Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии  

На правах рукописи

Алиева Эльвира Низамиевна

ФУНКЦИОНАЛЬНО-СЕМАНТИЧЕСКАЯ КАТЕГОРИЯ МОДАЛЬНОСТИ

И ЕЕ РЕАЛИЗАЦИЯ В РАЗНОСТРУКТУРНЫХ ЯЗЫКАХ

(русском, английском и лезгинском)

Специальности: 10.02.02 - Языки народов Российской Федерации (лезгинский язык),

10.02.20 - Сравнительно-историческое, типологическое и

сопоставительное языкознание

А в т о р е ф е р а т

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук

Москва Ц 2010

Работа выполнена в отделе кавказских языков Учреждения Российской Академии наук Института языкознания

Официальные оппоненты:

Доктор филологических наук, профессор Магомедов Магомед Ибрагимович (Институт языка, литературы и искусства им. Г. Цадасы ДН - РАН) Доктор филологических наук, профессор Керимов Керим Рамазанович (ГОУ ВПО "Дагестанский государственный университет") Доктор филологических наук, профессор Красухин Константин Геннадьевич (Институт языкознания РАН)

Ведущая организация:

ГОУ ВПО "Дагестанский государственный педагогический университет"

Защита состоится _______________2010 г. в ____ часов на заседании диссертационного совета Д 002. 006. 01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Институте языкознания РАН по адресу: 103009, г. Москва, Большой Кисловский пер., 1/12.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Института языкознания РАН

Автореферат разослан л__ января 2010 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета,

д.ф.н. П.П.Дамбуева

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Каждый язык прошёл свой путь развития и занял определенное место в социуме. Среди тысяч языков нашей цивилизации нет двух совершенно одинаковых. Уникальность строения языков свидетельствует о разнообразии их судеб. Существуют так называемые мировые языки, широко используемые в международном и межэтническом общении, и есть языки, на которых говорят и пишут лишь несколько сот человек в одном-единственном ауле.

Однако при всем своеобразии языков мира и их историй существуют закономерности, присущие всем или большинству языков, языковые универсалии. К таким универсалиям относится и категория модальности, исследуемая в данной работе.

В нашем исследовании категория модальности впервые рассматривается в сопоставлении трех генетически и типологически разных языков: английского, русского и лезгинского. Это даёт возможность получить интересные в типологическом плане данные о степени грамматикализации модальных значений в сравниваемых языках. Сопоставление номенклатуры модальных значений и способов их языкового выражения в русском, английском и лезгинском языках позволяет выявить сходства и различия, которые могут служить основанием для составления типологических рядов: черты алломорфизма в проявлениях модальности в русском, английском  и  лезгинском языках могут быть у этих языков изоморфными с другими языками. Наблюдение проявлений модальности на материале языков различного строя позволяет также расширить и углубить лингвистические представления об этой категории в целом.

Грамматический статус и объём содержания категории модальности, как известно, трактуются в специальной литературе неоднозначно. В нашем исследовании мы отталкиваемся от широкого понимания категории модальности, принимая за основу грамматическую концепцию В.В. Виноградова, в которой представлен путь от семантического содержания к различным грамматическим и лексическим средствам его выражения.

В русском языкознании в работах В.В. Виноградова, С.И. Абакумова, М.И. Мещанинова, А.М. Пешковского, В.З. Панфилова, А.Н. Гвоздева, И.Г. Милославского, Е.М. Галкиной-Федорук и др. содержатся плодотворные идеи по проблеме категории модальности.

В английском языке модальность изучена не менее основательно. Важные теоретические и практические положения по проблеме категории модальности в английском языке представлены в научных исследованиях А.И. Смирницкого, О.В. Александровой, Т.А. Комовой, Н.Ф. Иртеньевой, Л.С. Бархударова, М.Я. Блоха, Г.Г. Поченцова, Н.А. Слюсаревой, Е.И. Беляевой, В.В. Гуревича, В.Н. Тарасенко, Э.Е. Курлянд, А.М. Ионовой, Й.Трир, Г.Ипсен, О. Есперсеном, К. Аймер, Д. Фриборн, В. Робинсон, Р. Уорнер, М. Халлидей, Г. Суит, Дж. Лайонз и других теоретиков английского языка.

В отношении исследований категории модальности в лезгинском языке надо отметить, что данная проблематика мало изучена в дагестанском языкознании. Этот факт сам по себе определяет ее актуальность. Однако в последних исследованиях категории глагола заметно стремление всесторонне - в формальном, содержательном и функциональном планах - описать каждую грамматическую категорию с учётом особенностей их проявления в дагестанских языках. Такую направленность имеет и настоящее исследование. Оно специально посвящено углубленному сопоставительному изучению одной категории, модальности, с учётом значительно расширившихся представлений о ней в целом и её проявлений в русском и английском языках, а также новых данных о глагольных категориях лезгинского языка. Это даёт возможность выявить формы выражения модальности, которые ещё не описаны, а также точнее определить значения уже описанных единиц.

Отсутствие единства в понимании категории модальности проявляется в непоследовательности при описании форм её проявления в конкретных языках, в особенности таких, относительно менее разработанных в теоретическом плане, как лезгинский. Вот лишь некоторые наблюдения, показывающие, что семантическая категория модальности лезгинского языка и её категориальные формы - наклонения - нуждаются в дальнейшем, углубленном исследовании.

В грамматических описаниях лезгинского языка нет единства в понимании самого содержания термина наклонение. Понятие наклонение часто смешивается с более широким понятием модальность. Следствием этого является чрезвычайный разброс как в числе выделяемых в разных работах форм наклонения, так и в трактовке их значений.

В грамматиках П.К. Услара и Л.И. Жиркова говорится о повелительной, условной, отрицательной и т.д. формах глагола, термин наклонение не используется. Его в грамматику лезгинского языка ввёл в своей работе, специально посвящённой категориям глагола, Г.В. Топуриа. Однако применил он этот термин только по отношению к формам повелительного наклонения. Б.Б. Талибов выделяет, кроме повелительного, ещё изъявительное наклонение, а также говорит об условных, отрицательных, запретительных, противительных, вопросительных формах. Семь морфологически выраженных наклонений: изъявительное, неопределённое (целевое), повелительное (побудительное, запретительное), вопросительное, условное, уступительное, отрицательное - выделяет для лезгинского глагола У.А. Мейланова. В последующих исследованиях, напротив, количество наклонений сокращается. Так, Р.И. Гайдаров исключает из их числа отрицательное и неопределённое, вводит предположительное с аффиксом -ди и в итоге выделяет шесть наклонений: изъявительное, повелительное, вопросительное, условное, уступительное, предположительное. Четыре наклонения: изъявительное, условное, уступительное и повелительное - считает возможным выделить Э.М. Шейхов. Другие единицы, трактовавшиеся как наклонения в предшествующих работах, он называет морфологическими формами выражения модальности в пределах названных четырёх наклонений. А ведь морфологические формы выражения модальности - это, в сущности, и есть наклонение. Следовательно, возникает вопрос о взаимодействии модальных значений в рамках одной словоформы или в составе высказывания в целом.

Как видим, разброс мнений при установлении форм наклонения лезгинского глагола непомерно широк, и объясняться такие различные интерпретации могут, прежде всего, неопределённостью теоретических критериев интерпретации материала.

Другим важным обстоятельством, свидетельствующим о необходимости обсуждения вопроса о модальности и наклонениях, является наличие в лезгинском языке ряда форм модального значения, которые или вовсе не рассматриваются в грамматических описаниях, или же лишь фиксируются без анализа и установления их статуса. Например, в лезгинском языке достаточно употребительны формы глагола с аффиксом -лда, который присоединяется к временным формам изъявительного наклонения: хтана (аор.) вернулся > хтаналда л(говорят) вернулся; хтанва (перф.) вернулся (и есть) > хтанвалда л(говорят) вернулся (и есть); хквезва возвращается > хквезвалда л(говорят) возвращается и др. Вун хуьруьз хъфизвалда. Хъфиз хьайит1а, зазни хабар це Ты в село едешь (говорят). Будешь ехать, и мне сообщи. Значение в переводах передаётся при помощи слова говорят, но в лезгинском этот аффикс не имеет лексического соответствия, по крайней мере, на синхронном уровне. Формы с аналогичным значением, например в болгарском языке, выделяются как пересказывательное наклонение. Ср. болг.: Тя пееше хубаво Она хорошо пела и Тя пеела хубаво Она хорошо пела (говорят). В дагестанских языках единицы аналогичного содержания иногда фиксируются как формы заглазного времени, а в последнее время используется и термин эвиденциальность.

Приводимая лезгинская форма имеет явно модальное значение. Её содержание близко к значению категории эвиденциальности, которая выражает источник и характер того знания, что лежит в основе сообщения говорящего (есть ли это знание из личного опыта, или с чужих слов, или это есть умозаключение). В другом исследовании такие формы определяются термином цитатив (говорящий описывает факт на основе чужих слов, не принимая на себя ответственности) в рамках более широко понимаемой категории эвиденциальности, указывающей, каким образом говорящий узнал о факте. В этих определениях форм эвиденциальности и цитатива содержится относимая к сфере модальности семантическая оппозиция в диапозоне реальность - гипотетичность - ирреальность. В приводимой лезгинской форме выражается отношение сообщаемого факта к реальности с точки зрения говорящего. Значение это выражается морфологической оппозицией. Следовательно, есть основание рассматривать эту форму как наклонение.

Не рассматривается среди форм наклонения лезгинского глагола и форма с аффиксом -ч, присоединяемым не к временным формам, а непосредственно к корню глагола. Например: Алиди гьахьтин гаф угьуч Али такого не мог сказать. Жеч яда! Не может быть! (яда - апеллятивного плана единица типа русского эй, адресуемая только мужчинам). Аффикс -ч, присоединяясь к временным формам, образует негативные формы изъявительного наклонения (лугьудач не скажет, жедач не будет, не случится). Формы без показателей времени, оформленные этим аффиксом, входят в оппозицию с так называемым предположительным наклонением на -ди, которое также не имеет аффиксов времени. Ср.: Сирке туьнт хьайи къапуниз зарар жеди (посл.) Сильный уксус посуду разъесть может (о чрезмерности чего-л.). Однако нельзя считать формы типа жеч негативными коррелятами форм типа жеди. Отрицательные формы образуются в лезгинском языке агглютинативным прибавлением -ч (же-да > же-да-ч). А в данном случае имеет место альтернация аффиксов в параллельных формах, не находящихся в отношениях морфологической деривации. Формы лугьуч, жеч выражают уверенность, что обозначаемое глаголом действие не могло/не может иметь место.

Интерпретация значений уже выявленных форм наклонения, например, форм с аффиксом -т1а, также может быть уточнена. Они традиционно определяются как условное наклонение. Однако в работе Р.И. Гайдарова намечается более дифференцированный подход к определению значений форм, присоединяющих этот аффикс. Как условное наклонение Р.И. Гайдаров выделяет единицы, образуемые от причастия прошедшего времени: Гьарда са ч1ар гайит1а, квасадиз чуру жеда (посл.) Каждый по волоску отдаст если, безбородому борода будет ( С миру по нитке, голому рубаха). А формы, образуемые тем же аффиксом от временных форм, он относит к вопросительному наклонению: Им вуч сир я, яраб начагъ хьанват1а? Са ван хьана, закай гуьгьул хьанват1а? (Ш. Мурадов) Что за тайна, может, заболела? Может, услышав что, обиделась на меня? По нашему мнению, эти формы явно выражают предположение, а не вопрос. Значения форм, получаемых присоединением аффикса -т1а, различны в зависимости от видо-временного значения исходных форм, но все они семантически производны от эпистемической модальности - значения сомнения в том, что обозначаемое действие имеет место, т.е. предположения. Есть ещё языковые факты, для которых нами предложены более точные или новые интерпретации.

Актуальность исследования рассматриваемой темы определяется чрезвычайной сложностью категории модальности, широтой и глубиной охвата разных уровней языковой сферы, многоплановостью в передаче модальных значений, варьирующихся от простого утверждения до эмоциональной экспрессии. Мы считаем, исследование категории модальности важно для:

- изучения собственно лезгинского языка;

- получения данных сопоставительного плана о специфике проявления категории модальности в сопоставляемых языках;

- типологического исследования категории модальности и способов её языкового выражения;

- сравнения степени грамматикализации модальных значений в таких далёких друг от друга генетически и типологически языках, как русский, английский и лезгинский;

- углубления представлений о категории модальности в целом;

- изучения системы грамматических средств выражения модальности.

С целью получения данных в перечисленных областях лингвистических изысканий в работе осуществлен комплексный сопоставительный анализ категориальных форм выражения модальности в русском, английском и лезгинском языках. Осуществление такого анализа предполагает практическое решение следующих  конкретных задач:

- Изучить природу проявления и сущностную характеристику всех основных грамматических признаков предложения, выявить и установить их механизм действия в процессе порождения предложения.

- Определить теоретические подходы: изучить и привести в определенную систему существующие в лингвистической литературе точки зрения на категорию модальности и уточнить понятия модальности и наклонения применительно к лезгинскому языку, обосновать отнесение тех или иных значений, выражаемых морфологически, к модальным, например, правомерно ли считать негативные формы самостоятельными наклонениями.

- Установить соотношение значений в диапазоне реальность - ирреальность. Для лезгинского языка это имеет очень важное значение. Так, в русском и английском языках ирреальные наклонения противопоставлены индикативу своей временной неопределённостью. В лезгинском языке в одной глагольной словоформе присутствуют показатели времени и наклонений. Например: Алахьнават1ани мекьизва лНесмотря на то, что стало ясно, холодно; в алахь-на-ва-т1а-ни два аффикса времени (-на- аориста, -ва наст. времени) и два аффикса наклонений (-т1а- предпол., -ни вопр.), то есть ирреальные наклонения в лезгинском языке имеют и значения времени. Для этого очень важно изучить характер взаимосвязи категорий наклонения и времени и определить их модальную сущность.

- Разграничить значения объективной и субъективной модальности, получающие грамматическое выражение в сравниваемых языках.

- Сопоставить номенклатуру модальных значений, представленных в русском, английском и лезгинском языках, сравнить способы их языкового выражения.

Все эти задачи, на наш взгляд, являются узловыми проблемами теории языковой модальности, без решения которых невозможно определить природу проявления и сущностную характеристику категории модальности, выявить и упорядочить модальные значения и систематизировать средства их выражения. Именно средства выражения категории модальности в сравниваемых языках, т.е. все виды категории наклонения и времени, и явились основными объектами исследования.

Решению поставленных в настоящей работе задач в большей степени отвечают приёмы контрастивного языкознания. В традиционной трактовке этот метод определяется как имеющий дело с попарным сопоставлением языковых систем (структур) на всех уровнях вне зависимости от генетической и типологической принадлежности сопоставляемых языков с целью выявления их структурных и функциональных особенностей, сходств и различий (контрастов). Такие исследования подчинены по преимуществу задачам прикладного характера - разработки стратегии обучения какому-либо из сравниваемых языков, теории перевода и др. При решении этих задач равноценными являются и сходства, и различия между языками. Положение об эффективности контрастивного метода, своего рода обозрения языка снаружи, которое позволяет отчётливо видеть черты своеобразия, остающиеся вне поля зрения при его изучении лизнутри, является в настоящее время общепризнанным.

К числу методов исследования, используемых в работе, относятся также описательный метод, приёмы перевода, лингвистического эксперимента.

Научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые в лезгинском языкознании рассматриваются вопросы теории модальности на функционально-семантическом уровне, анализируются грамматические средства выражения модальности, систематизируются модальные значения, выраженные всеми формами наклонений и времени.

Теоретическая значимость работы состоит, прежде всего, в том, что её результаты послужат построению более полной и современной теоретической грамматики лезгинского языка и могут быть использованы в составлении учебников и учебных пособий в разделе морфологии Наклонение и время, в разделе синтаксиса Модальность и в описании основных грамматических признаков предложения.

В то же время сходства и различия в спектре модальных значений, получающих грамматическое выражение в языках, принадлежащих к разным типам и генетическим классам, представляют интерес для лингвистической типологии и теории модальности. Так, в русском языке отмечается многообразие описательных, аналитических форм наклонений при бедности особых синтетических форм глагола для выражения модальности действия. Как показывают наблюдения, многие модальные значения, выражаемые в английском языке на уровне конструктивного синтаксиса, в лезгинском языке передаются средствами глагольной морфологии.

Практическая ценность результатов работы вытекает из того вклада, который она вносит в обозначенные выше направления теоретических исследований. Полученные данные могут найти применение в вузовских курсах по лингвистической типологии, в сопоставительных грамматиках русского и дагестанских языков, в разработке теоретических и учебных грамматик собственно лезгинского языка, а также русского языка для дагестанской школы, в переводческой деятельности. Основные положения работы также могут служить лингвистической основой методики преподавания русского и иностранных языков в лезгинской национальной школе.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Категория модальности по своей природе является функционально-семантической категорией.
2. Категория модальности свою функциональную обязанность выполняет на втором этапе порождения предложения в механизме речи.
3. Категория модальности, наряду с категориями коммуникативности, предикативности и просодическими средствами, является основным, постоянно действующим грамматическим признаком предложения.
4. Основными аспектами категории модальности являются отношение содержания высказывания к действительности, отношение говорящего к содержанию высказывания, отношение субъекта действия к действию и оценка реальности действия в плане его реальности/ирреальности.

5. Исходя из принципа противопоставления по линии модальности, различий в формообразовании и синтаксическом употреблении, есть все основания рассматривать форму глагола как самостоятельное наклонение в случае, когда отношение сообщаемого факта к реальности, с точки зрения говорящего, выражается морфологической оппозицией.

6. Модальные значения, выражаемые формой глагола в одном из сопоставляемых языков, в другом могут быть оформлены иным способом. Семантическое же содержание категории модальности в сопоставляемых языках не требует дифференцирования: эта унификация закономерно вытекает из универсального характера категории модальности.

7. В русском и английском языках в придаточном уступительном предложении используются формы изъявительного наклонения. В лезгинском языке значение, аналогичное значению такой уступительной конструкции, выражается специальной синтетической формой глагола, но в содержательном плане различий между ними нет. Поэтому отнесение формы лезгинского глагола типа алахьнават1ани к уступительному наклонению, на наш взгляд, неправомочно.

8. В лезгинском языке форма с аффиксом Цмир является самостоятельной в формальном и содержательном планах единицей, а не отрицательной формой повелительного наклонения. Содержанием запретительного наклонения является модальное значение нежелательности осуществления действия, побуждение не совершать его. Эта единица ни формально, ни по значению не выводится из формы повелительного наклонения или какой-либо иной формы.

9. Формы типа лугьуч, жеч обладают явно выраженным значением ирреальности и выражают уверенность, что обозначаемое глаголом действие не могло/не может иметь место. Используемое К.Р. Керимовым [2002: 105] определение импоссибилитив (от английского слова impossibility невозможность, невероятность) вполне адекватно отражает их содержание. Для описаний на лезгинском языке предлагаем (на обсуждение) термин тежер кардин наклонение - досл.: не бывающего, невозможного дела наклонение.

10. Формы глагола с аффиксом Цлда, выражающие модальность со значением предположения, основанную на отношении сообщаемого факта к реальности с точки зрения говорящего, относятся к семантике эвиденциальности. А содержание глагольных форм с аффиксом Цвал не относится к сфере эвиденциальности. Именные формы - абстрактные существительные - аффикс -вал образует от прилагательных (ср. иер красивый > иервал красота, хъсан хороший, добрый > хъсанвал доброта), а от глаголов - единицы компаративного содержания.

Теоретической базой диссертации являются грамматические описания русского, английского и лезгинского языков, труды российских и зарубежных лингвистов по теории модальности, исследования по сопоставительному языкознанию и лингвистической типологии.

В связи с этим необходимо подчеркнуть, что избранная тема диссертации в типологическом плане до настоящего времени в отечественной филологической науке никогда систематически не разрабатывалась, что потребовало рассмотрения и анализа многочисленных источников. Отсутствие аналогичных отечественных работ потребовало внимательного изучения всей доступной литературы по теме диссертации, осмысление которой позволило прийти к общим и конкретным выводам.

Источниками материала по лезгинскому языку послужили тексты художественной и публицистической литературы, фольклор, а также учебники практического курса лезгинского языка. Языковые примеры на русском языке используются те, которые анализируются при обсуждении категории модальности в Русской грамматике (РГ 1980) и другой цитируемой литературе. Примеры на английском языке взяты из учебников по практической грамматике английского языка, оригинальных художественных текстов.

Апробация работы и публикация результатов исследований.

Концепция, основные положения, результаты и выводы исследования обсуждались на заседаниях кафедры теории английского языка Московского института экономических преобразований

Отдельные положения диссертации излагались на ежегодных научных конференциях по проблемам сравнительно-исторического языкознания (в г. Махачкале и г. Москве).

Основные положения работы нашли отражение в 31 публикациях, в т.ч. 2 монографиях, 7 публикациях в изданиях, рекомендованных ВАК РФ, общим объемом 32,96 п.л.

Структура и объем диссертации. Работа состоит из введения, 3 глав, заключения и списка использованной литературы. Общий объем диссертации составляет 263 страницы машинописного текста.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении определяется объект и предмет исследования, обосновывается актуальность темы диссертации, ее научная новизна, теоретическая и практическая значимость, раскрываются цели и задачи, указываются методы исследования и формулируются основные положения, выносимые на защиту.

В первой главе Модальность как универсальная функционально-семантическая категория определяются теоретические подходы: изучаются и приводятся в определенную систему существующие в лингвистической литературе точки зрения на категорию модальности. Здесь так же изучается природа проявления и сущностная характеристика всех основных грамматических признаков предложения, выявляется и устанавливается их механизм действия в процессе порождения предложения.

В разделе 1.1. О модальности в современной науке речь идет о том, что, находясь на стыке логики, лингвистики и философии языка, категория модальности требует самого широкого подхода от каждого, кто пытается понять её сущность как одной из фундаментальных характеристик процесса отражения действительности в речи человека.

Не случайно те авторы, которые пытаются определить модальность путем указания только на конкретные способы её выражения в каком-либо языке, неизменно приходят к противоречивым выводам или обнаруживают, что их определение модальности является неполным, так как не охватывает всех возможных способов выражения этой семантической категории. Это говорит о целесообразности межъязыкового изучения модальности и разновидностей модальных значений.

В разделе 1.2. Место категории модальности в современном синтаксисе говорится о том, что теория предложения занимает центральное место в синтаксической науке со дня ее становления как раздела языкознания. За весь период развития учения о синтаксисе предложения оно прошло путь от логического к психологическому, затем грамматическому направлению и далее - к коммунинкативным, семантическим и прагматическим теориям.

Современный синтаксис имеет непосредственное взаимоотношение с другими языковыми явлениями, такими, как синтагматика, семиотика с тремя ее компонентами: семантикой как областью смысла и истинности высканзываний; прагматикой как областью мнений, оценок, презумпций и установкой говорящего; синтактикой как областью формального вывода и теории коммуникации. В связи с этим расширилась сфера деянтельности самой синтаксической науки вследствие появления в ней различных направлений, что закономерно расширило и количество аспектов предложения.

Предложение имеет множество различных аспектов, которые характеризуют многообразие компонентов, его составляющих. Разнообразие аспектов предложения также обуславливается тем, что оно, как языковая единица языка, обладает различными грамматическими, информативными, семантическими, модальными, просодическими признаками. Анализ значений всех зафиксированных аспектов на пересекаемость показынвает, что такими грамматическими признаками являются коммуникативность, модальность, предикативность и интонация.

Вопрос о взаимодействии этих категорий в формировании предложения является, пожалуй, наиболее актуальным в теории преднложения. Поэтому данный вопрос требует самого тщательного анализа, чтобы выяснить само содержание этих понятий, характер их проявления, степень их нагрузки при конструировании предложения.

В разделе 1.3. Модальность в процессе порождения речевого высказывания устанавливается, на каком именно этапе порождения предложения включается категория модальности как основной признак предложения.

Поскольку предложение Ч продукт речевой деятельности, и понрождается оно речевым механизмом в строгой последовательности, по определенным правилам, то становится возможным проследить, на каком именно этапе порождения предложения включается тот или иной грамматический признак предложения для выполнения своей функции.

Существует положение, согласно которому речевой процесс представляется как определенный вид языковой деятельности. Любая человеческая деятельность имеет мотивационную, целевую и исполнинтельскую стороны. Эти три стороны составляют единый акт деятельнности, который начинается мотивом и планом и завершается резульнтатом, достижением намеченной в начале цели, в середине же лежит динамическая система конкретных действий и операций, направленных на это достижение.

На основании именно такой трактовки творческой деятельности человека в создании речевого высказывания столь видные психологи и психолингвисты, как Л.С. Выготский, Н.И. Жинкин, А.А. Леонтьев, Т.В. Рябова, И.А. Зимняя, В. Пенфильд, Л.А. Чистович, предлагают трехэтапные схемы порождения речи. Несмотря на разные наименования различных этапов, они в совокупности дают общепсихологическое представление о процессе понрождения речевого высказывания.

Первый этап порождения речи Л.С. Выготский [1994] и А.А. Леонтьев [1969] назвали мотивом, В. Пенфильд Ч внешним раздражителем [1964], И.А. Зимняя Ч побуждением [1997]. В самом деле, речь сама по себе не рожндается. Для ее появления необходимы определенные условия, ситуации, включающие в себя мотивирующую сферу внешней среды. Все это в совокупности служит побуждающим средством, вызывающим речь.

Именно на этом, первом этапе порождения речи выполняет свою функцию категория коммуникативности. Она создает мотив речи, служит внешним раздражителем, вызывающим речь, побуждает коммуникантов к речи.        

Второй этап порождения речи Л.С. Выготский определяет как лопосредствование мысли во внутреннем слове [1994], Н.И. Жинкин Ч как замысел [1964], А.А. Леонтьев Ч как программа [1969], Т.В. Рябова Ч как внутренне-речевая схема высказывания [1967], И.А. Зимняя - как лобщий смысловой образ [1997].

После того, как сработал первый этап, т.е. созданы необходимые условия и ситуации, побуждающие акт речи, в механизме порождения появляется целевая программа, конкретный замысел, лобщий смыснловой образ для того, чтобы сообразно данной ситуации осуществить речь. Это и есть содержание высказывания, выраженное особым кодом Ч внутренней речью. Это очень ответственный этап, ибо именно на этом этапе закладывается смысл, характер высказывания.

Таким образом, конкретный замысел, целевая установка, общий смысловой образ, закладываемые в высказывание на втором этапе порождения речи, проявляются в многогранных модальных значениях, определяемых категорией модальности. Из этого следует вывод о том, что данная категория является постоянно действующим грамматическим признаком предложения.

На третьем этапе порождения речи реализуется словесный синтаксис и грамматика слов Л.С. Выготского [1994], грамматическое и сенмантическое перекодирование А.А. Леонтьева [1969], происходит лотбор конкретных слов и расположение согласно грамматическим правилам Н.А. Жинкина [1964], расшифровка по грамматическим правилам языка А.А. Чистович [1965], внутренная пространная программа И.А. Зимней [1997].

Все это в совокупности может быть сведено к словесно-грамматическому оформлению высказывания в процессе порождения речи. Это означает, что после того, как в предложение заложен опренделенный замысел и тем самым сложилось конкретное отношение гонворящего к высказываемой мысли, сообразно этому выбираются слова и оформляются по соответствующим грамматическим правилам того или иного языка, на котором осуществляется высказывание.

Весь этот процесс осуществляется категорией предикативности. Именно на этом, третьем, этапе порождения речи срабатывает категория предикативности как основной, постоянно действующий грамматический признак предложения. Категория предикативности в соответствии с заложенным тем или иным модальным значением, регулируемым категорией модальности, создает структурное строение предложения по существующим грамматическим правилам данного конкретного языка и тем самым обеспечивает отнесенность содержания предложения к действительности. Этот процесс осуществления функциональных обянзанностей категории предикативности характеризуется тем, что она, пронизывая все материальное тело предложения, обеспечивает взанимодействие всех его компонентов согласно существующим правилам синтаксических отношений данного конкретного языка.

На завершающем этапе порождения предложения обязательное участие принимает интонация вместе со всем арсеналом просодических средств (словесное ударение, фразовое ударение, ритм, пауза). Относительно речи и места интонации в формировании предложения нет особых противоречий. Все исследователи признают ее как необнходимое средство, делающее предложение предложением, т.е. как признак предложения, отличающий его от других языковых единиц.

Итак, предложение Ч это рензультат речевой деятельности, и рождается оно в механизме порождения речи в устной или письменной форме. Основными постоянно присутствующими и обязательными грамматическими признаками предложения являются категории коммуникативности, модальности, предикативности и интоннационно-просодические средства. Все эти кантегории, равные по степени значимости, являются обязательными признаками предложения, в то же время каждая в отдельности разнличается отношением содержания предложения к действительности: категория коммуникативности - целеустановкой, модальности - определением замысла предложения, предикативности Ч созданием структуры преднложения, просодические средства Ч мелодико- интонационным оформлением всей структуры предложения.

Природу проявления категории модальности мы видим в том, что данная категория является постоянно действующим, конституирующим признаком предложения; функционирует на логико-грамматическом уровне порождения предложения; расчленяется на объективную, субъекнтивную, волитивную, оптативную и дезидеративную модальности, вынражающие различные модальные значения от простого повествования до эмоционально-экспрессивного; и, наконец, модальность в одинаковой степени обслуживает и грамматическое предложение, и логическое суждение в процессе их порождения.

Раздел 1.4. Теоретические основы функционально-семантических исследований языковой категории модальности посвящен исследованию метода функционально-семантического подхода в изучении категории модальности.

Понятие функционально-семантическое поле, начало которому положено работами Ф. де Соссюра, является одним из ведущих в современной лингвистике. Последователи идей великого лингвиста сформировали функциональную ветвь языкознания, которая представлена в ряде лингвистических школ, наиболее крупными среди которых являются: пражская, лондонская и копенгагенская. В нашей стране функциональное направление разрабатывали А.В. Бондарко, Н.А. Слюсарёва, Г.С. Щур, В.С. Храковский и другие, которые основывают свои исследования на идеях корифеев русского языкознания В.В. Виноградова, К.С. Аксакова, И.И. Мещанинова, А.А. Потебни, A.M. Пешковского, А.А. Шахматова.

Как известно, метод функционально-семантического подхода состоит в особом интересе к смысловой стороне языковых явлений, идёт поиск связи между смыслом и формой, причём функциональная грамматика берёт смысловой элемент в качестве основного. А.В. Бондарко указывает, что выявление универсалий в этом направлении языкознания сопряжено с отражением реально существующей структурной организации конкретного языка. Данный принцип системности при изучении языковых структур является обязательным требованием функциональной грамматики. Такой структурный подход в полной мере отражает и природу языка, который являет собой не случайное скопление отдельных звуков, слов и структур, а внутренне связанное, организованное целое. Языковые реалии находятся в глубокой взаимосвязи, взаимопроникают друг в друга, и это следует учитывать с тем, чтобы указать место, занимаемое тем или иным явлением в изучаемой системе. Данный подход заслуживает особенно пристального внимания, так как позволяет рассматривать языковые структуры с нескольких сторон. Действительно, каждое явление в языковой системе обладает не только собственными значениями и качествами, но также и теми, которые обусловлены его взаимосвязью с другими структурами. Таким образом, данный подход представляется нам наиболее приемлемым в нашей работе, так как рассматриваемое языковое явление, а именно модальность, есть сложная структура, место которой относительно других систем языка является решающим фактором в решении переводческих проблем.

Понятие функционально-семантического поля является одним из центральных в функциональной грамматике. Оно определяется как явление, базирующееся на определенной семантической категории и представляющее собой единство грамматических и строевых лексических единиц, а также различных комбинированных средств, взаимодействующих на основе общности их семантических функций.

Ядром ФСП модальности являются морфологические средства выражения модальности. В предикативном ядре ФСП модальности находятся модальные глаголы; на периферии - категория наклонения, относящаяся к синтаксическим средствам выражения, затем фразеологические единицы, относящиеся к лексическим средствам выражения модальности. Данное поле является моноцентрическим с одним целостным предикативным ядром.

Изучение и построение семантических полей очень актуально, так как помогает систематизировать и объединить языковые элементы, имеющие общую семантическую функцию, и выделить те из них, для которых данный семантический признак является преобладающим в ядре семантического поля, а остальные по степени ослабления данного признака расположить на периферии. Использование семантических полей дает возможность шире, точнее и эмоциональнее выразить любую мысль человека.

В современном языкознании описание функционально-семантических категорий и разноуровневых средств их вербализации в рамках  функционально-семантического поля, в том числе описание функционально-семантической категории модальности, становится одним из ведущих методов лингвистических исследований.

В разделе 1.5. Виды модальности как универсальной функционально-семантической категории проводится разграничение семантики объективной и субъективной модальности и их грамматическое выражение в сравниваемых языках.

Целесообразность разграничения двух видов модальности - объективной и субъективной - признается в целом ряде работ отечественных и зарубежных лингвистов. Однако и здесь нет единодушия.

По мнению большинства авторов, под объективной модальностью понимается отношение содержания высказывания к действительности. Формальные свойства предложения позволяют ему с помощью специальных грамматических средств обозначить, что сообщаемое либо реально происходит, либо мыслится как ирреальное.

Если в понятие объективной модальности большинство авторов вкладывают практически одинаковое содержание, то этого нельзя сказать об интерпретации ими субъективной модальности. Одни, широко понимая субъективную модальность, выделяют в ней оценку говорящим содержания своего высказывания. Другие относят к числу модальных эмоциональное значение.

Однако ряд авторов высказывается против чрезмерно широкой трактовки субъективной модальности. Е.А. Зверева, например, исключает из числа модальных значений эмоционально-экспрессивные отношения, но допускает, что между модальными и эмоционально-экспрессивными значениями могут быть общие черты, в частности, момент субъективности, присущий и тем, и другим.

В.З. Панфилов предлагает считать субъективной такую модальность, которая выражает со стороны говорящего оценку степени познанности этих связей, т.е. она указывает на степень достоверности мысли, отражающей данную ситуацию, и включает проблематическую, простую и категорическую достоверности [Панфилов 1977: 50].

Суммируя точки зрения различных авторов на проблему категории модальности и анализируя распределение средств выражения по разным видам модальности, мы выделяем 2 вида модальности с дальнейшим их делением на подвиды: 1. (субъективная модальность) I подвид - отношение между субъектом действия и действием, II подвид - отношение говорящего к содержанию высказывания; 2. (объективная модальность) III подвид Ч отношение содержания высказывания к действительности (в плане реальности-нереальности).

Такое разграничение типов отношений, охватываемых функционально-семантической категорией модальности, нам кажется наиболее последовательным.

Как следует из вышеизложенного, в разграничении объективного и субъективного в модальности исследователи исходят из разных критериев. Отсюда и проистекают противоречия. Логико-понятийный подход в изучении модальности предусматривает ее деление на объективную (онтологическую) модальность - отражение объективных связей, наличных в той или иной ситуации, на которую направлен познавательный акт, и субъективную (персуазивную) модальность, которая выражает оценку со стороны говорящего. Причём объективные и субъективные значения нередко передаются одними и теми же средствами. Так, предложение Завтра может пойти снег в зависимости от контекста может выражать и объективную модальность возможности, и субъективную модальность проблематичности. Обзор работ отечественных исследователей модальности последних двух десятилетий даёт определённые основания согласиться с В.И. Бондаренко в том, что классификация предложений по модальному признаку, как и дифференциация самих модальных значений, в отечественном языкознании не отличается единством.

Однако, как отмечает В.А. Плунгян, в настоящее время можно указать по крайней мере два лцентра консолидации внутри семантической зоны модальности: Это, во-первых, отношение говорящего к ситуации (или лоценка) и, во-вторых, статус ситуации по отношению к реальному миру (или лирреальность). Как представляется, всё многообразие модальных значений (даже при самых широких интерпретациях модальности) так или иначе связано с одним из этих двух понятий (или, нередко, с обоими сразу) [Плунгян 2000: 309]. В связи с этим более актуальным является, на наш взгляд, утверждение о том, что основной вопрос в учении о модальности предложения - это определение видов модальных значений, составляющих содержание языковой категории модальности. Именно тщательное исследование разных видов модальных значений как в отдельных языках, так и в межъязыковом плане, накопление и классификация этих значений углубят, по-видимому, представления о категории модальности в целом.

Во второй главе Модальность и наклонение и их исследование в русском, английском и лезгинском языках представлены теоретические воззрения на проблемы модальности и наклонения в сопоставляемых языках.

В разделе 2.1. Модальность и наклонение в русском языке речь идет о том, что в современной отечественной лингвистике представлено множество трактовок модальности. Однако большинство концепций не выходит за пределы широкого круга модальных значений и основных средств их выражения. При изучении модальности исходным положением считается то, что в предложении необходимо выделять пропозицию и модальную рамку. Модальная рамка включает набор значений, которые связывают пропозицию с говорящим. Система этих значений и объединяется термином модальность. Эти теории расходятся только в том, сколько модальных значений и какие включаются в систему модальности. Многие авторы понимают модальность как широкую категорию, в которую входят несколько разнообразных модальных значений [Бондаренко 1979; Виноградов 1975; Головнин 1968]. Подобные широкие теории объединяют круг явлений, неоднородных по смысловому объему, грамматическим характеристикам и по степени оформленности на разных уровнях языковой структуры. Широкие теории, несмотря на различия в терминологии, позволяют определить наиболее общие границы системы модальности, а также изучать межкатегориальные связи внутри нее. Лингвистическая проблема заключается в том, что не найдена система модальности, основанная на едином дифференциальном признаке. Количество составляющих этой системы, то есть перечень типов модальных значений, варьирует в разных теориях.

В Русской грамматике средства выражения модальности описываются в двух разделах: Морфология [T. I, 1980: 618-626] и Синтаксис [Т. II, 1980: 99-119; 214-237]. В традиционной грамматике средства выражения модальности оказываются, таким образом, в разных разделах. Разноуровневые языковые средства выражения модальных значений оказываются объединёнными при подходе к описанию модальности как функционально-семантической категории. Такой подход представлен в разных концепциях функциональной грамматики. Например, в Очерке функционального синтаксиса русского языка Г.А. Золотовой в главе Категория модальности рассматриваются морфолого-, конструктивно-, лексико- и интонационно-синтаксические способы выражения модальности.

Это, по нашему мнению, способствует и более последовательному разграничению значений по линиям реальность/ирреальность, объективная и субъективная модальность.

Очевидно, что при установлении объема семантической категории модальности разные школы и авторы исходят из разных оснований. В настоянщей работе модальность трактуется на основе концептуальных положений и методики, разработанных и апробированных на материале русского языка группой авторов в книге Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность (далее ТФГ 1990). Как пишет А.В. Бондарко, понимание модальности, которого они придерживаются, тесно связано с концепцией о модальности и других предикативных категориях в иснтолковании В. В. Виноградова и той грамматической традицией, на которую он опирается [ТФГ 1990: 62]. В соответствии с доминирующими в современной русистике взглядами, наклонение - это грамматическая категория в системе глагола, определяющая модальность действия, т.е. обозначающая отношение действия к действительности, устанавливаемое говорящим лицом. Объективная модальность органически связана с категорией времени и дифференцирована по признаку временной определённости/неопределённости. Поскольку главным средством выражения объективной модальности является категория глагольного наклонения, мы можем отнести изъявительное наклонение к категории с временной определённостью, а формы косвенных наклонений - с временной неопределённостью.

Немаркированное, формально не выраженное специальными признаками наклонение обозначает, что действие или состояние мыслится говорящим как утверждаемое или отрицаемое и как реальное. Оно называется изъявительным, то есть глаголы русского языка в изъявительном наклонении обозначают действия, которые происходят, происходили или будут происходить на самом деле: строю, строил, буду строить.

К маркированным наклонениям относится сослагательное, при помощи которого говорящий выражает отношение к реальности, возможности, желательности излагаемого события: ирреальное (невозможность события), потенциальное (возможность), условное, желательное. Условное наклонение русского глагола образуется от основы неопренделённой формы глагола при помощи суффикса -л- и частицы бы (б). Эта частица может стоять после глагола и перед ним, может быть отделена от глагола другими словами: Если кажндый человек на куске земли своей сделал бы всё, что он монжет, как прекрасна была бы земля наша (А. Чехов).

В русском языке сослагательное наклонение может употребляться и для выражении просьбы: Выручил бы ты меня; Принёс бы ты воды.

Глаголы в условном наклонении изменяются по числам и в единственном числе - по родам.

Другую группу образуют наклонения, при которых говорящий побуждает кого-либо из участников речевой ситуации к осуществлению излагаемого события: повелительное, побудительное, запретительное.

Глаголы в повелительном наклонении употребляются обычно в форме 2-го лица и не изменяются по временам. Эти формы образуются от основы настоящего или будущего простого времени с помощью суффикнса -и или нулевого суффикса. Глаголы в повелительном наклоннении в единственном числе имеют нулевое окончание, а во мнонжественном - -те.

Морфологическая категория повелительного наклонения в русском языке имеет широкую семантику и большую частотность употребления в речи. Категориальное значение формы наклонения и значение конкретного употребления этой формы могут часто расходиться. Иногда глаголы одного наклонения употребляются в знанчении другого, т.е. формы отдельных наклонений могут заменять друг друга, вынражая при этом различные оттенки желательности, необходимости, возможности, вынужденности, обусловленности действия.

Учёт возможности транспозиции наклонений особенно важен при их выявлении в языках, где категория модальности относительно слабо исследована. Это нужно для того, чтобы не принять использование какой-либо единицы модального содержания в несобственных функциях за основное значение данной формы. При описании наклонений лезгинского языка это представляется важным. Об этом говорит тот факт, что одни и те же формы различно толкуются разными авторами.

Раздел 2.2. Модальность и наклонение в английском языке в функционально-семантическом аспекте посвящен функционально-семантическому описанию категории модальности в английском языке. Здесь основное внимание уделяется систематизации на коммуникативной основе разноуровневых средств выражения трех типов модальных отношений: предметной модальности (возможность и вынужденность), модальности волеизъявления (оптатив и императив) и эпистемической модальности (значения вероятности, логической необходимости, уверенности и неуверенности). По мнению Е.И. Беляевой, семантическую сущность категории модальности составляет выражение оценки говорящим способа существования связи между объектом действительности и его признаком, а также степени познанности или желательности этой связи говорящим. Сложность семантики, полагает автор, определяет сложность строения функционально-семантической категории модальности, которая в английском и русском языках состоит из двух макрополей: действительности и недействительности. В состав последнего входит три поля: предметной (или потенциальной) модальности, состоящее из микрополей возможности и вынужденности; модальности волеизъявления с микрополями директивной и оптативной модальности и эпистемической модальности, или модальности достоверности, включающее микрополя логической возможности, логической необходимости, уверенности и сомнения.

Рассматривая систему наклонения английского языка как грамматическое выражение модальности, мы опираемся на систему категориальных форм наклонения, разработанную А.И. Смирницким. В этой системе противопоставлены изъявительное, повелительное и косвенное (сослагательное) наклонения. Последнее реализуется в противопоставлении четырех категориальных форм: сослагательное I (Subjunctive I), сослагательное II (Subjunctive II), предположительное (Suppositional), условное (Conditional). Сегодня данная система признана традиционной в теоретической грамматике английского языка.

Преобладание форм изъявительного наклонения связано с тем, что главная цель любого высказывания - представить информацию о действительности, описать и объяснить факты, процессы, явления, имеющие место в реальной действительности. Данное наклонение передает действие, рассматриваемое говорящим как реальный факт, отсюда вытекает необходимость соотнесения его с той или иной временной сферой, так как ни одно действие не может происходить вне времени.

Изъявительное наклонение всегда функционирует в сочетании с подлежащим, выраженным или существительным, или местоимением, или каким-либо другим способом. Это отличает изъявительное наклонение от других, а так же и то, что изъявительное наклонение предполагает четкое соотнесение с определённой временной сферой.

Повелительное наклонение передает волеизъявление; оно выражает побуждение к действию и имплицитно тем самым подразумевает ещё не совершившееся действие, действие, долженствующее произойти в будущем; но именно потому, что выражается только желание, побуждение к совершению действия, эта форма не является формой будущего времени.

Выражение побуждения к действию, обращенное не к непосредственному собеседнику, передается конструкцией с глаголом let: let us begin; let her try again. Глагол let в этих случаях стоит в неударной позиции и десемантизирован.

Сослагательное наклонение рассматривает действие как предположительное, возможное, которое, следовательно, также не может быть соотнесено с временной сферой. Набор форм включает, во-первых, сохранившиеся из прежней парадигмы синтетические формы: be, в настоящем стилистически весьма ограниченную, в значительной степени архаичную (If it be true...), форму were, функционирующую без стилистических ограничений (If I were you, I should do it), и форму, совпадающую с парадигмой настоящего времени основного разряда, но не имеющую -s в третьем лице (I suggest that he go). Во-вторых, набор включает формы, омонимичные претериту и перфекту прошедшего времени, но отличающиеся по соотнесению во времени и по отсутствию временного значения как такового. В-третьих, набор включает аналитические формы с вспомогательными глаголами should и would.

Раздел 2.3. Проблемы изучения модальности и наклонения в лезгинском языке посвящен категориальным средствам выражения модальности в лезгинском языке.

Вопросы выражения объективной модальности в лезгинском языке специально не исследовались. В этом плане данная работа является первым опытом исследования функционально-семантической категории модальности.

Исследователи лезгинского языка в целом исходят из понимания соотношения модальности и наклонения, сложившегося в русской грамматической традиции.

Сказанное касается разграничения модальных значений, выражаемых наклонениями, по линии реальность - ирреальность. Существует также понимание модальности лишь как субъективной и эмоциональной окрашенности высказывания. Такое понимание в конечном итоге оставляет за рамками модальности изъявительное наклонение, т.е. реальную модальность. С этой точки зрения, например, предложение Волга впадает в Каспийское море лишено модальности, так как отражает объективный факт. Такое понимание модальности (встречающееся и в работах некоторых современных лингвистов) было подвергнуто критике В.В. Виноградовым.

Другая проблема - это разграничение объективной и субъективной модальности, определение круга значений, относимых к тому и другому типам модальных отношений. В описании лезгинского языка эти проблемы системно не исследовались. Изучение модальности ограничивалось выявлением глагольных форм наклонения без учёта разноплановости модальных значений и способов их выражения. Этим, видимо, объясняются значительные расхождения в числе форм, относимых к наклонениям в лезгиноведческой литературе, или же выведение за рамки наклонений единиц явно модального содержания. За пределами описания ещё остаются некоторые формы, содержание которых отвечает именно наклонению как форме выражения модальности.

П.К. Услар в своём труде Кюринский язык не употребляет термин наклонение. Он подробно описывает образование форм глагола, особенно простых, выделяет отрицательные, условные и вопросительные формы лезгинских глаголов. Л.И. Жирков также не применяет этого термина. Он отмечает наличие в лезгинском языке повелительной, условной, отрицательной, запретительной, вопросительной и уступительной форм глагола. В дальнейшем наклонения лезгинского языка описываются в трудах Р.И. Гайдарова, Б.Б. Талибова, М.М. Гаджиева, У.А. Мейлановой, Э.М. Шейхова и других.

В работе Р.И. Гайдарова морфологическая категория наклонения лезгинского глагола представлена системой шести форм: изъявительное, повелительное, условное, уступительное, вопросительное и предположительное. Изъявительное наклонение, по мнению Р.И. Гайдарова, обозначает реально осуществляемое действие или состояние, которое совершается в момент речи, до или после него. Значение реальности действия выражается формами категории времени. При этом Р.И. Гайдаров подчёркивает возможность наслоения оттенков модальности на его основное значение, а с другой стороны, он признаёт факт того, что сами формы, входящие в изъявительное наклонение, могут употребляться в значении других наклонений (повелительного, вопросительного и др.).

Основным значением повелительного наклонения Р.И. Гайдаров считает побуждение к действию: Жеч ина ресед-салагъа,/ Ша, эллер чун инлай чик1ин (С. Стальский) Не будет здесь правопорядка, давайте, люди, разойдёмся. В рамках рассматриваемого наклонения он дифференцирует формы лица, где формы единоличного и совместного действия совпадают: Къала, за кхин лДай-ка, я напишу. Ша чна вирида кхин лДавай мы все напишем / будем писать. Вуна кхьихъ Ты пиши/напиши. Куьне кхьихъ Вы пишите/напишите. Ада кхьирай Пусть он пишет/напишет. Вместе с тем, в повелительном наклонении он уделяет особое внимание форме второго лица, значение которой выражено с большей категоричностью. К ней также примыкает форма с аффиксом -мир: Кхьимир! лНе пиши!. Отрицательные формы 1-го и 3-го лица повелительного наклонения не несут запретительной семантики. По значению они ближе к пожеланию, совету, предупреждению, просьбе.

Вопросительное наклонение выражает действие, ло совершении или же о возможности совершения которого говорящий хочет узнать, удостовериться, спросить у собеседника. Гагарин, вахъ гьулдандин рик1 авани? Мегер инсан элкъведани Чилелай? (А. Муталибов) Гагарин, не имеешь ли ты стальное сердце? Разве человек может кружиться вокруг Земли?.

Условное наклонение, по Р.И. Гайдарову, выражает действие, обуславливающее реальность осуществления другого действия. Большая часть глаголов в условном наклонении образуется при помощи присоединения аффикса -т1а к основе причастия прошедшего времени. Бахтавар я бубадин югь, акьуллу велед хьаит1а (С. Стальский) Счастливы дни у отца, если сын умный будет. Однако Р.И.Гайдаров считает, что это не единственный способ образования условного наклонения. Оно может образовываться и формами вопросительного наклонения на -т1а: Яцра къазанмишайди яцра нез хьанайт1а, калер гишила рекьидай (Ф.) лЕсли всё, что зарабатывает, вол съедал бы сам, то коровы с голоду дохли бы. К условному наклонению примыкает также  глагольная форма, образуемая показателем -а от основы причастия прошедшего времени, ошибочно квалифицируемая в специальной (Л.И. Жирков) и учебной литературе как 2-я форма прошедшего совершенного времени изъявительного наклонения: Хтая, ам къе хкведа лЕсли вернулся, он сегодня придёт. Агьмед фея, к1валах туьк1уьда лЕсли Ахмед пошёл, то дело уладится. Отрицательная форма условного наклонения на -а образуется префиксально, что свидетельствует о том, что данная форма никак не может быть формой изъявительного наклонения.

Как видим, Р.И. Гайдаров связывает с аффиксом -т1а два наклонения: вопросительное, образуемое его присоединением к временным формам изъявительного наклонения, и условное, образуемое присоединением аффикса -т1а к причастию прошедшего времени. Наша трактовка этих форм будет изложена в соответствующем месте ниже.

Уступительное наклонение, по мнению Р.И. Гайдарова, выражает обратную обусловленность действия. Оно образуется от формы условного наклонения на Цт1а присоединением показателя вопросительного наклонения Цни. Гьикьван ягъайт1ани куьне юк1, къведач инал я к1ан, я к1ук1 (С. Стальский) Сколько бы вы ни мерили аршином, тут не получится ни основания, ни вершины.

Предположительное наклонение у Р.И. Гайдарова выражает возможность, допущение, предположение совершения действия. Утвердительная форма образуется от основы деепричастия на -з посредством показателя -ди: Гьар гьи касди ийид зулум, Эхир вичай акъатди гум (С. Стальский) Отрицательная же форма предположительного наклонения образуется при помощи присоединения к корню глагола аффикса -ч: Алиди адаз яб гуч Али навряд ли его послушает.

Э.М. Шейхов насчитывает четыре наклонения: изъявительное, повелительное, условное и уступительное. По способу образования этих наклонений у Э.М. Шейхова и Р.И. Гайдарова нет существенных расхождений. Однако Э.М. Шейхов считает, что в лезгинском языке вопросительное, отрицательное и предположительное наклонения являются не чем иным, как формами выражения модальности (подчеркнём: морфологическими формами выражения модальности) в рамках других наклонений. При этом модальное значение предположительности может выражаться лишь в пределах изъявительного и условного наклонений: Еке селдик марфадикай хар жеди (Е. Эмин) Во время сильного ливня дождь превратится в град (изъявительное наклонение). Няниз вун атайт1а, зун к1вале жеди Если ты вечером придёшь, я, может быть, буду дома (условное наклонение). Модальное значение вопроса выражается в пределах изъявительного, уступительного и условного наклонений: Вуна и ктаб к1елнани? (разг.) Ты эту книгу читал? (изъявительное наклонение). Зун пака атайт1а, вун к1вале жедани? (разг.) лЕсли я завтра приду, ты дома будешь? (условное наклонение). Чаз эверайт1ани, чун фидачни? (разг.) лЕсли даже нас позовут, мы (всё равно) не пойдём? (уступительное наклонение). Модальное значение отрицания может выражаться, кроме названных трёх, в составе повелительного наклонения в запретительном значении: Кар анал алай хьи, к1вале недай са зат1ни амачир (А. Фатахов) Дело было в том, что в доме из еды ничего не оставалось (изъявительное наклонение). Вун такурт1а нагагь, зи рик1 акъатда (Е. Эмин) лЕсли не вижу тебя, я очень тоскую (условное наклонение). Ада чаз эверайт1ани, чун фидач (разг.) лЕсли даже он нас позовёт, мы не пойдём (уступительное наклонение). Куьгьне душмандив алакъа жемир, ам вав дуст жедайд туш (С. Стальский) лНе связывайся со старым врагом, он не станет тебе другом (повелительное наклонение). Э.М. Шейхов считает, что значения, передаваемые рассматриваемыми формами, не соответствуют категориальному значению наклонения глагола.

Отнесение отрицательных форм, образуемых от временных форм, к изъявительному наклонению представляется вполне правомерным. Например, между Гада к1вале ава Сын дома (находится) и Гада к1вале авач Сына дома нет (не находится) отсутствует противопоставление по линии реальность - ирреальность: в первом случае реальностью является факт присутствия сына дома, во втором - факт его отсутствия. Формы же типа Ктаб к1елна Книгу прочитал и Ктаб к1елнани? Книгу прочитал? противопоставляют ситуацию именно по линии реальность - ирреальность, имеет она место или же не имеет. Вопрос о реальности называемого факта в лезгинском языке, в отличие от русского, выражается специальной морфологической единицей. Поэтому мы не видим здесь препятствий тому, чтобы считать эту единицу формой ирреального наклонения, образуемой агглютинативно от форм изъявительного наклонения. Самостоятельным наклонением есть, видимо, основания считать и формы с запретительным значением, хотя они и могут быть объединены с собственно повелительным наклонением в группу форм побудительной семантики. Ср.: вач лиди - фимир не ходи; хьухь будь / стань - жемир не будь / не становись. В отличие от отрицательных форм изъявительного наклонения, образуемых простым прибавлением к ним аффикса -ч (т. е. находящихся в отношении морфологической деривации), формы с запретительной семантикой никак не связаны с собственно повелительным наклонением в формальном плане (находятся с ними в отношении альтернации).

У.А. Мейланова говорит о семи наклонениях, в число которых входят изъявительное, вопросительное, условное, уступительное, повелительное (побудительное, запретительное), неопределённое и отрицательное. Временных форм изъявительного наклонения выделено 14. От некоторых его форм образуются вопросительное (при помощи суффикса -ни: атанани пришёл?; къведани придёт?), условное (при помощи суффикса Цт1а: атанат1а лесли пришёл; къведат1а лесли придёт), уступительное (от форм условного + суффикс -ни: атанат1ани хотя пришёл; къведат1ани лесли даже придёт) и отрицательное (при помощи суффикса -ч: атанач не пришёл; къвезвач не приходит; къведач не придёт; и при помощи префикса отрицания д-, т-: текъвез не идя, тийиз не делая) наклонения. Неопределённое (целевое) наклонение по У.А. Мейлановой образуется от основы глагола при помощи аффикса -з (-из, -аз, -ез, -уз): гъиз приносить, хъваз пить, къекъвез ходить, къачуз брать, а также это наклонение образуется от изменённой основы - супплетивно: атун - къвез ходить, т1уьн - нез лесть (еду), авун - ийиз делать. Повелительное наклонение состоит из побуждения и запрещения. Запретительные формы образуются от целевого наклонения при помощи суффикса -мир: лугьумир не говори, ийимир не делай. Побудительные формы образуются а) повторением согласного корня: ат1ун резать - ат1ут1; б) отбрасыванием форматива -н масдара: къачун брать - къачу; в) изменением основы: фин лидти - алад.

Разграничение форм побудительной семантики на два наклонения представляется, как мы отметили выше, более последовательным. Но дефиниции мы распределили бы так: общим для этих двух форм является семантика побуждения (делать или не делать что-либо), а сами наклонения можно называть повелительным (алад лиди) и запретительным (фимир не ходи). Что же касается неопределённого наклонения, то это нефинитная форма, трактуемая то как целевая, то как абсолютив, то как деепричастие. К.Р. Керимов трактует её как форму несовершенного вида словоизменительной видовой оппозиции.

Б.Б. Талибов выделяет лишь два наклонения в лезгинском языке - изъявительное и повелительное, при этом признаёт и другие формы глагола, такие как условные, противительные, отрицательные, вопросительные, запретительные. Основами для образования временных форм в изъявительном наклонении служат инфинитив (масдар), целевая форма, прошедшее 1-е и причастие. Запретительная форма образуется от целевой формы глагола с помощью аффикса -мир: Къуншидал хъуьремир, ви кьилелни къведи лНе смейся над соседом, и твоей голове достанется. Условная форма образуется с помощью аффикса Цт1а, сочетающегося со всеми временными формами глагола: Стха шегьердай хтайт1а, зун къведа Я приду, если брат вернётся из города. Жив къванайт1а, чун гъуьрчез фидай лЕсли бы пошёл снег, мы бы отправились на охоту. Противительные формы, образуемые от условных форм при помощи аффикса -ни: Рагъ ават1ани, чими туш лХотя солнце и есть, не жарко. Пака жив къваийт1ани, чун гъуьрчез фидач лЕсли завтра снег пойдёт даже, мы на охоту не пойдём. Отрицательная форма образуется при помощи аффикса -ч, тоже сочетающегося со всеми временными формами глагола: Ам хуьряй хтанвач Он из села не вернулся.

Что касается повелительного наклонения, Б.Б. Талибов придерживается традиционного представления о том, что оно различает формы всех трёх лиц глагола. Форма 1-го лица образуется от основы целевой формы путём замены аффикса Цз на Цн: Къарагъин! Встанем!. Формы 2-го лица образуются а) путём редупликации последнего согласного корня: рахух говори; б) заменой окончания масдара Цн окончанием Цр: кутур подложи, тур лоставь; в) простым отсечением окончания масдара Цн: къачу бери, ч1угу тяни; г) супплетивно: гъун принести - гъваш неси, атун прийти - ша приходи; д) повелительная форма может просто совпадать с основой: лугьун сказать - лагь говори; е) в сложных глаголах, образованных при помощи вспомогательного глагола авун, основа глагола сочетается с ая, являющейся повелительной формой глагола авун: хабар авун сообщать - хабар ая сообщи. Формы 3-го лица повелительного наклонения образуются от основы масдара при помощи аффикса - рай: авун делать - авурай пусть делает.

Из этого краткого обзора описания наклонений в лезгиноведческой литературе можно сделать, на наш взгляд,  вывод о том, что номенклатура форм наклонений лезгинского языка не определена. Неясно, сколько и какие единицы глагола всё же можно считать формами наклонений. Основная причина этого, на наш взгляд, - нечёткость в определении  круга значений, которые можно считать модальными. Например, следует ли считать отрицательную, запретительную, уступительную формы глаголов наклонениями.

Важным методологическим принципом при исследовании категории наклонения является учёт неразрывной связи формы и значения. Несоблюдение этого принципа приводило к тому, что при классификации форм категории наклонения основным критерием были особенности образования форм независимо от передаваемых ими значений, или, наоборот, в исследовании, основывающемся на критерии значения, не учитывались различия формообразования. Отсюда и расхождения во мнениях по поводу сущности категории наклонения, объёма значений, объединяемых этим понятием, и форм.

В связи с этим необходимо определить, в каких случаях форма глагола квалифицируется как самостоятельное наклонение. Исходя из принципа противопоставления по линии модальности, различий в формообразовании и синтаксическом употреблении, мы считаем следующее: в случае, когда отношение сообщаемого факта к реальности, с точки зрения говорящего, выражается морфологической оппозицией, есть все основания рассматривать форму глагола как самостоятельное наклонение.

В третьей главе Объективное поле модальности (реальная/ирреальная) в русском, английском и лезгинском языках рассматривается объективное поле функционально-семантической категории модальности и исследуются ядерные средства выражения этого поля в лезгинском языке в сопоставлении с русским и английским языками.

Объективная модальность выражает отношение содержания высказывания к действительности в плане реальности/ирреальности. Рассматривая средства реализации объективной модальности, мы вполне естественно, в первую очередь, обращаемся к наклонениям, служащим средством выражения модального отношенния содержания высказывания к действительности в плане реальности/нереальности. Основываясь на работах учёных по системам наклонений в русском, английском и лезгинском языках, прослеживаем особенности реализации значений данной глагольной категории в русском, английском и лезгинском языках.

Раздел 3.1. Изъявительное наклонение в сопоставляемых языках посвящен сравнительному анализу форм изъявительного наклонения, являющихся  самыми употребительными, Занимающих большую часть функционально-семантического поля объективной модальности. Это вытекает из самой природы изъявительного наклонения, которое обозначает действительность и служит, в основном, простым констатированием, утверждением или отрицанием действия во всех временах. Значения, передаваемые формами изъявительного наклонения, не осложнены никакими эмоциональными оттенками. В нём сообщение о действии представляется прямым отражением действительности, без какого-либо эмоционально-волевого отношения субъекта к действию. Такая природа выражения изъявительного наклонения может дать основание назвать его амодальной грамматической категорией или категорией, выражающей лишь значение реальности. Однако отдельные факты языка показывают относительный характер объективности изъявительного наклонения. В этом убеждают различные варианты употребления той или иной временной формы изъявительного наклонения.

В современном английском языке традиционно выделяют большое число глагольных времен. Здесь различие по линии настоящее-прошедшее-будущее осложняется различением неопределенных, длительных и перфектных времен. Группируясь в виде настоящих, прошедших и будущих, с одной стороны, и неопределенных, длительных и перфектных - с другой, времена в английском языке представляют собой три грамматические категории, которые пересекаются и сочетаются друг с другом в определенных грамматических формах [Смирницкий 1959: 335].

В русском языке система временных форм выглядит проще. Здесь изъявительное наклонение представлено формами, которые указывают на реальное, фактическое совершение или несовершение данного действия в настоящем, прошедшем или будущем. Общее значение категории времени определяется отношением данного действия к моменту речи: настоящему, прошедшему или будущему.

В определении временных форм изъявительного наклонения лезгинского глагола наблюдаются существенные расхождения. Однако наиболее распространённым является выделение для изъявительного наклонения двух форм настоящего времени (настоящее I, настоящее II), трёх форм будущего времени (будущее простое, будущее предположительное I, будущее предположительное II) и девяти форм прошедшего времени (прошедшее I, II, III, прошедшее несовершенное I, II, III, давнопрошедшее I, II, III).

Временные формы изъявительного наклонения английского и лезгинского языков до сих пор не были сопоставлены, хотя между этими формами (во всяком случае, на семантическом уровне) есть очень много общего. Зато есть от чего отталкиваться при сравнительно-сопоставительном исследовании этой проблематики в лезгинском и русском языках. Э.М. Шейхов в своей работе сопоставление строит по принципу лот формы. Автор берёт выделяемые в русском и лезгинском языках формы времени и рассматривает их значения. Мы же берём здесь основные употребления временных форм русского языка и выявляем формы лезгинского и английского глаголов, выражающие те же значения. Как увидим ниже, это позволяет увидеть более развитую спецификацию выражения разновидностей темпоральных значений морфологическими формами лезгинского глагола.

Для исследования форм изъявительного наклонения, выражающих действительность и служащих для простого констатирования, утверждения или отрицания действия во всех временах, были взяты основные употребления временных форм русского языка и выявлены формы лезгинского и английского глаголов, выражающие те же значения. Это позволило увидеть более развитую спецификацию выражения разновидностей темпоральных значений морфологическими формами лезгинского глагола. Оказалось, что значение настоящего актуального действия, выражаемое в русском языке только формами настоящего времени, в лезгинском языке может обозначаться и формой прошедшего III, а в английском - настоящего перфектно-длительного. Возможность выражения значения актуального действия в лезгинском языке формой прошедшего III объясняется темпоральной двуплановостью данного времени: обозначается факт, результат которого имеет место в момент речи. Эта единица в лезгинском языке является формой совершенного вида. Но в отличие от русского языка, в лезгинском и английском языках маркированными являются формы несовершенного вида, выражающие действия в процессе протекания, поэтому в этих языках, в отличие от русского, для форм настоящего времени несовершенного вида функция выражения актуального состояния невозможна. Эта функция здесь выражается формой прошедшего III (перфекта) и настоящего перфектно-длительного соответственно.

Следующей особенностью, выявленной в процессе исследования семантики изъявительного наклонения, оказалось обозначение узуальных действий в лезгинском языке. Эта функция является одним из основных значений формы, обычно определяемой как форма будущего времени. В лезгинском языке повторяющиеся ситуации, не имеющие узуального значения, передаются формами настоящего I времени, а узуальные - формой будущего времени.

Таким образом, три основных значения (настоящее актуальное, настоящее абстрактное, настоящее постоянное), выражаемые в русском языке одной формой настоящего времени, в лезгинском языке относятся к числу основных значений четырёх разных временных форм: настоящего I, настоящего II, прошедшего III (перфекта), будущего (настоящего-будущего), а в английском - настоящего простого, настоящего длительного и настоящего перфектно-длительного.

Формы настоящего времени в русском языке могут выражать значения, относимые к периферийным: значение ближайшего будущего, значение нанстоящего листорического времени и потенциальное значение. В лезгинском эти значения также могут обозначаться формой настоящего I, а в английском - настоящего простого (неопределенного).

Формы прошедшего времени от глаголов совершенного вида в русском языке имеют два основных типа употребления: в перфектном значеннии и значении аориста. В лезгинском и английском языках эти два значения разграничены и выражаются в лезгинском языке прошедшим I-м и прошедшим III соответственно, а в английском - формами Past Simple и Present Perfect.

Использование русской формы прошедшего времени глаголов совершенного вида для обозначения будущих действий и абстрактного настоящего времени считается переносным употреблением. В лезгинском языке будущее действие также может выражаться переносным употреблением формы прошедшего времени.

Значения, передаваемые формой прошедшего времени несовершенного вида русского глагола, в прямом употреблении, более многообразны: обозначение прошедшего действия в процессе его протекания, обозначение действия в его неограниченной повторяемости в плане прошедшего, обозначение действия в его постоянном существовании в плане прошедшего, обозначение действия как обобщённого факта, имевшего место в прошлом. Эти значения имеются и в лезгинском, и в английском языках, однако способы их выражения в сравниваемых языках различны. Обобщённо-фактическое значение в плане прошедшего времени, выражаемое в русском языке одной формой прошедшего времени несовершенного вида, в лезгинском языке обозначается тремя морфологическими формами - аориста, перфекта и презенса, присоединяющими агглютинативно аффикс -й, который и придаёт всей форме значение обобщённости, а в английском - Past Continuous, Past Simple и Past Perfect.

В плане будущего времени в русском языке разграничены конкретно-фактическое и конкретно-процессное значения. В английском и лезгинском языках эти значения, передаваемые разными формами в русском, обозначаются одной формой простого будущего времени (не маркированной видовыми значениями).

В лезгинском языке как значения плана будущего времени традиционно выделяются значения так называемого будущего предположительного, выражающего предположение со значением возможности совершения действия при определённом условии. Высказывания с этой формой строятся из двух частей: предпосылки и возможного (желательного или нежелательного) последствия. Значение предположительности, возможности, приписываемое этой форме, является, на наш взгляд, производным от обусловленности обозначаемого ею действия, действием придаточного условия. А в простом предложении значение, сопутствующее этим формам, является производным от присущего им значения узуальности, поэтому мы склонны считать единицы с аффиксами -да и -ди вариантами одной и той же формы будущего времени, а их употребление в узуальном или потенциальном значениях охватывается значением настоящего абстрактного. Ср.: Гъуьлягьди ягъайдаз гашудикайни кич1е жеда Ужаленный змеёй и верёвки боится и Сирке туьнт хьайи къапуниз зарар жеди (посл.) Слишком крепкий уксус посуду разъедает (обычно - о чрезмерности чего-либо).

В трех языках как переносные употребления формы будущего простого возможны значения: возможности или невозможности действия, естественности и закономерности результата данного действия, повторения или чередования кратковременных действий на фоне длительных, обозначенных формами настоящего времени, быстро сменявншихся, повторявшихся в прошлом действий, внезапно совершившегося в прошлом действия.

Таким образом, разновидности темпоральной семантики, представленные в русском языке как основные употребления временных форм, в лезгинском и английском языках, как правило, обозначаются разными морфологическими единицами. Представляется, что именно функционирование в лезгинском языке словоизменительной категории вида обеспечивает большую морфологическую спецификацию выражения временных значений в лезгинском языке.

В лезгинском языке отсутствует деление глаголов на динамические и статические и связанные с этим ограничения в видовой парности, поэтому при выражении отношений и состояний отсутствуют и ограничения в употреблении СВ и НСВ, которые есть в русском языке. В этом плане лезгинский язык более схож с английским. В целом система времен лезгинского языка имеет больше сходств типологического плана с темпоральной системой английского языка.

К изъявительному наклонению мы отнесли и отрицательные формы. Оппозиция положительных и отрицательных форм характерна как для изъявительного наклонения, так и для форм ирреальных наклонений и не меняет модального содержания. Ведь и в русском, и в английском языках изъявительное наклонение представлено формами, которые указывают на реальное, фактическое совершение или несовершение данного действия в настоящем, прошедшем или будущем.

Отдельные факты лезгинского языка показали относительный характер объективности изъявительного наклонения. Лезгинский и английский языки, несмотря на большую, чем в русском языке, спецификацию модальных и временных значений морфологическими формами, также могут выражать ирреальные значения формами изъявительного наклонения. Но для этого нужны соответствующие контексты. Использование форм изъявительного наклонения при обозначении ирреальных действий является употреблением в переносных значениях.

В разделе 3.2. Ирреальные наклонения в русском, английском и лезгинском языках анализируются косвенные наклонения в сравниваемых языках.

Особенно много спорных вопросов наблюдается в попытках охарактеризовать различные проявления ирреальной модальности Ч так, даже сами границы ирреальной модальности с точки зрения современной науки представляются расплывчатыми. До сих пор не выработано четкой системы критериев, регламентирующих участие тех или иных языковых средств в формировании ирреальных модальных языковых значений. Таким образом, исследование явления ирреальной модальности, как наименее разработанного, является актуальным и насущным.

Важным методологическим принципом при исследовании категории наклонения является учет неразрывной связи формы и значения. Несоблюдение этого принципа приводило к тому, что при классификации форм категории наклонения основным критерием были особенности образования форм независимо от передаваемых ими значений, или, наоборот, в исследовании, основывающемся на критерии значения, не учитывались различия формообразования. Отсюда и расхождения во мнениях по поводу сущности категории наклонения, объема значений, объединяемых этим понятием, и форм.

В связи с этим необходимо определить, в каких случаях форма глагола квалифицируется как самостоятельное наклонение. Исходя из принципа противопоставления по линии модальности, различий в формообразовании и синтаксическом употреблении, мы считаем: в случае, когда отношение сообщаемого факта к реальности, с точки зрения говорящего, выражается морфологической оппозицией, есть все основания рассматривать форму глагола как самостоятельное наклонение.

Сложившееся в русском и английском языкознании рассмотрение модальности как функционально-семантической категории, выражаемой морфологическими, синтаксическими, лексическими, интонационными средствами, создает условия для ее сопоставления с категорией модальности лезгинского языка с опорой на элементы содержательного плана. Модальные значения, выражаемые формой глагола в одном из сопоставляемых языков, в другом могут быть оформлены иным способом. Семантическое же содержание категории модальности в сопоставляемых языках мы не склонны дифференцировать: эта унификация закономерно вытекает из универсального характера категории модальности. Несомненно, обособленного рассмотрения требуют конкретные разновидности модальных значений, получающих грамматическое выражение в сравниваемых языках, и формальные способы их передачи: в разных языках они разные, что объясняется специфическими типологическими характеристиками языков, различными грамматическими и экстралингвистическими параметрами.

Исходя из этого здесь за основу сопоставления берется модальное значение, которое передается различными способами в русском, английском и лезгинском языках, но в русском и английском языках не имеет категориального выражения, а в лезгинском представлено морфологическим показателем.

Основное содержание ирреальных наклонений заключается в том, чтобы представить ситуацию, обозначаемую высказыванием, как возможную, предполагаемую, допустимую, нереальную, иными словами, в той или иной степени не соответствующую действительности.

Для сопоставления модальных значений ирреального плана, обозначаемых формами наклонений в русском, английском и лезгинском языках, мы берём в качестве исходных основные значения морфологических и синтаксических наклонений русского языка и выявляем способы их грамматического оформления в лезгинском и английском языках. Это позволяет, с одной стороны, отталкиваясь от элементов содержательного плана, уточнить неоднозначно толкуемые в литературе значения морфологических форм ирреальных наклонений лезгинского глагола. С другой стороны, в русском и английском языках комплекс модальных значений описан не только на уровне морфологических форм выражения, но и на уровне синтаксиса. Это даёт для анализа достаточно широкий набор ирреальных модальных значений, которые в лезгинском языке, в отличие от русского и английского, могут быть представлены специальными морфологическими формами.

Раздел 3.2.1. Разновидности побудительной семантики и средства их грамматического выражения в русском, английском и лезгинском языках посвящен анализу средств выражения одного из фрагментов функционально-семантической категории модальности Ч модального микрополя побуждения в русском, лезгинском и английском языках.

Под значением побуждения к действию понимается волеизъявление, направленное на осуществление чего-либо. Побудительная семантика охватывает ряд более частных значений в диапазоне от повеления до просьбы.

В русском языке к формам повелительного наклонения относятся: форма 2 л. ед. ч., выражающая побуждение, обращённое к одному лицу; форма 2 л. мн. ч., выражающая побуждение, обращённое к нескольким лицам; формы совместного действия, выражающие побуждение, обращённое к группе лиц, включающей говорящего.

В отличие от русского языка, глагольные формы лезгинского и английского языков не различают числа. Немаркированными являются формы повелительного наклонения лезгинского и английского глаголов и в отношении категории вида.

Модальным содержанием формы 1-го лица в лезгинском и английском языках является внесение предложения произвести обозначаемое глаголом действие, поэтому для грамматических описаний на лезгинском языке для этой формы, на наш взгляд, подошел бы термин теклифунин наклонение. Для исследований типологического плана в качестве рабочего названия мы предложили дефиницию пропульсивное наклонение или пропульсив (< англ. propulsive приводящий в движение; продвигающий, побуждающий).

В лезгинском языке в качестве формы 3-го лица повелительного наклонения традиционно выделяется единица, имеющая в своём составе основу, совпадающую с основой масдара, и аффикс Црай. В плане выражаемого модального значения рассматриваемая единица лезгинского глагола совпадает с единицами русского и английского языков, относящими побуждение к 3-му лицу. Как показали примеры, формы 3-го лица повелительного наклонения в рассматриваемых языках могут выражать разные значения в пределах общей семантики побуждения: пожелание, предписание, разрешение, призыв, проклятие, заклинание и т.п. В лезгинском языке эта форма совмещает значения желательности и дозволения действия, т.е. значения оптатива и пермиссива. Считаем, что обсуждаемая лезгинская форма вполне адекватно может быть определена как оптатив, или форма желательного наклонения.

Формы 2-го лица повелительного наклонения могут обозначать действие, обращённое к говорящему, т.е. 1-му лицу. Здесь говорящий обращается к себе самому на ты, образно отстраняясь от своего я и как бы глядя на себя со стороны. Значения форм 2-го лица повелительного наклонения заслуживают особого внимания, поскольку их возможности в выражении различных оттенков модальной семантики очень разнообразны. Так, повелительное наклонение может выражать: 1) вынужденность, обусловленную ситуацией; 2) вынужденность в силу принадлежности к определённому функциональному множеству; 3) вынужденность, обусловленную привычным положением вещей и социальными нормами;  4) приказ; 5) побуждение; 6) просьбу; 7) разрешение; 8) совет; 9) приглашение. Основные значения в целом совпадают в сопоставляемых языках.

Что касается отрицательной формы повелительного наклонения, то в русском и английском языках она образуется как производная от положительных форм. Иначе обстоит дело с запретительной семантикой лезгинского глагола. Во-первых, отрицательные формы не являются производными от форм повелительного наклонения в формальном отношении. Эти грамматические единицы находятся между собой в отношениях альтернации, не возводимы друг к другу.

Альтернативными являются они, на наш взгляд, и в содержательном плане. В лезгинском языке значение запрета не выражается в виде повеления не совершать действие, как в русском языке, а оформляется самостоятельно. Таким образом, в лезгинском языке форма с аффиксом Цмир является самостоятельной в формальном и содержательном планах единицей, а не отрицательной формой повелительного наклонения, поэтому считаем, что нет препятствий к определению её как формы запретительного наклонения (прохибитива). Для описаний на лезгинском языке мы предложили название къадагъадин наклонение.

Таким образом, в лезгинском языке мы выделяем следующие морфологические единицы, выражающие разновидности семантики волеизъявления: пропульсивное наклонение (положительная и отрицательная формы), желательное наклонение (положительная и отрицательная формы), запретительное наклонение и собственно повелительное наклонение, - всего четыре (пропульсив, оптатив, прохибитив, императив). На лезгинском языке их можно называть: пропульсив - теклифдин (или теклифунин) наклонение; прохибитив - къадагъадин наклонение; императив - буйругъдин наклонение. Для оптатива можно предложить дефиницию ихтиярдин наклонение. Число морфологических форм выражения модальности побуждения в лезгинском больше, чем в русском и английском языках: четыре против трёх. При этом большая спецификация касается самих разновидностей модальной семантики, а не отнесённости действия к лицу.

Раздел 3.2.2. Значения условного и сослагательного наклонений в русском языке и их грамматическое выражение в английском и лезгинском языках представляет исследование условного и сослагательного наклонений в сопоставляемых языках. Анализ средств выражения условного и сослагательного значений мы объединили. В отношении английского языка мы опираемся на систему категориальных форм наклонения, разработанную А.И. Смирницким. В соответствии с ней косвенное (сослагательное) наклонение реализуется в противопоставлении четырех категориальных форм: сослагательное I (Subjunctive I), сослагательное II (Subjunctive II), предположительное (Suppositional), условное (Conditional). Сегодня данная система признана традиционной в теоретической грамматике английского языка.

Собственной морфологической формы условное наклонение в русском языке не имеет. Для обозначения ирреального условия в придаточном предложении используется морфологическая форма сослагательного наклонения. Морфологическая форма сослагательного наклонения в русском языке состоит из глагольной единицы, совпадающей с формой прошедшего времени, и частицы бы (б), являясь аналитической. Категориальным значением сослагательного наклонения является возможность, предположительность обозначаемого им действия.

В описаниях лезгинского языка практически все исследователи находят формы условного наклонения. Сослагательное же наклонение не фиксируется ни в одной из работ, посвящённых описанию модальных форм лезгинского глагола.

В данной работе показано, что в лезгинском языке, как и в русском и английском, условное и сослагательное наклонения тесно взаимосвязаны. Формы, обозначающие действие как стимулирующую причину другой ситуации, т.е. условного наклонения, и формы, обозначающие возможную, предполагаемую ситуацию, т.е. сослагательного наклонения, сопряжены как в формальном, так и в содержательном плане, поэтому они и рассматриваются здесь вместе.

Формы с чисто условным значением аффикс -т1а образует только тогда, когда присоединяется к причастию совершенного вида (фейи-тIа лесли пойдёт/пойдёшьЕ). Эта единица не имеет в своём составе аффиксов времени. Кроме этого, аффикс -т1а агглютинативно присоединяют все временные формы изъявительного наклонения, придавая им значение гипотетичности обозначаемого действия, от которого семантически производным является значение условности. По нашему мнению, эти формы выражают предположение. При употреблении в роли сказуемого простого предложения, то есть в независимой от условий контекста позиции, формы с аффиксом -т1а обозначают действие, в реальности которого говорящий не уверен, сомневается. Оно обозначается как предполагаемое, и потому эту модальную форму лезгинского глагола мы назвали формой предположительного наклонения.

В роли зависимого предиката придаточной части сложного предложения формы предположительного наклонения на -т1а обозначают действие, которое обусловливает собою (стимулирует) какое-либо другое действие, событие, ситуацию. В отношении лезгинского языка, как и русского и английского, можно говорить о синтаксической форме условного наклонения, получаемой постановкой сказуемого придаточной части сложного предложения в форме предположительного наклонения.

В содержании сослагательного наклонения присутствует сема сопряжённости обозначаемой ситуации с другой ситуацией: либо с условием осуществления, либо с некоторым периодом времени в прошлом. В лезгинском языке оно образуется синтаксическим сопряжением при помощи морфемы -й- / -й в составе зависимого сказуемого придаточного условия и главного сказуемого. В русском и английском языках значение сослагательного наклонения определяется как значение возможности, предположительности.

В рамках ирреальности условия в лезгинском языке мы выделили формально разграниченные единицы со значениями реального и ирреального условия, поэтому сложноподчинённые предложения с придаточными условия мы разделили на два типа. В предложениях первого типа сказуемое придаточной части обозначает действие, обусловливающее собой другую ситуацию, обозначаемую формой изъявительного наклонения, то есть реальную ситуацию (синтаксическое условное наклонение). В предложениях второго типа сказуемое главной части обозначает действие, которое в действительности не осуществляется, но могло бы осуществиться, если бы имела место ситуация придаточного условия, которая, в свою очередь, также не осуществляется. Предложения этого типа мы определили как синтаксическое сослагательное наклонение.

Соотношение между условным и сослагательным наклонениями схематически мы представили следующим образом. Условное наклонение: Если имеет место ситуация А, то имеет место ситуация В, - где главное сказуемое (В) обозначено формами изъявительного наклонения (лреальность). Сослагательное наклонение: Если бы имела место ситуация А, то имела бы место и ситуация В, - где главное сказуемое (В) может быть обозначено только формой условно-временной соотнесённости (ирреальность). Это различие вносится сопряжённым употреблением в ролях главного и зависимого предикатов в предложениях сослагательного наклонения форм с аффиксом -й, -й- соответственно.

Таким образом, значения предположения, сомнения, догадки и условия тесно взаимосвязаны как в русском, так и в лезгинском и английском языках. Их взаимообусловленность выражается во всех языках формальными связями между наклонениями, выражающими эти значения.

Параллельный анализ средств грамматического оформления обсуждаемых значений позволил выделить для лезгинского языка в рамках данной сферы ирреальной модальности морфологическую форму условного наклонения, морфологическую форму предположительного наклонения, синтаксическую форму условного наклонения, синтаксическую форму сослагательного наклонения.

В разделе 3.2.3. Значения синтаксических желательного и долженствовательного наклонений в русском языке и их соответствия в английском и лезгинском языках подчеркивается наличие в лезгинском языке и синтаксических наклонений.

Значения желательности и долженствовательности в русском и английском языках передаются формами синтаксических наклонений. В содержании синтаксического желательного наклонения этих языков присутствует элемент значения, связанный с гипотетичностью осуществления желаемого: лоно может иметь или не иметь место, но желательно, чтобы имело.

В лезгинском языке, наряду с морфологической формой желательного наклонения (оптатив), мы выделили и синтаксическую форму. Интересно, что и в лезгинском языке модальные значения предположительности и желательности оказываются связанными и на формальном уровне: для выражения значения желательности используется морфологическая форма предположительного наклонения с аффиксом -т1а.

Анализ материала показал, что основным способом выражения значения, передаваемого желательным наклонением в русском и английском языках, в лезгинском языке является сочетание модальной частицы кьван хоть с формами морфологического предположительного наклонения. Причём не со всеми, а только с образованными при помощи аффикса -т1а от временных форм, имеющих в своём составе аффикс условно-временной соотнесённости действия -й-: Гъвеч1и руша кьван к1елнайт1а! Хоть бы младшая дочь училась! If only the younger daughter learnt well!

Значением формы долженствовательного наклонения русского языка является обязательность, вынужденность, предписанность чего-либо. Образуется это наклонение постановкой спрягаемого глагола в форме повелительного наклонения либо введением в безглагольное предложение служебного глагола быть в форме повелительного наклонения.

В английском языке мы не наблюдаем специальных форм для выражения подобного оттенка семантики долженствования.

В лезгинском языке аналогичные значения также выражаются предложениями, образуемыми постановкой спрягаемого глагола в формах побудительных наклонений. Однако здесь морфологических форм с побудительным значением четыре: повелительное, запретительное, пропульсивное и желательное наклонения. Но в отличие от русского языка, в лезгинском языке в синтаксическом долженствовательном наклонении используется морфологическая форма не повелительного наклонения (хьухь будь), а пропульсивного (жен давай, чтобы было).

Выше мы сопоставляли средства грамматического оформления модальной семантики, опираясь на комплекс модальных значений, выражаемых морфологическими и синтаксическими наклонениями русского языка. Сфера модальности русского и английского языков исследована значительно лучше лезгинского. При выделении форм наклонений лезгинского языка мы исходили из критериев, которые лежат в основе выделения наклонений в русском и английском языках. Эти теоретические подходы носят в целом общелингвистический характер. Однако опора на комплекс модальных значений, привязанных к формам выражения двух языков, даже хорошо описанных, не даёт гарантии охвата всех модальных значений, которые могут иметь грамматическое выражение в лезгинском языке. Здесь грамматическое выражение в формах наклонений могут иметь модальные значения, не встречающиеся в описаниях русского и английского языков. Такие формы традиционно оставались вне поля зрения исследователей лезгинского языка. Далее рассматриваются именно такие единицы.

Раздел 3.2.4. Сравнительное исследование модальности невозможности (импоссибилитив) в современных русском, английском и лезгинском языках посвящен сопоставительному изучению модальности невозможности, с учетом расширившихся представлений о ней в целом и ее проявлениях в русском и английском языках, а также новых данных о глагольных категориях лезгинского языка.

Модальность невозможности, являясь важным структурно-содержательным компонентом функционально-семантической категории модальности, выступает в ней в качестве соответствующего модального микрополя. Семантика микрополя невозможности характеризует ситуацию, ирреальную в данный момент и не имеющую предпосылок и условий для того, чтобы стать фактической: За гьахьтин гаф угьуч/ It is impossible that I could have said it/ Я такого никак не мог сказать. Это особая область модальной оценки, обладающая собственными единицами выражения.

Термином импоссибилитив, предложенным К.Р. Керимовым, мы обозначаем форму с аффиксом -ч, присоединяемым непосредственно к корневой морфеме, совпадающей с корнем деепричастия несовершенного вида на -з. Эта форма выражает модальное значение уверенности в том, что обозначаемое глаголом действие не может иметь место.

В работе мы попытались показать, что нет никаких оснований считать формы типа жеч негативными коррелятами форм типа жеди. Во-первых, сама форма на -ди не является формой предположительного наклонения. Её содержание идентично содержанию формы настоящего-будущего на -да. С другой стороны, отрицательные формы образуются в лезгинском языке агглютинативным прибавлением -ч (же-да будет, бывает > же-да-ч не будет, не бывает). А между формой настоящего-будущего на -да / -ди и формой импоссибилитива на -ч имеет место альтернация аффиксов в параллельных формах, не находящихся между собой в отношениях морфологической деривации.

Содержание этой формы относится именно к сфере реальности/ирреальности, т.е. к семантике объективной модальности, конкретнее - к сфере ирреальности. В рамках ирреальности значение импоссибилитива можно отнести к значению невозможности. Поскольку данное модальное значение выражено специальной морфологической единицей, мы считаем, что имеются все основания для констатации в лезгинском языке еще одной формы ирреального наклонения, не выявленной в предыдущих исследованиях. Это - импоссибилитив, или наклонение невозможности, для описаний на лезгинском языке - тежер кардин наклонение (досл.: невозможного факта наклонение).

В разделе 3.2.5. Основные признаки функционально-семантического поля эвиденциальной модальности в сопоставляемых языках представлены некоторые наблюдения, показывающие наличие в лезгинском языке морфологического показателя с функцией передачи чужой речи, свидетельствующее о том, что функционально-семантическая категория модальности и её категориальные формы (наклонения) в лезгинском языке нуждаются в дальнейшем, углубленном исследовании с учетом особенностей их проявления в русском и английском языках.

При помощи форм с таким модальным значением говорящий указывает на опосредованность своего знания о сообщаемом факте и, тем самым, связанную с этой опосредованностью возможную недостоверность сообщаемого. Он отстраняется от информации, перекладывает ответственность за её достоверность на другой источник. Говорящий не уверен в реальности сообщаемого факта и представляет действие как ирреальное: информация оценивается им как гипотетичная.

Единица такого содержания имеется и в лезгинском языке, однако она, как и импоссибилитив, не получила в литературе по лезгинскому языку теоретической интерпретации. В языке единица имеется, причём, достаточно употребительная, а в описаниях она игнорируется. Для её обозначения мы использовали термин лэвиденциальность. Эвиденциальность выражает неочевидность действия, когда говорящий либо получает информацию от других лиц, либо получает информацию о действии по косвенным признакам. В лезгинском языке это значение передаётся аффиксом -лда, который присоединяется к временным формам изъявительного наклонения. По всем показаниям эта единица соответствует критериям, лежащим в основе выделения глагольных наклонений как грамматического средства выражения объективной модальности. Она выражает ирреальную модальность, соответствующую приводившимся выше определениям семантики эвиденциальности. Термин для обозначения этого наклонения на лезгинском языке мы пока не подобрали.

Несмотря на то, что в языках существуют разнообразные средства, позволяющие в предложении различными способами указывать на источник информации, не в каждом языке есть возможность ссылаться на такой источник с помощью грамматических (морфологических) способов. Хотя на сегодняшний день наличествует целый ряд серьезных, но в то же время часто и спорных исследований о семантике эвиденциальности в русском и английском языках, многие стороны этой категории остаются неосвещенными. Что касается лезгинского языка, то его эвиденциальная форма в широком и системном плане рассматривается в данной работе впервые.

В разделе 3.2.6. Выражение вопроса в русском, английском и лезгинском языках речь идет о правомерности отнесения вопросительного значения к сфере модальной семантики и способах выражения вопроса с модальным значением.

Отнесение вопросительного значения к сфере модальной семантики не вызывает сомнения. Сложность представляет то обстоятельство, что вопросительное значение входит в разные оппозиции: в противопоставление высказываний по коммуникативной целеустановке по линии утверждение - вопрос - побуждение и в противопоставление модальных значений по линии реальность - гипотетичность - ирреальность.

В отличие от русского и английского языков, в лезгинском языке имеется и специальная морфологическая форма глагола, предназначенная для выражения вопроса. Эта форма образуется присоединением к любой из форм изъявительного наклонения специального аффикса -ни. Определение этой формы как самостоятельного наклонения можно аргументировать тем, что вопросительное значение семантически производно от эпистемического значения сомнения, неуверенности, предположения о реальности некоторой ситуации. Следовательно, семантика обращения за ответом относится к ирреальным значениям объективной модальности.

Можно утверждать, что основным способом выражения вопроса в лезгинском языке является глагольная форма вопросительного наклонения на -ни. Она - наиболее специализированное, не требующее дополнительных контекстуальных и особых интонационных условий, нейтральное в плане экспрессивных коннотаций средство выражения вопроса, для которого исходным пунктом является сомнение, предположение. Именно это обстоятельство, на наш взгляд, послужило причиной отнесения к вопросительному наклонению, наряду с формами на -ни, и форм предположительного наклонения в работе Р.И. Гайдарова. Предположительное наклонение, как и изъявительное, конечно же, может использоваться для выражения вопроса. Но для этого в лезгинском языке предназначена, прежде всего, самостоятельная синтетическая грамматическая форма вопросительного наклонения.

Раздел 3.2.7. Выражение уступительной семантики в сопоставляемых языках и вопрос об уступительном наклонении посвящен спорному вопросу касательно правомочности отнесения форм с уступительным значением к наклонению.

По поводу так называемого уступительного наклонения среди лезгиноведов, как правило, нет расхождений. Образуется эта единица от всех форм на аффикс -т1а добавлением к ним аффикса -ни. Однако исследование этой формы показало, что действие, обозначенное зависимым глаголом в составе придаточного уступительного в русском и английском языках, и действие, обозначаемое формами так называемого уступительного наклонения в лезгинском языке, не предстают как имеющие модальное значение ирреальности. Оно не входит в оппозицию с формами индикатива по линии реальность - ирреальность. Видимо, именно поэтому конструкция придаточного уступительного не рассматривается в русском и английском языках как синтаксическая форма выражения ирреальной модальности, т.е. как синтаксическое наклонение, подобно условному, желательному и др. Отношения между придаточным уступительным и главным предложением - это отношения таксисного плана.

В русском и английском языках в придаточном уступительном предложении используются формы изъявительного наклонения. В лезгинском языке значение, аналогичное значению такой уступительной конструкции, выражается специальной синтетической формой глагола, но в содержательном плане различий между ними нет, поэтому отнесение этой формы лезгинского глагола к наклонениям вызывает, по меньшей мере, сомнение. Тем не менее, формы уступительного наклонения традиционно выделяются как в лезгинском, так и в некоторых других дагестанских языках.

Изложенные обстоятельства ставят под сомнение правомерность отнесения обсуждаемой единицы (условное наклонение на -т1а + ни) к наклонениям. В таком случае возникает вопрос о грамматическом статусе этой формы: куда, в таком случае, её отнести? Следует отметить, что это не единственная такая форма в лезгинском языке, грамматический статус которой требует уточнения. Например, в данной работе упоминалась и глагольная форма на аффикс -вал, трактуемая обычно как отглагольное имя абстрактного значения.

Такие факты свидетельствуют о том, что в описании лезгинского языка сохраняются многие белые пятна. Они не укладываются в рамки привычных грамматических представлений, требуют нетрадиционного подхода и дальнейшего изучения.

езгинский, английский и русский языки относятся к языкам разного типа. Проведенное сопоставление показало значительно большую, чем в русском и английском языках, спецификацию средств выражения модальности в лезгинском языке. Лезгинский язык использует больше грамматических единиц как в сфере реальной модальности, так и в сфере ирреальной. В силу специфики агглютинативного строя в лезгинском языке в формировании наклонений участвует большее число аффиксов.

Таким образом, в современном лезгинском языке мы считаем возможным различать 14 самостоятельно функционирующих наклонений: изъявительное, повелительное (буйругъдин), пропульсивное (теклифдин), желательное (ихтиярдин), запретительное (къадагъадин), морфологическую форму условного наклонения, морфологическую форму предположительного наклонения, синтаксическую форму условного наклонения, синтаксическую форму сослагательного наклонения, синтаксическое долженствовательное наклонение, синтаксическое желательное наклонение, вопросительное, эвиденциальное и импоссибилитив.

В Заключении подводятся итоги проведенного исследования и делаются обобщающие выводы.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях.

Монографические издания

1. Алиева, Э.Н. Функционально-семантическая категория модальности и ее реализация в разноструктурных языках (на материале русского, английского и лезгинского языков) [Текст] / Э.Н. Алиева. - Пенза: Изд-во МИЭП, 2008. - 190 с. (11,8 п.л.)

2. Алиева, Э.Н. Наклонение и его категориальные формы в лезгинском языке в сопоставлении с русским и английским [Текст] / Э.Н. Алиева. - Пенза: Изд-во МИЭП, 2009. - 198 с. Ц  (12.1 п.л.)

Статьи в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях, определенных Высшей аттестационной комиссией

3. Алиева, Э.Н. Категория эвиденциальности в русском, английском и лезгинском языках [Текст] / Э.Н. Алиева // Филологические науки. - 2008. - № 1. - С. 78-84 (0,3 п.л.)

4. Алиева, Э.Н. Выражение вопроса в русском, английском и лезгинском языках [Текст] / Э.Н. Алиева // Вестник Саратовского государственного университета. - Гуманитарная серия. - 2009. - № 1 (67). - С. 164-170 (0,45 п.л.)

5. Алиева, Э.Н. О модальности невозможности в лезгинском языке в сопоставлении с русским и английским [Текст] / Э.Н. Алиева // Филологические науки. - 2009. - № 5. - С. 97-103 (0,24 п.л.)

6. Алиева, Э.Н. Грамматикализованная модальность в лезгинском языке (к постановке проблемы) [Текст] / Э.Н. Алиева // Научная мысль Кавказа. - 2009. - № 3. - С. 128-134 (0,6 п.л.)

7. Алиева, Э.Н. Семантика условного и сослагательного наклонений в русском и английском языках и способы ее передачи в лезгинском [Текст] / Э.Н. Алиева // Вопросы филологии. - 2009. - № 1 (31). - С. 62-79 (0,9 п.л.)

8. Алиева, Э.Н. Выражение уступительной семантики в лезгинском, русском и английском языках (к вопросу об уступительном наклонении) [Текст] / Э.Н. Алиева // Вестник МГОУ. - Серия: Лингвистика. - 2009. - № 4. - С. 186-188 (0,24 п.л.)

9. Алиева, Э.Н. Значения желательного наклонения (морфологического и синтаксического) в лезгинском языке и их соответствия в английском и русском языках [Текст] / Э.Н. Алиева // Вестник МГОУ. - Серия: Лингвистика. - 2009. - № 4. - С. 188-192 (0,4 п.л.)

Статьи в сборниках научных трудов и материалов научных конференций

10. Алиева, Э.Н. Модальность и амодальность лезгинского предложения [Текст] / Э.Н. Алиева // Вестник Дагестанского государственного технического университета. Гуманитарные науки. - Махачкала: ГОУ ВПО ДГТУ, 1998. - С. 72-75 (0,2 п.л.)

11. Алиева, Э.Н. Особенности функционирования изъявительного наклонения в лезгинском языке [Текст] / Э.Н. Алиева // ХХII научно-техническая конференция ДГТУ. - Филология. Синтаксис русского языка. - Махачкала: ИП - ДГТУ, 2000. - С. 41-46 (0,4 п.л.)

12. Алиева, Э.Н. Категория и функционально-семантическое поле модальности [Текст] / Э.Н. Алиева // ХХIII научно-техническая конференция ДГТУ. - Филология. Синтаксис русского языка. - Махачкала: ИП - ДГТУ, 2001. - С. 26-31 (0,4 п.л.)

13. Алиева, Э.Н. Модальность: наклонение и типология содержания [Текст] / Э.Н. Алиева // ХХIII научно-техническая конференция ДГТУ. - Филология. Синтаксис русского языка. - Махачкала: ИП - ДГТУ, 2001. - С. 33-35 (0,2 п.л.)

14. Алиева, Э.Н. Модальность и наклонение в лезгинском языке (к постановке вопроса) [Текст] / Э.Н. Алиева // Языкознание в Дагестане. - Махачкала: ДН - РАН, 2002. - №3 - С.38-40 (0,2 п.л.)

15. Алиева, Э.Н. Семантика субъективной модальности [Текст] / Э.Н. Алиева // ХХIV научно-техническая конференция ДГТУ. - Филология. Синтаксис русского языка. - Махачкала: ИП - ДГТУ, 2003 - С. 13-17 (0,3 п.л.)

16. Алиева, Э.Н. Незамеченные формы наклонений лезгинского глагола [Текст] / Э.Н. Алиева // Вестник молодых ученых Дагестана - Философия, Педагогика. - Махачкала: ДН - РАН, 2003. - №1. Ц  С. 40-42 (0,2 п.л.)

17. Алиева, Э.Н. К вопросу об особенностях уступительных сложноподчиненных предложений [Текст] / Э.Н. Алиева // Вестник молодых ученых Дагестана - Философия, Педагогика. - Махачкала: ДН - РАН, 2003. - №3. - С. 44-46 (0,2 п.л.)

18. Алиева, Э.Н. Разновидности побудительной семантики и средства их грамматического выражения в русском и лезгинском языках [Текст] / Э.Н. Алиева // Вестник молодых ученых Дагестана - Философия, Педагогика. - Махачкала: ДН - РАН, 2003. - №2. - С. 48-50 (0,2 п.л.)

19. Алиева, Э.Н. Эвиденциальная модальность в лезгинском языке [Текст] / Э.Н. Алиева // Вестник Дагестанского государственного технического университета. - Общественные науки. Теория и практика управления социально-экономическими процессами. - Махачкала, Изд-во ДГТУ, 2003. Ц№2. - С. 233-240 (0,5 п.л.)

20. Алиева, Э.Н. Об ирреальных значениях форм будущего времени изъявительного наклонения  лезгинского глагола [Текст] / Э.Н. Алиева // Вестник Дагестанского государственного технического университета. - Общественные науки. Теория и практика управления социально-экономическими процессами. - Махачкала, Изд-во ДГТУ, 2003. Ц№4. - С. 37-39 (0,2 п.л.)

21. Алиева, Э.Н. Еще раз о единстве языка и мышления [Текст] / Э.Н. Алиева // Рациональное и эмоциональное в языке и речи: средства художественной образности и их стилистическое использование в тексте: межвузовский сборник научных трудов. - М.: МПГУ, 2004. - С. 238-241 (0,2 п.л.)

22. Алиева, Э.Н. О взаимосвязи категорий сравнения и модальности [Текст] / Э.Н. Алиева // Материалы VIII Международной научно-практической конференции Наука и языкЦ2005. - Синтаксис: структура, семантика, функция. - Донецк: Наука и язык, 2005. - Т. 4. - С. 22-24 (0,2 п.л.)

23. Алиева, Э.Н. Иностранные языки как необходимое средство подготовки специалистов в сфере туризма [Текст] / Э.Н. Алиева // Культура и власть: сборник статей Всероссийской научно-практической конференции. - Пенза: АНОО Приволжский Дом знаний, 2006. - С. 95-97 (0,2 п.л.)

24. Алиева, Э.Н. Выразительные средства русского языка в рекламе [Текст] / Э.Н. Алиева // Состояние и перспективы развития туризма в регионе. Материалы региональной научно-практической конференции: сборник научных трудов. - Махачкала: ДГТУ, 2006. - С. 21-24 (0,2 п.л.)

25. Алиева, Э.Н. Функционально-семантическое поле как новый метод целостного грамматического описания языковых явлений [Текст] / Э.Н. Алиева // Материалы III Международной научно-практической конференции Научное пространство Европы - 2007. - Филологические науки. - Днепропетровск: Наука и образование, 2007. - Т. 12. - С. 86-88 (0,2 п.л.).

26. Алиева, Э.Н. Ядерные и периферийные средства выражения объективной модальности [Текст] / Э.Н. Алиева // Инновационные технологии в образовании: сборник статей. - Орел: ООО Полиграфическая фирма Картуш, 2008. - С. 112-117 (0,3 п.л.)

27. Алиева, Э.Н. Изучение категории модальности с применением теории функционально-семантического поля [Текст] / Э.Н. Алиева // Актуальные проблемы коммуникации и культуры: международный сборник научных трудов. - М.; Пятигорск: ПГЛУ, 2008. - Вып. 8. Ц  С. 65-73 (0,5 п.л.)

28. Алиева, Э.Н. Место категории модальности в современном синтаксисе [Текст] / Э.Н. Алиева // Современные проблемы гуманитарных наук: сборник научных трудов. - Махачкала: ГОУ ВПО ДГТУ, 2009. - С. 3-5 (0,18 п.л.)

29. Алиева, Э.Н. Модальность в процессе порождения речевого высказывания [Текст] / Э.Н. Алиева // Современные проблемы гуманитарных наук: сборник научных трудов. - Махачкала: ГОУ ВПО ДГТУ, 2009. - С. 6-9 (0,24 п.л.)

30. Алиева, Э.Н. Некоторые наблюдения над переводом предложений с модальным глаголом may [Текст] / Э.Н. Алиева // Современные проблемы гуманитарных наук: сборник научных трудов. - Махачкала: ГОУ ВПО ДГТУ, 2009. - С. 10-18 (0,51 п.л.)

31. Алиева, Э.Н. Функциональный подход как основа изучения языков [Текст] / Э.Н. Алиева // Современные проблемы гуманитарных наук: сборник научных трудов. - Махачкала: ГОУ ВПО ДГТУ, 2009. - С. 26-29 (0,2 п.л.)

     Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии