Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по истории  

На правах рукописи

Нарожный  Виталий  Евгеньевич

НАСЕЛЕНИЕ ВЫСОКОГОРНОЙ ИНГУШЕТИИ В XIII-ХV  ВЕКАХ

Специальность: 07.00.02 Ц Отечественная история

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата исторических наук

Владикавказ - 2012

Работа выполнена в ФГБОУ ВПО Ставропольский государственный университет,

на кафедре археологии и региональной истории.

Научный руководитель: доктор исторических наук, профессор

  Кудрявцев Александр Абакарович.

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, заведующий отделом

  археологии ФГБУН Северо-Осетинский институт

  гуманитарных и социальных исследований имени

В.И. Абаева ВН - РАН и Правительства

  РСО-Алания

  Туаллагов Алан Ахсарович,

  доктор исторических наук, профессор кафедры

  истории государства и права России и

  зарубежных стран ФГБОУ ВПО Пятигорский

  государственный лингвистический университет

Клычников Юрий Юрьевич.

Ведущая организация: ФГБОУ ВПО Краснодарский государственный

университет культуры и искусств.

Защита диссертации состоится 28 сентября 2012 года в 16.30 часов на заседании диссертационного совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д.212.248.01 при ФГБОУ ВПО Северо-Осетинский государственный университет им. К.Л.Хетагурова по специальности 07.00.02. - Отечественная история, по адресу: 362025, г. Владикавказ, ул. Ватутина, 46, зал заседаний диссертационного совета.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ФГБОУ ВПО Северо-Осетинский государственный университет имени К.Л.Хетагурова.

Электронная версия автореферата размещена на официальном сайте ВАК Минобрнауки РФ л27 августа 2012 года, режим доступа: htth://www.vak.ed.gov.ru, и на сайте Северо-Осетинского государственного университета им. К.Л.Хетагурова, www.nosu.ru.

Автореферат разослан л 27 августа 2012 года.

Ученый секретарь диссертационного совета                                        С.Р. Чеджемов

Общая характеристика работы

 

Актуальность темы обусловлена двумя причинами. Во-первых, с момента появления одного из самых первых упоминаний в литературе (1791 г.) об ингушах (лингушоф) в отечественной историографии (J.J.Gmelin) как обитателей горной зоны Восточного Придарьялья и вплоть до конца ХIХ в. тема эпизодически становилась предметом специального внимания: (Ч. Ахриев; Л. Загурский; И. Пантюхов; Г.А. Вертепов; Н. Грибовский; Е. Россикова; В.П.Христианович; И. Бороздин; Н.Ф.Яковлев; Е.М.Шиллинг; Б.К. Далгат; Г. Мартиросиан и др.). Фундаментальными стали исследования д.и.н., проф. Е.И. Крупнова. К середине ХХ в. он подводит итоги исследований предшественников и разрабатывает исчерпывающую на то время историко-археологическую схему этнической, этнополитической и хозяйственной деятельности древних (1960 г.) и средневековых предков современных ингушей (1971 г.). В 1980-х гг. в высокогорной Ингушетии проводились масштабные, комплексные исследования, давшие массовый и разноплановый историко-археологический материал, позволяющий не только вернуться к основным выводам Е.И. Крупнова, но и использовать уже новую источниковую базу, пока так и не введенную полностью в научный оборот.

Во-вторых, в советское время до 1990-х гг. Ингушетия являлась составной частью Чечено-Ингушской АССР, что определяло неразрывный и во многом обобщающе-суммарный подход в изучении истории чеченцев и ингушей не только на уровне Очерков истории ЧИАССР (1969 г.). Разделение республики на две - Чеченскую Республику и Республику Ингушетию - объективно определяет насущную актуальность в более углубленном изучении истории собственно ингушей и чеченцев, включая и средневековый период их бытия. Необходимость исследования проблемы в русле отечественной истории объясняется потребностями дальнейшего развития подхода: без истории провинций нет полноценной истории России (Л.И. Кузеванов). В силу своей специфики, тема стоит в ряду наиболее важных и актуальных научных проблем кавказоведения как составной и неотъемлемой части истории России эпохи средневековья, а также динамики и содержания русско-северокавказских связей и отношений.

Объектом исследования является население компактного в природно-ландшафтном отношении микрорегиона Северного Кавказа, расположенного в восточной части Придарьялья, прилегающей к Дарьяльскому горному проходу, с системами общественного, социально-экономического, политического устройства и культурно-конфессиональной обстановкой в XIII-ХV вв.

Предметом исследования являются письменные источники, лаконичные и отрывочные по содержанию, и другие артефакты, в том числе, археологического и фольклорно-этнографического происхождения, позволяющие всесторонне проанализировать этнокультурную специфику населения горной Ингушетии в рассматриваемое время, а также систему хозяйственно-экономического развития, характер профессиональной организации горцев и особенности конфессиональной обстановки. Опора на археологические данные, связанные с 1 тысячей погребенных на Келийском и Шуанском некрополях, с преимущественно общеисторической интерпретацией информации, реально отражающей системы различных прижизненных обычаев и традиций XIII-ХV вв., открывает дополнительные возможности. Этот же материал может компенсировать лапидарность и отрывочность известной базы письменных свидетельств.

Целью работы является комплексный анализ и характеристика различных сторон и аспектов этнокультурной, хозяйственной и конфессиональной истории  горноингушского общества в XIII-ХV вв.

  Задачи исследования, вытекающие из поставленной цели: 1. Определение конкретных этнокультурных групп населения региона, в силу политико-экономических условий эпохи влившихся в местную этническую среду, и определение характера их взаимоотношений; 2. Описание географии и системы взаимоотношений горцев региона с соседним Закавказьем и населением золотоордынской равнины; 3. Определение особенностей базы местных лэкономик как основных факторов в процессах имущественного и социального расслоения горноингушского общества и его деформаций; 4. Характеристика основных, ныне улавливаемых, лпрофессиональных занятий горцев; 5. Рассмотрение специфики конфессиональной обстановки в высокогорье Ингушетии;  6. Определение степени самодостаточности и потребностей горского общества в его жизнедеятельности.

Географические рамки исследования определяются конкретным расположением исследуемой территории. С одной стороны, вдоль правого берега Верхнего Терека, изучаемая территория отделена от предгорий и равнин скалистыми и труднодоступными хребтами - Мяат-Лам и Цей-Лам. На юге территория подходит к подножию Главного Кавказского хребта, в сторону которого выводят несколько боковых ущелий. На востоке она ограничена глубоким и труднодоступным ущельем р. Ассы, выходящим на равнину. На западе рассматриваемая территория ограничивается ущельем р. Армхи, выходящим из Джейраховского ущелья, где она  впадает в р. Терек.

Хронологические рамки исследования определяются изучаемым материалом - свидетельствами письменных источников (начало XIII - начало XV вв.). К этому отрезку времени относятся и используемые археологические объекты, давшие, к тому же, выразительную нумизматическую коллекцию, которая определяет как нижнюю, так и верхнюю хронологические рамки.

Источниковая база разнообразна, хотя и неравноценна по количеству используемых источников - это отрывки из письменных источников восточного, закавказского и европейского происхождения. Их сведения вполне согласуются с археологическими материалами (ХIХ в. - конец 1980-х гг.), накопленными В.И. Долбежевым, В.Ф. Миллером, Л.П. Семеновым, Е.И. Крупновым, В.Б. Виноградовым, В.А. Кузнецовым, В.И. Марковиным, М.Б. Мужухоевым, Д.Ю. Чахкиевым, Р.А. Даутовой, Х.М. Мамаевым, С.Н. Савенко, Е.И. Нарожным. Наиболее репрезентативным является материал охранно-спасательных археологических исследований 1987-1988 гг. из зоны строительства Кавказской перевальной железной дороги (далее - КПЖД), любезно предоставленный нам авторами тех исследований (С.Н. Савенко и Е.И. Нарожный). Не менее важны нумизматические источники XIII-ХV вв. из высокогорной Ингушетии и фольклорно-этнографические, топонимические данные.

Степень изученности проблемы. Несмотря на то, что несколько существующих монографических изданий ХХ - начала XXI вв. являли собой опыт обобщения знаний по проблеме, они построены в рамках господствовавшей в то время лформационной истории. Другие - с доминирующим акцентом в сторону явного удревнения и лгероизации отдельных проблем местного исторического процесса. В преобладающих случаях период XIII-ХV вв., в силу ограниченности источниковой базы, рассматривается в самых общих чертах, по-прежнему демонстрируя потребность в специальном и отдельном изучении. В кандидатских и докторских диссертациях изучалась система доисламских воззрений средневековых предков ингушей (Н.Н. Бараниченко); исследовались различные категории средневекового вооружения и проблемы военного дела (Д.Ю. Чахкиев; А.В. Сальников), материальная культура горцев и их культовые сооружения (М.Б. Мужухоев), комплекс инновационных (Восток-Запад) заимствований в материальной культуре (Е.И. Нарожный). Но и они не ставили целью создание исчерпывающей истории горной зоны и ее населения XIII-ХV вв., тем самым диктуя подобную потребность и демонстрируя степень изученности проблемы на сегодняшний день.

Методология  исследования: основным методологическим принципом является принцип историзма, а также комплексный и системный подходы к рассматриваемым аспектам и проблемам в целом, позволяющие познать анализируемый объект как определенное множество элементов, взаимосвязь которых обуславливает целостные свойства этого множества. Используются и другие, традиционные для современной исторической науки методы: историко-системный метод, позволяющий проследить взаимосвязь исторического развития высокогорной Ингушетии с внешним миром; историко-сравнительный, позволяющий выявить специфические особенности существования населения высокогорья в системе взаимоотношений Золотой Орды и Грузии в системе государства Хулагуидов, а также историко-генетический метод, позволяющий раскрыть особенности и преемственность традиционных систем существования населения горной зоны и адаптации его к инновациям эпохи.

Основные защищаемые положения:

  1. В рассматриваемый период высокогорье Ингушетии стало зоной активных лвыплесков равнинно-предгорного (оседлого и кочевого) населения Восточного Придарьялья, а также Закавказья, растворившихся в местной среде. Внешние угрозы приводят к заметной консолидации населения Горно-Ассинской котловины, где наблюдается своеобразный лдемографический взрыв.

  2. Будучи относительно самодостаточным социально-экономическим, политическим и культурным организмом с необходимым комплексом условий для своего дальнейшего эволюционного развития, горское общество оказывается в ситуации, во многом определившей их явные потребности в торгово-обменных контактах с окружающим миром.

  3. Расположение между владениями Золотой Орды и Грузией, находившейся в вассальной зависимости от Хулагуидов Ирана, открывает различные возможности для активного участия населения Ингушетии в военно-политической активности Грузии и в системе Хулагуидо-Джучидских взаимоотношений, способствовавших заметным изменениям в социально-экономической жизни горского общества.

  4. Приток населения в горы значительно расширяет ремесленную базу и характер занятий горцев, что также помогает изменению социально-имущественного статуса населения, вызывая деформацию традиционных устоев общества, вплоть его разложения.

  5. Процессы и явления рассматриваемого времени  стали основными причинами изменений, определивших специфику социально-экономического, политического и культурного развития горной Ингушетии последующего времени.

Практическая значимость работы определяется тем, что на фоне уже имеющихся взглядов, она отражает некоторую полифонию точек зрения в оценке путей и условий развития горского общества. Выводы автора могут быть востребованы в дальнейшей научно-исследовательской работе, при подготовке новых обобщающих исследований по истории средневековых ингушей в контексте истории России, в изучении истории русско-северокавказских связей и связей с окружающим миром. Полезными они могут оказаться в кавказоведческой и краеведческой деятельности, при организации учебного процесса (лекционные курсы, спецкурсы по Истории Ингушетии и соответствующих разделов по истории России), а также в музейно-экскурсионной практике, ныне являющейся одним из наиболее приоритетных направлений в современной социально-экономической жизни республики.

Апробация: Основные положения диссертации апробированы в  докладах (самостоятельно и в соавторстве) на научных конференциях различного уровня: студенческих, аспирантско-студенческих, межрегиональных, всероссийских и международных. Было опубликовано несколько рецензий на тематические издания, прямо относящиеся к проблематике нашего исследования. Основное содержание диссертации отражено в 22 публикациях общим объемом  около 10 п.л.

Структура исследования и его основное содержание

Диссертация состоит из четырех глав. Первая глава: Источники и история историко-археологического изучения высокогорной Ингушетии (40-е годы ХVIII века - начало 2012 год разделена на два параграфа. В первом предпринят обзор используемых источников. Прежде всего, рассматриваются письменные источники (группа 1). При полном отсутствии местных свидетельств, источники разделены на условные подгруппы (по происхождению). Подгруппа 1: Закавказские (грузинские, армянские) источники. Грузинские источники  (М. Броссе), в т.ч. разные переводы анонимного Хронографа XIV в. (переводы Г.В. Цулая и И. Зегеешвили), сообщают об участии лдурдзуков1 в  военном альянсе с аланами и другими горцами региона в обороне Тбилиси (1226-1227 гг.) от вторжения хорезмшаха Джалал-ад-Дина; о миссионерстве в горах Восточного Придарьялья Пимена из г. Гареджи (Г.В. Цулая). За  исключением  редких  свидетельств, например,  описания поездки католикоса Евфимия к кавказским горцам при Георгии V Блистательном (1318-1346 гг.), и вплоть до XVI -XVII вв., в грузинских хрониках почти никаких сведений о северокавказских горцах не встречается (Е.И. Крупнов). В правление царя Кахетии Георгия I, сына Давида (1471-1492 гг.), сообщалось: лкахетинцы считают своими дзурдзуков, глигвов и кистин, а они не ведают об этом с того времени, как отпали (В. Багратиони). Царевич Теймураз утверждал: кистины, галгаи и дурдзуки прежде говорили на грузинском языке и были христиане (С.И. Макалатия). Их дополняют армянские авторы - Гайтон, он же Гетум Патмич (С.М. Мирный; А.Х. Тер-Мкртчян). Другие упоминают антимонгольскую акцию горцев Придарьялья 1294-1295 гг. (К.П. Патканов). В подгруппе 2 - сведения арабских авторов - ан-Насави с комментариями Э.М. Буниятова. Источник дублируется сведениями грузинского Хронографа. Европейские источники (подгруппа 3): отрывки из русских летописей; сведения англичанина Р. Бэкона,  на северокавказский контекст  которых указал М.К. Джиоев, а затем Ф.Х. Гутнов. Интересны и отрывки из П. Карпини и Г. Рубрука об лаланах Придарьялья, под которыми могли подразумевать и другие группы горского населения Восточного Придарьялья (Е.И. Нарожный). Особую важность приобретают сведения католического брата Журдена, хотя речь в них идет о Каспийских горах близ Дербента (С.М. Свет).

Группа 2 - источники фольклорно-этнографические, вспомогательные по значению. Их подборки - в работах Ч. Ахриева, Г.А. Вертепова, Л.Н. Загурского, Н. Горбовского, Е. Максимова, Е. Росинкова и др.; впоследствии были систематизированы фольклористом И.А. Дахкильговым. Интересен цикл легенд и сюжетов о борьбе с монголо-татарами, о взаимоотношениях с Грузией и аланами-осетинами, о среднеазиатском эмире Тимуре. Другие этнографические материалы используются по подборкам Л.П. Семенова. С данными источниками связаны и источники топонимические (группа 3), систематизированные А.Сулеймановым. Самостоятельную группу (группа 4) составляют источники эпиграфические - лстроительные надписи и грузиноязычные надписи на керамической и деревянной посуде - местные имена.2 Предполагалась и возможность восприятия надписей как доказательства попыток создания местной письменности на основе грузинского алфавита ( Р.А. Даутова).

Группа 5 - нумизматические источники - монетные материалы из погребальных комплексов высокогорной Ингушетии. По месту чеканки подразделены на условные подгруппы - монеты грузинские, монгольские (В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный, E.I. Narozhny and F.B. Naroznay), хулагуидо-грузинские, хулагуидские, золотоордынские (В.Б. Виноградов, Р.А. Даутова, Э.В. Ртвеладзе, Е.И. Нарожный) и европейские (единичные монеты Венеции, Генуи, Болгарии, чешская монета Вацлава IV) (Е.И.Нарожный, Ф.Б. Нарожная). Почти все они уже опубликованы, хотя исторический контекст их нуждается в дальнейшем осмыслении.

6 группа - археологические источники, рассматриваемые как совокупность общеисторических материалов, отражающих различные формы прижизненного бытия ХIII-ХV вв. Это информация о  разнотипных погребальных комплексах Келийского, Шуанского, Эгикальского могильников, у сел. Дошхакле. Материал - хороший полигон для любых сопоставлений общеисторического характера, расширяющий источниковую базу. Во втором параграфе первой главы рассматриваются Основные этапы историко-археологических исследований в Ингушетии и их главные итоги. Историографический опыт предшественников (Е.И. Крупнов, В.Б. Виноградов и В.И. Марковин,  М.Б. Мужухоев,  Д.Ю. Чахкиев, В.Б. Виноградов и Е.А. Асеева, Р.М. Мунчаев, М.Х. Багаев, Х.М. Мамаев, У.Б. Гадиев и др.) историю зарождения научного интереса к Ингушетии справедливо связывает с ХVIII столетием, увязывая его с лакадемиками РАН - И.А. Гюльденштедтом (1770-1773 гг.), П.С. Палласом (1793 и 1794 гг.), Г.Ю. Клапротом (1807-1808 гг.). Основываясь на периодизациях российско-кавказских взаимоотношений (В.Г. Шнайдер; В.Е. Науменко и Е.И. Нарожный др.), наиболее удачной является периодизация К.Ф. Данилова и построенная на ее основе рубрикация историографии истории Северного Кавказа (Е.И. Нарожный). Первый период в изучении проблемы мы определяем с 1740-х годов до 1881 года, начало его связано с В.Н. Татищевым, организовавшим первые масштабные обследования региона, продолженные другими вплоть до выработки решений V-м Археологическим съездом в Тифлисе.

В рамках интереса губернатора В.Н. Татищева (А. Пальмов; А. И. Юхт) были территории от правобережной Кубани на западе и до Сулака на востоке. Первая лэкспедиция побывала на р. Куме (Н.Г. Волкова; Е.И. Нарожный), а затем в Тартубе-Татартупе (Придарьялье). Собранную информацию В.Н. Татищев отправляет в РАН (А.И. Юхт); ее часть окажется и в бумагах Екатерины II с ее автографом 1768 г. (В. Пыпин; Л.П. Семенов; В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный). С.Г. Гмелин (первая пол. ХVIII в.) среди обитателей золотоордынского города Маджара ошибочно называет лнарод ингушоф (Inguschofen). Появляются первые сведения об архитектурных и культовых объектах в лдолине р. Фортанги и р. Ассы (А.С. Грибоедов). В регионе появляются И.А. Гюльденштедт, П.С. Паллас и др. В 1849 г. М.Ф. Броссе издаёт грузинскую летопись Картлис цховреба; переводится История Армении М. Хоренского (Мовсеса Хоренаци) (Н.Эмин), ставшие подспорьем для кавказоведов. Начинаются раскопки курганов (с 1859 г.) близ сел. Базоркино, у Назрани и у других населенных пунктов (В.Б.Антонович), давшие материалы эпохи бронзы (Е.И. Крупнов) и позднего средневековья (Е.И. Крупнов и Р.М. Мунчаев), включая и мусульманские захоронения кочевников Золотой Орды (Е.И. Нарожный). Э. Эйхвальд (1883 г.) идентифицирует сведения Страбона с кавказскими этнографическими реалиями; активизируются археологические исследования курганов в других уголках Чечни и Ингушетии (Р.А. Даутова). Но и они не затрагивали высокогорной зоны Ингушетии и имели свои недостатки (Е.И. Крупнов). Лишь V-й Археологический съезд 1881 г. в Тифлисе сыграл огромную организационную роль в изучении всего Кавказа, возбудив общий интерес к этому краю как в нашей стране, так и за границей.

Второй этап изучения региона - с  1881 по 1920-е гг. Появляются беглые опинсания А.П. Ипполитова. В Терскую область (1886 г.) направнлена экспедиция МАО, возглавленная проф. В.Ф. Миллером (А.А. Туаллагов), побывавшая и в верховьях рек Ассы, Сунжи и Терека, итоги ее работ отражены в отдельной главе 1-го выпуска МАКа (В.Ф. Миллер). Отдельные его выводы впоследствии были оценены и критически (В.А. Городцов). Однако В.Ф. Миллер - один из первых отечественных специалистов, произведший работы в высокогорье Ингушетии.

С 1886 г. начинается деятельность одного из лпионеров местного краеведения - преподавателя Владикавказского реального училища В.И. Долбежева, работавшего и в горной Ингушетии. В 1900 г. выходит 8-й выпуск МАКа (П.С. Уварова). Секретарь Терского областнонго статистического комитета Г.В. Вертепов (1900 и 1901 гг.) составляет небольшие историко-этнографические работы о чеченцах и ингушах общего характера. В Тифлисе, Владикавказе и Ставрополе издаются серийные сборники Ц ССКГ, СМОМПК, Терский сборник, Сборник сведений о Терской области, Кавказский Е и Терский календари и иные историко-статистические, этнографические издания. Естественно доминировал интерес к ингушам ХIХ в., но и в этих работах (Г.А. Вертепов; Л.Н. Загурский; Н.Н. Дубровин; Ч. Ахриев; Н. Грибовский; Е. Максимов; Е. Россикова и др.) было немало интересного и прямо касающегося изучаемой проблематики. Н.Ф. Яковлев по итогам двух поездок в Ингушетию издает научно-понпулярный этнографический очерк об ингушах. Появляются и другие иснследования описательного характера.

Третий этап в изучении: 1920 - 1940-е гг. С организацией НИИ истории, языка и литературы Ингушетии (1926 г.) и особенно, с объединением его с Чеченским НИИ (1934 г.) изучение прошлого Чечено-Ингушетии было поставнлено на более широкую основу. Возобновление историко-этнографических и археологических изысканий в Ингушетии связано с проф. Л.П. Семеновым (В.Б. Виноградов, В.И. Марковин) и  архитектором И.П. Щеблыкиным, в 1925-1932 гг. проведших несколько археолого-этнографических экспедиций. Разыскания Л.П. Семеннова, охватившие обширный круг разновременных памятников, нонсили разведывательный характер. В 1920-1921 гг. и вплоть до Великой Отечественной войны на территории Ингушетии и соседней Северной Осетии была развернута планомерная экспедиционнная работа. В ней, вместе с Л.П. Семеновым, работали художник-архинтектор И.П. Щеблыкин и художник X.Б. Ахриев. Особое внимание уделялось изучению бытовых памятников средневекового периода, записям легенд и преданий. Благодаря Л.П. Семенову, средневековые памятники здесь оказались гораздо лучше изунченными, чем в других пунктах Северного Кавказа (А.П. Круглов; Е.И. Крупнов и др.). Итоги работ участниками описаны подробно (Л.П. Семенов; И.П. Щеблыкин), получив вынсокую оценку в научной печати тех лет. Высоко оцениваются они и сегодня. (У.Б. Гадиев). 

С 1930-х гг. начинаются полевые исследования экспедиции под руководством Е.И. Крупнова, часть результатов которой были опубликованы в многочисленных работах по истории Ингушетии с древнейших времен до XVIII в. X.Д. Ошаев публикует легенды, связанные с объектами местной архитектуры. В Чечено-Ингушетии работали экспедиции под руководством археологов из ГАИМК (Х.М. Мамаев). Зарождается тесное сотрудничество местных нанучно-исследовательских учреждений со столичными археолонгическими силами (В.Б. Виноградов, В.И. Марковин).

Великая Отечественная война прерывает процесс историко-археологических исследований в связи с ликвидацией нескольких северокавказских республик и депортацией населения в Среднюю Азию и Казахстан. Этот временной отрезок следует выделить в отдельный, четвертый этап: с 1943 по конец 1950-х гг. (от периода ликвидации республики до ее восстановления). Этот период в истории не только современных ингушей, но и ряда их северокавказских соседей, сопровождался включением территории в Грозненскую область; были утрачены и некоторые архитектурные и погребальные объекты горной Ингушетии эпохи средневековья (М.А. Азиев, В.И. Марковин, Д.Ю. Чахкиев).

Эпизодические работы все же проводились на территории области (Джейраховское ущелье) (Л.П. Семенов). В 1945 г. в бассейне Сунжи работает Т.М.Минаева, директор Грозненского краеведческого музея Н.И. Штанько и М.П. Севостьянов. Хрущевскую оттепель открывает начало нового, пятого этапа в исследовании Ингушетии - 1958 - начало 1990-х  гг. Происходит восстановление Чечено-Ингушской республики и ее научно-исследовательской, музейной, библиотечной и образовательной инфраструктуры, учреждений. Передается республике книжный фонд, распределенный между библиотекой им. А.П. Чехова и ЧИГПИ (позднее - ЧИГУ им. Л.Н. Толстого) (И.Ю. Алироев, М.И. Павлов). Возрождается деятельность СКАЭ (с 1958 г.) под руководством Е.И. Крупнова, работавшей сначала от ГИМа, а затем от ИА АН СССР, которая всегда действовала в контакте с местными научно-исслендовательскими институтами и музеями и по существу являлась объединеннной экспедицией ИА АН СССР и местных учреждений. Свои полевые изыскания экспедиция проводила по разработанной программе, охватывающей широкую проблематику от задачи выяснения времени и условий первого заселения края человеком и коннчая вопросами этногенеза и формирования культуры современного кореннного населения от палеолита до позднего средневековья (Е.И. Крупнов). СКАЭ работала отрядами во главе с Р.М. Мунчаевым, В.И. Марковиным, Н.Я. Мерпертом, В.Б. Виноградовым, В.А. Кузнецовым, В.И. Козенковой, О.В. Милорадович и др. Были подготовлены местные научные кадры - к.и.н. С.Ц. Умаров, д.и.н., проф. М.X. Багаев, М.X. Ошаев, к.и.н. Т.Б. Тургиев, д.и.н., проф. М.Б. Мужухоев и др.  Издаются Древности Чечено-Ингушетии, затем I-й том Очерков истории ЧИАССР.

Однако средневековая история и культура этого микрорегиона продолжала оставаться слабоизученной (Е.И.Крупнов). В 1971 году выходит фундаментальная посмертная монография Е.И. Крупнова Средневековая Ингушетия под редакцией Р.М. Мунчаева, став событием в культурной и научной жизни не только Ингушетии, сохранившая свою актуальность и сегодня. Кандидатская диссертация М.Б. Мужухоева, была издана монографией. Публикуются комментарии к историческим преданиям о времени и условиях строительства боевых башен (В.Б. Виноградов). Наряду с ЧИНИИ активно и плодотворно работает кафедра всеобщей истории (впоследствии, истории народов Северного Кавказа) ЧИГУ им. Л.Н. Толстого под руководством проф. В.Б. Виноградова. В 1970-1980-х  гг. в Ингушетии проводят свои работы В.Б. Виноградов и М.Х. Багаев, М.Б. Мужухоев. Появляется (1978 г.) книга И.А. Дахкильгова об историческом фольклоре чеченцев и ингушей.

На этот же период приходится апогей историко-археологического изучения Чечни и Ингушетии. И.А. Сорокина подчеркивает: в Ингушетии работали различные археологические экспедиции из ИА АН СССР, ИИМКа, а также из ЧИНИИИ и ЧИГУ, ЧИНИИСФ, ежегодно издававшие тематические сборники научных статей с участием в них и сотрудников университета им. Л.Н. Толстого. Аналогичная работа проводилась в ЧИГУ, в т.ч. защита серии кандидатских диссертаций по археологии, истории и этнографии населения Чечено-Ингушетии с эпохи древности до средневековья (В.А. Петренко, С.Л. Дударев, Х.М. Мамаев, Н.Н. Бараниченко (Великая), Д.Ю. Чахкиев, Т.В. Нераденко, С.Н. Савенко). Активизируется экспедиционная деятельность (М.Б. Мужухоев, Д.Ю. Чахкиев, Р.А. Даутова и др.), впервые масштабно и полноценно (1982 г.) изучены склепы и каменноящичный могильник Мохде у сел. Шуан (Р.А. Даутова, Х.М. Мамаев). Наметилась и очевидная полемика в интерпретации системы погребальной обрядности средневековых захоронений (М.Б. Мужухоев и ср.: В.Б. Виноградов, Х.М. Мамаев, Н.Н. Бараниченко). Особо укажем на проблемную статью о лгенезисе феодализма (В.Б.Виноградов) у народов Северного Кавказа, ныне получившую дополнительную актуальность в монографиях Ф.Х. Гутнова.

Наиболее важными оказались работы 1987-1988 гг. во время проведения комплексных мероприятий в зоне строительства КПЖД. Их результаты отчасти представлены в публикациях М.Б. Мужухоева, Х.М. Мамаева и Д.Ю. Чахкиева. Масштабные исследования здесь были проведены археологической лабораторией ЧИГУ им. Л.Н. Толстого (В.Б.Виноградов, Е.И. Нарожный, С.Н. Савенко, Б.М. Хашегульгов, В.Л. Ростунов; В.Е. Нарожный и Е.И. Нарожный). Охранно-спасательные археологические исследования выявили 450 каменных ящиков, грунтовых ям и склепов, содержавших останки более 1 тысячи погребенных (В.Е. Нарожный). Е.И. Крупнов и М.Б. Мужухоев опирались на значительно меньший источниковый материал XIII-ХV вв. Исследования дали веские основания и для совершенно иной трактовки истории населения высокогорной Ингушетии и его взаимоотношений с окружающим миром (Е.И. Нарожный). Раскопочные материалы тех лет по объективным причинам пока опубликованы частично (Е.И. Нарожный; В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный; В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный, Х.М. Мамаев, Д.Ю. Чахкиев, Р.А. Даутова)/

  Современный этап историографического наследия ограничивается периодом с 1990 по 2012 гг. Его содержание и итоги в постперестроечное время  Ц коренные изменения в нашей стране и в исторической науке. Появляется солидная серия листорических исследований сенсационного содержания, уже получивших критическую оценку (В.А. Кузнецов, И.М. Чеченов, А.А. Туаллагов, М.С. Гаджиев), что избавляет от необходимости повторяться. После окончания первой чеченской военной кампании и разделения Чечено-Ингушетии Республика Ингушетия стала самостоятельным субъектом РФ, вызвав потребность в создании всей научно-исследовательской, музейной и образовательной инфраструктур и учреждений, включая Ингушский госуниверситет и НИИ гуманитарных исследований с регулярным изданием Научного вестника ИГУ и сборников НИИ, хотя и с немногочисленными публикациями по истории ингушей периода XIII-ХV вв. Проведены Ахриевские чтения памяти ингушского просветителя Ч. Ахриева, посвященные актуальным проблемам истории, этнографии и языкознания Ингушетии. Состоялись и другие республиканские научно-практические конференции, вышли небольшие по объему сборники научных трудов - Новое в археологии и этнографии Ингушетии и Вопросы истории Ингушетии. Но и в них интересующая нас проблематика представлена отдельными статьями (М.Б. Мужухоев; Д.Ю. Чахкиев; И.Г. Алмазов, З.М. Дегиева, Д.Ю. Чахкиев, Н.Д. Кодзоев). Важным шагом стало учреждение Ингушского Археологического центра, издавшего несколько Вестников археологического центра. В одном из них - статья У.Б. Гадиева по актуальным проблемам этнической истории средневековых ингушей, где взвешенно определяются проблемы истории взаимоотношения средневековых аланов и предков ингушей, представлена сводка аланских погребальных комплексов из высокогорья Ингушетии. Факт этногенетических отношений ингушей и аланов сегодня ни у кого не вызывает сомнений, присутствуют лишь различия в оценке последствий этих взаимоотношений. Обратим внимание и на два тома в серии Древностей горной Ингушетии (Д.Ю. Чахкиев), получивших положительные отклики (В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный; В.Е. Нарожный). Особое значение имело проведение (апрель 2010 г.) международных XXVI Крупновских чтений в селении  Армхи3 (В.Е. Нарожный).

Изучение средневековой Ингушетии проводилось и специалистами из Краснодарского края (В.Б. Виноградов; В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный). Была расширена историография археологического изучения Чечни и Ингушетии за 1960-1980-е гг. (В.Б. Виноградов, Е.А. Асеева); опубликован пласт работ, построенных на материалах Келийского и Шуанского могильников; введены в научный оборот отдельные образцы защитного и наступательного вооружения (Е.И. Нарожный; Е.И. Нарожный,  Д.Ю. Чахкиев; А.В. Сальников), предметы мелкой христианской пластики (В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный), находки инструментария (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный, Д.Ю. Чахкиев), образцы керамики и деревянной посуды (Е.И. Нарожный; Е.В. Муравенко), разнотипные украшения и предметы повседневного обихода (Е.И. Нарожный, М.П. Подгорный, Х.М. Мамаев, Е.В. Жилина), нумизматические находки, рассматривалась специфика погребальных обрядов населения высокогорной Ингушетии в ХIII-ХV вв. (Виноградов В.Б. и Е.И. Нарожный; Е.И. Нарожный и Ф.Б. Нарожная), исследовались факты участия в процессе формирования  ингушей XIII-ХIV вв. не только средневековых аланов (М.М.Герасимова; В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный; Е.В. Муравенко), но и выходцев из Грузии (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный), равнинных тюрок и иных этнокультурных групп (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный). В.Б. Виноградов и Е.И. Нарожный указали на основные направления наиболее активных евразийских контактов XIII-ХV вв., в систему которых население горной Ингушетии было втянуто. Рассматривались связи горцев с равнинным населением и, прежде всего, с населением округи города Верхний Джулат (Дедяков-Татартуп) (В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный и др.).

Во второй главе диссертации: Проблемы этнополитической истории ингушей XIII-ХV вв. анализируются различные аспекты этнополитической истории средневековых ингушей, дополняющих выводы предшественников. Глава разделена на два параграфа. Первый параграф: Об участии ингушей в политических событиях XIII-ХIV вв..

Еще М. Броссе полагал, что дурдзуки (дзурдзуки) закавказских письменных источников - предки ингушей, которых называют среди участников похода полководца царицы Тамар Иванэ Мхаргрдзели (Долгорукий или Долгоплечий), предпринятого для подавления крупного восстания пховцев (пшавов и хевсур) и дидойцев (1212  г.). Отрывок, наряду с другими данными, сообщает: к началу XIII в. дурдзуки находились в орбите взаимоотношений с соседней Грузией, хотя и неизвестны условия их участия: в силу своей зависимости, на союзнических условиях или же по найму, т.е. за плату. Хронограф, повествуя о вторжении Джалал-ад-Дина в Грузию, сообщает: царица Русудан (1226 г.) обращается за помощью к северокавказским аланам, дурдзукам и к другим горцам тех мест, лотверзла Врата Дарьяльские и  впустила (в Грузию - В.Н) всех союзников (Г.В. Цулая). Захват Джалал-ад-Дином Тбилиси (ан-Насави; Э.М. Буниятов), а затем грузинской казны, перечеканка им захваченных монет от своего имени, вынуждают Русудан осуществить в 1227 г. и свою эмиссию, рассчитавшись этими деньгами со своими северокавказскими союзниками (И.Л. Джалагания; Е.И. Нарожный). Часть этих монет впоследствии оказывается в захоронениях Келийского могильника и в пещерных захоронениях Дзивгиса (Северная Осетия) (В.Х. Тменов; В.Б. Виноградов; Е.И. Нарожный; В.Х. Тменов, А.А. Цуциев).

В конце 1230-х гг. Придарьялье оказывается в системе формирующегося Улуса Джучи (Золотой Орды), хотя ее власть здесь опосредована аланской аристократической верхушкой (Г.В. Цулая); горная зона в состав Золотой Орды не вошла. В Придарьялье складывается антиордынский военный альянс, подпитываемый Хулагуидами Ирана и вассальной от них Грузией (Г.В. Цулая; М.К. Джиоев; В.Б. Виноградов, С.А. Голованова; Е.И. Нарожный). В орбите альянса оказывается и горная Ингушетия. Косвенно подтверждают это монетные находки отсюда - грузинские монеты Русудан, сменяющиеся чеканами в Тифлисе медных монгольско-грузинских монет Менгу-каана (В.Б. Виноградов, В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный, Д.Ю. Чахкиев).

Эти эмиссии сменяют монеты грузино-хулагуидские (Аргун-хана) и серии хулагуидских монет Тебриза (Ф.Б. Нарожная). В горной зоне региона монетные находки не являлись платежным средством (В.Б. Виноградов), возможно, они  являлись частью платы за службу или же были трофеями. Монеты попадали из Грузии или же через Грузию. В 1260-е гг. грузинский царь набрал отряд (в другой версии -лармию) из горцев Придарьялья для противостояния Золотой Орде. По  Г. Рубруку, аланы (горцы вообще - В.Н.) в тех горах все еще не покорены, так что из каждого десятка людей Сартаха двоим надлежало караулить горные ущелья, чтобы эти аланы не выходили из гор для похищения их стад на равнине, между владениями Сартаха, аланами и Железными Воротами. По Хронографу, в 1262 г. из Придарьялья в Грузию уходит аланка Лимачав вместе с малолетними сыновьями-лцаревичами - Бакатаром и Пареджаном. Однако обстановка здесь не меняется вплоть до известных событий 1277-1278 гг. у славного ясского города Дедякова. Можно предполагать, что аланы округи Дедякова опирались на широкий круг союзников, включая и других горцев региона (Е.И. Нарожный).

Русско-ордынский поход на Дедяков - упреждающая акция, направленная на срыв выступление Ильханов Ирана и их союзников против Золотой Орды. Рашид-ад-Дин сообщал о походе Хулагуидов во главе с сахиб-диваном Шамс-ад-Дином Джувейни для утверждения своего контроля над Дербентом, Лезгистаном и горой Эльбруса. Спланированный на 1278 г. поход Хулагуидов, являлся крупной антиордынской акцией, которую Менгу-Тимур упредил (Е.И. Нарожный и ср.: В.А. Кузнецов). В антиордынской коалиции с аланами Придарьялья участие могли принять и дурдзуки, подтверждением чему могут служить находки наконечников стрел оригинального типа, характерных для территории Руси (А.Ф. Медведев, А.Н. Кирпичников). Они - из окрестностей Верхнего Джулата и из Келийского и Шуанского могильников. Определяя причины, время и условия их появления в Придарьялье, заманчиво увязывать с комплексом вооружения русских дружинников, осаждавших Дедяков, затем привнесенных и в горы Ингушетии. К середине 1290-х гг. в Придарьялье  была лишь стража татарская, но грузинский царь вместе с горцами микрорегиона ее изгоняет. Вероятно, что и в этой военной акции дурдзуки принимали непосредственное участие. В начале ХIV в. Узбек-хан начинает строительство города Верхний Джулат, фактически отрезавшего горцам выход на золотоордынскую равнину.

Нумизматический материал начала ХIV в., по-прежнему указывает на сохранение ориентации горцев Ингушетии  на Закавказье, хотя постепенно начинают доминировать монеты золотоордынские, распространение которых здесь нередко рассматривают только как военные трофеи (В.Б.Виноградов), ставшие затем украшениями либо оберегами (Р.А. Даутова; В.Б. Виноградов; Е.И. Нарожный и Ф.Б. Нарожная). Можно предполагать: наличие таких монет Ц свидетельство активизации отношений горцев с равнинно-предгорной зоной Золотой Орды, чему созвучен и тезис Е.И. Крупнова, основную массу керамики Ингушетии выводившего из Золотой Орды, из Верхнего Джулата, вверх по р. Армхи (Е.И. Нарожный; Е.В.Муравенко) и вверх по р. Ассе (Е.И. Нарожный). Такая же продукция имеет и явно закавказское происхождение - из Жинвали (В.А.Джорбенадзе; Х.М.Мамаев; Е.И. Нарожный; Е.В. Муравенко), но на их фоне доминируют местные образцы керамики, в т.ч. и аланского генезиса (Е.В.Муравенко). На контакты с золотоордынской равниной указывает и часть предметов вооружения (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный; М.В. Горелик), с признаками центральноазиатского (лмонгольского) происхождения. Есть и аланские образцы (Е.И. Нарожный). Единственный шлем в виде кольчужной сетки (М.Б. Мужухоев); этот тип шлемов характерен для кочевнических захоронений Северо-Восточного Причерноморья (А.В. Дмитриев; Е.А. Армарчук и А.А. Малышев).

Серия сабель со следами их преднамеренно поломаны, что связывают с лобрядом порчи оружия (Д.Ю. Чахкиев), хотя подобная лпорча традиционна для Северо-Восточного Причерноморья (А.В. Пьянков; Е.А. Армарчук, А.А. Малышев и др.). Бронзовые нагрудные бляхи (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный), как и на половецких каменных скульптурах (С.А. Плетнева). Их распространение в горах Ингушетии М.В. Горелик связывает с притоком сюда половцев. Однако наличие блях в раннем средневековье связывается с тюркоязычными кочевниками Кавминвод (В.А. Кузнецов, Р.Р. Рудницкий) и Восточного Причерноморья (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный), что становится еще одним поводом для увязки таких находок с привнесениями из Причерноморья. Показательна и часть уже опубликованных (Д.Ю.Чахкиев; В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный, Д.Ю. Чахкиев) предметов быта и инструментария горной Ингушетии, имеющих золотоордынские аналогии (В.Е. Нарожный), которые лвоенными трофеями считать сложно. Выразительна коллекция разнотипных украшений - серьги и подвески в виде знака вопроса (Е.И.Нарожный, М.П. Подгорный; Х.М. Мамаев, Е.И. Нарожный), перстни и кольца, особенно с эпиграфическим (арабоязычным) орнаментом, разнотипные бусы и пр. (Е.И.Нарожный, Ф.Б.Рахимкулова; Е.И.Нарожный; Е.В.Жилина). Видеть и в них только лтрофеи, неправомерно (Е.В. Жилина). Возможно - это следствие прямых либо же опосредованных торгово-обменных связей горцев с золотоордынской равниной (Е.В.Жилина) и с соседней Грузией. Незначительная их часть - привнесения с миграциями населения из Северо-Восточного Причерноморья.

Второй параграф главы: Основные этнокомпоненты в этногенезе средневековых ингушей посвящен изучению основных этнокультурных групп населения, периодически вливавшихся в среду средневековых ингушей. Отдельные аспекты проблемы уже рассматривались предшественниками (Л.П. Семенов, Е.И. Крупнов, В.П. Алексеев, М.Б. Мужухоев, В.Б. Виноградов и др.), которые акцентировали внимание на  участии в процессе северокавказских аланов (обзор см.: У.Б. Гадиев), что документировали раннесредневековые катакомбы Джейраховского ущелья (Л.П. Семенов, Е.И. Крупнов, М.Б. Мужухоев, В.Б. Виноградов, Х.М.Мамаев, М.Х. Багаев, Д.Ю. Чахкиев и др.). Их исчезновение объясняют различно: ассимиляцией, постепенным смешением населения и продвижениями вглубь горных ущелий, растворением аланов в местной этнической среде и пр., констатируя смену захоронений в катакомбах на погребения в каменных ящиках.

Материалы Келийского могильника иллюстрируют не только процессы консолидации внутри горского общества, но и заметное проявление различных черт разных погребальных традиций, несмотря на определенную нивелировку, изначально разных погребальных обрядов. К тому же, на могильниках сосуществуют полуподземные склепы, каменные ящики, грунтовые ямы. Рядом - скальные захоронения, которые позволительно рассматривать как памятники новых этнических групп, наряду с придарьяльскими аланами, оказавшимися здесь уже с середины ХIII в. (?). Бросается в глаза и коллективный характер погребений (от 2 до 6 человек) в грунтовых ямах и в части  каменных ящиков (Е.И. Нарожный; С.Н. Савенко), наводя на мысль о параллели с захоронениями в катакомбах, предназначавшихся для погребения лодной семьи из 2-4 человек (Д.С. Коробов). Этнокультурное смешение предков ингушей с аланами подкрепляют фольклором ингушей (И.А. Дахкильгов; Д.Ю. Чахкиев) и исследованиями  антропологов (В.П. Алексеева; М.М. Герасимовой).

Предпочтительны наблюдения, не исключающие доминирующей роли местного населения в ассимиляции аланов в Джейраховском ущелье и Горно-Ассинской котловине. Потомки этого населения полностью переходят к погребениям в каменных ящиках, сохраняя не только коллективный характер погребений, но и другие черты, например, использование жернова в конструкции ящика и пр. Аланские традиций отражает и погребальный инвентарь, использовавшийся на протяжении существования Келийского могильника - керамика (Е.В. Муравенко), амулеты. Копоушки, поясные накладки и пр.; заметен процент сабель, оформление и декор которых повторяет оформление сабель из раннесредневекового Змейского катакомбного могильника (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный). Фиксируются и следы присутствия в горах закавказского этнокомпонента. Речь может идти об этногенетических связях, прослеживающихся еще с древности (Л.П. Семенов; Е.И. Крупнов), хотя спорной является версия о присоединении в ХIV в. Придарьялья (часть Осетии и Ингушетии) к Грузии (Ц.М. Гваберидзе), как и мнение, ставящее в прямую зависимость лмонголо-татарское нашествие и начало набегов горцев региона на Грузию (Ю.М. Сихарулидзе).

Дискуссионным выглядит и тезис о прямом подчинении всей средневековой истории горцев Восточного Придарьялья политической и этнокультурной лволе Грузии (Л.Ю. Маргошвили). Участие дурдзуков в политических акциях Грузии предполагает существование самый разный характер связей и отношений между населением регионов, включая и миграционные процессы. Подтверждают это и находки местной керамической и деревянной посуды с грузиноязычными надписями - еще одним аргументом в пользу присутствия здесь выходцев из Грузии. Схожую ситуацию демонстрируют и известные материалы из Аварии (Дагестан) (Т.Е. Гудава; Г.Г. Гамбашидзе и др.). Сведения о межэтнических связях содержит и часть ингушского фольклора (И.А. Дахкильгов). Справедливо речь ведется о существовании подобных контактов предков ингушей с населением округи  грузинского г. Жинвали (Х.М. Мамаев; Е.И. Нарожный; Е.В. Муравенко).

Рассматривается и присутствие в горах представителей кочевого населения - половцев по М.В. Горелику, хотя указанная версия спорна (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный). Нахождение в Осетии и Ингушетии пещерных (лскальных) захоронений (Л.П. Семенов; В.А. Кузнецов; Р.А. Даутова; В.Х. Тменов; Е.И. Нарожный и др.), как и лкатакомбы у сел. Ушкалой в Чечне (М.Х. Багаев; Р.А. Даутова, Х.М. Мамаев), их распространение там связывают с оттоком аланов в горы (В.А. Кузнецов; В.Б. Виноградов). Известны они от Верхней Кубани-Кавминвод (Д.С. Коробов) до границ Чечни и Дагестана (Р.А. Даутова) и датируются ранним средневековьем, золотоордынским временем (В.И. Марковин; Е.И. Нарожный), сохраняясь до ХVIII в. (Л.П. Семенов; Р.А. Даутова; Е.И. Нарожный). Раннесредневековый их ареал ныне калькируют на ареал бытования борганской топонимии (Е.И. Нарожный). Тюркоязычные борганы - кочующие, перемещающиеся, передвигающиеся во времени и в пространств (Л.И. Лавров; В.Б. Виноградов), которых ныне идентифицируют и с бродячими Подонья и Приазовья (Е.И. Нарожный).

Миграции борганов с запада на восток региона документируется топонимикой долины Сунжи (М.М. Базоркин; А.А. Сулейманов; В.Б. Виноградов), в грузинской традиции называемой р. Борагнис-Цкали, т.е. Борганской рекой (В.Б. Виноградов). В начале ХV в. там же возводится мавзолей Борга-Каш (лмогила Боргана или борганов); у слияния Сунжи и Терека (XVI в.) возникает Брагунская деревня (совр. Брагуны) (В.Н. Татищев; Л.П. Семенов; Л.И. Лавров; В.Б. Виноградов). В Придарьялье борганы осваивают как предгорно-равнинную зону, частично проникая и в горы, привнеся туда скальный обряд захоронений, а также лобряд порчи оружия и пр. Смешение их с местным населением, возможно, стало основой формирования более поздней этнокультурной общности карабулаков (Е.И. Нарожный). Помимо Северного Кавказа лскальники известны в горном Крыму, в Кузнецкой котловине и в Сибири, где они связываются с тюрками.

Находки русских предметов мелкой христианской пластики XII-ХIV вв. (В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный, С.А. Голованова; Е.И. Нарожный; Д.Ю. Чахкиев), разделены на условные группы Ц нательные крестики, энколпионы, наперсные кресты, змеевики и т.д., с определенной социальной стратиграфией. По аналогиям и по месту изготовления, они из Киева (Е.И. Нарожный), Новгорода (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный) и других мест средневековой Руси. Их владельцы попадали в горы через Верхний Джулат. Показательны на этот счет описания убийства М.Я. Тверского в ставке Узбека, на р. Ачалуки - р. Горесть, хотя существуют и другие версии на этот счет (В.А. Кучкин; В.А. Кузнецов; Г.И. Кусов), вблизи Дарьяла (ПСРЛ; В.А. Кучкин; В.Б. Виноградов). Окружение князя предлагало ему бежать в горы (ПСРЛ; Т.В. Николаева; В.Б. Виноградов). Отказ М.Я. Тверского, приведший к драматической развязке, вовсе не означает, что подобной возможностью не могли воспользоваться другие русские, находившиеся в золотоордынских владениях в Придарьялье. Сведения вполне могут объяснять характер и условия появления в Придарьялье предметов русской христианской пластики вместе с их первоначальными владельцами.

Третья глава диссертации: Характеристика профессиональной специализации горского общества и конфессиональной ситуации в нем (по материалам Келийского и Шуанского некрополей XIII-IV вв.) разделена на параграфы. Первый из них: Процессы социальной дифференциации в горском обществе. Исходя из общей статистики погребенных (более 1 тыс. человек) (В.Е. Нарожный), любопытной становится  попытка анализа внутренней структуры горского общества. Мы учитываем и  доступные материалы с других объектов Ингушетии - Паметского могильника VIII-IХ вв. в Джейраховском ущелье (В.И. Долбежев; В.Ф. Миллер; Л.П. Семенов; Е.И. Крупнов; Н.Н. Бараниченко). В начале 1990-х гг. здесь же были изучены две раннесредневековые катакомбы и 4 каменных ящика, датированных монетами ХIV в. (Д.Ю. Чахкиев).  Каменноящичный могильник ХIII-ХIV вв.  известен на Шуанском некрополе (Л.П. Семенов; Р.А. Даутова). Синхронный некрополь - на Биштском перевале (М.Б. Мужухоев; Д.Ю. Чахкиев). Все они в фольклоре связываются с местами сторожевых постов (Д.Ю. Чахкиев). В центре верхней части могильного поля Кели находился крупный каменный крест (Е.И. Нарожный; М.А. Азиев, В.И. Марковин, Д.Ю. Чахкиев). Келийские материалы позволяют рассматривать их как результат своего рода демографического взрыва, обусловленного, по-видимому, не только миграциями, консолидацией мелких обществ, а также и другими внутренними процессами. 

В литературе почти нет сведений о поселениях и домостроительстве горцев рассматриваемого периода (Л.П. Семенов; Е.И. Крупнов; М.Б. Мужухоев; В.П. Кобычев; З.А. Мадаева и др). Есть сведения о лциклопических постройках у сел. Карт, Бишт и Дошхакле - многокамерных строениях, сложенных всухую из крупных каменных блоков, отнесенных к эпохе бронзы (М.Б.Мужухоев, Р.Бекбузаров). Такие строения есть и у Келийского могильника. Шурфовка двух из них (1987 г.) дала керамический материал ХIII-ХIV вв., синхронный керамике Келийского могильника (Е.И. Нарожный). Многокамерные жилые строения состоят из внутренних помещений малой площади с каменными лежанками вдоль стен (как и в полуподземных склепах). Каждое строение рассчитано на несколько семей. Для сравнения укажем на семейные участки Келийского могильника с группами коллективных захоронений в каменных ящиках и грунтовых ямах (В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный). Их анализ вполне дополняет общие впечатления о лциклопических постройках. На Шуанском, Биштском и Келийском могильниках есть и полуподземные склепы, синхронные (по нумизматическим материалам) каменным ящикам. Статистика костных останков из склепов (Шуан 1982 г.; Кели-1987-1988 гг.) позволила устанавливает минимальное количество погребенных в них в пределах от 2 до 35-58 и более человек, максимальное - 68-76 человек (Е.И. Нарожный).

Склепы, вероятно,  использовались как родовые усыпальницы для погребений родственников одной или нескольких семей. Грунтовые захоронения Келийского могильника содержали останки коллективных, нередко неполных захоронений, располагавшихся на перекрытиях каменных ящиков (В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный), вне анатомического порядка. Установлены доказательства их перезахоронений из склепов, что могло быть обусловлено процессами, происходившими внутри родо-племенной структуры, постепенно теряющей свой прежний общественный статус. На Шуанском некрополе, при наличии здесь каменных ящиков (Л.П. Семенов; Р.А. Даутова), зафиксировано локоло 250 (.Р.А. Даутова, Х.М. Мамаев, Е.И. Нарожный, Д.Ю. Чахкиев) или  более 500 полуподземных склепов (Д.Ю. Чахкиев, Е.И. Нарожный). В исследованных склепах отмечено от 2-6 человек (Е.И. Нарожный Д.Ю. Чахкиев) до 50-ти и более. Ситуация позволяет предположительно рассчитывать, даже приблизительно, ориентировочное количество населения XIII-ХV вв. и констатировать процесс постепенного перехода от индивидуальных каменных ящиков к захоронениям в коллективных склепах, что отражает процессы начала возвышении отдельных родов и их роли в общественной жизни общества. Изучая специфику феодализации горцев (Л.П. Семенов, Е.И. Крупнов, М.Б. Мужухоев), В.Б. Виноградов предложил наиболее стройную и наиболее предпочтительную картину этого процесса на фоне т.н. особого горского феодализма.4

Характеризуя социальную структуру горцев, укажем на воинское сословие средневековых ингушей, наличия у них конницы и других подразделений (Д.Ю. Чахкиев). Применительно к ХIII-ХV вв. такие дефиниции спорны, т.к. в погребениях Кели и Шуана находки конского снаряжения присутствовали в 6-ти захоронениях с распределителями для ремней уздечного набора и 1 фрагментом подножки стремени. На рисунках ингушских лбяччи-военных предводителей ХVIII-ХIХ вв. (Е. Студенецкая; Д.Ю. Чахкиев), они изображены пешими. На роль бяччи ХIII-ХIV вв. претендуют только 3-5 захоронений с устойчивым набором воинского снаряжения - шлем, кольчуга (в 1 случае -пластинчатый доспех), сабля, наконечник копья и колчанный набор. Остальные воинские захоронения отмечены сочетанием: шлем, сабля, наконечник копья, колчанный набор; сабля, копье, колчанный набор; наконечник копья, колчанный набор; только с набором наконечников стрел. Корреляция не позволяет вести речь о строгой и устойчивой воинской специализации. Наряду с единичными тяжеловооруженными воинами, уверенно речь можно вести о захоронениях ллучников и лкопейщиков. В группе погребений только с наконечниками стрел сложно видеть только воинов, т.к. наборы стрел в них лохотничьи. Нет возможности вести речь и о достаточно организованных лвоинских подразделениях, поскольку комплекс вооружения в них больше напоминает силы лополчения. Захоронения лохотников с наконечниками стрел для охоты на крупного, мелкого зверя и птиц подтверждает остеологический материал - подвески из зубов медведя,  ручки для ножей и сабель из рога серны и горного козла, тура, а также, клыки дикого кабана. Трубчатые кости птиц были использованы в перевязи  из тонких и ровно обрезанных косточек (от 10 особей).

Ремесла и домашние промыслы иллюстрируются различными артефактами. Кузнечное дело документируют: шлем со следами грубого ремонта; следы ремонт присутствуют на ножнах сабель (наварка и клепки). Есть всего одна литейная форма (неопубликованная) из захоронения лювелира (М.Б. Мужухоев). Известны железные молоточки (Д.Ю. Чахкиев), имеющие аналогии среди инвентаря лювелиров Волжской Болгарии. Местная продукция - серии бронзовых подвесок (копия с копии), украшения и предметы быта (Е.И. Крупнов; М.Б. Мужухоев; Х.М. Мамаев и Е.И. Нарожный). Из местной среды были и ремесленники - керамисты (гончары), что подтверждает керамическая печь близ сел. Эгикал (В.Б. Виноградов, В.И. Марковин; Д.Ю. Чахкиев), утраченная при строительстве КПЖД. Выявлены (склеп и каменный ящик) с предметами инструментария керамистов (Е.И. Нарожный, В.Е. Нарожный, Д.Ю. Чахкиев). Лепная керамика - результаты домашних промыслов. Изделия из кости и рога (домашних и диких животных) - продукция косторезов, ремесленников и домашних промыслов.

Деревообработка представлена остатками посуды и подражаниями (Р.А. Даутова, Х.М. Мамаев, Н.И. Нарожный, Д.Ю. Чахкиев) металлическим чашам периода китайской династии Юань и фарфоровым изделиям чжурчженей Дальнего Востока (с Шайгинского городища-?) (Е.И. Нарожный). Долото, инструменты для вырезания деревянных ковшиков и ложек, стамески, железные клинья и пр. (В.Е. Нарожный) - находки из склепов. Кожевенное производство и производство шерсти, нитей подтверждают находки фрагментов кожаной обуви и многочисленные лпружинные ножницы для стрижки овец, сопровождавшие захоронения лвзрослых и, вероятно, замужних женщин (Е.И. Нарожный), в которых были и бронзовые наперстки, иглы, проколки. Железные ножи обнаружены в каждом захоронении вне зависимости лот возраста и пола погребенных (Е.И. Нарожный); по аналогиям из Волжской Булгарии (Л.Л. Савченкова), часть ножей - для кожевенного производства.  Использовалась и привозная  кожа морских скатов (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный), что характерно для обкладок рукоятей сабель раннего средневековья (С.Н. Савенко) и кочевнических древностей степной зоны Предкавказья эпохи Золотой Орды (Л.Э. Голубев, А.А. Сазонов). Фрагменты разноцветных нитей из шерсти и холщовых тканей - местного производства (Б.Б-А. Абдулвахабова). Наряду с домотканой одеждой использовались и импортные образцы, например, фрагмент иранского шелка (Е.И. Крупнов; З.В. Доде) и обрывки разноцветного шелка с металлическими нитями, наборы кашинных пуговиц с поливой (Е.В. Жилина). Расположение последних на скелетах предполагает существование распашной верхней одежды с лправым запахом, считающимся признаком монгольской одежды (М.В. Горелик). Это актуализирует предположение о возможно лмонгольском прообразе ингушских головных уборов Ц лкурхарсов (Е.И. Нарожный, Н.А. Охонько).

Одно погребение Келийского могильника с железным византийско-кавказским (Е.И. Крупнов; В.И. Марковин; В.Б. Виноградов; М.Н. Ложкин, С.Н. Малахов и др.) крестом и скорлупой куриных яиц (С.Н. Савенко). Скорлупа известна и в раннесредневековом могильнике Мартан-Чу (Х.М. Мамаев), что связывают с влиянием христианства. Клепаные кресты - частая находка в христианских церквях (Е.И. Крупнов; О.В. Милорадович; М.Н. Ложкин, С.Н. Малахов) и лишь изредка в погребениях (М.В. Ельников). Кресты рассматривают как атрибут литургических действий (М.Н. Ложкин, С.Н. Малахов). Женское погребение с перевязью из костей мелких птиц,  нагрудными амулетами, связками шерсти и кабаньим клыком можно сопоставлять с лязыческими культами. Еще один скелет женщины - с кабаньим клыком, пучком шерсти животного, зеркалом и  крупными бусинами, створкой раковины. Сочетание предметов считают атрибутами знахарей, колдунов и ведунов (Н.Н. Бараниченко; В.Б. Виноградов, Д.Ю. Чахкиев). Сосуществование захоронений разных конфессиональных систем напоминает близкую ситуацию на Жинвальском городище в Восточной Грузии (В.А. Джорбенадзе).

В горском обществе заметное место занимали и отдельные народные целители, врачевавшие различные заболевания и недуги, что подтверждают следы трепанации, сросшихся переломов и пр. Подобная практика, сопряженная со сбором целебных трав и плодов, подкрепляется фольклорными данными, свидетельствовавшими о передаче подобных знаний из поколения в поколение, но в рамках лодного рода (Д.Ю. Чахкиев). Еще одной специализацией было камнерезное и каменнотесное дело. Шесть железных тесел-мотыжек и одна крупная мотыга, использовались для обработки террас на склонах гор. Усилия, прилагаемые при этом, как считается, с трудом окупались скромными урожаями, не обеспечивавшими длительными запасами продовольствия. Подобная структура горского общества позволяет судить о степени его развития, внутренней специализации и социально-имущественной структуре и о ходе лфеодализации.

Второй параграф главы: Изменения социальной и общественной структуры ингушского общества в XIV-ХV вв.. Рассматриваемые события ХIII в., усилили влияние Грузии, втянув горцев в орбиту ее внешнеполитических интересов, а также процесс включения равнин Северного Кавказа в сферу политико-экономического контроля Золотой Орды, что отрезало горцев от давно налаженных взаимоотношений. Ситуация сопровождается притоком заметного количества равнинного населения в горы, что ощущается и в XIV в.

Участие дурдзуков в политических и военных акциях Грузии и Хулагуидов способствовало появлению у них отдельных групп, получавших денежное вознаграждение, хотя деньги как платежные средства хождения в горах не имели (Е.И. Крупнов; Р.А. Даутова; В.Б. Виноградов и др.), или свою долю добычи. Иллюстрацией тому  - свидетельство Г.Рубрука о выходах горцев на равнину для нападения на кочевников и угонах их стад, когда они лубивают вельмож. Сопряженный со смертельным риском лпромысел в случае успеха открывал кратчайший путь в т.ч. и к кардинальному изменению социально-имущественного статуса участников акции (В.Б. Виноградов; М.М. Блиев). В этнографии более позднего времени этот род занятий называют наездничеством (А.С. Марзей), на фоне которого, к примеру, занятие торговлей вызывало презрительное отношение (Е.И. Крупнов; Д.Ю. Чахкиев), хотя в ее результатах нуждались все. Наездничество не осуждалось; каждый наездник демонстрировал индивидуальные физические качества, удаль, отвагу и удачливость (А.С. Марзей; М.М. Блиев). При этом удаль была направлена не против горского общества, а против лобщего врага.

В XIV в. в горах резко сокращается процесс использования каменноящичных некрополей за счет увеличения склеповых захоронений. В разном количестве они расходятся по Горно-Ассинской котловине (Д.Ю. Чахкиев), причем, не только на периферии каменоящичных могильников, но и вдали от них. В каждом склепе от 2-6 (Д.Ю.Чахкиев, Е.И. Нарожный) до 60-70 и более погребенных человек (М.Б. Мужухоев, Д.Ю. Чахкиев). Явление датируется началом - первой половиной XIV в., когда заметно проявляется и процесс  социально-имущественного расслоения, возможно, являвшегося одним из факторов, толкавшим наиболее мощные родовые образования осваивать новые территории, в т.ч., выходы в соседние боковые ущелья. Особо выделяется Салгинское ущелье (Л.П. Семенов; Е.И. Крупнов; Д.Ю. Чахкиев) с еще одним склеповым могильником, по масштабам не уступающим Шуанскому. Именно в это время происходят глубинные процессы, сильно изменяющие внутреннюю структуру горского общества.

Третий параграф главы: Поселения и башни горной Ингушетии как отражение системы внутренней организации горского общества рассматриваемого времени. Не менее скудный характер источниковой базы, разрозненные описания предшественников определяют сложность этого аспекта проблемы. Некоторые авторы полагают: средоточие и скученность погребальных памятников горной Ингушетии должны свидетельствовать и о наличии здесь крупных и синхронных бытовых памятников с боевыми башнями, возникновение которых сегодня ставят в прямую связь с образованием Золотой Орды (М. Б. Мужухоев). Почти полное отсутствие достоверных артефактов интересующего порядка нередко объясняют тем, что средневековые строения лразбирались при строительстве новых, более поздних построек, хотя и этот аргумент должен подкрепляться достоверными доказательствами. Известные сведения о лциклопических постройках (Кели, Дошхакле, Карт, Биштский перевал) - отрывочная информация о реальных памятниках жилого домостроительства.

Вместе с остатками загонов для скота, обнесенных невысокими кладками, и иными хозяйственными постройками они определяли границы компактных поселений, хотя судить о них без раскопок представляется сложным. Позднее ХIV-ХV вв. лциклопические строения трансформируются в полубоевые башни, в кладках которых иногда присутствуют каменные блоки из разобранных (?), более ранних лциклопических построек. Подобные изменения, вероятно, отражают и внутренние изменения, происходившие внутри горского общества. Боевые башни, строительство которых ныне относят  к лдомонгольскому времени (А. Гольдштейн и ср.: В.А. Кузнецов) или же, к ХIV в., умозрительны, поскольку у башен имеются узкие бойницы для огнестрельного оружия. Наличие на башнях декора, сопоставляемого со стилизованной Голгофой, датируют такие строения поздним средневековьем *В.И. Марковин; ДЮ Чахкиев; Д. Белецкий). Ведя речь о поселениях и жилищах XIII-ХIV вв., предполагается, что география их распространения обусловлена комплексом причин Ц безопасность и труднодоступность; близость к источникам воды, визуальная близость, доступ к относительно благоустроенной дороге, проходившей сквозь всю котловину (Д.Ю. Чахкиев). Ее остатки у Келийского могильника (между ним и лциклопическими постройками) выложены из булыжника, ширина полотна более 2 м (для движения не только верхом, но и на повозке). Дорога изгибается по рельефу местности. Со стороны склона она выравнивалась кладкой из крупных камней, сложенных вперевязку и всухую. Магистраль, частично сохранилась и в других местах котловины, соединяла поселения между собой, выводя к ущельям Армхи и Ассы, находясь, вероятно, общественной лсобственностью, поддерживаясь коллективными усилиями.

В 4-м параграфе той же главы рассматривается Специфика системы религиозных воззрений населения горной Ингушетии XIII-ХIV вв.. Наличие здесь нескольких христианских храмов и ряда разнотипных лязыческих святилищ, длительное время привлекавших внимание ученых, в конечном итоге определили полемику о характере конфессиональной принадлежности средневековых ингушей. В отличие от предшественников (Л.П. Семенов; Е.И. Крупнов и др.) М.Б. Мужухоев, предложил свою хронологию культовых сооружений Ингушетии и атрибуцию ингушских святилищ и христианских храмов, вызвавших критические замечания (В.Б. Виноградова, Н.Н. Бараниченко, В.А. Кузнецов и др.). Наличие у части лсвятилищ апсиды, а в ряде лхрамов культурных слоев, чего в действующих храмах, в принципе, быть не должно (В.Б. Виноградов; Н.Н. Бараниченко), позволило оппонентам М.Б. Мужухоева иначе воспринимать известные культовые сооружения. Аналогичен и спор о характере погребений рассматриваемого времени. В.Б. Виноградов и Н.Н. Бараниченко высказались о христианской принадлежности большинства некрополей; М.Б. Мужухоев настаивает на лязыческой или же, лязыческо-христианской обрядности.

Дискуссия привела к появлению такой дефиниции, как лэтнизованное христианство, подразумевающего переосмысление христианского вероучения и адаптацию к нему старых, языческих традиций (В.Б.Виноградов, Н.Н. Баранченко;Х.М. Мамаев; Д.Ю.Чахкиев; Е.И. Нарожный и др.). Интерес к проблеме ныне вновь актуален (У.Б. Гадиев). Нам представляется, что дискутируемое явление имело общекавказский характер, что подтверждают синхронные материалы из Грузии и Южной Осетии - могильник Накалакари - некрополем средневекового г. Жинвали (В.А. Джорбенадзе). Другие памятники Восточной Картли - в ущелье р. Арагва (В.А. Джорбенадзе) и в Южной Осетии (Р.Г.Дзаттиаты). И их рассматривают как христианские, с наличием внутри захоронений определенного количества сопровождающего инвентаря (от 1 до 10 и более предметов). Подобная ланомалия в погребальном обряде христиан трактуется как лпережитки (атавизмы) языческих верований (Р.Г. Дзаттиаты; В.А. Джорбенадзе и др.). Помимо закавказских и горноингушских средневековых погребальных памятников, близкую картину демонстрирует христианский некрополь у храма 1 Верхнего Джулата (Е.И. Крупнов; О.В. Милорадович). Необходимо учитывать: некоторые предметы сложно назвать линвентарем (детали одежды; украшения в мочках ушей и пр.). Их наличие формально нарушает каноны христианства, являясь допустимыми вольностями в повседневной ментальности современников. В связи с дискуссией показательно сослаться и на свидетельство католического брата Журдена (XIV в.) из Ордена Проповедников. Описывая лепископства Каспийских гор близ Дербента, он заметил - лэто люди, называющие себя христианами, но какие они христиане, если ничего не смыслят в вере и приносят жертвы на Кресте (Я.М. Свет). Наблюдение Журдена - характеристика лэтнизованного христианства.

Христианство, привнесенное сюда, как минимум с Х века (В.А. Кузнецов), поддерживалось в горах Восточного Придарьялья под воздействием не только византийской церкви (В.А. Кузнецов). Высокогорье Ингушетии находитось и в орбите прямого и непосредственного воздействия христианской Грузии (Е.И. Крупнов; Г.Г. Гамбашидзе;  В.А. Джорбенадзе; В.Б. Виноградов; Н.Н. Бараниченко и др.), что документируют христианские храмы (Тхаба-Ерды, Алби-Ерда и др.). В грузинском Хронографе сообщалось о миссионерской деятельности здесь, осуществлявшейся Пименом Гареджийским (Г.В. Цулая); известно и миссионерство Ефимия (Е.И. Крупнов). Христианизация из Грузии являлась мощным средством и фактором в антиордынской коалиции с горцами на стороне Хулагуидов (В.Б. Виноградов; М.К. Джиоев; Е.И. Нарожный). Версия ныне имеет как оппонентов (В.А. Кузнецов, И.М. Чеченов), так и сторонников (Г.А. Федоров-Давыдов; В.П. Костюков; В. Малышев; А. Арсланова и др.). Грузинская церковь активно вовлекала в процесс местных (ингушских) лидеров (Д.Ю. Чахкиев), что вполне объясняет сетования брата Журдена по поводу того, что местное население лничего не смыслило в вере. Погребальная обрядность могильников горной Ингушетии наглядно свидетельствует, насколько сильно переплетаются каноны христианства и язычества, совсем не мешавшее хоронить своих сородичей на могильнике (Кели) под сенью большого каменного креста, возвышающегося в его верхней части и снаряжать умерших обильным и разнообразным погребальным инвентарем, нередко включавшим в себя и предметы мелкой христианской пластики.

Четвертая глава диссертации Внешние и внутренние факторы процесса имущественно-социального расслоения и феодализации горского общества. Здесь отмечается, что, предлагая различные оценки общественного устройства и внутренней структуры горского общества эпохи средневековья, многие специалисты опираются на комплекс хорошо известных исследований.5 Еще в рамках формационной истории признавалась сложность оценки горского лсредневековья на основе критериев европейского феодализма, не подходивших в полной мере для объективной оценки не только истории кочевых сообществ Евразии, но и для горских сообществ Кавказа (В.Б. Виноградов, С.Л. Дударев, Е.И. Нарожный; В.Е. Науменко, Е.И. Нарожный; Л.М. Хут; Ф.Х. Гутнов и др.). Поиск новых методологических подходов привел к выработке критериев северокавказской цивилизации (А.А. Аникеев, В.П. Крикунов, В.П. Невская), внутри которой она дробилась на ее составляющие, включая и лвайнахскую цивилизацию (обзор см.: М.Х. Багаев). Другие используют понятие лгорский феодализм. Во всех случаях признается: применительно к ХIII-ХV вв. отсутствуют источники для всестороннего изучения проблемы. Ретроспективный метод анализа проблемы уязвим, т.к. не всегда точно и достоверно устанавливается исторический отрезок времени появления используемых материалов. В нашем случае все материалы надежно датируются монетами.

Период XIII-ХIV вв. способствовал складыванию различных предпосылок для  активных процессов, включая и имущественно-социальное расслоение, вызвавшего деформацию давно сложившихся, традиционных систем общественного устройства, хотя для каждой территории необходим индивидуальный подход.

Относительная скученность бытовых и архитектурных объектов высокогорной Ингушетии более позднего времени, значительно затрудняют исторические реконструкции. Более реально ситуация вырисовывается при районировании известных объектов ХIII-ХV вв. и их хронологическом картографировании (Д.Ю. Чахкиев). Очерчивая определенные ареалы расположения ныне известных раннесредневековых погребальных памятников и объектов ХIII-ХV вв., демонстрируется их географическая расположенность между собой, концентрация вдоль подножия скалистых хребтов. Здесь же находятся остатки благоустроенной дороги (от Биштского перевала до левобережья р. Ассы). Значительная часть территорий в ХIII-ХV вв. могла быть покрыта лесами из березы, дуба, граба, ольхи (А.И. Семенов) и других лиственных и хвойных деревьев (Л.П. Семенов; Е.И. Крупнов; И.А. Дахкильгов; Д.Ю. Чахкиев). Представления о демографической ситуации того времени реконструируются, хотя и условно, на основе статистики раскопанных захоронений.

Предполагается, что рассчитываемая плотность населения не особо сильно нуждалась в освоении новых территорий (под террасы и пастбища): имеющийся земельный фонд являлся общественным, распределявшимся между родами, семьями и т.п. Общественными могли быть и работы по благоустройству дорог, расчистке участков от крупногабаритных камней и пр. Находки пружинных ножниц в женских лбедных и относительно лбогатых захоронениях свидетельствуют о доминировании скотоводства (овцы, козы) над террасным земледелием. Остеологические материалы характеризуют вспомогательную роль охоты (И.А. Дахкильгов; Д.Ю. Чахкиев; К.К. Хутыз) на дикого кабана, благородного оленя, горных коз, серн, тура, медведя (?) и птиц.  Рога некоторых особей использовались и для обмена, для нужд косторезов и оружейников, а также и в культовой практике (в святилищах), у врачевателей и знахарей (Л.П. Семенов; Д.Ю. Чахкиев). Есть сведения о бортничестве и сборах меда уже лодомашненных пчел (З.И. Хасбулатова), что документируют фрагменты березовых туесков для меда (?) из склепов. Сохранились этнографические сведения о сборах и сушке грибов и ягоды впрок (на зимний период) (З.И. Хасбулатова). Вероятно, ощущался перманентный дефицит в продуктах сельского хозяйства и потребность в лимпортах (торгово-меновых операциях) с Закавказьем, с населением золотоордынских равнин и предгорий Придарьялья. Позволительно считать реальными установление прямых и опосредованных связей с населением Золотой Орды, в чем убеждает серийность массового золотоордынского лширпотреба в высокогорной Ингушетии.

Золотоордынский ширпотреб в захоронениях демонстрирует разную степень социально-имущественного статуса погребенных. Массовые украшения - серьги и подвески в виде знака вопроса первой половины-середины ХIV вв. (Е.И. Нарожный, М.П. Подгорный), имеют аналогии в золотоордынском Поволжье (в г. Болгаре - соответствующая литейная форма - Г.Ф. Полякова), где значительная их часть связана с погребениями представителей средних слоев поволжских горожан (Л.Т. Яблонский). Попадали они в горы через Верхний Джулат и, отнюдь, не являлись трофеями; подобные лимпорты копировались и  тиражировались в местной среде. Бусы из разноцветного стекла, лазурита, янтаря, гагата, аметиста и горного хрусталя (Е.В. Жилина), как и стеклянные браслеты (Е.И. Нарожный) - продукция из городов Золотой Орды (М.Д. Полубояринова).

Процент местных бус, переходивших из поколения в поколение, низок. Вряд ли лтрофеями являлись проволочные (плетеные) браслеты, попадавшие с равнины (Г.А. Федоров-Давыдов; И.А. Дружинина, В.Н. Чхаидзе, Е.И. Нарожный; А.Г. Шепко; М.Л. Шевцов; и др.), равно как и металлические привески, декорированные зернью и сканью золотоордынского происхождения. Раковины каури - с территории Индии (М.Д. Полубояринова), где использовались как мелкие и разменные деньги (А. Ашрафян);  в горах Ингушетии каури являлись женскими оберегами и лсимволами женского начала, защищавшими от лженских болезней и лот дурного глаза (Н.Н. Бараниченко). Распространение таких предметов в горах Ц свидетельство не только в пользу развития торгово-обменных операций, но и показатель изменения социально-имущественных отношений, обуславливавших потребность в подобных лимпортах и моду на их подражания. Зеркала из богатых захоронений - лаланские, золотоордынские. Одно железное зеркало - местное ремесленное подражание (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный). Двучастные гребни из разных пород дерева (А.И. Семенов); местные; редкие гребни из самшита с Северо-Западного Кавказа (?); один расписной гребень (Р.А. Даутова, Х.М. Мамаев, Е.И. Нарожный, Д.Ю. Чахкиев) золотоордынский. Пуговицы-бубенчики местного и золотоордынского производств из бронзы и серебра, иногда с позолотой, различных размеров и конфигураций, сопровождали лбогатые захоронения. Керамика лепная и гончарная, в основном, местного и золотоордынского производства, а также привозная из Закавказья (Грузия), демонстрирует разный социально-имущественный статус их владельцев. 

Местная посуда, вероятно, изготавливалась на заказ (небольшие серии одинаковых изделий в разных захоронениях), как результат специализированного ремесла. Деревянная посуда с признаками лэлитарных заказов, в т.ч., воспроизводящая формы металлической посуды из Золотой Орды (G.A Fedorov-Davydov). Чаша с резной ручкой (Р.А. Даутова, Х.М. Мамаев, Е.И. Нарожный, Д.Ю. Чахкиев) в виде протомы дракона Ц подражание ковшам периода Юань, известных от провинции Шеньси в Китае до болгарского Шумена (М.Г. Крамаровский), с явно выраженным социально-престижным смыслом. Металлическая чаша (Л.П. Семенов, М.П. Севостьянов; Е.И. Нарожный) Ц лпиршественная - типичная для территории Золотой Орды. Подобные артефакты Ц отражение стремления местной социальной верхушки к окружению себя предметами обихода,  характерными для золотоордынской элиты на равнине. Подражание распространявшейся моде, вкусам и запросам - иллюстрация к процессу изменения социальной стратификации общества.

Слаборазвитое кузнечное дело обеспечивало орудиями труда, инструментарием, производством ножей, железных пряжек для поясных ремней, деталей конской узды и пр., а также ремонтом вооружения. Предметы вооружения, преимущественно, трофейные - разнотипный характер немногочисленных шлемов, в т.ч. со следами нескольких ремонтов; размещение в захоронение вместо целых шлемов и кольчуг отдельных звеньев или колец бармиц и кольчуг демонстрируют значимость подобных изделий, вероятно, остававшихся по наследству у сородичей после смерти их владельцев.

Кожевенное дело - специализация и домашний промысел по выделке и обработке кож, пошиву обуви и некоторых видов одежды, кошельков, сумочек, по отделке рукоятей и ножен ножей, сабель и деревянных колчанов, а также и сырья на обмен. Ювелирное производство существовало в рамках нескольких направлений. Помимо названных, в горах Ингушетии существовало  гораздо больше разновидностей ремесел, обеспечивая специализацию отдельных людей и целых семей, хотя их процент незначителен. Социально-имущественный статус ремесленников был высоким. Весь комплекс ремесел, хозяйственных занятий и домашних промыслов  характеризуют горское общество как вполне самодостаточное, обеспечивавшееся необходимым количеством различных изделий и продуктов питания.

Связывая наличие различных импортов с развитием торгово-меновых операций, мы исходим из того, что любая торговля Ц процесс двусторонний (спрос и предложение). В качестве подобных лпредложений со стороны горцев мог быть скот и продукты скотоводства. Понятие скот, как известно, являлось синонимом понятий лбогатство, лблагосостояние, лимущество (Н.Ф. Яковлев; В.Х. Тменов; В.Б. Виноградов). Его количество, вероятно, во многом определяло социальный статус владельцев, в горных условиях порождая потребность в расширении пастбищ. В качестве эквивалентов в обмене горцы могли предлагать шкуры и шерсть, рога туров, серн и оленей (Х. Хасиев; И.Р. Лоов), редкие лекарственные травы, мед (Х. Хасиев), рабов кавказского происхождения, получаемых в военно-политических акциях за пределами Ингушетии, попадавших затем на причерноморские рынки из округи Дарьяла и Дербента (Э. Лучницкий).

Различный ассортимент золотоордынской продукции в высокогорье Ингушетии, вероятно,  связан с Верхним Джулатом, на территории и в сельскохозяйственной округе которого, продолжало оставаться аланское население (В.П. Алексеев; Е.И. Крупнов; О.В. Милорадович; В.А. Кузнецов; Р.Ф. Фидаров и др.), по-прежнему поддерживавшее связи с потомками своих сородичей из высокогорного Придарьялья. На равнине и в горах Ингушетии находилась и тюркоязычные борганы, что было еще одним фактором, стимулирующим сохранение отношений с населением высокогорья Ингушетии. Продолжал функционировать сезонный транзитный и международный торговый маршрут через Дарьяльское ущелье (Гайтон - Гетум Патмич), что открывало определенные перспективы как для охотников лдобычи, так и для участия в прямой или опосредованной торговле.

Таким образом, анализ имеющихся данных позволяет констатировать факт самодостаточности горского общества (особенно, в сравнении с предшествующим временем), тем не менее, подвергавшегося заметной трансформации системы внутренней, традиционной  организации.

Исследуя процесс и пути феодализации горских обществ, большинство исследователей отмечает не только лэволюционный характер таких изменений (социально-имущественное расслоения) за счет увеличения пастбищ и поголовья скота у одних, обязательно сопряженных с соответствующими потерями у других. Показательно, что аналогичные процессы могут быть документированы и известными фактами появления  во второй пол. - конце ХIV в. небольших лотселков, а также компактных семейно-родовых склеповых могильников. Основными факторами этого становились явления, способствовавшие усилению в общественной жизни роли отдельных семей и родов.

Причинно-следственная связь подобных изменений трудноустановима. Можно предполагать наличие следующих факторов: 1. Сосредоточение в руках таких социальных групп лбогатства-имущества, накапливаемого за счет интенсивности скотоводства, за счет перераспределения новых пастбищ. 2. Занятия различными ремеслами, обеспечивавшими не только повседневные потребности, но и лреагировавшими на повышение спроса и вкусов распространявшейся моды, напрямую зависимых от социального положения заказчиков и потребителей. 3. Участие в прямой или посреднической торговле сельхозпродукцией, а также сырьем для развития ремесел и пр.

Следует указать на существование самых быстрых по времени, но и самых опасных путей в изменении социально-имущественного статуса, называемых в литературе набеговой системой, наездничеством и пр. При наличии различий в терминологии, суть явления, уходящего корнями в древность, корректировалась эпохальными обстоятельствами. Хорошо прослеженная по письменным свидетельствам ХIХ века, включая лмемуары участников таких набегов (М.М. Блиев), применительно к золотоордынскому времени система была отмечена Г. Рубруком, сообщавшем о ночных выходах горцев (аланов) из горных ущелий, нападениях на стада кочевников и уводе захваченных стад, об убийствах знатных вельмож. Интенсивность подобной практики вынуждает владельцев Золотой Орды  держать у выходов из ущелий специальные отряды (лстражу). Не менее заманчивые перспективы лоткрывало соседство с Дарьяльской торговой магистралью, впрочем, как и участие горцев в событиях на территории Грузии и против Золотой Орды.

Подобная практика не затрагивала интересы горноингушского общества, вызывала внутри него даже одобрительную реакцию, т.к. подобные акции осуществлялись против лобщего врага либо же где-то вдали, не касаясь налаженной жизнедеятельности горцев. Этнографические данные более позднего периода сохранили сведения о болезненной реакции традиционного общества на проявления феодализации, затрагивавших или разрушавших устои такого общества, и ухудшавших социальное положение горских общинников (С.Ц. Умаров; В.Б. Виноградов и др.). Сегодня некоторые авторы оспаривают реальность существования набеговой системы, видя в этом только предвзятое отношение к горской специфике.

Материалы Келийского могильника демонстрируют высокий процент детских погребений, одновременно свидетельствующих о высокой детской рождаемости и ее смертности. Согласно этнографии, рождение в семье детей Ц девочек и мальчиков, всегда сопровождалось определенными обрядовыми действиями. При сходной родительской заботе и опеке, рождение девочек, в конечном итоге, завершавшееся выдачей замуж и уходом в другие семьи, рода и племена (Л.Н. Гумилев), превращало их в субъекты родовой истории уже других соплеменников; традиция предусматривала выгодность определения дочерей при получении за них выкупа-лкомпенсации. Удачное замужество могло заметно или существенно отразиться на имущественном статусе родителей. Рождение мальчиков открывала другие и разнообразные возможности, в т.ч. и возникновения (при определенных условиях) небольшого лсемейно-родового воинского отряда. Примером является более поздняя (ХVI-ХVIII вв.) листория рода Дударовых, первоначально, уроженцев Чечни. Выстроив боевую башню, представители рода постепенно узурпируют контроль над округой, вытесняя соседей с пастбищ, взимая  установленную ими подать (скот или даже мерку пороха, тетиву для лука).

Залогом успеха в возвышении этого рода было наличие у Дударова значительного количества сыновей, составлявших небольшое, но сильное воинское подразделение, спаянное узами кровного родства (С.Ц. Умаров; В.Б. Виноградов). Протест соплеменников, сопровождавшийся убийством сыновей феодального владельца, вынуждает Дударова выселиться в соседнюю Ингушетию. Со временем ситуация повторилась, заставив уже лингушей Дударовых покинуть Джейраховское ущелье (В.Б. Виноградов). Историко-фольклорный сюжет вполне иллюстрирует рассматриваемую ситуацию, в т.ч. и роль отдельных семьей и родов в социальной истории общества.

Многие исследователи средневековых башен обращали внимание на наличие у них петроглифов,  в т.ч.  с изображением кисти руки и руки с предплечьем. (В.И. Марковин; В.Б. Виноградов; Д.Ю. Чахкиев; Г.Р. Смирнова; и др.). С семантику первой группы петроглифов рассматривают как руку (лклеймо) мастера, строившего башню (Д.Ю. Чахкиев). Во втором случае, изображалась рука поверженного врага, убитого в честном противостоянии (В.Б. Виноградов; Д.Ю. Чахкиев). Победитель, считается, не только наследует силу поверженного, но и может полностью претендовать на его собственность, что указывает на еще один путь изменения социального статуса.

В преданиях речь идет и о частых уходах героев сюжета за перевал, возможно, на золотоордынскую равнину или же в Закавказье, либо же в соседние ущелья. Обычно персонаж пригоняет оттуда стада овец, превращаясь в луважаемого и состоятельного героя среди своих соплеменников (И.А. Дахкильгов). Возникновение конфликтов и споров регулировал институт совета старейшин - общественная структура, равноправно представлявшая интересы различных родов (И. Базоркин; И.А. Дахкильгов; Д.Ю. Чахкиев). Близ башенных поселков более позднего времени сохранились специально обустроенные места сбора такого совета - наиболее возвышенная часть над округой, расчищенная от камней площадка, по кругу располагались плоские камни для сидения (И.А. Дахкильгов; Д.Ю. Чахкиев). В компетенцию советов старейшин входил целый круг проблем - ло войне и мире, об урегулировании споров, связанных с кровной местью, лраспределения пастбищ и пр. Появление лотселков в XIV-ХV вв. в виде одной-двух жилых башен и полуподземных склепов, выстроенных на некотором удалении от основного места обитания, не только отражает процессы выделения из общины отдельных родов (семей), но и является следствием вышеотмеченных попыток урегулирования конфликтных ситуаций. Отселяясь, роды получали и территории, тем самым лизбавляясь от необходимости продолжения споров и конфликтов внутри общины.

В Заключении диссертации подчеркиваются основные авторские положения, формулируются выводы и определяются перспективы.

1. Реконструкция процессов и явлений рассматриваемого в исследовании периода времени, обусловленная состоянием наличной источниковой базы, представляет ее в ряде случаев достаточно схематично и, вряд ли, исчерпывающе, но все же дает некоторые поводы сразу для нескольких выводов, приводимых в проделанном исследовании. События XIII.в. стали не просто периодом календарной смены дат, но и временем складывания ряда условий, определивших дальнейшее развитие горноингушского общества.

  2. Нахождение средневековых ингушей в сложной природно-ландшафтной зоне, с образованием Золотой Орды и включением Закавказья в систему контроля Хулагуидов Ирана, отрезает население высокогорья от равнин,  нарушает давно сложившиеся и традиционные связи и отношения с окружающим миром. Ситуация способствует втягиванию их во внешнеполитическую активность Ильханов, что создает прямые предпосылки  для активности горцев, восстановивших и поддерживавших связи и контакты с традиционными союзниками в Закавказье и с теми, которые оказались и на территории Золотой Орды.

3. Являясь вполне самодостаточным для дальнейшего, лэволюционного развития, горское общество имело удовлетворявшую потребности профессионально-ремесленную базу и систему домашних промыслов, доминирующее скотоводство и примитивное террасное земледелие. События на равнине инспирировали начало активных миграций равнинного населения вглубь горных ущелий, во многом способствовавших лдемографическому взрыву в Горно-Ассинской котловине, а также и определенной консолидации горского общества.

4. В рамках установленных миграционных потоков улавливаются группы аланского населения из предгорий Придарьялья, а также - потомки алано-горского населения, обитавшего еще с раннего средневековья в Джейраховском ущелье. Наряду с ними заметны выплески закавказского населения, а также приток тюркоязычных кочевников, происходящих с территории Восточного Причерноморья.

5, Устанавливается приток компактных групп русского населения, вместе с другими выходцами из золотоордынских владений оказывавшихся здесь и впоследствии растворившихся в среде средневековых ингушей. Данный аспект не только расширяет представления о характере и содержании русско-северокавказских связей рассматриваемого периода, являющихся одной из узловых проблем современной отечественной истории и историографии, но и определяет вполне актуальные перспективы их дальнейшего изучения.

6. Оказавшись в золотоордынско-хулагуидском локружении, население высокогорной Ингушетии адаптируется к новым условиям, активизировав выходы из ущелий для добычи стад кочевников, а затем развивают торгово-меновые отношения, вызванные не только экономическими потребностями, но  и теми изменениями, которые происходят в социальной структуре горского общества. Социально-имущественное неравенство, усилившееся в рассматриваемый период, вызывает к жизни и стремление к изменению вкусов и лзапросов социальной верхушки, в т.ч. по образу и подобию элит Золотой Орды и Закавказья.

7. Ныне улавливаемые явления и процессы заставляют считать, что происходившие изменения определили процессы, деформировавшие традиционное общество изнутри, приводя к усилению отдельных родов и крупных семей, постепенно обособляющихся и начинающих выходить из общины, определив появление малогабаритных селений-лотселков.

8. Период XIII-ХV в. - узловой в истории эволюционного развития высокогорной Ингушетии, в рамках которого сложились главные причины глобальных изменений, приведших к формированию совершенно иной социально-экономической и политической специфики этого общества, в рамках которой оно и будет развиваться в последующее время (ХVI-ХIХ вв.). 

Проблемы, исследованные в диссертации, являются актуальными в рамках современной отечественной истории и кавказоведения как составной и неотъемлемой части истории России эпохи средневековья.

  Основные положения диссертации отражены в следующих научных работах автора:

I. Научные статьи, опубликованные в журналах, рекомендованных ВАК РФ:

1. Нарожный В.Е. Евгений Игнатьевич Крупнов Ц исследователь Ингушетии (К 40-летию со дня кончины) / В.Е. Нарожный // Культурная жизнь Юга России. - Краснодар, 2011. - № 2. - С. 75-77.

2. Нарожный В.Е. Второй том Древностей горной Ингушетии: Чахкиев Д.Ю. Древности горной Ингушетии. - Нальчик, 2009. - Т. 2. - 100 с. / В.Е. Нарожный // Культурная жизнь Юга России. - Краснодар, 2011. - № 2. - С. 110.

3. Нарожный В.Е. Из истории археологического изучения Чечено-Ингушетии (1986-1991 гг) / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный // Культурная жизнь Юга России. - Краснодар, 2011. - № 3. - С. 29-36 (Авторский вклад-50%).

II. Научные статьи, опубликованные в иных изданиях:

4. Нарожный В.Е. Келийские склепы  Горной Ингушетии: некоторые аспекты изучения (по материалам раскопок 1987-1988 гг.) / В.Е. Нарожный // Материалы и исследования по  археологии Северного Кавказа. Вып.4. - Армавир, 2004. - С. 358-359.

5. Нарожный В.Е. О находках инструментария керамистов в горной Ингушетии (ХШ-Х1V вв.)  В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный, Д.Ю. Чахкиев // Одиннадцатые чтения по археологии Средней Кубани (краткое содержание  докладов). - Армавир, 2004. - С. 37-38.

6. Нарожный В.Е. Колчанные накладки Х1V века из горной Ингушетии (полуподземный склеп № 12) / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный, Д.Ю. Чахкиев // Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. - Армавир, 2005. - Вып. 5. - С. 305-308 (Авторский вклад-30%).

7. Нарожный В.Е. Погребение № 15 Келийского могильника (горная Ингушетия) / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный, Д.Ю. Чахкиев // Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. - Армавир, 2005. - Вып. 5. - С. 291-305 (Авторский вклад-30%).

8. Нарожный В.Е. Погребальный инвентарь Келийского могильника: некоторые итоги и перспективы изучения / В.Е. Нарожный // Северный Кавказ и кочевой мир степей Евразии: VII Минаевские чтения по археологии, этнографии и краеведению Северного Кавказа. Тезисы докладов межрегиональной научной конференции, посвященной 75-летию Ставропольского государственного университета (28-29 октября 2005 г.). Ц  Ставрополь, 2005. - С. 65-67.

9. Нарожный В.Е. Энциклопедия европейского оружия / В.Е. Нарожный // Неделя науки АГПУ. Материалы научно-практической конференции. - Армавир: АГПУ, 2005. - Часть 1У. - С. 147-148.

10. Нарожный В.Е. К вопросу о внутренней организации горских воинов ХШ-ХIV вв. (по материалам Келийского могильника в высокогорной Ингушетии) / В.Е. Нарожный // Двенадцатые чтения по археологии Средней Кубани (краткое содержание докладов). - Армавир, 2005. Ц С.45.

11. Нарожный В.Е. Об аланском этнокомпоненте Келийского могильника ХШ-Х1У вв. / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный // ХХ1V Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. - Нальчик, 2005. - С. 142-143 (Авторский вклад-50%).

12. Нарожный В.Е. О ремесленном инструментарии Х1V в. из горной Ингушетии (по материалам раскопок Шуанского склепового могильника Мохде / В.Е. Нарожный // II-я межвузовская археологическая конференция студентов и аспирантов юга России (тезисы докладов). - Ростов-на-Дону, 2006. - С. 49-50.

13. Нарожный В.Е. Библиография публикаций о В.Х. Тменове / В.Е. Нарожный, А.А. Цуциев // Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. - Армавир, 2006. - Вып. 6. - С. 260 (Авторский вклад-50%).

14. Нарожный В.Е. К изучению социальной и профессиональной стратификации горского общества Северного Кавказа ХШ-ХV вв / В.Е. Нарожный // IV Межвузовская археологическая конференция студентов и аспирантов юга России (тезисы докладов). Ц Ростов-на-Дону, 2008 г. - С. 50-51.

15. Нарожный В.Е. Об аланском этнокомпоненте Келийского могильника ХШ-Х1V вв. (горная Ингушетия) / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Крупновские чтения. 1971-2006 гг. - М.: Памятники исторической мысли, 2008 г. Выпуск VIII. - С. 942-943 (Авторский вклад-50%).

16. Нарожный В.Е. История Крупновских чтений по археологии Северного Кавказа (материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Вып. VIII: I-ХХIV Крупновские чтения / В.Е. Нарожный, Е.А. Жилина, Е.И. Нарожный / Под ред. А.В. Белинского. М.: Памятники исторической  мысли. 2008) // Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. - Армавир, 2008. - Вып. 9. - С. 194-195 (Авторский вклад-30%).

17. Нарожный В.Е. Важное событие в средневековом номадоведении Восточной Европы (Древности Юга России. Сборник памяти А.Г. Атавина. - М.: ИА РАН, 2008. - 584 с.) / В.Е. Нарожный, В.И. Басов, С.Я. Березин, Е.В. Муравенко // Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. - Армавир, 2009. - Вып. 9. - С. 195-196 (Авторский вклад-30%).

  18. Нарожный В.Е. Горы Восточного Придарьялья и золотоордынские владения / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный // Донские древности. Ц Вып. 10. Диалог городской и степной культур на евразийском пространстве. Материалы IV Международной конференции, посвященной памяти профессора МГУ Г.А. Федорова-Давыдова (30 сентября-3 октября 2008). - Азов: АКМ, 2009. - С 353-367 (Авторский вклад-50%).

19. Нарожный В.Е. Горы Северо-Восточного Кавказа и золотоордынские владения / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный // Золотоордынское наследие. Вып. 1: материалы Международной конференции Политическая и социально-экономическая история Золотой Орды. (Казань. 17 марта 2009). - Казань: ИИ АН РТ, 2009. - С 164-170 (Авторский вклад-50%).

20. Нарожный В.Е. XVI Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа / В.Е. Нарожный // Археологический журнал. - Армавир, 2010. - № 3-4. - С. 130-131.

21. Нарожный В.Е. Бронзовые нагрудные бляхи из погребений Келийского могильника в горной Ингушетии (XIII-XIV) / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный // Археологический журнал. - Армавир: АГПУ, 2010. - №3. - С. 96-102 (Авторский вклад-50%).

22. Нарожный В.Е. Новгородские иконки с изображением Георгия Победоносца из Восточного Придарьялья / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный // Кавказоведение в XXI веке: проблемы, идеи, решения. Материалы научной конференции. II-е Всероссийские Миллеровские чтения (6-7 октября 2010 год). Ц Владикавказ, 2011. - С. 223-230 (Авторский вклад-50%).

---

1  Е.И. Крупнов считал, что впервые лдзурдзуки и глигви упоминаются в грузинских хрониках с XI в. (Леонтий Мровели) до XVIII века. В известном своде грузинских летописей Картлис Цховреба указывается, что  предком дзурдзуков был Кавкасос.

2 Заключение специалистов Центра археологических исследований Грузинской Академии наук (г. Тбилиси) от 22 июля 1989 года; Заключение отдела эпиграфики  Государственного Музея Грузии (г. Тбилиси) от 20.09.1989 года. Признателен д.и.н. Е.И. Нарожному, обратившему внимание на данные архивные документы, хранящиеся в архиве Центра археологических исследований АГПА.

3 Проблемы хронологии и периодизации археологических памятников и культур Северного Кавказа. XXVI Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. (Магас. 26-30 апреля 2010 г.). Тезисы докладов международной научной конференции. Магас, 2010.

4 Детальный историографический обзор см.: Гутнов Ф.Х. Горский феодализм. Т.1. - Владикавказ. 2007, с. 5-37 и сл. Это избавляет нас от необходимости повторений.

5 Детальный обзор историографии см.: Виноградов В.Б. Генезис феодализма на Центральном Кавказе // ВИ. 1981. №1, с. 85-94. Переиздание этой же работы см.: Сборник избранных статей В.Б. Виноградова (К 70-летию со дня рождения). Армавир, 2008. С.138-148. в последующее время историография была расширена в 2-х томах монографии Ф.Х. Гутнова - см.: Гутнов Ф.Х. Горский феодализм. Владикавказ, 2007. Т.1. С. 5-45; Гутнов В.Х. Горский феодализм. Владикавказ, 2009. С. 6-45.

Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по истории