Авторефераты по всем темам >>
Авторефераты по разное
На правах рукописи
ПЕНТКОВСКАЯ ТАТЬЯНА ВИКТОРОВНА ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКИЕ И ЮЖНОСЛАВЯНСКИЕ ПЕРЕВОДЫ БОГОСЛУЖЕБНЫХ КНИГ XIII - XIV ВВ.:
ЧУДОВСКАЯ И АФОНСКАЯ РЕДАКЦИИ НОВОГО ЗАВЕТА И ИЕРУСАЛИМСКИЙ ТИПИКОН Специальность 10.02.01 - русский язык
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук
Москва 2009
Работа выполнена на кафедре русского языка филологического факультета ФГОУ ВПО Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова.
Научный консультант: доктор филологических наук профессор Марина Леонтьевна Ремнева
Официальные оппоненты: доктор филологических наук профессор Татьяна Всеволодовна Рождественская, профессор кафедры русского языка факультета филологии и искусств ФГОУ ВПО Санкт-Петербургский государственный университет доктор филологических наук Кирилл Александрович Максимович, старший научный сотрудник Учреждения Российской академии наук Институт русского языка имени В.В. Виноградова РАН доктор филологических наук доцент Ольга Николаевна Киянова, профессор кафедры иностранного и русского языков ГОУ ВПО Российская правовая академия Министерства юстиции РФ
Ведущая организация: ГОУ ВПО Московский государственный гуманитарный университет имени М.А.
Шолохова
Защита состоится л _____________ 2009 г. на заседании диссертационного совета Д 501.001.19 при ФГОУ ВПО Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова по адресу: 119992, ГСП-2, Москва, Ленинские горы, МГУ имени М.В. Ломоносова, 1-ый учебный корпус, филологический факультет.
С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале научной библиотеки 1-го учебного корпуса ФГОУ ВПО Московский государственный университет им.
М.В. Ломоносова.
Автореферат разослан л __________2008 г.
Ученый секретарь диссертационного совета профессор Е.В. Клобуков
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Диссертационное исследование объединяет результаты филологических разысканий, проводившихся на материале памятников, относящихся к сфере богослужебных книг. В работе исследуются две правленые редакции новозаветного текста, появившиеся в славянской книжности в XIII - XIV вв., - Чудовская и афонская, рассматриваются различные славянские переводы и редакции Иерусалимского Типикона и устанавливается характер связи между этими текстами и правлеными редакциями Нового Завета. Возникновение этих текстов относится к различным регионам славянского мира, кроме того, некоторые из них по своему происхождению связаны с контактной греческо-славянской зоной. Различие в происхождении обусловливает лингвистическую специфику этих текстов, а также характер функционирования. Их изучение ставит вопрос о формировании комплекса богослужебных книг, связанного с введением богослужения по Иерусалимскому Типикону в славянских землях. Особой важностью в связи с этим обладает вопрос об использовании афонских редакций Нового Завета и Псалтыри в афонских по происхождению переводах Иерусалимского Типикона, а также об отражении русской по происхождению Чудовской редакции Нового Завета в независимом от южнославянских русском переводе Иерусалимского Типикона. Без установления связей между этими текстами невозможно определение места каждого из них в славянской книжной традиции.
Актуальность темы настоящей работы определяется обращением к лингвистическому анализу памятников, регулирующих богослужение и фиксирующих изменения богослужебной практики, которые основательно изучались в литургическом отношении, но практически не исследовались с точки зрения языка и характера языковой нормы. Между тем такое исследование необходимо, так как Типикон, как и новозаветные тексты, относится к верхнему ярусу церковнославянской книжной продукции, в отношении языка которой книжниками соблюдались наиболее строгие установки и которые, в свою очередь, формировали нормативные установки для всего круга церковнославянской книжности.
Целью исследования является рассмотрение языка южнославянских и восточнославянских переводов и редакций Иерусалимского Типикона и правленых редакций Нового Завета на фоне реформаторских процессов славянской книжности. Это определяет постановку следующих задач:
1. исследование совокупности списков Чудовской редакции Нового Завета, выявление диагностических признаков этой редакции на различных уровнях языковой системы и сопоставление ее с афонской по данным признакам.
2. анализ языка четырех южнославянских переводов Иерусалимского Типикона, сопоставление их между собой по заданным параметрам.
3. анализ языка русского перевода Иерусалимского Типикона, определение его отношения к южнославянским и к предшествующей русской традиции, определение степени его влияния на поздние русские редакции этого текста.
4. изучение рецепции южнославянских переводов Иерусалимского Типикона на Руси.
5. определение отношения правленых редакций Нового Завета к переводам и редакциям Иерусалимского Типикона.
Предметом исследования явились списки Чудовской и афонской редакций Нового Завета и славянских переводов и редакций Иерусалимского Типикона, в том числе малоизвестные, находящиеся в российских и зарубежных рукописных собраниях. Указанные редакции и переводы рассматриваются на широком сопоставительном фоне предшествующих редакций новозаветного текста и древнерусских и южнославянских переводов иных произведений.
Методика исследования. Анализ названных богослужебных текстов с целью установления их языковых особенностей и выявления специфики нормализаторских установок переводчиков и справщиков проводится по набору признаков, совокупность которых позволяет группировать славянские переводы и редакции богослужебных текстов. Такими признаками стали: перевод определенных греческих лексических единиц, наличие/отсутствие лексических грецизмов, прежде всего бытовых и терминологических, наличие/отсутствие лексических, словообразовательных и иных регионализмов, наличие/отсутствие координативного дв.ч., особенности функционирования оборота дательный самостоятельный, наличие/отсутствие определенных синтаксических калек с греческого, в частности ряда предложно-падежных конструкций и конструкций с субстантивированным инфинитивом. Анализ лексико-грамматической нормы по набору заданных признаков осуществляется на основе сплошной выборки материала из рассматриваемых текстов. В процессе исследования и описания лингвистического материала используется сопоставительный анализ с более ранними и синхронными по времени создания переводами как богослужебных, так и небогослужебных текстов, выполненными на Руси и у южных славян, для выявления специфики русской и южнославянской традиции переводов богослужебных текстов. Методом исследования являются основные приемы синхронного описания - аналитическое наблюдение, лингвистическая интерпретация фактов, сопоставление полученных данных и обобщение.
Научная новизна исследования состоит в том, что оно представляет собой попытку дать описание лингвистических особенностей и нормализаторских установок двух правленых редакций Нового Завета, а также существующих в славянской книжности нач. XIV - первой половины XV в. переводов и редакций Иерусалимского Типикона, созданных на Афоне, в южнославянских землях и на Руси. Ряд источников впервые вводится в научный оборот в области истории русского литературного языка. Выявляется специфика лексико-грамматической нормы богослужебных текстов, созданных в разных славянских регионах, проводится сопоставительный анализ полученных результатов, на основании которого устанавливаются общие тенденции в развитии языковой нормы названных богослужебных текстов и устанавливается региональная специфика нормализаторских процессов.
Теоретическая значимость работы определяется содержащимися в ней выводами о характере книжной нормы южнославянских и восточнославянских переводов XIII - XIV вв., о собственно лингвистических причинах так называемого калькирования на различных уровнях языковой системы, о природе лингвистического влияния. В работе представлен комплексный анализ двух типов богослужебных текстов, что позволяет ликвидировать существующий пробел в описании истории русского литературного языка периода так называемого второго южнославянского влияния.
Практическая значимость работы заключается в том, что ее результаты могут быть использованы в соответствующих разделах курсов истории русского литературного языка, лингвистического источниковедения и текстологии, при составлении словарей древнерусского и церковнославянского языка.
Положения, выносимые на защиту:
1. Выявленные на лингвистическом и литургическом уровнях диагностические признаки Чудовской редакции Нового Завета позволяют определить ее сходство и отличие от афонской редакции по определенным параметрам. Чудовская редакция Нового Завета оказывается архаичнее афонской по ряду признаков: употребление некоторых древних грецизмов, употребление лексем м , , архаичные особенности лекционарного аппарата.
2. Чудовская и афонская редакции обнаруживают различие в подходах к нормализации текста. Задача афонской справы заключалась в том, чтобы унифицировать существующее текстологическое и лингвистическое разнообразие новозаветного текста и создать стабильный текст, опираясь на основные варианты нормы церковнославянского языка. Специфика нормы, реализованной в Чудовской редакции, в некоторых случаях основывается на функциональном перераспределении вариантов нормы, использовании периферийного варианта в качестве основного.
3. Преимущественно под влиянием афонского текста проводилась вторичная редактура Чудовской редакции, архетип которой разделился на две ветви: Чуд. и Погод. 27, с одной стороны, Никон., Погод. 21, О.п.I.1 - с другой.
4. Системное лингвистическое исследование четырех южнославянских переводов Иерусалимского Типикона XIV в. показывает различие в нормативных установках этих переводов. Для ранних переводов (первого болгарского и первого сербского) характерна лексическая грецизация при практически полном отсутствии калькирования на синтаксическом уровне. Для второго болгарского перевода круга Евфимия Тырновского, напротив, характерно стремление к славянизации лексики, сочетающееся с грецизацией синтаксиса. Это соответствует практике, реализованной в других переводах и редакциях евфимиевского времени. Второй сербский перевод занимает промежуточное положение между этими полюсами, сочетая лексическую грецизацию с использованием отдельных синтаксических калек.
5. Южнославянские переводы Иерусалимского Типикона имели различную степень распространения на Руси. Здесь получил известность не только перевод Евфимия Тырновского, но и первый болгарский перевод Иерусалимского Типикона, происходящий с Афона, который отразился в рукописи РГАДА, Син.
Тип. 45 (XIV в.). На основании орфографического анализа данного и некоторых других источников подтверждается выдвинутое А.А. Туриловым положение о том, что появление в русской книжности новых текстов опережает распространение новой орфографии, связанной с так называемым вторым южнославянским влиянием. Сербская традиция Иерусалимского Типикона отразилась в русской редакции Fekula-VI, составленной, по всей вероятности, в к. XIV - нач. XV вв.
6. Лингвистический анализ русского перевода Иерусалимского Типикона показывает его независимость от южнославянских и преемственность по отношению к предшествующей русской традиции. Этот перевод обладает чертами, общими для новых переводов и правленых редакций эпохи реформирования славянской книжности, и имеет лингвистические схождения с Чудовской редакцией Нового Завета.
7. В языке поздних русских редакций Иерусалимского Типикона осуществляется синтез элементов, восходящих к русскому переводу Иерусалимского Типикона, и к южнославянским переводам этого текста.
8. Новозаветные инципиты в составе славянских переводов и редакций Иерусалимского Типикона демонстрируют ориентацию каждого из них на определенную редакцию новозаветного текста. По ряду параметров русские переводы и редакции богослужебных книг рассматриваемого периода оказываются архаичнее южнославянских, в особенности болгаро-афонских, во многом за счет ориентации на собственную традицию предшествующего периода. Типологической параллелью к русской традиции является сербская традиция.
Апробация результатов исследования. Положения диссертации нашли отражение в 33 научных публикациях общим объемом около 27 а.л. Отдельные главы и разделы диссертации неоднократно обсуждались на заседаниях кафедры русского языка филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, на региональных, всероссийских и международных конференциях в МГУ им. М.В.
омоносова, Институте русского языка РАН, Институте славяноведения РАН, Санкт-Петербургском государственном университете, Кирилло-Мефодиевском научном центре Болгарской Академии Наук (София), в университете Свв. Кирил и Методий г. Велико Тырново (Болгария), в университете Епископ Константин Преславски г. Шумен (Болгария), в университете им. Гумбольдта (Берлин), на XIV Международном съезде славистов (Охрид, республика Македония).
Диссертация обсуждена на заседании кафедры русского языка филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова (июнь 2008 г.).
Структура диссертации. Работа состоит из Введения и двух частей, каждая из которых включает в себя шесть глав, заключения, списка сокращений и библиографии.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении к диссертации определяются цели и задачи исследования, очерчивается круг использованных в диссертации источников. Здесь обсуждаются также понятие контактной зоны и различия в характере рецепции византийской книжности у южных славян и на Руси.
Под контактной зоной обычно подразумевается территория, на которой осуществлялось непосредственное взаимодействие двух или нескольких культурных традиций, одна из которых является доминирующей по отношению к другой (другим). В лингвистическом смысле это зона контактов живых языков, то есть зона контактов их носителей. Лингвистической продукцией контактной зоны являются переводные тексты, обнаруживающие свою зависимость от оригинала на различных уровнях языковой системы, и в первую очередь на уровне лексики, которая, как известно, является наиболее проницаемой из всех языковых подсистем с точки зрения адаптации иноязычных элементов.
Изменения в соотношении книжного языка и диалекта, а также особенности исторической и культурно-лингвистической ситуации (греческий как язык оригинала обладал большим культурным престижем, чем славянский язык перевода) вызвали на рубеже XIII - XIV вв. появление новых церковнославянских переводов, в том числе новых переводов богослужебных книг.
На синтаксическом уровне новые переводы характеризуются строгим формальным следованием греческому оригиналу, что проявляется в калькировании различного рода синтаксических конструкций, порядка слов в предложении и т.д.
Рост калькированных конструкций в этот период тесно связан с изменениями в живых славянских языках. В частности, именно процесс утраты инфинитива в живом болгарском языке в рассматриваемый период провоцировал значительный рост и разнообразие конструкций, калькирующих книжный греческий субстантивированный инфинитив с артиклем и с предлогами. При отсутствии опоры (то есть соответствующей категории) в живом языке и при консерватизме книжного языка, требующего сохранения инфинитива, выбор переводчиков останавливался на точном воспроизводстве всех элементов греческой конструкции, а не на поиске решений, источником которых был диалект и которые по этой причине не могли считаться нормативными. Процессами перегруппировки типов склонения и постепенным становлением аналитизма в живом болгарском языке объясняется и увеличение числа калькированных предложно-падежных конструкций. Живой болгарский язык не мог служить источником правильных форм, поскольку его падежная система к моменту появления новых переводов уже значительно поколеблена и редуцирована. Сложности возникают и при обращении к более ранним спискам текстов, так как они не свободны от ошибок. Кроме того, процесс проверки по древним копиям невозможен для новых текстов, переводы которых отсутствовали в предшествующей славянской традиции. Все эти факторы приводят к тому, что эталоном правильности становится греческий оригинал и, шире, византийский книжный язык.
На лексическом уровне переводы XIII - XIV вв. характеризуются значительным увеличением числа грецизмов, как прямых заимствований, так и калек. При этом следует подчеркнуть, что грецизмы, находящиеся в этих переводах, принадлежат к различным сферам лексики. Значительное их число относится к бытовым грецизмам, усвоенным некнижным путем. Другой род лексических грецизмов, находящихся в юридических документах XIII - XIV вв. (в частности, в грамотах болгарских царей), ставит более широкий вопрос о культурно-государственном византийском влиянии. Это грецизмы, относящиеся к области административной терминологии. Данная ситуация является вполне естественной, так как II Болгарское царство, возникшее на территории, входившей в течение нескольких веков в состав Византийской империи, адаптировало византийскую административную систему.
В период византийского владычества существенной грецизации подвергается и сфера литургической терминологии. Важно отметить, что многие лексические грецизмы, функционирующие в южнославянских памятниках в рассматриваемый период, фактически являются лексическими регионализмами, так как они находят продолжение в современных южнославянских языках и диалектах и неизвестны в восточнославянской среде, куда они попадают только вместе с южнославянскими переводами. Такие грецизмы принадлежат к различным пластам лексики, среди них есть литургические и так называемые бытовые.
Несколькими причинами обусловлены изменения в корпусе книжности:
появление в Византии новых редакций греческих текстов, отличающихся от тех, с которых делались древние переводы; появление у славян новых текстов, пришедших также из Византии, и в первую очередь нового Типикона; обновление кодикологических характеристик рукописной книги (постепенное вытеснение пергамента бумагой, изменение характера орнамента, почерков и пр.).
Особое место здесь принадлежит распространению Иерусалимского Типикона. Важность этого текста подчеркивается тем, что на протяжении XIV в.
появляются два болгарских и два сербских перевода этого текста, а также особая сербская редакция первого болгарского перевода. По всей вероятности, уже на рубеже XIII - XIV вв. появляются южнославянские правленые редакции Евангелия и Апостола и Псалтыри.
Изменения, начавшиеся в южнославянской книжности, охватывают также и Русь. С одной стороны, сюда переходят южнославянские правленые редакции богослужебных книг. С другой стороны, сами русские книжники не остаются в стороне от литургической и книжной реформ. Известно несколько богослужебных текстов предположительно или бесспорно русского происхождения, которые появляются в рассматриваемый период: это Чудовская редакция Нового Завета (далее ЧРНЗ), так называемый Чудовский литургиарий (термин Т.И. Афанасьевой), в который входят особые редакции литургии Преждеосвященных Даров, литургии Иоанна Златоуста и литургии Василия Великого, русский перевод Иерусалимского Типикона (далее ИТ-р), независимый от южнославянских, а также русская редакция Диатаксиса Божественной литургии константинопольского патриарха Филофея Коккина. Все эти тексты обладают одним общим признаком: они мало распространены в списках, причем все списки - русские, что свидетельствует о локальном характере отраженной в них традиции. К типологическому сходству между этими памятниками относится и употребление некоторых грецизмов, незафиксированных в южнославянской книжности этого времени, а также сходное употребление некоторых лексических единиц. Эти факты делают необходимым лингвистический анализ данных памятников с целью определения характера существующих между ними связей. Вместе с тем необходимым является и выявление взаимодействия южнославянских переводов Иерусалимского Типикона с правлеными редакциями Нового Завета и Псалтыри, а также определения объема и характера влияния южнославянских переводов Иерусалимского Типикона на русскую книжность.
Во Введении к первой части, носящем подзаголовок О редакциях Евангелия и Апостола, рассматривается предложенное Г.А. Воскресенским и дополненное и переработанное А.А. Алексеевым и И. Христовой-Шомовой деление новозаветного текста на редакции, а также дается перечень источников, использованных для исследования в первой части настоящей работы. Еще в к. XIX в. Г.А. Воскресенский предложил разделить славянские списки Евангелия на четыре редакции, которым соответствовали также четыре редакции Апостола: 1.
древнейшая южнославянская; 2. древняя русская к. XI - нач. XII в.; 3. русская редакция XIV в., содержащуюся в Чудовском списке Нового Завета, а также в сходных списках; 4. русско-болгарская редакция Константинопольского четвероевангелия 1383 г., Библии 1499 г. и других рукописей XV - XVI вв.
Классификация Г.А. Воскресенского легла в основу новейшей классификации источников, содержащих евангельский текст, разработанной авторским коллективом, возглавляемым А.А. Алексеевым. Уточненная и дополненная группировка рукописей насчитывает шесть редакций: 1. Древний текст. В эту группу вошли старейшие тетры, а также древнейшие краткие и полные апракосы. Эта редакция соотносится с первой редакцией Г.А.
Воскресенского. 2. Преславский текст. Возникновение этой редакции, сохранившейся преимущественно в полных апракосах русского и сербского изводов, было отнесено к Х веку. Данная редакция соотносится со второй редакцией Г.А. Воскресенского. 3. Толковый текст, созданный на базе древнего текста со следами преславского влияния. Данный тип текста не использовался в литургической практике, и поэтому он занимает в церковнославянской традиции особое место. Возможно, по этой причине не выделял текст Евангелия и Апостола с толкованиями в особую редакцию и Г.А. Воскресенский, который, тем не менее, использовал в своих исследованиях рукописи, содержащие этот тип текста. 4.
Новый литургический тетр, представленный рукописями служебного четвероевангелия, в которых рубрики помещены внутри текста, а на полях содержится разметка по Аммониевым главам. Рукописи этой редакции в основном принадлежат к сербскому изводу церковнославянского языка, и потому возникновение этого типа текста было поставлено в зависимость от деятельности св. Саввы Сербского. Данная редакция была выделена главным образом на основании экстралингвистических (литургических) характеристик, и, вероятно, поэтому она отсутствует в классификации Г.А. Воскресенского. 5. Афонский текст, появившийся в к. XIII - нач. XIV века. 6. Чудовский Новый Завет, рассматриваемый как новый перевод, возникновение которого было обусловлено литургическими реформами московского митрополита Алексея, связанными с переходом на богослужение по Иерусалимскому Типикону на Руси. Эта редакция соответствует третьей редакции Г.А. Воскресенского.
Современное исследование рукописной традиции Апостола (И. ХристоваШомова) также дает разделение его текста на традиционные редакции: древний текст, преславская редакция, которая, как и древний текст, не представляет собой единства с текстологической точки зрения, так как в период XI - XIII вв.
производились множественные локальные редактуры, Чудовская и афонская редакции.
Еще текстологическое исследование рукописей, осуществленное Г.А.
Воскресенским, показало, что Чудовская и афонская редакции обладают рядом общих чтений, а также выявило зависимость этих двух редакций от толкового типа текста (Толкового евангелия Феофилакта Болгарского). Этот вывод Г.А.
Воскресенского был подтвержден и углублен в недавних исследованиях авторского коллектива во главе с А.А. Алексеевым, установивших непосредственную связь ЧРНЗ с афонской редакцией и зависимость от Толкового Евангелия.
Ключевое место в этих построениях занимает позиция ЧРНЗ. Если Воскресенский полагал, что ЧРНЗ предшествует афонской редакции, то в настоящее время благодаря появлению новых источников считается, что афонская редакция предшествует ЧРНЗ. Однако взаимоотношения Чудовской и афонской редакций остались до конца не проясненными.
Первая глава первой части Лексико-словообразовательные особенности Чудовской редакции Нового Завета в сопоставлении с другими редакциями имеет предметом исследования лексические данные ЧРНЗ в сопоставлении с другими редакциями, и прежде всего с афонской.
В настоящей главе рассматриваются такие словообразовательные модели и такие лексемы, употребление которых отличается регулярностью и систематичностью при их отсутствии или ином распределении в других редакциях, что позволяет считать их характерными признаками ЧРНЗ.
Современные исследования (И. Христова-Шомова, А.А. Алексеев и др.) показывают, что ЧРНЗ имеет значительное число чтений, совпадающих с афонской редакцией, что свидетельствует об общности их происхождения. Во многих случаях, когда вариант Чудовской редакции не совпадает с афонским, он совпадает с преславским чтением; отмечаются также случаи совпадения с древним текстом.
Часть чтений ЧРНЗ зависит от Толкового Евангелия Феофилакта Болгарского.
Вместе с тем ЧРНЗ характеризуется столь же значительным числом индивидуальных чтений.
В области лексики и словообразования ЧРНЗ имеет черты, характерные для нее как представителя правленых редакций богослужебных книг XIII-XIV вв. В то же время эти приметы в той или иной степени свойственны и афонской редакции Евангелия и Апостола.
1.1. К сходствам Чудовской и афонской редакции Нового Завета относится общий для этих двух редакций перевод { \ как , а не , как в ранних редакциях. В этом выборе проявляется стремление правленых редакций к однозначному соответствию переводимого и переводящего, приводящее зачастую к выбору значения слова без учета контекста.
1.2 Еще одной особенностью, объединяющей ЧРНЗ и правленые редакции к.
XIII - нач. XIV вв., является буквальный перевод приставочных образований, в том числе образований с приставкой -. ЧРНЗ отличается от афонской редакции по данному признаку регулярностью и систематичностью проводимого соответствия.
Так, устойчивым признаком ЧРНЗ является перевод лексемы } калькой (Мф. 24:49, Кол. 1:7, Апок. 6:11, Апок. 19:10, Апок. 22:9).
Традиционный вариант перевода этого слова по происхождению представляет собой заимствование из народной латыни (collibertus, collivertus). Уже в древний период наблюдаются попытки устранить данное заимствование: так, в Саввиной книге в Мф. 18:28, Мф. 18:29, Мф. 18:31 и Мф. 18:33 читается , а в Мф. 24:49 этот вариант содержится еще в ряде списков преславской редакции.
Афонская редакция во всех рассматриваемых случаях сохраняет традиционное чтение .
Особый раздел (относящийся одновременно к уровню синтаксических конструкций) представляет собой перевод глаголов с приставкой -. Для таких глаголов возможно несколько моделей управления: глагол с приставкой - + Dat.; глагол с приставкой - + предлог - + Dat.; глагол с приставкой - + предлог @ + Gen. Как правило, на славянский язык все эти модели передаются как глагол + предлог + тв.п. Возможность дополнительной дифференциации этих моделей осуществляется за счет калькирования первой из них, при котором достигается соответствие как по числу компонентов, так и по падежу. Этот путь реализован в ЧРНЗ: Лк. 15:6 Чуд. y (35 г), Никон. y (1г), Погод. 21 y (134 об.), О.п.I.1 y (120 об.); Зогр. л (с. 115); Баниц. Dy (130 б); F.I.657 (л.
92) - . Афонская редакция использует данную кальку непоследовательно.
1.3 Характерной чертой правленых редакций богослужебных книг, а также ряда новых переводов XIV в. является постановка послелога в препозицию, что продиктовано стремлением к сохранению порядка слов греческого оригинала (греческие соответствия для @, W и W являются предлогами).
Следует отметить, что во многих правленых редакциях богослужебных книг и переводах XIV в. данное явление представлено только в виде тенденции и не проводится последовательно. В эту картину вписывается один случай препозиции , зафиксированный в ЧРНЗ: Лк. 6:22 Чуд. yU d L " (29 в), ср. Никон. (108 г), Погод. 21 (111 об.), О.п.I. (98 об.); Зогр. (с. 92); Баниц. T (108 б);
F.I.657 (л. 77) - p T { Й Ы { W З ЙЗ З B. Афонской редакции данное явление не свойственно.
В ЧРНЗ употребляются оба славянских послелога - и . Как известно, послелог является характерным элементом Охридской книжной школы, в то время как его лексический дублет относится к преславским чертам. Было установлено (А.А. Пичхадзе), что в русской книжности эти синонимичные лексемы употребляются с различной частотой, и их соотношение является одним из признаков, позволяющим группировать переводные и оригинальные тексты. Исследование оригинальных восточнославянских текстов позволило сделать вывод о том, что в условиях древнерусской языковой ситуации является церковнославянизмом, а является нейтральной лексемой. Так, только употребляется в новгородских берестяных грамотах. Значительное количество случаев употребления послелога сближает ЧРНЗ не только с преславской традицией, но и с русским узусом, для которого характерно преимущественное использование именно этого послелога.
2. Существует ряд черт, свойственных ЧРНЗ как представителю правленых редакций, которые в то же время не характерны для афонской редакции. Так, особое внимание уделяется составителем Чудовской редакции служебным словам, а именно частицам. Это проявляется, в частности, в стремлении к точному количественному соответствию служебных слов греческого и славянского текста.
2.1. Устойчивым признаком ЧРНЗ является буквальный перевод отрицательных наречий и как м, с сохранением места отрицательной частицы перед наречием: Ефес. 4:28 Чуд. " м U (126 в), Погод. 27 м U (82 г); К-1 (124 об.);
Матич. (с. 265); Sin. Slav. 4 (182 об.);
F.I.657 (л. 245) - } .
Стандартными способами перевода отрицательных наречий и в старославянском и церковнославянском языке являются сочетания (), (). Именно эти варианты использует в большинстве случаев афонская редакция.
В ряде случаев афонская редакция Апостола имеет свою особенность при передаче отрицательного наречия, связанную с местом отрицательной частицы.
Она ставится не перед глаголом, а перед местоименной формой в наречном употреблении, чтобы отразить порядок слов оригинала: Рим. 6:6 Чуд. м N (102 а), Погод. 27 м (56 в); К-1 (л. 74); Матич. D (с. 145); Sin. Slav. 4 (103 об.); F.I.657 (200 об.) - З ^A i CJ.
В отношении передачи отрицательных наречий и ЧРНЗ характеризуется высокой степенью унифицированности и последовательным буквализмом перевода, не принимающим во внимание контекст. При этом она обнаруживает частичное сходство с афонской, что проявляется в постановке отрицательной частицы не перед глаголом, как этого требует славянский синтаксис, а перед наречием (или местоименной формой в наречном значении).
Вместе с тем, между двумя правлеными редакциями обнаруживается существенная разница в способах перевода: в ЧРНЗ унифицирован вариант м, а афонская редакция обнаруживает разнообразие переводческих решений, которое восходит к древнему тексту. Это различие свидетельствует о независимости Чудовской редакции от афонской в области перевода отрицательных наречий. Разнообразие способов перевода отрицательных наречий в древнем тексте связано со стремлением учитывать в каждом случае особенности контекста.
2.2 ЧРНЗ отличается от афонской редакции при передаче местоименного прилагательного W. В ЧРНЗ за этой лексемой закреплен формально соответствующий ей вариант м, который ни разу не используется в соответствии с , как это было характерно для предшествующей традиции. В афонском тексте единичные изолированные случаи употребления лексемы м в соответствии с восходят к древнему тексту (при основном варианте ), а в соответствии с W в нем употребляется только и .
Причиной отказа создателей афонского редакции Нового Завета от последовательного употребления м заключаются, по всей вероятности, в том, что данная лексема расценивалась ими как архаическая и/или локальная. Ее использование противоречило общему характеру афонского текста, отличающегося высокой стабильностью и нормализованностью языка и отказом от локальных вариантов.
Примечательно, что в правленых редакциях богослужебных книг и переводах XIV в. реализованы оба выявленных принципа распределения рассматриваемых лексем: так, как и в ЧРНЗ, лексеме W соответствует м в сербском переводе Стишного Пролога и в Чудовском литургиарии, а в болгарском тырновском переводе Стишного Пролога W передается как , как в афонской редакции Нового Завета.
2.3 В ЧРНЗ наблюдается тенденция к употреблению преславской лексемы в соответствии с греческим , явно обусловленное их формальным сходством: Мф. 12:35 Погод. 21 з C U (26 об.); Мар. Е Е (с. 69); Баниц. Е з Е (22 а - 22 б); F.I.657 Е з Е (л. 18) - } { D T З З З T .
Это словоупотребление поддерживается и русским книжным узусом. Чаще же в ЧРНЗ фиксируется вариант , экспансия которого является общей чертой правленых редакций богослужебных текстов, включая и афонскую редакцию Нового Завета. Из двух имеющихся в тексте Чудовской редакции тенденций - обобщить вариант или вариант - побеждает вторая, поскольку именно она соотносится с нормой правленых редакций других богослужебных текстов. Вместе с тем активность преславской по происхождению лексемы в ЧРНЗ противостоит ее отсутствию в афонском тексте.
3. Важной особенностью текста ЧРНЗ является наличие в ней лексических регионализмов, что типологически сближает ее с русским переводом Иерусалимского Типикона и русской редакцией Диатаксиса.
3.1 Еще А.И. Соболевский отметил наличие в Чуд. слова Смера длиныТ в соответствии с { , назвав его в числе русизмов этого памятника (Мф. 5:41).
Данная лексема в указанном значении в XIЦXIV вв. встречается также в таких древнерусских переводах и переводах, содержащих русизмы, как Хроника Георгия Амартола, Александрия, Христианская топография Козьмы Индикоплова, Житие Андрея Юродивого, История Иудейской войны, Пандекты Никона Черногорца, Нестишной Пролог, в которых она передает { и { .
3.2 Характерной чертой ЧРНЗ является наличие регионализма в соответствии с ^ . Эта лексема зафиксирована только в источниках русского происхождения, в частности в летописях и деловых документах. Из ее первоначального значения Сжилое подворье князя и его свиты при налогообложенииТ развилось еще несколько, в том числе значение административно-территориальной единицы СокругТ, Ссело, центр сельской общиныТ. Она употребляется в ряде берестяных грамот, причем в этих источниках зафиксированы и ее производные и .
Возможно, в архетипе ЧРНЗ проводилось разграничение греческих слов Сдеревня, селоТ и Сместность, страна, поместьеТ: первое из них должно было переводится как , а второе как . Разграничение это, по всей вероятности, не было последовательным уже на уровне архетипа, поскольку нивелировалось влиянием традиции. В афонском тексте, наоборот, унифицировано употребление лексемы , здесь не встречаются характерные для древнего текста лексемы и в соответствии с ^ . Появление в архетипе ЧРНЗ региональной лексемы представляет собой пример адаптации лексики при редактуре-переводе и отчасти соотносится с феноменом так называемого адаптирующего (конкретизирующего) перевода, при котором семы, не актуальные для переводящего языка, заменяются актуальными (К. Максимович).
3.3 К возможным русским чертам ЧРНЗ следует отнести аорист в Ио.
1:23: Чуд. " T Q C yO (41 в), которому в других списках ЧРНЗ, а также прочих редакций соответствует . Такой способ введения цитат отмечен в Толковом переводе Песни Песней, Толковом переводе книги Екклисиаст, в полном виде не сохранившемся, Толковом Евангелии Феофилакта Болгарского, Толковом Апостоле (А.А. Алексеев). Все эти тексты, существовавшие в русской традиции к XIV в., содержат некоторое число лексических русизмов.
4. ЧРНЗ характеризуется также наличием некоторых морфологических и фонетических особенностей, свойственных древнерусскому языку, которые, возможно, были лексикализованы.
4.1 В списках ЧРНЗ представлены формы действит. причастий наст. вр. с восточнославянской флексией -: Лк. 15:13 Чуд. y (35 г), Никон. y (129 г), Погод. 21 y (л. 135), О.п.I.1 y (л. 121) - B. В Предисловии к Евангелию от Иоанна отмечена форма причастия им.п.
м.р. : Погод. 21 2 T " 2y y (157 об.), ср. F.I.6Фw2 z" 2 2 (107 об.) - . Причастие имеет не футуральное, а презентное значение, которое широко представлено у него в русских летописях, а также в переводах, имеющих лексические и грамматические восточнославянизмы.
4.2 В списках ЧРНЗ имеется лексема в соответствии с греческим ^ B, отражающая так называемое второе полногласие (возможно, эта форма была лексикализована), причем ее распределение в списках свидетельствует о вероятной принадлежности архетипу редакции (см. Мф. 24:27, Мф. 28:3, Лк. 10:18, Лк. 17:24, Апок. 16:18).
Установка на использование лексических, словообразовательных и морфологических регионализмов не свойственна афонской редакции Нового Завета, и таким образом, по данному признаку две редакции принципиально различаются.
5. Особого внимания заслуживают лексические грецизмы, содержащиеся в ЧРНЗ. Как известно, значительное количество лексических грецизмов характеризовало язык древнейших редакций евангельского текста. В различных пропорциях такие грецизмы фиксируются в списках как тетров, так и апракосов XI - XIV вв.
5.1 ЧРНЗ содержит ряд лексических грецизмов, которые характерны для древнего текста, но отсутствуют в афонском тексте: - , м - ^ s, - , - , - .
5.2 Вместе с тем некоторые древние вторичные грецизмы, присущие как отдельным спискам древних редакций, так и афонскому тексту, в ЧРНЗ отсутствуют (). В ЧРНЗ отсутствует и характерный грецизм афонской редакции (см., например, Ио. 13:38), на месте которого, как и в древнем тексте, читается . Таким образом, при создании архетипа ЧРНЗ в распоряжении редактора находились такие списки древнего текста, в которых грецизмы и отсутствовали. Напротив, источники, использовавшиеся при создании афонского текста, включали в себя рассматриваемые заимствования.
5.3 ЧРНЗ отличается от афонского типа текста также наличием ряда специфических лексических грецизмов, которым как в древнем, так и в афонском тексте соответствуют славянские слова. Некоторые из этих слов являются в славянской традиции гапаксами, будучи зафиксированными единожды в определенной грамматической форме: * - } B, - ^ B, * - D, - } , * () - T , w - . Все эти грецизмы имеют ислючительно книжный характер и появляются потому, что объем понятия этих греческих слов не полностью совпадает с объемом понятия их славянских субститутов. С этим связаны отмечающиеся по редакциям расхождения в передаче соответствующих греческих слов, которые вызваны разными способами преодоления семантической приблизительности.
5.4 Кроме грецизмов рассмотренной группы, в ЧРНЗ отмечаются широко употребительные грецизмы, которых, однако, нет в других редакциях новозаветного текста: / - @ , - B, - ^ , - , - ^ , - ^ q.
Грецизмы этой группы неоднородны. Если употребление грецизма Списьменный документТ связывает ЧРНЗ с русским узусом, то употребление таких грецизмов, как , , характерно прежде всего для южнославянских языков. Впрочем, для употребления грецизма в ЧРНЗ не исключено посредство Толкового Евангелия. Грецизм () отсутствует в древнейших переводных и оригинальных текстах, и появляется у южных славян, по всей вероятности, в ХIII - ХIV вв. вместе с другими новыми грецизмами.
Природа рассмотренных грецизмов обнаруживает принципиальное сходство с природой грецизмов, которые содержатся в списках как Нового Завета, так и других переводов богослужебных и небогослужебных текстов ХIII - XIV вв., и являются характерным признаком книжной продукции, созданной в данный период.
Наличие целого ряда грецизмов, которых не было в древнейшем переводе Евангелия тетра и Апостола полного состава, типологически сближает ЧРНЗ с южнославянскими списками древнего текста XII - XIII вв. В то же время примечательно, что подобный набор грецизмов не обнаруживается в афонском тексте.
Афонская редакция Нового Завета содержит значительно меньшее, чем ЧРНЗ, количество лексических грецизмов, в основном грецизмы древнего текста (а также вторичные грецизмы и ), и отказывается от употребления грецизмов, характерных для южнославянских переводов ХIII - ХIV вв. и спорадически встречающихся в списках Нового Завета предшествующих редакций.
В таком отношении к лексическим заимствованиям проявляется стабилизирующий и унифицирующий характер афонской редакции.
6. Чудовская и афонская редакции Нового Завета принципиально различаются при переводе греческого прилагательного . Характерной чертой афонского текста является в данном случае чтение м, в противоположность древним вариантам и м . Анализ соответствия для в ЧРНЗ показывает, что ее архетип содержал преславский вариант м .
Такое состояние свидетельствует об ориентации ЧРНЗ на доафонскую норму. Наличие этого более древнего варианта, чем афонский, характерно для правленых редакциях богослужебных текстов, составлявшихся на Руси в XIV в., в частности для Чудовского литургиария.
Примечательно, что лексема м также восходит к преславскому узусу: ее употребление для передачи зафиксировано в Изборнике 10г., а в Супрасльском сборнике отмечен вариант м. Следовательно, и ЧРНЗ и афонская редакция опираются на разные варианты, имеющиеся в преславской традиции, причем афонская редакция делает периферийный вариант предшествующей нормы основным.
Выявленные лексико-словообразовательные особенности ЧРНЗ распределены по всем частям Нового Завета, что позволяет сделать вывод об одном составителе ее архетипа. Вместе с тем по ряду признаков проводится вторичная правка редакции, результаты которой отражают три евангельских списка (Никон., Погод. 21 и О.п.I.1).
Значительное количество черт, обнаруженных в ЧРНЗ, присуще правленым редакциям богослужебных текстов и новым переводам XIII - XIV вв. Таким образом, текст ЧРНЗ отражает процессы второго южнославянского влияния в области лексики.
ишь небольшая часть рассмотренных явлений свойственна в то же время афонской редакции Нового Завета, принципы справы при составлении которой, следовательно, отличались от принципов, используемых составителем ЧРНЗ.
Сочетание лексических и словообразовательных буквализмов и регионализмов составляет отличительную особенность ЧРНЗ.
Вторая глава первой части посвящена рассмотрению особенностей перевода греческого местоимения в Чудовской редакции Нового Завета.
Архетип ЧРНЗ характеризовался систематическим употреблением составных форм относительного местоимения в соответствии с составным греческим обобщенноотносительным местоимением. Реконструированная парадигма обощенноотносительных местоимений, представленная в списках Чудовской редакции, имеет следующий вид:
м.р. ед.ч. / ж.р. ед.ч. a ср.р. ед.ч. a (с сущ. ж.р.) м/м м ср.р. ед.ч. /м м.р. мн.ч. u ж.р. мн.ч. u / ср.р. мн.ч. E / Рассмотренные особенности перевода греческого относительного местоимения в Чудовской редакции позволяет сделать следующие выводы:
1. буквалистический (поморфемный) способ перевода присущ всему Новому Завету, включая Апокалипсис. Это указывает на то, что перевод всех частей Нового Завета осуществлялся одновременно. Вместе с тем, подобные формы отражены также в лекционарном указателе Чуд. Следовательно, лекционарный указатель составлялся для специально для архетипа ЧРНЗ. Его особенности хорошо сохраняются в лекционарном указателе Чуд.
2. Все списки ЧРНЗ содержат рассмотренные искусственные формы местоимений, которые должны быть возведены к архетипу перевода, однако сопоставление списков показывает, что такие формы могли устраняться при копировании как несоответствующие книжной норме. По отношению к передаче форм обобщенно-относительного местоимения списки Чудовской редакции делятся на две ветви: Чуд., с одной стороны, и Никон., Погод. 21 и О.п.I.1 - с другой.
3. Парадигме составных относительных местоимений архетипа была присуща некоторая вариативность второго элемента (вариации /, /), что отражает варианты перевода местоимения в ЧРНЗ. Первый элемент славянского местоимения содержал обобщенную форму для всех трех родов. По спискам, однако, отражаются колебания в выборе формы для местоимения ед.ч. ср.р. ( - ), которые, возможно, восходят к архетипу, так как отражают поиски наиболее точного в формальном отношении славянского эквивалента греческого местоимения.
4. Часть подобных форм (м.р. ед.ч. ) содержит Толковое Евангелие Феофилакта Болгарского (Мф. 10:32, 12:50, 13:12; Мр. 8:34). Возможно, именно из этого источника они были заимствованы составителем ЧРНЗ. Однако такие формы не составляют в Толковом Евангелии системы: они не зафиксированы для остальных форм греческого составного относительного местоимения, а для м.р.
ед.ч. их употребление не является регулярным.
5. Данный переводческий принцип распространялся и на относительные наречия. В Чуд. отмечается перевод относительного наречия } как (Лк. 6:3), а в Погод. 21 наречие передается составной наречной формой (Мф. 6:20).
6. Появление в ЧРНЗ составных образований, первый элемент которых является относительным, а второй - вопросительным, может быть связано не только с калькированием греческих форм, но и с процессом вытеснения относительных местоимений вопросительными в их функции, который протекал в живых славянских языках.
7. Обобщенная форма в составе относительных местоимений и наречий не является случайной, а представляет собой результат сознательной переводческой деятельности. Наличие общего неизменяемого элемента у всех членов парадигмы отличает ее устройство от парадигмы греческого относительного местоимения, в которой изменяемыми являются оба компонента, что свидетельствует о возможной ориентации переводчика не только на греческую модель, но и на особенности некоторой славянской диалектной системы. Выбор обобщенной формы для перевода первой части составных форм был возможен под влиянием той языковой среды, где форма, неизменяемая по родам и, в ряде случаев, по падежам, была нормативной и выступала в соответствии с формами греческого артикля, а также формами местоимений и . Эта особенность указывает на типологическую связь данного перевода с южнославянской (и прежде всего болгарской) переводческой практикой ХIII - ХIV столетий.
8. По наличию особой парадигмы составных относительных местоимений и наречий ЧРНЗ противопоставлена как древнему, так и афонскому тексту. При передаче форм местоимения афонская редакция практически не имеет расхождений с древним текстом. Расхождения между списками афонской редакции в основном орфографические и связаны с разницей изводов исследованных рукописей (русским и сербским). Списки древнего текста имеет некоторые расхождения, связанные с временной дистанцией: так, среднеболгарское Баницкое Евангелие отражает становление неизменяемой обобщенной формы относительного местоимения.
Третья глава первой части посвящена переводу настоящего исторического в Чудовской и афонской редакциях Нового Завета. Использование форм настояшего исторического в соответствии с формами praesens historicum греческого текста является одним из проявлений буквализма перевода в грамматической системе ЧРНЗ. Настоящее историческое отмечается как в Евангелии, так и в Апостоле и Апокалипсисе Чудовской редакции, являясь, следовательно, устойчивым признаком данной редакции. Вместе с тем по отношению к передаче настоящего исторического выявляется разделение Чудовской редакции на две ветви - Чуд. и Погод. 27, с одной стороны, и Никон., Погод. 21, О.п.I.1 - с другой. Наиболее последовательно чтения архетипа редакции сохраняет первая ветвь. Другая ветвь отражает редакционную правку, которая, очевидно, проводилась в общем архетипе этих списков и была направлена на сближение с традиционным текстом. При совпадении большинства чтений афонской редакции и древних редакций решить, списками какой именно редакции пользовались при исправлениях, затруднительно. В ряде случаев не исключена самостоятельная справа без опоры на конкретные списки, но в русле традиции перевода евангельского текста.
При очевидной зависимости настоящего исторического ЧРНЗ от формы греческого оригинала в большинстве случаев, существует группа примеров, характеризующихся незакономерным появлением этой формы на месте иной греческой глагольной формы, как правило, имперфекта. Случаи эти объясняются, по всей вероятности, несколькими факторами: внешним сходством греческих форм презенса и имперфекта в условиях минускульного письма; возможным наличием форм настоящего исторического в том греческом тексте, который имелся в распоряжении справщиков; влиянием сходных контекстов, в которых закономерно употребляются формы настоящего исторического от тех же глаголов; не исключено, наконец, сознательное отступление от формы греческого текста и самостоятельное использование настоящего исторического как стилистического приема со стороны составителя ЧРНЗ. Как в случае прямого калькирования, так и при отступлениях от формы оригинала данная инновация не была принята афонской редакцией, которая следует традиционному тексту (выявлено всего два случая использования настоящего исторического в афонском тексте, один из которых к тому же повторяет чтение древнего текста). Однако в славянской переводческой традиции существует версия евангельского текста, в которой употребление настоящего исторического не исчерпывается единичными случаями, хотя в то же время и не составляет целостной системы, - это Толковое Евангелие Феофилакта Болгарского. Возможно, составитель ЧРНЗ опирался на этот источник как прецедентный.
В четвертой главе первой части рассматривается функционирование перфекта без связки в Чудовской редакции Нового Завета. Особенностью ЧРНЗ, которая отсутствует как в древнем, так и в афонском типе текста, является последовательное употребление причастия II пр.вр. без связки (так называемой формы) в 3 л. ед. и мн.ч. Следует отметить, что такое употребление л-формы внешне сходно с ее употреблением в древнерусском языке, где в 3 л. перфекта связка опускается как при формально выраженном подлежащем, так и при его отсутствии.
В части случаев л-форма без связки появляется на месте перфектного причастия греческого текста и может рассматриваться как употребленная в собственно причастном значении. В большинстве же примеров л-форма без связки в 3 л. соответствует греческим формам аориста и перфекта. Появление в этих случаях форм перфекта восходит к афонской практике, для которой характерно введение форм перфекта в парадигму аориста во 2 и 3 л., засвидетельствованное, в частности, в псалтырях правленой (афонской) редакции. Однако для афонских редакций Псалтыри в таких случаях не характерен пропуск связки.
Формальной поддержкой пропуска связки в ЧРНЗ является то, что в греческом тексте Евангелия во всех этих случаях используются синтетические формы прошедших времен, а не аналитические (двухчастные) конструкции, и таким образом приближение к оригиналу достигается и за счет тождества в количестве слов.
Для такого особого употребления л-формы ЧРНЗ можно указать прецеденты.
Во-первых, это некоторое количество форм без связки в 3 л. в русских, среднеболгарских и сербских списках Нового Завета, иногда употребленных в тех же стихах, что и л-форма в ЧРНЗ. В этой перспективе систематичность употребления л-формы в ЧРНЗ представляется как перераспределение вариантов нормы, превращение ее периферийного варианта в основной. Во-вторых, это систематическое употребление л-формы в Учительном Евангелии Константина Преславского - памятнике южнославянского происхождения, где, по гипотезе М.
Тиховой, л-форма является отражением складывающейся в среднеболгарский период категории глагольного пересказа. Составитель в ЧРНЗ мог быть знаком с таким типом употребления л-формы, так как эта редакция составлялась в контактном центре.
В ЧРНЗ представлена искусственная парадигма, не совпадающая с употреблением л-формы в гибридных текстах и в русских источниках. Она обнаруживает связь с принципами афонской справы и, возможно (опосредованно), с южнославянской диалектной средой. Наконец, необходимо учесть влияние русской диалектной среды в увеличении числа л-форм при копировании, поддержку русского субстрата.
Анализ употребления л-форм во всех списках ЧРНЗ приводит к выводу о том, что по данному признаку, как и по другим признакам, она разделяется на две ветви. При наличии общих особенностей, восходящих к архетипу редакции, каждая ветвь характеризуется своей подсистемой распределения л-форм без связки и форм аориста 3 л.
Первая подсистема представлена в трех списках ЧРНЗ (Погод. 21, О.п.I.1, Никон.): в ней греческому аористу соответствует л-форма с так называемой лэвиденциальной семантикой (несвидетельский пересказ). В подобных контекстах пропуск связки в 3 л. характерен как для гибридного церковнославянского (ср.
етописи), так и для формирующейся в среднеболгарский период категории пересказывательного наклонения. Вторая система представлена в Чуд. Здесь аористу греческого текста соответствует также аорист, а л-формы чаще появляются на месте греческого перфекта. По всей вероятности, первая из названных систем восходит к архетипу, для которого было характерно наличие л-форм с особой семантикой. Система же Чуд. отражает стремление к однозначному соответствию греческих и славянских форм, которое вообще характерно для правленых редакций XIII - XIV вв. и проявляется на различных языковых уровнях: от лексики и словообразования до синтаксиса. Наличие двух подсистем показывает, что при разделении архетипа редакции на две ветви в архетипе каждой из них могла проводиться правка с привлечением не только славянских, но и греческих текстов.
Возможно, однако, что появление аориста в Чуд. в таких случаях представляет собой возвращение к традиционному чтению, поскольку в древнем тексте и в афонской редакции здесь также используются формы аориста.
К влиянию русской системы употребления л-форм без связки должны быть отнесены два случая ее употребления во 2 л. ед.ч. при наличии во фразе личного местоимения ты: Лк. 16:25 и Ио. 9:34 (в этом случае в трех указанных списках ЧРНЗ, причем в Чуд. этому соответствует действительное причастие прошедшего времени) Таким образом, состояние нормы ЧРНЗ в сфере прошедшего времени является результатом наложения двух (или даже нескольких) систем (генетически южнославянской/русской; книжной афонской/некнижной), их взаимодействия.
Используя особый тип употребления л-формы в 3 л., восходящий, возможно, к южнославянским системам употребления перфекта без связки, ЧРНЗ сама создает прецедент для последующей русской церковнославянской традиции: так, значительное сходство с системой ЧРНЗ обнаруживает система перфекта в сочинениях Епифания Премудрого, который мог быть знаком по крайней мере с одним списком этой редакции - Никон. (А.В. Духанина).
Важно отметить, что введение л-формы в парадигму перфекта и аориста, основанное как на формальном (тип основы), так и на семантическом критерии, реализует новый, грамматический подход к исправлению текста, заложенный на Афоне и достигший наиболее эксплицитного выражения в трудах Максима Грека.
Пятая глава первой части носит название О некоторых особенностях дательного падежа причастия в Чудовской редакции Нового Завета. В ней рассматриваются случаи незакономерного употребления дат.п. причастия после глаголов восприятия, появление которых вызвано ошибочной интерпретацией род.п., которым управляют эти глаголы, как оборота дательный самостоятельный: Лк. 18:36 Чуд. B " " yD U (б), Никон. y P (134 в), Погод. 21 B y (141 об.), О.п.I.1 y (л. 127); Зогр. (с. 121); Баниц. D (135 а); F.I.6Ф D (96 об.) - B S T t З.
Дат.п. отмечается в ЧРНЗ в соответствии с греческим род.п. после некоторых предлогов: Мф. 27:9 Чуд. D T c 2 22N N (15 б), Никон. c м м (60 в), Погод. 21 T c 2 22N N " (51 об.), О.п.I.1 c 2 22N N (л.
49); Зогр. " л (с. 42); Баниц. c мм P й (56 б); F.I.657 c 2 Д2wД P w (38 об.) - T { ЕS @ З .
Появление в таких случаях дат.п. обусловлено действием механизма гиперкоррекции. В части таких случаев форма дат.п. причастия наблюдается в Галицком Евангелии, так что наличие подобных конструкций в ЧРНЗ выявляет ее зависимость от древних тетров.
Проблема рассмотренных причастных форм не сводится к неправильному согласованию. Как показывает ЧРНЗ, где отмечен как дательный самостоятельный на месте последовательности сущ. + прич. после глаголов восприятия, так и одиночное причастие в дат.п. в соответствии с род.п. после предлога, подобные УзапретныеФ обороты могли допускаться нормой, поскольку они соответствовали определенным переводческим принципам. Сопоставление данных разных редакций Нового Завета показывает, что отмеченное явление изредка встречается в списках, принадлежащих архаичным редакциям, вне зависимости от времени их создания, причем отмеченные в них единичные случаи несогласованного дат.п. причастий не составляют системы. В то же время указанная особенность систематически прослеживается во всех списках ЧРНЗ, и следовательно, характеризует язык архетипа, так что должна быть отнесена к числу характерных переводческих приемов данной редакции. Возможно, создатель ЧРНЗ опирался на подобные прецеденты древних текстов, расширяя сферу употребления периферийного варианта и придавая системность его употреблению. Вместе с тем важно отметить, что данные обороты не характерны для афонской редакции Нового Завета и для правленых редакций Псалтыри, то есть правленые редакции богослужебных текстов, появившиеся на рубеже XIII - XIV вв., следуют древней традиции, не считавшей такие обороты нормативными.
Шестая глава первой части посвящена анализу перевода субстантивированного инфинитива в различных значениях в Чудовской и афонской редакциях. В ЧРНЗ прослеживается четкая тенденция передавать греческий инфинитив славянским инфинитивом. Обзор ведущих способов передачи инфинитивных конструкций в ЧРНЗ позволяет выявить следующую картину: конструкции { З + inf. + Acc. и p + inf. + Acc. переводятся как + inf. + Dat. в Евангелии и Апостоле; конструкция T й + inf. + Acc.
переводится как + inf. + Dat. в Евангелии и Апостоле; конструкция @ { + inf. + Acc. переводится как () + inf. + Dat. в Евангелии и Апостоле;
конструкция r { + inf. + Acc. переводится как м + inf. + Dat. в Апостоле (в Евангелии этот способ перевода не встречается); конструкция { + inf. переводится как м + inf.; конструкция З + inf. переводится как inf. в Евангелии и м + inf. в Апостоле. В то же время в ЧРНЗ отдается предпочтение традиционным союзным средствам: в ней не встречается раздельный перевод предлога и артикля при инфинитиве (не отмечены конструкции типа з м + inf., м + inf., только один раз употреблена конструкция м + inf.), то есть не употребляются максимально приближенные в формальном отношении к греческим конструкции. Наличие конструкции м + inf. + Dat. в Апостоле Чудовской редакции связано, как представляется, со стремлением разграничить перевод конструкций T й + inf. + Acc. и r { + inf. + Acc. (на конкуренцию средств выражения указывают несколько случаев использования конструкции + inf. + Dat. в соответствии с r { + inf. + Acc.). Вместе с тем в ЧРНЗ представлена и попытка унификации иного средства выражения: конструкции @ { + inf. + Acc. и { { + inf. + Acc. передаются по преимуществу с помощью существительных с предлогами (в первом случае, однако, с ними в Апостоле конкурирует способ + inf. + Dat.). Это связано с продолжением старославянской традиции и осмыслением субстантивированного инфинитива как отглагольного существительного, так как ему предшествует артикль и в ряде случаев предлог.
Не исключено поэтому, что такой набор способов перевода инфинитивных конструкций указывает на относительно раннее время создания в ЧРНЗ или же на ее зависимость от ранних образцов правленых редакций богослужебных текстов.
Следует обратить внимание и на определенную разницу между Евангелием и Апостолом Чудовской редакции, которая выявляется при переводе некоторых инфинитивных конструкций (r { + inf. + Acc., @ { + inf. + Acc., { { + inf. + Acc. и З + inf.): более буквальные варианты передачи этих конструкций представлены, как правило, в Апостоле. Предположению о разных переводчиках этих частей мешает единство переводческих принципов в других случаях.
Возможно, при подходе к Евангелию и Апостолу применялись различные принципы: текст Апостола подвергался исправлениям в большей степени, и, наоборот, текст Евангелия рассматривался как более традиционный и консервативный. Кроме того, часть инноваций в Апостоле могли содержать уже источники чудовской справы. По всей вероятности, различие между Евангелием и Апостолом, которое обнаруживается в этом пункте системы также и для афонской редакции, связано с относительной независимостью друг от друга их текстологической традиции и с тем, что локальные редактуры Апостола, возможно, не всегда синхронизировались с локальными редактурами Евангелия.
Что касается афонской редакции Нового Завета, то она обнаруживает большую степень вариативности в использовании различных конструкций при передаче субстантивированного инфинитива, чем Чудовская. Тем не менее именно в афонской редакции отмечаются наиболее грецизированные конструкции м + inf. + Dat., м + inf. + Dat., м + inf. + Dat., м + inf. + Dat., з м + inf. + Dat., хотя систематически они не используются (за исключением первой из перечисленных). Два проанализированных списка Апостола афонской редакции различаются в ряде случаев по рассматриваемому признаку, что позволяет высказать предположение о выделении внутри афонской редакции Апостола по крайней мере двух ветвей, подобно афонским редакциям А и В Евангелия. В целом же афонская редакция Нового Завета (в особенности редакция Евангелия) во многих случаях значительно ориентирована на древний текст и воспроизводит свойственные ему конструкции. Таким образом, представленный материал демонстрирует несходство переводческих принципов Чудовской и афонской редакций Нового Завета в отношении передачи субстантивированного инфинитива.
ЧРНЗ в отношении передачи инфинитивных конструкций по отношению к афонской редакции занимает такое же место, какое по тому же параметру Норовская Псалтырь занимает к псалтырям правленой редакции, являясь значительно более грецизированной.
По данному признаку подтверждается и выявленное ранее по другим параметрам деление Чудовской редакции Евангелия на две текстологические ветви: Чуд., в одной стороны, и три списка Евангелия (Никон., Погод. 21 и О.п.I.1) - с другой. Что касается Погод. 27 Апостола, то практически всегда этот список следует за Чуд.
Во второй части диссертации рассматриваются славянские переводы и редакции Иерусалимского Типикона.
Во Введении ко второй части обсуждается специфика функционировании Типикона как богослужебной книги. Специфика этого текста определяется его предназначением, так как Типикон (Устав) - это основной текст, регламентирующий богослужебную практику на всем протяжении византийского литургического пространства. Именно Типикон определяет набор и состав богослужебных книг - важнейшего компонента славянской книжности. Появление, развитие и смена Уставов всякий знаменует начало нового этапа развития славянской книжности.
Иной, по сравнению с Евангелием и Апостолом, является степень стабильности этого текста, который наряду с основным ядром содержал некоторые переменные составляющие, допускал добавления и сокращения, касающиеся описания литургической практики.
Необходимость в регламентации богослужения на Руси обусловила здесь появление устава монастырского типа, перевод которого был выполнен в 70-е гг.
XI в. Греческий оригинал этого устава имеет константинопольское происхождение и восходит к студийской традиции: в 1034-1043 гг. патриарх Алексий Студит использовал Студийский синаксарь и некоторые другие тексты студийского происхождения при составлении ктиторского типикона для основанного им монастыря Успения Пресвятой Богородицы. На протяжении нескольких веков Студийско-Алексиевский Устав (САУ) служил регулятором богослужения на Руси.
Важной особенностью функционирования САУ является то, что в русской книжности представлено значительное количество версий этого текста. Без преувеличения можно сказать, что практически каждый новый его список образует отдельную редакцию, и их общее число в период с XI по XV вв. достигает девяти.
В XIV в. как у южных славян, так и на Руси появляются сразу несколько переводов Иерусалимского Типикона (ИТ), и начинается процесс постепенной смены типиконов, восходящих к предшествующей традиции, на новый Устав.
Следует отметить, что практически сразу же каждый перевод разделяется на редакции. Тем самым для переводов ИТ характерна та же текстологическая ситуация, что и для перевода САУ.
Доказательств того, что каждый новый список того или иного перевода ИТ, отличающийся от предыдущего порядком расположения частей и характером изложения текста, делался при привлечении иного греческого оригинала, в настоящее время не существует. По всей вероятности, эта вариативность возникает уже на славянской почве. Процессы перекомпоновки и редактирования текста связаны с особенностями Устава как типа книги, приспособлением его указаний к определенным условиям и определенной среде. С одной стороны, монастырский устав предназначался для регулирования богослужебной практики, с другой стороны, он фиксирует все изменения в этой практике. Все это делает необходимым выделение собственно лингвистических параметров, по которым могут различаться между собой славянские переводы и редакции ИТ.
Первая глава второй части называется Болгарские переводы Иерусалимского Типикона: особенности языка и переводческой техники. В ней рассматриваются лингвистические данные двух болгарских переводов ИТ: первого, возникновение которого связывается с деятельностью старца Иоанна на Афоне в нач. XIV в., и второго, появление которого связано с книжным кругом болгарского патриарха Евфимия Тырновского.
Афонский болгарский перевод ИТ был выполнен с так называемой базовой греческой редакции ИТ, которая открывается Иерусалимскими богослужебными главами, содержит месяцесловную и триодную часть, за которыми следуют так называемые Марковы главы Цуказания о совершении богослужения в случае совпадения праздников подвижного и неподвижного церковного года. Второй болгарский перевод ИТ отражает более позднюю пространную греческую редакцию ИТ, с распределенными по тексту Марковыми главами, дополненную статьями патриарха Никифора.
Афонский перевод стал известен не только болгарам (сохранились два его болгарских списка XIV в. - Jerusalem, Orthod. Patr. Slav. 13, 60-е гг. XIV в., и София, ЦИАИ 201, 70-е гг. XIV в.), но и сербам: его отражает рукопись XIV в., принадлежащая сербскому афонскому Хиландарскому монастырю (Хил. 165).
Определенную известность получил первый болгарский перевод и на Руси, явно благодаря своему происхождению из контактного межславянского центра:
синаксарная часть этого перевода находится в составе рукописи второй половины XIV в. РГАДА, ф. 381 (Син. Тип.) № 45, л. 139 об.-271.
Второй болгарский перевод, связанный с богослужебной реформой Евфимия Тырновского, также получил быстрое распространение в славянских землях. Его древнейший список - болгарский Черепишский типик (София, ЦИАИ 44) к. XIV в.
В 1401 г. перевод Евфимия был положен в основу русской редакции ИТ, которая с XV в. вытесняет прочие разновидности ИТ на Руси.
Оба перевода обладают рядом общих особенностей. Прежде всего, это касается функционирования в них общих литургических грецизмов, таких как , , , , , . Грецизмы первого перевода по сравнению со вторым переводом более разнообразны: во втором переводе не встречается грецизм , который начиная со второй половины XIV в., постепенно выходит из употребления, , * Сцерковный хорТ.
Вместе с тем оба перевода в определенных случаях обнаруживают вариативность:
и , и в первом переводе; и во втором.
Для второго болгарского перевода в большей степени, чем для первого, характерно применение калькированных терминов. В нем унифицировано употребление славянских вариантов , и , тогда как в первом переводе, наоборот, в этих случаях предпочитаются грецизмы , , . Это свидетельствует о том, что в период создания второго перевода в болгарской традиции в определенной мере изменяется подход к лексическим грецизмам: разнообразным и иногда окказиональным прямым заимствованиям предпочитаются кальки.
В области синтаксиса наблюдается противоположная тенденция: во втором переводе, в отличие от первого, последовательно калькируются греческие конструкции с субстантивированным инфинитивом. Такое сочетание непрямого калькирования в области лексики и буквализированных синтаксических конструкций, принятое в переводе Евфимия Тырновского, позволяет проводить параллели с переводческой техникой Преславской книжной школы.
Вторая глава второй части называется Сербские переводы Иерусалимского Типикона: особенности языка и переводческой техники.
Старший из сербских переводов, как полагают, был выполнен по инициативе архиепископа Никодима в 1319 г. Возникновение второго перевода связано с Хиландарским монастырем - оттуда происходит его старейший список, переписанный в 1331 г. писцом Романом (в научной литературе этот перевод нередко называют переводом Романа). Причиной появления в довольно короткий промежуток времени сразу двух сербских переводов ИТ послужило, возможно, то обстоятельство, что два названных перевода восходят к разным редакциям греческого текста - старший, или перевод Никодима, к так называемой базовой редакции ИТ, а младший, или перевод Романа - к пространной (келлиотскокиновиальной) редакции.
Сопоставление двух разделенных немногим более десятилетия сербских переводов ИТ по ряду параметров позволяет сделать важные выводы о характере лингвистической нормы, реализованной в каждом из этих текстов, и на этом основании высказать предварительные суждения о развитии южнославянской книжной нормы в первой половине XIV в.
Если в лексической системе этих переводов наличествуют черты новой нормы (что отражается наиболее ярко в виде последовательного употребления в них терминологических грецизмов), то грамматико-синтаксическая система реагирует на происходящие в книжном языке изменения в меньшей степени (оба перевода отражают тенденцию к употреблению дв.ч. координируемых форм и не калькируют последовательно греческие синтаксические конструкции). Эти выводы позволяют, в свою очередь, отнести каждый из рассмотренных переводов к раннему или позднему типу славянских переводов ИТ. Для ранних славянских переводов ИТ характерна грецизация лексики (в первую очередь, терминологической) при отсутствии ярких синтаксических калек (в частности, субстантивированного инфинитива). Типологической параллелью здесь могут служить переводы Охридской книжной школы (примечательно, что некоторые архаичные грецизмы, появляющиеся в раних переводах ИТ, в частности , как раз характерны для Охридской школы). По этим признакам первый сербский перевод типологически относится к ранним переводам ИТ. Второй сербский перевод имеет свой набор грецизмов, часть которых является приметой поздних переводов и редакций ИТ (это обусловлено его происхождением из контактного греческо-славянского центра). Вместе с тем в нем не отмечены архаичные грецизмы, характерные для раннего болгарского и сербского переводов.
Но, подобно ранним переводам ИТ, второй сербский перевод также в большинстве случаев не калькирует субстантивированный инфинитив, тем самым примыкая к ранней традиции славянских переводов ИТ. Таким образом, этот перевод занимает промежуточное положение между ранними и поздними переводами ИТ.
Третья глава второй части посвящена лингвистическому анализу русского перевода Иерусалимского Типикона. Этот перевод, по выражению И. Мансветова, составляет местно русскую переработку греческого типика и служит переходом от уставов студийских к иерусалимскому. В полном виде он представлен в двух русских списках XIV в.: ГИМ, Син. 329 и ГИМ, Син. 328. Кроме того, месяцесловная часть этого перевода сохранилась в рукописи ВОКМ 43четвертой четверти XIV в. (два листа из этой рукописи находятся в ОРРК БАН, собр. Археографической комиссии, № 161). Помимо названных списков, синаксарная часть данного перевода содержится в рукописи РНБ, Погод. (первая половина XV в.). Остальные части текста Иерусалимского типикона в этой рукописи следуют поздней русской редакции ИТ типа ГИМ, Усп. 5-перг. Рукопись написана полууставом двух почерков, причем граница между почерками совпадает с границей между редакциями. Синаксарная часть приходится на второй почерк (лл. 4-112). Следует отметить в связи с этим, что рукопись сохранила первоначальный переплет и, по всей вероятности, не является конволютом.
Этот перевод (далее - ИТ-р) восходит к греческой базовой редакции ИТ.
Текстологические влияние Студийского устава на ИТ-р сказывается в заимствовании в рассматриваемый перевод статьи о трапезе из САУ.
Примечательно, что в поздних русских редакциях ИТ, восходящих к евфимиевскому переводу, эти заимствования отсутствуют. Местно русский характер перевода проявляется в присутствии в месяцеслове ИТ-р русских памятей, без упоминания характерных южнославянских памятей: ГИМ, Син. 3 1 октября (53 б); T м y y 2 мая (108 б) и 24 июля (124 г Ц125 а); D 0 C " 0 y мая (108 б); 0 C " O м T a м 9 мая (110 б);
T Z м N yy м 15 июля (121 в). Текст этой памяти имеет синтаксическую структуру с дистантным расположением членов словосочетания, характерным в первую очередь для некнижных текстов (прежде всего берестяных грамот). Следует отметить также, что сама память св. Владимира не встречается в русских месяцесловах ранее XIV в., причем ранние формулировки этой памяти отличаются крайним лаконизмом, тогда как месяцесловы XV в. уже именуют св.
Владимира равноапостольным, добавляя при этом определение самодержец (О.В. Лосева).
Те же памяти находятся в ВОКМ № 4378 и в РНБ, Погод. 32, а в ГИМ, Син.
328 к ним добавляется память Игнатия еп. Ростовского (28 мая).
Из общеславянских памятей в ИТ-р имеется только память св. Кирилла:
ГИМ, Син. 329 0 мT 0 " м" T (14 февраля, 100 в). Эта память читается под 14 февраля в том же виде и в ГИМ, Син. 328, в ВОКМ № 4378, в РНБ, Погод. 32.
В месяцеслове ГИМ, Син. 329 под 20 декабря в основном тексте имеется запись о кончине св. Петра, митрополита Московского (лл. 72 г - 73 а). Эта характерная московская память наряду с некоторыми другими литургическими особенностями текста дала основание предположить, что данная рукопись содержит текст типикона, созданного специально для московского Чудова монастыря (А. Горский, К. Невоструев; А.М. Пентковский).
Дополнительным основанием для этого предположения послужило наличие под 12 февраля на правом поле л. 100 известия о кончине св. Алексея, митрополита Московского (скончался 12 февраля 1378 г.). Однако эта запись сделана более поздним почерком с треножным твердо и содержит терминологию, характерную для поздних русских редакций ИТ (2 2). На л. 1 об.
почерком XVII в. (справщиками Московского Печатного двора) сделана помета B , что свидетельствует о принадлежности этой рукописи в XVII в.
московскому общежительному Чудову монастырю, основанному митрополитом Алексеем в 1365 г.
О времени составления и местном характере перевода косвенно свидетельствует и графико-орфографическая система ГИМ, Син. 329.
Южнославянизмы в орфографии этой рукописи отсутствуют: по своим графикоорфографическим особенностям ГИМ, Син. 329 относится к русским рукописям, созданным до второго южнославянского влияния, то есть здесь реализуется так называемая позднедревнерусская норма. Как показывают исследования М.Г.
Гальченко, изменения в графико-орфографических системах, связанные с процессами второго южнославянского влияния, отмечаются в северо-восточных рукописях, в первую очередь, написанных московскими писцами, с 90-х гг. XIV в., так что очевидно возникновение этой рукописи в более раннее время.
Местные особенности редакции ИТ-р проявляются и на лексическом уровне.
Так, рассматриваемая редакция содержит некоторые характерные лексические русизмы, относящиеся к сфере литургической терминологии, и тем самым следует сложившейся русской традиции. К числу таких локальных лексем принадлежит термин , использующийся для обозначения входа священнослужителей в алтарь (греч. t). Такое употребление лексемы встречается в ряде случаев в переводах раннего периода, выполненных в Древней Руси. Если в более ранний период данный регионализм находился на периферии лексической нормы церковнославянского языка русской редакции, то к XIV в. - периоду, предшествующему непосредственному южнославянскому влиянию, - ситуация полностью изменяется. Этот термин широко употребителен в списках богослужебных книг XIV в.
Параллель этому словообразовательно-терминологическому русизму составляет термин , который спорадически употребляется в южнославянских переводах ИТ. Однако как в болгарских, так и в сербских переводах ИТ нормативным является стандартное соответствие .
К числу древних русизмов ИТ-р относится и слово , употребленное для перевода названия книги, содержащей уставные чтения. В болгарских переводах ИТ этому соответствует грецизм , а в сербских .
Русизмом в ИТ-р является и лексема С40-й день после смерти, когда совершается церковное поминовение усопшегоТ. Это слово известно только из русских оригинальных текстов, а наиболее ранняя фиксация его находится в Вопрошании Кирика. Южнославянские переводы и поздние русские редакции ИТ используют стандартную лексему .
Таким образом, представленный в ИТ-р лексический материал позволяет выделить группу терминологических (литургических) регионализмов, которые, наряду с другими семантическими группами лексических регионализмов, могут быть показательными для локализации перевода.
О независимости рассматриваемого перевода от южнославянских свидетельствует и систематическая переводческая ошибка - в ИТ-р греческое СпопразднствоТ везде переводится как м.
Сопоставление русского перевода ИТ с южнославянскими переводами этого текста позволяет выявить разницу двух традиций, южнославянской и русской, в передаче литургической терминологии в период XIV в. - накануне второго южнославянского влияния на Руси.
Так, для ИТ-р характерно в ряде случаев использование древних вариантов там, где южнославянские переводы имеют новые варианты. Например, в ИТ-р в соответствии с греческим последовательно употребляется лексема м , характерная для древних редакций богослужебных текстов.
В ИТ-р лексема } систематически передается как , а в южнославянских переводах в соответствии с этим употребляется (, , ), а также в первом болгарском переводе. Практика, зафиксированная в ИТ-р, не совпадает в этом пункте и с практикой САУ, в котором для перевода } первый переводчик использовал севернославянский регионализм , а второй - стандартную славянскую лексему .
Однако в САУ встречается и лексема , использующаяся в значении Спридел, часовняТ.
К числу терминологических вариантов, типичных для южнославянских переводов ИТ, относятся литургические грецизмы. При этом ряд грецизмов, систематически использующихся в южнославянских переводах ИТ, не употребляется в ИТ-р, что также свидетельствует о независимости этого перевода ИТ от южнославянских.
Прежде всего в этот ряд различий вписывается расхождение в обозначении самого текста: в ИТ-р он называется (ср. в САУ ), а в южнославянской традиции (в двух болгарских переводах и в афонском сербском переводе Романа) - . В ИУ-р @ переводятся как (псалмы), а в южнославянских переводах этому соответствует грецизм (), а в САУ @ переводятся как . Отличие в данном пункте ИТ-р от южнославянских переводов ИТ и совпадение с термином САУ свидетельствует о преемственности литургической терминологии в русской традиции.
В ИТ-р не отмечен типичный для южнославянских переводов ИТ грецизм , и в соответствии с греческим ^ здесь встречаются только славянские термины м, . Отсутствует в ИТ-р и другой грецизм южнославянских переводов ИТ - , термин ^ B передается как (м) м. Помимо грецизма, в южнославянских переводах, а также в поздних русских редакциях ИТ для передачи термина ^ B используется славянский эквивалент .
Обычным эквивалентом в ИТ-р, как и в САУ, при передаче греческого термина } является славянская калька , а в южнославянских переводах ИТ этому соответствует грецизм . Греческое ^ передается в ИТ-р, как и в САУ, лексемой м, а грецизм , свойственный южнославянской традиции, не употребляется.
Греческое ^ , а также глагол , согласно древней славянской традиции, передается в ИТ-р как м и , а характерные для южнославянских редакций ИТ варианты и здесь не встречаются.
Только древние славянские кальки используются в ИТ-р при передаче термина B, грецизм , характерный для южнославянских переводов ИТ, здесь не зафиксирован.
Продолжение древней русской традиции проявляется в ИТ-р не только при передаче литургических терминов. Как и в богослужебных текстах, связанных с САУ, в ИТ-р греческое } передается словом .
Вместе с тем в ИТ-р зафиксировано значительное количество систематически употребляющихся лексических грецизмов, что типологически сближает его с южнославянскими переводами ИТ и, напротив, отличает этот перевод от древнерусского перевода САУ. Так, в ИТ-р при передаче греческого } регулярно используется грецизм , .
Примечательно, что этот же грецизм в соответствии с греческим } (в форме ) имеется и в арабском переводе ИТ (Sin. ar. 264), но в южнославянских переводах ИТ при передаче этой лексемы встречаются только славянские наименования: в переводах старца Иоанна, Романа и Евфимия , в переводе Никодима и м .
Книжный характер таких грецизмов в составе ИТ-р подчеркивается тем, что при первом употреблении они нередко поясняются славянскими словами: ГИМ, Син. 329 мp мp p pм Dy (!) yy (12 в) - cp. ЦИАИ 857 B } p q й (f. 5 v); " " w (12 г) - cp. ЦИАИ 857 p { { { (f. 5 v); L (13 г) - cp. ЦИАИ 857 } T (f. 5 v); yy c y (14 б) - cp. ЦИАИ 857 { (f. 6). В этот ряд входят и находящиеся в составе ИТ-р некоторые греческие формулы - служебные возглашения, записанные кириллицей: м м, .
Особого внимания заслуживает встретившийся в ГИМ, Син. 329 грецизм , употребленный в соответствии с термином ^ . В южнославянских переводах ИТв соответствии с этим используется древний термин (в первом болгарском переводе, как и в САУ, наряду с этим используется также ). Хотя существующие на данный момент выпуски словарей не фиксируют данный грецизм, его употребление в ИТ-р не является изолированным в русской традиции. Так, он встретился в Минее на ноябрь-декабрь по ИТ из собрания РГАДА ф. 381 (Син. тип.) № 95 под 23 декабря (235 а, 236 а, 237 г). Эта Минея входит в комплект миней первой четверти XV в., месяцеслов которых был приведен в соответствие с ИТ, однако, по всей вероятности, при их составлении были использованы древние редакции песнопений. Этот грецизм регулярно используется также в Требнике ГИМ, Син. 707 (XV в.). Терминология этой рукописи смешанного происхождения, что в целом характерно для поздней русской традиции. Грецизм (as-sinabt) в соответствии с ^ встречается в арабском переводе ИТ, которому вообще свойственно значительное количество литургических грецизмов.
Итак, изучение литургической терминологии ИТ-р выявляет независимость этой редакции от южнославянских редакций ИТ и в то же время демонстрирует частичную преемственность по отношению к терминологии САУ. Вместе с тем, некоторые новшества этой редакции ИТ (ряд терминологических грецизмов) находятся в русле тенденции к лексической грецизации текста, отчетливо проявляющейся в славянских переводах XIV в.
Терминология ИТ-р оказывает существенное влияние на терминологию богослужебных книг рассматриваемого периода, о чем свидетельствует изучение Минеи служебной РГАДА ф. 381 № 115. Примечательно, что эта рукопись первой четверти XV в. (ок. 1415 г.) входит в рукописный комплект, созданный, по всей вероятности, в Переяславле-Залесском. К тому же комплекту принадлежит и рукопись РГАДА ф. 381 № 95, в которой встретился грецизм . По наличию русизма ИТ-р объединяется с Чудовской редакцией Литургии Преждеосвященных Даров, составленной на Руси до распространения южнославянских правленых редакций.
окальный характер ИТ-р, отсутствие его прямой зависимости от южнославянских образцов и появление в русской традиции высокостандартизированной евфимиевской редакции ИТ привело к вытеснению ИТ-р поздними русскими редакциями ИТ, восходящими к южнославянской традиции. Применительно к языку этих текстов это означало прежде всего изменение лексико-грамматической нормы в русской традиции рубежа XIV - XV вв. Процесс смены старшей нормы (под которой в данном случае подразумевается прежде всего норма ИТ-р и зависящих от него терминологически богослужебных текстов) младшей лексической нормой (под которой здесь подразумевается норма, соответствующая норме южнославянской поздней редакции) не был автоматическим, а представлял собой сложное взаимодействие двух систем, механизм которого может быть восстановлен при анализе поздних русских редакций ИТ в сопоставлении с ИТ-р.
Четвертая глава второй части посвящена анализу поздних русских редакций ИТ, широко распространившихся в русской книжности начиная с рубежа XIV - XV вв.
Евфимиевский перевод ИТ, как и евфимиевские редакции других богослужебных текстов, является наиболее распространенным в славянских землях. В процессе так называемого второго южнославянского влияния он попадает на Русь, где порождает несколько переработок - русских редакций текста ИТ, в основе которых лежит текст ИТ, дополненный другими источниками, в частности заимствованиями из Тактикона Никона Черногорца. Базой для всех последующих версий ИТ на Руси послужила так называемая основная русская редакция ИТ, или четвертая русская редакция, по классификации И.Д. Мансветова, восходящая к переводу Евфимия.
Целью данной главы является выявление характера переработки, которой южнославянский текст ИТ подвергался в русской традиции, и направления, в котором эта переработка осуществлялась. Наиболее показательным материалом здесь, как и в случае остальных версий ИТ, является литургическая лексика, так как она дает возможность сопоставления как с синхронной южнославянской традицией, так и с предшествующей русской, отраженной в переводе САУ, а также в независимом русском переводе ИТ-р.
итургическая переработка ИТ сопровождалась и лингвистической редактурой, прежде всего редактурой в области лексики. Синтаксические свойства второго южнославянского перевода ИТ (увеличение числа калек греческих конструкций) оставались в поздней русской традиции неизменными. Усвоение разнородного лексического материала в поздней русской традиции ИТ осуществлялась одновременно в двух противоположных направлениях: 1.
регионализация терминологической лексики, которая выражается в появлении в правленых текстах лексем, нормативных для предшествующей русской традиции (, м, , м);
2. закрепление определенных лексем, характерных для синхронной южнославянской традиции, в качестве признака книжности (, м, ). Примечательно, что именно эти термины закрепляются в русской традиции впоследствии, и значительную роль в этом играют процессы второго южнославянского влияния, в частности, появление на Руси редакций ИТ, восходящих к переводу Евфимия Тырновского.
Процессы эти, как свидетельствуют данные двух рассмотренных источников XV в. (Усп. 5-перг. и РГАДА ф. 381 № 143), протекали в разных случаях с различной степенью интенсивности.
Пятая глава второй части посвящена исследованию особой русской редакции ИТ, представленной в рукописи Fekula-VI (10-20 гг. XV в.). Данный текст отражает ту же греческую редакцию (лкеллиотско-киновиальную), что и второй сербский перевод ИТ, однако текстологически отличается от данной сербской версии, что позволяет считать его отдельным вариантом ИТ.
В Fekula-VI отмечены следующие русские памяти: F y (20 декабря, 57 б); 2 D w C w y (3 мая, 86 б); w2 w 2T (23 мая, 89 а); 2 T " c C " T y 2 (15 июля, 94 г); 2 c y (24 июля, 96 б). При этом специфические южнославянские памяти в этом источнике отсутствуют.
Изучение литургической лексики Fekula-VI выявило следующие особенности этого текста. В подавляющем большинстве случаев он демонстрирует сходство с южнославянской (по преимуществу поздней) традицией, отличаясь от русской традиции, представленной в ИТ-р. Это сходство проявляется в одной группе случаев в выборе грецизма, в другой группе случаев - в выборе собственно славянского эквивалента, в третьей - в наличии вариативности люжнославянского типа.
Как и в южнославянских переводах ИТ, в соответствии с t нормативным является употребление общецерковнославянской лексемы , тогда как встречается всего 4 раза на протяжении текста. Это составляет существенное отличие Fekula-VI как от ИТ-р, так и от поздних русских редакций ИТ (зависящих от южнославянских), в которых (как, например, в редакции ГИМ, Усп. 5-перг.) оба термина - стандартный и локальный - могут употребляться или как практически равноправные варианты или же регионализм имеет перевес.
Сходство с переводом Fekula-VI в данном случае демонстрируют и три редакции УДиатаксисаФ Филофея Коккина XIV в. - афонская, евфимиевская и предположительно киприановская: они используют только стандартный термин .
Ориентацию на стандартную литургическую терминологию обнаруживает Fekula-VI и в случае перевода термина ^ : как и во всех переводах ИТ, за исключением ИТ-р, мы находим здесь древний славянский термин . С южнославянской традицией связывает перевод Fekula-VI передача термина ^ B, для которого систематически используется эквивалент (2) 2. В единичных случаях в Fekula-VI отмечается и грецизм , также свойственный южнославянской традиции. Преимущественное использование собственно славянского термина 2 объединяет перевод Fekula-VI с поздними южнославянскими переводами ИТ и прежде всего с переводом Евфимия Тырновского. При этом в отношении передачи ^ B Fekula-VI не согласуется с традицией, характерной для ИТ-р, где данный термин передается как м м; вместе с тем этот текст объединяется с поздними русскими редакциями ИТ, в которых под влиянием южнославянской традиции также закрепляется термин 2.
От южнославянских переводов Fekula-VI отличается лишь способом передачи греческого } . Здесь, как и в ИТ-р, эта лексема последовательно передается как . Кроме того, на русский обычай, возможно, указывает и употребление слов и 2 в соответствии с @ (126 б, 179 г).
В соответствии с греческим в тексте Fekula-VI употребляется как лексема м , характерная для древних редакций богослужебных текстов, так и сменившая ее в новых правленых редакциях лексема м. Такое состояние показывает известную непоследовательность тенденции к унификации терминологии, связанную в данном случае с тем, что ряд богослужебных микротекстов (например, песнопений) был включен в состав рассматриваемого перевода ИТ в правленом виде, однако другие микротексты вошли в состав макротекста ИТ без существенных исправлений. Мы имеем дело здесь, следовательно, с вариативностью нормы, точнее с тем, что следить за последовательностью употребления старого или, наоборот, нового термина в задачу редактора не входило.
Сопоставление Fekula-VI с поздней русской традицией обнаруживает как значительное сходство в выборе литургической терминологии, так и определенные различия. Сходство состоит в преимущественном выборе стандартных/ общецерковнославянских/ поздних лексических вариантов, что свидетельствует о реализации в обоих случаях лексической нормы, связанной с процессом второго южнославянского влияния. Вместе с тем между поздними русскими редакциями ИТ и Fekula-VI имеются и существенные отличия, четко выявляющие характер лексической нормы рассматриваемого перевода: в то время как поздние русские редакции ИТ демонстрируют в различных пропорциях адаптацию терминологических вариантов, принятых в русской традиции XIV в. (прежде всего в ИТ-р), и в ряде случаев используют закрепленные этой традицией лексемы в качестве нормативных, Fekula-VI тяготеет к высокой степени стандартизации терминологии, отказываясь от локальных вариантов.
Такое тяготение к воспроизведению нормы, свойственной прежде всего южнославянской традиции, может быть обусловлено как прямой зависимостью от южнославянского источника (в этом случае текст Fekula-VI представлял бы собой русскую переработку некоего южнославянского перевода), так и общей ориентацией на современное переводчику и, по всей вероятности, более престижное для него употребление. Четкий ответ на этот вопрос в настоящее время дать затруднительно, однако следует отметить в языке перевода наличие некоторых специфических словообразовательных моделей и активность определенных лексем, характерных для южнославянской традиции. Так, обращает на себя внимание частая употребительность в Fekula-VI лексем с корнем *kъsn-, в основном наречий. Подобные образования отсутствуют в ИТ-р, однако зафиксированы в южнославянских переводах ИТ. В их число входят наречия с приставкой -, имеющие значение сравнительной степени (). Подобную модель образования компаратива от качественных наречий находим, например, в современном болгарском языке: по-често, по-трудно и т.д. В лексике Fekula-VI обращает на себя внимание также употребление глагола СуравниватьсяТ (r) и существительного 2 Суравнение, выравниваниеТ. Данное словообразовательное гнездо весьма активно в первом сербском переводе. Ср.
современное cербско-хорватское такмен Сравный, являющийся ровнейТ. В переводе регулярно используется прилагательное , соответствующее греческому T, характерное как для южнославянских переводов ИТ, так и для современных южнославянских языков. Обращает на себя внимание и использование в Fekula-VI выражения Сдо концаТ: y T (154 в) - ср. РГАДА, БМСТ/ин. 77 < S З (99 r). Продолжения *jьzlazъ со значением СвыходТ зафиксированы в современном болгарском, македонском и сербохорватском языках. Ср. с.-х. излазити Систекать, миновать, проходитьТ.
К нелитургическим грецизмам данного перевода принадлежит заимствование (из { |), форма которого отражает свойственную живому греческому языку утрату предударной начальной гласной (| > ) - процесс, происходивший в ранневизантийский период. Появление подобного рода грецизмов, ориентированных на живой язык, характерно для текстов, созданных в контактной греческо-славянской зоне, то есть на славянском юге или в межславянских и славяно-греческих центрах.
Использование специфических лексем, характерных именно для южнославянских языков, наличие сравнительной степени наречия, образованной по южнославянской модели, а также употребление грецизма из числа бытовых может свидетельствовать о связи перевода Fekula-VI с южнославянской (преимущественно с сербской) традицией.
В данной главе рассматриваются и некоторые грамматико-синтаксическим особенности этого текста, в частности, наличие/отсутствие координативного дв.ч.
Fekula-VI входит в группу поздних редакций ИТ, в которой дв.ч. при согласовании (координации) глагола-сказуемого с подлежащим, обозначающим двух лиц, не используется, в отличие от ИТ-р, где такого рода дв.ч. является признаком книжности текста. Подобная ситуация зафиксирована и в двух поздних редакциях Диатаксиса, евфимиевской и киприановской: в конструкциях, описывающих действия двух субъектов, используется формы единственного или множественного числа глаголов, формы двойственного числа полностью отсутствуют в текстах, в чем, по-видимому, проявляется не только отражение утраты дв.ч. в живом языке, но и ориентация на язык подлинника. Практически не используется дв.ч. и в правленых редакциях Литургии Преждеосвященных Даров.
Следующие синтаксические особенности, характерные для Fekula-VI, также выявляют принадлежность реализованной в нем нормы к позднему типу. Так, греческая конструкция @ + родительный падеж, имеющая орудийное значение, часто переводится в Fekula-VI с помощью конструкции + тв.п. Традиционным способом передачи значения средства и орудия в славянских памятниках являлся творительный беспредложный. Конкуренция этих двух моделей отражена в поздних русских редакциях ИТ. Греческая модель л@ + Gen. в орудийном значении передается преимущественно конструкцией л + тв.п. и в двух редакциях Диатаксиса патриарха Филофея, киприановской и евфимиевской.
Появление предложной конструкции на месте творительного беспредложного в болгарских переводах отражает сужение функций и утрату творительного беспредложного в среднеболгарский период. Для поздней русской традиции это прием грецизации текста, усвоенный не в последнюю очередь благодаря южнославянским переводам, редактировавшимся на Руси.
В рассматриваемом тексте ИТ представлены различные способы передачи греческих конструкций с субстантивированным инфинитивом. Так, конструкция { З + inf. + Acc., выражающая значение предшествования во времени, передается в Fekula-VI отглагольным существительным с предлогом. Конструкция @ {; + inf. + Acc., имеющая значение следования после чего-либо, передается в Fekula-VI несколькими способами: а) существительным с предлогом; б) калькой 2 + inf. + Dat.; в) конструкцией ( 2) + inf. + Dat. Конструкция @ { + inf. + Acc., имеющая значение причины, передается в Fekula-VI калькой 2 + inf. + Dat. Наличие калькированных конструкций, передающих различные формы греческого субстантивированного инфинитива, - черта, свойственная поздним версиям ИТ (переводу Евфимия Тырновского и русским редакциям типа ГИМ, Усп. 5-перг.). Таким образом, и по рассмотренному параметру редакция Fekula-VI принадлежит к позднему типу славянских переводов. В Fekula-VI встречается также калькирование пассивных конструкций с предлогами Й{ и @ с помощью предлога и сущ. в род.п., однако чаще данная греческая конструкция передается беспредложным творительным падежом. На фоне регулярного использования калькированных инфинитивных конструкций такой способ выражения субъекта в пассивной конструкции, совпадающий с тем, который применяется в древних текстах, выглядит намеренной архаизацией. В отличие от Fekula-VI, все три редакции Диатаксиса используют при передаче данной конструкции только з с род. падежом. Предпочтение предложно-падежной конструкции отдается и в ИТ-р.
Синтаксические особенности Fekula-VI существенно отличаются от особенностей ИТ-р и вместе с тем обнаруживают значительное сходство с особенностями, представленными в южнославянских/ поздних версиях ИТ. Это проявляется в реализации определенных грамматико-синтаксических показателей (отказ от употребления дв.ч. при координации глагола-сказуемого с подлежащим, выраженным сочетанием двух существительных), калькировании греческих конструкций с предлогом @, а также конструкций с субстантивированным инфинитивом. Сходство рассматриваемого перевода ИТ с южнославянскими может быть типологическим (следование общим нормативным требованиям как в лексике, так и в синтаксисе), но вероятнее, что оно объясняется наличием у этого текста некоторых южнославянских источников. Однако это предположение еще нуждается в дополнительном основании.
Примечательно и то, что более сложному в литургическом отношении типу редакции - келлиотско-киновиальной, - переводившейся на втором этапе литургических реформ в славянских странах, отвечает и более поздний тип языка, характеризующийся наличием усложненных (грецизированных) синтаксических конструкций и грецизацией лексики.
Некоторые особенности лексического плана как будто бы указывают на то, что данная редакция может иметь южнославянское происхождение. В таком случае на русской почве могла быть осуществлена переработка, выразившаяся во введении ряда русских памятей, упоминании обычая святить вербу, а также в появлении некоторых лексических регионализмов (), которые, однако, не занимают здесь такого места, как в прочих поздних русских редакциях ИТ.
Шестая глава второй части Славянские переводы Иерусалимского Типикона и правленые редакции Нового Завета посвящена рассмотрению входящих в состав славянских переводов и редакций ИТ отсылок к иным богослужебным текстам - новозаветным инципитам и цитатам из Псалтыри.
Новозаветные инципиты в первом болгарском переводе ИТ сочетают как архаические, так и афонские варианты. Возможно, такая неоднородность в языковом отношении указывает на использование различных источников:
Евангелия и Апостола как древней, так и афонской редакций. Не исключено использование такого источника, который содержал древний текст с некоторыми афонскими поновлениями (ср., например, четвероевангелие царя ИванаАлександра). Все это показывает, что строгая ориентация на афонскую редакцию Нового Завета в первом болгарском переводе ИТ не выдерживалась, хотя ко времени появления этого перевода афонская редакция Нового Завета уже существовала и отдельные ее чтения отражены в первом болгарском переводе ИТ.
Второй болгарский перевод ИТ в основном использует чтения, характерные для афонской редакции Нового Завета, и лишь иногда сохраняет древние варианты.
Следовательно, этот перевод ИТ в целом ориентирован на афонскую редакцию Евангелия и Апостола.
Первый сербский перевод в ряде случаев обнаруживает четкую ориентацию на доафонскую традицию. Это проявляется, в частности, в сохранении древних грецизмов (м, , ) и древних вариантов ( - ).
В одном случае в первом сербском переводе сохраняется указание на так называемую Большую главу, что свидетельствует об ориентации на четвероевангелие: Никод. мyC м з L " B "z" wO T " b " м (32 об.) - см. главу 18 ло сотнике (Лк. 7:1-10). Архаичным чтениям соответствует архаичный элемент лекционарных указаний - ср. ссылку на Аммониеву главу: Никод. мyC " з K " B " " wO U " b Dw (л. 149) - см. Мф. 27:1-56. В сербской традиции начиная с XIII в.
постановка Аммониевых глав была характерна для нового литургического тетра, и поэтому, учитывая доафонский характер чтений (и в особенности инципит Мф.
14:1), можно связывать первый сербский перевод именно с новым литургическим тетром.
Архаичную разметку Евангелия по Аммониевым главам отражает и второй сербский перевод ИТ: F.п.I.26 2yC " з zw" wO " T " B "z" b " B м (л. 86) - см. Ио. 19:25-37. Во втором сербском переводе ИТ также, как и в первом, в составе инципитов сохраняются древние варианты.
Таким образом, сербская линия переводов ИТ предстает в значительной степени независимой от афонского текста Нового Завета, создание которого связано с болгарской языковой средой, в то же время ориентируясь на выработанный уже в эпоху Саввы Сербского стабильный текст нового литургического тетра. Этот вывод приобретает особое значение, если учесть афонское происхождение второго сербского перевода ИТ. Примечательно, что в определенной степени выбору редакции новозаветного текста соответствует тип языка обоих сербских переводов, которые в основном не калькируют инфинитивные конструкции, как это свойственно новым (афонским) переводам.
Особую важность имеет вопрос о соотношении ИТ-р и ЧРНЗ, так как по существующей гипотезе, восходящей к XVII в., появление Чудовского Нового Завета связывается с деятельностью митрополита Алексея по введению Иерусалимского Типикона в основанном им Чудовом монастыре.
ЧРНЗ и ИТ-р обладают определенным сходством: оба они имеют локально ограниченное распространение, так как представлены только русскими списками;
оба совмещают лексические русизмы и грецизмы (в их числе есть общий грецизм ); наконец, оба употребляют старую лексему м , а не новую м.
Однако сопоставление инципитов новозаветных чтений, содержащихся в ИТ-р, с чтениями ЧРНЗ выявляет их несходство. Диагностические признаки ЧРНЗ не представлены в цитированных новозаветных фрагментах ИТ-р (в ИТ-р отсутствует особый перевод местоимения , ряд характерных именно для ЧРНЗ грецизмов, настоящее историческое). Анализ текста инципитов показал, что в ИТ-р предпочтение отдается преславским вариантам, характерным прежде всего для полного апракоса.
Кроме того, сопоставление лекционарного аппарата Чуд. с данными ИТ-р, а также с особенностями ИТ вообще показывает, что лекционарный аппарат Чуд. не только не связан с ИТ-р, но и вообще не соответствует литургической практике, регулятором которой являлся Иерусалимский Типикон (в различных своих версиях).
Евангельский текст в Чуд. разделен на Аммониевы главы, что типично именно для древних редакций славянского евангельского текста. В ХIII - ХIV вв.
разделение текста на Аммониевы главы имеется и списках тех редакций, которые содержат древний текст с некотороми поновлениями, в том числе в списках нового литургического тетра, а также в среднеболгарских списках типа Тертерова Евангелия и четвероевангелия царя Ивана-Александра. Разметка текста по Аммониевым главам исчезает в ХIV в. в связи с появлением афонских редакций служебного четвероевангелия, в которых текст разделен по зачалам. ИТ-р ориентирован на использование апракоса, а не служебного четвероевангелия, что свидетельствует об адаптации этой редакции ИТ к местной традиции.
Кроме того, в лекционарном указателе Чуд. упоминается о совершении Литургии Преждеосвященных Даров в пятницу Страстной седмицы (165 г).
Подобная литургическая практика зафиксирована в различных редакциях Студийского Синаксаря XIЦXII вв. Однако в постановлениях константинопольского Собора 1276 г., а также в различных редакциях ИТ, повсеместно распространившегося на православном Востоке в конце XIII - XIV столетиях, зафиксирована отмена совершения Литургии Преждеосвященных Даров в этот день. Следовательно, практика Чуд. не связана с ИТ и отражает более ранний этап развития византийской литургической традиции.
Набор праздников и чтений по ИТ-р существенно превосходит набор праздников в лекционарном указателе Чуд. Например, в ИТ-р указаны праздник Покрова (л. 53), память митрополита Петра (20 декабря, 72 об.-73), в Чуд.
соответствующие указания отсутствуют.
Все эти особенности не позволяют связать Чуд. как богослужебную книгу и, соответственно, ЧРНЗ в целом с переходом на ИТ в русской богослужебной традиции.
Инципиты в поздних русских редакциях ИТ отражают афонскую редакцию Нового Завета. Этому соответствует и указание на зачала, присущие афонскому тексту: Мф. 16:13 Усп. 5-перг. 2yC 2" з K" c "z" wO " z (97).
Такая ситуация представляется закономерной, так как этот тип текста зависит от второго болгарского перевода ИТ, ориентированного именно на афонскую редакцию Нового Завета.
Во второй части главы рассмотрены особенности цитирования Псалтыри в славянских переводах и редакциях ИТ. ЧРНЗ и ИТ-р при цитировании Псалтыри обнаруживают связь с древними редакциями псалтырного текста, что является чертой, типологически объединяющей эти два текста. Поздние русские редакции ИТ, как и перевод Евфимия Тырновского, согласуются с афонской редакцией Псалтыри. Более сложное в текстологическом отношении состояние демонстрируют старшие болгарский и сербский переводы, часть списков которых содержит чтения доафонского текста Псалтыри, а часть следует афонской редакции. Такое состояние свидетельствует о том, что на начальном этапе существования правленых редакций и переводов богослужебных текстов они функционировали в значительной степени независимо друг от друга. Это положение подтверждает и второй сербский перевод ИТ, выполненный на Афоне, цитата в котором, тем не менее, ориентирована на доафонский текст Псалтыри.
В Заключении подводятся итоги исследования.
Появление в славянской традиции новых текстов (переводы ИТ) и новых редакций богослужебных текстов (Чудовской и афонской) является центральным этапом развития реформированной славянской книжной традиции.
Возникновение ранних переводов ИТ на основе разновидностей базовой греческой редакции этого текста ознаменовало первый этап реформирования славянской богослужебной традиции. Начало этого этапа может быть отнесено, по некоторым сведениям, к периоду правления болгарского царя Ивана Асеня II (1218-1241 гг.) и приурочено к восстановлению Болгарской патриархии в 1235 г.
По всей вероятности, на этом этапе возникают и ранние образцы правленых редакций богослужебных книг - так, чтения, характерные для афонской редакции Псалтыри, были обнаружены уже в списках XIII - нач. XIV вв. (C.-M. MacRobert, М. Спасова).
Первоначально развитие южнославянских переводов ИТ и правленых редакций богослужебных текстов шло в значительной степени независимо друг от друга. Об этом свидетельствует прежде всего возможность сохранения архаичных вариантов при обращении к богослужебным текстам в афонских по происхождению переводах ИТ.
Изучение лингвистических и литургических особенностей ЧРНЗ показало, что этот текст сочетает в себе черты, свойственные для реформированной традиции в целом, с архаическими и локальными особенностями. Это типологически объединяет ЧРНЗ с русским переводом ИТ и показывает, что для русской книжности периода реформ было характерно широкое обращение к предшествующему этапу собственной традиции, синтез архаических и новых элементов. Подобная ситуация характерна также для сербской книжности рассматриваемого периода, которая, находясь в общем русле новаторских изменений, использует богослужебные тексты, выработанные собственной традицией предшествующего периода.
Положения работы отражены в следующих публикациях:
1. Т.В. Михайлычева (Пентковская). Об одном старинном названии обуви: копытце // Русская речь, 1997, № 5. С. 106-108. 0,15 п.л.
2. Т.В. Михайлычева (Пентковская). О Житии Василия Нового // Русская речь, 1998, № 5. С. 80-86. 0,5 п.л.
3. Т.В. Михайлычева (Пентковская). Цитаты из Псалтыри в составе Чудовского Нового завета // Вестник Московского университета, серия 9:
Филология. 2000, № 4. С. 82-90. 0,5 п.л.
4. Т.В. Пентковская. Лексический критерий в изучении древнеславянских переводов: проблемы локализации и группировки // Русский язык в научном освещении, № 1 (5), 2003. С. 124-140. 1 п.л.
5. Т.В. Пентковская. Житие Василия Нового в Древней Руси:
проблемы оригинала и перевода // Вестник Московского университета, серия 9: Филология. 2004, № 1. С. 75-96. 1 п.л.
6. Т.В. Пентковская. Древнейший славянский перевод Жития Василия Нового и его греческий оригинал // Византийский временник, 63 (88), 2004. С. 114-128. 1,5 п.л.
7. Т.В. Пентковская. Настоящее историческое в Чудовской редакции Нового Завета // Вестник Московского университета, серия 9: Филология.
2008, № 4. C. 9-29. 1,5 п.л.
8. Т.В. Пентковская. Чудовская редакция Нового Завета среди русских богослужебных текстов XIV столетия // Филологические науки, 2008, № 5. С. 60-69. 0,5 п.л.
9. Т.В. Пентковская. Ранняя русская редакция Иерусалимского устава, ее лингвистический характер и место в русской переводной традиции // Труды отдела древнерусской литературы. Т. 59. СПб., 2008. C. 169-190. 2,п.л.
10. Т.В. Михайлычева (Пентковская). Об одном синтаксическом приеме в древнейшем славянском переводе Жития Василия Нового // Проблемы сравнительно-исторического языкознания в сопряжении с лингвистическим наследием Ф.Ф. Фортунатова. М.: Издательство Московского университета, 1998.
Тезисы докладов. C. 64-65. 0,1 п.л.
11. Т.В. Михайлычева (Пентковская). Лексические данные Жития Василия Нового (к проблеме локализации древнеславянского перевода) // Труды молодых ученых. Лингвистика. М.: Издательство Московского университета, 1998.
С. 129-154. 1,5 п.л.
12. Т.В. Пентковская. Перевод греческих обобщенно-относительных местоимений в Чудовском Новом Завете // Древние языки в системе университетского образования: их исследование и преподавание. Тезисы докладов.
М., 2000. С. 67-69. 0,15 п.л.
13. Т.В. Пентковская. Особенности перевода греческого местоимения hostis в Чудовском Новом завете // Древние языки в системе университетского образования: их исследование и преподавание М., 2001. С. 62-80. 1 п.л.
14. Т.В. Пентковская. О некоторых особенностях дательного падежа причастия в редакции Чудовского Нового завета // Русский язык: синхрония и диахрония. Сборник в честь восьмидесятилетия профессора К.В. Горшковой. М., 2001. С. 92-110. 1 п.л.
15. Т.В. Пентковская. Переводы византийско-славянской контактной зоны: Чудовский Новый завет // Становление славянского мира и Византия в эпоху раннего средневековья. М., 2001. С. 82-85. 0,3 п.л.
16. Т.В. Пентковская. Датировка и особенности Чудовской редакции славянского перевода Нового Завета // Русский язык: исторические судьбы и современность. I Международный конгресс исследователей русского языка. Труды и материалы. М.: Издательство Московского университета, 2001. С. 58-59. 0,1 п.л.
17. Т.В. Пентковская. Древние славянские переводы особой группы константинопольских житий Х в.: сходства и различия // Аванесовские чтения.
Международная научная конференция. Тезисы докладов. М., 2002. С. 215-218. 0,п.л.
18. Т.В. Пентковская, А.М. Пентковский. Синайский апостол (Sin. slav.
39): история текста и история рукописи // Лингвистическое источниковедение и история русского языка 2002-2003. М., 2003. С. 121-191. 2/4,5 п.л.
19. Т.В. Пентковская. Чудовская редакция Нового Завета и ее взаимоотношение с другими редакциями // Старобългаристика, XXVII (2003), № 3.
С. 18-46. 1,5 п.л.
20. Т.В. Пентковская. Лингвистические методы группировки славянских переводов византийских текстов // Русистика на пороге ХХI века: проблемы и перспективы. Материалы международной научной конференции (Москва, 8-июня 2002 г.). М., 2003. С. 280-282. 0,2 п.л.
21. Т.В. Пентковская. Изучение и издание новозаветных текстов в случае традиции-реплики // Критическото издание на най-стария славянски текст на библейски книги и неговите алтернативи. XIII Международен конгрес на славистите. Любляна, 15-21 август 2003 г. София, 2003. С. 67-76. 0,75 п.л.
22. Т.В. Пентковская. Русский и южнославянские переводы Иерусалимского устава в XIV столетии: анализ литургической терминологии // Русский язык: исторические судьбы и современность. II Международный конгресс исследователей русского языка. Труды и материалы. М.: Издательство Московского университета, 2004. С. 67-68. 0,15 п.л.
23. Т.В. Пентковская. Переводы византийско-славянской контактной зоны XIII-XIV вв.: литургическая терминология // Преводите през четиридесето столетие на Балканите. София, 2004. С. 235-248. 1 п.л.
24. Т.В. Пентковская. Грецизмы и их славянские эквиваленты в южнославянских и восточнославянских переводах XI-XIV вв. // Славяне и их соседи. Вып. 11. Славянский мир между Римом и Константинополем. С. 95-110. п.л.
25. Т.В. Пентковская. Оyтросъ и орос в славянских литургических текстах // Acta Slavistica, vol. 2. Ed. by P. Petkov, I. Hristova, M. Dimitrova. София, 2005. С. 157-160. 0,3 п.л.
26. Т.В. Пентковская. Пандекты Антиоха в славянском и арабском переводе: опыт сопоставительной характеристики // Преславска книжовна школа.
Т. 8. Шумен, 2005. С. 270-281. 1 п.л.
27. Т.В. Пентковская. Иерусалимский Устав в рукописи из коллекции П.
Фекулы (Fekula-VI) // Вереница литер. К 60-летию В.М. Живова. М., 2006. С. 147174. 1,5 п.л.
28. Т.В. Пентковская. Ранние южнославянские переводы Иерусалимского Типикона: особенности лексико-грамматической нормы // Многократните преводи в Южнославянското средновековие. София, 2006. С. 397-419. 1,5 п.л.
29. Т.В. Пентковская. Русские редакции Иерусалимского устава нач. XV в. и их соотношение с евфимиевской редакцией (литургическая лексика) // Търновска книжовна школа. Т. 8. Велико Търново, 2007. С. 329-344. 0,75 п.л.
30. Т.В. Пентковская. Сербские переводы Иерусалимского Типикона в XIV столетии: особенности языка и переводческой техники // Манастир БаЬска и доба краЪя Милутина. Центар за црквене студиjе, Ниш. Филозофски факултет, Косовска Митровица. Манастир БаЬска, 2007. С. 315-336. 1,5 п.л.
31. Т.В. Пентковская. Церковнославянская лексика: система и характер ее функционирования // III Международный конгресс исследователей русского языка Русский язык: исторические судьбы и современность. Труды и материалы. М.:
Издательство Московского университета, 2007. С. 81-82. 0,15 п.л.
32. Т.В. Пентковская. Инфинитивные конструкции в Чудовской и афонской редакциях Нового Завета // А.И. Соболевский и русское историческое языкознание (к 150-летию со дня рождения ученого). Тезисы докладов Международной научной конференции. М., 2007. С. 49. 0,1 п.л.
33. Т.В. Пентковская. Видение монаха Козьмы в славянской традиции // XIV Международный съезд славистов. Письменность, литература и фольклор славянских народов. Доклады российской делегации. М., 2008. С. 126-151. 1,5 п.л.