Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии  

На правах рукописи

ЕГОРОВА ЕКАТЕРИНА ВЯЧЕСЛАВОВНА

ПОЭТИКА РАННЕЙ ПРОЗЫ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО

В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ РЕЦЕПЦИИ В.В. НАБОКОВА

(НА ПРИМЕРЕ ПОВЕСТЕЙ ДВОЙНИК, ХОЗЯЙКА, БЕЛЫЕ НОЧИ)

Специальность: 10.01.01 - русская литература

                                       

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

Москва 2012

Работа выполнена на кафедре русской литературы филологического

факультета Московского педагогического государственного университета

НАУЧНЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ  Ц  доктор филологических наук, профессор

Целкова Лина Николаевна

ОФИЦИАЛЬНЫЕ ОППОНЕНТЫ:

еденев Александр Владимирович - доктор филологических наук, доцент, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, доцент кафедры истории русской литературы ХХ века

Богданова Ольга Алимовна - доктор филологических наук,  профессор, Государственный институт русского языка имени А.С. Пушкина, доцент кафедры мировой литературы

 

ВЕДУЩАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ - Московский государственный  областной

  социально-гуманитарный институт.

Защита состоится 01 октября 2012 года в 14.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.154.02 при Московском педагогическом государственном университете по адресу: 119991, г. Москва, ул. Малая Пироговская, д. 1, ауд. 304.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу: 119991, г. Москва, ул. Малая Пироговская, д. 1.

Автореферат диссертации разослан л_________________ 2012 г.

Ученый секретарь Волкова Екатерина Валерьевна

диссертационного совета


ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Русская классическая литература в рецепции В.В. Набокова и уяснение специфики усвоения им традиций отечественной классики - проблема слишком масштабная, чтобы исчерпать её за тридцатилетие исследования творчества писателя в России. Ее наметили еще эмигрантские критики 1930-х гг. (Г.В. Адамович, Н.Н. Берберова, П.М. Бицилли); продолжили американские (С. Давыдов, Д.Б. Джонсон, С. Карлинский, Дж.В. Конноли, Г. Шапиро) и европейские (Н. Букс, П. Тамми) ученые; в последние десятилетия она подверглась пристальному изучению отечественных набоковедов: Б.В. Аверина, Н.А. Анастасьева, А.А. Долинина, А.М. Зверева, А.В. Злочевской, А.В. Леденева, Н.Г. Мельникова, А.С. Мулярчика, Л.Н. Целковой. Однако отдельные аспекты проблемы остались непроработанными, так как все существенные для русской прозы контексты в художественном наследии Набокова не реконструированы. Одним из таких аспектов является проблема обращения писателя к творчеству Ф.М. Достоевского, поскольку в настоящее время в качестве источников романной прозы Набокова не изучено и половины произведений классика. Наше исследование, обращаясь к художественной рецепции Набоковым-романистом трех ранних повестей Достоевского (Двойник, Хозяйка, Белые ночи), в определенной мере восполняет эту лакуну.

По собственному признанию Набокова, он завершил в 1918 году освоение русской прозы1 (по свидетельству Б. Бойда, писатель имел склонность читать классическую литературу полными собраниями сочинений2). После чего Набоков пересматривает свои взгляды на позднее творчество Достоевского. Вероятно, в его сознании произведения классика иерархизировались. Так, уже в 1920-е гг. подвергая романы Достоевского критике, Набоков обращает внимание на его ранние повести. Усилить интерес писателя к ранней прозе классика могла активно ведшаяся переписка с М.В. Добужинским, который всегда пересылал своему ученику новые работы. В 1922-1923 гг. художником были выполнены иллюстрации к Белым ночам, а к 1924 году относится замысел Машеньки. Повесть Двойник Набоков неизменно называл совершенным шедевром3. Радуясь успеху у парижской публики своего романа Отчаяние, Набоков, мягко подтрунивая над собой, признавался, что ощущает себя молодым Достоевским4.

Приведенные свидетельства дают нам право попытаться реконструировать контекст восприятия Набоковым ранних повестей классика. В диссертации осмысливается воздействие прозы Достоевского на Набокова    состоявшегося писателя, критика, лектора и    ретроспективно    молодого эмигрантского автора, который в своих первых романах интерпретировал и трансформировал повести классика 1840-х гг., декларативно отвергая, полемически отталкиваясь от него, но единовременно зорким художественным оком наблюдая над особенностями его манеры, перенимая колоритные образы и яркие детали, усваивая гениальные приемы, стратегии и принципы повествования.

Степень изученности проблемы.  А.А. Шепелевым5 защищена до сих пор единственная диссертация, полностью посвященная интерпретации Набоковым романной прозы Достоевского. Монографий, целиком освещающих проблему обращения Набокова к художественному наследию Достоевского, не создано. Отдельные аспекты проблемы нашли отражение в статьях О.А. Меерсон6, Н.Г. Мельникова7, Е.Г. Новиковой8, Л.И. Сараскиной9, Б.Н. Тихомирова10 и др. Проблема Достоевский versus Набоков разрабатывалась в исследованиях С. Давыдова11,  А.А. Долинина12, А.В. Злочевской13, Н.А. Макаричевой14, Л.Н. Целковой15.

Актуальность работы определяется тем, что, несмотря на безусловную ценность научных трудов, освещающих влияние творчества Достоевского на становление художественного метода Набокова, поэтика ранней прозы классика в восприятии и интерпретации автора романов Машенька, Король, дама, валет и Отчаяние предметом отдельного исследования так и не стала. Между тем, необходимость его назрела: романы пятикнижия Достоевского как источники художественных текстов Набокова изучены относительно подробно, тогда как его ранние повести, исключая лишь Двойника, в качестве протекстов романов Набокова детально рассмотрены не были. 

Научная новизна исследования заключается в том, что в нем определены причины, по которым Набоков, критикуя творчество зрелого Достоевского, обращался к ранней прозе классика; восстановлена картина рецепции трех ранних повестей Достоевского в русских романах Набокова, в том числе, в круг источников романной прозы Набокова введена повесть Достоевского Хозяйка; расширены и уточнены наблюдения исследователя Дж.В. Конноли над рецепцией повести Белые ночи в романе Набокова Машенька; систематизированы и конкретизированы наблюдения ученых (С. Давыдова, А.А. Долинина, Дж.В. Конноли) над рецепцией повести Двойник в романе Набокова Отчаяние. В частности, впервые проведен сопоставительный анализ Двойника и Отчаяния с точки зрения присутствия в них категории карнавализации и мениппейных структур.

Предметом исследования служит рецепция раннего творчества Достоевского в текстах Набокова. Его объектом является детальный анализ механизмов рецепции. Иллюстрирует рецепцию сопоставительный анализ повестей Достоевского и романов Набокова, составляющих материал диссертации. Это: 1) Белые ночи (1848) и Машенька (1926);  2) Хозяйка (1846-47) и Король, дама, валет (1928); 3) Двойник (1846) и Отчаяние (1936). Сопоставительные анализы перечисленных текстов вовсе не являются единственно возможным вариантом иллюстрации рецептивных механизмов в русской прозе Набокова. Влияние на ранние романы писателя других текстов Достоевского, а также произведений русских и зарубежных классиков (А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Л.Н. Толстого, И.С. Тургенева; Э.Т.А. Гофмана, Г. Флобера) не только не исключается нами, но и по мере возможности оговаривается в тексте. По мнению П. Тамми, прозе Набокова присуща полигенетичность, предполагающая, что в отдельном сегменте текста актуализируется не один только литературный источник, а лцелое множество источников16. Однако в избранных для сравнительного анализа парах текстов, на наш взгляд, доминирует рецептивное поле перекличек именно с ранними повестями Достоевского.

Цель настоящей работы заключается в раскрытии, с учётом опыта многочисленных исследований и путем сопоставления наиболее близких в тематическом, идейном, композиционном, жанровом и стилистическом отношении произведений, внутреннего родства двух писателей. В его основе лежит как полемическое преодоление, так и органическое усвоение, в совокупности приведшие к творческому развитию Набоковым идей и художественных приемов ранней прозы Достоевского. Из поставленной цели вытекают следующие задачи: 1) проанализировать большой корпус работ исследователей творчества Достоевского и Набокова, относящихся к проблематике диссертации. 2) Классифицировать сходные особенности художественных систем писателей. 3) На материале лекций, интервью, докладов, статей, писем Набокова охарактеризовать специфику его литературно-критической рецепции творчества Достоевского. 4) Путем  сопоставительного анализа художественных текстов выявить общность их тематики, сюжетики, образности, мотивной структуры, композиционного строя, жанровых и стилистических особенностей. 5) Уяснить механизмы наложения текстуальных стратегий Набокова на повествовательную ткань прозы Достоевского 1840-х годов.

Методология. Диссертация основана на синтезе соответствующих её цели и задачам методов исследования: 1) рецептивно-эстетического; 2) сравнительно-исторического; 3) биографического; 4) интертекстуального; 5) мифопоэтического. Частично применяется также метод гипотезы, поскольку в настоящее время доступны не все архивные письма и документы, способные пролить свет на  рецепцию Набоковым творчества Достоевского. Однако в своей работе редкие гипотетические построения, по мысли Л.И. Вольперт, всегда сохраняющие конструктивную динамику17, мы стараемся подтвердить текстуальными схождениями.

Теоретическую и методологическую основу работы составили труды В.В. Виноградова, М.М. Бахтина, Ю.Б. Борева, Ю.И. Левина, Ю.М. Лотмана, В.Н. Топорова; Р. Барта, Д.Б. Джонсона, В. Изера, Р. Ингардена, Дж.В. Конноли, П. Тамми, Х. Яусса и др.

Процесс и механизмы рецепции в работе рассматриваются в рамках рецептивной эстетики эстетики диалога между текстом и читателем. Согласно рецептивной теории, апеллятивная структура произведения, которому изначально присуща неопределенность, содержит открытый смысловой горизонт, потенциал возможных актуализаций. Воспринимая произведение, реципиент производит смысловое достраивание    конкретизацию18. Включаясь в произведение и комбинируя различные сегменты текста, он актуализирует при прочтении точки неопределенности19. Таким образом, смысл произведения меняется в зависимости от читательской рецепции, возникающей на основе диалектических  отношений между произведением и реципиентом на фоне исторического контекста20. Нас интересует Набоков как реально-исторический и как лимплицитный читатель (в терминологии В. Изера). Подвергая рецепции тексты Достоевского, этот лимплицитный читатель вскрывает заложенные в них потенции, дешифрует подтекстовые уровни, извлекает актуальные в данном культурно-историческом контексте смыслы. Итак, повести Достоевского по отношению к романам Набокова рассматриваем как структуру, пробуждающую активность воспринимающего субъекта21. Рецептивный подход в работе предполагает изучение специфики не только восприятия, но и дальнейшего использования писателем в собственном творчестве наследия русского классика. При этом учитываем, что субъективные аспекты восприятия определяются индивидуальными особенностями, присущими реципиенту: дарованием, фантазией, памятью, личным опытом, запасом жизненных и художественных впечатлений, культурной подготовкой ума и чувств22.

Достоверность полученных результатов исследования  подтверждается объёмом и значимостью использованных материалов (тексты произведений Набокова и Достоевского, лекции и интервью  Набокова, его Комментарий к роману А.С. Пушкина УЕвгений ОнегинФ, письма Достоевского и Набокова, воспоминания о писателях, прижизненная критика, архивные материалы), детальной проработкой научной литературы, журнальных источников, а также применением системного подхода при анализе текстов. 

Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что в ней обоснована необходимость использования и проведена апробация рецептивного подхода к повестям Достоевского 1840-х гг. на примере русских романов Набокова, а также расширены и конкретизированы научные представления о влиянии прозы Достоевского на становление творческого метода Набокова.

Научно-практическая значимость диссертации заключается в том, что она создаёт базу для дальнейшего изучения творческого наследия Достоевского и Набокова. Содержащийся в исследовании материал может быть использован при написании статей, монографий, диссертаций по творчеству писателей, при чтении лекционных курсов, в процессе проведения практических занятий, а также курсов и дисциплин по выбору по проблеме связей эмигрантской прозы с традициями русской классической литературы в высшей школе и учебных заведениях среднего звена. Материалы исследования могут оказаться полезными в работе над комментарием к романам Набокова берлинского периода творчества.

Положения, выносимые на защиту:

1) В литературно-критической рефлексии Набокова, по его мнению, плакатные романы пятикнижия Достоевского противополагаются менее тенденциозной и оттого более художественной прозе классика 1840-х гг.

2) Набоков в лекции, интервью, письмах и Комментарии к "Евгению Онегину" мифологизирует личность Достоевского с тем, чтобы отделить спровоцированную идеями романов классика эпигонскую достоевщину от, по его мнению, подлинных эстетических достижений автора Двойника, Хозяйки и Белых ночей. Ранний Достоевский-художник противопоставляется им порицаемому позднему пророку и проповеднику.

3) Берлин под пером Набокова предстаёт зазеркальем Петербурга. Бедные люди петербургских повестей Достоевского, помещенные автором в иной историко-культурный контекст, превращаются в обездоленных берлинских эмигрантов.

4) Ганин как автобиографический персонаж Машеньки жизнетворчески вовлекает себя в ситуацию Белых ночей, а Набоков домысливает финал повести Достоевского: освобождает Ганина от болезненной увлеченности мечтой.

5) Набоков, открестившись от больших идей Преступления и наказания, нашёл похожие образы и ситуации в повести Достоевского Хозяйка. Художественный потенциал текста позволил писателю, по-иному расставившему акценты, создать на его основе своё преступление и наказание роман Король, дама, валет.

6)  Проблема двойничества, заявленная Достоевским в повести Двойник, решается в романе Набокова Отчаяние в травестийном ключе. Разветвлённый реминисцентный слой Двойника служит целям развенчания главного героя романа Германа - пародийного двойника автора.

Апробация основных положений диссертационной работы осуществлена в выступлениях с докладами на заседаниях кафедры, на аспирантском объединении, на городских, межрегиональных и международных научных конференциях: на Всероссийской конференции молодых учёных Филологическая наука в XXI веке. Взгляд молодых (МПГУ, 2008), на Научно-практической конференции Образование. Книга. Чтение: текст и формирование читательской культуры в современной образовательной среде (МИОО, 2010), на XI и XII Кирилло-Мефодиевских чтениях (Гос. ИРЯ им. А.С. Пушкина, 2010; 2011), на Международной научной конференции Ломоносов (МГУ, 2009; 2011), на Международной научной конференции Поэтика и компаративистика (Коломна, МГОСГИ, 2011; 2012). Основные положения исследования нашли отражение в семнадцати публикациях, общим объемом 6 п.л., семь из них - в научных изданиях, рекомендованных ВАК РФ.

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии. Объём работы    248 страниц. Библиография насчитывает 265 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается научная актуальность темы; раскрывается теоретическая основа понятия рецепция; определяется цель и задачи исследования, методы их разрешения, называется его предмет, объект и материал; показывается степень изученности заявленной проблемы; характеризуется теоретическая и научно-практическая значимость диссертации; формулируются положения, выносимые на защиту; приводятся сведения об апробации результатов исследования.

Первая глава диссертации В.В. Набоков Ц читатель, критик и творческий оппонент  Ф.М. Достоевского проясняет причины, по которым Набоков подвергал творчество Достоевского остракизму, но в то же время постоянно апеллировал к его текстам при создании собственных. В анализе литературно-критической рефлексии Набокова мы выходим за рамки берлинского периода, принимая во внимание тот факт, что взгляды писателя на творчество Достоевского, зародившись в 1920-е гг., с течением времени укреплялись и в конечном итоге оформились в законченные программные труды.

В первом параграфе первой главы В.В. Набоков versus Ф.М. Достоевский: история вопроса изучается круг чтения писателя с тем, чтобы определить, когда именно Набоков познакомился с художественным наследием Достоевского, в особенности с повестями 1840-х гг.; анализируется художественная рецепция творчества Достоевского в стихотворениях и романах Набокова. Здесь собраны и прокомментированы многочисленные отклики на проблему полемического противостояния Набокова Достоевскому. Это прижизненные отзывы и воспоминания современников (Г.В. Адамовича, Н.Н. Берберовой, В.Ф. Маркова, Г.П. Струве, В.Ф. Ходасевича, З.А. Шаховской, В.С. Яновского; Дж. Белл, Э. Бёрджесса, Дж.К. Оутс, Ж.-П. Сартра, Е. Фогеля), статьи современных исследователей (К.В. Жукова, Б.М. Парамонова, Л.И. Сараскиной, Б.Н. Тихомирова, В.Л. Топорова), научные труды Г.А. Барабтарло, А.А. Долинина, А.В. Злочевской, С. Карлинского, Л.Н. Целковой. В параграфе освещается контекст восприятия творчества Достоевского в эмигрантских кругах: суждения о классике молодого поколения, к которому принадлежал Набоков, а также писателей и журналистов, близких ему по духу или частично разделяющих его взгляды на Достоевского: М.А. Алданова, П.М. Бицилли, И.А. Бунина, Г.А. Ландау, Ф.А. Степуна и др.

На основании анализа собранного материала делается заключение, что Набоков на протяжении всего творческого пути имел множество причин вести полемический диалог с Достоевским. Они таковы: 1) стилевой антагонизм, а именно, отталкивающая Набокова  хаотическая манера автора Преступления и наказания: пренебрежение художественностью в пользу транслирования в романах лидей, отсутствие стилистической шлифовки и внимания к деталям. 2) Неприятие Набоковым апологетики Достоевского редакцией идеологически чуждого писателю журнала Числа. 3) Нивелирующая эстетические достижения Достоевского достоевщина по мысли Набокова, бесчисленные подражания ему модернистов (Л.Н. Андреева, В.Я. Брюсова, Б.В. Савинкова и др.) и    позднее    советских прозаиков (Л.Н. Сейфуллиной, Б.А. Пильняка и др.).  4) Далёкий от представлений Набокова контекст восприятия русского классика как предтечи экзистенциализма на Западе. 5) Общий критический настрой Набокова, который намеренно не принимал разнящихся с его собственными убеждениями точек зрения на литературу.

Однако, несмотря на то, что Набоков аттестует Достоевского как своего идейного антагониста, основные фабульные схемы и романная техника оказываются экстраполированными им (по праву заслужившим прозвание мистификатора) во многом именно из произведений классика.

Во втором параграфе первой главы Основные аспекты мифологизации личности и творчества  Ф.М. Достоевского в лекции В.В. Набокова в центре внимания оказывается читавшаяся Набоковым в Корнельском университете лекция Федор Достоевский, в том числе развивающая положения доклада Набокова Достоевский без достоевщины (1931). В параграфе определяется, какие основания послужили писателю поводом для развенчания Достоевского. Это обилие устаревших литературных приёмов; злоупотребление детективными сюжетами; большое количество условных, не способных эволюционировать персонажей; подражание сентиментальным и готическим романам; пренебрежение портретными и пейзажными описаниями; стилистические погрешности. Однако лекция полна и многочисленными одобрительными замечаниями: Набоков в произведениях Достоевского зачарован эксцентричностью персонажей, мастерским построением интриги, игрой с читателем. Лектор будто раздваивается на строгого к недостаткам классика писателя и удивленного читателя23. Поэтому в параграфе сделано предположение, что оценка мастера мастером в лекции - не однонаправленный процесс критики, а творческая аттестация Набоковым художественного мира Достоевского, кроме того, рефлексия лектора по поводу собственных произведений. С опорой на работу Н.Г. Мельникова24, утверждающего, что Набоков в лекции повторил все запретные приёмы, которые использовались против него <Е> критиками,  предполагается, что писатель отражает в осуждении Достоевского еще и особенности своей творческой манеры, превращая лекцию в утонченный способ рефлексии по поводу сходства своих собственных романов с произведениями Достоевского, т.е. своей бессознательной приверженности классику. Выделенные лектором недостатки его текстов, такие, как подражание западноевропейским романам, использование сюжетных клише, обилие душевнобольных персонажей и отсутствие описаний природы, по мнению Г.В. Адамовича, В.А. Амфитеатрова-Кадашева, М.А. Осоргина и др., были присущи его берлинским романам Машенька, Король, дама, валет, Отчаяние и др.

В третьем параграфе первой главы Парадоксы критики Ф.М. Достоевского в интервью, статьях и письмах В.В. Набокова разбираются интервью Набокова А. Седых, Ж. Дювиньо, А. Герен, Ф. Мерас, О. Тоффлеру, А. Аппелю, М. Эсслину, Н. Гарихэму, Дж. Моссмену, К. Жанно, а также его статьи и письма Э. Уилсону и М.В. Добужинскому.

В интервью, статьях и письмах Набоков во многом повторяет известные нам по отзывам берлинского периода и лекции Федор Достоевский обвинения классику: гиперболизация страстей и надрывов, сентиментальность, расхожие убеждения, журнализм и т.д. В то же время появляются новые тенденции: 1) к концу 1960-х-началу 1970-х, времени осознанного формирования Набоковым своей публичной персоны, критика классика становится более нетерпимой. Реализацией конструирования своей писательской репутации явился программный труд Набокова Твёрдые суждения, в том числе призванный закрепить за Достоевским статус идейного антагониста автора. 2) Набоков осознавал, что его берлинские романы прочно ассоциируют с художественным миром Достоевского. По этой причине он настойчиво отвергает любые намёки на близость к классику и разоблачает журналистов, заводящих разговор о Достоевском, немедленным опровержением возможности сопоставлений с ним.

В четвертом параграфе первой главы Полемика с Ф.М. Достоевским в комментарии В.В. Набокова к роману А.С. Пушкина "Евгений Онегин" устанавливается, что одной из задач комментария было опротестование пушкинской речи Достоевского. Набоков демифологизировал личность христианизированного и всепримиряющего Пушкина, обратившись к поэту не как к пророческому явлению русского духа, а лишь как к художнику слова с уникальной манерой. Такая установка коррелирует и с восприятием Набоковым самого Достоевского не как пророка, но как самобытного художника.

Вторая глава диссертации Традиции художественной прозы Ф.М. Достоевского в поэтике романов В.В. Набокова посвящена нахождению и объяснению сходных особенностей художественных систем писателей.

В первом параграфе второй главы Ф.М. Достоевский и В.В. Набоков: общие константы поэтики в произведениях писателей обнаруживаются сближения в плане образов, сюжетов, в принципах и приёмах повествования: 1) наличие повествователей-хроникеров, в том числе ненадежных повествователей, и персонажей-сочинителей, а также репликация Набоковым из текстов предшественника нарративных моделей дневника, исповеди, записок. 2) Большое количество детективных сюжетов и героев-преступников. 3) Внимание к психически нездоровым персонажам, подверженным мучительным страстям. 4) Так называемая проблема ставрогинского греха    проблема насилия над детьми в мире взрослых. 5) Формирование поэтики подсознания (сны, бредовые состояния). 6) Разработка темы двойничества и образов героев-двойников.

Во втором параграфе второй главы От Петербурга до Берлина: общие константы прозы Ф.М. Достоевского 1840-х гг. и ранних русских романов В.В. Набокова обнаруживается ряд пересечений в произведениях Достоевского 1840-х гг. и ранних романах Набокова. Во многом их порождает обращение авторов к проблеме урбанизма: восприятие города как молоха, обезличивающего героев. Берлин под пером Набокова предстает зазеркальем Петербурга. Бедные люди Достоевского, помещенные автором в иной историко-культурный контекст, превращаются в луниженных и оскорбленных берлинских эмигрантов. Отсюда сходство в изображении забитых людей и обездоленной эмиграции: раздвоение их жизни на частную и служебную, неприглядность быта, обострённость чувств, эмоциональное отчуждение, конфликт с внешним миром, уход в подполье мечты, поведенческий алогизм. В жанровом отношении рассматриваемые произведения Достоевского и Набокова характеризует синтез признаков повести и романа, лирического и эпического начал.

Итак, Набоков подвергал критике творчество зрелого Достоевского. Осознавая себя творцом чистого искусства, писатель не мог принять транслирования в романах классика, по его мнению, лобщих идей. Идеи в литературе не так важны, как образы и магия стиля25, позднее уверял он своих слушателей в лекциях. Набокова интересовала в основном эстетическая сторона произведений Достоевского. В романах пятикнижия он ценил и интерпретировал в собственном творчестве яркие образы, детали, принципы повествования и приемы психологизма. Идеи же и сам тип героя-идеолога Достоевского или пародийно переосмысливал, или до неузнаваемости трансформировал. Повести Достоевского 1840-х годов, в отличие от его романов, могли казаться Набокову менее тенденциозными и оттого более художественными в силу своей камерности, лиричности, малого числа персонажей, которые ещё не превратились в героев-идеологов позднейших романов. В ранней прозе классика Набоков отыскал гениальные художественные находки (лискусное изложение, джойсовские подробности, густое насыщение фонетической и ритмической выразительностью26), не заключенные пока в идеологическую оболочку.

Апелляция к ранним повестям Достоевского могла помочь Набокову ощутить равенство с классиком, вступить с ним в живое собеседование и художественное соревнование, которое с пророком периода пятикнижия, каким видело Достоевского старшее поколение эмигрантов, было априори исключено.

Третья глава диссертации лПроблемы духовно-творческого диалога В.В. Набокова и Ф.М. Достоевского в свете сопоставительного анализа художественных текстов освещает механизмы рецепции  процесс интерпретации и трансформации Набоковым прозы Достоевского 1840-х гг.

В первом параграфе третьей главы Философия "мечтательства" в повести Ф.М. Достоевского "Белые ночи" и в романе В.В. Набокова "Машенька" уточнены найденные Дж.В. Конноли27 и обнаружены новые сближения двух произведений. Это тип героя-мечтателя, рассеянность и отстранённость этого героя от внешнего мира, обусловленная его существованием в мире иллюзорном, одержимость мечтой других персонажей. Это шахматная цветовая палитра Машеньки, воспринимаемая нами как отзвук белых ночей и предположительно ориентированная на графические иллюстрации Белых ночей М.В. Добужинского. Это мотив предчувствия героями знакомства и угадывание облика героинь до встречи с ними. Это сходный хронотоп: события укладываются в неделю, герои находятся в замкнутом пространстве и в лихорадочном ожидании перемен к лучшему. Это коррелят мировоззрения героя образ строящегося (перекрашиваемого) дома. Это актуализация Набоковым растительной и связанной с ней числовой символики как художественный отклик на лцветочный эпиграф к Белым ночам. Это параллельное развёртывание событий в двух планах: прошлом и настоящем. Это образ старика с сучковатой палкой, маркирующего ключевые моменты действия и т.д. В параграфе устанавливается, что сказочная история, поведанная Настеньке Мечтателем в повести Белые ночи, послужила одним из основных источников набоковского романа.

Таким образом, первый роман Набокова Машенька явился для автора своеобразной сдачей лэкзамена классикам (не только Достоевскому, но и Пушкину, Тургеневу, Чехову, отсылки к текстам которых также фиксируются нами). В то же время, это насыщенный диалог с лэкзаменаторами. Писатель успешно выдерживает испытание, обнаруживая знакомство с классическими приёмами. Но традиция в романе не столько воспроизводится, сколько становится предметом рефлексии. Несмотря на то, что в Машеньке обнажена опора на классический роман, произведение предрекает будущую полемику автора с классиками. Начат спор с Достоевским самый затяжной в творчестве Набокова. Машенька намечает путь освобождения писателя от мрачности предшественника. Мечтатель Достоевского - страстно влюблённый в грезу персонаж обращает на себя внимание писателя. Однако его герой Ганин преодолевает свою страстную увлечённость мечтой-воспоминанием, представшей под пером Набокова средством воскрешения утерянной родины, во имя живой жизни. Так Набоков домысливает сюжет Белых ночей. В Ганине как одном из самых автобиографических персонажей нивелированы черты, присущие герою Достоевского. То есть в Машеньке Набоков избавляется от Мечтателя - персонажа Достоевского - и в самом себе. В  первом романе Набоков одновременно и учится у Достоевского, и прибегает к видоизменению, корректированию, перекомбинации его образов и сюжетов.

Во втором параграфе третьей главы Ситуация преступления и наказания в повести Ф.М. Достоевского "Хозяйка" и в романе В.В. Набокова "Король, дама, валет" доказывается, что Набоков на основе Хозяйки, свободно комбинируя содержательные и формальные компоненты повести, создал оригинальный роман с детективным сюжетом о любовной страсти и подготовке к преступлению. Впервые догадку о внутреннем родстве образов повести Достоевского и романа Набокова высказал А.А. Долинин28. Выявленная нами в тексте опора Набокова на Пиковую даму А.С. Пушкина, Штосс М.Ю. Лермонтова, Невский проспект Н.В. Гоголя дополняет сложную картину рецепции повести Достоевского.

Молодые герои Ордынов (Хозяйка) и Франц (Король, дама, валет) в начале повествования меняют место обитания и образ жизни. Все события, с которыми они сталкиваются, обретают для них характер инициации. Обоих ждёт неожиданная встреча со странной семейной парой, а вслед за тем таинственные её поиски. Оба героя страстно увлекаются загадочными женщинами, чей образ амбивалентен. Так, если в Катерине уживаются ангел и вакханка, то в Марте - мадонна и жаба. Обе героини подчас кажутся ведьмами, гипнотически подчиняют себе возлюбленных и готовят их к совершению преступления. В романе Набокова психологическая подготовка к преступлению происходит под ритм вальса, чьё изображение при очевидной ориентации на предшествующий адюльтеру вальс из романа Г. Флобера Госпожа Бовари, коррелирует здесь с вводящим в состояние транса шаманским обрядом и с продажей души дьяволу. Произведения также объединяет мотив болезни и бредового сна, ситуация подготовки и неудачи убийства в лодке. Ориентация на Достоевского особенно заметна в образе Менетекелфареса, квартирохозяина Франца. Образ этого чародея, алхимика и мистификатора, как нами установлено, генетически восходит к образу Мурина. Декодировав элементы художественной структуры повести, Набоков построил свой текст так, что сюжетная канва Хозяйки оказалась органично в него вплетённой. В то же время, холодная отстранённость в изображении позволила автору избежать нарочитой таинственности и гиперболизации в обрисовке персонажей, что в свое время в повести Достоевского подверг критике В.Г. Белинский. Хозяйка первая повесть Достоевского о преступлении. Присутствие детективного сюжета, интриги и недосказанности, мотивов порабощения и подстрекательства к убийству, как мы думаем, могло заинтересовать в повести Набокова. Писатель, отталкиваясь от Достоевского, вылепливает своих преступников, однако не романтизированных, а ординарных и приземленных. Однако и они способны на сильные чувства и подлинную страсть, освободившую их от автоматизма существования. Для того чтобы изобразить оживление и раскрепощение героев, необходим был слой Достоевского, прежде всего, Хозяйки    повести, в которой впервые у классика живописуются страсти и надрывы.  Преступление и наказание в определённой мере вырастает из проблематики Хозяйки. Набоков, открестившись от идей этого романа, нашёл их предвестие в повести. Но прежде всего именно художественный, а не идейный потенциал текста позволил ему по-иному расставить акценты, создав на основе Хозяйки как протекста своё преступление и наказание роман Король, дама, валет.

В третьем параграфе третьей главы Проблема двойничества в повести Ф.М. Достоевского "Двойник" и в романе В.В. Набокова "Отчаяние", прежде чем приступить к сопоставлению произведений, мы обозрели критические работы и исследования, посвященные повести (отзывы В.Г. Белинского, В.Н. Майкова, П.В. Анненкова. А.А. Григорьева, Н.А. Добролюбова, В.Б. Шкловского, В.В. Виноградова) с тем, чтобы объяснить декларируемую Набоковым в лекции и интервью привязанность к повести Достоевского. Помимо достоверного изображения психического заболевания, Набокова в Двойнике могло привлечь следующее: 1) Достоевский переписывал, корректировал повесть, шлифовал текст. Внимание к стилистической правке импонировало Набокову, поскольку он сам тщательно выверял свои тексты. 2) Едва ли не единственный раз в тексте классика за формой не увидели содержания (отзывы К.С. Аксакова, Н.К. Михайловского), что было близко увлеченному формальными изысками Набокову. 3) Назвав себя Голядкиным в письме к брату, Достоевский отождествил себя со своим литературным персонажем. Такое жизнетворчество явится для Набокова актуальным и будет на примере Германа акцентировано им в романе Отчаяние.

Роман Отчаяние, в отличие от двух предыдущих произведений Набокова, характеризуется усложненной, многоуровневой структурой. Сопоставление его с Двойником Достоевского привело к следующим заключениям. Если господин Голядкин действительно болен, то Герман сначала играет в помешательство, но затем настолько увлекается, что становится не способным отличить выдумку от реальности. Миражный мир произведений классической литературы, особенно Достоевского, - пространство игры и альтернатива действительности для героя. Нами выявлены следующие схождения романа с повестью. Это мотив сумасшествия; ситуация призыва, ожидания двойника; мотив пути, следа; болезненное состояние героев при появлении двойника; образ благородного нищего; переосмысленная тема поэта и толпы; проблема оригинала и копии; мотив зеркальности; поддерживающие двойничество элементы пейзажа и городского интерьера. Двух авторов объединяют общие нравственные искания, выразившиеся в темах индивидуализма, гордыни и самоидентификации личности. Сопоставительный анализ Двойника и романа Отчаяние с точки зрения присутствия в них мениппейных структур и элементов карнавала (по М.М. Бахтину) привел к обнаружению общих категорий увенчания - развенчания карнавального короля, фамильярного контакта, карнавального мезальянса, профанации и эксцентричности, что доказывает присутствие в романе Набокова памяти жанра мениппеи в той же мере, что и в текстах Достоевского.

В рецепции Набокова тема двойничества переведена в план иносказания. Писатель решает с её помощью традиционные проблемы литературы: автора и героя, правды и вымысла, искусства и действительности, памяти. Отчаяние представляет собой притчу о теневом начале человека. Набоков заимствует у Достоевского не только образность, но и саму идею раздвоения, которую в романе трансформирует. Писатель как бы отторгает от себя Германа как своего тёмного двойника и авторское ланти-Я. Так Голядкин-старший выпустил на свободу вочеловечившегося Голядкина-младшего. Набоков с помощью Германа    пародийного двойника   рефлектирует по поводу своего творчества и памяти. Рефлексия отражается в причудливой форме и замысловатой композиции романа, а также в предельном лобнажении писателем собственных приемов письма. Набоков наделяет Германа изобретательностью, имитаторскими способностями, любовью к формальным играм всем тем, на что не раз указывали в его первых романах эмигрантские критики. Писатель изображает крайние проявления приверженности к жизнетворчеству и увлечения художественной формой литературного лобразца в ущерб его содержанию. Герман становится хладнокровным творцом преступления, не терзаемым угрызениями совести. Доведя собственную зачарованность художественной формой до абсурда, Набоков, опираясь на философию двойничества Достоевского, отделяет от себя Германа своего имплицитного двойника. Травестируя его образ, Набоков на метатекстовом уровне рефлектирует над накопленными в первых романах приемами, уже ставшими для  него штампами, с тем, чтобы, изжив их, обновить свой творческий арсенал в Приглашении на казнь, Даре, Лолите.

В заключении диссертации подводятся итоги исследования. Утверждается, что Набоков, конструируя собственные тексты, производит демонтаж сюжетов и децентрирует значимые для Достоевского темы (а второстепенные, напротив, делает главными), смешивает их с мотивами произведений других классиков и преображает творческой энергией своего гения. Если в первом романе Машенька он, в основном, учится у классика, усваивая повествовательные стратегии Белых ночей, и лишь в финале полемизирует с ним, то во втором романе Король, дама, валет прибегает к активной полемике. Перенимая проблематику и образность Достоевского, рационализирует сюжетные ситуации Хозяйки, прибегает к тонким психологическим мотивировкам поступков героев, трансформирует тему преступления, избегая при этом романтизации и гиперболизации. В Отчаянии же разоблачает себя в приверженности к Достоевскому: наделяет Германа чертами его героев, в особенности господина Голядкина, травестируя их. В то же время, отстраняет от себя антитворца Германа как своего пародийного двойника.

Художественное постижение Набоковым творчества Достоевского не ограничивается романами берлинского периода. В первых крупных произведениях полемически переосмысливая опыт классика, в дальнейшем творчестве Набоков во многом придет к близким Достоевскому нравственным итогам. Путь писателя XX века зеркально отражает путь классика XIX: пролегает от формы к содержанию, от эстетики к этике. Эволюция художественной рецепции наследия Достоевского в творчестве Набокова может составить перспективу дальнейшей научной работы над темой.

 

Основные положения диссертации отражены

в следующих публикациях:

1. Егорова Е.В. Лекция В.В. Набокова о Ф.М. Достоевском: особенности  жанра и стиля // Мир науки, культуры, образования.    №6 (25). Ч. 2.  2010.    С. 21-24. (0,4 п.л.)

2. Егорова Е.В. Отчаяние В.В. Набокова: отсылки к Ф.М. Достоевскому // Русская речь.    №2.    2011.    С. 17-23. (0,4 п.л.)

3. Егорова Е.В. Поэтика ложного жизнетворчества в романе В.В. Набокова Отчаяние // Вестник Бурятского государственного университета. Филология.    Вып. 10.    2011.    С. 136-141. (0,5 п.л.)

4. Егорова Е.В. Художественный мир Г. Флобера в романе В.В. Набокова Король, дама, валет // Вестник Башкирского университета.    Том 16. №2.    2011.    С. 459-463. (0,5 п.л.)

5. Егорова Е.В. Концепт вальс в романе В.В. Набокова Король, дама, валет // Актуальные проблемы высшего музыкального образования.  №2 (18) 2011.    Нижний Новгород, 2011.    С. 60-64. (0,4 п.л.)

6. Егорова Е.В. Игра слов в романе В.В. Набокова Отчаяние // Русская речь.    №2.    2012.    С. 14-20. (0,5 п.л.)

7. Егорова Е.В. Игра слов в романе В.В. Набокова Отчаяние (Окончание) // Русская речь.    №3.    2012.    С. 26-35. (0,5 п.л.)

8. Егорова Е.В. Двойничество в романе Ф.М. Набокова Отчаяние // Филологическая наука в XXI веке. Взгляд молодых: Сборник статей. - М.: Прометей МПГУ, 2008.    С. 145-149. (0,3 п.л.)

9. Егорова Е.В. Рождение Венеры С. Боттичелли как один из ключей к роману Лолита В.В. Набокова (к вопросу о синтезе живописи и литературы) // Синтез в русской и мировой художественной культуре. Материалы IX научно-практической конференции, посвященной памяти Алексея Федоровича Лосева.    М.: МПГУ, 2009.    С. 97-102. (0,3 п.л.)

10. Егорова Е.В. Шиллеровские мотивы в романе Ф.М. Достоевского Братья Карамазовы // Сравнительное и общее литературоведение: Сборник статей молодых ученых.    Вып. 3.    М.: МАКС Пресс, 2010.    С. 46-51. (0,3 п.л.)

11. Егорова Е.В. Две повести о мечтателях: Белые ночи Ф.М. Достоевского и Машенька В.В. Набокова в сопоставительном аспекте // Вопросы языка и литературы в современных исследованиях. Материалы научно-практической конференции Славянская культура: истоки, традиции, взаимодействие. XI Кирилло-Мефодиевские чтения, 18-19 мая 2010 года.  М.; Ярославль: Ремдер, 2010.    С. 331-336. (0,3 п.л.)

12. Егорова Е.В. Символика зеркального отражения в романе В.В. Набокова Отчаяние // Языки и литературы народов Горного Алтая: международный ежегодник 2010.    Горно-Алтайск: РИО ГАГУ, 2010.    С. 112-116. (0,4 п.л.)

13. Егорова Е.В. Белые ночи Ф.М. Достоевского сквозь призму романа В.В. Набокова Машенька // Образование. Книга. Чтение: текст и формирование читательской культуры в современной образовательной среде.    М.: Русская школа, 2010.    С. 101-108. (0,3 п.л.)

14. Егорова Е.В. Художественный мир Г. Флобера в романе В.В. Набокова Король, дама, валет // Материалы Международного молодежного научного форума ЛОМОНОСОВ-2011 [Электронный ресурс]    М.: МАКС Пресс, 2011. (0,2 п.л.)

15. Егорова Е.В. Символика имени Ардалион в романе В.В. Набокова Отчаяние // Вопросы языка и литературы в современных исследованиях: Материалы международной научно-практической конференции Славянская культура: истоки, традиции, взаимодействие. XII Кирилло-Мефодиевские чтения, 17 мая 2011 года. М.; Ярославль: Ремдер, 2011. С. 474-479. (0,3 п.л.)

16. Егорова Е.В. Художественный мир А.П. Чехова в романе В.В. Набокова Машенька // Русский язык и литература: Проблемы изучения и преподавания в школе и вузе: Сборник научных трудов.    Киев: Аванпост-Прим, 2011.    С. 421-425. (0,3 п.л.)

17. Егорова Е.В. Элементы художественного мира Г. Флобера в романе В. Набокова Король, дама, валет // Поэтика и компаративистика.    Коломна: МГОСГИ, 2011.    С. 51-52. (0,1 п.л.)


1 Бойд Б. Владимир Набоков. Русские годы: биография. - СПб: Симпозиум, 2010.    695 с.    С. 181.

2 Там же. С. 112.

3 Набоков В.В. Лекции по русской литературе. - СПб.: Азбука-классика, 2010. - 446 с. С. 174.

4 Бойд Б. Владимир Набоков. Русские годы: биография. - СПб: Симпозиум, 2010.    695 с. С. 462.

5 Шепелев А.А. Ф.М. Достоевский в художественном мире В.В. Набокова. Тема нимфолепсии как рецепция темы Ставрогинского греха. Дисс. Е канд. филолог. наук.    Тамбов, 2003.    212 с.

6 Меерсон О.А. Набоков - апологет: защита Лужина или защита Достоевского? // Достоевский и XX век: в 2 т. / Под ред. Т.А. Касаткиной.    Т.1.    М.: ИМЛИ РАН, 2007. - 752 с. - С. 358-381.

7 Мельников Н.Г. Криминальный шедевр Владимира Владимировича и Германа Карловича (о творческой истории романа В. Набокова Отчаяние) // Волшебная гора. - 1994.    № 2.    С. 151Ц165.

8 Новикова Е.Г. В.В. Набоков и Ф.М. Достоевский: дискурс личного отчаяния // Достоевский и XX век: в 2 т. / Под ред. Т.А. Касаткиной.    Т.1.    М.: ИМЛИ РАН, 2007. - 752 с.    С. 347-357.

9 Сараскина Л.И. Набоков, который бранится // Октябрь.    1993.    № 1.    С. 176Ц189.

10 Тихомиров Б.Н. Христос Достоевского versus Христос Набокова // Достоевский и XX век: в 2 т. / Под ред. Т.А. Касаткиной.    Т.1.    М.: ИМЛИ РАН, 2007. - 752 с.    С. 320-346.

11 Давыдов С. Тексты-матрёшки Владимира Набокова. - СПб.: Кирцидели, 2004. - 158 c.

12 Долинин А.А. Истинная жизнь писателя Сирина. Работы о Набокове. - СПб.: Академический проект, 2004. - 400 c.

13 Злочевская А.В. Художественный мир Владимира Набокова и русская литература XIX века.    М.: Изд-во Моск. ун-та, 2002. - 185 с.

14 Макаричева Н.А. Экзистенциальные луроки Ф.М. Достоевского в творчестве Л. Андреева и В. Набокова.    Магнитогорск: Изд-во Магнитог. гос. ун-та, 2002. - 59 c.

15 Целкова Л.Н. В.В. Набоков в жизни и творчестве. М.: Русское слово, 2001. - 123 с.; Целкова Л.Н. Романы Владимира Набокова и русская литературная традиция.    М.: Русское слово, 2011. - 231 с.

16 Тамми П. Заметки о полигенетичности прозы Набокова // В.В. Набоков: pro et contra: Личность и творчество Владимира Набокова в оценке рус. и зарубеж. мыслителей и исследователей: Антология / Сост. Б. Аверин и др.    СПб.: РХГИ, 1997.    973 с.    C. 514-528.    С. 519.

17 Вольперт Л.И. Гипотеза как метод осмысления и реконструкции фактов (Некоторые соображения о гипотезе в литературоведении) // Вольперт Л.И. Лермонтов и литература Франции.    Изд. 2-е испр. и доп. СПб.: Алетейя, 2008. - C. 20-34. - C. 28.

18 Ингарден Р. Исследования по эстетике. - М.: Издательство иностранной литературы, 1962. - 572 с.

19 Изер В. Изменение функций литературы. Процесс чтения: феноменологический подход // Современная литературная теория: антология. - М.: Флинта: Наука,  2004. - 343 с.

20 Яусс Х. История литературы как провокация литературоведения // Новое литературное обозрение. - 1995. - №12. - С. 34-84.

21Борев Ю.Б. Теория художественного восприятия и рецептивная эстетика, методология критики и герменевтика (Вместо введения) // Теории, школы, концепции: (Критич. анализы). Худож. рецепция и герменевтика / Отв. ред. Ю. Б. Борев.    М.: Наука, 1985.   C. 3-68. - C. 31.

22 Там же. С. 31.

23 Целкова Л.Н. Романы Владимира Набокова и русская литературная традиция.    М.: Русское слово, 2011. - 231 с.  С. 23.

24 Мельников Н.Г. Криминальный шедевр Владимира Владимировича и Германа Карловича (о творческой истории романа В. Набокова Отчаяние) // Волшебная гора. - 1994.    № 2.    С. 151Ц165. - С. 163.

25 Набоков В.В. Лекции по русской литературе. - СПб.: Азбука-классика, 2010. - 446 с. С. 256.

26 Там же. С. 174.

27 Connoly J.V.  NabokovТs (re)visions of Dostoevsky // Nabokov and his fiction: New perspectives / Ed. by Julian W. Connolly.    Cambridge: Cambridge univ. press, 1999.    XIV.    P. 141-157.

28 Долинин А.А.  Истинная жизнь писателя Сирина. Работы о Набокове. - СПб.: Академический проект, 2004. - 400 c. - С. 51.

Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии