Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по культурологии  

На правах рукописи

ЕРОХИНА Татьяна Иосифовна

ичность и текст

в культуре русского символизма

24.00.01 - Теория и история культуры

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора культурологии

Ярославль

2009

Работа выполнена на кафедре культурологии и журналистики

ГОУ ВПО Ярославский государственный педагогический университет

им. К. Д. Ушинского

Научный консультант:                Заслуженный деятель науки РФ,

                                               доктор искусствоведения, профессор

                                       Злотникова Татьяна Семеновна

Официальные оппоненты:                доктор культурологии, доцент

                                       Беломоева Ольга Герольдовна;

                                       доктор философских наук, профессор

                                       Кондаков Игорь Вадимович;

               

                                       доктор искусствоведения, профессор

                                       Разлогов Кирилл Эмильевич

Ведущая организация:                ФГОУ ВПО Московский

                                       государственный университет

                                       культуры и  искусства

Защита диссертации состоится 18 декабря 2009 г. в 11 час. на заседании совета Д 212.307.04 по защите докторских и кандидатских диссертаций при ГОУ ВПО Ярославский государственный педагогический университет
им. К. Д. Ушинского по адресу: г. Ярославль, Которосльная набережная, 46-в, ауд. 506.

С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке ГОУ ВПО Ярославский государственный педагогический университет
им. К. Д. Ушинского по адресу: г. Ярославль, Республиканская ул., 108.

Отзывы на автореферат присылать по адресу: 150000, г. Ярославль,
Республиканская ул., 108. Диссертационный совет Да212.307.04.

Автореферат разослан  л___ ____________  2009 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

кандидат культурологии, доцент                                                Н.Н. Летина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования.

В современном культурологическом знании последовательно  переосмысливается то, что традиционно изучалось гуманитарными науками: философией, эстетикой, историей, социологией, психологией, литературоведением, искусствоведением. Потребность в обращении к комплексному анализу явлений культуры, основанному не только на междисциплинарном подходе, но и на принципиально новом, синтезирующем знании; тенденции интеграции, наиболее ярко выраженные в культурологии; поиск целостного подхода к феноменам культуры - всё это делает актуальным обращение к переходным эпохам и уникальным явлениям культуры, изменившим и во многом сформировавшим облик современной отечественной культуры.

Изучавшийся прежде в ряду иных художественных течений символизм, с одной стороны, и отдельные его представители, ставшие объектами историко-биографического исследования в филологии и искусствоведении, с другой, соотнесены нами в системе взаимных коррелят, где личность и текст соединяются в пространстве культуры символизма.

ичность является одним из главных концептов теории и истории культуры, актуализируемых в философском, социокультурном, психологическом, этическом и художественно-эстетическом дискурсах. В ракурсе нашего исследования обращение к жизненному и творческому опыту символиста как субъекта и объекта культуры русского символизма в аспекте идентификации и самоидентификации направлено на выявление парадигмы творческой личности, которая сформировала облик русской культуры конца XIX - начала ХХ вв.

Текст в проблематике нашего исследования - это не только обозначение семиотического дискурса культуры русского символизма, но и  базовый концепт, характеризующий коммуникативные потенции культуры, позволяющие выявить наличие универсальных и специфических знаковых систем в творческих и повседневных практиках личности и обнаружить механизмы преемственности и инновации в истории отечественной культуры.

Таким образом, актуальность исследования связана с обращением к феномену текста личности, не только определяющему специфику культуры русского символизма, но и во многом моделирующему культурные процессы в новых реалиях России ХХ-ХХI вв. Обращение к ментальному пространству русской культуры в совокупности аспектов присвоения инокультурного опыта, выявления специфики и способов личностной идентификации и самоидентификации, коммуникативного потенциала текста личности, творчества и повседневности является особенно актуальным и значимым для современной отечественной культуры.

Комплексное культурологическое осмысление художественного и повседневного опыта творческой личности русского символиста в парадигме текста осуществляется впервые.

Проблемное поле исследования определяется смыслообразующим значением дефиниций личность и текст в контексте культуры русского символизма, в силу чего формируется широкий круг вопросов, осмысленных в работе. Так, на основе культурологической интеграции двух дефиниций - личность и текст - в исследовании верифицируется концепт текст личности. В круг проблем исследования входит осмысление парадигмальной роли текста в культуре русского символизма, а также верификация понятия культура русского символизма как целостного феномена. Проблемное поле исследования определяется изучением художественного и повседневного опыта символистов как в аспекте ментальности и коллективного (художественного) сознания, так и в аспекте идентификации/самоидентификации/коммуникации и индивидуального (обыденного) сознания.

Цели диссертационного исследования:

• выявление онтологической основы русского символизма через обоснование парадигмы личность и текст, где личность есть культурно-историческая детерминанта, а текст - семиотическая  (художественная и внехудожественная) целостность;
• типологизация составляющих культуры русского символизма, каковыми являются бинарные и тернарные оппозиции:  космополитичность/провинциальность, лидентификация/ самоидентификация, метатекст/контекст, быт/бытие/повседневность, мифологизация/жизнетворчество/театрализация.

Для достижения этой цели в диссертации поставлены следующие задачи.

1. Концептуализировать ментальное пространство русского символизма на основе построения бинарной и тернарной моделей ментальности русской культуры рубежа XIX-XX вв. и выявления ментальных характеристик личности русского символиста.
2. Обосновать  типологию текстов русского символизма, актуализировав дефиницию текст как парадигму формирования контекста личности русского символиста.
3. Осуществить моделирование и интерпретацию образа символиста как культурно-психологического типа на основе выявления характерных черт текста личности символиста в аспектах идентификации/ самоидентификации и мифологизации.
4. Интерпретировать пространство повседневности в художественном и обыденном опыте русских символистов в аспектах семиотизации и коммуникации.
5. Сформировать интегративный подход к изучению художественных и повседневных практик русских символистов по интерпретации культурного опыта предшествующих эпох в процессе мифологизации, жизнетворчества и театрализации.
6. Верифицировать дефиниции текст личности и культура русского символизма  как контекстуально взаимообусловленные.

Объектом исследования является культура русского символизма как субъект наследования и присвоения культурно-исторических традиций и пространство художественного творчества и жизнетворчества личностей, объединённых сходными эстетическими, философскими, религиозными, нравственными интенциями.

Предмет исследования - взаимно интегрирующие основания парадигмы русского символизма, какими являются личность и текст.

Хронологические рамки исследования предполагают структуризацию разрозненных и/или взаимообусловленных явлений, составивших содержание  культуры русского символизма в период с 1890 по 1910 год. Исходя из задач исследования, по его ходу хронологические рамки могут расширяться с учётом обращения русских символистов к прошлому - культурному опыту западноевропейского романтизма и символизма, с учётом движения в будущее -  актуализации явлений символизма в контексте мировой культуры ХХ века.

Материал исследования представлен многочисленными теоретическими и критическими работами, художественными произведениями, биографическими и автобиографическими сочинениями, эпистолярными опытами, дневниками и мемуарной литературой; он разделён на две группы.

Первая группа - произведения, условно отнесенные нами к числу текстов (художественных и нехудожественных) русских символистов, чьи практики наиболее репрезентативны в плане решения проблема единства и взаимодействия личности и текста (К. Бальмонт, А. Белый, А. Блок, В. Брюсов, М. Волошин, З. Гиппиус, Вяч. Иванов, М. Кузмин, Д. Мережковский, Н. Минский, Эллис). 

Вторая группа - произведения, условно отнесённые нами к  явлениям контекста, в котором происходило формирование и бытование личности русского символиста. Эта группа включает в себя произведения тех западноевропейских (О. Бердслей, Ш. Бодлер, П. Верлен, Ж.-К. Гюисманс, М. Дени, Г. Климт, Ф. Кнопф, С. Малларме, М. Метерлинк, Ж. Мореас, Г. Моро, П. Пюви де Шаванн, О. Редон, А. Рембо, Ф. фон Штук) и русских (Л. Бакст, А. Бенуа, В. Борисов-Мусатов, В. Васнецов, М. Врубель, Н. Сапунов, К. Сомов, Ю. Судейкин и др.) творцов - литераторов и художников - кто так или иначе разными исследователями и в разных версиях относим к символистам. 

Вторая группа материалов также включает тексты нескольких десятков современников символистов (Ю. Анненков, Н. Бердяев, В. Розанов, Е. Герцык, Дон-Аминадо и др.), представителей символистского окружения (Е. Андреева-Бальмонт, А. Бенуа, Н. Валентинов, Е. Дмитриева (Васильева), Н. Львова, Н. Петровская и др.), писателей, чьё творчество повлияло на самих символистов (Н. Гоголь, Ф. Достоевский, А. Чехов и др.).

Теоретико-методологическая база исследования.

Особо значимую для исследования теоретико-методологическую базу составили структурно-семиотический метод анализа культуры (Р. Барт, Ж. Делез, Ж. Деррида, К. Леви-Стросс, Ю. Лотман, З. Минц, Г. Моймир, И. Паперно, Ч. Пирс, Г. Почепцов, А. Ханзен-Лёве, У. Эко), а также герменевтический подход к проблемам текста и интерпретации  (М. Бахтин, В. Библер, С. Великовский, Г. Гадамер, П. Рикёр, М. Хайдеггер).

Теоретико-методологическая база работы включает в себя концепты и теории авторов, связанных с культурной антропологией (А. Азов, Н. Бердяев, С. Булгаков, М. Ваняшова, Н. Воронина, Г. Гачев, И. Едошина, Е. Ермолин, В. Зеньковский,  С. Иконникова, Л. Киященко, Б. Марков, В. Межуев, М. Мамардашвили, Э. Орлова, В. Соловьев, П. Флоренский, С. Хоружий, Ю. Фохт-Бабушкин); социопсихологическими и социокультурными методами исследования личности и творчества  (К. Абульханова-Славская, А. Азов, М. Бахтин, Г. Гегель, В. Жидков, Т. Злотникова, Л. Ионин, И. Кон, А. Лазурский, Г. Маркузе, А. Моль, В. Самохвалова, К. Соколов, Н. Хренов, Э. Эриксон). 

В работе также задействованы концепты, методы и приемы других отраслей научного знания, в частности, историко-типологический метод (А. Аронов, О. Беломоева, Г. Драч, Г. Гачев, П. Гуревич, Е. Ермолин, В. Жидков, И. Кондаков, Ю. Лотман, К. Разлогов, К. Соколов, А. Флиер); историко-культурный метод (А. Ахиезер, М. Блок, Ф. Бродель, Ж. Ле Гофф, Л. Гумилев, А. Гуревич, В. Ключевский, Т. Кузнецова, Л. Февр, А. Флиер); метод мифокритики (Я. Голосовкер, Е. Ермолин, К. Леви-Стросс, Е. Мелетинский, М. Элиаде, К. Юнг); искусствоведение (Н. Дмитриева, Т. Злотникова, В. Крючкова, К. Разлогов,  А. Русакова, Д. Сарабьянов, Г. Стернин, А. Эткинд); литературоведение (В. Багно, С. Гречишкин, А. Лавров, Д. Максимов, В. Орлов); метод системного анализа (М. Каган, И. Кондаков, В. Садовский).  В работе востребованы методы символического (Е.Ермолин, Э. Кассирер, А. Лосев, П. Флоренский, К. Юнг)  и игрового (Р. Барт, М. Бахтин, Э. Берн, Л. Витгенштейн, Т. Злотникова, Ф. Ницше, Й. Хейзинга, Н. Хренов, А. Шопенгаэур) истолкования культуры.

Работа осуществлена в контексте гуманитарных научных изысканий в области социокультурного анализа культуры повседневности (П. Бергер, В. Бурдье, И. Гофман, Э. Гуссерль, Г. Зиммель, Н. Козлова, Г. Кнабе, В. Лелеко, Т. Лукман, Е. Шапинская, А. Шюц), проблем ментальности и менталитета (Г. Гачев, А. Гуревич, В. Жидков, М. Каган, И. Малыгина, К. Соколов, Ю. Солонин), идентификации и самоидентификации (Г. Гачев, И. Гофман, М. Губолго, П. Гуревич, Г. Кнабе, И. Малыгина, Е. Трубина, Е. Шапинская, А. Шеманов), межкультурной коммуникации (М. Бахтин, П. Бурдье, Т. Ван Дейк, В. Жельвис, Ю. Лотман, М. Мосс, Г. Почепцов).

Таким образом, исследование основывается на теоретической базе современной культурологии в её семиотической парадигме с акцентуацией герменевтического, типологического, историко-культурного и социопсихологического подходов, а также символических теорий культуры.

В исследовании востребован комплекс методов: культурно-антропологический, историко-типологический, системный, искусствоведческий и литературоведческий, а также методы мифокритики.

Исследовательская база работы сформирована в рамках ведущей научной школы России по теории и истории культуры при ГОУ ВПО ЯГПУ им. К.Д. Ушинского.

Гипотеза исследования строится на следующих предположениях:

1. Текст и личность в культуре русского символизма, будучи взаимосвязанными парадигмальными концептами, продуцируют новый концепт текст личности, не имеющий традиции научного осмысления в современной культурологии. Мы предположили, что данная дефиниция является онтологически значимой в культуре русского символизма и может быть верифицирована в контексте художественного и повседневного опыта русских символистов.
2.   Ментальная модель личности в культуре символизма характеризуется не двойственностью, как принято считать, а многообразием проявлений дуализма, что нашло своё отражение в выявлении нами бинарных, а иногда и тернарных оппозиций: космополитичность/провинциальность, лидентификация/ самоидентификация, метатекст/контекст, быт/бытие/повседневность, мифологизация/жизнетворчество/театрализация. Ментальная модель личности символиста включает в себя как традиционные для ментальности русской культуры черты (духовность, православные ценности, общинность, толерантность), так и специфические (кризисность, смута, соборность, символичность, космополитичность).
3. Самосознание личности русского символиста характеризуется стремлением к идентификации и самоидентификации, актуализируемых в художественной и повседневной практиках в аспектах осмысления культурных традиций  романтизма, европейского декадентства и символизма, а также гендера.
4. Текст становится парадигмой формирования контекста личности русского символиста, формируя жизнетворческий модус культуры русского символизма. Текст личности русского символиста, взаимодействуя с контекстом культуры конца XIX- начала ХХ вв., моделирует культуру русского символизма как элитарный тип культуры.
5. Мифологизация, жизнетворчество и театрализация в культуре русского символизма являются механизмами самоидентификации и создания культурных кодов эпохи, которые репрезентативно транслированы в художественное и повседневное пространство культуры русского символизма.
6. ичность и текст в культуре русского символизма строятся по единой модели, имеют общие функции и способы кодирования/раскодирования. Попытка создания текста личности, предпринятая символистами, является своего рода культурным проектом, по определению и задачам утопическим, так как личность не сводится к тексту, а может лишь сознательно моделироваться как текст. Трактовка личности как текста, произведения искусства, мифа привели символизм к исчерпанности, так как элитарность, отторгающая личность от контекста, не соответствует заявленной соборности.

Степень изученности проблемы в соответствии с целями и задачами, а также структурой исследования выявлена нами в следующих аспектах:

• ичность в культуре.  Исходя из целей исследования, нами была востребована философская трактовка личности, представленная в европейской философской традиции (Г. Гегель, Ф. Ницше, А. Шопенгауэр), а также в отечественной - мыслителями конца XIX - начала ХХ века (Н. Бердяев, С. Булгаков, В. Зеньковский,  В. Соловьев, П. Флоренский) и современными философскими концепциями личности (А.Азов, М.Мамардашвили, Б.Марков, Э.Орлова, С.Хоружий). 

Учитывая, что смысл нашего исследования определяется в парадигме символиста как специфической творческой личности, особое внимание мы уделили социопсихологическим трактовкам личности  (К. Абульханова-Славская, А. Азов, И. Кон, В. Жидков, Т. Злотникова, Л. Ионин, А. Лазурский, Г. Маркузе, А. Моль, К. Соколов, Н. Хренов, Э. Эриксон), позволяющим систематизировать черты, определяющие специфику художника как типа творческой личности. Особо значимыми для нас стали исследования, обращенные к изучению личности в пространстве творчества (М. Бахтин, В. Библер, М. Ваняшова, Н.Воронина, Г. Гачев, И. Едошина, Е. Ермолин, Т.Злотникова, И.Кондаков, Л. Киященко, В.Самохвалова).

Тем не менее, мы отмечаем, что в существующем проблемном поле мы впервые вводим в научный обиход применительно к символисту концепт текст личности, на этом основании рассматривая  последний как парадигму культуры русского символизма. Черты личности символиста как культурно-психологического типа (Г.Стернин), впервые выявлены на материале культуры русского символизма. 

Востребованы и концепции исследователей, рассматривающих в качестве произведения искусства не только литературный текст, но и личность автора (М. Бахтин, Ю. Тынянов, Б. Эйхенбаум, А. Эткинд). В современных гуманитарных исследованиях предпринимались отдельные попытки рассмотрения личности в аспекте текста, хотя как правило под текстом понимались либо лавторское отражение в художественном тексте (С. Карла), либо соматическая составляющая текста (Е. Григорьева, М. Золотоносов), либо бытовые факты поведения и поступков как текстовая составляющая эпохи (С. Гречишкин, Н. Грякалова, А. Кобринский, И. Кондаков, А. Лавров, Ю. Лотман, З. Минц, А. Эткинд).

• Текст. Несмотря на обширное поле семиотических исследований, верификация дефиниции текста представляется проблематичной. Изучение текста в общем плане - как семиотического дискурса культуры, и локально - текста как системы и коммуникативного кода - представлено в работах Р. Барта, К. Леви-Стросса, Ю. Лотмана, З. Минц, Г. Моймира, И. Паперного, Ч. Пирса, Г. Почепцова, Ф. де Соссюра,  У. Эко и др. Однако анализ категории текста и текста как художественной структуры имеет различные интенции в литературоведении и искусствоведении (Р. Барт, Ю. Лотман, З. Минц, Г. Моймир, У. Эко), мифокритике (Р. Барт, К. Леви-Стросс), социологии культуры (П. Бурдье, М. Мосс), языкознании и теории речевой коммуникации (Ж. Деррида, Ю. Степанов, Ф. де Соссюр, У. Эко); в рамках названных тенденций текст трактуется как артефакт (Г.Моймир) и как генератор смыслов (Ю. Лотман), содержащихся, в том числе, в невербальных источниках (М. Бахтин, Г. Крейдлин, Ю. Лотман).

Основная часть семиотических исследований текста посвящена изучению коммуникативных функций конкретных текстов и их роли в процессе диалога культур и межкультурной коммуникации (М. Бахтин, Е. Гончарова, С. Иконникова, Ю. Лотман, А. Соколов, И. Щирова и др.). В рамках нашего исследования коммуникативным функциям текста также будет уделено внимание.

Но, опираясь на семиотические традиции понимания культуры, мы впервые, на основе интегративного культурологического подхода, развиваем идеи изучения личности и верифицируем дефиницию текст личности, устанавливая, что текст личности в культуре русского символизма носит характер метатекста.

• Ментальность и менталитет. Осмысление дефиниции текст личности потребовало обращения к ментальным характеристикам личности и культуры русского символизма.

Мы опирались на теоретические разработки дефиниций ментальность и менталитет, представленные в современном гуманитарном научном знании в горизонте философии культуры (А. Ахиезер, Н. Бердяев, П. Гуревич, А. Еромасова, В. Кантор, Н. Лосский, Г. Стельмашук, С. Франк), истории (М. Блок, Ф. Бродель, Н. Данилевский, Л. Леви-Брюль, Н. Лосский, Л. Пушкарев, Л. Февр), культурной антропологии (Р. Зобов, Б. Марков), социологии (Я. Бергер, А. Бутенко, П. Бурдье, Б. Ерасов, Ю. Колесниченко, Т. Лукман, З. Сикевич, К. Соколов, В. Жидков), культурологии (Г. Гачев, А. Гуревич, Д. Лихачев, И. Малыгина, О. Почепцов, А. Сергеева, Ю. Степанов, А. Флиер), психологии (К. Абульханова-Славская, Т. Березина, И. Дубов, К. Юнг).

Исходя из целей исследования и учитывая, что понятие ментальность имеет широкое и неоднозначное толкование, мы избрали в качестве доминанты своих построений научные традиции понимания ментальности как духовного мира общества и человека как личности (А. Гуревич, Г. Стельмашук), отражения в содержательных понятиях, которые близки к не называвшейся тогда этим словом ментальности черт русского национального характера (А. Белый, Н. Бердяев, Вяч. Иванов, Н. Лосский, В. Розанов, В. Соловьев), системы культурных ценностей и ориентиров, социального мышления, представлений, установок и системы норм поведения (К. Абульханова-Славская, П. Бергер, Г. Гачев, А. Гуревич, И. Дубов, Т. Лукман, А. Сергеева), исторических характеристик культуры (А. Ахиезер, М. Блок, Ж. Ле Гофф, Л. Февр). Нами также был принят как свершившийся научный опыт разграничение ментальности и менталитета (А. Гуревич) и выделение философами, историками, этнологами, культурологами (Н. Бердяев, С. Булгаков, Г. Гачев, А. Гудзенко, Л. Гумилев, А. Гуревич, В. Жидков, К. Касьянова, Н. Лосский, Б. Марков, К. Соколов, С. Трубецкой и др.) черт российской менталитета.

Вместе с этим, в исследовании впервые обоснованы ментальные характеристики именно русского символизма на основе построения бинарной и тернарной моделей русской культуры конца XIX - начала ХХ вв., выявлены специфические черты ментальной модели личности символиста.

• Идентификации и самоидентификации в культуре. Построение ментальной модели личности символиста включает в проблемное поле исследования вопросы самосознания творческой личности, акцентуация которого происходит на уровнях идентификации и самоидентификации. 

Специфика и пути идентификации и самоидентификации представлены в современном гуманитарном знании в философском (Н. Бердяев, Н. Лосский, В. Розанов, Е. Трубина, Д. Юм) историческом (А. Ахиезер, Г. Кнабе), социокультурном (П. Бергер, М. Виролайнен, Э. Гидденс, Л. Ионин, Т. Лукман, И. Малыгина, А. Микляева, П. Румянцева, А. Флиер, А. Шеманов), этно-культурном (Ю. Арутюнян, Г. Гачев, М. Губолго, П. Гуревич), психологическом (И. Гофман, Э. Эриксон), коммуникативном (Е. Гончарова, Т. Грушевицкая, В. Жельвис, Д. Орлов, А. Садохин,  И. Щирова,) ракурсах. Особое внимание в современных исследованиях уделяется проблемам гендерной идентификации (Н. Грякалова, А. Котылев, Н. Летина, О. Матич, А. Новиков, И. Халеева, Г. Шиняева).

Вместе с этим, в научной литературе ещё не сложился комплексный подход к исследованию идентификации и самоидентификации применительно к самосознанию творческой личности. Как правило, он ограничен общими проблемами заимствования и самобытности в истории русской культуры, выявлением межкультурных связей, определением механизмов взаимодействия и взаимовлияния как отдельных типов культур, так и творческих личностей, объединённых рамками эпохи или стиля (А. Авраменко, В. Альфонсов, К. Азадовский, Н. Ангуладзе, В. Багно, Е. Дьяконова).

Художественный и повседневный опыт символистов интерпретируется в работе впервые в аспекте идентификации и самоидентификации, в силу чего осуществлён комплексный подход к выявлению уровней и способов идентификации и самоидентификации символистов, обозначен онтологический смысл проблем идентификации применительно к ментальной модели личности символиста.

• Культура повседневности.  Обращение к повседневным практикам русских символистов включило в проблемное поле исследования круг работ, посвящённых общим вопросам культуры повседневности. С одной стороны, в гуманитарном знании отсутствует единое понимание дефиниции повседневность и не определены смысловые границы (проблематика) культуры повседневности. С другой стороны, на сегодняшний день сложились определённые научные традиции осмысления феномена повседневности. К наиболее актуальным сферам научных поисков верификации дефиниции повседневность и обоснования её содержательных параметров и сущностных характеристик мы относим изучение повседневных практик в конкретных научных дисциплинах -  истории  (Ф. Бродель, Ж. Ле Гофф, И. Данилевский, Г. Кнабе, Н. Костомаров, Л. Ионин, А. Ястребицкая и др.), философии (Э. Гуссерль, Г. Зиммель, Н. Новикова, М. Хайдеггер), социологии (П. Бергер, Ж. Бодрийяр, П. Бурдье, Л. Ионин, Т. Лукман, Г. Маркузе, А. Шюц), психологии (И. Гофман), семиотике (Р. Барт, Л.  Баткин, Ж. Бодрийяр, С. Бойм, Ф. Бродель, П. Бурдье, А. Гуревич, И. Данилевский, Н. Козлова, И. Кондаков, А. Кребер, В. Паперный, И. Утехин, Й. Хёйзинга); исследование социокультурных механизмов культуры повседневности (Н.Козлова, В.Лелеко, Ю. Лотман, Б. Успенский); анализ проблем соотношения обыденного знания, мировоззрения и языка (Е. Золотухина-Аболина, И. Касавин, Л. Насонова, М.Хайдеггер, Н.Чулкина, С.Щавелев, А.аЩюц); определение эстетических принципов повседневной культуры и ее взаимодействия с художественным пространством (М. Бахтин, В. Зверева, М. Козьякова, Н. Маньковская, С. Махлина, Е. Обатнина, Л. Тихвинская); выявление культурных смыслов феноменов и элементов повседневности (С. Бойм, О. Вайнштейн, Г. Почепцов, И. Утехин, Е. Шапинская, А. Ястребов).

Вместе с этим, в изучении культуры повседневности преобладает эмпирический подход, отсутствуют системные культурологические исследования культуры повседневности, недостаточно изучена повседневность как объект и контекст художественного текста эпохи; во многих исследованиях, пусть не формулируется, но подразумевается, что культура повседневности не коррелирует с индивидуальными творениями великих людей, как это происходит в специализированных формах культуры (философии, науке, искусстве). 

В работе впервые представлен комплексный подход к исследованию повседневности не просто как исторического и культурного пространства, но и как самостоятельного текста, моделируемого символистами.

• Тернарная оппозиция мифотворчество/ жизнетворчество / театрализация. Обращение к проблеме личности и текста русского символизма актуализирует достаточно большой пласт научной литературы, посвящённой мифологизации как культурному механизму. Мифотворчество и мифологизация, а также становление неомифологического сознания традиционно включаются в представления о контексте культуры символизма, определяя эти явления как специфические черты жизни и творчества символиста.

В ходе исследования мы обратились к теориям и концептам представителей мифокритики, рассматривающих онтологическую роль мифа в культуре (Р. Барт, А. Голан, Я. Голосовкер, Е. Ермолин, Дж. Кэмпбелл, А. Лосев, Е. Мелетинский, О. Фрейденберг, М. Элиаде, К. Юнг), а также к исследованиям, посвящённым проблемам мифотворчества в истории культуры (Т. Апинян, Н. Богомолов, С. Бойм,  М. Виролайнен, Ю. Лотман, В. Полонский, К. Разлогов, Ю. Тынянов, А. Эткинд). Особую значимость представляют для нас исследования, актуализирующие мифологизацию как инвариант жизнетворчества в культуре символизма (Л. Алешина, А. Борисова, З. Минц, Ю. Лотман, А. Кобринский, А. Корин, А. Лавров, С. Гречишкин, В. Сарычев, Г. Стернин), а также исследования, посвящённые театральности и театрализации в культуре русского символизма (Г. Бродская, А. Вислова, Н. Евреинов, С. Клитин, Л. Тихвинская, И. Утехин). В аспекте жизнетворчества и театрализации мы также обращались к игровым концепциям культуры, представленным в работах Э. Берна, Л. Витгенштейна, Т. Злотниковой, Й. Хёйзинги, Н. Хренова.

Несмотря на указанные выше ракурсы изучения культуры символизма, отсутствуют комплексные культурологические исследования, посвящённые феномену тернарной оппозиции мифологизация / жизнетворчество/ театрализация в культуре, а также рассмотрению способов реализации жизнетворчества. В исследовании впервые представлен комплексный опыт рассмотрения жизнетворческого модуса символистов, реализуемого в аспектах  мифологизации и театрализации. 

• Исследования по культуре русского и западноевропейского символизма. Современное гуманитарное знание накопило достаточно большое количество исследований, посвящённых символизму. Нами были востребованы те работы, которые непосредственно касаются обозначенной в диссертации проблематики.

К ним относятся традиционные по задачам и исследовательским приёмам работы: монографические исследования, посвящённые жизни и творчеству отдельных представителей символизма (Н. Ашукин, Ж. Бло, Н. Богомолов, И. Гарин, В. Демин, Ю. Зобнин, И. Карабутенко, С. Князева, П. Куприяновский, Дж. Малмстад, Н. Молчанова, К. Мочульский, М. Нольман, В. Орлов, М. Павлова, Е. Романова, П. Фокин, Р. Щербаков); литературоведческие исследования, обращённые к изучению поэтики символизма: (С. Аверинцев, Н. Балашов, В. Багно, С. Гречишкин, А. Долгенко, А. Лавров, Д. Максимов, В. Топоров, Г. Обатнин, Д. Обломиевский, В. Полонский, О. Рябов, М. Спивак, Н. Тамарченко, А. Ханзен-Лёве, З. Юрьева); искусствоведческие исследования отдельных видов искусства и их синтеза: (И. Азизян, Л. Гервер, В. Крючкова,  М. Неклюдова, А. Образцова, Л. Рапацкая, А. Русакова, С. Стахорский, Г. Стернин).

Особый интерес представляют собой типологические и историко-культурные исследования, посвящённые проблемам философии, эстетики, истории, поэтики символизма (П. Бицилли, Г. Бродская, О. Буренина, В. Бычков, Г. Вагнер, С. Великовский, В. Горбунов, Л. Долгополов, С. Зенкин, Л. Колобаева, Г. Косиков,  О. Матич, А. Пайман).

Для нас особенно значимыми являлись весьма немногочисленные исследования, содержащиеся культурологический подход в рассмотрении  культуры русского и европейского символизма: Л. Алешина, М. Бахтин, Н. Богомолов,  М. Ваняшова, С. Великовский, Н. Грякалова, И. Едошина, А. Кобринский, И. Кондаков, А. Корин, Ю. Лотман, З. Минц, Г. Стернин, Б. Тух, В. Шкловский, А. Эткинд.

Затрагивая с разной степенью глубины и конкретности те аспекты рассмотрения русского символизма, которые изучались и нами, ни одно из названных исследований не предлагало контекстуального изучения комплекса этих явлений и не вводило их в  парадигму личности и текста.

Таким образом, данная нами характеристика изученности проблемы позволяет утверждать, что целостного, комплексного, методологически интегративно ориентированного культурологического осмысления текста и контекста личности русского символиста в пространстве творчества и повседневности фактически не проводилось.

Научная новизна работы заключается в следующем:

• на материале русского символизма в ходе интеграции понятий личность и текст осуществлена верификация дефиниции текст личности;
• выявлены особенности творчества (художественного, теоретического, жизнетворчества) символистов как осуществления культурной идентификации и самоидентификации;
• комплексно исследованы особенности русского символизма как явления элитарной субкультуры;
• исследование культуры русского символизма впервые осуществлено в особом ракурсе интерпретации личности символиста в пространстве творчества и пространстве повседневности, причём символист идентифицируется как особый культурно-психологический тип, субъект (и объект) мифологизации, переживающий быт и повседневность как специфические условия и состояния;
• впервые предложена типологизация текстов русского символизма Цвербальные (тексты художественных произведений, теоретические тексты, документальная литература) и невербальные (текст повседневности, текст поведения, текст эпохи) - на основе представления о тексте личности символиста как метатексте культуры русского символизма. 

Теоретическая значимость исследования:

• ичность и текст и рассмотрены как метатекст культуры русского символизма;
• в основу комплексного анализа личности символиста в пространстве творчества и повседневности положены процедуры идентификации, самоидентификации и коммуникации;
• мифологизация, жизнетворчество и театрализация изучены применительно к проблемам идентификации символиста как особого культурно-психологического типа;
• определены особенности культуры символизма как элитарного культурного проекта в русской культуре конца XIX - начала ХХ вв.;
• введена в научный обиход и обоснова культурологическая дефиниция текст личности, и связанные с нею дефиниции культура русского символизма, ментальная модель личности русского символиста, космополитизм и провинциальность как черты ментальности символиста; контекст личности символиста.

Практическая значимость исследования определяется возможностью экстраполяции разработанной методологии изучения текста личности в сферу изучения художественного и повседневного опыта отечественной и мировой культур различных эпох.

Возможно продолжение использования материалов исследования в образовательном процессе высшей и средней школы при изучении культурологического цикла дисциплин, в том числе в образовательном процессе Института филологии ГОУ ВПО ЯГПУ им. К.Д. Ушинского.

Практическое значение работы связано также с возможностью учёта в ходе решения актуальных социально-культурных задач осмысленных в диссертации проблем ментального пространства русской культуры, исследованных механизмов идентификации и самоидентификации в культуре, а также  изученных особенностей коммуникационного пространства культуры.

ичный вклад диссертанта заключается в том, что на материале русской культуры конца XIX - начала ХХ вв. раскрыто уникальное значение культуры русского символизма как культурологического феномена; на материале русского символизма осуществлена верификация дефиниции текст личности на основе интеграции понятий личность и текст; сформулированы и обоснованы дефиниции л культура русского символизма, ментальная модель личности русского символиста, космополитизм и провинциальность как черты ментальности символиста; контекст личности символиста; выявлены особенности творчества (художественного, теоретического, жизнетворчества) символистов как осуществления культурной идентификации и самоидентификации; комплексно исследованы особенности русского символизма как явления элитарной субкультуры; исследование культуры русского символизма впервые осуществлено в особом ракурсе интерпретации личности символиста в пространстве творчества и пространстве повседненвости, причём символист идентифицируется как особый культурно-психологический тип, субъект (и объект) мифологизации, переживающий быт и повседневность как специфические условия и состояния.

Достоверность результатов диссертационного исследования обеспечивается фундаментальным характером поставленной проблемы и многоаспектности ее решения; определении исходных теоретико-методологических позиций; комплексностью методологии, адекватной задачам работы; системным и целостным изучением культуры русского символизма в аспектах личности и текста; обширной апробацией.

На защиту выносятся следующие положения:

1. В связи с тем, что концепты личности (в философии, психологии, частично - в искусствознании) и текста (в герменевтике, семиотике, филологии) имеют традицию локального изучения, необходимой является процедура обоснования и изучения взаимной интеграции этих концептов и построения соответствующей культурологической парадигмы.

2. Ментальное пространство русского символизма как система характеризуется рядом черт, свойственных ментальности русской культуры в целом и ментальной модели личности символиста в частности.  К таким чертам, выявленным на основе классического дискурса русской философии культуры рубежа XIX-XX вв., относятся кризисность, актуализируемая через дефиницию смута; а также религиозность, соборность и символичность. К специфическим чертам ментальности русского символизма относится дефиниция самоопределение, актуализируемая в аспекте традиции присвоения чужого в русской культуре и реализуемая в процессе осуществления художественной и повседневной практик русского символиста. Особое значение в ментальной модели личности символиста имеют пространственно-временные характеристики ментальности, которые приобретают особый символический смысл в бинарной оппозиции космополитизм/ провинциальность.

3. Культура русского символизма может рассматриваться как метасемиотическое образование, включающее в себя не только тексты, но и метатекст. Метатекстом в контексте русского символизма можно считать личность символиста, которая является основанием типологизации текстов русского символизма. Типология текста в русском символизме представлена вербальными (тексты художественных произведений, теортические тексты, документальная литература) и невербальными (текст поведения, текст повседневности, текст эпохи) текстами, метатекстом по отношению к которым является текст личности символиста. В русском символизме текст становится парадигмой формирования контекста личности символиста, в рамках которой происходит моделирование адресата/адресанта культуры символизма и коммуникация в системе личность-текст.

4. В художественной практике конца XIX - начала ХХ вв. сформировался образ символиста как культурно-психологического типа, который моделировался и интерпретировался текстом личности символиста. Характерной чертой текста личности символиста становится стремление к идентификации и самоидентификации, которые в символизме осуществляются на трёх уровнях: относительно мироздания; относительно художественных традиций; относительно гендера. Важнейшим способом идентификации и самоидентификации является мифологизация личности в культуре русского символизма, которая осуществляется через обращение к античности; мифологизацию романтизма; мифологизацию современности и символизма.

5. Для культуры русского символизма повседневность является не только историческим и культурным пространством, но и текстом, моделируемым символистами; пространством мифотворчества и коммуникативным пространством, способствующим продолжению процессов идентификации и самоидентификации русского символиста. Происходит усложнение бинарной оппозиции повседневность - лидеальный мир путём введения концепта быт, который интерпретируется в символизме дополнительной бинарной оппозицией: быт - бытие. Помимо тенденций отрицания быта и мифологизации повседневности, для символизма характерна эстетизация быта и бытового поведения, что способствует формированию элитарных черт символизма.

6. Формирование текста и контекста личности в русском символизме является имплицитно вписанным в бытие процессом соединения пространства творчества и повседневности, что приводит к появлению жизнетворческого модуса культурного опыта русских символистов. Жизнетворчество русского символиста становится репрезентативным в аспекте медиативной функции, предполагая снятие бинарной оппозиции творчество/ жизнь. Жизнетворчество реализуется в процессе театрализации поведения в русском символизме, создавая код идентификации и моделируя варианты текста и контекста личности в русском символизме. Жизнетворческий модус также воплощает утопический проект конструирования символического бытия, который, реализуясь на практике, демонстрируют трагичность текста личности и культуры символизма в целом.

7. Текст личности - культурологическая дефиниция, являющаяся специфическим концептом культуры русского символизма, обладающая верифицируемыми чертами и функциями.

Апробация и внедрение результатов диссертационного исследования осуществлялись на заседаниях кафедры культурологии и журналистики
ГОУ ВПО ЯГПУ им. К.Д. Ушинского; в процессе участия в реализации франко-российского интернет-проекта Сонотека (1999, 2001); на международных, всероссийских и региональных научных и научно-практических конференциях: 3-я, 4-я, 5-я, 6-я, 7-я конференции молодых ученых (Ярославль, ЯГПУ им. К.Д. Ушинского, 1994, 1995, 1996, 1997, 1998); Вторые и Третьи Алмазовские чтения:  Роль творческой личности в развитии культуры провинциального города (Ярославль, 2002, 2004); Чтения Ушинского (Ярославль: ЯГПУ им. К.Д. Ушинского, 2003, 2004, 2006); Человек в информационном пространстве (Ярославль: ЯГПУ им. К.Д. Ушинского, 2005, 2007); л100 лет после Чехова (Ярославль: ЯГПУ им. К.Д. Ушинского, 2004); Старый город в новой России (портал Auditorium.ru, 2004); Науки о культуре - шаг в ХХI век (Москва: РИК, 2005); Повседневность как текст культуры (Киров: ВятГГУ, 2005); л1000-летний Ярославль. Российские смуты: истоки, последствия, преодоление (Ярославль: ЯГПУ им. К.Д.Ушинского, 2005); Первый и Второй культурологические конгрессы (СПб., 2006, 2008); Культурное разнообразие в эпоху глобализации/Cultural Diversity in the Epoch of Globalization (Мурманск: МГПУ, 2006); Коммуникативные стратегии в культурном поле провинции (Ярославль: ЯГПУ им. К.Д.Ушинского, 2006); Литература и театр (Самара: СамГУ, 2006); Человек, культура и общество в контексте глобализации (Москва: РИК, 2006); Декаданс в Европе и России (Волгоград: ФГОУ ВПО ВАГС, 2007); Науки о культуре в новом тысячелетии (Ярославль: ЯГПУ им. К.Д. Ушинского, 2007); Время культурологии (Москва: РИК, 2007); Коды русской классики: провинциальное  как смысл, ценность и код (Самара: СамГУ, 2007); Второе Собрание Научно-образовательного культурологического общества (СПб., 2008);  Синтез документального и художественного в литературе и искусстве (Казань: КГУ, 2008).

Результаты исследования внедрены в образовательный процесс Института филологии ГОУ ВПО Ярославский государственный педагогический университет им. К.Д. Ушинского.

Основная проблематика диссертации представлена в шестидесяти шести публикациях, в том числе семи, осуществленных в ведущих рецензируемых научных изданиях, рекомендованных ВАК РФ.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографического списка источников литературы, включающего 496 наименований. Общий объем работы -  395 с.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении обоснована актуальность и описана степень научной разработанности темы исследования; определены цель и задачи, объект и предмет диссертационного исследования; охарактеризованы теоретико-методологические принципы; обозначена источниковая база; сформулированы основные  положения, выносимые на защиту; выявлены теоретическая и практическая значимость, научная новизна исследования.

В первой главе Ментальное пространство русского символизма обоснованы ментальные характеристики как русского символизма (целостного и многосоставного культурного явления), так и русского символиста (локального и концентрированного субстрата культурных форм и процессов); в контексте динамики русской и европейской культуры обозначен бытийный уровень самореализации  русского символиста.

В первом параграфе Ментальная модель русской культуры: система и компоненты автор, опираясь на теоретические представления о специфике понятий ментальность и менталитет в современном гуманитарном знании, акцентирует внимание на личностном аспекте ментальности.

Принимая во внимание, что и менталитет, и ментальность актуализируются как на коллективном, так и на индивидуальном уровнях, автор в аспекте своего исследования считает всё же необходимым акцентировать внимание на ментальности, которая в большей степени, чем менталитет, характеризует личность.

Учитывая представление о менталитете как совокупности характерных признаков, свойственных национальной общности, автор подчёркивает, что проблематика данного исследования опирается на дефиницию ментальности, которая находит выражение на уровне определённого типа культуры (в частности, культуры Серебряного века) и на уровне субкультуры (в частности, субкультуры русских символистов).

На сегодняшний день существует достаточно большой пласт научной литературы, посвящённый русскому символизму как явлению культуры. Вместе с этим практически отсутствуют работы, анализирующие ментальные аспекты символизма. Автор исследования, осуществляя осмысление символизма как ментальной модели русской культуры, считает возможным ввести в научный обиход концепт символистская ментальность. Обоснованию данного понятия, а также выявлению его сущностных характеристик посвящён данный параграф.

Ментальная модель русской культуры эпохи символизма имеет свои особенности, связанные с философским и историко-культурным контекстом формирования и самосознания русской культуры данного периода. Опираясь на классический дискурс русской философии культуры конца XIX - начала ХХ вв., автор определяет кризис как первую черту символистской ментальности и рассматривает ситуацию кризисности сознания в русской философии, которая совпадает с историческим рубежом веков и культурным кризисом (Н.Бердяев).

Проблемы кризисности сознания на рубеже XIX-ХХ веков имеют разные формы выражения. Русская культура традиционно воспринимает ситуацию рубежа веков двойственно: либо как своеобразное безвременье; либо как наступающий конец этапа истории культуры (в этом случае, более употребимы понятия конец  и начало века); выделяются культуры, ориентированные на конец (это, в том числе - русская культура, Н.Хренов), и культуры, ориентированные на начало.

В качестве конкретного (социально-психологического) и метафизического (духовно-творческого) состояния,  характерного для русской художественной культуры этого периода, можно назвать смуту. Последняя определяется нами в данном контексте как актуализируемое в художественной культуре основание ментальности, включающее в себя представление о том, что переживаемый кризис есть локончание истории и начало новой эры, что после него должно последовать установление идеального порядка и что будущий путь должен противостоять общеевропейским историческим дорогам (Ю.Лотман). В ходе исследования автор подробно останавливается на осмыслении феномена смуты как явления русской культуры, обозначая специфические характеристики и проявления этого феномена в ментальном аспекте в русской культуре конца XIX - начала XX веков.

Вторая из обозначенных в исследовании характерная черта символисткой модели ментальности - религиозность.

Религиозность понимается достаточно локально и определённо - как христианство, но понятие это приобретает в русском символизме особое значение. Синтезируя опыт мировой культуры, символисты акцентируют внимание на дихотомичности культурной традиции человечества, когда сам термин религия трактуется максимально широко.

Религиозные ценности рассматриваются не только как компонент мировой кульнтуры, но как средоточие определённой культурной традиции, наиболее значимой в Роснсии. Религиознность, в понимании символистов (Д. Мережковский, Вяч. Иванов), - это специфическая черта русского менталитета. Именно в русской культуре она принобретает особое значение: русский человек переживает её более глубоко, чем европеец, обострённо, она становится центральной проблемой существования, осознания мира, обретает наряду с иррациональными эмоционально-чувственные проявления. Таким образом, религиозность лежит в основе мировоззрения художника-мыслителя рубежа веков и становится в том или ином аспекте чертой ментальности символиста.

Во многом созвучна религиозности, воспринимаемой и переживаемой символистами в бытийном и личном опыте, и третья черта  символистской модели ментальности - соборность.

В контексте русского символизма идея соборности, по нашему убеждению,  приобрела наиболее законченное выражение в мировоззрении Вяч. Иванова, хотя широко представлена и у других философов. 

С точки зрения ментальных характеристик важно подчеркнуть, что, по мнению Н. Бердяева, соборность - это не только лизлюбленный его лозунг, но и принцип жизни, общения, который и позволял поэту быть в центре русской культуры, объединять самые разные идеи, создавать особую атмосферу общения. Символизм же для философа - первая попытка синтетического творчества в новом искусстве и новой жизни, поэтому соборность оказывается необходимым аспектом самосознания, принципом понимания и восприятия символизма.

Для символистского культурного проекта в России соборность - это ключевая дефиниция, так и не воплощённая на бытийном уровне жизни человечества в той адекватнной форме, которая соответствовала бы её идеальной основе. При этом, как известно, соборность имеет свой аналог и в русской философии конца XIX начала ХХ веков - философии всеединства, ставшей интеллектуальной базой русского символизма (В. Соловьев, Е. Трубецкой, С. Булгаков, П. Флоренский, С. Франк, Л. Карсавин).

Четвёртой чертой модели ментальности русского символизма является (и это не тавтология, а значимый содержательный акцент) символичность.

В контексте жизненных установок художественной элиты и символистского творчества особую роль приобретает категория символа, которая рассматривается творцами не только в качестве онтологически детерминированной дефиниции художественного течения, но и онтологической основы ментальности.

Символ принимается за основу творчества, становясь мыслимым феноменом структуры мироздания. Символ сверхиндивидуален и существен как квинтэссенция самосознания, ибо вонплощает идею соборности, единства бытия и сознания. Символ субъективен, хотя содержит в себе нечто большее, чем чувства и аснсоциации отдельной личности. Символ объективен, так как укоренен изнанчально в мироздании, и поэтому способствует соединению (а не дифференциации) бытия и сознания (Вяч. Иванов). Символ изначален и всеобъемлющ, благодаря чему станновится частью творчества, искусства. Символ при этом лежит в основе общения, но выражает не личностное самоопределение, а единую объективную сущнность, то есть обращается к трансцендентному.

Символ содержит в себе надмировой, объективный смысл, существуя независимо от человеческого представления о нём, как объективная данность, и одновременно он - проявление индивиндуального сознания, субъективной данности каждого.

Именно эти особенности дефиниции символ, систематизированные в теории Вяч. Иванова, позволяет впрямую соотнести его со спецификой символистнской ментальности.

Категория символа тесным образом связана с культурой не только в её актуальном бытии, но и в генезисе (А. Белый),  ибо именно символ станонвится единым началом, приближающим человека к истокам бытия, а также является конечной целью мироздания. Символ - основа творчества и познания, он призван стать реальнонстью бытия, но призвание это неосуществимо на уровне повседневности.

Во втором параграфе Традиция присвоения чужого в ментальном опыте символистов раскрываются такие специфические черты ментальности русского символизма, как самоопределение и синтез.

Проблема синтеза в мировоззрении, эстетике и искусстве символизма достаточно разносторонне рассматривалась в работах, посвящённых культуре символизма.

Самоопределение в русской художественной культуре данного периода имеет особое значение. Проблема самоопределения, потребность в самопознании, стремление к нему рассмотрена в настоящем параграфе как особая черта российского менталитета.

В истории русской культуры вопрос заимствований и национальной самобытности является одним из актуальных и спорных вопросов. Анализ историко-культурного развития России свидетельствует о существовании определённых периодов культуры, когда заимствования становились неотъемлемой частью русской культуры, порождая динамические процессы и способствуя кардинальным сдвигам в культуре России.

Именно в такие, рубежные эпохи, в частности, на рубеже двух предыдущих веков, обозначились важные особенности механизма заимствования, позволяющие говорить о появлении определённой традиции присвоения чужого опыта в политике, экономике, религии, художественной культуре, искусстве.

Вместе с этим, анализ русской художественной культуры эпохи символизма позволяет выявить ряд специфических аспектов и механизмов присвоения, которые выделяют проблему самоопределения как особую черту ментальности русского символизма.

Автор оставляет за рамками данного исследования анализ многократно обсуждавшейся проблемы  соотношения Запад - Россия - Восток.

Для символистов наиболее значимыми становятся проблемы ориентации на опыт западноевропейской культуры в теории и практике символизма, обращения к традиции русской классической литературы в аспекте преемственности, самоопределения внутри нового художественного течения (декаденты-символисты).

Обращение к западной культуре включает в себя ряд важных моментов.

Во-первых, это осмысление тех традиций западноевропейской культуры, истоки которых связаны с античностью. Попытка анализа, критического осмысления общекультурных мировых традиций, стремление к синтезу западноевропейских и русских традиций на уровне ментальности особенно характерно для мировоззрения Д.Мережковского, который, отрицая заимствование как механизм, склонен к эклектике. 

Во-вторых, попытка не только освоения, но и присвоения художественного опыта (на уровне приёмов) характеризует творческие устремления В.Брюсова. При этом, если для Д. Мережковского обращение к западноевропейской культуре происходит почти на бессознательном уровне и органично для его самосознания, то В. Брюсов сознательно эпатирует, предельно аналитично и схематично воспроизводя, а подчас и пародируя отдельные элементы символистской поэтики (сборники Русские символисты).

Применительно к теории и практике русского символизма мы отмечаем отсутствие прямых заимствований, отсутствие схематичного перенесения опыта западноевропейской культуры на русскую почву (в чём обвиняли русских символистов многие современники). Своеобразие культуры русского символизма и определяется через невозможность принять чужой опыт без изменения, без органического вживания, которое зачастую приводит к совершенно противоположным ожидаемым результатам.

В третьем параграфе Космополитизм и провинциальность в ментальной модели личности символиста устанавливаются пространственно-временные характеристики ментальности русского символизма, моделирующие хронотоп существования русского символиста, впервые определяется бинарная оппозиция космополитизм/ провинциальность как черта ментальной модели русского символиста.

Автор обращает особое внимание на восприятие и организацию русскими символистами пространства в художественной картине мира,  соответствующей ментальным особенностям русского символизма. Художественная картина мира опирается на хронотоп и структурируется хронотопом, создающим, по словам М.Бахтина, определённые законы, трансформирующие реальное время-пространство соответственно установкам той или иной художественной системы. 

Пространство применительно к художественной картине мира русских символистов мы концептуализируем в нескольких аспектах.

Первый аспект конструирования/бытования/восприятия пространства идентифицируется нами как собственно пространственный, как пространство географическое, в своем буквальном  (топографическом)  качестве. Подчеркнём, что подобного рода географическое пространство в русском символизме либо отсутствует, либо приобретает специфическое значение, подтверждением чему становится моделирование локального, псевдобытового пространства в романах символистов (в частности, Ф. Сологуба Мелкий бес, где признаки пространства достаточно условны и не являются доминирующими). 

Символистское пространство распредмечивается, теряет определённость и статичность, тяготеет к мифологизации действительности.  Для символистов характерно стремление преодолеть пространство, расширить его до масштабов Вселенной. Пространство создается расстоянием и постигается через него, поэтому наиболее часто встречающиеся образы-символы пространства: безграничный, бездонный, бездна, даль, далёкий, издалека, небеса - связаны именно с его протяжённостью. Расстоянием мыслится пространство и в русской философии серебряного века (Н. Бердяев, В. Розанов).

Второй аспект конструирования/бытования/восприятия пространства в художественной картине мира символистов - временной. Картина мира символистов в большей степени ориентирована на концептуализацию времени как эстетической и  религиозно-нравственной категории. И хотя время также имеет в символистском творчестве мифологические черты, исторические (хронологические) рамки, обозначенные в произведениях, не только являются выражением определённой авторской позиции, но и конструируют пространство (А. Блок, Вяч. Иванов). Отсюда особый интерес представляет обращение символистов к жанру исторического романа (Д. Мережковский, В. Брюсов). Для символистов характерен поиск аналогий и прецедентов в истории (Н. Хренов),  приём листорической инверсии (М. Бахтин).

Пространство становится условным фоном, который придаёт сюжету и персонажам листорический колорит. При этом хронотоп, структурирующий символистскую картину мира, главным образом реализуется в символах пути, дороги, перемещения (буквально путешествий-странствий), подтверждая условность пространственных ориентиров и способствуя созданию определённого внепространственного восприятия событий.

Третий аспект конструирования/бытования/восприятия пространства в художественной картине мира символистов носит метафорический характер и соотносится с самоощущением художников, с переживанием пространства как сферы не объективного, а субъективного мира. 

Символисты осознали необходимость и стремились к построению особого хронотопа; созданная ими концепция пространства не просто символична (обобщена, целостна), она парадоксальна. Парадоксом мы считаем то, что пространство фиксирует внутреннее состояние. Бинарные оппозиции, организующие пространство, как и любую семиотическую систему (Ю.Лотман), позволяют осмыслить пространство души.

Автор приходит к выводу о том, что пространственная компонента художественной картины мира символистов многосоставна. То, что создается символистами в художественной сфере, ощущается и переживается, является по сути внепространственным измерением.

Опираясь на данную нами характеристику картины мира символистов, мы формулируем дефиниции, характеризующие ментальность русского символизма: космополитизм и провинциальность.

Учитывая обозначенное ранее в качестве черты символистской ментальности обязательное обращение к опыту мировой культуры как  контекста русского символизма, отмечаем, что космополитизм становится логическим воплощением традиции присвоения в русском символизме. Действительно, осознание себя гражданином мира - важнейшая черта ментальности большинства представителей русского символизма (К. Бальмонт, М. Волошин). Проявлением этой черты становятся многочисленные акции символистов на уровне творчества и повседневности: переводы, путешествия, исследования мировой культуры, тяготение к соединению всего опыта мировой культуры в едином жизненном пространстве.

Репрезентативной в аспекте проявления космополитизма фигурой мы считаем К. Бальмонта, чьё линостранное положение в русской культуре отмечали многие исследователи. Космополитизм К. Бальмонта по праву виделся в его внешней лоторванности от конкретного места, в преодолении провинциального (робкого, опасливого, неуверенного) отношения к пространству как в жизни, так и в творчестве.

Мы впервые в истории изучения символизма обращаем внимание на особое звучание проблемы провинциальности в русском символизме.

Провинциализм и провинциальность как черты русской ментальности в её целостном качестве - одна из ведущих тем русской литературы второй половины XIX века. Вместе с этим, практически отсутствуют специальные исследования, посвящённые изучению провинциальности в художественной картине мира и, соответственно, в ментальности русских символистов. Проблема провинциальности, соотношения столицы и провинции не была доминирующей, хотя имплицитно присутствовала в самосознании русских символистов. Проблема эта рассматривается символистами в иных ракурсах, выходящих за рамки традиционного в русской литературе XIX века понимания провинции как захолустья, среды, аккумулировавшей проявления пошлости и мелочности. Мы полагаем, что провинциальность для символистов скорее соотносится с понятием обыденности, быта, повседневности.

Провинциальность в символизме приобретает особое, не оценённое по сей день значение, поскольку провинция в творчестве русских символистов имеет специфические границы и масштабы: провинция становится сугубо российской системой координат, в которой существует человек, независимо от фактического места рождения или проживания.

Репрезентативной личностью  в аспекте проявления  провинциальности мы считаем Ф. Сологуба. Провинциальность в творчестве Ф. Сологуба, продолжающего в этом аспекте линию Н. Гоголя, Ф. Достоевского, А. Чехова, - это мирочувствование, мировосприятие, гротескный, фантастически страшный мир, часть которого есть в каждом русском человеке. Провинциальность не исчерпывается пространством провинции или провинциальностью как образом жизни русского человека; это черта, свойственная ментальности русского символиста, которая парадоксальным образом соединяется с космополитичностью, создавая органичный синтез противоположных тенденций: преодоление узости и ограниченности провинциального мышления и сохранение искренности и новизны провинциального мироощущения в созданной ими космополитичной картине мира.

Во второй главе лТекст личности русского символиста автор верифицирует дефиниции текст личности и культура русского символизма, обосновывая онтологическую значимость текста личности символиста в формировании и бытовании культуры русского символизма, а также выявляет типологию текстов русского символизма и актуализирует дефиницию текст как парадигму формирования контекста личности русского символиста.

В первом параграфе Типология текстов русского символизма осуществлена верификация ключевых дефиниций исследования.

Автор акцентирует внимание на осмыслении понятия культура русского символизма как целостного феномена, в то время как в гуманитарном знании традиционно изучается символизм как явление русской культуры. Обозначение подобного ракурса исследования  имеет для нас принципиальное значение. Культура русского символизма определяется как самодостаточный и уникальный феномен. Не отрицая специфику символизма как художественного течения (наряду с такими модернистскими течениями начала ХХ века как акмеизм, футуризм, абстракционизм и т.д.), автор настаивает, что символизм не только сформировал новые эстетические принципы и приёмы в искусстве, но и претендует на создание нового типа культуры, отличающегося целостной мировоззренческой картиной мира и претендующего на  особое миропонимание (А. Белый). Автор также настаивает на том, что дефиниция культура русского символизма не тождественна устоявшемуся в современном научном знании понятию культура Серебряного века. Мы считаем, что Серебряный век - понятие более узкое, камерное, российское, в то время как символизм - дефиниция, верифицируемая применительно к мировой культуре. Мы учитываем, что истоки символизма выходят за рамки Серебряного века, поскольку культура русского символизма опирается не только не предшествующую романтическую (конец XVIII - начало ХХ вв.) модель мира, но и отсылает к опыту западноевропейских символистов (вторая половина XIX в.).

Автор утверждает, что культура русского символизма существует в истории отечественной (и мировой) культуре как целостный и оригинальный феномен, имеющий свои философские и исторические предпосылки, сформировавший определённое отношение к художественным традициям мировой культуры, обладающий специфичным социокультурным контекстом, предлагающий художественный опыт в разных видах искусства, взаимодействующий с другими художественными направлениями, имеющий оригинальные персональные проявления, предложивший уникальный проект элитарной культуры, повлиявший на развитие русской культуры ХХ века

На основе семиотического подхода автор обращается к культуре русского символизма как системе текстов, определяющих самодостаточность данного типа культуры. Исследуется  лавтопортрет культуры, что позволяет устранить лиз её облика ряд черт, несущественных и лишённых значения с позиции её самоосмысления (Ю. Лотман).

Мы рассматриваем культуру русского символизма как метасемиотическое образование, включающее в себя не только тексты, но и метатексты (лтексты о текстах Ю. Лотман). Опираясь на методологическую базу семиотики, мы понимаем под текстом не только сообщение, но и объекты культуры, несущие целостный смысловой комплекс (Г. Моймир), текст предстаёт как система, генератор смыслов (Ю. Лотман).

Автор актуализирует наиболее значимые в культурологическом и семиотическом аспектах функции текста: коммуникативную; смыслообразующую, творческую (учитывая, что в ходе функционирования текста происходит приращение смысла); манифестацию языка, восстановление памяти (как реконструкцию слоёв культуры); символизацию (учитывая, что тексты становятся символами культуры, приобретают автономность и начинают перемещаться в хронологическом поле культуры), - подчёркивая, что специфика символистских текстов определяется их многофункциональностью.

Символизм рассматривается нами как инвариант текстов, принадлежащих к данному культурному типу (лтекст-конструкт или текст культуры (Ю.Лотман)). В качестве текста культуры мы выявляем модель действительности с позиций данной культуры -  картину мира данной культуры. Поддерживая концепцию Р.Барта, мы считаем, что текст - понятие более широкое, поскольку в символистской практике произошёл переход лот  произведения к тексту, и ценность текста определяется не только результатом (произведением искусства), но и творческим процессом по его созданию.

Мы также разграничиваем понятия текст и знак, считая, что в основе такого разграничения не только содержательные параметры (рассмотренные, в частности А. Лосевым), но и иерархическое положение этих понятий в культуре символизма. Рассматривая текст как систему, мы определяем знак элементом этой системы. В символизме создание нового художественного текста как системы происходит за счёт изменения (или исчезновения) традиционного значения знака (наполнение новым содержанием, создание новой концепции); создание нового лязыка, создание своей аудитории, изменение механизмов коммуникации (Г. Моймир). В этой связи среди особенностей символизма подчёркиваем: отказ в работе со знаком от миметической мотивации, автономность художественного произведения; отказ от идеологической функции искусства; стремление выйти за рамки границ искусства (тяготение к синтезу); изменение семиотического кода.

Специфика культуры русского символизма, включающая в себя диалогичность явлений культуры как внутри русского символизма (между старшими и младшими, декадентами и символистами), так и межнациональную (на уровне заимствований и влияний европейского символизма); межэпохальную диалогичность в контексте рубежей веков (неоромантическая традиция, обращённая к рубежу XVIII-XIX вв., и соотнесённость с современной социокультурной ситуацией конца XX - начала XXI вв.); жизнетворчество, формирующее семиотику бытового поведения и моделирующее новые коммуникативные системы, умножающее механизмы перекодировки, перевода сообщений и текстов - создаёт необходимость обращения к типологическому анализу текстов символизма.

Исходя из приведённых выше типологических характеристик символизма в целом, автор считает, что типология текстов русского символизма  определяется не содержанием текста, а коммуникативной составляющей и системой социального функционирования текста.

Учитывая многообразие кодов русской художественной культуры рубежа XIX-XX вв., предложенная ниже типология текстов включает в себя следующие критерии понимания текста: текст как сложная упорядоченная система, которая может структурироваться; текст как система коммуникации, включающая в себя взаимодействие между создающим (передающим) и воспринимающим; текст в системе культурной традиции и культурного контекста, уподобляющийся культурному макрокосму и приобретающий черты модели культуры (Ю. Лотман).

Под текстами русского символизма в данном случае понимаются только аутентичные произведения, созданные непосредственно самими символистами. Основанием типологизации текстов русского символизма мы считаем личность символиста, которая, таким образом, является метатекстовым образованием.

На основании вышесказанного в русском символизме автор выделяет два типа текстов: вербальные и невербальные тексты. К вербальным текстам мы относим тексты произведений искусства; теоретические и критические работы символистов; документальную литературу (в контексте нашего исследования - письма, мемуары, дневники, автобиографии). К невербальным текстам относятся текст поведения (Ю. Лотман); текст повседневности и текст эпохи (который в ракурсе исследования, с одной стороны, моделируется символистами, с другой стороны - является контекстом по отношению к остальным типам символистских текстов).

Таким образом, мы считаем, что использование традиционных и вневременных понятий концепция личности и тип личности являются недостаточными для определения специфики личности русского символиста и его роли в русской культуре конца XIX - начала ХХ вв. Личность символиста есть текст; в этом качестве она представляет собой сложную систему, состоящую из знаков-элементов, к которым относятся ментальные установки, социальный статус, поведение, языковые характеристики, внешний  (биологический и смоделированный) облик; именно личность символиста в её оппозициях и конкретности является генератором смыслов культуры символизма, обладает всеми вышеназванными функциями текста и выступает в качестве метатекста по отношению к текстам символизма.

Во втором параграфе Текст как парадигма формирования контекста личности символиста выявляется онтологическая функция текста в формировании культуры русского символизма, определяется специфика дефиниции контекст личности применительно к ментальной модели личности русского символиста.

Текст в культуре предполагает коммуникативный акт, который имеет не только информационное значение: перевод, перекодирование сообщение, поскольку даже информация, передающаяся от адресата к адресанту, уже предполагает присвоение текста, то есть перевод на свой лязык (Ю. Лотман). Коммуникативность как важнейшее свойство культуры подчёркнута в концепции М. Бахтина о диалогичности (более того - полифоничности культуры как множественности самостоятельных и неслиянных голосов). Очевидно, что культурное пространство, создающееся текстами в культуре русского символизма, предполагает принципиальную бесконечность диалога, поскольку всегда ориентировано на Другого (П. Рикёр). 

Опираясь на семиотическую схему коммуникативного акта, предложенную Ю. Лотманом (наличие адресата, кодов адресата и адресанта, адресанта), мы подчёркиваем принципиальную направленность символистских текстов на формирование идеального адресата как контекста личности символиста. Многофункциональность текстов символистов создаётся вариативностью коммуникативного акта как общения между адресатом и адресантом; общения между аудиторией и культурной традицией; общения читателя с самим собой; общения читателя с текстом; общения между текстом и культурным контекстом (Ю. Лотман) и, что особенно важно - общения между текстом и адресатом. На основании последней функции возникает лавтокоммуникация, которая определяет в качестве Другого - самого адресанта.

Специфика культуры русского символизма как системы текстов и заключается, по мнению автора, в том, что практически все создаваемые символистские тексты строятся на автокоммуникации, которая не исключает одновременного существования традиционной коммуникации. Смысл автокоммуникации не  только в тяготении символиста к саморефлексии, но и в осознанном самомоделировании личности символиста. Автокоммуникация, с одной стороны, способствует самоидентификации символиста, а с другой стороны, направлена на моделирование идеального контекста (идеального адресата), посредством создания идеального образа аудитории.

Принимая во внимание, что символизм тяготеет к созданию элитарного типа культуры, символист пытается снять бинарную оппозицию лидеальный адресат/лреальный адресат путём построения тернарной модели коммуникации: лидеальный адресат/ адресант /лреальный адресат, при этом личность символиста, являющаяся адресантом, одновременно представляет собой идеального адресата и реального адресата. В итоге, созданный в текстах образ аудитории (идеальный контекст) начинает влиять на реальную аудитории (символистское окружение). 

Опираясь на предложенную выше типологию текстов русского символизма, автор выделяет соответствующие текстам способы моделирования контекста личности символиста. К ним относятся вербальные способы коммуникации: общение с аудиторией с помощью художественных текстов, публикация теоретических и критических работ, создание журналов-манифестов; публикация документальных текстов. А также невербальные способы (которые включает в себя и вербальную коммуникацию, но обязательно дополняются невербальными средствами общения): создание литературных кружков, объединений, собраний религиозных, общественных; участие в публичных выступлениях, дискуссиях; эпатажность поведения (в том числе - дуэли, скандалы).

В результате усложняется контекст личности символиста: выделяется круг самих символистов (с их внутренней дифференциацией), критика как читатели (также дифференцированная - негативные и позитивные отклики); поклонники символизма (своя аудитория, доходящая до крайних форм - строившая жизнь по образцу символистов); любопытствующие обыватели, противники символизма.

Моделирование контекста, предпринятое русскими символистами, заключается в том, что для символиста идеальный адресат - сам символист (что определено спецификой элитарной культуры). Требования, предъявляемые идеальному адресату, предполагали отождествление читателя с символистом, что было невозможно.

Моделирование контекста личности символиста происходит одновременно с моделированием текста личности символиста. Названные выше способы моделирования контекста способствуют не только идентификации символистов, но и самоидентификации. Анализируя роль и функции дневников в русском символизме (З. Гиппиус, В. Брюсов, Вяч. Иванов, М. Кузмин), автор отмечает, что символистский дневник становится одним из специфических способов моделирования текста и контекста личности в русском символизме.

Составляющей контекст личности символиста является также, по нашему мнению, процедура кодирования/раскодирования текста, создающая семантическую подвижность текста и актуализированная в культуре русского символизма. Выявление иерархии кодов в культуре как системе текстов, определение кода как своего рода шифра эпохи автором осмыслено в семиотической модели культуры. Но впервые акцентируется внимание на онтологическом значении процедуры кодирования/раскодирования в русском символизме, выявляется взаимосвязь дефиниций код - символ и подчёркивается, что символизм создаёт особый тип кодирования текста и контекста личности, который обусловлен формой общественного самосознания (ментальными чертами русской культуры конца XIX - начала ХХ вв.), организацией группы (позиционированием символизма как элитарной культуры) и самоорганизацией личности (моделированием текста личности символиста).

На основе анализа текстов русских символистов, выявлены приёмы кодирования текста как принципа формирования контекста личности символиста: стилизация как создание двух планов коммуникации; игра с читателем (реминисценции, аллюзии, цитирование); создание новой языковой реальности; использование чужих языков (импортирование текстов, переводы, заимствование европейских традиций); символизация; мифологизация; моделирование картины мира (в данном ракурсе  - создание системы бинарных оппозиций, хронотопа и т.д.); использование затекстового пространства общения (Ю. Лотман).

Третья глава Личность символиста в пространстве творчества  посвящена анализу сформировавшегося в художественной практике русской культуры конца XIX - начала ХХ вв. образа символиста и вытекающим из интерпретации этого образа проблемам мифологизации, идентификации и самоидентификации личности символиста как особого культурно-психологического типа. Акцент на творчестве как деятельности, как самореализации, как сочетании текста личности, текста художественного и нехудожественного, контекста (совокупности черт, свойств и составляющих всех типов текста), позволяет организовать пространство творчества в аспекте деятельности не только самих символистов, но и художников конца XIX - начала ХХ веков, которые моделировали личность символиста.

В первом параграфе Символист как культурно-психологический тип выявляются и обосновываются личностно-психологические аспекты ментальности символиста, сформировавшиеся в русской культуре конца XIX - начала ХХ вв.

Определив символизм как ментальную модель русской культуры конца XIX - начала ХХ вв., автор развивает данное теоретическое представление и считает возможным изучение личности русского символиста как культурно-психологического типа, обладающего особой ментальностью. Разносторонний культурологический подход к изучению творческого наследия символистов, включающего наряду с художественными текстами как теоретические работы по проблемам генезиса и эволюции символизма в русской культуре, так и дневники, мемуары, эпистолярные документы, позволяет выявить онтологические характеристики ментальности символиста.

К таким характеристикам мы относим, прежде всего, специфическое понимание творческой личности. Мы, с одной стороны, опираемся на сложившееся в России последних двух десятилетий понимание творчества и концепции творческой личности как таковой, с другой стороны, исходим из аутентичной  трактовки (А. Белый, В. Брюсов, Вяч. Иванов), которая определяет символиста как  личность, ориентированную на познание, преображение действительности, создание новой реальности, постижение истины, и - особо важно - конструирование повседневной жизни и быта в процессе творческой деятельности.

Поэтому мы определяем культурно-психологический тип символиста как творческую личность, которая моделирует себя как продукт творчества. При этом в творческом процессе создания личности символиста принимает участие достаточно большое количество действующих лиц: сам художник, творящий себя в процессе культивирования в себе ряда определённых черт, современники (оппоненты и соратники), способствующие мифотворчеству личности символиста, читатель/зритель, то есть аудитория, воспринимающая  личность символиста, прежде всего, сквозь призму его творчества, к которому мы относим как художественные произведения, так и повседневный быт символиста. (Особенности данного творческого процесса подробно раскрыты в четвёртой и пятой главах исследования).

Мы не считаем возможным моделирование универсальной личности символиста, поскольку понятие личность символиста является скорее метафорой. Оно отражает наиболее характерные черты личности художника, который сформировал культуру символизма и сам был сформирован эпохой символизма. Эта личность, несмотря на все мировоззренческие, индивидуальные, физиологические, личностные, психические и психологические отличия символистов в каждом конкретном случае, имеет типологические характеристики, которые вариативно воплощены (интерпретируются) в личности символиста. Это соответствует наблюдению Ф.Степуна о жизни России: что ни человек - то модель.

Помимо установки на творчество, к ментальным характеристикам личности символиста относится онтологически детерминированная двойственность, противоречивость, разорванность. Генезис двойственности личности символиста, с одной стороны, отражает кризисность, рубежность эпохи, о которой говорилось ранее, с другой стороны, она связана с традицией присвоения в ментальной модели русской культуры. В данном случае речь идёт о присвоении художественного опыта романтиков, противоречивость личности которых достаточно глубоко освещена в исследовательской литературе. Двойственность символистов найдёт своё воплощение в самых разных вариантах: от обращения к платоновскому делению мира на мир Идей и мир Вещей в философской концепции бытия, двойственности язычества и христианства, идеального и реального мира, лицо и маска. Двойственность задаёт бинарную систему координат, которая либо фиксирована и осознаётся как непреодолимый разлад мироздания старшими символистами, либо преодолевается в искомом синтезе младшими символистами. Эта черта ментальности является онтологической и потому, что практически все остальные черты будут заданы именно в этой бинарной системе координат.

Так, к числу характеристик ментальности символиста относится тяготение к рефлексии и саморефлексии и установка на интуитивное постижение истины. Символисты, принимая интуитивистскую концепцию А. Бергсона, с одной стороны, призывают к поиску истины через мирочувствование, к которому относится угадывание, поэзия намёков (П. Верлен, З. Гиппиус), ясновидение, пророчество (А. Рембо, Вяч. Иванов), прозревание сквозь вещный мир мира истинного (Ш. Бодлер, А. Белый); с другой стороны - создание аналитически выверенной, научной поэзии (С.  Малларме, В. Брюсов), поиск аналогий и претензия поэзии на философскую концепцию (А. Белый, Д. Мережковский).

В том же ракурсе актуализируется тяготение символизма к мистицизму и одновременно детализации в художественной манере, что создаёт почти сюрреалистические картины мира. Мистицизм символистов отвечает декадентским установкам эстетизации зла, символистскому представлению о тайне мира, постигаемой мистическим путём (А. Белый, В. Брюсов, Вяч. Иванов), стремлению к эзотерическим знаниям.

Двойственность, характеризующая ментальность личности русского символиста, определяется и через соотношение индивидуализма, базирующегося на романтической концепции исключительной личности, и соборности как черты русской ментальности. Установка на индивидуализм, уникальность, маргинальность каждого символиста становится, в итоге, типологической чертой ментальности русского символизма, а проявление соборности на творческом уровне приводит к формированию феномена кружков в русском символизме, значительное количество которых, наряду со знаменитыми встречами символистов (лсреды, четверги, субботы) отмечают многие современники.

К ментальным чертам личности относится и эстетизм, проявление которого в пространстве повседневности, жизнетворчестве, театрализации, в силу своей значимости, будет рассмотрено специально в следующих главах исследования.

Таким образом, утверждается, что в русской культуре сложился особый культурно-психологический тип символиста, наряду с типом романтика и декадента, поскольку на рубеже  XIX-XX вв. сложились каноны символистского мироощущения (Ф. Степун), сформировались типажные черты определенной части интеллектуальной элиты эпохи (Г. Стернин), способствовавшие формированию элитарности культуры русского символизма.

Во втором параграфе  Идентификация и самоидентификация русских символистов автор акцентирует внимание на проблемах самосознания личности символиста в аспектах культурной и гендерной идентичности и самоидентичности творца.

Автор отмечает, что формирование культурной идентичности - одна из центральных проблем в контексте самосознания творческой личности. Культурная идентификация как осознанное принятие культурных традиций, норм, ценностей, и самоидентификация как основа самоопределения и формирования личности особо значимы в периоды кризисных эпох, а для символизма культурная идентификация и самоидентификация приобретают онтологическое значение.

Автор обращает внимание на то, что формирование культурной идентичности характерно как для европейской, так и русской культур. Французский символизм в аспекте самоидентификации осмысливает традиции романтизма, которые актуализируются в творчестве Ш. Бодлера; проклятость как осознание своего места в литературно-художественном и исторически-общественном процессе, как нежелание обретать самость, и, таким образом, идентифицироваться, приводит к импрессионистичности лирики П. Верлена; предельная, именно агрессивная самоидентификация, прокажённость как попытка не просто выделить собственное ля, не обременённое никакими культурными или социальными традициями, но и отречься от него, - характерны для А. Рембо. Творчество С. Малларме вырастает из драмы культурной самоидентификации: ля аналитика, учёного, приводит к поиску Красоты, Абсолюта, Материи.

В истории русской культуры вопрос о культурной идентификации творца в контексте по определению элитарного символизма тесно связан с вопросом заимствования и национальной самобытности.

Так, несмотря на то, что важнейшими ориентирами для Д. Мережковского становятся античные и религиозные ценности и мировые символы, в его случае культурная идентичность русского символизма формируется в процессе определения своего места в одном ряду с русскими писателями (А. Пушкин, Л. Толстой, Ф. Достоевский), которые являются образцом и ценностно-смысловым ориентиром.

В. Брюсов осознаёт себя прежде всего субъектом художественного творчества, обращаясь к литературной практике и демонстрируя стремление идентифицировать и заявить о себе и творчестве своих единомышленников в контексте европейской символистской школы.

Обращая внимание на буквальное отождествление современниками и критиками русских творцов с французскими, автор отмечает, что перед нами ни что иное, как создание культурных кодов, позволяющих русским творцам идентифицировать себя как элиту в контексте мировых традиций.

Мы считаем, что у символистов можно различать три уровня самоидентификации: относительно мироздания; относительно художественных традиций; относительно гендера.

Относительно художественных традиций символизм актуализирует, прежде всего, преемственность и отличия символизма от романтизма и декадентства. Романтическое двоемирие, трагизм мировосприятия, стремление к символичности и парадоксальности художественного языка, тяготение к созданию кружков и объединений на ранних этапах своего формирования и крайний индивидуализм в зрелые этапы, - черты романтизма могут быть в полной мере отнесены к художественному контексту русской культуры рубежа XIX-XX вв. Более того, - романтизм создал ритуальные формы поведения художника в обществе, сформулировав его мифотворческие и жизнетворческие установки.

Но наличие романтических установок, которые можно обнаружить как в декадентстве, так и в символизме, не являются достаточным основанием для объединения этих художественных явлений в одно целое.

Автор учитывает и подчёркивает, что по отношению к русской культуре использование термина декаданс до сих пор вызывает споры в научной литературе.

Мы признаём, что для синонимического объединения символизма и декаданса существуют некоторые основания: во-первых, - хронологические рамки декадентства и символизма в России, общность историко-культурной эпохи; во-вторых - мировоззренческие установки, которые в самом широком смысле позволяли говорить, что к декадентству и символизму относятся все явления, лежащие вне реалистической традиции, а более узком смысле утверждать, что декаданс, символизм и модерн объединяются романтическим мировосприятием. Автор учитывает точку зрения исследователей, которые рассматривают декадентство и символизм как определённые этапы в развитии европейской и русской поэзии второй половины XIX - начала ХХ вв. (В. Асмус, А. Владимирова, И. Гарин, С. Исаев, Г. Косиков, А. Пайман), но считает, что декадентство и символизм, несмотря на хронологическую близость существенно различаются по содержанию. Нам наиболее близка точка зрения В. Крючковой и М. Воскресенской, отмечающих, что декадентство нельзя считать и предшественником символизма, поскольку декаданс - феномен социально-психологический, а символизм - творчески-эстетический. Более того, сами поэты-символисты (Д. Мережковский, З. Гиппиус,  В. Брюсов, Вяч. Иванов, А. Белый) подчёркивали отличия русского символизма, выстраивая, таким образом, новую бинарную оппозицию: декадент/ символист.

Придерживаясь установки на аутентичность, отмечаем: для Д. Мережковского декадентство ассоциируется с болезнью духа и  слабостью, поэтому не может быть примером для подражания; В. Брюсов избирает из уже сложившегося круга терминов, обозначающий новое течение в России (лдекадентство, неоромантизм, символизм) название символизм; Вяч. Иванов дифференцирует понятия романтик, декадент, символист, чтобы определить генезис символизма как самостоятельного явления, имеющего исключительно русские корни; А. Белый понимает декадентство как умонастроение старших символистов, функционально необходимое на первом этапе развития нового мировоззрения и неприемлемое впоследстнвии для создания новой культуры.

Таким образом, декадентство в европейской культуре становится для русских символистов тем проблемным полем, которое позволяет определить собственно символистскую концепцию поэзии и жизнетворчества. По нашему мнению, европейский декаданс повлиял на генезис и формирование символизма в России; более того, мы считаем возможным и обязательным подчеркнуть наличие декадентских черт (на уровне умонастроения, семиотики поведения, жизнетворчества, наконец, тем, мотивов и образов поэзии) в русской художественной культуре конца XIX - начала ХХ века. Тем не менее, благодаря осмыслению и во многом отрицанию эстетики декаданса, происходит становление самосознания и самоидентификация русского символизма.

Проблематика гендера органична самому историко-культурному и художественному контексту символизма, особенно русского. Проблема женственности, наиболее ёмко обозначенная в философии В. Соловьёва, В. Розанова, Н. Бердяева, С. Булгакова, в культуре рубежа XIX-XX вв. поднимается наряду с другими онтологическими проблемами (К. Бальмонт, Д. Мережковский, З. Гиппиус), актуализируется в современных научных исследованиях (И. Едошина, А. Новиков, О. Рябов, М. Чистова). Вместе с этим, мало внимания уделено проблеме гендера как культурной маски пола (Ж. Бодрийяр), культурной метафоры, в которой присутствует элементы игры, театрализованного представления в аспекте художественного творчества и бытового поведения. 

Автор отмечает, что в культуре символизма женское начало  занимает особое место. Наибольшее влияние на формирование культа женщины в символизме оказали: эстетика романтизма (обращение к философии Платона и неоплатонизма, учение о Душе Мира, идея вечной женственности); концепция пассивности и инертности женского начала, рецептивности и страдательности (В. Соловьев, Д. Мережковский, Н. Бердяев, Вяч. Иванов, А. Белый); народные поэтические представления о женственности природы, материнстве, жизненных хаотических силах (Вяч. Иванова, В. Розанов).

В культуре символизма находят своё выражение и традиционные европейские трактовки женского начала. Кроме того, культура конца века, проникнутая декадентскими настроениями, порождала новую тенденцию: особую рафинированность эстетического восприятия, что соответствовало представлению о женском характере.

В целом, в символизме выделяются две тенденции истолкования женских образов: с одной стороны женщину идеализируют, изображая её целомудренной, чистой, глубоко религиозной (П. де Шаванн, М. Дени, В. Борисов-Мусатов, П. Кузнецов, Ш. Бодлер). Всё это - ипостаси надбытового образа Девы Марии, нашедшие своё воплощение и в русской философии и поэзии серебряного века: лучезарная подруга София - Премудрость Божия, Мировая душа В. Соловьёва; Вечная Женственность - Прекрасная Дама - Незнакомка А. Блока; Вечная Жена А. Белого.

С другой стороны, создаётся образ женщины развратной, проклятой, увлекающей мужчину на путь порока и падения. Этот тип женского начала воплощён в вариантах множества масок: лунная эмблема, хаос, зверь, жестокая судьба, символ смерти. Символисты часто подчёркивают животное начало женщины (Ф. Кнопф, Г. Моро, Г. Мосса, О. Бердслей, Э. Мунк). Образ бесполой небесной Девы трансформируется в символизме в сексуально определённый образ блудницы - падшей женщины - дьяволической жены (Н. Минский, К. Бальмонт, Д. Мережковский, З. Гиппиус).

Автор делает вывод о том, что гендерная самоидентификация для символистов имеет несколько аспектов. Во-первых, это противопоставление мужского начала женскому, которое имеет множество проекций, зеркальных отражений, теряет однозначность и стабильность. Во-вторых, это андрогинизм, наиболее ярко выраженный в жизни и творчестве З. Гиппиус. В-третьих, это использование маски женщины для творца-мужчины (В. Брюсов).

В третьем параграфе Мифологизация личности символиста в русской культуре конца XIX Ц начала ХХ вв. автор на основе выявления специфики неомифологического сознания и мифологизации как вектора творческого процесса, впервые анализирует мифологизацию в культуре русского символизма в аспекте идентификации и самоидентификации как пути к формированию текста личности символиста.

Внимание к мифологизации в культуре русского символизма обусловлено, с одной стороны, гуманитарной научной традицией (Ю. Лотман, З. Минц), в рамках которой сформировалось представление о возникновении неомифологического сознания в русском символизме. С другой стороны, традициями мифокритики (Е. Ермолин, Е. Мелетинский, О. Фрейденберг, К. Хюбнер, М. Элиаде), анализирующими роль мифа в культуре рубежных эпох. Исходя из задач исследования, мы акцентируем внимание на целях и способах мифологизации личности и текста в культуре русского символизма.

Истоки мифологизации в творчестве символистов онтологически связаны со спецификой ментальной модели русской культуры конца XIX - начала ХХ вв. Иррациональность мышления, тяготение к синтезу искусств, эстетизация и символизация лежат в основе ремифологизации в культуре русского символизма. Кроме того, причины обострённого внимания к мифу обнаруживаются в теории соответствий, в основе которой - представление о единстве мироздания и взаимосвязи/взаимозависимости всех явлений и процессов, а также в символистской трактовке дефиниции символ, которая непосредственно связана с интерпретацией мифа в культуре (А. Белый, Вяч. Иванов).

В русском символизме мифологизация свойственна как символистским вербальным текстам, так и невербальным, к которым мы, в первую очередь, относим собственно текст личности символиста.

Анализ символистских текстов позволяет определить особенности мифологизации, к которым относятся мифологизация традиционных для истории культуры объектов, и нетрадиционных, значимых в контексте русского символизма.

К работе с традиционными объектами мы относим: обращение к античности (актуализация мифа о золотом веке, где миф не заимствуется в готовом виде, а подвергается интерпретации: Г. Моро, О. Редон, П. де Шаванн, Л. Бакст, М. Врубель);  мифологизацию романтизма (при этом обнаруживаются два аспекта этого вида мифологизации: обращение к мифам, актуализируемым романтиками, например, к образу Демона в искусстве, и мифологизация самого романтизма как явления культуры, выразившаяся как в мифологизации романтических произведений, так и в мифологизации личности романтика).

К нетрадиционным объектам относим литературную мифологизацию (создание функциональных мифов (З. Минц)), для которой характерно обращение к литературным традициям, прежде всего - литературе золотого века.  Произведения реалистов (Медный всадник, Пиковая дама А. Пушкина, Мёртвые души, Ревизор Н. Гоголя), а также личности писателей-реалистов (А. Пушкин, Ф. Достоевский, А. Чехов) приобретают мифологические черты и становятся основой создания нового мифа в творчестве символистов. Мифологизация современности  также может рассматриваться в двух аспектах: миф о современном мире (специфика мифологизации хронотопа была рассмотрена нами выше), и миф о символизме. При этом создание мифа о символизме включает в себя две, на первый взгляд, противоположных процедуры. Генезис русского символизма связан с процедурой мифологизации французского символизма (в контексте присвоения чужого, рассмотренного нами в первой главе), самоопределение (самоидентификация) русского символизма происходит в аспекте демифологизации французского символизма, которая, в свою очередь, приводит к процедуре мифологизации русского символизма.

В исследовательской литературе сложилась традиция разграничения античных и авторских мифов в русском символизме (З. Минц). По мнению автора, необходимо различать авторские мифы как художественные (создание вербальных текстов-мифов, к которым, в частности, относится Мелкий бес Ф. Сологуба, Петербург А. Белого), и авторские мифы как мифы личностные, создающиеся в процессе мифологизации личности русского символиста.

Итогом создания последних становится включение личности символиста в контекст мифа. Мифологизация личности символиста имеет, на наш взгляд, две цели: идентификацию символистского окружения, то есть причисление к мифологическим (следовательно - знаковым для русских символистов) персонажам французских символистов, русских писателей, философов, которые формируют контекст личности символиста; и самоидентификацию личности как персонажа мифа (включающую в себя игровую мифологизацию). Появляется в критике термин мифопоэт-символист (А. Ханзен-Лёве).

Наиболее отчётливо процедуру мифологизации как самоидентификации мы обнаруживаем в живописных портретах русских символистов (Л. Бакст, К. Сомов), а также в вербальных портретах, созданных символистами, их соратниками и современниками (Н. Арсеньев, А. Белый, М. Волошин, Л. Рындина, Н. Телешов и др.). Таким образом, мы отмечаем, что в процедуру мифологизации оказываются включёнными не только символисты, но и символистское окружение (адресат в свою очередь начинает участвовать в формировании адресанта, актуализируя ещё одну коммуникативную функцию взаимодействия контекста личности символиста с текстом личности).

В четвёртой главе Личность символиста в пространстве повседневности автор, анализируя художественные и повседневные практики русских символистов, определяет специфику взаимодействия символиста с повседневностью и бытом. Акцентируя внимание на сложившуюся в гуманитарных науках традицию противопоставления творчество - повседневность, мы отмечаем, что пространство повседневности парадоксально становится для русских символистов пространством творчества, способствующим идентификации и самоидентификации.

В первом параграфе лБинарность дефиниций быт и повседневность выявляется сущность повседневности и быта в русском символизме как разных ипостасей реальности.

Автор отмечает, что ментальная модель личности символиста характеризуется наличием бинарной оппозиции повседневность (данная реальность) и лидеальный мир (искомый, мир символа). Мы учитываем, что данная бинарная оппозиция так или иначе характерна в целом для истории культуры (учитывая проективный характер культуры как построения идеальной модели (Е. Ермолин)), но особенно ярко воплощена в романтическом принципе двоемирия. Эта бинарная оппозиция имеет разные проекции: ложный мир - истинный мир, рутина - творчество, жизнь - искусство. В культуре романтизма преодоление оппозиции мыслится в аспектах синтеза и символа. Но романтическая бинарная оппозиция у символистов  усложняется, дополнительно вводится понятие быт, в результате чего моделируется тернарная оппозиция: повседневность /лбыт/ лидеальный мир.

Автор опирается на представление о повседневности как об относительно новой дефиниции культурологии, акцентируя внимание на различии подходов к пониманию и изучению повседневности в философии, истории, социологии, психологии, лингвистике, определяя методологическую базу изучения культуры повседневности.

В исследовании актуализированы признаки повседневности: нерефлективность, массовый характер, непосредственность переживаний, повторяемость видов деятельности, оформленность в виде норм, традиций, стереотипность поведения и мышления, ориентированность на практическую сторону жизни, динамичность; зафиксировано традиционное выстраивание бинарных оппозиций в культуре: противопоставление повседневности идеалу, празднику, остроте переживаний; обозначены структуры повседневности: материальная жизнь, соматика, эмоциональная жизнь, социальная жизнь, поведение, субкультурные образования.

Исходя из задач исследования, мы обращаемся к изучению повседневности в тех аспектах, которые стали специфическими для русской культуры рубежа XIX-XX вв.: повседневность как культурное пространство (повседневность как контекст культуры: М. Бахтин, Г. Гачев, Л. Ионин, Н. Новикова); историчность повседневности (хронотоп повседневности, моделируемый в символизме: М. Бахтин, А. Гуревич, С. Махлина); повседневность как текст, который создаётся символистами (семиотическая модель повседневности: Ю. Лотман, З. Минц); повседневность как пространство мифотворчества (семиотика бытового поведения: С. Бойм, Ю. Лотман, З. Минц); повседневность как коммуникативное пространство, в котором выстраиваются отношения: ля - мы (символисты-соратники) - лони (остальные), а также создаётся новый язык общения (П. Бергер, Т. Лукман, М. Хайдеггер, А. Шюц).

Автор подчеркивает, что ракурс рассмотрения повседневности касается, прежде всего, не реальности как таковой (обозначение артефактов), а представлений символистов о реальности (лсубъективный образ - Ж. Ле Гофф). Поэтому, определяя источники изучения повседневности, мы, прежде всего, опирались на вторичные  источники, дающие наряду с реалиями культуры контекст их восприятия (дневники, мемуары, художественная литература), то есть - пространство повседневности.

Особенность функционирования повседневности в культуре русского символизма и определяется тем, что она становится предметом рефлексии и жизнетворчества в том числе благодаря осмыслению дефиниции быт. Автор учитывает, что традиционно быт считается одной из форм (уровней) повседневности, но в русской культуре дефиниция быт имеет принципиально самостоятельное значение и формирует новую бинарную оппозицию быт/ бытие, в рамках которой повседневность становится подсистемой и альтернативой бытия (Г. Гачев). 

Разграничение быта и повседневности имеет принципиальное значение, поскольку повседневность в культуре символизма приобретает несвойственные черты: апокалиптический характер, бездомность, мессианство, фантастический характер. Учитывая мессианский характер ментальности русской культуры, быт не сводится к обустройству жизни, а всегда ориентирован на будущее - инобытие.

Противопоставление повседневности и быта можно определить как особую черту ментальности русской культуры, нашедшую наиболее яркое выражение в русской художественной культуре.

Во втором параграфе Мифологизация повседневности в русской культуре эпохи символизма определяются пути преодоления дихотомичности повседневности и быта в культуре русского символизма, выявляются семиотические модели бытового поведения в русском символизме, а также художественные аспекты пространства повседневности.

Автор отмечает, что рефлексия по поводу быта привела к построению новых концепций быта и появлению новых бытовых практик в культуре русского символизма.

Проблема быта в русском символизме имеет несколько аспектов рассмотрения:

• символистская трактовка произведений русских писателей-реалистов через определение содержания понятия повседневность в творчестве Н. Гоголя Ф. Достоевского контексте символистской критики (А.Белый, З.Гиппиус, Д.Мережковский);
• быт в произведениях символистов, которые, с одной стороны, продолжают традиции русских писателей-реалистов, уделяя внимание повседневности и конкретным деталям, с другой стороны, отказываются от бытописательства, заменяя его мифологизацией повседневности и конструированием фантасмагоричного быта (Ф. Сологуб);
• отрицание быта в пространстве повседневного жизненного существования русскими символистами как продолжение романтических традиций (А. Белый, З. Гиппиус);
• подчеркнутая, принципиальная организация быта в жизни символистов (К. Бальмонт, В. Брюсов), которая определяется современниками как создание особого нерусского быта, для которого характерна строгость, аскетичность, рациональность, аккуратность;
• эстетизация быта как создание быта напоказ, который противостоит понятию повседневность и, таким образом, сближается с понятием бытие.

Автор определяет способы семиотизации повседневности и быта в культуре русского символизма, приёмы эстетизации быта, к которым относятся: создание новых артефактов; эстетизация поведения (лпоэтика бытового поведения Ю. Лотман); конструирование мифологического пространства как пространства обитания (лбашня Вяч. Иванова, Коктебель М. Волошина).

Мы обращаем внимание на появление в исследовательской литературе таких понятий как культурный быт серебряного века, локололитературный быт, локолотеатральный быт, отмечая характерную для культуры русского символизма жизнетворческую тенденцию понимания быта.

Мифологизация повседневности становится отличительной чертой культуры русского символизма. Повседневность конструируется как невербальный текст личности, который приобретает особое коммуникативное значение, определяемое семиотизацией повседневности и бытового поведения, и способствует идентификации и самоидентификации русских символистов. Мифологизация повседневности, интеллектуализация и символизация пространства повседневности  в культуре русского символизма становится частью воплощения элитарного проекта культуры символизма.

Пятая глава Текст и контекст личности в русском символизме посвящена осмыслению интеграции ключевых концептов исследования текст и контекст личности в аспекте жизнетворчества русских символистов, осмыслены феномены театральности как отличительной черты культуры русского символизма, выявлены способы театрализации в контексте жизнетворчества.

В первом параграфе л Жизнетворческий модус русских символистов анализируется медиативный и семиотический аспекты жизнетворчества в культуре русского символизма, а также определяются способы самоидентификации и механизмы конструирования символистского контекста в пространстве жизнетворчества.

Автор учитывает традиции анализа жизнетворческого модуса в культуре, сложившиеся в эстетике и литературоведении (Н. Берковский, Н. Богомолов, С. Гречишкин, А. Кобринский, А. Лавров, Ю. Лотман, З. Минц,  В. Орлов, А. Ханзен-Лёве, М. Эпштейн), но подчёркивает, что жизнетворчество как понятие, интегрирующее текст и контекст в культуре русского символизма, рассматривается впервые. Определение жизнетворческого модуса, его цели, способов жизнетворчества имеют принципиальное значение в рамках исследования, поскольку жизнетворчество входит в культурные практики символизма как неотъемлемая процедура, моделируется личностью, соответственно и само моделирует личность и контекст личности (в значении символистского окружения). Кроме того, жизнетворческий модус является медиатором понятий творчество и повседневность. Исходя из задач исследования, в символистском жизнетворчестве определена бинарная оппозиции: жизнь как творчество (жизнь как текст); творчество как жизнь (текст как жизнь). Отсюда, построение жизни как текста понимается в качестве специфического единства высказывания, поступка и произведения (М. Бахтин, К. Исупов).

Жизнь как текст презентуется в символизме  в нескольких аспектах.

Во-первых, биография осознанно строится по закону литературного произведения (прежде всего - романа). В основе выделения данного аспекта - романтическое представление о художнике, который должен обладать особыми качествами, быть лисключительной личностью. Прежде всего, актуализируется типология романтического героя (С. Тураев) и лирического героя-символиста (З. Минц): герой-отшельник (созерцатель, художник ренессансного типа, мыслитель) и герой-индивидуалист, вступающий в открытую конфронтацию с обществом, бросающий вызов всему миру, титаническая личность.

Черты романтической (точнее романтизированной) биографии создаются самими символистами в жанре автобиографии и художественных произведениях (персонажи, лирическое ля в поэзии). Романтизироваться может не вся биография, чаще всего выбираются отдельные эпизоды, которые являются кодом (доминантной чертой), определяющим всю дальнейшую судьбу символиста (происхождение К. Бальмонта; знаковая встреча З. Гиппиус с Д. Мережковским; обретение Диотимы (Л. Зиновьевой-Аннибал) Вяч. Ивановым и др.). Романтический код расшифровывается в аспекте жизнетворчества, становится ключом к тексту жизнетворчества.

Биография символиста включает в себя и другие романтические события, в частности, дуэль как элемент романтической биографии (А. Кобринский): дуэли М. Волошина и Н. Гумилёва; А. Белого и В. Брюсова, А. Блока и А. Белого, которые, в отличие от романтических дуэлей, заканчивались перемирием. Но вызов на дуэль, её причины, споры и ссоры - становились достоянием публики, формируя характерный символистский контекст.

Во-вторых, контекст жизни. Факты романтической биографии требовали от символиста дальнейшей организации жизни по подобию жизни романтического персонажа, но, исходя из специфики ментальной модели русской культуры конца XIX - начала ХХ вв., происходит замена романтического персонажа декадентом или символистом как типом личности. Контекст жизни символиста определяется необходимостью воплощения в жизнь нового типа личности, соответствующего концепции нового человека (предлагаемый в дневниках В. Брюсова анализ событий жизни и их корректировка в аспекте декадентства). Идея нового человека связана также с идеей нового (соборного, теургического) общества.  Поэтому идеал жизнетворчества личности предполагает формирование контекста как организацию жизни со-общества (воплощённую в средах Вяч. Иванова, религиозно-философском обществе Д. Мережковского и З. Гиппиус, литературной школе В. Брюсова).

В-третьих, рассматривается формирование литературного быта и превращение его в текст. Для русских символистов, склонных к семиотизации бытового поведения, характерна попытка сделать частную жизнь (лбыт) - публичной, отказавшись от интимности, замкнутости, изолированности. Значимыми в пространстве повседневности становятся романные ситуации: отношения с возлюбленными, многочисленные романы, декадентская жизнь втроём.

Текст как жизнь предполагает построение литературного произведения как отражения и преломления жизни. Это автобиографические произведения, поэзия, где лирическое ля также можно рассматривать как вариант моделирования текста по образцу жизни.

Способами реализации текста как жизни мы определяем следующие.

Во-первых, восприятие личной жизни как части литературного облика (А. Лавров), выражением чего становится эпистолярное наследие русских символистов. В отличие от рассмотренных ранее способов, первичным является  литературное произведение или его замысел, сюжет и персонажи которого  экстраполируются в реальность (В. Брюсов, Огненный ангел). В подобном случае мы говорим не столько о конструировании, сколько об осознанном провоцировании жизненных коллизий.

Во-вторых, осмысление литературного произведения как своего рода текста жизни. Мы отмечаем парадоксальность ментальности личности русского символиста: жизнь осмысливается как искусство, но ценность произведения искусства определяется во многом тем, насколько в нем не отражена реальная жизнь. Результатом этого парадокса становится негативное восприятие другими символистами и аудиторией многих автобиографических произведений символистов. Эти произведения для современного исследователя представляют интерес скорее как литературные факты (Ю. Тынянов), нежели как художественные тексты, как продукт жизнетворчества, а не факты художественного творчества.

Концепция творчества жизни связана с восприятием жизни как произведения искусства, что приводит к  эстетизации жизни, которая может быть рассмотрена в трёх аспектах (К. Исупов): перенос явления искусства в бытовую реальность; восприятие исторической реальности как эстетического артефакта; тип творческого поведения (К.Исупов).

Автор подчёркивает нетождественность дефиниций жизнетворчество и лэстетизация жизни, считая, что эстетизация является одним из способов  жизнетворчества. В исследовании также выделены уровни эстетизации и их реализация в аспекте символистского жизнетворчества: уровень знака; уровень личности; уровень бытия.

Во втором параграфе Театральность и театрализация поведения в русском символизме анализируется феномен театральности как контекста культуры русского символизма и специфика театрализации как сознательно реализуемого механизма трансформации реальности. 

Автор учитывает опыт осмысления феномена театральности в современных гуманитарных исследованиях, но акцентирует внимание на определении театрализации как способов идентификации, самоидентификации, коммуникации и формирования контекста личности символиста.

В ракурсе исследования театральности и театрализации выделяются следующие смысловые блоки.

Во-первых, игра и театральность (создание игрового хронотопа, условий игры, игрового контекста, репрезентации и самопрезентации в процессе игры, определение символического характера игры, интерпретации игры как символистского текста, осмысление игры как парадигмы культуры русского символизма в парадоксальном, в первую очередь - интеллектуальном и психологическом, а затем уже - деятельностном аспектах).

Во-вторых, игра и маска как культурный феномен. Автор подчёркивает, что феномен маски закреплён в портретах русских символистов, а маска как символ фиксирует представление о роли поэта в символизме как искусстве и жизни. Театральная маска становится культурной маской символизма и выполняет особые функции в контексте личности символиста: маска становится способом проживания иных жизней; маска реализует попытку достичь совпадения внешнего (бытового, жизненного) с лирическим ля произведений; маска является способом  защиты от современников, от жизни, от неидеального мира.

В-третьих, театр как явление искусства. Автор фиксирует внимание на символистских концепциях театра (Вяч. Иванов), а также на специфике театральных тем, сюжетов и образов в культуре русского символизма. Исходя из цели исследования, мы отмечаем, что синтез театра и жизни, заявленный в русском символизме, приводит к актуализации театра как явления искусства, что, в свою очередь, способствует актуализации символизма как феномена культуры конца XIX - начала ХХ вв. в театральной практике Серебряного века.

В-четвёртых, жизнь как театр. Театральность как данность культуры была недостаточна для русских символистов, отсюда возникает необходимость театрализации как создания культурного кода: нормой становится театральность любого обыденного действия. Дефиниция действие трактуется русскими символистами в театральном (драматургическом) аспекте. Поэтому реальность моделируется по законам театра, где символист выступает в качестве актёра (играет на сцене), режиссёра (ставит спектакль, заставляя других людей быть актёрами или зрителями, моделируя аудиторию-контекст); драматурга (создавая литературные театрализованные произведения (то есть - жизнетворчество). Автор также отмечает, что для русского символизма характерен перформанс как театр спонтанного действия.

Автор выявляет приёмы театрализации, востребованные в культуре русского символизма:  стилизация и переработка античных трагедий, романтических произведений; моделирование быта как театрального пространство повседневности; создание декораций повседневности (Коктебель, башня как конструирование театрального пространства или сценического пространства с проработкой мизансцен); стилизация облика личности символиста (В. Мейерхольд); создание театрального грима-маски (З. Гиппиус); выбор костюмов; выбор роли и ролей (смена ролей, в том числе гендерных). Мы также отмечаем специфику театрализации в контексте личности  старших (эксперимент) и младших (теургическая концепция) символистов, указывая на различие целей и мотивации театрализации поведения.

Таким образом, жизнетворчество символистов рассматривается как искомый и, по их мнению, осуществлённый синтез, разрушение бинарной оппозиции творчество/ повседневность с помощью введения медиатора. Жизнетворчество становится попыткой воплощения утопического проекта символизма, моделирования иного - символического - мира, а театрализация является способом жизнетворчества, кодом идентификации и самоидентификации, формирующим текст и контекст личности символиста.

В Заключении подведены итоги исследования, сформулированы основные выводы, намечены перспективные возможности развития темы.

К основным выводам исследования относятся следующие.

Для современной культурологической парадигмы является значимым обоснование и изучение взаимной интеграции дефиниций личность и текст, в том числе на материале культуры русского символизма, впервые предпринятое в данном исследовании.

Культура русского символизма обладает особым ментальным пространством, формируемым и в свою очередь формирующим ментальную модель личности символиста.

Культура русского символизма является метасемиотическим образованием, центр которого - текст личности символиста, определяющий типологию текстов в русском символизме. В русском символизме текст становится парадигмой формирования контекста личности символиста.

Характерной чертой текста личности символиста как культурно-психологического типа становится стремление к идентификации и самоидентификации, одним из способов которого является мифологизация личности.

Формирование текста и контекста личности в русском символизме происходит в пространстве творчества и повседневности и приводит к формированию жизнетворческого модуса культуры русского символизма, воплощённого в процессе театрализации, и опирающегося на мифологизацию.

Текст личности - культурологическая дефиниция, являющаяся специфическим концептом культуры русского символизма, обладающая верифицируемыми чертами и функциями.

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях:

1. Ерохина, Т.И. Семиотика личности символиста (Иностранец К.Бальмонт) [Текст] / Т.И. Ерохина // Вестник Костромского государственного университета имени Н.А. Некрасова.        нн- Научно-методический журнал.  - 2006. - №6. - С. 131-135. Ц  0,5 п.л. (журнал включен в Перечень ведущих периодических изданий, рекомендованных ВАК РФ).
2. Ерохина, Т.И. Актуализация символистского постижения действительности в контексте современного культурологического образования (Круглый стол Образование и культура) [Текст] / Т.И. Ерохина // Интеграция Образования. - Научно-методический журнал н. н - 2006.  -  №2.  Ц  С. 182-183.  Ц  0,25 п.л. (журнал включен в Перечень ведущих периодических изданий, рекомендованных ВАК РФ).
3. Ерохина, Т.И. Семиотические модели поведения в контексте культурологического аспекта гуманитарного образования [Текст] / Т.И. Ерохина // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. - 2007. - №3. - С. 115-118. - 0,5 п.л. (журнал включен в Перечень ведущих периодических изданий, рекомендованных ВАК РФ).
4. Ерохина, Т.И. Художественное творчество и обыденное поведение символиста в эпистолярном жанре [Текст] / Т.И. Ерохина // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. - Научный журнал. - 2008. - №2(2).  - С. 167-169. - 0,5 п.л. (журнал включен в Перечень ведущих периодических изданий, рекомендованных ВАК РФ).
5. Ерохина, Т.И. Жизнетворчество символистов в аспекте самоидентификации [Текст] / Т.И. Ерохина // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. - 2009. - № 1(1). - С. 70-73. - 0,5 п.л. (журнал включен в Перечень ведущих периодических изданий, рекомендованных ВАК РФ).
6. Ерохина, Т.И. Провинциальность в художественной картине мира русского символизма [Текст] / Т.И. Ерохина // Регионология. - Научно-публицистический журнал. - 2009. - №2 (67) - С. 337-344. - 0,5 п.л. (журнал включен в Перечень ведущих периодических изданий, рекомендованных ВАК РФ).
7. Ерохина, Т.И. Тексты русского символизма: типологические аспекты  [Текст] / Т.И. Ерохина // Вопросы культурологии. - Научно-практический и методический журнал. - 2009. - №5. - С. 77-79. - 0,5 п.л. (журнал включен в Перечень ведущих периодических изданий, рекомендованных ВАК РФ).
8. Ерохина, Т.И. Личность и текст в культуре русского символизма: Научная монография [Текст] / Т.И. Ерохина. - Ярославль : Изд-во ГОУ ВПО ЯГПУ им. К.Д. Ушинского, 2009. - 330 с. Ц  20,6 п.л.
9. Ерохина, Т.И. Символическая функция слова во французской поэзии конца XIX века [Текст] / Т.И. Ерохина. // Материалы докладов 3-й конференции молодых учёных. Ярославль : ЯГПУ им. К.Д.Ушинского, 1994.  Ц  С. 48-49.  Ц  0,2 п.л.
10. Ерохина, Т.И. Эволюция символа в художественной культуре рубежных эпох (концепции поэтов-романтиков и символистов) [Текст] / Т.И. Ерохина. // Материалы докладов 4-й конференции молодых учёных. - Ярославль : ЯГПУ им. К.Д.Ушинского, 1996.  - С.63-65. - 0,2 п.л.
11. Ерохина, Т.И. Осознанное и интуитивное в интерпретации символа (сравнительная характеристика концепций французских и русских поэтов-символистов рубежа XIX-XX веков)  [Текст] / Т.И. Ерохина. // Современная зарубежная философия: проблемы трансформации на рубеже XX-XXI веков. Материалы межвузовской конференции. Санкт-Петербург, 24-25 октября 1996 года. - СПб. : С-ПбГУ, 1996. - С.94-97. - 0,4 п.л.
12. Ерохина, Т.И. Проблема символа в художественной культуре рубежа XIX-XX веков (теоретический и исторический аспекты) [Текст] / Т.И. Ерохина. // Молодые исследователи - школе: Сборник научных трудов. - Ярославль : ЯГПУ им. К.Д. Ушинского, 1997. - С.41-53. - 0,75 п.л.
13. Ерохина, Т.И. Дефиниция символа и её роль в новой поэзии русского символизма (анализ концепции В.Брюсова). [Текст] / Т.И. Ерохина. // Материалы докладов 5-й конференции молодых ученых. - Ярославль : ЯГПУ им. К.Д. Ушинского, 1997. - С.110-113.  - 0,2 п.л.
14. Ерохина, Т.И. Генезис русского символизма (проблема заимствования) [Текст] / Т.И. Ерохина. // Материалы докладов 6-й конференции молодых ученых: В 2 ч. - Ч.2. - Ярославль : Изд-во ЯГПУ им. К.Д. Ушинского, 1998. - С. 283-285. - 0,2 п.л.
15. Ерохина, Т.И. Влияние французского символизма на генезис символизма в России. Теория Дмитрия Мережковского). [Электронный ресурс]. / Т.И. Ерохина. // Франко-российский проект Сонотека (Звуковая энциклопедия), 1999. - 0,5 п.л. Режим доступа: свободный. Проверено 15.05.2009
16. Ерохина, Т.И. Влияние французской поэзии на формирование литературной школы русского символизма. Теория Валерия Брюсова. [Электронный ресурс]. / Т.И. Ерохина. // Франко-российский проект Сонотека (Звуковая энциклопедия), 1999. - 0,5 п.л. Режим доступа: свободный. Проверено 15.05.2009
17. Ерохина, Т.И. Символизм как метатекст мировой культуры в теории Вячеслава Иванова.  [Электронный ресурс]. / Т.И. Ерохина. // Франко-российский проект Сонотека (Звуковая энциклопедия), 1999. - 0,5 п.л. Режим доступа:  свободный. Проверено 15.05.2009
18. Ерохина, Т.И. Символизм как ценность и структура мироздания в теории Андрея Белого. [Электронный ресурс]. / Т.И. Ерохина. // Франко-российский проект Сонотека (Звуковая энциклопедия), 1999. - 0,5 п.л. Режим доступа: свободный. Проверено 15.05.2009
19. Ерохина, Т.И. В.Розанов: за или против декадентства? [Текст] / Т.И. Ерохина. // Энтелехия. Научно-публицистический журнал. - Кострома. - 2000. - №1. - С.44-47.  - 0,5 п.л.
20. Ерохина, Т.И. Символ как основа мифотворчества в эстетике Вяч. Иванова [Текст] / Т.И. Ерохина. // Материалы докладов 7-й конференции молодых учёных. - Ярославль : Изд-во ЯГПУ им. К.Д.Ушинского, 2000. - С.155-156. - 0,2 п.л.
21. Ерохина, Т.И. Сюжеты и образы символизма в русской живописи. [Электронный ресурс]. / Т.И. Ерохина. // Франко-российский проект Сонотека (Звуковая энциклопедия), 2001. - 0,5 п.л. Режим доступа: свободный. Проверено 15.05.2009
22. Ерохина, Т.И. Лик и личина: женские образы в искусстве символизма. [Электронный ресурс]. / Т.И. Ерохина. // Франко-российский проект Сонотека (Звуковая энциклопедия), 2001. - 0,5 п.л. Режим доступа:  http://sonoteka.libfl.ru/ra/tcommande.php3?cote=YSU0000109, свободный. Проверено 15.05.2009
23. Ерохина, Т.И. История культуры древности и мифологии. Программа курса для студентов по специальности культурология. [Текст] / Т.И. Ерохина. Е.А. Ермолин. Соответ. разделы.  // Ярославль : Изд-во ЯГПУ, 2001. - 26 с. - 1,6 п.л. (авторских 0,8 п.л.)
24. Ерохина, Т.И. Почему символисты игнорировали провинцию? [Текст] / Т.И. Ерохина. // Роль творческой личности в развитии культуры провинциального города. Материалы региональной научной конференции 14 ноября 2002 г.). Вторые Алмазовские чтения. - Ярославль : Изд-во  Ремдер, 2002. - С.212-215. - 0,3 п.л.
25. Ерохина, Т.И. Символизм в 1913 году: конец или продолжение? [Текст] / Т.И. Ерохина. // Русская культура в текстах, образах, знаках 1913 года: Материалы межрегионального научно-теоретического семинара Культурологические штудии. Выпуск 3. - Киров : Изд-во ВятГГУ, 2003. - С.82-88. - 0,5 п.л.
26. Ерохина, Т.И. Проблема быта в русском декадентстве (Быт и события З.Гиппиус) [Текст] / Т.И. Ерохина. //Филология. Культурология. Речевая коммуникация. Материалы международной конференции Чтения Ушинского. - Ярославль : Изд-во ЯГПУ им. К.Д.Ушинского, 2003. - С.182-186. - 0,3 п.л.
27. Ерохина, Т.И. Личность в культуре: социально-психологический и художественный опыт в аспектах научного исследования и обучения. [Текст] / Т.И. Ерохина, Т.С. Злотникова, Е.А. Ермолин, Н.Н. Суворова. Соответ. разделы // Личность в культуре: разработка междисциплинарных модулей исследовательской и образовательной деятельности: социально-психологический и художественный опыт в аспектах научного исследования и обучения. - Отчет в рамках ЕЗН за 2003 г. о работе Научной школы по культурологии при ГОУ ВПО ЯГПУ им. К.Д. Ушинского. Регистрационный номер ВНТИЦа - 0120.0510245. Инв.номер ВНТИ - - 0220.0 505841. - 0,3 п.л.
28. Ерохина, Т.И. Проблема художественного перевода в контексте русского символизма: К.Бальмонт. [Текст] / Т.И. Ерохина. // Коммуникативные исследования 2004 / Научный ред. И.А. Стернин. - Воронеж : Изд-во Истоки, 2004.  - С.180-182. - 0,25 п.л.
29. Ерохина, Т.И. За сто лет до нашего времени. Хроника последних недель А.П.Чехова. [Текст] / Т.И. Ерохина, Т.С. Злотникова. // 100 лет после Чехова. Научный сборник: Материалы научно-практической конференции (Ярославль, май 2004) и интернет-конференции (портал Auditorium.ru, апрель - июнь 2004) / Научный ред. Злотникова Т.С. - Ярославль : Изд-во ЯГПУ, 2004. - С. 6-18. - 0,75 п.л. (авторских 0,35 п.л.)
30. Ерохина, Т.И. Символика повседневности у А.П. Чехова. [Текст] / Т.И. Ерохина. // 100 лет после Чехова. Научный сборник: Материалы научно-практической конференции (Ярославль, май 2004) и интернет-конференции (портал Auditorium.ru, апрель - июнь 2004) / Научный ред. Злотникова Т.С.  - Ярославль : Изд-во ЯГПУ, 2004. - С. 42-48. - 0,6 п.л.
31. Ерохина, Т.И. Новое в изучение мировой художественной культуры в старших классах гуманитарного профиля [Текст] / Т.И. Ерохина. // Ярославский педагогический вестник - Научно-методический журнал. - 2004. - №1-2 (38-39). - С.146-150. -  0,5 п.л.
32. Ерохина, Т.И. История мировой художественной культуры: Программа курса для гуманитарных факультетов. [Текст] / Т.И. Ерохина; - Ярославль : Изд-во ЯГПУ, 2004.  - 41 с. - 2, 3 п.л.
33. Ерохина, Т.И. Провинциальность и космополитизм жизнетворчества К. Бальмонта. [Текст] / Т.И. Ерохина. // Третьи Алмазовские чтения. Роль творческой личности в развитии культуры провинциального города. Материалы международной научной конференции (18-22 ноября 2004), посвящённые 100-летию со дня основания Ярославского отделения Императорского Русского Музыкального общества. - Ярославль : Ремдер, 2004. - С.313-316. - 0,4 п.л.
34. Ерохина, Т.И. Самый нерусский из поэтов: К. Бальмонт [Текст] / Т.И. Ерохина. // Язык и культура: Материалы международной конференции Чтения Ушинского. - Ярославль : Изд-во ЯГПУ, 2004. - С.242-247. - 0,3 п.л.
35. Ерохина, Т.И. Личность в культуре: историко-типологический аспект изучения творческого опыта в системе высшего и среднего образования. [Текст] / Т.И. Ерохина, Т.С. Злотникова, Е.А. Ермолин, Н.Н. Летина. Соответ. разделы // Личность в культуре: разработка междисциплинарных модулей исследовательской и образовательной деятельности: историко-типологический аспект изучения творческого опыта в системе высшего и среднего образования. - Отчет в рамках ЕЗН за 2004 г. о работе Научной школы по культурологии при ГОУ ВПО ЯГПУ им. К.Д. Ушинского. Регистрационный номер ВНТИЦа - 0120.0504905. Инв. номер ВНТИ - - 0220.0 504114. - 0,3 п.л.
36. Ерохина, Т.И. Мировая культура как метатекст и контекст русского символизма. [Текст] / Т.И. Ерохина. // Ментальные модели русской культуры: Сборник научных трудов ведущей научной школы России по методологии изучения теории и истории русской культуры. - Ярославль : Изд-во ЯГПУ им. К.Д.Ушинского, 2005. - С.116-121. - 0,4 п.л.
37. Ерохина, Т.И. Мифологизация текста в практике русского символизма. [Текст] / Т.И. Ерохина. // Человек в информационном пространстве: Межвузовский сборник научных трудов. Выпуск 3. - Ярославль : изд-во Истоки, 2005. - С.156-158. - 0,3 п.л.
38. Ерохина, Т.И. Исследование синергетического дискурса культурно-образовательных процессов в современном мире. [Текст] / Т.И. Ерохина, Т.С. Злотникова, Е.А. Ермолин, Н.Н. Летина. Соответ. разделы // Личность в культуре: разработка междисциплинарных модулей исследовательской и образовательной деятельности: исследование синергетического дискурса культурно-образовательных процессов в современном мире. - Отчет в рамках ЕЗН за 2005 г. о работе Научной школы по культурологии при ГОУ ВПО ЯГПУ им. К.Д. Ушинского. Регистрационный номер ВНТИЦа - 01200505543. Инв. номер ВНТИ - - 0220.0 602438 - 0,3 п.л.
39. Ерохина, Т.И. Взаимодействие вузовской науки и образовательных учреждений в интересах развития  культуры города Ярославля. [Текст] / Т.И.Ерохина. // Старый город в новой России. Научный сборник: Материалы интернет-конференции (портал Auditorium.ru, октябрь-декабрь 2004).  - Ярославль : ЯГПУ им. К.Д.Ушинского, 2005. - С.127-130. - 0,3 п.л.
40. Ерохина, Т.И. Декадентство как текст повседневности. [Текст] / Т.И. Ерохина.  // Повседневность как текст культуры. Материалы  международной конференции Повседневность как текст культуры 27-29 апреля 2005 г. - Киров : Изд-во ВятГГУ, 2005. - С.76-81. - 0,5 п.л.
41. Ерохина, Т.И. Приобщение к специфике университетского образования в системе  общеобразовательной школы: уроки МХК. [Текст] / Т.И. Ерохина.  // Образование в пространстве культуры: Cборник научных статей. Вып.2. / Федеральное агентство по культуре и кинематографии; Рос. Инт-т культурологии; Научный Совет РАН по изучению и охране культурного и природного наследия / И.М. Быховская (отв.ред.) и др. - М. : РИК, 2005. - С.458-462. - 0,4 п.л.
42. Ерохина, Т.И. Феномен смуты в русской художественной культуре рубежа XIX-XX веков. [Текст] / Т.И. Ерохина. // 1000-летний Ярославль. Российские смуты: истоки, последствия, преодоление. Материалы круглого стола 15 апреля 2005 года. - Ярославль : Изд-во ЯГПУ, 2005. - С.60-67.  - 0,5 п.л.
43. Ерохина, Т.И. Гендерная самоидентификация символистов. [Текст] / Т.И. Ерохина. // Первый Российский культурологический конгресс. Программа. Материалы докладов. - СПб. : Эйдос, 2006. - С. 62. - 0,1 п.л.
44. Ерохина, Т.И. Классический дискурс русской философии культуры рубежа 19-20 в. [Текст] / Т.И. Ерохина. //Культурное разнообразие в эпоху глобализации/Cultural Diversity in the Epoch of Globalization:. Материалы Международной конференции. Март 2006 года /Отв.ред. Курганова Н.И. -  Мурманск : МГПУ, 2006. - Ч.1. - С.109-113. - 0,5 п.л.
45. Ерохина, Т.И. Коммуникативный аспект культуры повседневности. [Текст] / Т.И. Ерохина.  // Коммуникативные стратегии в культурном поле провинции. Материалы межрегиональной научно-практической конференции 6-7 октября 2006 года. - Ярославль-Санкт-Петербург : Изд-во ЯГПУ им. К.Д.Ушинского, 2006.  - С.97-104. - 0,75 п.л.
46. Ерохина, Т.И. Символ как парадигма диалога культур. [Текст] / Т.И. Ерохина.  // Язык и общество: диалог культур и традиций. Сборник материалов международной научной конференции Чтения Ушинского. Вып. 5. Т.1. - Ярославль : Изд-во ЯГПУ им.К.Д.Ушинского, 2006. -  с.118-122. - 0,4 п.л.
47. Ерохина, Т.И. Символизм - столица мира. [Текст] / Т.И. Ерохина. // Столицы и столичность в истории русской культуры. Научный сборник. - Ярославль : Изд-во ЯГПУ им. К.Д.Ушинского, 2006. - С.159-161. - 0,3 п.л.
48. Ерохина, Т.И. Театрализация текста повседневности в русском символизме. [Текст] / Т.И. Ерохина. // Литература и театр: материалы Международной научно-практической конференции, посвящённой 90-летию со дня рождения заслуженного деятеля науки РФ, почётного профессора Самарского государственного университета Льва Адольфовича Финка, 13-15 ноября, г. Самара / отв.ред. Э.Л. Финк, Л.Г. Тютелева. - Самара : Изд-во Самарский университет, 2006. - С.100-109. - 0,5 п.л.
49. Ерохина, Т.И. Создание междисциплинарного модуля изучения личности в культуре на основе герменевтического дискурса. [Текст] / Т.И. Ерохина, Т.С. Злотникова, Е.А. Ермолин, Н.Н. Летина. Соответ. разделы // Личность в культуре: разработка междисциплинарных модулей исследовательской и образовательной деятельности. Создание междисциплинарного модуля изучения личности в культуре на основе герменевтического дискурса. - Отчет в рамках ЕЗН за 2006 г. о работе Научной школы по культурологии при ГОУ ВПО ЯГПУ им. К.Д. Ушинского.  Регистрационный номер ВНТИЦа - 01200505543. Инвентарный номер ВНТИ - - 022.007 03227. - 0,3 п.л.
50. Ерохина, Т.И. Типология текстов в русском символизме. [Текст] / Т.И. Ерохина. // Человек. Русский язык. Информационное пространство: межвузовский сборник научных трудов / под науч. ред. Н.В. Аниськиной. - Вып.7. - Ярославль : кафедра теории коммуникации и рекламы ЯГПУ им. К.Д.Ушинского, 2007.  Ц  С. 96-99. - 0,3 п.л.
51. Ерохина, Т.И. Хроника последних недель жизни Чехова: взгляд через 100 лет. [Текст] / Т.И. Ерохина, Т.С. Злотникова // Т.С.Злотникова. Время Ч. Культурный опыт А.П.Чехова. А.П.Чехов в  культурном опыте 1887-2007 гг. : Научная монография. - М.-Ярославль : Изд-во ЯГПУ, 2007.  нн - 259 с. - С. 53-67. (авторских 0,35 п.л.)
52. Ерохина, Т.И. Эстетика декаданса в аспекте художественного самосознания русского символизма. [Текст] / Т.И. Ерохина. // Декаданс в Европе и России. Материалы международной научной конференции Декаданс в Европе и России: 150 лет под знаком смерти. - Волгоград : Изд-во ФГОУ ВПО ВАГС, 2007. - С.140-148. - 0,5 п.л.
53. Ерохина, Т.И. Гендерные аспекты жизнетворчества символистов.  [Текст] / Т.И. Ерохина. // Науки о культуре в новом тысячелетии: материалы  I Международного коллоквиума молодых учёных. - М.; Ярославль : Изд-во ЯГПУ, 2007. - С.5-10. - 0,5 п.л.
54. Ерохина, Т.И. Разработка междисциплинарного модуля изучения личности в культуре на основе семиотического дискурса [Текст] / Т.И. Ерохина, Т.С. Злотникова, Е.А. Ермолин, Н.Н. Летина и др. Соотв. Разделы. // Личность в культуре: разработка междисциплинарных модулей исследовательской и образовательной деятельности.а Разработка междисциплинарного модуля изучения личности в культуре на основе семиотического дискурса. Отчет в рамках ЕЗН за 2007 г. о работе Научной школы по культурологии при ГОУ ВПО ЯГПУ им. К.Д. Ушинского. - Регистрационный номер ВНТИЦа - 01200505543. Инв. номер ВНТИ - - 0220.0 802165. - 0,3 п.л.
55. Ерохина, Т.И. Культуросообразность педагогики и культурологическое образование. [Текст] / Т.И. Ерохина, Т.С. Злотникова. //Инновационный потенциал культурологии и её функции в системе гуманитарного знания: Материалы Второго Собрания Российского культурологического общества и научно-практического семинара 7-8 апреля 2008 года. - Санкт-Петербург : Изд-во РХГА, 2008. - С. 325-329. - 0,4 п.л. (авторских - 0,2 п.л.)
56. Ерохина, Т.И. Повседневность в художественной жизни России рубежа XIX-XX веков. [Текст] / Т.И. Ерохина. // Второй Российский культурологический конгресс с международным участием Культурное многообразие: от прошлого к будущему. Программа. Материалы докладов и сообщений. - Спб. :  ЭЙДОС, АСТЕРИОН, 2008. - С. 42. - 0,1 п.л.
57. Ерохина, Т.И. Пространство в художественной картине мира русских символистов.  [Текст] / Т.И. Ерохина. // Коды русской классики: провинциальное  как смысл, ценность и код: Материалы научной конференции. - Самара : Издательство Самарский университет, 2008. - С.184-190. - 0,5 п.л.
58. Ерохина, Т.И. Элитарность символизма и культурная идентичность творца. [Текст] / Т.И. Ерохина // Ярославский педагогический вестник. Научно-методический журнал. - Ярославль : Изд-во ЯГПУ, 2008. - №3. - С.121-126. - 0,4 п.л.
59. Ерохина, Т.И. Разработка междисциплинарного модуля изучения личности в культуре на основе социокультурного дискурса. Соответствующие разделы. [Текст] / Т.И. Ерохина, Т.С. Злотникова, Е.А. Ермолин, Н.Н. Летина и др. // Личность в культуре: разработка междисциплинарных модулей исследовательской и образовательной деятельности. Разработка междисциплинарного модуля изучения личности в культуре на основе социокультурного дискурса. Отчет в рамках ЕЗН за 2008 г. о работе Научной школы по культурологии при ГОУ ВПО ЯГПУ им. К.Д. Ушинского. Регистрационный номер ВНТИЦа - 01200505543. Инв. номер ВНТИ - - 022.00 901579. - 0,3 п.л.
60. Ерохина, Т.И. Традиция присвоения чужого в ментальности и культуре России рубежа XIX-XX веков. [Текст] / Т.И. Ерохина. // Традиционное и нетрадиционное в культуре России / Отв. Ред. И.В. Кондаков. - М. : Наука, 2008. - 605 с. - С. 449-482. - 1,5 п.л.
61. Ерохина, Т.И. Жизнетворческий модус эпистолярного наследия символистов в аспекте синтеза документального и художественного. [Текст] / Т.И. Ерохина. // Синтез документального и художественного в литературе и искусстве: сборник статей и материалов второй международной научной конференции (5-9 мая 2008 г.). - Казань : РИ - Школа, 2009. - С.169-175. - 0,5 п.л.
62. Ментальные модели русской культуры: Сборник научных трудов ведущей научной школы России по методологии изучения теории и истории русской культуры ; редкол.: Т.И. Ерохина, Т.С. Злотникова (председ.) - Ярославль : Изд-во ЯГПУ им. К.Д.Ушинского, 2005. - 138 с. - 8,6 п.л.
63. Старый город в новой России. Научный сборник: Материалы интернет-конференции (портал Auditorium.ru, октябрь-декабрь 2004) ; редкол.: Т.И. Ерохина, Т.С. Злотникова (председ.) - Ярославль : ЯГПУ им. К.Д.Ушинского, 2005. - 208 с. - 13 п.л.
64. 1000-летний Ярославль. Российские смуты: истоки, последствия, преодоление. Материалы круглого стола 15 апреля 2005 года ; редкол.: Т.И. Ерохина, Т.С. Злотникова (председ.) - Ярославль : Изд-во ЯГПУ, 2005. - 108 с.  - 6,63 п.л.
65. Коммуникативные стратегии в культурном поле провинции. Материалы межрегиональной научно-практической конференции 6-7 октября 2006 года ; редкол.: Т.И. Ерохина, Т.С. Злотникова (председ.) - Ярославль-Санкт-Петербург : Изд-во ЯГПУ им. К.Д.Ушинского, 2006.  - 222 с. - 13,81 п.л.
66. Науки о культуре в новом тысячелетии: материалы  I Международного коллоквиума молодых учёных ; редкол.: Т.И. Ерохина, Т.С. Злотникова (председ.) - М.; Ярославль : Изд-во ЯГПУ, 2007. - 320 с. - 40  п.л.

Формат 6084 1/16 Усл. печ. л. 2,5

Тираж 100 экз. Заказ №____

ГОУ ВПО Ярославский государственный педагогический

университет им. К. Д. Ушинского

150000, Ярославль, ул. Республиканская, 108

Типография ГОУ ВПО Ярославский государственный

педагогический университет им. К. Д. Ушинского

150000, Ярославль, Которосльная наб., 44.

  Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по культурологии