Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии  

На правах рукописи

ПАВЛЮЧЕНКОВА  Татьяна  Александровна

ФОНЕТИЧЕСКИЕ  И  ЛЕКСИЧЕСКИЕ  СРЕДСТВА

ЯЗЫКА ПОЭЗИИ  И.А. БУНИНА

И ИХ ФУНКЦИОНАЛЬНО-СЕМАНТИЧЕСКОЕ

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ

Специальность 10.02.01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук

Москва - 2011

На правах рукописи

ПАВЛЮЧЕНКОВА  Татьяна  Александровна

ФОНЕТИЧЕСКИЕ  И  ЛЕКСИЧЕСКИЕ  СРЕДСТВА

ЯЗЫКА ПОЭЗИИ  И.А. БУНИНА

И ИХ ФУНКЦИОНАЛЬНО-СЕМАНТИЧЕСКОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ

Специальность 10.02.01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук

В печать:

Научный консультант  Доктор филологических

  наук, профессор

  Петрянкина В.И.

Заведующий кафедрой  Кандидат филологических

наук, профессор

Николина Н.А.

Председатель Диссертационного совета Доктор филологических

  наук, профессор

  Добродомов И.Г.

Ученый секретарь  Кандидат филологических

наук, доцент

Сарапас М.В.

Москва - 2011

  Работа  выполнена  на  кафедре  русского языка филологического факультета  Московского педагогического  государственного  университета

Научный консультант:  доктор филологических наук, профессор

Петрянкина  Валентина Ивановна 

 

Официальные оппоненты:  доктор филологических наук, доцент

                                               Ганиев Журат Валиевич

 

доктор филологических наук, доцент

Ковалёв Юрий Владимирович

  доктор филологических наук, профессор

                                               Федосюк Михаил Юрьевич

 

Ведущая организация: Стерлитамакская  государственная  педагогическая

академия им. Зайнаб Биишевой

       Защита состоится 20 февраля 2012г. в 14-00 на заседании диссертационного совета Д.212.154.07 при Московском педагогическом государственном университете  по адресу: 119991, Москва, Малая Пироговская улица, дом 1, стр. 1, ауд. .

       С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу: 119991, Москва,  Малая Пироговская улица, дом 1, стр. 1, Московский педагогический государственный университет.

       

Автореферат разослан л__________________20__ г.

Учёный секретарь диссертационного совета Сарапас М.В.

ОБЩАЯ  ХАРАКТЕРИСТИКА  РАБОТЫ

       Настоящее диссертационное исследование посвящено комплексному рассмотрению фонетических и лексических единиц поэтического языка

И.А. Бунина.

       

Актуальность работы обусловлена постоянным вниманием к изучению поэтического языка, что нашло своё отражение в  трудах многих исследователей-классиков, лингвистов и литературоведов: В.В. Виноградова, Г.О.  Винокура, М.Л.  Гаспарова, В.П.  Григорьева,  В.М.  Томашевского, Ю.Н.  Тынянова,  Р.О. Якобсона и  др. В последние десятилетия XX и в

начале  XXI веков  эта  проблема по-прежнему  вызывает  неизменный

интерес (см. серию монографий под  общим  названием  Очерки истории 

языка  русской  поэзии XX века под  ред. В.П. Григорьева, работы М.А.  Бакиной,  А.Д. Григорьевой,  Л.В. Зубовой,  Н.Н. Ивановой,

И.И.  Ковтуновой,  Н.А.  Кожевниковой,  Е.А. Некрасовой,  О.Г.  Ревзиной,

Н.А. Фатеевой и др.). Начавший выходить несколько лет назад Словарь языка русской поэзии XX века (2001), демонстрирующий разнообразие словоупотребления десяти выдающихся поэтов Серебряного века, не включает И.А. Бунина в число рассматриваемых авторов. Между тем, без анализа языка такого автора, как И.А. Бунин, удостоенного в своё время именно за стихи двух Пушкинских премий Российской Академии наук, общая картина поэтического языка рубежа XIX - XX веков не является полной и объективной.

В различных исследованиях, так или иначе соприкасающихся с темой настоящей диссертации [Астащенко 2003; Гулак 1993; Житков 1999; Кожевникова 1987, 1988; Николина 1990; Рябикина 2006; Стехина 1992; Четверикова 2008; Шиленко 2002; Sudomir-Gordon 1994 и др.], описание языка поэзии И.А. Бунина (в частности, лексики) носит в основном фрагментарный характер, отсутствует полный анализ фонетических особенностей, не освещена проблема взаимосвязи и взаимодействия единиц фонетики и лексики как средств изобразительности в стихотворном языке И.А. Бунина. Актуальность темы настоящего исследования вызвана назревшей необходимостью ликвидировать указанный пробел в изучении бунинского поэтического языка.

Актуальным представляется и тот факт, что в диссертации на основе лингвистического анализа стихотворных текстов определяется значимость Бунина-поэта в истории развития русского поэтического языка, ломается традиционное представление о несовременности языка этого автора.

       Актуальность диссертации основывается также на очевидности того, что отбор языковых единиц и специфика их функционирования осуществляется через призму индивидуально-авторского восприятия мира, что даёт возможность рассматривать анализируемые языковые единицы как средства, воплощающие в себе художественные черты поэтики И.А. Бунина.

Знакомство с поэтическим языком И.А. Бунина помогает также лучше узнать Бунина-человека, ведь лименно в лирике Бунин раскрывается с наибольшей прямотой и откровенностью (Ю. Мальцев).

       Объект исследования составляют фонетические и лексические средства создания  стихотворных текстов И.А. Бунина.

       Предметом изучения являются структурно-семантические и функциональные особенности единиц фоники и лексики,  а также их функционально-семантическое взаимодействие в условиях поэтического текста И.А. Бунина.

Цель настоящего исследования - описать константные единицы фоники и лексики поэтического языка И.А. Бунина, проследить за их структурно-семантическими и функциональными особенностями, выявить их  функционально-семантическое взаимодействие и роль в формировании представлений о художественном мире поэта.

Достижение цели предполагает решение следующих задач:

  • выявить  константные  элементы  фоники  в  поэтическом  языке

И.А. Бунина и представить основные направления их классификации;

  • описать структурно-композиционные особенности фонетических единиц:

а) фонетического слова, б) звуковых повторов (вокалических и консонантных);

  • проанализировать  поэтическую  орфоэпию  бунинских  стихов (ударение,

диалектное и иноязычное произношение отдельных форм и слов);

  • провести наблюдение за  звуковой  изобразительностью  бунинской  фоники,

выявив возможности установления звукосмысловых соответствий (звукосимволизма и звукоподражания);

  • выявить  константные  элементы  лексики, связанные  в поэтическом

языке И.А. Бунина с обозначением чувственного восприятия: а) визуального (цветообозначения, лексика пластических искусств), б) обонятельного, в) слухового (лмузыкальные номинации);

  • выявить и описать константные элементы  лексики природы:  а) обозначения

растительных объектов, б) обозначения представителей животного мира;

  • показать использование константных  элементов лексики в создании

важного мировоззренческого образа природы-храма;

  • установить и продемонстрировать  проявление взаимодействия единиц

фоники и лексики в стихотворных текстах И.А. Бунина;

  • показать влияние фольклорной  традиции  на поэтический язык

И.А. Бунина;

  • по возможности, сопоставить функционирование  анализируемых единиц  в

творчестве И.А. Бунина и других авторов;

  • выявить черты нового поэтического языка  XX века  в проанализированных

стихотворениях И.А. Бунина.

Материал для исследования извлекался методом сплошной выборки из текстов стихотворных произведений И.А. Бунина, исключая переводы, вошедших в первый том шеститомного собрания сочинений [Бунин 1987], а также из нескольких ранних стихотворений, не включённых в указанное издание, опубликованных в сборнике серии Классики и современники (1985г.). Всего рассматривалось 729 произведений. Полученный материал  составил 14813 строк, затранскрибированных для анализа фоники,  и  около 1500 лексем ( 6000 словоупотреблений), подвергшихся лексикологическому изучению.

Эпизодически, в целях сопоставления,  осуществлялась также выборка отдельных элементов из бунинской прозы [Бунин III; Бунин 1988а; ПиП] и дневников [Бунин 1988г], привлекались отдельные фольклорные, библейские  и литературные тексты,  а также  производились  извлечения

необходимых  для сопоставления единиц из сборников  стихотворений  И. Анненского,  Ш. Бодлера,  М. Волошина, Я.  Полонского, А.  Толстого, Ф. Тютчева, А. Фета и других авторов.

       Основной базой для интерпретации семантики и стилистической характеристики выявленных  языковых  средств поэтического языка

И.А. Бунина послужили данные словаря русского языка Д.Н. Ушакова (ТСУ) как лексикографического источника, отражающего литературное словоупотребление первой половины XX века - времени зрелого творчества И.А. Бунина. В общей сложности привлекались сведения около 40 различных словарей и справочников лингвистического и энциклопедического характера.

       Теоретико-методологическая основа исследования. Теоретической базой работы явились как труды учёных-классиков, так и исследователей последних лет, посвящённые структурно-семантическому и функционально-стилистическому анализу фоники, лексики и словообразования русского  литературного языка (Р.И. Аванесова, Ю.Д. Апресяна,  Н.Д. Арутюновой,  Л.В.  Бондарко, В.Л. Воронцовой,  В.Г. Гака,  Е.А. Земской, Е.С. Кубряковой, Л.В.  Лаенко, А.Г. Лыкова, Н.В. Моисеевой, Н.С. Павловой, И.Г. Рузина,

В.Н. Телия и др.), рассматривающие языковые средства в национально-культурном  аспекте (А. Вежбицкой, Е.В. Верещагина, Г.Н. Кульпиной, С.М. Толстой и др.), разрабатывающие общую теорию текста, изучающие конкретные текстовые элементы  и  категории  (И.В.  Арнольд,

И.Р. Гальперина, Н.С. Валгиной и др.).

       Существенными для работы явились исследования  Л.В. Златоустовой, Е.Б. Голуб,  В.П.  Григорьева,  И.И.  Ковтуновой,  Н.А. Кожевниковой, и многих других учёных, избравших предметом анализа русский поэтический язык XIX и XX веков,  а также  отдельные данные фоносемантических

(С.В. Воронин, А.П.  Журавлёв, В.В. Левицкий, А.В. Пузырёв, Е.Г. Сомова  и  др.), психолингвистических (В.П. Белянин, А.П. Василевич, Р.М. Фрумкина) и паралингвистических (Е.Н. Винарская, Р.К. Потапова, В.В. Потапов и др.) исследований.

Методы и приёмы исследования. Основным является описательный метод с использованием приёмов непосредственного лингвистического наблюдения, интерпретации, сопоставления, обобщения, статистической обработки материала (с применением специальной компьютерной программы в визуальной среде  Borland Delfi 7). Имело место также обращение к функционально-семантическому анализу, элементам компонентного, этимологического и стилистического анализов.

Научная новизна исследования состоит в том, что в нём впервые:

Ц предпринимается попытка комплексного  рассмотрения фонетических и лексических констант языка поэзии И.А. Бунина, формирующих представление о художественном мире автора как о мире гармонии, красоты и творчества; 

Ц выявляются особенности фонетических средств и их функционирования в поэтическом языке И.А. Бунина  (фонетических слов, ударного вокализма, звуковых повторов и др.);

Ц рассматриваются звукосмысловые соответствия в фонике стихотворных произведений Бунина (звукосимволизм, звукоподражание);

Ц проводится наблюдение за особенностями звуковой изобразительности (лпоэтическая этимологизация, звукопись и др.);

Ц осуществляется всесторонний анализ двух классов лексических средств бунинских стихов: лексики, связанной с обозначением чувственного восприятия и лексики природы с их подклассами;

Ц показывается непосредственная связь языка поэзии Бунина с увлечением поэта пластическими искусствами;

Ц раскрывается механизм взаимоотношения и взаимодействия фонетических и лексических средств в конкретных текстах, приводящий к образованию единых функционально-семантических классов;

Ц устанавливается в качестве одного из важных творческих приоритетов для Бунина-поэта  ориентация на фольклорное словообразование и словоупотребление;

Ц в стихотворных произведениях И.А. Бунина намечаются черты поэтического языка XX века (квазиморфемы, необычные рифмовки, синестезия, полифонизм звучания фрагментов, усиление неопределённости семантики слов, заимствование приёмов из других видов искусств и др.);

Ц констатируется сплав и продолжение традиций классического и народного искусства разных культур с чертами поэтики современников в языке поэзии И.А. Бунина;

Ц демонстрируется возможность совмещения традиционных подходов к анализу поэтического текста с данными новых развивающихся направлений языкознания: психо-  и паралингвистики, фоносемантики и др.

На защиту выносятся следующие положения:

  1. Фоника и лексика - это два уровня в авторском стихотворном языке, каждый из которых проявляет  свои особенности в выборе единиц, их семантике и частотности, позволяя получить некоторое представление о мировосприятии поэта.
  2. Фонетические и лексические средства  языка поэзии И.А. Бунина выступают в тесном взаимодействии при доминировании  отношения взаимодополнительности.
  3. Отбор языковых единиц и актуализация их содержания осуществляются через призму ценностной ориентации авторского мировосприятия.
  4. Один из основных принципов авторского изображения - развитие ассоциативности на основе чувственных (визуальных, слуховых и обонятельных) характеристик, приводящее к обогащению фоники и  семантики стихотворных произведений.
  5. Характерной  чертой  фоники и лексики  стихотворных текстов И.А. Бунина является актуализация разнообразных приёмов художественной изобразительности, основанных на чувственной природе языкового знака.
  6. Языковые средства развивают аксиологические  и символические значения в непосредственной зависимости от описываемой ситуации.
  7. В поэтическом языке Бунина находят отражение традиционные и новаторские литературные тенденции.
  8. Фоника и лексика фольклорных произведений - важные творческие ориентиры для Бунина-поэта.

Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы для широких типологических обобщений с привлечением соответствующего материала современной поэзии. Полученные данные позволяют уточнить распространённость и развитие определённых тенденций функционирования изобразительно-выразительных средств в поэтическом языке конца XIX - начала XX века, а также  способствуют более широкому пониманию семантических и синтагматических возможностей лексики и фоники языка бунинской поэзии. Материал диссертации может быть использован для исследования идиостиля И.А. Бунина и в работах сопоставительного плана. Полученные результаты могут быть полезными для дальнейшей разработки  проблем, связанных с созданием общей теории поэтической речи, с изучением соотношения поэзии и прозы в творчестве отдельно  взятых авторов и в языке художественной литературы в целом, а также с исследованием влияния фольклора на профессиональное литературное творчество.

Комплексное описание константных фонетических и лексических единиц бунинских стихотворных текстов служит выявлению своеобразных черт поэтического языка анализируемого автора, привлекая внимание к проблеме межуровневого взаимодействия языковых единиц.

Практическая значимость диссертации определяется возможностью использования результатов данного исследования в практике вузовского преподавания при чтении курса Современный русский язык, разработке спецкурсов по стилистике художественной речи, а также различных спецдисциплин, посвящённых проблемам изучения поэтического языка XX века и / или непосредственно бунинскому творчеству. Фактический материал работы может явиться базой для дальнейшего изучения выявленных константных элементов бунинского поэтического языка, для филологического анализа бунинских стихотворений и для составления в будущем словаря поэтического языка И.А. Бунина.

Апробация проведённого исследования заключается в том, что его содержание и результаты отражены

Ц в двух монографиях;

Ц в 26 научных публикациях, 10 из них - в изданиях, рекомендованных ВАК.

  Фрагменты глав обсуждались на заседании докторантского объединения при кафедре русского языка МПГУ. Отдельные предварительные наблюдения и выводы были представлены на международных конференциях (Семантика слова, образа, текста  - Северодвинск 1995; Слово: внутренняя и внешняя система  Ц  Смоленск 2005; Язык. Текст. Культура  - Смоленск 2006), всероссийских (Москва 1996, Тула 1999, Киров 2000) и региональных (Смоленск 1995, 1996, 1997, 1999, 2000, 2006, 2007).

       Структура работы. Диссертация состоит из введения, трёх глав, Общих выводов, Библиографии и Приложения. Общий объём работы (без Приложения) - 747 страниц.

ОСНОВНОЕ  СОДЕРЖАНИЕ  РАБОТЫ

       Во  В в е д е н и и  обосновывается актуальность и  новизна исследования, определяются его предмет, объект, цели и задачи, теоретическая и практическая значимость, указывается методология, излагаются положения, вынесенные на защиту, сообщаются сведения о структуре и апробации работы.

       В  п е р в о й г л а в е  Основные предпосылки исследования содержится обоснование выбора темы и материала исследования, приводится информация о степени изученности единиц фоники и лексики языка поэзии И.А. Бунина, избранных для рассмотрения, оговаривается основной понятийный аппарат, сообщается о том, подходы каких современных исследователей легли в основу проведённого анализа.

       Выражения поэтический язык И.А. Бунина и язык поэзии И.А. Бунина в диссертации функционируют как полные синонимы к выражению язык стихотворных произведений И.А. Бунина.  В то же время язык стихотворных произведений рассматривается  как лязык с установкой на эстетически значимое творчество, хотя бы самое минимальное, ограниченное рамками одного только слова [Григорьев 1979, 77-78].  В работе используется  также выражение художественная речь И.А. Бунина, под которым понимается функционирование системы авторского поэтического языка. Речь - это то, во что превращается язык, это то, в чём он материализуется [Пузырёв 1995, 12].

Акцент в исследовании делается  на чисто лингвистические параметры рассмотрения материала, так как полного описания языкового  оформления содержательной стороны стихотворений практически нет. При выявлении авторских особенностей языка в понятие лавторское включается и  собственно авторское и наиболее типичное для бунинской манеры письма.

В главе обосновывается выбор для анализа именно фоники и лексики как наиболее важных, наиболее поддающихся эстетизации [Арутюнова 1979, 386] языковых уровней с одновременным признанием обращения и к грамматике  по мере необходимости,

Поэт говорил, что для него главное  Ц  найти звук, всё остальное делается само собой [Бунин 1967в, 375]. Отсутствие специальных лингвистических исследований  по  фонике  поэзии И.А. Бунина, иногда субъективные истолкования функций конкретных звуковых явлений [Андрианов 1999; Астащенко 2003; Дякина 2000; Маркович 1977; Нефёдов 1972, 1975; Приходько 1979; Сливицкая 2004; Спивак 2005 и др.], противоречивость общих оценок звучания бунинских стихов  [Двинятина 1996,  203; Ходасевич 1988, 118; Нефёдов 1975, 92; Чуковский 1969, 94 и др.] Ц  факторы, мотивирующие необходимость  комплексного изучения  фоники

И.А. Бунина, анализа его поэтического языка как звукосмысла [Векшин 2005, 22], проявляемого в символической роли звукового повтора и в различных приёмах фонетической изобразительности.

В целом, в рамках реферируемой работы выявлены и анализируются только константные элементы бунинской фоники: фонетическое слово, звуковые повторы, особенности поэтической орфоэпии и некоторые специальные приёмы звуковой изобразительности (звукоподражание и звукосимволизм). Под константами понимаются постоянно присутствующие, повторяющиеся, а потому характерные для автора языковые единицы и  приёмы их  употребления, позволяющие рассматривать созданный им художественный мир <Е> как устойчивый в своём единстве феномен [Чудаков 1973, 80].

Рассмотрение поэтической фоники и, в частности, звукосмысловых внутритекстовых связей через константы предпринимается впервые.

В процессе анализа в работе эпизодически привлекаются отдельные наблюдения современных фоносемантических, психо-  и паралингвистических исследований, а также данные фоностилистики, представляющиеся интересными в плане актуализации эмоционального и эстетического восприятия звукового облика лексем. 

Совершенно сознательно за пределами работы оставлены вопросы, связанные с метрикой, рифмой (за исключением отдельных чисто акустических моментов), строфикой, так как существуют специальные литературоведческие исследования,  посвященные  этой  проблематике,  где  в ряду других произведений или специально анализируется и поэзия И.А. Бунина [Белоусов 1971; Гайнуллина 1990, 1994; Гаспаров 2001; Гулак 1993; Ковалева 1995 и др.].

Выбор для исследования лексических элементов стихотворных произведений И.А. Бунина обусловлен тем, что именно на лексическом уровне традиционно лежит основная смысловая нагрузка в реализации идейного замысла автора, а также тем, что индивидуальность языка поэта в большей степени определяется кругом слов, которые он использует, и особенностями словоупотребления [Цивьян 1967, 180].

В работе для анализа выбираются лексические константы бунинского поэтического языка - Лексика, связанная с обозначением чувственного восприятия (Лексика визуального восприятия, Лексика обонятельного (ольфакторного) восприятия, Лексика слухового восприятия)  и Лексика природы (Лексические обозначения реалий растительного мира, Лексические обозначения представителей животного мира). Такой выбор обусловлен как неизученностью  указанных лексических единиц, так и данными многочисленных литературоведческих исследований об особой чувственности бунинских стихотворных текстов и увлечённости автора изображением природного мира [Айхенвальд 1998, Астащенко 2003, Бонами 1995, Дубовикова 1974, Карпенко 1998, Мальцев 1994, Нефёдов 1990, Павлович 1995, Сливицкая 2004, Федотова 2010 и др.], а также личностными качествами  И.А. Бунина, воспринимавшего  мир  всегда  через запахи, краски, свет, ветер, вино, еду [Бунин 1988г, 437].

Обозначения растений, животных и чувственных впечатлений выдвинуты поэтом в заглавия и позицию концевой рифмы, то есть находятся в центре авторского внимания. Презумпция художественной оправданности всех элементов произведения [Лихачёв 1983, 9] позволяет избежать излишней предвзятости в определении тех или иных языковых единиц как константных для творчества конкретного автора и в выборе для анализа определённых групп.

Выявление роли константных лексических языковых средств в формировании художественного мира поэзии И.А. Бунина возможно при отношении к ним как к средствам фиксации результатов познания мира поэтом. Бунинские стихотворные тексты демонстрируют процесс возникновения авторских, субъективных значений слов на основе ассоциативного опыта, в том числе вербально-ассоциативного, через актуализацию определённого ассоциативного признака значения.

Исходя  из задач исследования, описание избранных для анализа лексических единиц проводится с привлечением подходов теории номинации - сема- и ономасиологии (работы И.Д. Арутюновой, В.Г. Гака, Е.С. Кубряковой, В.Н. Телия, А.А. Уфимцевой и др.), Ц  позволяющей обратить внимание на номинативную деятельность в авторском поэтическом языке. В ономасиологические группы  объединяются номинации, разнородные по своему составу, объёму, производности, частеречной принадлежности, включаются первичные и вторичные наименования, интерпретируемые как  тождественные понятиям прямой и косвенной номинации [Гак 1977а, 243; Телия 1977, 129]. При анализе единиц определяется состав номинаций с точки  зрения и с т о ч н и к а  (  а)  готовая номинативная единица языка;

б) вновь созданная  номинация; в) заимствование  из  другого языка),

с е м а н т и к и  (создание  первичной  или вторичной образности)  и 

ф у н к ц и о н и р о в а н и я  (демонстрируется, как тот или иной признак значения актуализируется в речевой деятельности и обусловлен конкретной изображаемой ситуацией).

Одним из сложных и недостаточно разработанных в языкознании является вопрос о взаимодействии разноуровневых единиц языка, которые не изолированы друг от друга, а теснейшим образом связаны и характеризуют объективное устройство языковой системы [Языкознание  1998, 539].

На существование непосредственной связи между средствами фонетического и лексического уровней указывают различные исследования, посвящённые проблемам мотивированности языкового знака, в частности, фоносемантические и паралингвистические [Винарская 1989; Воронин 1982, 1983, 1990а; Журавлёв 1974, 1981; Левицкий 1998; Наумова 2001; Потапова 2006; Пузырёв 1990; Шляхова 1999 и др.]. Фоносемантика мыслится как наука, которая рождает  и утверждает себя на стыке фонетики (по плану выражения) и лексикологии [Воронин 1982, 21].

В связи с функционированием звукоизобразительных средств в художественной речи  вопросы взаимосвязи и взаимодействия фоники и лексики привлекают внимание фоностилистов [Пинежанинова 1992; Прохватилова 1996; Сомова 1991; Степанова 1996 и др.]. Установленным признаётся факт, что фонетическое значение способно поддерживать эмоционально-образное содержание произведения.

Продуктивными для настоящей работы оказались идеи исследователей фоносемантики о возможности существования межуровневых  объединений языковых средств, повышающих экспрессивность художественных текстов [Воронин 1982].

Многие стихотворения И.А. Бунина демонстрируют тесную связь звучания и смысла, которую  чётко осознавал и сам поэт, часто ощущавший особое лсостояние внутренней музыкальности слов [Бабореко 2004, 30].  По словам В. Набокова, лмузыка и мысль в бунинских стихах настолько сливаются в одно, что невозможно говорить отдельно о теме и о ритме [Набоков 2001, 386-387].

В реферируемой диссертации проблема взаимодействия  фоники и лексики  в звучащем поэтическом  тексте И.А. Бунина раскрывается как в пространстве всего текста исследования, так и в специальном разделе - Функционально-семантическое взаимодействие фоники и лексики в языке поэзии И.А. Бунина.

В т о р а я  г л а в а  Фонетические  средства  языка  поэзии

И.А. Бунина состоит из трёх подглав: Структурно-композиционные элементы (включает 3 параграфа - Фонетическое слово, Ударный вокализм, Консонантизм: орнаментальные звуковые повторы), Поэтическая орфоэпия (3 параграфа - Необычное словоизменительное ударение, Перемещение ударения с имён существительных на управляющие ими предлоги, Элементы диалектного и иноязычного произношения) и Звуковая изобразительность (2 параграфа - Звуковой символизм и Звукоподражание). В каждой из подглав содержится анализ соответствующих фонетических единиц и средств.

       В параграфе Фонетическое слово выявляется специфика бунинского поэтического слова: тяготение  к удлинённости и бльшая частотность удлинённых слов  в сравнении с общенародным языком (данные по общенародному языку взяты из следующих работ: [Фрумкина 1971; Златоустова 1986; Бондарко, Зиндер, Штерн 1977; Голуб 1976 и др.]), а также, учитывая данные Л.В. Златоустовой [Златоустова 1977], в сравнении с  языком поэзии в целом. Удлинение фонетического слова в звучащем бунинском поэтическом тексте - явление, сходное с фольклорной речью, где так же, как у И.А. Бунина, оно формирует минорный эмоциональный фон восприятия [Колесницкая 1971].

Удлинение фонетических слов в совокупности  с изменением числа ударений в рифмующихся строках производит впечатление некой  прозаизации:  снимает ощущение однотипности, заданности ритма стиха. В качестве косвенного аргумента в пользу подобного восприятия приводятся свидетельства современников о бунинской манере читать стихи.

       В параграфе Ударный вокализм рассматриваются ударные гласные звуки в стихотворных текстах  И.А. Бунина.  Последовательность ударных гласных каждой строки условно названа вокалической моделью сочетаемости. Например: П[Э]рвый  [У]тренник, сер[Э]бряный мор[]з - [Э/У/Э/], вокалическая модель сочетаемости <Э/У/Э/О>. Подобным образом был проанализирован ударный вокализм всех 14813 строк, из которых состоят тексты, подвергшиеся наблюдениям. Далее для статистической обработки материала была использована специальная компьютерная программа в визуальной среде Borland  Delhi 7, в результате чего были получены следующие данные: 1) 65,4% всех проанализированных строк охватывает гармония гласных (ударные гласные повторяются в пределах строки; при этом ассонанс  рассматривается как частный случай гармонизации - гармонический максимум);  2) самой  частотной  ударной  гласной  в языке  поэзии И.А. Бунина является  <О>:  27,12%  употреблений всех ударных гласных; следующая по частоте - <А> 26,48 % употреблений. Остальные гласные встречаются значительно реже; 3)  <О> повторяется также чаще других:  в  37% случаев от  общего  числа строк с повторами; <А>  Ц  только  35,48 % случаев.  Результаты проведённых наблюдений  сравниваются  с данными

А.М. Пешковского [Пешковский 1925б],  Л.В. Бондарко [Бондарко  1983] и 

Н.В.  Богдановой  [Богданова 2001]  по  частотности  ударных  гласных в русской разговорной речи,  согласно которым самой частотной ударной гласной является  <А>, и делается вывод о возможности рассмотрения  <О> в качестве вокальной доминанты бунинского поэтического языка. С привлечением паралингвистической информации [Винарская 1989, 43] интерпретируется общий эмоциональный фон  бунинской поэзии (лмажорные тоники И + Э 31,82 % употреблений ударных гласных; минорные тоники  О + У 35,81 %; нейтральные А + Ы 32,34 %) и делается вывод о том, что поэт в целом гармоничен в своих эмоциях: преобладание минорных тоник незначительное и может быть обусловлено присутствием тем  смерти, одиночества, ностальгическим чувством (ср.: И гр[У]стны, гр[У]стны  с[У]мерки зим[]й / В забр[]шенных помещичьих пок[]ях).

       Развивая традиции гармонизации (гармонией гласных пользуются русский фольклор и многие поэты XVIII - XIX вв.), Бунин создаёт блоки ассонансов, встречаются стихотворения, в которых вокальная модель последней строки осознаётся как суммирующая звуковая структура, включающая фонемы, представленные во внутритекстовых ассонансах (Свет незакатный, Бледна приморская странаЕ и др.).

       В параграфе Консонантизм: орнаментальные звуковые повторы представлен обширный материал, свидетельствующий о существовании многочисленных и разнообразных консонантных и смешанных звуковых повторов в языке бунинской поэзии. Основные типы выявленных повторов сведены в обобщающую таблицу.

Выявлены следующие  общие закономерности комбинаторики звуков: 1) повторения звуков занимают разные позиции в тексте (не только сильные); расположение повторов может идти параллельно строфическому членению или быть сдвинуто относительно него; возможно присутствие звукового повтора в заглавии; 2) различна протяжённость и плотность расположения звуковых повторов (несколько менее плотно они расположены в стихотворениях с фольклорными, историческими и апокрифическими мотивами); 3) бльшая часть звуковых повторов объединена  в сложные системы, аналогия которым обнаруживается в древних риториках и поэтиках,  а  также в творчестве  А.С. Пушкина; 4) самым распространённым типом повтора, как и у Пушкина,  является анафорический  (строчный, межстрочный, межстрофный);

5) в бунинских звуковых повторах русская фонетика представлена во всей своей полноте: буквально все звуки русского литературного языка участвуют в организации повторов - как частотные, так и редкие (в этом Бунин идёт дальше Пушкина, выбор звуков  для повторений у которого Брюсов всё же назвал крайне осторожным). Таким образом, Бунин представляет не звуковой отбор, а звуковую полноту - тенденцию, которая проявляется в истории литературы только во 2-й половине XX века [Панов 1990]; 6) в строках многих бунинских стихотворений  обнаруживается  преобладание  вокальных  звуков

(гласных и сонорных согласных) над шумными, которое вместе с отмеченной гармонией гласных и сложными системами звуковых повторов обеспечивает благозвучие стихов.

       Звуковые повторы в бунинской поэзии подчёркивают конструктивные связи слов и создают условия для возникновения ассоциативных. Они принимают участие во внутритекстовом смыслообразовании (квазиморфемы, парономасы), в организации  семантической композиции: а) смена повторов указывает на смену микрообразов, тем; б) звуковые повторы способствуют формированию смыслового наложения, создавая некую общую картину из лексем, в состав которых входят; в) звуковые повторы связывают заглавие и текст. Заканчивается параграф фрагментарным сопоставлением звуковых повторов в поэзии и прозе Бунина, обнаруживающим единую манеру бунинского письма.

Вторая подглава Поэтическая орфоэпия состоит из трёх параграфов. В первом параграфе Необычное словоизменительное ударение рассматриваются нетипичные для современного литературного языка и для времени Бунина ударения в отдельных формах  некоторых лексем (млек;

им. пад. мн. числа: толпы, дымы; вин. падеж мн. числа: (за) сы; дат. падеж мн. числа: (к) звездм, (к) тропм, по зарям; убинный; восхщен; нзвали). Архаичные акцентовки связаны в основном с церковно-славянскими нормами произнесения и литературной поэтической традицией прошлых эпох [Булаховский 1954; Воронцова 1979].  Они придают дополнительную экспрессию изображаемому: выглядят как средства стилизации под старинную народную или церковную, духовную речь (Мачеха, Святитель, Потерянный рай, Отчаяние), или как средства, приподнимающие слог (Портрет, Среди звёзд, Листопад, Бывает море белое, молочное  <...>), что характеризует язык бунинской поэзии как язык поэзии XX века, так как в поэзии XIX века и более ранних периодов варианты ударения, если и допускались, стилистической нагрузки не несли [Булаховский 1954; Воронцова 1991].

       Зафиксированы также лексемы, необычные акцентологические варианты которых для времени Бунина были вполне нормативными, но являются архаичными для современного языка (в лиловых полутнах; скользкой брней) или менее желательными  (Озеро белсо; в выс), или возможны в настоящее время только в поэтическом языке (на кмнях), или являются нарушением современной произносительной нормы (русл). Делается вывод о том, что отмеченное необычное словоизменительное ударение - это не оригинальничание поэта, а вполне объяснимые и закономерные факты, отражающие развитие акцентологической системы русского литературного языка.

       Во втором параграфе лПеремещение ударения с имён существительных  на управляющие ими предлоги рассматривается затухающее [Музыченко 1970; Воронцова 1979]  для  современной  акцентологической  системы явление - перенос ударения на предлоги. Классические грамматики русского языка связывали переход ударения на предлог в литературном языке с влиянием живой разговорной речи, просторечия и диалектов [Российская грамматика А.А. Барсова 1981]. Среди примеров напредложного ударения в проанализированных бунинских стихах нет ни одного индивидуального. Все зафиксированные предложно-именные сочетания, употреблённые Буниным с перенесением ударения на предлог, выражают пространственные или временные отношения (псаду, пветру, плесу, пполю; нморе и т.п.). Большинство бунинских примеров стилистически нейтральны по употреблению, хотя в текстах с фольклорными мотивами подобный перенос ударения выглядит как элемент стилизации (уж как нморе, нморе). В третьем параграфе Элементы диалектного и иноязычного произношения речь идёт об отдельных элементах иноязычного происхождения (иноязычных вкраплениях), которые вписаны в фонетическую структуру стихов и, обогащая звучание русской речи, выступают как одно из средств создания национального колорита, а также участвуют в проведении важной для поэта мысли о языке как о бессмертном даре, противопоставляемом бренности всего земного. Фиксируются в бунинской поэзии и примеры диалектного произношения (ветры, засха, пдолгу; лу[х], сне[х], вдру[х]: [Чернышёв 1970б; Панов 1990; Вербицкая 2003]). Обращение поэта к диалектным и просторечным (полнчь) произносительным вариантам находится в русле общих тенденций развития художественной речи [Панов 1990]. Использование диалектной рифмовки (дух - вдру[х]; пух - лу[х]; сне[х] - мех), предположительно, объясняется желанием поэта разнообразить состав литературных рифм,  но не  исключается  и следование традиции: Е.А. Баратынский, творчество которого привлекало повышенное внимание Бунина [Мальцев 1994], пользовался только такого рода рифмами [Чичерин 1985].

       Третья подглава Звуковая изобразительность включает  два параграфа. Первый параграф Звуковой символизм открывается кратким обозрением отдельных положений фоносемантических исследований [Воронин 1982; Гурджиева 1973; Левицкий 1998; Наумова 2001; Сомова 1991], представляющихся наиболее устоявшимися: именно на них опирается дальнейшее рассмотрение звукосимволических явлений в фонике Бунина. Однако при этом принципиальной является ориентация при анализе на мнение филологов-классиков, состоящее в том, что необходимо принимать во внимание лишь общезначимые ассоциации или ассоциации, даваемые самим текстом  произведения [Томашевский 2002].

       Приведённые материалы демонстрируют возможности семантизации бунинской фоники, обусловленные присутствием в определённых контекстах общеязыковых фоносемантических универсалий.  Вслед за данными

В.В. Левицкого анализируемые текстовые фрагменты разбиты на три  группы в зависимости от того, какая фонетическая единица участвует в выражении того или иного значения: а) признак фонемы; б) фонема; в) группа фонем. Например: а) <Г>ро<Б> <Г>у<Б>о<КТ>ий, из <Д>у<Б>а <Д>ол<Б/БТ>ёный; общий признак выделенных  согласных фонем (лсмычность) вызывает ассоциации с нанесением ударов;  б) Багр<А>ная печ<А>ьная лун<А>:  <А> ассоциативно связывается с красным цветом [Журавлёв 1981]; по предлагаемой некоторыми исследователями [Прокофьева 1992] типологии авторов по синестетическому критерию, Бунин относится к числу поэтов, в произведениях которых проявляется объективная цветовая символика звуков (А. Блок, И.Анненский, В. Маяковский); в) в стихотворении Чёрные сосны и ели сквозят в палисаднике тёмном противопоставлены  гласные заднего и переднего ряда, ассоциативно связанные с понятиями тёмный и светлый [Тарановский 2000]: таким образом они принимают участие в изображении темноты ночи и сияния звёзд (носитель символического значения - группа фонем, звукосимволический комплекс [Левицкий 1998]).        Отмечается наличие текстов  и фрагментов, где символические значения выражаются сразу несколькими способами и соединены со звукоподражанием.

       Завершается параграф указанием на возможность семантизации звуковых повторов также в бунинской прозе [Степанова 1996].

       Второй параграф Звукоподражание посвящён одному из самых ярких и частотных приёмов звуковой изобразительности в стихотворной речи Бунина. Для его создания поэт использует общеязыковые ономатопы (Багряная листва <...> Шуршит в аллее под моей ногой), звуковые повторы-лимитативы  [Любимова, Пинежанинова,  Сомова  1996] (Из-[П]о[Т]  [К]о[П]ы[Т]  [К]обылы  <...>), а также комбинации лономатоп + повтор-имитатив (И целый ми[Р]  пот[РТ]яс  [ГР]омовый [ГУ] и [ГР]охот).  Бунин расширяет сочетаемость языковых ономатопов за счёт метафорического их употребления или за счёт сопровождения  оригинальными эпитетами метафорического или метонимического характера, что приводит к созданию синестетических эффектов (Сирена на туманном косогоре / Мычит и мрачно и темно). Обращение Бунина к синестезии рассматривается как связь с общими тенденциями художественного обновления искусства в XX веке. Культурное пространство рубежа XIX - XX вв. понимается в диссертации как сложная и динамическая целостность, основанная на диффузном взаимопроникновении полярных творческих установок [Клинг 2000].

       Звукоподражания  классифицируются  на  основе источника звучания: 

1) обозначения звуков природы; 2) обозначения  звуков, издаваемых различными предметами; 3) обозначения звуков животных, птиц,  насекомых  и  других живых существ; 4) обозначения звуков, издаваемых человеком. Бунин раздвигает рамки поэтической фоники, уделяя много внимания изображению звучания различных бытовых предметов (топора, половиц, фески и т.п.) и опираясь при этом на традиции русского фольклора, особенно  загадок с их лотгадочной звукописью [Гербстман 1968; Митрофанова 1978; Цивьян 1999]. С помощью звукоподражаний поэт создаёт целые звуковые картины, организуя выразительное многоголосие. Полифоническое звучание - это  черта,  в  самом  общем  плане  объединяющая  Бунина с  такими  поэтами

XX века, как Б. Пастернак [Кац 2003].

       Завершается параграф некоторыми общими сопоставлениями со звукоподражаниями в бунинской прозе.

       Т р е т ь я  г л а в а - Лексические средства языка поэзии

И.А. Бунина состоит из трёх подглав: Лексика, связанная с чувственным восприятием, Лексика природы и Функционально-семантическое взаимодействие фоники и лексики в языке поэзии И.А. Бунина.

       Первая подглава Лексика, связанная с чувственным восприятием включает  три  параграфа: Лексика  визуального  восприятия

(с подпараграфами Цветообозначения и Лексика пластических искусств), Лексика обонятельного восприятия и Лексика слухового восприятия (с подпараграфом лМузыкальные номинации). Вторая подглава Лексика природы включает также три параграфа: Лексические обозначения растительного мира, Лексические обозначения животного мира, Лексика образа природы-храма. Третья подглава Функционально-семантическое взаимодействие фоники и лексики в языке поэзии И.А. Бунина тоже состоит из трёх параграфов: Соотнесённость звуковых повторов с фонетической формой опорных слов, Фонолексические  и фонотекстовые классы, Другие проявления взаимодействия единиц фоники и лексики.

       В первом подпараграфе (Цветообозначения) выявляется состав, семантика и особенности функционирования бунинских цветообозначений.

       Установлено, что для передачи цветовых ощущений в языке бунинской поэзии используются в основном уже существующие в общеязыковом употреблении (лготовые) лексические номинации ( 74,3% всех выявленных обозначений), кроме того, зафиксированы потенциальные и окказиональные  бунинские образования ( 25,7% от числа всех выявленных) и единично привлекается  авторское заимствование (Эски - название зелёного знамени пророка Магомета). 

Готовые номинации состоят из  трёх  больших пластов слов:

1) из традиционных цветообозначений, среди которых отмечается незначительное количество архаических (рдяное солнце, червонная медь и т.п.), специальных (купорос за  бортом  =  тёмно-синие волны) и диалектных (рудая сосна - красная; рыжая) лексем; 2) из лексем, называющих реалии с характерной природной окраской: в составе компонентов их лексического значения присутствует сема лцвет; у Бунина они функционируют как в прямом значении, создавая лцветовое пятно (лпервичная образность [Солодуб 2005, 75]), - васильки, снегирь, рубин и т.п., так и метафорически переосмыслены, а также используются в составе разнообразных сравнений (лвторичная образность) - шафран сумерек; платина горбов гор; лицо, как олово и т.п. Это номинации металлов, драгоценных камней, минералов, красок, растений, животных и некоторые другие. В общенародном языке эти лексемы не являются цветообозначениями, но на их основе идёт активное образование цветономинаций [Рузин 1004; Василевич 2002]. У Бунина круг такого рода лексем значительно расширен (у них также есть производные), а у известных номинаций зафиксирована более разнообразная сочетаемость: ржавая роща, графитный горизонт, молочный голубь, волчья мгла (лсерая); 3) из лексем, не имеющих в общенародном языке отношения к цветообозначениям, но в бунинских контекстах  ассоциативно развивающих потенциальную сему лцвет (радость небосклона = голубизна, бирюзовость; Как цыган, сожжён хорват. Пыль, солнце, зной, забота: сожжён = смугл. и т.п.). 

       Потенциальные бунинские наименования - это сложные или сложносуффиксальные лексемы в структуре которых одна или обе основы обозначают цвет. Специфику их составляет наличие словообразовательной модели с фольклорной традицией (ворон чернокрылый), с гиперболической семантикой (стоцветные окна) и с обозначением различных цветовых оттенков (сине-лиловый). Окказиональные образования представлены сложными лексемами, где один из компонентов называет цвет, а другой содержит оценочную или эмоционально-экспрессивную характеристику названного цвета (мертвенно-седые космы туч), называет различные эффекты поверхности или структуры предмета, имеющего указанный цвет (пенисто-зелёная влага) и т.п. Возможно создание синестетических характеристик (влажно-голубое небо, знойно-голубое подобье гор). Зафиксированы также авторские перифрастические номинации (небеса безоблачного дня = голубые небеса).

       При рассмотрении семантики выявленных цветообозначений установлено, что они развивают аксиологические и символические значения, обусловленные изображённой ситуацией, при этом возможна оценочная противопоставленность обозначений одного цветового тона, например: белый - лцвет тишины и радости, приятный (Белый цвет) и белый - чужой, английский, неприятный (Потомки пророка). Амбивалентность  цветообозначений указывается как черта, сближающая Бунина  с другими поэтами XX века (М. Цветаева, В. Высоцкий и др.). Отмечается также совмещение двух противоположных коннотаций в одном словоупотреблении (зеленеющее тело Бога = разлагающееся, т.е. лумирающее и возрождающееся, т.е. ложивающее, ср.: зеленеющие поля). Демонстрируется использование и развитие поэтом традиций классической европейской и восточной культуры в области  цветосимволики и колорита.

Из особенностей  передачи цветовых ощущений отмечаются следующие: 1) поддержка лексических обозначений цвета звуковыми повторами с соответствующей фоносемантической характеристикой (К[РА] гРуб[А], м[Р]щиниста к[Р]сн[А];  ср.  [А] и [Р] - красные [Журавлёв  1981]); 2) создание цветовых ассоциаций с помощью контекста и символики звукового повтора, без использования цветономинаций (Тянет г[РТ]ью  сухой от кост[Р]  [РЪ]скалённого, ж[Р]кого / [РЪ]звев[]ется дым голубой; см. лексемы костёр и раскалённый, а также в контексте всего поэтического творчества Бунина ассоциативную перекличку звукового повтора красных звуков с фонетической оболочкой лексемы Ра - именем бога солнца в древнем Египте); 3) вынесение цветонаименований в сильную позицию концевой рифмы; 4) способность определять метафорические существительные (голубые озёра =  голубые  лужи, зелёные мухи =  зелёные  звёзды и т.п.);

5) преобразование постоянных эпитетов русского фольклора (разрушение устойчивости, переосмысление) и создание авторских по их образцу (зелёная чаща, белый парус и др.); 6) помещение компонентов  атрибутивного сочетания на смежных строках, приводящее к установлению двойных грамматических связей у определения и усложнению семантики произведений; 7) организация в контексте семантического повтора на уровне компонентов значения для  усиления определённых (важных для автора) признаков изображённых ситуаций (снежные чайки в описании осеннего дня вместе с лексемами контекста холодно, снег усиливают признак холодный и т.п.); 8) обращение к метонимическому эпитету (серебристая дрожь ольхи) и создание тропа в подтексте (муругая листва = листья, как собаки из-за специфической сферы употребления цветообозначения), сближающие поэта с авторами XX века.

Основной  сферой  функционирования  цветообозначений в поэзии

И.А. Бунина  признаётся природный мир. Опровергается точка зрения о  преобладании красного цвета в бунинских стихах [Почхуа 1977]:  самых  частотных  цветов оказалось  2: белый цвет и  его  оттенки составляют 

23,1%  всех  словоупотреблений цветообозначающей лексики, а синий цвет и оттенки 22,69%. Имея в виду полученные  данные и мнения психологов о воздействии белого и синего цвета на человека [Рубинштейн 2000, 223 и др.], общий эмоциональный фон стихотворений Бунина представляется спокойным и немного печальным, что соотносится с данными по фонике  (преобладание <О> в ударном вокализме) и тематике его произведений. Полный перечень выявленных номинаций содержится в Приложении VI.3.

       В заключение приводится материал фрагментарных фиксаций и наблюдений других исследователей, касающийся цветообозначений в бунинской прозе [Грановская 1961; Зуева 1985; Качаева 1980; Карпов 2004; Мещерякова 2001; Сидорец 1971; Paszkiewiez 1990 и др.], и собственные наблюдения исследователя о наличии как разных, так и общих номинаций, о варьировании тропеических образований между поэзией и прозой у анализируемого автора.

       В подпараграфе  Лексика пластических искусств впервые предлагается конкретный текстовый материал, демонстрирующий влияние на лексический строй и художественные приёмы поэзии Бунина его увлечения пластическими искусствами. С целью сопоставления для выявления особенностей бунинского визуального восприятия приводятся сведения из специальных работ по живописи, рисунку и перспективе.

       Проявление живописного компонента обнаруживается: 1) в использовании лексики пластических искусств (выделены подгруппы номинаций атрибутов живописного творчества (мольберт, краски), видов (манеры) живописного изображения (пятно, фон, силуэт), произведений изобразительного искусства (портрет, мозаика), формы изображаемого (круг, квадрат) и др., лексика которых, функционирует как в прямом, так и в переносном значении, и формирует впечатление о мире как о всеобщем творчестве); 2)  в  изменении  сочетаемости  традиционных цветообозначений;

3) в создании контекстов, вызывающих ассоциации с живописными произведениями разных жанров (натюрмортом, портретом, пейзажем), в использовании возможностей этих жанров в иной художественной сфере (например, поэтические натюрморты объединяют пейзажные или портретные детали; ср.: солнце, лежавшее точно на блюде); 4) в привлечении внимания к внешнему виду текстов (курсивные вкрапления; использование цифры в качестве рисунка).

       В конце приводятся  отдельные замечания о проявлении живописного компонента в бунинской прозе.

       Параграф Лексика обонятельного восприятия включает анализ лексических единиц, отражающих содержание ситуаций обонятельного восприятия в стихотворных текстах И.А. Бунина. По значению такого рода единицы условно разделены на 8 подгрупп, внутри некоторых из них выделены также микрогруппы: это номинации 1) процесса восприятия запаха (вдыхать);  2)  проявления  запаха (пхнуть); 3) локализации, распространения и исчезновения запаха (замереть, струиться, развеяться); 4) воздействия, покрытия запахом (обвеять);  5)  насыщения, пропитывания  запахом  (напоённый); 6) самого запаха (запах, дух);  7) номинации источника запаха (аллеи, вино); 8) характера запаха (сладкий, влажный).  Номинации подгрупп 2), 3) и 4) позволяют сделать вывод о том, что запах осознаётся поэтом как самостоятельная динамическая субстанция, способная перемещаться во времени и пространстве, воздействовать на окружающую среду, что вполне соответствует представлению о запахе, существующему в русской языковой картине мира [Павлова 2006].

       Состав единиц в указанных группах  характеризует авторские принципы отбора лексических средств в целом: 1) использование лексем, специализирующихся в общенародном языке на обозначении запаха - одоронимов [Павлова 2006] (аромат), в составе компонентов лексического значения которых постоянно присутствует сема запах; 2) привлечение единиц других семантических сфер, обычно находящихся на языковой периферии или вообще не использующихся при описании обонятельного восприятия (мёд, утро). Все такого рода группы слов самостоятельно передают обонятельные ощущения, без сопровождения одоронимов при выполнении следующих условий: 1) если контекст актуализирует потенциальную сему запах, не эксплицированную в толковании лексического значения (реет тленье); 2) при метонимическом переносе значения по модели предмет (вещество, объект) запах, издаваемый этим предметом (Садом и рекою / В окно пахнуло); 3) если имеет место метафора сенсорного типа [Мерзлякова 2003] (весенний сладкий зов = весенний призывный запах;  через переосмысление лексемы зов бунинский поэтический мир раскрывает свои чувственные приоритеты, позволяя приблизиться к Бунину-человеку: зов - это у поэта синий цвет морской дали, колокольный звон, запахи весенней земли и цветов, голос Бога);  4)  если проявляется синестезия обоняния  и  вкуса  (горечью дуло). Во многих бунинских контекстах может выполняться сразу несколько условий.

  Выявлены лексические элементы, позволяющие уточнить, дифференцировать запах (лконкретизаторы запахов: запах дыма), в грамматическом отношении выраженные именами существительными, именами прилагательными и  наречиями. Самую большую группу составляют  конкретизаторы-существительные, что обусловлено чисто
предметным представлением о запахах [Рязанцев 1997]. Предлагается тематическая классификация конкретизаторов.

  При помощи обозначений запахов характеризуется  эмоциональная атмосфера стихотворений. Номинации запахов участвуют в оформлении авторских концептов Красота (аромат, благоуханье и т.п.), Любовь (запах липового цвета // время первой влюблённости), Время (Дикою пахнет травой / Запахом древних времён) и формируют  представление о целостности художественного пространства и времени бунинской поэзии. Отдельные запахи осознаются у Бунина как сословные знаки, определяя дворянский мир: запахи дорогих сигар, меха, кофе, бальные запахи [Жирицкая 2003]. Изображение запахов отдельных предметов обихода, домашней утвари, одежды и явлений усадебного быта объясняется поэтизацией уклада, уходящего в прошлое [Ершова 1999].

Среди особенностей функционирования отмечается: а) возможность сопровождения употреблений одоронимов повтором фрикативных звуков, передающих движение воздушной среды, т.к. запах распространяется в воздушной среде  (Полями  па[Х]нет  Ц  [СВТ]е[Ж]и[Х]  тра[Ф],  /  Луго[Ф]  про[Х]ладно[Иь]  ды[Х]ань[Иь]); б) нанизывание характеристик одного запаха, приводящее к возникновению оксюморона (И всё суше, саще пахнет горькая полынь)  или синестетического эффекта (важно-свежий, водянистый, кисоватый запах ландыша); в) создание букетов запахов; г) незначительное количество обозначений дурных запахов (всего 4 лексемы с единичным употреблением: вонь, смрад, зловонный, смердящий).

       Проводится также некоторое сопоставление бунинской обонятельной лексики и  манеры изображения запахов в поэзии и прозе, а также  функционирование обонятельной лексики у И.А. Бунина и в произведениях авторов-натуралистов, реалистов и романтиков; отмечается постоянство отдельных образных характеристик при различии реалий (сходство с манерой изображения в модернизме [Кожевникова 1986б]).

       Из Лексики слухового восприятия в подпараграфе лМузыкальные номинации анализируется лексика музыкального искусства и слова, называющие предметы, способные издавать сигналы музыкального характера (рассматриваются только имена существительные  как части речи, обладающие максимумом ассоциативных возможностей [Пузырёв 1995, 22]). Материалы параграфа демонстрируют внимание Бунина к музыке через анализ фактов его художественной речи. Рассмотрению подвергаются 1) номинации музыкальных инструментов и их  деталей (например,  арфа, клавиши);

2) лексема музыка и слова, являющиеся названиями видов и жанров музыкального искусства, в том числе музыкальные термины (бас, вальс, гармония, опера); 3) названия предметов, издающих звуковые сигналы  музыкального характера (бубенцы, колокол, рог, сирена); 4) номинации звучания музыкальных инструментов и звукоиздающих устройств (глас, перезвон, трель). Фиксируются общенародные названия (песня), музыкальные термины (хорал), областные слова (позвонок), архаичные элементы (цевница, глас),  стилистически окрашенные номинации, способствующие интимизации атмосферы лирических миниатюр (песенка) или приподнимающие слог (глас, песнь, цевница), и одно авторское заимствование (Тэмджид). Богатство лексического состава обусловлено обращением поэта к официальной и народной музыкальной культуре разных стран и времён (Я человек: как бог я обречён / Познать тоску всех стран и всех времён). В состав музыкальных лексем  входят также слова других семантических сфер в своих переносных значениях (грусть рояли, глас колоколов). Отмечаются оригинальные авторские метафоры и перифразы (органных труб умолкший ряд = стволы великой чащи; флейта = ливолга и др.); выражения синестетического характера (серебряное пенье); обновление традиционно-поэтических фразеологизмов (музыка планет) и др.

       Проводится сопоставление состава, семантики и функционирования  музыкальных номинаций у Бунина, поэтов-романтиков [Фет 1985; Полонский 1986; Толстой 1986] и поэтов-символистов (по данным следующих работ:  [Казеева 2003, Кожевникова 1986]) с целью установить степень приверженности Бунина традициям и авторское своеобразие. Выявлены сходства и различия.

       Отмечается экспрессивность преобладающего у Бунина использования музыкальных лексем в прямом  номинативном значении: 1) упоминание о звучании музыкальных инструментов или звуковых сигналов является средством создания звукового фона зарисовок и тем самым участвует в формировании эмоциональной атмосферы произведений (По вечерней заре); 2) музыкальные номинации придают национальный колорит, выступают как этнографически точная деталь: сааз (Хая-Баш),  канцона (После Мессинского землетрясения); 3) старые, обычно молчащие музыкальные инструменты воспринимаются как своеобразные свидетели и символы прошлого, ушедшей, некогда звучавшей жизни: арфа (Призраки), клавесины (В гостиную, сквозь сад и пыльные гардины); подобное бунинское употребление связывается с проявлением одной из главных категорий звукового кода народной культуры: оппозицией звук (шум) - тишина, которой на семантическом уровне соответствует кардинальное для всей культуры противопоставление земного мира людей, звучащего, <...> и потустороннего мира мёртвых, погруженного в тишину и безмолвие [Толстая 1999] (ср. обозначение поэтом отсутствия звуков:  мёртвая тишина, мёртвое молчанье). Главная сфера использования музыкальных номинаций в переносном значении - изображение природного мира. Обращение к музыкальной лексике - это один из приёмов эстетизации текста: такая лексика помогает поэту конструировать особый художественный мир, утверждая музыкальность бытия, в котором всё сущее объединено единым процессом музыкального творчества.

       В конце первой подглавы III главы содержатся краткие выводы.

       В трёх параграфах второй подглавы Лексика природы (Лексические обозначения реалий растительного мира, Лексические обозначения представителей животного мира и Лексика образа природы-храма как отражение мировоззрения поэта) выявляется состав, а также проводится анализ семантики и функционирования фитонимической и зоонимической лексики в поэзии И.А. Бунина, определяется её участие вместе с церковными номинациями и лексикой чувственного восприятия в создании образа природы-храма. В проанализированных текстах зафиксированы номинации флоры и фауны разных природных зон земного шара, но особенно разнообразен набор обозначений для растений и животных средней полосы России. При этом наиболее частотными оказались названия типичных для растительного мира России деревьев - берёзы, сосны и ели, а также животных, традиционно использовавшихся на охоте,  - лошади и собаки.

Фиксируется закономерное пристрастие Бунина к изображению растений в период цветения, отражающее особое отношение автора к цветам и свидетельствующее об участии фитонимов в оформлении представлений о  содержании бунинского концепта Красота.

       Количество фитонимов и зоонимов в бунинских стихах превышает число изображённых реалий растительного и животного мира в связи с присутствием фольклорно-мифологических и вымышленных автором объектов и персонажей, а также в связи с наличием вариативных обозначений (при этом возможны образные ряды из номинаций одной реалии, где каждое новое обозначение эксплицирует другой её признак, расширяя ассоциативное поле, например: змея; пёстрый жгут; цифра 2; исчадие, проклятое в раю).

       Как и в других проанализированных группировках, большую часть номинаций растений и животных ( 90 % от всех выявленных) составляют готовые обозначения, среди которых зафиксированы единичные архаизмы чекканки, осьля), встречаются специальные наименования ( 12 % всех выявленных зоонимов и 27 % фитонимов; например,  донник [БАС: бот.], пчелоед [ТСУ: зоол.]) и диалектные названия ( 2,5 % всех номинаций зоонимов и 10 %  Ц  фитонимов), выступающие в роли синонимов по отношению к литературным обозначениям (козюля // змея) или самостоятельно (вишенник), предоставляя в некоторых случаях возможности для неоднозначной интерпретации их семантики (дереза = растение и дереза = животное (коза)) и обогащая ассоциативные возможности текстов за счёт обнажённой внутренней формы (пугач = филин).

       В числе готовых номинаций многочисленны обозначения деталей растений и частей тела животных - детализирующие номинации, активизирующие визуальное восприятие, помогая наглядно представить изображаемый объект (все выявленные фитонимы и зоонимы помещены в Приложения VI.4  и VI.5).

       Авторские обозначения объектов растительного и животного мира представляют собой: 1) переосмысления общенародных лексем с предметным или оценочным значением (плюш = хвоя, поплавок = паук, безумец = лорёл);  2) неметафорические  перифразы  (небесные  цветы  = незабудки)  и

3) созданные по фольклорным моделям метафорические перифрастические (громада бурая = лудав) и составные номинации, одним из компонентов которых, в отличие от фольклорных образований, является термин или имя персонажа экзотической мифологии  (точильщики-жучки, Шакал-Анубис);

4) окказионализм, полученный путём усечения производящей основы (свиристель Вирь).

       При анализе семантики выявленных обозначений отмечается авторское переосмысление общеязыковых фитонимов и зоонимов, которые единично обозначают людей (филин = тётушка), но главным образом - другие природные объекты и явления (мухи = звёзды, зёрна = звёзды; удав - локеан и т.п.). К особенностям бунинской метафоризации фитонимов относятся переносы значений внутри одной семантической сферы и участие в этом процессе диалектных и специальных обозначений (зернь = лягоды; шпажник = рогоз). Ср. примеры малоизученной полисемии на основе внешнего сходства в рамках общерусского языка: ёлочка (лит. маленькая ель)  и  ёлочка - номинации  разных видов полевого хвоща [СРНГ, вып. 8, с. 347], лютик (лит. травянистое растение с ядовитым соком и жёлтыми цветками) и лютик = ветреница [СРНГ, вып. 17, с. 248] и т.п. Оригинально выглядит развитие качественных значений у зоонимных эпитетов (козий = лузкий взгляд; обезьяний язык у верблюда = лиловый) и метафоризация церковной лексики (плащаница моря, иконостас заката).

Многие фитонимы и зоонимы развивают оценочно-характеризующие и обобщённо-символические значения, обусловленные изображённой ситуацией (гнус, груша). Выступая в сильной позиции заглавия, фитонимы и зоонимы являются центром семантической композиции произведений и выдвигают образы-символы, с помощью которых выражается оценка изображаемого (Мулы: мулы - символ вечного движения времени, всегда отягощённого какой-либо ношей).

Контексты употребления некоторых зоонимов представляют обозначенных ими животных как посредников, соединяющих разное время и разное пространство воедино, расширяя художественный мир бунинской поэзии (Собака).

Фитонимы и зоонимы у Бунина являются базой  для оригинальных сравнений (скромна, как лён в степи; алеют розами фламинги; ночь, как верблюд; молнии змеятся и т.п.), которые вместе с другими тропеическими образованиями проводят параллели между растениями и людьми, животными и людьми, растениями и животными, животными и другими природными объектами и явлениями, утверждая единство художественного мира поэта, свидетельствуя о повышенной ассоциативности бунинского творчества и об усвоении поэтом эстетического и нравственного опыта народной культуры.

Среди особенностей функционирования отмечается: 1) участие фонетических оболочек фитонимов и зоонимов в организации различных звуковых повторов; 2) сопровождение фитонимов и зоонимов цветообозначениями, одоронимами и ономатопами  (животные присутствуют в текстах со своими голосами, а растения звучат под воздействием сил природы - ветра, мороза, солнца); 3) осложнение функционирования, в том числе и специальных лексем, фольклорно-мифологическими ассоциациями, приводящее к многоплановости изображения (берёза, зверь, Сапсан) и созданию собственных мифологем (Мандрагора, Вирь); 4) участие фитонимов и зоонимов в оформлении важных для творчества поэта концептов Смерть, Любовь, Память, Время (мак, роза, мох, петух, ворон Хугин), свидетельствуя об их взаимосвязи; 5) отражение символики и традиций употребления европейской и восточной культуры (мирт = любовь - античная традиция; олень - евразийский символ благородства, красоты, возрождения) и применение их для изображения русской действительности (хвост павлина - символ восходящего солнца в древних культурах Индии и Ирана используется Буниным для создания образа русского зимнего заката) и др.

Прослеживается влияние фольклорной поэтики на авторское языковое творчество, среди проявлений которого, кроме уже отмечавшегося создания номинаций по фольклорным моделям, указываются: 1) использование сквозных суффиксов субъективной оценки (ельничек, березничек) в иронических контекстах; 2) перифрастические номинации в роли обращений  (вещун голосистый = кукушка); 3) использование имён фольклорных персонажей в рамках создания стилизаций (Белый Олень Золотые Рога) и за пределами приёма (гнездо Жар-Птицы = закат); 4) создание контекстов, вызывающих осложнение фольклорными ассоциациями номинаций, связанных с европейской культурой (см.  кошка,  альбатрос, восходящие  к  поэзии

Ш. Бодлера); 5) олицетворение отвлечённых понятий (молодость = горячий глупый пёс; ср. фольклорное: счастье, что волк: обманет да в лес уйдёт) и др.

В реферируемой подглаве опровергается мнение о совпадении флоры И.А. Бунина с флорой поэзии А.А. Фета, о чём свидетельствуют приведённые обобщающие  таблицы выборки номинаций (по творчеству Фета использовались данные В.С. Федины [Федина 1915]).

В параграфе Лексика образа природы-храма как отражение мировоззрения поэта показывается взаимодействие фитонимов, зоонимов, лексики чувственного восприятия и церковно-религиозной при формировании одного из важных образов бунинской поэзии - образа природы-храма. Отмечается традиционность образа для русской поэзии и оригинальность бунинской интерпретации: образ формируется всем корпусом текстов. Проводится параллель между изображением отдельных бунинских небожителей, присутствие которых ощущается в храме через посредство природных явлений, и ветреной тютчевской Гебой, пролившей с неба громокипящий кубок (ср. о молнии: Вновь мрак томления земного / Господь десницею расторг и т.п.).

       Приведённые материалы помогают приблизиться к Бунину-человеку (лдуховность опредмечивается в речевых поступках человека, языковом его поведении, т.е. в широком смысле - в текстах, им порождённых [Караулов 2003]).

       В конце подглавы приводятся краткие выводы по второй подглаве.

       В третьей подглаве Функционально-семантическое взаимодействие фоники и лексики в языке поэзии И.А. Бунина обобщены наиболее важные наблюдения  взаимодействия, демонстрирующегося конкретными примерами на протяжении всего текста работы.

В параграфе Соотнесённость звуковых повторов с фонетической формой опорных слов речь идёт об установленной в процессе наблюдений ориентации  части звуковых повторов на полное или частичное воспроизведение фонетической оболочки определённых (лопорных) слов. При этом возможно расположение таких слов позади соотносящегося с ними звукового повтора (суммирующая звуковая структура: [Т]аинственно [Ш]умит  лес[Н]я  [ТТ]и[Ш]и[Н]),  перед звуковым повтором (детализирующаяся звуковая структура: [ЗЪ][Г]о[Р]а[МТ]и [ЗЪ]алел [ГТ]е[РМ]он) или в середине строки,  разбивая повтор на две части (Ус[Т]лый  []тски[Т]ний []диноких). Воспроизведение звукового состава опорного фонетического слова наблюдается не только по горизонтали, но и по вертикали (анаграммирование).

Если в качестве опорного слова  выступает цветообозначение, возможно своего рода раскрашивание текста: звукопись (И [СН]ова глубоко  [СТ]и[НТ]еют  [НТ]ебе[С]а). Использование в роли опорного слова ономатопа приводит к усилению слуховых ассоциаций (Такое мёртвое молчанье / В лесу  и синей  вы[Ш]и[НТ]е, / [Ш]то можно в этой ти[Ш]и[НТ]е / [Р]асслы[Ш]ать листика [Ш]у[РШ]а[НТ]ье).  Как показывают материалы работы, в роли опорных слов могут выступать  лексемы из всех проанализированных групп.

Формальная соотнесённость звуковых повторов со звуковой оболочкой опорных слов способна вызывать смысловую соотнесённость, обогащая содержательный план стихотворений  новыми  ассоциациями.  Например:

[И]сч[А ДТ]и[иЪ] земли [И ДЪ], / Я не могу терпеть [И]хсмр[ДЪ] - оболочка опорного фонетического слова полностью воспроизводится в других словах, в результате лексемы исчадие и смрад начинают иметь отношение к аду, не будучи этимологически родственными (лпоэтическая этимологизация).

       Повторы, ориентированные на звуковой комплекс опорного слова, выполняют те же функции, что и повторы, где подобной ориентации нет. На этом основании констатируется функциональная универсальность бунинских звуковых повторов.  При этом указывается, что до настоящего времени в истории литературы были отмечены только два поэта, творчество которых характеризуется функциональной универсализацией  звуковых  структур: в XIX веке - это

А.С. Пушкин, а в XX веке - Б.Л. Пастернак [Векшин 1988]. Для рубежа веков этот список может быть пополнен именем И.А. Бунина.

Параграф Фонолексические  и фонотекстовые классы содержит результаты наблюдений за регулярным совместным функционированием в контексте определённых фонетических и лексических средств. В частности, указывается, что звукоподражательные и фоносемантические характеристики звуковых повторов обычно поддерживаются средствами лексического уровня, составляя с ними один функционально-семантический класс. Выделяются фонолексические и фонотекстовые классы единиц: в качестве фонетической составляющей в них входит повтор звуков, обладающих известной фоносемантической характеристикой, а в качестве лексической составляющей - единицы конкретной лексико-семантической группы (групп) обозначений (фонолексический класс) или семантические компоненты значений различных по тематике лексем, составляющих контекст (фонотекстовый класс).  Выявлены  следующие классы (лексические компоненты подчёркнуты): 1) низкий по тону гласный + ЛСГ обозначений печального, тёмного, мрачного, враждебного  [У]н[Ы]ние  и с[У]мрачность зим[Ы];  Н[О]чьд[]лгая, хм[У]рая,  в[]лчья);  2) латеральный  согласный  +  ЛСГ  обозначений  влажного,

мокрого, скользкого, гладкого, нежного  (И  в[]ажная нежна []адонь);

3) фрикативный звук + ЛСГ обозначения дуновений, движений воздушной среды ([ВТ]е[СТ]енни[Й] [ВТ]етер  [СВТ]е[Ш] и про[С]т); 4) смычный согласный звук + ЛСГ обозначений ударов, столкновений, соприкосновений ([БТ]ил  [Б]ара[Б]ан); 5) диффузный звук + ЛСГ обозначений неустойчивости, страдания, разрушения, гибели) (Казалось ей, что [Д]ом [Д]рожал; Бог Ра [В] [М]ог[И]ле. [В] я[МТ]е); 6) компактный звук + ЛСГ обозначений устойчивости, уравновешенности, простора, полноты, величия, силы, мощи (В чистом поле, у к[]мня  Ал[]тыря, / Будит к[О]нь Свято[ГР]а-бо[Г]аты[РТ]я: / [ГР]удью п[]л на колч[]н Свято[Г]о[Р]); 7) гласный заднего ряда + ЛСГ обозначений понятия большой (Зел[]Ное  взволн[]ванное м[]ре  / Ещ[]  огр[]мней, чем всегда).

       Фонотекстовые классы имеют ту же семантику. Например: Отзовися, в[]рон чернокр[Ы]лый / [У]каж[Ы] мне п[У]ть в лес[У] гл[У]х[]м (доминирование в ударном вокализме низких по тону гласных, поддерживаемое безударными [У], вместе с семантическими компонентами тёмный, мрачный, присутствующими в значениях тематически разнородных лексем ворон, чернокрылый, глухой, выражают понятия тёмный, мрачный).

Отмечается также, что в качестве фонетических компонентов указанных классов используются все выявленные во II и III (III.3.1) звуковые структуры.

       В параграфе Другие проявления взаимодействия единиц фоники и лексики привлекается внимание к двум приёмам: ассоциативной омонимии и лексической экспликации признаков фонетического значения (значения её фонетической формы [Журавлёв 1974]).

       Под ассоциативной омонимией в работе понимается как постоянное, так и временное совпадение в звучании или написании различающихся по значению форм и слов, актуализируемое в памяти читателя определённым контекстом. Таким образом, в текстовом фрагменте присутствует только одна лексическая единица, имеющая созвучную параллель, которую заставляет вспомнить определённым образом организованный контекст. При этом за счёт извлечённой из памяти созвучной параллели происходит обогащение семантики фрагмента (еса на дальних косогорах / Как жёлто-красный исий мех: произнесение лексемы леса = [Тиэс] ассоциативно вызывает в памяти созвучное слово лиса, чему помогает в контексте  перекличка с лексемой исий и не мешают компоненты на дальних косогорах; в результате в стихотворении присутствует неназванная лиса).

Подобный приём называют в числе характерных для поэзии конца XX - начала XXI вв. [Северская 2007], самый ранний из зафиксированных бунинских фрагментов с его использованием относится к 1888 году.

С опорой на признаки, выявленные А.П. Журавлёвым и характеризующие содержательность звуковой формы конкретных слов,  в стихотворных текстах И.А. Бунина обнаруживаются фрагменты, где отдельные из этих признаков эксплицированы лексическим контекстом (чаще левым по отношению к звуковой форме конкретной  лексемы). Например:  Нежные, как девушки, мимозы; два признака из тех, что характеризуют содержательность звуковой формы лексемы мимоза, эксплицированы левым контекстом (ср.: мимоза - нежный, женственный, безопасный [Журавлёв 1974, 131].

Заканчивается подглава краткими выводами.

В конце работы находятся О б щ и е  в ы в о д ы  по диссертации, где подводятся основные итоги исследования.

Б и б л и о г р а ф и я  содержит список использованных работ отечественных и зарубежных учёных (544 наименования), перечень источников иллюстративного материала (27 наименований), а также словарей и справочников  лингвистического и энциклопедического  характера

(42 наименования).

В  П р и л о ж е н и и приведён вариант членения на фонетические слова прозаического текста, сопоставляемого в работе со стихотворными текстами (рассказа Эпитафия),  а также  полный перечень вокалических моделей, выявленных в языке поэзии Бунина, и состав наиболее объёмных лексических групп, подвергшихся анализу в диссертационной работе.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора:

Монографии

  1. Павлюченкова Т.А. Прозрачен стих, как  северный апрель:

фоника поэзии  И.А. Бунина / Т.А. Павлюченкова. Ц Смоленск: Издательство Смоленского государственного университета, 2007. Ц 208 с. Ц 13 п.л.

  1. Павлюченкова Т.А. Я вижу,  слышу, счастлив. Всё во мне:

ексика поэзии И.А. Бунина / Т.А. Павлюченкова. Ц Смоленск: Издательство Смоленского государственного университета, 2008. Ц 382 с. Ц 23,8 п.л.

Публикации в изданиях, рекомендованных ВАК

  1. Павлюченкова Т.А. Мастерство Бунина-поэта / Т.А. Павлюченкова //

Русский язык в школе. Ц 2011. - № 7. Ц С. 52-55. Ц 0,25 п.л.

  1. Павлюченкова Т.А. Цветообозначения в  поэзии  И.А.  Бунина  /

Т.А. Павлюченкова // Филологические науки, 2008. Ц № 2. Ц С. 99-107. Ц

0,5 п.л.

  1. Павлюченкова Т.А.  Звучащий мир  поэзии  Ивана  Бунина /

Т.А. Павлюченкова // Вестник Сургутского государственного педагогического университета. Ц 2011. Ц № 1(12). Ц С. 68-73. Ц 0,3 п.л.

  1. Павлюченкова Т.А.  Соотнесённость  звуковых  повторов с

фонетической формой опорных  лексем в языке поэзии  И.А. Бунина /

Т.А.  Павлюченкова // Вестник Поморского  университета. Ц  2010. Ц  № 11. Ц С. 210-213. Ц 0,25 п.л.

  1. Павлюченкова  Т.А.  Язык поэзии  И.А.  Бунина и  фольклор /

Т.А. Павлюченкова // Известия Смоленского государственного университета. Ц 2009. Ц № 4. Ц С. 54-60. Ц 0,4 п.л.

  1. Павлюченкова Т.А. Проверим алгеброй гармонию: ударный

вокализм в поэзии И.А. Бунина / Т.А. Павлюченкова // Преподаватель XXI век, 2007. Ц  № 4. Ц С. 73-79. Ц 0,4 п.л.

  1. Павлюченкова  Т.А.  Живопись поэзии И.А. Бунина /

Т.А.  Павлюченкова // Русский  язык в школе.  Ц 2008. Ц № 9. Ц С. 59-62. Ц 0,25 п.л.

  1. Павлюченкова Т.А.  Какого  цвета  синица? / Т.А. Павлюченкова //

Русская речь. Ц 1986. - № 4. Ц С. 126-128. Ц 0,1 п.л.

  1. Павлюченкова  Т.А. Колокольный  звон в поэзии И.А.  Бунина /

Т.А. Павлюченкова // Русская речь. Ц 2009. Ц  № 4. Ц С. 26-28. Ц 0,1 п.л.

  1. Павлюченкова Т.А. И. Бунин  и  Ш. Бодлер:  кошка  и альбатрос  /

Т.А.  Павлюченкова //  Русская  речь. Ц 2009. Ц № 6. Ц С. 21-23. Ц 0,1 п.л.

Другие публикации

  1. Павлюченкова Т.А. Заглавие как элемент семантической композиции

(Стихотворения в прозе И.С. Тургенева  и Краткие  рассказы

И.А. Бунина) / Т.А. Павлюченкова // Семантика языковых единиц в современном русском языке. - Смоленск: Смоленский государственный педагогический институт, 1994. - С. 100-110. - 0,6 п.л.

  1. Павлюченкова Т.А. Слово в тексте (наименования  запахов в лирике

И.А. Бунина) / Т.А. Павлюченкова // Разноуровневые характеристики лексических единиц. - Смоленск: Смоленский государственный педагогический институт, 1995. - С. 109-113. - 0,3 п.л.

  1. Павлюченкова Т.А. Эмоциональный колорит лирики И.А. Бунина /

Т.А. Павлюченкова // Семантика слова, образа, текста. Тезисы международной конференции. - Архангельск: Издательство Поморского международного педагогического университета им. М.В.Ломоносова, 1995. - С. 38-40. - 0,1 п.л.

  1. Павлюченкова  Т.А. Диалектизмы в  поэзии И.А. Бунина /

Т.А. Павлюченкова // III Поливановские чтения. Актуальные вопросы языкознания в историческом и современном освещении: сборник научных трудов по материалам конференции.  Ц  Смоленск:  Смоленский государственный педагогический институт, 1996. - Ч.1. - С. 102-106. - 0,3 п.л.

  1. Павлюченкова  Т.А. Фольклоризм  лирики  И.А.  Бунина /

Т.А. Павлюченкова // Смоленский ареал славянской письменности и культуры.

Ц Смоленск: Смоленский государственный педагогический институт, 1997. -

С. 74-79. - 0,3 п.л.

  1. Павлюченкова Т.А. Схемы и  образцы лингвистического  анализа для

занятий  по дисциплине  Современный русский язык (на  языковом

материале  из произведений  И.А.  Бунина;  методические  рекомендации) / Т.А. Павлюченкова. - Смоленск: Смоленский государственный педагогический институт, 1997. - 31с. - 1,9 п.л.

  1. Павлюченкова Т.А. Субстантивированные имена прилагательные  и

причастия в поэзии  И.А. Бунина / Т.А. Павлюченкова // Разноуровневые характеристики лексических единиц. - Смоленск: Смоленский государственный педагогический университет, 1999. - Часть 4. - С. 22-25. - 0,25 п.л.

  1. Павлюченкова Т.А.  Счастье И.А. Бунина / Т.А.  Павлюченкова  //

Единицы языка в их структурно-семантическом и функциональном освещении. Межвузовский сборник научных трудов. - Тула, 1999. - С. 78-85. - 0,5 п.л. Рукопись депонирована в ИНИОН РАН 30 ноября 1999 г., № 55160.

  1. Павлюченкова Т.А. Н.И. Рыленков  и  И.А. Бунин / Т.А. Павлюченкова //

Творчество М.В. Исаковского, А.Т. Твардовского, Н.И. Рыленкова. В контексте мировой культуры. - Смоленск: Смоленский государственный педагогический университет, 2000. - С. 226-231. - 0,3 п.л.

  1. Павлюченкова Т.А. О фольклорно-мифологической природе некоторых

образов в поэзии И.А. Бунина / Т.А. Павлюченкова // V Поливановские чтения. Часть 4. Слово в тексте (16-18 мая 2000г.). - Смоленск: Смоленский государственный педагогический университет, 2000.Ц С. 132-136. - 0,25 п.л.

  1. Павлюченкова Т.А. И.А. Бунин и А.А. Ахматова / Т.А. Павлюченкова //

Актуальные проблемы современной русистики. Материалы Всероссийской практической конференции памяти В.И. Чернова: В 2-х частях. Ч.2. - Киров: Издательство Вятского государственного педагогического университета, 2000. - С. 25-36. - 0,1 п.л.

  1. Павлюченкова Т.А. Музыкальная лексика в лирике И.А. Бунина  /

Т.А. Павлюченкова //  Поиски  и находки.  Сборник работ, посвящённый

75-летию доцента  кафедры литературы и фольклора СГПУ

И.Н. Антюфеевой. - Смоленск: Смоленский государственный педагогический университет, 2000. - С. 90-99. - 0,5 п.л.

  1. Павлюченкова Т.А. Читая БунинаЕ  /  Т.А. Павлюченкова  //  Слово:

внутренняя и внешняя система: сборник статей по материалам докладов и сообщений  международной научной конференции / Министерство образования и науки РФ; Смоленский государственный университет. - Смоленск: Издательство Смоленского государственного университета, 2005. - С. 272-276. - 0,25 п.л.

  1. Павлюченкова  Т.А.  Язык поэзии И.А. Бунина (к постановке проблемы) /

Т.А. Павлюченкова // Научные труды МПГУ. Серия: Гуманитарные науки. Сборник статей.  Ц  Москва:  ГНО  Издательство  Прометей  Московского педагогического государственного университета, 2006. - С. 102-105. - 0,25 п.л.

  1. Павлюченкова  Т.А.  Длина  поэтического слова И. Бунина /

Т.А. Павлюченкова // Разноуровневые характеристики  лексических единиц: сборник научных статей по материалам докладов и сообщений конференции (Смоленск, 2-4 октября 2006г.). - Смоленск: Смоленское областное книжное издательство Смядынь, 2006. - С. 217-222. - 0,3 п.л.

  1. Павлюченкова  Т.А. Элементы  диалектного и  просторечного

произношения в поэтической фонике И.А. Бунина / Т.А. Павлюченкова // Восьмые Поливановские чтения. Сборник статей по материалам докладов и сообщений конференции. Часть 3. Слово в тексте. Лексикография как источник информации для лингвистических исследований. (Смоленск 2-3 октября 2007г.). Ц  Смоленск:  Смоленский государственный  университет,  2007. -

С. 18-23. - 0,3 п.л.

   Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии