Работа выполнена на кафедре истории России и зарубежных стран
Республиканского гуманитарного института
Санкт-Петербургского государственного университета
Научный консультант: доктор исторических наук, профессор Смирнов Николай Николаевич.
Официальные оппоненты:
доктор исторических наук, профессор Волков Валерий Степанович;
доктор исторических наук, профессор Калашников Владимир Валерьянович;
доктор исторических наук Рупасов Александр Иванович.
Ведущая организация:
Санкт-Петербургский Университет МВД России.
Защита состоится л__________________2007 г. в л____ часов на заседании диссертационного совета Д 212.232.52 по защите диссертаций на соискание учёной степени доктора наук при Санкт-Петербургском государственном университете (199155, г. Санкт-Петербург, пер Декабристов, 16. Зал заседаний Учёного совета).
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. А.М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета.
Автореферат разослан л__________________2007 г.
И.о. учёного секретаря
диссертационного совета
доктор исторических наук, профессор М.Ю. Крапивин
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы исследования. Революция 1917 г. в России, подобно Великой французской революции, вызывая самые противоречивые оценки, явилась переломным, закономерным историческим событием, оказавшим огромное влияние на мировое развитие. Она породила новую, советскую социальную систему и во многом сделала ХХ в. русским веком. Военные моряки выступили в революции 1917 г. одной из авангардных сил нашего народа. Крейсер УАврораФ стал символом Октябрьской революции.
Вместе с тем, революции 1917 г. сопутствовала гражданская война, которая, с одной стороны, защитила октябрьские завоевания, с другой - привела к большим человеческим жертвам, усугубила трудности дальнейшего развития нашего Отечества, способствовала централизации и бюрократизации советского общества, созданию однопартийной системы. В целом период 1917 - начала 20-х гг., подобно Смуте начала ХУ11 в., наложил заметный отпечаток на развитие нашего народа на несколько веков вперёд. На излёте этого периода в Кронштадте произошло восстание военных моряков, которое, явилось символом начала протеста против установившегося характера советской системы в рамках её самой, демократической альтернативы её развития.
Как и во всякие периоды революций, гражданских войн и восстаний, в период 1917 - начала 20-х гг. в России демократические в своей основе и направленности устремления масс сопровождались проявлениями левого экстремизма - социальным нетерпением, стремлением авантюристически настроенных элементов искусственно ускорить общественное развитие и с помощью насилия приблизить наступление светлой жизни, насилием утвердить утопически понимаемые ими революционные идеалы. Это не только способствовало ожесточённости гражданской войны, но и во многом предопределило после периода нэпа новое выдвижение левоутопических лозунгов лускорения развития народа (лпостроение социализма в одной стране, коммунизм через 20 лет, совершенствование развитого социализма), что в свою очередь повлияло на левоутопический характер задач перестройки и революционное падение советской системы с соответствующими левоутопическими попытками лускорить демократическое и рыночное развитие.
Начало ХХ1 в. ознаменовано появлением международного движения антиглобалистов. Являясь демократическим по своему характеру, оно во многом явилось историческим наследником радикального молодёжного движения новых левых, распространённого на Западе в 60-х - 70-х гг. прошлого века и допускает в свои ряды небольшие, но активно выступающие группы левых экстремистов, которые своей деятельностью в значительной степени компрометируют всё движение. Актуальность нашей темы объясняется также масштабностью террора в современных условиях. Террор - крайняя степень экстремизма. В терроре особенно близки грани между левым и правым его видами или флагами, под которым он выступает. Во всех них в той или иной степени присутствует ультралевый элемент. Активизировавшиеся с 80-х годов прошлого века исламские террористы заполнили в странах третьего мира историческую нишу, которую в 60-х - 70-х годах занимали ультралевые боевики маоистского толка. Многие из них масштабные акты террора в нашей стране и в Нью-Йорке 11 сентября 2001 г. считают частью мировой исламской революции. Не меньший масштаб могут иметь акты террора на море, а также такая его форма как пиратство, борьба с которым вновь стала актуальной задачей для нашего флота.
Отдельные акты индивидуального террора и разного рода левоэкстремистские действия имели место в известных бархатных революциях в странах Восточной Европы в конце ХХ в. Как их продолжение в начале ХХ1 в. на постсоветском пространстве прокатилась волна т.н. лцветочных революций. В них уже гораздо более заметны были проявления левого экстремизма. При этом имели место попытки экспорта лцветочных революций. Запад зачастую их поддерживает, так же как и вообще проявляет стремление лэкспортировать демократию, что, по сути, также является проявлением левизны. Разного масштаба протестные выступления время от времени происходят и у нас в стране. В ходе них неизбежно имеют место проявления левого экстремизма. Они чаще всего провоцируются молодежными левацкими организациями, но бывают и седые революции (пенсионеров в январе 2005 г.). При этом властные силовые структуры показывают неготовность к проявлениям левого экстремизма. С одной стороны наблюдается замалчивание подобных случаев, с другой - имеет место необоснованная жёсткость в их подавлении, которые только провоцируют левый экстремизм.
Недопущение проявлений левого экстремизма имеет значение и для современного военного строительства. Экстремизмом является вообще необоснованный примат военного начала над политическим, стремление военными средствами лускорить достижение политических целей. Таких попыток не мало в наши дни. Сегодня, в частности, особенно важно найти верное соотношение между мерами по гуманизации, демократизации Вооруженных Сил и укреплением воинской дисциплины. Тем более, что военная реформа, назревшая ещё в ВС СССР, стоит до сих пор на повестке дня во многом в силу недостаточной осознанности её не только как внутриармейской проблемы, а дела всего народа и, следовательно, зависящей от происходящих в его среде революционных процессов, включая левые.
Историография проблемы. В советской литературе вопрос о левом экстремизме в период 1917 - 1921 гг. не был исследован, хотя историография Октябрьской революции в соответствии с официальной её трактовкой являлась одной из наиболее обширных. Нацеленная на борьбу с лопасностью справа, со стороны капиталистического лагеря, советская литература со времени выхода в свет книги В.И. Ленина Детская болезнь "левизны" в коммунизме уделяла мало внимания изучению исторического опыта преодоления левого экстремизма и авантюризма. Книга В.И. Ленина считалась пригодной, главным образом, для мирового коммунистического движения. Представляется, что В.И. Ленин рассуждал о левизне в значительной степени под влиянием текущей внутренней обстановки в стране, борьбы с ланархической мелкобуржуазной стихией, что особенно заметно в известных положениях книги о значении дисциплины в партии и государстве1.
Только когда советская историческая наука столкнулась с необходимостью изученния идейных противников большевиков (не считая полузабытых работ 20-х годов), левая опасность или мелкобуржуазный революционизм стали рассматриваться на политическом уровне, главным образом через деятельность политиченских партий, групп и течений, прежде всего, левых эсеров и анархистов. С середины 60-х годов в связи с необходимостью критики маоизма начали появляться и затем достигли некого минимального уровня довольно крупные исследования по истории мелкобуржуазного революционаризма2. По сути единственной значительной работой, которая исходила из признания наличия у большевиков в период I9I7 г. помимо правого фронта борьбы, второго - левого, была работа И.В. Ильиной3. После Октябрьской революции большевики, став правящей партией и решая созидательные задачи, столкнулись с гораздо более сильным давлением своих политических противников слева, в том числе и в своих собственных рядах. Однако при упрощенной черно-белой, а точнее, красно-белой трактовке истории гражданской войны у всех противников большевиков выпячивалась правая сторона, связь с правой контрреволюцией, а левая - смазывалась. Левые противники большевиков, как правило, прикрывались левой фразой. Особенно это относилось к нередко издававшейся литературе о троцкизме. Тем более не шла речь о зёрнах демократизма в левизне.
Недостаток внимания советской литературы к исследованию борьбы большевиков с левой опасностью в революционные годы может вызвать определенное недоумение. Ведь КПСС много сил прилагала, особенно в последние десятилетия своего руководства страной, для борьбы с обвинениями ее в тоталитаризме. Исследовать вопнросы левизны позволяли, казалось бы, и ленинская методология, и очевидные исторические факты. Однако без внимания оставалась, например, оценка В.И. Лениным Апрельских тезисов как призыва к осторожности и терпеннию4. Только с конца 1987 г. перестали умалчивать о левой ошибке самого В.И. Ленина в 1917 г., заключавшейся в ускорении начала вооруженного восстания, которую он призннавал и которая хорошо была известна советским историкам5. Оченвидно, руководство КПСС не хотело умалять руководящую роль большевиков в победе Великого Октября. Но главное, левизна имела корни в народных массах, поэтому борьба с левизной означала в определённой степени признание борьбы с народом. А лозунг Партия и народ едины был священным. Поэтому левацкие выступления долго списывались на происки провокаторов буржуазии и левых партий. Деятельность самих этих партий потому долго и не изучали, что они слишком были близки к народу и непосредственно отражали левое массовое сознание. К 80-м годам престарелое руководство КПСС, с одной стороны, уже значительно оторвалось от народа, с другой, - испытывая всё возрастающее оппозиционное давление снизу, помнило о прежнем таком давлении, но помнило, как о требованиях к своим вождям быть верными идеям Октября и В.И. Ленина. Однако широкие народные массы уже больше привлекали западные идеи.
90-е годы не привели к принципиальному перелому в историографии левого экстремизма. Публикаций о крайностях революционного насилия и красном терроре в годы гражданской войны было множество, но подавляющее большинство из них носило популистский характер, исходило из стремления компрометации политики большевиков при крайне критическом отношении к известным советским трудам о красном терроре6. Главным источником для таких публикаций в основном являлся эмоционально пристрастный труд белоэмигрантского историка С.П. Мельгунова7. Сегодня по-прежнему издаются крупные работы о красном терроре, но основанные уже на обширном документальном материале8. Однако, тот факт, что большевики как ведущая, а затем как единственная правящая партия страны сами были озабочены проблемой левого экстремизма, изначально был и сейчас ещё остаётся вне рамок исследований.
Определяющим в историографии темы диссертации являлись разные аспекты изменения отношения к Октябрьской революции. В течение постсоветского периода наряду с демифологизацией революции достаточно определённо утвердилась тенденция представлений о её судьбоносности и закономерности, а вместе с этим, наряду с расширением внимания к гражданской войне, и - внимания на социальные аспекты войны, отхода от единственно военно-политической её трактовки. Этому способствовала открывшаяся широкая возможность знакомства с оппозиционной большевикам литературой, переиздание эмигрантских мемуаров и спецхрановских книг советских авторов. Однако до сих пор не переизданы важные труды, раскрывающие многие вопросы борьбы с левизной с позиций сторонников Октябрьской революции9.
Едва ли не наиболее многочисленными в постсоветской литературе о революции и гражданской войне стали книги биографического жанра. В них левые фигуры привлекают всё большее внимание историков. По количеству публикаций здесь бесспорно первое место принадлежит о Н.И. Махно. Были опубликованы воспоминания самого Н.И. Махно и его соратников10, а также книги самых разных авторов о махновском движении. Однако, несмотря на значительную роль матросского фактора в махновском движении, он в них пока ещё почти совсем не выделяется. Важные исторические факты и документы, в том числе и касающиеся матросских настроений, хотя и наряду с художественным вымыслом, содержат книги и статьи о других левых персонажах11. Деятельность ряда левых фигур представлена также в сборниках, объединённых под общим названием лавантюристы12. Данные книги написаны во многом на основе сочинения эмигранта А. Ветлугина, изданного в 1921 г. в Париже, Авантюристы гражданской войны. Недостатком работ об авантюристах является то, что в них не акцентируется внимание на народных корнях их появления и авторы не делят их на правых и левых, поскольку научные цели у них не являются главными. Эти черты присущи и имеющейся книге об авантюристах на флоте Н.А. Черкашина13. В ней авантюры рассматриваются в художественной форме и, прежде всего, как опасные приключения. Но часть содержания книги посвящена революции 1917 г. и она написана на основе редких документов. Публикации о военных моряках из литературы биографического жанра периода 1917 - 1921 гг. для нас, безусловно, особенно важны. В период перестройки таких изданий было особенно много о Ф.Ф. Раскольникове и о А.В. Колчаке. О А.В. Колчаке темпы публикаций не снижаются до сих пор14. Но в них внимание сосредотачивается на его роли как лидере белого движения и очень мало места отводится матросскому фактору. Однако заметно пробуждение некоторого интереса и к матросским фигурм. Это, прежде всего, касается П.Е. Дыбенко и А.Г. Железнякова15.
Публикации биографического жанра, объективно анализирующие деятельность исторических личностей, накопленная в постсоветских изданиях фактологическая база наряду с советскими работами о массовом сознании 20-х годов и ряда авторов 60 - 70-х годов (Г.Л. Соболева, В.Ф. Шишкина и др.) способствовали развитию социальной истории периода 1917 - 1921 гг. Выводы социальной истории и исторической массовой психологии имеют для нашей работы важное методологическое значение. С одной стороны, в революциях и гражданских войнах массы играют главную роль, революция - праздник эксплуатируемых и угнетённых. С другой стороны, в массовой психологии, в психологии толпы лежит социальная основа левого экстремизма. В Октябрьской революции не партия УтащилаФ массы на штурм старого мира, а массы (в авангарде которых были матросы) выбирали себе руководителей, в том числе и большевиков. Белоэмигрантская и западная историография Октябрьской революции, длительное время, относясь к революции, как к путчу большевиков, работала на советскую официальную концепцию: революция - дело большевиков. В результате утверждалось представление о революционном процессе как планомерном, а это вело к умалению роли массовых стихийных настроений, искажению причин исторических событий. С утверждением социального подхода в российской историографии стало меняться и отношение к причинам левого экстремизма. Так, внимание от террора большевиков стало переключаться на внимание к российскому революционному террору вообще. Сначала такие работы имели в значительной степени не научный, а популистский характер. Но затем во многом под влиянием актуальности вопросов террора в мире, в них стали исследоваться корни экстремизма в массовой психологии. Важной вехой здесь был вышедший в 1997 г. фундаментальный труд В.П. Булдакова16. Вместе с тем ему присущи некоторые крайности во взглядах, в частности, представление о революции едва ли не как о коллективном безумии.
Вопрос об экстремизме народных масс тесно связан с вопросом о повстанческих движениях и крестьянском бунтарстве, к которому внимание также постоянно растёт. В советское время заслоном к публикациям на эту тему было обязательное использование определения кулацкий мятеж. При таком правом ярлыке левые выступления крестьян в защиту Октябрьской революции имели тенденцию к исчезновению из исторической памяти. Пока публикации о крестьянском бунтарстве в годы гражданской войны имеют в основном целью освещение региональной истории. Но в 2003 г. вышел, по сути, первый специальный обобщающий труд В.Л. Телицына, в котором он показал, что крестьянское бунтарство не сводится исключительно к доминированию классовой борьбы, а является результатом комплексных взаимоотношений, взаимовлияний, переплетения общественного восприятия событий и подсознательных мотивов и эмоций17. Историков всё больше привлекает также протестное движение рабочих в городах. Большой вклад в освещение данной проблемы внесли такие историки как В.В. Канищев, Д.О. Чураков, А.В. Гоголевский и некоторые другие18. Для нас ценны, прежде всего, работы о Петрограде. Здесь важной вехой явилось появление в 1999-2000 гг. книг, представляющих в основной своей части сборники ранее почти не публиковавшихся документов с предисловиями и комментариями М.В. Ходякова, В.Ю. Черняева и С.В. Ярова19. В книгах убедительно продемонстрирована роль политической психологии т.н. третьей силы в гражданской войне, в том числе, в такие ключевые периоды обострения левого экстремизма на флоте, как летом 1918 г. и в период Кронштадтского восстания в марте 1921 г.
В этой связи представляется значимой дальнейшая исследовательская работа по идентификации крестьянского бунтарства, протестного движения рабочих и средних слоёв как проявления третьей силы в гражданской войне и роли в ней левого фактора. Из-за большого разнообразия антибольшевистских повстанческих движений, историки, включая в них особенно движения зелёных (в основном дезертиров из Красной и белых армий), правомерно отмечают определённую натяжку в сведении их к общему знаменателю третьей силы20. Для нас представляет значение такая трактовка этого понятия, которая включает, прежде всего, силы, стоявшие на платформе Октябрьской революции и выступавшие против большевиков под лозунгами Советы без коммунистов, настоящей революции и т.п. Эти лозунги были связаны с идеями лисправления Октября, его лулучшения и луглубления, осуществления третьей революции. На практике они проявлялись как в демократических, так и левоэкстремистских политических действиях, что и является предметом нашего исследования. Важной частью третьей силы была т.н. латаманщина. Её идеология наряду с разного рода казачьими, националистическими и др. идеалами содержала в значительной степени левомаксималистские, а именно: борьба против всех властей за федерацию отдельных сёл и волостей во главе с выборными атаманами, за вольные советы, против города, а также воспринятый от анархистов после их разгрома весной 1918 г. лозунг третьей революции21. Зелёные отряды во главе с атаманами были везде, где ранее, хотя бы кратковременно проживали казаки, т.е., по сути, по всей стране за исключением Севера и некоторых других районов. Традиции казацкого бунтарства в них проявлялись со всей очевидностью. Для нас здесь особенно важно учитывать то обстоятельство, что в доимператорский период, когда складывались многие традиции казачества, оно, как это убедительно показано в недавно вышедшей книге А.А. Смирнова22, было в большинстве своём не кавалеристами, а моряками.
Неотъемлемой частью третьей силы являлась деятельность соответствующих политических партий, групп и течений. Современная историография политических партий периода 1917 - 1921 гг., при стремлении уйти от партийно-политического подхода в освещении революционных событий, благодаря расширившейся источниковой базе, новым принципам классификации и ряду других факторов, сделала качественный сдвиг в своём развитии, прежде всего в виде масштабного проекта Политические партии России. Документальное наследие (свыше 40 томов сборников документов), реализуемого в рамках издательской программы Российской политической энциклопедии с 1992 г.23 В том числе, под влиянием актуальности современного терроризма, а также стремления найти демократический аспект в оппозиционной большевикам партийной деятельности заметно усилилось внимание историков к леворадикальным партиям. Правда, особенно заметно это пока только на диссертационном уровне24. Повышенное внимание проявлениям современного левого экстремизма уделяется в историографии современных политических партий и течений. Он освещается не только в большом числе публикаций в современной периодической печати, но и на сайтах Интернета. Особенно этому уделяют внимание политологические и социологические информационно-исследовательские центры, такие как Феникс и Панорама при Институте экспериментальной социологии. Ими изданы по данной проблеме специальные научные работы25. Наиболее основательной работой в данной области, хотя и далеко не беспристрастной, представляется труд бывшего активного участника некоторых современных леворадикальных движений А.Н. Тарасова26.
Если проблема преодоления левацких настроений специально почти не разработана в общей историографии Октябрьской революции и гражданской войны, то в историографии флота этого периода она вообще не выдвигалась. Военно-морская историческая проблематика рассматривалась в основном в рамках военно-политической, а не социальной, гражданской истории, с тенденцией локализации её по отдельным узким темам. История флота в период русских революций являлась исключением, но она в основном ограничивалась рамками партийно-политической истории. Только Кронштадтское восстание в марте 1921 г. было едва ли не единственным событием российской военно-морской истории, в освещении которого историки в основном стремились использовать социальный подход. Лишь с конца 90-х годов ХХ в. стали появляться социально-исторические исследования российского Военно-морского флота. В том числе в 1997 г. появилась неоднократно переиздававшаяся и дополнявшаяся в дальнейшем работа В.Д. Доценко, в которой ряд важнейших событий военно-морской истории освещён по-новому, с точки зрения преодоления неадекватного отражения их в массовой психологии27.
Участие военных моряков в Октябрьской революции и победе Советской власти в советской историографии представлено большим количеством как мемуарной28, так и специальной литературы29. Среди специальной литературы особой научной основательностью отличается книга В.В. Петраша, которая надолго определила основные направления исследований по этой теме. Большим достоинством литературы советского периода является её направленность на изучение матросских масс, что позволяет сегодня анализировать социально-психологические особенности матросов и состав флота в целом в 1917 - 1921 гг., сравнивать их менталитет в другие периоды истории флота. Однако и в литературе советского периода революционная роль матросов была должным образом не раскрыта. Хотя советские авторы и стремились прославлять моряков в революции, но основное внимание они акцентировали на роли большевиков, а матросы являлись лишь одним из отрядов, хотя и передовых, революционной армии, организованной большевиками. В советской литературе на опасность революционного авантюризма на флоте обращали внимание лишь некоторые авторы, в частности С.С. Хесин30, но подробно эта тема ими не анализировалась. Из всех изученных советских публикаций о революционных моряках в рассматриваемый период почти единственной является письмо в редакцию журнала Красная летонпись - отклик на книгу Ф.Ф. Pacкольникова группы известных кроншнтадтских большевиков31. Авторы письма утверждали, что игнориронвать левую опасность на флоте, как это делал Ф.Ф. Раскольников, значит преуменьшать руководящую роль флотских большевистских организаций, сводить ее до уровня слепого следования стихийным событиям. Но в целом в сталинский период левизна на флоте, даже та, по поводу которой имелись известные отрицательные высказывания В.И. Ленина, квалифицировалась как смелые революционные действия. И только во время хрущёвской лоттепели некоторые явно одиозные факты стали пересматнриваться. Прежде всего, это касалось Кронштадтского инцидента в мае - июне 1917 г.32 и потопления кораблей Черноморского флота в июне 1918 г.33 С 60-х годов проблемы левизны на флоте в 1917 - 1921 гг. в рамках проблем военного строительства начали затрагиваться на уровне кандидатских диссертаций по историко-партийным темам и в военно-исторической литературе. Однако имевшиеся здесь исследования были немногочисленны, а та их часть, которая затрагивала вопросы воинской дисциплины, имевшие отношения к левизне, носила в основном закрытый характер. Однако левацкие настроения матнросов нашли отражение в художественнных произведениях, так как достижение художественных целей предполагало социальнно-психологический анализ персонажей34.
С окончанием советского периода участие военных моряков в революционных событиях из фактора, способствующего прославлению флота, превратилось в фактор сомнительный. А потому начавшаяся было тенденция на увеличение объёма литературы о революционных моряках сменилась на прямо противоположную. Исследования деятельности революционных матросов исчезли в историографии. В то же время стало возможным изучать ранее запрещённые темы. В целом новую тенденцию в исследовании роли матросских масс в революции в первые постсоветские годы можно было определить известной фразой: шаг вперёд, два шага назад. В последние годы в периодической печати материалы о революционных моряках вновь стали изредка появляться. Достоинством их является то, что они изображают моряков как самостоятельную силу, причём левооппозиционную большевикам35. Но поскольку чертой современной историографии является преувеличение левизны большевиков, то и изображение проявлений левого экстремизма в матросских массах имеет определённый перехлёст. Не случайно то, что среди новых материалов по теме большую часть занимают публикации о матросских самосудах над офицерами старой армии и флота36. Освещение данных самосудов, также как и некоторых других проявлений левого экстремизма на флоте, содержится в немалом числе новых публикаций по сопутствующим темам. Заметное место в постперестроечный период занимает литература о флоте и белом движении. Бывшие флотские офицеры в эмиграции опубликовали большое количество книг и статей о роли флота в революции. Наиболее интересные работы из них на сегодняшний день переизданы в России и стали доступны широкому читателю.37 Однако в данных произведениях, за исключением книги Г.К. Графа, почти не уделяется внимания революционно настроенным матросам и Красному флоту, так же как раньше в советской литературе - Белому флоту. В постсоветский период появились также публикации, посвящённые антибольшевистским выступлениям матросов. Внимание историков, помимо Кронштадтского восстания в марте 1921 г., было особенно привлечено к ещё одному событию - выступлению Минной дивизии в 1918 г. и вынесению советским судом 21 июня первого смертного приговора капитану 1 ранга А.М. Щастному. Авторы публикаций на эту тему ставили перед собой цель раскрыть белое пятно советской истории и показать демократизм лозунгов матросов. Однако они недооценивали революционную, левую сторону этого выступления38.
Событиям в Кронштадте в марте 1921 г. историки всегда уделяли особое внимание39. Среди западных историков преобладающим был взгляд на Кроннштадтское восстание как на первое масштабное народное выступление против утвердившейся после октября 1917 г. коммунистической системы. Советские же авторы виндели в восстании мелкобуржуазную контрреволюционную вспышку, инспирированную белогвардейнцами и их зарубежными союзниками. При этом в советской историографии восстания и бытовом сознании советского читателя закреплялось положение о том, что мятежники изменили славным революционным традициям моряков-балтийцев. Западнные историки, не имевшие цензурных ограничений, в рассмотрении причин восстания были объективнее, отмечая, что среди его инициаторов были разочаровавшиеся в В.И. Ленине ультралевые коммунисты, а само восстание явилось проявлением традиционного русского бунтарства. Последнее особенно присуще П. Эвричу, труд которого о Кронштадтнском восстании, появившийся в 1970 г. в США и переизданный в 2007 г. у нас, является наиболее авторитетным исследованием40. До него работы западных авторов почти не оказывали влияния на российскую историографию. Видеть левые причины Кронштадтнского восстания западнным историкам позволяла и возможность знакомства с публикациями о восстании эмигрировавших на Запад его участников, а также анархистских и других левых идеологов41. Однако западные авторы, руководствуясь отрицанием закономерности и международного значения Октябрьской революции, представлениями о ней как о деянии большевиков при пропасти между ними и рабочими42, недооценивали общие политические причины революционности народа и матросов, прежде всего, связанные с русско-японской и Первой мировой войнами. Они умаляют антибуржуазные революционные идеалы кронштадтцев и вообще роль их сознательности в восстании, особенно большевистской, а также её эволюцию в 1917-1921 гг. от левизны к демократизму. Так, для П. Эврича революционные матросы не авангард народа в 1917-1921 гг., а лишь мученики и невиновные дети революции43.
В ходе перестройки стали появляться публикации многих известных историков, реабилитировавшие выступление кронштадтцев. Мятеж в них вновь стал восстанием. Особенно примечательной была публичная перемена отношения к восстанию основного его исследователя С.Н. Семанова, отметившего подвиг моряков-балтийцев44. В январе 1994 г.был опубликован Указе Президента РФ, который полностью реабилитировал участников Кронштадтского восстания и назвал его протестом против бюрократизации советской системы, демократической альтернативой её развития45. Период гласности и демократизации в отношении публикаций о восстании, как и в других вопросах, сопровождался, однако, изндержками, выражавшимися в идеализации восставших кронштадтцев и преувеличении масштанба репрессий по отношению к ним. Этих недостатков в значительной степени лишено, на наш взгляд, основное на сегодняшний день российское научное изндание о Кронштадтском восстании - фундаментальный двухтомный сборник документов со вступительной статьей и комментариями Ю.А. Щетинова46. Однако ему присуще изображение Кронштадтского восстания в отрыве от революционного прошлого моряков-балтийцев. На основе нонвых документов в книге подтверждается популярный в советский период вывод о том, что при всей склонности моряков к бунту в организации восстания очень велика была роль правых загонворщиков47. С этим можно согласиться, но остается открытым вопрос, откуда взялась у моряков эта склонность к бунту. Заметим, что левоэкстремистские анархические настроения моряков не исключают, а предполагают наличие в их среде также и правых заговорщиков. Однако в прендисловии и обширном научно-справочном аппарате к сборнику левые явно остаются в тени, хотя в самих документах их деятельность отражена в полной мере. Между тем о том, что восставншие могли быть настроены левее большевиков, говорилось еще во время восстания как в публикациях белоэмигрантов48, так и самим В.И. Лениным49. После бурных дискуссий 1990-х гг. число публикаций о Кронштадтском восстании ныне заметно сократилось, также как уменьшилось и желание публицистов давать ему однозначнные оценки. Зато явно усилилось стремление историков базироваться в своих выводах на докунментах, свидетельством чему являются новые книги о восстании М.Н. Кузнецова50 и С.Н. Семанова51. Однако в них проблема связи кронштадтских матросов 1917 и 1921 гг., как представляется, продолжает оставаться не решённой. М.Н. Кузнецов, например, причины выступления кронштадтцев в марте 1921 г. сводит в основном к протесту населения крепости против красного террора в гонды гражданской войны без учета, в частности, того, что моряки-балтийцы сами были одними из его основных инициаторов. С.Н. Семанов эту проблему не замалчивает, но, похоже, склонен объяснять её не логикой развития революционного сознания матросов, а непредсказуемыми поворотами истории52. Таким образом, можно утверждать, проблема, рассмотренная в диссертации, актуальна и малоизученна.
Объектом исследования являются матросские массы, принимавшие участие в политических процессах на флоте в период 1917-1921 гг.
В качестве предмета изучения в исследовании избран леворадикальный аспект в сознании и деятельности военных моряков, проявления левого экстремизма на флоте в 1917-1921 гг., влиявшие на общий ход событий в стране, закономерности трансформации леворадикальных настроений матросов в соответствие с меняющейся обстановкой в стране и на флоте.
Целью диссертации является выявление и анализ основных проявлений левого экстремизма в матросской среде в период революции 1917 г. и гражданской войны, раскрытие их влияния на общий ход развития событий в стране, обобщение опыта преодоления леворадикальных настроений на флоте и показ его значения для современного этапа военного строительства.
В соответствие с данной целью ставятся следующие задачи:
- анализ и обобщение опубликованных источников и основных исторических исследований по проблеме участия моряков в революции 1917 г. и гражданской войне, определение степени их полноты и достоверности, выявление научной и практической ценности и значимости для развития исторической науки;
- осуществление историко-социального анализа участия матросов в русских революциях, раскрытие политических и социально-психологических причин распространения левого экстремизма в стране и на флоте в рассматриваемый период;
- выявление левоэкстремистского аспекта в деятельности российских политических партий и течений в 1917-1921 гг. и анализ их влияния на распространение левого экстремизма на флоте;
- освещение февральско-мартовских самосудов на флоте и их влияния на общий ход развития революции 1917 г.;
- раскрытие роли военных моряков в июльской демонстрации 1917 г., в разгоне Учредительного собрания, в мятеже левых эсеров в июле 1918 г. и в других важнейших событиях 1917-1921 гг.
- анализ красного террора на флоте в годы гражданской войны;
- выявление и обобщение причин антибольшевистских матросских выступлений, анализ их хода и последствий;
- выявление причин Кронштадтского восстания в марте 1921 г. и роли в нём левачества;
- изучение влияния личностного фактора на исследуемые процессы, в том числе, видных политических фигур периода 1917 - 1921 гг.: В.И. Ленина, Л.Д. Троцкого, И.В. Сталина, Г.Е. Зиновьева, А.М. Коллонтай, П.Е. Дыбенко, Ф.Ф. Раскольникова, А.В. Колчака и ряда других;
- раскрытие логики влияния леворадикальных настроений на общий ход военно-морского строительства в советский и постсоветский периоды, выработка практических рекомендаций по преодолению влияния левого фактора на ход военной реформы в современных условиях.
Хронологические рамки исследования охватывают период от Февральской революции до завершения гражданской войны. Если нижняя граница их является общепринятой, то по поводу верхней существуют различные точки зрения. Однако для развития революционных настроений на флоте рубеж Кронштадтского восстания в марте 1921 г. является, бесспорно, определяющим.
Территориальные рамки исследования включают всю территорию бывшей Российской империи, где в указанный период имели место важнейшие события, связанные с флотом. При этом главное внимание уделено району дислокации Балтийского флота, а также районам Юга и Москвы.
Источниковая база исследования. Для раскрытия темы диссертации имеется широкий круг самых разнообразных источников. Решение поставленных задач достигается комплексным их анализом. По истории 1917 - 1921 гг. в советский период были изданы многочисленные фундаментальные обобщающие сборники документов. Хотя в них делался упор на историю большевиков, но они содержат многочисленные материалы, касающихся революционной истории флота. В советской документалистике видное место занимают и специальные фундаментальные сборники по истории флота в 1917-1921 гг., на которые мы активно опирались в своей работе53. В постсоветский период наряду с публикацией ранее запрещённых к печати материалов постепенно стали вновь появляться рассчитанные на долговременную перспективу фундаментальные сборники документов, касающиеся нашей темы. Среди них особенно важны публикации в рамках масштабных издательских проектов Политические партии России. Документальное наследие и Крестьянская революция в России. 1902 - 1922 гг.. Особый интерес представляют материалы партии левых эсеров. В них немало важных редких документов, касающихся флотской тематики, которые раньше совершенно замалчивались в советских изданиях.
Нами активно использовались документы основных архивов страны (всего 94 фондов). Основная часть архивного материала была получена из Российского государственного архива Военно-Морского Флота (РГА ВМФ).
Помимо документов РГА ВМФ нами были привлечены материалы десяти других архивов Москвы и Санкт-Петербурга и нескольких музеев. Вместе с тем, в связи с социально-психологической направленностью исследования мы стремились не абсолютизировать привлечённый архивный материал. Учитывалось, что он отражает период наиболее острой борьбы за власть, а потому часто крайне политизирован, нередко несёт печать откровенной демагогии, призванной скрыть перед массами истинные мотивы поведения и реальные факторы, объективно характеризующие складывающуюся политическую обстановку. Социально-значимые факты, воспринимавшиеся массовым сознанием, в значительной степени оперативно и многопланово отражала периодическая печать. Поэтому мы стремились широко опираться на материалы прессы разных направлений, особенно 1917 года и первых месяцев Советской власти.
Социально-психологический уровень исследуемой проблемы, необходимость языка неполитической истории обусловили особое внимание автора к мемуарным материалам. Несмотря на присущие им известные субъективизм и фрагментарность, часто только в них можно было получить представление о складывающейся духовной обстановке, проследить её динамику, понять мотивы действовавших партий и лиц. В диссертации использованы сайты различных авторов и организаций в информационной сети Интернет. Тема гражданской войны в ней присутствует постоянно и является одной из самых востребованных. В сети имеется много сайтов различных левых и экстремистских организаций по удельному весу содержащейся в них информации значительно превышающей таковой в печатной продукции. В целом наличие разнообразных источников дало возможность точнее оценить масштаб и опасность проявлений левоэкстремистских настроений на флоте, их большое влияние на общий ход революционных событий.
Методологической основой диссертации является диалектико-материалистическое понимание исторических общественных процессов в их взаимосвязи и взаимообусловленности с опорой на комплекс традиционных общенаучных и специально-научных методов исторического исследования, сложившихся в отечественной исторической науке (исторический и логический, восхождения от конкретного к абстрактному и от абстрактного к конкретному, системного и структурно-функционального анализа, историко-генетический, историко-сравнительный и др.). Особенно важен для нашего исследования фундаментальный принцип исторической науки - историзма, который требует определять сознание матросов с учётом условий революционного периода 1917 - 1921 гг., не пытаясь определить проявления левого экстремизма среди них без учёта многомерного влияния массового гражданского противостояния, с позиций ценностей только начала ХХ1 века и т.п. Поэтому мы руководствовались основными идеями отечественных трудов по социальной истории (о которых речь ниже). Большую роль для нас имел также основополагающий принцип исторической психологии французской школы Анналов - осознания и понимания эпохи, исходя из неё самой, без оценок и мерок чуждого ей по духу времени. В рамках диалектико-материалистического понимания истории использовались и некоторые собственные выработанные методологические принципы.
Научная новизна диссертационного исследования. Диссертация является первой работой, освещающей проявления левого экстремизма на флоте, анализирующей степень влияния их на общий ход развития событий в стране в 1917-1921 гг. и опыт их преодоления. Впервые исследование данной проблемы автором началось ещё в конце 70-х годов в процессе утверждения темы кандидатской диссертации - задолго до конца 90-х годов, когда проблемы экстремизма стали в числе приоритетных для специальных научных исследований. Данная проблема исследовалась тогда с точки зрения преодоления партией большевиков левого экстремизма. Пересмотр методологии исторической науки в постсоветский период мало повлиял на снижение значимости полученных результатов. В то же время, как представляется, эти результаты в современной обстановке приобрели дополнительную методологическую актуальность. Если в советский период главной опасностью для страны считалась правая (либерализм), то после перестройки и прихода к власти либералов - левая (коммунизм). Для историков, признающих объективность Октябрьской революции, проанализированный в данной диссертации исторический опыт по преодолению большевиками левого экстремизма представляет собою определённый критерий оценки прогрессивности или реакционности тех или иных событий 1917-1921 гг. на флоте и является вкладом в решение проблемы определения критерия экстремистского характера любых исторических событий. Исследование флотского левого экстремизма в диссертации в свете данного критерия позволило выявлять ряд ключевых моментов истории гражданской войны, связанных, главным образом, с антибольшевистскими матросскими выступлениями, которые замалчивались раньше историками флота. К настоящему моменту ряд из них стали предметом специальных научных публикаций, но причины и последствия их проанализированы в основном без учёта фактора левого экстремизма и связи с эволюцией сознания матросских масс.
Новизна исследования заключается также в том, что с позиций обновлённой методологической базы впервые рассматривается участие матросов в едином революционном процессе 1917 - 1921 гг. Выявление причин левого экстремизма на флоте потребовало впервые выйти на уровень специального исследования социально-психологических факторов, определяющих поведение матросов в экстремальных политических ситуациях, какими были для них события 1917 - 1921 гг. С точки зрения социально-психологических факторов события как революции 1917 г., так и гражданской войны находились в неразрывной связи. Между тем, в историографии флота рубежом Октябрьской революции эта связь разрывалась и во многом продолжает разрываться и сейчас. Если в советский период история флота в 1917 г. рассматривалась с точки зрения приоритета внутренних факторов над внешними, над боевой деятельностью, а в гражданскую войну - наоборот, то сейчас проявляется тенденция поменять эти приоритеты местами. Необходимость исследования вопросов левого экстремизма на флоте на социально-психологическом уровне наряду с ликвидацией вышеуказанных белых пятен позволила создать единую логику развития событий на флоте в 1917 - 1921 гг. Восстановление целостности истории флота в 1917 - 1921 гг. позволило впервые связать такие события как матросские самосуды в дни Февральской революции 1917 г. и Кронштадтское восстание 1921 г. Тем самым доказывается возможность и прослеживается логика перерастания левоэкстремистских настроений в демократические. Это позволило дать нетрадиционную трактовку многих частных вопросов революционной истории флота.
Практическая значимость диссертации заключается в том, что в ней проанализированы различные формы проявлений левого экстремизма и её выводы и рекомендации могут помочь распознавать левоэкстремистские явления в современной жизни, отличать их от подлинно народных демократических движений. В то же время показанная в диссертации на примере революционных матросских масс возможность перерастания левоэкстремистских проявлений в справедливые протестные настроения помогает видеть в динамике современные многочисленные радикальные народные движения, вернее определять соотношение экстремистской и демократической их составляющих, видеть ближайшие и отдалённые перспективы политической обстановки. Это особенно актуально для периодов революционных событий и преобразований, в периоды социальной напряжённости, но имеет значение и в относительно стабильные периоды для анализа тенденций общественного сознания по отношению к власти.
В области военного строительства применение социально-психологического анализа для выявления левоэкстрмистских факторов помогает отчётливее видеть связь многих внутриармейских и внутрифлотских проблем с проблемами народного сознания, с политическими проблемами страны, а, следовательно, и яснее определять истинное отношение власти и народа к укреплению своих вооруженных сил. Тем самым стратегия военного строительства может корректироваться с учётом состояния общественного сознания, отношения народа к своим вооружённым силам в данный конкретный исторический период, причём, также - не только при социальной напряжённости, но и в относительно политически стабильные периоды. Так, большое значение имеют вопросы, связанные с решениями о начале боевых действий. Они часто принимаются с левоутопических позиций, с позиций переоценки своих сил, шапкозакидательства, что приводит потом к поражениям. В периоды военного реформирования, когда возникает потребность поиска его новых эффективных путей, армия и флот зачастую как извне, так и изнутри испытывают давление разного рода левых инициатив, в частности, популистских, идущих от власти, или дилетантских, идущих от общественности. В этих условиях выводы нашей работы могут помочь распознавать их кратковременность и конъюнктурность, яснее предвидеть их возможный конечный результат.
Другой областью практического использования выводов диссертации в военном строительстве являются вопросы укрепления воинской дисциплины. Массовые нарушения воинской дисциплины могут носить протестный характер. Обобщение и осмысление нарушений воинской дисциплины через левоэкстремистский аспект (прежде всего на верхнем, управленческом уровне вооруженных сил) позволит видеть оценку их вне армейских рамок - на политическом уровне, уровне народного сознания, поможет не сводить нарушения дисциплины исключительно к недоработкам непосредственного командования и низкому качеству призывного контингента (что повсеместно происходит). Тем самым устраняются искажающие их подлинную оценку армейские рамки, замечается возможный демократический аспект нарушений, в том числе и заложенный уставами, упор в устранении нарушений переносится с административно-насильственных мер, мер взысканий на политико-воспитательные, духовные, а также на коррекцию государственной политики в этой области военного строительства.
Апробация работы. Основные положения диссертации содержатся в публикациях автора. Результаты исследования использовались автором в учебном процессе на протяжении 28 лет преподавательской деятельности в системе ВВУЗов ВМФ, а также в выступлениях и докладах на многочисленных теоретических сборах и семинарах командного состава различного уровня, курсантов и матросов по вопросам воспитательной работы в ВМФ. Они обсуждались на заседаниях кафедр общественных наук ВМА им. А.А. Гречко, ГА ВС РФ, БВВМУ и СПб ВМИ. Положения диссертации излагались автором на совместных научно-практических конференциях и научных чтениях курсантов СПб ВМИ и студентов СПб ИНЖЭКОНа (1996, 1998, 2003, 2007 гг.), на Научно-практической конференция НВО ВМФ (декабрь 1997 г.), на 26-й и 34-ой Всероссийских заочных научных конференциях при издательстве Нестор (2002, 2004 гг.), на Всероссийских научных конференциях при СПбГУ Общество и власть (2002, 2004, 2006 гг.), на У1-х Царскосельских чтениях (Научно-теоретическая конференция с международным участием в ЛГОУ) 23-24 апреля 2002 г., на Чтениях по военной истории (Международная научная конференция при Военном центре Исторического центра СПбГУ) 7-9 апреля 2004 г., в докладе в Русском географическом обществе (17 мая 2007 г.).
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Структура работы. Диссертация состоит из введения, шести глав, заключения, списка источников и литературы.
Во введении обосновывается актуальность темы, анализируется историография, определяется предмет и объект, формулируются цели, задачи и методологическая основа работы, указываются хронологические и территориальные рамки исследования, даётся характеристика источников, раскрывается научная новизна и практическая значимость диссертации, приводятся сведения о её апробации.
В первой главе Причины проявления левого экстремизма на флоте раскрываются сущность, исторические и социально-психологические корни проявлений левого экстремизма военных моряков. Элементы революционаризма содержатся глубоко в природе флота. Они отражены общественным сознанием в идеях противостояния земли и суши, Всемирного потопа, в известных выражениях бунт на корабле, революционная волна и др. Моряки, являясь плоть от плоти народа, в переломные моменты его истории выделялись своей особой социальной активностью. Это имело место не только со времени выхода России к морям при Петре 1, но также и в допетровскую эпоху. Известно, что Русь рождалось на водах, а в создании русского государства огромную роль сыграли моряки-викинги и люжные викинги - донские и запорожские казаки54, а также казацкие плавания по водам, позволившие присоединить Сибирь и Дальний Восток. Поэтому правомерно считается, что в значительной степени история российского мореплавания и есть история России55. На основе идей известных историков и философов о народе в состоянии бунтующей, революционной толпы, у которой теряются привычные ориентиры поведения, в диссертации раскрывается механизм возникновения массового стремления к революционным крайностям, к подчинённости сильным личностям и в то же время - одухотворённости общей идеей и героизмом. В условиях революций начала ХХ в. в России, когда терялась вера матросов в установленный порядок и в руководителей-офицеров, все указанные характеристики в полной мере касались и матросской толпы.
В диссертации анализируется социальный состав матросской массы накануне 1917 г., отмечается, что он отражал социальный состав народа со слоями, склонными в революционных условиях к социальной неустойчивости и состоянию толпы с левыми крайностями (маргиналы города, крестьяне с психологией общинных сходов и др.). В этой связи в диссертации рассматриваются причины авангардной революционной роли матросов. Они подробно анализировались советскими историками. Такими, наряду с большинством выходцев из крестьян при повышенном проценте пролетарского состава в матросской среде, были: резкая социальная разница между матросами и офицерами, в основном выходцами из высшего дворянства; тюремно-казарменная дисциплина на кораблях и в базах; высокий уровень грамотности матросов; возросшее значение флота как военной силы в условиях Первой мировой войны; близость основных флотских баз к столице; накопленные с 1905 г. революционные традиции и деятельность революционных партий на флоте. Эти причины в диссертации оцениваются с позиций новой методологической базы и с точки зрения факторов, обусловивших особую склонность матросов к левым крайностям. Радикальная ориентация флота в начале ХХ в. была обусловлена, прежде всего, поражением России в русско-японской войне, которая носила морской характер. Оно явилось причиной многочисленных выступлений на флоте в годы революции 1905 - 1907 гг., а после неё оставила на флоте открытым вопрос: кто виноват в Цусиме и других трагедиях войны? Для властей и офицеров виноватыми были революция и революционно настроенные матросы, для матросов - самодержавие и офицеры. Чиновники царской администрации констатировали, что на флоте офицеры и матросы представляют собой два враждебных лагеря56. В этих условиях офицеры не нашли верной линии по отношению к матросам. Кроме того, причинами, способствующими леворадикальным настроениям матросов были: кастовость флота, приоритет у самодержавия его внешней, парадной стороны, закрытый режим военно-морских баз, склонность матросов к романтизации революционной борьбы и некоторые другие.
Во второй части главы анализируется роль политических партий, групп и течений в проявлениях левизны на флоте. Ситуация во флотских базах до наступления всеобщей политизации после Февральской революции характеризовалась непониманием партийных различий. Для матросов существовали, прежде всего, понятия: революционер или нет? Если революционер - за террор или нет? При таком подходе для многих из них большими радикалами незадолго до Февраля выглядели монархисты, убившие Г.Е. Распутина, а не большевики, призывавшие к осторожности. Вопрос деления партий по принципу политической ориентации: кого считать левыми, кого правыми - является сложным в историографии57. В 1917 г. большевики, имея левую, лякобинскую природу, в наибольшей степени отражали леворадикальные настроения народа. Если считать социализм левой идеологией и принять политику большевиков за критерий наибольшего соответствия закономерности Октябрьской революции, то согласно взглядам советской историографии и в основном в русле современных оценок58 правее большевиков были кадеты, меньшевики и правые эсеры, а левее - анархисты, левые эсеры и максималисты. Последние три партии были участниками Октябрьской революции и признавали террор как средство политической борьбы. Однако это не значит, что правые партии не насаждали левый экстремизм. Как известно, политические партии в России не являлись прагматическим оформлением интересов тех или иных социальных слоёв, как это было при возникновении партий на Западе. Они создавались в основном интеллигенцией, которая склонна была исходить из абстрактно создаваемых ею идеалов, слабо соотнесённых с реальными возможностями страны. В случаях применения утопических идеалов к действительности это приводило к особой конфликтности, к стремлению утвердить их насилием.
Весной 1917 г., на флоте, как и в целом по стране, наиболее популярной стала партия эсеров, причём во многом из-за славы самого решительного врага самодержавия, использовавшего террористические методы борьбы с ним. Основой эсеровской идеологии являлась воспринятая у народников идея об особом пути России к социализму, не дожидаясь, когда предпосылки для этого будут созданы капитализмом59. Программа эсеров, верность которой после Февральской революции, несмотря на принятый соглашательский курс, они всячески подчёркивали, предостерегала, имея в виду, прежде всего большевиков, рабочий класс против того государственного социализма, который отчасти является системой полумер60. В ответ большевики критиковали не только соглашательство эсеров, но и их революционный авантюризм, справедливо считая его характерными чертами необоснованную торопливость, подчеркивание лишь разруншительного характера революции, отношение к ней как к чисто вонлевому акту, призывы к революционной войне во имя мировой революции и ряд других. Эсеровские организации на флоте в сравнении со всей страной отнличались наибольшей численностью. Причём, состояли они в основном из левонастроенных эсеров, порицавших своих руководителей за отход от своих идеалов и, нередко, действовавших с левых позиций вопреки своим верхам.
На основе стремления воспитанных на эсеровской идеологии низов восстановить в 1917 г. крайне левые политические установки с весны 1917 г. в ряде городов России стали возрождаться организации эсеров-максималистов, исчезнувшие после поражения революции 1905 - 1907 гг. Наиболее характерной чертой теории максималистов была вера в возможность немедленного перехода к социализму61. В 1917 г. эсеровский максимализм наиболее заметный толчок получил в Кронштадте. При поддержке кронштадтской и петроградской инициативных групп максималистов в июне 1917 г. был принят Устав партии, начат выпуск её первого печатного органа. Всё это сыграло роль в том, что в августе 1917 г. самая большая фракция в Кронштадтском Совете, фракция беспартийных, во главе с председателем Совета Н.А. Ламановым объявила себя максималистами.
Главной реакцией на соглашательскую линию эсеровского руководства в 1917 г. было образование партии левых эсеров, которая в декабре 1917 г. в качестве главной оппозиционной партии слева вошла в состав большевистского СНК. Её выход на политическую сцену был заметно связан с флотом. Главным в оппозиции левых эсеров большевистскому правительству был вопрос о войне. Их позицию за революционную войну, против грабительского мира с немцами разделяло и почти всё новое флотское демократическое руководство. Логика их совместной оппозиционности большевикам привела к левоэсеровскому мятежу в Москве 6 июля 1918 г., главной военной силой которого был матросский чекистский отряд во главе с Д.И. Поповым (бежавший потом к Н.И. Махно). С его подавлением потерпела поражение не только первая и последняя легальная партийная оппозиция правительству за весь советский период, но и левая политическая оппозиция матросов большевикам.
Анархизм, как общественно-политическое течение, выступающее против всякой власти за неограниченную свободу, отличается наиболее высокими идеалами отдалённого будущего и наиболее левоэкстремистскими попытками достижения их на практике. Отношение матросов к анархистам в дооктябрьский период отражало общее отношение к ним в стране. В отличие от эсеров, доминировавших на флоте в начале революции, а затем терявших своё влияние, анархисты, незаметные в первые дни революции, постепенно набирали авторитет и через год на почве разочарования матросов в большевиках в первые месяцы 1918 г. получили преобладающее влияние на матросские массы. С началом наступления большевиков на анархистов в апреле 1918 г. в Москве матросский анархизм переместился в основном на Юг Украины и существовал там в основном в рамках большого числа анархических повстанческих отрядов, возникших в связи с обстановкой безвластия, близостью Черноморского флота, морскими традициями запорожского и азовского казачества и началом немецкой оккупации. Прежде всего, это касается махновского движения, армия которого возникла в сентябре 1918 г. на базе матросского отряда Ф. Щуся, и в которой матросы-анархисты занимали многие командные должности. Это значительно повлияло в дальнейшем как на вхождение махновцев в состав частей Красной Армии под командованием П.Е. Дыбенко, так и на известную борьбу их с большевистскими властями на протяжении всей гражданской войны. На исходе её махновский анархизм матросов главным образом через призывников с Украины сыграл большую роль в Кронштадтском восстании в марте 1921 г.
В конце главы исследуется левое влияние на матросов большевиков, которые стали наиболее близкой к ним партией. Главной левой чертой большевиков, которая принесла особенно большой вред после прихода их к власти, было отношение к обострению социальных страстей как к закономерной классовой борьбе. Вместе с тем в диссертации приводятся доводы против распространённого мнения о действиях большевиков по обеспечению курса на второй этап революции, как левоэкстремистский. Этот курс был поддержан народными массами не только как левый, как желание приблизить социализм, а в значительной степени как правый (быть может, во многом и неосознанно), как стремление навести порядок, тем более, что большевики в 1917 г. были известны как сторонники государственного социализма. Для убеждения масс в правизне большевиков немало усилий приложили и сами соглашатели, обвиняя их в связях с кайзером, с царской охранкой и т.п. Другое, связанное с первым обстоятельство - вопрос о войне. Пораженческая позиция большевиков, за мир выглядела для многих солдат правой в сравнении с весенними призывами меньшевиков и эсеров за продолжение войны в защиту революции, которые во многом являлись левацким шапкозакидательством. Большевики не получали поддержки в период господства настроений лоборончества в значительной степени как недостаточно левые. Особенно это касалось радикально настроенных матросов. До Февральской революции и весь период двоевластия, как отмечалось на У1 съезде большевиков, матросы неохотно шли к ним, считая их лоппортунистами62 Оказавшись в меньшинстве во флотских Советах, большевики сначала поддержкой леворадикальных требований матросов добились их ответной поддержки. Но когда они почувствовали, особенно в связи с Апрельской демонстрацией, что сам ход событий работает на их курс и сплачивает матросов вокруг большевистских лозунгов, их главной заботой на флоте стала борьба с левизной, с преждевременными попытками захвата власти (прежде всего, в период июльского кризиса), чтобы взятый курс не был сорван. Такая позиция обеспечила общий успех матросов и большевиков в октябре 1917 г.
Во второй главе Флот и попытки ускорения взятия власти Советами в период революционного кризиса с марта по октябрь 1917 г. рассматриваются стихийные самосуды в период Февральской революции в главных военно-морских базах, как основные события, определившие ход развития революции на флоте и в значительной степени повлиявшие на радикальность революционных событий в стране. В Кронштадте и Гельсингфорсе погибло примерно по сто человек. Основой расправ над офицерами был вышерассмотренный комплекс причин радикальной смены существовавших порядков на флоте, которые у матросов персонифицировались в непосредственных её противниках - офицерах. Эти жертвы составляли основную часть жертв Февральской революции в стране и явились как бы её закономерной ценой. Для матросов же они создали почву для представлений о закономерности особо радикального пути развития революции и допустимости экстремистских действий.
Экстремизм на флоте весной 1917 г. выражался, прежде всего, в призывах к вооруженным формам борьбы с Временным правительством. Особенно отчетливо такие призывы в базах Балтийского флота прозвучали в период апрельской демонстрации. Левизна на флоте толкнула правую печать на открытые обвинения матросов в лизмене рондине, ланархии и т.п., а большевиков в подстрекательстве. Но это лишь вызывало разочарование матросских масс в правительстве и соглашателях. Так, в результате состоявшихся 4 мая перевыборах Кронштадтского Совета большевики стали самой многочисленной фракцией. А в середине мая Кронштадтский Совет принял постановление о том, что он является лединственной властью в городе и лишь по делам госундарственного порядка входит в непосредственные сношения с Петронградским Советом. Примечательно, что данное решение было принято по инициативе эсеровской фракции, которая стремилась как-то компенсировать разочарование матросов в эсеровских верхах. Причём, главной причиной решения было не желание конфликтовать с центральной властью, а поднять авторитет новой городской власти, способной не допустить кровавого характера революционных процессов, какой был в февральско-мартовские дни. Однако правительство и Петроградский Совет в печати и на своих заседаниях поднняли большой шум об анархии и сепаратизме кронштадтцев, стремясь воздать им должное за февральско-мартовские самосуды, что не выгодно им было делать напрямую. Однако этот шум закончился полным провалом для его инициаторов. Привлечённые линцидентом в Кронштадт потянулись многочисленные делегации со всей страны и зафиксировали там эффективную власть местного Совета. Результатом был взрыв популярности лозунга Вся власть Советам! и большевиков его отстаивавших, хотя они в начале линцидента осуждали кронштадтцев за левизну. Но достигнутая победа вскружила экстремистам голову. Левая напряжённость на флоте достигла максимума в 20-х числах июня и это обусловило выступление кронштадтцев на вооружённую демонстрацию 4 июля.
В диссертации раскрывается роль матросских масс в июльских событиях, как одной из главных их политических сил. Значительная часть матросов стремилась превратить июльскую демонстрацию в восстание. Их действия сопровождались серьёзными проявлениями левого экстремизма, выражавшимися в отправке кораблей в Петроград, в попытке ареста министра В.М. Чернова и ряде других. Активное непосредственное участие в борьбе с матросским экстремизмом принимали лидеры большевиков: В.И. Ленин, Г.Е. Зиновьев, Л.Д. Троцкий, И.В. Сталин и др. В диссертации обосновывается правомерность замалчивавшейся в советской литературе оценки демонстрации В.И. Лениным, как л...начатка гражданской войны, удержанной большевиками в пренделах начатка...63. В ходе корниловщины произошёл новый сильный всплеск левацких проявлений на флоте. Они выразились в основном в ряде самосудов и попытнках их осуществления над офицерами, подозренваемыми в связях с корниловцами. Это нанесло большой вред в развернувшемся в коннце сентября - начале октября 1917 г. Моонзундском сражении, в котором матросским комиссарам пришлось в значительной степени самим организовывать оборону Моонзундских островов, чтобы защитить столицу с назревавшей в ней революцией. Дни, непосредственно предшествовавшие Октябрьской революции проходили целиком в условиях опасности преждевременного стихийного выступления масс. Обстановка на Балтийском флоте с точки зрения левой опасности была, особенно накалённой. В стране стало широко изнвестно решение заседания Центробалта и судовых коминтетов 19 сентября о том, что оно больше распорянжений Временного правительства не исполняет и власти его не признает.64
Радикальность флота в данной ситуации не очень беспокоила большевистские верхи, поскольку она вписывалось в назревавшее вооруженное столкновение. Например, в статье Советы постороннего, написанной 8 октября, В.И. Ленин выделял матросов в число самых решительных элементов и намечал их для занятия ими всех важнейших пунктов и для участия их везде, во всех важных операциях...65. Но левизна матросов всё-таки волновала большевистские верхи. К тому же они видели, что матросы идут к революции самостоятельно, мало зависят и от них, и от других политических партий. Основная их задача состояла в том, чтобы, частично подстраиваясь под настроения на флоте, направлять радикализм матросских масс по возможности в свою сторону, что большевикам вполне удалось. Участие моряков в Октябрьском восстании расписано в исторической литературе едва ли не по минутам. Удивительная согласованность действий, организация расположения кораблей на Неве в центре города, отсутствие самосудов при большом количестве оружия и накале эмоций и т.п. оставляли впечатление, что матросы действовали по какому-то чёткому плану. Но такую организацию создали не планы большевиков, ВРК и Центробалта. Революционная толпа, поддавшаяся революционным высоким чувствам, обусловленным эпохальностью исторического события, самоорганизовалась. Самоорганизованность ощущалась всеми его участниками. Она, наряду с революционным возбуждением толп целиком соответствовала представлениям матросов о характере происходящего, всему их предыдущему революционному опыту и их менталитету. В этой обстановке они в целом играли не экстремистскую, а организующую роль. Это предопределило их масштабное участие в восстании, поэтому символом его стали революционный матрос и Аврора.
В третьей главе Влияние матросского левого экстремизма на ход утверждения Советской власти в центре и на местах анализируется политическое положение матросов после Октябрьского восстания и их роль в захвате центральных органов власти. Участие моряков в свержении Временного правительства прочно привязало их к Октябрьской революции и вместе с ростом её значения ещё более повышало их роль в общественном сознании. В результате стала заметно проявляться революционная мессианская роль матросов. В последовавшем триумфальном шествии Советской власти, матросы приняли самое активное участие и были одной из главных движущих сил данного процесса по всей стране. При этом политическая зрелость матросов отставала от нового этапа их авангардной роли. Склонность к прямым действиям в ликвидации центров старой власти приводила к масштабным проявлениям левого экстремизма, обострявшим отношения между сторонниками и противниками Октября. Такими особенно были убийство в процессе ликвидации Ставки генерала Н.Н. Духонина, разгон Учредительного собрания матросским караулом и многочисленные самосуды над офицерами, толкавшими их в белое движение.
В диссертации особенно подробно проанализированы предпосылки и основные этапы участия моряков в разгоне Учредительного собрания, показана закономерность этого участия как следствие авангардной роли матросов в советизации страны. При этом матросы действовали как самостоятельная политическая сила, независимая от своих союзников по Октябрьскому восстанию - большевиков. В диссертации выделены левоэкстремистские аспекты деятельности матросов при разгоне собрания, но в то же время подчёркнута демократическая роль матросов в условиях недовольства Учредилкой значительных слоёв населения. Но матросы не осознавали объективных причин этого недовольства и склонны были разгон собрания ставить себе в новую революционную заслугу. От этого многих из них заносило в крайнюю левизну. Так, в речи на 111 Всероссийском съезде Советов, одобрившем разгон Учредительного собрания, А.Г. Железняков выразил готовность, чтобы вконец сломить сопротивление воронов трудового народаЕ расстрелять не единицы, а сотни и тысячи66. Длительная овация, устроенная после речи А.Г. Железнякову67, означала также в значительной степени сворачивание расследования по громкому делу, потрясшему тогда всю мыслящую Россию: убийству группой матросов в Мариинской больнице известных кадетов А.И. Шингарёва и Ф.Ф. Кокошкина. Причины этого самосуда во многом лежали в том, что после разгона Учредительного собрания уголовные элементы в матросской среде укрепились во мнении о своём праве прямыми действиями закреплять победу революции. Подобные настроения матросов всё больше приходили в противоречие с новой властью, тем более, что она всё больше обнаруживала склонность к диктаторе. Причём, особую склонность к леводиктаторским методам обнаруживали моряки, оказавшихся во властных структурах, прежде всего П.Е. Дыбенко и Ф.Ф. Раскольников, начавшие разрываться между властью и матросской массой. Поэтому в анархическом противостоянии матросов власти стали проявляться демократические элементы, даже в периоды таких острых анархоэкстремистских событий, как пьяных погромов в декабре 1917 г. и выступления 2-го Балтийского экипажа в январе 1918 г., в которых матросы играли авангардную роль, причём, по обе стороны противостояния.
На Черноморском флоте утверждение Советской власти сопровождалось т.н. варфоломеевскими ночами - массовыми убийствами офицеров и других сторонников старой власти, особенно в Севастополе в декабре 1917 г. и в феврале 1918 г. Непосредственно первую ночь спровоцировало возвращение разбитого на Дону 2,5-тысячного Севастопольского отряда и стремление матросов отомстить офицерам за понесённые жертвы, а вторую - начавшееся немецкое наступление и воззвание Совнаркома Социалистическое Отечество в опасности от 21 февраля с призывом расстреливать шпионов на месте. Однако основными исполнителями самосудов были не большевистские, а анархобандитские и эсероэкстремистские элементы в матросской среде, разочаровавшиеся в соглашательском варианте развития революции на Юге и стремившиеся теперь догнать Балтийский флот. Общий фон самосудам создавало чувство обманутости в настроениях единства с офицерами весной 1917 г. ради продолжения революционной войны. Всё это явилось причинами широкой волны матросских самосудов и в других городах Крыма в январе-феврале 1918 г. Советизация Крыма было тесно связано с советизацией Украины, которая также проходила с участием большого числа матросских отрядов. Причем, в ней, особенно в таких городах как Киеве, Одессе, Харькове и ряде других городов активно участвовали не только черноморские моряки, но и балтийские. В целом проявления левого экстремизма, сопровождавшие утверждение Советской власти на флоте в центре и на местах способствовали развязыванию гражданской войны не только путём роста числа противников Советской власти, связанных с жертвами самосудов, но и в среде её сторонников компрометировали демократические тенденции, подготовляли условия для подпадания Советов под влияние одной партии и использование ею диктаторских методов руководства массами и методов террора в борьбе с её противниками.
В четвёртой главе Левая оппозиция матросов Советскому правительству в связи с заключением Брестского мира отмечается, что оппозиционность флота новой власти достигла наибольшей остроты в связи с заключением Брестского мира и его последствиями. Объяснялось это во многом ростом значения Октябрьской революции и тем, что участие в ней становилось для матросов главным приоритетом, в то время как для миллионов солдат старой армии, с настроениями которых Советская власть должна была больше считаться, революция продолжала оставаться, прежде всего, средством заключения мира и демобилизации. Другой причиной данной оппозиционности были исключительно тяжёлые условия Брестского мира для флота. Он терял свои главные базы, находившиеся в Финляндии и Украине, в которых к тому же побеждали буржуазные режимы. Противостояние развернулось в Петрограде, Москве, куда СНК в значительной степени под влиянием матросской опасности принял решение перенести столицу, а также в Крыму, на Северном Кавказе, Волге, Баку, Архангельске и ряде других ключевых точек страны. Вместе с тем немалые силы со стороны самих моряков выступали и на стороне большевистских властей. Чаще всего это были соратники большевиков по борьбе с А.Ф. Керенским кронштадтцы, а противниками - матросы, прибывшие из Севастополя и Гельсингфорса.
На основе левой оппозиции матросов большевистским властям по вопросу Брестского мира весной 1918 г. возникло Дело наркома флота П.Е. Дыбенко, бывшее тогда одной из главных тем газет всех направлений. Однако они тогда были ещё не в силах справиться с матросской оппозицией и Дело, в том числе из-за личных связей П.Е. Дыбенко со многими видными большевиками, закончилось в основном компромиссом. На условиях отказа борьбы с СНК П.Е. Дыбенко был лишь исключён из партии. Другой конец был у Дела адмирала А.М. Щастного, которое возникло также на основе антибрестовской позиции флота. Несмотря на его невиновность и заслуги как начальника Морских сил Балтийского моря, успешно осуществившего руководство Ледовым переходом кораблей из Гельсингфорса в Кронштадт, по первому смертному приговору Советской власти он был расстрелян за контрреволюционные действия. Главной же причиной приговора было стремление правительства и особенно Л.Д. Троцкого, сменившего П.Е. Дыбенко на посту наркома флота, определить стрелочника за оппозиционные выступления балтийских матросов. Наиболее острым из них явилось выступление Минной дивизии. Оно затронуло широкие рабочие массы Петрограда и находилось в русле ряда других антибольшевистских выступлений весны-лета 1918 г., отражавших противостояние между проправительственными и левооппозиционными представлениями о путях претворения в жизнь идеалов Октябрьской революции.
Ещё драматичнее проходили события на Черноморском флоте. Антибрестовская политика черноморцев, особенно левоавантюристический Таганрогский десант Азовской флотилии 8-9 июня 1918 г., закончившийся большими жертвами, способствовали склонности правительств Германии и Советской России к уничтожению флота, несмотря на, казалось бы, общую заинтересованность в использовании его против Антанты и войск А.И. Деникина. В результате основное ядро флота самозатопилось 18 июня 1918 г. в Новороссийске. Это имело масштаб общенациональной трагедии и сыграло большую роль в проявлениях левого экстремизма в стране с активной ролью матросов. Одно из важных своих проявлений он имел в т.н. лукраинском потоке - отступлении советских отрядов с Украины через Юг и Волгу (в т.ч. из-за заградотрядов Центра на московском направлении). Экстремизм вызывал недовольство местного населения и провоцировал создание белого движения в данных районах. Часть этого потока влились в знаменитый Железный поток Таманской армии, оказавшейся отрезанной от основных советских сил на Северном Кавказе и имевшей целью соединение с ними. В Железном потоке большую роль играли т.н. таврические матросы (ранее демобилизованные с флота и проживавшие в Таврической губернии), один из которых, И.И. Матвеев, возглавил весь поток. В Железный поток влились также несколько сот матросов с затопленных кораблей, оставшихся в Новороссийске, не пожелавших уехать с основной массой черноморских матросов вглубь России. Поток был пропитан анархическими настроениями и убеждением в предательстве по отношению к себе. После соединения с основной частью Северо-Кавказского фронта анархо-протестные настроения Таманской армии пришли в противоречие с левацки-диктаторскими методами командования фронта во главе с И.Л. Сорокиным, которыми оно в духе провозглашённой политики красного террора пыталось обеспечить управляемость подчинёнными ему войсками. В диссертации показано, что во многом на этой почве возникла междоусобица большевистских верхов, в которой последовательно были расстреляны И.И. Матвеев, члены Северо-Кавказского ЦИКа (где преобладали лукраинцы) и И.Л. Сорокин. В результат6е руководство советскими войсками на Северном Кавказе оказалось в значительной степени дезорганизованным, что способствовало общей стратегической победе Добровольческой армии на Северном Кавказе.
Черноморская трагедия явилась также важной причиной мятежа левых эсеров 6-7 июля 1918 г. в Москве, в котором военные моряки, в том числе и сошедшие на берег с затопленных кораблей, были не только основной военной силой, но и в значительной степени инициаторами и вдохновителями выступления. Это выразилось не только в известном участии матросского отряда Д.И. Попова в событиях, но, в частности, в видной роли военных моряков в Центральной и Петроградской боевых организациях левых эсеров, в продолжение деятельности которых они активно участвовали как в покушении на Ф. Мирбаха вместе с Я.Г. Блюмкиным, так и в других покушениях: на Вильгельма 11 (не осуществлённом) и на генерала Г. Эйхгорна (осуществлённом кронштадтским матросом Б.М. Донским), а также в некоторых аспектах - на В.И. Ленина и Н.И. Подвойского. Но, в то же время, матросы, будучи прежде всего связанными с Октябрьской революцией, видели её продолжение в укреплении существовавшей новой власти. Поэтому целый ряд военных моряков, тесно связанных с большевистскими верхами (П.Д. Мальков, А.Я. Поляков, Н.А. Пожаров и др.) приняли активное участие в подавлении мятежа 6 июля. Крупные антибрестовские выступления военных моряков имели место также в июле-августе 1918 г. на Каспийской флотилии в Баку, где они закончились установлением антибольшевистского правительства Диктатуры Центрокаспия, и на Флотилии Северного Ледовитого океана в Архангельске. Там они сомкнулись с действиями стран Антанты, хотя во многом и продолжились потом выступлениями против бывших союзников. Таким образом, как левизна матросов в их борьбе против Брестского мира, так и неучёт СНК демократичной природы недовольства матросов способствовали скатыванию страны к масштабной гражданской войне.
В начале пятой главы Преодоление левого экстремизма на флоте в период гражданской войны отмечается, что, несмотря на раскол флота, гибель кораблей и поражения матросской антибольшевистской оппозиции, в начавшейся широкомасштабной гражданской войне роль военных моряков продолжала оставаться высокой. Связано это было с общим укреплением Советской власти, рождённой Октябрьским восстанием, и потребностью во флоте как в военной силе. Моряки продолжали играть авангардную роль как в проявлениях героизма в боевых действиях, так и в левых процессах, сопровождавших ход войны, отражая левые настроения населения. Левизна, как стремление к крайним мерам на начальном этапе войны особенно выразилась в принятии политики красного террора. Политика красного террора оформлялась исподволь и не явилась неожиданным событием. Она во многом была результатом психологической готовности масс к нему и являлась ответом не только на белый террор, но и на левый. Террор начал широко распространяться на Восточном фронте - первом фронте гражданской войны, возникшем на Средней Волге и имевшем во многом пароходный характер. Здесь обе стороны были склонны использовать террористические методы для прекращения колебаний и измен в создаваемых частях, а также среди местного населения, которые были вызваны как общей неясностью политической обстановки, так и Волгой, как единой транспортной артерией. Эти методы разрабатывались во многом в связи с действиями Волжской флотилии Л.Д. Троцким, Ф.Ф. Раскольниковым и другими местными военными руководителями, а затем подхватывались Московским правительством. В начале сентября 1918 г. в связи с убийством царской семьи, известными покушениями на большевистских лидеров и другими террористическими актами лета 1918 г., в каждом из которых имелось определённое матросское участие, политика красного террора была официально распространена на всю страну. Наибольшие жертвы и длительность она имела в Петрограде и Кронштадте. В Кронштадте в первые дни террора было расстреляно несколько сот человек. Однако матросы были и в числе первых, кто стал ощущать вред этой политики террора и противодействовать ей.
Конец 1918 г. характеризовался новым всплеском левых настроений на флоте. Они в основном были вызваны годовщиной Октябрьской революции и окончанием мировой войны революцией в Германии, возбудившими надежды на мировую революцию, тем более, что начало изменениям в Германии положило матросское восстание. 14 октября 1918 г. в Петрограде выступили мобилизованные старослужащие матросы 2-го Балтийского экипажа, разочарованные политикой большевиков, которых, как они считали, год назад привели к власти. Выступление быстро потерпело поражение во многом из-за того, что повысилась нетерпимость населения и командования Красной армии к матросской вольнице в условиях гражданской войны. Заметной формой левачества на флоте стали также попытки экспорта революции и шапкозакидательство при проведении военных операций. Так, провалом (сдачей в плен англичанам двух эсминцев с экипажами) закончилась попытка с помощью операции балтийских кораблей подтолкнуть революцию в Эстонии в конце декабря 1918 г. Во многом следствием данного провала было сближение эстонских национальных властей с белым движением, а внутри Балтийского флота ликвидация комитетов, которые здесь сохранялись дольше, чем в Красной армии в силу его революционных заслуг. Весной 1919 г., когда рухнули надежды на мировую революцию и активизировались белые армии, оппозиционность матросов большевикам вновь усилилась, но в ином направлении. Распространенным стал тип т.н. клёшника - матроса, гордящегося ролью флота в Октябрьской революции, но стремящегося выразить протест к установленным большевиками порядкам вычурной свободолюбивой формой одежды, подчёркнутой аполитичностью и т.п. На флоте вновь оживились левоэсеровские настроения. Только теперь они отражали негативное отношение значительной части населения к гражданской войне, зелёные, дезертирские настроения, лозунги довольно братской крови, особенно распространённые тогда на Северо-западе страны. Во многом результатом таких настроений стало восстание на форте Красная Горка в июне 1919 г. Оно имело левую основу. Решающую роль в нём играла не лизменническая командная верхушка из бывших офицеров, как длительное время утверждалось в советской литературе, а настроения рядовой массы при инициативной роли матросов и даже активистов большевистской парторганизации. Восставшие наивно рассчитывали на помощь и равноправные отношения с английским флотом и белыми. Однако последние помнили матросские самосуды над офицерами и действенной помощи не оказали. Оно быстро потерпело поражение. Последствиями его были усиление настроений матросов о невозможности третьего пути, запись в партию большевиков, героизм в боевых действиях и др.
Большую роль в первой половине 1919 г. продолжал играть матросский фактор на Украине. Здесь освобождение от немецкой оккупации приняло характер лукраинской Октябрьской революции, в которой матросы в восточном освободительном потоке, направленном к приморским городам, играли авангардную роль, во многом подобную 1917 году в Петрограде. Матросы делились на две части: северных, двигавшихся, прежде всего с частями П.Е. Дыбенко и матросскими бронепоездами, и люжных, находившихся в многочисленных повстанческих отрядах. При этом левизна северных матросов выражалась в основном в стремлении укрепить Октябрь 1917 года методами диктатуры пролетариата (ЧК, комбедами и т.п.), а люжных - продвинуть Украинский Октябрь анархическими методами. Левый экстремизм обеих частей особенно выражался в непримиримости к классовому врагу (многочисленных необоснованных расстрелах офицеров, представителей буржуазии, бывших и др.). Северные и люжные матросы слились главным образом в феврале 1919 г. в 1-й Заднепровской дивизии под командованием П.Е. Дыбенко с комбригами Н.И. Махно и Н.А. Григорьевым. Успешные действия дивизии по освобождению Юга Украины сопровождались образованием левоопозиционных Москве политических режимов, известных как дыбенковщина (в Таврической губ.), махновщина (в Екатеринославской губ.) и григорьевщина (в Херсонской губ.). Причинами их были как анархическая обстановка, вызванная многократной сменой властей в Северном Причерноморье, так и недовольство крестьян политикой военного коммунизма и известные леводиктаторские методы руководства Москвы (в том числе и её представителя П.Е. Дыбенко). Второй и третий режимы, как известно, вылились в открытые выступления против центральной власти, что способствовало прорыву белых армий на Украину. В ходе этих выступлений матросская масса пережила очередной раскол, но в то же время искала свои демократические пути разрешения противоречий в гражданской войне. Результатом их явилось крупное выступление матросов в Николаеве в конце мая 1919 г., лозунги которого во многом предвосхитили лозунги Кронштадтского восстания 1921 г.
В ходе разгрома деникинских войск и выхода Красной Армии в Причерноморье в начале 1920 г. вновь возрастает значение флотского фактора. Войска П.П. Врангеля, находившегося в Севастополе, могли долго противостоять красным только благодаря господству на море. Вновь начинается процесс создания красных морских сил, в котором ведущую роль играют прибывающие балтийские моряки и военспецы, занимавших разного рода командные, а также комендорские должности. Однако влияние т.н. таврических матросов, у которых имелись даже свои партизанские флотилии, и махновцев, вблизи столицы которых Гуляй Поля - Мариуполе, создаётся главная морская сила красных на Юге - Азовская флотилия, - также возрастает среди рядовых матросов. Это сказалось на том, что влияние флотского левого фактора на завершающем этапе гражданской войны имело особо противоречивый характер. С одной стороны он, в частности, сыграл немалую роль в новом союзе Красной армии и махновцев против П.П. Врангеля, с другой способствовал недоверию сухопутного командования Красной армии к военным морякам. Во многом на этой почве произошла необоснованная гибель на сухопутном фронте от белоказаков Морской дивизии, ядро которой составляли собранные со всех флотов и флотилий политически закалённые матросы - ветераны революционных боёв 1917-1918 гг., а также пассивная роль Красного флота при освобождении Белого Крыма. После разгрома врангелевских войск и объявления бывшего союзника Н.И. Махно врагом Советской власти общими козлами отпущения властей, сухопутных частей, матросов, крымских партизан (во главе с матросами А.В. Мокроусовыми И.Д. Папаниным) и местного населения с махновскими симпатиями становятся оставшиеся в Крыму офицеры. Их массовые расстрелы явились одной из самых крупных трагедий гражданской войны.
В шестой главе Левизна и демократизм в Кронштадтском восстании в марте 1921 г. подчёркивается, что восстание было закономерным следствием развития политической обстановки на флоте в 1917 - 1920 гг. При этом главными основами его стали: авангардная роль матросов в Октябрьской революции и антибольшевистские выступления матросов после неё. В целях понимания причин восстания в главе анализируются положение на флоте на рубеже 1920 - 1921 гг. и состав его участников. Флот как военная сила за годы революции и гражданской войны резко сократил свою мощь. Однако в политической системе страны флот из-за активного участия в политических событиях 1917 - 1920 гг. являлся авторитетным и привилегированным социальным институтом. Численность его личного состава главным образом за счёт разросшихся береговых учреждений была соизмерима с дореволюционной. Многочисленные лица в матросской форме одежды работали в самых разнообразных советских учреждениях. Их можно было встретить в любых городах России, даже там, где никогда не было никаких флотских организаций. Флот был тесно связан с населением, с его общественным сознанием и по социальному составу отражал его структуру с приоритетом крестьянских интересов. Соответственно он не мог остро не переживать кризис, в который вступило советское общество на рубеже 1920 - 1921 гг. Для того, чтобы понять почему такая обстановка привела к восстанию в Кронштадте, важно различать старых матросов (участников революции 1917 г.) и молодых, а также сознательных матросов и вышеназванных клёшников.
Вопрос о соотношении старых и молодых матросов в Кронштадте в начале 1921 г. являлся предметом ожесточённых споров, поскольку в зависимости от него решался вопрос о связи Октября 1917 г. с мартом 1921 г. Уже в ходе восстания в Кронштадте власти стремились доказать, что революционных матросов там и особенно на линкорах осталось мало. В дальнейшем советские историки приводили данные, убедительно показывающие высокий процент смены состава матросов за годы гражданской войны. Только за 1920 г. пополнения в Кронштадт составили 10 тыс. человек из общего числа рядовых военнослужащих в 17 тыс.68 (при 1,5 тыс. человек командного состава и 25-30 тыс. - гражданского населения). А всего за 1918 - 1920 гг. с балтийских кораблей ушло более 40 тыс. человек69, притом, что всего старых матросов было около 75 тыс.70 Несмотря на большую смену личного состава, костяк старых матросов на кораблях остался. Значительные цифры ушедших с кораблей в матросские отряды, превышающие другой раз цифры численности экипажей этих кораблей, во многом объяснялись записью большого числа добровольцев со стороны, желавших числиться матросами. К тому же 23 октября 1920 г. ЦК РКП(б) из-за усложнения обстановки на Балтийском флоте принял важное решение, по которому более 700 старослужащих моряков-коммунистов возвратились на флот71. В результате на линкорах Петропавловск и Севастополь, главной политической и военной силе восстания, старослужащие составили 4/5 общей численности. Впервые это факт ещё в советское время доказал С.Н. Семанов72 На рубеже 1920/21 гг. линкоры продолжали оставаться наиболее боеспособными кораблями, бесспорным лицом флота. Их экипажи считались на флоте передовыми вплоть до 26 февраля 1921 г., до принятия антибольшевистских резолюций. Следует иметь также в виду, что на кораблях экипаж может смениться и на 100%, и не один раз, и сменить даже название, а, тем не менее, его революционные (как и многие другие) традиции останутся (как это было, например, с броненосцем Потёмкиным).
Старые матросы, всегда относились к сознательному элементу, к хранителям всех флотских традиций. Среди них не было клёшничества, которое было распространено среди молодых матросов. Осенью 1920 г. наблюдалось не только усиление не только клёшников, но и сознательных моряков. Причиной повышения числа сознательных моряков было во многом стремление следовать традициям революционных моряков и поддержать их авангардную роль в сознании широких народных масс в условиях кризиса политики большевиков. В этот период у матросов наблюдается усиление тяги к знаниям, к самообразованию, к разного рода формам культурного развития, слушанию общеобразовательных лекций и т.п. В авангарде были экипажи линкоров. С конца 1920 г. сильно активизировалась кружковая работа в гарнизонном клубе Кронштадта. Именно здесь и оформился позже руководящий орган восстания - ВРК во главе с С.М. Петриченко. В период пика гражданской войны, примерно с середины 1919 г. до середины 1920 г., проявление своей сознательности, также как и в целом авангардную революционную роль матросы видели во многом в рамках РКП(б). Затем начался выход матросского актива из партии, а оставшиеся коммунисты проникаться оппозиционными настроениями. В январе-феврале 1921 г. в связи с известной дискуссией о профсоюзах им удалось добиться смещения командующего Балтийским флотом Ф.Ф. Раскольникова, причём не столько из-за старых внутрифлотских счётов, сколько из-за того, что он на флоте выглядел знаковой властной фигурой, приближающейся к уровню Г.Е. Зиновьева и Л.Д. Троцкого (чью позицию о профсоюзах он отстаивал). Это стало для многих матросов как бы первым этапом победы над властью, за которым должен последовать следующий.
Матросская молодёжь, в том числе и из числа клёшников, в Кронштадтском восстании скорее напоминала казацкую голытьбу в восстании Степана Разина. Как известно, эта голытьба, стараясь быстрее вписаться в казаки, стремилась отличиться на радикализации традиций казацкой вольницы (в то время они в значительной степени - морских), что во многом и привело к разинскому восстанию. В Кронштадте с осени 1920 г., старые матросы нередко стали пасовать перед молодыми. Главными причинами таких случаев были обвинения последними первых в несоблюдении революционных традиций, которым они сами же ранее учили, в частности, в отсутствии должной реакции на насильственные действия правительства, подобные периоду Кронштадтсдского инцидента в мае 1917 г. На рубеже 1920/21 гг. старослужащим стало нечем крыть доводы молодых матросов, а также населения Кронштадта о нарушении большевистской властью идеалов Октября, и они сдались, возглавив созревшее восстание. Причём, далеко не все молодые матросы были склонны к клёшничеству. Многие из них, как и вообще молодёжь, были чувствительны к глобальным мировоззренческим вопросам. Они не замыкались в местных интересах, их волновали проблемы мировой революции. Старые моряки, безусловно, испытывали намного больше скептицизма насчёт перспектив мировой революции, и в этом свете политика большевиков для них выглядела более реальной, хотя возмущение расхождением её с идеалами Октября они испытывали не меньшее. Их волновала победа во флотском масштабе. Когда определилась ставка на силу большевистской власти и превосходство этой силы у неё, старослужащие стали демонстрировать склонность к компромиссу, в то время как у большинства молодых матросов реакция была обратной. Ход восстания и нараставшая поддержка его в стране и за рубежом усиливала их убеждённость в своей моральной правоте и они шли до конца. Клёшники были действительно распространённым социальным слоем среди кронштадтской молодёжи (хотя и меньше, чем в целом среди матросов в стране). Причём, будучи ранее леваками, они к весне 1921 г. стали приобретать нэпманскую окраску: материальные ценности у них становились большим приоритетом, чем прежние революционные. Тем самым их участие в восстании предвосхищало не только эпоху нэпа, но и будущее недовольство нэпманами. Но в ходе восстания они, своё клёшничество (нарушение сознательной дисциплины, необоснованное стремление выделиться и т.п.) ничем не проявляли и вписывались в его общий ход. Вместе с другими социальными слоями, например, такими, как военспецы, они составили его широкую демократическую основу.
На Кронштадтском восстании также отразился весь комплекс причин махновского движения. Так, В.М. Волин отмечал принципиальное сходство идей и деятельности крестьян-махновцев с идеями и деятельностью восставших в 1921 году кронштадтцев73. С.М. Петриченко, будучи сам призывником из Александровска (одного из главных махновских центров) и, находясь летом 1920 г. в отпуске на Украине, писал, что выходцы с Украины составляли три четверти Кронштадтского гарнизона74. То, что их было большинство, подтверждают и другие авторы.75 Важной причиной был также вышеуказанный комплекс противоречий командования Красной армии в период разгрома врангелевских войск с махновцами и матросами Красного флота, имевших тесную связь с Кронштадтом. Комиссары и политотделы на Балтийском флоте длительное время проводили по отношению к украинским призывникам крайне неразумную политику, стремясь без учёта украинского менталитета вписать их непримиримой голой пропагандой (называя, например, во флотской печати Н.И. Махно бандитом) в славные традиции балтийцев. Результат получился обратный.
В диссертации анализируются проявления левизны накануне и в ходе восстания. Они выражались главным образом в переоценке матросами своей авангардной роли на новом этапе протестного движения в стране, в крене от лозунгов советской демократии меньшевистско-эсеровского оппозиционного оттенка, принятых в начале восстания, в сторону лозунгов третьей революции и новых симпатий к анархизму в конце его. Эти черты, наряду с более ранними проявлениями левизны и клёшничества матросов настораживали значительные слои населения Петрограда, испытывавшего усталость от революции вообще. Это отрицательно сказалось на их поддержке демократических лозунгов восставших. Восстание, выявив коренные отрицательные стороны установившейся в результате революции 1917 г. и гражданской войны новой политической системы в стране и предвосхитив многие лозунги 1991 г., в 1921 г. закономерно потерпело поражение.
В заключении диссертации обобщаются результаты исследования и формулируются итоговые выводы.
Основные положения диссертации отражены в 21 работе общим объёмом 32,5 п.л.:
Монография:
1. Елизаров М.А. Матросские массы в 1917 - 1921 гг.: от левого экстремизма к демократизму. - СПб.: Изд-е СПб ВМИ, 2004. - 282 с. (17,75 п.л.).
Статьи в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях, рекомендованных ВАК РФ для публикации основных результатов диссертационного исследования:
2. Елизаров М.А. Ещё раз о причинах Кронштадтского восстания в марте 1921 г. // Отечественная история. - 2004. - № 1. - С. 165-176 (0,84 п.л.).
3. Елизаров М.А. Выступление матросов в Петрограде 14 октября 1918 г. // Вопросы истории. - 2004. - № 6. - С. 129-133 (0,44 п.л.).
4. Елизаров М.А. ЕЗдесь было много стихийного, слепого и страшного мщения. Самосуды на флоте в первые дни Февральской революции 1917 года // Военно-исторический журнал. - 2006. - № 12. - С. 46-50 (0,58 п.л.).
5. Елизаров М.А. Революционные матросы и анархистское движение Н.И. Махно. 1918 - 1919 гг. // Военно-исторический журнал. - 2007. - № 6. - С. 36-41 (0,65 п.л.).
Другие публикации:
6. Елизаров М.А., Нефёдов В.П. Традиции в преподавании общественно-научных дисциплин // Морской кадетский корпус - ВВМУ им. М.В.Фрунзе (1701 - 1996). - Исторические записки: в 2 ч. - Ч. 1. - СПб.: Изд-е СПб ВМИ, 1997. - С. 75-108. ( 2,16/1,79 п.л.).
7. Елизаров М.А. Причины левого экстремизма на флоте в период революционных событий 1917 года и гражданской войны. - СПб: Изд-е СПб ВМИ, 2001. - 71 с. (4,5 п.л.)
8. Елизаров М.А., Елизарова О.А. Русский Север в 1918 году: население Подвинья и революционные матросы // Россия и мир. Гуманитарные проблемы: межвуз. сб. науч. тр. Вып. 2. - СПб: Изд-во СПГУВК, 2001. - С. 61-68 (0,41/0,23 п.л.)
9. Елизаров М.А. Как первопрестольная стала советской столицей: роль моряков // Россия и мир. Гуманитарные проблемы: межвуз. сб. науч. тр. Вып. 3. СПб: Изд-во СПГУВК, 2001. - С. 54-56 (0,15 п.л.).
10. Елизаров М.А. Кронштадтцы в июльских событиях 1917 года // V1 Царскосельские чтения / науч. - теор. конф. с межд. участием, 23-24 апреля 2002 г. Том V1. История и современность. СПб: Изд-во ЛГОУ, 2002. - С. 29-33 (0,21 п.л.).
11. Елизаров М.А., Елизарова О.М. Дело Дыбенко весны 1918 года // V1 Царскосельские чтения / науч. - теор. конф. с межд. участием, 23-24 апреля 2002 г. Том V1. История и современность. СПб: Изд-во ЛГОУ, 2002. - С. 91-95 (0,24/0,19 п.л.).
12. Елизаров М.А. Роль военных моряков в событиях 6-7 июля 1918 г. в Москве // Клио: журнал для учёных (СПб.). 2002. - № 4(19).Ц С. 68-78 (1,19 п.л.).
13. Елизаров М.А. Матросы после Октябрьского восстания в Петрограде в 1917 г. и их место среди городского населения // История российской повседневности: материалы Двадцать шестой всеросс. заоч. науч. конф. - СПб.: Нестор, 2002. - С. 147-149 (0,15 п.л.).
14. Елизаров М.А. Лозунг морской диктатуры Балтийского флота в мае 1918 г.: предпосылки и последствия его выдвижения // Общество и власть: материалы всеросс. науч. конф. - СПб: РГИ СПбГУ, СПбГУКИ, 2003. - С. 208-216 (0,53 п.л.).
15. Елизаров М.А. Преодоление большевиками левоэкстремистских лозунгов захвата власти на флоте весной 1917 года // История России сквозь призму борьбы за власть: материалы Тридцать четвёртой всеросс. заоч. науч. конф. - СПб.: Нестор, 2004. - С. 89-91 (0,16 п.л.).
16. Елизаров М.А. Отношение матросов к юнкерам в дни Октябрьского восстания 1917 года и мятежа Керенского-Краснова // Россия и мир. Гуманитарные проблемы: межвуз. сб. науч. тр. Вып. 9. - СПб: Изд-во СПГУВК, 2004. - С. 126-131 (0,41 п.л.).
17. Елизаров М.А. Причины и последствия убийства контр-адмирала К.Ф. Кетлинского 28 января 1918 г. // Герои и антигерои в исторической судьбе России: материалы Тридцать пятой всеросс. заоч. науч. конф. - СПб.: Нестор, 2004. - С. 145-150 (0,33 п.л.).
18. Елизаров М.А. Выступление 2-го Балтийского флотского экипажа в январе 1918 г. // Чтения по военной истории: сб. ст. - СПб: Изд-во СПбГУ, 2005. - С. 388-397 (0,42 п.л.).
19. Елизаров М.А. Кронштадтский инцидент в мае-июне 1917 г.: предпосылки и последствия // Общество и власть: материалы всеросс. науч. конф. - СПб: РГИ СПбГУ, СПбГУКИ, 2005. - С. 145 - 152 (0,44 п.л.).
20. Елизаров М.А., Елизарова О.М. Роль политических партий и течений в проявлениях левого экстремизма на флоте в период революции 1917 года и гражданской войны // Клио: журнал для учёных (СПб.). 2005. - № 2(29). - С. 132-142. (1,37/1,25 п.л.).
21. Елизаров М.А., Елизарова О.М. Сколько сторон у баррикады? Менталитет революционных моряков 1919 года (история мятежа на форте Красная Горка) // Вестник Гуманитарного ф-та СПб. гос. ун-та телекоммуникаций им. проф. М.А. Бонч-Бруевича. - 2005. - № 2. - С. 134-144. (0,83/0,42 п.л.).
1 Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 41. - С. 6Ц7.
2 Борьба В.И. Ленина против мелкобуржуазной революционности и авантюризма. - М., 1966; Гусев К.В. Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции. - М., 1975 и др.
3 Ильина И.В. Борьба партии большевиков против проявлений левизны в период подготовки Октябрьской революции. - М., 1967.
4 Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 44. - С. 58.
5 Об этом подробнее: Совокин А.М. Какую ошибку имел в виду Ленин? // Вопросы истории КПСС. - 1989. - № 5.
6 Лацис М.Я. Два года борьбы на внутреннем фронте. Популярный обзор двухгодичной деятельности Чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности. - М., 1920; Троцкий Л.Д. Терроризм и коммунизм // Соч. - Т. 12 . - М.; Л., 1925. - С. 9-180.
7 Мельгунов C.П. Красный террор в России. 1918-1923. - М., 1990.
8 Литвин А.Л. Красный и белый террор в России. 1918-1922 гг. - М., 2004; Ратьковский И.С. Красный террор и деятельность ВЧК в 1918 году. - СПб., 2006 и др.
9 Антонов-Овсеенко В.А. Записки о гражданской войне: в 4 т. - М., 1924-1933; Штейнберг И.З. Нравственный лик революции. - Берлин, 1923; Ярчук Х.З. Кронштадт в русской революции. - Нью-Йорк, I923.
10 Махно Н.И. Воспоминания. - М., 1992; Белаш В.Ф., Белаш А.В. Дороги Нестора Махно. - Харьков, 1993; Аршинов П.А. История махновского движения (1918-1921). - Запорожье, 1995; Волин В.М. Неизвестная революция, 1917-1921. - М., 2005.
11 Велидов А.С. Похождения террориста: Одиссея Якова Блюмкина. - М., 1998; Лавров В.М. Мария Спиридонова: террористка и жертва террора. - М., 1996; Оппоков В. Лев Задов: смерть от бескорыстия. - Петрозаводск, 1994; Кто такой Мишка Япончик? Сб. публ. - М., 1994; Беленкин Б.И., Леонтьев Я.Н. Чёрная тень революции (атаманша Маруся Никифорова) // Отечественная история. - 2002. - № 4. - С.169-178; Карпов Н.Д. Мятеж главкома Сорокина: правда и вымыслы. - М., 2006 и др.
12 Савченко В.А. Авантюристы гражданской войны: Историческое расследование. - Харьков, 2000; Беленкин Б.И. Авантюристы великой Смуты. Россия, ХХ век: Революция. Гражданская война. 20-е годы. - М., 2001.
К ним примыкает книга В.А. Савченко Атаманы казачьего войска. - М., 2006.
13 Черкашин Н.А. Авантюры открытого моря. - М., 2004.
14 Фёдор Раскольников о времени и о себе: воспоминания. Письма. Документы. - Л., 1989; Флеминг П. Судьба адмирала Колчака. 1917-1920. - М., 2006 и др.
15 Леонтьев Я. Пасынок революции. Красная дьяволиада матроса Железняка // Родина. - 1997. - № 1; Степаненко П.В. Александра Коллонтай и Павел Дыбенко. - Минск, 1999 и др.
16 Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. - М., 1997.
17 Телицын В.Л. Бессмысленный и беспощадный?.. Феномен крестьянского бунтарства 1917-1921 годов. - М., 2003.
18 Канищев В.В. Русский бунт - бессмысленный и беспощадный (Погромное движение в городах России в 1917 - 1918 гг.). - Тамбов, 1995; Чураков Д.О. Революция, государство, рабочий протест: формы, динамика и природа массовых выступлений в Советской России. 1917-1918 годы. - М., 2004; А.В. Гоголевский. Революция и психология. Политические настроения рабочих Петрограда в условиях большевистской монополии на власть. 1918 - 1920. - СПб., 2005 и др.
19 Яров С.В. Горожанин как политик. Революция, военный коммунизм и НЭП глазами петроградцев. - СПб., 1999; Питерские рабочие и диктатура пролетариата. Октябрь 1917-1929. Экономические конфликты и политический протест: сб. док-тов / отв. ред. В.Ю. Черняев. - СПб., 2000; Горячешный и триумфальный город. Петроград: от военного коммунизма к НЭПу: док-ты и мат-лы / сост., авт. предисл. и коммент. М.В. Ходяков. - СПб., 2000.
20 Цветков В.Ж. Третья сила или русский бунт (особенности антибольшевицкого повстанческого сопротивления) // Белая гвардия. Вып. 6. - С. 2; Миронов С.С. Гражданская война в России. - М., 2006. - С. 179-180.
21 Савченко В. Атаманы казачьего войска. - С. 11, 15.
22 Смирнов А.А. Морская история казачества. - М., 2006.
23 Политические партии России: история и современность. - М., 2000 и др.
24 Гусев К.В. Рыцари террора. - М., 1992; Ермаков В.Д. Анархисты Кронштадта в революционных событиях 1917 года // 80 лет революции 1917 года в России / респ. науч. конф. 11-12 марта 1997 г. - СПб., 1997; Габдулхаков Р.Б. Деятельность леворадикальных политических партий на Урале в начале ХХ в. (1900 - 1917 гг.): автореф. дис... д-ра ист. наук. - М., 2005 и др.
25 Верховский А., Папп А., Прибыловский В. Политический экстремизм в России. - М. , 1996; Тарасов А.Н., Чернов Г.Ю., Шавшукова Т.В. Левые в России: От умеренных до экстремистов. - М., 1997.
26 Тарасов А.Н. Революция не всерьёз: штудии по теории и истории квазиреволюционных движений. - Екатеринбург, 2005.
27 Доценко В.Д. Мифы и легенды русской морской истории. - СПб., 1997.
28 Дыбенко П.Е. Мятежники. - М., 1923; Иванов Д.И. Я - матрос УГангута"! - М., 1987 и др.
29 Жуков В.К. Черноморский флот в дни революции. - Л., 1931; Петраш В.А. Моряки Балтийского флота в борьбе за победу Октября. - М.; Л. - 1966 и др.
30 Хесин С.С. Октябрьская революция и флот. - М., 1971. - С. 9, 35, 133, 358.
31 Смирнов П. и др. Кронштадтцы Ф. Раскольникова // Красная летопись. - 1933.-№ 5-6.
32 Шишкин В.Ф. Кронштадтский инцидент в мае 1917 г. // Уч. зап. Лениннградского педагогического института им. А.И. Герцена. - Л., 1958.
33 Юрковский Н.К. Борьба Советского правительства за сохранение Брестского мира и вопрос о Черноморском флоте в марте - июне 1918 г.: автореф. дисЕ канд. ист. наук. - Л., 1985. (Список публикаций по теме диссертации, начиная с 1960 г.).
34 Например: Вишневский В.В. Оптимистическая трагедия; Маяковский В.В. Ода революции; Лавренёв Б.А. Разлом; Корнейчук А.Е. Гибель эскадры и др.
35 Киличенков А. Братцы, надо крови!.. // Родина. - 1996. - № 7-8; Юрковский Н.К. О матросских массах в 1917-1918 гг.: опыт социально-психологической характеристики // Россия в ХХ веке. - СПб., 2005. - С.13-22.
36 Иоффе А.Е. Роковая точка отсчёта // Андреевский флаг. - 1992. - № 3; Лобицын В., Дядичев В. Еремеевские ночи // Родина. - 1997. - № 11; Волков С.В. Трагедия русского офицерства. - М., 2001 и др.
37 Кадесников Н.З. Краткий очерк Белой Борьбы под Андреевским флагом на суше, морях, озёрах и реках России 1917 - 1922 гг. - СПб., 1992; Граф Г.К. На Новике. - СПб., 1997; Флот в белой борьбе: сб. восп. - М., 2002 и др.
38 См.: Звягинцев В.Е. Мятежная Балтика // Военно-исторический журнал. - 1994. - № 3; Шошков Е.Н. Наморси А.М. Щастный. - СПб., 2001 и др.
39 Кронштадтский мятеж: сб. ст., восп. и док-тов. - Л., 1931; Семанов С.Н. Ликвидация антисоветского Кронштадтского мятежа 1921 г. - М., 1973 и др.
40 Эврич П. Восстание в Кронштадте. 1921 год. - М., 2007.
41 Среди них выделяется вышеуказанная работа В.М. Волина (Волин В.М. Неизвестная революция, 1917-1921. - С. 300-385), в которой он ещё до Второй мировой войны горячо доказывал, что Кронштадтнское восстание - воплощение анархистских идеалов.
42 Гоголевский А.В. Революция и психология. - С. 126, 158.
43 Эврич П. Восстание в Кронштадте. 1921 год. - С. 224.
44 Семанов С. Начало конца. Кронштадт, 1921: мятеж или восстание? // Санкт- Петербургская панорама. - 1992. - №№ 3, 4.
45 Правда о мятеже в Кронштадте // Труд. - 1994. - 15 января.
46 Кронштадтская трагедия 1921 года: документы: в 2 кн. - М., 1999.
47 Кронштадтская трагедия 1921 года. - Кн.1. - С.10.
48 Клямкин И. Какая дорога ведёт к храму? // Новый мир. Ц1987. - № 11. - С. 173.
49 Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 43. - С. 23.
50 Кузнецов М.Н. За что был расстрелян Кронштадт. - СПб., 2001.
51 Семанов С.Н. Кронштадтский мятеж. - М., 2003.
52 Семанов С.Н. Кронштадтский мятеж. - С. 83.
53 Балтийский флот в Октябрьской революции и гражданской войне. - М.; Л., 1932; Протоколы и постановления Центрального комитета Балтийского флота. - М.; Л., 1963; Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917 - 1920 гг.): сб. док-тов. - Киев, 1963 и др.
54 Смирнов А.А. Морская история казачества. - С. 19.
55 Об этом, например: Россия морей / под ред. В.К. Лобачёва. - М., 1997. - С.11.
56 Кардашев Ю.П. Буревестники: Революции в России и флот. М., 1987. - С. 213.
57 Политические партии России: история и современность. - С. 50.
58 Шелохаев В.В. Политические партии России в свете новых источников // Политические партии в российских революциях в начале ХХ века. - М., 2005. - С. 100.
59 Политические партии России: история и современность. - С. 178.
60 Программы политических партий в России. Вып. 1. - М., 1917. - С. 53.
61 Павлов Д.Б. Предисловие // Союз эсеров-максималистов. 1906-1924 гг.: док-ты, публицистика. - М., 2002. - С. 5.
62 Шестой съезд РСДРП(б): протоколы. - М., 1958. - С. 75.
63 Ленин В. И. Полн. собр. соч. - Т. 34. - С. 336.
64 Балтийские моряки в подготовке и проведении Велинкой Октябрьской социалистической революции: сб. док-тов. - М.; Л., 1957. - С. 217.
65 Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 34. - С. 383-384.
66 Цит. по: Казаков К. Славный революционер // Красный флот. - 1923. - № 1-2. - С. 136.
67 Третий Всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. - Пг., 1918. - С. 16.
68 Щетинов Ю.А. Введение // Кронштадтская трагедия 1921 года. - Кн. 1. - С. 6.
69 Шишкина И.М. Правда истории и домыслы советологов. Против исканжения роли партии в период перехода к мирному социалистическому строительству. - Л., 1977. - С. 75.
70 Кравцов И. Кульбиты историка Семанова // Народная правда. - 1993. - № 10.
71 Семанов С.Н. 18 марта 1921 г. - М., 1977. - С. 51.
72 Там же. - С. 63.
73 Волин В.М. Неизвестная революция. - С. 413.
74 Эврич П. Восстание в Кронштадте. 1921 год. - С. 95.
75 Щетинов Ю. За кулисами Кронштадтского восстания // Родина. - 1995. - № 8. - С. 68; Кронштадтская трагедия 1921 года. - Кн. 1. - С. 335; Балтийский флот в Октябрьской революции и гражданской войне. - С. 301.
Авторефераты по всем темам >> Авторефераты по разное