КОНСТАНТЫ ФОЛЬКЛОРНОГО СОЗНАНИЯ В УСТНОЙ НАРОДНОЙ ПРОЗЕ УРАЛА (XX - XXI вв.) Специальность 10.01.09 - фольклористика Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук Москва

Авторефераты по всем темам >> Авторефераты по филологии

На правах рукописи

ГОЛОВАНОВ Игорь Анатольевич

КОНСТАНТЫ ФОЛЬКЛОРНОГО СОЗНАНИЯ

В УСТНОЙ НАРОДНОЙ ПРОЗЕ УРАЛА

(XX Ц XXI вв.)

Специальность 10.01.09 - фольклористика

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук

Москва - 2010

Работа выполнена в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования Челябинский государственный педагогический университет.

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Зуева Татьяна Васильевна

Московский государственный

педагогический университет

доктор филологических наук, профессор

Карпухин Иван Егорович

Стерлитамакская государственная

педагогическая академия

доктор филологических наук, профессор

Федорова Валентина Павловна

Курганский государственный университет

Ведущая организация Уральский государственный университет

им. А.М. Горького

Защита состоится 26 мая 2010 года в ___ часов на заседании диссертационного совета Д.501.001.26 по защите кандидатских и докторских диссертаций при Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова по адресу: 119992, г. Москва, МГУ, Воробьевы горы, 1-й корпус гуманитарных факультетов, филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.

Автореферат размещен на сайте ВАК л____ _________ 2010 г.

Автореферат разослан л____ _______ 2010 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат филологических наук, доцент А.Б. Криницын

Реферируемая диссертация посвящена анализу произведений устной народной прозы, записанных на территории Урала в XX - XXI вв., через призму констант фольклорного сознания как устойчивых смыслов и категорий традиционной духовной культуры.

Фольклористика вступила сегодня в период критического осмысления и переосмысления своих фундаментальных понятий, категорий и методов, о чем свидетельствуют изданные в последние годы монографии, статьи, сборники материалов научных конференций. В ходе дискуссии, развернувшейся на Первом всероссийском конгрессе фольклористов (Москва, 2006) и продолжившейся на Втором конгрессе фольклористов в 2010 году, был обозначен круг наиболее острых вопросов, требующих своего разрешения: место фольклористики в контексте наук о традиционной культуре; соотношение архаических, классических и современных форм фольклора; национальный фольклор и процессы глобализации; предметное поле фольклористики; исторический опыт российской фольклористики и его современная интерпретация. Значимость и острота названных проблем не сняты до сих пор.

В чем состоит типологическая сущность фольклора как искусства; какие функции фольклорных текстов остаются неизменными на протяжении жизни общества; что определяет эволюцию жанров фольклора - к решению этих и других проблем можно подойти через обращение к категории фольклорного сознания, позволяющей интегрировать данные фольклористики с достижениями философии, психологии, литературоведения и теории коммуникации.

Находящиеся в центре внимания диссертационного исследования константы традиционной духовной культуры, воплощенные в русском фольклоре как результат постоянного духовного поиска русских людей, обеспечивают устойчивость существования российского общества и каждого отдельного человека. Все это определяет актуальность и значимость избранной темы исследования.

Объектом диссертационного исследования выступает интегральный феномен русского народного художественного сознания, представленный в работе как фольклорное сознание.

Предмет исследования - способы и формы объективации констант фольклорного сознания в прозаическом фольклоре Урала (по записям ХХЦХХI веков).

В фольклорных текстах разной жанровой принадлежности способы и формы художественного выражения содержания могут варьироваться в зависимости от конкретной эпохи, региональной специфики бытования произведений, определенных локальных традиций, но в своей основе они реализуют единые для фольклора смыслообразующие принципы.

Цель диссертационного исследования - показать непрерывность развития русского прозаического фольклора через выявление основополагающих категорий воплощенной в нем духовной культуры как констант фольклорного сознания.

Для достижения этой цели в работе поставлены и решены следующие задачи:

раскрыть содержание понятия фольклорное сознание, установить его структуру и описать характеристики как особого типа художественного освоения действительности;
рассмотреть систему жанров прозаического фольклора в контексте фольклорного сознания;
выявить соотношение общерусского, регионального и локального в фольклорной прозе Урала;
охарактеризовать основополагающие для русского фольклорного сознания константы на материале прозаического фольклора Урала;
исследовать динамику фольклорного сознания в новейших записях прозаического фольклора.

Материал исследования представлен корпусом фольклорных текстов сказочной и несказочной прозы в записях второй половины ХХ - начала XXI века, сделанных в ходе фольклорно-этнографических экспедиций уральских вузов (Челябинского государственного педагогического университета, Челябинского государственного университета, Уральского государственного университета им. А.М. Горького); опубликованных текстов уральского фольклора, представленных в различных сборниках и охватывающих период его современного бытования, а также текстов из личных архивов ученого-фольклориста А.И. Лазарева, лингвиста-краеведа В.П. Тимофеева и архива автора.

Основу работы составили записи фольклорной прозы, полученные во время организованных автором ежегодных экспедиций студентов филологического факультета ЧГПУ по территории Южного Урала в течение последних 20 лет (1989Ц2009 гг.). Места проведения экспедиций определялись исходя из различных принципов сбора полевого материала: 1) первое знакомство с территорией, а значит, выявление локальных особенностей бытования фольклора (пос. Бреды, Каолиновый Челябинской области, г. Учалы Республики Башкортостан и др.); 2) поездки по следам экспедиций, проведенных ранее В.Е. Гусевым (40Ц50-е гг.), А.И. Лазаревым (60Ц80-е гг.) и другими уральскими фольклористами (малые города, поселки и села Челябинской области: Кыштым, Касли, Пласт, Усть-Катав, Катав-Ивановск, Сатка, Аша, Сим, Миньяр, Биянка, Карталы, Айлино, Октябрьское, Уйское, Кидыш, Кочкарь и др., а также населенные пункты Белорецкого и Белокатайского районов Республики Башкортостан). В последнем случае ставилась задача сопоставления материала и выявления на этой основе динамики фольклорной традиции в современную эпоху.

В качестве дополнительного источника несказочной прозы в работе использованы материалы местной периодической печати, различные исторические, этнографические (научного или публицистического характера), а также литературно-художественные описания Урала. Они дают представление о тематике, сюжетно-образном составе бытующих на Урале произведений фольклора, стали неотъемлемой частью фольклорного сознания собирателей-краеведов, этнографов, археологов, путешественников и уже в этом качестве представляют интерес для фольклористического анализа.

Теоретическую и методологическую основу исследования составили труды отечественных ученых, посвященные вопросам исторической поэтики, генезиса и структуры фольклорных жанров, их художественного содержания: А.А. Афанасьева, Ф.И. Буслаева, А.Н. Веселовского, А.А. Потебни; проблемам теории и истории фольклора: В.П. Аникина, П.Г. Богатырева, В.М. Гацака, Е.М. Мелетинского, В.Я. Проппа. В понимании специфики жанров сказочной и несказочной фольклорной прозы мы опирались на работы С.Н. Азбелева, В.П. Аникина, Б.Г. Ахметшина, Л.Г. Барага, В.В. Блажеса, Т.В. Зуевой, Е.А. Костюхина, Н.А. Криничной, В.П. Кругляшовой, А.И. Лазарева, Т.Г. Леоновой, Э.В. Померанцевой, В.К. Соколовой, В.П. Федоровой, К.В. Чистова, Ю.И. Юдина.

Исследование выполнено в русле современных работ по фольклористике, стремящихся установить общие закономерности в развитии, изменении и трансформации русского фольклора в целом и отдельных его жанров в частности. Основополагающим в работе является подход к анализу фольклорных текстов с позиций историзма и системности.

Историю фольклора можно понимать как историю смены его традиционных состояний: жанры фольклора, возникшие и развивающиеся в разных исторических условиях, различаются по своим формальным признакам, принципам обобщения, характеру решения художественных задач. Вместе с тем в определенную эпоху произведения фольклора, независимо от их жанровой принадлежности, объединяются в идейно-художественную систему, отражающую характерные для фольклорного сознания принципы соотношения идеала и действительности.

Интегративный характер предпринятого исследования обусловил применение разнообразных методов: наряду с общенаучными методами анализа, синтеза, обобщения и систематизации использовались специальные методы - метод моделирования (на этапе реконструкции уровней и констант фольклорного сознания), историко-типологический (при изучении динамики отдельных жанров фольклорной прозы), сравнительно-типологический (при исследовании фольклорных текстов разных локальных традиций и разных эпох), а также элементы контекстуального, семантического и историко-этнографического анализа.

Положения, выносимые на защиту:

Полноценный анализ художественного содержания произведений фольклора предполагает учет отраженных в нем коллективных представлений, знаний и оценок реальной действительности, в связи чем необходимо введение в фольклористический оборот научной категории фольклорное сознание. Под фольклорным сознанием предлагается понимать идеальный объект как совокупность (систему) представлений, образов, идей, получающих свою репрезентацию в произведениях фольклора. Фольклорное сознание выступает качественно особой духовной системой, которая живет относительно самостоятельной жизнью и которую невозможно анализировать изолированно от других явлений бытия носителей фольклора.
Фольклорное сознание представляет собой многослойную, многоуровневую структуру. В нем отчетливо выделяются мифологический и исторический уровни, которые не изолированы друг от друга, а находятся в отношениях комплементарности, напряженного взаимодействия и взаимовлияния. Синтез этих двух уровней сознания создает у носителя фольклора стереоскопичность видения мира. Именно благодаря сложному переплетению исторического и мифологического возникает феномен народной истории: история в народном понимании предстает как совокупность имен и событий, образующих неоднородное, структурированное историческое пространство. Каждый элемент этого пространства выступает центром смыслового притяжения, объектом познания и эмоционально-эстетического переживания. Помимо мифологического и исторического уровней, в фольклорном сознании разных исторических эпох могут быть представлены и другие уровни, сформированные под влиянием иных типов сознания: религиозного, научного и практического (обыденного) сознания. Указанные разновидности сознания присутствуют внутри фольклорного фрагментарно и редуцированно, что подтверждает их репрезентация в прозаических текстах.
Фольклорное сознание получает свое реальное воплощение в фольклоре, поэтому его реконструкция осуществляется через анализ и осмысление фольклорных текстов. Фольклорное сознание представляет собой обобщение, лукрупнение и упорядочение тех концептов, которые реализованы в фольклорных текстах. Поскольку фольклор является специфической художественно-образной сферой человеческой деятельности, особой формой художественного освоения действительности, фольклорное сознание имеет образную природу. Вокруг образов, составляющих основное содержание фольклорного сознания, группируются мотивы, стереотипы, представления. Фольклорный образ не только отражает, но и обобщает действительность и является результатом ее идеализации.
Взгляд на фольклор через категорию фольклорного сознания позволяет увидеть его системообразующие основания в пределах отдельных национальных разновидностей. В русском фольклоре эти основания предстают в виде пяти констант: двух онтологических - пространство и время - и трех аксиологических: соборность, софийность, справедливость. Онтологические константы служат для структурирования мира, концептуализации и категоризации его составляющих, выполняя важнейшую для существования человека ориентирующую функцию. Аксиологические константы отвечают потребности лочеловечивания мира, наделения его смыслами. Фольклорное сознание как часть коллективного народного опыта выполняет интегративную функцию, сохраняя и транслируя последующим поколениям заключенное в образах и мотивах духовное знание, ценностные ориентиры, критерии поведения, способствуя формированию этнического самосознания, обеспечивая устойчивость существования социума и человека как его части.
Проведенный анализ онтологических и аксиологических констант фольклорного сознания дает представление о значимости данных категорий для художественного осмысления действительности в фольклоре. Сложность и многомерность их организации в фольклорных жанрах порождена многообразием форм обобщения, присущих фольклорному сознанию. Из аксиологических констант русского фольклора наиболее древней оказывается константа соборности. Под соборностью понимается чувство единения, общности, которое испытывают все члены некоего социума, независимо от существующих между ними различий по полу, возрасту, социальному статусу и т.д. В русском фольклорном сознании соборность предстает не только как чувство, состояние души, но и как процесс, действие, требующее от человека духовного труда. В уральском фольклоре данная константа специфически выражена в мотиве заложенной головы, который отражает взгляд на жизнь отдельного человека с позиций общинного сознания (добровольная жертва человеком своей жизни ради общего блага признается значимой и социально одобряемой). Идея соборности реализована также в фольклорных повествованиях о монашеских общинах, где единство людей как идеал жизни помогает им не только преодолеть обстоятельства, но и защитить себя от внешних посягательств, и в ряде уральских легенд, объединенных локальным переживанием своей общности.
Категория софийности представляет собой сложный комплекс трех взаимосвязанных сущностей: Любовь, Красота и Добро. Эти сущности взаимосвязаны и взаимообусловлены, их единство соответствует народному пониманию Мудрости. Выделенность такой ценностной доминанты, как Красота, соотносится с созерцательным типом мышления носителей русской культуры. Все составляющие константы софийности выражают типичное для русского человека представление о нормальном бытии, соответствующем принятому людьми порядку. В фольклорных произведениях данные смыслы неразрывны, обусловливают друг друга, что подчеркивается цельностью образов, которые их воплощают.
Одна из поздних, но не менее значимых констант русского фольклора - константа справедливости. Справедливость предполагает сопоставление того, как есть в реальности, с тем, как должно быть - с точки зрения народного сознания. Сама необходимость обращения к понятию справедливость связана с отсутствием гармонии между реальным и желаемым. Константа справедливости широко представлена в уральской несказочной прозе в образазх образах народных заступников - Ермака, Пугачева, Салавата Юлаева и лцаря-избавителя - Петра I. Через изображение этих персонажей раскрывается народный идеал исторической личности, проявляются социальные и этические воззрения людей.
Динамика фольклорного сознания наиболее отчетливо проявляется в эволюции фольклорных жанров, в их формальных и содержательных трансформациях, взаимопереходах и взаимодействиях. В контексте фольклорного сознания под жанром понимается тип внутренней организации произведений, неразрывно связанный с воплощением и передачей в них художественного содержания, за которым стоят коллективные представления носителей фольклора о реальности, ее интерпретации и оценки под определенным углом зрения. Развитие жанра корректируется и направляется в соответствии с меняющимися коллективными потребностями людей. Судьба жанров русской народной исторической прозы тесно связана с эволюцией фольклорного сознания. Постепенное движение фольклорного сознания от мифа к истории изменило основную функцию преданий: акцент перемещается с истории общества на историю человека. Современный несказочный фольклор все активнее фокусирует внимание на личном, индивидуальном, внутрисемейном. Отсюда нарастающая популярность таких жанровых форм, как семейные предания и мемораты. Актуализация легендарных образов и мотивов служит целям духовной идентификации человека, отвечает его стремлению осмыслить свое место в мире. В быличке зафиксирована история чувств, ощущений, переживаний, сопровождающих человека в его повседневной, обыденной жизни.
Уральский фольклорный материал дает основание судить о наличии, по крайней мере, трех локальных традиций, соответствующих выделению трех социокультурных зон: 1) горнозаводского Урала, 2) зоны казачьих поселений и 3) переходной зоны, представленной по преимуществу крестьянским населением, в том числе смешанным по этническому составу, испытавшим влияние городской культуры и образа жизни. Каждая из этих локальных традиций имеет свои особенности в жанрово-поэтическом отношении. На характер прозаического фольклора Урала, помимо особенностей местного быта, природы, исторической жизни, оказал влияние разнородный в социальном, территориальном и этническом отношении состав населения. Взаимодействие различных устно-поэтических традиций расширило круг фольклорных мотивов, образов и сюжетов. Приемы повествования, заимствованные рассказчиками друг у друга, подверглись обобщению.
Наряду с актуальным процессом демифологизации в современном фольклоре наблюдается не меньшая значимость процесса ремифологизации. Активность мифологического уровня сознания запускает в действие компенсаторные психологические механизмы, позволяющие снять напряжение, возникшее у современного человека под давлением жизненных проблем. Кроме того, с помощью мифологических мотивов и образов восполняются ограниченные возможности рационального осмысления реальной действительности. Типологический аспект проблемы ремифологизации сознания позволяет утверждать, что этот процесс обусловлен эсхатологическими переживаниями человека на рубеже веков.
В сохранении значимости фольклорного сознания значительна роль средств массовой информации. Освещая те или иные события, авторы современных публикаций неосознанно возбуждают воображение и творческую фантазию носителей фольклора, а иногда и прямо лэксплуатируют дремлющие архетипы сознания своих читателей. Выделенные в работе пять основных циклов, в рамках которых традиционно реализуются мифо-фольклорные мотивы, показывают, что в центре внимания каждого цикла находятся пограничные темы, волнующие современного человека: жизнь - смерть, счастье - несчастье, здоровье - болезнь. В уральских региональных СМИ для удовлетворения тяги людей к необъяснимому характерно обращение к местным достопримечательностям: Аркаиму, Невьянской башне, Таганаю и другим. Отсутствие научных данных объяснительной силы о каждом из этих локусов дает основу для возникновения слухов и толков, а фольклорное сознание определяет место этих слухов в художественной системе.
Анализ новейших текстов несказочной прозы позволяет судить об активном процессе фольклоризации событий и героев текущей истории, в том числе имеющих узколокальный характер. Подобные рассказы часто принимают форму мемората или фабулата в рамках жанра былички. Сохраняя старые сюжеты и мотивы, рассказчики вводят в них новые имена, насыщают художественное пространство современными реалиями и обстоятельствами жизни. Продуктивными для современного Урала сюжетами фольклорной несказочной прозы являются повествовования о кыштымском Алешеньке, чебаркульском новом святом Славике и чудиновской Дуняше. Анализ процесса фольклоризации этих образов позволил выявить механизмы зарождения, развития и распространения слухов и толков в условиях недостаточной информации о событиях, изначальной их странности и необычности.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в следующем:

впервые теоретически обосновано использование в фольклористике термина фольклорное сознание, раскрыто содержание соответствующего понятия, установлена структура фольклорного сознания, рассмотрены способы и формы его объективации;
охарактеризована система жанров прозаического фольклора, исследованы вопросы их эволюции в контексте функционирования фольклорного сознания;
произведена типология жанров несказочной прозы на основе коммуникативного принципа;
выявлена региональная и локальная специфика фольклорной прозы Урала, показано ее соотношение с общерусской традицией;
установлено содержание онтологических и аксиологических констант фольклорного сознания в прозаическом фольклоре Урала по записям ХХ Цначала XXI века;
проанализирована динамика фольклорного сознания по новейшим записям фольклорной прозы Урала в контексте общерусской традиции;
исследованы механизмы фольклоризации и мифологизации героев и событий местной истории на материале уральской несказочной прозы.

Теоретическая значимость диссертации определяется постановкой и решением ряда методологических проблем современной фольклористики: проблемы онтологической природы фольклора, соотношения в нем общерусского, регионального и локального начал, динамики фольклорной традиции, судьбы жанров несказочной прозы, специфики фольклоризации событий местной истории в современную эпоху и др. Предложенный в работе целостный анализ фольклорного сознания - в единстве его содержания и форм воплощения - позволяет полнее представить функции фольклора как художественной системы, обеспечивает глубину изучения конкретных произведений, жанров и видов фольклора.

Практическая значимость диссертации связана с возможностью использования ее результатов и выводов в университетских курсах устного народного творчества, теории фольклора, традиционной народной культуры, спецкурсов по проблемам фольклористики, теории текста, анализа и интерпретации художественного произведения, региональных аспектов изучения духовной культуры, при подготовке учебников и учебных пособий по названным курсам. Материалы диссертации найдут применение при составлении сводов регионального фольклора Урала, словарей духовной культуры, хрестоматий и сборников по традиционной культуре.

Апробация результатов исследования. Основные положения представленной работы были изложены автором на 32 научных конференциях, семинарах и симпозиумах различного уровня, в том числе на международных научных конференциях: Россия и Восток: проблемы взаимодействия (Челябинск, 1995), Филология на рубеже тысячелетий (Ростов-на-Дону, 2000), Русское литературоведение в новом тысячелетии (Москва, 2002), Фольклор и традиционная культура (Москва, 2003; 2004), Язык и культура (Москва, 2005), Культура провинции (Курган, 2005), Третьи Лазаревские чтения Традиционная культура сегодня: теория и практика (Челябинск, 2006), Изменяющаяся Россия: новые парадигмы и новые решения в лингвистике (Кемерово, 2006), Литература в контексте современности (Челябинск, 2007; 2009), Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах (Челябинск, 2008; 2010), Четвертые Лазаревские чтения Лики традиционной культуры: история и современность (Челябинск, 2008), Славянские языки и культуры: прошлое, настоящее, будущее (Иркутск, 2009); на Первом и Втором всероссийских конгрессах фольклористов (Москва, 2006; 2010), I Конгрессе РОПРЯЛ (Санкт-Петербург, 2008); на всероссийских научных конференциях: Дергачевские чтения Русская литература: национальное развитие и региональные особенности (Екатеринбург, 1998), Фольклорный текст-98 (Пермь, 1998), Филологические и лингвистические аспекты анализа текста (Стерлитамак, 1999), На рубеже эпох: специфика художественного сознания (Магнитогорск, 2001), Лингвистический и эстетический аспекты анализа текста (Соликамск, 2002), а также на заседаниях кафедры литературы и фольклора ЧеГУ (2004), кафедры литературы и методики преподавания литературы ЧГПУ (2009, 2010).

По теме диссертации опубликовано 58 работ, в том числе монография Константы фольклорного сознания в устной народной прозе Урала (XXЦXXI вв.) (Челябинск, 2009. 251 с.) и 8 статей в ведущих рецензируемых изданиях, включенных в перечень ВАК Министерства образования и науки Российской Федерации.

Структура работы. Исследование состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографического списка и списка источников.

ОСНОВНОЕ С ОДЕРЖАНИЕ работы

Во введении обосновывается актуальность темы диссертации, формулируются ее цель и задачи, дается характеристика анализируемого материала, методов и методологической базы исследования, определяется его научная новизна, теоретическая и практическая значимость, выдвигаются положения, выносимые на защиту.

В первой главе Фольклорное сознание как особый тип художественного освоения действительности дается теоретическое обоснование концепции диссертационного исследования: раскрывается содержание понятия фольклорное сознание, устанавливается его структура, дается характеристика основных уровней, определяются способы и формы объективации фольклорного сознания, рассматриваются закономерности их реализации в фольклорных текстах.

В отечественной филологии исследование взаимосвязи между народным сознанием и народной культурой было положено трудами Ф.И. Буслаева, А.Н. Афанасьева, А.А. Потебни и других ученых. В ХХ веке эта проблема выдвинулась на первый план, что проявилось в устойчивой традиции использования фольклористами сочетания фольклорное сознание без точного его определения. Так, например, в работах Б.Н. Путилова это обозначение встречается уже в 70-е годы ХХ века: В основах своих фольклорное сознание (возникшее в глубокой древности) <Е> продолжает творчески действовать и в условиях, когда реализм уже открыт как метод искусства [Путилов 1975].

В широко известной и наиболее цитируемой работе Фольклор и народная культура Б.Н. Путилов неоднократно употребляет термин фольклорное сознание, тем самым признавая правомерность и даже необходимость его применения для осмысления особенностей фольклора, но нигде не останавливается на его научной трактовке, ср.: Реальные события, оказываясь в поле зрения фольклора, трансформировались, обретая специфический вид и получая особенную трактовку, перерастали в вымысел, органически преобразовывались в художественную конструкцию по специфическим законам фольклорного сознания [Путилов 2003].

Е.А. Костюхин, рассуждая о специфике художественной системы фольклора, отмечает, что она определяется лособым миропониманием, так называемым фольклорным сознанием, корни которого уходят в историческое прошлое человечества [Костюхин 2004]. К понятию фольклорного сознания обращается и Т.В. Зуева в своей рецензии на сборник христианских легенд: В легендах проявляется религиозное и одновременно фольклорное сознание христианских народов, согласно которому чудо представляет собой нечто повседневное, естественное, само собой разумеющееся [Зуева 2007].

Наиболее близко к пониманию фольклорного сознания подошел в своих трудах С.Н. Азбелев. Рассуждая о способах материализации результатов творческого процесса в разных видах искусства, ученый указывает на специфику фольклора: Материальное бытие фольклорного произведения - хранение его памятью в закодированном виде. Для его восприятия необходимо, чтобы кто-то воссоздал произведение по памяти [Азбелев 1982]. Обращает на себя внимание выделение ученым такой ментальной категории, как память. Именно память, являющаяся важнейшей частью сознания человека, по мнению С.Н. Азбелева, выступает естественной формой хранения фольклора.

В предложенной ученым модели появления произведения и его восприятия фольклорной традицией сознанию субъекта творческого процесса отводится ведущая роль: именно в нем под влиянием совокупности внешних стимулов (побуждающего к творчеству воздействия окружающей среды, жизненных впечатлений, знакомства с уже существующими произведениями и т.д.) протекает творческий акт, завершающийся внешним результатом - звучащим текстом произведения. Постоянная фиксация любых результатов творчества только памятью наиболее кардинально определяет в конечном счете все особенности творческого процесса, свойственного как устному эпосу, так и вообще фольклорной традиции [Азбелев 1982]. Таким образом, устность как конституирующее свойство фольклора детерминирует ключевые особенности его фиксации и хранения - в контейнере индивидуального сознания, усвоившего (и освоившего) фольклорную традицию.

Четкое определение содержания понятия фольклорное сознание может способствовать осмыслению важнейших закономерностей фольклора, его связи с действительностью, динамики фольклорной традиции в ту или иную историческую эпоху.

Под фольклорным сознанием в диссертации понимается идеальный объект как совокупность (система) представлений, образов, идей, получающих свою репрезентацию в произведениях фольклора. Фольклорное сознание можно рассматривать как качественно особую духовную систему, которая живет относительно самостоятельной жизнью и которую невозможно анализировать изолированно от других явлений бытия носителей фольклора.

По справедливому замечанию М.С. Кагана, поведение и деятельность человека не запрограммированы генетически, не транслируются из поколения в поколение стойким наследственным кодом и не передаются поэтому каждому индивиду императивно, от рождения, через ансамбль управляющих его активностью инстинктов, а направляются прижизненно обретаемыми индивидом потребностями, способностями и умениями, опосредуемыми опытом предшествующих поколений и его собственным [Каган 1997]. В фольклоре и фольклорном сознании как его источнике (генераторе) и идеальном аналоге зафиксирован именно этот опыт предшествующих поколений в рамках определенной этнической культуры. Через фольклорное сознание, которое приобщает людей к духовному опыту этноса, формируются необходимые каждому члену сообщества качества.

Поскольку фольклор - это специфическая форма художественного освоения действительности, фольклорное сознание имеет образную природу. Образы составляют его основное содержание, вокруг них группируются мотивы, стереотипы, представления. Художественный образ не просто отражает, но и обобщает действительность, раскрывая в единичном, случайном сущностное, неизменное, общее. В отличие от понятия, которое разлагает явления на составляющие, образ транслирует целостное и обобщенное впечатление. Фольклорный образ всегда является результатом идеализации действительности: наряду с реальными чертами, он отражает желаемые характеристики. Индивидуальные черты изображаемого не столь важны, более значимо то общее, что объединяет объект изображения с определенным типом объектов. Характер вымысла в фольклоре, в отличие от вымысла в других видах искусства и прежде всего в литературе, лэто не просто преувеличения, заострения, создания увлекательного сюжета, это принцип лосуществления идеала, когда иного пути к его достижению не имеется [Лазарев 1985].

Фольклорное сознание получает свое реальное воплощение в фольклоре, поэтому его реконструкция осуществляется через анализ и осмысление фольклорных текстов. Фольклорное сознание представляет собой обобщение, лукрупнение и упорядочение тех концептов, которые присутствуют (реализованы) в фольклорных текстах. Во многих своих фрагментах фольклорное сознание смыкается с обыденным языковым сознанием, образуя интегральный феномен коллективного народного сознания. С помощью языка человек категоризует и концептуализирует все многообразие мира, а с помощью фольклора он достигает его целостного понимания для осуществления преобразующей деятельности.

Центральной проблемой фольклорного сознания является отношение человек - мир. В этом заключается его философская сущность, которая не исключает онтологической, гносеологической, аксиологической и эстетической его природы. К анализу этого отношения фольклорное сознание подходит с точки зрения не отдельного человека, а коллектива, социума. Как писал В.Е. Гусев, в центре образного моделирования действительности в фольклоре оказывается то, что затрагивает интересы не отдельно взятой личности или выделившейся из общего группы, а непременно всего коллектива как целого [Гусев 1967].

Фольклорное сознание представляет собой многослойную, многоуровневую структуру. В нем отчетливо выделяются два основных уровня - мифологический и исторический. Названные уровни не изолированы друг от друга, между ними существуют напряженные отношения противопоставленности и взаимовлияния.

Первый уровень является наиболее древним, поскольку возникновение мифологического типа мышления предшествует возникновению собственно фольклорного сознания. Мифология как способ понимания природной и социальной действительности зарождается на ранних ступенях общественного развития. Она тесно связана с мифологическим мышлением, которому свойственно неотчетливое разделение субъекта и объекта, предмета и знака, вещи и слова, существа и его имени, пространственных и временных отношений, происхождения и сущности. Для мифологического мышления характерна замена объяснения вещи и мира повествованием о его происхождении и творении. Мифологическое событие, как правило, отделено от настоящего значительным промежутком времени и воплощает не просто прошлое, но особую форму первопредметов и перводействий. Происходящее в мифе выступает своего рода образцом для воспроизведения, повторения в настоящем и будущем. При этом само различение прошлого, настоящего и будущего для мифологического сознания нерелевантно. Мир с позиций мифологического сознания составлен из одноранговых объектов, нерасчленимых на признаки (каждая вещь рассматривается как интегральное целое). Фольклор как самостоятельная художественная система формируется на основе мифологии и продолжает функционировать, опираясь на мифологические образы и мотивы.

Второй уровень фольклорного сознания - исторический - соответствует новому (по сравнению с мифологическим) пониманию действительности и ее интерпретации. В отличие от статичного мифологического членения мира на бинарные оппозиции, исторический уровень определяется представлением о текучести, изменяемости мира, его необратимости. Этот уровень соответствует иному пониманию времени: не циклическому, а историческому. Историческое сознание организует события в причинно-следственный ряд. События прошлого последовательно предстают как результат каких-то других, относительно более ранних событий. Иными словами, историческое сознание предполагает отсылку к некоторому предыдущему, но не первоначальному состоянию, которое, в свою очередь, связано такими же причинно-следственными отношениями с предшествующим, еще более ранним состоянием. Если в мифологическом сознании события соотносятся с первоначальным, исходным состоянием, которое никогда не исчезает, а в процессе времени постоянно повторяется один и тот же онтологически заданный текст, то историческое сознание предполагает линейное и необратимое время. Идея эволюции является системообразующей для данного типа сознания.

Синтез двух типов сознания - исторического и мифологического - создает стереоскопичность народного видения мира, препятствует одномерному его восприятию. Именно благодаря сложному переплетению в фольклорном сознании исторического и мифологического уровней возникает феномен народной истории. История в народном понимании - это совокупность определенных имен и событий, образующих неоднородное, структурированное историческое пространство. Каждый элемент этого пространства (имя или событие) является центром смыслового притяжения, объектом познания и/или эмоционально-эстетического переживания.

Помимо мифологического и исторического уровней, в фольклорном сознании разных исторических эпох могут быть представлены и другие уровни, сформированные под влиянием других типов сознания: религиозного, научного, а также практического сознания. Однако указанные разновидности сознания присутствуют внутри фольклорного фрагментарно и редуцированно. Это именно дополнительные уровни в сознании носителей фольклора, которые получают репрезентацию в фольклорных текстах.

Взгляд на фольклор через категорию фольклорного сознания позволяет увидеть его системообразующие основания в пределах отдельных национальных разновидностей. В русском фольклоре эти основания возможно представить в виде пяти констант - наиболее устойчивых, постоянных, пронизывающих все жанры ментальных русел, матриц, программ: двух онтологических и трех аксиологических.

Онтологические константы - пространство и время - служат для художественного структурирования мира, концептуализации и категоризации его составляющих. Они выполняют важнейшую для существования человека ориентирующую функцию. Аксиологические константы служат для лочеловечивания мира, наделения его смыслами. В русском фольклорном сознании целесообразно выделять три важнейших константы: соборность, софийность и справедливость.

Первая константа - соборность - состоит в понимании единства человека с миром, его причастности к миру природы, миру людей и к миру смыслов. Соборность наделяет часть целого смыслом целого. Путь к соборности как согласованности индивидуальных сознаний лежит не в последовательном научении, а в нравственном очищении. Другими словами, для русского фольклорного сознания значительно важнее не познание мира, а понимание его, органическая причастность к нему. Соборность предстает как объединение и воссоединение разнородного. Носитель фольклорного сознания не противопоставляет себя миру, не возвышается над миром и не выделяет себя из него. Думается, что именно эта константа способствовала формированию хорового, или симфонического (Л.П. Карсавин), начала русской культуры.

Софийность представляет собой сложный комплекс трех взаимосвязанных сущностей: Любовь, Красота и Добро. Любовь выполняет в этом триединстве синтезирующую и одухотворяющую функции, она служит источником видения Красоты. Красота и Любовь, связанные вместе, рождают желание творить Добро. Все три сущности переплетены, взаимосвязаны и взаимообусловлены, их единство соответствует народному пониманию Мудрости (отсюда - софийность). Выделенность такой ценностной доминанты, как Красота, в составе рассматриваемой константы, соотносится с созерцательным типом мышления, присущим носителям русского языка и культуры. Созерцательность в русском сознании оценивается выше прагматичности, под которой понимается стремление к расчетливости, получению материальной выгоды. Созерцательность позволяет достигнуть внутреннего покоя, необходимого для размышлений о мире. Не случайно в фольклоре русский человек предстает как человек думающий, рефлексирующий над собой и миром. Его волнуют проблемы сущности мира, смысла жизни, смысла существования человека.

Справедливость - константа осмысления отношений человек - мир, имеющих ключевое значение для фольклорного сознания. Она организует понимание места отдельного человека в мире людей, оценки миром его деятельности. Это образное преломление представлений о Добре и Зле. Поиски правды как совершенного состояния человека на земле, борьба правды и кривды составляют стержень многих фольклорных сюжетов. В уральской несказочной прозе константа справедливости репрезентируется двумя основными образами - народного заступника и лцаря-избавителя, а также серией мотивов, группирующихся вокруг них.

В самом общем виде фольклорное сознание - это осмысление человеком мира через фольклорные мотивы, образы и сюжеты. Обращение к ним происходит подспудно: данные конструкты хранятся на глубинном уровне сознания и могут быть воспроизведены в различных ситуациях. Исходя из того, что произведения фольклорной прозы часто не имеют устойчивой композиции и стабильной формы (хотя причины этого в сказках и несказочной прозе различны), важнейшим сюжетообразующим элементом в них выступает мотив.

Первым в отечественной фольклористике суть мотива выявил А.Н. Веселовский. Согласно определению А.Н. Веселовского, под мотивом следует понимать простейшую повествовательную единицу, образно ответившую на разные запросы первобытного ума или бытового наблюдения [Веселовский 1940]. Такая повествовательная единица, по мнению ученого, характеризуется некоторой устойчивостью (под мотивом он понимал формулу, отвечавшую на вопросы, которые природа всюду ставила человеку, либо закреплявшую особенно яркие, казавшиеся важными или повторявшиеся впечатления действительности).

Взгляды А.Н. Веселовского на сущность мотива получили дальнейшее развитие в работах В.Я. Проппа. Опираясь на материал сказки, исследователь приходит к выводу, что мотив не одночленен, не неразложим, мотив разлагается на лэлементы, из которых каждый в отдельности может варьировать [Пропп 1969]. Н.А. Криничная, отвечая на вопрос о структуре мотива применительно к несказочной прозе, указывает: мотив составляют, как правило, следующие элементы: субъект - центральный персонаж; объект, на который направлено действие; само действие (чаще это функция героя) или состояние; обстоятельства действия, определяющие локально-временные рамки предания, а также обозначающие способ действия [Криничная 1987].

Мотив выступает художественным выражением действия, являющегося стержнем того или иного эпизода и концентрирующего вокруг себя все основные детали данного эпизода; мотив - это лорганизующее начало целого предания, легенды или, что гораздо чаще встречается, одна из составных частей произведения.

Фольклорные мотивы обладают двумя важными характеристиками. Во-первых, они не являются строго локальными, наоборот, в большинстве своем входят в общерусский или даже в международный ларсенал мотивов: являются местными по применению и универсальными (наднациональными) по возникновению. Мотивы порождены сходными культурно-историческими и социально-экономическими условиями существования этносов, и лишь специфические особенности изображенных в произведении событий придают им конкретизацию. Во-вторых, мотивы не являются привязанными лишь к одному фольклорному жанру. А.И. Лазарев, исследуя предания рабочих Урала, пришел к выводу, что лосновные мотивы преданий не являются исключительной принадлежностью этого жанра [Лазарев 1970]. Этот тезис справедлив и по отношению к другим жанрам прозаического фольклора.

По мнению Н.А. Криничной, наличие в преданиях мотивов, присущих былине, сказке, быличке, обычно трактуемое как проникновение их из одного жанра в другой, не всегда может быть объяснено именно таким образом. Чаще <Е> присутствие сказочных и былинных мотивов в предании объясняется общими истоками и первоначальным синкретизмом протоэпических форм, из недр которых в соответствии с определенными общественными потребностями отпочковались в результате развития и эволюции конкретные эпические жанры: сказка, предание, былина, быличка. В каждом из названных жанров, взятом в отдельности, сохранились древнейшие следы их первоначального, коренящегося в мифологии родства. Эта исконная нерасчлененность протоэпических форм отчасти удерживается до сих пор в фольклоре народов, сравнительно недавно находившихся на ранней ступени общественного развития [Криничная1987].

В отличие от Н.А. Криничной, мы считаем, что нерасчлененность форм фольклора характерна не только для его первоначального, древнейшего состояния в связи с генетической связью фольклора с мифологией, но является перманентной особенностью его бытования, поскольку именно в таком нерасчлененном виде фольклорные мотивы, сюжеты и образы представлены на ментальном уровне - в сознании фольклороносителей.

Сложное, многокомпонентное единство мотивов и образов получает свою репрезентацию в конкретных произведениях фольклора в зависимости от ряда факторов: коммуникативной ситуации, интенций рассказчика, богатства и многообразия хранимых в его памяти художественных форм и, наконец, его творческого потенциала. Строгая дифференциация фольклорных жанров существует лишь в сознании ученого-фольклориста, который целенаправленно стремится разграничить анализируемые явления, чтобы потом синтезировать на этой основе новое знание.

Конечно, какие-то мотивы и образы со временем забываются, стираются из памяти народной, другие появляются вновь. Однако и новые и старые произведения находятся в одном общем русле - в русле общезначимой традиции. Эта традиция и есть лядро народной памяти. Традиционные мотивы возбуждают в человеке воспоминания о давно минувшем, о когда-то слышанных рассказах отцов и дедов. Именно традиция направляет мысль собеседников - носителей фольклора по заданному руслу, заставляет работать память в определенном направлении. Это способствует созданию некоторой духовно-психологической близости между рассказчиком и слушателями. На основе фольклорных традиций выкристаллизовываются сюжетные мотивы.

Как показал анализ, типичной особенностью сознания носителя фольклора является переход в цепочке воспоминаний от одной точки в прошлом к другой, находящейся в еще более далеком прошлом (при этом само повествование развернуто к настоящему, а возможно, и к будущему). Многократность воспроизведения эмоционально и эстетически переживаемых рассказов-воспоминаний, их варьирование в зависимости от контекстов коммуникации завершаются кристаллизацией фольклорных форм. Названные этапы перехода от бытового рассказа к художественному творчеству обеспечивают непрерывность функционирования фольклора, связывают фольклорную прозу современности с устно-поэтическими традициями прошлых эпох.

Во второй главе Жанровая система прозаического фольклора характеризуется система жанров прозаического фольклора, рассматриваются вопросы их эволюции в контексте фольклорного сознания, существующие классификации жанров несказочного фольклора дополняются авторской типологией, произведенной на коммуникативной основе.

Понимание жанра в современной фольклористике разнообразно и во многом противоречиво. Наиболее близкой к нашей точке зрения является концепция жанра, предложенная В.П. Аникиным. По мнению ученого, под жанром понимается тип внутренней композиционно-структурной организации произведений, неразрывно сопряженной с воплощением и передачей содержания определенного назначения. Жанровые признаки есть прежде всего признаки его целевой установки [Аникин 1996].

Понятие жанра объединяет несколько компонентов, среди которых важную роль играет тематическая близость произведений, сходство приемов и средств выражения идейно-тематического единства, но определяющим является лугол зрения на воспроизводимую реальность (В.П. Аникин). Только общность всех компонентов позволяет говорить о бытовании отдельного жанра.

В контексте фольклорного сознания под жанром будем понимать тип внутренней организации произведений, связанный с воплощением и передачей в них художественного содержания, за которым стоят коллективные представления носителей фольклора о реальности, ее осмысление и оценка под определенным углом зрения. Тот или иной жанр выступает вариантом интерпретации действительности с точки зрения носителей фольклора.

Для обозначения процесса освоения, адаптации, переосмысления фактов реальной действительности средствами фольклора в работе используется термин фольклоризация. Средствами фольклоризации выступают формы обобщения - идеализация и типизация с присущими им приемами гиперболизации, ретардации и т.д. Обобщение происходит в сознании человека, наполненного стереотипами фольклорного мышления. Часть этих стереотипов внушена ему через коллективное бессознательное, заключенное в фольклоре, который изображает явления жизни в форме, способной удовлетворить людей с разными вкусами, склонностями, опираясь на многовековую связь с творчеством самых отдаленных времен. Развитие жанра корректируется и направляется коллективными потребностями людей. Разные жанры в истории своего развития сближались, на стыке были возможны временные и долголетние жанровые образования.

Мы разделяем мнение В.П. Аникина о том, что жанры представляют собой мыслительные фигуры и структурные модели, в которые укладываются типологически постигаемый жизненный материал. В соответствии с этим проблема жанра в фольклоре рассматривается как проблема возникновения и развития типологических универсальных систем и моделей отражения действительности, присущих фольклорному сознанию.

С этих позиций сказка рассматривается в диссертации как сложившийся вид фольклорной прозы, который имеет несколько жанровых разновидностей, с собственной системой образов, характерными особенностями вымысла и композицией. Это устно-поэтический рассказ фантастического, аллегорического, авантюрного или анекдотического характера с установкой на осмысление жизненных истин с помощью художественного вымысла.

При анализе и оценке содержания сказки любой жанровой разновидности, с одной стороны, необходимо учитывать, что первоосновой каждого сказочного сюжета является миф. Перерастая в сказку, он продолжает присутствовать в ее содержании не как отживший рудимент ее архаической структуры, а как обязательный, необходимый элемент данного фольклорного жанра. Иначе говоря, постоянное и повторяющееся во всех сказочных сюжетах не может не иметь актуального семантического наполнения. Если вынуть из сказки ее мифологическое содержание, то она перестанет существовать как таковая. С другой стороны, сказочный фольклорный сюжет представляет собой не воспоминание о реальном историческом прошлом (как в преданиях), а скорее, отклик на настоящее, имеющий фантастическую форму.

Таким образом, своеобразие сказочной поэтики обусловлено сведением воедино прошлого и настоящего, мифологических воспоминаний и бытовой повседневности. Благодаря такому соположению, сопоставлению, а нередко столкновению различных эпох достигается глубокое сказочное осмысление жизни, немыслимое без обращения к образам, мотивам и структуре мифа. При этом сами сказочные сюжеты являются результатом возникшего в народном сознании противоречия, запечатлевшего исторический опыт поколений.

В происхождении сказки существенную роль сыграл процесс демифологизации времени и места действия, переход от строгой локализации событий к неопределенности сказочного времени и пространства. Отмеченные черты сказочного фольклорного текста в силу традиции сохраняют свою актуальность и в современном бытовании.

Одной из актуальных проблем фольклористики был и остается вопрос о критериях разграничения жанров несказочной прозы и прежде всего преданий, легенд и быличек. В главе отмечается, что к вопросу жанровой дифференциации фольклорной прозы обращались С.Н. Азбелев, В.П. Аникин, Э.В. Померанцева, В.Я. Пропп, К.В. Чистов и другие ученые. Предлагались различные классификации - по тематическому, структурному, функциональному основанию; все эти классификации можно рассматривать как дополняющие друг друга, однако общепризнанных критериев разграничения понятий пока не выработано.

Трудности жанровой дифференциации в данном случае имеют объективный характер и обусловлены особенностями воспроизведения фольклорных текстов: для несказочной прозы свойственна тесная связь с речевым и ситуационным контекстами, отсутствие композиционных и стилистических канонов. Как отмечает К.В. Чистов, данные произведения лобычно не рассказываются без внешнего повода и не имеют зачинов и концовок, формально выделяющих их из обыденного речевого потока [Чистов 1964].

В диссертации предлагается решение обозначенной проблемы на основе коммуникативного принципа. Поскольку функционирование любого фольклорного текста как устного словесного произведения осуществляется в условиях коммуникативного акта, он выступает частью коммуникативного события. Коммуникативные процессы имеют конвенциональную природу, которая не всегда эксплицируется и не всегда рефлексируется исследователями. Именно на основе коммуникативных признаков возможно разграничение определенных разновидностей текстов.

Среди фольклорных жанров выделяются те, которые предполагают наличие определенных коммуникативных ожиданий, и те, которые не связаны с ожиданиями слушателей. Прозаические жанры фольклора оказываются в этом отношении строго дифференцированными. Так, наличие традиционного зачина и других композиционных элементов в фольклорной сказке маркирует факт определенных коммуникативных ожиданий при ее воспроизведении. Вместе с тем исполнение сказки не носит жестко предписанного характера, можно лишь говорить о ситуациях, благоприятствующих воспроизведению этих текстов (например, ситуации коллективного ожидания, корпоративного общения и др.). Неспешность повествования, членимость текста на коммуникативные сегменты разной степени напряженности, разноуровневые повторы (лексические, грамматические, смысловые) также свидетельствуют об определенности коммуникативной ситуации и наличия коммуникативных ожиданий.

Произведения несказочной прозы представляют собой противоположный по коммуникативным особенностям разряд прозаических текстов. Типичная ситуация их воспроизведения - бытовая речевая коммуникация. Объединяясь общей установкой на достоверность, жанры несказочной прозы реализуют разнообразные интенции носителей фольклора. В одних случаях рассказчик стремится поделиться со слушателем личными переживаниями (занимающими и тревожащими его), тем самым вводит собеседника в свой ближний мир, рассказывает о себе или своих близких, используя доверительные интонации. В других ситуациях (как правило, в общении с чужаком) ему необходимо восстановить факты, проливающие свет на местную историю, важную для него самого и составляющую общий интерес для всех жителей данной местности. Иногда обращение к событиям далекого прошлого требуется рассказчику для того, чтобы лучше понять и объяснить настоящее. Подобного рода события не входят в круг ближнего мира конкретного человека, но переживаются им и связывают в некий значимый узел информацию о прошлом, настоящем и будущем.

Быличка ближе всех остальных жанров несказочной прозы находится к личной сфере человека. Коммуникативная установка былички - удовлетворение потребности человека в необычном и необъяснимом. Чаще всего быличка рассказывается от первого лица и носит характер свидетельского показания: рассказчик сообщает о пережитом им самим случае или ссылается на авторитет лица, от которого он об этом слышал. В быличке как элементе коммуникативной ситуации доминирует информативная функция, а эстетическая - вторична.

С быличками тесно связаны егенды. Так же, как и былички, легенды обращены к сверхъестественному и удовлетворяют ту же потребность людей в необычном, выходящем за рамки повседневности, но на другом уровне - не бытовом, а сакральном. При этом легенды представляют собой по преимуществу рассказы о далеком прошлом, в то время как былички обычно являются повествованиями о недавно минувшем.

Коммуникативная значимость легенд связана с передачей в них сакральной информации. Через образы святых, религиозных святынь в ходе общения устанавливается связь поколений. Воспроизводя легенду, рассказчик стремится преодолеть бытовое осмысление событий, выходит на уровень непреходящих ценностей. Отсюда типичным содержанием легенд является повествование о библейских событиях, толкование христианской символики. Немалая часть текстов повествует о чудесах, творимых Иисусом Христом.

Самым сложным и многообразно коммуникативно востребованным из жанров несказочной прозы является предание. Как и легенды, эти произведения могут проливать свет на факты местной истории, весьма удаленные по времени от коммуникативной ситуации. Не случайно В.К. Соколова понимает под преданиями передаваемую из поколения в поколение устную народную летопись; основное назначение их - сохранить память о важных событиях и деятелях истории, дать им оценку [Соколова 1970].

Важнейшая коммуникативная функция преданий - удовлетворять познавательные потребности человека. Предания воспроизводятся при трансляции информации от поколения к поколению, от местного жителя к приезжему или в коммуникации местных жителей, когда требуется дать уточнение, продемонстрировать осведомленность в знании каких-либо фактов местной истории. У преданий нет устойчивых форм повествования (с определенными зачинами, концовками, приемами развития действия), они имеют свободную форму. В них через частное, конкретное изображается общее, типическое.

Важным источником пополнения преданий является такая форма несказочной прозы, как мемораты. В этих устных рассказах о сравнительно недалеком прошлом происходит первоначальный отбор фактов реальной действительности (отбор осуществляется в процессе устной передачи впечатлений участника или очевидца другому человеку).

Все жанры прозаического фольклора объединяются в стройную систему, которая находится в постоянном развитии. В определенные эпохи истории фольклора происходит сближение или размежевание жанров, они вступают в разнообразное взаимодействие друг с другом. Изучение современного фольклора на уровне жанровой специфики связано с изучением проблем исторической поэтики фольклора в целом.

В третьей главе Фольклорная проза Урала: соотношение общерусского, регионального и локального рассматриваются вопросы региональной специфики духовной культуры Урала, определяется своеобразие мировоззрения уральца, освещается история собирания и изучения жанров прозаического фольклора Урала, выявляется их региональная и локальная специфика, характеризуется соотношение с общерусской традицией.

Региональный подход в фольклористике позволяет реконструировать особенности национальной культуры в ее уникальном историческом развитии, воссоздать особый мир социокультурных ценностей на определенной территории. Как отмечает Т.В. Зуева, общерусское, локальное и региональное в фольклоре - это лего иерархически взаимосвязанные уровни. Русский фольклор - это прежде всего духовное достояние нации, всех русских, живущих на одной территории, говорящих на одном языке, имеющих общую историю, общих предков и общие духовные идеалы [Зуева 2002]. Однако в реальном функционировании фольклор всегда представлен в разнообразных местных модификациях, поэтому целесообразно изучать его региональные или локальные особенности. Так, на региональном уровне можно говорить об особенностях фольклорного репертуара, жанрового состава произведений. При этом региональная и локальная специфика фольклора всегда имеет подчиненное положение по отношению к его общерусским свойствам.

окальные/региональные явления фольклора рассматриваются в работе не как абстракции, а как конкретные воплощения общенародного фольклора. Применительно к фольклору Урала целесообразно использовать термин региональный фольклор, поскольку различия между фольклором, например, отдельных горных заводов не столь значительны по сравнению с объединяющими их чертами. Общее в уральском фольклоре проявляется в изображении событий, осмыслении определенных социальных категорий, в отборе тем и героев.

Уральский фольклор представляет собой часть духовной культуры Урала, которая выступает результатом взаимодействия ряда культур: особой горнозаводской культуры, являющейся наиболее характерной и самобытной для данного региона, культур русских крестьян-старожилов, укоренившихся на Урале с XVII-XVIII вв., казаков, уральских и оренбургских, а также местных этнических общностей, заселивших Урал раньше русских.

Доминанту культуры Урала составляет горнозаводская культура: именно в ее недрах сформировался типичный облик уральца с характерным для него мироощущением и мировосприятием. Этот облик, сочетающий многовековые крестьянские традиции и то новое, что рождено процессом европеизации России, во всей полноте отражен в фольклорных произведениях.

Социальной основой горнозаводской культуры стало население горных заводов, преимущественно состоявшее из крестьян различных категорий - государственных, крепостных, беглых, гулящих, вынужденно или добровольно переселившихся на Урал с разных российских территорий. Противоречивое сочетание в сознании местных рабочих опыта заводской работы с архетипическими структурами крестьянского сознания сформировало особый тип уральца. Отдаленность от культурных центров страны, отсутствие налаженной транспортной системы также способствовали тому, что на Урале происходила консервация доиндустриальных методов промышленного хозяйствования и традиционной культуры.

В итоге в сознании типичного уральца, связанного с работой на горных заводах, сложным образом переплелись элементы городского и деревенского сознания. Работа на заводе давала ему возможности для развития интеллектуальных и физических способностей, патриархальный быт позволял сохранять приверженность традиционной культуре и ценностям. Многонациональный состав Урала определил веротерпимость уральцев, особенности природы сформировали их суровый, сдержанный, даже замкнутый нрав, вместе с тем уральцы умны и предприимчивы, вольнолюбивы, обладают широтой души и независимостью характера.

Уральский фольклорный материал дает основание судить о наличии, по крайней мере, трех локальных традиций, соответствующих выделению трех социокультурных зон: 1) горнозаводского Урала, 2) зоны казачьих поселений и 3) переходной зоны, представленной по преимуществу крестьянским населением, в том числе смешанным по этническому составу, испытавшим влияние городской культуры и образа жизни.

Каждая из этих локальных традиций имеет свои особенности в жанрово-поэтическом отношении. Для жителей горнозаводской зоны наиболее продуктивными являются жанры несказочной прозы (предания, легенды) и сказки (бытовые и волшебные с социально-бытовым конфликтом); в преданиях и легендах разрабатываются образы Пугачева, Демидова и других персонажей местной истории. Самыми актуальными для казачьего населения оказываются песенные жанры (лирические и исторические песни); в содержании несказочной прозы акцент смещен с большой истории на малую (историю семьи, рода, села) и на образы православных святых, отраженные в легендах и духовных стихах (отмечается популярность культов икон Богоматери, местночтимых святых). На смешанных территориях наблюдается слияние регионального с общерусской традицией и отмечается общая тенденция к разрушению традиционных жанров: по преимуществу бытуют частушки и жестокий романс (как и на всей территории Урала), а также переходные формы несказочной прозы, представляющие собой контаминацию преданий, легенд и быличек.

Первые случаи записи уральского фольклора относятся к XVII веку. Начиная с этого времени, произведения несказочной прозы - нпредания, легенды - попадают в виде пересказов историй, услышанных этнографами, историками, путешественниками во время их поездок по Уралу, в географические и литературные сочинения.

Традиция собирания русского сказочного фольклора на Урале была положена в конце XIX века П.А. Словцовым. Более пятидесяти уральских текстов вошло в известный сборник А.Н. Афанасьева - в записях С. Буевского, А. Зырянова, Д. Петухова и др. Наиболее полное представление о бытовании русской сказки на старом Урале дает сборник Д.К. Зеленина Великорусские сказки Пермской губернии, впервые изданный в Петрограде в 1914 году. В ХХ веке ценные публикации уральского прозаического фольклора, в том числе и сказочного, сделаны В.П. Бирюковым в его сборниках Дореволюционный фольклор на Урале (1936 г.) и Урал в его живом слове (1953 г.).

Интенсивным собиранием и изучением уральской сказки занимался А.И. Лазарев. По итогам многолетних экспедиций по территории Южного Урала им был опубликован ряд научных статей, посвященных эволюции сказочного фольклора, в центральных и местных сборниках. Ряд сборников уральского и зауральского сказочного фольклора в его современном бытовании подготовлен В.П. Федоровой, В.П. Тимофеевым и В.Н. Бекетовой. Все эти работы дают достоверный материал для выявления региональных особенностей русской сказки на Урале.

Уральская сказка как явление фольклора сложилась в русле общерусской традиции, однако особенности местного быта, природы, исторической жизни оказали свое влияние на содержание и форму сказок. По словам А.И. Лазарева, традиционная восточнославянская сказка на Урале быстрее и отчетливее, чем в других регионах, реагировала на действие времени, вбирала в себя ростки нового мировоззрения, связанного, в частности, с критическим отношением к чудесному и лэстетике вымысла [Лазарев 1996].

На характер уральского сказочнонго репертуара, кроме природных условий, своеобразия быта и осонбенностей местной истории, оказал влияние чрезвычайно пестрый состав населения: взаимодействие различных сказочных традиций расширило круг сказочных сюжетов, образов, обобщению подверглись приемы повествования, заимствованные рассказчиками друг у друга. В восточнославянскую сказочную традицию проникали образы и мотивы из эпоса татар, башкир, мордвы, хантов и манси.

Особую группу текстов составляют сказки, бытующие на горнозаводском Урале. По признанию многих исследователей, именно в заводской среде особенно бережно сохранялись элементы традиционного фольклора, в том числе сказочного. О богатой сказочной традиции в условиях горнозаводского Урала свидетельствуют записи, сделанные А.Н. Зыряновым, В.И. Далем, Д.К. Зелениным, Е.Н. Елеонской, В.П. Бирюковым, В.Н. Серебренниковым. Хорошей сохранности традиционных форм русского фольклора способствовали не только особые условия горнозаводского быта, но и инокультурное окружение, влияние старообрядческой прослойки в среде рабочих.

В четвертой главе Константы фольклорного сознания в прозаическом фольклоре Урала раскрываются особенности репрезентации онтологических и аксиологических констант фольклорного сознания в прозаическом фольклоре Урала по записям XXЦXXI вв.

Взаимосвязанные категории пространства и времени, всегда занимавшие важное место в структуре художественного текста, лишь в ХХ веке стали полноценным объектом научных исследований. Будучи важнейшими текстообразующими категориями фольклора, пространство и время не раз становились предметом научных изысканий: в работах С.Ю. Неклюдова и Ф.М. Селиванова проанализированы особенности хронотопа эпических жанров фольклора, рассмотрена роль эпического пространства в сюжетообразовании; отражение архаической модели мира в пространственно-временном отношении в фольклорных произведениях стало предметом глубокого анализа Е.М. Мелетинского, Н.И. Толстого, С.М. Толстой, В.Н. Топорова; теоретические аспекты пространственно-временной организации произведений фольклора получили основательную разработку в трудах В.П. Аникина.

Пространство и время в произведениях устного народного поэтического творчества качественно отличаются от соответствующих категорий в литературе: в литературном произведении они выстраиваются произвольно, согласно замыслу и творческому методу автора, а в фольклорном тексте их функционирование подчинено традиции и жанровой природе произведения.

В современных филологических работах наметились два основных подхода к проблеме изучения пространства и времени в художественном тексте: одни исследователи предпочитают анализ нерасчлененного единства пространства-времени, другие считают более целесообразным исследование компонентов хронотопа раздельно, независимо друг от друга. Поскольку наш материал позволяет выделить жанровые образования, в которых категория пространства выступает текстовой доминантой, мы будем придерживаться второго подхода.

Как показал анализ, определяющим в осмыслении пространства в фольклоре оказывается отношение к нему человека: пространство может быть освоенным и неосвоенным, структурированным и неструктурированным, замкнутым и безграничным, потенциально опасным и подконтрольным человеку. Создавая в произведениях новый, художественный мир, носители фольклорного сознания не дублируют действительность, а постигают ее смысл. По замечанию П.А. Флоренского, постижение этого смысла созерцающему глазу художника дается в живом соприкосновении с реальностью, вживанием и вчувствованием в реальность [Флоренский 1993]. Созданию художественного целого предшествует мысленное расчленение действительности на составляющие, выбор объекта, его границ, поэтому понимание фольклорного текста невозможно без анализа отраженных в нем характеристик пространства.

Наиболее последовательно фольклорная характеристика пространства представлена в топонимических преданиях. В основе каждого такого предания лежит исторический факт, который вспоминается в связи с осмыслением того или иного пространственного объекта. Возникновение и функционирование топонимических преданий тесным образом связано с культурной интерпретацией пространства, потребностью прояснить внутреннюю форму его обозначений, раскрыть основу соотнесения пространственных категорий с категоризацией мира человеческим сознанием.

Среди уральских топонимических преданий по своим эстетическим свойствам особую группу составляют тексты, объясняющие происхождение тюркских топонимов. Интерес к такого рода наименованиям в традиционной культуре Урала не угасает до сих пор. Так, например, в архиве А.И. Лазарева содержатся материалы, дающие оригинальную интерпретацию целого ряда уральских топонимов. Они интересны в силу отражения в них мифопоэтических представлений о пространстве в интерпретации башкир. Слово Урал, по версии рассказчика, восходит к башкирскому лура, что означает локружай (ср.: ураим - локружать буду, обойду, урала - лобмотайся, уралды - лобмотался, окружил себя). Для большей наглядности носитель фольклора поясняет: Например, я держу длинный пояс с одной стороны, а вы с другой. Вы говорите мне: Урал, и я, делая вокруг себя круги, дохожу до вас. Далее делается заключение: Я думаю, что Урал так назвали за то, что горы сами обмотали земной шар каменным поясом (АЛ; зап. в 1988 году в с. Долгодеревенское Челябинской обл. от Ф. Хасанова).

В топонимических преданиях, интерпретирующих тюркские по происхождению названия, содержится важная информация о мифопоэтическом восприятии мира, его структурировании, концептуализации и оценке. Данные предания функционируют не только в башкирской, но и в русской среде, где воспроизводятся как естественный источник поэтизации жизненного пространства. Обращение к мифологическим мотивам для прояснения смысла названия в уральских преданиях может быть объяснено природным своеобразием края: на Урале сошлись главные компоненты русской природы - лес, вода (реки, озера) и степь; специфика уральского ландшафта добавила к этим стихиям горы, а все вместе сформировало чудесный облик Урала. Не случайно Е. Елеонская в начале ХХ века отмечала: Величеснтвенный, таинственный характер Урала, часто еще покрытого девственными лесами, настраивает психику местных жителей на особый лад, делает ее особенно восприимчивой ко всему неведомому, таинственному [Елеонская 1915].

В качестве инструментов изучения пространства в работе применяются термины локус и топос, под которыми понимаются различные пространственные объекты. Первый термин восходит к работам Ю.М. Лотмана, где обсуждается приуроченность героя произведения к определенному месту (что создает некое функциональное поле). Понятие топос известно со времен Аристотеля и определяется им как общие места, общие исходные пункты, которые служат для изложения темы. В современной научной литературе локус соотносится с закрытым, конкретным пространственным образом, отсылающим к действительности, а топос - с открытым пространственным образом, местом разворачивания смыслов. Разграничение топоса и локуса соответствует разграничению идеального и реального, архетипического и конкретного. Архетипическими топосами выступают хранящиеся в коллективном подсознании человечества мифологические извечные образы, луниверсальные понятия [Хайнади 2004]. Таким образом, если топос - обобщенное место разворачивания определенных (в нашем случае - заданных традицией и сохраняемых в сознании носителей фольклора) смыслов, то локус представляет собой некое ограниченное пространство художественного текста, имеющее референтную соотнесенность с действительностью.

Как показывает проанализированный материал, локус в фольклорном тексте закономерно предстает как топос. В частности, легенды и предания очень часто имеют привязку к местам, находящимся на границе или за пределами освоенного человеком пространства. Обычно это водные локусы (родники, омуты, водовороты) или пещеры. Так, например, в уральской легенде о пещере Изматовка представлена оригинальная трактовка христианских мотивов о святых мощах: Мы раньше ходили с иконой в нее <Е> Слышали, что там люди жили. Там раньше гробница была. <Е> А в гробнице лежали кости какие-то. Не знаю, какие кости там были. Это раньше, как стары старики были, Христа распинали. Вроде его кости там были. Такой вот гроб, он вроде как хрустальный был тогда. Лазили, глядели. Там родничок был возле этой гробницы, вода текла свежая, теперь-то ничего нет (АФЭК ЧеГУ; зап. В. Жогиной в 1977 году в д. Серпиевка Челябинской обл. от П.Г. Баранковой, 1906 г.р.). В этом тексте звучат отголоски библейской легенды о погребении Христа. По священному писанию, высеченное в скале пространство, в которое был помещен гроб Христа, скорее всего, было пещерой (Евнг. от Матфея 27:60, от Марка 15:46, от Луки 23:53). По другой интерпретации, в апокрифическом евангелии Фомы, пещера - место рождения Христа [Мифы народов мира Т. 2: 311]. Тем самым пещера наделяется семантикой святости, именно поэтому в них скрываются от мира святые и отшельники. Подобная трактовка обнаруживается и в записанных на Урале легендах о пещере Игнатия, святой Елене и других (АФЭК ЧеГУ; зап. В. Жогиной в 1977 году в д. Серпиевка Челябинской обл. от Ф.И. Княпина, 1901 г.р.).

Пространство фольклорных текстов не является идеальным, абстрактным, оно вещно, заполнено важными для человека смыслами. В анализируемых в работе преданиях пространство измеряется объектами, созданными или освоенными человеком. Все значимые части пространства получают наименование, вокруг которых и пульсирует творческая мысль носителей фольклора. Именно значимые части пространства и заполняющие его вещи высветляют в нем парадигму и свой собственный порядок, как писал В.Н. Топоров [Топоров 1983].

В быличке воспроизводится полицентрический образ мира, восходящий к языческим представлениям славян. Он основывается на анимистическом восприятии действительности: все пространство одушевлено, каждый уголок окружающего и освоенного человеком мира имеет своего хозяина (духа). Вступая на ту или иную территорию, подконтрольную определенному духу, человек должен устанавливать с ним отношения - для того чтобы обеспечить себе беспрепятственное и успешное осуществление деятельности.

Специфика пространственной организации былички состоит в противоречии между реальным, явленным в тексте пространством и лидеальным, мыслимым целостным пространством, в котором существует человек, т.е. по сути между локусом и топосом. Так, с одной стороны, пространство каждого текста является ограниченным, замкнутым, четко локализованным: дом, двор, поле, лес, водный локус, дорога и т.д. С другой стороны, в быличках воссоздается бесконечный континуум мозаичного мира, где непрерывно осуществляется действие демонических сил. В результате былички транслируют чувство мистического единения человека с обозримой (и необозримой) вселенной, актуализируют одновременно любопытство и страх перед непонятным, необъяснимым, а потому потенциально опасным миром.

Наиболее значимой, семиотически нагруженной стороной пространства в быличке оказывается пограничье, границы между отдельными частями структурированного пространства. В главе представлен анализ типичных для былички топосов - леса, поля, дороги и др.

Константа времени в фольклоре также выступает смыслообразующей категорией. Как показал проведенный анализ, время в фольклоре - не только прошлое или далекое прошлое, оно почти всегда будущее: через народную память ведется разговор с потомками, строится образ грядущего. Вместе с тем каждое воспроизведение фольклорного текста - это актуализация и настоящего момента. Настоящее незримо присутствует в фольклорных текстах. Сам отбор сюжетов, событий, героев, выделение их из общего ряда фактов говорит об этом. Через прошлое постигается настоящее и устанавливается связь с будущим.

Воспоминания о минувшем и представления о будущем призваны противостоять размеренности настоящего, они волнуют, будят чувства, эмоции, ощущения. Обращение к прошлому, а через него к будущему - это всегда попытка восполнить недостающее в настоящем: утрату, недостачу (термин В.Я. Проппа) - в сказке, отсутствие справедливости - в предании или легенде, забвение сакральных знаний - в быличке. Конечно, в разных жанрах фольклора необходимо говорить о различной степени лотсылки настоящего к прошлому. Так, например, время действия былин строго локализовано в прошлом: это некая лэпическая эпоха, идеальная старина, не имеющая непосредственных выходов к новому времени. В народной лирической песне время оказывается замкнутым, сюжетно ограниченным. В лирике важнейшим оказывается настоящее время как лобобщение всегдашнего в человеческой жизни, настоящее время каждого исполнения песни (Д.С. Лихачев). Для сказки характерно время прошедшее, это время условное, тесно связанное с сюжетом, замкнутое внутри сказочного сюжета, оно последовательно движется в одном направлении, никогда не возвращаясь назад.

В жанрах несказочной прозы, широко бытующих на современном Урале, преимущественно изображается прошлое: в преданиях и легендах в форме фабулата это далекое прошлое, в быличках и устных рассказах в форме мемората - недавнее.

Важными для понимания особенностей реализации категории времени в преданиях представляются замечания Н.А. Криничной о специфике этого жанра в системе эпического фольклора: лэто едва ли не единственный из эпических жанров, который сопутствует человечеству на протяжении всего его развития [Криничная 1988]. Мифологическое предание отражает мифологическое время и мировоззрение человека той эпохи, а историческое предание - это уже продукт исторического сознания как порождения более поздней эпохи, но в сочетании с древнейшим, мифологическим уровнем сознания.

Необходимо учитывать также особенности региональной и локальной истории. Значимым для нас является положение Д.С. Лихачева о том, что время в художественных текстах воспринимается благодаря связи событий - причинно-следственной или психологической, ассоциативной [Лихачев 1987]. Иначе говоря, категория времени проявляется в произведениях через соотнесенность изображаемых событий с моментом повествования, взаимную ориентированность плана прошлого и плана настоящего.

Исследуемый материал позволил выделить три группы преданий, в которых категория времени выступает важной составляющей повествования. Первая, наиболее многочисленная группа текстов организуется традиционным для уральской несказочной прозы мотивом продажи (или аренды) земли, где в роли собственников выступают башкиры, а в роли покупателей (арендаторов) - русские. Вторая группа текстов - повествования о первопоселенцах, относящиеся к генеалогическим или топонимическим преданиям. В них актуализирована семантика начала как границы отсчета нового времени, некой точки референции. Третью группу преданий составляют повествования о золотом веке как прекрасном, гармоничном, благополучном времени, без войн и конфликтов. Характеристики золотого времени, приписываемые прошлому, составляют тот идеальный образ мира, к которому стремятся рассказчики в настоящем или мечтают достичь его в будущем. Не случайно для таких текстов характерна семантика изобилия: в этих лесах в давние времена пушных зверей было много; когда-то жили богатые племена кочевников, много лет тому назад в этих краях был густой лес; леса, богатые зверьем и вольной дичью; свободные земли и т.п.

Приведем характерный пример предания с мотивом золотого века: Говорят, давно это было, еще задолго до того, как пришли в эти края русские. Ехал молодой башкир на коне. Может быть, искал пропавший скот, а может - новые пастбища. Застала его в пути ночь. Остановился он на ночевку у небольшой речки, развел костер, вскипятил чай. А когда попробовал его, удивился: очень уж сладкая вода оказалась в речке. Вернувшись домой, рассказал он об этом отцу. С той поры и прозвали эту речку Шакарлой, потому как шэкер по-башкирски сахар. Позднее по берегу этой реки образовалось село, названное в честь этой реки - Шакарла (ФА ЧГПУ; зап. в 2006 году в с. Старобелокатай Республики Башкортостан от Г.И. Ужеговой, 1949 г.р.).

В легендах категория времени реализуется в соответствии с христианскими представлениями людей. Настоящее, прошлое и будущее оказываются тесно связанными и обусловленными свыше. Идея заданности определенных моментов в судьбе людей как результат проверки соответствия их деятельности этическим нормам христианства - одна из основных в легендах.

В сказках категория времени значима лишь при изложении последовательности событий. Время в сказке традиционно замедляется - посредством троекратного повторения сюжетных моментов, действий и поступков героев. Реальное время часто обнаруживает себя через использование рассказчиком характерных для той или иной исторической эпохи предметных деталей, социальных категорий. От космического хронотопа традиционной сказки современная сказка переходит к пространственно-временной конкретизации, например: А Иван крестьянский сын стал с царской дочерью жить да поживать, да и теперя живут; Вот когда сделался он царем, достал тут отца и мать. И стали они жить да быть, да и топеречь живут.

Таким образом, категория времени своеобразно реализуется в исследуемых жанрах фольклорной прозы. В преданиях и легендах представления о прошлом, настоящем и будущем людей объединяются в сложный семантический комплекс. В преданиях генерализуется идея корректировки истории, причем история понимается и как осмысление прошлого, оценка значимости настоящего и как проекция в будущее, а в легендах темпоральный аспект позволяет выявить соответствие или несоответствие описываемых событий и героев морально-этическим нормам христианства. В сказках время носит мифологически неконкретный характер, однако в связи с характерным для сегодняшнего бытования сказки процессом демифологизации сказочное повествование наделяется некоторыми конкретными временными характеристиками.

Анализ аксиологических констант начинается в работе с константы соборности, исчерпывающий анализ проявлений которой в фольклорных текстах затруднен, поскольку она разлита, растворена в них (в силу своей универсальности). В уральском фольклоре значительную часть составляют произведения, повествующие о начале заводов, шахт - объектов, с которыми была тесно связана трудовая жизнь людей. Один из традиционных мотивов, который воспроизводится в подобных преданиях - мотив заложенной головы: Сказывают еще, будто если в плотину заложить человека живого, то плотина-то, крепче стоит (АКДЛФ УрГУ; зап. В. Заниной и Н. Кутыревой в 1979 г. в г. Нязепетровске Челябинской обл. от А.С. Манекиной, 1904 г.р., № 192). Мотив заложенной головы отражает взгляд на жизнь отдельного человека с позиций общинного, соборного сознания: добровольная жертва человеком своей жизни ради общего блага признается значимой и социально одобряемой.

Наиболее отчетливо представление о добровольности жертвы проявляется в предании, записанном в г. Златоусте: В эти места пришли люди и решили строить завод. <Е> Три раза строили плотину и три раза ее уносило. Вот тогда-то и пошел слух, будто человеческая голова нужна, чтобы плотину не смывало. Старухи-кликухи разнесли, что непременно человеческая голова нужна, и девичья на особицу. <...> Была у нас на заводе девушка Федосья-красавица. Наговорили ей старухи о слухах, и решила Федосья помочь людям (ФА ЧГПУ; зап. А. Огаровой в 1996 году в пос. Строителей г. Златоуста от З.А. Калетинской). Данное предание отличается от большинства записываемых сегодня текстов с мотивом заложенной головы. В позднем фольклоре акцент в повествовании переносится с добровольной жертвы на картины тяжелого труда на рудниках и горных заводах.

Константа софийности рассматривается на широком материале прозаических текстов. Особое внимание уделено пониманию соотношения Добра и Зла. В фольклорных текстах добро - не просто человеческая добродетель, это оценка деятельности человека с позиций полезности для него самого, для его душевного (духовного) мира. В быличках актуализируется существование некоторых норм поведения человека, несоблюдение которых вредит человеку, может разрушить его внутренний мир. В наших записях представлен целый ряд быличек, отражающих народное представление о том, что нельзя чрезмерно тосковать, убиваться по покойнику: когда тоскуешь больно о мертвеце, он приходит (ФА ЧГПУ; зап. Т. Архаровой в 2000 году в г. Миньяр Челябинской обл. от Н.Р. Малаховой, 1938 г.р.) (ср. Колл. 9, № 12, 14, 19, 26, 27). После смерти близкого человека поступают так: Надо в вечеру, когда уж темно будет, заглянуть в печь и сказать такие слова: Как в трубе ничто не вижу, так тебя видеть не буду. Ко мне он не приходил (ФА ЧГПУ; зап. Е. Коузовой в 2000 году в д. Колослейка Ашинского р-на Челябинской обл. от П.Р. Викуниной, 1920 г.р.). Комментарии фольклороносителя, в которых дается оценка событию, подчеркивается необходимость соблюдения определенного порядка, выполнения человеком определенных норм, весьма значимы.

Понимание Добра в фольклорных текстах чаще всего раскрывается через его отнологическую оппозицию - Зло. Носителя фольклорного сознания волнуют не только проявления зла, но и его причины, генезис. Показателен в этом отношении фольклорный текст о происхождении нечистой силы. По мнению рассказчика, нечисть появилась на земле после сотворения мира: Господь <...> сбросил на Землю всю непокорную и злую небесную силу, которая подняла мятеж против своего Создателя (ФА ЧГПУ; зап. М. Полянской в 1992 году в д. Харлуши Челябинской обл. от Т. Полянской, 1930 г.р.). Дифференциация духов на доброхотов и прочих чертей связана с местом их падения. Домовые оказались добрее, но при этом неизвестно, отобрались ли сюда те, которые были подобрее прочих, или уж так случилось, что приселившись поближе к людям, они обжились и обмякли, но только эти духи не сделались злыми врагами как водяные, лешие и прочие черти (ФА ЧГПУ; зап. от того же информанта). Примечательно, что в легенде объединены христианские и дохристианские представления: нечистая сила, под которой подразумеваются различные духи природы, стала восприниматься таковой лишь под влиянием христианского мироощущения.

Тексты свидетельствуют о нередко встречающейся расплывчатости отдельных образов, их неопределенности, морфологической недетализированности, с одной стороны, и об их многоликости, многообразии - с другой. Это объясняется смешением двух отличных друг от друга зон и общими историческими условиями развития древних славянских мифологических воззрений.

Черт в быличках всегда несет в себе зло, никогда не выступает в качестве благодетеля, как, например, домовой. С точки зрения носителей фольклорного сознания, таков порядок бытия: зло повсеместно, с ним всегда приходится вступать в борьбу. Нужно соблюдать определенные правила, чтобы не быть побежденным злом: Там (в тюрьме), говорят, он удавился: черти навещать стали, пугался очень, вот видно и удавился (ФА ЧГПУ; зап. К. Печеркиной в 1998 году в г. Касли Челябинской обл. от Т.Н. Овчинниковой, 1952 г.р.). Зло можно победить лишь с помощью мудрости или крестной силы: Мальчик попросил их, чтобы они принесли крест, потому что черт гоняет его по горе и не отпускает (ФА ЧГПУ; зап. О. Цивилевой в 1998 году в г. Снежинске Челябинской обл. от И.А. Селиванова, 1937 г.р.).

Функционирование черта в разных жанрах фольклорной прозы определяет неоднозначность этого образа. Устные рассказы о черте делятся на две жанровые группы: 1) легенды и предания о черте как искусителе, носителе злого начала и 2) сказки и анекдоты о глупом черте.

Образ черта, широко распространенный в быличках, в легендах выполняет функции универсального воплощения зла. Так, именно посредством косвенного упоминания данного образа в одном из уральских текстов (лчертово яблоко) обозначено отношение старообрядцев к неприемлемому для них продукту - картофелю: Ебрат с сестрой схлестнулись, поимели сношение. И из-за этого умерли. Их вместе в одну могилу схоронили. И говорят: Как сука с кобелем. И выросла на этой могиле картофка. Про нее стал народ говорить: Чертово яблоко (АЛ; зап. В.П. Бирюковым в 1943 году в д. Мыльниково Шадринского р-на Курганской обл. от Х.Д. Воробьевой, 1876 г.р.).

Как и в волшебной сказке, черт в сказке социально-бынтовой не является исконным персонажем: за ним скрывается образ, восходящий к древним тотемическим представлениям. Возможность пондобного сближения объяснена Д.К. Зелениным: когда на сменну былых тотемов появились новые демоны, то образы этих последних естественно должны были контаминироваться со своими предшественнинками - тотемами, память о которых исчезла далеко не сразу [Зеленнин 1936].

Константа справедливости - самая поздняя из числа аксиологических констант. Она связана с представлением о нарушении некоторого порядка, заведенного в мире людей. Исправление действительности находится в руках конкретных людей. Они могут заниматься этим по своему статусу: старший в семье (отец, мать), судья, барин (приедет барин - все рассудит), начальник, староста и т.п. Наивысший в этом смысле - царь-батюшка. Но исправить положение может и простой человек, равный другим по званию. И тогда это народный заступник. В преданиях о народных заступниках или лцарях-избавителях на первое место выступает художественное исследование личности, основанное на традиционных мифологических моделях.

Образ Пугачева как реализация народных представлений о справедливости - центральный в уральских преданиях. Подобно тому как в волшебной сказке социально обездоленный становится царем, так и в преданиях о Пугачеве бывший казак, бедняк обретает царскую власть: Пугачев шайки собирал, чудеса творил. За бедных, за низкий класс был. Старики говорили, что он вообразил себя за царя. Я, говорит, Петр Федорович, царь [Фольклор Урала 1949].

С образом Пугачева в преданиях связано использование мотива мудрого суда. В этом мотиве получило отражение древнее представление, что божественные силы оказывают покровительство невиновному [Чистов 2003]. Однако в преданиях мифологические элементы, изначально входившие в рассматриваемый мотив, приобретают реалистический характер: Вскоре он [Пугачев] вышел на площадь, где народ собрался, и стал судить схваченного казаками приказчика: Обижал народ? - нОбижал, измывался над нами. Постановил тут же повесить приказчика. Повесили при одобрительных криках крепостных [Материалы и исследования 1974].

К числу мотивов, с помощью которых раскрывается сущность Пугачева как народного заступника, относится мотив пожалования, одаривания им своих подданных, который часто соединяется с мотивом мудрого суда. Так, например, в одном из преданий рассказывается о лцарском дознании, проводимом Пугачевым с целью выяснить, где запрятаны клады заводчика Лугинина (Илларион Лугинин - реальное историческое лицо, владелец Саткинского железоделательного завода).

В преданиях наказывается не только социальное зло, но и нравственные пороки: лень, воровство, самодурство. В одном из пугачевских преданий говорится: Есгорела и наша старая церковь: мужики, что с Пугачевым пришли, самогонки лишку хватили и спалили. А сам он тогда в Касеве находился, в избе Данилки Шитова. <Е> Утром вышел он к народу в императорской форме и велел тут же выпороть перед всеми озорников, которые зря пожар затеяли [Народные сказки, легенды 1969].

Идея справедливости в уральских преданиях связывается также с образом доброго царя, лцаря-избавителя Петра I. Обращает на себя внимание близость Петра к образам Ермака, Пугачева, Салавата Юлаева. Различие между реальными прототипами оказывается гораздо более значительным, чем между соответствующими фольклорными персонажами. В большинстве преданий при изображении народного вождя, заступника или царя используются одни и те же традиционные средства. Такое сходство объясняется генетической общностью образов: каждый из них в какой-то мере восходит к древним патриархально-родовым представлениям о вожде. Константа справедливости присутствует также в уральских преданиях ло происхождении зла, жестокостях заводчиков.

Реализуется константа справедливости и в сказках. Современная запись социально-бытовой сказки - Правда и Кривда (613) - обращает нас к славянской древности, где названные образы включались в один ряд с такими важнейшими универсальными мифологическими оппозициями, как доля нЦ недоля, правый - левый, жизнь - смерть, являющимися основой дуалистического представления о мире в целом. В центре сказочного сюжета - спор Кривды и Правды о том, чем лучше жить (правдой или ложью?). За истиной спорщики обращаются к третьей стороне и слышат в ответ: в наше время лучше жить кривдою. Выбор в качестве арбитров писаря и судьи не случаен и, по-видимому, определяется двойственным отношением народа к чиновному люду: с одной стороны, они вершат чужие судьбы и от них ожидают правого суда, а с другой стороны, они связаны с системой, которая часто ложь выдает за истину. В результате спора Правда ослеплена, но финал сказки провозглашает торжество истинных ценностей жизни: праведник прозревает и женится на царевне (ФА ЧГПУ; зап. О. Гафаровой в 1997 году в д. Водопойка Увельского р-на Челяб. обл. от Н.З. Трапезникова, 1930 г.р.).

Представленный в работе анализ реализации онтологических и аксиологических констант в устной народной прозе Урала дает понимание значимости данных категорий для художественного осмысления действительности в фольклоре. Сложность и многомерность их организации в фольклорных жанрах порождена многообразием форм обобщения, присущих фольклорному сознанию.

В пятой главе Динамика фольклорного сознания в новейших записях сказочной и несказочной прозы анализируется динамика фольклорного сознания в новейших записях фольклорной прозы Урала, исследуются процессы ремифологизации сознания современного человека, на материале текстов уральской несказочной прозы выявляются механизмы фольклоризации и мифологизации героев и событий местной истории.

Современные тексты сосредоточивают внимание носителя фольклора на ценности того, что он имеет здесь и сейчас, поскольку от его индивидуальной воли не зависят глобальные события в мире. Ничто и никто не может выразить воли отдельного человека: ни государство, ни правительство, ни кто-то другой. У современного человека отсутствует ощущение постоянной гармонии с миром и цельности бытия, которое определяется пониманием причастности к общему, и потому он вынужден надеяться прежде всего на себя и узкий круг семьи.

Если раньше поиск ответов на вопросы бытия, выбор моделей поведения был связан с большой историей, то теперь, на рубеже ХХ - XXI вв., этот поиск ограничен рамками истории двух-трех поколений и событиями жизни в пределах ближнего пространства. В то же время нельзя исключать возможности сохранения в сознании фактов далекой истории: Пугачев, Демидов, Петр I. Такая глубина исторического взгляда вполне допустима сегодня, однако у нее другой источник происхождения: это уже не отражение вселенского размаха мифологического уровня фольклорного сознания, а сложное по своей природе обыденное сознание современного человека, включающее мифологический, исторический, религиозный и научный уровни. Содержание этих уровней переплетено, поскольку ничто не воспринимается человеком как универсальное, способное дать ответы на все возникающие у него вопросы.

Проблемы современного сознания многомерны, многоаспектны, их нельзя решить с опорой лишь на одну, реалистическую систему измерения. Отсюда - актуализация образов и мотивов легендарной прозы, которая занимает одно из центральных мест в попытках современного человека осмыслить мир и свое место в нем. Легенда - это сакральная история, перекодированная сознанием с помощью фольклорных средств и приемов. В ней отражен внутренний мир человека, его непроявленные поступки, действия, его поиски идеала, соотнесения себя, своей жизни, жизни своего духа с идеальным миром, миром духовных ценностей и констант. Иными словами, обращение к легендарным образам и мотивам служит целям духовной идентификации человека (в предании же он реализует потребность ориентироваться в категориях времени и пространства, но в итоге обретает всё ту же духовную идентификацию).

Быличка сегодня - это зафиксированная в фольклорном тексте история чувств, ощущений, переживаний человека, в определенной степени актуализация его подсознания, но в конечном итоге - тот же ответ на потребность в самоидентификации. Современные тексты быличек свидетельствуют о размывании традиционных верований. Так, в одном из текстов читаем; Я чашки мыла, потом на стол их ставила, перевернув. Вдруг одна из них как поедет по столу. Проехала сантиметров пятнадцать и остановилась. Полтергейст какой-то. А может, и домовой хулиганит (ФА ЧГПУ; зап. А. Мищенко в 2001 году в г. Челябинске от А. Стрепетовой, 1980 г.р.). Типичный мотив домовой шалит приписан в данном случае заимствованному представлению, но опора на мифологический уровень сознания сохраняется: рассказчица не желает объяснить происшествие рационалистически. Жанр былички в целом можно определить как лабильный, легко приспосабливающийся к новым условиям. Живучесть его связана с тем, что он обслуживает потребности людей в непознанном, необычном.

Думается, что основная функция русской народной прозы во всех ее жанровых разновидностях (предания, легенды, былички) - через прошлое объяснять человеку настоящее и готовить его встречу с будущим. Вспомогательные жанровые формы несказочной прозы - мемораты, фабулаты, слухи и толки - выполняют важную в данной системе кумулятивную роль: в них накапливается, отбирается, осмысляется тот жизненный материал, который в дальнейшем получит закрепление в текстах преданий, легенд и быличек.

В структуре сознания современного человека мифо-фольклорная составляющая по-прежнему занимает важное место: активно участвует в познании мира, его отдельных фрагментов, в понимании его единства и целостности, а также взаимообусловленности его частей. По мнению известного фольклориста Е.А. Костюхина, древнейшие мифологические представления не умирают, стереотипы мифологического мышления живы в сознании современного человека. Характеризуя культурную ситуацию рубежа XX-XXI веков, ученый отмечает: Современные философы видят еще более серьезные основания для существования мифологического мышления в наши дни [Костюхин 2004]. Причины этого, на наш взгляд, коренятся в растущем культурном пессимизме людей, утрате авторитета науки и научного знания, во фрагментарности и эклектичности представлений о мире у современного человека в целом.

Современное состояние словесного творчества позволяет говорить о том, что процесс мифологизации (а точнее - ремифологизации) вновь стал актуальным: развитие культуры вовсе не означает линейного увеличения в ней доли рационального и прагматического. С одной стороны, так называемые современные мифы являются компенсаторным психологическим механизмом, позволяющим нашему современнику снимать напряжение, возникшее под давлением будничных проблем. С помощью этого механизма он прорывается от рутинного, обыденного, повседневного к чему-то необычному, чудесному и тем самым обогащает субъективное переживание своей жизни: чтобы событие стало праздничным, к нему должно присоединиться что-то из иной сферы бытия... (М.М. Бахтин).

С другой стороны, в искусстве с помощью художественного образа, а также различных изобразительно-выразительных средств компенсируются ограниченные возможности рационального описания состояния человека. Так и в обыденной жизни человек конца ХХ - начала XXI века, оказываясь не в состоянии словесно передать все множество оттенков, которое воспринимает глаз на уровне эмоциональной информации, вынужден прибегать к ассоциативным приемам. Потребность выразить свою мысль точно приводит к необходимости передать ее косвенно, через отдельное, которое в определенную культурную эпоху является одновременно типичным.

Типологический аспект проблемы взаимодействия между мифом и устно-поэтическим творчеством предполагает, что фольклорные произведения создаются в сходных культурно-исторических, социально-экономических ситуациях с возникшими ранее мифологическими сюжетами. Одним из первых на повторяемость явлений культуры в пространстве и времени с этих позиций обратил внимание Э.Б. Тайлор: Всякое систематическое изучение мифологии... обнаруживает в этих порождениях фантазии последовательный переход от одной стадии к другой и в то же время однообразие результата вследствие однообразия причины. Иначе говоря, лявления, имеющие в своей основе сходные общие причины, должны беспрестанно повторяться.

Процесс обновления старой фольклорной традиции и повторения спроса на тот или иной ранее выработанный мифологический мотив, образ иногда обусловлен эсхатологическими субъективными переживаниями, предчувствием катастрофы, что наиболее очевидно на рубеже веков. Не случайно в научной литературе все чаще подчеркивается значение мифа для разрешения психологических критических состояний, которые возникают в переломные моменты человеческой жизни или истории народа в целом.

Сюжетные мотивы и типы в процессе эволюции подвергались обобщению, представления о конкретных лицах и подлинных фактах забывались, оставались лишь общие схемы и очертания. Они где-то в глухой, темной области нашего сознания, как многое испытанное, пережитое, видимо, забытое и вдруг поражающее нас, как непонятное откровение, как новизна и вместе с тем старина, в которой мы не даем себе отчета, потому что часто не в состоянии определить сущности того психического акта, который негаданно обновил в нас старые воспоминания... (А.Н. Веселовский).

В сохранении значимости мифологического и тесно связанного с ним фольклорного уровней сознания человека значительна роль средств массовой информации. Так, например, многие фольклорные произведения об НЛО и энлонавтах, снежном человеке, барабашке и других загадочных явлениях возникают под влиянием средств массовой информации. Публикации журналистов в доступной и занимательной форме доводят до читателей те или иные события, возбуждая их воображение и творческую фантазию. Через медийные тексты лэксплуатируются, приводятся в движение существующие в дремлющем состоянии архетипы сознания современных читателей.

В работе выделены пять основных тем, в рамках которых традиционно реализуются мифо-фольклорные мотивы в медиадискурсе: древние цивилизации и культуры, зомби (лживые мертвецы), внеземные существа и цивилизации, проклятые места, провидцы и пророчества. Таким образом, мифо-фольклорные мотивы оказываются значимыми и востребованными в современном медийном дискурсе в тех случаях, когда авторы поднимают актуальные для читателей пограничные темы: жизнь - смерть, счастье - несчастье, здоровье - болезнь. За каждой из этих тем кроется по-прежнему непознанное человеком, а потому притягательное, как любая тайна.

Характерно, что особенность человеческого сознания не различать, не видеть свою погруженность в мифологическую среду свойственна и СМИ. Подобно обычному носителю фольклора, журналисты не только используют фольклорные константы своего сознания для создания текстов, но и порождают новые мифы, слухи и толки, которые включаются в разработку фольклорным сознанием читателей.

Что касается уральских региональных СМИ, то для удовлетворения тяги людей к удивительному, необъяснимому, непознанному чаще всего они обращаются к местным достопримечательностям. К их числу прежде всего относится открытая в коне ХХ века на Южном Урале раннегородская цивилизация Аркаим, по возрасту соответствующая египетским пирамидам Среднего Царства, городской культуре Крита, поздним слоям знаменитых цивилизаций Индии. Помимо Аркаима, внимание местных СМИ привлекают окутанная легендами и преданиями Невьянская башня (знаменита не только своими подземными ходами, но и тем, что в ее подземелье Демидовы тайно плавили серебро, что подтверждено историческими документами), гора Таганай близ города Златоуста (в прежние времена была прибежищем старообрядцев, а в настоящее время стала местом притяжения разного рода аномальных явлений: НЛО, шаровых молний, световых столбов и проч., вызывающих многочисленные слухи и толки), остров Вера на озере Тургояк, знаменитый своими дольменами (тайна этих древних каменных построек не раскрыта до сих пор), перевал Дятлова на склоне горы Халат Сяхыл (где в 1959 году при загадочных обстоятельствах погибла группа туристов) и другие. Для фольклорного сознания притягательны все эти места, но наибольшее количество бытующих текстов связано с Аркаимом.

Важной особенностью жизни современного носителя фольклора является фольклоризация событий текущей истории, в том числе имеющих частный, локальный характер. В круг переживаемого и осмысляемого им включаются многочисленные факты его собственной жизни, жизни его родных и знакомых, отдельного населенного пункта.

Рассказы о событиях личной и местной истории очень часто принимают форму мемората или фабулата в рамках жанра былички. И это не случайно: быличка относится к числу самых продуктивных жанров традиционного фольклора в сегодняшних условиях. Ее актуальность обусловлена всплеском суеверного сознания в целом, что обычно для кризисных эпох в жизни общества, свидетельствует о неблагополучии, шаткости человека в мире, где он ощущает себя окруженным необъяснимыми, зачастую представляющимися враждебными силами и существами. И хотя современное мифологическое сознание отличается от традиционного мировоззрения крестьян - целостного, синкретичного, воспринимающего мир во всех его проявлениях, ощущающего взаимозависимость людей и природы, оно сохраняет суеверные представления, находя им место в своей жизни. Чаще всего быличка рассказывается не потому, что доставляет эстетическое удовольствие, а потому, что рассказчик знает факт, достойный внимания. Свидетель в быличке не менее важен, чем существо потустороннего мира. Данный свидетель знает определенную норму (правило), характер которой и организует построение былички.

В главе анализируется один из продуктивных сюжетов современной уральской мифологической прозы - о кыштымском Алешеньке. Эта история в конце 90-х годов прошлого века широко освещалась в местной и центральной прессе и на телевидении, что создавало благодатную почву для возникновения различных слухов и толков, фольклоризации образа кыштымского карлика, введения его в систему традиционных образов быличек и увязывания с константным набором мотивов.

В уральских текстах утверждается, что Алешеньку нашли в лесу (лего нашли точно в лесу), возле кладбища. Уже эта информация свидетельствует о фольклорности воспроизводимого текста: лес является одним из типичных топосов былички, с ним связаны представления о контактах человека с непонятной природной стихией. Внешний облик героя соответствует бытовым представлениям об инопланетянине: Головушка состоит из четырех косточек, большие впадины глаз, вместо носа - дырочки маленькие, ушей нет - тоже маленькие дырочки <Е> Хотя у него не было пупа, животик вообще чистенький, нигде даже вмятинки нет. А раз пупок отсутствует, это же о чем-то говоритЕ У него кожа как замшевая, гладкая. Все в Кыштыме считают, что все-таки это инопланетянин (ФА ЧГПУ; зап. А. Ехлаковой в 2007 г. в г. Кыштыме Челябинской обл. от Н.Ф. Стрельниковой, 1949 г.р.).

В целом обращение к мифо-фольклорным мотивам объясняется тягой сознания современного человека к непознанному. Именно они позволяют удовлетворить интерес к необычному, снять страхи, которые охватывают современного жителя городов и мегаполисов, в том числе страх перед будущим как результат осознания неправильного хода событий в прошлом.

Создавая в произведениях художественный мир, носители фольклорного сознания не дублируют действительность, а постигают ее смысл. Новые поколения рассказчиков, сохраняя старые сюжеты, вводят в них новые имена, насыщают художественное пространство современными реалиями и обстоятельствами жизни. В результате прежние образы замещаются новыми, но система мотивов, с ними связанных, сохраняется.

В работе выявлены типичные механизмы зарождения, развития и распространения слухов и толков в условиях недостаточной информации о событиях, изначальной их странности и необычности. Так возникают новые сюжеты, которые включаясь в систему традиционных фольклорных образов и мотивов, начинают жить по законам фольклорного произведения, обрастают вариантами.

Использованные для анализа самозаписи информантов носят фольклорный характер и опираются на традиционные приемы и образы народного сознания. Установка на достоверность оказывается следствием веры информантов в то, о чем рассказывается, и составляет непреложный закон бытования фольклорных текстов несказочной прозы. Длительность бытования фольклорных текстов, группирующихся вокруг образа Дуняши, способствовала актуализации и переплетению в них ряда фольклорных мотивов - легендарных, сказочных, балладных, объединения книжной и фольклорной традиций.

В век глобального прагматизма особенно актуальными оказываются легендарные мотивы жертвенности, посвящения своей деятельности служению людям. Воспроизводимые в фольклорных произведениях образы местночтимых святых становятся образцом для подражания и примером объективации народных надежд на заступничество и милосердие.

Наиболее важными для сознания современного носителя фольклора, судя по живой устной традиции - рассказам о Дуняше и Славике, - являются константы соборности и софийности, непреложная значимость которых возрастает в связи с реальными условиями современной жизни: страхом перед будущим и духовным кризисом.

В заключении обобщаются основные результаты проведенного исследования, делаются выводы об особенностях реализации онтологических и аксиологических констант фольклорного сознания в устной народной прозе Урала, намечаются перспективы дальнейшего применения категории фольклорного сознания при изучении фольклорных текстов других жанров, регионов и исторических эпох.

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях автора:

Монография

Голованов, И.А. Константы фольклорного сознания в устной народной прозе Урала (XX - XXI вв.) [Текст] : монография / И.А. Голованов. - Челябинска: Энциклопедия, 2009. - 251 с.

Статьи в рецензируемых научных изданиях, включенных

в реестр ВАК Министерства образования и науки РФ

Голованов, И.А. Динамика сказочной традиции на Урале [Текст] / И.А. Голованов // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. Сер. 3. Филология. - 2005. - № 3. - С. 189Ц197.
Голованов, И.А. Проблема жанровой дифференциации несказочной прозы: коммуникативный аспект [Текст] / И.А. Голованов // Вестник Челябинского государственного университета. Сер. Филология и искусствоведение. Вып. 27. - 2008. - № 36 (137). - С. 26Ц33.
Голованов, И.А. Фольклорное сознание как особый тип художественного освоения действительности [Текст] / И.А. Голованов // Вестник Челябинского государственного университета. Сер. Филология и искусствоведение. Вып. 33. - 2009. - № 22 (160). - С. 43Ц48.
Голованов, И.А. Структура и константы фольклорного сознания [Текст] / И.А. Голованов // Вестник Тамбовского университета. Сер. Гуманитарные науки. - 2009. - Вып. 6 (74). - С. 267Ц274.
Голованов, И.А. Категория пространства в преданиях Южного Урала [Текст] / И.А. Голованов // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. - 2009. - № 6. - С. 217Ц223.
Голованов, И.А. Специфика пространственной организации жанра былички [Текст] / И.А. Голованов // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. - 2009. - № 8. - С. 139Ц146.
Голованов, И.А. Категория времени в преданиях и легендах Южного Урала [Текст] / И.А. Голованов // Вестник Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина. - 2009. - Т. 1 (4). - С.156Ц167.
Голованов, И.А. Справедливость как концепт-универсалия в региональном словаре духовной культуры [Текст] / И.А. Голованов // Проблемы истории, филологии, культуры. Научный журнал РАН. - Вып. 2 (24). - М.; Магнитогорск; Новосибирск, 2009. - С. 159Ц163.

Статьи и тезисы в иных изданиях

Голованов, И.А. Проблема художественного образа-персонажа в мифах (на материале несказочной прозы Урала) [Текст] / И.А. Голованов // Проблема характера в литературе : сб. докл. зональной науч. конф. - Челябинск : Изд-во Челяб. гос. пед. ин-та, 1990. - С. 19-20.
Голованов, И.А. Идейно-художественные функции мифологических мотивов и образов в несказочной прозе Урала [Текст] / И.А. Голованов // Материалы конференции по итогам научно-исследовательских работ преподавателей, сотрудников и аспирантов. - Челябинск : Изд-во Челяб. гос. пед. ун-та, 1995. - С. 133Ц134.
Голованов, И.А. Межэтнические связи в несказочной прозе народов Урала [Текст] / И.А. Голованов // Россия и Восток : тез. докл. III Междунар. науч. конф. - Челябинск : Челяб. гос. ун-т, 1995. - С. 37Ц40.
Голованов, И.А. Мифологический мотив как способ реализации функций царя/вождя, народного заступника в уральских преданиях и легендах [Текст] / И.А. Голованов // Место и значение фольклора и фольклоризма в национальных культурах: история и современность : тез. науч. конф., посв. 70-летию проф. А.И. Лазарева. - Челябинск : Челяб. гос. ун-т, 1998. - С. 113Ц116.
Голованов, И.А. Мифологическая семантика образа волка в уральских записях сказок о животных [Текст] / И.А. Голованов // Дергачевские чтения. Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. - Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 1998. - С. 203Ц206.
Голованов, И.А. Демифологизация традиционной волшебной сказки (на материале уральских записей ХХ века) [Текст] / И.А. Голованов // Фольклорный текст - 98 : сб. докл. науч. конф. к 70-летию со дня рождения И.В. Зырянова. - Пермь : Изд-во ПРИПИТ, 1998. - С. 3Ц7.
Голованов, И.А. Образ черта в современных записях бытовой сказки на Урале [Текст] / И.А. Голованов // Сборник материалов региональной научно-практической конференции. - Курган : Изд-во Курганск. ун-та, 1999. - С. 75Ц78.
Голованов, И.А. Специфика изучения сказок о животных в филологическом классе: историко-культурный аспект [Текст] / И.А. Голованов // Филологический класс: наука - вуз - школа : материалы V зональной науч.-практ. конф. - Екатеринбург : Изд-во Урал. гос. пед. ун-та, 1999. - С. 51Ц54.
Голованов, И.А. Мифологические мотивы и образы социально-бытовой сказки [Текст] / И.А. Голованов // Филологические и лингвистические аспекты анализа текста : сб. материалов Всерос. науч.-практ. конф. Ч. 3. - Стерлитамак : Изд-во Стерлитамак. гос. пед. ин-та, 1999. - С. 19Ц24.
Голованов, И.А. О современном бытовании сказочного фольклора на Урале [Текст] / И.А. Голованов // Современное состояние фольклора Урала и Сибири : тез. докл. межвузов. науч. конф. преподавателей и студентов. - Челябинск: Изд-во Челяб. гос. пед. ун-та, 1999. - С. 13Ц16.
Голованов, И.А. Сказочная традиция на современном Урале [Текст] / И.А. Голованов // Филология на рубеже тысячелетий : материалы междунар. научн. конф. Вып. 3. - Ростов-на-Дону : Донской издательский дом, 2000. - С. 114Ц116.
Голованов, И.А. Топонимические предания как эстетическое явление [Текст] / И.А. Голованов // Лингвистический и эстетический аспекты анализа текста : материалы межвузов. науч. конф. - Соликамск : Изд-во Соликамск. гос. пед. ин-та, 2000. - С. 76Ц78.
Голованов, И.А. Мотив изгнания в уральских записях волшебных сказок [Текст] / И.А. Голованов // Динамика фольклорной традиции на современном Урале : материалы межвузов. науч. конф.. - Челябинск : Изд-во Челяб. гос. пед. ун-та, 2000. - С. 19Ц22.
Голованов, И.А. Процесс ремифологизации художественного сознания на рубеже веков [Текст] / И.А. Голованов // На рубеже эпох: специфика художественного сознания : сб. материалов межвузов. науч. конф. Т. 2. - Магнитогорск : Изд-во Магнитогорск. ун-та, 2001. - С. 120Ц123.
Голованов, И.А. Жанровые особенности легенд (на материале уральских записей ХХ века) [Текст] / И.А. Голованов // Первые Лазаревские чтения : тез. региональной науч.-практ. конф. - Челябинск : Изд-во Челяб. гос. пед. ун-та, 2001. - С. 22Ц25.
Голованов, И.А. Легендарная проза Урала: мифологический аспект [Текст] / И.А. Голованов // Лингвистический и эстетический аспекты анализа текста : сб. ст. Всерос. с междунар. участием науч. конф. - Соликамск : Изд-во Соликамск. гос. пед. ин-та, 2002. - С. 260Ц263.
Голованов, И.А. Мифологическое моделирование образов народного заступника и царя в несказочной прозе Урала [Текст] / И.А. Голованов // Русское литературоведение в новом тысячелетии : материалы I Междунар. науч. конф. - М. : Альфа, 2002. - С. 39-48.
Голованов, И.А. Топонимические предания Урала как источник изучения национальной картины мира [Текст] / И.А. Голованов // Язык и литература как формы проявления национального менталитета : сб. материалов научно-практ. конф., посв. 10-летию восточного отделения ЧеГУ. - Челябинск : Челяб. гос. ун-т, 2003. - С. 27Ц34.
Голованов, И.А. Исторические персонажи в несказочной прозе Урала [Текст] / И.А. Голованов // Салават Юлаев - руководитель Крестьянской войны 1773-1775 гг. на Южном Урале : материалы науч.-практ. конф., посв. 250-летию со дня рождения С. Юлаева. - Челябинск : Челяб. гос. ун-т, 2004. - С. 10Ц19.
Голованов, И.А. Социокультурные функции народных легенд (в свете исторического опыта рубежа эпох) [Текст] / И.А. Голованов // Язык и культура: Тез. докл. междунар. науч. конф. - М. : Ин-т иностр. яз., 2005. - С. 227Ц228.
Голованов, И.А. Термин и понятие миф в фольклористическом дискурсе [Текст] / И.А. Голованов // Языки профессиональной коммуникации: Материалы Второй междунар. науч. конф. - Челябинск : Челяб. гос. ун-т, 2005. - С. 28Ц35.
Голованов, И.А. Типология образов и мотивов в фольклорной исторической прозе Урала [Текст] / И.А. Голованов // Культура провинции : материалы междунар. науч.-практ. конф. - Курган : Изд-во Курганск. ун-та, 2005. - С. 34Ц39.
Голованов, И.А. Образы животных в русской языковой и фольклорной картинах мира [Текст] / И.А. Голованов // Проблемы филологии в синхронии и диахронии : сб. науч. ст. к юбилею д-ра филол. наук, проф. Л.А. Глинкиной. - Челябинск : Изд-во Челяб. гос. пед. ун-та, 2005. - С. 231Ц241.
Голованов, И.А. Предания и легенды Южного Урала: историко-типологический анализ [Текст] / И.А. Голованов // Третьи Лазаревские чтения: Традиционная культура сегодня: теория и практика : материалы Всерос. науч. конф. с междунар. участием. - Челябинск : Изд-во Челяб. гос. академии культуры и искусств, 2006. - С. 39Ц44.
Голованов, И.А. Мифологическая основа концептуализации природы и мира в топонимических преданиях Южного Урала [Текст] / И.А. Голованов // Новое в когнитивной лингвистике : материалы междунар. науч. конф. Изменяющаяся Россия: новые парадигмы и новые решения в лингвистике. - Кемерово : Изд-во Кемеровск. гос. ун-та, 2006. - С. 941Ц945.
Голованов, И.А. Топонимы как источник культурно-эстетической информации (на материале уральских топонимических преданий) [Текст] / И.А. Голованов // Номинативные единицы в семантико-грамматическом и лексикографическом аспектах : сб. ст. в честь проф. А.М. Чепасовой. - Челябинск : Изд-во Челяб. гос. пед. ун-та, 2006. - С. 320Ц329.
Голованов, И.А. Уральские топонимические предания как эстетическое явление [Текст] / И.А. Голованов // Славянская традиционная культура и современный мир : сб. науч. тр. Вып. 9. - М. : Государственный республиканский центр русского фольклора, 2006. - С. 269Ц275.
Голованов, И.А. Фольклорный текст как код [Текст] / И.А. Голованов // Житниковские чтения (VIII; 2007): Информационные системы: современная парадигма : материалы Всерос. науч. конф. - Челябинск : Энциклопедия, 2007. - С. 61Ц64.
Голованов, И.А. Типологические характеристики и особенности содержания уральских преданий и легенд [Текст] / И.А. Голованов // Литература в контексте современности : материалы междунар. науч. конф. - Челябинск : Изд-во Челяб. гос. пед. ун-та, 2007. - С. 16Ц20.
Голованов, И.А. Генеалогические предания Урала: образы и мотивы [Текст] / И.А. Голованов // Русское литературоведение на современном этапе : материалы VI Междунар. науч. конф.: в 2 т. Т. 1. - М. : МПГУ, 2007. - С. 11Ц15.
Голованов, И.А. Предание - легенда - быличка: коммуникативный принцип разграничения понятий [Текст] / И.А. Голованов // Языки профессиональной коммуникации: сб. ст. участников Третьей междунар. науч. конф.: в 2 т. - Челябинск : Энциклопедия, 2007. - Т. 1. - С. 122Ц128.
Голованов, И.А. Топонимические предания Урала как эстетическое явление [Текст] / И.А. Голованов // Первый Всероссийский конгресс фольклористов : сб. докл. Т. IV. - М. : Государственный республиканский центр русского фольклора, 2007. - С. 236Ц242.
Голованов, И.А. Фольклорный текст в коммуникативно-прагматическом аспекте [Текст] / И.А. Голованов // Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах : сб. статей участников IV Междунар. науч. конф. - Челябинск : РЕКПОЛ, 2008. - С. 129Ц135.
Голованов, И.А. Этнокультурные концепты в русских исторических преданиях Южного Урала [Текст] / И.А. Голованов // Концептуальные исследования : сб. науч. тр. Вып. 10. - Кемерово: Изд-во Кемеровск. гос. ун-та, 2008. - С. 161Ц170.
Голованов, И.А. Мифологические мотивы и образы уральских сказок о животных [Текст] / И.А. Голованов // Литературное краеведение : сб. науч. тр. Вып. 2. - Челябинск : Труд-Регион, 2008. - С. 15Ц21.
Голованов, И.А. Духовные константы русского народа в современном социокультурном пространстве [Текст] / И.А. Голованов // Русский язык и культура в формировании единого социокультурного пространства России : материалы I Конгресса РОПРЯЛ. В 2 ч. - Т. 2. - СПб. : МИРС, 2008. - С. 69Ц73.
Голованов, И.А. Идея справедливости в русских исторических преданиях [Текст] / И.А. Голованов // Слава вам, братья, славян просветители : материалы науч.-практ. конф. - Оренбург : Издательский центр ОГАУ, 2008. - С. 98Ц100.
Голованов, И.А. Константы исторического сознания в русских преданиях [Текст] / И.А. Голованов // Четвертые Лазаревские чтения: Лики традиционной культуры: история и современность : материалы междунар. науч. конф.: в 2 ч. - Ч. 1. - Челябинск : Изд-во Челяб. гос. академии культуры и искусств, 2008. - С. 47Ц55.
Голованов, И.А. Коммуникативный принцип разграничения жанров несказочной прозы [Текст] / И.А. Голованов // Трансформации жанров в литературе и фольклоре : сб. ст. Вып. 1. - Челябинск : Энциклопедия, 2008. - С. 10Ц19.
Голованов, И.А. Справедливость как константа русского национального сознания (на материале фольклорных текстов) [Текст] / И.А. Голованов // Филология: вчера, сегодня, завтра : сб. науч. тр. памяти Евгения Александровича Седельникова. - Павлодар, 2008. - С. 356Ц361.
Голованов, И.А. Коммуникативные характеристики фольклорного текста [Текст] / И.А. Голованов // Коммуникативная парадигма в гуманитарных науках : материалы XII Междунар. науч.-практ. конференции. - Ростов-н/Д. : РИНЯЗ, 2008. - С. 92Ц97.
Голованов, И.А. Проблема фольклоризации событий и героев местной истории в новейшее время [Текст] / И.А. Голованов // Литература в контексте современности : сб. материалов IV Междунар. науч.-метод. конф. - Челябинск : Энциклопедия, 2009. - С. 7Ц10.
Голованов, И.А. Мифо-фольклорный компонент современного сознания (на материале текстов СМИ) [Текст] / И.А. Голованов // Знак. Научный журнал. - 2009. - № 1 (3). - С. 32Ц37.
Голованов, И.А. Константы народного сознания в русском фольклоре Урала [Текст] / И.А. Голованов // Славянские языки и культуры: прошлое, настоящее, будущее : материалы междунар. науч. конф. - Иркутск : Изд-во ИГЛУ, 2009. - С. 62-66.
Голованов, И.А. Содержание понятия фольклорное сознание [Текст] / И.А. Голованов // Языки профессиональной коммуникации : сб. статей участников Четвертой междунар. науч. конф. - Челябинск : Энциклопедия, 2009. - С. 83Ц86.
Голованов, И.А. Фольклорное сознание как способ осмысления бытия и жанровая специфика его объективации [Текст] / И.А. Голованов // Проблемы трансформации жанра в фольклоре и литературе. Вып. 2. - Челябинск : Энциклопедия, 2009. - С. 15Ц29.
Голованов, И.А. Особенности реализации мифо-фольклорных мотивов в медиадискурсе [Текст] / И.А. Голованов // Знак. Научный журнал. - 2010. Ц № 1 (3). - С. 37Ц41.
Голованов, И.А. Пространство и время в несказочной прозе Урала [Текст] / И.А. Голованов // Проблемы изучения литературы и фольклора: исторические, культурологические и теоретические подходы : сб. науч. тр. / под ред. Л.И. Миночкиной. Ц Челябинск : Цицеро, 2010. - С. 168Ц183.
Голованов, И.А. Проблема актуализации фольклорного сознания в меморатах [Текст] / И.А. Голованов // Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах : материалы V Междунар. науч. конф. - Челябинск : РЕКПОЛ, 2010. - С. 102Ц107.

Авторефераты по всем темам >> Авторефераты по филологии

Blog