ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ СТАНОВЛЕНИЯ СОЦИАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ Специальность: 08.00.05 - Экономика и управление народным хозяйством специализация: Теория управления экономическими системами АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора экономических наук Москва 2009

Авторефераты по всем темам >> Авторефераты по экономике

На правах рукописи

Александрова Ольга Аркадьевна

ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ

СТАНОВЛЕНИЯ СОЦИАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА

В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

Специальность: 08.00.05 - Экономика и управление народным хозяйством

специализация: Теория управления экономическими системами

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора экономических наук

Москва

2009

Работа выполнена в Учреждении Российской академии наук Институте социально-экономических проблем народонаселения РАН

Научный консультант Ц доктор экономических наук, профессор

Авраамова Елена Михайловна

Официальные оппоненты:

доктор экономических наук, профессор Дзарасов Солтан Сафарбиевич

доктор экономических наук, профессор Жеребин Всеволод Михайлович

доктор исторических наук Хорос Владимир Георгиевич

Ведущая организация: Академия труда и социальных отношений

Защита состоится 8 декабря 2009 года в 13 часов на заседании Диссертационного совета Д 002.091.01 в Учреждении Российской академии наук Институте социально-экономических проблем народонаселения РАН по адресу:

117218, Москва, Нахимовский проспект, д.32.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Учреждения Российской академии наук Институт социально-экономических проблем народонаселения РАН.

Автореферат разослан л _________2009 года

Ученый секретарь

Диссертационного совета,

кандидат экономических наук Е.В.Жилинский

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы диссертации. Конституция РФ (ст.7) провозглашает Россию социальным государством, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека.... Однако оценка социально-экономической ситуации позволяет ставить вопрос о соответствии реалий положениям конституционной нормы.

Разумеется, ответ зависит от выбора системы координат, с которой требуется соотноситься. Страны, поставившие себе цели модернизации, обычно ориентируются на социально-экономические достижения мирового уровня, то есть ориентиром являются развитые страны Запада, которым удалось построить эффективные модели социального государства. В то же время межстрановые сопоставления свидетельствуют о том, что российская реальность далека от того, что есть современное социальное государство.

Нужно учитывать и то, что Россия движется из строя, при всех своих недостатках, тем не менее, обеспечивавшего определенную социальную защищенность, доступность образования и связанную с ним социальную мобильность. Таким образом, есть и нижняя планка: по прошествии двух десятков лет реформ естественно ожидать большего социального прогресса.

Появление нормы, декларирующей социальный характер государства, в конституции России объяснимо. Во-первых, сегодня подобные положения прямо или косвенно зафиксированы в конституциях многих стран, и подобная формальная запись являлась данью требованиям времени со стороны России, декларировавшей свое намерение влиться в семью цивилизованных народов. Во-вторых, вынесенная на референдум после событий осени 1993 года Конституция не могла не содержать положений, привлекательных для населения, переживающего шок радикальных реформ. В качестве желанной альтернативы социализму образца 1980-х годов естественно было противопоставлять не дикий капитализм, а такое общество, в котором была бы раскрепощена личная инициатива, позволяющая достигать высокого материального и социального статуса, и при этом гарантировалось бы качественное соцобеспечение и высокая степень социальной защищенности. Ожидания таких перемен и сформировали в конце 1980-х годов широкую общественную поддержку идее реформ. В качестве искомого идеала выступала, прежде всего, шведская модель, которая, будучи самой упоминаемой в СМИ, стала и самой привлекательной в массовом сознании моделью развития.

Однако с началом радикальных реформ интерес к скандинавскому опыту у новой российской власти отпал. Сыгравшая важную роль в пропагандистской подготовке коренных преобразований, шведская модель оказалась практически исключенной из круга обсуждаемых направлений развития российского общества как, во-первых, неактуальная, и, во-вторых, дискредитированная. Неактуальность обосновывалась тяжелым положением российской экономики. Утверждалось, будто бы на Западе сама идея социального государства возникла, была воспринята обществом и принята на вооружение государством потому и тогда, когда достигнутый уровень экономического развития позволил такую роскошь, как возможность задуматься над формированием масштабной системы соцобеспечения (включая экстенсивное развитие образования и здравоохранения) и приступить к их реализации. Из этого следовало, что в условиях спада курс российской власти на свертывание социальной сферы - естественный и единственно возможный, и разговор о модели, предусматривающей широкое участие государства, должен быть отложен до лучших времен. Что же касается дискредитированности шведского и подобного пути, то утверждалось, будто бы реальный опыт стран, реализующих такую или близкие модели социального государства, уже продемонстрировал свою экономическую неэффективность, в силу чего и его идеология, и практика повсеместно подвергаются серьезной критике и решительному пересмотру. Соответственно, объявлялось рациональным и логичным стремление и российского государства сбросить со своих плеч препятствующее экономическому росту социальное бремя.

При этом иная информация - о том, что первое из утверждений не соответствует действительности, а второе не подкрепляется однозначными доказательствами, не доводилась. Совокупность действовавших в начале 1990-х гг. факторов, включая и специфику освещения этих вопросов, способствовала формированию в России нынешней модели социального устройства, и этот, сделанный в момент важной исторической развилки, выбор в силу логики институциональных изменений имеет свои долгосрочные последствия.

Результатами избранной в 1990-х годах социально-экономической политики стали резкое снижение уровня жизни большинства населения; существенная деградация отраслей социальной сферы; нарастание социальной поляризации и межрегиональной дифференциации и, в конечном итоге, ухудшение человеческого потенциала, определяющего долгосрочные перспективы развития страны.

Однако, и в 2000-е годы, когда у государства появились значительные финансовые ресурсы и наблюдался экономический рост, уровень социальной защищенности населения, поддержки со стороны государства сфер, в которых формируется человеческий потенциал, не стал выше. Напротив - все большее социальное бремя переносилось на плечи граждан. В результате и на фоне роста социальная структура российского общества так и не приблизилась к западным образцам, а межрегиональная и субрегиональная дифференциация усилилась. Таким образом, можно говорить о наличии глубинных причин, не позволяющих российскому государству превратиться в действительно социальное государство.

Усугубление социальных контрастов на фоне баснословных нефтяных цен вызвало дискуссию о качестве сложившейся социальной реальности и напомнило о конституционной норме, провозглашающей Россию социальным государством. При этом обнаружилась живучесть заблуждений, касающихся того, в каких условиях страны Запада приступали к строительству социального государства; как соотносятся социальные расходы и экономический рост, является ли последний достаточным условием для преодоления социальной поляризации; как скоро приметы социального государства могут стать зримыми и т.д.

Начавшийся осенью 2008 года мировой экономический кризис способен весьма серьезно сказаться на социально-экономическом положении России - в силу особенностей предшествующего кризису развития. Уже наблюдаются рост безработицы, падение производства, привлечение внешних займов для покрытия бюджетного дефицита - и все это в условиях и без того низкого уровня жизни большинства россиян и плачевного состояния систем жизнеобеспечения населения. Все это уже на новом витке - с изменившимися ресурсами и представлениями - возвращает общество и властные институты к вопросу о выборе адекватной модели социально-экономического развития и возможностях ее реализации.

Цель исследования Ц анализ складывающейся в России институциональной матрицы на предмет выявления факторов, в силу которых социальное государство в том смысле, в каком оно понимается и реализуется в развитых странах, остается скорее абстракцией, и на этой основе выявление и оценка предпосылок для становления в России полноценного социального государства.

Для достижения поставленной цели требуется решить следующие задачи:

- раскрыть сущность социального государства, как сложной социально-экономической конструкции, имеющей свой теоретико-методологический фундамент, особую социально-политическую и морально-этическую логику;

- исследовать контекст, сопутствовавший процессу зарождения социальных государств, и факторы, оказавшие на него наибольшее влияние;

- проанализировать экономическую основу социального государства, в том числе: а) показать диалектическую связь экономического роста и социального развития, б) прояснить основания выбора системы налогообложения; в) выявить институциональные основы функционирования механизма, обеспечивающего солидарное и добросовестное поведение граждан в налоговой сфере;

- исследовать особенности функционирования двух базовых моделей социального государства - селективной и универсальной, основания и долгосрочные последствия выбора той или иной модели;

- проанализировать реакцию различных стран на кризисы социального государства и прояснить факторы, обусловливающие доминирующую реакцию;

- показать неоднозначность влияния процессов глобализации на функционирование состоявшихся и потенциальных социальных государств;

- выявить специфику каждой из составляющих сформировавшейся в России институциональной матрицы (социально-экономической, социально-политической и социокультурной) и обусловившие ее факторы, показать значение выявленной специфики для перспектив становления полноценного социального государства;

- проанализировать на основе исследований, касающихся социальной стратификации, доступности образования и трудовой мобильности выпускников вузов, влияние институционального контекста и обусловленной им специфики реализации государством социальных функций на перспективы становления в России экономики знаний и формирования массового среднего класса.

Объект исследования - социальное государство, как комплекс социально-экономических, социально-политических и социокультурных институтов, совокупное действие которых обеспечивает высокий уровень и качество жизни населения и долгосрочные перспективы развития страны.

Предмет исследования Ц предпосылки, условия и процесс становления социального государства в современной России.

Степень разработанности проблемы. В отечественном и, особенно, зарубежном обществоведении представлен широкий круг работ, связанных как с идейно-теоретическим фундаментом и институциональным анализом социального государства, так и с критическим разбором его практической реализации.

Исходные теоретико-методологические подходы к исследованию факторов, формирующих общественное богатство, определяющих специфику распределительных отношений, детерминирующих поведение социальных групп, политических акторов и хозяйствующих субъектов заложены в трудах классиков экономической и социологической теории А.Смита, Дж.С.Милля, К.Маркса, Дж.М.Кейнса, М.Вебера, А.деТоквиля и др.

Методологические основы самого социального государства и его моделей сформулированы в трудах представителей германской ордо-либеральной теории порядка В. Ойкена и др., унаследовавшей традиции немецкой экономической школы с ее интересом к социальным основам капиталистической экономики; работах Г.Мюрдаля, чья идея сознательного социального контроля над экономикой, характерная для всего институционально-социологического направления, была перенесена не только на национальный, но и на международный уровень; В.Бевериджа, чей план организации системы соцобеспечения основывался на методологических наработках пионеров исследований неравенства доходов Ч.Бута, Дж.Роунтри, Б.иС.Веббов., современных авторов Р.Дарендорфа, Г.Эспин-Андерсена, Дж.Тейлора-Губи, Б.Ротштейна и др. В российском обществоведении к этой тематике обращаются Н.Гриценко, С.Калашников и др.

В части изучения институциональных и социокультурных факторов социально-экономического развития следует отметить работы Ф.Хайека, Д.Норта, К.Поланьи, П.Бергера, Т.Лукмана, Б.Ротштейна, Р.Будона, Р.Патнэма, Ф.Фукуямы, а также А.Аузана, А.Ахиезера, Г.Дилигенского, А.Панарина, В.Тамбовцева, В.Федотовой и др. Что касается исследований, связанных с изучением и осмыслением проблем трансформации российского общества: социально-экономической адаптации, формирования новой социальной структуры, оценки неравенства и бедности, качества экономического роста, формулирования подходов к разработке эффективной социальной политики, то здесь следует отметить работы Е.Авраамовой, Е.Гонтмахера, С.Дзарасова, В.Жеребина, Л.Овчаровой, Н.Римашевской, И.Соболевой, Н.Тихоновой, А.Шевякова, О.Шкаратана, Л.Якобсона и др.

Следует заметить, что в силу переходности процессов, связанных с социально-экономическим переустройством российского общества, нерешенности многих вопросов принципиального характера как в теоретико-методологическом плане, так и в практической плоскости, тема перспективы становления социального государства, поставлена ли она непосредственно либо затрагивается опосредованно в рамках обсуждения самого широкого круга вопросов, неизменно вызывает серьезное столкновение мнений, примером чего может служить недавняя дискуссия авторитетных российских экспертов о коридорах возможностей для эффективной социальной политики1.

Теоретико-методологическую базу исследования составляют труды классиков экономической теории, работы отечественных и зарубежных авторов, касающиеся институциональных аспектов модернизации, экономического роста, благосостояния, социальной политики.

Основным методом работы является качественный анализ в сочетании с конкретным экономико-статистическим и социологическим исследованием. Использован также метод межстрановых сопоставлений, позволяющий выявить и объяснить общее и специфическое в становлении и функционировании социальных государств, реакции на кризисы и глобальные вызовы.

Информационная база исследования включает официальную статистику и информационные материалы Росстата, зарубежных статистических агентств, международных организаций (ОЭСР, Всемирный банк, ПРООН, Всемирный экономический форум и т.п.), российских исследовательских центров (ВЦИОМ, ФОМ, Левада-центр и т.п.), а также нормативные документы и аналитические материалы, касающиеся бюджетно-налоговой сферы, социального обеспечения, реформы образования, промышленной политики.

Важную часть эмпирической базы составляют материалы исследований, касающихся социально-экономической адаптации населения, системы образования, рынка труда, социальной структуры, регионального развития, проведенных в Институте социально-экономических проблем народонаселения РАН при непосредственном участии автора, в том числе:

- мониторинг адаптации населения, проект Адаптация населения к изменяющимся социально-экономическим условиям (1996-2007гг.);

- опрос студентов старших курсов, проект Доступность высшего образования и перспективы позитивной социальной динамики (2003 год);

- опрос выпускников вузов, проект Поведение молодых образованных россиян на современном рынке труда (2005 год);

- опрос руководителей предприятий, ассоциаций работодателей и органов управления образованием, проект Перспективы частно-государственного партнерства в сфере образования (2008 год);

- опрос руководства органов местного самоуправления, предприятий и населения, проект Контуры социальной политики в условиях субрегиональной дифференциации и реформы местного самоуправления (2006-07 гг.);

- контент-анализ материалов прессы за период с 1989 по 2000 год и опрос читательской аудитории, проект Социально-экономические интересы и ориентации формирующегося среднего класса (2001 год);

Научная новизна исследования состоит в следующем:

1) Доказана необходимость использования концептуального подхода, рассматривающего социальное государство, как субъекта, оказывающего активное и многообразное влияние на уровень жизни и возможности самореализации граждан путем активного вмешательства во все сферы, воздействующие на благосостояние населения: потребление, перераспределение доходов, региональное развитие, промышленную политику, политику в сфере сбережений и инвестиций;

2) Показано, что направленность и масштаб государственного участия, необходимого для становления социального государства, возможны в обществе, где в рамках капиталистической системы достигнут фундаментальный социальный компромисс, в основе которого лежит готовность труда и капитала искать и находить баланс взаимных интересов, который в современной России пока не достигнут.

3) На основе историко-экономического анализа продемонстрировано, что решительный пересмотр западными странами прежних принципов социально-экономического устройства и начало строительства социального государства происходили в условиях экономического и социального неблагополучия и рассматривались как единственный способ преодоления пагубных для страны дисфункций. Показано, что последовательное признание приоритета общественного блага и выстраивание продуктивных перераспределительных отношений способно в относительно короткие сроки дать позитивный социально-экономический эффект и при неблагоприятных стартовых условиях.

4) На основе экономического анализа и данных международной статистики показана диалектическая взаимосвязь экономического роста и социального развития. Доказано, что существенное снижение социальных расходов в постсоветской России препятствовало запуску мультипликативных механизмов, обеспечивающих не только собственно экономический рост, но и его качество, связанное с развитием наукоемких секторов экономики и, тем самым, снижающее зависимость российской экономики и социальной сферы от слабо контролируемых факторов, таких как конъюнктура мировых цен на энергоресурсы.

5) Исследованы особенности функционирования двух базовых моделей социального государства - селективной и универсальной, изучены факторы, обуславливающие выбор той или иной модели, а также прослежены долгосрочные последствия осуществленного выбора. Показано, что в силу наличия положительной обратной связи, усиливающей факторы, обусловившие изначальный выбор модели, возникает причинно-следственная связь, приводящая к воспроизводству однажды выбранной модели и делающая переход из селективной модели в более универсальную проблематичным.

6) Соотнесение реальных социальных вложений российского крупного бизнеса и преференций, полученных им от государства, свидетельствует об его недостаточной социальной ответственности. Показано, что повышающими ее факторами могут быть, с одной стороны, внешние стимулы, подобные тем, что в 1930-е годы стали действенным средством от социального эгоизма у западной политико-экономической элиты, а с другой - наличие у населения такой степени самосознания и самоорганизации, которая позволяет воздействовать на государство, а через него - на бизнес с принуждением его действовать не узкокорыстно, а в соответствии с интересами большинства граждан.

На защиту выносятся следующие положения:

1) Раскрыта сущность социального государства, как сложной социально-экономической конструкции, имеющей особую социально-политическую и морально-этическую логику и предполагающей диалектическую связь между экономическим и социальным развитием.

2) Показано, что во всех современных социальных государствах, к какой бы модели они ни принадлежали, используется известная триада сглаживания социальной дифференциации (налогообложение доходов, собственности и наследования по прогрессивной шкале). На основе экономического анализа и международной статистики показана необоснованность исключения системы прогрессивного налогообложения из российской практики под предлогом ее негативного влияния на экономический рост.

3) На основе анализа социально-экономической политики (бюджетно-налоговой, кредитно-финансовой, антимонопольной, промышленной) показано, что реального поворота в сторону социального государства как субъекта, принимающего на себя финансирование значительной доли социальных расходов и создающего условия для эффективной и приемлемо оплачиваемой занятости населения в научно-производственных отраслях пока не происходит.

4) Выявлены институциональные основы эффективного функционирования механизма, обеспечивающего солидарное и добросовестное поведение граждан в налоговой сфере. Доказано, что вопрос формирования прочной экономической основы социального государства тесно связан с его социально-политической конструкцией - с тем, насколько она позволяет гражданам участвовать в определении социально-экономической политики и обеспечивает действенный демократический контроль, призванный гарантировать достаточную добросовестность власти при распоряжении общими ресурсами.

5) Показано, что в силу влияния на институты постсоветской России траектории предшествующего развития (конвертации власти в собственность при изначальной идейно-организационной слабости общества) линституциональный остаток неизменно складывается в пользу поощрения деятельности по перераспределению материальных благ, а не их производству, формирования монополий, а не конкурентной среды. По этой причине так и не реализовался продекларированный в начале реформ макроэкономический сценарий, согласно которому политико-экономическая концентрация в первоначальный период реформ должна была привести к росту доходов населения за счет стимулирования производства потребительским поведением формирующегося среднего класса.

6) Сложившаяся в современной России институциональная среда, имманентная лавантюристическому (по Веберу) капитализму, генерирует и расширяет заинтересованные в ее сохранении и упрочении группы и институты, что становится препятствием для создания институциональных условий, включая правовое государство, реальную парламентскую демократию и т.д., требующихся для становления производительного капитализма и социального государства.

7) Показано, что реформа высшей школы, будучи наложена на низкую платежеспособность значительной части населения и недофинансирование системы образования без внедрения инструментов, повышающих доступность качественного образования для представителей малообеспеченных слоев, породила ряд перверсивных эффектов: снижение качества образования, повышение барьеров его доступности и, в конечном итоге, - неравенство жизненных шансов. В силу этого Россия движется в направлении, обратном от решения стоящей перед ней задачи удержания от скатывания на периферию мирового развития и перехода на позиции одного из лидеров наукоемкого производства. Все это дополнительно проблематизирует возможность создания устойчивой экономической основы социального государства.

8) Изучение поведения выпускников вузов на сложившемся рынке труда указывает на массовое перепрофилирование дипломированных специалистов, получивших образование в области точных и естественных наук. Анализ институционального контекста позволяет выстроить цепочку факторов, ведущую к серьезному недоиспользованию кадрового потенциала, и, в конечном итоге, к консервации неэффективной экономики, не способной обеспечивать устойчивый поток поступлений в бюджет с соответствующими последствиями для становления социального государства. Главным звеном является отсутствие действенных стимулов к востребующей высококвалифицированный труд инновационной деятельности, и, напротив, наличие препятствий в виде дискриминирующих высокотехнологичные отрасли ценовых диспропорций, нестабильности прав собственности, широкого применения внеэкономических способов получения конкурентных преимуществ.

Практическая значимость исследования состоит в возможности использования его результатов при разработке и обосновании приоритетных направлений социально-экономической политики. Предложенные автором методологические принципы и подходы могут найти применение при разработке нормативных документов и программ, касающихся бюджетно-налоговой сферы, социального обеспечения, системы образования, промышленной политики.

Материалы исследования использовались в аналитических докладах, подготовленных для Министерства образования и науки РФ, Совета Федерации Федерального собрания РФ, Департамента образования Правительства Москвы, Отделения Общественных наук РАН.

Результаты и материалы исследования могут быть использованы для подготовки учебных пособий и преподавания дисциплин, связанных с основами социальной политики, экономикой общественного сектора и т.п. В настоящее время они используются в курсе Экономика социальной сферы в Московской школе экономики МГУ им.М.В.Ломоносова.

Апробация результатов исследования. Основные результаты и выводы исследования были представлены в докладах и выступлениях на российских и международных научных и научно-практических конференциях и семинарах, в том числе организованных научно-исследовательскими институтами РАН, МГУ им.М.В.Ломоносова, Советом Федерации Федерального Собрания РФ, ПРООН и др. (всего - 37 научных конференций и семинаров), среди них:

- Научная конференция Россия в системе глобальных отношений (Москва, 2003 г.);

- Научная конференция Социальные реформы в современной России: роль гражданского общества (Москва, 2005 г.);

- VIII Международная научная конференция Человеческий потенциал модернизации России. Стратегия опережающего развития - 2006 (Москва, 2006 г.);

- Научная конференция Социальная справедливость и экономическая эффективность: российский и европейский опыт (Москва, 2006 г.);

- XIV Кондратьевские чтения Инновационное обновление социального сектора России: перспективы и последствия Москва, 2006 г.)

- Всероссийская научно-практическая конференция Россия: приоритетные национальные проекты - инновации - молодежь (Москва, 2006 г.);

- VII Международная научная конференция Россия: приоритетные национальные проекты и программы развития (Москва, 2006 г.);

- Международная научно-практическая конференция Развитие систем высшего образования в обществе знания: тенденции, перспективы, прогнозы (Москва, 2006 г.);

- Научная конференция Социальная политика: вызовы ХХI века (Москва, 2007 г.);

- Расширенное заседание Научно-экспертного совета при
Председателе Совета Федерации ФС РФ на тему Россия как социальное государство: конституционная модель и реальность (Москва, 2007 год);

- Всероссийская научно-практическая конференция Стратегическое управление социально-экономическими системами (Н-Новгород, 2007 г.);

- Научная конференция Социальная функция государства в экономике ХХI века (Москва, 2007 г.);

- Научно-практическая конференция Прогнозирование развития системы высшего профессионального образования в среднесрочной перспективе и разработка организационно-экономического механизма устойчивого развития вузов (Москва, 2007 г.);

- Всероссийская научная конференция Проблемы государственной политики регионального развития России (Москва, 2008 г.);

- Всероссийская научная конференция Россия: путь к социальному государству (Москва, 2008 г.);

- XVI Кондратьевские чтения Человеческий капитал: мировые тенденции и российская специфика (Москва, 2008 г.);

- Международная научная конференции Инновационное развитие экономики России: национальные задачи и мировые тенденции (Москва, 2008 г.);

- Вторая международная научная конференция Инновационное развитие экономики России: ресурсное обеспечение (Москва, 2009 г.);

- Пятая Всероссийская научно-практическая конференция Научное, экспертно-аналитическое и информационное обеспечение национального стратегического проектирования, инновационного и технологического развития России (Москва, 2009 г.);

- Всероссийская научная конференция Стратегии России в историческом и мировом пространствах (Москва, 2009 г.)

Исследования диссертанта получали поддержку российских и зарубежных научных фондов.

Основные положения диссертации отражены в 60 публикациях автора общим объемом 48 п.л., включающих одну монографию, главы в коллективных монографиях, тезисы докладов и статьи, в том числе 12 статей, опубликованных в изданиях, рекомендованных ВАК РФ.

Структура диссертации. Диссертационная работа объемом 318 страниц состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографического списка, насчитывающего 257 наименований, 2 приложений. Текст диссертации содержит 34 таблицы, 7 рисунков и схем.

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В первой главе Теоретико-методологические основы исследования социального государства социальное государство рассматривается как сложная социально-экономическая конструкция, имеющая свой теоретико-методологический фундамент, особую социально-политическую и морально-этическую логику.

Автором проанализированы социальные реалии предкризисной России и основные подходы к решению социальных проблем, обнаруживаемые в научном дискурсе. Если в отношении необходимости создания эффективной институциональной системы, обеспечивающей преодоление социальных дисфункций, в российском научном сообществе наличествует консенсус, то масштаб, направленность и даже сама возможность ее коренного совершенствования - предмет острых дискуссий между, условно говоря, позитивистами, акцентирующими внимание на наличии обусловленного сложившейся институциональной матрицей коридора возможностей, и нормативистами, указывающими на объективную необходимость качественных изменений в политике государства ввиду заведомой обреченности инерционной, реактивной политики. При этом необходимо отметить, что и у авторов, настаивающих на отношении к социальной политике как к фактору развития, можно встретить суждения, говорящие о том, что социальные расходы воспринимаются как, хотя и необходимое, создающее человеческий потенциал, но все же бремя для экономики, то есть, не учитывается то позитивное влияние, которое бюджетные расходы социального назначения могут оказывать на производительный сектор при продуманной организации социальной сферы.

Анализ институциональных предпосылок становления социального государства проводится автором с опорой на концепцию, предложенную Эспин-Андерсеном в развитие теории фискального кризиса государства2 и ставящую социальные расходы в контекст государственной политики в целом. Такой подход позволяет отойти от узкого, изолированного рассмотрения отдельных мер социальной политики и увидеть в государстве субъекта, влияющего на уровень жизни и возможности самореализации граждан через активное и многообразное вмешательство во все сферы, воздействующие на благосостояние населения, а именно, в сферу потребления, перераспределение доходов, региональное развитие, промышленную и кредитно-финансовую политику. Направленность и масштаб подобного государственного вмешательства возможны при условии достижения в рамках капиталистической системы фундаментального социального компромисса.

В работе прослеживается приведшая к достижению подобного компромисса эволюция общественного сознания, в том числе проанализирован историко-культурный контекст, в котором шло осознание западным обществом причин социального несовершенства и выработка решений для его минимизации и преодоления. Особое внимание уделено состоянию национальной экономики в момент, когда западные страны принимались за решительное социальное переустройство, а также срокам, в которые при объективно неблагоприятных стартовых условиях социальные достижения становились зримыми. В этой связи детально исследован, с одной стороны, опыт Швеции и послевоенной Германии, информация о чьих социальных достижениях сыграла важную мобилизующую роль на переломном этапе новейшей российской истории, а с другой - опыт Великобритании и США, где в конце ХХ века реализовывались воспринятые российскими реформаторами идеи неолиберализма.

Анализ исторического и социально-экономического контекста в изученных странах говорит о том, что экономические условия в момент начала строительства социального государства отнюдь не были благоприятными. Напротив, решительный пересмотр принципов социально-экономического устройства рассматривался как способ преодоления пагубных для страны дисфункций, как основа для поступательного движения к социальному и экономическому благополучию. И настойчивое следование общества и власти принципиально новым установкам довольно скоро приносило вполне очевидные плоды.

Определяющую роль в решительном социальном повороте играло не наличие лизлишних ресурсов, а наличие факторов, вынуждающих финансово-промышленный капитал идти на существенный социальный компромисс. Таким фактором в 30-е - 40-е годы ХХ века - период, когда обществом усваивались идеи и закладывались институциональные основы социального государства, был страх собственников крупных состояний перед советским коммунизмом и германским фашизмом на фоне набиравших силу в их странах социальных движений.

Под давлением внешних и внутренних факторов складывалась политическая система, обеспечивающая реальное представительство основных групп интересов на уровне принятия решений, касающихся фундаментальных вопросов социальной организации и их институционализации. Расширение избирательных прав и возможность полноценной реализации политических свобод позволили политическим силам, представляющим наемный труд и мелких собственников, бороться за власть и, обретая ее, осуществлять свои программные цели. Возможность реальной смены власти стала фактором, вынуждающим очередную правящую элиту учитывать настроения более широких масс, а не только делегировавших ее групп интересов. Все это, будучи в совокупности механизмом демократического контроля, обеспечивало, во-первых, достаточную добросовестность власти при распоряжении общественными ресурсами, и, во-вторых, следование властных элит общенациональным интересам.

Во второй главе Экономический фундамент социального государства проанализирована экономическая основа социального государства, в том числе, показана диалектическая связь экономического роста и социального развития; прояснены основания выбора системы налогообложения; выявлены институциональные основы функционирования механизма, обеспечивающего солидарное и добросовестное поведение граждан в налоговой сфере.

Экономической основой социального государства является масштабное перераспределение доходов с одновременным стимулированием экономического роста. Осознание глубинной связи между социальной справедливостью (как равенством возможностей) и экономической эффективностью привело к выработке и использованию развитыми государствами арсенала средств, минимизирующих влияние наследуемых ресурсов на доступ к образованию и возможность полноценного обучения (преобладание государственного финансирования на всех ступенях образования, льготное кредитование на образовательные цели, стипендиальная и иная поддержка малообеспеченных студентов и т.д.). Одновременно государство создает условия для экономического развития, востребующего квалифицированный труд: с помощью бюджетных ассигнований, кредитно-финансовых, антимонопольных и иных инструментов поддерживает адекватную вызовам современности отраслевую структуру и конкурентную хозяйственную среду и выступает в отношениях с внешним миром солидарной, национально ориентированной силой, защищающей свои науку, образование, передовое производство.

Имея в качестве основного источника доходов налоги, социальное государство, стремясь поощрять инвестиции, перекладывает бремя финансирования государственных расходов с производителей и инвесторов на индивидов и домохозяйства, используя как прямое, так и косвенное налогообложение. Наиболее важными из прямых налогов являются подоходный налог, налоги на собственность, наследование и дарение. Социальный характер перераспределению придает не только направление значительной части бюджетных средств на социальные нужды, но и использование прогрессивной шкалы, а также полное или частичное освобождение от налогов малоимущих граждан. Чаще всего используется сложная прогрессия с резким возрастанием ставки налога на части дохода, значительно превышающие средние, что позволяет сдвигать налоговое бремя на наиболее высокодоходные группы.

Актуальность темы для современной России потребовала анализа аргументов сторонников и противников прогрессивной шкалы подоходного налогообложения. Современная либеральная критика налоговой прогрессии выстраивается по нескольким направлениям. Во-первых, утверждается, что прогрессивное налогообложение неэффективно, т.к. резко усиливает мотив уклонения. Контраргументами здесь служат как примеры стран с высокими налогами и прогрессией, где масштаб уклонения от налогов не выше, чем в странах с менее высокими налогами, так и данные, касающиеся мотивов уклонения, из которых следует, что большинство готово добросовестно платить налоги при условии, что остальные будут действовать аналогично, причем, неверие в солидарность - гораздо более сильный фактор уклонения, нежели представление о своей неуловимости. Другим важным фактором законопослушности является поддержка гражданами финансируемой за счет налогов деятельности государства и уверенность в том, что и государство выполнит свои обязательства.

Во-вторых, утверждается, что прогрессивная система мешает не столько богатым, сколько стремящимся к богатству, иначе говоря, сковывает экономическую инициативу. Здесь контраргументом служат статистические данные, указывающие на то, что экономика Швеции с ее высокими налогами успешно конкурирует с гораздо более либеральными версиями европейских социальных государств. Более того, высказанные одновременно, эти два аргумента противников прогрессивной шкалы входят в противоречие друг с другом: действительно, либо прогрессия способствует уклонению от налогов и тем самым увеличивает экономическую активность, либо препятствует и ведет к стагнации, что не подтверждается шведской экономикой. На самом деле налоговая прогрессия способствует экономическому росту в силу присущего такой системе двойного эффекта. Снижение/отмена подоходного налога для малообеспеченных граждан стимулирует платежеспособный спрос на массовые товары и услуги. В то же время повышенный налог на высокие доходы совместно с налогом на роскошь содействует сокращению масштабов немедленного потребления, причем эксклюзивных товаров, и тем самым - перенаправлению средств в сферу производства, что дополнительно стимулируется льготным налогообложением научно-производственной сферы. Таким образом, происходит одновременно и создание массового платежеспособного спроса, и стимулирование инвестиций. Кроме того, цель прогрессии не только в увеличении налоговых поступлений, но и в перераспределении, выравнивающем уровень жизни различных слоев населения до приемлемой степени социальной дифференциации.

Что касается факторов, призванных создавать у граждан представление о целесообразности и рациональности добросовестного поведения в налоговой сфере, то, поскольку речь здесь идет о доверии гражданина к согражданам и государству, искать их следует в социально-политической плоскости.

Риск попадания общества в т.н. социальную ловушку возникает, если не выполняются три условия, описываемые теорией условного согласия: 1) цели государства считаются справедливыми; 2) процедуры реализации государственной политики считаются справедливыми; 3) существует солидарное распределение бремени расходов на политику государства. То есть, чувство ответственности перед обществом и государством зависит от того, насколько граждане верят в то, что собранные через налоги средства поступают к тому, кому следует; что они не растрачиваются; что и другие честно сотрудничают; что государство способно устанавливать соразмерное налогообложение, осуществлять правосудие и воздействовать на тех, кто пытается уклониться от налогов.

Обезопасить общество от попадания в социальную ловушку призвана система демократического контроля за властью. Анализ ее функционирования в Швеции позволил выяснить устройство этого механизма и его институтов. Налицо логично выстроенная политическая система с несколькими уровнями, или плоскостями, перекрестного независимого контроля. Во-первых, это конституционное устройство, ограждающее общество от возможных попыток власти нарушать основной закон страны, и, прежде всего, продуманные гарантии реализации политических прав и свобод, обеспечивающие реальную политическую конкуренцию и сменяемость власти, а также формирование органов власти, действительно выражающих волю большинства. Во-вторых, это работающий механизм парламентского контроля, распространяющегося на все сферы деятельности исполнительной власти. В-третьих, это контроль за деятельностью власти со стороны специального независимого представителя граждан (омбудсмена). В-четвертых, это контроль со стороны формируемого специальным образом независимого института внешнего государственного финансового контроля. Все эти институты, каждый своим способом, призваны гарантировать добросовестное и эффективное распоряжение государственными средствами и имуществом ради общего блага. Однако система была бы недостаточно защищена от сбоев без надлежащих механизмов демократического контроля уже не за властью, а за СМИ, поскольку едва ли возможен эффективный контроль за властью, если у нее есть возможность манипулирования общественным сознанием.

Таким образом, вопрос формирования экономической основы социального государства тесно связан с его социально-политической конструкцией - с тем, насколько она позволяет гражданам, во-первых, реально выражать свою волю при формирования власти и тем определять направление социально-экономической политики, и, во вторых, обеспечивает возможность действенного демократического контроля, создающего у граждан уверенность в достаточной добросовестности власти при распоряжении общими ресурсами.

В третьей главе Эволюция социального государства исследуются особенности функционирования двух базовых моделей социального государства (селективной и универсальной), основания и долгосрочные последствия выбора той или иной модели. Здесь же анализируется реакция различных стран на кризисы социального государства, и проясняются факторы, обусловливающие доминирующую реакцию. Особое внимание уделено вопросу соотношения масштабности социальных расходов и экономического роста, а также глобализации как новейшему вызову социальному государству.

Сравнительный анализ социальных государств говорит: при в целом высоком уровне социальных расходов они весьма серьезно различаются по доле ВВП, направляемой на социальную сферу, притом, что в 1960-х годах разница была гораздо меньше. Парадоксально, что дивергенция происходит на фоне интенсивной политико-экономической интеграции и интернационализации ценностей. Феномен объясняется изначальным выбором этими странами универсальной либо селективной модели, имеющей свою особую политическую и моральную логику, ведущую к воспроизводству однажды выбранной модели. Как это обычно бывает в социальных науках, отношения между зависимыми и независимыми переменными не односторонние, а двусторонние и диалектические. Небольшая разница в институциональном оформлении системы соцобеспечения на ранних этапах ее становления, сделано это намеренно, из рациональных побуждений, или случайно, может иметь большое значение в гораздо более поздние периоды, в силу того, что фактор, являвшийся изначальной причиной организации системы так, а не иначе, приводит к эффекту, на следующем историческом витке усиливающем исходный фактор. Так возникает положительная обратная связь, в силу которой однажды взятый курс, который может быть как порочным, так и продуктивным, практически невозможно развернуть.

Универсальная модель в силу того, что одной из ее неизбежных черт является тяжелое налоговое бремя, может существовать только, если ее поддерживают средние слои, и потому, что они экономически наиболее чувствительны к работе системы и потому, что от них зависит исход выборов. Делают они это, только если все организовано согласно их интересам: услуги государства доступны и приемлемого качества, и если нет оснований предполагать злоупотреблений с общественными ресурсами. Другое рациональное основание поддержки универсальной модели средними слоями, несмотря на отсутствие у них прямой экономической выгоды, - страховой характер соцобеспечения. В отличие от универсальной, селективная модель до предоставления помощи требует от потенциальных получателей распродать большую часть имущества, при этом помощь оказывается в объеме, достаточном лишь для поддержания минимального уровня жизни. И то и другое впоследствии может усложнить возвращение к нормальной жизни, что и пугает средние слои.

Более чем 70-летняя реализация универсальной модели в скандинавских странах говорит о достижении в них политического альянса между средними и нижними слоями. Это подтверждается и данными опросов: чем сильнее социально-классовая поляризация, тем уже база поддержки универсальной модели.

В то же время, один лишь эгоистический интерес не может объяснить электоральную поддержку универсальной модели. Ведь страшащиеся потери дохода средние и до определенной степени верхние слои могли бы вместо принятия на себя издержек за поддержание нижних слоев организовать себе (на классовой или профессионально-групповой основе) отдельную систему социального страхования и социальных услуг. Раз этого не происходит, значит, существуют и иные, моральные3

мотивы поддержки универсальной модели. И, в силу электоральной важности средних слоев, можно предположить, что именно для них моральный аспект имеет наибольшее значение.

Прояснить моральную логику, лежащую в основе разных моделей, помогает теория условного согласия. Анализ той и другой модели с точки зрения удовлетворения трем условиям справедливости: 1) справедливые цели социальной политики, 2) справедливые процедуры реализации социальной политики; 2) справедливое распределение бремени финансирования социальной политики говорит о следующем. Селективные программы, помогающие лишь действительно нуждающимся, сложно реализовать так, чтобы и их цели, и процесс реализации представлялись гражданам справедливыми, и это подрывает общественную поддержку социальной политики в целом. Большинство может быть готово поддержать масштабное соцобеспечение, однако постоянные сообщения о бюрократическом произволе, мошенничестве получателей и злоупотреблениях чиновников формируют представления о социальной политике как пустой трате времени и средств. Население с такими представлениями не согласится на более универсальное соцобеспечение: если государство не способно позаботиться о бедных, оно тем более не справится с соцобеспечением всего населения. В универсальной модели таких установок не возникает, т.к. проверки нуждаемости либо не требуется, либо она предельно проста. Простота универсальных программ, возможность организовать их на основе четко прописанных прав граждан, ясность в отношении того, кто и за что отвечает - все это вызывает доверие населения к государству как институту и, следовательно, делает его гораздо более склонным к необходимой для его функционирования солидарности.

При этом достаточно прибегнуть к статистике, чтобы убедиться в том, что универсальная модель с ее комбинацией налогов и социальных трансфертов гораздо лучше справляется с бедностью, чем селективная.

Что касается вопроса о соотношении масштабов социальных расходов и темпов экономического роста, то анализ соответствующей международной статистики говорит о необоснованности используемого в России все годы с начала радикальных реформ аргумента об их негативной связи. На основе авторитетных исследований, проведенных в 1980-х гг. на базе ОЭСР, можно сделать следующие выводы. Во-первых, в тех странах, где дебаты по поводу соцобеспечения и роста были наиболее сильны (Великобритания и США), в действительности не было особенно высокого уровня социальных расходов, то есть идеологии было больше, чем экономического анализа. Во-вторых, корреляционный анализ данных по 20 крупнейшим странам ОЭСР обнаружил лишь очень слабую корреляцию между ростом расходов государства и накоплением капитала. Следовательно, Етрудно возложить вину за низкий экономический рост на социальные расходы, как таковые, в ситуации, когда в странах, расходующих много, наблюдается такой же высокий темп экономического роста, как и в странах, расходующих мало4.

Проблемы с демонстрацией прямой связи между социальными расходами и экономическим ростом инициировали поиск опосредованного влияния. Однако гипотезы о том, что 1) расходы на соцобеспечение отвлекают ресурсы из производительного сектора; и 2) высокий уровень налогообложения подрывает стимулы к труду, также не нашли подтверждения. На самом деле соцобеспечение вполне продуктивно, надо лишь отказаться от простой модели распределения доходов и расходов и анализировать: 1) рынки, поддерживаемые расходами на социальные услуги и социальные трансферты в виде разнообразных пособий и выплат; 2) рабочие места, созданные в самих социальных секторах; 3) рабочие места и рост объемов производства в тех отраслях, которые производят потребительские товары, оборудование и услуги, необходимые для функционирования и развития социальных секторов. Тогда становится очевидным многообразное позитивное влияние, оказываемое социальным государством на производительный сектор. Во-первых, социальные трансферты малообеспеченным есть финансирование потенциального спроса. Во-вторых, масштабные аинвестиции в отрасли социальной сферы оказывают динамический эффект на сопряженные с ними производства5, они же поддерживают занятость и адекватную оплату труда работников социальной сферы. И, наконец, именно социальная сфера готовит кадры для производительного сектора. Таким образом, социальное государство отнюдь не истощает ресурсы производительного сектора, скорее наоборот. Критичным же является не масштаб расходов, а характер и организация системы соцобеспечения.

Что же касается гипотезы о пагубном влиянии налогового бремени на трудовую мотивацию, то согласно данным авторитетного межстранового исследования в рамках ОЭСР, а также ряда внутрибританских исследований, уровень налогообложения в целом не оказывает серьезного воздействия на интенсивность трудовых усилий. Таким образом, поиск негативной связи между масштабами соцобеспечения и здоровьем экономики оказывается безуспешным как при попытках найти прямую корреляцию между темпами экономического роста и размером государственных расходов, так и в рамках поиска факторов, опосредованно воздействующих на экономику, таких как ресурсы и стимулы.

И самое главное. Разговор о влиянии социальных расходов на эффективность экономики подразумевает: освобождение бизнеса от излишних социальных повинностей позволит ему создать гораздо больший пирог, в результате чего и самым бедным группам населения достанется кусочек побольше. Такова логика известной либеральной метафоры. Однако и межстрановые сопоставления, и новейший российский опыт периода тучных лет говорит о том, что даже если абсолютный размер кусочка у наименее обеспеченных групп и увеличивается, вопрос об относительной величине этого кусочка никуда не исчезает. Таким образом, теория о том, что общий экономический рост избавляет общество от бедности - безотносительно действующих в обществе механизмов перераспределения - не подтверждается.

Рассматривая влияние на социальное государство глобализации, следует иметь в виду нынешнее полупериферийное положение России, в силу чего важно учитывать опыт как стран - лидеров глобализации, так и стран - ее объектов.

В отличие от того, что излагает апологетика глобализации, статистика свидетельствует о нарастающей поляризации развитого центра и мировой периферии, связанной с расходящимися ножницами цен на высокотехнологичную продукцию, в производстве которой доминируют развитые страны, и сырьевые товары. Более того, социальные проблемы усугубляются и внутри самого центра.

Противоречие исходных постулатов теории глобализации оптимистичным прогнозам об общемировом выравнивании заметно и в рамках чистой логики. Поддержание экономики и занятости в странах-лидерах требует объема экспортной прибыли, которого можно достичь при условии доступа к ресурсам и рынкам большей части мира. Выполнение же этого условия перекрывает менее развитым и, тем более, получившим крупные займы странам возможность повторить опыт стран-лидеров, ибо масштабный приток промышленного экспорта подавляет их собственную промышленность, не дает достичь положительного торгового баланса и выплатить долги международным финансовым институтам.

В развитых странах глобализация вызывает коррозию общественных и государственных институтов, влияющих на социальный контекст, например, ослабление профсоюзов, обусловленное конкуренцией с рабочей силой стран третьего мира, гораздо ниже оплачиваемой и существенно ограниченной в защите своих прав - такова плата стран периферии за участие в глобализации. И если ранее процесс глобализации затрагивал в странах-лидерах лишь синие воротнички, то с конца 1990-х - уже и белые воротнички. Влияние глобализации усугубляется заменой тейлористско-фордистской системы новой моделью, делающей отношения работника и фирмы все более персонализированными. Возникающая флексибильность позволяет лучше адаптироваться к новым условиям, но и усиливает зависимость от работодателя.

Глобальный характер экономических субъектов сужает сферу деятельности национальных правительств и подтачивает демократический контроль даже в странах с развитой парламентской традицией. В силу этого удержание транснациональных корпораций в границах исходного государства оказывается весьма проблематичным. России необходимо учитывать этот негативный опыт развитых стран, ибо специфика полупериферийной позиции в том и состоит, что, являясь периферией по отношению к центру, для более отсталых стран полупериферийная страна сама может выступать в качестве центра - со всеми плюсами и минусами этого положения.

Механизм сдерживания социального развития стран периферии связан с тем, что их привлекательность для ТНК зависит от возможности экстернализации издержек. Не случайно основу рекомендаций по привлечению ТНК в слаборазвитые страны составляет акцент на низком уровне оплаты труда и социальных стандартов, нетребовательность экологического законодательства и т.п. Дополнительный импульс к предоставлению требуемых условий создается формированием финансовой задолженности глобальным финансовым институтам. Очевидно, что при наличии серьезной внешней задолженности наибольшим сокращениям подвергаются социальные расходы государственного бюджета. По мере возрастания экономического влияния ТНК увеличивается и политическое, позволяющее добиваться новых преференций. В то же время возможность солидарных действий и самоорганизации как на уровне групп государств, так и на уровне одной социальной общности осложняется в силу формирования в процессе глобализации новой мировой стратификации: при неизменности отрыва периферии от развитых стран структура самой периферии, в том числе внутренняя структура входящих в нее стран, их отдельных регионов и даже городов, начинает представлять систему окружностей со своим центром и периферией.

Таким образом, глобальные структуры монополизируют контроль над экономической и социальной жизнью общества. И хотя издержки от нее ощущают все, наиболее серьезные испытания выпадают на долю тех, кто способен быть лишь объектом глобализации, т.к. в этом случае негативные эффекты практически не компенсируются плюсами от интернационализации экономики.

Сдержать неизбежную в рыночной стихии тенденцию к монополизации может лишь сильное государство, однако политики не склонны вступать в противоборство с могущественными экономическими игроками, если не выдвигается требований со стороны активного и хорошо организованного гражданского общества6. Таким образом, основным субъектом противостояния оказывается социум. Именно здесь у России оказывается самое слабое звено: в силу неспособности общества воздействовать на властные структуры не происходит достаточно последовательного отстаивания интересов российских производителей товаров и услуг и сопряженных с ними науки и образования, несовпадающих с интересами стран-лидеров мировой экономики.

В четвертой главе Проблемы становления социального государства в современной России обрисована специфика каждой из составляющих сформировавшейся в России институциональной матрицы (социально-экономической, социально-политической и социокультурной) и показано значение выявленной специфики для перспектив становления полноценного социального государства.

В начале 1990-х макроэкономический сценарий, результатом которого должен был стать экономический подъем и - следом - активная социальная политика, формулировался следующим образом. На первом этапе под лозунгом необходимости срочного накопления средств для модернизации экономики приоритетными были объявлены топливно-сырьевой и финансовый сектора, как сферы, способные быстро осуществить масштабную концентрацию капитала. При этом политика доходов в отношении не занятого в привилегированных отраслях населения исключалась, т.к. передача труду части ресурсов неизбежно ослабляет капитал. Время для передачи должно было наступить на втором этапе, когда крупный капитал, почувствовав потребность в специалистах (из-за страха потерять собственность в конкурентной борьбе), поделится с ними частью доходов. Материально окрепший средний класс должен был придти на рынки товаров и услуг и своим потребительским поведением усилить конкуренцию, а, значит, и спрос на квалифицированный труд в других отраслях. Наконец, долгосрочный экономический рост должен был создать основу для социального государства, дополнительно расширяющего платежеспособный спрос населения социальными трансфертами (третий этап). На все этапы отводились считанные годы.

Однако в полной мере оказался реализованным лишь первый этап сценария - концентрация капитала и собственности в руках новой элиты за счет присвоения доходов от экспорта сырья и масштабного перераспределения средств, так или иначе изымаемых из реального сектора экономики. Второй и третий этапы так и не реализовались, хотя удержание собственности и являлось основной целью финансово-промышленных групп. Препятствием включению механизмов рыночной конкуренции стали особенности институциональной среды, включая разрешительность - основной принцип функционирования российского рынка. Так как угроза потери собственности исходила не от конкурентной борьбы, то и отражалась она внерыночными методами. Все это негативно сказалось на численности и специфике формирующегося среднего класса, чьи доходы были в основном шальными деньгами безудержно растущих зарплат в не связанных с производством сегментах рынка, доходами от игры на рынке ГКО и т.п. Потребительские запросы этой группы практически полностью удовлетворялись импортом и потому стимулом для отечественной промышленности не служили. Не стал этот средний класс и эффективным внутренним инвестором: у большинства его представителей не оказалось развитой культуры сбережения, те же, кто сберегал, доверяли финансовым институтам тем меньше, чем больше были сбережения.

Тем не менее, после дефолта 1998 г. определенное оживление в реальном секторе все же возникло, но основным фактором экономического подъема стал рост цен на нефть. На этом фоне начали подрастать, хотя и незначительно, доходы населения, вызвав увеличение объемов розничной торговли, реализующей, впрочем, в основном зарубежную продукцию. Однако довольно скоро стало ясно, что кардинальных изменений в структуре российской экономики не предвидится: инвестиционная активность наблюдалась лишь в энергосырьевых отраслях.

Таким образом, сложившаяся в 1990-е годы институциональная среда (незащищенность прав собственности; неадекватность финансово-кредитной системы; дестимулирующий характер налогообложения; отсутствие конкуренции и защиты внутреннего рынка и.т.д.) не претерпела качественных изменений. Теория институциональных изменений вполне убедительно объясняет, почему линституциональный остаток (термин Д.Норта) складывается не в пользу экономического роста, основанного на научно-промышленном развитии. Институты далеко не всегда создаются для того, чтобы быть социально эффективными, что же касается организаций (здесь - органов власти), то именно институциональные рамки в решающей степени определяют их сущность и развитие, они же, в свою очередь, влияют на процесс изменения институциональных рамок. Так возникает лэффект блокировки, позволяющий институциональной матрице самовоспроизводиться. Закрепление однажды выбранного направления происходит так: первоначальный набор институтов формирует анти-стимулы для продуктивной деятельности, их возрастающая отдача создает заинтересованные группы, они влияют на общество таким образом, что его члены вырабатывают ментальные конструкции, оправдывающие сложившийся порядок вещей. В итоге формируется политика, укрепляющая сложившиеся стимулы и организации.

Действительно, реализация задуманного сценария, вернее, его первой части, не могла не оказать долгосрочного воздействия на весь комплекс общественных отношений. Концентрация экономической власти требовала концентрации в сфере политической, последняя была невозможна без концентрации и монополизации СМИ. И, как показывают наши исследования, выстраиваемые в массовом сознании ментальные конструкции вполне соответствовали интересам сил, заинтересованных в поддержании существующих правил игры. Согласно контент-анализу т.н. либеральных СМИ за первое десятилетие реформ, в них доминировал резкий негативизм в отношении государства, противопоставление сильного государства рыночной экономике и гражданским свободам, что препятствовало формулированию требований к системе государственной власти. Тема демократического контроля за властью не только не звучала - в период масштабного перераспределения общенациональных ресурсов СМИ резко негативно относились к институтам демократического контроля (парламенту, Счетной палате, Уполномоченному по правам человека и т.п.), представляя их - в отличие от президентско-правительственных структур - некомпетентными и бессильными. С началом радикальных реформ резко изменилось отношение СМИ к участию граждан в политическом процессе: число суждений, поощряющих его, резко снизилось, в то время как число суждений, характеризующих политику, как далекую от жизни большинства сферу, подчеркивающих лаполитичность как значимую позитивную характеристику представителя среднего класса, резко возросло. Даже дефолт 1998 г. не стал стимулом к серьезному переосмыслению причин случившегося: усугубив фобии и неприязнь к государству, СМИ не только не актуализировали тему демократического контроля, но и усилили пропаганду дистанцирования от политики и государства. Последние годы не внесли принципиальных коррективов в идейно-информационный контекст. Хотя сильное государство перестало быть жупелом, актуализации темы демократического контроля за властью при этом не происходит. Перестали быть символами реакционной некомпетентности парламент и Счетная палата, но лишь потому, что теперь формально или фактически встроены в вертикаль власти.

Все это не прошло бесследно: наши данные говорят об отсутствии в массовом сознании минимально необходимых представлений о механизмах и институтах демократического контроля, о логических сбоях в отношении сути и предназначения парламента, об уверенности в бесперспективности усилий гражданских ассоциаций, о распространенности представлений о политике, как о нереспектабельной сфере деятельности. И в целом - о непонимании глубинных связей между политической и экономической сферами. В результате обществу удалось навязать представление о политико-экономической концентрации как о продуктивной, приближающей реализацию социально значимых целей. В то время как, по словам Л.Эрхарда, демократия и свободное хозяйство находятся в такой же логической связи, как диктатура и государственное хозяйство7

Причина, по которой российское общество и, в первую очередь, его средние слои, более других заинтересованные в парламентской демократии, допустило деградацию основных демократических институтов, связана с отсутствием к моменту радикального общественного переустройства самостоятельно вызревшей системы взглядов относительно фундаментальных основ социальной рыночной экономики. В такой ситуации массовое сознание оказалось беззащитным перед воздействием взятых под контроль реформаторами и крупным бизнесом СМИ.

Все это возвращает нас к проблеме переноса институтов в иной культурно-исторический контекст. Еще Токвиль указывал на уровень развития общественного сознания, как на основное условие эффективности заимствованных законодательных установлений. В западном обществе тема демократического контроля возникла одновременно с задачей ограничения властного произвола - условия реализации фундаментального интереса средних слоев: сохранения свободы и собственности. Так эта тема рассматривалась Локком, американскими федералистами, позднее - в работах, посвященных кризисам среднего класса.

Вновь вопрос институциональной эффективности актуализировался во второй половине ХХ века в связи с неудачными попытками догоняющей модернизации, и теория институциональной эволюции объяснила различия в функционировании одного и того же набора формальных правил в разных культурно-исторических контекстах наличием воплощенных в обычаях ограничений, искажающих механизмы и практику контроля за соблюдением этих правил. Задолго до Норта, внимание к существованию в обществе огромного запаса неформальных знаний, позволяющих интерпретировать формальные правила, обратил Саймон. Эти, часто не эксплицируемые знания, и составляют то, что Поланьи назвал молчаливым, т.е. не артикулированным знанием. Совокупность правил вместе со схемами их интерпретации, в том числе социальной онтологией и системой ценностей, и составляет социальную культуру в обществе. На ее детерминирующую роль в возникновении разных последствий при общности формальных правил игры указывал и Ф.Хайек. Важно подчеркнуть, что проблема культурной идентичности не приводит этих признанных авторитетов к отрицанию самой возможности переноса институтов. Она, по их мнению, лишь требует понимания необходимости внесения как в теоретические конструкции, так и в институциональные механизмы соответствующих корректив.

В то же время, еще М.Вебер указывал на социально-политическое устройство западного общества - его рационально разработанное право и управление на основе твердых формальных правил, как на то, без чего может обойтись лавантюристический, спекулятивно-торговый капитализм и политически обусловленный капитализм всевозможных видов8, но в чем непременно нуждается капитализм производительный. И именно тем, что лишь Запад предоставлял хозяйственной сфере подобное право и подобное управление в требуемой юридической и формальной законченности, Вебер объяснял уникальную инновационную восприимчивость современного западного капитализма. Увы, по всем приметам: от структурных диспропорций до всепроникающей коррупции российский капитализм может быть определен как лавантюристический, порождающий специфическую рационализацию условий жизни.

Действительно, в отсутствие целостной системы взглядов относительно социально-экономического фундамента строящегося общества, равно как и поддерживающей его системы институтов, у тяжело переживающего адаптацию населения произошло скорое возрождение архетипов взаимодействия индивида, общества и государства. В результате между государством и населением сложился непродуктивный социальный контракт, предполагающий высокую толерантность населения к неисполнению государством многих из своих функций в обмен на свободу уклонения гражданами от своих обязанностей. Следствием такого контракта стали, с одной стороны, масштабная вовлеченность населения в неформальную экономику, а с другой, - чрезвычайные по масштабу злоупотребления власти. При этом государство не раз демонстрировало населению неравноправие сторон, усугубляя недоверие, лежащее в основе этой системы отношений.

Очевидно, что подобный социальный контракт и позитивный прогноз в отношении становления социального государства несовместимы. На протяжении реформ ожидания в отношении его качественного изменения связывались с приходом воспитанного в новых условиях поколения. Однако проведенные автором исследования свидетельствуют о том, что высокая адаптивность поколений, социализировавшихся в условиях лавантюристического капитализма, может скорее стать фактором закрепления и воспроизводства сложившейся непродуктивной институциональной матрицы. Так, большинство студентов старших курсов (52%) сообщили, что поступили в вуз, используя деньги и связи родителей, и сопоставимая доля (54%) заявили, что трудоустроятся с помощью родственников и знакомых, причем заметен сдвиг в сторону желанности занятости - на фоне роста коррупции - в системе государственного управления и, прежде всего, в контролирующих и силовых органах. Около 60% выпускников вузов считают систему карьерного продвижения несправедливой, т.к. она в основном зиждется на лояльности руководству, но не намерены способствовать ее изменению.

Складывающиеся у молодежи представления есть производная комбинации реальной практики и информационного фона. Если в 1990-е годы коррупция интерпретировалась как необходимая смазка, то в 2000-е деиндустриализация выдавалась за переход к постиндустриальной экономике. Пока трудно судить о том, изменит ли рефлексия наступившего финансово-экономического кризиса сложившиеся в молодежной генерации представления.

В пятой главе Социальное государство как фактор развития на основе эмпирических исследований, касающихся социальной стратификации, доступности образования, трудовой мобильности выпускников вузов, показано влияние институционального контекста на перспективы становления экономики знаний и формирования массового среднего класса.

Одним из важнейших индикаторов качества изменений в рамках реформы, целью которой является модернизация общественно-экономической системы, является социальная структура, отражающая доминирующие процессы вертикальной мобильности. В обнародованных в 2008 году планах правительства обозначен ориентир: к 2020 году средний класс должен составлять не менее 70% населения - показатель, характерный для наиболее развитых стран Запада. До кризиса эта страта, по разным оценкам, не превышала трети населения, следовательно, для достижения цели требуется резкий рост восходящей мобильности. А так как значительной части индивидов, обладающих рядом существенных признаков среднего класса, для полноценного вхождения в эту страту не хватает уровня дохода, достижение поставленной цели требует существенного роста доходов населения.

О связи между социальным государством и массовым средним классом говорит опыт западных стран, чья социальная структура приобрела свою эллиптоидную форму во второй половине ХХ века - период расцвета социального государства. Эффект роста средних слоев раскрывается при анализе структуры расходов в этих странах с учетом прямых и косвенных эффектов от госвложений, а также иной, влияющей на уровень благосостояния деятельности государства.

Во-первых, государство адекватно оплачивало труд работников бюджетной сферы: в странах, где наемный труд демонстрирует способность к самоорганизации и солидарности, где существует реальная политическая конкуренция и при этом достигнут общественный консенсус в отношении ценности социально-политической стабильности, необоснованное занижение оплаты труда работников госсектора невозможно. Позитивных изменений в оплате труда работников частного сектора государство добивалось регулированием минимальной заработной платы и расширением прав наемных работников. Во-вторых, государство взяло под особый контроль отрасли, имеющие стратегическое значение для экономики и общества. С помощью различных инструментов (полной или частичной национализации, антимонопольных мер, влияния на решения экспортирующих отраслей, планирования госинвестиций) решались задачи достижения условий макроэкономического оптимума; содержания непривлекательных для бизнеса, но необходимых низкорентабельных или капиталоемких секторов; межотраслевого перераспределения ресурсов; проведения целенаправленной региональной политики; стимулирования инвестиционной деятельности в области НИОКР и т.д. Все это прямо или опосредованно влияло на экономическое развитие и, соответственно, возможности восходящей мобильности. В-третьих, государство экстенсивно развивало социальные сектора, что оказывало динамический эффект на сопряженные с ними производительные отрасли. Таким образом, госрасходы на социальную сферу поддерживали занятость и адекватную оплату труда квалифицированного персонала как непосредственно в социальной сфере, так и в отраслях, обеспечивающих ее функционирование. Кроме того, адекватно финансируемые социальные сектора и, прежде всего, система образования, делали свой вклад в конкурентоспособность национальной экономики с очевидными последствиями для дальнейшей генерации социальных и экономических условий для восходящей мобильности. В-четвертых, государство содействовало росту экономики и сопутствующей восходящей мобильности расширением платежеспособного спроса за счет трансфертов малообеспеченным домохозяйствам. И, наконец, государство принимало на себя полностью или в значительной степени бремя оплаты приемлемых по качеству услуг социального сектора, а также вполне достойного содержания пенсионеров и инвалидов. Таким образом, социальное государство влияло на благосостояние граждан и, соответственно, на формирование социальной структуры путем вмешательства в различные сферы.

С учетом этих соображений рассмотрим перспективы массовой восходящей мобильности в России. Касаясь объема бюджетных ассигнований, выделяемых на социальную сферу, заметим, что их доля и до кризиса была весьма далека от той, что расходуется развитыми странами, в том числе и с учетом приоритетных национальных проектов. Есть основания утверждать, что не станет источником весомых вливаний и ныне преобразованный Стабфонд, поскольку в условиях кризиса порядок аккумулирования и использования средств Резервного фонда и Фонда будущих поколений не позволит направлять значительные средства в социальную сферу. Следовательно, реального поворота в сторону социального государства, принимающего на себя значительную долю социальных расходов и создающего условия для приемлемо оплачиваемой занятости населения в высокотехнологичных отраслях, пока, похоже, не предвидится.

В этих условиях особую роль играют перераспределительные механизмы. Однако в Бюджетном послании 2007 года была подчеркнута нецелесообразность каких-либо существенных изменений в порядке налогообложения доходов физических лиц в долгосрочной перспективе, Бюджетное послание 2009 г. также не содержит предложений относительно изменений порядка налогообложения. Между тем, анализ зарубежного опыта позволил автору произвести расчет налоговой прогрессии, приносящей выигрыш не только абсолютному большинству российских граждан, но и абсолютному большинству предпринимателей и высокооплачиваемых наемных работников, при этом показано, что с ее введением дополнительно решается проблема уклонения от налогов. Что же касается контраргумента - перспективы недобора налогов из-за уклонения представителей верхних децилей, то словами Л.Эрхарда придется сказать: если государство спасует в этой области, можно распрощаться с социальным государством.

Другим барьером на пути становления массового среднего класса является отсутствие адекватной антимонопольной политики, что говорит о том, что реального размежевания крупного капитала и власти пока не происходит. Когда у общества нет ни интенций, ни навыков осуществления демократического контроля, невозможно соотнести реальные социальные вложения бизнеса и преференции, полученные им от государства. В этой ситуации странно было бы ожидать проявлений со стороны бизнеса настоящей социальной ответственности, притом, что возможности влиять на доходы населения у него очень существенны.

Так, подконтрольные крупному бизнесу инфраструктурные отрасли определяют рентабельность российской экономики и делают убыточным и неконкурентоспособным задыхающийся от растущих тарифов и дорогих кредитов несырьевой сектор - с очевидными последствиями для занятого в нем населения. Благодаря отказу от прогрессивной шкалы и налога на наследство, крупный капитал облегчил для себя бремя наполнения бюджета, тем самым предопределив низкий уровень доходов бюджетников и консервацию серьезного недофинансирования социальной сферы. В силу этого бремя оплаты услуг образования, здравоохранения и иных социальных расходов все более перекладывается на население. Следует учитывать и влияние крупного бизнеса на расходы населения: инфраструктурные отрасли влияют на расходы населения через повышение цен на потребительские товары и услуги, связанное с ростом издержек на топливо, высокие проценты по кредитам, торговые наценки и т.д. Нужно иметь в виду и ослабление законодательства, касающегося охраны труда и окружающей среды, позволяющее бизнесу все больше экстернализовать издержки.

Таким образом, в России фундаментальный социальный компромисс, необходимый для становления действительно социального государства, отнюдь не достигнут. Население не обладает той степенью самосознания и самоорганизации, которая позволяла бы оказывать давление на государство, а через него - на крупный бизнес, принуждая последний действовать не узкокорыстно, а в соответствии с долгосрочными интересами большинства граждан. Нет сегодня и факторов глобального характера, аналогичных тем, что в 30-х годах ХХ века стали действенным средством от социального эгоизма у западной политико-экономической элиты.

Создание прочной экономической основы для социального государства требует выравнивания жизненных шансов, в том числе возможности получения качественного высшего образования представителями всех социальных групп, в чем все более утверждается развитый мир, стоящий перед проблемой демографического дисбаланса. Перед Россией же с ее минимальной представленностью на самых перспективных мировых рынках и все большим превращением в нетто-импортера высокотехнологичной продукции стоит гораздо более сложная задача - удержаться от скатывания на периферию мирового развития.

Оценить политику государства в сфере образования возможно, лишь соотнося реализуемые меры и их последствия с глобальными вызовами. Двадцать лет назад вызов состоял в экономическом отставании, угрожающем способности поддерживать статус сверхдержавы. С целью его преодоления было предпринято радикальное общественное переустройство, затронувшее и систему образования. Нововведения в виде вариативности образования; устранения ограничений на получение второго высшего образования; отмены требований идеологического характера к получающим определенные профессии; легитимации негосударственных учебных заведений; платности образования и т.д. отвечали задачам момента. Новая экономическая реальность нуждалась в массе специалистов, ранее либо не востребовавшихся, либо востребовавшихся в радикально меньших масштабах и с более узкими функциями. Множество людей получило возможность скорректировать профессию согласно призванию и способностям, а также требованиям рынка труда. Научно-педагогическое сообщество получило широкие возможности для профессиональной реализации - как с точки зрения занятости, так и творчества. Связанная со знаниями сфера обрела перспективу превращения в мощную отрасль экономики. И, наконец, возник рынок образовательных услуг, расширяющий возможности выбора образовательных учреждений.

Однако, будучи наложены на реальную ситуацию 1990-х годов со значительным снижением платежеспособности населения и катастрофическим недофинансированием системы образования, институциональные изменения, как будто открывавшие новые возможности, породили новые проблемы. Прежде всего - усиление имущественных ограничений в доступе к качественному высшему образованию, которое в значительной степени стало платным, причем серьезных затрат требует само поступление в вуз - как в силу вузовской коррупции, так и в силу резкого разрыва между школьными и вузовскими требованиями. Для жителей отдаленных регионов это усугубляется ростом транспортных тарифов и стоимости жизни в образовательных центрах. Другой проблемой стало резкое снижение качества и даже профанация образования, девальвация вузовского диплома.

Наши данные недвусмысленно говорят о том, что на этапе поступления в хорошие вузы в значительной степени реализуется формула связи + большие деньги Ц знания, то есть, возможность обучаться связана не столько с интеллектуальной и личностной конкурентоспособностью молодого человека, сколько со способностью его семьи либо открыто оплатить поступление в вуз, либо использовать коррупционные механизмы поступления. Отрицательный отбор происходит и при переходе на вторую ступень: попасть в магистратуру легче наиболее обеспеченным студентам, притом, что они гораздо реже посещают занятия и дополнительно самообразовываются в рамках избранной специальности.

Уже такой перверсивный эффект первого этапа модернизации образования, как нарастание имущественных ограничений, говорит о движении России в направлении, обратном от решения стоящей перед ней сверхзадачи. На Западе осознание экономической функции образования (воспроизводство кадров для конкурентоспособной национальной экономики) привело к внедрению системы мер, минимизирующих влияние на доступ к образованию наследуемых ресурсов. В главной роли выступает государство: и как основной источник финансирования, и как разработчик правил игры, нацеленных на создание конкуренции способностей. Этим же решается и вопрос снятия связанных с несправедливыми ограничениями социальной мобильности социальных напряжений, то есть, образование исполняет свою социальную функцию. В России же государство самоустранилось как от обязанности полноценно финансировать сферу образования, так и от выработки адекватных механизмов выравнивания шансов: на фоне роста платности образования финансовые инструменты, открывающие доступ к образованию и возможность полноценно учиться выходцам из малообеспеченных семей (образовательные кредиты, адекватные стипендии и т.п.), практически не развиты.

Устранить препятствия на пути талантов из малообеспеченных семей и отдаленных поселений в виде вузовской коррупции и непосильных расходов на поездку на вступительные экзамены был призван переход к ЕГЭ. Ответом же на упреки в нивелирующем таланты характере ЕГЭ должно было стать расширение и упорядочение олимпиад школьников. Наблюдение за первым опытом тотального перехода к ЕГЭ (2009 г.) позволяет сделать вывод о том, что коррупция далеко не побеждена, хотя, возможно, и несколько ограничена в масштабах. Не решается и важнейшая проблема возможности проживания в столицах малообеспеченных студентов из провинции, притом, что доведение размера стипендии до прожиточного минимума требовало суммы всего в 1% от дополнительных доходов федерального бюджета. Таким образом, в современной России наблюдается непонимание прямой связи между лэкономикой знаний и социальным государством, экономической эффективностью и социальной справедливостью.

Перспективы устойчивого развития, обеспечивающего социальное государство финансовыми ресурсами, зависят от места страны в глобальной экономике, причастности к передовым отраслям, готовности к созданию и восприятию инноваций. Одним из пока сохраняющихся конкурентных преимуществ России является, согласно отчету ВЭФ, наличие возможностей в области исследований и развития, а также довольно значительный человеческий капитал, что, собственно, и не позволяет поставить Россию на еще более низкие места в рейтингах, поскольку, по мнению авторов отчета, именно это несколько компенсируют серьезные слабости ее государственных институтов. В то же время наши исследования говорят как о явной невостребованности выпускников вузов, связанных с точными и естественными науками, так и о кадровом голоде высокотехнологичных отраслей. Изучение поведения выпускников вузов на рынке труда позволило оценить интенсивность трудовой мобильности, выявить мотивы ее совершения и связанные с ними ценностные доминанты.

Анализ данных говорит о наличии четырех моделей поведения выпускников вузов в сфере труда: 1) инерционной, когда индивид работает в рамках полученной в вузе профессии и не меняет место работы; 2) инерционно-мобильной, когда индивид меняет место работы, оставаясь в рамках исходной профессиональной направленности; 3) мобильно-инерционной, когда индивид меняет профессию при дальнейшей склонности к стабильности места работы; 4) мобильной, когда индивид меняет профессии и места работы. Выбор модели в значительной степени обусловлен рыночной востребованностью полученной в вузе специальности, а также связанными с трудом ценностными доминантами, которые можно разделить на: 1) акцентуацию на карьере; 2) акцентуацию на содержании труда; 3) акцентуацию на оплате труда 4) акцентуацию на общественной полезности труда. Согласно нашим данным, за 90-е годы почти вдвое снизилось число выпускников вузов, нацеленных на содержание труда, и наполовину выросло число интересующихся исключительно оплатой. В итоге: около половины руководствуются уровнем оплаты труда, по 20% - содержанием работы и карьерными перспективами, одна десятая - общественной полезностью профессии.

Данные говорят о высоком уровне трудовой мобильности, причем в каждом третьем случае происходит радикальная смена профессии. На самом деле уровень перепрофилирования еще выше, так как многие респонденты необоснованно связывают нынешнюю работу с полученным образованием. Масштаб перепрофилирования значимо коррелирует с полученной специальностью. Среди окончивших вуз по специальности юриспруденция, строительство, экономика, финансы и т.п. доля тех, чья нынешняя работа не имеет абсолютно никакого отношения к вузовской специальности, составляет 11%-23%. В тех же специальностях, что как раз и создают долгосрочную конкурентоспособность национальной экономики (математика, физика, химия, электроника, приборостроение и т.п.) - более 40%. Такой высокий уровень перепрофилирования объясняется их невостребованностью: варианты ответов работа по вузовской специальности есть, но за нее плохо платят, либо работы для специалистов данного профиля нет вообще, они не нужны выбрали 80,0% химиков, 75% математиков и физиков; 66% биологов, биотехнологов, физиологов; 47,0% специалистов в области электро- и радиотехники, электроники, приборостроения и связи; 42,6% инженеров машиностроительных отраслей и т.д.

егкость перепрофилирования связана с тем, что работа в секторах, куда в основном переходят указанные специалисты (торговля, сервис, финансы и т.п.), не требует наличия сложных специализированных знаний - почти 40% респондентов полагают излишним высшее образование для выполнения своих нынешних функций. Требование же высшего образования со стороны работодателей в более чем половине случаев респонденты объясняют символическим характером вузовского диплома, а вовсе не тем, что исполнение профессиональных обязанностей требует специальных знаний вузовского уровня сложности.

Совершаемые на рынке труда перемещения приносят дипломированным специалистам искомый результат: большинство добивается повышения оплаты труда и социального престижа, ибо для абсолютного большинства молодых людей сегодня престиж профессии определяется уровнем дохода, который она приносит.

Таким образом, массовое перепрофилирование специалистов, чьи профессии имеют непосредственное отношение к экономике знаний, обусловлено колоссальной межотраслевой дифференциацией в оплате труда не в пользу научно-производственных отраслей. Причина - в сложившихся за годы реформ ценовых диспропорциях, делающих наиболее высокотехнологичные отрасли наименее рентабельными. Сложившиеся диспропорции вынуждают предприятия обрабатывающего сектора увеличивать потребление дешевых и сокращать использование дорогих ресурсов, в том числе более качественной и дорогой рабочей силы. В этих условиях предприятия осуществляют т.н. регрессионные инновации, при которых инвестиции вкладываются не в передовое оборудование, а в подержанные и упрощенные новые активы. Цена выживания - проблематичность, если не невозможность возвращения в прежнюю высокотехнологическую нишу с соответствующими последствиями для востребованности высококвалифицированных специалистов.

Экономический рост не изменил тенденцию к технологической примитивизации. Не произошло качественных изменений и в структуре промышленности: практически не было роста в производстве технологического оборудования, в производстве оборудования для других секторов экономики в лучшем случае имела место стагнация, а чаще - дальнейшее снижение объемов. Прежде всего это касается станкостроения и приборостроения, обеспечивающих технологический уровень промышленности в целом. При сложившейся структуре экономического роста переход к экономике знаний весьма проблематичен, так как исчезает субъект - потребитель научно-технологических инноваций.

Другой проблемой, сказывающейся на возможностях материального стимулирования квалифицированных специалистов в высокотехнологичных отраслях, является стремление лиц, контролирующих предприятия, к быстрому извлечению из подконтрольных активов своей ренты вопреки интересам развития предприятий. Подобная практика обусловлена сохраняющейся нестабильностью прав собственности, да и правил игры в целом. В привилегированных отраслях (ТЭК, инфраструктурные отрасли) инсайдерская рента в значительной степени извлекается за счет сверхприбыли, обусловленной монопольным положением, контролем над уникальными активами и т.п. В отраслях - жертвах ценового диспаритета подобных возможностей нет, соответственно, инсайдерская рента извлекается в значительной степени за счет фонда оплаты труда.

Не работает на привлечение высококвалифицированного персонала и такой важный стимул как конкуренция: в условиях коррупции и криминализированности общества борьба с конкурентами внеэкономическими способами обходится дешевле, чем требующие крупных инвестиций инновации.

Возникает порочный круг: отсутствие в институциональном контексте действенных стимулов к инновационной деятельности в высокотехнологичных отраслях приводит к невостребованности соответствующих специалистов, что, в свою очередь, негативно воздействует на институты подготовки кадров. Развернуть ситуацию способно государство, располагающее арсеналом средств для преодоления структурных диспропорций, обеспечения стабильности прав собственности, превращения хозяйственной среды в подлинно конкурентную. Возникни потребность в специалистах, способных создавать и применять новое научно-технологическое знание, - потребуется и соответствующее образование, и действительно талантливые абитуриенты, для обеспечения доступа которых в хорошие вузы не требуется изобретать никакого колеса.

Таким образом, применительно к нынешней России социальная функция государства должна заключаться не только в выравнивании образовательных шансов индивидов, но, прежде всего, в выравнивании условий функционирования отраслей экономики, с тем, чтобы обеспечить привлекательность для рабочей силы тех из них, которые только и могут обеспечить стране устойчивое развитие.

Заключение диссертации представляет основные выводы исследования.

Анализ социально-экономической политики государства и межстрановые сопоставления позволяют сделать вывод о том, что в России социальное государство пока остается скорее декларативной конституционной нормой, нежели реальностью. Среди логичных следствий такого положения невыполнение институтом образования своей экономической и социальной функции, отсутствие стимулов к инновационной деятельности в наукоемком производстве и, в силу этого, недоиспользование имеющегося кадрового потенциала, его перепрофилирование и депрофессионализация. Итогом становятся сомнительные перспективы становления экономики знаний - единственной гарантии устойчивого развития, обеспечивающего высокий уровень благосостояния населения.

Случилось так потому, что в отличие от западного, российское общество оказалось не способным к созданию социально-политической системы с реальной политической конкуренцией и демократическим контролем общества за властью. В отсутствие факторов, вынуждающих государство реагировать на представления большинства о приоритетах общественного развития, оно освободило себя от обязанности развивать социальную сферу, защищать, выдерживая испытания глобализацией, рабочие места для квалифицированного труда, создавать среду, в которой ценностью является сумма знаний и навыков, а не связи в бюрократическом и криминальном мире.

Теперь, уже на новом историческом витке, с иными ресурсами и представлениями, кризис возвращает общество и властные институты к вопросу о выборе адекватной модели социально-экономического развития и возможностях ее реализации. Проблема в том, что в силу положительной обратной связи, усиливающей факторы, обусловившие изначальный выбор модели, имеет место тенденция к воспроизводству однажды выбранной модели, делающая переход из селективной модели в более универсальную весьма проблематичным, притом, что последняя демонстрирует лучшие возможности как для преодоления бедности, так и для достижения глобальной конкурентоспособности. Тем не менее, опыт социальных государств, приступавших к решительному социально-экономическому переустройству в условиях экономического и социального неблагополучия, свидетельствует о том, что при наличии общественного консенсуса относительно необходимости преодоления пагубных для страны дисфункций, возможно строительство социального государства, способного в короткие сроки дать позитивный социальный и экономический эффект и при неблагоприятных стартовых условиях.

Сегодня, судя по недостаточной социальной ответственности бизнеса, необходимой степени консолидации нет. Однако не исключено, что кризис заставит часть российской политико-экономической элиты осознать общность интересов с большинством населения и необходимость заняться внутренним развитием, включая создание полноценного социального государства. Предложенная автором диссертации система необходимых для этого мер в соответствии с принятым концептуальным подходом затрагивает бюджетно-налоговую и кредитно-финансовую сферы, антимонопольное регулирование, промышленную политику.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Монографии:

1. Институциональные проблемы становления социального государства в России. М. М-Студио. 2009 - 11 п.л.

Главы в монографиях:

1. Российский средний класс в глобализирующемся мире// Россия в глобализирующемся мире. - М. Наука. 2004. (в соавт. с Авраамовой Е.М., Логиновым Д.М) - 1,0 п.л.

2. Российский средний класс: перспективы расширения // Качество жизни населения. Россия 2015. - М. Наука. 2005 (в соавт. с Авраамовой Е.М., Вершинской О.Н. и др.) - 0,9 п.л.

3. Конкурентные позиции российского среднего класса в глобализирующемся мире// Россия в глобализирующемся мире. Стратегия конкурентоспособности. -М. Наука. 2005 (в соавт.с Авраамовой Е.М.) - 0,9 п.л.

4. Социальная мобильность выпускников вузов// Социальная дифференциация высшего образования/ Под ред. С.В.Шишкина. - М.: НИСП. 2005 (в соавт. с Аврамовой Е.М., Логиновым Д.М.) - 3,0 п.л.

5. Проблемы социального обеспечения населения в контексте глобализации// Россия в глобализирующемся мире: социальные аспекты/ Под ред. А.Ю.Шевякова. - Тверь: Издательство Тверского государственного университета. 2006 - 0,5 п.л.

3. Глобальные вызовы и реформа образования: проблемы соответствия//

Социальные проблемы в контексте национальных проектов/ Под ред. А.Ю. Шевякова. - М. ИСЭПН РАН. 2007 (в соавт. с Верпаховской Ю.Б.) - 0,9 п.л.

4. Перспективы формирования образовательных стратегий домохозяйств в условиях модернизации системы высшего профессионального образования//Образовательные ресурсы домохозяйств/ Под ред. Е.М.Авраамовой. - М.: М-Студио.2008 - 0,8 п.л.

5. Социальное государство как генератор массовой восходящей мобильности// Вертикальная мобильность российского общества: 2000-е годы/ Под ред. Е.М.Авраамовой. - М.:М-Студио. 2008 - 1,0 п.л.

Статьи в журналах, рекомендованных ВАК

1. Средний класс в современном обществе //Общество и экономика. 1996. №6. - 1,0 п.л.

2. Адаптация и перемена статуса: вниз по лестнице, ведущей вверх// Народонаселение. 1998. №2 (в соавт. с Авраамовой Е.М.) - 0,3 п.л.

3. Идейный фон становления российского среднего класса// Общественные науки и современность. 1999. №1. - 0,5 п.л.

4. Российский средний класс: идейный контекст становления// Общественные науки и современность. 2002. №1 - 0,8 п.л.

5. Статусная несовместимость и перспективы социальной мобильности// Народонаселение. 2003. № 4 - 0,7 п.л.

6. Современное высшее образование и перспективы вертикальной мобильности// Общественные науки и современность. 2004. № 6 (в соавт. с Авраамовой Е.М., Логиновым Д.М.) - 0,7 п.л.

7. Образование: доступность или качество - последствия выбора из альтернативы // Знание. Понимание. Умение. 2005. №2. - 1,1 п.л.

8. Экономика образования и экономическая политика государства// Экономика образования. 2006. №3 - 0,8 п.л.

9. Проблемы модернизации образования - в структуре российской экономики// Высшее образование в России. 2006. №5 - 0,8 п.л.

10. Институциональный контекст экономики знаний// Актуальные проблемы Европы. 2007. №2 - 0,9 п.л.

11. Мотивы выбора образовательных стратегий на новом этапе реформы высшей школы // Высшее образование. 2008. №9 - 0,4 п.л.

12. К оценке российского крупнокорпоративного бизнеса как субъекта социальной политики//Российский экономический журнал. 2008.№ 11- 0,6 п.л.

Другие публикации

1. Процессы социальной стратификации и социальной интеграции. Проблемы формирования среднего класса// Россия: проблемы социальной адаптации. -М.: ИСЭПН РАН. 1996 - 2,0 п.л.

2. Российский средний класс в глобальном контексте// Россия в центро-периферическом мироустройстве. - М. Московское представительство Фонда Ф.Эберта. 2003 - 0,4 п.л.

3. Новые поколения россиян на рынке образования и труда: с кем войдем в глобальную экономику?// Социальные аспекты экономических реформ. - М. ИЭ РАН. 2005 - 0,5 п.л.

4. Молодые россияне в сфере образования и труда и глобальные вызовы// Молодежь и будущая Россия. Материалы Второй всероссийской научно-практической конференции. - М.: ИНИОН РАН. 2006 - 0,6 п.л.

5. Станет ли поколение пепси поколением next?// Человеческий потенциал модернизации России. Стратегия опережающего развития - 2006. - М. URSS. 2006 - 0,3 п.л.

6. Социально-политические и культурные основы экономической эффективности// Социальная справедливость и экономическая эффективность: Опыт, проблемы, теория. Материалы научной конференции. - М.: ЛЕНАНД, 2007. 0,3 п.л.

7. Цели развития тысячелетия. Актуальность для республики Адыгея// Доклад о развитии человеческого потенциала в Российской Федерации за 2006-2007 гг. - М. Весь Мир. 2007 - 0,8 п.л.

8. Социально-культурный контекст становления молодежных генераций и перспективы инновационного развития// Россия: приоритетные национальные проекты - инновации - молодежь. Материалы Всероссийской научно-практической конференции (в соавт. с Верпаховской Ю.Б.) - М. ИНИОН РАН. 2006 - 0,3 п.л.

9. Высшее образование молодых россиян как ресурс экономики знаний// Развитие систем высшего образования в обществе знания: тенденции, перспективы, прогнозы. Тезисы I Международной научно-практической конференции. - М. СГА. 2006 - 0,4 п.л.

10. Модернизация образования и перспективы конкурентоспособности страны// Инновационное обновление социального сектора России: перспективы и последствия. Материалы XIV Кондратьевских чтений. М. МФК.2006 - 0,4 п.л.

11. Современные тенденции на рынках образования и труда: проблема кадров для экономики знаний// Россия: Тенденции и перспективы развития. Ежегодник. Вып. 2. - М., 2007 - 0,6 п.л.

12. Контур социальной политики в условиях субрегиональной дифференциации и реформы местного самоуправления// Социальная политика: реалии ХХI века. Выпуск 3. (в соавт. с Кутеевой М.В.) - М.: НИСП, 2007Ц 1,2 п.л.

13. Задача - привлечь естественных союзников// Россия как социальное государство: конституционная модель и реальность. Сборник материалов расширенного заседания Научно-экспертного совета при Председателе Совета Федерации ФС РФ. - М. Издание Совета Федерации. 2007 - 0,4 п.л.

14. Государство и средний класс: торжество старых мифов? // 1917-2007: Уроки СССР иабудущее России (ресурсноЦэнергетические, экономикоЦполитические и социокультурные параметры): Доклады и выступления. - М. ЛЕНАНД. 2007 - 0,5 п.л.

15. Качество государственного управления как фактор социально-экономического развития территорий// Приоритетные национальные проекты: первые итоги и перспективы реализации. - М. ИНИОН РАН. 2007 - 0,5 п.л.

16. Россия в поисках социального государства: социальное конструирование реальности в зрительском обществе// Научное, экспертно-аналитическое и информационное обеспечение стратегического управления, разработки и реализации приоритетных национальных проектов и программ. - М., ИНИОН РАН. 2007 - 0,5п.л.

17. Российские и американские студенты об ламериканской мечте// Трансграничное образование и образовательные формации: модели, опыт, перспективы// Материалы Международной междисциплинарной научной конференции. - М.СГА. 2007 - 0,3 п.л.

18. Экономические и социальные причины рассогласования рынка труда и сферы образования// Стратегическое управление социально-экономическими системами: Материалы всероссийской научно-практической конференции - Н.Новгород: НИМБ, 2007 - 0,5 п.л.

19. Опыт новых поколений и движение исторической эволюции// Есть ли у России несырьевое будущее? Тезисы VI Международной Кондратьевской конференции. - М. МФК. 2007 - 0,4 п.л.

20. Отраслевая дискриминация как препятствие эгалитарности образования// Социальная функция государства в экономике ХХI века. Материалы конференции - М.: МАКС Пресс. 2007 - 0,3 п.л.

21. Социальное государство в России: выбор модели в свете зарубежного опыта// Россия: тенденции и перспективы развития. Ежегодник. Вып. 3. Часть I. - М.: ИНИОН РАН. 2008. - 0,3 п.л.

22. Профессиональные и ценностные ориентации новых генераций россиян и перспективы инновационного развития// Инновационное развитие экономики России: национальные задачи и мировые тенденции. Том 2. - МАКС Пресс. 2008.- 0,3 п.л.

23. Социальное государство и экономика знаний: система взаимосвязей в российском контексте// Стратегии России: общество знаний или новое средневековье? - М.: ЛЕНАНД, 2008 - 0,3 п.л.

24. Образовательные стратегии домохозяйств в условиях перехода на двухступенчатую систему высшего образования// Материалы IV Международной конференции Россия и мировое образовательное
пространство. - М. МИЭМП. 2008 - 0,4 п.л.

25. Двухуровневое образование: каков будет выбор потребителей образовательных услуг?// Молодежь и будущая Россия. Материалы Третьей всероссийской научно-практической конференции. - М.: ИНИОН РАН. 2008. - 0,3 п.л.

26. Институциональные проблемы становления эффективного местного самоуправления//Труды Четвертой Всероссийской научно-практической конференции Научное, экспертно-аналитическое и информационное обеспечение национального стратегического проектирования, приоритетных национальных проектов и программ Часть 1-2. - М. ИНИОН. 2009 - 0,3 п.л.

27. Фундаментальный социальный компромисс, как основа социального государства, и перспективы его достижения в России// Россия: путь к социальному государству. Материалы Всероссийской научной конференции - М.: Научный эксперт. 2008 - 0,7 п.л.

28. Семьи выбирают: бакалавриат или магистратура// Материалы международной научной конференции Население, семья, уровень жизни. - М.: М-Студио, 2008 - 0,3 п.л.

29. Социальное государство: кто заплатит за человеческий капитал?// Человеческий капитал: мировые тенденции и российская специфика. Тезисы XVI Кондратьевских чтений. - М. МФК. 2008 - 0,3 п.л.

30. Экономическая основа социального государства: проблемы формирования в России// Труды Четвертой Всероссийской научно-практической конференции Научное, экспертно-аналитическое и информационное обеспечение национального стратегического проектирования, приоритетных национальных проектов и программ Часть 1-2. - М. ИНИОН.- 0,7 п.л.

31. Российский бизнес о проблемах и перспективах частно-государственного партнерства в сфере образования// Инновационное развитие экономики России: ресурсное обеспечение. М. МГУ. 2009 - 0,3 п.л.

1 В журнале Общественные науки и современность в 2006-07 гг.

2 OТConnor J. The Fiscal Crisis of the State. N.Y. 1973

3 Когда рациональный, основанный на эгоистическом интересе, подсчет полезности дает неясный результат, особую важность в мотивации поведения могут приобретать факторы морального характера.

4 Cameron D. Public expenditure and economic performance in international perspective// Klein R., OТHiggins M. The Future of Welfare. Oxford: Basil Blackwell.1985

5 Разумеется, при проведении надлежащей промышленной и таможенно-тарифной политики.

6 Валлерстайн И. Конец знакомого мира: Социология XXI века. - М.: Логос. 2003

7 Эрхард Л. Благосостояние для всех. М. НАЧАЛА-ПРЕСС. 1991

8 Вебер М. Избранные произведения. М. Прогресс. 1990

Авторефераты по всем темам >> Авторефераты по экономике

Blog