Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по разным специальностям  

На правах рукописи

ХУДОЛЕЕВ

Алексей Николаевич

РЕВОЛЮЦИОННАЯ ТЕОРИЯ П.Н. ТКАЧЕВА И ЕГО РОЛЬ В РУССКОМ ОСВОБОДИТЕЛЬНОМ ДВИЖЕНИИ

(ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ АСПЕКТ)

07.00.09 - Историография, источниковедение и методы исторического

исследования

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук

Кемерово 2012

Работа выполнена в Федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении высшего профессионального образования Национальный исследовательский Томский государственный университет

НАУЧНЫЙ КОНСТУЛЬТАНТ:

Зиновьев Василий Павлович Ц доктор исторических наук, профессор, Национальный исследовательский Томский государственный университет, заведующий кафедрой отечественной истории 

ОФИЦИАЛЬНЫЕ ОППОНЕНТЫ:

Должиков Вячеслав Александрович Ц доктор исторических наук, профессор, Алтайский государственный университет, профессор кафедры политической истории

Звягин Сергей Павлович Ц доктор исторических наук, доцент, Кемеровский государственный университет, профессор кафедры новейшей отечественной истории

Милевский Олег Анатольевич Ц доктор исторических наук, доцент, Сургутский государственный педагогический университет, профессор кафедры социально-гуманитарных дисциплин 

ВЕДУЩАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ:

Институт истории Сибирского отделения Российской академии наук

Защита состоится л_____ ____________ г. в ____ часов на заседании диссертационного совета Д 212.088.08, созданного на базе Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования Кемеровский государственный университет (650043, Кемерово, ул. Красная, 6).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Кемеровского государственного университета.

Автореферат разослан л__________________2012 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета                                Ермоленко Любовь Николаевна

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Изучение революции как феномена политической жизни, революционного процесса, истории революционного движения было и остается важной составляющей отечественной исторической науки. Особое внимание уделяется Октябрьской революции 1917 г. как эпохальному событию, неотъемлемой частью исследования которого является вопрос об идейных истоках. В связи с этим значима вторая половина XIX в. - время реформ, поиска путей усовершенствования или изменения российской социально-политической системы. Радикальный вариант преобразований предлагали марксизм и народничество, между которыми развернулась ожесточенная борьба за право быть единственно верной программой воплощения социалистического идеала в России. 

Среди представителей народнической идеологии убедительностью аргументации, социальным чутьем, неординарностью мышления, способностью к прогнозированию выделялся Петр Никитич Ткачев, который должен был бы находиться в центре внимания специалистов, изучавших развитие отечественной радикальной мысли. Однако Ткачев оказался в тени не менее даровитых, но куда менее значимых для понимания исторических предпосылок русской революции деятелей - П.Л. Лаврова и М.А. Бакунина. На протяжении длительного времени революционная теория Ткачева, получившая название русский бланкизм1

, не рассматривалась исследователями в качестве важной составляющей русского освободительного движения, что вело к искажению ее истинного значения и роли, а в историографии революционного народничества деятельность русского бланкиста либо замалчивалась, либо недооценивалась.

Недооценка социально-политических взглядов П.Н. Ткачева в отечественной историографии и обусловливает актуальность избранной нами темы.

Степень разработанности проблемы. Историография исследуемой проблемы немногочисленна. В дореволюционный период анализа работ о Ткачеве не проводилось. Первые попытки историографического изучения ткачевизма пришлись на период становления советской исторической науки, однако в силу неисследованности творческого наследия Ткачева они тогда не получили развития. Только начиная со второй половины 1950-х гг. имя Ткачева вновь появилось в историографических статьях и обзорах в связи с интересом к народническому этапу в целом и к народовольческому направлению, в частности. Ученых в основном привлекали перипетии двух громких дискуссий 1920-х - начала 1930-х гг. о русских якобинцах и Народной воле. Идеологическая предвзятость, классовая антагонистичность, отсутствие методологического плюрализма мешали объективности выводов, упрощали суть различных позиций и точек зрения. При этом осмысления текущей историографической ситуации не проводилось.

ишь в постсоветский период, благодаря отказу от методологического монизма в отечественной исторической науке, появилась возможность разностороннего подхода к оценкам революционной теории Ткачева. Делаются первые шаги в направлении изучения ткачевизма в дореволюционной историографии и историографии второй половины XX в., расширяется тематика и выделяются новые аспекты историографических исследований.

Подробный анализ историографии исследуемой проблемы содержится в первом параграфе первой главы диссертации. Он позволяет сделать вывод о недостаточной изученности ткачевизма в отечественной историографии. До сих пор эта тема не выделялась в качестве отдельной научной проблемы. Как следствие, не сложилось целостного, обобщенного представления о процессе изучения революционной теории Ткачева в отечественной исторической науке.

Объектом исследования является отечественная историография русского освободительного движения.

Предмет исследования Ц изучение революционной теории П.Н. Ткачева в отечественной исторической науке второй половины XIX - начала XXI в.

Цель исследования состоит в определении места и роли революционной теории П.Н. Ткачева в русском освободительном движении с точки зрения отечественной историографии второй половины XIX - начала XXI в.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

1. Проанализировать принципы русского бланкизма, основоположником которого был П.Н. Ткачев.

2. Провести сравнительный анализ революционной теории П.Н. Ткачева и ленинской концепции социалистического преобразования с целью выявления сходства между ними.

3. Выделить этапы изучения революционной теории П.Н. Ткачева в отечественной историографии.

4. Установить причины научного интереса отечественных историков к теоретическому наследию П.Н. Ткачева.

5. Проанализировать процесс изучения революционной теории П.Н. Ткачева в отечественной исторической науке второй половины XIX - начала XXI в.

6. Оценить значение и масштабы идеологического влияния на восприятие революционной теории П.Н. Ткачева в советской историографии.

7. Выявить традиционное и новое в оценках революционной теории П.Н. Ткачева в отечественной исторической науке второй половины XIX - начала XXI в. 

Хронологические рамки исследования охватывают период со второй половины XIX по начало XXI в., который включает в себя три этапа: дореволюционный, советский и постсоветский. Нижняя граница определяется началом осмысления революционной теории П.Н.Ткачева в российской периодической печати и научных трудах. Верхняя граница исследования связана с активизацией интереса к революционной теории П.Н. Ткачева и его личности на современном этапе развития отечественной исторической науки в связи с 90-летним юбилеем Октябрьской революции 1917 г., вызвавшим ряд научных дискуссий о ее причинах, характере и идейных корнях.

Методология и методы исследования. Для объективного и всестороннего раскрытия темы важен выбор методологического инструментария. Изменения, начавшиеся в области методологии исторического познания 20 лет назад, в полной мере отразились и на изучении народничества. Марксистко-ленинская парадигма перестала быть фундаментом и универсальным средством. С одной стороны, это привело к кризису, с другой, в ситуации поиска новых методологических ориентиров стали использоваться иные концепции (например, теория модернизации и цивилизационный подход), которые стараниями отдельных авторов не в меньшей степени, чем формационно-классовая модель, претендуют на универсальность2

.

Между тем главная цель исторической науки - создание объективной картины прошлого, и ученые-историки, согласно высказыванию Леопольда фон Ранке, обязаны писать так, как это, собственно, было. Принцип историзма, который является основополагающим в нашем исследовании, дает возможность показать процесс изучения революционной теории Ткачева в развитии, как последовательность неразрывно связанных друг с другом этапов.

       Кроме принципа историзма, методологическую основу диссертации составляют принципы объективности и целостности, которые позволяют провести непредвзятый анализ историографических источников, избегая крайности в оценках, и показать процесс изучения революционной теории П.Н. Ткачева в отечественной историографии во всех аспектах.

В диссертационном исследовании были использованы историко-ситуационный, историко-ретроспективный, сравнительно-исторический, историко-генетический, хронологический, историко-антропологический методы.

Историко-ситуационный метод подразумевает рассмотрение явлений и процессов в контексте исторической ситуации. Его значимость в настоящем исследовании усиливается необходимостью иметь ясные представления об условиях, в которых создавались конкретные  исторические и историографические источники. Особенно это касается историографии советского периода, когда историки не имели творческой свободы.

Историко-ретроспективный метод способствует раскрытию смысла явлений прошлого и их значения. Для раскрытия темы данного исследования метод важен тем, что позволяет оценить объективность различных точек зрения, позиций и выводов.

Сравнительно-исторический метод дает возможность выявить общее и особенное в исследуемых явлениях и процессах. Он позволяет установить преемственность и новизну в оценках революционной теории П.Н. Ткачева на различных этапах ее изучения.

Историко-генетический метод важен для установления причинно-следственной связи и закономерности исторического развития. С его помощью в диссертации устанавливаются признаки идейного родства большевизма с ткачевизмом.

Хронологический метод позволяет проанализировать временную последовательность в развитии научной мысли, смене концепций, взглядов и идей.  Он необходим для демонстрации определенной историографической традиции в изучении революционной теории П.Н. Ткачева в разные временные отрезки.

Историко-антропологический метод заключается в рассмотрении истории как науки о жизни человека, действующего во времени и историческом пространстве.

Достоверности исследования также способствовало применение в работе ряда специальных методов. Во-первых, синхронного, поскольку историография, как наука, находится в органическом единстве с социально-политической ситуацией в стране в тот или иной период ее истории. Во-вторых, аналитического, позволяющего подробно рассмотреть историческое событие, историографическое явление или факт. В-третьих, системного, с помощью которого раскрываются механизмы функционирования отечественной исторической науки на определенном этапе ее развития.

Источниковая база исследования. Подробный анализ источниковой базы исследования содержится во втором параграфе первой главы диссертации. Давая общую характеристику, следует указать, что изучаемые в диссертации проблемы потребовали привлечения обширного комплекса исторических и историографических источников. К их числу относятся делопроизводственные материалы, периодическая печать, источники личного происхождения, научные публикации.

Использованные в работе исторические и историографические источники отражают различные аспекты исследуемой проблемы, имеют разную степень достоверности и полноты. Их разнообразие и разнородность позволили сформировать целостное представление об особенностях процесса изучения революционной теории П.Н. Ткачева в отечественной исторической науке второй половины XIX - начала XXI в. 

Научная новизна. В диссертации впервые исследован процесс изучения революционной теории П.Н. Ткачева в историографии второй половины XIX - начала XXI в. На основе обширного комплекса исторических и историографических источников проанализирован процесс изучения социально-политических взглядов Ткачева на протяжении пяти выделенных автором последовательных этапов.

Благодаря избранной методологии и комплексному подходу удалось установить механизм и масштабы идеологического влияния на оценки революционной теории Ткачева в советский период, а также определить место, отводимое этой теории и радикально-народническому направлению в целом в истории русского революционного движения на различных этапах существования отечественной исторической науки.

В ходе исследования определен начальный период изучения взглядов Ткачева в отечественной историографии. Выявлены причины научного интереса отечественных историков к теоретическому наследию Ткачева на разных этапах его изучения. Даны сравнительная характеристика точек зрения и анализ научных дискуссий о значении якобинско-бланкистской концепции в русском революционном движении. Это позволило значительно расширить научное представление о процессах осмысления исторической роли революционного народничества в отечественной исторической науке второй половины XIX - начала XXI в.

Положения, выносимые на защиту:

- социально-политические взгляды П.Н. Ткачева отличались от воззрений других теоретиков революционно-народнического движения убежденностью в необходимости использования диктаторских методов, обязательности захвата политической власти и создания партии профессиональных революционеров, отведении народу второстепенной роли в деле строительства социалистического общества;

- ключевые положения революционной теории П.Н. Ткачева воплотились впоследствии в ленинской модели переустройства российского общества;

- научный интерес отечественных историков к теоретическому наследию П.Н. Ткачева был обусловлен стремлением определить его роль в русском освободительном движении;

- в истории изучения революционной теории П.Н. Ткачева отечественными исследователями второй половины XIX - начала XXI в. можно выделить пять этапов:

1 этап (вторая половина XIX - начало XX в.). Социально-политические взгляды П.Н. Ткачева в общем характеризовались в трудах по истории русского освободительного движения и использовались в полемике между меньшевиками и эсерами, с одной стороны, и большевиками, с другой;

2 этап (1920-е Ц1930-е гг.). На объективности оценок революционной теории П.Н. Ткачева сказывался идеологический фактор, однако сформировалась группа исследователей, стремившихся к непредвзятому анализу теоретического наследия Ткачева;

3 этап (1950-е - 1960-е гг.). При существующей тенденции выборочного освещения социально-политической концепции П.Н. Ткачева, в ходе дискуссии о народническом этапе русского освободительного движения высказано мнение об оригинальности и значимости ткачевизма;

4 этап (1970-е - 1980-е гг.). Доминанта марксистско-ленинской методологии обусловливала общую, за редчайшими исключениями, оценку революционной теории П.Н. Ткачева как малозначительной;

5 этап (1990-е - начало 2000-х гг.). Благодаря отказу от методологического монизма активизировался интерес к личности П.Н. Ткачева и его идеям. Исследование ткачевизма приобрело разносторонний и многоаспектный характер.

Теоретическая значимость работы  состоит в том, что она представляет первый опыт комплексного исследования процесса изучения революционной теории П.Н. Ткачева в отечественной исторической науке. Этим работа вносит существенный вклад в отечественную историографию революционного народничества. Использованные в диссертации методы исследования позволили пересмотреть точку зрения о П.Н. Ткачеве как второстепенном деятеле в истории русского освободительного движения.

Практическая значимость работы состоит в том, что материалы исследования привлекаются для подготовки лекционных курсов и семинарских занятий по Историографии отечественной истории, Истории России ХIХ в. (вторая половина) и Истории России рубежа ХIХЦХХ вв., а также послужили основой для разработки двух спецкурсов История русского радикального движения второй половины ХIХ в. и История и историография русского бланкизма. Данные лекционные курсы, семинарские занятия и спецкурсы проводятся автором на историческом факультете Кузбасской государственной педагогической академии. Материалы и результаты диссертации могут быть использованы в других лекционных курсах, семинарских занятиях по отечественной истории, при создании специальных научных трудов по истории и историографии русской общественной мысли, а также при подготовке школьных и вузовских учебных и методических пособий по истории России.

Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертации обсуждены на заседании кафедры отечественной истории Томского государственного университета. Результаты исследования изложены в докладах и сообщениях на международных, всероссийских и региональных научных и научно-практических конференциях в Новокузнецке, Томске, Новосибирске, Нижневартовске, Уфе. Предварительные результаты изучения проблемы опубликованы в двух авторских и в одной коллективной монографиях, а также в 41 научной статье.

Структура диссертации определяется целью, задачами, методологией и избранной методикой исследования. Работа включает введение, четыре главы, заключение, список использованных источников и литературы, 20 приложений.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновывается актуальность темы, определены объект,  предмет, хронологические рамки, цель и задачи исследования, раскрыта научная новизна и теоретическая значимость диссертации, формулируются методология, основные положения, выносимые на защиту, и практическая значимость исследования.

В первой главе лИсториографические и источниковедческие аспекты исследования личности и революционной теории П.Н. Ткачева дан анализ историографических и источниковедческих проблем изучения личности и революционной теории П.Н. Ткачева в отечественной исторической науке. С целью характеристики  П.Н. Ткачева как деятеля пореформенной эпохи, рассматриваются основные вехи его политической биографии.

В первом параграфе Историографические аспекты изучения личности и революционной теории П.Н. Ткачева в отечественной исторической науке анализируется историографическая база проблемы. Отмечается, что о степени изученности проблемы можно судить только по материалам историографических обзоров немногочисленных работ, посвященных революционной теории Ткачева, а также монографий и статей по истории русского освободительного движения и истории отечественной исторической науки.

Первым попытался проанализировать литературу о Ткачеве Б.П. Козьмин. Он констатировал краткость и поверхностность освещения деятельности и взглядов Ткачева в работах дореволюционного периода по той причине, что углубленного, систематического изучения творческого наследия Ткачева в это время не велось, а для характеристики его революционной теории использовался небольшой перечень наиболее известных работ3. На  факторы становления радикального мировоззрения Ткачева, процесс его умственного и нравственного развития, историю семьи Ткачевых вообще не обращалось внимания4. 

Из-за того, что на протяжении 1940-х - первой половины 1950-х гг. изучение народничества находилось под официальным запретом5, следующие попытки рассмотреть оценки взглядов Ткачева приходятся на время лоттепели. В 1956 г. экономист А.Л. Реуэль, кратко излагая социально-экономические воззрения Петра Никитича, написал о существовании в постреволюционной литературе ошибочных, немарксистских концепций о роли Ткачева в истории революционного движения. В качестве примера неправильной концепции автор назвал взгляды М.Н. Покровского, который видел в народническом движении 70-х годов черты будущей пролетарской революции6. По такому же пути пошел философ Б.М. Шахматов. Не прибегая к детальному анализу историографических источников 1920-х гг., в которых обсуждалась социально-политическая концепция Ткачева, он резюмировал, что некоторые работы о Ткачеве (не конкретизируя какие именно) указанного периода были ошибочными, так как содержали преувеличенную оценку его взглядов и приближали их к марксизму7.

Только в середине 1960-х гг. на волне общего интереса к народнической проблематике историки стали обращаться к изучению оценок творческого наследия Ткачева. Так, М.Г. Седов в статье, посвященной анализу литературы о теоретиках народничества, кратко остановился на работах о Ткачеве, опубликованных в период становления советской исторической науки. По мнению ученого, такие авторы, как С.И. Мицкевич и Б.П. Козьмин, неправомерно сближали теорию Ткачева с марксизмом и ошибочно роднили ее с большевизмом. М.Г.аСедов считал правильной позицию партийного историка Н.Н. Батурина, который отрицал какое-либо идейное родство между взглядами Ткачева и В.И.аЛенина8.

В 1966 г. в обзоре историографии народовольчества М.Г. Седов остановился на перипетиях диспута о Народной воле. В целом признавая ошибочность утверждений некоторых участников дискуссии о близком идейном и духовном родстве между русским бланкизмом (Ткачевым и народовольцами) и ленинизмом, М.Г. Седов негативно оценил выступления выпускников Института красной профессуры (ИКП), подчеркнув их слабое знание архивных источников, цитатничество, стремление к субъективизму, диктату в науке и т.д. По мнению историка, это отрицательно сказалось на ходе полемики, которая приобрела идеологический характер и тесно переплеталась с политическими событиями конца 1920-х гг. 9 Выводы М. Г. Седова поддержал С.С. Волк. Он отметил важность дискуссии о месте и роли Народной воли в русском революционном движении как значительного этапа в развитии советской историографии народничества, а также ее прямую связь с дискуссией о русском якобинстве, поскольку и в том, и в другом случае главным был вопрос об идейном наследии партии большевиков10.

Крупный специалист в области истории русского революционного движения М.В. Нечкина, кратко излагая ход дискуссий о русских якобинцах и Народной воле, по сложившейся традиции, подчеркнула правоту Н.Н. Батурина и других представителей марксистско-ленинского направления в советской исторической науке 1920-х - начала 1930-х гг. Вместе с тем М.В. Нечкина осудила перегибы в критике сторонников теории лидейного родства между русским бланкизмом и большевизмом и практику наклеивания на них политических ярлыков11. Такой же точки зрения придерживался А.М. Сахаров12.

Работы советских историков 1960-х гг. показали, что историографическая судьба Ткачева тесно переплеталась с вопросами об идейных корнях большевизма и народовольчества. Стоит подчеркнуть, что дискуссии о русском якобинстве и Народной воле не являлись в этот период предметом специального исследования, а лишь упоминались в различных историографических обзорах. Сведения о них носили, как правило, отрывочный, упрощенный характер, продиктованный классовым подходом, и порой ограничивались перечислением источников без их подробного анализа.

В 1970-е гг. ситуация не изменилась. Только М.Г. Седов, плодотворно занимавшийся идеологией революционного народничества, пытался внести коррективы в установившиеся оценки. Детальный анализ полемики между С.И. Мицкевичем и Н.Н. Батуриным позволил ученому прийти, наряду с устоявшимся тезисом о преувеличении С.И. Мицкевичем, Б.П. Козьминым и М.Н. Покровским влияния марксизма на Ткачева и забвения ими классовой основы народничества, к выводу об уязвимости позиции Н.Н. Батурина, так как она  снимала важную проблему о предшественниках русской социал-демократии13.

Желание М.Г. Седова непредвзято, насколько это было возможно в рамках доминирующей методологии, оценить характер изучения революционной теории Ткачева, не было поддержано. Так, В.Я. Гросул ограничился перечислением нескольких точек зрения, высказанных в дискуссии о русском якобинстве, и констатировал переоценку в них корней большевизма14. Гораздо проще поступил М.Д. Карпачев. Не вдаваясь в детальный анализ источников, он обвинил М.Н. Покровского, Б.И. Горева, и С.И. Мицкевича в нарушении принципа историзма, поскольку они усматривали идейные истоки большевизма там, где, по мнению автора, лих и быть не могло15.

Только в конце 1980-х гг., когда стало ослабевать влияние партийной идеологии на историческую науку, позиция М.Г. Седова встретила одобрение и поддержку со стороны коллег. В монографии А.И. Алаторцевой, посвященной генезису советской исторической периодики, подчеркивалось, что выступления противников концепции лидейного родства часто были далеки от объективности, изобиловали политическими оценками, резкими формулировками и прямолинейными выводами16. Вместе с тем А.И. Алаторцева не решилась поставить под сомнение традиционный вывод о неправоте тех историков 1920-х гг., которые доказывали близость теории Ткачева с большевизмом. Сходным образом были оценены материалы дискуссий о русском якобинстве и народовольцах в монографии В.Ю. Соколова. Автор, подчеркнув справедливость критики модернизаторских концепций С.И. Мицкевича и И.А. Теодоровича, отметил главную, по его мнению, причину остроты полемики о корнях большевизма. Она заключалась в том, что для многих участников дискуссия была проблемой всей их жизни, всей революционной деятельности17.

Стремление к переосмыслению революционного прошлого страны, причин и идейных предпосылок Октябрьской революции, доминировавшее в научной литературе второй половины 1980-х гг., способствовало появлению специального исследования, посвященного дискуссиям о социально-политических взглядах П.Н. Ткачева в советской историографии 1920-х - начала 1930-х гг. В его преамбуле автор, Б.Б. Дубенцов, признавал, что, несмотря на большой интерес к теоретическому наследию Ткачева на протяжении второй половины

XX в., литература о нем первых 10Ц15 лет существования советской исторической науки остается еще слабоизученной18. Поэтому Б.Б. Дубенцов постарался ознакомить научную общественность с как можно более широким кругом источников по данной проблеме. Это позволило дополнить картину осмысления революционной теории Ткачева в 1920-е Ц1930-е гг. и показать данный процесс в развитии.

В то же время Б.Б. Дубенцов свел все многообразие представленных мнений о роли и месте Ткачева в истории русского революционного движения к двум противоположным точкам зрения. На взгляд исследователя, одни авторы (Н.Н. Батурин, В.А. Ваганян, В.Ф. Малаховский, М.И. Поташ), опираясь на работы Г.В. Плеханова и Ф. Энгельса, пытались доказать преобладание идей анархизма в произведениях Ткачева и тем самым полностью нивелировать его значение как самостоятельного мыслителя. Другие (Б.П. Козьмин, С.И. Мицкевич, Б.И. Горев, М.Н. Покровский), защищая самобытность доктрины Ткачева, писали о его значительной заслуге в деле формирования теоретических предпосылок большевизма. Вне поля зрения Б.Б. Дубенцова осталась дискуссия о Народной воле, тесно связанная с обсуждением проблем русского якобинства.

Б.Б. Дубенцов ясно обозначил многие недостатки в изучении теории Ткачева в постреволюционный период. Среди них: слабое знание первоисточников, догматизм, цитатничество, политизированность. Со многими из них согласилась Е.Л. Рудницкая. Между тем она расширила хронологические рамки изучения революционной теории Ткачева до середины 1930-х гг. и не сделала традиционного вывода о преувеличении и модернизации воззрений Ткачева отдельными историками тех лет19. Касаясь литературы о Ткачеве 1950-х Ц1980-х гг., Е.Л. Рудницкая ограничилась перечислением наиболее значимых, на ее взгляд, работ и авторов, особо отметив монографию Б.М. Шахматова, в которой был предложен тщательный анализ философско-социологической стороны мировоззрения Петра Никитича20.

Прошло  немало времени, прежде чем дискуссии вокруг идейного наследия Ткачева вновь получили научное освещение. В.А. Исаков, исследуя заговорщическое направление в русском радикальном движении XIX в., большое внимание уделил идеям Ткачева и истории их изучения. Он выделил причины интереса к Петру Никитичу со стороны партийных деятелей и профессиональных историков на рубеже XIX - XX вв. Во-первых, это суть заговорщической доктрины Ткачева, основанной на специфическом понимании пореформенного развития России21. Наибольшую активность проявляли публицисты эсеровского направления (Е. Сельский, А.Н. Макаров). Во-вторых, отношение Ткачева к террору. Здесь зародилось ошибочное представление о нем как о фанатичном стороннике политических убийств (А. Тун, К.А. Пажитнов), невзирая на то, что долгое время теоретические построения Ткачева не содержали этого положения22. В-третьих, рассматривались отдельные положения ткачевизма (С.Г. Сватиков, В.Я. Богучарский, В.Ф. Цеховский). В-четвертых, делалась попытка проследить развитие заговорщической концепции в России от декабристов до Ткачева и Народной воли (Б.Б. Глинский, Н.С. Русанов). Касаясь советского этапа, автор отметил главенство марксистской методологии в трудах историков постреволюционного времени. Верно назвав главную проблему указанного периода, В.А. Исаков сосредоточился в основном на оценке исследователями заговорщической составляющей ткачевской программы. Вне поля зрения автора остались перипетии дискуссии о русском якобинстве и Народной воле, а также не был затронут важный для тех лет вопрос преемственности между теорией Ткачева и большевизмом.

Т.В. Шафигуллина, анализируя советскую историографию политического заговорщичества, остановилась на оценках революционной теории Ткачева. Она отметила, что главенство марксисткой методологии мешало объективному постижению воззрений русского бланкиста. Тем не менее даже в такой ситуации в работах М.Г. Седова, Б.М. Шахматова и В.Ф. Пустарнакова можно встретить элементы непредвзятого подхода к учению Ткачева23.

Подводя итог характеристике исследований, в которых в большем или меньшем объеме содержится анализ оценок личности и революционной теории П.Н. Ткачева в отечественной исторической науке, можно констатировать, что сведения об изучении ткачевизма в отечественной историографии преимущественно отрывочны и фрагментарны. Главное внимание уделялось периоду 1920-х - 1930-х гг. как наиболее важному. В результате не сложилось целостного, обобщенного представления о процессе изучения социально-политической концепции Ткачева в отечественной исторической науке. Абсолютно не исследованной является история его семьи, и до сих пор остаются актуальными вопросы, поставленные еще Б.П. Козьминым: Что представляли из себя его родители? Какова была семейная обстановка, в которой вырос и воспитался будущий Друсский бланкистФ? Как протекали его детские годы?24. Все это свидетельствует о том, что исследование процесса изучения личности П.Н. Ткачева и его революционной теории в отечественной исторической науке остается важной задачей отечественной историографии.

Второй параграф Источники изучения революционной теории П.Н. Ткачева в отечественной исторической науке и его роли в русском освободительном движении посвящен анализу источников, использованных при написании диссертации. Комплекс исторических и историографических источников, благодаря которым можно проанализировать процесс изучения в отечественной историографии революционной теории Ткачева и установить его роль в истории освободительного движения в России, разнообразен по своему происхождению и информационным возможностям. Среди исторических источников следует прежде всего отметить произведения П.Н. Ткачева, с помощью которых становится возможным сформировать его образ как  мыслителя и идеолога. Это авторские публицистические работы, созданные в период с начала 60-х по начало 80-х гг. XIX в., разнообразные по тематике и, за редким исключением, антиправительственного содержания.

По времени публикации они распределяются на три хронологических отрезка: начало 1860-хЦ1873-е гг., когда Ткачев являлся сотрудником литературно-критических журналов Время, Эпоха, Русское слово, а после их закрытия литературно-политического журнала Дело; 1874Ц1876-е гг., когда Ткачев, находясь в эмиграции, был сотрудником журнала Вперед!, а затем, в конце 1875 г. основал свой печатный орган Набат, одновременно публикуясь в журнале Дело; и, наконец, 1877Ц1882-е гг., когда, после вынужденного отхода от прямого участия в издании Набата и непосредственного влияния на его идейное направление, Ткачев вплоть до 1881 г. публиковался в нем, еженедельнике Живописное обозрение, а также в газете французских бланкистов Ni dieu, ni maitre и периодически отсылал статьи в журнал Дело.

Если в первый период стиль произведений Ткачева отличался завуалированностью и иносказательностью из-за неизбежного прохождения их через цензуру, то впоследствии в них прямо и открыто (за исключением литературно-критических статей в журнале Дело) излагались мысли и взгляды автора по волновавшим его социальным, политическим и экономическим вопросам. Однако несмотря на желание Ткачева скрыть от цензоров идейную направленность своих работ посредством литературных метафор, революционный дух сквозил с их страниц. Недаром немалая часть его статей, написанных как до, так и после эмиграции для журнала Дело, была запрещена цензурой, и на рукописи был наложен арест. Благодаря стараниям Б.П. Козьмина, многие из запрещенных статей Ткачева были выявлены, атрибутированы и опубликованы в 1932Ц1935-х гг. в шеститомном собрании сочинений. Значительный вклад в популяризацию идейного наследия Ткачева внес Б.М. Шахматов, благодаря которому в 1975Ц1976-х гг. был издан двухтомник Сочинений Ткачева, а в 1990 г. сборник его отдельных статей Кладези мудрости российских философов.

Делопроизводственные материалы представлены несколькими категориями. Во-первых, архивными документами. Данный вид источников имеет свою особенность. Дело в том, что отдельного фонда Ткачева в отечественных архивах нет. Стиль жизни Петра Никитича и то, что он с семнадцати лет находился под постоянным полицейским надзором, привели к тому, что после него почти не осталось личных материалов. Архив Ткачева - это в основном протоколы обысков, допросов, объяснительные записки, прошения, агентурные отчеты. Они содержатся в двух фондах Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ): Фонде Следственной комиссии 1862 г. по делам о распространении революционных воззваний и пропаганде (Ф. 95) и Фонде Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии (Ф. 109). Во-вторых, официальные документы (правовые акты, протоколы, отчеты, резолюции, стенограммы, официальные обозрения и постановления, материалы судебных процессов), публикованные в различных изданиях и сборниках. В-третьих, неофициальная, главным образом, народовольческая документация.

Не менее ценным источником является публицистика второй половины XIX - начала XX в. Несмотря на известные минусы (субъективизм и тенденциозность), публицистические произведения отражают наиболее злободневные и актуальные моменты своего времени. Они формируют общественное мнение, определяют характер и ритм идейной борьбы. С помощью публицистики можно погрузиться в эпоху и рассмотреть проблемные ситуации с различных сторон. В силу этого большой интерес представляет публицистическое наследие видных политических деятелей и мыслителей указанного периода (Л.О. Бланки, А.И. Герцена, Д.И. Писарева, К. Маркса, Ф. Энгельса, П.Л. Лаврова, Н.К. Михайловского, В.И. Ленина, Г.В. Плеханова, Н.А. Бердяева, С.Л. Франка, С.Н. Булгакова, Ф.А. Степуна, А.С. Изгоева, И.А. Ильина, А.Н. Потресова, П.Н. Милюкова), аккумулированное в собраниях сочинений, тематических сборниках или опубликованное в периодической печати.

К особой категории исторических источников следует отнести источники личного происхождения - мемуары, дневники, письма. Мемуары являются субъективным источником, есть к ним серьезные претензии и по части достоверности информации. Но, во-первых, эти недостатки можно преодолеть, если есть возможность сопоставить их с другими воспоминаниями, описывающими то же событие, или же с документами, а, во-вторых, написанные в большинстве своем спустя многие годы после отображаемых событий, мемуары хорошо передают колорит времени и позволяют рассмотреть явления и процессы прошлого в контексте соответствующей исторической эпохи. При этом необходимо учитывать положение мемуариста в обществе, его роль в конкретных событиях, и, главное, цель создания мемуаров. Чем обширнее мемуарная база и социальный состав авторов, тем лучше понимается соответствующая историческая эпоха.

Проникнуться реалиями рассматривающихся в диссертации исторических периодов, позволяют воспоминания литераторов (П.П. Суворова, П.Д. Боборыкина, Н.В. Шелгунова, А.Н. Анненской, А.М. Скабичевского, Ф.Н. Устрялова, В.Г. Короленко, К.И. Чуковского, К.М. Симонова), представителей народнического направления второй половины XIX в. (Н.А. Морозова, А.Д. Михайлова, О.С. Любатович, Н.И. Утина, Л.А. Тихомирова, М.П. Голубевой, В.Н. Фигнер, Н.А. Чарушина, С.Ф. Ковалика, В.В. Берви-Флеровского, Л. Лойко, С.М. Степняк-Кравчинского, А.Н. Тверитинова, Л.Э. Шишко, Л.Б. Гольденберга, Н.Я. Николадзе, Н.Г. Кулябко-Корецкого, Хаси Шур, М.П. Сажина, Г.А. Лопатина), отечественных социалистов начала XX в. (В.К. Икова, Н.В. Валентинова, П.Б. Аксельрода, А.С. Мартынова, Н.С. Русанова, М.С. Ольминского, Л.Г. Дейча, В.М. Чернова, В.Л. Бурцева, Н.К. Крупской, Н.Н. Жордания), историков (П.И. Бартенева, В.Г. Авсеенко, С.В. Ешевского, Е.Н. Кушевой, Н.М. Дружинина, Л.Н. Краснопевцева, Р.Ш. Ганелина, П.С. Кабытова, В.В. Шелохаева). Они вышли в свет отдельными изданиями, включенными в собрания сочинений, сборники воспоминаний и в журналах Русское богатство, Былое, Русская старина, Исторический вестник, Каторга и ссылка, Голос минувшего.

В отличие от мемуаров, дневники, как правило, не пишутся на публику и отражают личное отношение человека к текущим жизненным ситуациям и событиям. В них раскрывается внутренний мир человека, его повседневные радости, печали, заботы. Они доносят до нас картины быта - так называемые мелочи, не сохраняющиеся в различных официальных документах. Иногда дневник является единственным собеседником, с которым можно поделиться самыми сокровенными мыслями, рассуждениями, выводами и оценками. Наконец, дневники дают портрет авторов как представителей конкретной исторической эпохи, рисуют образ характерной для этой эпохи психологии личности.

В процессе работы нами были привлечены опубликованные дневники историков С.А. Пионтковского, М.В. Нечкиной и С.С. Дмитриева. При всей разнице в структуре, содержании и характере изложения, они прекрасно дополняют воспоминания коллег. Кроме того, использовались дневники государственного деятеля второй половины XIX в. П.А. Валуева, общественного деятеля, философа и педагога В.Ф. Одоевского, писателя М.М. Пришвина.

Достаточно информативным источником являются письма. Это уникальный вид исторического источника, представляющий большую ценность для исторических исследований. Письма, как и дневники, отражают личный аспект повседневности, относящейся к определенному историческому периоду. Естественно, что у авторов были свои предпочтения, но в целом содержащаяся в эпистолярных источниках информация позволяет сформировать представление о процессах, происходивших в общественно-политической жизни, исторической науке, о личных взаимоотношениях политических деятелей, ученых и их оценках проистекавших в стране и науке событий. Эпистолярное наследие представлено в работе письмами Л.О. Бланки, И.С. Тургенева, С.И. Бардиной, С.М. Кравчинского, К. Маркса, Ф. Энгельса, Л.Г. Дейча, В.И. Ленина, Г.В. Плеханова, Ю.О. Мартова, Е.М. Ярославского, М.Н. Покровского и т.д., опубликованными в собраниях сочинений, журналах Исторический архив, Новый мир и Русская старина, альманахе Российский архив, а также в нескольких документальных сборниках.

Использованные нами для анализа процесса изучения революционной теории Ткачева в отечественной исторической науке историографические источники можно разделить на две группы. В первую входят стенограммы дискуссий, отчеты о конференциях и других научных форумах. Этот вид документации отражает ритм исторической науки, ее повседневность. Именно здесь происходит прямой обмен мнениями, формулируются проблемы, поддерживаются или отвергаются концепции. Стенограммы, как правило, передают нюансы научной жизни (настроение аудитории, реакцию слушателей на выступления докладчиков, реплики из зала и т.д.). В советский период публичное обсуждение какой-либо темы могло иметь большое значение для развития науки в целом и определить судьбу отдельных ученых. Примером могут служить две ключевые дискуссии по истории народничества - диспут о Народной воле 1930 г. и дискуссия о внутренней периодизации разночинского этапа русского революционного движения 1966 г.

Самой значительной по объему группой историографических источников, проанализированных в настоящем исследовании, являются научные произведения: отдельные или коллективные монографии, брошюры, а также статьи, отзывы, обзоры, рецензии и заметки, опубликованные в научной периодике, газетах, сборниках научных трудов, материалах конференций. Хорошо прослеживается доминанта тех или иных видов историографических источников в определенные периоды. Так, в дореволюционное время имя П.Н. Ткачева упоминалось в политических брошюрах (Л.Д. Троцкий, А.Н. Макаров, Е. Сельский), монографиях (Н.А. Рожков, С.Г. Сватиков, С.С. Татищев, С.А. Венгеров, Б.Б. Глинский, А.П. Мальшинский, А.А. Корнилов, Л.Е. Барриве, В.Я. Богучарский, Р.В. Иванов-Разумник, А. Тун) и в статьях периодической печати (Былое, Вестник Европы, Московский еженедельник, Образование, Современный мир, Русское богатство).

На стадии становления советской исторической науки революционная теория П.Н. Ткачева анализировалась в основном в статьях, рецензиях и заметках, публиковавшихся в многочисленных периодических изданиях того времени: историко-революционных (Пролетарская революция, Каторга и ссылка, Красный архив), научно-теоретических (Под знаменем марксизма, Вестник Социалистической (с 1924 г. - Коммунистической) академии, Историк-марксист, Большевик, Борьба классов, Воинствующий материалист), литературно-критических (Печать и революция, Книга и революция, На литературном посту, Литература) и в газетах (Правда, Известия, Вечерняя Москва). Монографическое исследование вопроса только начиналось.

В 1950-еЦ1960-е гг. в связи с тем, что изучение народничества 20 лет находилось под запретом и, следовательно, систематического осмысления его не велось, инициаторами обсуждений вновь выступили периодические издания. На этот раз обмен мнениями проходил на страницах журналов Вопросы истории, История СССР, Вопросы литературы и Вестников вузов. Затем было опубликовано несколько монографий по истории революционного народничества. Для нас особый интерес представляют исследования Г.Г. Водолазова, В.А. Твардовской, М.Г. Седова, С.С. Волка, Р.В. Филиппова. В 1970-еЦ1980-е гг.  монографии, наряду с периодикой, играют уже определяющую роль в освещении народнического этапа в русском революционном движении в целом и социально-политической концепции Ткачева, в частности. Среди них выделим, как наиболее значимые, работы Б.М. Шахматова, Е.Л. Рудницкой, В.А. Малинина, Р.Н. Блюма, И.К. Пантина.

Характерная черта постсоветского периода - значительный удельный вес монографических исследований. С точки зрения оценок революционной теории Ткачева, наиболее важны для нас работы О.В. Будницкого, В.А. Исакова, В.Д. Жукоцкого, Б.С. Итенберга, И.А. Камынина, Я.Ю. Шашковой, А.А. Ширинянца, А.И. Широкова. Представляют научный интерес и многочисленные рецензии этого времени, например, рецензии Я.Г. Рокитянского, Д.В. Чернышевского, С.В. Тютюкина, В.Ф. Антонова на книгу Е.Л. Рудницкой о Ткачеве.

Обзор источников позволяет заключить, что вопросы изучения революционной теории П.Н. Ткачева в отечественной исторической науке и ее роли в русском освободительном движении обеспечены достаточно широкой источниковой базой. 

В третьем параграфе ичность П.Н. Ткачева в контексте пореформенной эпохи рассматриваются вехи политической биографии П.Н. Ткачева. Отмечается, что с молодых лет для Ткачева был свойственен редукционизм мышления, когда все разнообразие явлений культурной и общественной жизни рассматривалось им сквозь призму пригодности и полезности для революционного дела. Материалистически мысливший, отрицавший Бога, Ткачев сформировал для себя новый духовный идеал, символ, в который безгранично верил. Возведя в абсолют культ революционности, Ткачев видел только один путь для преобразования России - путь революционного переворота, иные пути были для него немыслимы. Радикализм Ткачева был обусловлен нежеланием ждать, неприятием эволюционного развития общественных форм, стремлением как можно скорее осуществить на практике свои идеи.

С другой стороны, Ткачев был человеком своего времени. Развитие радикализма в пореформенную эпоху стимулировалось, в том числе и непоследовательной политикой правительства и лично императора Александра II, который пытался сбалансировать жесткость и либеральность в отношении молодого поколения. Осознание того факта, что радикализм это не причуда юных умов, временное отклонение от нормы, а реальная разрушительная сила пришло поздно. В результате все усилия правительства уничтожить революционно-разночинский дух оказались безуспешными. Вместе с тем идейная непримиримость Ткачева-революционера соседствовала с его врожденной интеллигентностью в частной жизни. Он не хотел причинить кому-либо зло и свято верил, что сумел создать ту единственную модель преобразования общества, которая принесет, наконец-то, мир, спокойствие обществу и счастье русскому народу.

Во второй главе лП.Н. Ткачев в отечественной исторической науке второй половины XIX в. - 1920-х гг. с целью понимания сути  дискуссий, которые развернулись в отечественной историографии вокруг теоретического наследия П.Н. Ткачева, прослеживаются этапы становления и развития его социально-политических взглядов, характеризуется процесс изучения революционной теории П.Н. Ткачева в отечественной историографии второй половины XIX - начала XX в. и в первое постреволюционное десятилетие.

В первом параграфе Революционная теория П.Н. Ткачева в исторической ретроспективе проанализированы основные положения революционной теории П.Н. Ткачева. В отличие от других представителей  народнического направления, Ткачев не абсолютизировал устойчивость крестьянской общины. Считая ее основой будущего социалистического строя, он отчетливо видел процесс разложения русской поземельной общины, углубление имущественного расслоения в крестьянской среде, появление категории кулаков, проникновение в деревню товарных отношений, развитие фабричного производства и городской жизни. Ткачев прогнозировал разрушение общины и для того, чтобы не допустить этого призывал к немедленному революционному действию. Он выступал против незамедлительного уничтожения института государства, считая, что достичь коммунистического идеала можно только через переходный этап. 

Надежды на захват политической власти Ткачев связывал со сплоченным в конспиративную и централизованную партию революционным меньшинством, которое в силу своего более высокого умственного и нравственного развития должно иметь власть над большинством. Используя диктаторские методы, меньшинство вправе навязать большинству правильное сознание и понимание нового строя. В категорию большинства, или как он чаще писал народа, Ткачев включал, преимущественно, крестьянское население страны. Он называл идеалы русского народа консервативными, костными и рутинными, говорил о неспособности его выполнять созидательные функции. Народ, по мнению Ткачева, способен только разрушить старый мир, дальше он не пойдет. И поэтому строить новое общество правомочно исключительно революционное меньшинство, которое в процессе перестройки экономической, социальной и политической структуры общества не может рассчитывать на поддержку народа.

Во втором параграфе Изучение революционной теории П.Н. Ткачева в отечественной историографии второй половины XIX Ц начала XX в. раскрывается суть оценок социально-политических взглядов Ткачева в дореволюционной историографии. В этот период его имя упоминалось, как правило, в воспоминаниях, энциклопедических статьях, общих трудах по истории русского освободительного движения и общественной мысли, а также использовалось в полемике меньшевиков и эсеров с большевиками. Одним из первых обратился к анализу идейного наследия Ткачева Г.В. Плеханов. В теории Ткачева он выделял две основные тенденции - бланкистскую и анархическую. Бланкистская тенденция была связана с большим вниманием к политической борьбе и захвату власти посредством заговора, анархическая - с подчеркиванием самобытности русского исторического процесса и коммунистических инстинктов русского народа, его постоянной готовности к революции. Следуя за Ф.Энгельсом, Г.В. Плеханов неправомерно причислял ткачевизм к разновидности, изверившегося в неполитическое развитие бакунизма. Патриарх российской социал-демократии отметил также факт прямого влияния учения Ткачева на формирование идеологии народовольчества за исключением оценки момента, наиболее подходящего для социалистической революции.

Если ткачевская составляющая народовольческой концепции возражений, как правило, не вызывала, то вывод Г.В. Плеханова об эпигонстве доктрины Ткачева не был поддержан большинством авторов. Так, А.Х. Христофоров, Н.Ф. Анненский, С.Г. Сватиков, Д.Б. Рязанов, Б.Б. Глинский, Н.А. Рожков, Н.С. Русанов, А.А. Корнилов и другие называли Петра Никитича самостоятельным теоретиком революции, привнесшим новые идеи и резко противопоставившим их бакунизму и лавризму. В дореволюционной историографии впервые была обозначена проблема отношения Ткачева к террористическому методу.

В начале XX в. имя Ткачева и понятие бланкизм активно использовались в идейно-политической борьбе между двумя течениями российской социал-демократии. Лидеры меньшевистского крыла (Г.В. Плеханов, А.С. Мартынов, А.Н. Потресов) неоднократно указывали на черты псевдомарксизма в рассуждениях большевиков и В.И. Ленина в особенности. С ними были солидарны и эсеры (В.М. Чернов, М.В. Вишняк, Н.В. Святицкий).

С работами Ткачева В.И. Ленин познакомился в 1900 г. в Женевской публичной библиотеке. По свидетельству В.Д. Бонч-Бруевича, статьи в Набате произвели на Ленина большое впечатление своей  бескомпромиссностью, точностью анализа, ясностью мысли, способностью предугадывать развитие социально-политической ситуации. На основании исследования обширного публицистического наследия Ленина мы пришли к выводу, что бланкизм в русской его ипостаси, проповедовавшийся Ткачевым, во многом определил ленинскую модель социалистической революции. Об этом свидетельствуют неоднократно повторявшиеся в различные периоды деятельности Ленина, мысли о небольшой централизованной и конспиративной группе профессиональных революционеров как ядре революционного движения; значимости принципа лцель оправдывает средства; об использовании подходящего момента для захвата власти, даже если этот момент не будет подкреплен социально-экономическими предпосылками, так как непозволительно ждать того времени, когда народная масса поумнеет и осознает свои потребности; о революционной диктатуре и революционном правительстве и т.д.

В третьем параграфе Исследование социально-политических взглядов П.Н. Ткачева в период становления советской исторической науки освещается ход изучения революционной теории П.Н. Ткачева в первое постреволюционное десятилетие. На протяжении указанного периода шла полемика об историческом значении русского якобинства. В центре ее стоял вопрос об идейных основах большевизма. Дискуссия разделила советских историков на два непримиримых лагеря. На одном фланге находились исследователи, считавшие, что якобинско-бланкистская концепция оказала значительное влияние на ленинскую модель социалистической революции и практику большевистских преобразований. Среди них следует выделить Б.П. Козьмина, отмечавшего, что многие идеи Ткачева близки современности; Б.И. Горева, подчеркивавшего, что после Октябрьской революции В.И. Ленин следовал методам якобинской диктатуры; М.Н. Покровского, утверждавшего, что, по его мнению, первый русский марксист Ткачев, предвосхитил тактику пролетарской революции; С.И. Мицкевича, выдвинувшего ключевой тезис, гласивший, что Октябрьская революция в значительной степени произошла по Ткачеву.

Противоположный фланг занимали историки, не признававшие доминанты ткачевизма в теории и практике большевиков. Н.Н. Батурин, М.С. Ольминский, Е.М. Ярославский, В.А. Ваганян, И.С. Книжник-Ветров, М.С. Балабанов проводили мысль о малозначительности взглядов Ткачева, об эклектичности его идей, повторяли тезис Г.В. Плеханова об упрощенном бакунизме. Их аргументация строилась на слабом знании источников и выборочном, предвзятом изложении воззрений Ткачева. Очевиден и идеологический подтекст позиции противников концепции лидейного родства, так как дискуссия о русском якобинстве актуализировала вопрос о марксистской парадигме большевизма. Отсюда следовали попытки подвести политическую базу под аргументы оппонентов.

Процесс изучения революционной теории Ткачева на протяжении 1920-х гг. оставляет впечатление контрастности, двойственности и незавершенности. С одной стороны, в этот период было положено начало конкретно-историческому осмыслению творческого наследия Ткачева; подчеркивались специфичность и оригинальность его социально-политических идей; отмечалось наличие в них элементов марксизма. С другой - воззрения Ткачева рассматривались, в большинстве случаев, как однажды сложившееся, законченное и почти неизменное целое, а вопрос об их эволюции оставался без внимания. Тем самым затруднялось изучение проблемы влияния на Ткачева идей М.А. Бакунина и К. Маркса. Точка зрения о тесной связи ткачевской доктрины с большевизмом с огромным трудом пробивала себе дорогу и далеко не всегда принималась в исторической литературе указанного времени.

В третьей главе лП.Н. Ткачев в отечественной исторической науке конца 1920-х Ц 1950-х гг. проанализирован процесс изучения революционной теории П.Н. Ткачева в советской историографии второго постреволюционного десятилетия и периода лоттепели.

В первом параграфе Революционная теория П.Н. Ткачева в советской историографии рубежа 1920-х Ц 1930-х гг. дана оценка диспуту о народовольчестве и показано его значение в процессе исследования социально-политической теории П.Н.Ткачева. Дискуссия о русском якобинстве продолжилась в рамках полемики об историческом значении народовольчества. Ее инициатором стал И.А. Теодорович. В своих печатных выступлениях и в ходе открытого диспута в Обществе историков-марксистов (ОИМ) он доказывал, что взгляды народовольцев по вопросам партийного строительства и организации социалистического хозяйства были близки к взглядам Ленина. Эту точку зрения поддержали В.О. Левицкий, С.И. Мицкевич, А.Ф. Рындич, Н.И. Ракитников, подчеркивавшие черты преемственности между Ткачевым и народовольцами, с одной стороны и большевиками, с другой. 

Ветеранам освободительного движения противостояли молодые красные профессора, которые рассматривали дискуссию сквозь призму классовой борьбы с людьми, модернизирующими взгляды реакционного народничества, и защищающими идеологию мелкобуржуазного крестьянства. У многих из них личные амбиции и претенциозность, как правило, превышали уровень исторических знаний и научной подготовки. В работах и выступлениях В.Ф. Малаховского, И.Л. Татарова, М.А. Поташа, П.О. Горина, Э.Я. Газганова, Г.С. Фридлянда сквозили идеологические штампы и клише, помноженные на плохое знание конкретно-исторического материала, цитатничество, догматизм, агрессивность и нетерпимость к инакомыслию. В то же время дискуссия о Народной воле продемонстрировала злободневность и научную актуальность вопросов, связанных с историей русского бланкизма и его значением в русском революционном движении.

Во втором параграфе Изучение социально-политической концепции П.Н. Ткачева в советской исторической науке 1930-х гг. прослеживается процесс осмысления ткачевизма советскими историками на протяжении 1930-х гг. После завершения диспута в ОИМ полемика продолжилась на страницах периодической печати. Обе стороны по-прежнему признавали только одну, свою правду, не обращая внимания или полностью игнорируя доводы оппонентов. Поколение лотцов (И.А. Теодорович, Б.И. Горев, В.И. Невский) отстаивали точку зрения важности доктрины Ткачева в плане непримиримой борьбы с анархизмом, поддержки некоторых положений марксистской теории и определяющего влияния на генезис народовольческой концепции. Поколение детей (М.А. Поташ, В.Ф. Малаховский, И.Л. Татаров) доказывали, что народник Ткачев и народовольцы не могли быть предшественниками российской социал-демократии. По их мнению, теоретик русского бланкизма понимал учение К. Маркса упрощенно, утилитарно. Его взгляды на революционный процесс были регрессивными и ничем не отличались от лоппортунистического бакунизма.

Активное обсуждение идейного наследия Ткачева и Народной воли, неудобность части оценок и выводов, расходившихся с официальной аксиомой, встревожили партийные инстанции. Расставить точки над i решил лично И.В. Сталин. Его письмо в редакцию журнала Пролетарская революция, главным лейтмотивом которого был запрет любых дискуссий по вопросам большевизма, на долгие годы поставило заслон перед любыми попытками свободного исследования проблем русского революционного движения. Однако не все ученые восприняли сталинскую директиву как руководство к действию.

Главная заслуга в поддержании интереса к Ткачеву принадлежала Б.П. Козьмину. В своих работах ученый поднимал ряд актуальных вопросов: о влиянии на Ткачева учений О. Бланки и К. Маркса, месте его теории в системе  народнических идей, характере преемственности в русском освободительном движении. Немногие исследователи (Б.И. Горев, М.М. Клевенский) были солидарны с Б.П. Козьминым. В итоге проблема  русского бланкизма, способная связать прошлое с настоящим и многое в настоящим объяснить, была объявлена частной и второстепенной, уводящей в сторону от героических страниц революционного движения.

В третьем параграфе Оценки революционной теории П.Н. Ткачева в советской исторической науке второй половины 1950-х гг. анализируются оценки социально-политических взглядов Ткачева в советской историографии периода лоттепели. После двадцатилетнего периода ограничений и запретов, во второй половине 1950-х гг. народническая тематика постепенно возвращается на страницы научно-исторических изданий. У исследователей этого времени появилась возможность самостоятельно изучать, а не подтверждать уже готовые листины, выраженные в канонических цитатах и в положениях Краткого курса истории ВКП(б). Между тем, несмотря на идейно-политические изменения, концепция Краткого курса оставалась достаточно крепкой и живучей, процесс отказа от нее был сложным и болезненным. В полной мере это отразилось на характере оценок теоретического наследия Ткачева. В большинстве случаев он рассматривался как мыслитель, не имевший правильных представлений о путях революционной деятельности, субъективный идеалист, вульгарным образом лизвращавший материалистическое учение К. Маркса.

Однако не все исследователи согласились с такой точкой зрения. Она была поставлена под сомнение в ходе дискуссии о периодизации народнического этапа русского освободительного движения. Инициатором дискуссии стал историк П.С. Ткаченко. Он выступил против утвердившейся с середины 1930-х гг. точки зрения о нисходящем пути развития народничества и не соглашался с тем, что революционное поколение 1860-х гг. было в идейном отношении значительно выше поколения 1870-х. На основе изучения работ В.И. Ленина П.С. Ткаченко пришел к выводу, что лидер большевиков не отделял революционных демократов от революционных народников. Утверждения П.С. Ткаченко нашли положительный отклик со стороны ведущих специалистов в области истории русского революционного движения второй половины  XIX в. - Б.П. Козьмина, Б.С. Итенберга и М.Г. Седова, выступивших против обличительного, ненаучного подхода к деятельности идеологов революционного народа и П.Н. Ткачева, в частности.

В четвертой главе лП.Н. Ткачев в отечественной исторической науке 1960-х Ц 2000-х гг. дана характеристика изучению революционной теории П.Н. Ткачева в отечественной историографии 60-хЦ80-х гг. XX в. и постсоветского периода.

В первом параграфе Социально-политическая теория  П.Н. Ткачева  в контексте дискуссии о народничестве в советской историографии 1960-х гг. раскрывается суть полемики вокруг идейного наследия П.Н. Ткачева в советской исторической науке 1960-х гг. В этот период изучение революционной теории Ткачева проходило под непосредственным влиянием диспута о народничестве, который начался в предыдущем десятилетии. Одни исследователи (А.И. Белкин, Б.С. Итенберг, В.А. Твардовская, Н.А. Троицкий, П.С. Ткаченко, Н.М. Пирумова, Р.В. Филиппов, Э.С. Виленская) отстаивали точку зрения о неправомерности принижения революционно-народнической идеологии и доказывали ее прогрессивность для своего времени. Другие (Я.Е. Эльсберг, И.Д. Ковальченко, Ф.Ф. Кузнецов, У.В. Фохт, Г.И. Ионова, А.Ф. Смирнов, М.В. Нечкина) считали, что народники 1870-х гг. значительно отошли от наследства 1860-х, их мысль носила преимущественно регрессивный характер и не могла быть составной частью наследства русских марксистов.

Дискуссия основывалась на марксистко-ленинской методологии, истинность которой не подлежала не только обсуждению, но и сомнению. Обе стороны подтверждали свою систему доказательств цитатами из произведений В.И. Ленина. Отсутствие методологического плюрализма значительно сужало исследовательскую мысль. Никто из участников дискуссии 1950-х - 1960-х гг. не ставил вопрос о предтечах большевизма. Речь шла только о наследстве (кого следует туда причислить), существенно переработанном и трансформированном русскими социал-демократами. Полемика развернулась вокруг постулата Краткого курса о народничестве как злейшем враге марксизма. Однако все участники дискуссии были единодушны в том, что марксизм в России вырос и окреп в борьбе с народнической идеологией. Никто не сомневался в марксистской парадигме большевизма.

Все вышеназванное отразилось и на подходах советских историков 1960-х гг. к революционной теории Ткачева. Ее изучение оставалось, как правило, односторонним и поверхностным. В ходу были такие штампы и ярлыки, как волюнтарист, субъективист, лавантюрист, мелкобуржуазный социалист, лэклектик, придерживавшийся реакционных для пролетарско-социалистической идеологии взглядов, что не предусматривало действительно научного подхода. Лишь немногие авторы (В.Ф. Антонов, М.Г. Седов, В.А. Твардовская, Г.Г. Водолазов, В.Г. Хорос, В.А. Зайцев) стремились подойти к революционной теории Ткачева с более-менее взвешенной позиции. На протяжении 1960-х гг. в центре внимания исследователей в основном стояли вопросы Ткачев и марксизм, Ткачев и ДНародная воляФ, связанные со 150-летним юбилеем К. Маркса и активной разработкой в этот период народовольческой проблематики.

Во втором параграфе Исследование революционной теории П.Н. Ткачева в советской исторической науке 1970-х Ц 1980-х гг. дается оценка изучению ткачевизма в отечественной историографии 1970-х - 1980-х гг. В 1970-е гг. теоретическое наследие П.Н. Ткачева не было обойдено вниманием исследователей русской общественной мысли. Можно выделить несколько причин, обусловивших интерес к личности Ткачева и его взглядам. Во-первых, этому способствовало общее внимание к народническому этапу в указанный период, связанное с дискуссией о народничестве в годы лоттепели. Во-вторых, активное изучение истории большевизма в западной историографии. В-третьих, сходство между многими положениями русского народничества и идеологических течений стран третьего мира. В таких государствах, как Эфиопия, Гвинея, Танзания, Конго, Египет, Бирма теории русских народников пользовались популярностью и являлись программами действий.

Отдельные ученые (М.Г. Седов, Р.Н. Блюм, Б.М. Шахматов, А.И. Татарников) стремились не лобличать и разоблачать, а серьезно и вдумчиво изучать революционную теорию Ткачева, выявляя ее сильные и слабые стороны. В то же время о Ткачеве, по сравнению с другими теоретиками революционного народничества, писали еще крайне мало. Число специальных работ было невелико, а монографий не было вовсе. Исследователи не могли выйти за рамки марксистско-ленинской методологии и были осторожны в своих выводах. В отличие от 1920-х гг., вопрос о Ткачеве как о возможном предшественнике большевизма не поднимался. Постулат о том, что марксизм в России вырос и окреп в борьбе с народничеством оставался аксиомой и сомнению не подлежал.

Следующее десятилетие является своеобразным переходным этапом в изучении революционной теории Ткачева в отечественной исторической науке. Первая половина 1980-х гг. прошла во многом под влиянием оценок предшествующего периода. Ткачев расценивался как малозначительный персонаж в когорте идеологов революционного народничества. Исключение составляли работы Б.М. Шахматова и Н.С. Федоркина. В них проводилась мысль о важности и значительности социально-политических взглядов Ткачев, их оригинальности и проницательности. Изменения стали происходить с началом перестройки, когда историки внесли коррективы в методологию классового подхода и смогли по-новому подойти к творческому наследию Петра Никитича.

Показательна в этом отношении монография Е.Л. Рудницкой. Она завершила один этап и открыла новый. По сути, мысли, выказанные Е.Л. Рудницкой о генетическом родстве ткачевизма и большевизма, это повторение выводов части историков 1920-х гг. Тем самым оценки ткачевизма, сделав виток протяженностью в несколько десятилетий, вернулись к своим истокам. Работа Е.Л. Рудницкой обозначила круг проблем, по которым, главным образом, пошло рассмотрение революционной теории Ткачева в следующее десятилетие. Самой острой и актуальной среди них была проблема влияния Ткачева на ход русского освободительного движения в целом и на появление большевистской концепции социалистических преобразований, в частности.

В третьем параграфе Изучение социально-политических взглядов П.Н. Ткачева в отечественной историографии 1990-х Ц начала 2000-х гг. освещается процесс изучения революционной теории П.Н. Ткачева на современном этапе развития отечественной историографии. В постсоветский период  продолжились тенденции, наметившиеся во второй половине 1980-х гг. Рассмотрение социально-политических взглядов Ткачева шло по нескольким направлениям. Первое было связано с проблемой влияния идей Ткачева на В.И. Ленина. Большинство авторов подчеркивало тесную генетическую связь между ткачевизмом и большевизмом, признавало очевидность наличия в теоретических построениях большевиков и в практической их деятельности многочисленных элементов русского революционного радикализма в духе Ткачева.

Второе направление по-новому рассматривало знаменитую полемику между Ткачевым и Ф. Энгельсом о путях революции в России. Объективный анализ показал очевидность того, что в аргументах русского народника было гораздо больше правоты и понимания ситуации, чем в умозрительных конструкциях немецкого социал-демократа, а расхождения между ними были не так значительны, как это подчеркивала советская историография. Третье направление сопоставляло концепцию Ткачева с идеями С.Г. Нечаева. Ткачев необоснованно причислялся к числу последователей С.Г. Нечаева, и на него возлагалась ответственность за все мистификации и преступления последнего. Четвертое - связывало имя Ткачева с началом активной террористской борьбы русских революционеров против самодержавной власти. Подобные выводы строились на анализе заключительного этапа политической деятельности Ткачева, на его последних печатных выступлениях. При этом не бралось во внимание все творческое наследие мыслителя, упрощался сложный и неоднозначный процесс эволюции его концепции.

В заключении подведены итоги и сформулированы основные выводы диссертационной работы.

Революционная теория П.Н. Ткачева представляет исторический интерес во многих отношениях. В целом по своим главным параметрам она находилась в рамках народнической доктрины. Однако назвать Ткачева настоящим народником нельзя. В его социально-политической концепции отчетливо прослеживается отход от основных народнических постулатов. Это относится к оценке Ткачевым социально-экономической ситуации в России пореформенного периода, перспектив развития крестьянской общины, принципов организации революционных сил, а также к его взглядам на роль народа в революционном процессе. Соратники Ткачева по народническому направлению отрицательно относились к его теории политического заговора. 

В начале XX в. многие идеи Ткачева воплотились в большевистской модели переустройства российского общества. Об этом свидетельствуют как мысли В.И. Ленина о диктатуре партии и революционном правительстве, возможности и желательности исторического скачка, декретировании сверху социалистических преобразований, о принципах партийного строительства на основе сплоченной, централизованной и немногочисленной группы профессиональных революционеров, о достижении цели любой ценой и т.д., так и практическое их воплощение в период и после Октябрьской революции.

В отечественной историографии научный интерес к теоретическому наследию П.Н. Ткачева был вызван разными факторами. В дореволюционный период он был  связан с первыми попытками изучения истории освободительного движения в России, борьбой политических партий и полемикой между русскими марксистами и народниками. На стадии становления советской исторической науки интерес к социально-политическим взглядам Ткачева проистекал из поиска идейных истоков большевизма. Затем он был обусловлен общим вниманием к народнической проблематике, изучением истории большевизма в западной историографии, и вытекавшим отсюда желанием части советских историков разоблачить фальсификаторов, а также сходством между некоторыми положениями русского народничества и идеологических течений стран третьего мира. На современном этапе интерес к революционной теории Ткачева связан со стремлением показать ее объективную роль в истории народнической мысли и русского освободительного движения и с активной разработкой проблематики политического терроризма в России.

Изучение революционной теории Ткачева в отечественной историографии можно разделить на ряд этапов. На первом этапе (вторая половина XIX - начало XX в.) имя Ткачева упоминалось, как правило, в связи с изучением истории русского освободительного движения второй половины  XIX в., а также использовалось в дебатах между представителями различных направлений российской социалистической мысли. За редким исключением, исследователи говорили о самостоятельности идей Ткачева, о враждебном отношении к ним со стороны революционных кружков, о политическом одиночестве, непримиримости и фанатизме редактора Набата. Дискуссионными являлись вопросы о взаимосвязи доктрины Ткачева с бакунизмом, его отношения к экономическому учению К. Маркса, террору и причастности к созданию народовольческой идеологии. В дореволюционное время впервые был поставлен вопрос об идейном родстве между ткачевизмом и ленинизмом. Следует отметить также, что характеристика революционной теории Ткачева в указанный период была довольно лаконичной и далеко не исчерпывала суть идейного наследия этого мыслителя.

На втором этапе (1920-е Ц1930-е гг.) интерес исследователей к Ткачеву был связан с попытками оценить роль и значение якобинско-бланкистского направления в русском революционном движении. Этот вопрос стоял в центре двух обширных дискуссий - о русском якобинстве и о Народной воле. В целом можно отметить двойственность изучения революционной теории Ткачева на данном хронологическом отрезке. С одной стороны, некоторые исследователи - сторонники концепции лидейного родства между народничеством и русским марксизмом, положили начало непредвзятому осмыслению теоретического наследия Ткачева; поставили под сомнение тезис об эклектичности его идей; подчеркнули их своеобразие; отметили наличие в них элементов марксизма; обозначили черты преемственности в русской революционной традиции. С другой - воззрения Ткачева рассматривались, как правило, без учета их эволюции. Это мешало целостности восприятия ткачевизма, искажало представление о нем. 

Отметим также, что дискуссии проходили под знаком острого противостояния двух поколений советских историков: старых большевиков, как правило, имевших хорошее образование, бывших свидетелями и участниками исторических событий, и молодых выпускников Института красной профессуры, главными критериями отбора в который были политическая благонадежность, активность и лишь затем уже способность к научной деятельности. Отсюда берут истоки основные составляющие научного кредо красной профессуры: цитатничество, стереотипность и регламентированность мышления, неприятие или настороженное отношение к инакомыслию и т.д.

На третьем этапе (1950-е - 1960-е гг.) изучение революционной теории Ткачева проходило под влиянием дискуссии о периодизации, сути и значении народнического этапа русского революционного движения. Активное участие в ней принимало третье, послевоенное поколение советских историков. Отличительной чертой этого поколения было желание самостоятельно познать, а не пересказывать кем-то установленные догмы. В то же время оно росло и воспитывалось в условиях отсутствия методологического плюрализма, когда все ужималось в рамки марксистско-ленинской методологии. Это определило минусы дискуссии. Ее участники не поднимали проблему идейных корней большевизма. В центре дискуссии стоял вопрос об историческом значении народничества, его прогрессивности для своего времени. Однако все ее участники были солидарны в том, что марксизм в России вырос и окреп в борьбе с народнической идеологией. В указанный период социально-политические взгляды Ткачева не являлись предметом специального анализа, и за редким исключением, рассматривались как малозначительные, полуанархические и враждебные марксизму. Лишь небольшое число авторов пыталось обратить внимание на оригинальность революционной теории Ткачева, на ее антианархический характер и на положительное, но в то же время разборчивое и вдумчивое отношение к учению К. Маркса.

На четвертом этапе (1970-е - 1980-е гг.) теоретическое наследие П.Н. Ткачева продолжало находиться в сфере внимания исследователей русской общественной мысли. Можно выделить несколько ключевых для этого периода моментов. Число  работ о Ткачеве оставалось небольшим. В них, преимущественно, повторялись истертые временем листины о малозначительности Ткачева среди других идеологов революционного народничества. Позитивные изменения в историографической судьбе Ткачева наметились с началом перестройки. Советские историки постепенно освобождались от монизма марксистско-ленинской догмы и смогли по-новому подойти к творческому наследию Петра Никитича. Примером может служить книга Е.Л. Рудницкой. Она завершила советский этап изучения революционный теории Ткачева и открыла новый - постсоветский. В работе Е.Л. Рудницкой впервые с 1920-х гг. констатировался факт тесного идейного родства между ткачевизмом и большевизмом. Тем самым делалась заявка на объективное и непредвзятое исследование значения революционной теории Ткачева в русском освободительном движении.

На пятом этапе (1990-е - начало 2000-х гг.) можно выделить несколько направлений в изучении революционной теории Ткачева. Первое направление освещает проблему идейного родства между ткачевизмом и большевизмом. Второе - рассматривает роль Ткачева в идейной борьбе политической эмиграции 1870-х гг. Третье - расценивает ткачевизм как воплощение идеологии С.Г. Нечаева. Четвертое - видит в Ткачеве самого убежденного и активного пропагандиста террористических методов борьбы. Значительная роль в популяризации жизненного пути и мировоззрения Ткачева в новейшее время принадлежит В.А. Исакову. В нескольких работах он подробно остановился на специфике революционной программы Ткачева, отметил ее динамичность, прагматизм и реалистичность.

На протяжении всего советского периода значительное влияние на ход и результаты изучения революционной теории Ткачева оказывал идеологический фактор. Это мешало объективному освещению истории русского освободительного движения, когда из соображений политической целесообразности выделялись одни его составляющие и затушевывались другие. Только отказ от методологического монизма, идеологической предопределенности позволил исследователям актуализировать точку зрения о значительном влиянии русского бланкизма на революционное движение в России. Тем самым восстанавливалась историческая справедливость, отдавалось должное социальному чутью Ткачева, масштабу его личности, глубине его учения.

Проведенный анализ показывает сложность и противоречивость историографической судьбы Ткачева. На протяжении длительного времени его социально-политические взгляды не вписывались в устоявшееся клише о победоносном шествии марксизма по просторам русской общественной мысли. Научное исследование и объяснение этого факта могло подорвать доверие к сложившейся схеме, заронить сомнения и породить неудобные вопросы. Следствием этого была практика искажений и замалчиваний. Однако далеко не все ученые соглашались принести в жертву принцип научности в угоду идеологической целесообразности. Благодаря им по крупицам был воссоздан образ Ткачева как яркого неординарного мыслителя, теоретика, оказавшего в конечном итоге значительное влияние на ход русского освободительного движения.

В приложениях приведены биографические справки об исследователях, в разные годы обращавшихся к теоретическому наследию П.Н. Ткачева, фотографии из семейного архива Ткачевых-Анненских, образцы журнала и газеты Набат, журнала Живописное обозрение со статьями П.Н. Ткачева.

Содержание диссертации отражено в 44 основных публикациях, общим объемом 46,2 п.л.

Публикации в периодических изданиях из Перечня ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученой степени доктора и кандидата наук

1. Худолеев А.Н. Дискуссия о Народной воле на рубеже 1920 - 1930-х годов в отечественной историографии // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. - М.: Издательство ЛКИ, 2008. - Вып. 22. - 1,4 п.л. (лично автором - 1,4 п.л.)

2. Худолеев А.Н. Дискуссия о народническом этапе революционного движения (вторая половина 1950-х - первая половина 1960-х гг.) // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. - М.: Книжный дом ЛИБРОКОМ, 2009.  - Вып. 26. - 1,5 п.л. (лично автором - 1,5 п.л.)

3. Худолеев А.Н. Некоторые проблемы бланкистских традиций в России: к вопросу об идейных корнях ленинизма // Вестник Томского государственного университета. - Томск, 2009. - № 318. - 0,25 п.л. (лично автором - 0,25 п.л.)

4. Худолеев А.Н. Изучение революционной теории П.Н. Ткачева в отечественной историографии 1880-х - 1900-х гг. // Вестник Томского государственного университета. - Томск, 2009. - № 321. - 0,2 п.л. (лично автором - 0,2 п.л.)

5. Худолеев А.Н. Изучение революционной теории П.Н. Ткачева в отечественной историографии второй половины 1960-х - 1970-х гг. // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. - М.: Книжный дом ЛИБРОКОМ, 2010. - Вып. 32. - 1,4 п.л. (лично автором - 1,4 п.л.) 

6. Худолеев А.Н. Революционная теория П.Н. Ткачева в оценках отечественных исследователей послесталинского десятилетия // Известия Алтайского государственного университета. - Барнаул, 2010. - Вып. 4/3. - 0,4 п.л. (лично автором - 0,4 п.л.) 

7. Худолеев А.Н. Революционная теория П.Н. Ткачева в контексте дискуссии о русском якобинстве в советской историографии 1920-х гг. // Вестник Томского государственного университета. - Томск, 2011. - № 344. - 0,25 п.л. (лично автором - 0,25 п.л.)

8. Худолеев А.Н. Изучение революционной теории П.Н. Ткачева в отечественной историографии 1980-х - начала 1990-х годов  // Вестник Томского государственного университета. - Томск, 2011. - № 345. - 0,2 п.л. (лично автором - 0,2 п.л.)

9. Худолеев А.Н. П.Н. Ткачев: опыт исторической биографии // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. - Тамбов: Издательство Грамота, 2011. - № 5. - Ч. 3. - 0,4 п.л. (лично автором - 0,4 п.л.)

10. Худолеев А.Н. Проблема власти и управления в революционной теории П.Н. Ткачева // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. - Тамбов: Издательство Грамота, 2011. - № 7. - Ч. 2. - 0,25 п.л. (лично автором - 0,25 п.л.)

11. Худолеев А.Н. Революционная теория П.Н. Ткачева в отечественной  историографии постсоветского периода // Вестник Томского государственного университета. - Томск, 2012. - № 357. - 0, 25 п.л. (лично автором - 0,25 п.л.)

Монографии

12. Худолеев А.Н. Революционная теория П.Н. Ткачева и ее осмысление в советской историографии 1920 - первой половины 1930-х гг. - Новокузнецк: РИО КузГПА, 2003. - 12,4 п.л. (лично автором - 12,4 п.л.)

13. Худолеев А.Н. Становление теории русского бланкизма (К 160-летию со  дня рождения П.Н. Ткачева) // Научные исследования: информация, анализ, прогноз: Коллективная монография. - Воронеж: Издательство ВГПУ, 2004. ЦКнига 3. - 0,7 п.л. (лично автором - 0,7 п.л.)

14. Худолеев А.Н. Отечественная историография революционной теории П.Н.Ткачева (1920-е - 1980-е годы) - Томск: Издательство ТГУ, 2012. - 15,75 п.л. (лично автором Ц15,75 п.л.)

Статьи в сборниках научных работ международных, всероссийских и региональных научных конференций

15. Худолеев А.Н. К вопросу оценки М.Н. Покровским революционной теории П.Н. Ткачева  // Человек и общество: на рубеже тысячелетий: Международный сборник научных трудов. - Воронеж: Издательство ВГПУ, 2001. - Вып. 9Ц10. - 0,2 п.л. (лично автором - 0,2 п.л.)

16. Худолеев А.Н. С.И. Мицкевич и Н.Н. Батурин: два взгляда на историческое значение ткачевизма // Человек и общество: на рубеже тысячелетий: Международный сборник научных трудов. - Воронеж: Издательство ВГПУ, 2002. - Вып. 11. - 0,3 п.л. (лично автором - 0,3 п.л.)

17. Худолеев А.Н. Социально-психологические аспекты в формировании мировоззрения П.Н. Ткачева // Человек и общество: на рубеже тысячелетий: Международный сборник научных трудов. - Воронеж: Издательство ВГПУ, 2002. - Вып. 12. - 0,25 п.л. (лично автором - 0,25 п.л.)

18.  Худолеев А.Н. К проблеме генезиса советской исторической науки в 1920-е годы // Человек и общество: на рубеже тысячелетий: Международный сборник научных трудов. - Воронеж: Издательство ВГПУ, 2002. - Вып. 14Ц15. - 0,4 п.л. (лично автором - 0,4 п.л.) 

19. Худолеев А.Н. Петр Ткачев и Народная воля: к вопросу об идейных корнях народовольчества // Человек и общество: на рубеже тысячелетий: Международный сборник научных трудов. - Воронеж: Издательство ВГПУ, 2002. - Вып. 16. - 0,25 п.л. (лично автором - 0,25 п.л.)

20. Худолеев А. Н. Обсуждение социально-политических взглядов П.Н. Ткачева в советской историографии первой половины 1930-х гг. // Человек и общество: на рубеже тысячелетий: Международный сборник научных трудов. - Воронеж: Издательство ВГПУ, 2003. - Вып. 20. - 0,4 п.л. (лично автором - 0,4 п.л.) 

21. Худолеев А.Н. К вопросу осмысления историографии ткачевизма 1920-х - середины 1930-х гг. в советской исторической литературе второй половины 1950-х - начала 1990-х гг. // Человек и общество: на рубеже тысячелетий: Международный сборник научных трудов. - Воронеж: Издательство ВГПУ, 2003. - Вып. 22. - 0,25 п.л. (лично автором - 0,25 п.л.) 

22. Худолеев А.Н. К вопросу  изучения социально-политических взглядов П.Н. Ткачева в работах Б.П. Козьмина // Человек и общество: на рубеже тысячелетий: Международный сборник научных трудов. - Воронеж: Издательство ВГПУ, 2003. - Вып. 22. - 0,25 п.л. (лично автором - 0,25 п.л.)

23. Худолеев А.Н. Фридрих Энгельс и Петр Ткачев: два взгляда на перспективы социалистической революции в России // Человек и общество: на рубеже тысячелетий: Международный сборник научных трудов. - Воронеж: Издательство ВГПУ, 2004. - Вып. 24. - 0,3 п.л. (лично автором - 0,3 п.л.)

24. Худолеев А.Н. К проблеме генезиса разночинской ментальности как особой формы радикального мировоззрения // Человек и общество: на рубеже тысячелетий: Международный сборник научных трудов. - Воронеж: Издательство ВГПУ, 2004. - Вып. 25. - 0,25 п.л. (лично автором - 0,25 п.л.)

25. Худолеев А.Н. К проблеме духовно-нравственных основ русского радикального движения XIX века // I Чтения, посвященные памяти Р.Л. Яворского: Материалы межрегиональной научной конференции. - Новокузнецк: РИО КузГПА, 2005. - 0,4 п.л. (лично автором - 0,4 п.л.)

26. Худолеев А.Н. Оформление теории русского бланкизма (к 120-летию со дня смерти П.Н. Ткачева) // Человек и общество: на рубеже тысячелетий: Международный сборник научных трудов. - Воронеж: Издательство ВГПУ, 2005. - Вып. 28. - 0,4 п.л. (лично автором - 0,4 п.л.)

27. Худолеев А.Н. Оценки революционной теории П.Н. Ткачева в отечественной историографии конца 1920-х гг. // Человек и общество: на рубеже тысячелетий: Международный сборник научных трудов. - Воронеж: Издательство ВГПУ, 2006. - Вып. 35. - 0,6 п.л. (лично автором - 0,6 п.л.)

28. Худолеев А.Н. К вопросу об отношении П.Н. Ткачева к террористической борьбе // III Чтения, посвященные памяти Р.Л. Яворского: Материалы международной научной конференции. - Новокузнецк: РИО КузГПА, 2007. - 0,3 п.л. (лично автором - 0,3 п.л.)

29. Худолеев А.Н. Некоторые проблемы истории русского бланкизма: Революционная теория П.Н. Ткачева // Мир Клио. Сборник статей в честь Л.П. Репиной.  - М.: Издательство ИВИ РАН, 2007. - Т. 2. - 1,6 п.л. (лично автором - 1,6 п.л.)

30. Худолеев А.Н. П.Н. Ткачев и М.А. Бакунин: к истории идейного противостояния // История идей и история общества: Материалы V Всероссийской научной конференции. (Нижневартовск, 19-20 апреля 2007 года. - Нижневартовск: Издательство НГГУ, 2007. - 0,15 п.л. (лично автором - 0,15 п.л.)

31. Худолеев А.Н. П.Н. Ткачев о социалистическом переустройстве российского общества // Социализм как реальность: прошлое, настоящее, будущее. V Марксовские чтения: Сб. научных трудов по материалам Международной научной конференции, посвященной 150-летию со дня рождения Г.В. Плеханова (г. Нижневартовск, 11 декабря 2006 г.) Памяти профессора В.Д. Жукоцкого. - Нижневартовск: Издательство НГГУ, 2007. - 0,4 п.л. (лично автором - 0,4 п.л.) 

32. Худолеев А.Н. Г.В. Плеханов о революционной теории П.Н. Ткачева и о сути ленинизма // Русская революция в контексте истории: Материалы региональной научной конференции (Томск, 6-8 ноября 2007 г.) - Томск: Издательство ТГУ, 2008. - 0,4 п.л. (лично автором - 0,4 п.л.)

33. Худолеев А.Н. Отечественные религиозные мыслители о генезисе большевизма // IV Чтения, посвященные памяти Р.Л. Яворского: Материалы международной научной конференции. - Новокузнецк: РИО КузГПА, 2008. - 0,3 п.л. (лично автором - 0,3 п.л.) 

34. Худолеев А.Н. П.Н. Ткачев о роли народа в революционном преобразовании российского общества // История идей и история общества: Материалы VI Всероссийской научной конференции. - Нижневартовск: Издательство НГГУ, 2008. - Ч. II. - 0,2 п.л. (лично автором - 0,2 п.л.)

35. Худолеев А.Н. Б.И. Горев о революционной теории П.Н. Ткачева  // Актуальные проблемы современной науки и образования. Исторические науки: Материалы Всероссийской научно-практической конференции с международным участием. - Уфа: РИЦ БашГУ, 2010. - Т. III. - 0,25 п.л. (лично автором - 0,25 п.л.)

36. Худолеев А.Н. В.И. Ленин о народническом этапе русского революционного движения // V Чтения, посвященные памяти Р.Л. Яворского: Материалы международной научной конференции. - Новокузнецк: РИО КузГПА, 2009. - 0,4 п.л. (лично автором - 0,4 п.л.) 

37. Худолеев А.Н. И.А. Теодорович об историческом значении народовольчества и ткачевизма // Наука и современность. 2010: сборник материалов VI Международной научно-практической конференции: в 2-х частях. Часть 1. - Новосибирск: Издательство НГТУ, 2010. - 0,3 п.л. (лично автором - 0,3 п.л.)

38. Худолеев А.Н. М.Г. Седов о революционной теории П.Н. Ткачева // VI Чтения, посвященные памяти Р.Л. Яворского: Материалы Международной научной конференции. - Новокузнецк: РИО КузГПА, 2010. - 0,25 п.л. (лично автором - 0,25 п.л.)

39. Худолеев А.Н. Петр Ткачев и Петр Лавров: к истории идейного противостояния // VI Чтения, посвященные памяти Р.Л. Яворского: Материалы Международной научной конференции. - Новокузнецк: РИО КузГПА, 2010. - 0,3 п.л. (лично автором - 0,3 п.л.)

40. Худолеев А.Н. Морально-этические вопросы в социально-политической концепции П.Н. Ткачева // Государственно-правовая и морально-этическая проблематика в трудах отечественных обществоведов XIX - начала XXI веков. Ц  Томск: Издательство Оптимум, 2010. - Вып. 3. - 0,3 п.л. (лично автором - 0,3 п.л.)

41. Худолеев А.Н. Революционная теория В.И. Ленина в исторической ретроспективе // История в подробностях. - 2010. - № 4. - 0,45 п.л. (лично автором - 0,45 п.л.)

42. Худолеев А.Н. Революционная теория П.Н. Ткачева в отечественной историографии 1950-х годов // Актуальные проблемы исторической науки: Международный сборник научных трудов. - ПензаЦКострома: Издательство ПГПУ, Издательство КГУ, 2010. - Вып. 7. - 0,25 п.л. (лично автором - 0,25 п.л.)

43. Худолеев А.Н. Оценка революционной теории П.Н. Ткачева в исторической мысли русской эмиграции 1920Ц1930-х годов // Наука и современность. 2011: сборник материалов VIII Международной научно-практической конференции: в 3-х частях. Часть 1. - Новосибирск: Издательство НГТУ, 2011. - 0,25 п.л. (лично автором - 0,25 п.л.)

44. Худолеев А.Н. Оценки изучения революционной теории П.Н. Ткачева в советской исторической науке в отечественной историографии второй половины XX века // Наука и современность. 2011: сборник материалов XI Международной научно-практической конференции. - Новосибирск: Издательство НГТУ, 2011. - 0,5 п.л. (лично автором - 0,5 п.л.)

---

1 Кроме термина русский бланкизм, которым принято в научной среде называть революционную теорию П.Н.а Ткачева, мы, вслед за Б.М. Шахматовым, используем термин ткачевизм как эквивалент понятию русский бланкизм и считаем его уместным в научных исследованиях, наряду с терминами ленинизм, марксизм, бакунизм и т.д.

2 См. Маслов В.Ф. Цивилизационный подход к историческому процессу // Вопросы философии. 2010. № 7. С. 40Ц46.

3 См. Козьмин Б.П. П.Н. Ткачев и революционное движение 1860-х годов. М., 1922. С. 7, 8.

4  Б.П. Козьмин также не смог осветить белые пятна в биографии Ткачева и с сожалением констатировал, что о детских и юношеских года Ткачева до нас не дошло никаких сведений. Там же. С. 10.

5 Об этом свидетельствуют просмотренные нами номера журнала Вопросы истории (до 1944 г. журнал назывался Исторический журнал) с 1941 по 1955 г. Впервые после длительного перерыва народническая проблематика появилась на страницах этого журнала в № 8 за 1955 г. в рецензии С.А. Покровского на книгу итальянского историка Франко Вентури Русское народничество.

6 Реуэль А.Л. Русская экономическая мысль 60Ц70-х годов XIX века и марксизм. М., 1956. С. 149.

7 Шахматов Б.М. К изучению творчества П.Н. Ткачева // Сборник студенческих научных работ (экономического, исторического, философского, юридического, филологического и восточного факультетов) Л., 1963. С. 106.

8 См. Седов М.Г. Советская литература о теоретиках народничества // История и историки. Историография истории СССР. М., 1965. С. 252, 253.

9 См. Седов М.Г. Героический период революционного народничества (из истории политической борьбы) М., 1966. С. 37Ц45.

10 См. Волк С.С. Народная воля. 1879Ц1882. М.; Л., 1966. С. 23.

11 См. Нечкина М.В. Русское революционное движение 19 в. в советской историографии // Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1966. Т. 4. С. 360Ц364.

12 Сахаров А.М. Изучение отечественной истории за 50 лет советской власти. М., 1968. С. 16.

13 Седов М.Г. Некоторые проблемы истории бланкизма в России. (Революционная доктрина П.Н. Ткачева) // Вопросы истории. 1971. № 10. С. 43.

14 См. Гросул В.Я. О балканских связях русских лякобинцев (70-е годы XIX века) // Балканский исторический сборник. Кишинев, 1974. Вып. 4. С. 41.

15 Карпачев М.Д. Русские революционеры-разночинцы и буржуазные фальсификаторы. М., 1979. С. 174.

16 См. Алаторцева А.И. Советская историческая периодика 1917 - сер. 1930-х годов. М., 1989. С. 164.

17 Соколов В.Ю. История и политика (К вопросу о содержании и характере дискуссий советских историков 1920-х - начала 1930-х годов). Томск, 1990. С. 163.

18 См. Дубенцов Б.Б. Дискуссии о социально-политических взглядах П.Н. Ткачева в советской историографии 1920-х - начала 1930-х годов // История СССР. 1991. № 3. С. 117.

19 См. Рудницкая Е.Л. Русский бланкизм: Петр Ткачев. М., 1992. С. 9Ц12.

20 См. Шахматов Б.М. П.Н. Ткачев: Этюды к творческому портрету. М., 1981. Б.М. Шахматов на основе воспоминаний родственников Ткачева, его современников, материалов из фонда Третьего Отделения С.Е.И.В.К., хранившихся в ЦГАОР, постарался нарисовать личностный портрет Петра Никитича. Однако история семьи Ткачевых (сведения об отце, матери, брате и двух сестрах) так и осталась нераскрытой. Б.М. Шахматов указал только, что мать Ткачева происходила из рода Анненских, а о его отце ничего неизвестно, мы не знаем даже его отчества. Шахматов Б.М. П.Н. Ткачев: Этюды к творческому портрету. С. 256.

21 Исаков В.А. Концепция заговора в радикальной социалистической оппозиции. Вторая половина 1840-х - первая половина 1880-х годов. М., 2004. С. 185.

22 Там же. С. 186.

23 См. Шафигуллина Т.В. Идеология политического заговорщичества: историографический обзор 50Ц80-х гг. XX в. // Ученые записки. Калуга, 2005. С. 218.

24 Козьмин Б.П. П.Н. Ткачев и революционное движение 1860-х годов. С. 10.

   Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по разным специальностям