Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по разное  

 

Санкт-Петербургский государственный университет

На правах рукописи

Головачева Ирина Владимировна

ИТЕРАТУРА И НАУКА В ТВОРЧЕСТВЕ ОЛДОСА ХАКСЛИ

Специальность 10. 01. 03 - литература народов стран зарубежья

(литература народов Европы, Америки, Австралии)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук

Санкт-Петербург

2008

Работа выполнена на кафедре истории зарубежной литературы

Факультета филологии и искусств

Санкт-Петербургского государственного университета

Научный консультант:                 доктор филологических наук, профессор

Ю. В. Ковалев

Официальные оппоненты:   доктор филологических наук, профессор

  Осипова Эльвира Филипповна

  доктор филологических наук, профессор

  Анцыферова Ольга Юрьевна

  доктор филологических наук, профессор

Жеребин Алексей Иосифович 

Ведущая организация: Российский государственный гуманитарный университет, Москва

Защита состоится  ___  апреля 2009 года в ___ часов на заседании совета

Д.212.232.26 по защите докторских и кандидатских диссертаций при

Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034

Санкт-Петербург, Университетская набережная, д. 11, ауд.  _____

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке имени

М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета.

  Автореферат разослан л____ ______________ 2009 года.

Ученый секретарь

диссертационного совета,

кандидат филологических наук, доцент  Титаренко Светлана Дмитриевна

 

В 1925 г. Олдос Хаксли (1894 - 1963) сделал неожиданное для литератора признание: Если бы я мог родиться заново и выбрать, кем стать, я бы пожелал стать ученым - и стать им не по воле случая, а по природному предназначению. <Е> Единственное, что заставило бы меня усомниться - это художественная гениальность, будь она предложена мне судьбой. Но даже если бы я мог стать Шекспиром, думается, я все равно предпочел бы стать Фарадеем.1 Он добавил, что не является подлинным писателем, способным легко придумывать сюжеты и создавать полнокровные убедительные образы.

       Олдос Хаксли  получил по истине сказочное культурное наследство по двум генеалогическим линиям. Его дед по отцовской линии - великий биолог-эволюционист Томас Генри Гексли (Хаксли, 1825-1895). Дед по материнской линии - великолепный поэт и просветитель Мэтью Арнольд (1822 - 1888). Наследственность, предоставившая потомку викторианских мэтров выбор из равно привлекательных для него art или science, возможно, сыграла не последнюю роль в укреплении его решимости этого выбора избежать. Очевидно, бессознательно он стремился лобъять необъятное, то есть каким-то образом соединить научную мысль и литературу.

Не будучи по-настоящему великим художником слова, не создав стиль или школу, О. Хаксли, тем не менее, по праву занимает место в пантеоне лучших авторов ушедшего столетия. И не только потому, что, если бы не открытая им литературная техника контрапункта, скорее всего, мы читали бы, например, совсем другого Фолкнера.2 Трудно вообразить, как развивалась бы без Хаксли фантастическая литература и, в частности, утопическая проза. Но дело не только в этом. Особый статус О.аХаксли в литературе ХХ века определяется тем, что он представляет собой особый тип художника-интеллектуала.

ПРЕДМЕТОМ ИССЛЕДОВАНИЯ в данной диссертации является влияние научного знания на мировосприятие и литературное творчество Олдоса Хаксли, в особенности периода, начавшегося с работы над Дивным Новым Миром (Brave New World, 1932).

  Многие отказывают раннему Хаксли в оригинальности, говоря о том, что его ранние романы - типичные period pieces. Не меньше и тех, для кого подлинный Хаксли закончился после, а то и до публикации Дивного Нового Мира. Таково, в целом, мнение одного из первых отечественных исследователей этого автора Н. Я. Дьяконовой.3 Раскрытие внутренней логики литературной и философской эволюции Олдоса Хаксли - тема докторской диссертации другого российского ученого, В. С. Рабиновича.4

Следует отметить, что зарубежные исследователи Хаксли давно перестали говорить о том, что его талант исчерпал себя к тому времени, как писатель перебрался в Соединенные Штаты. Вслед за Д. К. Данауэем, подробно изучившем все детали жизни Хаксли в Калифорнии, мы убеждены, что пребывание в Америке дало писателю бесценный опыт и стимулировало его широчайшие интересы.5

Без преувеличения можно сказать, что Хаксли писал обо всем на свете. На первый взгляд, он уделял слишком много внимания (для литератора) психобиологическому аспекту жизни человека. Однако всю жизнь Олдоса Хаксли окружали не только великие писатели, религиозные мыслители, актеры и композиторы (Д. Г. Лоуренс, К.аИшервуд, Т. Манн, Дж. Кришнамурти, Ч. Чаплин, братья Маркс, И.аСтравинский и др.), но и многочисленные ученые, которые были в своих областях, несомненно, выдающимися фигурами (Б.аРассел, Дж.аБ.аС.аХолден, Э. Хаббл, Ф. Перлз, А. Маслоу, К. Роджерс и пр.). Они во многом определили направления собственных утопических построений О.аХаксли.

АКТУАЛЬНОСТЬ нашего диссертационного исследования определяется необходимостью всесторонне рассмотреть процесс эволюции Олдоса Хаксли и как теоретика/экспериментатора, и как художника.

Из его писем, адресованных авторам новейших научных сочинений, мы узнаем об его участии в многочисленных научных дискуссиях, конференциях и симпозиумах. Профессиональные генетики, евгенисты, психиатры и психотерапевты, с которыми он обменивался мнениями, относились к нему исключительно серьезно, порой воспринимая его как коллегу и вовлекая в новаторские проекты.

Идеи, над которыми О. Хаксли так напряженно размышлял в течение своей жизни (в разные периоды это были разные идеи, но биология, демография и терапия были его постоянными увлечениями), нашли свое воплощение, к счастью, не только в культурологических или социологических трактатах, но и в его романах.

В своих произведениях ему удалось не столько предвосхитить, сколько достаточно точно спрогнозировать многие, если не все, существенные приметы и болевые точки современной жизни индивидуума и социума. Можно было бы предположить, что это произошло только благодаря общению писателя с выдающимися учеными и что Хаксли попросту подхватывал новые идеи и исследовал их на уровне, доступном строго мыслящему дилетанту с художественным воображением. Это предположение  справедливо лишь отчасти. Не выдающиеся ученые, его корреспонденты, а блестяще образованный дилетант Хаксли часто оказывался первым в постановке проблемы: он первым заговорил о возможностях, которые предоставляют посткапиталистической экономике новые методы репродукции и генной инженерией, он первым начал фантазировать о тех перспективах, что открывают новые психоактивные вещества психотерапевту, мистику, художнику и даже политику. Все это делает его фигуру уникальной.

ИЗУЧЕННОСТЬ ВОПРОСА. Среди сотен работ, посвященных Олдосу Хаксли, выделяются всего две серьезные монографии - Роберта Бейкера и Джун Дири6, в которых уделяется особое внимание роли научного знания в творчестве писателя. Следует отметить и главу Будущее науки и Господь наш Фрейд в книге Питера Ферчоу Конец утопии (1984), а также его статью Наука и сознание в Дивном Новом Мире Хаксли.7 Назовем и работу, в которой была впервые критически рассмотрена научная составляющая первой утопии Хаксли и подчеркнута двойственность позиции писателя. Это эссе Теодора Адорно Олдос Хаксли и утопия, переведенное на английский в 1967.8 Что до российских работ на данную тему, то лишь в одной статье уделено особое внимание роли науки в литературных утопиях, в том числе и в текстах О. Хаксли.9 Наше исследование продолжает и дополняет вышеперечисленные работы, ибо тема негуманитарного контекста и интертекста далеко не исчерпана.

ЦЕЛЬ НАШЕГО ИССЛЕДОВАНИЯ - показать, что интеграция научного знания в пространство художественного текста являлась одной из центральных задач Олдоса Хаксли. Поэтому мы уделяем особое внимание влиянию научного знания на творчество писателя, главным утопическим (ибо не вполне реализованным) проектом которого мы полагаем создание сплава научного и художественного дискурсов. Диссертационная работа призвана решить следующие ЗАДАЧИ:

1. Написать интеллектуальную биографию Олдоса Хаксли. Самые первые биографии писателя написаны его подругой Сибиллой Бедфорд и его второй женой Лаурой Ачерой Хаксли. Безусловно, не менее ценными источниками являются и биографии, созданные Д. К. Данауэем, Н.аМюрреем, Д. Сойером и Дж. Халлом10. Наше биографическое исследование отличается от этих работ по своей прагматике. Вместо описания уже известных фактов личной и общественной судьбы писателя, мы представляем творческий путь интеллектуала, чьи художественные произведения и научно-популярные трактаты были вехами на пути теоретического и экспериментального познания.        

Мы уделяем особое внимание зрелым и поздним произведениям Хаксли. Трудно отрицать, что по сравнению с эстетически стройными произведениями британского периода более поздние, американские  тексты О. Хаксли далеки от совершенства. Но разве они одновременно не более оригинальны? Непринужденное остроумие, изящество и циничность Желтого Крома (Crome Yellow, 1921), Шутовского хоровода (Antique Hay, 1923) Этих сухих листов (Those Barren Leaves, 1925), композиционная полифоничность Контрапункта (Point Counter Point, 1928) не исчезли из его поздней прозы.

2. Кроме написания линтеллектуальной биографии Олдоса Хаксли, еще одной важной задачей мы считаем реальное наполнение термина роман идей, которым с такой легкостью оперируют критики, редко утруждая себя археологическими задачами, т. е. поисками конкретных научных источников идей и собственно научного содержания текстов Хаксли и изучением соответствующего поля значений. Без подобных раскопок исследователь обречен на домысливание авторского замысла, наполнение его произвольными смыслами.

3. Еще одна задача - опровергнуть тезис о том, что Хаксли был в основном увлечен мистикой и паранаукой, и прояснить путаницу, создавшуюся вокруг этого вопроса. В самом деле, даже Джун Дири сделала особый акцент в своей монографии на маргинальных псевдонаучных увлечениях писателя, что предопределили его роль предтечи Нью Эйдж.

4. Мы стремились заполнить как можно большее количество тематических, источниковедческих и концептуальных лакун, существующих в хакслеведении.

5. Для прояснения прагматики произведений Хаксли мы рассматриваем то, как складывался их замысел, как возникали и разрешались им вопросы научного содержания. Именно в такой связи мы анализируем многочисленные научные гипотезы и теории, в той или иной мере ассимилированные (принятые или отвергнутые) писателем. Естественные науки, которые мы рассматриваем в диссертации применительно к творчеству Олдоса Хаксли, по сути, насквозь идеологичны. Это качество, по всей видимости, и сделало их удобным материалом критической беллетризации и утопизации. Без выяснения конкретного научного контекста в его синхронии и диахронии невозможно понять специфику не только новаторской лантиутопической утопии 1932 г., но и евпсихии Остров (Island), написанной спустя три десятилетия. Отсюда следующие задачи:

6.  Подробно рассмотреть круг чтения Олдоса Хаксли, ибо только так возможно обеспечить наибольшую объективность исследования: В идеале для понимания феномена Хаксли надо знать все, что знал  он.

7. Прояснить причины двусмысленности, характеризующей утопический роман Дивный Новый Мир, уточнив художественную природу этого текста. Мы отнюдь не случайно отводим центральное место в нашей работе этому самому научному из художественных произведений Хаксли. Данный роман стал переломным в его творчестве. Главным для нас был вопрос о том, в самом ли деле этот роман является безоговорочно антиутопическим. Стремясь найти объяснения нашим колебаниям, неизменно возникавшим при каждой  попытке осмыслить это произведение, а равно и другие его романы и трактаты, мы поставили задачу соотнести внутренние напряжения в текстах (термин Ж. Старобинского) с соответствующими психобиографическими истоками и экстралитературными - в нашем случае научными - событиями.11 К последним относятся знакомство Олдоса Хаксли с очередными научными публикациями, встречи с их авторами, участие в научных конференциях, семинарах, работа в исследовательских центрах и лабораториях.

ПОЛОЖЕНИЯ, ВЫНОСИМЫЕ НА ЗАЩИТУ:

1. О. Хаксли возлагал особые надежды на развитие науки, ибо рассчитывал на то, что с ее помощью человечество (и культура) обретет более верные координаты.

2. О. Хаксли вовсе не предпочитал науке мистику и паранауку, как утверждают некоторые специалисты.

3. Серьнезное увлечение науками о жизни, в частности, психологией, имело для О. Хаксли не только теоретическое и творческое значение, но и личностный интерес в качестве инструмента самопознания. В результате появился новый тип прозы, исследующей индивидуальное и общественное сознание и взаимодействие отдельных их областей в полном соответствии с данными современной науки и практики. 

4. О. Хаксли был полноправным участником обмена научных идей. Так, например, концепции, присутствующие в Дивном Новом Мире, оказали воздействие не только на неподготовленных читателей, но и на представителей научного мира. И хотя подобный круговорот идей характерен не только для Хаксли, этот феномен особенно ярко высвечивается именно на его примере, потому что целый ряд научных достиженийаиапрогнозоваотносительно эволюции человечества стал в дальнейшем соотноситься с его текстами.

5. Даже лучшие романы Хаксли, а именно, парадоксально похожие Дивный Новый Мир и Остров, при беспристрастном рассмотрении демонстрируют довольно редкий случай в большой литературе, когда что важнее как - конкретное и искусное наполнение идеями гораздо значительней его гармоничного выражения.

6. Некоторая информативная избыточность и дидактичность со временем возникли в произведениях Хаксли не по мере лубывания таланта, а вследствие смещения его интересов в сторону междисциплинарности, т. е. в результате смещения акцентов и смешения дискурсов в рамках одного текста. Писателя как будто больше не заботит то воздействие, которое достигается с помощью  новаторского формотворчества, не волнует, будет ли его очередной текст специфически литературным открытием.

7. Мы ставим под сомнение и опровергаем распространенное мнение, согласно которому Дивный Новый Мир в той законченной форме, с которой имеет дело читатель, - антиутопия. Задуманное как сатирическая или негативная утопия (а это не то же самое, что антиутопия, направленная на развенчание самой идеи построения утопий), это произведение приобрело смыслы и подтексты, сигнализирующие критику не только о двойственности отношения самого О. Хаксли к научным конструктам, составившим фундамент нарисованной им достаточно искусственной картины будущего, но и о шаткости, сомнительности его гуманистических устремлений.

8. Высочайшая степень достоверности и теоретической осуществимости всех идей, заключенных в этом футурологическом сочинении, позволяет считать первую утопию Хаксли моделью возможного мира, искусственного рая, спроектированного как единое общество благоденствия. Этот проект зиждется на твердом основании из реалистических прогнозов.

9.аДивныйаНовыйаМиранаправилаиапродолжаетанаправлять читательские ожидания не только в отношении позднейшей прогностической художественной литературы, но и в отношении научного прогресса в целом. Так, например, не напиши Хаксли о клонах 70 лет назад, скорее всего, мир не выразил бы столь тревожных подозрений относительно перспектив, открывшихся после рождения-изготовления овцы Долли. Это же справедливо и в отношении лобусловливания, промывания мозгов и химического одурманивания населения.

10. Несмотря на лантиутопический эпиграф (цитату из Бердяева), предпосланный Дивному Новому Миру, Хаксли признавал ценность утопизма как проявления творческого потенциала и как стремления к прогрессу. Доказательством тому служат его собственные штудии и эксперименты. Даже осознавая опасности утопизма, он понимал, что культура не может отказаться от утопии.

11. Хаксли видел и трагизм, присущий любому утопизму, ибо любая утопия содержит зерна саморазрушения. Вполне естественно, что и литературные утопии полны явных и подспудных противоречий. Дивный Новый Мир качественно отличается от всех прочих текстов высочайшей степенью выявленности этих противоречий.

12. Хаксли утверждал, что все авторы литературных утопий стали жертвами упрощения, которое он называл Первородным Грехом Интеллекта. В своих научных и околонаучных проектах, которые мы определяем как утопические, писатель также преследовал не только критические, но и вполне позитивные цели. Однако, несмотря на глубину рефлексии, широту кругозора и благородство целей, он также не избежал проклятия этого греха. Впрочем, в оправдание Олдосу Хаксли следует отметить, что такое стремление к простоте, точнее, ясности, лежит в основе философии, науки, а иногда и искусства.

МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Поскольку одной из задач нашего исследования было составление интеллектуальной биографии писателя, мы воспользовались биографическим методом. В связи с тем, что конкретные литературоведческие вопросы рассматриваются в диссертации в контексте истории идей, историко-литературный метод наиболее адекватен нашим целям. Кроме того, плодотворными в данном случае были и методы социокультурного литературоведения (culture criticism) Рэймонда Уильямса.

Мы также прибегли к методу, сочетающему историю идей и анализ дискурсов, мнений и типов ментальности - т.е. к методу, определенному Мишелем Фуко как лархеология знания, в рамках которой разные продукты культуры становятся вполне соизмеримыми.12 Этот метод позволил нам свободно сополагать документы различной природы - художественные тексты Хаксли, его эссе и трактаты, дискуссии нобелевских лауреатов по биологии, медицинские трактаты, лекции по проблемам психофармакологии, материалы конференций по вопросам перенаселенности.

Мы разделили весь биографический и литературный материал на лархеологические территории - медицина, психология и социобиология  - для того, чтобы добиться ясности и цельности изложения междисциплинарных вопросов. Очевидно, что писатель вовсе не случайно сделал акцент именно на этих сферах утопического конструирования. Как демонстрируют работы М. Фуко, идеология не исключает научности, точно так же, как наука не исключает идеологичности. Этот тезис полностью подтверждается анализом научного знания Олдоса Хаксли, который одним из первых разглядел идеологическое содержание психологии и биологии - на первый взгляд, далеких от идеологии областей.

Археологические территории, выбранные нами для анализа, были подсказаны самим Олдосом Хаксли, точнее, избранной им стратегией утопизации, которой, на наш взгляд, подчинено большинство его художественных и критических текстов, начиная с середины 1920-х гг. Что до научных текстов, принадлежащих избранным областям знания, то, поскольку в центре нашего внимания располагается фигура Олдоса Хаксли, определенного нами на роль лидеального наблюдателя, мы в основном анализируем тексты, оказавшиеся в поле именно его зрения, т.е. вычленяем то, что было интересно самому Хаксли. Его произведения отсылают нас не только к непосредственному историческому и биографическому контексту, но и к тем явным и подспудным процессам, что происходили в современной писателю науке. Их невозможно игнорировать, как невозможно не замечать факты писательской биографии.

НОВИЗНА нашей работы заключается в следующем:

впервые написана линтеллектуальная биография этого автора;

впервые подробно показано, что создание амальгамы художественного и научного дискурсов являлось одной из главнейших задач его зрелого творчества;

впервые все творчество Хаксли рассмотрено сквозь призму его утопических проектов;

впервые целостно реализован междисциплинарный подход к изучению всего творчества писателя Олдоса Хаксли;

впервые введен в научный оборот весь корпус естественнонаучной литературы, послужившей источниками идей О. Хаксли.

ОБЪЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Мы исследуем художественные тексты О. Хаксли, а также его трактаты. Кроме того мы используем весь корпус писем Хаксли и его эссе 1920-1960х годов. Мы рассматриваем множество эссе и статей, включенных в шеститомное Полное собрание эссе Олдоса Хаксли (Complete Essays), созданное усилиями Дж. Секстона и Дж. Мекьера, а также в сборники Скрытый Хаксли и  Хаксли и Бог.13 Кроме того, нам удалось найти немало важнейших журнальных статей, написанных им, например, для Vogue и Vanity Fair на рубеже 1920-30-х гг. Другим ценным источником явились ранее не публиковавшиеся эссе Хаксли, увидевшие свет в последние пять лет в Aldous Huxley Annual. Все эти материалы необходимо учитывать потому, что именно non-fiction и корреспонденция предопределили характер его зрелой прозы, главное качество которой - неприкрытая публицистичность.

Круг чтения Олдоса Хаксли был невероятно обширен, и потому в общей сложности в работе в той или иной степени рассмотрены сотни источников.

Число чужих статей, докладов и монографий, прочитанных писателем на протяжении всей его карьеры, может показаться исследователям не только бесконечным, но и излишним. Однако мы стремились к полноте информации, стараясь не упустить никаких деталей, которые могли бы прояснить движение мысли О. Хаксли, путь от авторского замысла того или иного произведения к его окончательному оформлению.

Мы также обращаемся к утопиям других авторов, например, Герберта Уэллса и Б. Ф. Скиннера.

Работа выполнена на материалах, хранящихся в библиотеках Санкт-Петербурга и Москвы, в Библиотеке Манчестерского университета, Публичной библиотеке Манчестера, Библиотеки Гумбольдтовского университета (Берлин), Библиотеке Университета штата Небраска (Линкольн),  Библиотеке Университета штата Луизиана (Батон-Руж), Библиотеке Конгресса США (Вашингтон), в рукописном фонде Хантингтонской библиотеки (Пасадена, Калифорния), где хранятся записи многочисленных интервью с родственниками, друзьями и знакомыми писателя, а также архивы (дневники и письма) его близких друзей Грейс Хаббл и Кристофера Ишервуда. Огромным стимулом и ценным материалом для работы над главами 1 и 2 стало и интервью в Голливуде в 2004 г. с вдовой писателя Лаурой Арчерой Хаксли, ныне покойной.

Американская часть исследования состоялась благодаря грантам Фонда Фулбрайта и Фонда Флетчера Джоунза (Хантингтонская библиотека).

ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ РАБОТЫ:

Результаты исследования могут быть использованы по нескольким направлениям: при составлении аналогичных линтеллектуальных писательских биографий, при изучении генезиса фантастических, в особенности футурологических произведений, при анализе междисциплинарных текстов.

ПРАКТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ РАБОТЫ:

Положения диссертационной работы могут быть использованы при чтении общих курсов по истории литературы, специальных курсов по истории и поэтике фантастической литературы, по междисциплинарным методам в литературоведении, в курсах по истории культуры, по истории идей и биопоэтике.

АПРОБАЦИЯ РАБОТЫ

Основные идеи, положения и результаты диссертационного исследования были представлены на докладах, сделанных на Английском отделении Университета Линкольна (Небраска, США) и в Хантингтонской библиотеке (Пасадена, США) в 2004 г., а также на следующих симпозиумах и конференциях: 1. Международная конференция Консерватизм и неоконсерватизм. СПб., 1998. 2. Summer Institute for Semiotic and Structural Studies. Imatra (Finland), 1999. 3. Международная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения Э. Хемингуэя.  СПб., 1999. 4.аXXIX Международная филологическая конференция. СПб., 2000. 5. European Association for American Studies Biennial Conference. УNatureТs Nation Reconsidered: American concepts of Nature from Wonder to Ecological Crisis.Ф Graz (Austria), 2000. 6. 10-th International Conference of Belarussian Association for American Studies УFrom Уthe AwakeningФ to УTitanicФ: American Culture in the 20th Century.Ф Минск, 2000. 7. The Сonference of the Netherlands American Studies Association УDreams of Paradise, Visions of Apocalypse: Utopia and Dystopia in American Culture.Ф Middleburg (the Netherlands), 2000. 8. European Association for American Studies Biennial Conference. УThe United States of/in Europe: Nationhood, Citizenship, Culture.Ф Bordeaux (France), 2002. 9. Third International Aldous Huxley Symposium. Riga (Latvia), 2004. 10. XXIV Международная филологическая конференция. СПб., 2005. 11. The 5th International Auto/Biography Association Conference. Mainz (Germany), 2006. 12. XXXVII Международная филологическая конференция. СПб., 2008.

Материалы диссертационной работы были использованы при разработке учебного курса лекций История и теория фантастических жанров и семинаров по пристальному чтению на Факультете филологии и искусств СПбГУ.

СТРУКТУРА РАБОТЫ: диссертационное исследование состоит из введения, трех глав - по одной на каждую лархеологическую территорию или область утопических экспериментов Олдоса Хаксли, заключения и библиографии (450 наименований: 98 русских, 352 английских, а также 7 электронных ресурсов). Общий объем диссертации 516 с.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Введение содержит обзор зарубежных и отечественных работ, посвященных Олдосу Хаксли, в особенности тех немногих, что раскрывают роль научного знания в его творчестве. Во Введении в общих чертах рассматриваются изменения в отношении О. Хаксли к науке. Так, например,  нельзя не заметить, что писатель не раз на нее нападал. Самая язвительная и яростная из его атак - роман Обезьяна и сущность, что не удивительно: данная утопическая фантазия посвящена последствиям ядерной войны.

В книге Наука, свобода и мир (Science, Liberty and Peace, 1946) Хаксли изложил свои размышления (в духе Толстого, цитатой из которого начинается это пространное эссе) о тех опасностях, что готовят человечествуапрактическиалюбыеаоткрытия и технические изобретения, ибо они приведут лишь к новому, более существенному имущественному и правовому неравенству во всем мире.

  Тем не менее, наука, в особенности естествознание, входила в сферу важнейших интересов Олдоса  Хаксли. Почему?

  Во-первых, ему как создателю сюжетов и характеров представлялось интересным изобразить ученого, его мыслительный процесс - движения  ума от набора чувственных восприятий к набору ненаблюдаемых, гипотетических данностей и затем к новой гамме переживаний и системе представлений. Ученые присутствуют во многих произведениях Хаксли. Это Шируотер в Шутовском хороводе, лорд Тэнтемаунт в Контрапункте, Мартенс в Гении и богине (The  Genius and the Goddess, 1955), Миллер в Слепце в Газе (Eyeless in Gaza, 1936), Обиспо в Через много лет (After Many a Summer, 1939) и Макфэйл в Острове.

Во-вторых (и это самое главное), Хаксли полагал, что наука оказывает все более существенное влияние на дух, сознание и на абсолютно все стороны жизни человека и планеты.

Олдос Хаксли неоднократно отмечал, что писатели в целом любят хвалиться своим неведением. Он называл литераторов, по-прежнему игнорирующих открытия Эйнштейна и Гейзенберга, невежественными идиотами.аЕстественнонаучноеазнание, писал Хаксли в Литературе и науке, в основном остается за пределами литературы, оно не усвоено теми, чья традиционная задача заключается в изучении человека как индивидуума, как продукта культуры и как биологического вида. Словно в оправдание литературы Хаксли напоминает, что ненаучное, т.е. художественное исследование врожденных различий между людьми изначально присуще литературе. До того, как соответствующие открытия были сделаны биологами, антропологами и психологами, именно литература брала на себя роль точного, хотя и интуитивного линструмента познания типов и характеров. Лишь в двадцатом веке наука догнала литературу, что, как справедливо отмечает Хаксли, накладывает на последнюю особую ответственность.14

Хаксли не раз говорил, что успехи психологии, физиологии и биохимии отразятся на человеке гораздо сильнее, чем успехи физики и техники.

Во Введении также рассмотрена история знаменитых споров о литературе и науке в ХХ в. Хотя дискуссия о взаимоотношениях науки и искусства была начата предками Олдоса Хаксли (Мэтью Арнольдом и Томасом Гексли) еще в XIX веке15, подлинные страсти вокруг этой темы разгорелись лишь в ХХ веке.

Еще в 1919 году в небольшом эссе Поэзия и наука Олдос Хаксли поделился с читателями своей мечтой поженить науку и поэзию, добавив, что, к сожалению, в английской литературе не найдется достойных примеров подобного союза (примеры поэзии Альфреда Теннисона и Эразма Дарвина он решительно отметал).16 Хаксли изумлялся тому факту, что XIX столетие, столь богатое научными идеями, не смогло породить хороших поэтов, страстно увлеченных темой науки.

Хаксли уже в начале своей карьеры писателя и критика стремился показать художникам и ученым ограниченность и неполноту их независимых систем координат. Однако указывая на необходимость научного просвещения писателей, он неизменно подчеркивал ограниченность и научного знания как такового, что нисколько не усмирило собственную страсть писателя к науке, но задало ей неожиданное направление.

В середине века вспыхнул конфликт двух культур, вызванный в 1958 году лекцией Ч. П. Сноу Две культуры и научно-техническая революция и последующим ответом Ф. Р. Ливиса .17 Сноу констатировал  разрыв между научно-технической и гуманитарной культурами. Он безапелляционно причислил литераторов к неучам, обвинив их в пессимизме и отсутствии интереса к науке и прогрессу.

В 1963г. Хаксли опубликовал в Harper's статью Единственный способ написать современную поэму о соловье.18 В ней он дает кажущееся сейчас тривиальным, но по тем временам достаточно новаторское в своей точности, определение литературного и научного дискурсов. Хаксли подошел к этой теме строго научно, последовательно доказывая, что наука описывает обобщенный опыт (public experience), а литература - личный (private experience). Нельзя не заметить, что произведения самого О. Хаксли этот тезис опровергают, ибо порой содержат суммированный и обобщенный опыт, изложенный гораздо убедительней, чем личный опыт его героев. Впрочем, Хаксли и сам это понимал.

Каково же назначение современной литературы? Прежде всего, настаивал О. Хаксли, современная литература должна оставаться искусством, ибо плохое искусство наряду с нереалистичной философией и религиозными предрассудками - это преступление против человечества. И, во-вторых, знание, лежащее в основе произведения, должно соответствовать правде личного опыта, правде культурной традиции и правде современной науки. Сплав этих трех составляющих послужит сырьем для новых литературных форм.19 Хаксли подчеркивал, что фактическая нелепица разрушает самую совершенную поэзию.

Таков манифест новой литературы, цель которой - исследование Человека и исследование природы Новой Эпохи.

Научная достоверность и точность, в сущности, находятся за пределами художественности. Однако в том случае, если такой литератор, как Хаксли, стремится достичь не просто правдоподобного, но достоверного изображения придуманного им мира, так или иначе представляющегоапроекциюасовременной ему действительности, научная подоплека художественной реальности становится основой эстетического замысла. Ясность и наукообразие художественного проектирования, начиная с 1930-х годов, стали одной из важнейших задач автора.

Цель написанной тогда же книги Литература и наука - определить, какова связь литературы и науки, выяснить, чем, с художественной точки зрения, литератору двадцатого века может быть полезна наука двадцатого века. По существу, Литература и наука, завершившая писательскую карьеру Хаксли, представляет собой проект новой прозы, чье предназначение  - показать жизнь человека новой эпохи, человека, сознание которого обусловлено новым знанием.

Эта последняя книга Хаксли - сумма его зрелой эстетики. Она недвусмысленно свидетельствует о том, что дидактическая и просветительская роль литературы для него бесспорна и первостепенна.

Назначение ученого, по Хаксли, заключается в создании монистической системы, в которой все многообразие мира сведено к некой систематической целостности. Писатель же должен не просто констатировать многообразие мира. Ему следует акцентировать многоликость жизни, изображать радикальную непостижимость грубого, неподдающегося осмыслению бытия, переводить случайность и бесформенность индивидуального существования в хорошо организованное и осмысленное произведение искусства.20

Чем по теории О. Хаксли литература может оказаться полезной науке?

Хаксли убежден, что естественные науки нуждаются в интуитивных озарениях художника, в точке зрения писателя, существенно отличающейся от видения ученого. Писатель смотрит на мир с высоты птичьего полета, т. е. непредвзято, ибо не скован дисциплинарными рамками.

О. Хаксли представляет себе идеальную современную литературу как синтез обобщенного знания и личного непосредственного опыта, как сплав безукоризненных научных рассуждений и не менее безупречного художественного чутья.

Примерно такие же рассуждения, как это ни удивительно, встречаются и в современном литературоведении - например, в лэволюционной  или биопоэтической критике.

И, наконец, Хаксли указывает на особую роль литератора - этическую. Так как современная наука порой способствует достижению совершенно негуманных целей, то именно литература, не столь отстраненная и безличная, должна напоминать об этой гротескной и все более угрожающей ситуации и показывать, в чем состоит подлинная человечность, и каково биологическое и психологическое предназначение человека как представителя своего вида и человека как индивидуума.21 Тексты Олдоса Хаксли, анализируемые в диссертационной работе, полностью соответствуют этой роли, осознанно выбранной писателем.

ГЛАВА 1 лУтопия нормального функционирования сознания: Олдос Хаксли и психология. Очевидно, что литература с момента своего возникновения с той или иной степенью осознанности занималась изыснканиями в области человеческой психики. Этому вопросу посвящен за1а(литература и психология, или Междисциплинарностьав литературном тексте). В критике по-прежнему доминирует стереотип, согласно которому художественная литература демонстрирует всего лишь интуитивное прозрение тайн сознания. Этот тезис вполне правомерен в отношении классической прозы до последней четверти XIXав. Между тем литературная ситуация стала принципиально иной после того, как психологияЧв частности, Уильям Джеймс и Вильгельм Вундт и в особенности Зигмунд ФрейдЧоткрыла фундаментальные законы мышления и восприятия. При этом, в частности, Фрейд лизвлек некоторые свои центнральнные концепции скорее из художественной прозы, драматургии и поэзии, нежели из клинической практики, совершив весьма удачную и плодотворную попытку лосвоения литературы как альтернативного дискурсивного и познавательного метода.

Едва ли можно усомниться и в том влиянии, которое психоанализ, в свою очередь, оказал на литературу. Современная зарождающемуся и зрелому психоанализу литература не осознавала того, что в психологии происходит процесс, который она сама подготавливала и в конце концов инициировала - вот поистине великолепный пример культурно-псинхологического вытеснения! Большинство художественных текстов, написанных не без влияния психоанализа, позаимствовало из него теорию влечений и топографическую модель Фрейда. Однако есть жанр художественной прозы, который оказался более лудобным для экспериментов структурного характера, чем другие жанры или виды литературы. Это утопия, где произошел поворот от достаточно традицинонного изображения в произведении внутреннего конфликта сознания к интеллектуально-психологической рефлексии в рамках новых психологических концепций. Примером служат Дивный Новый Мир и Остров, во многом обязанные своим происхождением различным направлениям психологии и психотерапии. Серьнезное увлечение психологией, имевшей для О. Хаксли как личностный интерес в качестве инструмента самопознания, так и философский смысл, привело к появлению нового типа прозы. В этих текстах исследуется структура индивидуального и общественного сознания и взаимодействие отдельных их областей в полном соответствии с данными современной психологической теории и практики.  Таким образом, вначале психология лосвоила литературу и приспособила ее к своим концепциям, а вслед за этим специфические темы психологии были, в свою очередь, завоеваны литературой. Так идеи движутся по кругуЧот литературы к науке и сноваЧот науки к литературе, что, впрочем, вовсе не означает, что они не могут возникать самостоятельно.

Энциклопедичность познаний Олдоса Хаксли в области психологииЧтот фактор, который заставил нас включить весьма внушительное количество персоналий, идей и направлений в критическое комментирование не только его художественных произвендений, но и научной публицистики, составляющей большую часть его литературного наследства. За полвека существования хакслеведения критики так и не уделили должного внимания этой важнейшей стороне его жизни и творчества. (Исключением являются несколько статей П. Фирчоу, Дж.аМекьера и Дж. Халла22).

Письма Хаксли в совокупности с его художественными и публицистическими текстами дают нам обширный материал, позволяющий проследить, как менялись его воззрения. Собрав воедино, сопоставив и пронанализировав его высказывания по вопросам психологии, психопатологии, психофизиологии, психосоматической медицины и психотерапии, мы получили достаточно объективную картину того пути, по которому Хаксли шел к пониманию не только феномена сознания, точннее, тела-сознания в целом, но и самого себя.

Путь самопознания, избранный писателем, следует определить как косвенный (ему была чужда идея самоанализа напоказ, для других: возможно, по этой причине он не вел дневников и записных книжек и практически не делал никаких личных признаний в переписке) и научный - последнее качество довольно нетривиально для художника.

В з 2 (Самопознание, или Зачем писателю теория?)амы отвечаем на следующие вопросы: почему Олдос Хакнсли читал так много книг именно по медицине и психологии? Какая сила гнала его на многочисленные профессиональные конгрессы, съезды и семинары? Что заставляло профессионального литератора уденлять такое внимание именно психологии в художественной прозе, интервью, многочисленных эссе и курсах лекций (в Калифорнийском университете Санта-Барбары, Массачусетском технологическом иннституте и др.)? Зачем он участвовал в порой рискованных экспериментах с применением гипнотического внушения23, лечебных токов и сомнительных фармакологических препаратов?

Его интерес к медицине и психологии был не только простым любопытством. Писателя занимала телесно-ментальная проблема, потому что всю жизнь он пытался найти наиболее адекватный и комфортный способ сосуществования своего активного разума и лабильной психики с нездоровым телом. Отсюда его неприязнь к любой психонлогиченской теории, не учитывающей телесную, соматическую составляющую.

Мы рассматриваем и различные биографические обстоятельства, что предопределили его глубокий интерес к психотерапии. Однако, центральное место отведено общей гуманистической установке писателя - его желанию облегчить не только собственные, но и чужие страдания.

Он стремился к самосовершенствованию не только в психосомантинческом плане, но и в этическом, пытаясь найти идеальные рецепты для здоровья души, без которого не может быть достигнута жизненная гармония. Чем старше он становился, тем интенсивнее погружался в размышления о флоре и фауне глубинного слоя подсознания, тем явственнееаонаосознавалаиллюзорность своего отшельничества (в принципе естественного для писателя), тем сильнее было его сончувствие, пришедшее на смену любопытству собирателя характеров. Психология была важна ему для верного понимания как себя, так и другого. В эссе Этика (Ethics) (сборник Цели и средства [Ends and Means, 1937]) писатель говорит о том, что невозможно достичь трансценденции без того, чтобы сначала не потрудиться стать полноценной личностью.

аура Арчера, вторая жена писателя, сыграла важнейшую роль в расширении этой сферы его увлечений. Во время работы над Островом Хаксли воспользовался описаниями некоторых особенно эффективных методов, которые она практиковала в психотерапевтической работе с пациентами.

Кроме личных оснований для психологических штудий у писателя наличествовал и объективный научный интерес. Он-то и заставлял О.аХаксли читать классические, новейшие и даже самые нетрадиционные, маргинальные труды по психологии. Кажется, нет такой теории, такого направления в общей, в медицинской психологии, а также в парапсихологии,  которым он не отдал бы должное. Классический фрейдизм, неофрейдизм, гештальтпсинхология, юнгианство, бихевиоризм и необихевиоризм, экзистенциальная психология, телесная терапия, дианетика, виталистские теории, гештальттерапия, разнонобразные методы восточной психотерапии, предложенные дзен-будндизнмом, махаяной, тантризмом, даосизмом,Чвсе это тщательно изученно, осознано, прокомментировано и зачастую включено в концепцию и сюжет очередного романа.

Картина сознания, в том виде, как она предстает в его статьях, лекнциях и особенно в переписке, являет нам симбиоз изначально противоречащих друг другу концепций, принадлежащих как профессиональным психологам и биологам, так и близким ему по духу мыслителям его кругаЧДж. Херду, Б. Расселу и Дж. Крутчу. В некоторых случаях он почти буквально воспроизводил чужие идеи, в другихЧпроявлял гораздо больше свободы.

С особенным вниманием О. Хаксли относился к трудам, посвященным типологии людей (к работам К.аГ.аЮнга, Э. Кречмера, Ч.аСтокарда и пр.). Наиболее восторженно он высказывался о теории констинтуциональных различий, разработанной американским психологом У.аШелндонном (1898Ц1977). Влияние Шелдона, представившего человека  тем, кем он на самом деле являетсяЧлпсихофизическим целым или mind-body, отчетливо просматривается в Острове.

Приведенный в з 3 (лПроекты) хронологический перечень конкретных проектов, экснпериментов, семинаров и конференций, посвященных различным областям и отдельным вопросам психологии, в которых принял участие Олдос Хаксли, поразителен сам по себе. Существует немало примеров того, как доклады и лекции писателя оказывали влияние и на отдельных психологов, терапевтов, и на целые институты. Так, например Эсаленский иснтитут принял тезис О. Хаксли о развитии внутреннего потенциала человека за основу своей деятельности.

Занятия восточной философией и психологией в итоге привели Хаксли к ревизии классической модели сознания. Этой теме посвящен з 6 (Хаксли, Восток и Запад) и з 7 (Картина сознания). В письмах и трактатах - прежде всего в Вечной философии, в статье Воспитание амфибии (The Education of the Amphibian, 1956), в лекциях, прочитанных в Храме Веданты, в курсе лекций Положение человека (The Human Situation, 1959) Хаксли говорит о том, что природа человека складывается из трех составляющихЧтела, сознания и души, и соотносит уровни (слои сознания) с соответствующими витками эволюции. Дабы выполнить свое предназначение, психология и должна заниматься всеми тремя составляющими.

Весьма необычным является то, что Хаксли нисколько не сомневался: одни и те же явления можно описать и объяснить в рамках как теологии, такаианаучнойапсихологии.аОтсюдаавесьмааспецифическаяатерминологичес-кая система, с помощью которой Хаксли описывает феномены, структуру и топографию сознания. Эта тема так сильно занимала Хаксли, что он всю жизнь придумывал новые схемы, образы и трактовки.

В главе 1 мы выясняем, насколько глубокими и объективными были оценки, которые О. Хаксли дал психологическим школам, направлениям и отдельным концепциям. Так, например, в з 4 (Хаксли и Фрейд) говорится об эволюции отношения О. Хаксли к Фрейду и психоанализу. То, что Олдос Хаксли отрицательно относится к психоанализу, было очевидно еще в 1920-е годы и в 1930-е гг., в особенности после публикации романа Дивный Новый Мир. Однако если отрицание Фрейнда было столь решительным и однозначным, как это пытаются представить хакслеведы, то каковы причины того, что Хаксли вплоть до коннца своей литературной карьеры так много (прямо или иносказательно) писал о Фрейде?

Обратим внимание на то, что в конце жизни, в книге итература и наука, Хаксли выделяет литературные темы, которые не получили бы развития без идей психоанализа: л<Е>ахроническая гражданская война внутри сознания, ее последствия, беспокойство, фрустрация.24 По существу, Хаксли никогда не отвергал фрейдовскую концепцию бессознательного, опираясь на нее в романе Слепец в Газе (1936), в повести Гений и богиня (1955), а также в историко-биографическом романе уденские бесы (1952). А в Острове Хаксли нападает на фрейдистов по инерции или, скорее, с целью выгодно оттенить те психотерапевтические практики, что пропагандинруются в этой утопии.

В з 5 (Хаксли, бихевиоризм и промывание мозгов) мы исследуем восприятие Олдосом Хаксли классического бихевиоризма и необихевиоризма. Неприятие писателем этих учений, на первый взгляд, свидетельствуют многочисленные острополемические пассажи в его романах и эссе. В самом деле, Дивный Новый Мир описывает новые свойства психики у жертв бихевиористского редукционизма. В этом смысле текст Хаксли продолжает уэллсовскую и замятинскую традицию изображения жертв психиатрического воздействия, подхваченную в дальнейшем Кеном Кизи в Полете над гнездом кукушки (1962) и Энтони Берджессом в Заводном апельсине (1962).

Однако Хаксли периодически возвращался к обсуждению бихевиористских методов воспитания, очевидно, отдавая должное некоторым их преимуществам. Так, в частности, ему было известно утверждение Дж. Уотсона: не изменив фундаментально среду, нельзя сформировать новые модели поведения.

Нет сомнений в том, что Хаксли был осведомлен о теориях необихевиориста Б. Ф. Скиннера: он читал главные его работы и говорил о них в эссе и письмах. Скиннер полагал, что замещение нежелательных поведенческих стереотипов повторяющимися желательными (положительными) реакциями на специфические стимулы является эффективной терапией. Подыскивая наилучшую систему воспитания и обучения детей на острове Пала в романе Остров, он не обошел вниманием и скиннеровские методы. Надо заметить, что в критике этот источник философии романа полностью игнорируется. Под влиянием написанного в 1948 году Уолдена Два (Walden Two), знаменитой практической утопии Скиннера, Хаксли использует и в собственной утопии контроль над внешней средой и положительное подкрепление для формирования совершенно добровольного поведения - такого, которое приемлемо для общества в целом и не противоречит интересам индивидуума. Однако Хаксли неизменно критиковал скиннеровскую трактовку человеческой природы и указывал на то, что последняя не сводится к совокупности поведенческих тактик.

з 8 (Феномен массовой истерии: психоистория в литературе) представляет собой первое источниковедческое исследование исторического романа-трактата Хаксли Луденские бесы (1952), изображающего реальный эпизод демонической одержимости и охоты на ведьм в небольшом французском городке Луден в XVIIав. Выбор этого эпизода был обусловлен вовсе не его исключительностью - в Европе того времени одержимость бесами не была редкостью, а тем, что после луденского судебного разбирательства останлись многочисленные мантериалы для исследования подобных таинственных и неоднозначных историй.

Текст Хаксли показывает, что именно историческая специфика ментальности, т.ае. присущий эпохе тип сознания, определяет конкретное историческое бытие. Луденские бесы представляют внутренний мир бесноватых, ведьм и экзорцистов как реальность, органичную для культуры эпонхи в целом. Охота на ведьм и одержимость дьяволом показана как культурный феномен, который, как это ни странно, может периодически самовоспроизводиться и в наше время в тех случаях, когда предпринимаются особо маниакальные усилия в борьбе со злом.

Эти темы дали Хаксли большой простор для рассуждений о проблемах не только истонрии и социологии, но и, более всего, психологииЧсферы его особо пристального внимания. Намерение осуществить именно психологический анализ в основном игнорируется хакслеведами. уденские бесы изобилуют экскурсами в историю учений церкви, ересей, психологии, медицины и т.ап. Все они нами рассмотрены. Мы проделали и компаративистский анализ, обнаружив, что у романа-трактата Хаксли и драмы Миллера Тяжкое испытание (The Crucible, 1953) есть один общий источник -  знаменитая монография историка Марион Л.аСтарки Дьявол в Массачусетсе (The Devil in Massachusetts, 1949), посвященная салемским ведовским процессам.25

Удивителен не только объем изученной писателем литературы, но и диапазон вопросов, предопределивших отбор источников и историонграфии. Для создания исторически верной картины писателю потребовалось объективно оценить взгляды лучнших мыслителей Раннего Нового времени (ЯковааI, Дель Рио, Я. Шпренгера и Г. Крамера (Инститоринса), М. Бодена, И. Вира, Р. Скота, С. Харснета, Л. Синистрари, Р. Калефа и Б. Беккера, Р.аБертона).

Комплекс идей, выраженных в этом тексте, во многом предвосхитил концепции знаменитой Истории безумия в классическую эпоху (1961) М.аФуко, книги, в которой самым подробным образом пронслеживается процесс постепенного замещения колдовства истерией, демонического дискурса медицинским.

О. Хаксли приншлось преодолевать многочисленные трудности, когда она искал наименее противоречивое объяснение демонической одержимости и синдрому лохоты на ведьм. Смелость писателя и уникальность его текста состоит в том, что, нисколько не отступая от исторической правды, он включил в свое произведение взаимопротиворечивые трактовки этого исторического эпизода. В результате Луденские бесы стали великолепным примером принципа дополнительности как основы текста. Именно так Хаксли представлял себе сосуществование литературы и науки.

В последнее десятилетие жизни Олдоса Хаксли главными метафонрами его психологических рассуждений становятся открытость, личнностный рост, целостность, самоактуализация и освобождение. В таких терминах представители феноменологической и экзистенциальной псинхологии, а также гуманистической психотерапии рассуждали о перспективах лобретения себя и о дальнейшем развитии человечества. Эти направления психологической мысли, как мы утверждаем в  з 9 (Хаксли и феноменологическая психология), привлекали писателя потому, что соотносились с экзистенциальными проблемами и исходили из более точных, на его взгляд, и оптимистических представлений о норнмальности, ибо обращали внимание на лучшее в человеке.

Многие лекции Хаксли содержат прямые и скрытые цитаты из ранбот Эриха Фромма, чьи представления о здоровье, норме, истинном смысле и содержании любви и об авторитаризме оказались близкими убеждениям писателя. Завязка Острова также обязана своим происхонждением книге Фромма.

О.аХаксли был лично знаком с другим выдающимся психологом-экнзистенциалистомЧАбрахамом Маслоу, мечтавшим об обществе полнностью самореализовавшихся, спонтанных индивидуумов, свободных от фрустрации, комплексов, не испытывающих потребности в подавлении, вытеснении и агрессии. Для этого Маслоу даже предлагал подвергать психотерапии не, как обычно, сравнительно небольшое число пациентов, а десятки, сотни тысяч дезориентированных невротических людей. Думается, эта идея представлялась весьма заманчивой Олдосу Хаксли, как мы уже говорили, оценивавшему вопрос душевного здоровья миллиардами долларов.

Именно А.аМаслоу придумал термин левпсихия (эунпсихия)Чутопия идеального общества психически здоровых реализовавшихся людей, стремящихся к непрерывному дальнейшему развитию и самосовершенствованиюаиаулучшению окружающего мира. Олдос Хаксли не называл свой роман Остров левпсихией, хотя у него были на то все основания. Однако этот термин принвился в литературоведческих трудах, посвященных типологии утопий.

В з 10 (Остров и гештальтерапия) говорится, что этот роман Хаксли заметно отличается от прочих его произведений нарративным методом, включающим не только показ и рассказ, но и разъяснение, т.ае. прямую, порой прямолинейную трактовку личности главного героя, весьма для него невыгодно оттененную понказом исключительно психически здорового паланезийского общества.

Как правило, Остров либо интерпретируется в терминах традиционной социально-утопической мысли, либо прочитывается как беллетризованный трактат по тантринзму и буддизму. В обоих случаях упускается из виду тот факт, что Хакнсли написал евпсихию, основанную, однако, не исключительно на восточных практиках освобождения, но еще и на достижениях западной психологии. И хотя источники его идей в романе не названы, мы можем без труда их распознать. Кроме уже вышеназванных концепций это эриксонианский гипноз и гештальттерапияЧфеноменологический и экзистенциальный подход, разработанный Фредериком (Фрицем) Перлзом в 1940-е годы, во многом  параллельный Движению за раскрытие потенциала человека, участником которого был Олдос Хаксли. Таким образом, психология, психоневрология и псинхотерапия, по существу, составляют основу сюжета Острова. Несмонтря на то, что этот роман вполне обоснованно считается утопией, гораздо точнее было бы определить его жанр как роман воспитания психотерапией.

Глава 2 Утопия расширенного сознания: Олдос Хаксли, психофарамакология, мистицизм посвящена источниковедческому, биографическому и концептуальному анализу текстов, где обнаруживается интерес Хаксли к психоделической теме: многочисленных статей, интервью, докладов на научных конференциях, двух трактатов ЧДвери восприятия (1954) и Рай и ад (1956), сборнику эссе Снова в Дивном Новом Мире (Brave New World Reнvisitнed, 1958) и Положению человека (The Human Situation)Чпосмертно опубликованному сборнику лекций, которые писатель прочитал в Университете Санта-Барбары в 1959аг., корреспонденции Олдоса Хаксли с ведущими психологами, психотерапевтами и фармакологанми. Все эти источники подробно анализируются в главе 2, начиная с з 2 лИстоки интереса. Параграфы 8, 12, 15 и 17 подробно освещают все этапы многолетнего эксперимента Хаксли с галлюциногенами.

Поэты и прозаики, повествовавшие о наркотиках, начиная с Томаса Де Квинси, не скрывали, что наркотикЧсреднство обострения восприятия. Но ни опиум Томаса Де Квинси и Теонфиля Готье, ни гашиш Шарля Бодлера и Эдгара По не стали толчком капоявлению новых эстетических и философских идей. Лишь в ХХав. движение культуры показалось немыслимым без наркотиков. Первым культовым текстом радикальных интеллектуалов как раз и стали Двери восприятия Хаксли, а затем, пять лет спустя, и героиновый Голый завтрак (1959) апостола бит-поколения Уильняма Берроуза. То, что битники У.аБерроуз, АланаГинзберг, ДжекаКеруак обратились к наркотикам, было вполне объяснимо, ибо это представлялось им кратчайшим путем к бессознательному, к полноте переживания как жизненной дороги, так и сиюминутного, преходящего. Какова же была прагматика экспериментов и текстов О. Хаксли о наркотиках?

Писатель и в данном своем увлечении исходил, прежде всего, из научных интересов. В произведениях энциклопедически образованного автора мы сталкиваемся с разнобразными естественннонаучными гипотезами и фактами. Археология идей в данном случае, кроме всего прочего,  преследовала  следующую цель: объективно восстановить ситуацию в науке, вызвавшую появление этих революционных текстов писателя, который руководствовался в своих экспериментах преимущественно научными соображениями. 

Иронически изображая в лДивном Новом Мире наркотическую утопию, Хаксли не подозревал, что она хотя бы частично осуществима. Придуманная писателем таблетка счастья сома, выдаваемая жителям Мирового Государства Ч ментафора небывальщины: седативное средство, стимулятор и психоделик в одном флаконе выглядит не менее абсурдно, чем скатерть-самонбранка, заодно выступающая в роли ковра-самолета и молодильного яблока. Едкая ирония Хаксли так и осталась не замеченной большинством читателей.

Тогда же, в эссе Писатели и читатели (Writers and Readers, 1931), Хаксли предсказывал, что в будущем мастерами пропаганды, скорее всего, будут химики и физиологи.26 Однако очевидно, что автор ошинбалнся: главными пропагандистами сомы стали отнюдь не ученые, ааписатели вроде него самого. Именно последние направили творческую энергию на то, чтобы передать сокровенный смысл и очарование благодати, дарованной природой (кактусы или грибы) или фармакологией.

В начале 1950-х Хаксли оказался среди тех немногих, кто заинтересовался биохимической концепцией шизофрении, авторами которой были канадцы А. Хоффер, Дж. Смизис и Х. Осмонд (з 3). Не удивительно, что писатель, всегда пристально следивший за развитием наук о человеке, проявил столь сильную заинтересованность этими новыми исследованиями. Эксперименты группы Хоффера, а такнже ряда других биохимиков, психиатров и психологов, обещали химинческое объяснение шизофренииЧболезни, причины которой во многом остаются загадочными. Хаксли надеялся, что опыты с лизергиносодержащими препаратами позволят также найти способ излечения шизофрении, а заодно, как он полагал, найти объяснение не только этиологии этой болезни, но и феноменам гениальности и одаренности. Писатель также усматривал и более общий смысл в экспериментах с галлюциногенами: собрав информацию о самых разнообразных переживаниях, можно попытаться найти механизмы развития эмпатии (вчувствования), преодоления границ личного сознания. Это дало бы возможность ощутить, как именно видят нас другие. По мнению Хакнсли, это был путь к победе над одиночеством.

Хаксли полагал, что имеет достаточно веские основания для постановки такого рода опытов над собой. Не последнюю роль в этих и дальнейших экспериментах Хаксли с психоактивными препаратами сыграли и его эзотерические занятия, увлечение мистицизмом. Писатель решил, что наркотик может сыграть роль посредника между миром людей и миром Божественной Сущности, стать одним из способов слияния сабесконечностью путем преодоления границ эго. И все же он считал, что возможность подобного краткого духовного преображения, мимолетной трансценденции, происходящей химическим образом, не должна рассматриваться как подлинное богоявление (теофания).

Со своей стороны, Хамфри Осмонд, руководивший опытами, понимал, что психотомиметики порождают больше вопросов, чем ответов, и потому нужно изменить сам стиль размышлений над этими вопросами, изобрести новый язык описаний. Ему хотелось прибегнуть к помощи профессионала, чье назначение как раз и состоит в том, чтобы изобретать новые способы описания неизведанного. Сначала Х. Осмонд, а в дальнейшем и Тимоти Лири, возглавивший Гарвардский проект, обрели бесценного сотрудника  в лице увлекшегося психофармакологическими открытиями литератора. Их многолетняя дружба и интенсивная переписка дали толчок к индивидуальным и совместным экспериментам в этой области. Во всех разделах главы 2 мы приводим многочисленные примеры взаимной индукции писателя и многих ученых, серьезно занимавшихся весьма популярными тогда проектами по изучению терапевтического воздействия психоделиков. Надежды ученых на то, что профессиональный художник слова сможет найти яркий понятный язык описания и объяснения поразительных видений, полностью оправдались.

Двери восприятия и Рай иаад объединены не только общей темой но и следующим тезисом: неопозитивистская картина мира не оставляет места столь необходимому нам трансцендентальному переживанию.  Однако у Хаксли нашлись серьезные оппоненты, говорившие, что Хаксли скатывается в пучину дешевого мистицизма (об этом з 13 лМертон, Зэнер и Кришнамурти vs. Хаксли). Так, Томас Манн писал о безответственности дилетантских высказываний Хаксли, обвиняя его в эскапизме и эстетическом самолюбовании. Автор Волшебной горы, критиковавший Двери, увы, оказался прав, преднсказав, что локрыленные убедительными рекомендациями знаменитого писателя, многие юные англичане, и, тем более, американцы, пойдут на эксперимент, ибо книга имеет большой спрос. Между тем она не то чтобы аморальна, но совершенно безответственна, потому и внесет свой вклад в оглупление мира, в неспособность разума справиться с жизненно важными проблемами нашего времени.27

Между тем, нельзя не увидеть, что О. Хаксли вложил громадные познания, талант наблюдателя и словотворца в оба трактата. Эксперименты с психоделиками поставили перед ним множество когнитивных, эстетических и религиозных вопросов. Занимаясь этой темой, он надеялся, в частности, осуществить свою давнюю творческую утопиюЧсовместить искусство и науку в едином пространстве художественного текста, соединить эмпирическое, интуитивное и теоретическое.

Отрицательные отзывы нисколько не повлияли на решимость Хаксли и дальше исследовать секреты психоделиков, ибо он полагал, что подобный опыт особенно важен и актунанлен для интеллектуала, находящегося во власти слов и концепций и зантрудняющегося от них освободиться. В стремлении О.аХаксли отойти от вербальности нельзя не заметить вопиющего парадокса, и даже больншеЧотчаянного порыва к свободе от всего того, что составляло суть его жизни.

Эстетические, религиозные переживания психоделических сеансов писателя, их осмысление - все это легло в основу многих эпизодов Острова, который уже после смерти писателя, с середины 1960-х, стал рассматриваться широкой публикой едва ли не как очередное практическое руководство к жизнестроительству.

Получиваблагодаряадвуматрактатам, посвященным психоделикам, и последней утопии широкую, но весьма специфическую известность, к которой он вовсе не стремился, Хаксли, так или иначе, способствовал укреплению веры в фармакологическое чудо. Утопическим психофармакологическим идеям О. Хаксли бынла уготована печальная судьба любых профанируемых радикальных коннцепций. Несмотря на предупреждения писателя об оборотной стороне мокши (наркотика Острова), публика с восторгом погналась за ощущением, сокровенным смыслом, благодатью, единением и пр. Книги Хаксли оказали гипнотическое воздействие и на ученых, занятых расширением сознания. Распахивание дверей пошло по следующей схеме: лученые Хаксли и его друзья ученые богема все прочие.Доверчивая аудитория быстро нашла простейшие ответы на вопросы, над которыми, кроме Хаксли, бились экспериментаторы и теоретики. Вопрос о том, является ли специфическое состояние, вызванное психофармакологическим воздействием, религиозной трансценденцией, получил у профанов однозначный ответ: да, является!

Глава 3 Утопия количества и качества: Олдос Хаксли, евгеника и неомальтузианство. Фантасты были первыми, кто задолго до появления научных оснований для конкретных прогнозов задумался над тем, к каким качественным изменениям психики и мировоззрения приведут сдвиги в демографии и биологии планеты. Авторы утопических текстов еще в начале XXав. предсказали, что успехи генетики приведут к созданию качественно новых людей. Их облик, психофизиология, заложенные или вынработанные качества будут существенно отличаться от наших. Их рождение и смерть вряд ли будут похожи на начало и конец, присущие обычной человеческой жизни. Последствия таких изменений неисчислимы. Такие категории, как свобода,алнеобходимость,алздоровье, счастье и красота, вполне вероятно, изменятся до неузнаваемости.

з 1 (Мальтузианство в литературе) посвящен тому, как идеи Томаса Мальтуса (1766Ц1834), автора всемирно известной формулы, описывающей соотношение темпов роста населения и темпов увеличения производства средств существования как соотношение геометрической и арифметической прогрессий, отразились в творчестве Герберта Уэллса, а затем и в произведениях О. Хаксли. Идеи Мальтуса представлялись Хаксли абсолютно бесспорными. Так, в статьях Границы утопии (Boundaries of Utopia, 1931) и О прелестях истории и о будущем в прошедшем (On the Charms of History and the Future in the Past, 1931) говорится, что непрерывный прогресс человечества возможен лишь при сокращении численности населения. Этой теме в дальнейшем посвящены предисловия Хаксли к книгам Н. Хэра Методы регулирования рождаемостия (1936), А. Саллоуэя Регулирование рождаемости и католическая доктрина (1959), статьи Двойной кризис (The Double Crisis, 1950), Прирученный секс (Domesticating Sex, 1956) и др.28

В з 2 (Евгеника как новое увлечение литераторов) говорится о существенном влиянии на писательские умы науки, представлявшей собой очередную попытку победить плоть и противопоставить селекцию несправедливой, иррациональной и безразличной к человеку природе. Основав евгенику в 1883 г., Френсис Гальтон поставил перед ней следующую задачу: изучить и поставить под социальный контроль те факторы, что способнны улучшить расовые физические и интеллектуальные качества будущих поколений. Предложив путь искусственно управляемой эволюции, Гальтон, по существу, говорил о коррективной утопии, противоположной утопии эгалитаристской, а по ряду соображений противопоставленной и абстрактно-гуманистической устанновке. Евгеническая тема затронута в романе Роберта Чемберса Король в желтом (The King in Yellow, 1895) и в главном утопическом тексте АмерикиЧГляндя назад: 2000Ц1887 (1898) Эдварда Беллами. Евгенической мода пришлась по душе Бернарду Шоу, Герберту Уэллсу и многим другим литераторам.

О теме эволюции человечества в творчестве Г. Уэллса говорится в за3 Проблемы эволюции человечества в трактовке Герберта Уэллса. Биологический аснпект будущего человечества стоит в Машине времени на первом месте. Роман Первые люди на Луне (1901), хотя и является линопланетной фантазией и к утопиям причислен быть не может, все же внес вклад в тематический банк утопий, ибо изображенные в нем профессиональные расы лунариев стали одним из источников идеи кастового размежевания и воспитания в Дивнном Новом Мире Олдоса Хаксли. В уэллсовской Современной утопии (1905), которая также явилась одним из источников романа Хаксли, евгенике уделено большое внимание. В романе Уэллса осонбо подчеркивается, что человечество будущего должно быть заинтересовано в устранении инвалидов, умственно отсталых, психически больных, алкоголиков и прочих бесполезных в социальном отношении индивидуумов. Селекция - краеугольный камень и уэллсовского романа Люди как боги (1923).

Начиная с з 4 мы анализируем, что менялось, а что оставалось постоянным во взглядах О. Хаксли на мальтузианство и евгенику. Творчество ХакслиЧкак художественные произведения, так и пубнлицистикаЧосвещает всевозможные стороны жизни тела от яйцеклетнки до могилы. Body politic (этот термин предложил сам писатель) предстает в дискуссиях о размножении и предохранении, о типе зачатия и качестве плода, о необходимом и достаточном количестве рожденных или произведенных младенцев, о телесной боли и радости, о долгожительстве и сенильности, и наконец, об умирании, эвтаназии, процедурах похорон или, за отсутствием оных, об устранении мертвой плоти. Он также писал о расах ианациональностях.аРядуапредсказаний писателя ваобласти биологии человека суждено было сбыться еще при его жизни.

Нетрудно показать, что Дивный Новый Мир пракнтически не содержит прогнозов или оценок, которые не вытекали бы непосредственно из того, что было известно науке, в частности биологии, в конце 1920-х годов. В основе главной утопии О. Хаксли стоят методы селекции, эктогенеза и клонирования. Последние два были в те годы лишь фантазиями наиболее смелых и дальновидных биологов. Взгляды писателя представлены в главе 3 на фоне исторического развития социобиологических концепций первой половины ХХ в. Для этого мы подробно анализирует круг чтения Хаксли, т.е. книги, снабдившие его аргументамиалзааиалпротиваразличных методов, практиковавшихся или предлагавшихся евгенистами: сегрегации, стерилизации, специального подбора родительских пар, создания качественного генного пула и пр.

Генетическая связь между утопиями Уэллса и научными фантазиями Хаксли очевидна. Однако автор Дивного Нового Мира в конце жизни признался, что начинал писать роман как пародию на данное произведение Уэллса но: л<Е>апостепенно все вышло из-под контроля и превратилось в нечто совершенно отличное от того, что было изначально задумано.29 Традиционное восприятие романа, трактуемого как тотально антиуэллсовская сатира, художественная цель которой якобы состояла в том, чтобы ужаснуть публику глобалистской и утилитаристской социально-биологической конструкцией, неверно. Наша позиция, в частности,  подкреплена анализом рецепции Олдосом Хаксли концепций и гипотез генетики и евгеники, а также проверкой реальными фактами, т. е. всей совокупностью его собственных текстов, равно как и чужих научных или популярных тектов, посвященных действительному положению в биологии (Б. Кидда, Х. Чемберлена, Э. Дарвина, Л. Дарвина, Дж.аБ.аС.аХолдена, Р.аФишера, Э. Лидбеттера, М. Гранта, С. Берта и др.).

При первом приближении сатира Хаксли демонстрирует критическое отношение писателя к идее эктогенеза, клонирования и другим евгеническим методам. Однако сонпоставление этого произведения с публицистическими текстами, написанными Хаксли до, во время и после выхода в свет Дивного Нового Мира, показывает, что это впечатление обманчиво.

Так, его статьи Современная доктрина прогресса: Как успехи цивилизации окончательно погубят мир (The Modern Docrine of Progress, 1928аг.), Будущее прошедшего (The Future in the Past, 1927), Заметки о евгенике (A Note on Eugenics, 1927) доказывают, что в то время, когда Хаксли писал свою первую утопию, он полагал необходимым применять евгенику как способ улучшения человека и общества. Хаксли не сомневался, что мир счастливого будущего должен быть организован в виде иерархии по интеллекту, что лучшая форма правления - аристократическая, в том смысле, что править должны лучшие. Идея равенства вызывала у него не просто сомнения, а здоровые возражения. Во второй половине 1920-х годов Хаксли придерживался крайне консервативной точки зрения на вопросы демографии, на национальный вопрос и на права человека. Увлекшись фантазиями на тему социального строительства, писатель, подобно многим интеллектуалам той поры, мало задумывался над тем, как воплощение подобных социальных проектов отразится не только на массах и народах, но и на отдельно взятом маленьком человеке. Однако некоторые положения евгеники уже тогда вызывали у писателя серьезную тревогу. Об этом, например, свидетельствует его статья Паскаль (Pascal, 1929).

Заметим, что в начале 1930-х гг. тема допустимой меры вмешательства медиков и государственных чиновников в частную жизнь практически не дискутировалась ни в Европе, ни в Америке, ни в СССР. Дивный Новый Мир мог, по существу, восприниматься как начало такой дискуссии вне зависимости от того, какой конкретный смысл автор вкладывал в этот роман, когда создавал его. Ввиду своей беспрецедентности эта утопия некоторое время спустя, действительно, стала восприниматься как иллюстрация тезисов биоэтики, ибо изображала последствия генетического манипулирования.

  В з 5 (л Великая депрессия, евгеника, генетика и лДивный Новый Мир) подробно исследуются источники таких образов, как дети в пробирках (in vitro fertilization/ эктогенез), клоны, биологические касты или люди с генетически предестинированными профессиональными способностями. При этом мы сравниваем и заново оцениваем в качестве источников романа такие научные труды, как Дедал, или Наука и будущее (1923) и Причины эволюции (1932) Дж.аБ.аС.аХолндена и Научное мировоззрение (1931) Бертрана Рассела - эти труды легли в основу ряда научных представлений О. Хаксли.30 В главе 3 также приведены и прокомментированы отклики на роман О. Хаксли этих и других известнейших ученых, многие из которых признавали в дальнейшем влияние Дивного Нового Мира на собственные концепции прогресса.

  Идеи генетиков Германа Мёллера и Джулиана Хаксли также имели непосредственное отношение к художественным замыслам О. Хаксли (об этом, в частности, говорится в з 6, где речь идет и том, что писатель был в равной степени осведомлен об успехах советской генетики и евгеники, равно как и о всплеске лысенковского мракобесия).

В з 7 и з 11 приводятся доказательства того, что евгеническая риторика оставалась весьма близка О. Хаксли и после выхода в свет Дивного Нового Мира, о чем свидетельствуют такие его статьи, как Наука и цивилизация (Science and Civilization, 1932),  Неужели мы глупеем? (Are We Growing Stupider, 1932). Что происходит с нашим населением? (What Is Happening to Our Population, 1934), Размышления о прогрессе (Reflections on Progress, 1947), Политика и биология (Politics and Biology, 1957). Очередным доказательством верности Олдоса Хаксли левгенической религии стала книга 1958 г. Снова в Дивном Новом Мире (Brave New World Revisited).

О. Хаксли нисколько не сомневался в том, что любые блага цивилизации окажутся совершенно бессмысленными, если конкретные дисгенические личнности не будут в состоянии их воспринять и адекватно использовать, что интеллектуально дефектное население представляет главнную угрозу демократии, ибо оно готово приветствовать любую дикнтатуру, так как она освобождает от ответнственности и тягот самоуправления. Доводы, которые при этом приводит писатель, рассуждая, например, о проблемных группах населения, чьи проблемы, по его мнению, имеют именно наследственную причину, и ненаучны и негуманны. Не странно ли, что, защищая биологическую уникальность каждого индивида и настаивая на том, что единообразиеЧэто величайшее несчастье, писатель в то же время находил основания для генетического манипулирования? В оправдание ему заметим, что, очевидно, увлекшись рассуждениями об опасности унификации путем клоннирования и лобусловливания, он проглядел другую опасность, кроюнщуюся в борьбе за контроль над чистотой генов ради выживания вида. Еще одно косвенное оправдание: чарам евгенической пропаганды поддалось большинство самых светлых умов эпохи, и потому нет ничего удивительного в том, что Олдос Хаксли не мог найти более или менее твердых философских и научных оснований для того, чтобы изменить свои собственные довольно путаные представления об управляемой эволюции человечества.

С конца 1940-х гг. О. Хаксли включает в демографический дискурс проблемы экологии (з 12). Читая труды экологов, писатель неизменно постулировал: планета в ее теперешнем состоянии взывает к широкомасштабной кампании по охране и консервации природыЧв пронтивном случае она не сможет прокормить стремительно растущее население. В статьях на эту тему (например, в Bulletin of the Atomic Scientists) он говорил, что отношение человека к Природе - это не только вопрос выживания нашего вида, но и проблема этики и религии.

Проблемы экологии и наследственности составляют содержание посткатастрофической дистопии Олдоса Хаксли Обезьяна и сущность (1948), где действие происходит в Калифорнии 2108аг. после ядерной войны. Почти все дети, родившиеся после катастрофы,Чмутанты. Священники-сатанисты берут на себя функцию евгенического контроля, пытаясь самыми жестокими методами предотвратить зачатие и рождение очередных уродов. Даже при том, что описываемые методы бесспорно воспринимались самим писателем как изуверские, его цель состояла в создании текста-предупреждения об опасности вырождения человеческого рода из-за нежелательных скрытых мутаций, вызванных радиацией. (Для убедительности Хаксли приводит цитату из знаменитого физика Эрвина Шредингера, призывавшенго обратить внимание на новую угрозу, нависшую над человечеством.) Священники-евгенисты утверждают, что причина вырождения находится в самой природе человека. Население Земли все равно уничтожило бы само себя и без всякой атомной бомбы, загрязнив реки, вырубив леса, смыв пахотный слой земли, истратив все полезные ископаемые. Так в этом прогностическом тексте Олдоса Хаксли соединились демографическая и экологическая идеи. С тех пор они были неразрывны.

В конце жизни, рассуждая о евгенической политике и о сокращении рождаемости, Хаксли настаивал на том, что подобные программы должны проводиться глобально, т.ае. их успех может обеспечить лишь Всемирное правительство. Глобальность в этом случае вовсе не ассоциировалась у него с тоталитарностью. В своей последней книге итература и наука (1963) писатель, в частности, рассуждает о необходимости новой нравственности Ч о планетарном сознании, диктующем человеку правила взаимодействия друг с другом и с миром, с Природой. Проблемы перенаселенности и самоубийственной экологической политики настоятельно взывают к новому этическому императиву (и даже к новому художественному языкуЧтаков основной посыл произведения). В 1962аг. Хаксли написал доклад Понлитика экологии: Вопрос выживания (The Politics of Ecology: The Question of Survival). В марте 1963аг. писатель, уже будучи смертельно больным, полетел в Рим на конференцию ООН по организации кампании против голода.

В последнем романе Остров, писатель, как и прежде, настаивает на том, что контроль над численностью населенияЧкраеугольный камень гармонично сконструированного государства Пала. Таким образом, в том, что касается мальтузианства, два столь различных общества, как Пала в Острове и Мировое Государство в Дивном Новом Мире, достигли бы полного согласия и взаимопонимания. Кроме того, несмотря на то, что на Пале дети рождаются традиционным путем, все больше людей добровольно участвуют в специальной евгенической программе, предусматривающей подбор родителей и искусственное оплодотворение. По существу, они следуют программе, предложенной Германом Мёллером. Улучшая расу, ониастоятазаадарвинизм,алвозведенный до уровня сочувствия и духовной прозорнливости. Так, идея управляемой эволюции человека, выдвинутая ранее Джулианом Хаксли, нашла воплощение в романе его брата-писателя. 

Тема контроля над рождаемостью и смертью, как мы видим, является сквозной в творчестве Олдоса Хаксли. Было бы явной натяжкой считать, что мальтузианская и евгеническая доктрины неизменно осмыслялись им в сатирическом ключе. Напротив, следует признать, что Олдос Хакнсли изначально был и до конца оставался почитателем мальтузианства и евгеники, действенность которых, как он понимал, зависит от конкретной прагматики и политической ситуации. Евгеника в том виде, как она представлена теми источниками, что использовал писатель, явнляет нам весьма показательный пример весьма причудливого междиснциплинарного обращения утопических идей. Демография, как никакая другая сфера интересов писателя, выявила столь явственно болезненный для Хаксли парадокс лцели и средства, над которым он размышлял многие годы. В самом деле, удивительно, что именно тот писатель, который всем своим творчеством, казалось бы, декларирует неприятие власти, настаивает на том, что ее главный инструмент, т.ае. контроль (в частности, контроль за количеством и качеством человеческого материала), способен обеспечить осуществление свободыЧглавного содернжания и цели существования человека. Олдоса Хаксли, также как и ученыхЧевгенистов и генетиков, можно с полным основанием обвинить в грехе лутопизма, проистекавшем из воли к порядку (лwill to order).

Несмотря на все сказанное выше, мы признаем, что именно Олдос Хаксли способствовал возникновению популярного биоэтического дискурса, появившегося в междисциплинарном пространстве, т. е. там, где научный дискурс сомкнулся с дискурсом публичным. На этом пространстве начался диалог, спор. Порой он сводился к взаимным яростным атакам - профессионалов (медиков, биологов, социологов, и экологов) и общественности. Думается, что, если бы не Олдос Хаксли, постоянно писавший и выступавший с лекциями и докладами о гуманистической составляющей науки и о новой экзистенциальной угрозе, публика еще долго не смогла бы разобраться в биоэтической проблематике, а, возможно, и вовсе не обратила бы внимания на происходящее в науках о человеке. О.аХаксли посвятил последние годы жизни формулировке нового научно-этического мировоззрения, о необходимости которого писал еще в конце 1920-х его друг, философ Бертран Рассел. С годами необходимость эта ощущалась все острее. Приходится признать, что слова Хаксли, хоть и были услышаны, но лишь в малой степени повлияли как на массовое сознание, так и на амбиции интеллектуалов. И все же его проза продолжает задавать тон и снабжать великолепными аргументами подобные дискуссии.

Заключение.

Наука предоставила Олдосу Хаксли бесценные открытия и гипотезы. Многообразные таланты, изобретательность и острый ум позволили Хаксли превратить научное сырье в художественные произведения, обратившись к тем обширным областям знания, что были недоступны его предшественникам и что по тем или иным причинам были безразличны литераторам-современникам.

Рассмотрев совокупность исследованных нами областей лутопизации, которые являются, как мы показываем, источниками излюбленных тем и мотивов его сочинений, следует признать, что его выбор был отнюдь не случайным. Психология, психиатрия, физиология, медицина и фармакология выполняют сходную прагматическую функцию, определившуюся их историческим становлением. Как показал М. Фуко в работах Ненормальные, Психиатрическая власть и История безумия в классическую эпоху, эти области научной и практической деятельности вовлечены в процесс охраны общественный статусности, власти и порядка. Знание, как убедительно доказывает французский философ, неразрывно связано с властью. Олдос Хаксли это понял много раньше других писателей, и потому, взявшись за конструирование возможных миров, сделал акцент на науках о человеке.

Своеобразная красота обеих утопий Хаксли не в последнюю очередь объясняется тем, что писатель использовал преимущества и специфику собственно научной прозы. Успех этих текстов у читателей и критиков  обеспечен целостностью, стройностью и остроумием научных концепций, действительным соответствием последних современным научным представлениям, а также поразительным эвристическим талантом писателя, способного прогнозировать пути и последствия научного познания и научного прогресса.

Хаксли причислял свои литературные утопические фантазии к лутопиям, приближенные к настоящему (near-in Utopias), поясняя, что такие тексты могут восприниматься в качестве проектов, планов возможных и желательных действий.31 Этот аргумент также дает нам основания для того, чтобы утверждать: Дивный Новый Мир - не просто негативная утопия. Намерение писателя заключалось не только в том, чтобы лустрашить читателя и не только в том, чтобы создать сатиру, высмеивающую  любые попытки утопизации. 

В Литературе и науке Хаксли утверждает: Писатель, обладающий обширным знанием соответствующих областей науки и подлинным даром слова, без сомнения, найдет способ извлечь лучшее из обоих.32 Непреходящая популярность двух его прогностических произведений  свидетельствует о том, что такой способ лизвлекать лучшее был им найден именно потому, что он обладал как литературным дарованием, так и ученостью. Блестящее освоение различных областей знания позволило Олдосу Хаксли создать особый, междисциплинарный, механизм интертекстуальности.

Основноеасодержаниеадиссертации отражено в следующих публикациях автора (в т. ч. в восьми из утвержденного ВАК перечня ведущих рецензируемых изданий: см. 1, 11, 14, 16, 20, 21, 22, 23):

1. Монография: Наука и литература: Археология научного знания Олдоса Хаксли / Головачева И. В. - СПб. : Изд-во Факультета филологии и искусств СПбГУ, 2008. - 21, 5 п. л.

2. Последний роман Олдоса Хаксли / Головачева И. В. // Вопросы филологии; Изд-во Санкт-Петербургского политехнического университета. - 1997. - Т. 2. - С. 144-150. - 0, 7 п. л.
3. Американская мечта у Хемингуэя и Хаксли / ГоловачевааИ. В. // Хемингуэй и его контекст / Под ред. Н. В. Тишуниной.  - СПб. : Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, Янус, 2000. - C. 41-48. - 0, 7 п.л.
4. A Perfect Psychology for a Perfect Society: Aldous HuxleyТs American Fantasies / Irina Golovatcheva // УNatureТs NationФ Reconsidered: American Concepts of Nature from Wonder to Ecological Crisis. EAAS Biennial Conference Abstracts. - Graz : Karl-Franzens-Universitat, 2000. - P. 50-51. - 0,а2 п. л.
5. Утопии в литературе и психологии / Головачева И. В. // Вопросы филологии ; Изд-во Санкт-Петербургского политехнического университета. - 2000. - Т. 6. - С. 119-131. - 1 п. л.
6. Психоделическая революция в отдельно взятом сознании / ГоловачевааИ. В. // Двери восприятия. Рай и ад : Трактаты; пер. с англ. С.аХренова / Хаксли О. - СПб. : Азбука, 2002. - С. 181-216. - 2 п. л.
7. Misunderstanding of Utopia and Utopia of Misunderstanding: Aldous Huxley and Psychology / Irina Golovacheva // Understanding / Misunderstanding. Contributions to the study of the hermeneutics of signs / Ed. Eero Tarasti (Acta Semiotica Fennica). - Helsinki : International Semiotics Institute, 2003. - P. 219-229. - 1 п. л. 
8. Хроника психоделического путешествия Олдоса Хаксли / ГоловачевааИ.аВ. // Преломления ; Санкт-Петербург: Центр информационной культуры. - 2003. - Вып. 2. - С. 306-331. - 3 п. л.
9. The Topographic Model of the Mind and Psychotherapy in the Works of Aldous Huxley / Irina Golovacheva // Abstracts of Third International Aldous Huxley Symposium УAldous Huxley. Man of Letters: Thinker, Critic and ArtistФ.  Riga. University of Latvia. - Menster : LIT Verlag. - 2004. - P. 31-32. - 0, 2 п.ал.
10. Междисциплинарность в литературе: Олдос Хаксли и психология / И.аВ. Головачева // Художественное сознание и действительность / Под ред. А. Г. Березиной. - СПб. : Изд-во СПбГУ, 2004. - С. 221 - 237. - 1 п. л. 
11. Массовая истерия в литературе и историографии / И. В.  Головачева // Вестник СПбГУ. - Сер. 9. - Филология, востоковедение, журналистика. - 2005. - № 3. - С. 23- 36. - 1 п. л.
12. The Witch and the Devil in Salem and Loudun: Aldous Huxley, Marion Starkey and Arthur Miller on Demonic Possession / Irina Golovacheva // Aldous Huxley Annual. -2005. - Vol 5. - P. 193- 213. - 1 п. л.
13. Психоделическая революция в отдельно взятом сознании / ГоловачевааИ. В. // Двери восприятия. Рай и ад : Трактаты; пер. с англ. С.аХренова (Переиздание) / Хаксли О. - СПб. : Азбука, 2006. - С. 181- 216. - 2ап. л.
14. Цели и средства: Олдос Хаксли и евгеника / И. В. Головачева // Вестник СПбГУ. - Серия 9. - Филология, востоковедение, журналистика. - 2006. - Вып. 3. - С. 3- 19. - 1 п. л.
15. Autobiography as Mediation between the Self and the Scientific Concept of the Self: the Letters of Aldous Huxley / Irina Golovacheva // Auto/Biography and Mediation: The 5th International Auto/Biography Association Conference Abstracts. Mainz: Johannes Guttenberg-Universitt, 2006. - 32-34. - 0, 2 п. л.
16. Зачем писателю теория: инструменты самопознания Олдоса Хаксли / И. В. Головачева // Вестник СПбГУ. - Серия 9. - Филология, востоковедение, журналистика. - 2007. -  Вып. 4. - Ч. 1. - С. 15-25. - 1 п. л.
17. Европейская утопия ХХ века и капризы евгеники  / И. В. Головачева // Человек. - 2007. - Вып. 3. - С. 16-31. - 1 п. л. 
18.   Извилистый путь интроспекции Олдоса Хаксли / И. В. Головачева // Вопросы филологии ; Изд-во Санкт-Петербургского политехнического университета. -  2007. - № 13. - С. 42-56. - 1 п. л.
19. Theories of the Mind and Psychotherapy in the Works of Aldous Huxley / Irina Golovacheva // Aldous Huxley, Man of Letters: Thinker, Critic and Artist. Proceedings of the Third International Aldous Huxley Symposium Riga 2004 / Ed. Bernfried Nugel, Uwe Rasch and Gerhard Wagner. - Berlin : LIT Verlag, 2007. - P. 123-139. - 1, 5 п. л.
20. Свобода, стимул, реакция (бихевиоризм в утопиях О. Хаксли и  Б.аФ.Скиннера) / И. В. Головачева // Известия российского государственного педагогического университета им. Герцена. - Общественные и гуманитарные науки. - СПб. - 2008. - № 10 (57). - С. 144 - 150. - 0, 7 п. л.
21. Искусство, блаженство, психоз: Рай и ад Олдоса Хаксли / И.аВ.аГоловачева // Вестник СПбГУ. - Серия 9. - Филология, востоковедение, журналистика. - 2008. -  Вып. 1. - Ч. II. - С. 11- 17. - 0,7ап.ал.
22. Путь на запад, путь на восток: линое в утопиях Олдоса Хаксли / И.аВ.аГоловачева // Известия российского государственного педагогического университета им. Герцена. - Общественные и гуманитарные науки. - СПб. - 2008. - № 11 (62). - С. 58 - 64. - 0, 7 п. л.
23. Самосознание, возможно, является ошибкой эволюции: Олдос Хаксли о топографии сознания / И. В. Головачева // Вестник СПбГУ. - Серия 9. - Филология, востоковедение, журналистика. - 2008. -  Вып.а2. - Ч.аII. - С. 9 - 15. - 0, 7 п. л.
24. Психоделическая революция в отдельно взятом сознании / ГоловачевааИ. В. // Двери восприятия. Рай и ад : Трактаты; пер. с англ. С.аХренова (Переиздание) / Хаксли О. - СПб. : Азбука, 2008. - С. 181- 216. - 2ап. л.
25. Как вскрывали ящик Пандоры. Психоделическая утопия / ГоловачевааИ. В. // Человек . - 2008. - Вып. 6. - С. 56-66. - (1 п. л.).

Общее количество печатных листов: 57, 3.

---

1 Huxley, A. A Night at Pietramala // Complete Essays of Aldous Huxley : In 6аvol. / Ed. R.аS.аBaker and J. Sexton. Ч Chicago : Ivan R. Dee, 2000. ЧVol. I. - P. 407.

2 См. об этом статью: Савуренок, А. К. Фолкнер и Олдос Хаксли (К вопросу о композиции романа Фолкнера Деревушка) / А. К. Савуренок // Сравнительное изучение литератур. - Ленинград : Наука. Ленинград. отд-ние, 1976. - С. 434 - 438.

3 Дьяконова, Н. Я. Интеллектуальный роман Олдоса Хаксли / Н.аЯ.аДьяконова // Шутовской хоровод : Романы / перевод с англ. Л.аПаршина и И. Романовича / Хаксли О. - СПб. : Амфора, 1999. - С. 5-16; Дьяконова, Н. Олдос Хаксли и жанр интеллектуального романа / Н.аДьяконова // Типология жанров и литературный процесс. - СПб. : Изд-во СПбГУ, 1994. - С. 23-29.

4 Рабинович, В. С. Олдос Хаксли : эволюция творчества. Автореферат дис. ... доктора филологических наук / В. С. Рабинович. - Екатеринбург : Изд-во Екатеринбургс. Гос. ун-та, 1999.

5 Головачева, И. В. Американская мечта у Хемингуэя и Хаксли / И.аВ.аГоловачева // Хемингуэй и его контекст. - СПб. : Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2000. - C. 41-48; Golovatcheva, I. A Perfect Psychology for a Perfect Society: Aldous HuxleyТs American Fantasies / I. Golovatcheva // УNatureТs NationФ Reconsidered : American Concepts of Nature from Wonder to Ecological Crisis. EAAS Biennial Conference Abstracts, Graz, Karl-Franzens-Universitat, 2000. - P. 50-51. О роли, которую сыграла культура Америки в творчестве Хаксли см. также Meckier, J. Aldous Huxley's American Experience: The Inaugural Lecture for the Centre for Aldous Huxley Studies, Mnster, 29 June 2000 / Jerome Meckier // Aldous Huxley Annual, 1. - 2001. - P. 227Ц239.

6 Baker, R. Brave New World : History, Science, and Dystopia / Robert Baker. - Boston: Twayne, 1990. Теме науки посвящена и статья Р. Бейкера (Baker,аR.аS. Science and Modernity in Aldous HuxleyТs Interwar Essays and Novels / Robert S. Baker // Aldous Huxley Between East and West. - Amsterdam-New York : Rodopi B. V. Amsterdam, 2001. - P. 35 - 57).

Deery, J. Aldous Huxley and the Mysticism of Science / June Deery. - Basingstoke : Macmillan, 1996.

7 Firchow, P. The End of Utopia: A Study of Aldous HuxleyТs УBrave New WorldФ / Peter Firchow.-Lewisburg (Pa) : Bucknell University Press, 1984.; Firchow, P. Science and Conscience in HuxleyТs УBrave New WorldФ / Peter Firchow // Contemporary Literature. - 1975. - Vol. 16. - №  3. - P. 301-316.

8 Adorno, T. Aldous Huxley and Utopia / Thodore Adorno // Prisms ; trans. S.аWeber and S. Weber. - London : Neville Spearman, 1967. - P. 97-117.

9 Новикова, Т. Необыкновенные приключения науки в утопии и антиутопии (Г. Уэллс, О. Хаксли, А. Платонов / Т. Новикова // Вопросы литературы. - Москва, 1998. - Вып. 4. - С. 179-203.

10 Bedford, S. Aldous Huxley : A Biography. - Vol. I: 1894-1939 / Sybil Bedford. - London : Chatto & Windus, 1973; Bedford, S. Aldous Huxley: A Biography. - Vol. II: 1939-1962 / Sybil Bedford. - London : Chatto & Windus, 1974; Huxley,аL. A. This Timeless Moment : A Personal View of Aldous Huxley / Laura Archera Huxley. - New York : Farrar, Straus & Giroux, 1968; Dunaway,аD.аK. Huxley in Hollywood / David King Dunaway. - New York : Harper & Row, 1989; Dunaway, D. K. Aldous Huxley Recollected : An Oral History / David King Dunaway. - New York : Carrol & Graf Publishers, 1995; Murray, N. Aldous Huxley : A Biography / Nicholas Murray. - London : Little, Brown, 2002; New York : St.аMartinТs Press, 2003; Sawyer, D. Aldous Huxley : A Biography / Dana Sawyer. -  New York : Crossroad, 2002; Hull, J. Aldous Huxley, Representative Man / James Hull. - Muenster : Carrol & Graf Publishers: Lit Verlag, 2004.

11 Старобинский, Ж. Поэзия и знание: История литературы и культуры. Т. 1. / Ж. Старобинский ; пер. с фр. Е.П. Васильевой и др.  - Москва : Языки славянской культуры, 2002. - С. 12.

12 Фуко, М. Археология знания / Мишель Фуко. - СПб. : Гуманитарная академия, 2004; Фуко, М. Слова и вещи: археология гуманитарных наук / Мишель Фуко. - СПб. : A-cad, 1994.

13 The Hidden Huxley / Ed. David Bradshaw. - London : Faber & Faber, 1995; Huxley and God : Essays / Ed. Jacqueline Bridgeman. - San Francisco : Harper, 1992.

14 Huxley, A. Literature and Science / Aldous Huxley. - Woodbridge, Conn. : Ox Bow Press, 1991. -  P. 84.

15 Arnold, M. Literature and Science / Mathew Arnold // Nineteenth Century.  - 1882. - 12. - P. 216-30; Huxley, T. H. Science and Culture (1880) / Thomas Henry Huxley // Collected Essays in 9 vols. - London: Methuen. - Vol. III (1893-1902). - P. 134-159. Томас Гексли и Мэтью Арнольд, по существу, пришли к единому мнению о том, что между наукой и культурой не существует непроницаемой границы, после того, как Арнольд объявил, что его определение культуры как лучшего из всего, что придумано и сказано людьми, включало в себя и науку и культуру. См.: Murray, N. A Life of Matthew Arnold / Nicholas Murray. - 1996. - P. 301.

16 Huxley, A. Poetry and Science / Aldous Huxley // Athenaeum. - 1919. -  August 22. -  P. 783.

17 Snow, C. P. The Two Cultures and the Scientific Revolution / Charles Persy Snow // Encounter. - 1959 - 12.6 - P. 17-24; Leavis F. R. Two Cultures? The Significance of C. P. Snow / F. R. Leavis // London : Chatto, 1962.

18 Huxley, A. The Only Way to Write a Poem About a Nightingale / Aldous Huxley // HarperТs. - 1963. - Vol. 227. - Mar. - P. 62-66.

19 Ibid. - P.а63.

20 Huxley A. Literature and Science. - Op. cit. - P. 10.

21 Huxley A. Literature and Science. - Op. cit. - P. 93.

22 Работы Peter Firchow см. сноска 7. А также: Meckier,аJ. Our Ford, Our Freud and the Behaviorist Conspiracy in HuxleyТs Brave New World / Jerome Meckier // Thalia. - 1977Ц1978. - Nа1. - P.а35Ц59; Hull,аJ. Aldous Huxley: The Growth of Personality / James Hull. - Zurich : Huerzeler, 1955.

23 Гипноз фигурирует во многих произведениях Хаксли, как например, в книге Снова в Дивном Новом Мире. Большое место гипноз занимает в обеих его утопиях. Писатель проводил множество опытов с гипнозом, в том числе совместные эксперименты с самым известным специалистом в этой области - Мильтоном Эриксоном.

24аHuxley,аA. Literature and Science. - Op. cit. - P.а88.

25 Huxley,A. Introduction / Aldous Huxley // The Devil in Massachusetts / Marion Starkey. -Alexandria (VA) : Time-Life Books, 1982. - P.аXIXЦXX.

26аHuxley,A. Writers and Readers / Aldous Huxley // The Olive Tree and Other Essays. - London : Chatto & Windus, 1936. - P.а29Ц30.

27аMann,аTh. Letters 1948Ц1955 / Thomas Mann. - Frankfurt : Fischer, 1965. -  P.а332 (или: Aldous Huxley : Critical Heritage / Ed. D.аWatt. - London : Routledge & Kegan Paul, 1975. - P.а394Ц395).

28 Haire,аN. Birth-Control Methods: Contraception, Abortion, Sterilization / Norman Haire. ЦLondon : Allen & Unwin, 1936; Sulloway,аA.аW. Birth Control and Catholic Doctrine / Alva Salloway. - Boston : Beacon Press, 1959.

29а Wickes, G., Frazer, R. Aldous Huxley / George Wickes, Ray Frazer // Writers at Work : The Paris Review : Interview. - Second Series. - New York : Modern Library, 1963. - P.а198.

30 Haldane,аJ.аB.аS.аDaedalus, or Science and the Future / John B. S. Haldane. - London : Kegan Paul, 1927; Haldane,аJ.аB.аS. The Causes of Evolution / John B. S. Haldane. - London : Longmans, 1932; Russell,аB. The Scientific Outlook / Bertrand Russell. - London : George Allen & Unwin, 1931.

31 Huxley, A. Utopias, Positive and Negative / Aldous Huxley / Ed. and with an afterword by James Sexton // Aldous Huxley Annual. - 2001. - Vol. 1. - P. 2-3.

32аHuxley, A. Literature and Science. - Op. cit. - P. 77.

Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по разное