Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии  

На правах рукописи

ОМАРШАЕВА

Эльмира Магомедовна

ДАГЕСТАНСКИЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН

ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХХ ВЕКА:

самобытность и типологическая общность

10.01.02 - Литература народов Российской Федерации

(северокавказские литературы)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук

Махачкала - 2011

Работа выполнена в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования Дагестанский государственный университет

Научный консультант   Ц   доктор  филологических наук,  профессор
Вагидов Абдулла  Магомедович

Официальные оппоненты:  доктор филологических наук,  профессор 
Абуков Камал Ибрагимович
(ГОУ  ВПО Дагестанский государственный педагогический университет);

доктор филологических наук, профессор 
Казиева Альмира Магометовна 
ГОУ ВПО Пятигорский государственный  лингвистический университет);

доктор филологических наук, профессор
Ахмедов Сулейман Ханович

  (Институт языка, литературы и искусства 

  им. Г. Цадасы ДНЦ РАН).

Ведущая организация  Ц  ГОУ ВПО Кабардино-Балкарский  государственный университет
им.  Х.М. Бербекова

Защита состоится л  __________ 2011 г., в 14 часов, на заседании Диссертационного совета Д 212.051.03. по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук в ГОУ ВПО Дагестанский государственный педагогический университет по адресу: 367003, Республика Дагестан, г. Махачкала, ул. Ярагского, 57, ауд. 78 (2-й этаж).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ГОУ ВПО Дагестанский государственный педагогический университет.

Автореферат размещен  на сайте  ВАК РФ л 14 июня  2011 г. Адрес сайта www.referat-vak@ministry.ru ; эл.почты: referat_vak@obrnadzor.gov.ru 

Автореферат разослан л _____________ 2011 г.

 

Ученый секретарь

диссертационного совета

доктор филологических наук  Э.Н. Гаджиев

Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования. В свете неослабевающего интереса к жанру исторического романа его исследование представляется особенно актуальным. Данный интерес также обусловлен новым осмыслением исторического прошлого и некоторых спорных форм освещения таких периодов, как Октябрьская революция и Великая Отечественная война. Кроме того, дискуссии на этот счет давно вышли за рамки чисто литературоведческих.

Изучение дагестанского исторического романа особенно важно в контексте активно развивающихся исследований в области истории литературы. Проблемы поэтики жанров и их сравнительного изучения считаются перспективными, тем более, когда речь идет о таком нерегламентированном и молодом для дагестанской литературы жанре, как роман. Исторический роман, как ни один другой жанр художественной литературы, обусловлен общественно-политической обстановкой, главенствующей идеологией периода его создания. Не только изображенные в произведении события, но и само историческое полотно, особенности его поэтики, структуры и т.д. являются ценными для исследования соответствующей эпохи.

Что касается выбранного для исследования периода второй половины ХХ века, то он стал наиболее продуктивным для дагестанской литературы в целом и для исторического романа в частности. Именно тогда было сделано много художественных открытий, произведения же дагестанских авторов сделали качественный скачок в своей эволюции.

Степень изученности темы исследования. В последние десятилетия были проведены следующие значительные исследования, посвященные жанру исторического романа: Положительный герой в современной советской литературе, Формы общности советской многонациональной литературы, Этот живой феномен: Советская многонациональная литература вчера и сегодня) Ч. Гусейнова; Поэтика исторического романа. Проблема инварианта и типологияа жанра (На материале русскойа литературы ХIХ - начала ХХ века) В.Я. Малкиной; Грузинскийа советскийа историческийа роман 30-х годов (В сопоставленииа с русскима историческима романом) М.О. Каджаи; Украинский исторический роман 60Ц80-х годов. Проблема исторической и художественной правды В.Г. Чумака; Адыгскийаисторический роман (становление и развитие жанра, формирование историзмаахудожественного мышления и проблемаа художественнойа интерпретации исторической действительности) Р.Х. Камбачоковой; Историческийа роман ва русскойа литературе последней трети ХХ века Н.М. Щедриной; Северокавказский роман: Художественная и этнокультурная типология А.Х. Мусукаевой; Истоки и развитие башкирского исторического романа Мурзагуловой З.Г.  и др.

Что касается жанра исторического романа в дагестанской литературе, то его освещение можно найти в исследованиях Х.М. Хамзаевой Становление историко-революционного романа в дагестанской литературе; С.X. АхмедовааНа путях развития дагестанской советской прозы, Дагестанская литература: закономерности развития, Социально-нравственные ориентиры дагестанской прозы, Художественная проза народов Дагестана; А.М. Вагидова  Социалистический реализм и развитие даргинской литературы, Поиск продолжается, Дагестанская проза второй половины XX века;  Г.Г. Гамзатова Дагестан: историко-литературный процесс, Преодоление. Столкновение. Обновление: На путях формирования дагестанской советской литературы, Художественное наследие и современность: Проблемы преемственности и взаимодействия дагестанской литературы;  М. Гусейнова Картины эволюции кумыкской прозы 60Ц80-х годов,  Кумыкская проза начала ХХ века.

Рассматривая различные точки зрения на исторический роман, можно условно разделить их в зависимости от оценки того или иного критерия романа данного типа (документализма и доли вымысла, соотношения реальных исторических лиц и вымышленных, временной дистанции и временных границ и т.д.)

Несмотря на обилие соответствующих литературоведческих работ, до сих пор существуют спорные моменты в определении жанровой структуры исторического романа, особенностей его поэтики. Это связано с тем, что для большинства исследователей в центре внимания стоит история, а не теория жанра. Отметим, что принадлежащие различным авторам определения исторического романа порой значительно отличаются. Обнаруживается и недостаточность большинства называемых критериев для выявления специфики данного жанра. Данное обстоятельство вызывает затруднения в определении круга произведений, относящихся к жанру исторического романа.

По мере формирования жанра исторического романа в дагестанской прозе возникла необходимость его всестороннего исследования, глубокого изучения различных видов исторических романов, исследования генезиса его идейно-художественных функций, рассмотрения проблемы связей фольклора и современного литературного процесса, соотношения исторического факта, вымысла и домысла в произведениях этого жанра и т.д.

Отметим, что исследованию исторической прозы в дагестанском литературоведении долгое время не уделялось достаточного внимания. Причиной была малочисленность произведений этой жанровой разновидности, а также элементарная недоступность читателям и исследователям даже тех образцов исторической прозы, которые существовали. Ситуация изменилась во второй половине ХХ века, когда историко-литературных повестей и романов стало гораздо больше.

Предметом исследования послужили следующие произведения: Сулак - свидетель М. Хуршилова с его широким охватом действительности; первый в дагестанской прозе историко-биографический роман Махач И. Керимова; романы М. Магомедова Месть, Раненые скалы, Гром над горами, Горы и степь; произведение К. Меджидова Сердце, оставленное в горах; романы М.ЦС. Яхъяева Три солнца: повесть об Уллубие Буйнакском и В полдневный жар..., основанные на документах и исторических фактах; историко-революционный роман Манана А. Абу-Бакара; романы А.П. Соловьева Сын Мариона, Рождение государства;  произведение Батырай Х. Алиева.

  Объектом исследования являются самобытность и типологическая общность дагестанского исторического романа второй половины ХХ века, в частности, его становление и развитие на данном этапе, типология исторических и вымышленных персонажей, особенности конфликта и характер его разрешения, а также типология структурных и содержательных аспектов данного жанра. Для исследования нами выбран  период второй половины ХХ века, так как он является наиболее плодотворным в развитии жанра исторического романа в Дагестане.                        

Цель исследования - описание самобытности и типологической общности дагестанского исторического романа второй половины ХХ века, а также динамики данного жанра и его поэтики.

Достижение указанной цели предполагает реализацию следующих исследовательских задач:

Ц выявление путей и форм эволюции жанра исторического романа в дагестанской литературе;

Ц исследование жанровых модификаций дагестанского исторического романа;

Ц изучение способов реализации в исследуемом типе романа принципа историзма, в частности, художественной философии истории и изображения персонажей, обусловленных спецификой жанрa, соотношением художественного и документально-исторического;

Ц анализ различных форм выражения авторского сознания, позиции автора-повествователя и автора-героя в дагестанском историческом романе;

Ц характеристика ключевых хронотопов, типов композиции и конфликта, проблематики, а также структурно-организующей роли лейтмотивов;

Ц систематизация типологических особенностей дагестанского исторического романа и выявление закономерностей их функционирования; 

Ц описание идейно-художественных особенностей, самобытности, традиционного и новаторского в дагестанском историческом романе второй половины ХХ века, а также его роли и тенденций развития в дагестанской литературе тенденций развития в русле общероссийского литературного процесса.

Методологические и теоретические основы исследования. Методика настоящего исследования предполагает целостный анализ вышеуказанных художественных произведений; методология же основывается на разранботанных в литературоведении вопросах теории жанра исторического ронмана, на анализе жанра исторического романа в дагестанской литературе с точки зрения его эволюционного развития. Научно-теоретической основой диссертации послужили труды отечественных ученых-литературоведов, разрабатывающих проблемы, которые связаны с анализом проблем жанра и поэтики исторического романа. Это работы Л.П. Александровой, Ю.А. Андреева, Т.Г. Богатыревой, И.К. Горского, Ч. Гусейнова, Н.А. Дахужевой,а А.Х. Дзыбы, В.Д. Днепрова, Т.И. Дроновой, М.О. Каджаи, Р.Х. Камбачоковой, В.В. Кожинова, В.Я. Малкиной, З.Г. Мурзагуловой, А.Х. Мусукаевой, О.С. Октябрьской, В.Д. Оскоцкого, С.М. Петрова, А.И. Филатовой, Л.М. Чмыхова, Н.М. Щедриной, В.М. Юдина и др. А также труды известных дагестанских литературоведов: А.-К.Ю. Абдуллатипова, З.Н. Акавова, С.Х. Ахмедова, А.М. Вагидова, Г.Г. Гамзатова, М. А. Гусейнова, Х.М.  Хамзаевой и др.

Методы исследования. В диссертации использованы историко- сопоставительный, историко-функциональный, аналитический, описательный методы, а также функциональный, системный и типологический подходы.               Научная новизна работы состоит в следующем:

Ц на основе исследования социально-исторического контекста произведений отдельных дагестанских писателей охарактеризованы особенности и закономерности функционирования дагестанского исторического романа второй половины ХХ века;

Ц описаны некоторые содержательные аспекты дагестанского исторического романа названного периода: события, положенные в основу романов (типология исторических событий и точек зрения на них); концепция истории в каждом романе, различия и точки соприкосновения; идейная направленность произведений; частноисторическая и архетипическая проблематика; конфликты, характер их разрешения; доля вымысла, герои реальные (и их исторические прототипы) и вымышленные;

Ц проанализированы структурные особенности дагестанского исторического романа (нарративная структура; композиционные особенности; пространственно-временные характеристики; образная система; поэтика заглавий);

Ц исследованы художественный язык дагестанского исторического романа, система исторических имен и топонимов, различные пласты общеисторической лексики и национально-специфичной исторической лексики, а также приемы художественной образности (связь с фольклором, метафоры, сравнения, пословицы, историческая стилизация, интертекстуальность и т.д.).

Ц выявлены и систематизированы типологические, традиционные черты и своеобразие, национальный колорит дагестанского исторического романа второй половины ХХ века, а также определена его роль для дагестанской литературы в целом.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что она дополняет имеющиеся представления о дагестанском историческом романе второй половины ХХ века, в частности раскрывает следующие его особенности: бытование в виде разнообразных жанровых модификаций; правдоподобие и типичность изображаемых вымышленных персонажей и порой недостаточную художественность в обрисовке реальных исторических фигур; фактическую независимость историзма в произведениях от соотношения доли вымысла и правды; изображение этносов в качестве ключевых героев дагестанских исторических полотен; изменение приоритетов в области лиро-эпических конфликтов в рассматриваемых романах; довлеющую над стилем дагестанского исторического романа анализируемого периода публицистичность и, как следствие, близость к документальной прозе; сходство поэтики дагестанского исторического романа с фольклорной; рассмотрение второй половины ХХ века как переломного, рубежного периода для дагестанского исторического романа, с признаками интенсивного углубления и психологизации, обогащения всех художественных аспектов произведений данного жанра, и т.д.

Настоящее исследование нацелено на анализ специальной  литературы по интересующему нас жанру и обобщение  полученных данных с опорой  на конкретный материал дагестанского исторического романа. Его изучение на примере дагестанской формы бытования может не только содействовать анализу других инвариантов романа, но и позволит учитывать его национальный колорит. Кроме того, исследование типологии дагестанского исторического романа позволяет подвести некоторые итоги, значимые не только для дагестанской литературы. Таким образом, применение данного подхода помогает полноценному описанию дагестанской литературы второй половины ХХ века с целью лучшего понимания ее истоков и тенденций ее дальнейшего развития.

Практическая ценность  исследования состоит в том, что его результаты можно использовать при анализе произвендений других национальных литератур; материалы диссертации могут быть использованы при чтении спецнкурсов и проведении спецсеминаров по литературам народов России в вузах, а также при изучении творченства дагестанских писателей в высших и средних специальных учебных заведениях.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Дагестанский исторический роман второй половины ХХ века опирается на фольклорные источники, а также на достижения советской многонациональной литературы; превалирует фольклорно-эпическая героизация образов, активно используются преувеличения, а также антитеза как организующий принцип в расстановке персонажей, в результате чего герои произведений, как правило, поляризуются (в романе советского периода, в первую очередь, - по принципу классовой принадлежности).

2. В основе дагестанского исторического романа - всегда подлинные исторические лица. В ранних произведениях советского периода при их изображении часты отступления от принципа историзма и психологизма, но постепенно концепция исторических личностей (и положительных, и отрицательных) потеряла свою однозначность. Вымышленным персонажам в большинстве случаев сообщаются типические черты, приближающие их к достоверности реальных персонажей. Историзм дагестанского исторического романа зависит не столько от количества задействованных исторических фигур, сколько от достоверности, адекватности изображаемого, даже вымышленного. Основные события в произведениях названного типа - это революция и Великая Отечественная война, сплав документальности и художественного вымысла, причем у каждого автора их соотношение варьируется: в зависимости от времени создания произведения (постсоветский период ознаменован отказом от однополярности и социологизированности: на первый план выходит психологизм, углубляется принцип историзма); выбора изображаемой эпохи (дагестанский историко-революционный роман более приближен к документальной прозе); замысла художника; наличия документальной основы или иных целей.

3. Дагестанский исторический роман второй половины ХХ века затрагивает разнообразные темы, в основе которых - традиционные архетипы (жизнь и смерть, любовь и вера, творчество и т.д.). Функцию идейно-тематической квинтэссенции выполняют афоризмы, пословицы и поговорки. Преобладают классовые конфликты, связанные с революцией, коллективизацией, а также конфликт на почве веры. В последнем случае  ислам часто отождествляется с насилием, превалирует негативное, порой сатирическое освещение религии. В произведениях же постсоветского периода появляются образы высоконравственных духовных лиц; акценты с внешних событий и конфликта классов перемещаются в область духовных исканий отдельных героев.

4. Ключевые хронотопы дагестанского исторического романа второй половины ХХ века - это традиционные горы и аулы; как и иные хронотопы  они социально окрашены. Эпицентрами исторических потрясений становятся места людских скоплений: открытые пространства улиц, годеканов, площадей, базаров, городов, характеризующие и количественное соотношение сил, и масштабность происходящего. Анализируемые произведения отличаются также обилием исторических топонимов, обеспечивающих достоверность, фактологичность повествования.

5. В дагестанском историческом романе последних десятилетий ХХ века усиливается субъективное начало, активизируется авторское присутствие. Позиции автора-повествователя и лавтора-героя во многом определяют сюжетную и композиционную организацию анализируемых произведений; следует говорить о жанрообразующей роли автора. Повествование выражается в композиционном плане с помощью описания (природы, местности, внутреннего переживания и внешних черт персонажей), рассуждений и комментариев, а также элементов рамочной композиции, вставных новелл, ретроспекции и проспекции, скачкообразности, прерывности, параллельности и многоплановости. Основные типы композиционно-стилистических единств в дагестанских исторических романах - прямое авторское повествование, стилизация различных форм устного бытового повествования и различных форм полулитературного (письменного) бытового повествования (письма, дневники иат.ап.), а также различные формы авторской речи (моральные, философские, научные рассуждения, риторическая декламация, этнографические описания, иат.п.). В лексике переплетаются архаизаторскиЦстилизаторское направление и живая народная речь; в поэтике наблюдается близость к фольклору: обилие сравнений (чаще людей - с животными), традиционных метафор и синтаксического параллелизма и т.д. 

  6. Дагестанский исторический роман второй половины ХХ века представлен в виде таких модификаций: а) историко-реалистический жанр (главный герой - выдающаяся историческая личность, в центре изображения - крупные исторические события; вымысел используется, но больше при описании вымышленных героев); б) историко-романтический жанр (свободное обращение с документом, историческим фактом; преобладание романтического и приключенческого начал над исторической достоверностью; изображение вымышленных событий наряду с реальными историческими; не воспроиз-ведение исторических фактов, а раскрытие образов героев как главная цель).

7. Во второй половине ХХ века дагестанский исторический роман интенсивно развивался, обладая всеми необходимыми типологическими чертами жанра (историзм как ядро, суть исторического романа; эпическое сознание, художественная философия истории, концепция исторической личности, единство мира (эпохи) и человека (личности), причинная связь между характерами и обстоятельствами, временная дистанция между писателем и изображаемой эпохой, архетипическая проблематика, диалектика исторических перемен и т.д.). При этом он сохранил собственное, неповторимое лицо и национальный колорит (близость к фольклорной поэтике; постепенная утрата первостепенности документализма для жанра исторического романа, и, как следствие, меняющиеся по мере развития данного жанра в дагестанской литературе формы сочетания и соотношение историзма и художественного вымысла; активное авторское начало; сложное композиционное строение, значительные этнический и религиозный компоненты, сочетание реалистического и романтического принципов изображения действительности). 

8. Дагестанский исторический роман второй половины ХХ века претерпел существенные и сущностные изменения почти всех своих художественных аспектов, эволюционировав от фольклорной эстетики к советской, и далее - к постсоветской. В дагестанской литературе появились вначале социально-исторические, затем историко-биографические романы, пройдя все стадии от односложности к многомерным народным характерам, от исследования классовых конфликтов - к анализу нравственных проблем. Пора расцвета исторического романа в Дагестане - 70-80-е годы ХХ века, с последующим расширением тематического и жанрово-стилевого многообразия.

Апробация результатов исследования. Результаты  диссертационного исследования обсужндались на заседании кафедры литературы народов Дагестана Дагестанского государственного университета. Его основные положения и выводы нашли отражение в научных докладах, представленных на международных, региональных, межвузовских, республиканских научных и научно-практических конференциях. 

По теме диссертации опубликовано 4 монографии и 28 научных статей.

  Структура и объем диссертации. В соответствии с поставленными целью и задачами исследования была определена структура диссертационной работы. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографического списка.

ОСНОВНОЕ  СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность избранной темы, формулируются цель, задачи, раскрывается теоретическая и научно-практическая ценность работы, ее научная новизна, приводятся основные положения, выносимые на защиту.

В первой главе Формирование и становление дагестанского исторического романа рассматриваются интерпретации понятия листорический роман в литературоведении; анализируется становление исторического романа в мировой, общероссийской, дагестанской литературах; описываются некоторые дагестанские авторы и их исторические произведения второй половины ХХ века.

В разделе 1.1 Интерпретации понятия листорический роман в литературоведении рассматриваются различные концепции отечественных литературоведов в понимании исследуемого жанра.

Развитие исторической прозы породило ряд проблем и споров о границах жанра: надо ли разграничивать понятие листорический роман и листорико-революционный роман, входят ли в круг исторических произведения о годах становления советского государства, Великой Отечественной войны; о правде исторической и художественной, документальной основе, границах художественного вымысла, о категории классового, национального, государственного и личностного; о философии истории, ее социальном и нравственном содержании. Спорным остается вопрос об исторических личностях и вымышленных героях, выступающих на страницах романов. Дискуссии идут и о значимости изображаемых исторических событий, о наличии дистанции во времени между писателем и объектом изображения.

Многие из этих вопросов в практическом и теоретическом аспектах  решались в разное время писателями, литературоведами, критиками. В советское время эти проблемы исследовались в трудах Ю. Андреева, И. Горского, Т. Дроновой, В. Оскоцкого, С. Петрова, М. Серебрянского и многих других. Главное внимание в большинстве из этих работ уделяется теории и практике русского советского исторического романа 20Ц30-х годов, реже - 40Ц50-х гг. ХХ века. В 1960Ц1980-е годы над этими проблемами работали В. Днепров, В. Кожинов, Г. Косиков, Г. Поспелов, Н. Тамарченко, Л. Чернец, А. Чичерин, А. Эсалнек и др.

Способы выражения художественного содержания исторического романа - это листоризм и детерминизм; художественная философия истории; концепция исторической личности; единство мира (эпохи) и человека (личности), выделение в личности общечеловеческой сути; причинная связь между характерами и обстоятельствами (вымышленные и исторические герои)1. Способы раскрытия художественной формы - композиция романного целого (функции автора-повествователя и автора-героя, время и пространство, роль мотивов и лейтмотивов, ритм); изобразительно-выразительные средства (формы художественной условности: символика, метафоричность; импрессионистические картины; фольклоризм и др.).

Точки зрения литературоведов и критиков на исторический роман можно разделить в зависимости от оценки того или иного критерия романа данного типа. Так, одна группа исследователей (А. Пауткин, Н. Щедрина,  В. Чумак и др.) считает обязательными, определяющими чертами исторического романа действительное, с опорой на документы, зафиксированное в истории существование лиц и событий, изображенных в романе. Вымысел допускается, но основанный на истории. Особое значение имеет и субъективное начало - характер авторского отношения к изображаемому. Существующие здесь проблемы - мера документализма, характер взаимодействия документа и творческого воображения писателя.

Другая часть исследователей (В. Днепров, В. Кожинов, Г. Косиков, Г. Поспелов, Н. Тамарченко, А. Чичерин, А. Эсалнек) приоритетным считают не сам исторический материал, а отношение к нему автора как к историческому. По их мнению, роман можно считать историческим, если он раскрывает закономерности общественной жизни, людей в неповторимости, обусловленные эпохой, если даже там нет ни документально зафиксированных событий, ни исторических лиц.

Часть ученых (И. Горский, Г. Ленобль, В. Оскоцкий и др.) полагает, что решающей является сознательная установка автора на соблюдение дистанции между современностью и описываемой эпохой, ошибочно оценивая жанровую природу произведения, исходя только из определения времени изображаемых событий.  Исследователи И. Горский, М. Кузнецов, Г. Ленобль, Г. Макаровская, В. Оскоцкий, С. Петров, Ю. Суровцев и др. сходятся в одном: завершенность эпохи, недоступность наблюдения событий, изображенных в историческом романе, - вот те требования, которые предъявляются к материалу исторического произведения.

Дискуссионными остаются и следующие проблемы: определение хронологических границ жанра исторического романа, разграничение исторического романа и романа о современности, а также статус историко-революционного романа и самого исторического романа (рассматривать их в качестве самостоятельных или нет). Сторонниками выделения исторического романа в самостоятельный жанр в русской литературе являются Н. Воробьева, А. Пауткин, С. Петров, К. Султанов, А. Филатова, П. Чмыхов и др. Мы также считаем исторический роман самостоятельным жанром с собственным набором формально-содержательных характеристик, хотя, скорее всего, на ранних стадиях своего развития он еще не был оформившимся и относительно устоявшимся жанровым явлением.

Нет единодушия среди ученых и в области классификации исторического романа. В прошлом и настоящем неоднократно предпринимались попытки систематизации романа по самым различным признакам: по объему, пафосу, стилю, проблематике, системе повествования, позиции рассказчика. Зарубежные ученые намечают несколько типологических схем жанра романа: роман приключений и роман личности, драматический роман, роман характеров и хроника, роман героя, роман происшествия, роман пространства и т.д. К сожалению, каждая из этих схем не может полностью удовлетворить, исчерпать классификацию этого жанра. Изучение романа как жанра отличается особенными трудностями, обусловленными тем, что он находится на стадии становления.

Если суммировать все вышеизложенное, то наше представление об историческом романе, сложенное из отдельных высказываний, будет следующим.

Исторический роман - это самостоятельный жанр, в котором приоритетным является не сам исторический материал, а отношение к нему автора как к историческому. Историзм - ядро, суть исторического романа. Критерий документализма не всегда является главным жанровым признаком исторического романа, так как формы повествования многообразны; как правило, чем дальше описываемая эпоха от наших дней, чем меньше документальных источнинков и свидетельств доступно писателю, тем большее место в произведении занимает художественный вымысел. Таким образом, роман можно считать историческим, если он раскрывает закономерности общественной жизни, людей в неповторимости, обусловленной эпохой, если даже там нет ни документально зафиксированных событий, ни исторических лиц. В произведении подобного рода художественный вымысел неизбежен, но он должен быть основан на истории, чтобы адекватно было представлено изображаемое время, чтобы автор судил своих героев по понятиям их века, смотрел на жизнь их глазами и чтобы соответственно передал ту же точку зрения своим читателям.

Типологическими чертами данного жанра являются эпическое сознание, чувство времени, диалектика исторических перемен и т.д. Исторический роман способен нарисовать ушедшую или современную эпоху в ее цельном облике, раскрывая в живых художественных образах общественную деятельность, идеологию, быт, психологию ее представителей. Наличие временной дистанции, не менее, чем жизнь одного поколения, между автором и изображаемыми им событиями  представляется нам обязательной, хотя, конечно же, к каждому произведению необходим индивидуальный подход.

Что касается тематических групп, то выделяются историко-романтический, историко-документальный, историко-биографический романы. Отдельной группой стоит роман историко-революционный, как правило, с чисто социологической концепцией историко-революционного процесса. Наконец, роман о Великой Отечественной войне, где принцип историзма реализуется, в первую очередь, благодаря темам обобщающего значения: человек и время, человек и война и т.д.

В разделе 1.2. Становление исторического романа в мировой, общероссийской, дагестанской литературах исследуются основные вехи в развитии названного жанра, в частности, в дагестанской литературе.

В работах ведущих дагестанских ученых-литературоведов К. Абукова, З. Акавова, С. Ахмедова, А. Вагидова, Г. Гамзатова, М. Гусейнова, Э. Кассиева, К. Сулнтаннова, С. Хайбулаева и др. содержатся высказывания о необходимости последовательного изучения дагестанской литературы, в частности, жанров национальной прозы. Однако степень разработанности интересующей нас проблемы, которую содержат работы дагестанских литературоведов, недостаточна, хотя  приемы и методы анализа, предложенные ими, содействуют нашему исследованию.

Дагестанская литература развивалась как часть единой советской многонациональной литературы под непосредственным влиянием опыта русской советской литературы, в ее русле и контексте. Более того, взаимодействуя с другими национальными литературами, она в своем развитии опиралась на схожие творческие методы, на одни и те же идейно-эстетические идеалы. Но вместе с тем концепция новой жизни и нового героя у дагестанских авторов адаптировалась к национальным традициям и особенностям бытия.

В 1940Ц1950 годы, когда дагестанские писатели только овладевали приемами жанрового повествования, не могло быть и речи об обладании навыками историзма в подходе к герою и к материалу действительности. К тому же существовала единая установка писателей страны на линию партии и идеалы Октября и социализма, равноправия, интернационализма. В литературе 30Ц40-х годов ХХ века ведущими остаются публицистические жанры. Младописьменные литературы были верны этому стилистическому и жанровому качеству советской литературы и, не имея в прошлом литературных традиций, шли через национальный фольклор, воспевали идеи социалистической эпохи в прозаических, поэтических, драматургических произведениях, подчас пренебрегая жанровыми принципами соответствующих литературных родов.

Послевоенная дагестанская проза в целом оказалась эстетически слабой, вероятно, из-за отсутствия развитых традиций прозы на родных языках,  небольшого числа писателей, работающих в этой области. Дагестанская литература пережила перерывы традиций в результате общественных катаклизмов, войн и репрессий. Вместе с тем появление в ней собственно исторического романа, более или менее отвечающего жанровым требованиям, приходится именно на послевоенные годы. Порой расцвета жанра романа в дагестанской литературе принято считать 50Ц60-е годы ХХ века, когда появляются крупные эпические полотна с преобладанием исторической и историко-революционной тематики, занимающей в прозе региона одно из ведущих мест. Именно в этот период были созданы историко-революционные романы И. Керимова и М.-С. Яхъяева. К 1970-м годам возникла потребность более внимательного отношения к истории своей страны, оценка корней современных явлений в завершившихся эпохах. В это время подводились итоги всего периода развития социализма в России, началось научное осмысление настоящего и прошлого в их специфических связях. Историческая проза стала столь разнообразной, что в исторической романистике в названные годы начался настоящий расцвет. Дагестанская литература к 80-м годам ХХ века заметно теряет безнациональный оттенок, приданный ей официальной эстетикой, и обретает черты конкретной национальной специфики, что ясно прослеживается во всем современном литературоведческом процессе.

Новый этап в развитии дагестанской художественной прозы связан с коренной ломкой в 1990-е годы сложившегося в годы советской власти жизненного  уклада. В этой ситуации вновь встает вопрос об эстетическом идеале литературы и искусства и новых художественных средствах его воплощения. На сегодняшний день одни дагестанские авторы тяготеют к аналитическому изображению жизни, социально-психологическому исследованию характеров, реалистической манере письма, а другие проявляют склонность к поэтизации края, его людей, сочетанию реалистических элементов в едином сплаве, созданию произведений, отражающих разнообразную картину Страны гор.

В разделе 1.3. Дагестанские авторы и их исторические произведения второй половины ХХ века рассматриваются те произведения, которые составили предмет настоящего исследования. 

В Дагестане первым произведением романного жанра на русском языке  роман Магомеда Хуршилова  Сулак - свидетель 

Он появился в печати в 1943 году. Критика встретила роман неоднозначно: отмечали как его достоинства (правдивое изображение быта и нравов горцев, их психологии, создание индивидуализированных образов, показ классовых противоречий в ауле и др.), так и недостатки (обилие сюжетных линий, односторонность характеров, языковые погрешности). Итоговая оценка романа, однако, была довольно высокой. Произведение М. Хуршилова состоялось как роман, в первую очередь, благодаря умелому вплетению в его структуру разных идей и проблем изображаемого времени, что обеспечило широкий охват действительности. Вобрав опыт развития историко-революционной прозы в Дагестане и на Северном Кавказе, Сулак - свидетель стал этапным произведением дагестанской литературы.

Первым историко-биографическим романом о реальном деятеле революции и гражданской войны в дагестанской прозе является роман Ибрагима Керимова Махач (1959). Он послужил толчком к созданию других историко-биографических произведений, в которых очевидно стремление авторов к адекватному раскрытию героических образов революционеров и участников гражданской войны.

Названное произведение - это отражение одного из подходов к отечественной истории, который заключается в достаточно вольном обращении с материалом, когда фантазия автора дерзко восполняет домыслами существующие в истории пробелы. Подобный метод художественного отображения исторического материала вызвал немало споров в литературных кругах. Но можно утверждать, что художественно-документальная проза 80Ц90-х годов сделала качественно новый виток, когда к историко-революционной тематике обратился названный автор.

Роман аварского писателя Мусы Магомедова Месть создавался в те же годы, что и Махач И. Керимова. Но между ними имеется существенная разница: последний целиком посвящен Дахадаеву, хотя в нем и имеются вымышленные персонажи, в то время как роман М. Магомедова изображает жизнь одного из горных аулов. Реальные лица - Махач, Муслим Атаев, а также Гоцинский, Узун-Хаджи, Алиханов - хоть и появляются в главах, повествующих о ходе гражданской войны, но не занимают в произведении центрального положения.

Роман М. Магомедова Месть продемонстрировал преодоление таких негативных тенденций в дагестанских повествовательных жанрах, как лэстетику антитетизма. Те же качества сохраняет и другой роман М. Магомедова Корни держат дерево, где автор сумел дать взвешенную оценку  процессам происходившим в 20Ц30-е годы в горном ауле Бакдаб.

Роман Кияса Меджидова Сердце, оставленное в горах (в лезгинском издании - Доктор с белой прядью) - одно из лучших произведений дагестанской прозы. Он посвящен судьбе замечательного русского врача Антона Никифоровича Ефимова, работавшего в 1895Ц1919 годах в Самурском округе. Данное произведение было в ряду первых в дагестанской исторической прозе, где на первый план вышла не политическая фигура, а человек совершенно мирной профессии, всегда подчеркнуто дистанцировавшийся от политических оценок и предрассудков.

Вершинными произведениями историко-революционного содержания, базирующимися на действительных событиях, являются произведения М-С. Яхъяева Три солнца: Повесть об Уллубие Буйнакском и В полдневный жар. (Роман о Джелалутдине Коркмасове). Все моменты политической борьбы в Дагестане изображены М.-С. Яхъяевым с опорой на документы, исторические факты, свидетельства очевидцев, порой даже в ущерб художественности. Писатель постарался максимально осветить самые важные события, и, таким образом, предоставил читателю возможность в адаптированной, популярной форме ознакомиться с подлинной историей революции в Дагестане. Это произведение осталось без должного внимания со стороны литературоведов. Оно не исследовано ни с точки зрения проблемно-тематических, ни с точки зрения жанрово-стилевых новаций кумыкского автора. В настоящем исследовании мы попытаемся восполнить эти пробелы.

А. Абу-Бакар стал первопроходцем в обращении дагестанской прозы к делам насущным, зачинателем художественных поисков и жанрово-стилевых новаций. Под пером писателя реальные события и люди - прототипы героев - обретают черты обобщенных, типичных героев нашего времени. Герои его произведений интересны не столько своей лэкзотичностью, сколько своими национальными чертами. Из всех произведений А. Абу-Бакара самым историческим оканзанлся роман Манана. Это произведение положило начало новому этапу историко-революционной темы в дагестанском романе. В этом произведении произошло органичное слияние истории, реальной действительности и богатого воображения автора, создавшего образ главной героини как символа лучших черт двух народов - грузин и дагестанцев.

Автор исторического романа Рождение государства А.П. Соловьев в свое время тщательно изучал древнюю историю Дагестана, а именно - Хазарского  каганата. Время, которое исследуется в романе А. Соловьева Цгероическое. Героическим сделали то далекое прошлое конкретные личности, вставшие на трудную стезю, на путь Добра и Справедливости. Доказательством существования таких людей и занимается дагестанский писатель А. Соловьев, изображая, например, своего главного героя  Зорбу, ставшего мужественным предводителем войск Хазарии.

Героическими могут быть не только воины и политики, но и художники, что наглядно демонстрирует в своем романе Батырай даргинский автор Хабиб Алиев. Он известен читателю как автор философских стихов, широких прозаических полотен из жизни горцев. Роман Батырай был опубликован уже после смерти автора в августе 1992 года. Х. Алиев использовал в своей прозе способы реалистического изображения человека, благодаря чему ему удалось глубоко и одновременно очень деликатно проникнуть в психологию великого даргинского поэта. Перед нами роман оригинальный, не только по теме, содержанию, но и по художественному претворению жизненного материала,  роман, которому суждено волновать сердца многих поколений читателей.

Во второй главе Типология исторических и вымышленных персонажей в дагестанском историческом романе второй поовины ХХ века  выявляется своеобразие вымышленных героев в дагестанском историческом романе, характеризуются реальные персонажи и принцип историзма, а также описываются способы изображения этносов в дагестанском историческом романе.

В разделе 2.1. Своеобразие вымышленных героев в дагестанском историческом романе выявляются особенности изображения названных персонажей. 

Создание характера в романе - проблема традиционно сложная, и советская идеология еще более усложнила ее. Примитивно-иллюстративный метод часто сводил на нет художественный замысел. Так, М.аХуршилову не всех с равной художественной силой удалось описать в своем романе Сулак - свидетель. Недоработанными и схематичными вышли образы Меседу, Маргариты, Кузьмы, Шамхала и Горо, что отразило достоинства и недостатки всей дагестанской прозы послевоенного периода в целом2 Ц отмечает  С.Х. Ахмедов.

Чтобы подчеркнуть значительность положительных героев, М.аХуршилов прибегает к показу их физической силы, что сближает их с фольклорными богатырями: Кузьма сбивает одним ударом знаменитого Myрада, Омар в единоборстве душит матерого волка. Близки к фольклорным и женские образы в дагестанских исторических романах советского периода, и проявляется это, в первую очередь, в портретах.

Главными действующими лицами в романах Мусы Магомедова Горы и степь, Месть, Раненые скалы являются вымышленные герои. Причем автор отходит от правды жизни и при создании портретных зарисовок. Так, в изображении горянок писатель идет от фольклора, что сказывается и на используемых художественных средствах. Сказочно красивы и другие персонажи романа, и в этой преувеличенности заключена степень отхода автора от жизненной правды. Прибегая к фольклорным средствам при создании портретов, Магомедов склоняется к сказочному приукрашиванию действительности, что усиливает степень вымысла. Конечно же, истоки и объяснение  следует искать в прародителе исторического жанра - фольклоре, от которого дагестанский роман рассматриваемого периода в силу своей относительной молодости не успел полностью отпочковаться, дистанцироваться.

Схожими преувеличениями при изображении женщин пользуется А. Абу-Бакар. Опираясь на народные представления о красоте, автор ссылается и на известных в истории красавиц: так, грузинка Вардо претендует на лавры ставшей эталоном красоты Нефертити. Казалось бы, и названный образ, и другие герои созданы сугубо авторской фантазией, однако это не умаляет достоверности изображаемой исторической ситуации,  напротив, оттеняет ее.

Характеристики Джавада и его возлюбленной Алван в романе К. Меджидова Сердце, оставленное в горах также восходят к фольклорной поэтике: юноша напоминает своей статью кипарис на восходе солнца, Алван - сказочную Пери, в которую влюблялись при встрече все мужчины. Если образ Алван произрастает из народных источников, из горского ландшафта, то в облике русской Кати подчеркивается ее нездешность, отчужденность изысканно утонченного (искусственного) от всего местного, дикого (естественного). Каждый из названных женских образов характеризует в произведении собственную национальную среду, и на подобном фоне реально существовавший доктор Ефимов предстает истинно интернациональным символом.

Из фольклора перекочевал в дагестанский исторический роман и прием антитезы. В дагестанском историческом романе советского и даже постсоветского периода антитеза является организующим принципом в расстановке персонажей: все герои резко поляризуются, составляя два противоположных лагеря. Здесь дагестанские авторы, как правило, не используют полутонов: их положительные персонажи столь же однозначно хороши, сколь недвусмысленно плохи герои отрицательные. Как правило, и тех, и других разделяет и разная классовая принадлежность.

Таков, например, эксплуататор Амирхан (персонаж М. Магомедова): вся его жизнь - примитивный процесс удовлетворения естественных потребностей, это - животное, лишенное признаков духовности. Черты Луарсаба из романа Манана А. Абу-Бакара гротескно искажены. Лишен психологической тонкости и облик примитивного солдафона Брусилина из произведения К. Меджидова Сердце, оставленное в горах: единственное выражение на лице вояки - это самодовольство и безоговорочная уверенность в своей правоте.

Подобные изображения отрицательных персонажей преимущественно в негативном свете представляют собой явную уступку принципам советской эпохи. Но недостаточная психологическая убедительность этих персонажей приводит к тому, что и положительные герои выглядят надуманными, неубедительными.

Несмотря на превалирующую односторонность в изображении симпатичных и несимпатичных автору персонажей, в дагестанской прозе второй половины ХХ века наметилось стремление к психологическому изображению отдельной личности, а также значительно возросшее умение отразить в ней проявления той национальной среды, в которой она действует.

Так, особенно одухотворенной выглядит Марго из произведения Сулак - свидетель М. Хуршилова. Автор не отказывается от ее внешнего описания,  напротив, акцентирует ее  совершенство; оно, в свою очередь, проигрывает еще большему совершенству внутреннему. Портрет у М. Магомедова может носить отпечаток пережитой драмы, тем более впечатляющей, что она еще не раскрыта в повествовании, но уже явственно проступает сквозь отдельные внешние штрихи. А. Абу-Бакар же тяготеет к психологическому анализу, прочтению биографии по чертам лица и лиероглифам морщин.

Одним из средств характеристики героев становится также избираемые автором способы показа действительности, такие, как, например, ярко выраженная лиричность. В романе Манана стиль А.аАбу-Бакара вбирает  в  себя множество романтических приемов. Романтические приемы и тенденции в его творчестве - явление  неизбежное в контексте специфического развития современной дагестанской прозы, которая всегда испытывала сильное влияние романтических традиций поэзии. Романтичны и язык, и характер главных героев романа. Романтичность изображения реализована в образе Мананы. Ее образ - это традиционный образ кавказской красавицы, к созданию которого обращались и лучшие русские писатели.

В связи с этим встает вопрос о творческой типизации характерного. Исходя из своих идейных позиций, из своих идеалов, писатель всегда выделяет, усиливает, развивает наиболее интересующие его стороны изображаемых характеров, а в выделении тех или иных сторон характеров уже таится их соответствующая идейно-эмоциональная оценка. Эти субъективные стороны содержания произведений есть их художественная проблематика и их пафос. К примеру, правитель Ибузир из Истории государства А. Соловьева - это плод воображения автора, претендующий на достоверность. Харизма этого лица - в его властности, поощряемой привычкой постоянно повелевать; перед нами вымышленный герой с чертами вполне реального правителя. Характерной чертой художественного метода А. Соловьева является стремление дать своеобразное обобщение после каждого описания,  последнее у него почти всегда перерастает из личностного в надличностное, из собственного - в нарицательное. Так, автор романа, описывая личности неисторические, придает им типические черты, приближая их к фактической достоверности.

В разделе 2.2. Реальные персонажи и принцип историзма в центре внимания исторические фигуры, ставшие прототипами для дагестанских исторических произведений.

Почти во всех анализируемых исторических романах можно встретить известные имена, которые играют как сюжетообразующую, определяющую роль, так и чисто декоративную, служат своеобразными опознавательными знаками своей эпохи.

Так, Ленин в изображении дагестанских авторов - больше символ, чем живой человек. У дагестанских авторов он выходит традиционно лубочным: это некий эталон, кочующий из романа в роман. Ленин - это сама революция, сама Россия, ценность проникновения которых в Дагестан даже не обсуждается. Схожим лоском покрыт и образ С. Кирова, например, в романе И. Керимова Махач.

У. Буйнакский в романе М.ЦС. Яхъяева Три солнца всесторонне положителен.

Можно констатировать, что ко времени создания романа в дагестанской литературе наметился сдвиг к более объективному изображению эпохи гражданской войны. Но национальным авторам, в том числе и Яхъяеву, так и не удалось максимально эффективно воспользоваться заложенным в таком качественно новом подходе художественным потенциалом. Писатель лишь наметил пути раскрытия нравственно-психологического начала в герое, и, в итоге, событийная сторона почти заслонила собой психологический анализ. Анализ образной структуры романа Три солнца показывает целенаправленное изображение автором-повествователем окружающей главного героя действительности, соратников и единомышленников - как реальных, так и вымышленных. Для автора он ценен, прежде всего, как человек, интеллигент, носитель высоких нравственных качеств, цельная натура.

Значимость названного романа и в том, что в нем воссозданы образы и других исторических деятелей: Ленина, Свердлова и Кирова, дагестанских революционеров Атаева, Дахадаева, Батырмурзаева, Исмаилова, Хизроева, Коркмасова, Далгата и других. Все они изображены как преданные делу революции большевики, в поступках которых основным является верность ее идеалам и готовность отдать за нее свою жизнь.

В качестве персонажей романа выступают и контрреволюционеры. Это Н. Гоцинский, полковник Н. Тарковский, инженер З. Темирханов, помещик Д. Апашаев, полковник Л. Бичерахов. Упоминаются и такие противники революции, как меньшевики, дашнаки, мусаватисты, горские националисты, а также враждебные силы в виде 3акавказского комиссариата во главе с Г. Бамматовым и Терско-Дагестанского правительства с князем Каплановым. Словом, целая галерея недружественных лиц, изображенных с откровенной социально мотивированной неприязнью.

Д. Коркмасов, герой романа М.ЦС. Яхъяева Три солнца, вновь возникает на страницах произведения того же автора В полдневный жарЕ. Простые люди проникнуты к нему доверием и уважением; его демократичность и доступность привлекают и молодых, и пожилых. Показан Коркмасов и как сын и брат, но полноценной картины жизни его семьи все же нет: автор смещает акценты на политическую деятельность своего героя, не вдаваясь в его внутренний мир. В результате - образ получился неполноценным. Возможно,  автор не посчитал для себя допустимым домысливать эту сферу.

В романе изображаются также революционеры Казбеков, Батырмурзаев, Далгат, Буйнакский, Хизроев, Габиев и др. Автор подчеркивает единство среды, их породившей, впрочем, как и общность трагического финала в будущем.

Самым обстоятельным произведением о герое гражданской войны Махаче Дахадаеве является историко-биографический роман И.аКеримова Махач (1959).

Это герой-идеолог, что следует из его многочисленных выступлений на митингах, собраниях. Своей горячей речью он умеет зажечь сердца простого люда, вдохновить светлыми идеалами. Будучи прекрасным полемистом, он легко находит уязвимые места своих оппонентов - Тарковского, Ермолова, Гоцинского, подвергая их остроумному осмеянию. Махач дан в отрыве от своих единомышленников и Дагестанской социалистической группы, о которой в романе даже не упоминается. Он  герой-одиночка, который имеет не совсем ясные отношения с большевиками. Односторонними вышли и образы М. Кирова, О. Лещинского. Писатель не сумел (или не захотел) создавать  конкретные индивидуализированные образы, вникнуть в сложный душевный мир героев, раскрыть их психологию.

В дагестанской прозе историко-революционных жанров всегда доминировал прием фольклорно-эпической героизации образов, что наложило отпечаток и на данный роман. В свое время роман Махач был подвергнут критике за односторонность в изображении героев, окарикатуривание врагов революции иат.д. Художник находится в плену фольклорных принципов подачи героя, согласно которым они являются воплощением одних положительных или отрицательных качеств, но в этом проявляется родство молодого дагестанского романа с фольклором, о котором мы говорили выше. Это историческая данность, которую исследуемый жанр со временем преодолел.

Роман М. Магомедова Месть создавался в те же годы, что и Махач И.аКеримова. Роман М.аМагомедова рассказывает о жизни целого аула. Исторические лица - Махач, Муслим Атаев, а также Гоцинский, Узун-Хаджи, Алиханов - появляются в главах о гражданской войне, но не занимают в произведении центрального положения. Иными словами, реальность и вымысел в них находятся в разном соотношении, хотя в самом обращении с документами, с реальными историческими фигурами названные писатели принципиально не отличаются. В романе М. Магомедова Горы и степь М. Дахадаев и У. Буйнакский скорее стилизуют историческое полотно, чем расцвечивают его полноценными красками.

Правдивое изображение классовых и идеологических оппонентов - необходимое условие реалистического искусства, но дагестанская проза достигла этого не сразу. В результате противники революции выглядели как однозначные фигуры-схемы, начисто лишенные человеческих качеств. Это вело, в свою очередь, к упрощенному подходу к эпохальным событиям и, главное, к искажению истории, одностороннему представлению о ней. Отчасти это шло от фольклорной эстетики с ее противопоставлением сил добра и зла, отчасти - от вульгарно-социологического подхода к изображению эпохи революции и гражданской войны. Но в любом случае страдал принцип историзма3 - отмечено  С.Х. Ахмедовым. Если о положительных героях мы слышим только положительную характеристику из уст только положительных персонажей, то к контрреволюционерам дагестанские авторы не столь благосклонны. Таким образом, исторические лантигерои так же, как и вымышленные, за редким исключением, в произведениях дагестанских авторов (особенно в советский период) не претендуют на какую-либо достоверную психологическую мотивировку, и в этом они не более достоверны, чем вымышленные персонажи.

Писатели, как правило, обращают внимание читателя только на какую-то отталкивающую черту внешности отрицательного персонажа, делая повествование предвзятым. После такого знакомства с героями читатель не сомневается, кто враг и кто друг. Так, например, первое, что читатель узнает о Тарковском, - то, что он потомок великих шамхалов, не брезговавших грабежом на дорогах у Тарки-Тау. Его неофициальный титул - владелец Каспийского моря, в его облике соединились черты человека и птицы, горца и англичанина - свидетельство изначально склонной к предательству двойственности натуры, способности служить сразу двум господам. Автор, описывая его наружность, то и дело оперирует уничижительными животными метафорами, не скрывая своих антипатий.

Иное дело - Н. Гоцинский в романе М.ЦС. Яхъяева В полдневный жар: здесь действия героев изображаются с протокольной точностью в течение 1917Ц1928 годов. При изображении руководителей контрреволюционных сил автор сумел раскрыть движущие мотивы их поведения; особенно колоритным вышел Гоцинский, желающий вовлечь контрреволюционеров в газават. Здесь данный образ далеко не такой поверхностный, как, например, у М. Магомедова.

В дагестанских исторических романах, помимо основных деятелей конца 19 - начала 20 века, упоминаются и лица более раннего периода, из-за своей значимости обретшие масштаб легендарных героев.

Так, например, в романе Месть М. Магомедова Хочбар предстает как народный заступник. В романе Манана упоминание о Хаджи-Мурате обретает форму предания,  поэтому неясно, это историческая правда или  народный вымысел. В романе это вкрапление создает приподнятый героический настрой, придающий разворачивающимся революционным событиям такое же эпическое звучание, как национально-освободительному движению под предводительством Шамиля. Автор проводит параллели между различными лицами и событиями, пытаясь спрогнозировать их развязку, и одновременно противопоставляет их: предыдущий опыт бунтов разобщенных героев-одиночек потерял свою актуальность, настало время единого революционного порыва.

Скорее исключением в дагестанских исторических романах являются знаковые фигуры культуры, как, например, Нина Чавчавадзе в романе Манана: она создает контекст возвышенно-лирического характера, приравнивая любовную историю Мананы и Багадура к своей собственной, ставшей эталоном любви, победившей национальные границы и смерть.

Еще один культурологический эталон - поэт и певец Батырай, выстраданный всей предшествующей историей Дагестана и давший название роману Хабиба Алиева. Его творчество отражает общественно-исторические процессы дагестанского общества XIX века, поэтому интерес к нему проявлялся во все времена. Всех односельчан Батырая можно условно поделить на два лагеря в зависимости от их отношения к певцу - это друзья и недруги, оценившие и еще не успевшие оценить по заслугам его талант. Особенно чутким барометром оказывается именно народ, наделенный врожденным чувством прекрасного, неистребимого, даже вопреки косным предрассудкам.

Раздел 2.3. Изображение этносов в дагестанском историческом романе посвящен способам изображения различных народностей на страницах дагестанских исторических романов.

Важнейшим признаком историзма в жанре романа является, как правило, воссоздание местного колорита, где отражаются лучшие человеческие качества, своеобразие ландшафта, бытового уклада народа, с характерной для него спецификой национальных характеров и героического облика персонажей.

В дагестанских исторических романах действуют целые этносы, ведь, по большому счету, главное назначение этого типа произведений - именно рассказ о целом народе через призму отдельной личности.

Так, К. Меджидов в своем романе Сердце, оставленное в горах создает ряд ярких эпизодов, где показаны талант и жизнерадостность лезгинского народа. Эти картины даны с проникновением в суть происходящего, поэтому не носят  экзотического характера.

В исследуемых романах нравы горцев показаны посредством самых разнообразных аспектов, например, положения женщин в обществе. Отношение к горянкам как нельзя лучше демонстрирует отсталость и консерватизм обычного для каждого аула джамаата, его условности и предрассудки. Потому сопротивление встречает, например, Батырай, один из первых воспевший дагестанскую женщину. Показательны в данном случае изменения, коснувшиеся образа Меседу из романа М. Хуршилова Сулак - свидетель. Общая канва развития этого образа осталась неизменной во всех трех изданиях, но в первом издании Меседу после долгих лет ожидания приезда Омара оказалась служанкой и любовницей Узаира. В последующих же изданиях героиня остается чистой и непорочной, как и подобает невесте героя. Подобная интерпретация оказалась следствием пуританской дагестанской, исламской морали.

Традиционным уважением у горцев пользуются родители. Последовательное соблюдение данной иерархии, с одной стороны, - гарантия мирного сосуществования отцов и детей, с другой, - признак иногда чрезмерного послушания не только старших по возрасту, но и по положению. Так, Махач в одноименном произведении жертвует моральной победой в идейном споре в мечети, только потому, что чувствует себя связанным обычаями, в частности, с обычаем  не торопиться со своим мнением раньше стариков. И пусть в адатах порой много вздорного, идущего от суеверий, но даже прогрессивно мыслящий Махач не желает поступаться ими, прекрасно понимая всю их важность.

Пожалуй, главной особенностью горцев является предельная сдержанность, проистекающая то ли от сурового дагестанского ландшафта, то ли от привычки постоянно бороться за свое существование. Корни этого морального стоицизма в семейном луставе, где главное правило - суровость воспитания как благо. Учат с малых лет в дагестанских семьях и святому закону гостеприимства, за соблюдение которого горец даже способен жизнь положить. Широкое понимание старинного обычая гостеприимства подразумевает и дружеское отношение ко всем иноземцам (естественно, если их миссия мирная). Относится это, в первую очередь, к русским большевикам, за стычки с которыми У. Буйнакский упрекает своих земляков, ведь гости, которые пришли с добром, - это святыня. 

Вообще, тема революции как явления линоземного происхождения поднимает и проблему восприятия всяческих нововведений, ассимиляции как таковой. От русских реформаторов, какими бы благими целями они ни руководствовались, требовался максимальный такт при вторжении в чужую культуру и, конечно, уважение к чужим представлениям о морали.

Но невозможно восстановить обычаи, в которых отпала нужда. Народ, живущий только по обычаям старины, обречен: он или погибнет под ударами более сильных соседей или, покорившись им, потеряет собственное имя. Обычай - это устаревшая форма общественного устройства, на смену которому неминуемо должен прийти закон. Героям Хазарии А. Соловьева, по их собственному признанию, обычаи помогли в свое время стать хорошими людьми, но пришло время законов, игнорировать которые нельзя.

Кроме общего представления об адатах, которое можно почерпнуть в дагестанских исторических романах второй половины ХХ века, здесь имеются и описания конкретных обрядов. Помимо деталей, они большей частью не являются авторской выдумкой и воссоздают достоверную картину этнокультуры, быть может, даже более ценную для историков и этнографов, чем для литературоведов. Но вплетение их в художественное повествование служит определенным авторским целям, так что их рассмотрение представляется нам необходимым, тем более, что они усиливают правдоподобие исторических лиц и событий, приглушаемое вымышленными компонентами.

Важный блок национальных обычаев в дагестанских исторических романах занимают религиозные, в описании которых опять-таки авторам практически не приходится прибегать к художественному вымыслу. Целый пласт в исследуемых романах составляют описания брачных процедур. Некоторые же этнические зарисовки в произведении К. Меджидова напоминают приводимые М. Бахтиным примеры народно-смеховой культуры, с их водевильными переодеваниями и обменом социальных и иных ролей, что символизирует грядущие нешуточные исторические перемены и даже саму революцию.

В связи с драматизмом излагаемых исторических событий дагестанские авторы не могли не коснуться похоронных обрядов. Причем они, как правило, соседствуют в дагестанских исторических романах с описаниями шумных свадеб, что оттеняет их трагизм. Благодаря таким зарисовкам познается очень многое, ведь народ характеризуется не только отношением к живым, но и к мертвым. Наиболее показательны в этом смысле произведения А. Соловьева Сын Мариона, Рождение государства. Данные эпические полотна - это богатый иллюстративный материал о жизни разных этносов, ценный хотя бы по своей информационной насыщенности. Из повествования мы узнаем о таких народах, как хазары, савиры, уроги, бирсилы, окацыры и огузы. Все перечисленные народы говорят на одном языке, поклоняются единому богу и входят в могучий хазарский союз племен. Центральной в романе А.П. Соловьева становится история целого государства: в фокусе его внимания Албания, раздираемая персами и хазарами, а также перипетии ее междоусобиц и борьбы с внешними врагами.

Русские, что типично для дагестанских исторических романов, занимают исключительное место среди других этносов. Продиктовано это идеологией советского времени, по которой русским отводилась миссионерская роль старшего брата. В исследуемом типе романов русские выступают как просветители, обладающие безукоризненным моральным обликом. Русские большевики демонстрируют образцовое поведение, служа примером не только в сфере идеологической агитации, но и в различных жизненных ситуациях, особенно экстремальных (на расстреле, например).

Главным объединяющим фактором для русских и горцев, согласно лейтмотиву большинства дагестанских исторических романов, становится социальное бесправие. Примечательно, что для богатого русского сословия русские бедняки - такие же чужаки, туземцы, что и дагестанцы. Контрреволюция пытается втянуть народы в братоубийственную войну, а у чеченцев, аварцев, кумыков, как и у других бедных людей, цель одна - завоевать себе лучшую жизнь, разделавшись с прежними порядками.

Как точно отмечает У. Буйнакский (роман Три солнца), в многонациональном Дагестане, где издавна классовое и национальное угнетение порождало неприязнь ко всему русскому, не так-то просто было убедить массы, что отныне Россия принесет им не гнет, а свободу. В итоге У. Буйнакский ставит вопрос о том, исчезнет ли при коммунизме национальное своеобразие Дагестана или сохранится. Такая философская риторика значительно углубляет порой однообразную социальную ткань повествования, а приятие или неприятие русских горцами приравнивается к приятию/неприятию самой революции, идея которой, в понимании дагестанцев, лабсолютно русская.

Тема дружбы народов, и не только дагестанцев с русскими, красной нитью проходит через все дагестанские исторические романы.

Извечная проблема межэтнических конфликтов ставится, в частности А. Абу-Бакаром в романе Манана: судьба главной героини Мананы иллюстрирует историю отношений грузин и горцев. Будучи грузинкой по происхождению, она воспитывается в дагестанской семье и в итоге вбирает в себя все лучшее от двух разных культур. А. Абу-Бакар своим повествованием демонстрирует, что отношения двух названных народов обрели стабильность только с приходом революции. Последняя наделяется способностью решать и такие глобальные конфликты, как международные. Будущее братство народов обеспечивается, по мнению автора, разрешением классовых противоречий

Так, описывая повседневный быт, показывая жизнь самобытных дагестанских этносов, авторы исторических романов создали энциклопедию жизни дагестанцев в разные века. Этнографические картины, вплетаясь в художественную ткань дагестанских исторических романов, кроме того, обеспечивают глубокий анализ жизни, ее социального среза.

В третьей главе  Особенности конфликта и характер его разрешения в дагестанском историческом романе  исследуются частноисторическая и архетипическая проблематики дагестанского  исторического романа, типология конфликта в нем, конфликт на почве веры, а также своеобразие эпохального конфликта.

В разделе 3.1. Частноисторическая и архетипическая проблематика в дагестанском историческом романе исследуются различные нравственные, семейно-бытовые, психологические и др. проблемы.

Дагестанские исторические романы второй половины ХХ века в основном многопроблемные и многоплановые.

Среди наименее типичных для жанра исторического романа отметим проблему песенного творчества, творческой личности. Так, к примеру, в основу произведений А.П. Соловьева и Х.Алиева положены сюжеты художников, что, казалось бы, исключает возможность выведения той или иной типологии, характерной для произведений на историческую тему.

Проблема творческой личности решается у А. Соловьева на образе Суграя, у Х.аАлиева - на образе Батырая. Здесь создание целостного образа поэта-певца было бы немыслимо без заострения чисто литературоведческой, эстетической проблематики. Авторы демонстрируют, что разрушительное оружие не сопоставится с мощью поэтического созидания, способного обессмертить целые народы и эпохи, что не под силу никакой армии или полководцу. Проблема творчества в дагестанском историческом романе второй половины ХХ века возникает и в совершенно ином качестве: под созидательным процессом понимается создание не только художественных произведений, но даже нового миропорядка, то есть революция. Последней приписывается благотворный потенциал  - заряд, сопоставимый с поэтическим вдохновением, творцом же выступает народ.

Для большинства героев названных произведений (особенно для социально активных) характерно восприятие жизни как борьбы. Сколь бы ни были они лопрощены изображением преимущественно только их общественной деятельности, но они постоянно задаются вечными вопросами о жизни и смерти, бытии и небытии. Ценность жизни особенно остро осознается в периоды различных катаклизмов. Герои дагестанских романов отчаянно противятся смерти, поддерживаемые не только жаждой жизни, но и религиозным чувством. Даже обесчещенные женщины идут на самоубийство в крайнем случае, ведь лишить себя жизни - значит совершить самый тяжкий грех. Смерть положительных героев, как правило, поэтизируется, превращаясь в гимн прожитому; таков финал, например, романа М.ЦС. Яхъяева В полдневный жарЕ или же сцена смерти доктора Ефимова (Сердце, оставленное в горах).

К разряду архетипических можно отнести и проблему любовных взаимоотношений героев исторических романов. Именно данный аспект смягчает прямолинейность некоторых исторических персонажей, позволяя изобразить их не только в контексте публичной жизни, но и интимных процессов.

Образ У. Буйнакского в романе М.ЦС. Яхъяева Три солнца выглядел бы бледной схемой, не будь он осложнен любовной линией, связанной с Тату Булач; героиня А. Абу-Бакара Манана в одноименном романе абсолютно отстранена от социальных катаклизмов и поглощена только своим чувством к Багадуру.  Герои М. Магомедова в романе Месть руководствуются в первую очередь своими сердечными порывами, а в произведении Раненые скалы только любовь поддерживает женщин, провожающих своих мужей на фронт. Ждут вестей с войны матери, ведь материнская преданность также архетипический лейтмотив большинства дагестанских исторических романов. Роман же К. Меджидова Сердце, оставленное в горах и вовсе завязан на любовных сплетениях, а образ главного героя раскрывается во всем богатстве именно в этом свете. Именно поведение в условиях любовной коллизии характеризует Ефимова с лучшей стороны, раскрывает его благородство и такт, а соперника Джавада заставляет проявить редкое для горца почти христианское смирение.

В романе М. Хуршилова Сулак - свидетель предстает любовный треугольник (Омар - Меседу - Маргарита). Пространственные перемещения главного героя, его колебания относительно революции и от нее объясняются подчас его взаимоотношениями с невестой, а потом и с Марго. Последняя однозначно примыкает к большевикам только из-за любви к Омару - пример типично женского поведения, подчиняющегося не разуму, а сердцу. Что же касается поэта в романе Батырай, то для него самое дорогое на свете - это любовь и песня.

Анализируя проблематику дагестанских исторических романов, следует обратить внимание на такую их специфическую черту, как афористичность языка. Возможно, она проистекает из близости молодой дагестанской литературы к фольклору с его пословицами и поговорками и другими малыми формами. В виде афоризмов лаконично и выразительно дагестанские авторы обозначают основные темы, своих произведений, концентрируя их до размеров одного-двух предложений: это любовь и ненависть, храбрость и трусость, бедность и богатство, труд, справедливость, горе и радость и т.д.

В разделе 3.2. Типология конфликта в дагестанском историческом романе; конфликт на почве веры рассматривается проблема конфликта, взаимосвязанного с проблематикой произведения.

Конфликт на почве веры, затрагиваемый анализируемыми дагестанскими прозаиками, также претерпел определенную эволюцию, испытав на себе в свое время и влияние советской идеологии. Отметим, что данный тип конфликта сочетает в себе как сугубо интимные компоненты, касающиеся личного выбора каждого человека, так и элементы эпохального конфликта.

Однозначно неблаговидным предстает духовенство в романе М. Хуршилова Сулак - свидетель. Так, мулла Ариф именем Аллаха и днем страшного суда пугает темных людей, чтобы они повиновались богатым. Схожую интерпретацию конфликта на почве религии предлагает И. Керимов в своем романе Махач: имам Гоцинский предстает в романе как настоящий предатель, натравивший Турцию на родную страну. Поднимается вопрос о справедливости мироустройства, за что ответственность возлагается на Творца. Осознание же народной набожности приводит деятелей революции к мысли о необходимости перехвата влияния. Потому М. Дахадаев возводит бедняков почти в сакральный статус воинов революции, придавая революционному движению миссионерский смысл, Происходящие же социальные катаклизмы недвусмысленно сопоставляются с лахырзаманом.

В романе М. Магомедова Горы и степь представлены самые разные верующие: жемусульманам противопоставляются истинно набожные люди. Примечательно, что религиозность горцев автор объясняет социальными причинами: голоден был горец или давило его безысходное горе, он обращался к Аллаху. Представители же старого режима предстают как манипуляторы данной сферы: становится очевидно, что конфликт между верующими и неверующими, контрреволюционерами и революционерами имеет  сугубо политическую природу. Иное дело, что одних М. Магомедов оправдывает, а других обвиняет в том же самом. Но данный автор, несмотря на известную предвзятость в изображении религии, не отступает от исторической правды, показывая ее неоценимую роль в судьбе народа, особенно в переломные моменты,  например, во время Великой Отечественной войны.

Некоторую предвзятость при изображении духовенства демонстрирует и К. Меджидов. Его герою Ефимову приходится постоянно бороться с предрассудками, противостоять косному мышлению невежественного населения. Чем больше сближается доктор с простым людом, тем сильнее он отдаляется от духовенства, вступая с ним  в открытый конфликт. Окончательно компрометируют себя священнослужители перед лицом всенародной беды: когда в Ахты  приходит тиф, малодушно прячется от него  наместник Аллаха кадий.

Особенно остро конфликт, имеющий религиозную окраску, поднимается в романах М.ЦС. Яхъяева. Автор практически ставит знак равенства между исламом и насилием, когда повествует о воинствующем духовенстве. Противоположную позицию, естественно, представляют большевики, в частности, Д. Коркмасов. Но даже против воли автора проявляется истинная позиция большевиков, которые вначале не смели запрещать религию, понимая, что в сознании народа национальное нельзя оторвать от религиозного. Но, укрепившись во власти, большевики переходят к политике все большего ужесточения: им приходится бороться с покорностью горцев шариату, который не велит захватывать чужие земли. Революционеры же ратуют за подлинную демократическую конституцию, так что конфликт сторон обретает и правовую окраску: переход от самосуда к цивилизованным формам решения споров. Представителям духовенства даются подчас убийственные характеристики: так, Нажмутдин Гоцинский во имя святой цели разрешает участникам газавата открытый грабеж во всех большевистских городах, которые им удастся занять. Но у большевиков есть и достойные противники. Так, имам АлиЦХаджи производит положительное впечатление на Коркмасова и Дахадаева; в романе М.ЦС. Яхъяева Три солнца он показан как искренний борец за национальный суверенитет и ислам.

В романе Х. Алиева Батырай главный герой уже в силу своего призвания противопоставляется ортодоксальному духовенству. Здесь конфликт на почве веры является определяющим; иное дело, что его герои верят кто во что, так что вера понимается гораздо шире, чем просто религия. Песни Батырая становятся своего рода новой религией, особенно для женщин, которых традиционная вера навсегда заклеймила как источник соблазна и греха. Центральной становится сцена спора Батырая с кадием Гасанали; примечательно, что представитель духовенства обрисован автором с явной симпатией, и такое моральное равенство противостоящих сторон еще более обостряет конфликт.

Жизнь племен, описанных А. Соловьевым в его произведениях, зиждется на языческих верованиях и только зародившихся религиях. Христиане молятся Богу, мусульмане - Аллаху, иудеи - Яхьве, тюрки - Тенгри, албаны - Уркацилле. Процесс становления государственности, отхода от родоплеменных отношений совпадает со сменой названных верований: от фетишизма, тотемизма и многобожия народы переходят к строгому монотеизму, что сродни политическому единению ранее разрозненных племен. Вся история народов предстает как постоянная борьба и смена верований, манипулируемая политиками;  властитель уподобляется богу своими полномочиями вершить человеческие судьбы. Это прекрасно понимает Геро, разуверившийся в богах. Сюжет романа А. Соловьева развивается по мере усугубления конфликта между идеалами и кровавой действительностью, религиозными догмами и жизненными реалиями. Постепенно Зорба приходит к пониманию очевидной бессмысленности заповеди не убий, ибо она несовместима с бытием и деяниями человеческими.

В разделе 3.3. Своеобразие эпохального конфликта в дагестанском историческом романе выявляются некоторые особенности эпохального конфликта в исследуемом типе романа.

Само определение листорический роман подразумевает наличие социального конфликта, без которого невозможно ни одно эпохальное событие. В широком смысле зерно социального конфликта заложено почти во всех типах конфликтов.

В романе М. Хуршилова Сулак - свидетель главный герой Омар предстает как борец за социальное переустройство, он активно участвует в рабочем движении в Баку. Тема роста революционного сознания, тема зарождения дружбы горского крестьянства с русским рабочим классом четко вырисовывается как главная идейная линия романа. В конце романа Омар становится признанным предводителем салатавцев, поднявшихся на борьбу с оружием в руках. Вокруг его образа группируются образы сторонников социальной справедливости, образы угнетаемых. М. Хуршилов, используя приемы контраста, показывает растущую классовую дифференциацию в дагестанском ауле в лице феодальной верхушки, духовенства и царской администрации, с одной стороны, и социальных низов - с другой. Всех персонажей М. Хуршилов делит на тех, кого называют виновниками, и виновников. Такие персонажи, как гордец Исрапил, красавица Меседу, бесстрашный джигит Шамхал, неутомимый правдоискатель Юсуф, храбрый охотник Горо, мудрец Хасан, укрывший немало беглецов-бунтарей, олицетворяют собой силу духа дагестанского народа, самые лучшие и высокие его устремления. В образах же Араш-наиба, его сыновей Узаира и Зубаира, силача Килыча, муллы Арифа, винодельца Аванеса и других М. Хуршилов разоблачает угнетателей в духе советской бескомпромиссности, показывает в них черты морального распада на самом пике их материального благополучия. Изображение аульской верхушки в романе представляется несколько односторонним: М.аХуршилов фиксирует лишь крайние полюсы социальной дифференциации.

В романе И. Керимова Махач изображаются крупные исторические конфликты. В его основе события прошлого, проникнутые борьбой революционного (народного) и контрреволюционного (антинародного).

Большевики в романе - это монолит. В противовес организованной, сплоченной массе (Уллубий, Махач, Антон, Изав, Осман) их противники - сборище случайных людей, преследующих сугубо личные цели и грызущихся за власть. В интерпретации И.аКеримова, в среде тарковских, ермоловых, гоцинских господствуют козни, правят бал обман, хитрость, тщеславие4. Как видим, противопоставление по существу чисто фигуральное, бело-черное.

В романе М. Магомедова Горы и степь на первый план выдвигается социальная проблематика, метафорично заявленная уже в названии. Ведущей темой здесь становится массовое переселение горцев в плоскостные районы, олицетворяющее собой кардинальное улучшение жизненных условий после революции. Эта глобальная миграция происходит параллельно с развитием судеб главных героев, и всеобщее движение к равнинам совпадает с примирением ранее бескомпромиссно настроенных братьев Мутаилава и Гайдарбека - главных героев произведения. Первоначальное неприятие жителями высокогорий идеи переселения сродни их опасливо-настороженному отношению к социальным катаклизмам, одним из которых становится коллективизация.

М. Магомедов достаточно традиционен в изображении отрицательных персонажей, напрямую связывая материальное благополучие с моральным обликом. Перед читателем предстают аулы, где до революции вражда между тухумами могла вспыхнуть из-за любой мелочи. Конфликт с пережитками прошлого обостряется в повествовании в связи с коллективизацией. Правда, это явление в интерпретации Магомедова имеет сугубо положительные последствия. В связи с коллективизацией затрагивается и драматичная тема раскулачивания, но и тут автор беспощаден к кулакам как к обманщикам, наносящим вред общественному благу. Таким образом, роман Горы и степь, несмотря на наличие лирических конфликтов, насквозь политизирован и характеризуется преобладанием социальных, эпохальных конфликтов, в которые вовлечены почти все жители села. Приоритет такого типа конфликта в очередной раз подтверждает несоизмеримость личных переживаний и общественно значимых явлений в дагестанском историческом романе советской эпохи.

Роман М. Магомедова Месть повествует о народном возмездии, хотя не сразу и не все герои понимают необходимость всеобщей борьбы. Писатель обращается к данному лейтмотиву неоднократно. Содержание романа Месть многопланово: в нем отражено много человеческих судеб, параллельных и самостоятельно протекающих конфликтов. Но в широком потоке событий довольно ясно выделяются отдельные линии, образы. В романе Раненые скалы того же автора изображены бакдабцы в годы Великой Отечественной войны, сила их патриотизма и трудности военного времени. Здесь писатель развязывает все сюжетные узлы. Несмотря на ряд несомненных достоинств, роман Раненые скалы, как и остальные части трилогии, страдает серьезными недостатками. Особенно это касается схематизма, необъективности при описании богачей и народных героев иат.ад., т.е. всего того, чем грешит большинство исследуемых произведений. Вместе с тем М. Магомедов демонстрирует и серьезные попытки приблизиться к исторической достоверности и психологизму, художественности.

В романе К. Меджидова Сердце, оставленное в горах главный герой противопоставлен как духовенству, так и людям своего окружения. Хотя он и участвует непосредственно в преобразовании жизненных условий народа, но находится над социальным конфликтом. Сама жизнь подталкивает его к принятию четкой политической позиции, хотя смерть доктора так и оставляет разрешение этого внутреннего конфликта открытым. Возможно, автор романа просто не пожелал быть исторически недостоверным, делая из просто сочувствующего Ефимова революционера.

Столь же исторически объективным старается быть и Х.аАлиев в своем романе Батырай. Данное произведение содержит частые ссылки на освободительную войну Шамиля, что придает эпическое звучание повествованию, сконцентрированному, казалось бы, лишь на частной судьбе героя. По этой причине конфликт характеров перерастает в эпохальный, укрупняя масштабы всего происходящего; социальные катаклизмы прошлого эхом отдаются в историческом настоящем персонажей романов, непосредственно влияя на их судьбы. Батырай не революционер, он возмутитель спокойствия, протестующий против ханжеской морали. Но и ему не чужда социальная мотивация при создании произведений. Автор сопоставляет мораль бедных и аморальность богатых, напрямую связывая имущественный критерий с этическим: приобретшие богатство теряют совесть, и тогда добродетели становятся лишь помехой на их пути.

Главный герой романа М.ЦС. Яхъяева Три солнца У. Буйнакский - выходец из дворянского рода, с рождения оказавшийся в самом эпицентре классового конфликта. Примечательно, что в романе события начинаются с посещения Уллубием могилы матери, павшей жертвой жестоких сословных предрассудков и извечной вражды между богатыми и бедными. Следует отдать должное объективности Яхьяева, который не затушевывает подобные эпизоды, хотя они несколько и приземляют образы. Автор показывает человечески понятные эмоции столь близкую каждому горцу жажду мести, переросшую со временем в чувство классовой ненависти. Конфликт выходит за рамки семейного, вырастая до масштабов эпохального, хотя, по сути, любой глобальный конфликт складывается из множества частных.

Персонажи в данном романе делятся на положительных и отрицательных в соответствии с их отношением к народу, служению его благу. Так, большевики все свои силы бросают на решение продовольственной проблемы, в то время как контрреволюционеры вывозят едва ли не все продукты из города и занимаются другими видами вредительства. Приход в город контрреволюции и смена власти воспринимаются как временное явление, и даже суд над Буйнакским и его товарищами звучит торжественным, победным аккордом. Буйнакский предстает в ореоле великомученика, почти святого; то же величие, пусть и несколько пафосное, присуще его поведению и на расстреле, где он и его товарищи, несомненно, выглядят моральными победителями.

В романе В полдневный жар того же автора Д. Коркмасов продолжает славные традиции освободительной борьбы, начатой еще его дедом - знаменитым мюридом Шамиля. Но отец Коркмасова служил в личной охране императора, был офицером, а сводный брат Джелалэтдина - знаменитый Нухбек Тарковский. Интересно, что Яхъяев не приводит идейное расхождение и углубляющийся конфликт братьев к традиционному разрешению в духе соцреализма: Нухбек не раз спасает Джелалэтдина, даже понимая его опасность для контрреволюции и для себя лично. Подобные детали выигрышно разнообразят в основном односложный рисунок повествования.

Вся суть конфликта сводится к тому, что лодни сыты, а другие голодны5

. И в этой борьбе главным предметом спора становится, конечно же, собственность, земля. Писатель не углубляется в психологию своего героя в силу избранного им баланса между правдой и вымыслом: он рассказывает лишь о том, что доступно документальной фиксации. Подобная щепетильность приводит к тому, что доминирует фактологическая сторона событий, описательность и простая констатация слоганов эпохи, анализ которых предлагается самому читателю. Конец романа - это печально знаменитый 1937 год, когда под жернова репрессии попадают вчерашние кумиры, в том числе и Коркмасов. Несомненной заслугой автора является подобное всестороннее изображение трагических противоречий времени, похоронившего под своими обломками и проигравших, и победителей социального конфликта.

Особенно ощутимы творческие поиски в области художественного конфликта у А. Абу-Бакара в его произведении Манана. То, что автором романа был писатель-коммунист, естественно, серьезно влияет на идейно-тематическую основу романа в целом. Но писательский талант А.аАбу-Бакара умело скрывает от читателя трафаретность идей романа, их идеологизированность, обязанность героев быть именно положительными или непременно отрицательными. Действие романа приобретает еще большую напряженность из-за того, что в конфликте эпохи сталкиваются не только идейные или политические враги, но и люди самых разных национальностей и стран с присущей им этнопсихологией, своей системой ценностей и непониманием чужого, дикого. Такова действительность, воплощенная А. Абу-Бакаром в романе.

Роман А. Соловьева Сын Мариона изображает многие социальные конфликты. Марион, а затем и его сын восстают против мироустройства, что изначально обрекает их на поражение. Герои Соловьева по ходу повествования все более отдаляются от своего сословия, разочаровываясь в знатных горожанах, которые тщеславны, сластолюбивы и жаждут власти. Марион закономерно погибает, став жертвой заговора, хотя причина здесь намного глубже: герой не в состоянии смириться с несправедливостью, и эту непримиримость он как эстафету передает своему сыну Геро.

Проблема верховной власти поднимается Соловьевым в связи с образами правителей Шахрабаза, Турксанфа, Ибузира и других. Перед нами вечный конфликт народа и правителей; последний уверен в собственной непогрешимости и ведет подчиненных к одному ему известной цели. Но конфликт между тираном и народом решается не в пользу последнего, что обретает характер трагического правила. В структуре произведения преобладают социальные мотивы, что позволяет оценить его как социально-исторический роман. Линия Ойчу и Зорбы, противостоящих знати и кагану, становится главной в романе. Современный автор создает образ эпически масштабного героя-бунтаря, обреченного на гибель. Таков печальный финал неравной схватки человека с безжалостной государственной машиной.

Таким образом, в первые десятилетия существования дагестанского исторического романа основное внимание писателей было уделено конфликту, связанному с классовой борьбой за советскую власть, строительство социализма. Эстетическая слабость национальной прозы в известной мере преодолевается на рубеже 50Ц60-х годов, когда она вступила в новый этап своего развития: появилось многообразие характеров, образы раскованной личности, свободной в своих действиях, в выражении чувств и мыслей. От антитетического, схематичного в своей основе изображения героев в конфликтах, определяемых характером классовой борьбы, дагестанская проза перешла к созданию полнокровных образов, раскрываемых преимущественно в нравственно-психологических коллизиях. В 60-80-ые годы дагестанская литература сделала большой шаг в развитии литературного процесса, в создании полноценных характеров, образов. Так же, как и в других литературах, в ней обозначилась тенденция к психологизации героя. Авторы ввели в литературу нового героя, во многом изменяется концепция исторической личности. Открытием 70-х годов стало то, что отрицательные герои произведений о прошлом стали изображаться по-человечески сложными личностями. Усиливаются философское и психологическое начала в исторической прозе.

В четвертой главе Типология структурных и содержательных  аспектов дагестанского исторического романа второй поовины ХХ века  анализируются пространственно-временной аспект дагестанского исторического романа, исторические события как основа композиции (функция и доля вымысла, типология исторических событий и точек зрения на них), а также типологические особенности художественного языка дагестанского исторического романа (нарративная структура дагестанского исторического романа; общеисторическая и национально-специфичная лексика; характер художественной образности).                         

В разделе 4.1. Пространственно-временной аспект дагестанского исторического романа описываются категории времени и пространства в исследуемом типе романа.

В историческом романе самым важным является изображение хода времени, переломных кризисных моментов.

Дагестанские авторы, следуя фольклорной традиции, проводят аналогию между природным времяисчислением и человеческим. Время - это лейтмотив исторических романов. Воздух ХХ века наэлектризован, будто перед грозой, и горец из самого далекого аула чувствует этот ветер перемен. Большевики под пером дагестанских авторов берут на себя небывалую задачу: они творят собственное, классовое будущее, снабжая категорию Времени социальными характеристиками.

История творится в определенных типах пространства. Так, в романе М. Хуршилова Сулак - свидетель их два: замкнутое и открытое. Замкнутое пространство иллюстрирует тяжелую жизнь горца. Внутри же села встречаются более ограниченные виды пространства: порог, символизирующий поворотные, кризисные моменты; окраина села (место, где люди прощаются или ждут возвращения близких); годекан (символ народной мудрости и единодушия). Изображение становления главного героя Омара требует расширения пространственных границ (хронотопы дороги, моря, леса). Изображение человека в пути и в дороге является важным сюжетным мотивом народного эпоса: это древнейшая форма композиции. Омар странствует в поисках заработка, его путь - это путь скорби, без надежды на скорое возвращение домой. Здесь традиционный романтический хронотоп обретает реалистичное, драматическое звучание.

У. Буйнакский в романе М.ЦС. Яхъяева Три солнца размышляет о предстоящей ему дороге жизни, с ее ухабами и обвалами и постоянной угрозой свалиться в пропасть. В романе А. Абу-Бакара Манана на дороге происходит встреча Жахпара с Хажи-Запиром, которая является завязкой сюжета. Роман А. Соловьева Сын Мариона тоже начинается с этого хронотопа; герой Зорба большую часть жизни провел в дороге, ставшей бесконечной из-за недостижимости поставленной им цели. Схожим хронотопом, олицетворяющим линейный тип времени, является река. В романе М. Хуршилова Сулак - свидетель река становится свидетелем многих событий и чуть ли не главным героем, она обменивается с персонажами информацией. Сулак в романе Мусы Магомедова Горы и степь - очевидец событий, который несет на своих водах привет от невесты, молитвы матери, а иной раз и чьи-то проклятьяЕ

Ключевым  хронотопом  дагестанских исторических романов горы. В романе Х. Алиева Батырай есть даже притча о Железной горе и Землехвате, объясняющая гористость дагестанского пейзажа. Как пишет А. Абу-Бакар, не каждый выживает здесь, разве что самые крепкие духом и телом; земля здесь стоит очень дорого, так как каждый клочок с боем отвоевывается у голых скал. Именно горы с их возможностью увидеть мир с высоты,  не так, как другие, а как Бог, порождают талант, творчество. И даргинский певец в романе Х. Алиева Батырай неразрывно связан с данным лейтмотивом.

Даже русского доктора Ефимова (Сердце, оставленное в горах) тянет в горы; сравнивая их с русскими равнинами, он размышляет о двух неразрешимых противоречиях, возникающих на границе двух разных укладов человеческого бытия. Вся жизнь его в горах - лучшие годы, отданные чужому народу и культуре; именно в сторону гор, что подчеркивает автор, уходит Ефимов после конфликта с Брусилиным, сделав своеобразный выбор между русскими и нерусскими, своими и чужими.

В романе М. Хуршилова Сулак - свидетель гора Салатав становится своеобразным блокпостом между привычным миром родного села и миром за его пределами, бесконечным, подчас враждебным. Для дагестанцев край света - это гряда скал, которая окружает аул. Именно за ними лежат просторы, откуда приходит в Дагестан просвещение в лице М. Лермонтова, А. Дюма, хирурга Пирогова, художника Айвазовского. Данный тип пространства можно отнести к закрытому: это естественная граница-консервант, отделяющая обитателей не только от невзгод, но и от реальной жизни с ее новшествами.

Уже в заглавии романа М. Магомедова Горы и степь содержится антитеза двух главных хронотопов. Горцы стали покидать высокогорный аул в поисках лучших условий жизни, и подобный ход эволюции необратим: новый строй требует не только внешних перемен, но и слома устаревшего сознания. Точно так же в романах А. Соловьева хазары, осваивающие оседлый образ жизни, тоскуют по степи, по ее вольному необъятному простору. В его произведениях племена делятся по их принадлежности к двум типам хронотопов, обусловившим соответствующие национальные особенности. Это степняки (скифы, сарматы, хунны, авары, мадьяры, гузы и торки и др.) и аланы - жители предгорий.

Таким образом, хронотопы в дагестанских исторических романах социально окрашены. Даже сельские кладбища поделены по имущественному признаку: если кладбище нуцалов и аульской знати обнесено высокой оградой, то для бедняков отведено место у обочины, где беспорядочно торчат из-под земли грубые, неотесанные обломки плит. Даже здесь дорога делит между собой вечных непримиримых противников - богатых и бедных.

Места людских скоплений - улицы, площади, базары - стихийно превращаются в эпицентры исторических потрясений. Например, ким - любимое место сборищ аульчан, куда стекаются вести со всего света. Сельские площади - неотъемлемая часть национального колорита, часто и любовно изображаемая дагестанскими авторами. Тут же гудекан - как бы верховный совет, беспристрастный и беспрекословный, где обсуждают слухи, конфликты, скорбь и радость. Городские площади, где оглашают важные новости, наказывают и даже казнят, где принимаются исторические решения, напоминают человеческое море.

Более крупный аналог хронотопа площади - город. Города стали средоточием революционной борьбы, но их равнинные ландшафты долгое время были так же чужды горцам, как и новое сознание. В городе заостряются социальные антиномии, которые в сельской местности сглаживаются пейзажами. Урбанистические же ландшафты только выпячивают межклассовые конфликты: так, древний Дербент в изображении А. Соловьева поделен каменной стеной на две части - верхний и нижний города, согласно социальной иерархии: верхний, богатый, город отделял себя от нижнего - обиталища мастерских, переулков, хижин, огородов и т.п.

Как видим, история вырывается из ограниченных пространств чиновничьих кабинетов и творится в открытых пространствах, характеризуя и чисто количественное соотношение сил, и масштабность происходящего.

В дагестанских исторических романах большое число исторических топонимов, придающих описаниям особую убедительность. Так, перед взором читателя произведений А. Соловьева предстают Месопотамия и Сирия под властью арабов-мусульман, экономически активный Великий шелковый путь, мастерские Семендера, богатый Хорезм, цветущая Согдиана, товарообильная страна Кушаныкак - все многообразие и роскошь древних цивилизаций. Место действия в романе А. Абу-Бакара Манана - это горные аулы, села Алазанской долины, Тифлис, Темир-Хан-Шура, Порт-Петровск, Владикавказ, Москва, Стамбул, различные районы Турции, Батуми. Автор переносит действия событий с одного места в другое. Описание живописной Алазанской долины проходит красной нитью через все повествование романа. В произведении К. Меджидова Сердце, оставленное в горах практически все действие разворачивается в селе Ахты. О географических особенностях этого места, его истории рассказывает доктор Ефимов в своих письмах к сестре. Именно в чужом для русского доктора селении Ахты причудливо полно раскрывается его характер; расставание с этим краем для Ефимова становится началом конца.

Аул Бакдаб изображен в романе М. Магомедова Раненые скалы погруженным в тревожное ожидание похоронок. Анди напоминает благодаря глобальным историческим параллелям католическую Вандею времен Французской революции XVIII века, только под зеленым знаменем ислама. Удивительно насыщенно показан жизненный уклад певца Батырая, проживающего в древнем даргинском селении Урахи. Словом, в дагестанских исторических романах предстают большей частью именно села как традиционные для горцев декорации. Город же - чуждая им атмосфера, с чуждой  большевистской идеологией. 

В романе М.ЦС. Яхъяева Три солнца перед читателем раскидывается Порт-Петровск, иллюстрирующий всю историю переменчивых отношений русских и дагестанцев: на протяжении своего существования он становился то точкой приложения созидательных сил русских, то объектом их жестокой экспансии наравне с иностранцами. В годы революции Порт-Петровск, возглавляемый Ревкомом, превращается в самостоятельное государство. Власть большевиков над временем и пространством столь велика, что объекты даже получают имена героев. Так, Темир-Хан-Шура превращается в Буйнакск, она названа в честь революционера, принесшего в горы учение коммунизма.

Образы романа М. Хуршилова Сулак-свидетель группируются не только по социальному принципу, но и географически. Порт-Петровские и бакинские эксплуатируемые и эксплуататоры также находятся в антагонистических отношениях. Особенно ярко бунт рабочих и безработных проявляется в событиях, происходящих в Баку.

Эпопея же А. Соловьева Рождение государства - это летопись древних цивилизаций, особенно богатая топонимами с их подробным описанием. А. Соловьев педантично описывает такие топонимы, как Дербент, Семендер и др., даже подвергая их лингвистическому анализу. Такая дотошность выдает авторское стремление к предельной достоверности: большая часть героев его произведений вымышлена, что с лихвой возмещается документальной фактологичностью в изображении топонимов. Еще один прием, часто используемый Соловьевым, - это картографические описания. Автор приобщает читателя к непосредственному изучению местности, сдабривая ее обилием георгафических обозначений. На нас обрушивается поток знакомых (и не очень) названий: страны Иберия, Картлия, Абхазия, Армения, а также Ширван, Табасаран, Булгария; города Фанагория, Герменессы, Таматарха, Семендер, Дербент, Тбилиси, Ереван, Хамлиджа, Савгара, Варачан; реки Терек, Кобань, Кура, Ингури и т.д.

В разделе 4.2. Исторические события как основа композиции (функция и доля вымысла, типология исторических событий и точек зрения на них) в центре внимания событийная сторона дагестанского исторического романа.

Метод соцреализма обострило проблему соотношения правды и вымысла в исторических произведениях. М. Хуршилов воссоздает подъем национального самосознания горцев в эпоху революции, создав типические для эпохи и социальной среды образы. Писатель изображает бедственное положение дагестанского дореволюционного аула, процесс отходничества, боль и гнев горцев, и влияние русского пролетариата, направившего эту полудикую энергию в революционное русло. Множество различных судеб, воплощенных в различных сюжетных линиях, предопределяется у М. Хуршилова именно общественно-политической ситуацией.

Стремление к правдивому воссозданию исторических событий демонстрирует и писатель И.аКеримов. В основу его произведения легли события периода острой классовой борьбы, осложнившейся вторжением в Дагестан турецких интервентов. Кавказ эпохи глобальных перемен в изложении И. Керимова предстает как полигон разнонаправленных сил: это меньшевики, турки и немцы, англичане, дашнаки, в самом Дагестане - горское правительство, на берегах Терека - атаман Г. Бичерахов, на Кубани - генерал Деникин, между Доном и Волгой - генерал Кpaснов. В этом романе все герои изображаются в самой гуще общественно-политических ситуаций. Данный первый опыт масштабного изображения историко-революционной личности не прошел для дагестанской литературы бесследно, став толчком к созданию историко-биографических произведений, в которых очевидно стремление авторов к раскрытию героических образов революции и гражданской войны.

Роман М. Магомедова Месть продолжает круг тем, затронутых в произведении Сулак - свидетель. В произведении М.аМагомедова Горы и степь прослеживается четкая граница между тем, что было до революции и после нее. Сюжет произведения развивается по двум направлениям: описание историко-революционных событий с начала Февральской революции до 1920 года и изображение народной жизни и быта. Описание историко-революционных событий у М. Магомедова существенно отличается от другой вышеназванной темы: писатель заметно сдержаннее и лаконичнее, чего требует сама природа происходящего. Можно констатировать, что в произведении Магомедова двум магистральным темам отведено два типа, два стиля повествования: публицистический и художественный. М. Магомедов в своих произведениях широко осветил советскую действительность, показав различные слои горского крестьянства, долгий путь их жизни с дореволюционной эпохи до Великой Отечественной войны. При этом писатель не избежал и некоторых типических недостатков. Вместе с тем в произведениях М. Магомедова немало реалистических картин, через конфликты и столкновения отдельных лиц переданы масштабные исторические конфликты. Надо признать, что они сыграли значительную роль в развитии дагестанской прозы.

Действие романа К. Меджидова Сердце, оставленное в горах развивается весьма динамично; исторические события, на фоне которых дана жизнь Ефимова, играют решающую роль в его судьбе и в судьбе других героев. Изображение роста сознания горцев, роли русского народа в исторических судьбах дагестанцев в произведении К. Меджидова Сердце, оставленное в горах соответствует историческим реалиям конца XIX - начала ХХ веков. Процесс колонизации Дагестана царской Россией, борьба горцев против самодержавия лишь оттеняют изображение их сознания, меняющегося под влиянием названных событий.

Схожая тематика и события легли в основу романа М.ЦС. Яхъяева Три солнца. События общегосударственного масштаба преломляются в поворотах судьбы главного героя, так что история страны становится его личной биографией. М.ЦС. Яхъяев раскрывает социальные условия, в которых Уллубий вырос в руководителя дагестанских большевиков, стенографирует его выступления на митингах и изображает эвакуацию большевиков из Порт-Петровска под натиском контрреволюции в марте 1918 года. Но подчас педантичные исторические выкладки повествователя несколько утомляют читателя.

В произведении М.-С. Яхъяева В полдневный жарЕ Россия показана в преддверии восстания. Это лето 1917 года, жаркое не только из-за палящего солнца, но и из-за политических страстей: на улицах, площадях, в кабинетах исполкома и даже в мечетях все было накалено от яростных споров, нередко и драк. Писатель свое произведение называет романом (документальным, социальным, политическим). Повествователь охватывает большой отрезок времени: события после окончательного установления Советской власти в Дагестане. Яхьяев тщательно изучил события гражданской войны, пользуясь при этом не только опубликованными материалами, но и архивными документами, воспоминаниями участников событий, личными впечатлениями от поездок в места, связанные с героями произведения. Но, к сожалению, в романе В полдневный жарЕ при всем размахе изображения реальных событий широкая социально-историческая картина так и не была создана. Перед нами скорее документальная проза, что, вероятнее всего, проистекает из личных представлений писателя о романисте-историке и стоящих перед ним задач. Однако желание быть предельно объективным приводит к тому, что роман во многом теряет в плане художественности.

Конечно, неправомерно оценивать романы с сегодняшних позиций, но все же произведения предоставляют автору огромные возможности и приемы, чтобы жизненную правду сделать художественной. К сожалению, в анализируемых романах подчас ложь, поддержанная официальным режимом, возведена в ранг исторического факта. Так, следует признать, что во имя официальных оценок, данных историческим личностям, автор романа Манана не посчитался с характерами некоторых персонажей и навязал не свойственные им действия, мысли и речи. Например, образ Н. Гоцинского: Абу-Бакар пытается внушить читателю, что он безусловный враг народа, невзирая на тот факт, что у данного политика была своя концепция устройства Дагестана и личность его была не столь однозначной.

Вместе с тем убедительно показано, например, что характер Мананы обусловлен окружающей исторической средой. За героиней, за произведением в целом стоит объективный мир (Дагестан и Грузия конца XIX и начала XX веков). Кроме того, сюда включен мир России, соседней Турции и других стран, где развернулись события, имеющие прямое отношение к основному конфликту романа - между характерами и социальными условиями. История Дагестана, Кавказа и всей России преломилась в биографиях Багадура, Сахавата, Мананы и других. Судьбы героев Абу-Бакара переросли рамки частных случаев и стали воплощением большой идеи, трагическими символами революции и первой половины XX века.

В обзоре исторической дагестанской прозы послевоенного периода было бы естественным выделить тему, характерную для всей советской литературы. Это тема Великой Отечественной войны и тема борьбы за мир.

В третьей части трилогии Раненые скалы М. Магомедова  реалистически передает патриотизм простых советских людей в период войны. Трагедия коснулась всех, в композиции романа не остается места отдельным сюжетным линиям: развитие каждой из них прямо зависит от глобальных исторических катаклизмов. Если произведения о гражданской войне подвержены понятной цензуре, то в повествовании о внешнем враге дагестанские авторы более раскованы. М. Магомедов даже позволяет себе упоминание драматичного периода репрессий. Важные исторические события вторгаются в быт, становятся каждодневной реальностью, вовлекая в свой водоворот почти всех горцев. Сводки с передовой обсуждаются, вытесняя все иные темы, и даже безоговорочная вера властям на фоне текущей хроники оправдана и не звучит фальшиво.

В трилогии М. Магомедова ощущается разрыв между отдельными сюжетными линиями, которые часто уводят в сторону от стержневого направления. Книги достаточно рыхлы в композиционном плане: есть здесь сюжетные линии, которые остались без логического завершения..

Однако многие вышеназванные недостатки были преодолены в более поздние годы и при изображении более давних времен. Так, А.П. Соловьев в романах Сын Мариона, Рождение государства воссоздает эпоху государственного становления, борьбы за жизненное пространство и постоянных набегов.

В романах А. Соловьева мало реальных исторических лиц, зато изображение Хазарского Каганата, становления его государственных институтов претендует на абсолютную адекватность. В отличие от других дагестанских авторов, А. Соловьев раскован в изложении истории: то ли в силу безнаказанности выбранного художественного материала, то ли по причине времени создания произведений. Почти все персонажи А. Соловьева вымышленные, зато описываемые события достоверны (не считая субъективной авторской интерпретации). И второстепенные, и главные герои находятся в самой гуще исторических свершений: их судьбы немыслимы без причастности к глобальным социальным процессам.

Раздел 4.3. Типологические особенности художественного языка дагестанского исторического романа (нарративная структура дагестанского исторического романа; общеисторическая и национально-специфичная лексика; характер художественной образности) касается, главным образом, поэтики рассматриваемых произведений.

В романе М. Хуршилова Сулак - свидетель главным носителем идей нового времени выступает повествователь. Рассказчик склонен излагать события конкретно, без лишних эмоций, но в то же время в романе есть лирические вкрапления, в частности в виде преданий. Например, романтическая легенда о недопетой песне певца, погибшего в далекие времена нашествия персов, а также о помощи русских войск в противостоянии полчищам Надир-хана; или же поверье об орле, перья которого способны наделить бесстрашием, ведь горцев всегда сравнивали с этими гордыми, свободолюбивыми птицами. Фольклорный материал при этом удачно вписывается в структуру романа.

У М.аМагомедова другая отличительная черта: в трилогии Месть значителен элемент описательности, что снижает художественность книги. В то же время отметим тонкий психологизм тех пластов повествования, которые далеки от трафаретности социальных сюжетных линий. В финале повествования автор неожиданно обращается к читателю от первого лица как свидетель и непосредственный участник описанных в его произведениях событий. Подобное завершение вновь напоминает об авторской претензии на историческую достоверность.

Как и М. Магомедов, К.аМеджидов в своем произведении Сердце, оставленное в горах непосредственно начинает и завершает повествование, выступая не только в качестве рассказчика, но и свидетеля, что усиливает правдоподобие изложения. Примечательно, что повествование начинается с легенды о народном лекаре Лукманал Акиме. Или же быль об ауле Женияр, затопленном свирепой рекой: взбунтовавшаяся природная стихия здесь - прообраз будущей социальной бури. Особняком стоят письма Ефимова, лиричные, теплые, вдумчивые; психологически тонко воссоздано и его любовное томление, колебания между страстью и долгом. Повествование о враче Ефимове последовательно, оно не прерывается вставными новеллами. История жизни Джавада, рассказ К. Агасиева об унтере Кудряшове органично включены во внутренние монологи героев.

В романе М.ЦС. Яхъяева Три солнца, придавая образу Буйнакского черты почти идеального героя, лавтор-повествователь использует разные формы его психологического изображения: портрет, поступок или действие, внутренний монолог, размышление по тому или иному случаю жизни иат.д.6. Мастерство автора проявилось в изображении личной жизни героя: его эпистолярное наследие удачно вкраплено в ткань произведения. Буйнакский - политический деятель, но ему не чужды человеческие чувства, и М-С. Яхъяев, может быть, скупо, но реалистически показал это уязвимое место своего героя.

В романе М.ЦС. Яхъяева В полдневный жарЕ образ повествователя практически неотделим от образа главного героя. Автор сопровождает своего героя на всем его жизненном пути, комментирует и оценивает его поступки. Но автор выступает и как ученый-историк. Такой прием создает впечатление полной достоверности: писатель-историк даже ссылается на конкретную научную литературу. Автор и главный герой - единомышленники во всем, что подтверждает само повествование. И если автор-писатель чаще всего субъективен в оценке некоторых личных моментов, то автор-историк более корректен и реалистичен в изображении общественной деятельности героя: в романе много подобных примеров, так что можно констатировать: историк довлеет над художником. В целом, несмотря на очевидные продвижения на пути психологизма и объективности, произведениям М-С. Яхъяева все же не хватает должной задушевности авторской интонации7

.

Произведения более позднего периода, в частности, произведение А. Абу-Бакара Манана, обозначили развитие возможностей широкого повествования, свойственного роману, и способностей исследовать отдельный случай, отдельный эпизод из жизни героя, свойственный рассказу.        

В романе Манана обнаруживаются  реалистические и романтические пласты. Особенно сильны романтические проявления в первой части романа, во второй же части этого произведения романтичность резко ослабевает. Писатель часто отвлекается от непосредственного повествования, чтобы выразить участие к судьбе героев, любовно живописует родную природу. Это еще раз подтверждает мысль о том, что лиризм стал важным стилевым компонентом эпичной дагестанской прозы. Ощущается это и в общей эмоциональной атмосфере произведения, в частности в форме лирических отступлений. Привлекают внимание и яркие картины народного быта; автор также широко пользуется старинными преданиями, легендами, сказками, мотивом вещего сна. Все это преображает реалистическую ткань повествования, придает ей романтическую стилевую окраску. Влияние же сказок в этом, как и в других анализируемых романах, - в зачинах и концовках произведений, четком делении их на разделы, контрастности персонажей. Это и в традициях арабо-мусульманской литературы.

Вместе с тем фольклорные элементы - это эффективные приемы передачи действительности, которые вооружают новыми возможностями и изобразительными решениями. Фольклорный характер имеют и легенды, подобные тем, что были использованы Х. Алиевым в его романе Батырай. В структуре романного повествования видное место занимают сновидения, пророчества героев, особый пласт составляют также притчи.

В рассматриваемом произведении имеет место новое в дагестанской литературе соотношение между голосом автора и персонажа. Если ранее преобладала монологическая форма раскрытия характера, то в 1960-е годы появляется такой способ раскрытия, как поток мыслей, воспоминаний, ассоциативные реакции сознания, внутренние монологи8. Автор прибегает к такому приему психологической прозы, как поток сознания, что сводит исторические масштабы к самым интимным. В этом смысле произведение Алиева - роман-биография главного героя; здесь показаны его эстетические и социальные пристрастия, оригинальное мировосприятие.

Очень важна речь героев в исторических романах. В произведении М.ЦС. Яхъяева Три солнца диалоги, выступления большевиков занимают больше места, чем действия. Примечательно, что Уллубий часто опирается на народную мудрость в своих речах и действиях. Европейски образованный Уллубий подчас нарочно выражает свои эмоции чисто горскими восклицаниями. В романе В полдневный жар есть целые вкрапления на национальном (кумыкском) языке.

Следует также отметить наличие в дагестанских исторических романах слов, обозначающих специфические национальные и религиозные понятия: сабу, сах, валлах. Частым приемом у дагестанских авторов является искажение русской лексики по аналогии с национальными языками. В романе А. Абу-Бакара Манана язык вначале становится непреодолимым барьером между родными после вынужденной разлуки, а затем единственным мостиком в память главной героини о детстве. На страницах романа Х. Алиева Батырай, как и в других анализируемых  произведениях, часто встречается национально окрашенная лексика. Писатель же А. Соловьев приводит в конце своего романа целый словарь архаизмов и национальной лексики.

Таким образом, относительно дагестанских исторических романов можно говорить о переплетении направлений (архаизаторски-стилизаторского направления и опоры авторов на живую народную речь).

Основным принципом изображения в дагестанском историческом романе является принцип антитезы; данный принцип используется и в художественной структуре анализируемых произведений. Это выражается в обилии антонимов в повествовании, подчас превращающих обычные конструкции в афоризмы. Так, в исторических романах дагестанских авторов посредством антиномий, контрастов изображается два полюса действительности: неимущие - богатые, война - мир, добро - зло, мужество и трусость, верность и предательство, веселье - слезы. Другое дело, что в этой черно-белой палитре почти отсутствуют оттенки и полутона, даже когда это представляется необходимым.

Вполне в духе такого максимализма пристрастие дагестанских писателей к преувеличениям, которые, как и антитеза, перешли в литературу из фольклора. Часты и метафоры на страницах дагестанских исторических романов, несмотря на специфику данного жанра с его склонностью к документальной сухости слога. Особенно метафоричен язык Мананы, возможно, хотя бы потому, что главная героиня этого произведения - красавица, далекая от общественно-политической жизни. Даже о революции говорится в том же декоративном духе, что придает этому явлению возвышенно-романтический характер. Целое произведение Х. Алиева превращается в метафору песни; это биография не человека, а поэта. Книга же о песне написана, как песня.

Без такого тропа, как сравнение, дагестанские исторические романы просто немыслимы. Есть понятная закономерность между соотношением правды и вымысла в исследуемых романах и насыщенностью их слога тропами. Так, в полудокументальной прозе И. Керимова, М.-С. Яхъяева они используются достаточно дозированно, в то время как романы М. Магомедова, А. Абу-Бакара, Х. Алиева изобилуют ими. Умеренность в этом плане демонстрируют М. Хуршилов, К. Меджидов, А. Соловьев. Говоря о сравнениях в дагестанском историческом романе, следует отметить такую особенность, как частые сравнения с животными, что также заимствовано из фольклора. Все подобные примеры можно разделить на сравнения с традиционно положительными животными (орел, сокол) и лотрицательными (шакал, ворон, волк, баран). Подчас сравнения с животными оборачиваются не в пользу людей; как правило, происходит это в случаях, когда речь идет о власть имущих. Много невыгодных для людей сравнений, например, у И. Керимова: контрреволюционеры сравниваются то с шакалами, то со стаей волков, то со змеями, а то с басенной щукой, тянущей обоз назад.

В заключении подводятся итоги исследования, формулируются выводы, намечаются перспективы дальнейшего изучения поставленной проблемы. Подчеркивается, что дагестанский исторический роман второй половины ХХ века опирается на фольклорные источники, а также на достижения советской многонациональной литературы; в нем превалирует фольклорно-эпическая героизация образов, активно используются преувеличения, а также антитеза как организующий принцип в расстановке персонажей. В основе дагестанского исторического романа - подлинные исторические лица. В ранних произведениях советского периода при их изображении часты отступления от принципа историзма и психологизма, но постепенно концепция исторических личностей (и положительных, и отрицательных) потеряла свою однозначность. Вымышленным персонажам в большинстве случаев сообщаются типические черты, приближающие их к достоверности реальных персонажей. Так что историзм дагестанского исторического романа зависит не столько от количества задействованных исторических фигур, сколько от достоверности, адекватности изображаемого, даже вымышленного. Основные события в произведениях названного типа - это революция и Великая Отечественная война, сплав документальности и художественного вымысла, причем у каждого автора их соотношение варьируется: в зависимости от времени создания произведения (постсоветский период ознаменован отказом от однополярности и социологизированности: на первый план выходит психологизм, углубляется принцип историзма); выбора изображаемой эпохи (дагестанский историко-революционный роман более приближен к документальной прозе); замысла художника; наличия документальной основы или иных целей. Дагестанский исторический роман второй половины ХХ века затрагивает разнообразные темы, в основе которых - традиционные архетипы (жизнь и смерть, любовь и вера, творчество и т.д.). Функцию идейно-тематической квинтэссенции выполняют афоризмы, а также пословицы и поговорки. Преобладают лиро-эпические конфликты: в советский период - это классовые конфликты, связанные с революцией, коллективизацией, а также конфликт на почве веры. В последнем случае часто ислам отождествляется с насилием, превалирует негативное, порой сатирическое освещение религии. В произведениях же постсоветского периода появляются образы высоконравственных духовных лиц; акценты с внешних событий и конфликта классов перемещаются в область духовных исканий отдельных героев.

Ключевые хронотопы дагестанского исторического романа второй половины ХХ века - это традиционные горы и аулы; как и иные хронотопы, здесь они социально окрашены. Эпицентрами исторических потрясений становятся места людских скоплений: открытые пространства улиц, годеканов, площадей, базаров, городов, характеризующие и количественное соотношение сил, и масштабность происходящего. Анализируемые произведения отличаются также обилием исторических топонимов, обеспечивающих достоверность, фактологичность повествования.

В дагестанском историческом романе последних десятилетий ХХ века усиливается субъективное начало, активизируется авторское присутствие. Позиции автора-повествователя и лавтора-героя во многом определяют сюжетную и композиционную организацию анализируемых произведений; следует говорить о жанрообразующей роли автора. Повествование выражается в композиционном плане с помощью описания (природы, местности, внутреннего переживания и внешних черт персонажей), рассуждений и комментариев, а также элементов рамочной композиции, вставных новелл, ретроспекции и проспекции, скачкообразности, прерывности, параллельности и многоплановости. Основные типы композиционно-стилистических единств в дагестанских исторических романах - прямое авторское повествование, стилизация различных форм устного бытового повествования и различных форм полулитературного (письменного) бытового повествования (письма, дневники иат.ап.), а также различные формы авторской речи (моральные, философские, научные рассуждения, риторическая декламация, этнографические описания, иат.п.). В лексике переплетаются архаизаторски-стилизаторское направление и живая народная речь; в поэтике наблюдается близость к фольклору: обилие сравнений (чаще людей - с животными), традиционных метафор и синтаксического параллелизма и т.д. 

Дагестанский исторический роман второй половины ХХ века представлен в виде таких основных модификаций, как: а) историко-реалистический жанр (главный герой - выдающаяся историческая личность, в центре изображения - крупные исторические события; вымысел используется, но больше при описании вымышленных героев); б) историко-романтический жанр (свободное обращение с документом, историческим фактом; преобладание романтического и приключенческого начал над исторической достоверностью; изображение вымышленных событий наряду с реальными историческими; не воспроизведение исторических фактов, а раскрытие образов героев как главная цель).

Во второй половине ХХ века дагестанский исторический роман интенсивно развивался, обладая всеми необходимыми типологическими чертами жанра (историзм как ядро, суть исторического романа; эпическое сознание, художественная философия истории, концепция исторической личности, единство мира (эпохи) и человека (личности), причинная связь между характерами и обстоятельствами, временная дистанция между писателем и изображаемой эпохой, архетипическая проблематика, диалектика исторических перемен и т.д.). При этом он сохранил собственное, неповторимое лицо и национальный колорит (близость к фольклорной поэтике; постепенная утрата первостепенности документализма для жанра исторического романа, меняющиеся по мере развития данного жанра в дагестанской литературе формы сочетания и соотношение историзма и художественного вымысла; активное авторское начало; отпечаток публицистичности на стиле, сложное композиционное строение, значительные этнический (этнос как основной персонаж романа) и религиозный компоненты, сочетание реалистического и романтического принципов изображения действительности). 

Основным результатом проведенного исследования можно считать выделение особой роли в дагестанском литературном процессе исторического романа второй половины ХХ века, претерпевшего существенные изменения почти всех своих художественных аспектов, эволюционировавшего от фольклорной эстетики к советской и к постсоветской, прошедшего все стадии от односложности к многомерным народным характерам, от исследования классовых конфликтов - к анализу нравственных проблем.

  Основные положения и выводы диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Монографии

1. Омаршаева  Э.М. Художественное своеобразие романа А. Вагидова Крах. - Махачкала,  2010. - 79 с. (4,5 п.л.)

2. Омаршаева  Э.М. Характер и конфликт в даргинском историческом романе (на материале произведений  А. Абу-Бакара  и  И. Гасанова) - Махачкала, 2011. - 124 с. (7,75 п. л.)

3. Омаршаева  Э.М. Становление и развитие исторического романа в дагестанской литературе. - Махачкала, 2011. - 140 с. (8,75 п. л.)

4. Омаршаева  Э.М. Дагестанский исторический роман: особенности конфликта и типология структурных и содержательных аспектов. - Махачкала, 2011. - 172 с. (10,25 п.л.)

2. Статьи, опубликованные в рецензируемых изданиях,

рекомендованных ВАК  РФ

5. Омаршаева Э.М. Этнос как основной объект изображения в дагестанском историческом романе  // Вопросы филологии. - М ., 2006. - №6. - С. 421- 426. (0,55 п. л.)

6. Омаршаева  Э.М.  Правда и вымысел в дагестанском историческом романе  // Теория и практика общественного развития. - Краснодар, 2010. - № 4. - С. 289Ц292. (0,35 п.л.)

7. Омаршаева  Э.М.  Принципы изображения вымышленных героев в дагестанском историческом романе  // Гуманитарный вектор. - Чита, - 2010. - № 3 (23). - С. 79Ц84. (0,5 п. л.)

8. Омаршаева Э.М. Проблемно-тематическая организация дагестанского исторического романа // Гуманитарный вектор. - Чита,  2010. - №4 (24). - С. 140Ц144. (0, 42 п, л.)

9. Омаршаева  Э.М.  Становление жанра исторического романа в дагестанской литературе // Теория и практика общественного развития. Ц  Краснодар,  2010. - № 3. С. 258 - 261. (0,35 п. л.)

10.  Омаршаева Э.М. Типология пространства в дагестанском историческом романе // Гуманитарные исследования. Журнал фундаментальных и прикладных исследований. - Астрахань, 2010. - №4 (36).  - С. 101Ц104. (0,35 п. л.)

11. Омаршаева Э.М. Главенство эпохального конфликта в дагестанском историческом романе // Известия Дагестанского государственного педагогического университета. Общественные и гуманитарные науки. - Махачкала, 2011. - №1. - С. 82 - 86. (0,5 п. л.)

12. Омаршаева  Э.М. Проблемы жизни и смерти в дагестанском историческом романе // Известия Дагестанского государственного педагогического университета. Общественные и гуманитарные науки. - Махачкала, 2011. - №2. - С. 134 - 136. (0,2 п. л.)

13. Омаршаева Э.М. Временной аспект дагеcтанского исторического романа // Теория и практика общественного развития. 2011. - №3. [Электронный ресурс.] Режим доступа: www.teoria-practica.ru

III. Статьи, опубликованные в других изданиях

14. Омаршаева  Э.М.  Конфликт в романе А. Абу-Бакара Манана // Сборник статей студентов, аспирантов университета. - Махачкала, 1995. - С. 107Ц110. (0,25 п. л.)

15. Омаршаева  Э.М. В поисках истины (на материале исторического романа И. Гасанова Шатур) // Радуга (на даргинском языке). - Махачкала, 1996. - № 1. - С. 82Ц91. (0,7 п. л.)

16. Омаршаева  Э.М. Приемы психологизации героя в романе И. Гасанова Шатур  // Сборник докладов юбилейной межвузовской студенческой научной конференции. - Махачкала, 1996. - С. 25Ц26. (0,25 п. л.)

17. Омаршаева  Э.М., Казимова Э.А.  Характер и конфликт в исторических романах А. Абу-Бакара Манана и И. Гасанова Шатур  // Сборник докладов юбилейной межвузовской студенческой конференции. - Махачкала, 1997. - С. 26Ц27. (0,12 п. л.)

18. Омаршаева  Э.М. Герой одноименного романа И. Гасанова Шатур и проблема нравственного выбора // Вестник Дагестанского государственного университета. Вып. 6. Гуманитарные науки. - Махачкала, 1999. - С.83Ц88. (0,35 п. л.)

19. Омаршаева Э.М. Литературно-критическая деятельность А.М. Вагидова // Радуга (на даргинском яз.). - Махачкала,  2000. - №6. - С.78Ц84. (0,87 п. л.)

20. Омаршаева  Э.М. Образ Мананы из одноименного романа А. Абу-Бакара в галерее образов горянок дагестанской литературы // А. Абу-Бакар: творческая судьба. - Махачкала, 2001. - С.32Ц41. (0,62 п. л.)

21. Омаршаева  Э.М. Новаторство А. Абу-Бакара в создании образа Мананы. (на даргинском яз.)  // Дружба. Ц  Махачкала, 2002. - № 2-3. - С.162Ц166.  (0,70 п. л.)

22. Омаршаева  Э.М. Талант на службе науки // Вестник кафедры литератур народов России и Кавказа Дагестанского государственного университета. - Махачкала, 2004. - № 1. - С.123Ц138. (0,9 п. л.)

23. Омаршаева  Э.М. Типологическое сходство произведений  А. Абу-Бакара Манана и повестей И. Гасанова О Шатуре // Вестник кафедры литератур народов России и Кавказа Дагестанского государственного университета. - Махачкала,  2004. - № 1. - С.138Ц154. (0,9 п. л.)

24. Омаршаева Э.М. Реальные исторические лица как персонажи дагестанского исторического романа // Вестник кафедры литератур народов России и Кавказа Дагестанского государственного университета.  - Махачкала, 2006. - № 2. - С.213Ц240. (1,25 п. л.)

25. Омаршаева  Э.М.  Язык исторического романа как основной фактор художественного текста // Вестник кафедры литератур народов России и Кавказа Дагестанского государственного университета. - Махачкала,  2008. - № 3. - С.104Ц114. (0,65 п.л.)

26. Омаршаева Э.М. Слово об ученом и прозаике // На перекрестке  столетий (творческие портреты, очерки и статьи о мастерах, тружениках и деятелях даргинской литературы). - Махачкала, 2009. - С.181Ц 199. (1,0 п. л.)

27. Омаршаева Э.М. Изображение социальной действительности в романе А. Вагидова Крах // Дагестанская литература: история и современность. - Махачкала, 2010. - С.112Ц 122. (0,68 п. л.)

28. Омаршаева Э.М. Конфликт в романе Хабиба Алиева  Батырай // Дагестанская литература: история и современность. - Махачкала, 2010. - С.122Ц 138. (1,0 п. л.)

29. Омаршаева Э.М. Конфликт на почве веры в романах А.П. Соловьева Сын Мариона и Рождение государства // Сборник научных статей кафедры русской литературы Дагестанского государственного университета. - Махачкала, 2011. - С.47Ц51. (0,32 п. л.)

30. Омаршаева Э.М. Роль главных героев романа А.М. Вагидова Крах в динамике конфликта и сюжета // Проблемы жанра в филологии Дагестана. - Махачкала, 2011. - С. 46 - 56. (0,62 п. л.)

31. Омаршаева  Э.М. Пространственно-временной аспект исторических романов А.П.Соловьева  Сын Мариона и Рождение государства // Проблемы жанра в филологии Дагестана. - Махачкала, 2011. - С. 108 - 116. (0,6 п. л.)

32.  Омаршаева  Э.М. О  романе Вагидова  А.М. Крах // Дружба (на даргинском языке). - Махачкала, 2011. - №1. - С. 81-87. (0,45 п. л.)

---

1 Чумак В.Г. Украинский исторический роман 60Ц80-х годов. Проблема исторической и художественной правды: Дис. Е канд. филол. наук.аЦ Ужгород: Книжный город, 1989. - 106 с.

2 Ахмедов С.X. На путях развития дагестанской советской прозы. - Махачкала: Дагестанское кн. изд-во, 1978. - 274 с.

3 Ахмедов С.X. Художественная проза народов Дагестана. ЦаМахачкала: Дагкнигоиздат, 1996. - С. 251.

4 История дагестанской советской литературы в 2-х т. ЦаМахачкала: Дагкнигоиздат, 1967. - С. 278.

5 Яхъяев М.ЦС. В полдневный жар Е (Роман о Джелалутдине Коркмасове). - Махачкала: Юпитер, 1995. - С.160.

6 Вагидов А.М. Дагестанская проза второй половины XX века. - Махачкала: Дагкнигоиздат, 2005. - С. 426.

7 Гусейнов М. Картины эволюции кумыкской прозы 60Ц80-х годов. - Махачкала: Наука - Сервис, 1993. - С. 245.

8 Вагидов А.М. Поиск продолжается. ЦаМахачкала: Дагкнигоиздат, 2000. - С. 202.

   Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии