание - встреча со Сталиным, задумавшим чудовищный эксперимент: использовать Ангела для укрощения человеческих мыслей и чувств во имя всеобщего равенства на Земле. Дымков осознал всю абсурдность этой затеи и покинул планету с верой в добрые начала - ведь на Земле оставалась Дуня Лоскутова с беспредельным желанием справедливости и счастья.

В романе Пирамида художник и мыслитель Леонид Леонов великолепно нарисовал образ Вадима Лоскутова - тип идейного холуя при тоталитарном режиме, уверовавшего, что, оказавшись среди приближённых, он сумеет повлиять на железную личность вождя. Понимал он и другое, что лоднажды ему раскрошат череп. Это обстоятельство и побудило его на поистине самоубийственную попытку перевоспитать великого вождя. Этому должна была послужить небольшая по размеру повестушка с луклоном в художество. Леонид Леонов обнажает эгоцентрическую сущность Вадима Лоскутова, слегка смягчая её старофедосеевской детскостью.

Замысел писателя вдохновила философская вера в то, что через громаду времени будущие хозяева омолодившейся планеты смогут наконец-то прочитать лапокриф Еноха, который объясняет ущербность человеческой природы слиянием обоюдонесовместимых сущностей - духа и плоти50. Главному герою романа, отцу Матвею, приходит мысль, что во Вселенной готовится компромисс Бога и Дьявола, что в результате опрометчивой уступки может быть уничтожено человечество на Земле. Роман насыщен философскими размышлениями, монологами, диалогами, диспутами, цель которых - прояснить истинное будущее человеческой цивилизации. Глобальный масштаб поднятых проблем позволяет рассматривать произведение Л.аЛеонова Пирамида в рамках философско-социологической романной парадигмы реализма XX века, как интеллектуальный итог столетия и как роман-прогноз.

В шестой главе Новые аспекты художественного отражения соборного сознания в духовном мире нашего современника в русской прозе последних десятилетий ХХ века на материале произведений Ю.аБондарева, В.аРаспутина, В.аКрупина, А.аЛарионова исследуется преломление православных традиций в произведениях конца ХХ столетия.

Первый параграф посвящён проблеме духовного кризиса современной цивилизации и поиску нравственного спасения в романах Ю.В.аБондарева. Вапроизведениях 60-70-х годов прошлого столетия прозаик об идее соборности ещё не говорит ни слова. Однако раздумья, переживания и поступки литературных героев зримо, ярко, порой трагично передают соборный дух воинского братства, духовного единения в борьбе за свободу Родины. Поэтому применительно к романам Юрия Бондарева вполне можно говорить о ратном (воинском) типе соборности. Нарастающая сила соборного духа крепнет постепенно, от романа к роману.

Героя романа Берег (1975) писателя Вадима Никитина, приехавшего в Западную Германию по приглашению госпожи Эммы Герберт спустя четверть века после Великой Отечественной войны, волнует, как и его немецких друзей, неудовлетворённость, безысходный пессимизм, предчувствие гибели западного мира. Друзья дискутируют о гуманизме, вере, революции, христианстве, культе личности, а главное - о современном человеке.

Обе спорящие стороны откровенны во взглядах на человеческий мир. Именно в этом споре впервые и прозвучит проблема поиска истины и спасения, связанная с христианством и соборностью. Господин Дицман неуверенно высказывает мысль о возможной полезной работе на человечество в будущем странного паллиатива - соединения христианства с марксизмом... Скажем больше: в этой фразе в произведении Берег пунктиром намечена линия, направленная на единство общечеловеческое, в опредленном смысле - соборное. Ещё острее и глубже эта проблема зазвучит в романах Выбор, Игра.

Спасение и очищение - вот, пожалуй, две основные темы, которые беспокоят героев и автора в романе Выбор (1980). Свои пути к очищению души проходят два главных героя - Илья Рамзин и Владимир Васильев. Наиболее сложной и трагичной судьбою отличается Илья Рамзин. Исходя из того, что об этом новаторском, необычном для советской литературы образе спорят до сих пор, в нашей работе утверждается мысль, что гибель героя, как это ни парадоксально звучит, сродни нравственному деянию, это его путь к самоочищению.

В романах Берег, Выбор, Игра философствующие и любвеобильные чудаки Юрия Бондарева думают о том, что объединяет нации и народы в годы опасности и кризисного состояния общества. Они не теряют надежду на спасение. Таким образом, по существу мы имеем дело с философско-интеллектуалъной романной трилогией о глобальной, планетарной общности людей Земли, о её будущем. Это и есть одно из проявлений соборного сознания современного человека, тяготеющего к планетарности. Герои Ю.В.аБондарева, ощущая себя жертвами безжалостных весов жизни, приходят к важнейшему, жизненно важному выводу, хотя и совсем не по Ф.М.аДостоевскому: Нет, не красота спасёт мир, а правда равной неизбежности и понимания человеческой хрупкости каждого. Всех. Не сила, а трагическая слабость всех перед смертью. И здесь ничто не поможет. Ни талант, ни слава, ни положение. Ничто....

Пожалуй, эти простые, понятные и как бы сами собой разумеющиеся истины и составляют мудрые пророчества писателя-гуманиста и философа Юрия Бондарева. Эти истины вновь стали художественной сверхзадачей в романе  Игра (1985). Бесспорно и безусловно одно: в литературном процессе 80-90-х годов прежде скрытые художественные формы соборности трансформировались в лоткрытые. А в романах Ю.В.аБондарева лоткрытые художественные формы соборности вышли на уровень осмысления глобальных проблем, так как речь идет о роли традиционных исконно-христианских ценностей в спасении всего человечества, всей земной цивилизации; и о той огромной роли России и США, которую могут сыграть в этом процессе две великие державы. Конкретизируя такую огромную художественную сверхзадачу, которая поднята в романах Юрия Бондарева, можно сказать, что лоткрытые формы соборности образуют в его произведениях органическое единство, синтез нравственно-философских, духовно-этических и эстетических начал. Поэтому художественную форму соборности в романах Ю. Бондарева можно оценить как синтетическую.

Сильной стороной романа Искушение (1992) является изображение коллективного портрета чиновников государственного аппарата, их нравственного разложения, ведущего к идейному предательству. Для этой цели Юрий Бондарев использует символические и идеологические функции формальной религиозности. И всё же такие христианские заповеди, как всепрощение, смирение и терпение не удовлетворяют автора; он считает, что подлость способна убить человека.

Новый роман Ю.В. Бондарева Бермудский треугольник (2000), с нашей точки зрения, по существу завершил художественную пенталогию, состоящую из пяти самостоятельных романов, включая предшествующие Берег, Выбор, Игра, Искушение. Рисуя кровавую расправу, сотворённую зашатавшейся государственной властью, Юрий Бондарев высказывает убеждение, что 3Ц5 октября 1993 года в Москве на площади перед Белым домом Советов были растоптаны христианская доброта и блаженной памяти милосердие. Знаменитый романист в своём выстраданном произведении выступает как документалист, в приведённых фактах он точен. И не случайно главным героем в романе Бермудский треугольник является журналист Андрей Демидов.

Штурм Дома Советов стал горящим символом кризисного состояния России последнего десятилетия XX века. Другим таким символом, говорящим языком красок, стало талантливо написанное художественное полотно героя романа - живописца Егора Александровича Демидова, деда Андрея. Именно вокруг его изумительного шедевра и разгорелась полемика о судьбе России между американским меценатом мистером Хейтом и самим автором картины.

По существу, Юрий Бондарев проводит в своём произведении параллель между двумя контрастными, разнополюсными культурами - американской и русской. Писатель предупреждает, что в истории нет сослагательного наклонения, поэтому враждебного противостояния не должно быть, так как оно может привести к гибели цивилизации на земле. По этой причине в нашем исследовании и обращается основное внимание на идею соборности, спасительную не только для русских, но и для всего человечества.

Во втором параграфе шестой главы Русский стиль - дело соборное анализируются произведения писателей, продолжающих лучшие традиции русской классической литературы: Валентина Распутина и Владимира Крупина. Оба прозаика, оглядываясь на свой пройденный творческий путь и взирая на русскую историю из начала третьего тысячелетия, остаются приверженцами самобытного, национального развития России. Именно поэтому, несмотря на разность и несхожесть творческих почерков, обоих писателей объединяет русский национальный стиль, русское самосознание и мировосприятие.

Валентин Распутин в своих произведениях последнего времени художественно воссоздал бытие России конца XX века. Рассказ Россия молодая написан по путевым заметкам авиарейса Иркутск-Москва. Впечатления от наблюдений за современной молодёжью горькие. Прозаик и осуждает молодость страны, и сочувствует ей, потому что считает её без вины виноватой: её окунули в демократический порядок, обманно выдав его за воскрешающую купель.

И Владимир Крупин уже в своих путевых заметках Слава Богу за всё! также не проходит мимо этой животрепещущей темы. Герой очерка Сын, я утром повешусь - юноша, так и не окончивший школу, - пьёт, развратничает, проигрывает деньги. Родители бессильны в противостоянии этому злу.

Оба автора одну из причин растления среди молодёжи видят в психологическом воздействии современного телевидения, этого лупоглазого средства зомбирования.

Заслуживают особого внимания рассказы В.аРаспутина Вниз по Лене-реке, В ту же землю и Нежданно-негаданно, в которых отражаются его мировоззренческие позиции, наиболее отчётливо выражены социально-политические проблемы нашего времени. Эти небольшие произведения прозаика завораживают читателя не только волшебной художественной красотой и силой, но и пронзительной трагедийной нотой, от которой холодеет и возвышается душа человеческая. В мировой и русской литературе последнего десятилетия XX века таких шедевров не было, да и родиться могли они только в нынешней России.

Рассказ Вниз по Лене-реке содержит философские раздумья о сегодняшней жизни. Автор-путешественник возмущён постперестроечной действительностью, будто и не было двухтысячелетней истории России: всё легко перемешалось, легко заблудилось, легко возвели на нравственный престол бесстыдство. Рассказчик считает, что в самоубийственном порыве ушедшего столетия, в уничтожающей силе виноваты не чёрные дыры космоса, не солнечные вспышки, а нечто, вызревшее в самом человечестве, в тех духовных трещинах, откуда сочится и высачивается человечье.

В многопроблемном рассказе Валентина Распутина В ту же землю, удостоенном международной российско-итальянской премии Москва-Пенне в 1996 году, у главной героини произведения, пожилой и одинокой, нет средств похоронить умершую мать Аксинью Егоровну. Поэтому пенсионерка решается схоронить мать воровским образом, отступив от тысячелетних христианских традиций. Стыдно и больно читать об этом. Магистральной темой рассказа является беспросветная нужда пожилого одинокого человека, не способного выжить в современной России, где даже в сакральных обрядах нарушаются многовековые традиции соборности.

Русский стиль определяет и произведения Владимира Крупина - повести Прощай, Россия, встретимся в раю (1995-97), Слава Богу за всё! (1995), рассказы. Поиск объединительной идеи в Боге, в православии стал основным лейтмотивом всего творчества писателя. Ему принадлежит и мудрый афоризм: Русский стиль - это соборность.

В замечательном очерке Русский стиль автор подробно и глубоко анализирует его. По В.аКрупину, сама русская история создавала его, христианство его одухотворило. Писатель полагает, что русский народ составляет нацию, которая полностью совпадает со своей религией. Следовательно, и стиль нации совпадает с её религией. Однако стиль - не этнография в костюме и рисунке танца, - это образ мыслей. Стиль не предполагает следование за идеей, а следует за периодами жизни, их ритмом, гармонией51.

По В.аКрупину, стиль формирует мировоззрение, а не наоборот. Повесть Слава Богу за всё! содержит целый ряд публицистических очерков, героем которых становится мудрый рассказчик, выразитель идей автора. В структуру повести включен очерк Исповедь врага России. Писатель не боится, что собратья по перу обвинят его в целенаправленном поиске образа врага. Владимир Крупин смело заявляет, что этот образ ему не мерещится, он есть. В названном очерке нарисован условный и реальный одновременно образ многовекового врага России.

Повесть заканчивается очерком Ты русский? Терпи, в котором писатель формулирует нравственный кодекс, или правила поведения, может быть, меру жизни и поступков каждого человека, которые заложены в понятии соборности, определяющей русский стиль.

В параграфе третьем шестой главы Россия как живая, соборная личность и как духовная сила исследуется духовное бытие рубежа третьего тысячелетия. Материалом для анализа служит роман Арсения Ларионова Раскаянье. Осмысление ушедшего двадцатого столетия идёт через диалог сасобеседником, порою через страстный спор с ним.

ьвиную долю духовного исследования нашего бытия выполняют гатчинские грешники: Алексеи Ивановичи - Варламов и Костромин; лечащий врач и заведующий отделением психиатрической больницы Карен Мигранович; санитары - Пётр и Фёдор. Помимо них, большую роль в повествовании играют старцы Псково-Печерского монастыря и, конечно, михайловские философы: художник Борис Михайлович Козмин; директор Пушкинского музея-заповедника, знаменитый пушкиновед, историк, Герой Социалистического Труда Семён Степанович Гейченко; женщины-богомолки Александра Фёдоровна и Матрёна Васильевна. Все они, по выражению писателя, духовные ратоборцы. В романе Ларионова Раскаянье повествуется не только о праведниках, но и о Богочеловеке, каким, по мнению писателя, является Александр Сергеевич Пушкин. Образ Пушкина как Богочеловека лейтмотивом проходит через всё произведение. Нам думается, однако, что при всей горячей любви русского народа к великому национальному поэту, имя гения нельзя абсолютизировать и возносить до уровня Богочеловека или святого. Попытка сделать это охлаждает тёплое обаяние неповторимой личности творца русской поэзии, которая живёт в каждом нашем соотечественнике.

Шестую главу завершает четвёртый параграф под названием Два героя и третий (в поисках синтеза), построенный на анализе романов Ю.аБондарева и А.аЛарионова. Обоим писателям удалось создать в своих произведениях образы молодых правдоискателей-современников, очень разных по характеру, но сильных по духу. Их судьбы - трагическое олицетворение времени духовного раскола, разобщённости, разлома в нашем Отечестве, отражение той исторической действительности, которая возникла в стране после августа 1991 года. Вот почему в этих романах нет того третьего героя, который смог бы выразить полноценно национальные идеалы всего российского народа. И всё же герой Юрия Бондарева Андрей Демидов в романе Бермудский треугольник одерживает нравственную победу над силами разрушения, к сожалению, ценой своей свободы. В последнем по времени произведении Без милосердия (2004) тема нравственной победы героя звучит ещё ярче.

Этот мотив не даёт угаснуть пророческой надежде Юрия Бондарева, который верит в историческое будущее нашего Отечества, предрекая стране окрыляющую национальную перспективу. Время подражания пройдёт, - пишет выдающийся романист, - это произойдёт не завтра... Россия не сразу придёт к решительному осознанию народом собственного пути в XXI веке, собственной идеи и собственной цивилизации, совершенно не совпадающих с задачами чужих52.

В Заключении диссертационного исследования утверждается основополагающий тезис нашей работы: художественно-эстетическое воплощение принципа соборности как православной традиции, как идеала духовного единения предстаёт магистральной парадигмой в философско-эстетической системе отечественного литературного процесса второй половины XX - начала XXI веков, определившей многообразие новых - философско-этических, социально-политических, эколого-культурологических - подходов к её осмыслению.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях автора:

Монографии

1. ПронягинаВ.М. У России собственная стать. Философско-культурологические очерки: Монография. - М.: Сов. писатель, 2004. - 464 с. - 16,0 п.л.
2. ПронягинаВ.М. Художественное постижение идеи русской соборности в прозе второй половины XX века. Философско-эстетические очерки: Монография. - Владимир: Маркарт, 2002. - 208 с. - 6,5 п.л.
3. ПронягинаВ.М. Соборность как художественное явление в русской прозе 60-90-х годов XX века: Монография. - Владимир: Маркарт, 2000. - 80 с. - 3,6 п.л.

4. ПронягинаВ.М. Философско-эстетические искания в литературном процессе 20-90-х годов XX века: Монография. - Владимир: Издательск. лаб. ВГПУ, 1998. 120 с. - 7,0 п.л.

Публикации в изданиях, рекомендованных ВАК:

1. ПронягинаВ.М. Православно-государственная форма соборности как проявление державности в исторической хронике Д. Балашова Государи московские. - evcppk.ru/files/pdf/200.pdf.

2. ПронягинаВ.М. Православные традиции в ранней лирике М.И. Цветаевой // Вестник Тамбовского ун-та. Сер. Гуманитарные науки. Вып. 11 (55), 2007. - С. 178Ц181. - 0,25 п.л.

3. ПронягинаВ.М. Философско-эстетический аспект соборности при осмыслении национального историко-культурного достояния (М. Шолохов, Л. Леонов, В. Солоухин) // Вестник Поморского ун-та. Сер. Гуманитарные и социальные науки, №2, 2008. - 0,75 п.л.

4. ПронягинаВ.М. Соборное сознание как дидактический принцип воспитания учащейся молодежи // Наука и школа, №4, 2008. - 0,4 п.л.

Статьи

5. ПронягинаВ.М. Поэтика романа Чингиза Айтматова Плаха: Учебн. пособие для студентов-филологов, учителей общеобразов. школ, гимназий, лицеев. - Днепропетровск: Пороги, 1993. - 84 с. - 4,88 п.л.

6. ПронягинаВ.М. Соборность и личность // Русская мысль в поисках истории: Материалы конференции. - Ковров, 1998. Ц  0,3 п.л.
7. ПронягинаВ.М. Философско-психологическое отображение проблемы духовности в романе Астафьева Царь-рыба // Литературоведение, просвещение и духовный идеал украинца. Материалы всеукраинской научно-практической конференции. - Кривой Рог, 1994. - 0,3 п.л.

8. Пронягин В.М. Философско-эстетический очерк о русской прозе 60-90-х годов XX века // Духовная культура русского народа: Материалы Дня науки. - Владимир: Маркарт, 2000. - 0,5 п.л.
9. ПронягинаВ.М. Православные традиции в прозе И.С. Шмелёва // Культура: Традиции и современность. Сб. научных докладов, сообщений, тезисов. - Владимир: Маркарт, 2001. - 0,4 п.л.

10. ПронягинаВ.М. О поэтике романа П. Проскурина Число зверя(к проблеме художественного метода) // Русское литературоведение в новом тысячелетии. Материалы IV-ой Международной конференции. В 2-х тт. Т. II. - М.: МГОПУ им. М.А. Шолохова, 2005. - 0,5 п.л.

11. ПронягинаВ.М. Свет идёт, высокий и нездешний, свет Христа и утоленья свет (о поэзии В.В. Сорокина) // Московский Парнас. Независимый альманах. - М., 2006, № 3 (19). - 0,6 п.л.
12. ПронягинаВ.М. Православные традиции в современной русской литературе // Русское литературоведение на современном этапе. Материалы V Международной конференции. - М.: МГОПУ им. М.А. Шолохова, 2006. - 0,7ап.л.

---

1 Молотков С.Е. Православная энциклопедия для православного христианина. Основы церковной жизни. СПб., 2000. С.174.

2 Хомяков А.С. Сочинения. М., 1900. т. II. С.112.

3 Достоевский Ф.М. Полное собр. соч. В 30-ти тт. М., 1984. т.27. С.19.

4 Соловьев В.С. Собр. соч. в 9-ти тт. - СПб., 1911 - 1914. т.8. С.470.

5 Даль И.В. Толковый словарь Живого великорусского языка. М., 1955. - т.4. С.142.

6 Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск, 1995. С.5

7 Троицкий Е.С. Что такое русская соборность. М., 1993. С.10.

8 Хомяков А.С. Сочинения. М., 1900. Т. II, С. 111-112.

9 Хомяков А.С. Сочинения: В 2 тт. М.: Медиум, 1994. Т.2. С. 242-243, 413.

10 Достоевский Ф. Братья Карамазовы. М.: Худож. лит., 1973. С. 604, 341.

11 Дунаев М.М. Вера в горниле сомнений: Православие и русская литература в XVII-XX вв. М.: Изд. Совет РПЦ, 2002. С.408.

12 Горбунов В.В. Идея соборности в русской религиозной философии (пять избранных портретов). М., 1994. С.10.

13 Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. Петразаводск, 1995. с. 16, 267.

14 Хомяков А.С. Сочинения. М., 1900. т. II. С. 111 - 112.

15 Хомяков А.С. Сочинения. М., 1900. т. II. С.112.

16 Самарин Ю.Ф. Современный объем польского вопроса. СПб., 1863. С.62.

17 Горбунов В.В. Идея соборности в русской религиозной философии (пять избранных портретов). М., 1994. С.9.

18 Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: в 30 тт. М., 1984. т.27.С.19.

19 Соловьев В.С. Собр. соч. в 9-ти тт. СПб., 1911 - 1914. т.8. С.470.

20 Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В.4-х тт. М., 1955. - т.4. С.142.

21 Бердяев Н.А. Царство духа и царство кесаря. М., 1995. - С.38.

22 Булгаков С.Н. Христианский социализм. Новосибирск, 1991. С.179.

23 Бердяев Н.А. Царство духа и царство кесаря. М., 1995. С.332.

24 Булгаков С.Н. Христианский социализм. Новосибирск. 1991. С.179.

25 Бердяев Н.А. Царство духа и царство кесаря. М., 1995. С.45.

26 Соловьев В.С. Собр. Соч.: В 9-ти тт. СПб., 1911 - 1914. т.8. С.470.

27 Лосский Н.О. Условия абсолютной свободы. М., 1911. С.95.

28 Вейдле В. Умирание искусства: Размышления о судьбе литературного и художественного творчества.

М.: Республика, 2001, С.41;42.

29 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979.С.13.

30 Брюсова В.Г. Соборность в иконографии древнерусской живописи // Патриотизм: общероссийский и национальный. Истоки. Сущность. Типология. М.; 1996. С.89.

31 Флоровский Георгий. Блаженство страждущей любви // : Флоровский Георгий. Из прошлого русской мысли. -М.: Аграф, 1998.С.70.

32 Куприн А.И. Повести. М.: Изд-во Русанова, 1993. С. 126, 127.

33 Бунин И. Стихотворения. Рассказы. Повести. М.: Худож. лит., 1971. С. 133.

34 Зеньковский Василий. Принципы православной антропологии. // Русское зарубежье в год тысячелетия Крещения Руси. - М.: Столица, 1991. С. 124.

35 Там же. С. 125.

36 Там же. С. 124.

37 Зеньковский Василий. Принципы православной антропологии. В сб.: Русское зарубежье в год тысячелетия Крещения Руси. - М.: Столица, 1991. С. 125.

38 Там же. С. 125.

39 Дунаев М.М. Вера в горниле сомнений: Православие и русская литература в XVII - XX вв. - М.: Изд. Совет РПЦ, 2003. С. 350

40 Дунаев М.М. Вера в горниле сомнений: православие и русская литература в XVII - XX вв. - М.: Изд-во Совет РПЦ, 2003. - С. 350.

41 Пастернак Е. К читателю // Пастернак Б. Доктор Живаго. Роман. 2-е изд. М.: Книж. пал., 1990. С. 10.

42 Лихачев Д.С. Размышления над романом Б.Л.Пастернака // С разных точек зрения. Доктор Живаго Бориса Пастернака. М.: Сов. писатель, 1990. С. 175.

43 Золотусский И. Палачи и герои // См.: Домбровский Юрий. Факультет ненужных вещей. М.: Худож. лит., 1989. С.4,5.

44 Соловьёв В.С. О причинах упадка средневекового миросозерцания. Соч. М.: Раритет, 1994. С. 190.

45 Шаламов Варлам. Воскрешение лиственницы. Рассказы. В 2 кн., 2. М.: Худож. лит., 1990. С. 200.

46 Любомудрие. М., 2004. С. 70, 87.

47 Там же. С. 1226.

48 Леонов Леонид. Пирамида. Роман. Т. 2. М.: Голос, 1994. С. 597.

49 Там же. С. 603.

50 Там же. Т. 1. С. 6.

51 Крупин В.Н. Слава Богу за все! Путевые раздумья // См.: Роман-газета, 1995, № 17. С. 88.

52 Бондарев Юрий. Придет время святого беспокойства // Правда, 10 янв. 2001 г. С.1.

Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии