Исторический опыт Развития народов Северного Кавказа в составе Российской империи в период реформ 1860

Авторефераты по всем темам >> Авторефераты по разное

На правах рукописи

Тлепцок Руслан Асланович

Исторический опыт Развития народов

Северного Кавказа в составе Российской империи

в период реформ 1860-х - начала 1880-х гг.

Специальность 07.00.02 - Отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук

Москва Ц 2011

Диссертация выполнена на кафедре Отечественной истории

исторического факультета Адыгейского государственного университета

Научный консультант: доктор исторических наук, профессор,

Заслуженный деятель науки РФ

Данилов Александр Анатольевич

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

Устинов Виктор Михайлович

доктор исторических наук, профессор

Ибрагимов Мовсур Муслиевич

доктор исторических наук, профессор

ачаева Марина Юрьевна

Ведущая организация: Адыгейский республиканский институт

гуманитарных исследований им.Т.М. Керашева

Защита состоится 12 сентября 2011 года в 11.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.154.01 при Московском педагогическом государственном университете по адресу: 119571, Москва, пр.Вернадского, д.88, ауд. 817.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке МПГУ по адресу: 119992, ГСП-2, Москва, Малая Пироговская ул., д.1.

Автореферат разослан л__ августа 2011 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета Киселева Л.С.

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Современные тенденции в развитии исторического знания характеризуются усилением теоретико - методологических подходов к общим вопросам научного познания, поиском новых способов изучения сложных политико-экономических и социокультурных объектов, к которым относится изучение исторического опыта развития народов России. Подобная исследовательская парадигма делает актуальным создание наряду со ставшими уже традиционными исследовательскими моделями изучения исторического опыта развития народов Северного Кавказа в составе Российской империи, новых, позволяющих расширить границы научного поиска. Теоретическое осмысление значимого исторического опыта народов Северного Кавказа привлекает все большее внимание историков, ставящих вопрос о необходимости формирования нового научного направления, связанного с системным изучением прошлого и настоящего региона - его исторических традиций, современных форм и перспектив развития. Становится особенно актуальным исследование исторического опыта функционирования северокавказских обществ в исторической ретроспективе, поскольку оно способно дополнить новыми качественными характеристиками теорию и практику преобразований полиэтничных общностей.

Изучение реформ 60-х - начала 80-х гг. XIX в., позволяет осмыслить мобильность преобразовательной деятельности правительства, снявшей листорическое напряжение Кавказской войны, и позволившее перевести северокавказское общество в другое состояние - преобразовательное. На смену конфронтации пришел период реформирования, который пусть и был значительно менее длительным по времени, но сфокусировал в себе весь спектр преобразовательной деятельности в регионе и привел к накоплению исторического опыты развития народов Северного Кавказа в составе Российской империи. Проведенное исследование имеет и историографическую значимость. Для современного этапа развития исторического знания характерен поворот в историографии к систематизации накопленного исследовательского опыта и его теоретического осмысления, что актуализирует задачу создания системного исследования, позволяющего изучить исторический опыта развития народов Северного Кавказа в составе Российской империи в период реформ, выявить многообразие исследованных в историографии факторов, определивших его формирование и содержание.

Особое значение исследование этого опыта имеет в современных условиях реформирования вертикали власти и поиска эффективных путей преодоления листорических вызовов начала XXI в., в рамках которых одной из проблемных зон межнационального взаимодействия в современной России по-прежнему остается Северный Кавказ. В свете событий последних лет особую актуальность приобретает вопрос об объективном исследовании исторического опыта развития народов Северного Кавказа в составе Российской империи, в связи с распространением идеологизированного подхода к его интерпретации, когда события прошлого - в зависимости от национального интереса - приобретают искаженное содержание.

Учитывая значимость проблемы, специфику ее изучения, объем публикаций, историографическому анализу посвящен соответствующий раздел работы. Во введение обозначаются лишь основные подходы к пониманию вопроса. В частности, предлагается анализ историографических работ, обосновывается необходимость хронологического подхода при систематизации исследований. Проведенный анализ корпуса историографических источников свидетельствует о том, что основными направлениями исследований стали изучение проблемы колонизации, системы управления Северным Кавказом, аграрных преобразований в регионе, экономической составляющей реформ, этнодемографических процессов. Современное состояние историографии обнаруживает потребность в обобщение накопленного исследовательского опыта, позволяющего наметить методологически выверенные подходы к изучению исторического опыта развития народов Северного Кавказа в составе Российской империи в период реформ 1860-х - начала 1880-х гг.

Объектом диссертационного исследования является история России XIXв., с ее сложными трансформационными процессами, кардинальным образом отразившимися на историческом развитии народов Северного Кавказа.

Предметом исследования является изучение исторического опыта развития народов Северного Кавказа в составе Российской империи в формирующемся историко-культурном пространстве, в условиях трансформации всей системы общественных связей, связанной с процессом интеграции региона в состав Российской империи.

Территориальные рамки исследования обусловлены границами формирования единого территориального пространства - Северный Кавказ, народы которого оказались в сфере преобразований, разработанных российской администрацией и реализованных в 60-х-начале 80-х гг. XIX в.1 Определяя географические границы важно отметить, что название территории, внутренние и внешние границы, административное устройство, менялись на протяжении всего изучаемого периода.

Хронологические рамки диссертации охватывают относительно целостный исторический период 60-х - начала 80-х гг. XIX в. Выбор данного периода определяется тем, что в условиях окончания Кавказской войны и перехода к реформам принципиально изменился вектор российской политики в отношении народов Северного Кавказа, воспринимавшихся теперь в качестве подданных империи. К концу исследуемого периода регион стал неотъемлемой частью Российской империи, было налажено широкое сотрудничество центрального правительнства с народами региона. Следует отметить, что характер проведенного исследования в некоторых случаях предполагал выход за обозначенные хронологические рамки исследования с целью выявления истоков и последствий сложных социальных, политических и культурных процессов, определивших формирование и содержание исторической действительности народов Северного Кавказа реалий второй половины XIX в.

Целью диссертационной работы является системное изучение исторического опыта развития народов Северного Кавказа в составе Российской империи в период реформ 1860-х-начала 1880-х гг. Достижение поставленной цели реализуется через решение следующих задач:

- обосновать теоретико-методологические подходы необходимые для системного исследования исторического опыта развития народов Северного Кавказа в условиях реформирования;

-проанализировать историографический уровень исследования темы с целью определения круга проблем, нуждающихся в изучении;

- определить изменения в состоянии источниковой базы, ее информационные возможности и перспективы расширения;

- сопоставить изменения концептуальных основ политики Российской империи на Северном Кавказе в период завершения военных действий и начала реформ;

- рассмотреть основные этапы становления и механизм системы управления Северным Кавказом в период реформ, характеризующие исторический опыт развития народов региона;

-исследовать процесс изменений в социальной структуре региона в условиях трансформации системы общественных связей, связанной с интеграцией в состав Российской империи;

- проанализировать особенности инкорпорация Северного Кавказа в единое экономическое пространство Российской империи;

- проанализировать принцип формирование новой модели национальной политики Российской империи, и ее реализации на Северном Кавказе.

Характеристика источниковой базы исследования вынесена в первый раздел диссертации. На основе систематизации комплекса документальных материалов, введенных в научный оборот, предлагается анализ фондов центральных и региональных архивов, опубликованных документов Российского правительства, статистических данных, воспоминаний, мемуаров и периодики, отразивших сложный и противоречивый процесс развития народов Северного Кавказа в составе Российской империи в 60-х-начале 80-х гг. XIX в.

Методологическую основу диссертационной работы составили современные представления о принципах и методах исторического и историографического исследования, способных обеспечить эффективность научной разработки избранной проблемы2. Аналитические обобщения, сделанные исследователями по поводу оценки уровня цивилизационного развития, взаимодействия всеобщей и национальной истории, своеобразия развития этносов, типологии феодализма, значения географического фактора в истории народов позволили выявить новые составляющие столь многогранного процесса как исторический опыт экономического и политического развития отдельных регионов Российской империи.

Основополагающее значение в проведении исследования имело следование принципу научности. Его соблюдение потребовало формирования представительного корпуса источников по истории народов Северного Кавказа, являвшегося достаточным основанием для осуществления выводов и обобщений, позволивших вывести результаты проведенного исследования на концептуально уровень осмысления. Так как цель данного научного исследования является получение объективного знания диссертационная работа основывалась на стремлении реализовать принцип объективности. Диссертант стремился реализовать принцип объективности за счет привлечения обширной многоплановой источниковой базы и специально организованного исследовательского процесса, предполагающего всесторонний охват исторических фактов, событий и процессов, связанных с изучением исторического опыта развития народов Северного Кавказа в составе Российской империи в изучаемый период, а также за счет опоры на достигнутый уровень научных знаний в разработке проблем подобного порядка. Для достижения объективности при работе над проблемой автор стремился использовать документы и материалы, которые дали бы возможность всестороннего, комплексного изучения предмета исследования, а также учитывались и анализировались разные точки зрения по тем или иным дискуссионным вопросам, существующие в историографии.

Принцип историзма позволил исследовать в развитии многогранный процесс как исторический опыт народов Северного Кавказа в системе Российской империи, проанализировать их социально-экономическую и политическую эволюцию в конкретной исторической ситуации пореформенного периода. Для реализации обозначенных диссертантом исследовательских целей и задач большое значение имело применение ценностного подхода. Он позволил не только выработать определенное отношение, дать оценку исследуемому явлению и связанным с ним процессам, задать точку зрения, позволяющую определенным ценностным образом маркировать историческое событие, используя такие научные категории как значение, роль, положительное значение, негативный эффект и т.д., но и что представляется не менее важным, выделить его индивидуальные особенности, что, безусловно, связано с разделяемой исследователем системой ценностей.

Большое значение при исследовании таких сложных и многогранных явлений, которым является Российская империя, приобретает применение системного подхода. Не смотря на то, что Северный Кавказ была дифференцирован этнически, лингвистически, социально и культурно диссертант исходил из понимания необходимости рассмотрения региона как некой целостной качественной определенности, выявления и раскрытия ее элементов, многообразных механизмов формирования и функционирования. Реализовать на практике данный подход позволил историко-системный метод, направленный на углубленный анализ совокупности внутренних и внешних факторов характеризовавших особенности пореформенного развития региона в составе России. В процессе его применения в исследовательской практике особое место занял структурно - функциональный анализ, как наиболее адекватный задачам данного диссертационного исследования прием системно-исторического метода.

Исследование многогранной, порой противоречивой истории региона, необходимость придания логической и структурной целостности диссертационной работе обусловил широкое применения проблемно-хронологического метода. С его помощью был исследован исходный уровень разработки темы диссертационного исследования, выявлены ее составляющие и определены направления разработки и структура диссертационного исследования. Обращение к историческому опыту развития народов Северного Кавказа в системе Российской империи не представляется возможным без использования историко-генетического метода. Он позволил установить генетические связи, обусловленность происходивших изменений жизненного уклада народов региона, их качественных и количественных характеристик, содержательного аспекта преобразований на каждом из рассматриваемых этапов.

Необходимость последовательного проникновения в исторической прошлое, реконструкции различных этапов реформирования регина, с целью более глубокого проникновения в сущность исследуемых процессов, раскрытия их причин и содержания определила широкое применение ретроспективного метода. Он позволил глубже вникнуть в сущность исследуемых процессов, установить причинно-следственные связи. Осознание того факта, что процесс инкорпорации народов Северного Кавказа проходил у различных народов, в особых специфичных условиях, создало большие возможности для применения историко-сравнительного метода. Учитывая, что процесс вхождения различных народов в структуру империи возникает и функционирует не в шаблонной, раз и навсегда заданной форме, а вполне определенном, конкретно-своеобразном проявлении, сочетающем в себе многообразие общего и единичного историко-сравнительный метод дал возможность установить специфику исторического опыта развития народов Северного Кавказа в составе Российской империи в конкретно-исторических условиях 1860-х- начала 1880-х гг..

Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что оно представляет собой первое систематическое исследование исторического опыта развития народов Северного Кавказа в составе Российской империи в 60-х-начале 80-х гг. XIX в. Работа дополняет новыми характеристиками сложившееся в отечественной историографии представление об особенностях социально-экономического развития народов региона вследствие их вовлечения в единую народно-хозяйственную структуру империи. Исследование носит системный характер, предполагающий анализ обширного круга вопросов: от обоснования исторической легитимности инкорпорации региона и складывания системы политического и социально-экономического управления до изучения особенностей изменений во внутренней жизни региона, вызванных проникновением капиталистических форм хозяйствования. Новизна диссертационного исследования состоит так же в том, что диссертант стремился отойти от нарративной традиции, сконцентрировав исследовательское внимание на движении идей в практике инкорпорации региона в единую структуру Российской империи, во взаимодействии с теми политическими, культурными, религиозными и социальными контекстами, в которых эти идеи рождались, распространялись, модифицировались и трансформировались, обогащая исторический опыт народов Северного Кавказа.

Практическая значимость. Материалы диссертации могут способствовать углублению и расширению исследований по проблемам, связанным с политической и социально-экономической историей народов Северного Кавказа. Выводы и рекомендации автора могут быть использованы при определении и разработке новых научных изысканий с учетом тех концептуальных подходов и оценок, которые отражены в диссертации. Ее содержание может быть учтено при подготовке учебно-исторической литературы для студентов исторических факультетов, как по конкретной проблематике, так и по современной отечественной истории. Материалы исследования можно использовать при разработке вузовских спецкурсов.

Апробация результатов исследования. Концепция диссертации и материалы исследования нашли своё отражение в ряде авторских монографий и публикаций и составляют основу подготовленного автором лекционного курса по истории народов Северного Кавказа. О результатах своего научного исследования соискатель докладывал на кафедре отечественной истории Адыгейского государственного университета, принимал участие в международных, всероссийских и региональных научных конференциях, на которых выступал с докладами по теоретическим проблемам истории народов Северного Кавказа в XIX в.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти разделов, заключения, списка источников и литературы.

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении обосновывается актуальность темы диссертации, определяются цели и задачи исследования, его хронологические рамки, объект и предмет исследования, принципы и методы исследования, рассматривается научная новизна и практическая значимость диссертации.

В первом разделе - Научно-теоретическая основа исследования - ставятся и разрешаются теоретические и методологические вопросы исследования, а также проведена систематизация основных источников по теме диссертации. Особое внимание в разделе уделено анализу сложных процессов формирования многонациональной Российской империи. Автор отмечает, что борьба за физическое пространство не ограничивается только военно-политическим актом включения в империю, это еще длительный процесс интеграции новой территории и новых народов в имперское пространство, в котором ведущую роль играет процесс его административного и социально-экономического освоения. Имперская политика не заканчивается с присоединением новой территории, а только начинается. В разделе показаны изменения административной конфигурации Северного Кавказа, постепенное заполнение управленческих лакун, исчезновение первоначального государственного вакуума и территориальной разреженности государственной власти. Большое значение власть придавала административному структурированию нового имперского пространства, при этом административно-территориальная сетка налагалась на географический и этнический ландшафт (совпадая или не совпадая). Административно-территориальное деление региона было подчинено, по преимуществу, реализации двух главных функций: обеспечению контроля центральных властей над местным самоуправлением и сбору налогов. Но в пограничных зонах, к этим обычным функциям присоединялись особые потребности, связанные с решением внешнеполитических задач, местным военно-политическим и экономическим контролем за региональным сегментом государственной границы.

Автор подчеркивает, что значительная часть имперских конфликтов на окраинах Российской империи разворачивалась вокруг главной оси отношений лцентр - периферия. Центр являлся особым символическим и организационным образованием, который стремился не только извлекать ресурсы из периферии, но проникнуть в нее, перенести туда свои духовно-символические принципы, организационно мобилизовать ее для своих целей.3 Российская империя демонстрировала в этой системе отношений относительно высокую степень проникновения центра в периферию. Огромное пространство Российской империи, слабость коммуникаций и дискретное (сегментарное) хозяйственное и демографическое освоение новых территорий требовало образования на линии центр-периферия центров второго порядка, транслировавших функции главного имперского центра на удаленные регионы, имевших потенциально важное политическое значение.

Под воздействием политических факторов, империя была обречена обращать больше внимания на окраины, чем на центр, потому что именно на периферии располагались ее основные маркеры безопасности (внутренней и внешней). Региональная политика империи преследовала в конечном итоге цели политической и экономической интеграции страны, установления ее социальной, правовой и этнокультурной однородности. Но конкретные потребности управления заставляли правительство продолжать учитывать региональное своеобразие территорий, что придавало административной политике на окраинах определенную противоречивость и непоследовательность. Это отражалось, в свою очередь, на взаимоотношениях центральных и местных властей, что приводило к серьезным управленческим коллизиям.

Степень научной разработки проблемы. Целесообразным, отражающим структуру и логику развития изучения истории народов Северного Кавказа, представляется вариант деления всего массива исторической литературы, посвященной изучению исторического опыта развития народов Северного Кавказа в период реформ, на три периода. Историография исторического опыта развития народов Северного Кавказа в период реформ 1860-х- начала 1880-х гг. рассматривается как составная часть изучения истории либеральных реформ в Российской империи. Выявление элементов преемственности развития дореволюционного, советского и современного изучения истории народов Северного Кавказа позволяет установить движущие силы развития науки, точки соприкосновения новых знаний и возможности их роста. Сменилось несколько поколений краеведов, историков, ученых, которые искали и находили возможности исследовать реформы с особенных методологических позиций, отражающих их концептуальное видение эпохи реформ.

Первый - историография 60-х гг. XIX - 1920 г. - период характеризуется относительной независимостью мысли, существованием благоприятных условий для научного творчества. Освещение событий 50Ц70-х гг. XIX в. происходило в условиях достаточно свободного обмена мыслями на страницах периодики или книг (за исключением, конечно, пропаганды революционных идей). Происходил процесс накопления исторических и историографических источников и формирования различных направлений в изучении реформ. Изученная литература дореволюционного периода позволяет говорить о наличии трех формирующихся историографических течениях, которые отражали идеологические пристрастия и научные позиции авторов, отражающие особенности мировоззрения и отношение авторов к самому процессу преобразований: консервативное и либеральное. В дореволюционной историографии сравнительно мало исследований, затрагивающих опыт развития народов Северного Кавказа в контексте теоретического обоснования неизбежности их присоединения к Российской империи. Исследователями, занимавшимися научной разработкой проблемы был собран богатый фактологический материал, однако, с точки зрения построения теоретических концепций, их работы были мало выразительны и отразили определенный симбиоз смысловых критериев научной деятельности, постулатов государственной идеологии и соответствующих требований цензуры в отношении исследуемой проблематики.4 В числе работ, опубликованных в XIX в. очевидцами тех событий большой интерес для исследователей представляют письма, дневники и воспоминания современников, участвовавших в освоении Северного Кавказа, хотя данную группу литературы по своему характеру можно отнести не только к историографии, но и к источниковой базе исследования.5

Авторы консервативного направления исходили из тезиса об исключительной роли самодержавия, которое по своему усмотрению и желанию могло решать судьбы народов. Сторонниками этого течения высказывалась мысль о том, что только благодаря волеизлиянию Александра II была дарована свобода зависимым сословиям на Кавказе. Освобождение крестьян прошло тихо и спокойно, без эксцессов. Отличительной особенностью первых работ о реформе являлась их анонимность6. Публикации этого направления появились сразу же по завершению основных мероприятий, по реорганизации региона и призваны были сформировать благожелательное общественное мнение о реформах. Красной нитью через все работы проходит мысль о мирном и спокойном проведении реформы, подчеркивается, что все сословия с радостью встретили волеизъявление царя-освободителя, которое одинаково учитывало интересы всего населения. Работы этого направления явились отражением официальной версии об освобождении крестьян на Северном Кавказе. В работах данного течения были определенные достоинства: во-первых, в научный оборот введено значительное количество фактических данных, освещающих условия освобождения, ход реформы и численность освобожденных, во-вторых, показана общая картина проведения реформы на всем Северном Кавказе, сделана попытка отразить определенные особенности реформы в различных областях края. Именно здесь обоснован тезис величия реформ, их колоссального значения для лотсталых народов Кавказа7

Историографический срез проблемы свидетельствует о серьёзном внимании представителей либерального течения к административно-судебным преобразованиям в крае. Много внимания уделено изучению правовой системы горцев, которая целенаправленно трансформировалась под влиянием российского законодательства. Наибольший вклад в разработку комплекса данных проблем внесли: В.аПфаф, У.аЛаудаев, М.аКовалевский и др. Они исследовали нормы адата, которые определяли традиционные устои жизни как до, так и после проведенных в регионе преобразований. Н.аГрабовский, Н.аСеменов, П.аБурменский, Н.аРейнке, Н.аКорганов и др. осветили деятельность новой правовой системы, работа которой была построена на полиюридической основе, подчеркнули существенные недостатки сложившейся системы судопроизводства. Анализ историографических источников показывает, что писатели, как официального, так и либерального направлений внесли серьезный вклад в изучение данной темы. Используя материалы сословно-поземельных комиссий, они показали общий ход размежевания земли на плоскости в аульную и частную собственность. Усилиями Я.ВаАбрамова, Ф.А.аЩербины, Н.П.аТульчинского, Н.С.аИваненкова, А.Ф.аЧурсина, В.Н.аКудашева и др. в историографии был поставлен вопрос о характере землевладения в горских обществах, выявлены недостатки в процессе проведения реформы, представителями народничества впервые озвучена мысль об аннексии земли у горцев8. Представители либерального направления изучения реформ, проведенных в 60-е Цначале 80-х гг. XIX в. на Северном Кавказе отмечали незавершенный характер решения царской администрацией земельного вопроса, создание в результате реформы крупного помещичьего землевладения, обезземеливание крестьян, внесение в их среду социального неравенства.

Теоретический уровень работ либерального течения, по сравнению с консервативным, значительно выше. Авторы использовали в своих работах не только официальные материалы, посвященные реформе, но привлекали архивные документы, более критично подходили к анализу результатов реформы. Они делали попытки показать тяжелое имущественное положение освобожденных крестьян и обеспеченность их землей. К этому течению относятся работы К.аКрасницкого, Н.аГрабовского, Д.аКодзокова, Д.аЛаврова, М.аКипиани, Я.аАбрамова, Ф.аЩербины, М.аКовалевского, В.аШамрая, Н.аИваненкова, Б.аШаханова-Джанхотова, М.аАбаева, В.аКудашева, С.аАвалиани и др.

На разработку комплекса проблем, связанных с проведением реформ на Северном Кавказе, значительное влияние оказало обогащение документальной базы изучения истории народов Северного Кавказа уже в пореформенный период. Прежде всего, это было связано с деятельностью учрежденной в 1864 г. Кавказской археографической комиссии, которая с 1866 г. регулярно стала издавать своды официальных документов, извлекаемые из различных архивов. В общем развитии исторического знания о регионе во второй половине XIX в. заметную роль сыграли различные русские периодические издания, выходившие на Кавказе. На страницах газет, сборников, календарей печатался интересный материал о горских народах.

В последней четверти XIX в. значительное внимание историки уделяли формированию новой социально-экономической структуры в исследуемом регионе, анализировали поземельные и сословные отношения горцев Северного Кавказа, стремились показать характер и перспективы экономического взаимодействия с Россией.9 Однако даже те работы, которые были написаны на базе конкретного исторического материала, далеко не всегда полно отражали весь комплекс проблем социально-экономического развития региона. Как правило, авторам не удавалось в комплексе отразить влияние Российской империи на изменение патриархально-родовых и полуфеодальных отношений на Северном Кавказе. В начале XX в. характер исследований претерпел существенные изменения, первоочередными в работах историков становятся вопросы организации взаимоотношений всех коренных национальностей Российской империи, в том числе и народов Северного Кавказа.10 Канун революции дал мощнейший толчок дискуссиям на тему национально-государственного строительства.11 Проблема наилучшего устройства российского многонационального государства затрагивалась в программах различных партий и движений, возникших на политической арене России. Особую остроту обсуждение политики России на Северном Кавказе приобрело после прихода к власти большевиков, для которых разработка государственной национальной политики стала продолжением их политической дискуссии с оппонентами по революционной борьбе.

Второй - начало 20-х - конец 80-х гг. XX в. - период отражает достижения и недостатки советской историографии, обусловленные господством в государстве одной партии, одной идеологии, одной методологии. Внутри периода можно проследить несколько этапов, связанных с эволюцией политических установок, методологическими поисками, накоплением исторической информации, сменой поколений историков, качеством исторических исследований: 1920Ц1930-е гг., 1940Ц1950-е гг., 1960 - конец 80-х гг. XX в. В научных работах советского периода исторический опыт развития народов Северного Кавказа неразрывно связывалось с понятием колонизация. Концептуальные изменения были обусловлены как особенностями развития исторической науки, так и рядом факторов не научного характера, связанных с процессом внедрения новой идеологии в сознание советского социума. В рамках новых подходов к реконструкции прошлого, самодержавие стало рассматриваться в качестве основной причины стоявших в XIX в. перед обществом проблем, в том числе и в сфере межэтнических контактов.

Отправной точкой, от которой отталкивались исследователи 1920-х Ц1930-х гг. в оценке социально-экономического развития горских народов Северного Кавказа рассматриваемого периода являлась резолюция X съезда РКП(б) Об очередных задачах партии в национальном вопросе.12 Некоторые исследователи восприняли это положение слишком прямолинейно и пытались переносить на историю развития всех северокавказских народов. В связи с практическими задачами восстановления народного хозяйства был написан ряд работ, которые содержали ценный материал о предреволюционном состоянии Северного Кавказа и отдельных его областей.13 Акцентирование внимания на проблемах восстановления народного хозяйства привело к появлению в конце 1920-х гг. работ, исследующих социально-экономический уклад жизни горцев в процессе их исторического развития. Это объяснялось необходимостью, в соответствии с ленинской методологией, строгого учета особенностей развития горских народов при проведении в жизнь политики партии, принятии тех или иных решений. Много внимания уделялось изучению отдельных регионов и народов Северного Кавказа, в результате чего появились исследования историко-этнографического плана.14 Отдельно можно выделить коллективную работу У. Алиева, Б. Городецкого, С. Сиюхова.15

В 1930-е гг., несмотря на жесткие идеологические ограничения, в развитии историографии вновь наметился интерес к анализу политики России на Северном Кавказе, изучению исторического опыта развития народов региона, что отчасти было связано с принятием Конституции 1936 г. и новыми веяниями в национальной политике советского государства. Основной тенденцией, проявившейся в исторических исследованиях этого времени стало обоснование неразрывности судеб России и народов Северного Кавказа.16 Важной частью историографии данного периода являются исследования, в которых содержалась критика не только имперской политики царизма, но и национализма малых народов Кавказа.17

Заметный спад в исследовании темы наблюдался в период с начала 1940-х гг. и вплоть до XX съезда партии в 1956 г.18 Объективное исследование взаимоотношений России и горских народов стало невозможным в силу политических обстоятельств, главным образом, из-за проводившейся в 1940-е гг. политики депортации ряда народов Северного Кавказа. Как и во многих других областях истории, изыскательская работа исследователей в области взаимоотношений России и горских народов в это время носила односторонний характер.19 Период первых послевоенных лет - время новых дискуссий по проблеме, когда определяющим для научных споров стал тезис Н.М. Дружинина о прогрессивных последствиях присоединения Кавказа к России.20 По его мнению, наряду с отрицательными чертами колониализма не все компоненты экспансионистских национальных лозунгов носили реакционный характер и не любое выступление против Российской державы следует считать прогрессивным. Полем для теоретических дискуссий 1950-х гг. стал журнал Вопросы истории, на страницах которого шла научная полемика вокруг легитимности формулы наименьшее зло, введенной в научный оборот.21

Для отечественной историографии 1960-х - 1980-х гг. характерно осуждение колониального гнета царизма, с одновременным развитием тезиса о добровольном характере присоединения северокавказских народов к России и о его прогрессивной сущности.22 Смысловая нагрузка этого постулата лежала в плоскости диалектики. Вопросы о характере движения горцев и царской колонизации были превращены как бы в сообщающиеся сосуды. Чем больше подчеркивалась листорическая легитимность, тем меньше оставалось этой легитимности в деятельности России на Кавказе и наоборот. В 1960-е гг. наблюдался всплеск интереса к национально-освободительному движению горцев Северного Кавказа, который подкреплялся, главным образом, начавшейся с 1957 г. политикой реабилитации депортированных сталинским руководством народов.23 Отличительной чертой созданных в 1960-е гг. работ является пристальное внимание историков к проблеме культурного влияния России на народы Северного Кавказа, а также то обстоятельство, что сильный импульс к развитию получает местная историография.24 В 1970-е - первой половине 1980-х гг. наиболее актуальной темой в исторических исследованиях становится проблема развития феодализма и этнокультурных особенностей горских народов.25 В монографиях по проблемам реализации российской политики на Кавказе, появившихся в 1970-е гг., основной акцент традиционно делался на критике царизма.26 Анализ работ советского периода, посвященных реформам на Северном Кавказе, привел к выводу, что они не соответствовали возросшим требования общества и науки, а фактически повторяли известные в науке факты и положения. Нужны были новые подходы, связанные с новыми концепциями осмысления прошлого, с современными методиками обработки данных, с использованием достижений мировой историографии.

Третий - конец 80-х - первое десятилетие XXI в. - период характеризуется становлением политического плюрализма и формированием новых методологических подходов в изучении преобразований в горских обществах. Идеологический и духовный кризис российского общества начала 1990-х гг., связанный с распадом Советского Союза, проявился в болезненном процессе самоидентификации, который охватил все народы России, проживающие на огромном постсоветском пространстве27. В общественном сознании отдельных этнических групп некогда единого социума появляются категории мы и лони, по отношению к бывшим соотечественникам. Подобный подход привел к тому, что историческая наука обратила свое пристальное внимание к комплексу проблем местной истории. Акцентирование исследовательского интереса на истории Северного Кавказа, в свою очередь стимулировало появление широкого спектра самых разнообразных материалов по истории региона в XIX в.28 Их отличительной чертой является опора на широкий круг источников и богатую историографическую традицию в этом вопросе, наряду с отходом от традиции изучения национально-освободительного движения к анализу механизмов управления полиэтническим населением.29 В 1990-е гг. новый импульс в развитии поучила и проблема участия казачества в освоении Северного Кавказа, которая активно развивалась преимущественно кубанскими историками.30 Еще одним перспективным направлением исследований стал анализ позитивных и негативных сторон культурного и экономического влияния России в северокавказском регионе.31

На наметившийся процесс объективного освещения истории региона, в контексте взаимоотношений Россия - Северный Кавказ, оказали сильное влияние политические факторы, связанные с событиями в Чечне. Они привели к углублению идеологизации взглядов на историю Северного Кавказа в XIX в. В целом, фундаментальные изменения 1990-х гг. неизмеримо повысили интерес ученых к изучению истории российской политики на Северном Кавказе. Несомненным достижением современного этапа изучения исторического опыта развития народов Северного Кавказа в 1860-х- начале 1880-х гг. является стремление к новому, в концептуальном плане, освещению проблем. В исследованиях последних лет историки все чаще обращают внимание на мирные направления освоения и вхождения региона в состав Российской империи на протяжении XIX в32. Так, в коллективной монографии Национальные окраины Российской империи. Становление и развитие системы управления33 отмечается, что разновременность и разнообразие форм присоединения тех или иных районов Кавказа к России, полиэтичность и многоукладность данного региона обусловили многообразие существовавших на его территории административных систем. По мнению авторов, в процессе утверждения российской власти на Кавказе можно выделить два этапа: первый - с конца XVIII до сер. XIX вв., когда российское правительство ограничивалось лишь внешним контролем над местными народами, второй - со времени окончании Кавказской войны, когда был взят курс на строительство целостной административной структуры, максимально сближенной с общероссийской34

Чрезвычайно интересным подходом к кавказской проблеме отличаются и труды В.В. Дегоева35, в которых проводится историческая параллель между событиями прошлых веков и проблемами современных российско-кавказских и международных отношений, исследуется современный политический опыт в историческом контексте. Не утратило научной значимости заключение М.М. Блиева и В.В. Дегоева о том, что интеграция России и Кавказа обуславливалась воздействием двух факторов - инициативы российского правительства и набиравших силу на протяжении всего XIX в. процессов пророссийской ориентации широких слоев горцев. В последние годы в отечественной историографии развивается новое направление, связанное с изучением проблемы трансформации правовых традиций и правового сознания коренных народов Северного Кавказа под влиянием политики российского правительства в регионе. Многие выводы этнологов И.Л. Бабич и В.О. Бобровникова, с именам которых и связано развитие этого направления, представляются значимыми для понимания процесса интеграции Северного Кавказа в состав России36.

Своеобразным прорывом в изучении генезиса российской государственности в регионе следует считать коллективное издание Северный Кавказ в составе Российской империи37, затрагивающее слабо изученные проблемы истории народов Северного Кавказа XIX-XX вв. Необходимо отметить и ряд диссертационных исследований последнего времени затрагивающих различные проблемы процесса интеграции региона в политическую и социально-экономическую систему России38.Попытку осмыслить северокавказское общество при помощи системного анализа в контексте синергетической парадигмы предприняли А.Ю. Шадже и Э.А. Шеуджен39. Исследователи заключают, что в ряду новых российских земель Северный Кавказ представлял весьма сложное пространственное измерение. Можно согласится с утверждением авторов, что после интеграции региона в систему Российской империи территория Северного Кавказа стала восприниматься не только как географическое пространствоЕ, но и как политическая, экономическая, культурно-историческая и административная целостность40.

Несомненным достижением современного этапа изучения исторического опыта развития народов Северного Кавказа 60-х-начала 80-х гг. XIX в. является стремление к новому, в концептуальном плане, освещению проблем, уже рассматривавшихся прежними поколениями историков, всплеск интереса к различным аспектам интеграции, расширением тематики и целого комплекса новых исследовательских задач исторических исследований41. Зарубежные исследователи, изучавшие исторический опыт развития народов Северного Кавказа XIX в., традиционно отдают приоритет военно-политическим и международным аспектам, в рамках которых исследовательское внимание не фиксируется практически на изучении демографического и экономического развития региона во второй половине XIX в. Вместе с тем в зарубежного историографии сложилась традиция изучения проблемы административного строительства на национальных окраинах Российской империи и, в частности, на Северном Кавказе. Необходимо отметить две ее особенности. Во-первых, западные исследователи, как правило, ставили своей целью анализ системы государственного управления окраинами в рамках всей империи или, по меньшей мере, в рамках крупного региона, такого как Северный Кавказ42

. Во-вторых, поскольку зарубежные историки не находились в плену концепции колониальной эксплуатации Северного Кавказа, они раньше отечественных пришли к некоторым выводам относительно особенностей административного строительства империи на окраинах. В числе этих особенностей они называли постепенность введения общероссийской системы управления на окраинах, стремление российского правительства к сотрудничеству с национальными элитами и включению их в состав имперской элиты. В недрах западной исторической мысли сформировалась концепция борьбы лцентралистского и регионалистского подходов в высшей российской бюрократии, которая велась по вопросу о том, в какой степени следует учитывать локальные особенности окраин в процессе функционирования системы государственного управления империи. Следует отметить, что эта концепция оказывает большое влияние на современных отечественных историков.

Учитывая особенности историографии, системный анализ исторического опыта развития народов Северного Кавказа в политико-административной и социально-эномической системе России в настоящий момент представляется наиболее важным направлением научных исследований по истории региона. Изучение механизмов реформирования системы управления, повлекшей изменения в демографической, этнокультурной, экономической составляющих позволит по-новому осмыслить многие проблемы, связанные с изучением истории народов Северного Кавказа во второй половине XIX в. Вместе с тем целый ряд шагов кавказской администрации в демографической, экономической и социальной областях может получить адекватное объяснение лишь при детальном анализе тех задач, которые она ставила перед собой. Необходимо также подчеркнуть, что собранный отечественными историками богатый фактический материал и их концептуальные наработки имеют важнейшее значение с точки зрения реализации поставленных в диссертационном исследовании задач. Анализ корпуса историографических источников свидетельствует о необходимости дальнейшей научного разработки исторического опыта развития народов Северного Кавказа в составе Российской империи в период реформ 1860-х-начала 1880 - х гг.

Источниковую базу диссертационного исследования составили как опубликованные, так и неопубликованные источники. Опубликованная часть источников была извлечена из сборников документов,43 центральной, региональной и местной периодики 44. Особо следует отметить тематические сборники документов по истории народов Северного Кавказа, которые сыграли позитивную роль не только с точки зрения возможности извлечения информации из опубликованных в них материалов, но, что не менее важно, помогли сориентироваться в соответствующих архивных фондах в целях более глубокого освоения источникового материала. Значимое место в контексте этого занимают сборники документов, составленные Ф.И. Леонтовичем, Г.А. Кокиевым, В.К. Гардановым, Х.М. Думановым и Ф.Х. Думановой45 и др. В этих сборниках помещены документы по обычному праву народов Кавказа, сословному статусу отдельных категорий общества и его трансформации под влиянием политики Российской империи в изучаемое время, документы по истории кабардино-русских отношений и т.п.

Большую группу составили источники, выявленные в центральных, региональных и местных архивах. Обширный фактический материал, позволяющий реконструировать исторический опыт развития народов Северного Кавказа и отдельные аспекты деятельности центральной и местной администрации был выявлен в Российском государственном историческом архиве (РГИА)46 Государственном Архиве Российской (ГАРФ),47 Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА)48 и Российском государственном архиве древних актов (РГАДА)49. Важную роль в разработке темы диссертационного исследования сыграло освоение материалов, выявленных в региональных, республиканских и краевых архивах: Государственном архиве Краснодарского края (ГАКК),50 Государственном учреждении Национальный архив Республики Адыгея (ГУНАРА)351, архиве Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований (АРИГИ),52 фондах Национального музея республики Адыгея 53. Данная группа источников позволила исследовать практический опыт, установить конкретные факты реализации процесса вхождения народов Северного Кавказа в Российскую империю.

Источники, привлеченные автором в работе, представляют собой комплекс материалов, требующих классификации. По цели своего назначения документы можно разделить на несколько групп. К первой группе в диссертации отнесены директивные, официальные документы общероссийского и регионального значения: указы, положения, циркуляры, распоряжения, которые служат важной документальной основой анализа процессов связанных с настойчивыми попытками интеграции Северного Кавказа в единое политическое и социально - экономическое пространство Российской империи. Следует отметить, что особенно рельефно она прослеживается в официальных документах, так как политика правительства в отношении национальных окраин являлась одним из важнейших направлений внутренней политики власти, естественным образом широко отразившейся в официальных документах органов власти различных уровней.

Значительное количество материалов, относящихся к этой группе, извлечено из фондов Государственного архива Российской Федерации, Российского государственного исторического архива, Российского государственного военно-исторического архива и Государственного архива Краснодарского края. Коллекция материалов этих архивов позволила выявить документы, характеризующие политику царского правительства на Северо-Западном Кавказе. Там же содержатся сведения о социально-экономическом и политическом устройстве быта горцев региона к моменту окончания Кавказской войны и документы, регламентирующие характер преобразований всех сфер жизни горцев Северо-Западного Кавказа в связи с их вовлечением в единую систему Российской империи. Использованные в работе законодательные источники, послужившие основой для анализа исторического опыта развития народов Северного Кавказа во второй половине XIX в., можно разделить на два подтипа. Первый-собственно законодательные документы, регулирующие деятельность российских властей в регионе54.

В рамках задачи по выявлению и анализу данного подтипа законодательных источников важное значение имеют такие их сборники, как второе и третье собрания Полного собрания законов Российской империи, в состав которых вошли законы, издававшиеся центральной властью во второй половине XIX - начале XX вв. 55. Кроме того, опубликованное отдельными изданиями Учреждение управления Кавказского и Закавказского края, позволяет провести сопоставление действовавших в различные периоды законодательных актов, содержащих правовые нормы, на основе которых функционировала административная система региона56. При всей значимости данного подтипа законодательных источников, ему свойственны некоторые особенности, не позволяющие опираться исключительно на него в ходе анализа правовых основ функционирования системы управления Северного Кавказа в изучаемый период. Как правило, законодательные документы, издававшиеся центральной властью, отличались нечеткостью формулировок и предполагали издание ряда подзаконных актов, уточняющих и развивающих их положения. Второй тип- подзаконные акты, которые издавали региональные административные органы. К их числу следует отнести Временные правила для горских словесных судов57, Положение о сельских обществах Дагестанской области58, а также ряд других документов.

Во вторую группу включены источники делопроизводственного характера: протоколы, рапорты, донесения, решения. Комплекс этих документов составил обширную базу для исследования политики российских властей, а также изменений, происходивших во внутренней структуре горских обществ, в связи с проникновением туда капиталистических отношений. Важные для разработки избранной проблемы материалы содержатся в фондах Государственного архива Российской Федерации, Российского государственного архива древних актов, Государственного архива Краснодарского края и Государственного учреждения Национальный архив Республики Адыгея. Они содержат приказы царских генералов и чиновников, рапорты, записки, доклады, письма59. Значительным числом представлена делопроизводственная документация: переписка государственных органов и учреждений (распоряжения, отношения, рапорты, сообщения); протоколы исполнительных органов власти различных уровней; документы, исходящие от учреждений и отдельных лиц, прошения, поручительства. Данная группа документов составляет обширную базу для исследования политики властей, направленной на реформирование и быстрейшую интеграцию народов Северного Кавказа в империю, ее практических результатов, реакции горцев на эту политику, общественных устремлений и умонастроения. Особенно следует выделить отчетные документы, позволяющие сопоставить задачи и итоги политики властей в регионе, проследить на практике характер происходивших у народов Северного Кавказа в пореформенный период изменений.

Особое место в формировании источниковой базы исследования занимают Акты, собранные Кавказской археографической комиссией (АКАК) во второй половине XIX в. под руководством А.П. Берже. В Актах содержатся документы по истории присоединения Кавказа к Российской империи, собранные комиссией в архивах наместника Кавказского, а также в архивах дореволюционного Ставрополя, Кизляра, Георгиевска, Моздока и др. Значимую группу источников составили материалы периодики. Ее изучение позволило в хронологической последовательности восстановить ход событий, почувствовать дыхание времени. Следует отметить, что использованные материалы периодики различаются как по своей информативной отдаче, так и по характеру содержащейся информации. Так, группа информативных материалов, извлеченных из периодики - заметки, сообщения, извещения, объявления о различного рода общественных мероприятиях, организованных по инициативе администрации, позволила установить отдельные факты, проясняющие данные о формах участия народов Северного Кавказа в общественной жизни, восполнить пробелы в персоналиях, уточнить отношение к проблемам социально-политического, культурного характера. По оценке академика Н.Ф. Дубровина, сделанной во второй половине XIX в., ни один уголок нашего отечества не имеет столь обширной литературы по всем отраслям знаний, какую имеет Кавказ, но за то все это разбросано отдельными статьями по различным газетам и журналам и не представляет ничего целого60.

Все журнальные публикации условно делятся на группы: информационные, аналитические, художественно-публицистические. Для первой группы при всем многообразии вариантов (заметка, отчет, репортаж, интервью) общей чертой является стремление наиболее точно передать знание о событиях и фактах. Однако в этом стремлении к оперативности объективно заложена возможность появления недостаточно проверенной, надежной информации. К аналитическим жанрам относятся статьи, корреспонденции, рецензии. Основная цель этих материалов - передача не столько информации о событиях, сколько авторских размышлений по их поводу. Художественно-публицистические жанры (очерк, фельетон, памфлет) сочетают документализм с литературным вымыслом, дают событиям оценку, сочетающую общественно-политическое и эмоциональное звучание. В целом, сохранившиеся благодаря российским журналам материалы - от коротких заметок до объемных этнографических очерков - позволяют не только наполнить конкретными свидетельствами событийный ряд, но и представить скрытые, ментальные процессы, порожденные центральным событием северокавказской истории - Кавказской войной. Понятно, что, учитывая лостроту проблематики, оценки войны в российских журналах коррелировались с эмоционально-ценностными характеристиками. Сомнительного свойства оценочные клише (лдикие народы, лотсталые народы), сложившиеся в умах людей, зачастую не имевших ни малейшего представления о многовековом культурном опыте народов, применялись на протяжении многих десятилетий. Использование для характеристики народа понятий, имеющих негативный смысл, становилось своеобразным импульсом, запускавшим психологический механизм восприятия в массовом сознании россиян негативного образа кавказца 61.

В то же время, благодаря письменной фиксации на страницах журналов многие события северокавказской истории приобрели статичность, избежали забвения и модификации под напором субъективных обстоятельств. Журнальные публикации, учитывая критерии, применяемые к документальным системам, достаточно четко фиксируют время, когда конкретные проблемы сохраняли значимость, выполняя основную функцию, ради которой они были созданы. Учитывая это, подобные публикации являются надежным источником оперативной и ретроспективной информации. Очевидно, что подобные источники требуют не только публикации, но и развитых источниковедческих знаний, высокого уровня интерпретация и критического анализа, четких, отработанных методик. Профессиональному историку хорошо известно, какие сложные эвристические и источниковедческие проблемы приходится преодолевать, оперируя сообщениями источников, ориентированных на формирование массового сознания в период этнических конфликтов и, особенно, войн.

Тем не менее, сегодня заметно усилился интерес, причем не только специалистов, к документальным публикациям, позволяющим каждому желающему непосредственно вступить в диалоговые отношения с историческим прошлым. В общественном мнении утверждается мысль, что непосредственное обращение к историческим документам способно дать достоверные знания об историческом прошлом. При этом далеко не всегда учитывается, что по мере развития исторического знания, удалось достигнуть такого понимания прошлого, которое нельзя свести к тому, что буквально говорится о прошлом в источниках. В этом плане особенное значение приобретает деятельность по подготовке сборников документов. К подобного вида публикациям относится и сборник извлечений из журнала Вестник Европы, изданный в рамках исследовательского проекта Историческая память народов Северного Кавказа62.

Самостоятельный тип исторических источников представляют фотоматериалы, извлеченные из Российского государственного архива кинофотодокументов (РГАКФД), фонда кино-фотодокументов Государственного архива Краснодарского края, а также фонда фотоматериалов Государственного национального музея Республики Адыгея, позволившие получить некоторую информацию об особенностях социально-культурного развития и быта народов Северного Кавказа в пореформенный период63.

Совокупность перечисленных документов различается по своей информативной отдаче. В ходе исследования предпринимались попытки ее повышения. В результате путем установления диалоговых отношений и усиления логических связей удалось выявить взаимосвязь и взаимодействие отдельных составляющих политики царского правительства направленной на реформирование системы управления, социально-экономической сферы жизнедеятельности народов Северного Кавказа, восполнить сведения биографического и событийного характера. Учитывая тот факт, что часть вопросов в разделах диссертационного исследования рассматривается в историографическом плане, представляется возможным выделение в отдельную группу историографических источников, многочисленных публикаций, авторами которых были представители администрации, представители горской интеллигенции, писатели-просветители, путешественники. Данная группа источников объемна и разнохарактерна и позволяет проанализировать взгляды и позиции групп на характер и специфику происходивших в регионе изменений.

Исходя из тематической и жанровой направленности публикаций, возможно выделение среди них несколько типов. Наибольшим числом представлены публицистические статьи. Среди них четко выделяются два тематических направления: статьи по вопросам социально-политического развития народов Северного Кавказа, в которых нашли отражение проблемы гражданского, социально-экономического, правового положения горцев, как проживавших на Северном Кавказе, так и оказавшихся за пределами исторической родины,64

другой тип публикаций представлен историко-этнографическими очерками65. Многие авторы этих работ долгие годы проживали вместе с горцами и достаточно хорошо изучили их социально-экономический быт. Данный пласт источников не подвергался всестороннему критическому научному анализу, а зачастую просто использовался для обоснования официальной позиции Российской империи на Северо-Западном Кавказе.

В отдельную группу целесообразно выделить источники мемуарного характера66. Хотя подобного рода публикации нередко не имеют необходимой документальной базы, они заслуживают внимания, ибо позволяют дополнить историю пореформенного развития региона личностными характеристиками, увидеть происходившие события, как бы лизнутри. Значимость этих работ проявляется при сопоставлении их со сведениями других источников, что способствует более точной реконструкции исторической реальности.

Основной проблемой, возникшей при работе с выявленным комплексом исторических документов, стала задача идентификации исторических источников. Источник в практике исторического исследования имеет как бы двойное понимание - как источник исторического происхождения и как источник исторической информации67. При работе с документами основное внимание придавалось изучению вопросов, относящихся ко второму значению указанного понятия. Действительно, если определение происхождения документов не вызывало особых затруднений, то их информационно-содержательная сторона требовала научного обоснования. Высокая степень информативности документальных источников по изучаемой проблеме обусловлена тем, что составлялись они, как правило, очевидцами, участниками или свидетелями событий, в той или иной форме фиксировавшими происходившее. Подчас в этих документах закреплялись порой даже мельчайшие детали описываемых событий. Есть и другая, не менее важная сторона вопроса. Документам целевого назначения в характеристике исторической действительности присуща селективность. Рассмотрение того или иного явления, - как указывает А.Я. Гуревич,- его оценка и истолкование в огромной степени зависят от того, в какой системе связи это явление рассматривается 68. В связи с этим, оценка политической и экономической ситуации на территории Северного Кавказа в документах велась с позиции лояльного или нелояльного отношения к происходящему.

Во втором разделе - Исторический опыт разработки и реализации концептуальных основ политики России на Северном Кавказе - рассматривая Северный Кавказ в геополитическом измерении отмечается, что его характеристики определяются двумя существенно значимыми обстоятельствами - пространством, где стыкуются две цивилизации - христианская и исламская, разграничиваются и взаимодействуют Запад и Восток как цивилизационно-географические образования. Исторически Северный Кавказ рассматривался как важный геостратегический регион, сфера противостояния России, Великобритании, Османской империи и Ирана.

Северный Кавказ к началу XIX в. все еще оставался terra incognita для политической элиты, стремившейся реализовать государственную идею на южном направлении. Задача лоткрытия Кавказа была возложена на исследователей, чье внимание концентрировалось на стратегически важных внутренних районах и сопредельных территориях других государств, которые могут попадать в зону имперских интересов. Географическое общество объединило самых разных людей, охваченных стремлением изучать новые земли и народы. Это были не только профессиональные ученые, но и офицеры, чиновники, священники. Между военными ведомствами империи и Императорским Русским географическим обществом существовала несомненная связь и научные занятия тесно переплетались с военными задачами69. В исторических реалиях XVIII-XIX вв. граница империи на юге носила черты подвижной зоны освоения. Кавказская граница представляла собой аморфную геополитическую чересполосицу, большую барьерную территорию между империями, на которой продолжали существовать франментарные местные властные структуры. Таким образом, - отмечал Ф. Бродель, - история тяготеет к закреплению границ, которые словно превращаются в природные складки местности, неотъемлемо принадлежащие ландшафту и нелегко поддающиеся перемещению70. При этом динамика продвижения на южном направлении не успевала за процессом закрепления территории в сознании, русскому колонисту было затруднительно ответить на вопрос, где собственно, заканчивается Россия и начинается империя?71. Для англичанина ответ на этот вопрос был очевиден, его империя начиналась, как только он садился на корабль и отплывал от берегов Туманного Альбиона. Не только географическая предопределенность отличия континентальной империи от заокеанских колоний европейских держав была важна в России, но и сознательная установка, которая исторически переросла из собирания русских земель в государственное строительство.

В диссертации при анализе исследуемой проблемы учитывалась концепция известного российского историка В. О. Ключевского, считавшего, что к XIX в. Россия почти завершила свое стремление встать в естественные этнографические и географические границы72. Однако естественные границы России характеризовались различием географических условий и исторической среды. Границы государства на востоке не отличались определенностью или замкнутостью: во многих местах они были открыты; притом за этими границами не лежали политические общества, которые бы своей плотностью сдерживали дальнейшее распространение территории страны. В результате, если на востоке продвижение России за естественные границы было вызвано неизбежным сцеплением отношений и интересов, то на южном направлении, процесс стабилизации границы был неразрывно связан с изменением внешнеполитических задач. Естественными границами на юге считались Кавказский хребет, Кубань и Терек, носившие характер не только географической, но и политической границы, призванной лобеспечить свой тыл завоеванием горских племен73.

Осознавая значимость естественных географических рубежей России, особое внимание уделялось достижению моря и завоеванию его берегов. Важнейшими этапами этого процесса, считался выход к трем морям: Белому, Балтийскому и Черному, что обеспечило бы России возможность торговых отношений и морского сообщения со странами Европы и Азии74. Важно отметить, что при всей значимости природно-географической границы, она не столько являлась барьером, сколько была зоной контактного взаимодействия. Выход к морским берегам обеспечил России политическое, экономическое и культурное взаимодействие в системе координат Восток-Запад. Четко осознавалось, что государство не могло играть мировой роли, если не имело морских границ75.

В преддверии Кавказской войны Россия на Кавказе добилась значительных успехов. Ещё в конце XVIII в. государство стремительно продвинулось в экономическом и политическом освоении региона: была создана кавказская военная линия, активно внедрялись управленческие учреждения, набирали темпы колонизация и хозяйственное освоение края76. В начале XIX в. после успешных для России войн с Персией (1804-1813) и Турцией (1806-1812), Северный Кавказ, все еще оставался барьером между равнинами Предкавказья и Закавказьем. Именно этот регион должна была инкорпорировать Российская империя для дальнейшего успешного политико-экономического освоения Кавказа.

Историческим воплощением разрешения геополитических вызовов на южном направлении стала Кавказская война. Осознание значимости присоединенного региона сформировало различные представления о смысле и назначении кавказской политики государства. Стоит отметить, что деяния такого масштаба, как покорение Кавказа, как верно отметил один из главных идеологов национальной политики на Кавказе и в восточном вопросе Р.А.Фадеев, не совершаются без мощной потребности той части общества, которая ответственна за решения77. Процесс осмысления инкорпорации Северного Кавказа в систему Российской империи начался уже в современной процессу научной среде XIX в. Части историков свойственно было видеть провиденциальные мотивы России на Кавказе. Так, Р.А. Фадеев указывал, что продвижение России на Кавказ есть ничто иное, как продолжение конфликта христианства с исламизмом. Кавказ как крепость, в которой сохранился дух мусульманства, давно покинувший азиатский мир. Назначение России было сломить этот последний оплот ислама78. В отличии от Р.А. Фадеева, Д.И. Романовский считал, что конечная цель России принести народам Кавказа все блага цивилизации, коими обладает Российское государство: Между тем, только тогда, когда все воинственные племена горцев, отказавшись от своих вековых привычек, обратятся в мирных граждан, окончится возложенная на Россию трудная задача умиротворения Кавказа79.

К середине XIX в. в западной исторической мысли получила довольно широкое распространение точка зрения, согласно которой решающим обстоятельством в процессе имперского освоения географического пространства являются завоевания. Такой вывод вызвал ряд критических высказываний со стороны отечественных исследователей и стимулировал активное обсуждение проблемы в российской исторической науке и в публицистике середины XIX в. В историографии этого периода Кавказская война и связанная с ее окончанием необходимость экономического освоения завоеванных территорий рассматривались как цивилизаторская миссия Российской империи по отношению к горским народам Северного Кавказа. Сторонники данной геополитической концепции развития истории России никогда не употребляли такие термины, как лимпериализм, завоевательная политика, в лучшем случае - территориальная экспансия, расширение границ, собирание русской земли. Причем делали это с обязательной ссылкой на объективные законы геополитики. Так, П.В. Киреевский заметил, что на основе насильственного подчинения формировались государства на Западе, но не Россия80. По мнению С.М. Соловьева, главным в русской истории было то, что государство при расширении своих владений занимает пустынные пространства и населяет ихЕ государственная область расширяется преимущественно средством колонизации 81. Историк М.Н. Покровский был более сдержан в оценках и заметил, что Кавказская война непосредственно вытекала из персидских походов: её значение было чисто стратегическое, всего менее колонизационное. Свободные горские племена всегда угрожали русской армии, оперировавшей на берегах Аракса, отрезать её от базы82. Придерживаются аналогичного подхода и современные российские историки М.М. Блиев и В.В. Дегоев, отмечают, что: В отличие от Закавказья и Предкавказья, Большой Кавказ не представлял для России особого экономического интереса83

. После завершения Кавказской войны проблема выхода к лестественным географическим границам получила экономическую направленность. Северный Кавказ лишь номинально считался присоединенными к Российской империей, однако существовала перманентная задача сделать присоединение реальностью.

Историческая практика формирования и обеспечения национальных интересов России на Северном Кавказе свидетельствует о том, что исторически в северокавказском регионе переплелись в тугой узел геополитические, экономические и военно-стратегические интересы России, приоритетными среди которых оставались интересы безопасности. Важнейшей потребностью военно-политического характера для России на Северном Кавказе была нейтрализация в сопредельных с ним территориях источников военной опасности. Так северокавказский регион на протяжении длительного исторического периода эволюции Российского государства выполнял роль естественного военно-оборонительного рубежа Российской империи. Вследствие этого, идея военно-политического доминирования на Кавказе являлась наследственной в российской истории и реализовывалась практически непрерывно всеми без исключения политическими режимами России.

Исключительно важное геополитическое и военно-стратегическое положение Северного Кавказа определяло его значимость для обеспечения потребностей политического и экономического развития Российского государства. Успешные для России войны в XVIII в. подтвердили ее статус мировой державы и создали предпосылки для реализации жизненно важных интересов России в других регионах: в зоне черноморских проливов - обеспечение свободного прохода российских кораблей; на маршрутах традиционных торговых путей - контроль за транзитом восточных товаров и т.д. С другой стороны, Россия получила возможность контролировать состояние и развитие международной обстановки в наиболее значимых для России регионах мира. Политика России на Северном Кавказе, изначально имевшая оборонительно-охранительную направленность, с утверждением ее в качестве мировой державы трансформировалась в экспансионистскую, с тем, чтобы в последующем сделать регион важнейшим военно-политическим плацдармом в Азии и бассейне Черного и Средиземного морей. Этим определяются и интересы России, связанные с необходимостью прорыва искусственно созданной для Российского государства военно-политической и экономической блокады. Значение северокавказского региона в реализации интересов России определялось его ролью в системе как региональных интересов России, так и в целом во взаимоотношениях России с ведущими государствами мира, определяя место и роль Российского государства в мировой политике.

Важнейшим итогом внешней политики России в регионе явилось то, что с обретением Северного Кавказа Российское государство надолго исключило для себя военные угрозы и опасность на данном направлении со стороны ведущих европейских и региональных держав. Длительное время регион являл собой один из наиболее уязвимых звеньев системы безопасности и национальных интересов Российского государства, о чем свидетельствуют экспансионистские замыслы в отношении региона Великобритании и ряда других европейских государств, практически не прекращавшиеся на протяжении всего XIX в. русско-турецкие (а до первой трети столетия - и русско-персидские) войны, а также комплекс сепаратистских и антироссийских вооруженных выступлений непосредственно в самом регионе. Примечательно в этом плане то, что наиболее сильными данные выступления были, как правило, в период кризиса самого Российского государства.

Обеспечение Российским государством национальных интересов на кавказском направлении на длительное время снимало такую острую проблему, как межнациональные и религиозные войны и конфликты. С другой стороны, ослабление роли и позиций России в регионе неизбежно вело к росту напряженности на Северном Кавказе, что, в свою очередь, осложняло положение самой России. Национальные интересы России в рассматриваемом регионе, выражая ее жизненно важные потребности во всех сферах жизни общества и государства, объективно соответствовали интересам самих народов Северного Кавказа. Непосредственным результатом внешнеполитической деятельности России в регионе явилось сохранение этноструктуры региона, религии, культуры и самобытности народов Северного Кавказа.

В третьем разделе - Развитие системы управления северокавказским регионом России: основные этапы и методы реализации - показано, что расширение территории государства и оформление новых идеологических установок его обосновывающих, вызвали необходимость трансформации механизма управления, как на центральном, так и на местном уровне, что позволяет говорить о создании имперского механизма соотношения лцентр-регион. Его исходные черты во многом начинают закладываться еще в эпоху складывания Российского централизованного государства. В первую очередь, это характерно для центрального аппарата управления государством. Особое место в системе центральных органов занимала Собственная его императорского величества каннцелярия Ч орган, связывающий императора со всеми правительственнными учреждениями по наиболее важным вопросам внутренней политинки. Среди отделений канцелярии следует выделить созданное в 1842 г. шестое отделение, основной функцией которого стала разработка админнистративной реформы на Кавказе. Непосредственным итогом его деянтельности стало учреждение в 1844-1845 гг. кавказского наместниченства.

Специфичным для Российской империи было создание в качестве дополнительного звена центрального государственного аппарата высших комитетов, представляющих собой немноголюдные, наделенные значинтельными полномочиями оперативные объединения особо доверенных высших сановников. Среди четырех групп временных комитетов особо следует отметить комитеты по высшему руководству управлением отндельными национальными окраинами. Действовавший под разными названиями Кавказский комитет (1840-1882 гг.), являлся органнам высшего управления и надзора за местной администрацией региона, кроме того, он нередко выполняли законосовещательные функции для законопроектов по управлению Кавказом. В компетенцию Кавказского комитета входил разбор изъятых из ведения Комитета министров всех гражнданских дел Северного Кавказа и Закавказья, выходивших за рамнки полномочий министров, кроме военных и дипломатических вопросов. Он почти полностью дублировал состав Комитета мининстров. В комитет направлялись ежегодные отчеты наместника, сметы бюджета Кавказской области и Закавказского края. Он такнже курировал вопросы торговли, промышленности и сельского хозяйства, землевладения, переселений, народного образованиям здравоохранения на Кавказе.

Очередной этап административных преобразований в системе военно-народного управления приходится на вторую половину 60-х гг. XIX в. Этот процесс был вызван как окончанием Кавказской войны, так и усилившимися тенденциями к переселению в Турцию значительной части горских народов. Были разработаны новые Положения об управлении Терской и Кубанской областями (1865Ц1866 гг.), согласно которым на этих территориях вводилось военно-окружное управление под контролем российской военной власти, но при расширении определенных прав местного населения. Анализируя стратегию управления российской власти этого периода, английский историк А. Рибер пришел к выводу, что русское управление Кавказом гораздо больше, чем британское владычество в Индии, строилось при учете особенностей общественно-экономического уклада жизни других народов84. Последним шагом в развитии военно-народных управлений Терской и Кубанской областей явился выход в декабре 1869 г. предположения о новом устройстве этих областей, которые были утверждены Указом Правительствующего Сената. Указ был составлен в свете четко обозначенной тенденции максимальной централизации управления всем Кавказским регионом. Управление областями предписывалось осуществлять на основе губернского учреждения и дополнявших его законоположений Российской империи. Столь частые перемены в устройстве местных административных установлений были продиктованы, прежде всего, условиями развивающейся быстрыми темпами гражданской жизни, а также явным стремлением администрации перенести опыт российских реформ на территорию северокавказского региона.

В течение 1869-1870 гг. появились нововведения в судопроизводстве (Временные правила горских словесных от 30 декабря 1869 г., Временные правила судов Кубанской и Терской областях от 18 декабря 1870 г.)85, изменившие характер судебной власти, являвшейся составной частью системы военно-народного управления. Итогом серьезных просчетов явилось падение авторитета горских словесных судов. Крупным изменениям в ходе реформации подверглась система традиционного самоуправления горских обществ в сторону разрушения основы общинной организации общества. Аульный старшина превращался в чиновника, наделенного административными и полицейскими функциями. Он был полностью зависим от вышестоящей администрации, и мог быть смещен за неповиновение, что свидетельствовало о зависимости сельского общественного управления от вертикали государственной системы управления регионом.

Положительным моментом в реформировании аульных обществ явилась успешная практика привлечения местного населения в низшие звенья администрации. Российская власть справедливо считала, что туземцы в составе администрации, особенно на низших должностях, не только полезны, но безусловно необходимы; знание условий края, бытовой стороны и местного языка делают назначение их неизбежным86. Система военно-народного управления на территориях Терской и Кубанской областей функционировала вплоть до 1 января 1871 г., когда согласно нового постановления правительства от 30 декабря 1869 г., на этих территориях было введено гражданское устройство. Главная причина, послужившая процессу слияния всех смежно живущих элементов населения Терской и Кубанской областей под ведение одной, общей для всех, гражданской администрации заключалось, по мнению правительства, в быстрых темпах роста тесных хозяйственных контактов между горским и русским населением.

Система военно-народного управления, функционирующая в период нестабильной обстановки на Кавказе, явилась своего рода политическим компромиссом и переходным этапом в процессе политико-правового и экономического освоения Кавказского региона. Данный институт был призван обеспечить благоприятные условия как для вовлечения местного населения в сферу официального российского законодательства, так и для взаимовыгодного сотрудничества горцев и русского населения. Практически за двадцать лет деятельности системы военно-народных управлений на северокавказских территориях были предприняты попытки разрешения сложного комплекса задач, первоначально определенного еще в программе А. И. Барятинского. Это подготовило почву для снижения степени конфликтности на новоприобретенных территориях. Положительными результатами в деятельности военно-народных управлений можно считать осуществление земельной реформы и уничтожение крепостной зависимости в горских обществах, способствующих ликвидации института рабства и власти родовой аристократии, что значительно облегчило переход горцев под управление российской власти. Постепенно происходил процесс адаптации традиционных общественных институтов горцев к административно-правовой системе Российской империи, что помогало снизить конфликтность в регионе.

Оценивая в целом систему управления Северным Кавказом в диссертации отмечается, что она характеризовалась созданием особой формы управления для которой было свойственно признание поливариантности административных методов, применявшихся в зависимости от лояльнонсти местного населения. Поэтому унификация административно-терринториального устройства сочеталась с применением достаточно широкой автономии на основе принципа исторического легитимизма. Кроме того, следует отметить, что на местном уровне во многом продолжали сохранняться прежние традиции и формы управления, основанные на привленчении к управлению местной элиты. Для системы управления Северным Кавказом характерна была значительная динамика, общим направлением которой стало применение, наряду с формальными, ненформальных методов прямого управления с целью унификации зависинмых территорий с общеимперской практикой управления.

В четвертом разделе - Инкорпорация Северного Кавказа в единое экономическое пространство Российской империи - утверждается, что решение военно-политических задач, связанных с колониальной политикой России на Северном Кавказе поставило страну перед необходимостью реализации новых задач, лежащих в плоскости социально-экономического изучения региона и приведения традиционно существовавшей структуры социальных отношений к унификации с российской исторической традицией. Хотя на официальном уровне утверждалась мысль, что с шестидесятых годов XIX в. совершилось окончательное внешнее покорение Кавказа, а с ним наступили и внешняя тишина, и внешнее спокойствие и внешний мир87, на деле противоречия углублялись и после окончания войны. Возникло явление, которое А.Тойнби очень точно определял как напряжение границы88. Казалось бы, территория вошла в состав России, граница продвинулась далеко на юг, но очень скоро выяснилось, что этого недостаточно. Возникла масса сложнейших задач, связанных с освоением нового пространства, интенсивно втягивавшегося в орбиту общероссийских административных, хозяйственных и культурных связей, но при этом продолжавшего восприниматься как одна из локраинных земель империи, более того, антипод лцентру89

Жизнь горского аульного общества строго регламентировалась кавказской администрацией и не должна была выходить за рамки выданных ею предписаний. Согласно Положению 1862 г. казакам выделялось по 20 десятин земли на душу. Горцам же, нужды, которых гораздо ограниченнее наших поселян,- писал Н.И. Евдокимов,- назначался надел 4-5,5 десятин на душу мужского пола. Аргументирую неравноправие при распределении земельных наделов Н.И. Евдокимов указывал, что большой поземельный надел для горцев будет положительно вреден. Изобилие земли даст им возможность пренебрегать ее возделыванием и заниматься усиленно скотоводством. Этот промысел, когда берет перевес над земледелием, приучает жителей к праздности90

. Возникший земельный голод предполагалось разрешить за счет агитации турецких агентов, ратовавших за переселение горцев в Османскую империю. Непосредственным результатом земельной реформы было введение на Северо-Западном Кавказе государственной поземельной подати. К обложению горцев государственным налогом власти готовились долго и тщательно, чтобы не вызвать волнений. Обложение податями, - по признанию главнокомандующего Кавказской армией, - представляло затруднения и требовало наибольшей осторожности, как в самом исполнении, так и в подготовлении к нему населения91

. Только в 1865 г. было решено ввести подати c 1 января 1866 г., так как уже успешно действовала комиссия по вопросу наделения землей, а часть наиболее беспокойного для властей населения переселилась в Турцию. Для горцев Кубанской области назначалась плата в 3 руб. со двора. При этом финансовое состояние не принималось во внимание. Налоговый гнет исходя из положения о налоговых ставках подымно, ложился на крестьян тяжелым грузом и имел тенденцию к увеличению. Введенная в 1865 г. поземельная повинность, по замыслу властей, должна была стать фундаментом, на котором строилась бы в будущем вся податная налоговая система. Так как платежи развертывались подымно, феодалы, платили столько же, сколько и беднейшие крестьяне. Дополнением к этому налогу были многочисленные трудовые и мирские повинности: содержание и исправление дорог, мостов, переправ и плотин, содержание лошадей для разъездов земской полиции, этапная повинность и др.

В основе экономического освоения Северного Кавказа, как и других окраин Российской империи, лежала официальная правительственная политика, которая отличалась некоторой непоследовательностью. С одной стороны, правящие круги страны рассматривали регион как свою колонию, в которой не следовало бы допустить развития местной промышленности, или, в крайнем случае, она должна была строго ограничиваться первичной обработкой сырьевых материалов.92 С другой - стремление государства объединить регион с империей невозможно было довести до конца, не развивая местной экономики и промышленности.93 В таких условиях на Северном Кавказе впервые начинает зарождаться местная промышленность. Появляются предприятия по технической обработке продуктов сельского хозяйства, горнодобывающей и перерабатывающей промышленности. По сути дела, эта сторона экономического завоевания региона, а не превращение его в пассивный придаток центра, явилось позитивным фактором, во многом предопределившим перспективы исторического развития местных народов.

Отмечая процесс развития промышленности на Северном Кавказе, следует подчеркнуть, что абсолютное большинство предприятий было представлено заведениями кустарного типа. Развитие промышленности характеризовалось большими скачками и спадами, что было обусловлено как колониальной политикой царизма, так и особенностями исторического развития народов региона. Отмена крепостного права и окончание военных действий, а также ряд законов, особенно от 29 апреля 1868 г., разрешавший лицам невойскового сословия селиться и приобретать недвижную собственность на казачьих землях, открыли широкие возможности для заселения Северного Кавказа переселенцами из других губерний России.94 На смену дореформенной, военно-казачьей колонизации края, в определенной степени регламентируемой правительством, пришел несравненно более мощный и стихийный процесс крестьянского заселения и экономического освоения региона. Так, за период с 1861 по 1881 гг. количество пришлых крестьян на Кубани возросло с 5243 до 236800 человек и составило 30% всего населения области95. Миграционный процесс привел к образованию особой категории населения в казачьих станицах, русских селах и горских аулах - так называемого иногороднего населения, не имевшего права на общинную землю, и на участие в органах общинного управления. Переселенцы оказывали воздействие на хозяйственную деятельность местного населения, передавая ему навыки в сфере товарного производства.

Важным фактором, ускорившим экономическое развитие региона явилось строительство железных дорог. В середине 1860-х гг., исходя из военно-стратегических и народнохозяйственных интересов, правительство поднимает вопрос о необходимости связать Северный Кавказ с Россией железной дорогой. В результате 2 июля 1875 г. открылось движение по линии РостовЦВладикавказ. С 1884 г. с разрешения правительства акционерное общество Владикавказской железной дороги начинает строить новые железнодорожные ветки с учетом экономических особенностей районов. В 1888 г. железнодорожное полотно было проложено до Новороссийска - главного хлебоэкспортного порта края. Развитие железнодорожной инфраструктуры способствовало росту крестьянской иммиграции, местной промышленности, сельского хозяйства и торговли. В 1886 г. закончилось строительство Майкопо-Туапсинской грунтовой шоссейной дороги, которая связала г. Майкоп с побережьем и открывала новые торгово-хозяйственные перспективы. Строительство и эксплуатация железных и грунтовых (шоссейных) дорог оказали ускоряющее влияние на промышленное и сельскохозяйственное развитие региона. Существенные изменения коснулись и водного транспорта. Возможность судоходства на р. Кубань была установлена после обследования в 1858 г.

В 70-е гг. XIX в. начинается процесс формирования на Северном Кавказе городов капиталистического типа, одновременно с индустриализацией Юга страны. Есть все основания отнести к таким городам Владикавказ, Новороссийск, Екатеринодар, Ейск, Майкоп, Темрюк, Анапу. Екатеринодар и Майкоп были городами аграрно-торгового профиля, так как здесь наибольшее развитие получили промышленность по переработке сельскохозяйственного сырья и торговля продуктами животноводства и земледелия. Рост городов и поселений городского типа (железнодорожных станций, крупных торгово-промысловых станиц) в 70-80-х гг.XIX в. отражал главную тенденцию - перспективу скорого перехода населения от занятия земледелием к торговоЦпромышленной деятельности. В работе анализируются статистические данные прироста городского населения на Северном Кавказе свидетельствующие о его увеличении с 1867 по 1914 гг. в 3,5 раза.

Тем не менее, наиболее заметно капиталистические отношения развивались в сельском хозяйстве. Этому благоприятствовали два обстоятельства: относительная слабость крепостнических традиций в аграрном строе колонизируемых районов и наличие крупных рынков найма рабочей силы, благодаря огромному притоку иногородних крестьян. Все это привело к началу формирования на Северном Кавказе земледельческого капитализма. Причем вовлечение сельских земледельцев в товарно-денежные отношения способствовало и развитию промышленности. Процесс этого вовлечения протекал в направлении создания мелких предприятий по первичной обработке сельских продуктов, а также по линии покупки хозяевами крупных предприятий сельскохозяйственного сырья.96 Из 2 тысяч предприятий, функционировавших в конце XIX в. в Екатеринодарском и Майкопском отделах Кубанской области, около 2/3 размещалось в сельских районах, в том числе и в горских аулах.97 Вовлечение сельского населения в орбиту промышленного производства оказывало влияние на специализацию сельского хозяйства, его приспособления к нуждам близлежащих заводов.

Сам характер земельных отношений у горцев в 60-х- начале 80-х гг. XIX в. отличался своей неоднородностью благодаря сосуществованию передельно-паевой системы землераспределения и старых форм землепользования, причем подобная тенденция была характерна для всех хозяйств горных районов региона. Горская община являлась на этом фоне наиболее консервативной, связанной тысячами нитей с пережиточными производственными отношениями, старыми патриархально-родовыми традициями. Тем не менее, реформы 60-70-х гг. XIX в. оказали существенное влияние на эволюцию горского землепользования, постепенно у горцев стала утверждаться сельская уравнительно-передельная община, с теми же порядками пользования землей, которые практиковались и у их соседей казаков.98

Интенсивность заселения в пореформенное время Северного Кавказа, переселение сюда как людей, лишенных средств производства, так и весьма состоятельных скотоводов и земледельцев способствовало быстрому развитию здесь хозяйств капиталистического типа. Однако, ни большинство местного населения, ни основная масса вновь прибывшего не обладали необходимыми средствами и опытом, чтобы наладить интенсивное сельское хозяйство. Кроме того, над горцами и казачеством довлели старые традиции использования земли. Все это вело к тому, что главной отраслью хозяйства Северного Кавказа стала экстенсивное сельское хозяйство, в котором преобладало производство зерна. Увеличились посевные площади, поднялась производительность труда, повысилась урожайность сельскохозяйственных культур, обогатились методы обработки земли. Вторжение капитализма в земледельческое хозяйство Северного Кавказа изменило и структуру посевных площадей в соответствии с потребностями внутреннего и внешнего рынка. В 70-90-х гг. ХIХ в. структура посевных площадей определялась главным образом потребностями внешнего рынка в пшенице, ячмене и льняном семени. Уже в 1881 г. озимая пшеница занимала более 40 % посевной площади.99

Зерновое хозяйство быстро приспосабливалось к потребностям мирового рынка и переходило к производству главных рыночных культур - пшеницы и ячменя. На этой основе формировались районы монокультурного производства. На Северном Кавказе доля посевной площади под пшеницей увеличивается и к 1898 г. составляет 56,4 % общей площади посева зерновых.100 В роли главных производителей товарного зерна выступали зажиточные и кулацкие хозяйства. Проникновение капиталистических отношений в горные аулы вело к специализации хозяйства. Если в горных аулах основой экономики на протяжении всего пореформенного периода оставалось животноводство, то в плоскостных все более развивалось земеледелие, хотя и значительно медленнее, чем на равнине. Тем не менее, и в горных районах наблюдался рост посевной площади и изменение ее структуры, появление новых усовершенствованных орудий труда и новых культур. Новые, более прогрессивные элементы в земледелии наблюдались главным образом в аулах, находившихся в непосредственной близости от русских селений, где сильнее было взаимное влияние и заимствования.

Особенно заметным рост новых веяний в экономике стал в конце 70-х- 80-х гг. ХIХ в. Резко возросли посевы кукурузы, освоены были новые культуры (гречиха). При недостатке пахотных земель горские народы относились к земледелию с большим прилежанием. Они учитывали специфику природных условий в той или иной местности. В плоскостных аулах горцев сложился свой земледельческий четырехлетний цикл, предусматривающий чередования культур и черный пар. Расширяются посевные площади, совершенствуется система севооборотов, увеличивается товарность, внедряются новые сельскохозяйственные культуры. Постепенно зерновое хозяйство становится важнейшей отраслью горской экономики в пореформенный период. Свидетельством приспособления к новым рыночным отношениям стал рост товарности продуктов земледелия и появление ранее малоизвестных культур - подсолнечника и табака.

С 70-х гг. ХIХ в. стало происходить распространение усовершенствованных сельскохозяйственных орудий (косилок, жаток и пр.). Но такую технику могли приобретать только наиболее состоятельные крестьяне. Среди жителей аулов усовершенствованные орудия труда были менее распространены, чем среди русского населения. Так, в конце ХIХ в. на 100 хозяйств в станицах приходилось таких орудий -29, а в аулах Ц11.101 Таким образом, большая часть крестьянских хозяйств, особенно в аулах, продолжала пользоваться дедовскими самодельными сохами или плугами, не имея возможность купить заводские. Все это усугублялось тем фактом, что Е горцев поселили на плохих землях, которое изобиловали плавнями, солончаками и кустарниками. Заметная часть земель была подвержена во время осенних и весенних половодий затоплению. Добрая половина земель была не пригодна под более высокие культуры, как пшеница, подсолнух и т.п..102 В зерновом хозяйстве равнинной части Северного Кавказа наблюдалось распространение однотипных сельскохозяйственных орудий и машин, которые могли обеспечить распашку, посев и уборку хлеба на больших площадях при минимальных затратах труда и средств.

Распространению заводских орудий, новых культур, систем и приемов земледелия содействовало созданное представителями горской и русской интеллигенции Благотворительное общество для распространения образования и технических средств горцев.103 Под воздействием экономических факторов контакты горских и русских крестьян становились более тесными. Все же и здесь имел место ряд шероховатостей. Использование новых культур нередко встречало противодействие со стороны мусульманских религиозных служителей, опасавшихся потерять свой авторитет в народе в результате усиления русского влияния. Однако, новые культуры получали все большее распространение среди горцев - мусульман, проникая в отдаленные горные районы. Картофель давал хорошие урожаи на высотах, где зерновые не вызревали. Во многих аулах он становился товарной культурой.

Росту товарного земледелия способствовало проведение земельной и крестьянской реформы, создания в восточных засушливых районах, системы оросительных каналов, строительство железных дорог, связавших Северный Кавказ с центром России, черноморскими и каспийскими портами. Однако, этот процесс проходил далеко не гладко. В первое десятилетие после реформы у горцев региона в некоторых районах наметился упадок земледелия. Исследователи объясняют это нежеланием и неспособностью горских феодалов перестроить свое хозяйство, приспособить к новым экономическим условиям. Кроме того, бывшее зависимое сословие, отдавшее в уплату за свое освобождение значительную часть имущества: землю, рабочий скот, инвентарь,- были отягощены выкупными платежами. Многие дворы переселялись на плоскостные земли и не имели возможность на новом месте сразу наладить свое хозяйство. В этот период связь с всероссийским рынком была слабой, как и влияние передовой земледельческой культуры.

До конца 70-х гг. ХIХ в. не произошло заметных изменений в характере и приемах ведения земледельческого хозяйства горского крестьянства. В плоскостных аулах господствующей оставалось переложная система земледелия. Большим тормозом в развитии земледелия у горского населения являлся недостаток пахотной земли. Доля пахотных земель и их качества были невелики. Основные площади находились в равнинных и предгорных районах. С 80-х гг. развитие земледелия у горцев идет более высокими темпами. Растут валовые сборы и товарные излишки зерна104. Значительно изменяется структура посевных площадей. Под влиянием русского населения в хозяйствах горцев стали применять новые севообороты. Во многих плоскостных селениях установилась трехпольная система севооборота; в восточных, засушливых районах, где хороший урожай можно было получить лишь по паровому клину, преобладало двуполье и сохранилась залежь. В горных районах на небольших клочках пахотной земли никакого севооборота не было - выращивались одни и те же культуры. Величина трудовых затрат крестьянина в горах превышала среднюю стоимость полученного урожая. В мелких крестьянских хозяйствах на собственной или арендной земле, особенно при краткосрочной аренде под посев кукурузы, также не существовало севооборота. Прогрессивные севообороты - трехпольный был возможен только в зажиточных хозяйствах, в районах торгового земледелия.

Еще одной особенностью экономической жизни региона в изучаемый период явился широкий размах ярмарочной торговли, отражавшей определенные социально-экономические инновации развития края. Ярмарка являлась довольно удобной формой товарообмена при отсутствии развитой стационарной торговли и разобщенности товаропроизводителей. Естественно наличие рынков сбыта, доступ к которым с развитием инфраструктуры заметно облегчался, не могло не стимулировать развития товарного сельского хозяйства. С середины 1880-х гг. начинается падение ярмарочной торговли, связанное с расширением сети стационарных торговых заведений. Число магазинов, лавок, ларьков, лабазов, трактиров быстро увеличивается не только в городах, но и в крупных казачьих станицах и горских аулах.

Между тем, острый недостаток земли являлся главным препятствием в дальнейшем развитии земледелия. Основная масса крестьян, даже в равнинных селениях, имела небольшие площади посева - менее трех десятин на собственной, надельной или арендованной земле. На таких площадях было невозможно применить новые достижения агротехники, правильные севообороты, сельскохозяйственные машины. Ситуация усугублялась и значимыми поборами и налогами, которыми были обложены горские крестьяне. Современники отмечали, что все кавказские крестьянские земли обложены в 10 раз выше, чем наиболее обложенные крестьянские земли в России.105 В итоге, сельская беднота в горах росла гораздо быстрее, чем в степной полосе края, а сельская буржуазия - значительно медленнее, чем в переселенческих селах и казачьих станицах. Между тем сфера применения наемного труда в горском ауле была крайне ограниченной, и разорившиеся бедняки вынуждены были уходить далеко от дома в поисках заработка.

Особенность социальных отношений у горских народов региона заключалась в том, что имущественное неравенство к концу ХIХ в., не смотря на все предпосылки, не развилось еще до вполне сложившихся капиталистических отношений. Процесс образования сельской буржуазии и других классов буржуазного общества еще только проходил первые этапы. Расслоение крестьянства не дошло еще до его разложения. Развитие капиталистических отношений сдерживалось сильными феодально-патриархальными пережитками. Анализируя внутреннее расслоение горской общины в пореформенный период необходимо отметить, что темпы этого процесса были не у всех горских народов равномерны. Наиболее интенсивными темпы расслоения сельской общины были у тех горских народов, которые имели наименее замкнутый характер экономики, занимались торговым земледелием и скотоводством, то есть постепенно вовлекались в единый внутрироссийский рынок.

Определенные исторические предпосылки, менее благоприятные почвенно-географические условия, отдаленность железных дорог и воднотранспортных артерий, оторванность от промышленных центров и морских портов и другие факторы не могли не сказаться на уровне капиталистического развития региона, где преимущественно находились горские селения. И все же даже в самых отдаленных районах края развивающийся капитализм неуклонно завоевывал все новые и новые позиции. Исторически сложившиеся экономические и политические контакты развивались и укрепляются в период инкорпорации Северного Кавказа в капиталистическую систему хозяйства империи, разлагая старые хозяйственные формы, пролетаризируя население и обеспечивая ему высокую подвижность. К концу ХIХ в. регион имел свое собственное экономическое лицо, сохраняя свою традиционную специализацию, но, при этом, постепенно втягиваясь в общегосударственную систему. Важнейшим, объективным последствием этого процесса являлось дальнейшее сближение коренного населения края с русским народом.

В пятом разделе - Процесс формирования новой модели национальной политики Российской империи на Северном Кавказе и ее реализация в 1861-1881 гг. - показано, что присоединение народов Северного Кавказа к Российскому государству было сложным историческим явлением. Каждый регион при своем пребывании в составе России проходил через несколько этапов: собственно присоединение (иногда в виде завоевания), т. е. установление российского подданства; постепенная инкорпорация в экономическую структуру государства; наконец, ассимиляция, которая со временем все более активизировалась и порой трактовалась как конечная цель и результат инкорпорации. В истории России на протяжении нескольких веков заметны некоторые характерные особенности, выразившиеся сочетанием, с одной стороны, правительственной административной практики и, с другой - политики в отношении нерусских народов (лнациональной политики). Эти особенности были порождены рядом факторов, главнейшим из которых, очевидно, является этатизм. То есть модель национальной политики была полностью подчинена интересам государства, осуществлялась в целях обеспечения государственной безопасности - как внутренней (сохранение стабильности и порядка), так и внешней. Кроме того, сказывалось и такое объективное обстоятельство, как чрезвычайно быстрый по историческим меркам территориальный рост Российской державы. Довольно скоро стало очевидным, что для полноценного управления колоссальным евразийским пространством по какому-то одному общепринятому алгоритму у правительства не хватает ни опыта, ни средств, ни кадров. Правящей бюрократии приходилось приспосабливаться к разнообразным местным условиям, формировать новые модели национальной политики на окраинах, чтобы удержать под своей властью присоединенные народы и территории. Одной из таких моделей стала северокавказская.

Одним из последствий Кавказской войны стало мухаджирство, поощряемое на первых порах российским правительством. Вместе с тем, переселение приобрело настолько масштабные формы, что власти вынуждены были предпринимать энергичные меры по приостановлению оттока горцев в Османскую империю. Установить общее число переселенцев не представляется возможным, а сведения, приводимые различными историками, колеблются от 500 тыс. до 3-х миллионов человек. Учитывая итоги переписи 1897 г., можно с большой долей уверенности утверждать, что даже по скромным подсчётам в ходе движения мухаджиров с Северного Кавказа выехало около половины коренного населения. Для отдельных групп коренного населения (главным образом Северо-Западного Кавказа) демографические последствия мухаджирства можно отнести к категории невосполнимых потерь, изменивших их дальнейшее этнокультурное развитие.

Важнейшим условием для интеграции присоединенных владений в сплоченный имперский организм, стимулом к унификации его структуры, формированию единого государственного пространства послужило массовое расселение казаков и иногородних из центральных областей России на национальных окраинах. Именно в таком относительно однородном пространстве, которое осмысливается в категориях традиционной политической культуры, действовала своего рода имперская сакральная топография. Заинтересованность государства в быстром заселении Северного Кавказа повлекла принятие 10 мая 1862 г. Положения о заселении предгорий западной части Кавказского хребта кубанскими казаками и другими переселенцами из России106. Правительство предполагало за шесть лет разместить на Западном Кавказе офицеров, казаков Кубанского, Донского и других казачьих войск и лохотников из всех свободных податных сословий (з4,5, 6). Таким образом, Положение... от 10 мая 1862 г. регламентировало создание казачьих станиц, которые строились, прежде всего, в местах, обусловленных военными интересами. Заселение станиц шло по заранее разработанным планам, для переселенцев выделялись деньги, предоставлялись налоговые льготы. В это время центральная и местная власти не уделяли внимание взаимоотношениям казаков и горцев с иногородними, особенно в земельном вопросе, который со временем обострился и стал весьма актуальным107. При проведении крестьянской реформы на Кавказе и освобождении зависимых сословий в крае было осуществлено размежевание земель. Царская администрация поставила ход земельной реформы в зависимость от наделения землей казаков и переселенцев. Характерно, что еще в конце 1832 г. вышел Указ, по которому в целях усиления российского присутствия в регионе разрешалось селиться на этих землях различным категориям свободного населения. Хотя этот указ не распространялся, естественно на крепостных, однако, он вызвал большую волну самовольных переселений именно помещичьих крестьян ряда центральных губерний. Правительству пришлось принять энергичные меры для возвращения беглецов и отменить изданный указ. Для возвращения самовольно ушедших крестьян были специально командированы флигель-адъютанты.108

Правительство рассчитывало на свободные земли Северного Кавказа переселить значительную часть крестьян из внутренних губерний и таким образом, ослабить остроту аграрного вопроса в стране и связанный с ним кризис. Этим объясняется нарочитое распространение еще до окончания Кавказской войны в 1861 г. среди крестьян Рязанской, Воронежской и других губерний слухов о привлекательности переселения на Кавказ, где не только Е земли раздают, и еще деньги платят, коли пойдешь в казаки.109 Под казачьи станицы было отдано пространство примерно 1 млн. 360 тыс. десятин земли, по 20 десятин на каждую душу. Чтобы привлечь переселенцев на новые земли, царское правительство выделило пособия и льготы.

На протяжении всего пореформенного периода народная колонизация сопутствовала колонизации правительственной и тесно переплеталась с ней. Самовольное переселение государственных крестьян и беглых помещичьих крестьян протекало вопреки запретам властей. Вместе с тем местная администрация понимала, что возвратить всех беглых невозможно, поэтому время от времени она соглашалось на зачисление беглых крестьян в казаки. Уже в 1862 г. переселенцами на Северном Кавказе было основано 23 станицы, в которых проживало 4387 семейств110. Через год, в 1863 г., в Закубанском крае были заселены 2 района: один к востоку от Адугумской линии до реки Иль, а другой - между течениями рек Пшиш и Белая. На этих землях было также обустроено 20 станиц. Расселение станиц производилось зачастую без учета интересов горцев. В результате более 151 тысячи человек потеряли земельные наделы, которыми ранее владели.111 Во-вторых, в обстановке войны отдельные аулы и даже отдельные семейства, приносившие покорность царскому правительству, переселялись по нескольку раз с места на место, и им указывались земли приблизительно и для временного пользования. Процесс был характерен для всей территории Северного Кавказа112. За период с 1861 по 1881 гг. количество пришлых крестьян увеличилось и составило 30% всего населения области.

Среди условий, способствовавших интенсивному заселению Северного Кавказа в пореформенный период, были: отмена крепостного права в России и окончание Кавказской войны; фактическое отсутствие крепостного права на территории казачьих областей и Ставропольской губернии; слабость помещичьего землевладения; изменения в законодательстве по вопросам местного землепользования, благоприятные для переселенцев; постройка железных дорог; сравнительно низкие цены на землю и её аренду; более высокая, по сравнению с центральными губерниями России, заработная плата сельскохозяйственных рабочих. Широкая крестьянская колонизация знаменовала прогрессивный процесс развития капитализма вширь, вследствие чего большое число не только земледельцев-производителей, но и предпринимателей из Центральной России переселились на Северный Кавказ. Переселенцы оказывали воздействие на хозяйственную деятельность местного населения, передавая ему навыки в сфере товарного производства.

Наиболее существенными были изменения, затронувшие кочевые народы региона. Осторожное и методичное давление представителей государственной власти на Северном Кавказе, обнищание кочевых обществ, усиливающаяся миграция российских крестьян стали основными причинами, заставившими кочевников отказаться от образа жизни, формировавшегося многими поколениями. Российское государство поэтапно приводило своих новых подданных к привычному и наиболее распространённому в империи образцу оседло проживающего крестьянина. И хотя окончательно процесс перехода к оседлости завершился только в первой трети XX в., его начало и многие существенные шаги относятся именно к изучаемому периоду.

Одним из значимых факторов способствовавших распространению в регионе российского типа культуры стало внедрение российской системы образования среди народов Северного Кавказа и повышение её значимости, особенно после Кавказской войны,. Эти меры закладывали основу далеко идущих планов вовлечения местного населения в систему русских этнокультурных ценностей и способов социального действия, без знания и умелого владения которыми был бы не возможен не только жизненный успех (карьера, достаток, социальная значимость и т.п.). Безусловно, важнейшим фактором при этом было знание русского языка. Добиться значительного двуязычия горских народов в итоге удалось только в советский период. На протяжении рассматриваемого периода народы Северного Кавказа выступали в качестве не субъектов, а объектов государственной политики. Здесь не следует видеть проявление какого-то подчеркнутого пренебрежения властей к линоверцам и линородцам. Одним из главных принципов имперской государственности была надэтничность, предполагавшая верность престолу вне зависимости от языка и вероисповедания. Все это, однако, не означало игнорирования в модели национальной политики на Северном Кавказе полиэтничности населения. Этнокультурное и этнополитическое разнообразие невозможно было не учитывать в силу исторических условий складывания многонационального государства. С одной стороны, локальные юридические нормы включались в общий корпус государственного законодательства - как правило, в масштабе отдельных регионов (установления обычного права, шариата и др.). В этом же ряду находилось и районирование по этническому принципу.

С другой стороны, власть при организации управления опиралась и полагалась не на абстрактные народы, а на местные элиты, традиционные привилегированные слои: аристократию, родоплеменную верхушку, иногда духовенство. В отношении данной категории подданных действовала практика сохранения некоторых старых социальных привилегий и предоставления новых льгот. Вопрос о сотрудничестве с этническими элитами был одним из краеугольных камней не просто национальной политики, но вообще государственного управления Российского государства. Можно по-разному оценивать и определять эту практику - как социальную комплиментарность, классовую солидарность и т. д. Но мы сталкиваемся с неоспоримым фактом: русские элитные страты традиционно сотрудничали со своими иноэтничными коллегами. Разумеется, существовали определенные критерии и ограничения, но в целом социальная и культурная русификация (прежде всего переход в православие) облегчала выходцу из местной знати интеграцию в дворянский корпус, а, следовательно, и успешную карьеру.

Таким образом, формирующаяся модель национальной политики Российской империи на Северном Кавказе была нацелена на быстрейшее включение региона в состав российского историко-культурного пространства. Вхождение Северного Кавказа в состав Российской империи повлекло за собой кардинальные перемены в жизни народов региона. Они сталкивались с новой политической системой и экономическим строем, поступали в подчинение сформировавшейся администрации, обнаруживали на своих землях иногороднее население, которое обосновывались в новых городах и деревнях. Анализ показал сложность и противоречивость этого процесса, явившегося важной составляющей исторического опыты развития народов Северного Кавказа. Как бы историки ни оценивали ход и последствия (позитивные, негативные) вхождения каждого отдельного народа в состав державы, в любом случае это событие оказывалось стрессовым, кризисным, переломным в его судьбе, но в перспективе открывало новые возможности для прогрессивного развития народов Северного Кавказа.

В заключение диссертации вынесены общие итоги исследования, формулируются выводы.

На защиту выносятся следующие основные положения диссертации:

- процесс вхождения Северного Кавказа в социально-экономическую и политическую систему Российской империи был определяющим событием истории народов региона в XIX в. Первоначальное его выражение в форме военно-территориального расширения России не исчерпало всех возможностей взаимодействия различных социальных систем: российской и северокавказской. Кризис в сфере сложившихся общественных отношений, проходивший параллельно и в ходе инкорпорации региона, какими бы трагичными не казались его последствия, обогатил исторический опыт развития народов региона. Доминантой этих условий стала насущная необходимость интеграции северокавказских народов в единое этносоциальное и экономическое пространство России;

- устремления российского правительства на быстрейшую интеграцию региона в систему Российской империи обусловили появление двух основных направлений, в рамках которых процесс получил бы наиболее эффективное развитие. Первое, вобрало в себя особенности политико-административных преобразований, которые преследовали цели: упрощение многоступенчатой и громоздкой системы управления, сложившейся до окончания Кавказской войны и упорядочение территориальных границ, подведомственных конкретным юридическим лицам. Достижение целей политико-административных преобразований способствовало созданию той платформы, опираясь на которую местные чиновники приступили к реализации второго направления - экономического;

- система управления Северным Кавказом характеризовалась созданием особой модели, для которой было свойственно признание многовариантности административных методов, применявшихся в зависимости от социально-экономического, ментального состояния местного населения. Поэтому унификация административно-терринториального устройства сочеталась с применением достаточно широкой автономии на основе принципа исторического легитимизма. Кроме того, следует отметить, что на местном уровне во многом продолжали сохранняться прежние традиции и формы управления, основанные на привленчении к сотрудничеству местной элиты;

- утверждение российского государственно-административного аппарата в регионе отвечало кардинальной линии внутренней политики государства на Северном Кавказе, подразумевавшей включение его территории в состав империи в качестве административной единицы и в главных своих тенденциях ориентированной на постепенное нивелирование этнокультурных и социально-политических различий в едином социально-культурном пространстве. Стремление к этой цели определяло и конкретные методы ее достижения, укладывавшиеся в рамки чередующихся централистских и регионалистских стратегий обусловленных внутриполитической конъюнктурой;

- главной задачей вставшей перед царскими чиновниками при проведении экономических преобразований стало разрешение аграрного вопроса, половинчатый характер которого был обусловлен тем обстоятельством, что правительство проявило неспособность к радикальному решению ряда проблем: вопросе об иногородних, о прогрессирующем расслоении северокавказского казачества, горском вопросе. Под воздействием этих и других обстоятельств реформирование отрасли приобрело затяжной характер. Деятельность правительства и местной администрации отражала политику маневрирования, поиска мер для выхода из усиливающегося аграрного кризиса. Осуществленные преобразования были проведены в интересах царского военно-административного аппарата, местной феодальной знати и казачьих верхов;

- нельзя не отметить разнообразие и продуманность форм освоения и управления национальными окраинами. Интеграция элиты горских народов в общероссийскую структуру высшего сословия, учет региональных, этнических, религиозных и культурных различий - все это было свойственно российскому государству. В этой связи политику России по отношению к народам Северного Кавказа трудно рассматривать как колониальную, в европейском значении понятия. Существенной составляющей реформ явились судебные преобразования, которые характеризовались введением горских словесных судов. Назначение административно-судебных преобразований состояло в создании системы управления в регионе, подчинение горцев основным законам империи. Введение судебных органов, аналогичных российским, было нацелено на ликвидацию лархаизма горского судопроизводства, основывавшегося на адатах.

- формирование административного аппарата как части государственно-административной системы отвечало логике развития и строилось на унифицированных принципах рационализации управления. Кавказское наместничество представляло собой специфическую, самостоятельную административную структуру в системе государственного управления России. Для Северного Кавказа наместничество являлось оптимальной системой управления, так как именно в его рамках сочеталась общегосударственная система управления с методами и средствами региональными.

- в изучении истории народов Северного Кавказа постепенно утверждается методологический плюрализм в оценке реформ. Эпоха преобразований исследуется с классической, модернистской, постмодернистской методологической позиции, что создает основу для выявления и решения ряда новых научных проблем, позволяющих всесторонне исследовать историю пред и пореформенного развития горских народов. Осмысление исторического опыта развития народов региона способно обогатить изучение истории Северного Кавказа в период его реформирования. Подводя общий итог можно утверждать, что какой бы незавершенный характер не носили реформы, какими бы половинчатыми не были их итоги, все же они определили во многом перспективы прогрессивного исторического развития всего края.

По теме исследования опубликованы

следующие работы:

Работы, опубликованные в перечне периодических научных изданий, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ:

Тлепцок Р.А. Проблема лимперского расширения России в понятиях и терминах // Вестник Майкопского государственного технологического университета. 2010. № 3. С. 75-82. (1,05 п.л.).
Тлепцок Р.А. Реформы второй половины XIX века на Северном Кавказе в оценках современников // Клио. 2010. №4. С. 12-17. (0,8 п.л.).
Тлепцок Р.А. Северный Кавказ: к вопросу осмысления российской геополитики XIX в. // Российский научный журнал. 2010. №6. С. 13-19. (0,6п.л.).
Тлепцок Р.А. Региональные тенденции развития капитализма на Северо-Западном Кавказе в пореформенный период // Вестник Майкопского государственного технологического университета. 2010. № 4. С. 74-80. (0,9 п.л.).
Тлепцок Р.А. Проблема лестественно-географических границ Российской империи: концептуальные подходы // Научная мысль Кавказа. 2011. №2. С. 88-92. (0, 6 п.л.).
Тлепцок Р.А. Процесс инкорпорации Кавказа в Российскую империю на страницах журнала Вестник Европы (1802-1918 гг.) // Клио. 2011. №1. С.41-43. (0,9 п.л.).
Тлепцок Р.А. Российская имперская система: ориенталистский подход // Научные проблемы гуманитарных исследований. 2011. №2. С. 88-93. (0,4 п.л.).
Тлепцок Р.А. Эволюция сельской общины горцев Северо-Западного Кавказа в пореформенный период // Вестник Майкопского государственного технологического университета. 2011. № 1. С. 44-52. (0,4 п.л.).
Тлепцок Р.А. Население Северо-Западного Кавказа: социальный срез (XIX в.) // Клио. 2011. №2. С. 99-101. (0,4 п.л.).
Тлепцок Р.А. Процесс вхождение Северного Кавказа в экономическую систему России: уровень научной разработки проблемы в отечественной историографии 20-70-х гг. XX в. // Российский научный журнал. 2011. №2(21). С. 18-25. (0,5 п.л.).
Тлепцок Р.А. Аграрные преобразования 60-х гг. XIX в. на Северо-Западном Кавказе // Вестник Адыгейского государственного университета. 2011. №2(80). С. 57-64. (0,5 п.л.).
Тлепцок Р.А. Кавказская война: влияние на историческое сознание // Российский научный журнал. 2011. №2(21). С. 12-17. (0,5 п.л.).
Тлепцок Р.А. Северный Кавказ в системе управления Российской империей // Клио. 2011. №3. С. 55-59. (0,7 п.л.).

Монографии:

Тлепцок Р.А. Северный Кавказ в системе геополитических координат XIX в. Майкоп, 2008.- 181 с. (19 п.л.).
Тлепцок Р.А. Процесс инкорпорации Кавказа в российскую империю. Извлечения из Вестника Европы (1802-1918 гг.) М.: Изд-во социальноЦгуманитарные знания, 2010. - 680 с. (42,5 п.л.).
Тлепцок Р.А. Исторический опыт развития народов Северного Кавказа в составе Российской империи в период реформ 1860-х- начала 1880-х гг. М.,2011. -402с.(27 п.л.).

Статьи:

Тлепцок Р.А. Аграрные преобразования на территории Северо-Западного Кавказа в пореформенный период // Труды докторантов, аспирантов и соискателей. Майкоп, 2000. С. 116-124. (0,55 п.л.).
Тлепцок Р.А. Психоаналитическая философия: историко-философские корни и философско-исторические перспективы // AB OVO. №1. Майкоп, 2000. С. 12-24. (0,4 п.л.).
Тлепцок Р.А. Северный Кавказ в системе геополитических координат XIX в. // Вопросы теории и методологии истории. Майкоп, 2001. №3. С. 19-24. (0,5 п.л.).
Тлепцок Р.А. 1917 год: психо-социальные изменения цивилизационного плана // Историко-философский альманах. Саранск, 2001. С. 82-87. (0,5 п.л.).
Тлепцок Р.А. К вопросу о типах российской колонизации // Диалоги с прошлым: исторический журнал. Майкоп, 2002. №2. С. 87-90. (0,6 п.л.).
Тлепцок Р.А. Развитие арендных отношений у горских народов Северо-Западного Кавказа в пореформенный период // Материалы научно-практической конференции докторантов и аспирантов На старте тысячелетия Майкоп, 2002. С. 313-318. (0,3 п.л.).
Тлепцок Р.А. Россия: поиск цивилизационной идентификации // Вопросы теории и методологии истории Майкоп, 2004. №4. С. 43-51. (0,5 п.л.).
Тлепцок Р.А. А.С. Лаппо-Данилевский: о российской государственности// Диалоги с прошлым: исторический журнал. Майкоп, 2004. №3. С. 26-29. (0,4п.л.).
Тлепцок Р.А. Проблема колонизации в российской истории: диалектика понятий // Вопросы теории и методологии истории. Майкоп, 2006. №5. С. 16-27. (0,8 п.л.).
Тлепцок Р.А. Европа в контексте истории// Вопросы теории и методологии истории Майкоп, 2007. №6. С. 22-32. (0,5 п.л.).
Тлепцок Р.А. Западные цивилизации XX век. Майкоп, 2007. 35с. (2,2 п.л.)
Тлепцок Р.А. Плавание эскадры к городу Анапе, взятие оного, и обратное в Севастополь прибытие (Сообщено от одной почтенной особы).Извлечение из Вестника Европы за 1807г.// Диалоги с прошлым: исторический журнал.2010.№6.С.57-61.(0,7 п.л.)
Тлепцок Р.А. Сельское хозяйство и скотоводство на Северном Кавказе в условиях кризиса патриархальных отношений рубежа XIX - XX вв. // Русский исторический процесс глазами современных исследователей. Материалы Межвузовской научной конференции. Сборник научных трудов. М.: Типография МПГУ. 2010. С. 94-97. (0,4 п.л.).
Тлепцок Р.А. Геополитическая мысль Западной Европы и России XIX-XX вв. Майкоп, 2010.45с.(2,8 п.л.)
Тлепцок Р.А. Экономическое развитие Северного Кавказа в годы Великих реформ XIX в. // Социально-гуманитарные науки: поиски, проблемы, решения. Сборник научных трудов. М.: Типография МПГУ. 2010. С. 45-49. (0,4 п.л.).
Тлепцок Р.А. О значении сборников документов по истории народов Северного Кавказа//Письменные источники: маркеры исторического прошлого. Майкоп,2011. С.67-70. (0,35 п.л.)

1 Появление понятия Северный Кавказ как единого территориального пространства связывают с указом Александра II 8 (21) февраля 1860 г., согласно которому из состава Ставропольской губернии выводились вновь образованные Терская и Кубанская области, а все пространство к северу от главного хребта Кавказских гор именовалось впредь - Северным Кавказом. См.: Именной указ, объявленный Сенату 8 февраля 1860 г. // ПСЗ. собр. 2. Т. ХХХV. № 35.421. Северокавказский регион расположен на юге европейской части Российской Федерации. Его территория простирается от Нижнего Дона до Большого Кавказского хребта. В XIX в. на Северном Кавказе проживало более 40 коренных национальностей, что составляет главную особенность исследуемого региона.

2 Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. - М.,1987; Бердяев Н.А. Смысл истории. М.,1990; Ясперс К. Смысл и назначение истории.- М.,1991; Тойнби А.Д. Постижение истории. -М., 1996; Мининков Н.Д. Методология истории. ЦРостов н/Д,2004; Лубский А.В. Альтернативные модели исторического исследования. - М.,2005; Шеуджен Э.А. Научная деятельность: организация и методология исследования. - Майкоп,2006; Медушевская О.М. Теория и методология когнитивной истории. - М., 2008 и др.

3 См.: Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. - М., 1999. - С. 135, 147.

4 См.: Вельяминов А.А. Способ ускорить покорение горцев (мемория генерал-лейтенанта Вельяминова, представленная в 1828 г.) // Кавказский сборник. Тифлис,1883. Т.VII; Короленко П.П. Переселение казаков за Кубань. Русская колонизация на Западном Кавказе. Екатеринодар, 1910; Потто В.А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. Спб., 1888. Т.II; Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Екатеринодар, 1913. Т. II.; Эсадзе С. Покорение Западного Кавказа и окончание Кавказской войны. Майкоп, 1993 и др.

5 См.: Торнау Ф.Ф. Воспоминания кавказского офицера // Русский вестник. 1864. Т. 53. № 10; Покорение Кавказа // Русский вестник. 1860. Т. 27. № 6.

6 Это явление не было местной особенностью и получило широкое распространение в пореформенной России. Политические условия, - как справедливо отметил, И.Ф. Масанов, - служебное положение авторов и различные личные мотивы обусловили широкое применение псевдонимов в дореволюционной России. (См.: Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей. В 4-х т. М., 1956. Т.1. С. 5.) Поскольку проведение реформ на Северном Кавказе освещали, в основном, представители кавказской администрации, то анонимность и псевдонимы позволяли скрыть служебное положение авторов, рельефнее показать роль лцаря освободителя в создании новых общественных отношений.

7 Так в 1869 г. во втором выпуске Сборника сведений о кавказских горцах публикуется исследование П.А. Гаврилова, по широте привлеченного архивного материала являющееся одной из наиболее полных дореволюционных работ по аграрной реформе на Северном Кавказе. Используя официальные данные, приказы главнокомандующего армией на Кавказе, распоряжения начальников Терской и Кубанской областей, материалы сословно-поземельной комиссии, автор осветил аграрные преобразования по каждому округу. Так как в каждом из них были свои оригинальные черты, присущие данному сочетанию социально-экономических отношений, то и реализация реформ у каждого народа имела свои особенности. И это при том, что принципы проведения реформ утверждались единые для всех народов Северного Кавказа. В основе концепции П.А. Гаврилова лежал тезис об исконной отсталости народов Северного Кавказа. Постулирование этой идеи было необходимо для доказательства целесообразности и законности всех мероприятий администрации по упорядочению землепользования и землевладения в крае.( См.: Гаврилов П.А. Устройство поземельного быта у горских народов Северного Кавказа // Сборник сведений о кавказских горцах . 1869. Вып.2. Отд.7.)

8 См.: Щербина Ф.А. Майкопский подъездной путь // Кубанский сборник. Екатеринодар,1895.Т.3.; Его же. Общинный быт и землевладение у кавказских горцев // Северный вестник. СПб.,1886. №1; Его же. История Кубанского казачьего войска. Т.2. Екатеринодар, 1913; Его же. Экономическое развитие Северо-Западного Кавказа // Кубань и Черноморское побережье. Справочная книжка на 1914 г. Екатеринодар, 1914 и др.

8 См.: Щербина Ф.А. Общинный быт и землевладениеЕ С. 131.

9 См.: Маркграф О. Очерк кустарных промыслов Северного Кавказа с описанием техники производства. М., 1882; Казбек Г.Н. Куринцы в Чечне и Дагестане. Тифлис, 1885; Ковалевский М.М. Поземельные и сословные отношения у горцев Северного Кавказа // Русская мысль. 1883, № 12; Максимов Е. Туземцы Северного Кавказа. В 2 т. Т.1. Ч.2. Владикавказ, 1894.

10 См.: Личков Л.С. Очерки из прошлого и настоящего Черноморского побережья Кавказа. Киев, 1904; Утверждение русского владычества на Кавказе. В 12 т. Т. 3. Ч. 1. Тифлис, 1904.

11 См.: Иваненков И.С. Горные чеченцы // Терский сборник. Вып. 7. 1910; Ткачев Г.А. Гребенские, Терские и Кизлярские казаки. Владикавказ, 1911; Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. В 2 т. Т. 1. Екатеринодар, 1910; Ковалевский П.И. Кавказ. Народы Кавказа. СПб., 1914.

12 В этой резолюции говорилось о горцах Северного Кавказа, были перечислены семь горских народностей, не успевших пройти капиталистическое развитие, не имеющих или почти не имеющих своего промышленного пролетариата, сохранивших в большинстве случаев скотоводческое хозяйство и патриархально-родовой быт (Киргизия, Башкирия, Северный Кавказ). См.: КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов. М., 1970. Т.2. С. 252.

13 См.: Пономарев А.А. Сельскохозяйственные районы Дона, Северного Кавказа, Черноморья и Дагестана (по материалам Всероссийской сельскохозяйственной переписи 1917г.). Ростов н/Д, 1924.; Малигонов А.А. Краткий географический очерк сельского хозяйства на Кубани в связи с его эволюцией. Краснодар, 1923.

14 См.: Дубровин Н. Черкесы (Адыги). Краснодар,1927.; Люлье Л. Черкесия, материалы для изучения истории черкесского народа. Краснодар, 1927.; Его же. О натухайцах, шапсугах, абадзехах. Краснодар,1927; Сиюхов С. Черкесы - Адыги (Историко - бытовой набросок) // Извест. ОЛИКО. Краснодар, 1922. Вып. 7.

15 См.: Алиев У., Городецкий Б. , Сиюхов С. Адыгея /Адыгейско-Черкесская автономная область / историкоЦэтнографический и культурно-экономический очерк. Ростов н/Д , 1927.

16 См.: Бушуев С.К. Борьба горцев за независимость по руководством Шамиля. Л., 1939; Норденштамм И.И. Описание Чечни со сведениями этнографического и экономического характера // Материалы по истории Дагестана и Чечни. Ч. 3. Махачкала, 1940.

17 См.: Скитский Б.В. Социальный характер движения имама Мансура // Известия 2-го Северокавказского пединститута им. Гадиева. Орджиникидзе, 1932; Рубинштейн Л. В борьбе за ленинскую национальную политику. Казань, 1930; Сакс Г. Работа среди национальных меньшинств. Ленинград, 1931; Нугис А. Против великодержавного шовинизма и местного национализма. Хабаровск, 1933; Тюрбеев А. До конца разгромить буржуазный национализм Чапчаева. Элиста, 1935.

18 См.: Каммари М.Д. СССР - великое содружество социалистических наций. М., 1950; Кутьин К.П. Торжество пролетарского интернационализма в СССР и его международное значение. М., 1953; Матюшкин Н.И. СССР - страна великого содружества народов. М., 1953; Панкратова А.М. Дружба народов СССР - основа основ многонационального социалистического государства. М., 1953; Верховцев И.П. Великая дружба народов СССР. М., 1954; Козлов В.А. О формировании и развитии социалистических наций в СССР. М., 1954; Морозов М.А. Национальные традиции народов СССР. М., 1955.

19 См.: Советское социалистическое многонациональное государство. М., 1940; Бурджалов Э.Н. Царская Россия после восстания декабристов. М., 1941; Чугаев Д.А. Образование Союза Советских Социалистических Республик. М., 1951; Коммунистическая партия - организатор советского многонационального государства. М, 1954; Чистяков О.И. Взаимоотношения советских республик до образования СССР. М., 1955 и др.

20 См.: Закс А. - Дискуссия о движении Шамиля // Вопросы истории. 1947. №11.С.139-140.

21 На уровень осмысления очерченного круга проблем не могло не повлиять воздействие жесткого идеологического пресса, который получил название УбагировщиныФ, по имени М.Д. Багирова, в то время занимавшего пост первого секретаря ЦК компартии Азербайджана. Он выступил на страницах журнала УБольшевикФ c тезисом о том, что присоединение к России всего Кавказа сыграло, безусловно, прогрессивную роль в экономическом и культурном развитии Уотсталых и темных горских народовФ и являлось единственной исторической альтернативой порабощению их мусульманскими державами - Турцией и Ираном. См.: Багиров М.Д. К вопросу о характере движения мюридизма и Шамиля // Большевик. 1950. №13.С.21-37. Характер дискуссий отразили публикации: Нечкиной М.В. К вопросу о формуле Унаименьшее злоФ // Вопросы истории. 1951. №4; Мустафьева М.О. О формуле Унаименьшее злоФ // Вопросы истории.1951. №9; Якунина А.О. О применении понятия Унаименьшее злоФ в оценке присоединения к России нерусских народностей // Вопросы истории. 1951.№11.

22 Так, дискуссия об уровне социально-экономического развития народов Северного Кавказа напрямую затрагивала вопросы о прогрессивном значении их присоединения к России. См.: Фадеев А.В. Вопрос о социальном строе кавказских горцев XVIII-XIX вв. в новых работах советских историков// Вопросы истории. 1958. №5. С.130-137; Виноградов В.Б. Генезис феодализма на Центральном Кавказе // Там же. 1981. №1. С.35-50. При разработке проблемы УКавказ в системе международных отношений Ф, по определению требовалось от советских историков подчеркивать, с одной стороны, агрессивность в этом регионе Турции, Ирана, Англии, с другой, - Ужизненную важностьФ, УзаконностьФ интересов России на Кавказе, сугубо оборонительный характер ее внешнеполитической доктрины в регионе. См.: например: Чхеидзе А.Е. Кавказ в ближневосточной политике Англии (30-50-е гг. XIX в ). Автореферат дис. Е докт. ист. наук. Тбилиси,1974.; Киняпина Н.С. Внешняя политика России второй половины XIX в. М.,1974.; Касумов А.Х. Северо-западный Кавказ в русско-турецких войнах и международных отношениях XIX в. Ростов н/Д,1989 и др.

23 См.: Фадеев А.В. Россия и Кавказ в первой трети ХIХ в. М., 1961; Гриценко Н.П. Социально-экономическое развитие Притеречных районов в ХVIII - первой половине ХIХ в. Грозный, 1961; Багаев М.Х. Население плоскостной Чечено-Ингушетии накануне переселения вайнахов с гор на плоскость // Археолого-этнографический сборник. Т. 2. Грозный, 1968; Шамилев А.И. В ущельях Аргуна, Фортанги и на плоскости Чечено-Ингушетии // Известия Чечено-Ингушского научно-исследовательского института истории, языка, литературы. Т.VIII. Вып. 1. Грозный, 1969.

24 См.: Гриценко Н.П. Социально-экономическое развитие Чечено-Ингушетии в ХVIII- первой половине ХIХ в. Грозный, 1961; Тотоев М. Из истории дружбы осетинского народа с великим русским народом. Орджоникидзе, 1963 и др.

25 См.: Анчабадзе З.В., Робакидзе А.И. К вопросу о природе кавказского горского феодализма // Иберийско-кавказское языкознание. Т. ХVIII. Тбилиси, 1973; Летифов АЛ. Исторический опыт национально-государственного строительства на Северном Кавказе. Махачкала, 1972; Саламов Б. Горские народы: расцвет и сближение. Орджоникидзе, 1975; Османов А.М. Мой край Дагестан. М., 1979; Ахмадов Ш.Б. Из истории развития земледелия и животноводства у чеченцев и ингушей в ХVIII - начале ХIX в. // Общественные отношения у чеченцев и ингушей в дореволюционном прошлом (ХVIII - нач. ХIХ в). Грозный, 1982; Гриценко Н. П. Города Северо-Восточного Кавказа. Ростов-на-Дону, 1984и др.

26 См.: Виноградов В.Б. Через хребты веков. Грозный, 1971; Кушева Е.Н. , Усманов М.А. К вопросу об общественном строе вайнахов // Советская этнография. 1978, № 6; Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в ХVIII - начале ХIХ века. М., 1974 и др.

28 См.: Из истории Русско-Кавказской войны. (Документы и материалы) /Сост., автор предис., коммент. И примеч. А.М. Эльмесов. Нальчик,1991.; Черноус В.В. К вопросу о горской цивилизации// Россия в XIX- XXвека. Научные чтения памяти проф. Ю.И. Серого. Ростов н/Д,1992.; Бижев А.Х. Адыги Северо-Западного Кавказа и кризис восточного вопроса в конце 20-х-начале 30-х гг. XIXв. Майкоп, 1994; Россия и Черкессия (вторая половина XVIIIв. - XIX в.). Майкоп, 1995; Чирг А.Ю. Политические реформы на Западном Кавказе в 1847-1850 гг. // Кавказская война: уроки истории и современность. Материалы научной конференции. Краснодар,1995; Шатохина Л.В. Политика России на Северо-Западном Кавказе в 20-е гг. XIX в. // Сборник Русского исторического общества. Россия и Северный Кавказ. М., 2000.Т.II. и др.

29 См.: Дякин В.С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (XIX в.) // Вопросы истории. 1995. №9; Национальная политика в императорской России. М.,1998.; Национальные окраины Российской империи: становление и развитие системы управления. М.,1998.; Попов В.В. Государственная национальная политика России в XIX в.: военно-исторический аспект (на материалах Закавказья, Северного Кавказа и Средней Азии). Дис. Ед-ра ист. наук. М., 1997; Мальцев В.Н. Государство и казаки Кубани: приоритеты политики (вторая половина XVIII - первая половина XIX вв.) / В.Н. Мальцев // Вопросы казачьей истории и культуры. Вып. 2. Майкоп, 2003. С. 42 - 45;Он же. Российская имперская политика на Кавказе: к вопросу о терминологии / В.Н. Мальцев / Науч. ред. Э.А. Шеуджен // Вопросы теории и методологии. Вып.6. Майкоп, 2007. С. 32-42; Мальцев В.Н. Наместничество графа М.С. Воронцова на Кавказе: становление системы административного управления краем в 40-е гг. XIX века // Голос минувшего. 2007. №3-4. С. 5-18;Он же. Формирование центральных органов управления Кавказом: VI временное отделение и комитет по делам Закавказского края (1842 - 1845 гг.) // Вестник Адыгейского государственного университета. Майкоп: Из-дво АГУ. 2007. №1. С. 54-60 и др.

30 См.: Казачий круг: История кубанского казачества. М., 1991; Казаки России. (Прошлое. Настоящее. Будущее) / Отв. ред. Ю.Б. Симченко. М.: ИЭиА РАН, 1992; Куценко И.Я. Кубанское казачество. Краснодар: Кн. из-во, 1993; Кульчик Ю.Г., Конькова З.Б. Нижнетерское и гребенское казачество на территории Дагестана: поиск путей выживания // Дагестан: нижнетерское казачество. М., 1995; Нелепин Р.А. История казачества. В 2-х т. СПб: Православная Русь, 1995; Глущенко В.В. Казаки Отечества былого и нынешнего. Изд. 2-е, доп. Ростов-н/Д: Изд-во ТОР, 1995; Кубанское казачье войско. 1696-1888. Краснодар, 1996 и др.

31 См.: Вертепов Г. Ингуши. Историко-статистический очерк // Ингуши. Саратов, 1996; Величко В.Л. Кавказ. Русское дело и междуплеменные вопросы // Держава. 1997. № 9; Малахова Г.Н. Становление российской администрации на Северном Кавказе в конце ХVIII - первой половине ХIХ века. Москва-Пятигорск, 1999; Дегоев В.В. Кавказ в структуре Российской государственности: наследие истории и вызовы современности // Вестник Института цивилизации. Вып. 2. Владикавказ, 1999; Ходорковский М. В королевстве кривых зеркал (основы российской политики на Северном Кавказе до завоевательных войн Х1Х в.) // Чечня и Россия: общества и государства. М., 1999 и др.

32 Силаев Н.Ю. Политика России на Северном Кавказе в 1860-1870 гг.//Сборник Русского исторического общества. М.,2000.Т.2.; Матвеев В.А. Исторические особенности учреждения геополитических позиций России на Северном Кавказе. Армавир-Ростов н/Д.,2002; Пляскин В.П. Система военно-народного управления на Кавказе (вторая половина XIX - начало XX вв.) // Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. № 2. 2002; Малахова Г.Н. Государственные реформы 60-х -80-х гг. XIX в. как завершающий этап включения Северного Кавказа в административную и экономическую систему России// Система государственной власти и управления в России: истоки, традиция и современность.СПб.,2003;Блиева З.М. Российский бюрократический аппарат и народы Центрального Кавказа в конце XVIII - 80-е гг. XIX в. Владикавказ, 2005; Шнайдер В.Г. Россия и Северный Кавказ в дореволюционный период: особенности интеграционных процессов. М.,2005; Калмыков Ж.А. Интеграция Кабарды и Балкарии в общероссийскую систему управления (вторая половина XVIII Цначало XX вв.).Нальчик , 2007 и др.

33 Национальные окраины Российской империи. Становление и развитие системы управления. М., 1997.

34 Особое значение здесь имела эпоха великих реформ, которая стала для Кавказа временем тотальной привязки края к империи уже не только в политическом смысле, но в первую очередь в политически-административном. Создание Кавказского наместничества, как утверждали авторы, отражало тенденцию к децентрализации, поскольку оно являлось самостоятельной структурой в общей системе имперского управления. Необходимо отметить, что, несомненно, исследование Национальные окраины Российской империи пока является одной из значимых работой по проблеме становления и развития российской административной системы на Кавказе. Вместе с тем в силу обобщающего характера данной монографии и анализа использованных в ней источников (в массе своей законодательных) в ней не нашли достаточного отражения некоторые весьма существенные аспекты процесса формирования кавказской системы управления. В частности, хотя один из разделов работы посвящен военно-народной системе как одной из форм управления вновь присоединенными территориями, в ней отсутствует специальный анализ применения этой формы на Северном Кавказе; не уделено достаточного внимания роли Военного министерства как одного из центральных государственных органов, на который были возложены функции управления Северным Кавказом.

35 Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказская война. М., 1994; Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. М., 2001; Дегоев В.В. Два века н мира на Кавказе. Россия и Чечня: поиски выхода. СПб., 2003.

36 Бабич И.Л. Эволюция правовой культуры адыгов. М., 1999; Она же. Правовая культура осетин и судебные реформы XIX - XX вв. // Этнографическое обозрение. 2001. №5; Бобровников В.О. Мусульмане Северного Кавказа: обычай, право, насилие. М., 2002.

37 Северный Кавказ в составе Российской империи. M., 2007.

38 Чирг А. Ю. Общественно-политический строй адыгов Северо-Западного Кавказа (Конец XVIII - 60-е гг. XIX в.) : Дисс. д-ра ист. наук .Майкоп, 2003; Вок Г. Б. Современная геополитика Северного Кавказа: теоретические и прикладные аспекты. Автореферат дисс. Е на соиск. уч. ст. канд. пол. наук. Краснодар, 2006; Кудаева С. Г. Адыги (черкесы) Северо-Западного Кавказа : (процессы трансформации и дифференциации адыгского общества (XIX в. )) : Дис. ... д-ра ист. наук. Майкоп, 2006; Аутлев Д. М.Военное дело у адыгов и его трансформация в период Кавказской войны: XVIII - 60 гг. XIX в. Дисс. ... канд. ист. наук. Краснодар,2009; Кубашичева З.Ю.Формирование этнической карты Северо-Западного Кавказа: конец XVIII - начало 20-х гг. XX вв. Дисс. канд. ист. наук.Майкоп,2009; Кузьминов П.А.Российская историография реформ 50Ц70-х годов XIX века на Северном Кавказе. Дисс. докт. ист. наук. Майкоп,2010 и др.

39 Шадже А., Шеуджен Э. Северокавказское общество: опыт системного анализа. М. - Майкоп, 2004.

40Там же. С. 4Ц45.

41 К числу новых тем можно отнести работы Г.У. Солдатовой, В.В. Черноуса о степени влияния этноконфессиональных, психо-ментальных особенностей горских народов на интеграционные возможности присоединенного региона. См.: Солдатова Г.У. Психология межэтнической напряженности. М., 1998;Черноус В.В. Кавказ - контактная зона цивилизаций и культур // Кавказ: проблемы культурно-цивилизационного развития. Ростов н/Д. 2000.

42 Lang D.M. The last years of Georgian Monarchy 1658 - 1832. N.-Y4, 1957; Lang D.M. A century of Russian impact on Georgia. II Russia and Asia. Stanford, 1972; Raeff M. Patterns of Russian imperial policy towards the nationalities. // Soviet nationality problems. N.-Y. -Lnd., 1971; Rhinelander L.H. Russian imperial policy. // Canadian Slavonic papers. 1975. Vol. 17. №2 - 3; Rhinelander L.H. The Creation of Caucasian Vicegerency. // The Slavonic and East European Review. 1981. Vol. 59. №1;Barret T.M. At the Edge of Empire The Terek Cossacks and the North Caucasus Frontier. 1700-1860. West view Press. 1999; Баррет T.M. Линии неопределенности: северокавказский фронтир России // Американская русистика. Самара. 2000 и др.

43 Сборник сведений о кавказских горцах. - Тифлис, 1868. Вып. 1; Сборник статистических сведений о Кавказе. - Тифлис, 1869; Сборник сведений о Терской области. - Владикавказ, 1878. Вып. 1; Сборник сведений о Северном Кавказе. - Ставрополь, 1906, Т. 1; Переселение горцев в Турцию. Сборник документов.- Ростов н/Д,1925; Крестьянская реформа в Кабарде. Документы по освобождению зависимых сословий в Кабарде/Собр. и сост. Г.А.Кокиев.Нальчик,1947; Крестьянское движение в России в 1861-1869 гг. Сб.документов. -М.,1964; Феодальные отношения в Дагестане XIX - начало XX в. - М., 1969; Наш край: Сборник документов. -Ставрополь,1974. Хрестоматия по истории Кубани: Документы и материалы.-Краснодар,1975.- Ч.1;Из истории Русско-Кавказской войны. (Документы и материалы)/ Сост., автор предис., коммент. и примеч. А.М. Эльмесов.- Нальчик,1991; Документальная история образования многонационального государства Российского. - М., 1998. - Кн. 1: Россия и Северный Кавказ в XVI-XIX веках; Избранные документы Кавказского комитета. Политика России на Северном Кавказе в 1860-70-е годы/Публ. Н.Ю.Силаева//Сборник документов Русского исторического общества. - М.,2000.Т.2; Кавказ и Российская империя : проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX - XX вв. - СПб.,2005; Процесс инкорпорации Кавказа в Российскую империю. Извлечения из Вестника Европы (1802-1918 гг.) /Предисловие Э.А. Шеуджен; Собр., сост. автор введения. и научн. коммент. Р.А. Тлепцок. - М.,2010 и др.

44 Вестник Европы. - СПб., 1802-1918;Ставропольские губернские ведомости. - Ставрополь-Кавказский, 1850-1916; Военный сборник.-СПб.,1858-1968; Кубанские войсковые ведомости.-Екатеринодар,1867; Памятная книжка Кубанской области.-Екатеринодар,1876-1881;Кавказский сборник. - Тифлис,1883-1910;Известия Общества любителей изучения Кубанской области. - Екатеринодар, 1899-1926; Кубанские областные ведомости. - Екатеринодар,1871-1914; Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. - Тифлис,1881-1929; Кубанский сборник. - Екатеринодар,1883-1916; Кубань. - Екатеринодар, 1883-1906;Терек.-Владикавказ,1883; Русский вестник. - М.,1901-1906; Новая заря. - Екатеринодар, 1906-1911; Кубанский край. - Екатеринодар, 1906-1916; Мусульманин.ЦПариж,1908-1912; Кубанский казачий листок.ЦЕкатеринодар,1911-1913; Майкопское эхо. - Майкоп,1911-1916; Родина. -Москва,1993-1994 и др.

45 Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. Материалы по обычному праву Восточного и Северного Кавказа. Одесса, 1882; Крестьянская реформа в Кабарде. Нальчик, 1947; Материалы по обычному праву кабардинцев (первая половина XIX века). Нальчик, 1956, составленные в 1956 г. В.К. Гардановым; Материалы Я.М. Шарданова по обычному праву кабардинцев первой половины XIX в. Составитель Х.М. Думанов. Нальчик, 1986; Правовые нормы адыгов и балкаро-карачаевцев. Составители Х.М. Думанов, Ф.Х. Думанова. Майкоп, 1997; Из документальной истории кабардино-русских отношений (вторая половина XVIII - первая половина XIX в.). Х.М. Думанов. Нальчик, 2000; Сборник документов по сословному праву народов Северного Кавказа (1793Ц1894 г.). Нальчик, 2003.

46 Ф.1268. Кавказский комитет (1845-1881 гг.) ; Ф.1276. Совет министров (1881-1917гг.) .

47 Ф. 109.Третье отделение Собственной Его Императорского величества канцелярии. 1826Ц1880; Ф.543. Коллекция рукописей Царскосельского дворца. 1863Ц1916; Ф. 649.Михаил Николаевич, Великий князь, сын Императора Николая I, член комитета министров, Наместник на Кавказе, командующий Кавказской армией, председатель государственного совета, генерал-фельдмаршал. 1832Ц1909.

48 Ф.ВУА. Военно-учетный архив Главного штаба;Ф.330. Главное управление казачьих войск; Ф. 400. Азиатская часть департамента Главного штаба военного министерства; Ф. 482. Кавказские войны; Ф.970. Военно-походная канцелярия Его Императорского Величества при Императорской главной квартире; Ф.1300. Штаб Кавказского военного округа; Ф.14257. Канцелярия начальника Кубанской области; Ф. 14719. Главный штаб Кавказской Армии; Ф. 15261. Коллекция. военно-исторических карт, планов и схем 1770-1918 гг.

49 Использованы были нами отдельные документы и материалы из Российского государственного архива древних актов (РГАДА) (переписки лиц императорской фамилии и других высочайших особ). Ф.1261. Воронцовы гр.

50 Ф.234. Население и хозяйство Кубанской области; Ф.249.Екатеринодарской карантинной конторы; Ф.252.Войсковое правление Кубанского казачьего войска в 1860-1870 гг.; Войсковое хозяйственное правление Кубанского казачьего войска 1870-1888 гг.; Ф.260. Управление начальника Черноморской береговой линии (1839Ц1865), Ф.261 Канцелярия начальника Черноморской кордонной линии, Черноморского казачьего войска (1794Ц1864), Ф.449. Кубанское областное правление (1870Ц1917), Ф.454 Канцелярия начальника Кубанской области и наказного атамана кубанского казачьего войска (1860Ц1917), Ф. 460. Кубанский областной статистический комитет (1870Ц1916), Ф. 711. (Управление атамана Екатеринодарского отдела (1888Ц1917)), Ф. 742. Управление атамана Майкопского отдела (1898Ц1915), Ф.774. Канцелярия помошника Кубанской области по управлению горцами (1862Ц1870), Ф.799. Документальные материалы, собранные профессором Сиотоковым к работе: История борьбы магометанства и христианства в ХIХ веке за свое влияние на Западном Кавказе.

3 Ф.21. Бжегокайское аульное правление.

52 Фонды: 1 (Фольклорный), 2 (исторический).

53 Материалы дореволюционного периода.

54 Устав об управлении инородцев от 22 июля 1822.// Полное собрание законов Российской империи с 1849 г. Т. 38. № 29. 120.С. 394-416; Положение о заселении предгорий Западной части Кавказского хребта кубанскими казаками и другими переселенцами из России. 1861 г.; Положение об устройстве поземельного быта горских племен Кубанской области .1861 г.; Положение об освобождении зависимых сословий в горских племенах Кубанской области . 1866 г.; Положение об обеспечении генералов, штаб-и обер-офицеров и классных чиновников Кубанского и Терского казачьих войск земельными участками в потомственную собственность.1870 ; Воронцов-Дашков И. И. Всеподданейшая записка по управлению Кавказским краем. - Тифлис, 1907 и др.

55 Временное положение об управлении горцами Кубанской области//ПСЗ-2.Т.41.№42913; Положение об управлении Терской области// ПСЗ-2. Т. 37. №38326 и др.

56 Учреждение управления Кавказского и Закавказского края. Тифлис, 1869; Учреждение управления Кавказского и Закавказского края. Тифлис, 1876; Учреждение управления Кавказского края. Тифлис, 1883.

57 РГВИА. Ф. 400. Oп. 1. Ед. хр. 245.

58 Материалы для истории управления Дагестанской областью. // Дагестанский сборник. Вып. 1. Темир-Хан-Шура, 1902. С. 292 - 303.

59 К этой группе документов относится письмо главнокомандующего Кавказской армией генерал-фельцеймейстера Михаила на имя начальника Кубанской области от 13 марта 1865 года, по которому предлагалось запретить продажу, дарение и отчуждение холопов и рабов Е из пределов одной области в пределы другой. См. ГАКК. Ф.774. Оп.1. Д.653. Л.196. Этот документ имеет важное значение, так как предлагаемый запрет является одним из первых шагов царского правительства по пути проведения в жизнь крестьянской реформы на Северо-Западном Кавказе. Важную информацию содержит доклад помощника начальника Кубанской области по управлению горцами от 27 июля 1867 года на заседании Кавказского комитета о подготовке земельной реформы в Кубанской области. Помощник начальника охарактеризовал ситуацию в области и высказал свои предложения по проведению реформы. Представляют интерес и документы, свидетельствующие о поездке депутации горских феодалов в Тифлис с просьбой к главнокомандующему на Кавказе оставить у них крестьян в прежней зависимости на вечные времена. К этой группе источников могут быть отнесены и рапорты различного характера начальников отделов в канцелярию начальника Кубанской области, а так же донесения различных административных структурных подразделений. Немалый исследовательский интерес вызывают и отчёт генерала-фельдмаршала А.И. Барятинского за 1857-1859 годы // Акты, собранные Кавказской Археографической Комиссией (АКАК). - Т. XII. - Тифлис, 1904. - С1257-1290; Записка Барятинского о внутреннем состоянии Кавказа//Зиссерман А.Л. Фельдмаршал кн. А.И. Барятинский (1815-1879). - Т. П. - М., 1890. - С. 277-279; Всеподданейший отчёт главнокомандующего Кавказской армиею по военно-народному управленшо за 1863-1869 гг. (наместника кавказского Великого князя Михаила Николаевича Романова - М.Л.) - СПб., 1870.; Отчёт командующего войсками Кавказского военного округа по управлению округом с 1882 по 1890 год (A.M. Дондуков-Корсаков). // РГВИА. Ф. 400, оп.1, д.1395, л. 1-40.; Воронцов-Дашков И. И. Всеподданейший отчёт за восемь лет управления Кавказом. - СПб., 1913.; Письмо наместника кавказского И.И. Воронцова-Дашкова императору Николаю II (октябрь 1905 года.) // ГАРФ. Ф. 543, оп. 1, д. 455, л. 1-19 и др.

60 Дубровин Н.Ф. О народах Центрального и Северо-Западного Кавказа. Нальчик, 2002. С.14.

61 Процесс инкорпорации Кавказа в Российскую империю. Извлечения из Вестника Европы (1802-1918 гг.) Е С.9-11.

62 См.: Процесс инкорпорации Кавказа в Российскую империю. Извлечения из Вестника Европы (1802-1918 гг.) /Предисловие Э.А. Шеуджен; Собр., сост. автор введения. и научн. коммент. Р.А. Тлепцок. - М.,2010. Издание осуществлено при поддержке Министерства образования и науки Российской Федерации (фундаментальное исследование 1.1.03)

63 РГАКФД. № 619, сн. 32; РГАКФД. № 4-2503; РГАКФД. № 619, сн. 28; РГАКФД. № 2-111024 и др.

64 Шарданов Б. Забытый народ // Кубань. - Екатеринодар,1906. - №76; Его же. Черкесы. (Забываемый народ) // Кубань. -1906. -№117; Хатакокор Д.-Г. Положение черкесов в Турции // Мусульманин. - 1908. - С.3; Его же. Турция для турок // Там же. - 1908. - №2. - С.31 - 32; Его же. Мухаджиры // Там же. - 1910. - №2. Ц С.44-45; Его же. К положению мухаджиров // Там же. - 1910. - №15. - С.332Ц334; Ечерух М. Роль мусульманки в последних событиях // Мусульманин. - 1910. - №4. - С.100Ц107; Его же. Роль кавказских горцев в политической и общественной жизни Турции // Там же. - 1910. - №6. - С.113Ц117; Ахметуко Ю. О национальном чувстве // Там же. - 1910. Ц № 13. - С.286-288; Его же. Шариат и прогресс // Там же. - 1910. - №22. - С.326; Хаджимокр Х. Что мы делаем? // Там же. - 1910. - №1. - С.12Ц13; Его же. Несколько слов о прожитом годе // Там же. - 1910. - №2. - С.516Ц518; Кабардей П. Духовно-религиозные нужды мусульман Терской и Кубанской областей // Новая Русь. - СПб.,1910. - №109; Ахметуко Ю.К. О привлечении черкесов к воинской повинности // Там же. - 1911. - №4. - С.1Ц3; Хатакокор Д-Г. Мухаджирский вопрос // Там же. - 1911. - №2. - С.64Ц66; Сиюхов С. Большой юбилей и черкесы // Кубанский казачий листок. -Екатеринодар,1912. - 25 июля. - №198; Его же. Далой калым! // Мусльманская газета. - СПб.,1913. - 15 мая. - №18; Его же. Что дает горцам казна // Кубанский казачий листок. - Екатеринодар,1913. - 9 ноября. Ц №559; Цей И. Горе интеллигент // Архив АРИГИ. Ф.1. П.122. Д.9; Его же Что нужно //Архив АРИГИ. Ф.1. П.122. Д.39; Его же. В сумерках //Архив АРИГИ. Ф.1. П. 124. Д.42; Его же. Ржавчина //Архив АРИГИ. Ф.1. П.124. Д.41; Сиюхов С. Воскресение из мертвых //Сефербий Сиюхов - адыгский просветитель. - Майкоп, 1991. - С.120 - 124; Его же. На новый год //Там же. - С.101Ц103; Его же. Не меч, а мир // Там же. - С.71Ц74; Цей И. Пятидесятилетняя административная опека ( с Кубани)// Цей И.С. Избранные произведения. ЦМайкоп,2000. - С.631Ц633.

65 Воспитание у Черкесов //Вестник Европы. 1823.Ч. 130. № 10; О нынешнем состоянии земель Кавказских //Вестник Европы. 1826 г. Ч. 150. № 18; Адриан Бальби. О языках страны Кавказской// Вестник Европы.1828. Ч. 159. № 7; Добродеев И. Байрам Черкесский// Вестник Европы. 1828. Ч. 161. № 15 ; Белл Дж. Дневник пребывания в Черкесии в течение 1837, 1838 и 1839 гг.// Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XIX вв. (в дальнейшем АБКИЕА). Нальчик,1974; Броневский С. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. М.,1823.; Ковалевский Е.П. Очерки этнографии Кавказа. Статья I. // Вестник Европы. 1867. Т.3. 9/21 сентября. С.75-140; Пржецлавский П. Дагестан, его нравы и обычаи //Вестник Европы. 1867. № 3, том III, отд. 1.С.141-192; Ковалевский Е.П. Очерки этнографии Кавказа. (часть2)//Вестник Европы.1867. т.4. 9\21 декабря. С.1-29; Бларамберг И. Кавказская рукопись. Ставрополь,1992; Васильков В.В. Очерк быта темиргоевцев //Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Тифлис,1901. Вып.29.; Каменев Н. Бассейн Псекупса// Кубанские областные ведомости. 1867.№23.; Короленко П. Записки о Черкесах // Кубанский сборник. Екатеринодар,1908. Т.14.; Кудашев В. Исторические сведения о кабардинском народе/Репринтное воспроизведение изд.1913. Нальчик,1990; Лонгворт Дж. Год среди черкесов.//АБКИЕА. Нальчик,1974; Люлье Л. Черкесия, материалы для изучения истории черкесского народа. Краснодар,1927; Семенов Тян-Шанский В.П. О могущественном территориальном владении применительно к России. СПб., 1915; Шемгохов А. Очерк быта темиргоевцев // СМОМПК. - Тифлис,1901. - Вып.ХХIХ; Довлеет-Гирей С. Бжедугские памятники в местечке Горячий Ключ Кубанской области // Известия ОЛИКО. - Екатеринодар,1904. - Вып.4; Хаджимуков Т. Народы Западного Кавказа // Кавказский сборник. - Тифлис,1910. - Т.ХХХ. - С.1Ц50; Довлеет ЦГирей С. Жизнь черкесов-переселенцев в Турции // Известия ОЛИКО. - Екатеринодар,1912. - Вып.5; Сиюхов С. Этнографические наброски // Кубанский казачий листок. Ц1913. - №454; Шарданов Б. Черкесы и их прошлое // Кубанский край. - 1915. - №122,189,190,191; Цагов Н. Мусульманская история. Баксан,1336 (1918) (на каб. языке); Сиюхов С. Черкесы-Адыге // Известия ОЛИКО. - Краснодар,1922. - Вып.VII; Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов в XIIIЦXIX вв. Нальчик, 1974; Русские авторы XIX века о народах Центрального и Северо-Западного Кавказа. Нальчик, 2004.и др.

66 Погожев В.П. Кавказские очерки. СПб,1910.; Потто В.А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. СПб.,1888. Т.2.; Хаджимуков Т. Народы Западного Кавказа (по неизданным запискам природного бжедуха князя Хаджимукова //Кавказский сборник. Тифлис, 1910. Т.30. С.1-50; Кретович И. Дон, Кавказ и Крым (Из путевых воспоминаний) //Вестник Европы. 1868. Кн.4.1/13 апреля.С. 698-717; У подошвы Эльборуса. Из путешествия И. Иванюкова и М. Ковалевского. Очерк И. Иванюкова и М. Ковалевского// Вестник Европы. № 1. 1886. Иванюков И., Ковалевский М. В Сванетии. Из путешествия И. Иванюкова и М. Ковалевского//Вестник Европы. 1886.№ 8; Брандт Б. Из поездки в Баку // Вестник Европы. 1900. № 9. С.281-300; Белоконский И. П. На высотах Кавказа. Путевые заметки и наблюдения// Вестник Европы.1903. № 6 и др.и др.

67 Историческая наука. Вопросы методологии. М.,1986. С.153.

68 Гуревич А.Я. О кризисе современной исторической науки//Вопросы истории.1991.№3. С.27.

69 О постановке проблемы связи российской науки и империализма см.: Александров Д.А. Наука и империализм // Империи нового времени: Типология и эволюция (XV-XX вв.). Вторые Петербургские Кареевские чтения по новистике. СПб., 1999; Rich D. Imperialism, reform and strategy: Russian military statistics, 1840-1880 // Slavonic and East European rev. L., 1996. Vol. 74. № 4; Knight N. Science, Empire, and Nationality: Ethnography in the Russian Geographical Society, 1845-1855 // Imperial Russia. New Histories for the Empire. Bloomington & Indianapolis: Indiana Univ. Press, 1998; Есаков В.А. Очерки истории географии в России. XVIII - начало XX в. М., 1999 и др. Важную роль в формировании нового политического мировоззрения сыграли российские путешественники (многие являлись офицерами Генштаба), преследовавшие наряду с научными целями и чисто разведывательные (П.П. Семенов-Тян-Шанский, М.И. Венюков, А.И. Макшеев, Н.М. Пржевальский), а также теоретики-лвосточники (В.С. Соловьев, Э.Э. Ухтомский).

70 Бродель Ф. Что такое Франция? М., 1994. Кн. 1: Пространство и история. С. 274.

71 Ливен Д. Русская, имперская и советская идентичность // Европейский опыт и преподавание истории в постсоветской России. М., 1999. С. 299.

72 Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций. В 3-х кн. М., 1993. Кн. 3. С. 368.

73 Геттнер А. Европейская России. Антропогеографический этюд // Империя пространства: Хрестоматия по геополитике и геокультуре России/Сост. Д.Н.Замятин, А.Н. Замятин. М.,2003. С. 165.

74Геттнер А. Указ. соч. С. 170.

75 Куропаткин А.Н. Русско-японская война, 1904-1905: Итоги войны. СПб.: Полигон, 2002. C.42-57.

76 Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказская война (1817-1864). М., 1994. С.149.

77 Фадеев А.В. Россия и Кавказ в первой трети XIX века. М., 1960. C.34, 40.

78 Там же. С. 40-41.

79 Романовский Д.И. Кавказ и Кавказская война: Публичные лекции. М., 2004. С.29.

80 В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией: Хрестоматия. В 2 ч. Ч.1. М., 1994. С.48.

81 Соловьев С.Н. Чтения и рассказы по истории России. М.,1989. С. 186-187.

82 Покровский М.Н.Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. М., 1924. С.179.

83 Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказская война (1817-1864) Е С. 149.

84 Rieber A. The Politics of Autocracy. Letters of Alexanders II to Prince A. D. Bariatinski. 1857Ц1864. Mouton, 1966. P. 97.

85 Положение об окружном суде // Терский календарь на 1895 год. Владикавказ, 1894.Вып. 4; Памятная книжка Кубанской области на 1874 год. Екатеринодар, 1873.

86 Гершельман Ф. К. Причины неурядиц на Кавказе. СПб., 1908. С.63.

87 Кавказские епархиальные ведомости. 1874. № 13. С.428 - 433.

88 Тойнби А.Дж. Постижение истории. М., 1991. С.552.

89 Шеуджен Э.А. Адыги (Черкесы) в пространстве исторической памяти. Москва-Майкоп,2010. С.129.

90 РГИА.Ф.1268. Оп.10. Д.77. Л.6-7.

91 Крестьянство Северного Кавказа и Дона в период капитализма. Ростов н/Д, 1990. С.21.

92 См.: Рожкова М.К, Экономическая политика царского правительства на Среднем Востоке во второй четверти XIXв. и русская буржуазия. М.-Л.,1949; Фадеев А.В. Россия и Кавказ в первой трети XIX в. М., 1960 и др.

93 См.: Джимов Б.М. Развитие капитализма в Кубано-Черноморье и его влияние на экономику местного населения во второй половине XIX -начале XX вв.// Информационно-аналитический вестник АРИГИ.2000. С.60.

94 См.: Очерки истории Кубани с древнейших времен по 1920г. Краснодар,1996. С.337.

95 Шацкий П.А. Сельское хозяйство Предкавказья в 1861-1905 гг.(Историческое исследование ) // Некоторые вопросы социально-экономического развития юго-восточной России. Ставрополь,1970. С.26.

96 Например, из 727 предприятий на Кубани, переработкой сельскохозяйственной продукции в 1873 г. занимались 589 предприятий (84%). См.: Кавказский календарь на 1875 г. Тифлис,1874. С.215-217.

97 См.: ГАКК. Ф.454. Оп.2.Д.48.Л.40.; Д.96.Л.39.

98 См.: ГАКК. Ф.454. Оп.2. Д.747. Л.7-47.

99 См.: Крестьянство Северного Кавказа и Дона в период капитализма. Ростов н/Д, 1990. С.61-62.

100 См.: История народов Северного Кавказа. Т.2.С.301-304.

101 См.: История народов Северного Кавказа. М.,1988.Т.2.С.302-303.

102 См.: Сафербий Сиюхов - адыгский просветитель. Майкоп, 1991.С.163.

103 См.: Крестьянство Северного Кавказа и Дона в период капитализма. Ростов н/Д, 1990.С.64.

104 См.: ГАКК. Ф.799. Оп.1.Д.12. Л.2-3.

105 См.: Погожев В.П. Кавказские очерки. СПб., 1910. С.250-251.

106 ПСЗРИ. Собр. 2-е. Т.37. № 38256.

107 Сборник сведений о кавказских горцах. Вып.1. Тифлис, 1868. С.3 - 14.

108 См.: Зайончковский П.А. Отмена крепостного права в России. М., 1960.С.48-52.

109 См.: Там же.

110 См.: История народов Северного Кавказа. М., 1988. Т.2. С.12.

111 См.: Кубанский календарь на 1900. Екатеринодар, 1899. Т.6. С.39.

112 Так еще в 1860 г. из трех горных селений в верховьях Ассы и Фортанги (Мужичи, Алкун и Датых) карабулаков и ингушей выселяют в селения Сагопч и Кескем, заложенных на землях, приобретенных казной у кн. Бековича-Черкасского. Вместо горских селений на картах появились новые станицы - Галашевская, Алкунская и Датыхская. Вход в Ассинское ущелье прочно закрыли две станицы, возникшие в 1861 г. - Нестеровская (рядом с карабулакским аулом Гажир-юрт, временно оставленном на своем месте) и Фельдмаршальская (на месте аула Алхасте). См.: РГВИА. Ф. 38. Оп. 7. Д. 371. Л. 32, 51; Там же. Оп. 15. Д. 201. Л. 8.

Авторефераты по всем темам >> Авторефераты по разное

Blog

Специальность 07.00.02 - Отечественная история