Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии  

На правах рукописи

Милюгина Елена Георгиевна

Н.аА.аЛЬВОВ.

Художественный эксперимент в русской культуре

последней трети XVIIIавека

Специальность 10.01.01аЧ русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук

Великий НовгородаЧ 2009

Работа выполнена в Тверском государственном университете

Научный консультант:

доктор филологических наук, профессор Строганов Михаил Викторович

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Душечкина Елена Владимировна

доктор филологических наук Лаппо-Данилевский Константин Юрьевич

доктор филологических наук, профессор Орлицкий Юрий Борисович

Ведущая организация:

Поволжская государственная социально-гуманитарная академия

Защита состоится л___ __________________ г. в___ часов на заседании диссертационного совета Д 212.168.05 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук в Новгородском государственном университете им. Ярослава Мудрого по адресу: 173014,  Великий Новгород, Антоново, ауд. 1220

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Новгородского государственного университета им. Ярослава Мудрого.

Автореферат разослан л____ __________________ г.

Ученый секретарь

диссертационного совета Бердяева О.аС.

Общая характеристика работы

Исследование логики художественного процесса и механизмов его движения связано с вниманием к литературе и искусству как развивающейся системе. Развитие литературного процесса определяют две движущие силы: внешняяаЧ социальная действительность, воздействующая на художественный процесс и выдвигающая перед искусством нерешенные вопросы, и внутренняяаЧ противоречия художественного сознания, изменяющегося под воздействием новых исторических реалий, под влиянием науки, философии, религии и других материальных и духовных факторов. Поэтому формирование нового искусства, искусства новой эпохи всегда происходит в атмосфере сложного диалектического противоборства традиции и новаторства. Приверженность художников традиции принято соотносить с эволюционирующей тенденцией развития искусства, эстетикой тождества (термин Ю.аМ. Лотмана); используя типовые условия коммуникации, она приводит к накоплению текстов с одним и тем же художественным кодом и установлению эксплицитно сформулированного свода правилаЧ кодификации. Пристрастие же художников к творческим новациям связывается с революционными изменениями в искусстве, эстетикой противопоставления (термин Ю.аМ. Лотмана); реализуя себя в системах, кодовая природа которых неизвестна аудитории, она разрушает привычные правила, вырабатывая в процессе творческих экспериментов новый художественный код. Эволюционный или революционный характер конкретной художественной системы определяет и форму ее динамикиаЧ парадигматическую или синтагматическую.

Применение этой известной теоретической модели к контексту живого литературного процесса порождает ряд принципиально важных вопросов. Как эстетика тождества и эстетика противопоставления взаимодействуют в синхронии и сменяют друг друга в диахронии? Каковы приемы разрушения общепринятой системы правил и создания нового, экспериментального художественного кода? И, наконец, какова эстетика установления новой коммуникации?

Этим проблемам и посвящено настоящее исследование. Ключом к их решению автору видится структурирование понятий традиции и новаторства, введение принципа градации для уяснения меры и степени их эволюционностиа/ революционности, тождестваа/ противопоставления, парадигматикиа/ синтагматики. Материалом исследования выступило литературное творчество Н.аА.аЛьвова (1753Ч1803)аЧ поэта, драматурга, архитектора, садового художника, книжного графика, искусствоведа, исследователя древностей, переводчика, фольклориста, проанализированное в его отношении к русскому художественному процессу последней трети XVIIIав.

Уникальное дарование позволило Львову стать наравне с XVIII векомаЧ веком энциклопедистов и универсальных художественных гениев. XVIII век не был однороден: в нем парадоксально сошлись бездумная роскошь и кокетничанье перед лицом рока, выраженное в девизе aprs nous le dluge (лпосле нас хоть потоп),аЧ и грандиозные замыслы и радикальная переоценка ценностей. Духовно и нравственно раздвоенный, XVIIIавек призвал каждую нацию выдвинуть своего герояаЧ гения мысли, слова и дела. Гении не замедлили явитьсяаЧ так, собственно, всегда бывает в истории. В этом смысле имя Львова навечно вписано в контекст высочайшего развития философско-эстетической мысли и художественного вкусааЧ в тот контекст, в который входят и великие мыслители и художники немцы Винкельман и Гете, французы Вольтер, Дидро и дТАламбер, англичане лорд Берлингтон, Уолпол и Поуп, итальянцы Метастазио и Альгаротти и многие другие. Рожденный ими мощный поток обновленияаЧ воды потопа, освежившего лицо землиаЧ А.аБенуа справедливо назвал лабораторией, выработавшей высокие и благородные идеи1.

В отличие от тех гениев эпохи, чей новаторский опыт был непосредственно востребован XIXЧXXавв., судьба Львова сложилась иначе. Его художественные эксперименты, удивлявшие и шокировавшие современников, горячо принимались друзьями и резко отвергались официозными кругамиаЧ и потому не были кодифицированы. Лишь отдельные его сочинения изданы при жизни, большая часть рукописей пропала, остальные в разрозненном виде разбросаны по разным архивам. Поэтому для XIXав. Львов оказался фигурой фоновой, периферийной, неким обертоном кодифицированного при жизни Державина. ХХавек открыл для себя ЛьвовааЧ но лишь в отдельных гранях его дарования. Причины этогоаЧ в отсутствии сколько-нибудь полного свода трудов художника: единственным системным изданием на сегодня является том его избранных сочинений (1994)2, другие труды практически не описаны и не изданы. Поэтому и в современных исследованиях Львов представлен односторонне: только как литератор (К.аЮ.аЛаппо-Данилевский), только как фольклорист (О.аЕ. Лебедева), только как архитектор (М.аВ.аБудылина, О.аИ.аБрайцева, А.аМ.аХарламова, А.аК. Андреев, Н.аИ.аНикулина, А.аБ.аНикитина) или садовый художник (Е.аП.аЩукина).

При таком подходе целостная личность Львова, разъятая на отдельные сферы деятельности, искусства и жанры, утрачивает свою универсальность. Вслед за этим ускользает от понимания оригинальный эвристический опыт художникааЧ проблема комплексного изучения его художественных экспериментов в науке даже не поставлена. А между тем творческие эксперименты ЛьвовааЧ неотъемлемая часть русской культуры порубежной эпохи, и, не принимая их во внимание, невозможно понять процессы, происходившие в русском художественном сознании последней трети XVIIIав. и подготовившие наступление нового этапа в развитии искусства.

Актуальность диссертации обусловлена необходимостью реконструировать литературное творчество Львова в многообразии его эвристических форм, художественных кодов и коммуникативных тенденций, введя в научный оборот архивные материалы и забытые источники информации.

Кодификация экспериментальной художественной практики Львова, запоздавшая на двести лет, позволит восстановить неоднозначный характер русского литературного процесса последней трети XVIIIав. Движущей силой этого процесса был не только мейнстримаЧ эстетика тождества, ставшая за прошедшие два века хрестоматийной. В равной степени его развитие стимулировали альтернативные мейнстриму тенденции, и наиболее артикулированным в этом качестве было экспериментальное литературное творчество Львова. Именно взаимодействие официозного мейнстрима и полярных ему маргинальных литературных дискурсов (которые ХХавек назвал бы андеграундом) и определяет истинное лицо русского XVIIIавека как лаборатории идей и образов (по формуле А.аН.аБенуа).

Материалом диссертационного исследования послужили художественные (поэтические, прозаические, драматические), эстетические (фрагменты, программы, искусствоведческие труды) и автобиографические тексты Н.аА.аЛьвова, а также базовые концепты, лцентры семантических сфер (В.аВ.аВиноградов), лежащие в основе его художественной системы.

Впервые введен в научный оборот альбом Овидиевы превращения из коллекции ГРМ. Впервые описаны как театральный эксперимент авторские редакции пьесы Сильф, или Мечта молодой женщины, хранящиеся в коллекциях РНБ и РГАЛИ. Впервые описаны и проанализированы как художественное целое кантата на три голоса и Опыт о русских древностях в Москве, опубликованные на рубеже ХХЧXXIавв. без каких-либо комментариев; их тексты, некорректно воспроизведенные в публикациях, выверены по архивным источникам. Впервые описаны как сложный комплексный объект театральная программа Пролог, а также переводные издания Львова: Анакреон (в проекте второй редакции, из коллекции РГАДА), Рассуждение о проспективе Э.-А. Петито и Четыре книги архитектурыЕ А.аПалладио. Впервые исследованы в аспекте этнографических наблюдений художника и его концепции экологии искусства материалы Итальянского дневника, Гатчинского альбома и Путевых тетрадей.

Объектом исследования стал весь корпус атрибутированных Н.аА.Львову художественных и эстетических произведений, рассмотренных сквозь призму представлений о творческом эксперименте в русской культуре последней трети XVIIIав. Различие форм репрезентации личности в художественном слове позволило создать целостное описание текстов, разнородных по авторской установке, жанровой природе и эстетической функции, и выявить особенности образного мышления и художественной практики Львова. Для уяснения специфики художественных экспериментов поэта его литературное наследие сопоставлено в работе с трудами его предшественников и современников (М.аВ.аЛомоносова, А.аП.аСумарокова, В.аИ.аМайкова, М.аН. Муравьева, Г.аР.аДержавина, В.аВ.аКапниста, Н.аП. Осипова, А.аМ.аБакунина, М.аВ.аПопова, Н.аП.аНиколева, М.аА.аМатинского, А.аО.аАблесимова, В.аА. Левшина, В.аГ.аРубана, Л.аМаксимовича, А.аФ. Малиновского) в аналогичных идейно-тематических сферах и жанровых формах.

Цели данного исследования:

Чавыявить основные направления творческих исканий Львова и уяснить истоки, сущность и цель его художественных экспериментов;

Чаопределить место и роль художественно-экспериментальной практики в русском литературном процессе последней трети XVIIIав. и уяснить диалектику взаимодействия в нем эстетики тождества и эстетики противопоставления.

Целями исследования обусловлены его задачи:

Чапредставить целостное описание художественных форм, в которых Львов воплотил свое понимание ключевых проблем эпохи;

Чаопределить содержание понятия эксперимент в художественном творчестве, поэзии и эстетике; охарактеризовать специфику художественного эксперимента в русской культуре последней трети XVIIIав., выделив его доминанты и ключевые параметры;

Чаописать специфику восприятия Львовым идей современного ему европейского искусства и их роль в становлении его художественной аксиологии и творческого почерка;

Чауяснить особенности интерпретации Львовым русского фольклорного наследия и реконструировать его экспериментальную концепцию национального искусства;

Чаохарактеризовать отношение Львова к классическому наследию и новаторские идеи его интерпретации в современном художнику искусстве России;

Чаочертить контуры личной мифологии Львова с привлечением его поэзии и автокомментариев;

Чараскрыть суть львовской концепции экологии культуры и искусства на материале его литературно-эстетических программ.

Методология исследования основана на представлении о единстве литературного процесса, которое обеспечивает возможность целостного анализа художественно-экспериментальной деятельности на фоне традиционно эволюционирующего искусства.

Эксперимент в искусствеаЧ духовно-практическая деятельность по созданию художественного дискурса, осмысляемого как принципиально новое, независимое и своеобразное культурное явление. В художественном эксперименте как особом случае реализации языка искусства наиболее остро ставятся все традиционные проблемы эстетики (в литературном экспериментеаЧ проблемы лингвистического и литературоведческого знания). В основе художественного эксперимента лежит творческий процесс максимального раскрытия возможностей языка искусства. Художественный эксперимент позволяет осмыслить и такие явления, как границы языка искусства и сознания автораа/ реципиента, взаимодействие различных художественных языков, возможность создания единого языка для разных видов искусства, а также единого языка науки и искусства.

Под художественным экспериментом в работе понимается творческая деятельность, направленная на исследование автором собственных эстетических и познавательных возможностей средствами искусства. Сферой действия художественного эксперимента является не только литературный опыт, но, шире, вообще любые формы интеллектуального творчества: философия, научная поэтика, изобразительные искусства, театральное творчество, музыка. При этом процесс метаязыковой рефлексии происходит как в структуре самих произведений искусства, так и в теоретико-эстетических работах художника, обретая выражение в словесной форме.

Перечисленные сферы реализации художественного эксперимента диктуют необходимость анализировать его в качестве явления междискурсивного, сопряженного с различными формами творческого высказывания одновременно: поэтическим, музыкальным, театральным, философско-эстетическим дискурсом. Ввиду этого настоящее исследование мыслится как междисциплинарное, затрагивающее и такие дисциплины, как эстетика словесного творчества, философия слова и языка, семиотика творчества.

Условиями для возникновения новых модификаций художественного дискурса являются следующие обстоятельства: недостаточность, с точки зрения художника, общепринятых идейно-образных практик для отражения социокультурных и идеологических изменений, происходящих в обществе; наличие не освоенных данной национальной культурой идейно-художественных дискурсов, сложившихся в культуре других стран, а также маргинальных идейно-художественных дискурсов, проявляющих себя в региональной, этнической, субкультурной словесных практиках; оценка художником этих дискурсов как источника кардинального обновления языка национального искусства.

В основу методологии положен комплексный подход, сочетающий историко-литературный, компаративный, культурологический, семиотический и междисциплинарный методы исследования. В этом методологическом комплексе учтены частные методы, выработанные в фундаментальных исследованиях по русской литературе и культуре XVIIIав. (Я.аК.аГрот, Г.аА.аГуковский, В.аА.аЗападов, Д.аС. Лихачев, А.аН. Глумов, Н.аИ. Никулина, Н.аД.аКочеткова, К.аЮ.аЛаппо-Данилевский, М.аВ.аСтроганов), трудах по европейскому и русскому искусствуаЧ архитектуре, живописи, музыке и танцу (А.аН. Греч, Н.аФ.аГуляницкий, В.аН.аГращенков, Е.аИ. Кириченко, М.аВ. Будылина, О.аИ. Брайцева, А.аМ. Харламова; А.аН. Бенуа, И.аЭ. Грабарь, В.аГ. Власов, Н.аИ.аУварова; Ю.аВ. Келдыш, Е.аИ. Канн-Нонвинкова, А.аС. Розанов; С.аН. Худеков), работах по типологии культур (О.аМ. Фрейденберг, М.аМ. Бахтин, С.аС.аАверинцев, Ю.аБ.аБорев, Ю.аМ.аЛотман, А.аВ. Михайлов), теоретических и исторических исследованиях по мифологии (Э.аКассирер, К.аХюбнер, Дж.аКэмпбелл, Вяч.аИваннов, А.аФ.аЛосев, В.аЯ. Пропп, Е.аМ. Мелетинский, В.аН. Топоров), этнологии и этнографии (Дж. Фрезер, А.аН.аПыпин, С.аА. Токарев, К.аА.аБогданов, Б.аМ.аСоколов), социологии искусства (Ж.аЛе Гофф, М.аХайдеггер, В.аА. Библер, Л.аГ.аИонин) и семиотике (У.аЭко, Ю.аМ.аЛотман, Б.аА.аУспенский, В.аП. Руднев).

Положения, выносимые на защиту:

1.аХудожественное творчество Львова воплотило ключевые проблемы эпохи: дух времени (поиск новых средств и способов отражения в искусстве социокультурных изменений последней трети XVIIIав.), дух народа (постижение через фольклор и средневековое искусство национальной специфики русского народа в контексте мирового человеческого общежития), спор о древних и новых (проблемы сохранения, понимания, эстетической оценки и творческой интерпретации классического наследия). Жизнетворческий опыт Львова по осмыслению ключевых проблем эпохи отразился в пространстве его литературно-художественного, эстетического и автобиографического текста.

2.аСинтез идей современного искусства определил становление уникальной художественной аксиологии Львова в форме творческого эксперимента. Базовый концепт понятия эксперимент в его художественном творчестве и эстетикеаЧ принцип целенаправленной опытной обработки жизненного, художественного, языкового материала. Направления художественного эксперимента Львова определяет специфика контекста русской культуры последней трети XVIIIав.: недостаточность идейно-художественных практик русского классицизма и просветительского реализма для отражения социокультурных и идеологических изменений, происходивших в России последней трети XVIIIав.; наличие художественного опыта Европы от античности до современности, еще не освоенного русским искусством во всем богатстве своего художественного потенциала; существование маргинальных идейно-художественных дискурсов, проявлявших себя в региональной, этнической, субкультурной словесных практиках и не востребованных современным Львову искусством; оценка Львовым названных ресурсов как источника кардинального обновления языка искусства. Творческие эксперименты Львова представляют собой системное явление, основанное на качественном изменении исходного материала, смещении пропорций и связей в его образной и языковой структуре с целью его художественного преобразования и выработки нового дискурса искусства.

3.аКонцепт дух времени связан с восприятием и освоением Львовым современного мирового художественного опыта в переломный момент его формированияаЧ в период перехода от рефлекторного традиционализма к антитрадиционализму индустриальной эпохи. Для европейского искусства этого времени характерно движение от устаревших постулатов классицизма (абсолютизации идеалов античности, мифологизации государственного начала, регламентации искусства и жизни) через идеологию Просвещения (с ее демократизацией искусства и диффузией литературы и жизни) к системе ценностей предромантизма (индивидуальной аксиологии, мифологизации частной жизни, идее органического в искусстве и жизни). Дух времени выразился в стремлении Львова обобщить современный идейно-художенственный опыт Европы и найти способы его воплощения в русской творческой практике. Экспериментально новыми формами стали творческая толерантность, мифология повседневности и экология культуры и искусства.

4.аКонцепт дух народа формируется в творческом сознании Львова в процессе освоения живых традиций русского фольклора (в первую очередь календарно-обрядовой, песенной, героической и смеховой). Этническая специфика русского фольклора осознается поэтом в контексте внимания к творчеству народов мира как в живой (устной), так и в мертвой (письменной) формах. Народное осмысляется Львовым как источник национального искусства и его органическая составляющая. Предназначение национального искусства Львов видит в том, чтобы, наряду с продолжением и развитием живых тенденций фольклора, возродить уходящие в прошлое народнопоэтические традиции (и прежде всего героико-эпическую). Идейно-художенственное единство народного и профессионального искусства прошлого и настоящего, подпитанное творческими открытиями мировой практики,аЧ стержневая идея созданной Львовым экспериментальной концепции национального искусства. В преемственности исторических форм национального искусства Львов видит залог его устойчивого развития в будущем.

5.аРезультатом осмысления Львовым важнейшего для XVIIIав. спора о древних и новых явились концепты историзма и регионализма. Проблема освоения классического наследия потребовала поисков новых форм его интерпретации в современном художнику искусстве России. В числе других новаторскими стали выработанные Львовым принципы русского оссианизма и русской анакреонтики в переводческой и оригинальной поэзии и драме, а также карнавально-смеховая интерпретация античной мифологии в музыкальном театре. В освоении европейской эстетики Львов использовал приемы творческого диалога с читателем и переводимым автором, генерализации локального специального опыта, региональной и социокультурной спецификации универсальных теорий, а также реализовал идею синтеза искусств.

6.аХудожественные эксперименты Львова были направлены на выработку концепции устойчивого развития культуры и искусства. Ресурсами обновления художественного языка русского искусства в экспериментах поэта выступает национальный фольклор и творческое наследие Европы от древности до современности. Общим художественным кодом Львова в литературной и искусствоведческой экспериментальной эстетике является нарушение симметрии бинарных оппозиций древнееа/ новое, локальноеа/ всеобщее, аксиологически высокоеа/ аксиологически низкое и их частных вариантов-ответвлений, ведущее к разрушению эстетики тождества.

7.аСтремясь решить исторически возникшее в русской культуре последней трети XVIIIав. противоречие между идеей кардинального обновления искусства и идеей его постепенного органичного развития, Львов в серии своих художественных экспериментов создает эстетику асимметрии. Эстетика асимметрии, реализованная в разных литературных жанрах и искусствоведческих формах, явилась экспериментальной стратегией художника, диалектически связавшей традиционное и новаторское в искусстве, эстетику тождества и эстетику противопоставления.

Научная новизна диссертационного исследования состоит в целостном осмыслении экспериментальных художественных стратегий Львова и уяснении их своеобразия в контексте европейской и русской культуры последней трети XVIIIав. Анализ приемов и форм новаторского творчества Львова позволяет выявить ту существенную роль, которую некодифицированные художественно-экспериментальные практики играли в русском литературном процессе последней трети XVIIIав. Это, в свою очередь, кардинально изменяет бытующее в науке представление об отечественной культуре последней трети XVIIIав. как единой и внутренне непротиворечивой. Постижение механизмов противостояния-взаимодействия литературного мейнстрима и маргинальных художественных дискурсов дает возможность уяснить диалектику традиционного (эстетики тождества) и новаторского (эстетики противопоставления) в русском литературном процессе последней трети XVIIIав.

Теоретическая значимость диссертации заключается в корректировке имеющихся в литературоведении представлений о соотношении традиции и новаторства в литературном творчестве; в разработке теории художественного эксперимента, уяснении его сущности, типологии и функции в русской культуре последней трети XVIIIав.; в апробации новых принципов изучения художественных, эстетических и автобиографических текстов Львова; в разработке теории эстетики асимметрии на материале русского литературного процесса последней трети XVIIIав.

Практическое значение полученных результатов работы состоит в возможности их использования в преподавании историко-литературных курсов, посвященных русской литературе последней трети XVIIIаЧ начала XIXав., теоретико-литературных курсов (раздел Литературный процесс), в курсе литературного краеведения, исторической поэтики, а также в рамках специальных курсов.

Основные результаты исследования апробированы в 50 публикациях общим объемом 112ап.ал., в том числе 2 монографиях, 7апубликациях на страницах изданий, рекомендованных ВАК для размещения научных результатов по докторским диссертациям, 4апубликациях в зарубежных научных реферируемых журналах, 2 учебных пособиях (одно с грифом УМО по классическому университетскому образованию Министерства образования и науки РФ) и докладах на научных конференциях разных уровней. Среди них: международные конференции Мир, называемый Львовым (Тверь: ТвГУ, 2001, 2003); международные конференции Мир романтизма (Тверь: ТвГУ, 2001Ч2009); международные конференции Россия и мир: вчера, сегодня, завтра: Проблемы образования и коммуникации (М.: МГИ им. Е.аР.аДашковой, 2002Ч2009); международные конференции Пространство и время: физическое, психологическое, мифологическое (М.: МГУаЧ РГГУ, 2003Ч2005, 2008); международный конгресс Русская литература в мировом культурном и образовательном пространстве (СПб.: МАПРЯЛ, СПбГУ, 2008); международная конференция XVIIIавек: женскоеа/ мужское в культуре эпохи (М.: МГУ, 2008); международная конференция Родная словесность в современном культурно-образовантельном пространстве (Тверь: ТвГУ, 2008); всероссийская конференция лРоссийская Академия (1783Ч1841): язык и литература в России на рубеже XVIIIЧXIX веков (СПб.: ИРЛИ РАН, 2008); межвузовские конференции Язык и межкультурная коммуникация (Санкт-Петербург: СПбГУП, 2008Ч2009), Литературное краеведение и локальный текст (Тверь: ТвГУ, 2008), Ищуковские чтения (Тверь: ТвГУ, 2009) и др.

Основные направления исследования обсуждались на заседаниях кафедры истории русской литературы Тверского государственного университета и проводимых ею научных чтениях по проблемам русской литературы XVIIIЧXIXавв. и литературному краеведению.

Результаты исследования использовались автором в лекционных курсах История отечественной литературы, Теория литературы и практика читательской деятельности, Детская литература и спецкурсе Литература с основами литературоведения. Сказкотерапия как современная психолингвистическая технология в Тверском государственном университете, в лекционных курсах История мировой литературы и История русской литературы в Высшем театральном училище (институте) им.аМ.аС.аЩепкина (Тверской курс), в лекционных курсах Экология литературы и искусства и Анализ литературного произведения в Санкт-Петербургском Открытом университете экологии искусства при Международной академии наук экологии, безопасности человека и природы.

Структура диссертации включает Введение, 3 главы, Заключение. Каждая глава посвящена одному из важнейших концептов художественно-эстетического мышления Львова, определявших его творческую практику: дух времени, дух народа, древнее и новое. В Заключении содержатся выводы исследования и научные перспективы развития его основных положений. Приложен список использованной литературы.

Объем работыаЧ 400 страниц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность диссертации, формулируются цели и задачи работы, характеризуются методологические основания исследования и история изучения проблемы.

В первой главе ФДух времениФ в художественном мышлении Львова творческий путь художника анализируется в контексте восприятия и освоения современного ему мирового художественного наследия. Особую остроту этому восприятию придавал переломный, кризисный характер эпохи, движущейся от апологии абсолютизма к идеологии Просвещения. Для европейского искусства этого времени характерен постепенный, но необратимый и уверенный отказ от устаревших постулатов классицистической художественной системы, выраженных в абсолютизации идеалов античности, мифологизации государственного начала и регламентации искусства и жизни. Пафос тотального, универсального обновления культуры в последней трети XVIIIав. стал основой формирования системы ценностей предромантизма, с его индивидуальной аксиологией, мифологизацией частной жизни и идеей органического в искусстве и жизни. Под влиянием мирового опыта утверждение этой системы ценностей происходило и в русской литературе, и ведущую роль в этом преображении отечественного искусства сыграла духовная и художественная практика Львова.

В центре внимания первого параграфа От власти авторитетов к индивидуальной аксиологииаЧ творческое становление Львова в 1770-е гг., запечатленное в журнале Труды четырех разумных общников, материалах рабочей тетради №а1 и итоговой для этого периода пьесе Сильф, или Мечта молодой женщины (1778).

Уже в первом своем литературном проектеаЧ журнале Труды четырех разумных общниковаЧ Львов проявил себя одновременно в двух качествахаЧ как поэт и организатор литературного содружества с оригинальным творческо-эстетическим кредо. В созданный Львовым кружок лобщников вошли Н.аП.аОсипов, П.аи Н.аЕрмолаевы. Взять на себя роль поэтического лидерааЧ чрезвычайно смелое решение для начинающего поэта, однако, как показывает анализ материалов журнала, Львов уже тогда обладал продуманной программой художественного образования и самообразования. Она отчетливо выражена в поэтических манифестах первого номера журнала. Деятельность молодых поэтов носила и репрезентативный, и творческий характер. В журнале они публиковали пробы переводов из европейской литературы: Н. Буало, Ж. Лафонтена, Вольтера, Ф.аФенелона, К.аФ. Геллерта, А. Галлера и Г.-Э. ЛессингааЧ и свои первые поэтические опыты. В результате журнал запечатлел две разнонаправленные творческие тенденции: одна отражает замкнутый на себя литературный мир с его внутренней системой правил, а втораяаЧ живую стихию личного бытия. В первом случае лобщники проявили эстетическую толерантность, осваивая чужой для себя мир художественных ценностей. Вторую тенденцию выразил возникший в журнале поэтический диалог, спровоцированный Львовым и выявивший возможности совместного творчества разных по духу и дарованию поэтов, их творческую толерантность.

Еще более ярко становление индивидуальной аксиологии Львова отразилось в материалах рабочей тетради № 1, которую поэт вел в 1771Ч1781агг. Проведенная в исследовании систематизация разрозненных записей тетради и их анализ показывают, что в это время в поле творческого внимания Львова находится литература греко-римской античности (Сафо, Софокл, Эврипид, Геродот, Гораций, Катулл), европейского Возрождения (Ф.аПетрарка, Дж.аБ. Гварини, Т.аТассо), классицизма и Просвещения (П.аКорнель, Ж.аРансин, Ж.-Б. Мольер, Ж.аЛафонтен, Ф.аМ.аВольтер, Ж.-Б. Руссо, Н.аПрадон, Ф.аЛарошфуко, Ф.аФеннелон, Лопе де Вега), а также литературные новинки (Ж.-Ж. Руссо, Ж.-Ф. Сен-Фуа, Ж.-Ф.аМармонтель, П.аМетастазио). Разнообразен материал и по национальной специфике: большее место занимает французская литература, меньшееаЧ английская, немецкая, итальянская и испанская. Разные по времени создания, миропониманию, художественной методологии, национальной специфике, все эти тексты объединены общим предметом: это человек в его отношениях с миром и обществом, взаимоотношения мужчины и женщины.

Помимо существенного расширения круга чтения, в сравнении с периодом лобщников, здесь важен сам способ чтения, ракурс анализа характеров и обстоятельств, открытия, которые делает Львов-читатель при знакомстве с этими произведениями, наблюдения, которые он интерпретирует в параллельных переводам набросках и подражаниях. В этом смысле особенно показательны подражания Львова Еврейским письмам и Каббалистическим письмам Ж.-Б. дТАржанса и Персидским письмам Ш.-Л. Монтескье. Письма, написанные Львовым в подражание Монтескье, характеризуются свободой раскрытия внутреннего мира героев, ярким сопоставлением мужского и женского дискурсов и моделей поведения как в социальном, так и в интимно-психологическом планах. Женское начало выступает в них таинственной, не поддающейся истолкованию, но чувственно воспринимаемой силой, энергией, гармонизирующей мир. Утрата мужчиной любви женщины оборачивается для него социальной драмой и глубокой личной трагедией. Высокий социальный статус мужчины диктует ему определенную линию поведения; если в случае размолвки с женщиной он отступит от этого принципа, то непреложно станет жертвой общественного мнения, а если останется верен емуаЧ неминуемо утратит любовь женщины и ее власть над собой.

Художественный психологизм, осмысленный Львовым как важнейший принцип творчества, потребовал от художника преодоления общепринятых жанровых схем и канонов. Высшим выражением тенденции свободного формообразования стала его первая пьеса Сильф, или Мечта молодой женщины. Написанный по мотивам сказки Мармонтеля, Сильф ярко оригинален и прозрачно автобиографичен: имена его героев Нелеста и МирыаЧ аллюзии на имена Николая Львова и его невесты Марии Дьяковой, сам сюжет ассоциируется с историей их любви и тайного венчания. Это тонкое переплетение литературной традиции с эмоциональными событиями реальной жизни раскрыло незаурядный драматургический талант Львова. Поэт показал себя мастером увлекательной интриги и гибкой по отношению к канону театральной формы. Выпуклые, точно очерченные характеры сочетали в себе типическое и психологически индивидуальноеаЧ здесь отразились наблюдения поэта над гендерной психологией, сделанные в процессе работы над подражаниями Монтескье и дТАржансу. Композиционное решение выразительно и оригинально по отношению к современным ему европейским и русским образцам (Анюте М.аВ.аПонпова, Любовнику-колдуну Н.аП. Николева, Деревенскому празднику В.аИ.аМайкова). Это Львову удалось благодаря богатому опыту заядлого театралааЧ читателя и зрителя. Ориентация пьесы на дворянский любительский театр, предполагавшая совместную работу над подготовкой действа, явилась продолжением традиции коллективной творческой практики, заложенной Львовым в кружке разумных общников. Стремлением к углублению психологического начала, интересом к личности человека и его интимному миру Сильф во многом предвосхитил развитие жанра лирико-комической оперы во второй половине ХIХав.

Главным предметом второго параграфа От государственной мифологии к мифологизации частной жизни стала эволюция мифотворческого дискурса Львова, проанализированная на фоне официозной мифологии современного ему русского искусства. Мифологический дискурс последнего, унаследованный от классицизма, был подчинен политической задаче возвышения и сакрализации власти, что существенно ограничивало его художественные возможности. Мифопоэтический дискурс Львова, реализованный в разных по материалу и проблематике сочинениях: кантате на три голоса (1775), театральной программе Пролог (1783) и дружеских поэтических посланиях (1780-еаЧ 1790-е), показывает эволюцию художественного мышления поэта от мифологии власти к мифологии повседневности.

Кантата Львова 1775аг., написанная для празднества в честь победы России в русско-турецкой войне 1768Ч1774агг., на первый взгляд мало чем отличается от массы панегирической литературы того времени (в частности, од М.аМ.аХераскова, В.аИ.аМайкова, В.аВ.аКапниста и др.). Ее героиаЧ Мир, Марс, Екатерина-Минерва и победоносная РоссияаЧ традиционны для подобных текстов. Стандартно и решение главной темыаЧ победы России во внешней политике (лбрани) и внутренних делах. Эстетика кантаты выдержана в традиционном стиле мифологии власти: она эклектично сочленяет элементы архаики, античности, средневековья и современности; аллегории слабо связаны с русской действительностью; поэтические формулы привычны и по большей части избиты. Однако уже здесь проявляется новаторское мышление Львова-художника: отчетливо выраженный эпико-драматический характер сближает кантату с жанром оратории; драматизированный сюжет, при всех отвлеченных мифологемах, аллегориях и аллюзиях, эмоционален и напряжен. Само обращение молодого Львова к жанру кантаты говорит о том, что музыкальный театр занимает в его эстетике важное место уже на стадии ее становления. Львов ценит в музыкальном действе возможность быстрого отклика на значимые события современности, становящиеся историей, и форму представления, привлекающую широкого зрителя и создающую общественный резонанс. Сам финал кантаты, в отличие от традиционного для жанра величания власти, звучит как гимн единения россиян.

Мифотворческие эксперименты продолжены Львовым в ПрологеаЧ тематической программе для театрального действа в сопровождении симфонической музыки, хора и балета, сочиненной для официального торжественного открытия Российской Академии (1783). От мифологии власти, выраженной в первой драматургической пробе, поэт обратился здесь к мифологизации искусства. Экспериментальная смелость этого решения очевидна при сравнении Пролога Львова с другими опытами в том же жанре: драматическим прологом В.аИ.аМайкова Торжествующий Парнас (1768) по случаю успешного оспопрививания императрице и великому князю Павлу Петровичу, Прологом на открытие в Тамбове театра и народного училища Г.аР.аДержавина (1786), его же Прологом аллегорическим на рождение в Севере Любви и Прологом на рождение в Севере порфирородного отрока (оба 1799). Мифологический дискурс, принятый для подобных торжеств, традиционно был направлен на сакрализацию нового социокультурного образования и увековечение имен его создателей. Его содержанием был ряд аллегорий, закреплявших в сознании зрителей неразрывную связь исторической фигуры и вневременной ее характеристики-статуса (вплоть до устойчивых мифологем-эпитетоваЧ как Екатерина-Минерва). Система аллегорий в их иерархии и динамике выражала идеологию празднества в целом.

Анализ Пролога Львова выявил его экспериментальную новизну. Поскольку это программа театрального представления, она описана в работе как партитура музыкального спектакля, с анализом включенных в текст указаний на все составляющие действа: драматургию (систему действующих лиц, сюжет, озвучиваемый литературный текст), музыку, декорации, хореографию, сценографию и эффекты освещенияаЧ в их синтезе и динамике. Отличием Пролога Львова от названных выше текстов является то, что поэт категорически отказался от мифологизации политических фигур современностиаЧ очевидно, чтобы избежать и идейной заданности, и стилевой эклектики. Такое решение позволило ему добиться чистоты использования мифологических приемов: по сути, он цитирует их в авторском тексте. Прием цитации античного мифа был принципиально нов для того времени и не имел аналогов. То же касается и сюжета действа. Философско-эстетической основой мифотворчества поэта выступает дионисийская мистерия: искусства возникают из синтеза небесного и хтонического начал, духовных и чувственных проявлений. Ориентация театрального действа на систему посвятительных обрядов была чрезвычайно смелым шагом на фоне аллегорических величаний, привычных для государственных персон в подобных представлениях. Инициальный дух действа ко многому обязывал всех служителей мусических искусстваЧ от императрицы до простого художника Львова. В работе показано, что именно новизна мифопоэтического дискурса, определившая общую идеологию праздника как торжества искусств, стала причиной отказа Львову в постановке спектакля. Поставив искусство выше власти, он утверждал независимость первого от второго. Этот художественный эксперимент артикулировал резкое нарушение придворного этикета XVIIIав., согласно которому надлежало возвеличить солнце русского просвещения Екатерину-Минерву и президента открываемой Российской Академии Е.аР.аДашкову.

Новым направлением мифотворчества Львова в 1780Ч1790-х гг. стала частная жизньаЧ то, что в ХХав. получило название мифологии повседневности. Естественной формой выражения повседневного опыта были камерные по содержанию тексты, и прежде всего лирика. Созданная Львовым мифология повседневности включает целую систему концептов: круг друзей, занятия искусством, идеализированная возлюбленнаяа/ женаа/ хозяйка, родовое гнездо, станица шумная ребят, общение с деревенскими мужиками, питающее поэта народной мудростью. Материалом поэтических сюжетов, живописных словесных картин становились у Львова и события, казалось бы, совсем непоэтические: служба по горному ведомству, угледобывающий и землебитный проекты. Примечательно, что Львов осмыслял их в категориях глобальных, вселенских, вечных, возводя их в степень архетипа. Так, в стихотворении На угольный пожар отражена служба по угледобыче. Конкретный биографический эпизодаЧ самовозгорание угля, не принятого петербургскими заказчиками и складированного на даче Львова,аЧ поэт преображает в картину космогонической борьбы четырех первостихий: земли, воды, воздуха и огняаЧ борьбы, начатой по его воле. События частной жизни, укрупненные до образа-символа, могут быть истолкованы как неравенство между биографическим автором и его лирическим героем. Но само это неравенство, за которым стоит приращение смысла в художественном тексте против текста биографического,аЧ прием, при помощи которого Львов открывает читателю особенности понимания самого себя, своего предназначения, поэтической концепции жизни. Начинание поэта нашло продолжение и поддержку в поэтических посланиях его друзей Державина и Бакунина.

Таким образом, цель мифопоэтического дискурса Львова зависит от его содержания и назначения. Политический миф Львова, как и традиционный миф древности, призван придать осмысленность действиям исторической личности и человеческих масс и выполняет функции психологической компенсации. Эстетический миф Львова нацелен на возрождение мистерий древности, с их катарсическим переживанием происходящего, и выполняет функцию своеобразной реабилитации искусства, долгое время служившего власти. Мифология повседневности запечатлевает живую стихию бытия в диалоге персоналийаЧ исторических личностей из круга Львова, взаимосвязях событий государственного и частного масштаба, перекличках художественных идей, чувств и свершений. В модификации Львовым мифопоэтического дискурса выявляется та же логика, что и в эволюции его художественного творчества в целом,аЧ движение от интеграции полифонического опыта современной культуры к выражению индивидуальной системы ценностей.

Третий параграф От регламентированного порядка к экологии культуры посвящен львовской концепции экологии искусства. Отказавшись от продуцирования в искусстве регламентированного порядка, диктуемого современными ему социокультурными нормами и творческими канонами, поэт обратился к поиску органических форм художественного целого. Создавая концепцию экологии искусства, Львов синтезирует опыт современной ему общественной мысли, касающийся поисков устойчивых путей развития культуры: идеи Вольтера, Д.аДидро, Ж.адТАламбера, Ж.-Ж.аРуссо, И.аИ.аВинкельмана, И.аГ. Гердера. Важнейшими составляющими этой концепции являются неангажированность искусства, свободное его развитие в соответствии с внутренней органикой видов и форм, эстетическая и творческая толерантность, историзм и адекватная социологизация. Конечно, эта концепция не была рационально выверенной и выстроенной системой установок, подобной популярному в то время жанру научного трактата,аЧ она представляла собой совокупность принципов творческой самореализации художника в соответствии с системой его понимания мира, искусства и его адресата и творца.

Итогами первой главы стали выводы о том, что дух времени выразился в стремлении Львова обобщить современный идейно-художенственный опыт Европы и найти способы его воплощения в русской творческой практике. Экспериментально новыми формами на фоне традиционального русского искусства того времени стали индивидуальная аксиология и творческая толерантность Львова, воплощенные в проекте совместной литературной работы, мифология повседневности, вытеснившая на периферию литературы и театра традиционную государственную мифологию власти и искусства и поставившую в центр внимания русского искусства частного человека и стихию его ежедневного бытия, и экология культуры и искусства, положившая начало теоретическим и практическим преобразованиям в самых разных сферах общественной жизни, в том числе и эстетической.

Вторая глава ФДух народаФ в творческом наследии Львова посвящена анализу созданной Львовым концепции национального искусства. Концепт дух народа возник в творческом сознании поэта под влиянием живых традиций русского фольклора и формировался под воздействием философии Монтескье, Руссо и Гердера. Львов хорошо знал их труды о роли климата, религии, нравов и обычаев в формировании духа народа, о сущности времени как исторической категории, движущейся по восходящей, когда настоящее не отменяет прошлого, а обобщает его, вбирает его опыт.

Особое понимание Львовым проблемы народности и национальности в искусстве показано в работе на фоне русской литературы последней трети XVIIIав., характеризующейся полуфольклорностью (термин Д.аС. Лихачева). Поиск путей соединения письменной и устной традиции, индивидуально-авторского и коллективно-творческого начал привел к формированию в русском искусстве того времени нескольких творческих стилей: фольклорной цитации (А.аО.аАблесимов, М.аА.аМатинский, В.аА. Пашкевич, М.аМ. Соколовский, Е.аИ.аФомин), имитации фольклора (М.аД. Чулков, М.аВ.аПонпов, В.аА.аЛевшин; Ф.аМ.аДубянский, О.аА.аКозловский), фольклоризации высокой литературы и музыки (лубочные книги; городская народная песня) и создания псевдофольклорных перелицовок и лизнанок (Н.аП.аОсинпов, А. Котельницкий, И.аП. Котляревский). В результате этих художественных поисков возникали порой парадоксальные, порой эклектичные соединения разнородных элементов: античного с древнерусским, языческого с христианским, фольклорного с элитарным.

Поиски русской культурой духа народа отразились и в творческих опытах Львова. Выражение национального характера поэт видел в языке, искусстве, истории народа. Поэтому постижение духа народа для него было связано с освоением устного народного наследия, летописных сводов, памятников древнерусского искусства и творчеством в согласии с исконно русскими традициями. Активное обсуждение этих общих творческих проблем шло и в львовско-державинском кружке, в который, помимо его ведущих поэтов, в разные годы входили поэты И.аИ.аХемницер, М.аН.аМуравьев, Ф.аП. Львов, А.аС.аХвостов, И.аИ.аДмитриев, И.аМ. Муравьев и А.аМ. Бакунин, художники Д.аГ.аЛевицкий, В.аЛ.аБоровиковский, А.аН.аОленин, А.аЕ. Егоров и И.аА. Иванов, композиторы Д.аС. Бортнянский, Д.аСарти, Е.аИ. Фомин и Н.аП.аЯхонтов, химик и минералог А.аА.аМунсин-Пушкин. Важнейшие аспекты деятельности кружка были связаны с поиском типологических параллелей в искусстве античности, европейского и русского средневековья, уяснением взаимосвязи русской и европейской культур, задачей воскрешения славянских мифов.

Первый параграф Этнографическое как материал искусства посвящен фольклористическим исследованиям Львова 1780-х гг. и связанным с ними художественным экспериментам. Основным материалом для наблюдений здесь стали опера Ямщики на подставе (1787) и Собрание народных русских песен с их голосами Львова и И.аГ.аПрача (1790), а также фрагменты Итальянского дневника и Путевых тетрадей поэта.

Ярким музыкально-театральным экспериментом Львова стала опера Ямщики на подставе (музыка Е.аИ.аФомина), своей новизной буквально шокировавшая современников. В ней не было высоких героев, любовной или социальной интриги, занимательного сюжетааЧ всего того, что считалось непременным атрибутом комической оперы в ее европейском и русском (сформировавшемся на тот момент) вариантах. Напротив, перед читателями предстали народные характеры в незамысловатой правде повседневной жизни, неспешный хроникальный сюжет производил впечатление фрагментарности, незавершенности, диалектизмы резали слух, а хоровые фольклорные песни, взамен традиционных для жанра арий, имитирующих русские народные песни, звучали вызывающе смело для оперного спектакля. Отказавшись и от патриархально-идиллического изображения народной жизни, и от плакатно огрубленного сатирического ее представления, Львов продумал свой эксперимент на всех уровнях художественной структуры пьесы. Он кардинально переосмыслил систему персонажей: взамен типажей западноевропейских пьес, уже набивших оскомину зрителям, он впервые в истории русского музыкального театра изобразил жизнь русских ямщиков как особый мир, подвластный своим законам. В отличие от унифицированно условных персонажей из народа, свойственных многим комическим операм, он вывел на сцену в качестве главных героев индивидуализированные, социально и психологически обусловленные народные характеры. Новым предстал и жанр пьесыаЧ лигрище невзначай, определивший специфику сюжета и хронотопа. Действие получило конкретную локальную и временную привязку и стало имитацией реальной действительности. События происходят на станции Крестцы, знакомой всем, кто когда-либо путешествовал по петербургско-московскому тракту, и завершаются проездом через станцию ЕкатериныаII, что рассчитано драматургом с точностью до дняаЧ реально это событие состоялось, согласно Журналу высочайшего путешествия ЕкатериныаII в полуденные страны России в 1787агодуЕ, 6 июля. Сюжет был переосмыслен как отрезок хроники народной жизниаЧ именно внутренняя его логика, а не внешняя жанровая канва определяла скорость и специфику его развития. Наконец, определение жанра Ямщиков на подставе как лигрища подчеркивает его связь с фольклорными представлениями: забавами простонародья, фарсами ряженых на Святках и Масленице. Отказавшись от ложной мифологизации народных типов и обобщенного изображения россиян, Львов продемонстрировал свое понимание народности как выражения народного духа, русской пассионарности.

В Ямщиках на подставе Львов и Фомин не ставили перед собой задачи сопоставить свое и чужоеаЧ мир ямщиков, воссозданный ими в слове и звуке, мыслился художественной репрезентацией своего, русского. Однако при работе над Собранием народных русских песен, которая велась параллельно с созданием оперы, перед Львовым неминуемо вставала проблема национальной идентификации записанного материалааЧ и при различении русского и европейского элементов в городской народной песне, и при отборе русского материала из многонациональной песенной культуры России, и при осмыслении его как собственно народного русского. Позиции ЛьвовааЧ фольклориста и культуролога в этом вопросе нашли выражение в предпосланном Собранию народных русских песен программном тексте О русском народном пении.

В поисках методов национальной идентификации музыкального материала Львов обратился к европейской теории и истории музыки: работам Ж.-Ж. Руссо, П.аО.аГюи, трудам А.аКирхера, П.аЖ.аБюретта и И.аН. Форкеля. Анализируя русскую народную песню, Львов сопоставляет ее с музыкальной культурой древних греков, приводя при этом параллельные примеры из музыкального творчества других народов. Сопоставляя их, он выстраивает путь исторического развития музыкального искусства, а указывая на совершенство древнегреческой музыки, отмечает, в отличие от классицистов, не абсолютность, но историческую конкретность этой оценки. Само же проведенное Львовым сопоставление египетских, греческих, русских, цыганских, испанских мелодий и гармоний свидетельствует о стремлении вписать русское народное музыкальное творчество в общечеловеческий художественный контекст. Именно в общечеловеческом контексте и высвечивается, по мысли Львова, национальное особоеаЧ отличительные черты и достоинства каждого национального искусства, в том числе и русской народной музыки. Главная мысль всех фольклористических наблюдений ЛьвовааЧ мысль о народном пении как неиссякаемом источнике профессиональной музыки. Однако освоение народной музыки профессионалами сопряжено с определенными трудностями. Если исконно народное исполнение фольклорных песен стремится к сохранению национального колорита, то профессиональное и городское любительское их исполнение неминуемо приводит к унификации особого, нивелированию его.

Идеи Львова о генетическом родстве национальных культур, их самоценности, взаимовлиянии и диффузии во многом предвосхитили развитие русской эстетики XIXав. На предисловие О русском народном пении ссылались позднее Державин в Рассуждении о лирической поэзии и Ф.аП.аЛьвов в книге О пении в России. Мысль Львова о наследовании русской народной музыкой некоей пратрадиции (возведенной им к фольклору Древнего Египта и Древней Греции) чрезвычайно оригинальна. Для дальнейшего развития русского искусства принципиально важна и идея о том, что фольклор является источником профессионального искусства.

Внимание к культуре разных народоваЧ от цивилизованных европейских до пребывавших в то время в лестественном состоянии кавказских и азиатскихаЧ сопровождал Львова на протяжении всей жизни. Эти интересы нашли отражение в его Итальянском дневнике (1781) и Путевых тетрадях 1800-х гг. Свое чувство иной национальной культуры поэт нередко проверял в имитациях ее народных песен, разных по модальностиаЧ от серьезной до смеховой (Песня для цыганской пляски, Солдатская песня на голландский манер его царского русского в<еличест>ва служивый <А.>В.аСЕ). Этнографические занятия способствовали формированию у Львова высокотолерантного мышления, в целом редкого для той эпохи. Внимательный к поэзии повседневности разных народов мира, поэт умел понять иные обычаи и иной язык, признавал иной образ жизни и мышления, видел и слышал полифонизм национальных культур. Толерантность определила позицию Львова в вопросе о переселении народов (прежде всего евреев и цыган) в незаселенные регионы России, жестко поставленном в начале 1800-х гг. в связи с голодом в Белоруссии. В противоположность сторонникам радикальных мер (в том числе Державину), Львов требовал осторожности и продуманности в этом вопросе, стремясь предотвратить людские потери и национальные конфликты. Поспешность и жесткость в решении национальных вопросов, по мысли Львова, могла привести лишь к формированию химерического, больного этноса. Залогом же здоровья этнических групп и нации в целом он считает связь с землей, единство национальной памяти и культуры.

Во втором параграфе Народное как форма художественного мышления анализируются поэтические манифесты ЛьвовааЧ поэмы Русский 1791 год (1791) и Добрыня (1796), а также лубочные имитации поэта в набросках и письмах.

Своеобразие поэмы Русский 1791 год выявляется в сопоставлении со Стихами на рождение в Севере порфирородного отрока и Желанием Зимы Державина, Желанием зимы М.аН.аМуравьева, наброском Хемницера Зимою стужу мы несносной называемЕ и элегией Капниста Зима. На фоне поэтических экспериментов Муравьева и Державина по русификации античной мифологии и внедрению в литературный текст диалектно-простонречной лексики, поэма Львова Русский 1791 год чрезвычайно интересна масштабностью задачи и богатством использованного этнофольклорного материала. Поэма воспроизводит весь зимний календарный цикл обрядоваЧ от встречи зимы до Масленицы. Выражая национальный дух в выборе темы, череде ярких изобразительных деталей, сюжете, наконец мышлении формой, Львов создает неповторимое архитектоническое целое, отличающееся этнокультурным своеобразием и исторической глубиной. В основу структуры поэмы положен принцип двуплановости, основанный на соотношении фольклорной цитации и заимствующего ее литературного контекста. Львов понимает, что литературный текст не способен по определению воссоздать сакрализованные духовные ценности и национальные обрядовые служения, однако он может апеллировать к коллективной памяти, где эта эмоционально-образная информацияаЧ дух народааЧ хранится, и при помощи фольклорной цитации актуализировать его для посвященных в культуру этноса. Актуализация и существование этой связи зависит в равной степени от автора и от читателя: от первого требуется глубина понимания духа народа и мастерство, от второгоаЧ чувство-знание национальной культуры хотя бы на уровне узнавания, иначе связь не возникнет. Вне этой связи литературный текст даже при наличии в нем фольклорных цитат окажется поэзией профанной повседневности с ее обыденным (хотя и художественно возвышенным) прагматизмом. Именно в этом состоял, как представляется, творческий эксперимент Русского 1791 года, ставшего поэтическим манифестом русского предромантизма в области выражения народности.

Поэма Добрыня, как показал анализ, сочетает в себе две традицииаЧ героическую и лубочную, что само по себе уже является смелым художественным решением. Обращение Львова к проблеме героического вызвано чрезвычайной популярностью жанра героид в оригинальной и переводной русской поэзии того времениаЧ достаточно вспомнить Стихи ... Григорью Александровичу Потемкину В.аГ.аРубана, Генрияду Вольтера и Энеиду Виргилия в переводе В.аП.аПетрова, Гомерову Илиаду Е.аКострова, Героиду и Сувориаду И.аИ.аЗавалишина, Оду на взятие Измаила П.аМ. Карабанова. При всей разнице тем и сюжетов, в этих героидах повторялся один и тот же художественный код, осуществлялась установка на привычное читательское восприятие, что делало их похожими друг на друга. Такое тиражирование приема Львов ассоциировал с лубочными книгами, основными принципами которых было предельное упрощение текста и игра на узнавании. Очевидно, поэтому русифицированные в лубках европейские героические сюжеты (Бова-королевич, Францыль и Ренцывена, Еруслан Лазарич) обыгрываются Львовым с использованием раешного стиха и приема карнавализации.

На этом фоне Добрыню Львова можно по праву считать литературным экспериментом по форме и поэтическим манифестом по содержанию. Поэма ставит вопрос не только о включенности в фольклорную традицию, как Русский 1791 год, но и о возможных путях ее развития, а также о поэтическом и читательском контексте, в котором те или иные варианты продолжения традиции состаиваются или не состаиваются. Написанная в ключе героического эпоса, поэма диалогична и драматизирована по форме. В результате вместо ожидаемого эпического повествования о давно прошедшем, имеющем уже завершение, состоявшийся итог, как это свойственно былине и народной сказке, перед читателем разворачивается театрализованное действо, итог которого предсказать на какой-либо из его сцен практически невозможно. Более того, поэма не завершенааЧ и не только ее сюжет, но и поэтическое кредо остается только угадывать в логике литературоведческой эвристики. В отличие от классицистов с их системой ограничительных правил и социальной разъединенностью жанров, поэт утверждает здесь различные меры поэтического ремесла и искусства как самоценные, значимые в эстетическом смысле, в чем выражается его творческая толерантность. Ключевая формула поэмы: Ведь не лирааЧ гудок гудит, Не АлцейаЧ новотор поет. Лира Алцея (Алкея) и гудок новоторааЧ не противоречащие, но взаимодополняющие понятия, в совокупности составляющие искусствоаЧ способ творческого самовыражения национальных поэтов и народов в целом. Мысль о родстве русской и древнегреческой культур, высказанная в тексте О русском народном пении, звучит здесь еще раз, теперь уже ярко афористическиаЧ и вновь ее пафос связан с выбором национальной поэтической традиции как линии творчества.

Открытые Львовым пути развития национального искусства были основаны на освоении фольклорного метода художественного мышления. Это освоение осуществлялось в процессе творческого обращения к разным фольклорным традициям: обрядовой, песенной, героической, смеховой. Выработанные поэтом принципы художественного письма тонко сочетали фольклорную цитацию, позволявшую внедрять в литературный текст элементы народной культуры без искажения, имитацию, основанную на следовании традиционному канону, и свободное творчество. Экспериментальным же было не просто сочетание четырех компонентов, а полифоническое их соединение, взаимодействие в тексте по принципу контрапункта: обрядовое противопоставлялось повседневному, героическоеаЧ смеховому; и обрядовое, и смеховое, и героическое расслаивались на истинное (сакрализованное обрядом) и ложное (профанизацию обряда). Перспективы художественного полифонизма, воплощенного Львовым в поэмах, поэтических посланиях и стихотворных письмах и выражавшего его эстетические принципы, далеко не в полной мере были реализованы пришедшей ему на смену поэзией русского XIXав. и во многом предвосхитили поэтические эксперименты ХХ в.

Осмысление Львовым специфики русской национальной культуры и интерес к ее древностям проанализированы в третьем параграфе Национальное как предмет и цель искусства. Материалом исследования здесь стали исторический набросок От 800 года до <нрзб.> по PX из рабочей тетради № а1, издания двух летописей: Летописца Руского от пришествия Рурика до кончины царя Иоанна Васильевича (1792) и Подробной летописи от начала России до Полтавской баталии (1798Ц1799), а также главный искусствоведческий труд ЛьвовааЧ рукописный альбом Опыт о русских древностях в Москве (1797).

Уникальность альбома Московские древности очевидна на фоне современных ему изданийаЧ путеводителей по Санкт-Петербургу и Москве В.аГ.аРубана, А.аИ.аБогданова и Л.аМаксимовича. В русском искусствоведении и эстетике XVIII в. подобных сочинений нет. Частично совпадая по структуре с московскими путеводителями конца XVIIIав., альбом значительно превосходит их своей глубиной и содержательностью. Включенный в него обширный очерк истории древнерусской архитектуры и ее строительной методологии свидетельствует об ориентации Львова на европейские аналоги, и прежде всего на Римские древности Андреа Палладио и Историю искусства древностей Винкельмана. Таким образом, замысел Львова изначально был вписан в широкий археографический и искусствоведческий контекст культуры Европы. Однако пора ученичества для Львова давно прошла. В Русском Палладии он советует отечественным зодчим не копировать слепо предлагаемые великим итальянцем образцы архитектуры, а соотносить их с региональными и социокультурными особенностями России и создавать русский вариант палладианства. В Московских древностях он, опираясь на основной принцип эстетики Винкельмана, гласивший, что совершенства в искусстве можно достигнуть лишь подражая великим произведениям древности, переосмысляет его применительно к древностям отечественным и стремится осуществить на русской культурной почве.

Итогом второй главы стал вывод о том, что дух народа как специфику русской нации Львов осознавал в контексте этнографического внимания к фольклору народов мира. Внимательный к мировому фольклору, поэт ощущал и понимал полифонизм национальных культур в контексте человеческого общежития. При этой эстетической толерантности главным источником национального искусства он считал именно национальный (для РоссииаЧ русский) фольклор в богатстве его форм и жанров, а формой развитияаЧ освоение фольклорного метода художественного мышления. Выработанные поэтом принципы художественного письма тонко сочетали фольклорную цитацию, имитацию и свободное творчество. Идейно-художественное единство народного и профессионального искусства прошлого и настоящего, подпитанное творческими открытиями мировой практики,аЧ стержневая идея созданной Львовым экспериментальной концепции национального искусства. В преемственности исторических форм национального искусства Львов видит залог его устойчивого развития в будущем.

В третьей главе Творчество Львова в Успоре о древних и новыхФ проанализирована позиция поэта в споре о древних и новых и его идеи интерпретации античного наследия в отечественном искусстве. Спор о древних и новых пришелся в русской культуре на последнюю треть XVIIIав. Бурная социокультурная динамика России вызвала кризис абсолютистского мышления, и политико-экономические преобразования последней трети XVIIIав. непосредственно сказались на художественной жизни империи: классицизм переживал кризис, его важнейшие жанры приходили в упадок. В противовес антиквизированному мышлению классицизма формировалось просветительское и предромантическое миропонимание, с интересом к частной жизни современного человека, весьма далекого от идеалов античности и уроков ее мифологии. Это противостояние во многом повторяло кризис французского классицизма, кульминацией которого был спор о древних и новых.

ьвов, при всей смелости творческого мышления, не считал, что современное ему искусство России должно отречься от классического наследия во имя новых идеалов. Напротив, он видел в античности вечное, общечеловеческое, непреходящее и потому искал новые формы его интерпретации в современном искусстве. При этом, будучи художником широкого толерантного мышления, он не ограничивал понятие древних собственно античностью, хотя и она у него представлена довольно широкоаЧ древнегреческой мифологией, Сафо, Анакреоном, Архилохом, Овидием. К древним Львов относил и северную рецепцию античностиаЧ поэзию средневековой Европы: висы Гаральда Храброго, песни Оссиана. Искусство Возрождения и классицизма было для него посредником между древностью и современностью: он чтил Палладио в большой степени и как реконструктора теории Витрувия, а ПетитоаЧ как систематизатора широкого спектра идей изобразительного и прикладного искусства от древности до современности.

Первый параграф Взаимодействие древнего и современного посвящен своеобразному лантичному циклу, сложившемуся в 1790-е гг. в переводческой и оригинальной творческой практике Львова. Каждый из текстов этого цикла неповторим в решении вопроса о принципах читательского и писательского общения с наследием древних. Главной стратегией переводов Львова из Оссиана (отрывок На вершине-то скалы Марвенской каменнойЕ, конец 1780-хаЧ нач. 1790-х) и Гаральда Храброго (Песнь норвежского витязя Гаральда Храброго, из древней исландской летописи Книтлинга сага, господином Маллетом выписанная и в УДатской историиФ помещенная, переложена на российский язык образом древнего стихотворения с примеру УНе звезда блестит далече во чистом полеЕФ, 1793) стал принцип погружения в иную культуру, понимания ее глубинных мифологических корней и поиска аналогов их выражения в языке культуры принимающей. В случае с Оссианом поэт опирался на внутреннее родство скальдического и славянского эпоса, а в случае с ГаральдомаЧ на совпадение линий норвежской и русской истории.

Иную стратегию Львов предложил в Анакреоне (1794), явившемся первым в России опытом комментированного издания греческой анакреонтики с учетом достижений европейской филологии XVIIЧXVIIIавв. Замыслив книгу билингва, Львов обязывает себя к максимально точному воссозданию духа и буквы источника. Свои художественные решения он поверяет сложившейся на тот момент практикой переводов Анакреона, используя опыт А.аДасье, А.аЛафосса, И.-Б.аЛонжепьера, Ф.аГакона, П.аРолнли, Ж.-Ж.аМутонне де Клерфона, И.-Х.-Ф.аМайнеке и др. Главным критерием выбора того или иного варианта перевода для Львова становится культура страны прибытия, знания и менталитет читателя, которому перевод адресован. Чтобы облегчить понимание текста, Львов регулярно поясняет встречающиеся в нем экзотизмы и мифологемы, вводя читателя в особый мир античной литературы и культуры. Таким образом, переводческая стратегия АнакреонааЧ творческий диалог как объемное, многомерное пространство свободного самоопределения переводчика и читателя в понимании и оценке древнего автора. Перевод Львова основан на поиске адекватных способов выражения буквы и духа древнего в языке новых, реализуемых в переводе с учетом особенностей культуры страны отправления и страны прибытия. Примечательно, что в диалоговые отношения вступали не только переводчик и древний автор, но и читатель, который беседовал, читая книгу, с ними обоими. Эта стратегия освоения античности, принципиально новая для того времени, нашла свое продолжение в переводческой практике XIXЧXXавв.

Продолжением лантичного цикла стали Ода во вкусе Архилоха на 1795-й год и пьесы Милет и Милета (1794) и Парисов суд (1796). Эти три сочинения, при всей жанровой разноликости (ода, пастораль, бурлеск), кажутся на первый взгляд простыми перелицовками античных тем и сюжетов. Однако экспериментальный опыт Львова в этих текстах более сложен. Главное в скороспелке Милет и Милета, написанной по случаю помолвки овдовевшего Державина с Дарьей Дьяковой,аЧ не ироническая перелицовка и не собственно литературная игра, лишь развлекавшая читателяа/ зрителя. В основе анакреонтеи ЛьвовааЧ художественное преображение событий личной жизни в предмет театрального действа, в эстетический феномен, возбуждающий желание разгадать аллюзии и доставляющий радость узнавания героев и событий. Синтетическая художественная методология Парисова суда соединила смелый бурлеск и тонкий лиризм, глубинные архетипы и изящную шутку. Это позволило автору избежать и прямолинейности современной ему сатиры, и легкой развлекательности ирои-комических поэмаЧ и создать яркую динамическую картину философско-психологинческого звучания. Парисов суд завершил литературный лантичный цикл Львова. Став веселой проказой, шуткой, эта бурлескная опера вместе с тем продемонстрировала своеобразную эстетику модификации, выработанную поэтом в процессе освоения языка и образности древних. Ее важнейшие принципыаЧ погружение в прошлое, диалог с древними, актуализация почерпнутой у древних высокой лирики и карнавального дионисийского смеха.

Во втором параграфе Диалектика всемирного и локального анализ лантичной темы в творчестве Львова продолжен на материале искусствоведческих и эстетических текстов. К лантичному циклу непосредственно примыкают переводные издания Львова Рассуждение о проспективе Э.-А.аПетито (1789), Четыре книги архитектурыЕ Андреа Палладио (1798) и задуманный художником, но оставшийся незавершенным проект иллюстрированного альбома Овидиевы превращения (1796). В отличие от литературной, искусствоведческая составляющая лантичного цикла Львова построена на иной эстетике модификации.

В скромной книге Петито Рассуждение о проспективе поэт увидел уникальный методический материалаЧ обучение перспективе в изобразительных искусствах, достойный того, чтобы превратить его из локального пармского текста в широкую систему образования и самообразования художников, востребованную и в России. Поэтому Львов применил к нему принцип генерализации, расширения, адресуя его не только живописцам, как Петито, но и творческим деятелям всех искусстваЧ архитекторам, скульпторам, создателям интерьеров и театральным декораторам. Идея широкого применения книги говорит о глобальном мышлении Львова-просветителя. Не создав собственных текстов классического трактатного типа, Львов переводом Рассуждения о проспективеЕ оказал существенное влияние на российское общественное сознание конца XVIIIав. Формирование художественно-эстетинческого пространства, просвещенной среды своего времениаЧ это и есть та роль гения вкуса, которую играл Львов в истории отечественной культуры.

В переводе Четырех книг Палладиевой архитектурыЕ Львов решал другие задачиаЧ спецификации универсального, применения его к особенностям русского ландшафта и русской ментальности. Львов был чутким и восприимчивым наблюдателем и читателем и, очевидно, чувствовал свое предназначение быть медиатором, посредником в популяризации идей ПалладиоаЧ так же, как и Палладио в свое время явился рупором идей Витрувия. Осуществляя свой замысел, Львов продемонстрировал высокую культуру издателя, переводчика, организатора и редактора иллюстративной части, чтобы представить Палладио в той подлинности, каковую заслуживает его совершенство. При этом, стремясь облегчить русским зодчим постижение этого совершенства, Львов перевел идеи Палладио на язык современной ему отечественной практической архитектуры, сопроводив основной текст системой конкретных ценных советов. Результатом явилось двуплановое издание, сочетающее точное и адекватное воспроизведение оригинала с всесторонней адаптацией его к социокультурным особенностям принимающей страныаЧ спецификацией универсального. Двуплановость принципиально отличает Русский Палладий Львова от европейских изданий трактата, предпринятых в XVIIЧXVIIIавв.,аЧ как от национальных его адаптаций, осуществленных П.аЛемюэ, Р.аФреаром де Шамбре и Г.аРичардсом, так и от пышных изданий Н. Дюбуа и О. Бертотти-Скамоцци, стремившихся увековечить идеи Палладио как недосягаемый идеал. Русский Палладий отразил творческую личность Львова, глубоко знающего и культуру страны текста-источника, и отечественную культуру с ее географической, исторической и ментальной спецификой. Историзм мышления художника проявился в актуализации непреходящего содержания трактата Палладио и умении найти органичные формы для его выражения в иных, современных издателю условиях. Регионализм проявился в спецификации общих положений теории применительно к социокультурным условиям и образу жизни русского человека. В этом смысле Русский Палладий продолжил культурологические изыскания, начатые Львовым еще в первых переводах и исторических и фольклористических работах.

В проекте Овидиевых превращений эстетика модификации выразилась в намерении включить локальную культуру в систему культуры мировой. Метаморфозы покорили художника разнообразием увлекательных образов и сюжетов, и он счел творчески продуктивным применять не только в литературе, но и в более широком художественном контекстеаЧ живописи, пластических искусствах, театре России. Наконец, Словарь художеств и художников (замысел 1800) должен был стать продолжением всех этих проектов и соединить в одном издании европейское и русское искусство, чтобы представить наследие русских художников как органическую часть общеевропейского искусства.

Предметом третьего параграфа Язык искусства: словарь и грамматика стали литературные программы (аллегорезы) Львова, открывающие понимание художником семантики, синтаксиса и коммуникативной направленности искусства. Спецификой литературных программ Львова является их тематическая связь практически со всеми видами искусства: архитектурой, садово-парковым, интерьерным и декоративно-прикладным искусством, скульптурой, живописью, книжной графикой, литературой, музыкальным театром,аЧ приводящая к синтезу искусств, выраженному в художественном слове. Сущность программ Львова связана со стремлением разработать иносказательный язык для современного ему русского искусства. Аллегорезы, связанные с пластическими искусствами, запечатлели, как в определенной композиции тот или иной конкретный образ меняет свой смысл, втягивая в себя лучи предыдущих его акроаматических художественных использований, обретает содержательные параллели, насыщается аллюзиями и коннотациями в окружении других иносказательных фигур. В программах, связанных с синтетическими, лигровыми искусствами, зафиксировано и преображение самого художественного контекста, вступающего с новым образом в иные, динамические, более глубокие и богатые по содержанию смысловые отношения. Практический смысл аллегорез Львова заключен в том, чтобы научить художников выражать общие, абстрактные и потому почти неизобразимые идеи (добро, силу, власть, справедливость, любовь) через мифологемы и аллегории, показывая их иносказательно, через изображения живых существ, животных или человеческих фигур с атрибутами, за которыми исторически закрепился символический смысл, доступный прочтению. Еще более важна коммуникативная направленность программ Львова. Она свидетельствует о том, что поэт понимал искусство как диалог художника, с одной стороны, и читателя, слушателя, зрителяаЧ с другой. Прагматика львовских программ чрезвычайно разнообразна по масштабуаЧ от камерного характера до общенародного резонанса. Аллегорезы ЛьвовааЧ богатый материал для словаря эмблематики, мифологии и аллегорики русского искусства конца XVIIIав.

Итогом третьей главы стал вывод о том, что Львов предложил совершенно оригинальное для своей эпохи решение спора о древних и новых. В числе других новаторскими стали выработанные поэтом принципы русского оссианизма и русской анакреонтики в переводческой и оригинальной поэзии и драме, а также карнавально-смеховая интерпретация античной мифологии в музыкальном театре. В освоении европейской эстетики Львов использовал приемы генерализации специального, спецификации универсального, диалоговой систематизации локальных культур и синтеза искусств. Последнее особенно убедительно выражено в его литературных программах для разных видов искусства и их реципиентов. Суть комплекса художественных экспериментов Львова состоит в выработке идеи устойчивого развития культуры и искусства. Результатом осмысления Львовым важнейшего для XVIIIав. спора о древних и новых стали концепты историзма и регионализма в национальном искусстве.

В Заключении подводятся итоги работы, предпринимается попытка по-новому осмыслить закономерности развития русской литературы и искусства последней трети XVIIIав. с учетом исследованного опыта творческих экспериментов Львова. Основные концепты художественного мышления поэта: дух времени, дух народа, древнее и новое, всеобщее и локальное позволяют внести существенные коррективы в содержание категорий традиционности и новаторства и уяснить механизмы их взаимодействия в литературном процессе.

Дух времени в мышлении Львова выразился в том, что поэт на протяжении всего своего творческого пути осваивал опыт европейской и русской общественной мысли от древности до современности. Инструментом анализа исторически и национально многообразной художественно-эстетинческой практики стал для него принцип амбивалентного противоречия, поляризации внутренней структуры рассматриваемого феномена. Поэтому в его творческом становлении отчетливо прослеживается эволюция взглядов от власти авторитетов к индивидуальной аксиологии, от государственной мифологии к мифологии частной жизни, от регламентированного порядка к экологии культуры и искусства. Морфологический анализ (говоря современным языком) мирового духовного, художественного и практического опыта позволил Львову выработать оригинальную концепцию устойчивого развития культуры и искусства. Важнейшими ее идеями являются неангажированность творчества, свободное развитие искусства в соответствии с внутренней органикой его видов и форм, эстетическая и творческая толерантность, историзм и адекватная социологизация.

Дух народа проявился в фольклористических и этнографических занятиях Львова, которые способствовали формированию у него высокотолерантного мышления, в целом редкого для той эпохи. Основой художественного и фольклористического творчества поэта стал метод каталогизации (или метод фокальных объектов, как его назвал ХХ в.). Изучая русский фольклор во всем разнообразии его проявлений и жанров, поэт видел в нем сложную многоуровневую систему, включающую в себя в качестве подсистем этнографически маркированные элементы материальной и духовной культуры. Однако это не был узкопрофессиональный и узконациональный взгляд на предмет. Для Львова характерно умение понимать ту или иную систему (в данном случае русский фольклор) как часть более общей, глобальной системы (так сказать, надсистемы)аЧ мирового фольклора. Внимательный к поэзии повседневности народов мира, поэт умел понять иные обычаи и иной язык, признавал иной образ жизни и мышления, видел и слышал полифонизм национальных культур.

Открытые Львовым пути развития национального искусства были основаны на освоении фольклорной формы художественного мышления. Экспериментальным же было не просто сочетание разных фольклорных компонентов, а полифоническое их соединение, взаимодействие в литературном тексте с авторским голосом по принципу контрапункта. Художественный полифонизм, воплощенный Львовым в поэмах, поэтических посланиях и стихотворных письмах, явился выражением его эстетических принципов.

Решение Львовым спора о древних и новых и проблемы понимания и интерпретации античного наследия связано с выработкой синтетической художественной методологии, соединяющей смелый бурлеск и тонкий лиризм, глубинные архетипы и острую современность. Античный цикл поэта, важнейшими составляющими которого стали Анакреон, Парисов суд, Русский Палладий и Овидиевы превращения, является художественным воплощением своеобразной эстетики модификации, выработанной поэтом в процессе освоения языка и образности древних. Ее важнейшие принципыаЧ погружение в прошлое, диалог с древними, актуализация почерпнутой у древних высокой героики и карнавального дионисийского смеха. В искусствоведческих сочинениях и переводах Львова эстетика модификации выразилась в генерализации специального текста, спецификации универсального текста и включении локальной культуры в систему культуры мировой.

Таким образом, ресурсами обновления художественного языка русского искусства в экспериментах Львова выступает национальный фольклор, русские древности и творческое наследие Европы от античности до современности. При творческом освоении художественного наследия предков поэт применяет, говоря современным языком, несколько операторов мышления: время, расстояние, ценность. Общим же художественным кодом Львова в литературной и искусствоведческой эстетике модификации является экспериментальное нарушение симметрии бинарных оппозиций древнееа/ новое, локальноеа/ всеобщее, аксиологически высокоеа/ аксиологически низкое и их частных вариантов.

Эстетическая задача художественных экспериментов Львова связана с поиском диалектики, казалось бы, несовместимых принципов развития искусства: принципа кардинального обновления и принципа органичного развития. Однако при широком взгляде на искусство как творческую систему (а именно так понимал его Львов) противоречие между этими принципами оказывается мнимым: в искусстве всё существует одновременно и всё равноценно. При этой одновременности и равноценности элементов разных временных, локальных и национальных культур, далеко не все из них актуализированы в конкретном хронотопе бытия конкретной личности. Актуализировать одновременно всёаЧ невозможно и не нужно. Однако победить субъективную инерцию сознания, естественно тяготеющего к забыванию, преодолеть объективный временной поток, неумолимо сносящий всё в Лету, и объективную же пространственную протяженность, мешающую встрече разных локальных культур, можно. Для этого Львов сознательно нарушает статическое равновесие полюсов оппозиций древнееа/ новое, локальноеа/ всеобщее, аксиологически высокоеа/ аксиологически низкое, сложившееся в той или иной пространственно-временной точке процесса развития искусствааЧ в эстетике тождества.

Инструмент нарушения этого пространственно-временного равновесияаЧ созданная Львовым эстетика асимметрии. Она выступает причиной, пружиной дальнейшего развития искусства: новое обогащается древним, локальноеаЧ универсальным, высокоеаЧ низким и наоборот; древнее и универсальное получают новое художественное бытие в контексте современного, социокультурно и локально очерченного.

Эстетика асимметрии, апробированная Львовым в качестве творческого метода в лантичном цикле, сродни пропорционированию в архитектуреаЧ и к нему генетически и ассоциативно восходит. Она проявилась и в практической архитектуре Львова, причем также двунаправленно. Тенденция локальной спецификации реализована в переносе культовых монументальных форм: египетских пирамид, античных круглых храмоваЧ в камерное пространство русской дворянской усадьбы, с изменением размеров этих строений и их непосредственных функций и сакрализацией принимающего их мира. Тенденция генерализацииаЧ в использовании приемов народного мелкомасштабного грунтового строительства при возведении Приоратского дворца, с его высоким социокультурным статусом, сакрализованным историей Мальтийского ордена. Эти параллельные примерыаЧ не совпадения, а выражение глубинных тенденций художественного мышления Львова. Львов как творческая личность формировался именно в сфере архитектурного образно-творческого мышления и оставался практикующим архитектором до конца своих дней. Асимметричная архитектоника его творческого мышления проявилась во всех фундаментальных трудах: музыкально-театральной драматургии, поэмах, Анакреоне, Русском Палладии, Московских древностях, а также в проектах, оставшихся незавершенными.

Асимметричность эстетики Львова отчетливо проявляется на фоне эстетики равновесия (эстетики тождества), характерной в целом для русской культуры последней трети XVIIIав. Понятно, что львовский феномен асимметрии как принципа художественного мышления в истории культуры не единичен. Аналоги эстетики асимметрии и художественного пропорционирования можно найти в мировой литературе: в частности, пропорционирование применил Дж.аСвифт в своей книге Путешествия Гулливера (1726), создав в антитезу миру Гулливера миры лилипутов, великанов, лапутян, а также противопоставив миру йеху мир умных благородных лошадей. Однако метод Свифта, опробованный писателем лишь в пространстве одной книги, не получил и не мог получить столь широкого распространения в культуре его времени и его страны, как метод Львова.

Творческий же эксперимент Львова воплотился в самых разных искусствах и формах духовной жизни.

Для музыкального театра поэта характерна постоянная смена творческого почерка, жанров и стиля. Это не было, конечно, спланированной реформой русского музыкального театра. Пространство экспериментов поэтааЧ камерный мир любительского театра, отвечающий духовным запросам дружеского круга зрителей и гибко поддающийся изменениям благодаря интимным отношениям между авторами, артистами и зрителями. Общее эмоциональное поле стимулировало поиски драматурга и подсказывало решение творческих задач. Вместе с тем творческие эксперименты Львова не были чередой случайных проб. Эволюция его музыкального театрааЧ в движении от театра, портретирующего действительность, к соединению этого динамического портрета с самой действительностью, что было возможно лишь в условиях усадебных театрализованных представлений, где даже при расширении круга зрителей сохранялась стихийно возникающая интимная атмосфера взаимопонимания и доверия.

Поэтические манифесты Львова принимали форму посланий, календарного, экологического и героического эпоса. Насыщенные этнографическим и фольклорным национальным материалом, они возрождали русский дух на новой исторической ступени развития искусства и литературы России. Литературные программы касаются разных видов искусства: От издателя Русского ПалладияаЧ манифест архитектора, О том, как должно было бы расположить сад князя Безбородки в МосквеаЧ манифест садового художника, О русском народном пенииаЧ манифест фольклориста.

Опережая время, которое, по словам Ф.аП.аЛьвова, за ним не поспевало, наш герой не летел стрелой в каком-либо одном направлении, но благодаря своему универсальному дару двигался достаточно широким фронтом. А поскольку универсализм его был органичным и внутренне непротиворечивым, в его поэтических, архитектурных, садово-парковых, музыкально-фольклонристических экспериментах можно выявить аналогии. Один экспериментальный ход по своей глубинной логике отражает другой, и в системе этих отражений возникает Львов-художник с его концепцией искусства, в которой взаимодействуют компоненты чистого (элитарного) искусства и народного творчества и отчетливо выражено настороженное, если не сказать негативное, отношение к массовой культуре, в которую всегда рискует выродиться и, как правило, вырождается искусство эстетики тождества, культура эстетики равновесия. Так, в один ряд с русифицированным Бовой-королевичем и офранцуженным галантным рыцарем Ильей МуромцемаЧ популярными у демократического читателя героями лубочной литературыаЧ Львов ставит французские кудри и ланглийские тонкости европейских изводов палладианства, механически перенесенные отечественными строителями на русскую почву без учета национальных традиций и социокультурной специфики РоссииаЧ лишь в угоду массовому вкусу, следующему изменчивой моде. Вписывание чужого в контекст своегоаЧ дело сложное и тонкое, и навмахии и гипподромы Гатчинского парка и сада БезбородкоаЧ не простое копирование Львовым античных образцов в угоду моде, но способ организации досуга молодых дворян в формах, органичных их спортивно-состязательному духу. При этом и в архитектуре, и в садово-парковом искусстве элитарное не отделено от простонародного, но взаимодействует с ним: свободный дух народных гуляний на территории парка вельможи (Безбородко, Разумовского) тому прямое доказательство.

Только так, по мысли Львова, может возникнуть истинное единство древнего и нового, своего и чужого, элитарного и народного, в котором новое подпитывается древним, своеаЧ чужим и чужоеаЧ своим; элитарное духовно и эстетически обогащается народным, а народноеаЧ элитарным. Это решение направлено против замкнутости каждой из культур, ибо замкнутость неизбежно приводит к продуцированию дурного вкуса: древняя культура умирает, новаяаЧ становится безродной; своя и чужая в их разъединенности духовно вырождаются; простонародная культура перерождается в массовую, в китч, а элитарнаяаЧ в интеллектуальную отвлеченность, игрушку от искусства, которая по сути тот же китч, только усложненный.

Основные положения диссертации отражены в публикациях:

Монографии

1. Милюгина Е.аГ. Обгоняющий время: Николай Александрович ЛьвоваЧ поэт, архитектор, искусствовед, историк Москвы. М.: Русский импульс, 2009. 360ас. 45ап.ал. Гран-при открытого конкурса грантов на выпуск книг о Москве и Отечестве, отражающих многообразие культурной, научной, общественной жизни города и страны и способствующих сохранению национального достояния, продолжению лучших традиций и обеспечению преемственности поколений, протокол конкурсной комиссии б/н от 27 ноября 2008аг.; договор №а275 от 18адекабря 2008аг. между ООО Русский импульс и Комитетом по телекоммуникациям и средствам массовой информации г.аМосквы. Лауреат XIаНационального конкурса Книга года в номинации HumanitasаЧ издания по общественно-политическим, историческим, философским, искусствоведческим, театральным и другим проблемам гуманитарных областей знаний, словари, издания энциклопедического характера.
2. Милюгина Е.аГ., Строганов М.аВ. Гений вкуса: Н.аА. Львов. Итоги и проблемы изучения: Монография. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2008. 278ас., 52аилл., портр. 19ап.ал. Грант РГНФ, проект 07-04-93819а/К.

Статьи в изданиях, рекомендованных ВАК РФ

3. Милюгина Е.аГ. ЯаЧ микрокосм, искуснейший узорЕ: Личность в концепции философов и художников барокко и романтизмаа// Вестник Российского университета дружбы народов. Серия Литературоведение. Журналистика. 2001. №а5. С.а12Ч18. 0,5ап.ал.
4. Милюгина Е.аГ. Быть свободнымаЧ это значит быть человеком: О гранях идеи свободы в мышлении романтикова// Вопросы философии. 2006. №а12. С.а120Ч136. 1ап.ал.
5. Милюгина Е.аГ. Музыкальный театр Н.аА.аЛьвова как пространство экспериментаа// Известия Самарского научного центра РАН. Серия Педагогика и психология, Филология и искусствоведение. 2008. №а2. С.а319Ч328. 1.ап.ал.
6. Милюгина Е.аГ. Н.аА.аЛьвоваЧ издатель Русского Палладияа// Известия Уральского государственного университета. Серияа2: Гуманитарные науки. 2009. №а1/2 (63). С.а256Ч265. 1ап.ал.
7. Милюгина Е.аГ. Опыт о русских древностях в Москве Н.аА.аЛьвова и Дж.аКваренги: Уточнения к публикацииа// Русская литература. 2009. №а2. С.а115Ч120. 0,5ап.ал.
8. Милюгина Е.аГ. Н.аА.аЛьвов и Русский Анакреона// Известия Самарского научного центра Российской академии наук. Т.а11, №а4а(3), 2009. Серия Педагогика и психология, Филология и искусствоведение. №а3 (5). С.а764Ч769. 0,6ап.ал.
9. Милюгина Е.аГ. Дух времени и дух народа в поэтических манифестах Н.аА.аЛьвоваа// Известия Самарского научного центра Российской академии наук. Т.а11, №а4а(4), 2009. Серия Педагогика и психология, Филология и искусствоведение. №а4 (6). С.а1052Ч1056. 0,5ап.ал.

Публикации в зарубежных изданиях

10. Милюгина Елена. Творчество Н.аА.аЛьвова в зеркале исследований XXI векаа// Europa Orientalis (Salerno). 2008. Vol.аXXVII. P.а357Ч368. 0,7ап.ал.
11. Милюгина Елена. Русская история и форма ее репрезентации в рукописной кантате Н.аА.аЛьвова 1775 г.а// Europa Orientalis (Salerno). 2009. Vol.аXXVIII. P.а9Ч16. 0,6ап.ал.
12. Милюгина Елена. Универсальное и национальное в Русском Палладии Н.аА.аЛьвоваа// Archivio italo-russo VII: Russko-ital'janskij Archiv VIIа/ A cura di A.аShishkin e Cr.аDiddi. Salerno: Collana di Europa Orientalis, 2009. Р.а25Ч35. 0,7ап.ал.
13. Милюгина Е.аГ. Идея лабсолютной мифологии и тенденция мифологизации жанров в русском романтизмеа// Slovansk romantizmusаЧ o nrovosti: Zbornk prspevkov z medzinrodnej konferencie. Bansk Bystrica: Univerzity Mateja Bela, 2002. С.а117Ч124. 0,5ап.ал.

Учебные пособия

14. Милюгина Е.аГ. История отечественной литературы: Учебное пособие. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2009. 240ас. 15ап.ал. Рекомендовано Учебно-методическим объединением по классическому университетскому образованию Министерства образования и науки Российской Федерации в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальности Педагогика и методика начального образования 050708 и по программе дополнительной квалификации Преподаватель ВПО.
15. Милюгина Е.аГ., Лебедева О.аЕ. Николай Александрович Львова// Русские писатели и Тверской край: Учебное пособие по литературному краеведению для студентов гуманит. фак-тов ун-това/ Под ред. М.аВ.аСтроганова и И.аА.аТрифаженковой. Допущено департаментом образования Тверской области в качестве учебного пособия по литературному краеведению для уч-ся сред. общеобразоват. школ. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2009. С.а23Ч36. 0,8ап.ал.

Публикации в отечественных изданиях

16. Милюгина Е.аГ. О предромантизме Н.аА.аЛьвоваа// Гений вкуса: Н.аА.аЛьвов. Материалы и исследования. Сб.а2. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2001. С.а71Ч81. 0,7ап.ал.
17. Милюгина Е.аГ. Н.аА.аЛьвов и русский оссианизма// Россия и Британия в эпоху Просвещения: Материалы междунар. науч. конференции. СПб.: С.-Петерб. центр истории идей, 2002. С.а280Ч282. 0,2ап.ал.
18. Милюгина Е.аГ. Человек универсальный как мера вещей и идей в романтизмеа// Философский век. Альманах. Вып.а22. Науки о человеке в современном мире: Материалы междунар. конференции. СПб.: С.-Петерб. центр истории идей, 2002. Ч.а2. С.а316Ч323. 0,4ап.ал.
19. Милюгина Е.аГ. Подражатель не есть художник: Н.аА.аЛьвов и Русский Палладийа// Гений вкуса: Н.А. Львов. Материалы и исследования. Сб.а3. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2003. С.а135Ч144. 0,6ап.ал.
20. ьвов Н.аА. От издателя русского Палладия; Примечания <к Четырем книгам Палладиевой архитектуры>а/ Подгот. текста, републ. и коммент. Е.аГ.аМилюгинойа// Гений вкуса: Н.аА.аЛьвов. Материалы и исследования. Сб.а3. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2003. С.а144Ч162. 1ап.ал.
21. Милюгина Е.аГ. Живых и мертвых вод исток: Акватическая мифология в русской поэзии конца XVIIIаЧ начала XIXав.а// Мир романтизма. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2004. Т.а9а(33). С.а42Ч58. 1ап.ал.
22. Милюгина Е.аГ. Сакральное и профанное в космологии романтического мифа: диалектика парадоксаа// Пространство и время: физическое, психологическое, мифологическое: Сб. трудов III междунар. конференции. М.: Новый Акрополь, 2005. С.а111Ч118. 0,5ап.ал.
23. Милюгина Е.аГ. Н.аА.аЛьвов и Э.-А.аПетитоа// Гений вкуса: Н.аА.аЛьвов. Материалы и исследования. Сб.а4. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2005. С.а140Ч181. 1,2ап.ал.
24. Петито Э.-А. Рассуждение о проспективе, облегчающее употребление оной, в пользу народных училища/ Пер. c итал. и франц. Н.аА. Львова; Подгот. текста, републ. и коммент. Е.аГ.аМилюгинойа// Гений вкуса: Н.аА.аЛьвов. Материалы и исследования. Сб.а4. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2005. С.а182Ч199. 1ап.ал.
25. Милюгина Е.аГ. В поисках храма: К проблеме концептуальных моделей нелинейных динамик в художественном мышлении романтизмаа// Романтизм: грани и судьбы: Учен. зап. НИУЛ КИПР ТвГУ. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2005. Вып.а5. С.а14Ч23. 0,7ап.ал.
26. Милюгина Е.аГ. Миф о художнике в европейском и русском предромантизме и романтизмеа// Русская словесность в мировом культурном контексте. М.: Моск. гос. ун-т, 2005. С.а112Ч124. 0,8ап.ал.
27. Милюгина Е.аГ. Античная традиция в романтической философии мифологии: О мифологеме инициального лабиринта в романтизмеа// Experimenta Luciefera: Сб. материалов IVаПоволжского научно-методического семинара по проблемам преподавания и изучения дисциплин классического цикла. Нижний Новгород: Нижегор. гос. ун-т, 2006. Выпа3. С.а62Ч67. 0,4ап.ал.
28. Милюгина Е.аГ. Искусно организованный беспорядок: Категории гармония и хаос в искусстве и эстетической мысли романтизмаа// Романтизм: грани и судьбы: Учен. зап. НИУЛ КИПР ТвГУ. Тверь : Твер. гос. ун-т, 2006. Вып.а6. С.а7Ч13. 0,5ап.ал.
29. Милюгина Е.аГ. Эстетические взгляды Н.аА.аЛьвова: проблемы исследованияа// Родная словесность в школе и вузе: Межвуз. сб. науч. тр. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2007. Вып.а3 (5). С.а60Ч79. 1ап.ал.
30. Милюгина Е.аГ. Н.аА.аЛьвоваЧ переводчик трактатов по изобразительному искусству и архитектуреа// Романтизм: грани и судьбы: Учен. зап. НИУЛ КИПР ТвГУ. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2008. Вып.а7. С.а30Ч45. 1ап.ал.
31. Милюгина Е.аГ. Переводы Н.аА.аЛьвова в контексте международных культурных связей эпохи предромантизмаа// Русская литература в мировом культурном и образовательном пространстве: Материалы междунар. научного конгресса. СПб.: С.-Петерб. гос. ун-т, 2008. Т.а1. Ч.а1. С.а52Ч59. 0,5ап.ал.
32. Милюгина Е.аГ. О графическом наследии Н.аА.аЛьвова: К проблеме универсальной личности в русском предромантизмеа// Романтизм: грани и судьбы: Учен. зап. НИУЛ КИПР ТвГУ. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2008. Вып.а7. С.а123Ч134. 0,7ап.ал.
33. Милюгина Е.аГ. Экология до экологии: Творческая практика Н.аА.аЛьвова и идеи устойчивого развитияа// Дары природы или плоды цивилизации: Экологический альманах. Вып.а2а/ Ред.-сост. И.аП.аОленхова, М.аВ.аСтроганов. Тверь: Марина, 2008. С.а20Ч46. 1,1ап.ал.
34. Милюгина Е.аГ. Старая Москва в зеркале Опыта о русских древностяхЕ Н.аА.аЛьвоваа// Образ России в литературе XIXЧXXIавеков. Курск: Кур. гос. ун-т, 2008. С.а109Ч131. 1,5ап.ал.
35. Милюгина Е.аГ. Н.аА.аЛьвоваЧ переводчик трактатов по усадебному хозяйствуа// Язык и межкультурная коммуникация: Материалы Vамежвуз. научно-практической конференции. СПб.: С.-Петерб. гуманит. ун-т профсоюзов, 2008. С.а296Ч299. 0,3ап.ал.
36. Милюгина Е.аГ. Эстетика Н.аА.аЛьвова в контексте теоретико-художенственных исканий русского предромантизмаа// Предромантизм и романтизм в мировой культуре: Материалы научно-практической конференции: В 2ат. Самара: Самар. гос. пед. ун-т, 2008. Т.а1. С.а19Ч25. 0,5ап.ал.
37. Милюгина Е.аГ. Философия женственности в творческом сознании раннего Н.аА. Львоваа// XVIII век: Женскоеа/ мужское в культуре эпохиаЧ XVIIIe sicle: Feminineа/ masculin dans la culture de lТpoque: Научный сб.а/ Под ред. Н.аТ.аПахсарьян. М.: Экон-Информ, 2008. С.а445Ч453. 0,6ап.ал.
38. Милюгина Е.аГ. Концепция искусства поэзии и проблема самоопределения поэта в русском предромантизме: Добрыня Н.аА.аЛьвоваа// Романтизм: грани и судьбы: Учен. зап. НИУЛ КИПР ТвГУ. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2008. Вып.а8. С.а70Ч78. 0,5ап.ал.
39. Милюгина Е.аГ. Мысль семейная в литературных опытах и жизнетворчестве Н.аА.аЛьвоваа// Мысль семейная в русской литературе: Сб. статей и материалов. Тверь: Марина, 2008. С.а25Ч42. 1ап.ал.
40. Милюгина Е.аГ. Универсальный художник и национальный исторический ландшафт: Московские древности Н.аА.аЛьвова и Дж.аКванренгиа// Мир романтизма: Материалы междунар. научной конференции. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2008. Т.а13а(37). С.а58Ч70. 0,6ап.ал.
41. Милюгина Е.аГ. Философский миф под маской бурлеска: Парисов суд Н.аА.аЛьвоваа// Мир романтизма: Материалы междунар. научной конференции. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2008. Т.а13а(37). С.а228Ч234. 0,5ап.ал.
42. Милюгина Е.аГ. Землебитный проект Н.аА.аЛьвова: история и проблемы изученияа// Историческое и культурное наследие Тверской области: сохраняя прошлое, думаем о будущем: Материалы IIIаобластной краеведческой конференции. Тверь: ТОУНБ им. А.аМ.аГорького, 2008. С.а152Ч160. 0,6ап.ал.
43. Милюгина Е.аГ. Концепт народности в русском предромантизме: Русский 1791 год Н.аА.аЛьвоваа// Русское слово: восприятие и интерпретация: Материалы междунар. научно-практической конференции: В 2 т. Пермь: Перм. гос. ин-т искусства и культуры, 2009. Т.а2. С.а67Ч71. 0,4ап.ал.
44. Милюгина Е.аГ. Н.аА.аЛьвов как гений местаа// Труды ВИЭМ. Новоторжский сборник. Вып.а2а/ Сост. В.аВ.аКузнецов; Ред В.аВ. Воробьев, М.аВ.аСтроганов. Торжок: Всерос. ист.-этнограф. музей; Тверь: Изд-во М.аБатасовой, 2009. С.а170Ч176. 0,6ап.ал.
45. Милюгина Е.аГ. Концепция дворянской усадьбы в творчестве Н.аА.аЛьвоваа// Россия: вчера, сегодня, завтра: Проблемы образования и коммуникации: М.: МГИ им. Е.Р. Дашковой, 2009. С.а145Ч153. 0,5ап.ал.
46. Милюгина Е.аГ. Н.аА.аЛьвов как читатель русской лубочной сказкиа// Встречи в библиотеке: авторы и читатели: Сб. статей. Тверь: Изд-во М.аБатасовой, 2009. С.а73Ч88. 1ап.ал.
47. Милюгина Е.аГ. Не АлцейаЧ новотор поет!: О жизни и творчестве НаА.аЛьвоваа// Родная словесность в школе и вузе: Межвуз. сб. науч. тр. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2009. Вып.а4 (6). С.а100Ч111. 0,7ап.ал.
48. Милюгина Е.аГ. Н.аА.аЛьвов и Российская Академия: О театрально-музынкальной картине Пролога// Российская Академия (1783Ч1841): язык и литература в России на рубеже XVIIIЧXIX векова/ Отв. ред. А.аА.аКостин. СПб.: Ин-т русской литературы (Пушкинский Дом) РАН, 2009. 0,7ап.ал.
49. Милюгина Е.аГ.Сад князя Безбородко в Москве Н.аА.аЛьвова и европейские садовники XVIII векаа// Язык и межкультурная коммуникация: Материалы VIамежвуз. научно-практической конференции. СПб.: С.-Петерб. гуманит. ун-т профсоюзов, 2009. 0,3ап.ал.
50. Милюгина Е.аГ. Александр Михайлович Бакунина// Русские писатели и Тверской край: Учебное пособие по литературному краеведению для студентов гуманит. фак-тов ун-това/ Под ред. М.аВ.аСтроганова и И.аА.аТрифаженковой. Допущено департаментом образования Тверской области в качестве учебного пособия по литературному краеведению для уч-ся сред. общеобразоват. школ. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2009. С.а50Ч66. 1ап.ал.

---

1 Бенуа А.аН. История живописи всех времен и народов: В 4 т. СПб.: Нева, 2004. Т.а4. С.а339Ч340.

2 ЛьвоваН.аА. Избранные сочиненияа/ Предисл. Д.аС.аЛихачева; Вступ. ст., сост., подгот. текста и коммент. К.аЮ.аЛаппо-Данилевского. Перечень архитектурных работ Н.аА. Львова подгот. А.аВ.аТатариновым. Кельн; Веймар; Вена: Белау; СПб.: Пушкинский Дом, РХГИ, Акрополь, 1994.

Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии